Я не понял, о чем он, а потом вспомнил, как он ткнул меня дулом огнемета в грудь и заскрежетал на меня. Что он говорил?

— Приказы и дела, как я помню? Долг зовет.

— Ты не способен понимать долг так, как мы, — тут же ответил он, — но ты можешь следовать нашему примеру и руководству. Ты увидишь, как мы начнем очищать этот город огнем.

Я не знал, каким образом это следует из моего вопроса, но я ведь уже упоминал, что Красное Искупление делает людей ненормальными? Я встал.

— И что это за дела? Какое-то задание от Стоупа?

— Отец города Стоуп понимает, что это место в нас нуждается. Он помог нам нарастить силу в скверноземье и привел нас сюда, чтобы мы стали еще сильнее.

— Хорошо ему.

Я посмотрел вниз, на Нардо, прижимающего к груди флягу с водой. Его голова повисла так низко, что подбородок практически его касался.

— Как вы планируете обеспечить безопасность моему другу?

— Сострадание — это след, который добыча оставляет для охотника, — фыркнул Хетч. — Мы выросли из сострадания, поднялись над ним и заменили его чистотой цели.

— Хорошо вам, хорошо для вашей чистоты цели. Как вы планируете обеспечить безопасность моему другу?

Моя грудь все еще ныла там, где ее обжег огнемет, но рот все равно продолжал работать. Это было как снова разговаривать с боссом падалюг.

В голосе Хетча проявилось отвращение. Может быть, он понял, с кем я его только что сравнил.

— Наше дело, фонарщик, это довести тебя до бункера, вооруженным и готовым. Мы уже сделали тебе одолжение, позволив помедлить.

Мне не понравилось, как прозвучало «вооруженным и готовым», но это подало мне идею, с какой стороны копать.

— Бункер, вооруженным и готовым, ясно. А теперь, как порядочные стражники Перехламка, исполняющие долг перед отцом города Стоупом, как вы планируете обеспечить безопасность фонарщика Нардо до тех пор, пока он не выздоровеет от своих ран и снова сможет послужить городу своими инструментами?

Глаза в прорези маски поглядели вниз на Нардо и обратно на меня.

— Он должен принять их. Свои раны.

Мне показалось, или скрежещущий голос стал чуть-чуть менее уверенным?

— Боль искупляет грехи. «Не больно — стало быть, не в счет». Знаешь, кто это сказал?

— Нет.

Я бы добавил, что мне еще и все равно, но, похоже, этого сейчас делать не следовало бы. Руки Хетча, затянутые в толстые перчатки, сжались в кулаки.

— Вот какую задачу я даю вам по праву того, что являюсь последним фонарщиком Перехламка, — Нардо хотел было что-то при этом сказать, и я слегка толкнул его каблуком. — Я пойду с одним из вас на Греймплац в тамошнюю оружейную, чтобы вооружиться, потом я поем, а потом вы сопроводите меня к бункеру, потому что тогда я буду вооруженным и готовым. Двое из вас доставят моего… доставят фонарщика Нардо в те комнаты, откуда вы меня забрали. Пусть он остается там со своим водяным пайком и моим тоже.

Глаза Хетча сузились настолько, что я едва мог их разглядеть. Я спросил себя, не слишком ли на них надавил, и сделал лицо картежника. Кавдоры ведь не играют в карты, да? Уверен, у них за такое сжигают.

Потом он вдруг ушел назад во мрак, и я услышал, что его скрежещущий голос передает приказы остальным. Я упал на колени рядом с Нардо и быстро зашептал ему:

— Здесь оставаться нельзя. Будет все больше и больше людей с теми же идеями насчет фонарщиков и запасов воды. Мое жилье лучше. Какие-то ублюдки часами колошматили мне в дверь, но так и не вломились.

Я стащил через голову шнур с ключами от запоров и повесил на шею Нардо, и он неловко затолкал их под окровавленную рубаху.

— Отдыхай, пока я не вернусь, и тогда мы подумаем, что нам дальше делать. Эти психи… — я бросил взгляд через плечо, помогая ему подняться, — эти психи подыгрывают Стоупу. Я думаю, они просто примеряются, оценивают Перехламок и готовятся его захватить. Но пока они ему подыгрывают, мы можем этим пользоваться.

