Глава 9

Ковер с начинкой

На следующий день после полуночи,

понедельник, 14 февраля 1999 г.

Приблизительно четырнадцать часов спустя после убийства Эндрю Стетлера снежная буря, разбушевавшаяся над долиной реки Оттава в Квебеке, пронеслась над озером Двух Гор и обрушилась на остров, где раскинулся Монреаль. Снежные волны, как песчаные дюны, наваливались сугробами вдоль скоростных автодорог, по которым в этот предрассветный час отваживались ездить только огромные грузовики. Снег покрывал белоснежным ковром земли могавков в резервации Канесатаке и конные заводы Сен-Лазара. Яхты на причале городка Хадсон на самом берегу озера свежий снег завалил на целый фут. Вьюгой промчавшись над просторными автомобильными стоянками торговых центров в маленьких сонных пригородах, через равнинный окраинный район Вест-Айленд в предместьях Монреаля, буря ворвалась в центр города. Ветер неистовствовал над горой Мон-Руайяль, вихрился буранами над полого спускавшимися к центру города улицами вдоль асфальтовых коридоров, зажатых небоскребами, где бездомные, прятавшиеся от холода, кучковались у каналов теплотрасс. Снег обрушился на скошенные крыши респектабельного англоязычного района Вестмаунт и дома обеспеченных французов, живших с другой стороны горы в районе Отремонт, завалил улицы бедняков, селившихся на юго-западе и в восточной части города. Ураган отплясывал свой буйный танец в свете уличных фонарей, засыпая сугробами машины у обочин, заваливая снегом лестницы и тротуары, осаждая ночной город и захватывая его без сопротивления.

Санк-Марс мирно спал в своем загородном доме под боком у жены, их собака лежала рядом на полу в изножье кровати. Если лошади начинали тихонько ржать и пофыркивать или перебирать ногами в стойлах, они не могли этого слышать, потому что завывавший ветер бесновался на крыше, закручивая снежные вихри между деревьями и надворными постройками. Собака поднимала голову, когда особенно сильный его порыв бил в окна, пытаясь ворваться в дом, или стонал в каминной трубе, как будто взывая к духу собачьих предков. Переусердствовавших в любви супругов, разомлевших в объятиях друг друга под жарким пуховым одеялом, среди ночи мог пробудить от глубокого сна только резкий звук телефонного звонка.

И этот звонок прозвучал.

Как обычно, Эмиль Санк-Марс, кляня весь свет на все лады, понял, что надо снять трубку.

Он уже давно убрал телефон из спальни, потому что резкие звонки посреди ночи напрочь выбивали детектива из колеи. Он не хотел, чтобы жестокий мир, в котором он жил, преследовал его еще и по ночам. Чтобы отвечать на такие звонки, Санк-Марсу проще было выходить из спальни, и теперь, еще толком не проснувшись, он шел, пошатываясь и неловко шаркая по полу шлепанцами, а собака путалась у него под ногами и носилась из одной комнаты в другую.

Он приложил трубку к уху, свободной рукой почесывая подбородок, хмыкнул носом и прочистил горло.

— Слушаю, — буркнул он.

— Будьте добры, это детектив Санк-Марс? Сержант? Мне нужна ваша помощь. — Женский голос звучал приглушенно, взволнованно, он был ему чем-то знаком. Женщина говорила по-английски.

— Да, говорит сержант-детектив Санк-Марс. С кем я разговариваю?

Они с женой использовали небольшую боковую комнату в качестве кабинета, где можно было разобраться с приходящими счетами, составить список необходимых покупок или написать поздравительные открытки к Рождеству. Украшения здесь были не нужны, потому что по всем стенам комнатки стояли книжные полки, и со временем в них накопилась масса ненужных вещей — карты, счета, письма, списки того, что надо было сделать по хозяйству, скрепки для бумаг, карандаши, стопки журналов.

Женщина говорила негромко, голос ее срывался, она была чем-то сильно расстроена.

— Простите меня. Я очень боюсь. Я представить себе не могла, что все так обернется.

Он уже окончательно проснулся и узнал голос звонившей. Это она оставила ему анонимное загадочное сообщение, в котором просила приехать днем на озеро, чтобы поделиться кое-какой информацией.

— Вы так и не пришли, хотя обещали со мной встретиться.

— Я тоже ждала человека, который так и не пришел! А потом туда понаехала куча полицейских. О Господи, тот парень, которого я ждала, был убит! Я представить себе не могла, что его убьют! Я узнала об этом из телевизионных новостей.

— Вы хотите сказать, из вечерней передачи?

— Да.

— Но она закончилась несколько часов назад. Вы, должно быть, не торопились мне звонить. — Санк-Марс прикрыл зевок рукой. Он понятия не имел, сможет ли расколоть собеседницу на что-то существенное, но по привычке продолжал вытягивать из нее информацию.

— Сначала мне надо было добраться домой.

— Значит, вы знали убитого.

— Знала.

— Вы можете представиться? Прежде всего скажите мне, кто вы, потом я хотел бы знать, откуда у вас номер моего домашнего телефона.

— Это все очень сложно. — Тон женщины вдруг резко изменился — жалобный шепоток сменили нотки ярости. — Я очень боюсь, неужели вам непонятно? Мне очень страшно!

— Вам грозит опасность?

— Да! То есть я так думаю. Они убили Энди, понимаете? Если они пронюхают обо мне, я стану следующей. Я знаю обо всем столько же, сколько Энди… знал. Может быть, больше или немножко меньше, мне трудно сказать.

Выгнув бровь дугой, Санк-Марс внимательно слушал, потом спокойно, но на этот раз более жестко спросил:

— Кто может вас убить? Кто убил Энди?

— Вы не понимаете! — воскликнула она. — Точно этого не знает никто. Я могу только догадываться, но у меня в голове не укладывается, что он мог такое сделать.

— Сначала успокойтесь, хорошо? Давайте разберемся во всем по порядку. Скажите мне, наконец, кто вы.

Санк-Марс взял в свободную руку телефонный аппарат и подошел к окну. Ему пришлось дернуть телефонный шнур, застрявший под ножкой стола. Только теперь он заметил, что за окном бушует снежная буря с сильными порывами ветра, вихря снег горизонтально над землей. Горевшая над входом лампочка и фонарь над дверью конюшни выхватывали из тьмы часть двора, где снегом заносило у сарая его новенький «ниссан-патфайндер».

— Я не могу вам этого сказать.

— Почему?

— Мне сейчас нужно быть очень осторожной. Никто не должен знать, что я вам звонила! Если только они прознают, что я говорила с полицейским… О Господи, я так боюсь, а напугать меня совсем непросто. Нам надо встретиться, чтобы никто об этом не знал.

— Почему вы решили сначала позвонить именно мне? — Смятение в голосе женщины убедило его, что он недостаточно серьезно отнесся к ее страхам. Смягчив тон, Санк-Марс спросил: — Откуда у вас мой номер?

— Это тайна. Сейчас я не могу вам об этом сказать. Мы его выяснили, потому что собирались с вами поговорить.

— Почему? — не отставал детектив от своей таинственной собеседницы.

— Потому что вы знамениты! Мы много слышали о вас и решили, что вы сможете нам помочь. Нам показалось, что вам можно верить.

— Простите, но меня интересует, что именно вы хотели мне сказать?

Женщина выдержала паузу, как будто размышляла, стоит ей сейчас о чем-то рассказывать или нет. В воцарившейся тишине Санк-Марс вдруг совершенно отвлекся от разговора. Он быстро отошел к краю окна, смотревшего на конюшню, и, скрытый тьмой и занавеской, стал внимательно следить за тем, что привлекло его внимание в неистовстве бушевавшей вьюги.

— Я теперь так напугана, — донесся до него из трубки голос женщины, как будто она хотела, чтобы он попросил ее продолжать.

Санк-Марс накрыл рукой микрофон.

— Сандра! — позвал он жену. — Сандра!

Подстегнутая тревогой, звучавшей в голосе мужа, женщина быстро выскочила из постели и направилась к нему, запахивая на ходу халат.

— Что стряслось, Эмиль?

— Возьми, — он протянул ей телефонную трубку и сам аппарат.

— Кто это? — Он был настолько встревожен, что ей стало страшно.

— Не знаю. Какая-то женщина. Удержи ее на линии. Она напугана. Попробуй ее успокоить. Постарайся запомнить все, что она тебе скажет.

— Эмиль…

— Держись подальше от окна! — сказал он, выходя из комнаты. — И не включай свет.

Сандра Лоундес взяла у него телефон и нерешительно произнесла:

— Слушаю вас.

Прикрываясь занавеской, как и ее муж, она выглянула в окно, желая понять, что его так заинтриговало и испугало на улице.

Их собака — Салли, помесь ньюфаундленда с какой-то другой породой, была в восторге от редкой и неожиданной возможности выйти ночью на прогулку с хозяином. Она радостно прыгала, пока тот в потемках пытался одеться. Надо было натянуть на себя зимние вещи, иначе дело могло обернуться серьезными неприятностями. Он очень рассчитывал на фактор внезапности и не хотел лишаться этого преимущества из-за плохой экипировки.

Вчера перед сном они с женой с внезапно нахлынувшей страстью так бурно предавались любви, что теперь этот юношеский порыв выходил ему боком. Санк-Марс в темноте рыскал по всей комнате в поисках разбросанных по углам носок, ботинок, штанов и рубашки, но найти их было непросто. Черт! Это же надо, чтобы на солидную супружескую пару среднего возраста нашло такое наваждение! Он даже зубы не удосужился почистить. А теперь еще и обнаружил, что забыл снять презерватив. Он скатал его, завязал в верхней части на узел и выкинул в корзину для мусора. Потом Санк-Марс прошерстил свой шкаф и ящики комода в поисках темной одежды, которая могла бы служить ночью чем-то вроде камуфляжной формы. Хотя тот, кто прокрался в его владения, был одет в белое, отлично маскирующее движения на снегу.

Спускаясь с собакой вниз по лестнице, Санк-Марс слышал, как жена говорила в трубку какие-то слова утешения. Здесь было темнее. Он искал что-то на ощупь в буфете, сдвигая в сторону ненужные вещи. Однажды, когда он занимался расследованием дела, связанного с бандами мотоциклистов, и ситуация сложилась достаточно опасная, он купил жене двустволку, чтобы в его отсутствие на ферме она в случае необходимости могла ее использовать. Теперь он обнаружил ее под метелками и швабрами, которые попадали на пол, когда он вытаскивал ружье.

Патроны были спрятаны в другом месте.

Опустившись на кухонном полу на колени, Санк-Марс отпихнул в сторону Салли, потом протянул руку за вращающийся столик к угловому буфету, где было потайное отделение. С буфетной полки на пол полетели банки с приправами и консервированными супами. В конце концов он нашел коробку с патронами, достал ее из буфета и вышел из кухни в комнату.

Там Санк-Марс нащупал на столике свой сотовый телефон — он помнил, что оставил его где-то рядом с телевизором. Он раскрыл складной аппарат в руке и включил его — в темноте засветились зеленые цифры. Санк-Марс набирал номер своей конторы, одновременно заряжая двустволку.

— Оперативный отдел, — ответил ему женский голос.

— Срочное сообщение, — четко и громко прошептал Санк-Марс.

Через секунду в трубке раздался голос мужчины.

— Назовите себя.

— Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс. Вторжение на территорию.

— Сколько?

— Видел одного. Есть ли оружие, не знаю.

— Намерение?

— Вторжение.

— Ответ отрицательный, Санк-Марс.

— Но он минирует мою машину! Он может взорвать мой дом!

— Уже выезжаем.

— Конец связи.

Санк-Марс быстро вышел из комнаты, вернулся в кухню, оттуда прошел в прихожую, расположенную в задней части дома, но там столкнулся с проблемой.

Здесь в шкафу висела его зимняя одежда, но чтобы взять ее, надо было открыть дверцу, а при этом в шкафу автоматически зажигался свет. Его можно было выключить, но для этого тоже надо было открыть двухстворчатую дверцу и протянуть руку вверх, даже, может быть, подпрыгнуть, чтобы дотянуться до выключателя с первого раза. В любом случае избежать мгновенной вспышки света было нельзя. Надежда на то, что незваный гость этого не заметит, была очень слабой. Оставалось лишь молиться, чтобы тот, кто возился с его машиной, был слишком занят установкой динамита и не обратил внимания, что полицейский проснулся и вышел на охоту.

Санк-Марс досчитал до трех, потом распахнул дверцу и подпрыгнул. Ему показалось, что на какой-то момент он завис в воздухе, потому что нашел выключатель, потерял его, снова нащупал и успел выключить. Потом он свалился на пол, но свет был отключен и тьма стояла такая, что хоть глаз выколи.

Тьма и белое неистовство зимней ночной бури.

Салли снова прыгала рядом, ей тоже хотелось повозиться.

Санк-Марс поставил ружье на предохранитель.

Он напряженно прислушивался к звукам за дверью, но оттуда доносилось лишь завывание ветра.

С собакой надо было что-то делать. С одной стороны, Салли была хорошим сторожем, потому что тревожно лаяла, если кто-то незнакомый приближался к дому. Но когда кругом бушевала снежная буря, а окна в доме были плотно закрыты, она никого не заметила, а если бы даже почуяла незваного гостя, стала бы только прыгать вокруг него и тявкать в надежде на то, что он с ней поиграет. Набрасываться на людей Салли не умела, даже команду «фас» не знала. Если он выпустит собаку наружу, ее вполне могут подстрелить. С другой стороны, если он оставит ее в доме, а сам выйдет во двор, она, скорее всего, разлается, что для него могло быть опасно.

У шкафа он обул зимние ботинки, надел какое-то заношенное старье, натянул бейсбольную кепку с надписью «Джон Дир», перчатки и куртку на гагачьем пуху. Пока Санк-Марс одевался, само собой пришло решение относительно собаки. Он на ощупь нашел поводок в темном шкафу и надел ей на шею. Салли бурно завиляла хвостом. Он хотел сделать вид, что собирается вывести ее на прогулку, несмотря на снежную бурю, а потом привязать около дома. Когда до нее дойдет, что ее оставили на холоде одну, и в знак протеста она начнет лаять, он уже успеет обогнуть угол дома. Ни одному злоумышленнику не пришло бы в голову ждать оттуда нападения, и даже если бы к этому времени Салли начала свой концерт, он успел бы оказаться в выгодном для атаки месте.

Крепко привязав Салли у крыльца и по возможности успокоив ее, Эмиль Санк-Марс прошел мимо задней стены дома до угла. Там рос старый клен со стволом где-то около фута в диаметре, который в случае необходимости мог служить неплохим прикрытием.

Ветер резкими порывами швырялся снегом. Салли все меньше нравилось, что хозяин не взял ее с собой на прогулку. Но пока Санк-Марс не скрылся за углом сарая, она не понимала, что привязана. Потом стала дергаться, пытаясь отвязаться, и скулить, а вскоре начала лаять.

Детектив двигался быстро, чтобы занять лучшее положение. Он обогнул поленницу дров и направился в сторону фасада дома, но остановился, когда слева раздался сухой громкий звук. Выстрел? Санк-Марс застыл на месте, обдумывая следующий шаг. Он не мог поверить, что это происходит с ним на самом деле, повернул назад, оступился, откатился за поленницу и присел на корточки за дровами прямо на снег, пораженный и ошеломленный. Он попал в засаду. Выглянув из-за своего укрытия, он увидел только летевший снег, а за ним была темнота. До него доносился не стихающий лай собаки и показалось, что на втором этаже Сандра громко звала его по имени.

Снова раздались звуки выстрелов, он услышал, как пули попали в дрова и в стену гаража за его спиной.

Санк-Марс судорожно вынул из кармана сотовый телефон и, не отвечая на дурацкие вопросы, крикнул:

— Срочное сообщение! Санк-Марс. Санк-Марс. Офицер под обстрелом. Офицер под обстрелом. Срочно нужна помощь. Срочно нужна помощь. Конец связи.

Отключив аппарат, он услышал, как взревел двигатель снегохода, и хоть яростный ветер заглушал звук, полицейскому показалось, что он доносится с той же стороны, откуда раздавались выстрелы. Сколько их было — четыре, пять, шесть? У Санк-Марса создалось впечатление, что одна пуля просвистела совсем рядом и попала в стену гаража еще до того, как он услышал звук выстрела. Но он тут же решил, что ему это померещилось. У него руки чесались — так хотелось выстрелить из ружья в сторону, откуда доносился рев невидимого снегохода, но он испугался, что это еще сильнее переполошит жену. Меньше всего ему сейчас хотелось, чтобы она вышла в бурю из дома его искать.

Потом до него донесся какой-то грохот, на стене дома мелькнула неясная тень, он выскочил из укрытия и снял двустволку с двойного предохранителя, который сам установил для безопасности Сандры.

В каждом стволе было по патрону, каждый имел свой курок. Единственным его шансом была жестокая расправа с этими ублюдками.

Удирая с места преступления, бандиты правильно выбрали путь, в противоположную от его укрытия сторону, — по линии между углом дома и его машиной. Санк-Марс быстро добежал до «патфайндера», опустился на корточки у переднего колеса, вслушиваясь в удалявшийся гул двигателя снегохода. Машина в нарушение правил двигалась с выключенными подфарниками — они специально заранее отключили электропроводку. Он уже собрался выстрелить, но вдруг подумал, что его автомобиль может быть заминирован и взорван с помощью пульта дистанционного управления. Может быть, бандиты ждали, когда он близко подойдет к машине, чтобы взорвать его вместе с ней?

Санк-Марс мог стрелять, ориентируясь только на удалявшийся шум двигателя. Попасть в цель у него практически не было шансов, и он снова поставил ружье на предохранитель.

Потом трусцой побежал обратно, отвязал Салли, вернулся в дом и запер за собой дверь. Не включая свет, он поднялся наверх, собака шла рядом. Он нашел Сандру там же, где оставил — в боковой комнате, ее силуэт вырисовывался на фоне окна, она так и держала в опущенной руке телефонную трубку.

— Что случилось, Сандра? — спросил он.

Жена не ответила.

Санк-Марс подошел к окну, задернул штору и только после этого включил настольную лампу.

Одной рукой Сандра опиралась на письменный стол, другой сжимала телефонную трубку и не сводила с него глаз. Она выглядела потрясенной и ошеломленной, но, присмотревшись, он понял, что она просто в ужасе.

— Эмиль… — сказала она, и из глаз ее потекли слезы.

— Что, Сандра? — Он взял у нее трубку и приложил к уху. — Что стряслось? В чем дело?

Из трубки не доносилось ни звука. Жена горестно качала головой.

— Они убили ее, — сказала Сандра.

— Что? Кто?

— Кто-то ее застрелил. Я говорила с ней по телефону, Эмиль, потом услышала хлопок. Как выстрел. После этого раздался какой-то негромкий звук, как будто она ахнула, и тело ее ударилось о пол. Я сама это слышала!

Он подошел к жене, обнял ее и поцеловал в шею. Потом отошел на шаг назад, положил на стол ружье, коснулся лица Сандры правой рукой, а пальцами левой набрал номер на сотовом телефоне.

— Срочное сообщение. Санк-Марс. Соедините меня с дежурным.

Секунду спустя ему ответили:

— Санк-Марс, ожидаемое время прибытия — две минуты. Доложите положение.

— Нападение пресечено. Преступники — не меньше двух — скрылись в южном направлении на снегоходе. Моя машина может быть заминирована. В темноте не стал проверять. Со мной все в порядке. Повторяю: со мной все в порядке, нападение отбито.

— Ждите.

Санк-Марс ждал, пока информацию передавали спешившим к его дому полицейским.

— Вас понял.

— Мой домашний телефон на связи с абонентом, в которого, видимо, стреляли. Он убит или ранен. Выясните адрес, по которому расположен этот номер.

— Вас понял.

— Перезвоните мне на мобильник. Конец связи.

Компьютер управления выдаст полицейским номер телефона и его адрес. