По-прежнему сидя в кресле, я ожидал и смотрел.

Граф Франсуа и виконт Антуан молча приступили к таинственной работе.

Прежде всего, они отодвинули всю мебель, выстроив в ряд три кресла вдоль стены и освободив весь паркет, как будто дело шло о приготовлениях к балу. Потом, не говоря ни слова и повторяя, очевидно, жесты, выученные заранее и повторявшиеся уже много раз, они взяли в углу станок, о котором я говорил, и установили его на продольной оси залы, отмерив приблизительно треть длины этой оси. Потом, открыв сундук, они достали оттуда странный предмет, который вынули осторожно и не без усилия донесли до станка, где и установили его в вертикальном положении. Этот предмет, величиной с большое колесо экипажа и такой же плоский и круглый, оказался оптической чечевицей, подобной чечевицам фонарей или электрических прожекторов, с той только разницей, что он был не из стекла, но из материала, которого я не мог определить: скорее просвечивающего, чем пропускающего свет, и бесцветного, но с блестящими отблесками, перепивающимися всеми оттенками золота, от рубиново-красного до изумрудно-зеленого. Эти отблески были отделены от бесцветной просвечивающей массы, хотя и вкраплены в нее. В общем, было похоже на данцигскую водку, где плавают крупинки золота, а также на лейденскую банку, где мишура переливается внутри стекла.

Потом оба старика приблизились к маркизу, все время остававшемуся неподвижным в своем странном дормезе, и без малейшего шума стали катить этот дормез по направлению к месту, где я увидел на полу четыре заметки, точно обозначающие местоположение четырех ножек кресла. Действительно, один за другим граф и виконт, стоя на коленях на полу, проверяли, все ли на своем месте. Без сомнения, дело шло об операции, которая внушала какие-то загадочные опасения. Когда первое кресло было установлено, наступила очередь второго. И хотя оно было пустым, его передвинули не менее тихо и молчаливо и также проверили с крайней тщательностью его местоположение. Потом оба старика возвратились к своим креслам и сели на них спиною к стене и лицом ко мне. Одного только меня не тронули, оставив на своем месте.

Я продолжал смотреть. Расположение предметов было теперь таково: два дормеза и станок с чечевицей занимали три точки по одной прямой линии; дормезы стояли один против другого, и мне казалось, что один из них помещался как раз там, где образовалось, преломленное чечевицей, отражение другого… Между тем, маркиз Гаспар, неподвижный и с закрытыми глазами, по-прежнему не подавал признаков жизни. И наступило долгое молчание.