Я заткнулся, услышав шаги, отошел в сторону и пропустил мимо двух младших по званию Разжигателей. Без особой вежливости они стали помогать Нардо подняться.

Девушка со сломанными ногами все так же сидела на улице, когда мы вышли из подвала. Ее голова опустилась на грудь, и на миг, пока я не разглядел, что она дышит, она была неотличима от трупов, которые по-прежнему лежали вокруг дверей. Я посмотрел на нее и прочитал по губам, что она шепчет слово «вода», но Нардо выпил все, что я принес, всю флягу.

Кавдор с огнеметом перехватил мой взгляд и не так его понял. Он помахал рукой в перчатке на ее искривленные ноги.

— Мы не терпим мутантов, и того же ждем от тебя. Мы ее вытащили сюда, пока ты рассказывал свои побасенки, чтобы заняться своим чистым трудом. В следующий раз пойдешь с нами, это будет для тебя уроком.

— Вы проверяли, мутация это или увечье.

— Она говорит, что ей поломало ноги обвалом, и мы их обследовали. Мы решили поверить ее словам. Она не мутант.

Я на миг задумался об этом. Перед глазами возникла картина: девушка и ее ребенок, припертые к стене, трое Разжигателей нависли над ней, тычут в ее ноги, переговариваются и решают, сжечь ее или нет.

Я остановился и положил руку на плечо Разжигателя впереди, того, что поддерживал Нардо справа. Он с шипением выдохнул и посмотрел на Хетча, ожидая указаний, но мне понадобилась лишь секунда, чтобы выудить флягу из перевязи, наспех сооруженной из простыни и висящей на шее Нардо. Я хотел сказать ему, что у меня в комнатах есть еще, но боялся говорить об этом там, где нас могут услышать. Не хотелось и думать о том, насколько хуже все может из-за этого стать. Пусть доверится мне так.

Я налил чашку, затолкал флягу обратно и понес воду девушке. Она смогла проглотить ее, лишь немного закашлявшись: полчашки, потом четверть для ребенка, и еще четверть снова для себя. Она попыталась встретиться со мной глазами, когда я встал, но я избежал ее взгляда. Я надеялся, что все мертвецы вокруг — чужие ей люди, но это было маловероятно.

Грязный гнусавый смех сверху заставил меня дернуться и подскочить.

— Посмотрите-ка на дааааамочек!

Я запрокинул голову. На стенах здания напротив висели лампы, и мне пришлось бы отодвинуться, чтобы что-то увидеть сквозь их тускло-оранжевое свечение. Но я сумел разглядеть выбритую голову, сияюшую, как металл, который поблескивал также на ушах и губах, и гребень волос, собранных в торчащие шипы.

— Посмотрите, как дамочки там бегают! Как они слезки льют друг по другу! Ах вы бедные маленькие зверушки!

Голос снова засмеялся, появилась еще одна голова, и к нему присоединился еще один голос.

— Бедным маленьким куколкам надо ведь заботиться друг о друге. Бедная маленькая побитая букашка. Что, идем попивать мамкино молочко, да? А хотим ли мы, чтобы из нас сделали мужчин?

— Брат Хетч? — спросил один из Разжигателей. В его голосе не было страха. Все трое пристально смотрели вверх на двоих Стальноголовых, которые выглядывали из-за края крыши и подначивали нас.

— Боитесь, маленькие крыски? Удираете от нас?

— Хотите отобрать у нас все веселье, да?

— У маленького фонарщика тут было много гостей! Прямо настоящая маленькая вечеринка! Мы так смеялись!

Слова с делом у них не расходились. Головы исчезли из виду — их запрокинули, чтобы похохотать, а потом раздался треск, когда один из них настолько перевозбудился, что выстрелил из пистолета в воздух. Из-за моей спины донеслись тихие металлические звуки — Разжигатели взяли оружие наизготовку. Я покрутил головой туда-сюда и увидел их краем зрения: они выпустили Нардо, так что он осел на колени, и держали оружие высоко в ни разу не дрогнувших руках.

Стальноголовые снова появились из-за края и с ухмылкой уставились на нас. Они наверняка увидели оружие Разжигателей, но не подали виду — не сейчас. Видимо, это просто совпадение, что у них в руках вдруг появились тяжелые, угловатые голиафские пушки. На одной был лазерный прицел, и время от времени, когда луч попадал в клуб дыма, виднелся тускло-красный свет. Один из них облизывал губы, поводя стволом в воздухе, потом застыл на месте. Он нашел себе цель — одного из Разжигателей позади меня.

