ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«Коронет Триатик МРА-47», сторожевые врата Имперского Флота, внешняя часть Гидрафурской системы
Первым человеком, который увидел, как флотилия выходит из варпа на окраинах Гидрафура, был рядовой матрос оптикона по имени Иарто, который узрел крошечную и далекую искорку света, когда корабли хлынули из разрыва в реальности и по инерции помчались дальше, направив носы в сторону яркого гидрафурского солнца.
Иарто добросовестно подогнал куда нужно бронзовые измерительные стержни, зафиксировал координаты увиденного, передал их по переговорной трубе в рубку оптикон-интенданта высоко наверху и выбил их на серой карте, которую тут же всосала в себя пасть-прорезь горгульи на центральной колонне его обзорной палубы и плавно понесла в архивы врат. Больше матрос об этом не думал, как не думал ни о каких крошечных варп-вспышках, которые записывал. Все знали, что Гидрафур слишком хорошо защищен и находится слишком глубоко внутри Империума, чтобы здесь могли появиться враждебные корабли. Приоритетной задачей для Иарто было достаточно выслужиться перед начальством, чтобы его перевели с этого набитого людьми и забытого Императором островка монотонности на одну из больших планетарных баз, где укрепления уходили глубоко под кору, где были теплые комнаты, и женщины, и маленькие нехоженые уголки, где можно установить самогонный аппарат.
Но даже если первый человек, увидевший прибытие флотилии, не придал ей того значения, какое хотелось бы чувствовать ее распорядителям, это бы долго не продлилось. Астропат на верхнем шпиле тонкого металлического веретена, которое представляли собой врата, послал флотилии приветствие, на которое пришел вежливый ответ, а затем выслал как астропатическое, так и вокс-сообщение эскадре капитана Ириана Трейза, ближайшему узлу в сложной сети боевых кораблей, которые патрулировали весь Гидрафур.
Доброжелательность Флота к флотилии Фракса быстро сошла на нет. Несмотря на приглашение, затем просьбу, затем требование, чтобы она остановилась в ста пятидесяти километрах от «Коронет Триатик МРА-47» и дождалась эскорта, флотилия нехотя притормозила до скорости чуть ниже крейсерской, после чего легла на курс, который провел бы ее между двумя эклиптиками Гидрафура, вокруг звезды и к самой планете. Оскорбленный грубостью флотилии и не впечатленный повторяющимися в ее коммюнике не слишком тонкими ссылками на привилегии, даруемые хартией, Трейз воспользовался возможностью провести своей эскадре небольшую отработку близких маневров.
Так что наблюдатели на палубах флотилии были изумлены, когда перед ними возникли высокие зубчатые носы полудюжины боевых кораблей Линейного флота Пацификус, которые мчались навстречу настолько быстро, что некоторые слишком нервные командиры торговых кораблей отдали приказ подготовиться к столкновению. Строй кораблей Флота копьем вонзился в бок флотилии Фракса, а затем, демонстрируя прекрасное управление и дисциплину, мощные боевые суда развернулись и встали на курс флотилии, без усилий сохраняя ту же скорость. Экипажи, привычные видеть в иллюминаторах умиротворяющее зрелище сияющих светом кораблей флотилии, теперь глядели на шершавые серые корпуса линейного флота, выгнутые арками амбразуры и громадные смертоносные силуэты лэнс-пушек.
На этот раз не было ни приглашения, ни просьбы, не требования, только приказ. Флотские пилоты должны были прибыть на борт с инфодисками и вокс-устройствами, чтобы провести флотилию сквозь лабиринт минных полей, застав, гравитационных приливов и патрульных эскадрилий, которые — как было очень подробно разъяснено — уничтожили бы все корабли Фракса до единого, если бы те попытались самостоятельно влететь внутрь Гидрафурской системы. Капитан флагмана Трейз лично высадился на борт «Бассаана», и первое, что он сделал — прошел на мостик к капитану и дал ему в зубы. Тот растянулся на палубе рядом с собственной командной кафедрой, с кровоточащими, рассеченными рукоятью пистолета губами.
Флот, как правило, не очень любил вольных торговцев.
Флагман «Бассаан», флотилия Хойона Фракса, Гидрафур
И это чувство было взаимным.
— Настырный гроксолюбивый… — прорычала Занти. Она стояла рядом с Кьоргом на мостках перед большим круглым иллюминатором и смотрела на огромный бок флагмана Трейза, «Искупления Диармида». Курьер принес им известия о полученных приказах и о том, как унизительно этот флотский обошелся с несчастным капитаном. — Не понимаю, почему мы им такое позволяем. Хартия — это не какие-то пустые слова. Мы должны были проплыть прямо сквозь них и слать всех к чертям. Бесхребетные вы люди.
Распорядители флотилии провели краткое, но разгоряченное совещание, пока к ним приближалась эскадра. Занти, которая внимательно прислушивалась к отчетам Диобанна о состоянии здоровья Петроны, настаивала на том, чтобы помчаться прямиком на Гидрафур и потребовать хартию как можно скорее. Ей не слишком понравилось, что она проиграла в общем голосовании, и еще меньше — что Кьорг прочитал ей нотацию на тему дипломатических реалий. Занти была женщиной, живущей по букве закона, а сложности, которые возвели вокруг закона люди, ей никогда не давались.
