Она лихо управляла своим стареньким «мустангом», время от времени потирая рукой глаза и передергивая плечами, чтобы не заснуть за рулем. Доремус, слегка согнувшись, сидел рядом. Сейчас ему как никогда хотелось закурить сигару.

— Если вас не затруднит... мне бы все-таки хотелось разыскать свой мотороллер. Я оставил его где-то в кустах неподалеку от мельницы.

— С удовольствием, — согласилась Эми, хотя в голосе ее послышалось легкое раздражение. — Если не ошибаюсь, это по дороге к молочной ферме Милликан?

— Совершенно верно.

В молчании они промчались мимо опустевшей деревни. Ранний туман только-только начинал рассеиваться, в небе сияла огромная ярко-желтая луна.

— Вы ведь достаточно близко знакомы с Крэгом Янгом, не так ли? — поинтересовался Доремус.

— С тех пор как приехала в ваши места, — полтора года. Сразу после окончания Калифорнийского университета.

— Значит, вы родом из Калифорнии?

— Я и родилась, и воспитывалась там. В Уэст-Ковине. Тогда там еще можно было побродить по настоящей апельсиновой роще.

— Элен рассказывала, что одно время вы даже мечтали стать кинозвездой.

— А какая девчонка не грезит этим в шестнадцать лет?... Мне везло во всем, к тому же многие считали, что я достаточно хороша для кино. Этакий бутончик, если можно так выразиться. Мне тут же предложили несколько эпизодических ролей, а потом мы задумали целую серию фильмов ужасов. Мы их снимали по ночам, освещая площадку взятым напрокат прожектором. За триллерами последовал еще один сериал, его крутили целых тринадцать недель, а потом о нем полностью забыли. Честно говоря, все это — чушь, но тогда успех буквально вскружил мне голову. И вот на меня положил глаз известный импресарио. У него были такие связи, что, запросто звякнув любому киношному небожителю, этот агент за несколько минут мог договориться с тем о моем контракте.

Тем временем я, как говорится, совершенствовала свое искусство, училась у других актеров. В один прекрасный момент я поняла, что меня окружают совершенно феноменальные юноши, которые умудряются в свои двадцать с небольшим лет полностью утратить духовность. Через некоторое время, точнее, через два года, я, наконец, стала осознавать, что подобное может вскоре произойти и со мной. Вот тогда-то я решительно поставила на своей кинокарьере точку.

— Я вполне одобряю ваш нынешний выбор.

— Я тоже. То, чем я сейчас занимаюсь, — просто идеальный способ проявить мои возможности.

— Наверное, вы с Крэгом скоро поженитесь. Я угадал?

Несколько секунд Эми молчала, и пауза эта показалась обоим мучительной.

— Да, вероятно, уже скоро.

По проселочной дороге они направились к молочной ферме, поднимая за собой клубы пыли. В свете фар мелькнул еле заметный отсюда мост через ручей, и Эми затормозила.

— А я ведь собирался спросить Крэга, не приметил ли он кого на этой дороге, когда ехал сюда, — задумчиво произнес Доремус. — Странно, почему-то этот вопрос вылетел у меня из головы.

— Наверное, вы сильно переволновались. А кроме того, он ведь мог ехать по другому шоссе. К Брюннелю имеется и гораздо более короткий подъезд.

Доски моста угрожающе заскрипели под колесами.

— Где мне остановиться?

— Как только съедем с этого мостика. Кстати, а каким образом Крэг очутился у Брюннеля? Представляю, каких усилий стоило бы нам затащить Питера назад в школу.

— Крэг с ума сходит от его шедевров, особенно от той гигантской бронзовой обнаженной дамы. А Брюннель фактически никуда не выходит из своей галереи — так и торчит там целыми днями.

Эми выключила мотор.

— Я думаю, лучше положить ваш мотороллер в багажник, боюсь, на заднем сиденье он не уместится. У меня есть веревка и тросе, так что мы его надежно прикрутим.

Они вышли из автомобиля, и Доремус при свете фар без труда отыскал в кустах свой мотороллер. Выкатив его, следователь засунул мотороллер в багажник, и вдзоем с Эми они ловко привязали крышку багажника к заднему бамперу. Эми в задумчивости наблюдала, как вдали клубится туман. В лунном свете поверхность пруда сверкала, как зеркало, и Доремус сразу же узнал то место, куда он плюхнулся, проломив прогнившие доски мельницы.

Внезапно Эми вздрогнула.