— Хорошенький у вас тут городок, фонарщики! — крикнул тот, что облизывал губы. — Надеюсь, вы не против устроить еще парочку вечеринок, когда вода вернется!

Никто не желал сдвигаться с места. Я пытался решить, отойти или заговорить — от чего станет хуже? Тут не было Сафины, чтобы отослать меня в безопасное место (и я ощутил быстрый приступ стыда от этой мысли). Ухмылки Голиафов все больше походили на звериные оскалы, и я услышал, как Разжигатель позади меня начал тяжело дышать.

— Мы… — мое первое слово больше походило на хриплое кваканье. — Мы посмотрим, когда будет вода. А пока что у нас есть дела касательно фонарей. Вечеринки в темноте — это не так весело.

Эта фраза звучала глупо, но сработала, как я и хотел: не спровоцировала Стальноголовых и дала Разжигателям возможность уйти, не потеряв достоинство. Иначе, чтобы сохранить его, им пришлось устроить стрельбу. Бандиты и их плевучая раздутая гордость. Стальноголовые заухали и заржали со стены, стреляя в воздух, в то время как Разжигатели отступили, опустили пушки и снова подобрали Нардо.

Лицо картежника. Лицо картежника. Уходя прочь, я пытался превратить их слова в бессмысленный шум в своей голове. Я не давал себе размышлять о так называемых городских стражниках, которые сидели тут и смотрели, как одна стая за другой разоряет комнату Нардо в поисках воды и избивает его, потому что воды там не было. Моя рука лежала на маленьком стаббере, но этот тупоносый ствол годился лишь для стрельбы в упор, и пуля осталась только одна. Какой в этом смысл?

Я шел медленно, сгорбив плечи, как будто по-прежнему ожидал голиафскую пулю в спину, и Нардо с Разжигателями исчезли впереди на темной улице. Брат Хетч шел рядом со мной и молчал, но излучал удовлетворение, как будто что-то доказал.

Спросите меня, был ли я когда-либо рад присутствию боевика из дома Кавдор до или после Суши, и я скажу вам правду, то есть «нет». Но я солгу, если скажу, что брат Хетч не оказался полезен дважды за время пути до Греймплаца. Первый раз, когда мы, задержав дыхание, переходили по маленькой гати через пересохшую речку, и нам преградили путь трое подонков. Самый крупный успел проговорить «у вас есть вода, мы видели, что…», прежде чем Хетч вскинул ствол огнемета, и все трое дали стрекача. Хетч плеснул им вслед пламенем, но вряд ли это заставило бы их развить еще большую скорость.

Второй раз был, когда маленький лохматый ублюдок впустил нас в Оружейную и вызверился на меня. Он наполовину выплюнул оскорбление, не сильно отличавшееся от того, что нам орали Стальноголовые на выходе из Шарлатауна, когда Хетч шагнул сквозь дверь позади меня, развернул паренька спиной и прижал его мордой к стене.

— Видишь? Из организма выходит яд, — сказал он мне, показывая все еще шипящим дулом огнемета на болячку сзади на шее парня. — Несомненно, это проявляется в его действиях. Ты, человечек, должен постараться этому способствовать. Бичевание и пост очистят тебя еще быстрее, пока это, — он щипнул мальца за шкирку, и тот завопил, — не вытечет досуха, и твой дух воспарит. Ты, возможно, будешь готов надеть маску раньше, чем этот фонарщик, если будешь прилежен.

Паренек завопил, призывая Товика, и задергался. Когда Хетч отпустил его, он едва не свалился. А когда снова пришел в равновесие, первым ему на глаза попался я, и он бросил на меня убийственный взгляд, прежде чем ускакать через всю комнату и исчезнуть. Ничег не говоря, Товик отвел меня за стойку к своему верстаку и разложил оружие. Я пытался не смеяться — я видел, какое у Товика кислое лицо, и знал, что для него это все серьезно. Пришел тут фонарщик с одним из Разжигателей Фолька, а тот взъерошил его помощника. Но каждый раз, когда я пытался подавить ухмылку, в голове опять прокручивались сдавленные вопли мальца («Ааааак! Аааууук!»), и я едва не начинал хихикать. Так бывает после того, как тебя потаскали по дерьму — видишь что-нибудь такое и срываешься.