— Совсем наоборот, — сказал Кьорг. — У меня есть хребет. И кишки, которые вовсе не тонки, как ты также говорила. О, и мозги, о них ты тоже делала замечания. У меня есть мозги.
— Надо же.
— А еще у меня есть кости, глаза, легкие, мышцы и даже ногти на ногах, и они все мне нравятся, и именно поэтому я предпочел сотрудничать с флотом и не пытаться оправдать любое оскорбительное поведение, напирая на хартию — они и так терпеть не могут тот факт, что вынуждены соблюдать ее требования. Я бы предпочел, чтобы все эти части моего тела остались частями моего тела, а не превратились в облачко пара, летающее вокруг Гидрафура.
— Я тебе говорила, — резко возразила Занти, — пассивная защита хартии действует на всю флотилию, даже когда нет торговца, который бы ею владел. Дополнительные распоряжения, относящиеся к…
— Да, но согласен ли Флот с такой интерпретацией? Ты сама признала, что это конкретное правило никогда не проверялось на деле.
— Неважно, — отрезала Занти. — Наша интерпретация — правильная. Весь смысл самого владения хартией — в том, чтобы зудни не могли помыкать нами как хотят.
— Я даже не понимаю, куда ты торопишься, — сказал Кьорг. — Объясни мне, откуда такая спешка. Мы же уже на месте, мы в Гидрафуре. Не успеешь оглянуться, мы уже будем пожимать руки арбитру.
— Я это прекрасно понимаю, спасибо.
На миг Занти задалась вопросом, почему она вообще позволила втянуть себя в разговор с этим человеком, которого она так презирала.
— И тебе кто-нибудь говорил, что настоящий наследник все еще продирается сквозь варп-бури рядом с Санто Певрельи? Штормит так сильно, что волны оттуда заставляют нервничать даже наших собственных астропатов.
Занти сердито посмотрела на него. Астропаты флотилии входили в ее ответственность.
— Они там еще долго проторчат, Занти. Подумай, сколько у нас будет времени, чтобы обработать Арбитрес. Я уверен, что мы придумаем, как можно заложить фундамент под нашу выгоду.
— Ты у нас дипломатический распорядитель, Кьорг, ты уже должен иметь на руках планы по закладыванию фундамента. А также запасные варианты и планы на непредвиденные ситуации. Что именно ты делал все это время, как подготовился?
— Времени еще полно, — высокомерно бросил Кьорг и не спеша удалился.
Значит, он ничего не сделал, как обычно. Занти задумалась, знает ли он, насколько шатко его положение во флотилии, и о том, как он словно нарочно его ухудшает.
Она потрясла головой, чтобы избавиться от этой мысли, раздраженно махнула рукой на гигантский боевой корабль за окном и зашагала в противоположном направлении. Если он так старается вырыть себе яму, пусть роет — когда он уйдет со сцены, роль дипломатического распорядителя угодит прямо в ее ведение. Она просто не понимала, почему некоторые люди все время ведут себя так глупо, и только.
«Гига-VII», флотилия Хойона Фракса, Гидрафур
Д'Лесте с тревогой наблюдал за силуэтом, скрытым занавесью. Глаза Петроны, похоже, стали более чувствительными, и он требовал, чтобы его постель окружали занавески, пропускающие лишь тусклый свет. Д'Лесте был им за это благодарен. Ретрогенетические процедуры Диобанна взимали с парня свою дань, и в нем с трудом можно было узнать того высокомерного молодого энсина, которого они видели на голографическом дисплее во время того разговора.
— Он стабилен, — прожурчал в ухе Д'Лесте голос Диобанна. Они привыкли использовать микробусины, когда находились рядом с койкой, особенно если обсуждали состояние пациента. — Если вы будете следовать моим наставлениям, не мешать сервиторам делать их работу и сохранять бдительность, тогда он останется стабилен.
— Как долго? — спросил Д'Лесте. Его все это не радовало. Он никому бы не признался, но его пугала мысль о том, что он теперь за главного. Он уже привык к уверенным действиям и сверхъестественному спокойствию магоса. Его тревожила мысль, что нет никого, к кому можно было бы обратиться, если что-то случится.
— Достаточно долго. Пока я не вернусь, — холодно проинформировал Диобанн. — Вам не понадобится начинать никаких новых стадий обработки. Если даже я задержусь, мы, по крайней мере, успели довести нашего субъекта до такого состояния, когда его ткани могут подтвердить, что он — родич Фраксов. Мы не узнаем, что именно потребует эта арбитр Кальпурния, пока не достигнем момента принятия решения.
— Мы постараемся выяснить, что это будет, — сказал Д'Лесте, хотя не питал больших надежд. Пока что все усилия Кьорга в этом плане сводились к тому, что он назначил клерка — женщину, которая, как был уверен Д'Лесте, была его любовницей — чтобы отправить вперед сообщение. Он даже не знал, отправлено оно уже или нет.