— Жуткое местечко. Вы, наверное, не из робкого десятка, раз отважились навестить здешние края, не зная, что может ожидать...

— Ну, поскольку мы все-таки снова очутились здесь, мне хотелось бы теперь более тщательно осмотреть это место, — заявил Доремус и начал спускаться вниз к воде, освещая себе путь фонариком, который он одолжил у фермера Хока.

— Неужели вы оставите меня одну? — испуганно проронила Эми.

Доремус оглянулся и, широко улыбнувшись, предложил:

— Пойдемте вместе. Такая компания меня вполне устраивает.

Эми была в толстом розовом свитере, лыжных штанах и высоких черных сапожках, поэтому она легко пробралась сквозь густой кустарник и не раздумывая вошла в мелкий ручей. У самого берега рядом с мельницей Доремус протянул руку и помог девушке преодолеть скользкий участок.

Они стояли рядом в лунном свете и молча разглядывали вход на мельницу. Здесь, на площадке перед дверью, виднелось множество различных следов.

— Куда же вы упали? — поинтересовалась Эми, и Доремус указал ей это злополучное место.

— Но это же очень высоко! Вы могли разбиться.

— Эта мысль пришла мне в голову всего лишь час тому назад. У меня внезапно появилось такое ощущение, что все тело изнутри охватила дрожь. А до этого я, вероятно, просто находился в состоянии шока.

Эми закусила губу.

— Пойдемте отсюда. Я так вымоталась, и, кроме того...

— Ну, еще хоть пять минут.

Они вплотную приблизились ко входу на мельницу.

— Меня мучает один и тот же вопрос: почему именно бензин? — вслух рассуждал Доремус. — Что же происходит сейчас у него в мозгах? Ведь он мог преспокойно дождаться, пока я появлюсь в двери, и на куски разнести мне голову из того же кольта. Зачем только такие сложности — тащить с собой несчастного Питера?... Да еще заставлять его участвовать в такой страшной игре?

— После того, как вы свалились в пруд, они тут же убежали, я правильно все поняла? Оба. А он, ну, Майкл, вероятно, подумал, что вы уже мертвы.

— Скорее всего да.

Теперь Доремус с Эми стояли у кустов перед мельницей.

— Они побежали сюда, в сторону главной дороги. Здесь-то он и выкинул факел, пустую канистру и мой пистолет. Очевидно, он нашел его внутри. Я ведь обронил кольт. И вот на полпути дорогу им перерезал один из сыновей Хока — Виллис. Он заметил их, к тому же у Виллиса был с собой фонарь. Вместо того, чтобы, пригнувшись, замереть и выжидать, пока минует опасность, Питер скорее всего перепугался и рванулся вперед, в сторону пастбища. И тогда Виллис помчался вслед за ним. Виллис был настолько возбужден, что вообще не заметил Майкла. А Майкл, уже не опасаясь никакой погони, беспрепятственно прошел через лес к основной дороге. Туда, где он заранее оставил машину.

Эми посмотрела на Доремуса, и теперь в лунном свете ее глаза напоминали два темных бездонных озера.

— Безусловно, у него есть машина, и Майкл сам ее водит: иначе как бы он каждый раз смог таскать с собой Питера? Следовательно, его автомобиль был припрятан где-то на обочине. А Питер остался на какое-то время без его присмотра. Итак, что бы вы сделали на месте Майкла?

— Я бы... просто ждала его возле машины, наверное.

— Ну, а если бы Питер так и не появился в скором времени, вы бы сами отправились на его поиски, так? И если последний раз вы видели его на пастбище, стоит отправиться именно туда? Но при этом необходимо соблюдать осторожность, чтобы не выдать себя. Значит, надо возвращаться лесом, двигаясь по его кромке, затем пересечь болото. И вот тогда-то вы окажетесь как раз у галереи Брюннеля.

— Да, — только и вымолвила Эми.

— Здесь-то вы и находите Питера. Он забрался на вершину холма, но звать его слишком опасно — значит, вам остается отлавливать его возле самого амбара Брюннеля, затем подвести к машине и срочно сматываться отсюда.

Доремус подвел Эми к залитому луной пастбищу. Кое-где траву прихватил легкий иней.

— Именно в этом направлении я и пошел в поисках Питера — к Брюннелю. Вероятно, Питер заметил меня и... Майкл, несомненно, тоже, в тот момент, когда я прятался у леса. Он сразу же оценил обстановку и смекнул, что я доберусь до Питера гораздо быстрее его, и тогда его затея — коту под хвост. Поэтому он возвращается на то самое место, где оставил машину. Скорее всего он припрятал ее в кустарнике, чтобы тот хоть чуть-чуть приглушил звук мотора. А потом...