Хетч не стал следовать за ними. Закинув за плечо огнемет, он рыскал по магазину, время от времени выражая свое мнение по поводу товара посредством громкого фырканья. Товик хмуро глядел на мои вещи и работал в молчании, разбирая их, чистя и заряжая. Я умел чинить оружие, как и большинство жителей города, но учитывая то, через что прошли пушки за последнюю пару светофаз, себе я в этом деле не доверял. Просто компетентности тут недостаточно, и раз уж мне все равно сюда надо, чего бы не попросить эксперта. Щелчки и лязг его инструментов вселяли уверенность.

— Ты можешь говорить, когда босс рядом? — через некоторое время спросил Товик. Его голос звучал плоско и тихо, и я постарался говорить так же.

— Он мне не босс. Телохранитель. Представитель стражи. Стоуп…

— Стоуп — придурок с грибком внутрях, и все это знают. Он лично пропустил этих ублюдков в ворота.

— Знаю, знаю, я обоих уже навидался, поверь мне. Просто будь поосторожнее. Разжигатели у Стоупа в друзьях ходят.

Товик скорчил гримасу, по-прежнему не поднимая головы.

— Этот городишко всегда был не из лучших, Кэсс, но такого раньше не было. Что дальше-то будет? Ты, наверное, знаешь.

Вот оно опять.

— Да ни плевка я не знаю, Товик.

Я вдруг осознал, что прилагаю усилие, чтобы не заговорить громче шепота. Внезапно стало важно объяснить это хоть кому-то — кому угодно. Товика я уважал.

— Половина плевучего города, похоже, думает, что фонарщики — это почти то же, что отцы города, Товик. И это чертовски как далеко от правды, но всем все равно. Я раньше думал, людям нравится, что мы тут есть, но теперь каждый третий тут ведет себя так, будто это я, лично, пришел и забрал у него воду.

На другой стороне помещения Хетч поднял голову от барабана с намотанными на него стабберными лентами и уставился на меня. Он не мог расслышать слова, но тон уловил верно.

— Меня все время таскают туда-сюда, орут на меня, нападают на меня ради моего водяного пайка — который я зарабатываю, Товик, я честно зарабатываю его у города — и мной помыкают… — я бросил взгляд на Хетча, — …плевучие стражники-бандиты, которых какой-то съехавший с катушек идиот решил пустить в город. Это когда меня не выпихивают из города крысам и падалюгам на съедение, — я ткнул ему под нос свои ладони, покрытые коростами и царапинами. — И люди ведут себя так, будто я какой-то соучастник, который помогает устроить все это дерьмо всем назло. А я только пытаюсь делать работу, за которую мне платят. Это все, и только. Просто моя работа.

Товик не переставал работать. Его пальцы двигались так же гладко, как жвалы паука расчленяют крысу или летучую мышь, как Сафина сжимает оружие, как мои собственные пальцы, когда в них инструменты, и перед ними лежит провод или лампа. Он положил мой лазпистолет, чистый и блестящий от масла, на полку над верстаком и потянулся за двухцветником.

— Так что насчет конвоя Гарча? — спросил он. Я на миг замолк, сбитый с толку, в то время как Товик, не поднимая головы, продолжал работать. — Это тоже из тех вещей, о которых ты ничего не слышал? Хочешь сказать, отцы не просили тебя смотреть по сторонам?

Так что, естественно, мне пришлось уставиться себе на ноги, оперевшись на верстак, и проглотить каждое слово своей длинной речи. На вкус было как горький пепел. Я подумал о том, как стоял в бункере и пытался отвечать на вопросы отцов, пока чуть не упал. Подумал о том, как Йонни мялся и ругался, пока наконец не сказал, что может доверить мне новость о том, что Гарч все-таки не привезет никакой воды. Эти мысли кололись. Правда ли я был тем, кем меня считал Товик?

Где-то в затылке раздался голосок: «с Перехламком покончено. Пора сваливать. Все бросить и просто уйти прочь».

— Сколько людей ждет Гарча? — спросил я и тут же пожалел об этом.

— А кто не ждет? — ровным голосом ответил Товик. — Когда он вернется из Крюка, у ворот будет много народу. Толкуют даже о том, чтобы снарядить второй караван, а охранниками нанять Берсерков, за воду и гильдейские жетоны.