— Если она потребует образец живой ткани, тогда я предоставляю вам возможность импровизировать решение, — сказал магос. — Однако я постараюсь сделать все, что смогу, чтобы подготовить для этого фундамент. Вот почему лучше всего поехать мне. Я доверяю себе больше, чем Кьоргу.
— Как и мы все.
— Это не мое дело, — добавил Диобанн. — Я не посол, но для этого поручения я гожусь лучше всех. Генетор-магос Санджа — именно тот, кто производит ритуалы анализа, и он будет польщен тем фактом, что я счел нужным заблаговременно представить ему образец. Тот факт, что мне нужно изменить лишь малую частицу, а не целое живое существо, позволяет мне произвести более тщательные изменения препарата, который я ему преподнесу… — он приподнял в блестящей руке металлическую флягу, — …однако, если моего дополнительного труда будет недостаточно, чтобы убедить его, я также лучше всех смогу изложить доводы за то, чтобы флотилия продолжала владеть хартией. Отношения между флотилией и Механикус были весьма плодотворны для обеих сторон, и магос Санджа поймет, что новый наследник не таков, чтобы можно было гарантировать их продолжение.
Д'Лесте был горд это слышать. Никто точно не знал, что Варрон может решить касательно положения Диобанна во флотилии, но врач рассказал магосу, что Варрон известен антипатией к Механикус, и, видимо, был в этом весьма убедителен. Он снова указал на койку.
— Я так понимаю, что Гайту не придется долго ждать?
— Не придется, — подтвердил Д'Лесте. — По протоколам Флота мы задержимся еще как минимум на несколько дней, пока не долетим до Гидрафура, и Гайт говорит, что ему понадобится все это время, чтобы гарантировать, что Петрона сможет вести себя, как подобает будущему вольному торговцу. Он и так немного злится, что ему пришлось так долго ждать. Вот поэтому мне и нужно точно знать, что Петрона будет в достаточно здравом состоянии, — он покосился на кровать. — Он сможет взаимодействовать с людьми? Сможет учиться чему-то? Гайт ничего не добьется, если он все время будет в помутненном сознании.
— Субъект, — ответил Диобанн, начиная двигаться к двери, — в ясном уме и контролирует себя. Я заставил его произвести определенные вербальные, физические и логические упражнения и использовал дозы болеутоляющего в качестве небольших наград. Можно передать Гайту, что он не должен делать скидки на любое теоретическое снижение его умственных способностей.
Д'Лесте крякнул. Он не знал об упражнениях.
Двойные двери широко распахнулись перед Диобанном, и магос покинул Д'Лесте, сопровождаемый двумя сервиторами. Апотекарий не знал, какую власть использовал Диобанн, чтобы вызвать внутрисистемный корабль-дромон, на котором он мог опередить флотилию, но был рад его уходу, хотя и нервничал, что на его попечении осталась эта человеческая развалина. Это значило, что наконец-то хоть что-то начало происходить.
Он повернулся обратно к белой занавеси и приблизился к ней лицом, но все, что он мог разглядеть — слабый намек на медленные движения в постели. Наверное, ему следует пойти и сообщить Гайту, что его ученик готов. Вскоре Петроне нужно будет предстать перед Арбитрес, и Гайт обещал, что научит его, как играть свою роль.
Петрона Фракс наблюдал из-за занавеси, как здоровяк-доктор уходит прочь. Он лежал, прикрытый одеялами лишь наполовину: нижняя часть его тела начала периодически содрогаться в безболезненных судорогах, от которых покрывала все время сползали. Даже шторы не спасали от света, который причинял дискомфорт его глазам — они стали почти черными, с легким оттенком желтизны. Однако он заставлял себя пристально смотреть вслед Д'Лесте, пока двери не закрылись за его спиной.
Что-то произошло с его слухом — часто чужие слова как будто приобретали странное, металлическое, двоящееся эхо — но он достаточно хорошо разобрал их беседу. По крайней мере, то, что говорил Д'Лесте, который так и не научился беззвучно говорить в микробусину связи.
Скоро он выйдет отсюда и окажется среди других офицеров. Скоро он снова будет среди своих братьев и сестер по униформе. При этой мысли из глаз Петроны начали сочиться странные цветные слезы, пачкающие его подушку. Он не сомневался, что сможет ясно донести до них свои планы и то, что ему нужно. Он не сомневался, что они встанут на его сторону, не Гайта.
Он не сомневался, что они помогут ему отомстить.
Санкционированный лайнер «Ганн-Люктис», доковая орбита, Санто Певрельи
Домаса Дорел, обычно хладнокровная и сдержанная в жестах, хотела запрокинуть голову и завыть.
Она стиснула в деформированном кулаке коммюнике с Гидрафура, написанное на хрупкой рисовой бумаге теми же кодированными слогами, в которых его получил астропат. Шифр был особый, разработанный специально для этого конкретного информатора. Домаса изучила его по бумагам, присланным ее союзниками из Навис Нобилите, и это помогло ей отвлечься от беспокойства во время того бурного варп-перехода, который привел их сюда.
Новость была настолько скверной, что Домасе от злости хотелось порвать листок в клочья, но она не была уверена, что не придется показывать его Варрону. Если он еще не совсем убежден в необходимости срочно достичь цели, это отлично подойдет.
Так где же он, черт бы его побрал? Домаса уже полчаса рыскала по верхним пассажирским палубам, чувствуя, как все ее нутро протестует против этого: может быть, в мире навигаторов она и была мелкой рыбешкой, но она не привыкла исполнять роль девочки на побегушках. Она выгнала из постелей Черрика и его сослуживцев, послала их проверять нижние жилые палубы и хозяйственные уровни и немного улучшила свое настроение, гоняя их приказами по приватной вокс-связи. Но слишком многое начинало выходить из-под контроля, и ей очень не нравилось ощущение, что ее задание идет под откос, а она ничего не может сделать, чтобы удержать его на рельсах.
Она пыталась избавиться от бессмысленной тревоги, но, пока она скользила, словно облаченная в мантию тень, по арочному коридору, ведущему к залу для торжественных обедов, ее мысли все время возвращались к проблемам, как язык к шатающимся зубам или как ногти к коросте.
Варп-бури были крупнейшей и наименьшей из ее проблем. Она серьезно относилась к тому факту, что турбулентность между Санто Певрельи и Гидрафуром перерастала в шторм, подобного которому она никогда не видела. Она доверяла старому Аухудо Йимора, он был хорошим навигатором. Но неважно, насколько он был хорош, мрачно размышляла Домаса, стоя в темном тамбуре обеденного зала — всегда был порог, за которым даже самое зоркое варп-око ни на что не годилось, кроме как чтобы заставить своего хозяина испачкать штаны от вида того, во что угодил его корабль. Неважно, насколько умелым был навигатор, его навыки не могли провести судно сквозь по-настоящему гибельную бурю, точно так же, как атлет не может пробежать сквозь кирпичную стену, каким бы ловким он не был.
Ей почудилось движение за спиной, там, где длинный коридор тянулся вдаль и исчезал во мраке, но, когда она повернулась, там было пусто. Домаса скрипнула зубами и мысленно дала себе пинка — сейчас не время, чтобы позволять нервам брать верх над рассудком.
Все усугублялось еще и тем, что она лучше большинства других пассажиров знала, в каком состоянии был корабль после последнего отрезка путешествия. Домаса чувствовала мощные приливы и зыбкие волны антиреальности, которые судно пыталось то оседлать, то преодолеть, и как оно качалось туда-сюда, то срываясь с курса, то снова возвращаясь, как внезапные водовороты пытались разорвать корабль, словно обертку подарка, как резкие всплески энергии вдавливали поле Геллера почти в самый корпус, и варп-двигатели запинались и протестующе взвизгивали. Йимора демонстрировал головокружительное мастерство, которому лишь чуть уступали умения подчиняющихся ему пилотов: они поворачивали корабль, чтобы проехать по гребню самой мощной волны, возвращали назад, чтобы проскользнуть в самую малую щель спокойствия в стене бури, выкручивались из каждого завихрения энергетических потоков, которые, казалось, готовы были разорвать корабль пополам. Но Домаса сидела в своей каюте, нервно стиснув в обеих руках ткань своей мантии, и пыталась вспомнить молитвы и заговоры, которыми не пользовалась с самого детства. Подобное испытывал почти каждый навигатор, но очень немногие не-навигаторы удостаивались того, чтобы об этом услышать — ощущение, что ты выглянул наружу, в сердце самой смертоносной бури в имматериуме, и что-то оттуда посмотрело на тебя.
В ухе внезапно раздался звук, Домаса крутанулась на месте и сделала два быстрых шага в сторону, всматриваясь в темноту вокруг. Но это было просто вокс-устройство, и через мгновение, пересилив гнев на собственную глупость, она взяла себя в руки и ответила на вызов.
— Говорит Черрик. На хозяйственной палубе — ничего. Ничего в коридорах. Ничего в отделениях, куда мы смогли проникнуть. Жилища экипажа — то же. Мы не пробовали пробиться в рабочие секции инженариума и не начали проверять каюты. Весь корабль в ночной фазе, так что если мы будем искать более тщательно, то начнем будить людей, и тогда придется отвечать на вопросы, что нам надо, — она проигнорировала кислый оттенок в голосе Черрика. — Так что если вы не хотите, чтобы мы поднялись и помогли с тем…
— Нет, — перебила Домаса. — Все хорошо. Забудь. Вы его не нашли, забудьте об этом. Возвращайтесь к тому, чем вы там занимались.
Черрик отключился без дальнейших комментариев, и в тишине безлюдной палубы лязг разорванного соединения отдался в ухе Домасы еще громче. Она подумала насчет того, чтобы вытащить вокс-приемник из уха и растоптать его, подавила эту мысль и заставила себя снова собраться с мыслями. Дело не было закончено, и ей еще понадобится ясный ум.
Этим утром Йимора пригласил ее на навигаторский насест, и, когда позади нее как следует закрыли заслонки, она встала перед пузырем из бронестекла, осторожно сняла капюшон и бандану и посмотрела в сторону Гидрафура. Глядеть в имматериум из реального космоса было сложнее, чем с корабля, вошедшего в варп, и Домаса лишь недавно наловчилась это делать. То, что она увидела в обзорный иллюминатор «Ганн-Люктиса», пробрало ее ледяным холодом до самого нутра.
Система Санто Певрельи находилась в относительно маленьком диске спокойного варп-пространства. Хотя в некоторых местах масса и движение планет, судя по всему, колыхали имматериум по другую сторону мембраны, в других местах, таких, как это, эффект был противоположным. Но на галактический северо-северо-запад, в сорока пяти градусах выше эклиптики, бушевал шторм, сквозь который им придется пройти, чтобы достичь Гидрафура.
Говорили, что каждый навигатор видит имматериум по-разному: некоторые — как тучи, другие — как завихрения разных цветов, подобные потекам светящихся чернил в прозрачной воде. Великий Айр Шодама описывал его как ослепительно ярко освещенный зал, полный густого пара, который клубится и течет в разные стороны. Перед чувствами других он представал как звуковые ритмы или даже музыка, другие же вообще ничего не видели, когда снимали пелену со своих варп-глаз, но при этом их переполняли тактильные ощущения, и они чувствовали движения варпа как ветер или прикосновение ткани или пальцев к коже. Для некоторых манифестации варпа выглядели как причудливое сновидение, их разумы представляли видения варп-глаза как изобилующий деталями ландшафт джунглей, города, коварного горного хребта или подводного рифа, среди ярких кораллов которого осторожно пробирался корабль.
Домаса Дорел видела варп просто как бездонную черноту, когда тот был спокоен. Видения его глубины и движений для нее были малозаметны, поэтому требовалось время, чтобы научиться правильно их интерпретировать, и ее обучение даже теперь еще не было закончено. Она видела водовороты и течения имматериума как краткие слабые завихрения и вспышки света и цвета, которые порой было сложно разобрать среди мрака, при этом они исчезали, едва начавшись. Что-то вроде узоров, какие может увидеть любой, кто закроет глаза и надавит на веки пальцами. Она уже привыкла, что навигация для нее сложна и требует внимания и концентрации.
Сейчас ей не нужно было ни внимания, ни концентрации, чтобы видеть то, что находилось впереди. Перед варп-зрением Домасы возвышалась стена абсолютного бесформенного хаоса, не чернота ее обычного варпа, но некая живая тьма, пронизанная яростными опаловыми выплесками света и энергии. Когда она смотрела в ту сторону, перед ее варп-оком рябили пятна и полосы красного и зеленого цветов, и вспышки странного не-цвета как будто придавали этой густой переплетающейся тьме объем и подвижность. Даже отсюда оба навигатора чувствовали силу, волнами исходящую от бури.
— В ней есть сила, — сказал Йимора. — Живая она или нет, не знаю. По-настоящему скверные бури дают такое ощущение, Дорел, тебе надо побывать вблизи такого первоклассного шторма, чтобы понять. Что-то вроде такого сжимающего, голодного чувства.
— Чем это вызвано? — спросила Домаса. — Мы это знаем?
Йимора как-то непонятно посмотрел на нее.
— Ты достаточно взрослая, чтобы понимать, что на это нет простого ответа. Идея, что для каждого мелкого дуновения и ряби в варпе есть что-то, на что можно показать пальцем и сказать «вот причина» — это миф для варп-слепцов. Волны и эхо отражались туда-сюда по всему имматериуму, еще когда сам Император лежал в пеленках. Каждая мысль, которая рождается у любого живого существа, усиливает их, или создает в них помехи, или нарушает их, или сама порождает собственную рябь. Кто может распутать, что здесь что порождает? Я проверял логи и разговаривал кое с кем в верхних доках. Буря стабильно нарастает на протяжении последних нескольких недель — начиналась она как легкое волнение, но потом пришли волны из Залива Расмаур, влились в нее и так там и остались. С тех пор буря только накапливает энергию. Тремя днями до нашего прибытия в док она выпустила ударную волну, от которой слетела с катушек дюжина самых чувствительных астропатов на певрельской станции Псайканы, а почти всем жителям планеты приснились жуткие кошмары.
Домаса об этом не знала, но это объясняло, почему в порту все так затянулось. Капитан рассказал ей, что внизу, на самой планете, начались бунты, а в самих доках произошла серия самоубийств. Она слыхала, что интенсивные варп-бури порой просачиваются в реальность подобным образом.
Все, на что она могла сейчас надеяться, подумала она, выдергивая себя из воспоминаний, так это на то, что те лентяи-чернорабочие, которых докмейстеры Санто Певрельи приставили работать над кораблем, хорошо сделают свою работу.
Домаса распахнула двери обеденного зала и осмотрелась. Если бы это был корабль, принадлежащий Навис Нобилите, здесь бы круглосуточно дежурили слуги, готовые успокоить своих господ сладостями и приятной музыкой, что бы тех ни волновало. Но здесь ничего не было, кроме застоялого воздуха и темноты. Она вытеснила из сознания раздражение и начала обходить комнату.
Буря впереди обещала быть страшной при любых обстоятельствах, но корабль и так был ослаблен после тех штормов, которые ему пришлось преодолеть по пути с Гунарво. Реакции его двигателей были замедлены, а машинный дух, который бушевал в сердце его плазменных топок, ослабел и сердился. Корабельные инженеры делали все, что могли, чтобы усмирить и задобрить его, поэтому у них не было достаточно времени, чтобы как следует проверить поле Геллера — а его генератор тоже работал на пределе, сдерживая натиск варпа на обшивку корабля.
Понадобится еще день-два, чтобы точно определить, чего все это стоило генератору поля. Экипаж корабля мог произвести ритуалы инициации и обслуживания, как обычно происходило при варп-путешествии, но офицеры единодушно считали, что поле нуждается во внимании Адептус Механикус, прежде чем судно сможет снова войти в варп. Главный инженер рассказывал Домасе и о других вещах: о напряжении обшивки, об истощении запасов энергии, аномалиях в некоторых внутренних системах гравитации, из-за которых несколько членов команды получили ранения, иных мелочах, до которых ей не было дела. Ее заботило только одно — когда корабль наберется достаточно сил, чтобы встретиться лицом к лицу с чудовищной бурей, которая накрыла все кратчайшие маршруты к Гидрафуру.
Послышался шепот. Домаса остановилась, подняла голову, сделала шаг на пробу. Нет, это не был шелест ее юбок на кожаной подкладке, когда те задевали пышные ковры, которые устилали центр комнаты. Она поднесла палец к вокс-устройству, проверила настройки. Нет, никто не пытался с ней связаться. Она прислушалась, снова услышала этот звук, ухмыльнулась и пошла к трем дверям в дальнем конце зала, за высоким столом — они вели в частные обеденные комнаты.
Там на кушетках расселись Варрон Фракс, его жена, его главный помощник с дурацкими металлическими оборками на голове и двое других, имена которых Домаса не потрудилась запомнить. Все они выглядели виноватыми, как будто Домаса была комендантшей общежития, которая застала их за какой-то игрой после выключения света. Уже позже Домасе припомнилась эта аналогия, и она посмеялась над ней, но сейчас она была слишком занята. Она ткнула в Варрона пальцем.
— Господин Фракс. В корабельный апотекарион, пожалуйста. Сейчас.
Ксана взяла Варрона за руку, но тот, к отвращению Домасы, уже встал. Он действительно походил на щенка: дай ему приказ правильным голосом, и он не сможет не подчиниться.
— У нас тут… — Варрон оглянулся через плечо. — У нас тут частная беседа, Домаса. Мы не обсуждаем ничего такого, что бы требовало вашего присутствия, уверяю вас.
— Вы можете продолжить свою частную беседу в любой удобный для вас момент, господин Фракс, — ответила Домаса. Варп побери, этот человек просто насквозь просвечивал. — Только не прямо сейчас, сожалею об этом. Вам нужно пройти в апотекарион. Сейчас.
— Что не так? — лицо Варрона внезапно исказилось. — Дрейдер? Что-то случилось…
— Ваш сын в порядке, я уверена в этом. Это вы нам нужны. Не беспокойтесь, ничего опасного, я вам объясню по дороге.
Фракс понимающе кивнул остальным — по крайней мере, именно этот жест он, видимо, пытался изобразить — и вышел из комнаты. Домаса последовала за ним, чувствуя, как ее буравят глаза остальных.
— Почему такая спешка? — спросил он, пока они шли. — Там же сейчас никого не будет.
— По моей просьбе подняли одного из корабельных медиков, — сказала Домаса. — Он будет нас ждать. Когда я поняла, Варрон, что вы не в своей каюте, мне понадобилось некоторое время, чтобы разыскать вас.
— Извините. Ну, мне показалось, что лучше пойти в другое место, чтобы, э…
— Для частной беседы. Да, конечно, господин Фракс. Если так подумать, это ведь, в конце концов, ваше путешествие.
Боковым зрением она заметила, как он бросил на нее угрюмый взгляд. Ну что ж, балл в его пользу, подумала она, в нем есть нечто большее, чем она думала.
— Вы правы. Долго вы меня искали?
— Некоторое время. Мы проверили и другие палубы, по крайней мере, основные отсеки. Мы не знали точно, где вы.
— Что ж, мне жаль, что я заставил вас бегать. Уверяю, с Рикой и Малоном я в полной безопасности. Да и что такого могло случиться в глубине корабля? — его выражение лица изменилось, и Домаса не могла как следует прочитать его, глядя уголком глаза. — Вы что, подозреваете, что среди экипажа могут быть и другие предатели?
— Нет, ничего подобного. Вот, прочитайте, — она сунула ему бумагу с коммюнике. — Вы поймете, что это достаточно важно, чтобы носиться по кораблю в середине ночной фазы.
Варрон взял бумагу и аккуратно развернул ее. Он разглядывал ее, поворачивая в разные стороны, пока они шли по коридору и спускались по переднему колодцу, где широкий спиральный пандус вел вниз через три пассажирские палубы — теперь, когда синдикат Домасы зафрахтовал весь корабль, они были пусты. Стены колодца были увешаны чуть более яркими фонарями в вычурных, украшенных шипами корпусах в виде солнца, но и они были притушены на время сна. Варрон протянул бумагу обратно.
— Я могу разобрать упоминания Гидрафура и флотилии моего отца. Но какой в этом смысл? Я точно помню, что слушание о назначении преемника не сможет начаться, пока я не приеду. Что-то изменилось?
— Вы хотя бы прочитали… — Домаса прервалась. Бумага была так долго зажата в ее руке, что нижние абзацы размазались и смешались друг с другом, так что даже при хорошем освещении эти каракули читались бы с трудом. Нетерпеливо фыркнув, она затолкала бумагу в рукав платья и свернула в длинный коридор, как две капли похожий на тот, из которого они только что спустились. В его конце находились комната для дежурного экипажа и апотекарион.
— Итак. Наш информатор говорит, что флотилия выслала вперед, на Гидрафур, образец крови своего собственного кандидата, чтобы как можно быстрее начать проверку и доказательство их претензий. Есть строчка насчет эскорта Механикус или что-то вроде того, но из-за варп-бури сообщение понесло потери, некоторые детали утрачены.
— Они, должно быть, отправили его в храм Механикус в Августеуме. Когда при наследовании возникает соперничество, там традиционно исследуют образцы тканей, — сказал Варрон.
— Вы это уже знаете, да? Ну так вот, господин Фракс, у нас действительно возникло соперничество, как мы довольно долго пытались вам разъяснить. Вот почему мы ведем вас в апотекарион в такое неприлично раннее время.
— Значит, вам нужен образец моей крови. Вот в чем дело.
— Браво. Когда мы прибудем туда и представим вас лично, это будет наш козырь — когда бы это ни случилось, ведь теперь мы знаем, что проклятая флотилия пришла в систему раньше нас. Но мы — запомните мои слова, Варрон — мы не позволим им делать все по-своему. У моих союзников есть готовый к вылету варп-быстроход, он обладает достаточной мощностью, чтобы обогнуть худшие участки бури и добраться до Гидрафура за десять дней. Что до того, что он будет везти…
Но он уже догадался.
— Мой собственный образец тканей.
Варрон немного запыхался, потому что шли они быстро. Домаса немного приподняла подол платья.
— Понадобится только кровь. У нас есть фляга того типа, каким пользуются Механикус для перевозки образцов, так что мы можем быть уверены, что она достигнет системы в хорошем состоянии. Учитывая, что нам достоверно известно, что вы — перворожденный сын Хойона Фракса, ваша кровь расскажет достаточно убедительную историю, чтобы, по крайней мере, придержать тот трюк, который планирует флотилия.
Дверь перед ними скользнула в сторону, и навстречу хлынул белый свет, заставив обоих сморгнуть.
— Вы не нервничаете по поводу забора крови, а, Варрон?
— С моим-то занятием? Я, как вы знаете, не могу себе этого позволить. Ха, понадобится только заново вскрыть те рубцы, которые мне оставило инвусское стеклянное дерево. Я за ним недоглядел, это было за день до того, как вы приехали.
В голосе Варрона снова послышался оттенок прежней живости, и Домаса, к собственному удивлению, улыбнулась.
— Уже очень скоро, Варрон, вы станете вольным торговцем, принцем-негоциантом. Вам больше не придется спешить куда-либо столь недостойным образом, но, боюсь, я должна вас предупредить, что за углами по-прежнему будут ждать люди, которые захотят пустить вам кровь, метафорически выражаясь.
— Я думаю, что начинаю привыкать к этому факту, мадам Дорел, — сказал Варрон и вошел в белизну апотекариона, где навстречу ему уже двигался облаченный в бело-зеленые одежды сервитор со шприцем в тонкой руке.
Они стояли у шлюза и смотрели в узкий иллюминатор, как челнок увозит флягу, в которой покоился флакон с кровью Варрона. Корабль задом наперед выскользнул с причала, и его ненадолго окутало белое облачко изморози, когда воздух, остававшийся в шлюзе, вышел наружу и замерз. Через миг он запустил высотные двигатели, чтобы сменить траекторию. Позади него виднелся далекий силуэт «Полуденного феникса», самого быстрого корабля в окрестностях Санто Певрельи — узкий четырехъярусный корпус с расширяющимся носом, похожим на змеиную голову.
— Пожелайте ему удачи, — сказала Домаса. — Он несет основу для ваших притязаний. Видит Трон, сегодня вечером я буду думать о нем.
— Я тут подумал, Домаса.
— Да?
Теперь, когда она запустила свой контр-гамбит, напряжение спало. Она вдруг почувствовала, что ей самой не помешало бы хорошенько поспать.
— Было ли когда-нибудь такое, чтобы хартией владели на пару? В смысле, было ли так, чтобы два члена семейства Фракс одновременно были ее держателями? Я думал насчет того, что знаю об истории своей семьи, и не могу припомнить ничего подобного, но это ведь не значит, что такого не может быть.
— Одна хартия, один хозяин, один Фракс, один наследник. Я уверена, что в этом я права, — сказала Домаса, пока они удалялись от шлюза. Она, кажется, понимала, к чему он клонит, и намеревалась задавить это направление мыслей как можно быстрее.
— Это просто кажется так… глупо, — вздохнул Варрон. — Понимаете? Я провел все детство во флотилии, потом рос на Гунарво, и все это было просто чудесно, но… я все думаю, что есть этот другой Фракс, мой сводный брат, единокровный родич, другой сын Хойона, про которого я все это время ни разу не слышал. И теперь, когда я о нем узнал, что первым делом происходит? Мы тут же расходимся по враждебным лагерям и готовимся к войне над тем, что осталось после смерти отца. Вам не кажется, что это неправильно?
— Попробовали бы вы вырасти среди Навис Нобилите, — фыркнула Домаса, немного удивившись собственной откровенности. — Семейная жизнь навигаторов, пожалуй, дала мне не самое подходящее мерило, чтобы судить о вопросах вроде вашего. Но если вы думаете о том, чтобы убавить осторожность и пойти навстречу с распростертыми объятьями, то я вам скажу: подумайте еще раз. Остановитесь и подумайте, хорошенько подумайте, что поставлено на карту.
— Я думал над этим. Мой сын. Вот что важно. Вот кто важен.
— Думать о том, кому вы передадите хартию, очень благородно, и совершенно подобает положению, к которому вы стремитесь, но прежде чем так далеко заходить с такими планами, нам надо удостовериться…
— Нет. Не наследство моего сына. Мой сын. Он — тот, на кого я смотрю и вспоминаю, что стоит на кону. Как вы сказали, мадам Дорел, ваши собственные семейные обстоятельства, скорее всего, не позволяют вам действительно это понять.
В его голосе была интонация, от которой у нее заскрежетали зубы. Может быть, во вселенной и были вещи, которые она ненавидела больше, чем снисходительность к самой себе, но она таких пока не обнаружила.
— После всего того труда, который я проделала для вас, Варрон, после всего труда, который мои друзья, и союзники, и я сама вложили в то, чтобы вы добрались до Гидрафура и защитились от этой смехотворной встречной претензии, я должна сказать, что мы ожидали, пожалуй, чуть-чуть больше сотрудничества и благодарности, — она выпрямила спину и расправила плечи, как делала всегда, когда сердилась. — Мне кажется, что я должна почаще напоминать вам об усилиях, которые мы прилагаем, чтобы помочь вам.
— Нет, Домаса, вы не должны, — он остановился и подождал, пока она его не догонит. — Я очень хорошо понимаю, какой труд вы проделали. Корабли, которые вы раздобыли, навигаторы, медицинская помощь, поддержка против моего сводного брата Петроны. А также информация о нем и о развитии этого встречного требования. Я это заметил. Я заметил, что все слова о предательстве и чести, которые вы произнесли, когда рассказали мне, что среди нас есть шпион, не помешали вам обзавестись собственным информатором во флотилии. Похоже, что вы и эти ваши союзники — которых вы мне так и не назвали и не описали, кстати говоря — оказывают мне очень обширную поддержку, о которой не все знаю даже я сам. Как еще вы мне помогаете, Домаса Дорел?
— Тем, что выпрямляю вам хребет и готовлю вас к состязанию за наследство, — парировала она, не помедлив ни секунды. — Вы не знаете, что в ваших же лучших интересах, Варрон Фракс. Если никто не поведет вас за руку, то вы будете просто сидеть с этой вашей дружелюбной улыбкой на лице и позволите сопернику, которого никогда не видели, пройти мимо, забрать то, что по праву принадлежит вам, прямо из рук и уйти со смехом. И все потому, что вы отчего-то думаете, что если помешаете ему, это каким-то образом сделает вас дурным человеком. Я и не думала, что в Империуме на самом деле есть люди, подобные вам, Варрон. Мне даже сейчас сложно поверить, что вы действительно верите во все эти благочестивые разговоры о братской любви. Но если это так, то вам повезло, что на вашей стороне я и мой синдикат, хотя вы и сами об этом не подозреваете.
На ней наконец начал сказываться недосып. Это была одна из тех тайных мыслей, которые Домаса в нормальных условиях никогда бы не озвучила. Но Варрон просто стоял и ничего не говорил, глядя на навигатора с оценивающим видом, очень не похожим на его обыкновенный.
— Я достаточно много знаю, чтобы догадываться, какую форму благодарности ожидаете вы, Домаса, и ваш синдикат. Это я знаю. Я даже, на самом деле, уверен, что мы понимаем друг друга чуточку лучше, чем вы считаете.
Некоторое время они стояли в затемненном коридоре и смотрели друг на друга. Домаса в прошлом оказывалась в подобных противостояниях и обычно полагалась на странность своей внешности, которая вызывала у людей достаточное беспокойство, чтобы они отступили первыми. Но, как она помнила, Варрон был одним из тех немногих известных ей не-навигаторов, которым ее вид совершенно не казался необычным.
— Хорошо, — в конце концов, сказала она, и ушла. Только значительно позже она осознала, что так и не подумала, о чем таком могли вести частную беседу Варрон, его жена и его помощники в отдельной комнате на безлюдной палубе в середине искусственной корабельной ночи.