— Он уехал, — быстро закончила Эми.

Доремус выключил фонарь и повернулся лицом к девушке. Они стояли по щиколотку в густой траве среди поднимающегося тумана, и их дыхание клубилось легкими облачками. Эми выглядела крайне изможденно, дыхание у нее словно сковало. Девушку охватила дрожь, но не от холода. Что-то не давало ей покоя. На щеках серебряными ниточками заблестели слезы.

— Нет, я так не считаю, — спокойно возразил Доремус. — Он доехал только до владений Брюннеля. И звали его не Майкл.

— Боже мой, — надломленным голосом еле выговорила Эми. — Боже, Боже, нет, нет, прекратите, Доремус! Я не хочу вас больше слушать!

— Там, в интернате, вы неплохо все подытожили, Эми. Вы по кусочкам сложили то, что было уже известно, все, о чем только могли подозревать — все наши теории и версии. Вам удалось слепить из них стройный рассказ, и звучал он весьма убедительно. Но не все в вашем рассказе оказалось правдой, потому что сама правда гораздо, гораздо страшнее. И тем не менее, Эми, мы должны посмотреть ей в глаза. Истина должна восторжествовать.

— Нет! Нет, это невозможно!

— В Шейдс нет никакого Майкла Янга, который якобы тщательно планирует убийства, пытаясь отомстить за свою мать. Майкл Янг умер в ту ночь во время бурана, а дух его сейчас пребывает на небесах. Нет никакого Майкла Янга. Он не существует в действительности. Несмотря на все отчаянные попытки Крэга вернуть его к жизни в образе Питера Мэтиса.

Доремус был готов к чему угодно, но только не к той реакции, которая моментально последовала у Эми после его монолога. Девушка набросилась на него с кулаками и, нанося беспорядочные удары, осыпала тумаками и голову, и плечи, и грудь Доремуса. Эми задыхалась и поэтому не могла кричать, но звуки, доносящиеся из ее горла, были куда страшнее самого отчаянного визга. Следователь попытался удержать ее за руки. Тогда она ударила его головой в подбородок, и Доремус, потеряв равновесие, упал. Девушка начала безжалостно избивать его ногами — совсем как озверевший мужчина. При этом она вопила и истерично причитала. Доремус перекатывался с боку на бок, пытаясь избежать сильнейших ударов, наносимых каблуками. Наконец, ему удалось схватить Эми за лодыжку, и он с силой крутанул ей ногу. Эми тяжело рухнула на землю, но, к счастью, высокая трава смягчила удар. Девушка села, все еще продолжая лягаться, и угрожающе выставила вперед руку, словно собираясь вцепиться ногтями в лицо Доремусу. Тот отбросил ее руку и почти оглушил девушку здоровенной оплеухой. Взметнулось вверх облако волос, и Эми удивленно уставилась на Доремуса. Однако ухмылка никак не сходила с ее губ, растянутых в злобном оскале. Тогда Доремус влепил ей еще одну пощечину, и Эми разом обмякла, беспомощно уронив на грудь голову и опустив руки. Белокурые локоны рассыпались по плечам. Из горла Эми вырвался жуткий, нечеловеческий вопль.

Стоя над ней, готовый в любой момент вкатить девушке очередную затрещину, Доремус вдруг испытал в глубине души желание овладеть Эми. Это обескуражило следователя: ведь который месяц подряд ни одна женщина не вызывала в нем сексуального влечения. Но уже мгновение спустя Доремуса захлестнула нежность и жалость к несчастной девушке. Он осторожно склонился над ней и, приподняв за локти, помог встать на ноги. Эми не сопротивлялась, все еще не решаясь открыть глаза. Она то и дело всхлипывала, судорожно сглатывая. Доремус отпустил ее руки, и она распрямилась с той энергичной решимостью, с какой только что набрасывалась на следователя.

Доремус оставил Эми на лугу, а сам направился к мельничному пруду, разрывая по дороге рубашку, которую одолжил у скульптора. Он намочил ткань и вернулся на луг. Девушка ничком лежала на траве. Доремус опустился на колени, перевернул Эми на спину и осторожно приложил влажную ткань к ее распухшему лицу. Девушка вздрогнула и попыталась было отодвинуться от него.

— Я хочу умереть, — простонала Эми.

Доремус начал скрупулезно изучать лицо девушки. Все, на что он прежде не обращал внимания, теперь приятно поразило его: аккуратный чуть вздернутый носик, мягкий овал лица с едва выдающимися скулами, волевой подбородок, удивительно длинные и густые ресницы. «Какая же это для нее трагедия — так влюбиться в Крэга, — подумал про себя следователь. — Ведь она всеми способами пыталась защитить его, всячески оправдывая Крэга, а жестокая истина изнутри сжигала все ее существо». Доремус давно начал догадываться о происходящем, но вот как это хрупкое создание смогло оценить чудовищную ситуацию? Может быть, благодаря женской интуиции? «Как она прекрасна, — с тоской размышлял он. — Такая способная, восхитительная. Что же мне теперь с тобой делать, как успокоить, утешить, что сказать в эти страшные минуты?»

Доремус глубоко вздохнул и поднялся на ноги. Эми лежала на траве без движения, грудь ее едва заметно приподнималась. Следователь склонился над девушкой и легонько пошлепал по ее лицу влажной тканью, чтобы поскорее привести Эми в чувство.

— Вставайте, — приказал он. — Я не собираюсь тащить вас на руках. Вы уже достаточно взрослая, чтобы передвигаться самостоятельно.

Эми не обратила внимания на его замечание, и Доремус снова мягко ударил ее концом мокрой рубашки. Девушка открыла глаза и взглянула на Доремуса. При свете луны он заметил, как раскраснелись ее щеки, а на одной из них виднелась небольшая ссадина.

— Вам не надо было этого делать.

— Вставайте.

Эми уселась на траву, а потом с трудом поднялась на ноги. Доремус бесстрастно наблюдал за ней. Внезапно Эми словно прорвало:

— Я вас терпеть не могу. На всем белом свете не найти более ненавистного для меня человека. Я не шучу. Я невзлюбила вас с самой первой встречи. Вы зазнайка, бессердечный и занудный пижон. И я хочу, чтобы вы об этом знали.

Закончив эту тираду, Эми, слегка пошатываясь, побрела через пастбище к мельнице. Там она остановилась и, коснувшись раненой щеки, зарыдала. Доремусу вдруг показалось, что именно так должны плакать обиженные дети, которых не понимает никто в мире.

Он подошел сзади и, поддерживая девушку за локоть, осторожно повел вдоль ручья к машине. Всю дорогу Эми не переставала всхлипывать. Когда же они сели в автомобиль, она неожиданно обняла Доремуса обеими руками и уткнулась холодным лицом ему в плечо, в новенькую курточку Виллиса Хока, которую тот одолжил Доремусу. Следователь не противился, он ждал, пока Эми наконец успокоится. Небо на востоке начинало светлеть. Эта ночь оказалась бесконечной. И тут на Доремуса навалилась смертельная усталость. Он почувствовал себя измученным и опустошенным. К тому же голова его раскалывалась. А еще Доремус был уверен, что конец этой жуткой истории еще далеко...

— Наверное, он... тяжело и серьезно болен. Я не знаю, как это могло произойти... Но раньше я над этим не задумывалась. Ни разу за все время. Он что-то там скрывал, странные, навязчивые мысли днем и ночью терзали его. Сколько же времени вынашивал он в голове свои планы? О Господи, Боже, Боже, что я могу сделать, как помочь ему?

— Эми, теперь самое главное — всегда помнить об этом. Крэг действительно болен. И чрезвычайно опасен. Теперь же — как никогда, потому что может почувствовать, что мы близки к разгадке его тайны.

Эми отстранилась от Доремуса и испуганно обронила:

— Питер!

— Рядом с Крэгом Питер находится в полной безопасности. Пожалуй, он единственный, кому сейчас ничего не грозит.

— Как же он мог заставить Питера делать все эти чудовищные вещи? Разгуливать по крышам школьных корпусов... Ведь он мог запросто сорваться и погибнуть. И какое отношение имеет Питер к смерти доктора и Хэпа? Доремус, я ничего не понимаю!

— Думаю, все началось именно с Питера. Ведь он внешне здорово смахивает на Майкла Янга, да и лет ему примерно столько же, сколько было Майклу, когда тот погиб. Кроме того, насколько мне известно, характеры Питера и Майкла, их темпераменты тоже имеют много общего. И вот в жизни Питера появляется Крэг — школьный психолог. Крэг пытается разрушить стену озлобленности и враждебности, из-за которой Питер потерял дар речи. Они все ближе и ближе друг к другу. Схожесть судеб сплачивает их. Ведь и у того, и у другого трагически погибли матери. Может быть, именно это влекло Крэга к Питеру — у того тоже отняли мать, и она трагически погибла, причем так внезапно.

— Но почему все так случилось? — не выдержав, воскликнула Эми.

— За последнее время мы только и слышали, как сильно любил свою мать Майкл. Он возненавидел всех, стал непослушным, неоднократно пытался сбежать из дома. А что мы знаем об отношении Крэга к матери? Как он воспринял ее смерть? Неужели ему было все равно? Сильно сомневаюсь. Думаю, ему было так же больно и обидно за мать. Вот он и затаил злобу на тех, кто приложил руку к ее смерти, и поклялся отомстить. Как и его брат. Но мальчики отличались друг от друга и характерами, и темпераментами. Крэг, видимо, относился к тем, кто, закусив губу, сжимает кулаки и держит все в себе. Кроме того, на плечи его легли заботы о младшем брате. Он почувствовал ответственность за братишку — ведь они остались совсем одни под попечительством мало знакомой тетки, которую поначалу невзлюбили и относились с недоверием. Словно весь мир восстал против Янгов, и теперь Крэгу приходилось любой ценой охранять Майкла. Только представьте, как глубоко потрясла Крэга смерть брата — ведь он не уберег его, потерпев полное фиаско.

Выпрямившись в кресле, Эми с каменным выражением лица слушала все, что говорил ей следователь. А потом, облизнув губы, произнесла:

— Наверное, он чувствовал себя... виноватым. Невероятно, чудовищно виноватым в этой гибели.

— Именно так. И с возрастом комплекс вины набирал силу. Скорее всего его психика не выдержала. Безусловно, все эти годы он страдал. Вы догадываетесь, что может произойти с человеком, который постоянно ощущает на себе вину, который к тому же вынужден скрывать чувства и мысли от других, ежесекундно контролируя свои поступки.

Эми немного помолчала, а потом, запинаясь, промолвила:

— Он может... сам себя уничтожить. Или... перенести часть бремени на кого-нибудь другого.

— Разумеется. Как, например, на Элен Коннелли. Или на Эндрю Бриттона. Или на Хэпа Уошбрука.

— Доремус... А почему вы все-таки уверены, что это дело рук именно Крэга?

— Подозрение закралось в тот момент, когда я понял, в какой зависимости от Крэга находится Питер. Кстати, в амбаре, когда я преследовал Питера, произошла тоже довольно любопытная штука. Я нечаянно дернул за веревку колокола, он прозвонил десять, а может, и двенадцать раз. И в эту самую минуту Питер встрепенулся, будто... очнулся от сна. Выглядел он так, словно плохо соображал, что делает и где находится. Происходящее, видимо, потрясло его, и он чуть было не упал. Позже, когда я услышал бой колокола в гринлифском интернате, очень схожий с колокольным звоном в галерее скульптора, мне вдруг показалось, что все это время, пока я его преследовал, мальчик находился под гипнозом. А колокол послужил как бы сигналом к его пробуждению. Ведь школьный колокол звучал точно так же. Я имею в виду, что Питер «очнулся» от навязанного ему гипнотизером сна. А потом и сам Крэг упоминал о том, что для лечения Питера он активно использует гипноз. Вот тут-то мне и пришла в голову мысль, что Питер по ночам выбирался из своей комнаты и как кошка путешествовал по крышам школьных корпусов. Теперь мне становится понятным, почему это так легко удавалось ему. Ведь он проделывал все эти трюки, находясь под глубоким гипнозом. Крэг контролировал каждое движение мальчика, кроме того случая в амбаре, когда Питер очнулся и, заметив Крэга, кинулся к нему.

— Что-то подобное и мне приходило в голову. Питеру кто-то наверняка должен был помогать убегать из интерната. Тот, кто имеет разрешение покидать школу и возвращаться на машине в любое время. У него не спрашивали пропуск, ведь его лицо было хорошо знакомо сторожу. И тогда я тоже догадалась, потому что...

Эми замолчала и, пошатнувшись, уткнулась головой в подбородок Доремусу. Он успел поддержать ее, и густые светлые волосы рассыпались у него по плечам.

— Там, наверху, в изоляторе, когда Питер заболел, Крэг вышел из себя. Да, именно так. В это время я находилась в соседней палате — там, где хранят лекарства. Я хотела найти ампулу мепрсбамата. Медсестра у нас старенькая, и без очков ничего не видит. Она тоже очень переживала за Питера. Отыскав лекарство, я передала ей ампулу, чтобы медсестра подготовила все для укола, а сама вернулась к Крэгу. Он сидел на кровати с Питером, крепко обняв его, и поначалу мне показалось, будто рядом с ними находится еще какой-то мальчик. Я ведь могла не заметить этого третьего парнишку, мало ли зачем он мог прятаться в лазарете. Потом я услышала голос: «Не надо, Майкл, не надо... ты не погиб, ты не погиб...» И это был детский голос, голос маленького мальчика. Но в комнате, кроме нас, никого не было. Это говорил Крэг. И голос этот... я слышала раньше. Несколько дней назад, по телефону. Крэг уехал тогда от меня минут за тридцать до этого звонка. И я готова поклясться, что это был именно тот самый голос. По телефону он назвался Майклом. И заявил, что ненавидит Крэга.

Эми напряглась, и Доремус крепче обнял ее.

— Боже мой! — со стоном произнесла девушка. — Мне так страшно!

— А что случилось после того, как вы услышали, что Крэг называет Питера Майклом?

— Крэг заметил меня и, повернувшись, уже своим нормальным голосом спросил: «Ну, что ты так долго возилась там? И где, наконец, эта медсестра?» Как раз в этот момент в палату торопливо вошла медсестра со шприцем и сделала Питеру успокаивающий укол. Причем дозу вкатила немалую. Я ушла. И старалась не думать о том, что услышала несколько минут назад. Я заставляла себя не вспоминать больше об этом никогда. Потому что в тот момент меня словно ударили ножом прямо в сердце. Знаете, когда ранят острым кинжалом, кровь выступает не сразу, а чуть позже. Простите, Доремус, что я вам тоже причинила боль. Но у меня, похоже, оставался последний шанс не утонуть в луже собственной крови.

Эми опустила руку следователю на колено. Он почувствовал ее дыхание на своей шее и улыбнулся, ощутив в душе внезапный прилив нежности.

— Но зачем он использует Питера? — продолжала Эми. — Почему он уперся, настаивая, что Питер и есть Майкл? Хотя, наверное, на этот вопрос ответ может дать только он сам. Я права?

— Вы же сами наблюдали, как он перевоплощается в течение нескольких секунд. Я не понимаю, зачем ему это, но... давайте рассуждать гак: у Крэга на сердце тяжкий груз. В этом мире он одинок. Его жизненный путь представляет собой чередование светлых и темных полос. Вот, к примеру, Крэг попадает на темный, как ночная мгла, полный ужаса отрезок, а дальше, всего в двух шагах, сверкает солнце, и его теплые лучи, касаясь лица, согревают. Наверное, обо всех детских кошмарах Крэг вспоминает именно на темных участках пути. Он хотел бы замедлить этот стремительный бег времени, серьезно задуматься обо всем происходящем, но не в силах сделать этого. Ни на секунду не может он остановиться, потому что знает: тот груз на сердце погребет его. Когда я еще служил в полиции, мне частенько приходилось иметь дело с психопатами, нередко беседовал я и с психиатрами. Они и давали мне самые подробные консультации. Так вот, у психически больных людей на определенном этапе жизни отчаяние достигает апогея, и тогда даже самое незначительное событие, сущий пустяк, может навечно погрузить их во тьму, где кошмары полностью овладеют несчастными. Вы должны знать об этом, Эми, ведь это ваша профессия. Конечно, о таких вещах не больно-то приятно думать и рассуждать. Ведь закон не может предъявить Крэгу никакого обвинения — У нас нет доказательств. Ни единого. Его, разумеется, надо изолировать от общества. Но это практически невозможно.

— А что нам теперь-то делать? Убрать от него Питера?

— Я еще раз повторяю, что Питер под опекой Крэга находится в полной безопасности. Потому что психика Крэга в огромной степени зависит сейчас от этого мальчика. Правда, неизвестно, насколько Крэг сам навредил Питеру, я имею в виду его душу. Но надеюсь, что опытный специалист сможет вернуть мальчика в нормальное психическое русло, когда кончится весь этот кошмар.

— Но что же делать нам? — не унималась Эми.

— Советоваться, думать, искать выход. Да, сейчас мне нужно срочно позвонить. А потом... мне понадобится ваша помощь, это очень важно. Необходимо доказать, что Крэг сумасшедший и способен на убийство. Это будет нелегко. И к тому же времени у нас осталось в обрез.