У меня расширились глаза. Берсерки редко контактировали с окружающими, почти так же, как Проклятье.

Я тут же позабыл про караван Гарча.

— Караваны. Есть же вода в Сияющих Обвалах. Кто ее покупает? Ну то есть… — я осекся и замедлился. — Оттуда в прошлую светофазу приехало Проклятье.

От этого он, наконец, поднял взгляд.

— В прошлую? Тебя слишком много били по голове, Кэсс, бери все две светофазы назад. Они ушли обратно на дорогу по меньшей мере двадцать часов назад.

Мне понадобилось больше времени, чтобы отоспаться, чем я думал. Гораздо больше. Я подумал про Нардо, который лежал в своей комнате, оставленный на милость любого, кто решил бы вломиться к нему следующим, в то время как я валялся в пьяном ступоре с его водяным пайком.

И в то время, как Стальноголовые, которые по идее были в страже, смотрели и смеялись. Это лучше. Можно сердиться на кого-то, кто не я.

— Почему они ушли? — спросил я.

— Почему? — мягко переспросил Товик. — У них не осталось воды. Стальноголовые собрали дань.

— Насколько большую дань? — я боялся ответа на этот вопрос.

— Судя по тому, что я слышал, Кэсс, существует дань для привратников, которую Стальноголовые забрали себе. Потом есть стандартная водяная дань Перехламка, традиционная, которую отцы города ввели с дюжину светофаз тому назад, если ты помнишь, — в голосе Товика впервые проявились эмоции. — И, видимо, Проклятье сказало, что они привезли воду на продажу, поэтому был еще торговый налог, который они взяли водой. Возможно, была еще парочка других налогов. Меня там не было, я сам не слышал.

Но я-то был. Я помнил, как Стальноголовые кричали и улюлюкали, стаскивая бочки с водой с повозок Проклятья. Я помнил руку Сафины на пистолете и незнакомую мне женщину, которую пришлось удерживать Шелк, чтобы она не ринулась на них.

— Драка была?

Товик пожал плечами.

— Может быть. Знаешь, с этими слухами не поймешь. А ты разве там не был?

— Я…

Был, подумал я, но ушел. У меня очень хорошо получается уходить.

— Товик, я не знаю, что с ними произошло после того, как они меня вернули. Они стали драться со Стальноголовыми?

Он не ответил. Вместо этого он положил двухцветник на ту же верхнюю полку, что лазпистолет, потом взял пистолет и протянул его мне.

— В долг больше не делаю, Кэсс. Полная плата за чистку. Если хочешь зарядиться, за зарядку возьму полжетона. С двухцветником то же. Боеприпасы тоже подорожали. Де… восемь за обойму. Без торга, и если ты сможешь найти в Перехламке цены лучше, тогда удачи.

Его голос звучал жестко.

— Восемь? — возмутился я. — И ты собирался сказать «десять», не так ли? За рожок к автогану? Ты что, пули жемчужными спорами набиваешь?

Мой голос стал громче, и Хетч подошел на шаг-два ближе.

— А что в долг не работаешь, мог бы и раньше сказать, пока я не притащил сюда свои чертовы пушки и попал впросак. Похоже, гильдейские кредиты, которые вываливались у меня из жопы, выпали куда-то туда, где я, черт возьми, никак не могу их найти.

— Фонарщикам платят очень хорошо, как всем известно, — спокойно ответил Товик. — Но раз уж так, можешь забрать свой пистолет, а вон тот маленький стаббер, что у тебя на поясе, я заберу как часть оплаты. А в качестве залога за остальную плату, пожалуй, возьму двухцветник. Я уверен, что отцы города зарядят тебе лазер. Увидимся, когда будут жетоны.

Его взгляд все говорил сам. Мне захотелось снова рассказать ему все с начала. Я фонарщик. Я поддерживаю освещение, чтобы людям было видно. Вот и вся моя работа, ничего больше. Как так получилось, что я оказался во всем этом замешан? От моей работы всем только польза, почему этого никто не видит?

Но у меня не было ничего, чего я уже не сказал. Под глазами Товика залегли тени, но выражение морщинистого лица не менялось.

Я спускался по лестнице, следуя за лязгом бионической ноги Хетча, когда лохматый паренек схватил меня за плечо, так же, как я хватал Разжигателя рядом с жилищем Нардо. Я не повернулся, тогда он наклонился вперед и зашипел у меня над ухом. Я чувствовал кислую вонь от того, что он дышал мне в висок.

— Ты знаешь про Гарча и его воду, по лицу вижу, — он довольно втянул в себя воздух. — Всем об этом скажу. Скажу, что ты знаешь кое-что про, э, Гарча, и, короче, сделаю, чтобы так…

Я попытался скинуть его руку, но он продолжал ее сжимать и ухмылялся. Поэтому я развернулся, посмотрел в его лицо, завешенное коричневыми волосами, аккуратно приложил ладонь к его носу и с силой толкнул назад. Прежде чем он успел собраться и что-нибудь прокричать вслед, я уже спустился по кривой лестнице и ушел.

— Пустите его внутрь.

Это был Грюэтт, босс Стальноголовых, которого я последний раз видел во время той позорной встречи у ворот. После разговора с Товиком увидеть его морду в шрамах было как получить пощечину. Он был полон энергии, с яркими глазами, в отличие от измученных жаждой людей, мимо которых мы проходили на улице. Можно было догадаться, куда по крайней мере частично подевался водяной груз Проклятья.

Мы подошли к концу своего долгого извилистого пути через верхнюю часть Перехламка. Я покинул Оружейную, кипя от злости и по-прежнему без рабочего оружия (да еще Товик забрал пистолет), и Хетч отвел меня к бункеру, где был еще один Разжигатель, мне не знакомый. Оба кавдора повели меня прочь, в заиленный и темный окружной туннель Пропащего Круга, с его толпами попрошаек и торговцев всякой всячиной, которые шарахались от бандитов в масках, с громким топотом ломившихся сквозь их ряды. Здесь у нас воды никто не просил. Мы вышли из туннеля почти под дорогой Высокородных, перед тем местом, где она загибается и выходит к нижним, подземным уровням питейных нор Греймплаца. Разжигатели повели меня вверх по одной из маленьких крутых расщелин, что соединяют Круг с основным уровнем Перехламка. Она была настолько узкая, что им пришлось помогать друг другу — младший Разжигатель поддерживал бак огнемета Хетча, чтобы тот нигде не застрял. Это меня несколько успокоило — если бы у этих бандитов возникали проблемы с такими мелочами, это бы значило, что они не смогут управлять нашим городом.

Несколько минут я недоумевал, не возвращаемся ли мы в Шарлатаун, но мы миновали исток Грязноречки через мост, настолько высокий, что ее зловоние там было почти терпимым. Мы достигли подножия Черной Кучи, и я подумал, что, видимо, сейчас пойдем вверх до самой Подзорной трубы, но вместо этого мы остановились у тяжелых электризованных ворот, где ждал Грюэтт. Ни он, ни кавдоры ничего не сказали друг другу. Я стоял между ними, отчаянно желая, чтобы у меня была рабочая ячейка в лазпистолете.

«Пустите его внутрь», вот и все. Раздался визг моторов, и плита ворот со скрежетом поднялась как раз настолько, чтобы я мог проскользнуть внутрь, оставив Грюэтта, Хетча и безымянного кавдора позади.

Я никогда раньше не был в этом садовом комплексе. В таких местах есть свои собственные техники, люди, преданные лично владельцу. Сады сделали Вилферру, прежде растившего слизь, достаточно богатым, чтобы стать отцом города, но лишь малая доля его урожая доходила до простых перехламщиков вроде меня. Я отступил от ворот ровно настолько, чтобы меня не затянуло в суматоху, царившую на дворе, и осмотрелся.

Все знали, что он растит вязальный мох и продает его аптекарям и даже понтовым гильдейским лекарям из верхнего улья. Мне попались на глаза неглубокие ямы, в которых находились койки обслуги. Между ямами и стеной сада располагались круглые домики из сетки, и я недоумевал, зачем они, пока не увидел узловатый ус, торчащий сквозь крышу одного из них. У городских стен с шестичасовой стороны были густые заросли проволочной травы, выращенные из саженцев, и теперь я знал, откуда эти саженцы взялись. И это было далеко не все — весь комплекс представлял собой лабиринт чанов, грядок и ям, в котором Хелико, забурись он сюда, мог бы скрываться целый год. Самая большая и сложная плантация из всего виденного мной на всем поясе ферм вокруг Кишкодера.

И все это место кишело бойцами. Прожекторы, освещавшие сады, бликовали на металлических тату Голиафов и намасленных масках Кавдоров, а еще глубже тот же оранжевый свет отражался от дымчатых очков небольшой горстки бандитов дома Делакью, что сидели на скамье и заряжали автоганы. Там и сям виднелись отдельные наемники, не носившие униформ банд — охотники за головами и стрелки из стоков, привалившиеся к стенам и тихонько попивающие из набедренных фляг. Двое крысокожих следопытов, мужчина и женщина, потягивались в углу, длинные и расслабленные, как отдыхающие змеи.

У меня появилось дурное чувство, что я знаю, к чему все это.

— Господин Кэсс. Синден Кэсс. Да, ты.

Я оглянулся. Отец города Вилферра был суровым человеком, когда жил в своей норе среди дюн из обломков, что на три часа от Перехламка, но стал мягче, когда разбогател. У него по-прежнему было бородатое, свирепое, костистое лицо человека, привыкшего выживать в скверноземье, но все остальное тело, помимо угловатой головы, как будто обвисло и приобрело вид мягкой жирной груши, которая свисала над плетеным проволочным кушаком. Рядом с ним стоял гильдеец Тай, чье лицо было все таким же расслабленным и выражающим легкое веселье. Он такой всегда был или я чем-то его позабавил?

— У тебя какие-то свои представления о том, что такое «выполнять приказы», Кэсс, — отрывисто пролаял на меня Вилферра. — Ты здесь должен был быть полдня назад.

— Похоже, я вас не сильно задержал, сэр, — достаточно спокойно ответил я, — и, как я понимаю, мне нужно было прийти в бункер — куда я и пошел, прежде чем меня отослали сюда — вооруженным и готовым. Мне понадобилось некоторое время, чтобы вооружиться и подготовиться, как было велено.

— Ты мне не кажешься вооруженным, — буркнул Вилферра. — Это что, один-единственный лазпистолет? Ты с этим на обходы ходишь, что ли?

Я неопределенно улыбнулся. Для большинства перехламщиков фонарщики были настолько обыденным зрелищем, что было почти странно натолкнуться на того, кто не знал, как выглядим мы и наше снаряжение.

— В настоящий момент нет, сэр, но мое второе оружие… над ним работают.

— Нехорошо, — фыркнул он. — Эдзон, дай Кэссу нормальную снарягу и проследи, чтоб он был накормлен, напоен и готов. В этом деле нам слабых звеньев не надо.

Эдзон, один из подручных Вилферры и, временами, мой карточный партнер, дернул головой, чтобы я следовал за ним. Я чуть слюну не пустил при упоминании еды и разогнался до рыси, когда он повел меня сквозь толпу в глубину садового комплекса.

— Отцы выделили от себя довольно много снаряги, Кэсс, так что тебе будет из чего выбрать. Господин Вилферра и еще несколько других, Стоуп, Земмит и Городни, восприняли нападение на цистерну довольно-таки близко к сердцу. И Гильдия тоже этого терпеть не собирается, потому-то Тай и пришел.

— Гильдеец Тай, тот, что в шляпе?

— Он самый. У него полно связей в Городе-улье. Я слышал, что и на Шпиле, но кто его знает?

Мы подошли к сараю для инструментов, который превратился в импровизированный арсенал, а рядом с ним… Я остановился как вкопанный.

Рядом я увидел решетку над ямой-жаровней и унюхал шипящий грибной стейк и мясной пирог. Не успел я спохватиться, как большая капля слюны скатилась из уголка моего рта и со всей дури помчалась к подбородку.

Эдзон засмеялся. У него было лицо как луна и зачесанная назад грива желтых волос, и ему нравилось смеяться. Кроме как тогда, когда он со мной подрался из-за карточной игры.

— Хорошо, сдаюсь. Поешь, пока не свалился, а потом мы тебя вооружим. Не хотелось бы думать, что это оружие — лучшее, чем ты смог обзавестись на те деньги, что ты постояно у меня выигрываешь.

Я посмотрел на него.

— О, только не говори мне, что тебе не сказали. Нет, Кэсс, это не обычный обход фонарей, если ты еще не догадался. Ты пойдешь с нами в Зеркал-Укус. Мы собираемся притащить сюда Гарма Хелико.