Однажды на наш караван спикировала стая летучих мышей, когда мы проходили через Ободранное Колено, и еще было дело, когда потревожили гнездо в шлаковой яме у Абеднего. Скверные были стычки. Да и вообще падальщицы — штука скверная, даже когда их видишь. А сейчас, в темноте, я мог только лежать ничком, слушая, как беснуется самая большая стая летучих мышей, которую я когда-либо слышал, целая армия, которая могла бы сожрать весь улей.

Говорят, что летучие мыши поют призракам улья песни, которые могут услышать лишь мертвецы, и от этого видят глазами духов, когда летят сквозь тьму. Наверное, они кричали, взывая к помощи призраков, потому что воздух гудел от намека на звук, который едва касался слуха, и волосы на руках вставали от него торчком. А потом их призрачные песни слились в уже ощутимый визг. Мое лицо исказилось, когда шум ржавой проволокой вонзился в уши. Мне хотелось выпустить из рук металлическую решетку, прижать их к лицу, заткнуть уши пальцами, прежде чем эти скребучие голоса начнут бурить мякоть мозга.

Бегущий-Касаясь-Теней затянул противодействующую песнь крысокожих, чьи низкие, текучие слова были мне непонятны. Через визг пробивался другой слой звука — наполняющий весь мир шорох тысяч крыльев. Летучие мыши подняли ветер, наполненный мерзким, гнилостно-мускусно-сладковатым зловонием. За ними, как туман, тянутся болезнетворная пыль и паразиты, и я не сомневался, что воздух полнится ими, равно как телами и шумом. Все равно я не осмеливался пошевелиться, ведь это значило сделать себя мишенью. Если падальщица спикирует на жертву под подходящим углом, то срежет фалангу пальца и унесется прочь, даже не замедлившись, и останется зараженная рана, которая, если и не убьет, никогда не заживет полностью.

Урделл завопил. Я никогда не забуду этот звук. Мы не видели, что с ним творится в темноте, но, как я думаю, пока он пытался закутаться в плащ, под него угодила летучая мышь, оказалась в ловушке и принялась кусаться. Это был вопль не страха перед смертью, а осознания, что он уже мертв. От ужаса или по велению слепого инстинкта он побежал прочь. Мы услышали его шаги, и Бегущий-Касаясь-Теней что-то прокричал, но Урделл не услышал — может быть, он уже и не мог слышать. Раздались выстрелы — я насчитал четыре беспорядочные вспышки, со всех направлений, и все они очертили силуэт Урделла на фоне свалянного серого меха, в котором блестели глаза и зубы. При последней вспышке он упал на колени, а потом мы услышали, как он ударился о балку где-то внизу, в темноте. Больше мы его не видели.

Пронзительный вой сменил ноту, и внезапно Бегущий-Касаясь-Теней быстро, по-охотничьи припав к полу, пополз мимо, прошептав мне в ухо “за мной!” Я двинулся следом, так близко, что он чуть не пинал меня в голову всякий раз, как переставлял ноги. Черт его знает, куда мы направились, но я бы не протерпел и минуты дольше под потоком этих чудовищ. Надо было двигаться.

Крысокожий, видимо, понимал, что означают перемены в их голосах, потому что через миг он прокричал мне:

— Следуй за мной! Сначала подожди, потом следуй! Тут будет только хуже!

Казалось, что кожа вокруг ушей шевелится. Все от этих воплей. Я укусил себя за щеку, чтобы сконцентрироваться на боли вместо шума, а потом Бегущий-Касаясь-Теней вскочил на ноги быстрее, чем можно себе представить, и помчался к вертикальной опоре. Он увидел то, чего не заметил я: в краях этой двутавровой балки были грубо вытесаны опоры для рук, и вела она к ответвлению трубопровода — круглой вентиляционной трубе, у которой, благодарение духам, была открыта решетка люка…

Когда ты в опасности, найди крысокожего и действуй, как он. Им-то виднее. Я метнулся за ним, высвечивая синим фонарем безумные кадры, как в стробоскопе: летучие мыши, зубастые челюсти, торчащие из плоских уродливых морд, распростертые крылья. Одна на миг оказалась прямо перед моим лицом, а потом, не успел я заорать, с шелестом, плачем и визгом пронеслась мимо уха. Синий фонарь качнулся еще раз, осветив мышь поменьше, которая врезалась в сгиб левого локтя. Ее клыки застряли в свободной ткани моей рубахи, и я полез вверх по лестнице-балке вместе с хлопающим крыльями и лязгающим зубами комком на руке.

Еще две врезались в ноги, пока Бегущий-Касаясь-Теней вытаскивал меня через люк. Оскалившись, он схватил летучую мышь на моем локте, оторвал ее от ткани, запутавшейся в зубах, опытным движением свернул шею и вышвырнул тушку обратно в люк.

Мы лежали в трубе, переводя дух и слушая, как за стенами бушует буря из животных. Я проверил руку под порванным рукавом при свете синего фонаря и дешевой лампы накаливания, зажженной крысокожим. Кожа оказалась нетронута. Бегущий-Касаясь-Теней кивнул и пополз по трубе почти на четвереньках, согнувшись под низкой металлической крышей. Он добрался до угла, ловко завернул в него и ухмыльнулся, приглашая меня снова следовать за собой. Потом одна сторона его черепа взорвалась, голова выкрутилась набок, и к тому времени, как грохот выстрела стих, Бегущий-Касаясь-Теней уже растянулся и обмяк у стены трубы, по-прежнему с ухмылкой на мертвом лице.

От паники я начал дурить. Замахал руками, пытаясь достать автоган из-за плеча и с лязгом цепляя стены. Оружие высвободилось ровно настолько, чтобы упереться в потолок и выбить меня из равновесия. Полусогнутые ноги поддались, и я упал на одно колено, которое тут же пронзило болью.

На мгновение она прочистила мне мозги и заставила задуматься. Доставать автоган — не дело. Я все еще буду возиться с ним, пытаясь направить дуло куда надо, когда тот, кто сидит там внизу, угостит меня тем же, чем крысокожего.

Я взял в руки лазер. Вытаскивать длинноствольный пистолет в узкой трубе оказалось почти так же сложно. (Вы вот думали когда-нибудь, почему эти короткие тупоносые пистолетики называют “туннельными стабберами”? Или почему бандиты носят их в маленькой кобуре, закрепленной вверх дном на плече? Я до этого не думал). Через миг я вспомнил кое-какие советы насчет боя в туннелях, что давал Венц, упал на живот и стал перекладывать пистолет из одной руки в другую, каждый раз поворачивая его и упираясь большим пальцем в курок. И как раз в этот момент из-за угла появился Гарм Хелико.

Выглядел он непримечательно. Совсем не тот дьявол во плоти, которого я себе навоображал поверх человека, которого с трудом мог вспомнить. Просто коренастый бродяга подулья с непослушными черными волосами, который, ругаясь, пытался протолкнуться мимо застывшего тела крысокожего. Если бы Бегущий-Касаясь-Теней не был таким тощим, Хелико бы там и застрял, но ему удалось протиснуть за угол голову и плечи, прежде чем он поднял взгляд и увидел меня. К этому времени я растянулся во всю длину и при помощи синего фонаря тщательно прицелился из лазпистолета ему в левый глаз. А потом он выпалил из туннельного стаббера.

Я медлил, потому что думал, он не сможет вывернуть руку так, чтобы в меня стрелять. Он и не мог. Просто выстрелил вниз так, чтобы пуля прыгала и рикошетила по трубе. Он не попытался меня выцелить — самого наличия рикошетов было достаточно, чтобы я позабыл про свой выстрел и пригнулся. Пуля с визгом пронеслась в волоске от моего лба, шлепнулась о металл, обожгла икру ноги и улетела прочь. Я взвыл от боли и рефлекторно нажал на спуск. Желтые лучи ударили в верх трубы и оставили раскаленные красные отметины на металле.

Хелико полностью преодолел угол и уставился на меня — острый нос, глаза, твердые как камни. Он был заляпан кровью, и не вся она принадлежала крысокожему. Перевязи на нем были полностью загружены боеприпасами, и он схватился за одну из них.

— Токс-бомба, фонарщик! — заорал он. Его голос наполнил трубу, словно выстрелы до этого. — Хрупкая что сволочь! Разобью как миленькую, терять нечего!

Позже я решил, что на самом деле ее, скорее всего, не было. Ну кто полезет в узкую трубу с такой штукой на перевязи, рискуя любым движением разбить ее о стены? Но воспоминание о токс-бомбах, падающих среди каравана Проклятья, еще не стерлось из памяти, поэтому угроза сработала как надо: я пополз назад по трубе, а в это время Хелико протолкнулся мимо тела Бегущего-Касаясь-Теней и полез за мной. В левой руке я по-прежнему сжимал синий фонарик, и он метался туда-сюда, очерчивая в темноте размытый рычащий силуэт Хелико.

Я навскидку выпалил, ориентируясь на звук и очертания. Перед глазами заплясал отсвет вспышки. Хелико взревел. Я целился в середину трубы и просто обязан был хоть как-то попасть. Но потом еще одна пуля проскользнула по потолку трубы прямо над моей головой, и, пытаясь уклониться, я наполовину вывалился сквозь открытую решетку и повис на одной руке. Синий фонарь выпал и лязгнул о металл внизу. Я тут же почувствовал мягкие удары летучих мышей, что врезались в мои болтающиеся в воздухе ноги.

Попытку подтянуться и снова влезть в трубу прервала ладонь — сильная, теплая, твердая от мозолей — что ударилась мне в лицо и полезла пальцами в глаза, пытаясь отпихнуть меня назад. Протестующе рыча, я старался удержаться, но тут в рот мне полезло что-то металлическое и мерзкое на вкус: ствол туннельного стаббера. Я вывернул голову и с воплем выпустил край трубы.

Падение сквозь почти полную тьму, наполненную визгом и хлопаньем крыльев. От черноты оно казалось еще длиннее, словно сквозь воду, пока я не рухнул на спину, придавив собой автоган. От удара вышибло дух из легких и все мысли из головы. Визг летучих мышей как будто стал потише, или это я на мгновение вырубился? Потом я снова пришел в себя, с усилием заставил легкие втянуть воздух, а тело — подняться. Я услышал, как Хелико спускается по балке-лестнице, по которой я взбирался минуты назад, и тут он спрыгнул с последней опоры и приземлился одной ногой мне на грудь, вбив мое тело обратно в пол.

То ли от очередного шока, то ли от смеха, с которым он поднырнул под рой летучих мышей и по-крабьи заковылял прочь, но вдруг ко мне вернулись дыхание и подвижность, и я сел. Несмотря на падение, моя рука так и не выпустила рукоять лазпистолета, и теперь я с гневным воплем надавил на спуск.

Летучие мыши завыли, когда веер лазерных лучей прожег воздух над головой Хелико, осветил его согнутую спину и очертания шелудивых тел вокруг него. Третий выстрел сбил одну из них в ладони над его плечом, а четвертый пронзил двух перед его спиной.

Хелико трижды выстрелил через плечо, не целясь, просто чтобы сбить мне прицел. Видимо, при свете дульных вспышек он увидел, где стоит, потому что в то мгновение, что его осветили пущенные мной в ответку лазерные лучи, я увидел его в прыжке, летящим в пространство.

Он не упал. Он не умер так, как Урделл. Я снова увидел дульные вспышки и услышал не вопль, но ругань и проклятия, обращенные к летучим мышам вокруг. Его голос и выстрелы смещались, заглушались и затухали снова, как будто он бежал, потом прыгал, потом падал, но предсмертного крика я так и не услышал. Только угасающее эхо его рева, постепенно исчезающее в темноте и шорохе крыльев.

В конце концов по переплетению балок спустилась Лед-В-Ее-Руке и нашла меня.

К тому времени, как я взобрался на Зеркал-Укус, поселение Идущий Человек практически не существовало. Я шел через мозаику лучей, что испускали фонари смеющихся и орущих бандитов, подсвечивая дым от горящих построек и подушек лишайника. У каждого второго Разжигателя, мимо которого я проходил, имелся либо ручной огнемет, либо перевязь с алыми “горячими” патронами, а Стальноголовые были вооружены громадными кувалдами, которыми даже этим громилам было тяжко орудовать, или длинноствольными автопушками, либо термическими минами. Оружие, предназначенное разрушать здание.

— А вот и он! Человек, который выключил свет! — это был Грюэтт из Стальноголовых, который размахивал над головой мельтаганом, словно это был простой пистолет. — Иди-ка сюда, маленький фонарщик! Похоже, от тебя-таки есть толк в бою!

Стальноголовые вокруг него захихикали, но не засмеялись. Я заметил вещи, которые они несли: мешки и сумки с запчастями, полоски грибной мякоти, мелочи, которые не походили на что-то, что могло принадлежать бандиту Голиафов.

— Хочешь посмотреть? Я слышал, он сбежал. Уполз вниз по трубам. Зато мы вычистили гнездо — всех прищучили, кроме него. Паразиты, маленький человечек, все они паразиты, — он болезненно стиснул мое плечо пальцами и повел меня к краю небольшого погреба. — Вот, гляди.

Глядеть было особо не на что. Это было место, где фермеры Идущего Человека позволили Хелико и его союзникам залечь на дно. У него оказалось больше народу, чем участвовало в том рейде — или он воспользовался не всеми, или с тех пор успел еще кого-то привлечь. В яме лежала по меньшей мере дюжина трупов, которые лениво лизало желтое пламя. Сквозь дым я увидел Хетча из Разжигателей, который стоял на другой стороне крышки погреба, держа огнемет наготове, чтобы обновлять костер. Он посмотрел на меня сквозь ничего не выражающую тяжелую маску. Вонь горящего мяса его, похоже, не беспокоила.

— Там, внизу, маленькая фальшивая стена. А за ней целая комната, а дальше спуск к туннельным уровням со множеством маленьких сюрпризов. Я-то думал, наши маленькие ручные крыско-кожие их для нас вынюхают или типа того. Они же любят елозить своими маленькими носиками в грязи, а?

А вот это сработало — остальные Голиафы загоготали.

— Эти маленькие засранцы тут просто кишели. Ты б на них посмотрел, фонарщик. Как только вырубился свет, а прожекторов у них не было, чтобы нас на мосту заметить, они как давай орать: аааа! Аааааа! — Грюэтт замахал руками, изображая истеричную панику, и его бандиты снова засмеялись.

— А еще видел бы ты этих колпачников. Оказалось, у них тоже яйца есть, кто б мог подумать?

Я оглянулся на Хетча. Если он и уловил оскорбление, то не отреагировал.

— То еще зрелище, когда они разозлятся. Ты с ними лучше поосторожнее, Кэсс, — мясистые пальцы упали на мое плечо и снова зарылись в него. — А он-то понял, как свалить отсюда, да? Хелико. Ускользнул, падла, как мелкий червь. Повезло ему не встретиться с хорошим крепким голиафским мужиком. Мы бы ему показали.

Вторая рука Грюэтта с силой врезалась мне в почки, и я, хватая ртом воздух, упал на колени. В боку горело от боли. Стальноголовый наступил мне на лодыжку, болезненно вывернув ее и прижав стопу к земле.

— Вот только я слышал, что он пробрался мимо тебя и сбежал, маленькая ты жабка, так что, я думаю, пора тебе начать следить за собой. Мне не нравятся твои тощие маленькие ручонки техника, но еще больше не нравится твое маленькое крысиное лицо.

Открытая драка. Я бы мог схватиться за нож на поясе, но брюхо и бедра Грюэтта прикрывала ячеистая броня, а позади стояла дюжина вооруженных Стальноголовых.

— Похоже, моим ребятам придется впредь давать тебе чуток напоминаний, каждый раз, как они увидят тебя в Перехламке. Там ты никому не нравишься. Не меньше, чем этот червь Хелико, насколько я слышал.

Он последний раз врезал мне, удар пришелся в висок, и я растянулся возле ямы с трупами со звоном в ушах. Несколько раз неглубоко втянув в себя тошнотворный воздух, я поднялся. Хотелось бы мне не заметить того факта, что несколько трупов в горящей яме очевидно не были бандитами. Неважно, сколько семей владело этой норой прежде, очевидно, теперь этому настал конец. Они больше не существовали. Наверное, не следовало ожидать от банд Перехламка чего-то иного.

Понадобились часы, прежде чем наспех собранная армия Перехламка вышла на дорогу и двинулась домой. Эти люди выглядели не так, будто они пришли делать свою работу, как это было с большинством городских стражников. Когда доходило до боя, они по-прежнему были бандитами, и поэтому после битвы они сделали то, что делают бандиты: они стали праздновать.

Началось это с найденного в Идущем Человеке запаса “Второго лучшего” и “Ползуба”. Стальноголовые уже принялись за него к тому времени, как мы с Грюэттом побеседовали у огня, и по мере того, как угасало пламя, распалялись они сами. Наверху, у ограды, отмечающей границу поселения, Разжигатели устроили какую-то службу, которую возглавлял сам Фольк. Я не слышал деталей, но, похоже, она состояла из большого количества криков, поднятых кулаков и стрельбы в воздух из огнеметов и пистолетов.

Понять, к чему это приведет, было несложно, и к тому времени, как начался мордобой — двое Стальноголовых с жутким пирсингом на лицах и браслетами из цепей стали молотить друг друга бесхитростными размашистыми ударами — я ускользнул подальше и присоединился ко второму ряду экспедиции. В котором я должен был находиться весь бой. Усталость почти задавила во мне злость по этому поводу. Почти.

Настоящие перехламщики, люди, среди которых я жил, а не эти клятые бандиты, которых к нам ветром надуло, потихоньку брели обратно в трубу, ведущую к Перехламку. Еще одна кучка понурых силуэтов на обочине. Считать было особо некого, смотреть особо не на что. Болезненный контраст с буйными Стальноголовыми и орущими Кавдорами.

В середине толпы я нашел Эдзона, который сидел на корточках и жевал кусок грибной корочки. Эдзон, который сказал, что я буду вдали от всей стрельбы, и мне не о чем беспокоиться. Я встал рядом, подумал, не стоит ли ему заехать сапогом так, чтобы башка врезалась в стену туннеля, но вместо этого сел рядом. Мои руки странно подергивались, пытаясь огладить плащ и поправить шляпу, хотя их больше на мне не было. Я скучал по ним обоим.

Эдзон вынул флягу для воды и потряс ее. Судя по звуку, она была почти пуста. Уныло поглядев на меня, он пихнул ее обратно за пазуху. С моста доносился запах дыма.

— Как думаешь, много они воды найдут? — наконец, спросил я, просто чтобы не молчать. Эдзон пожал плечами.

— Нора была небольшая, но кто их знает, сколько у них было запасов? До людей уже начало доходить, что бухло тебя высушивает быстрей, чем может промочить. Знаешь, понадобилось с десяток жмуров в питейных на ‘Плаце, чтобы это прояснить. Так что в бункере ходят слухи, что у Зеркал-Укуса последнее время проблемы с поставками их товара. Может быть, они им сейчас и нагружаются.

— А еще подарками, — донесся до нас голос. Это был гильдеец Тай, по-прежнему в серо-черной одежде. В тусклом свете казалось, что его лицо и медальон парят в воздухе. По-любому он на такой эффект и рассчитывал, может, даже репетировал, харчок помпезный.

Были у меня кое-какие соображения, что это за подарки, и я оказался прав.

— Жители нор Зеркал-Укуса сообразили, что к чему, — продолжал Тай. — Я смотрел, как они приносят бутылки и упаковки с едой. Делают это не очень любезно. Похоже, большая часть предпочитает просто положить подарки на границе Идущего Человека, а потом убежать.

— Ты чертовски хорошо знаешь, почему они так делают, Тай, — выплюнул в ответ я, — так что почему бы тебе не перестать оскорблять и их, и нас, ходя вокруг да около?

Тай приподнял одну бровь, и взгляд Эдзона внезапно привлекло что-то очень интересное между его сапог.

Мгновение, другое, а затем гильдеец придал своим губам форму улыбки.

— Не желаешь ли немного прогуляться со мной по трубе, Кэсс? Мы могли бы чуть-чуть поболтать, пока вся эта экспедиция не соберется в обратный путь. Как насчет такого?

Всегда думал, что люди так делают только в шутках, но Эдзон действительно попятился, чтобы оказаться подальше от нас.

Какого черта. Я — единственный фонарщик Перехламка (единственный пригодный к работе фонарщик, извини, Нардо), что он мне сделает? Я поднялся с пола, вытер ладони о штаны, и мы пошли по дорожной трубе. Я тащился, Тай шел прогулочным шагом. Давненько я так не ходил. Все в Перехламке знали меня — Кэсса с его шляпой, с пачкой инструментов, в плаще-фартуке. Такое чувство, что я теперь был другим человеком.

И после того, что рассказал мне гильдеец Тай, я знал, что теперь я другой человек.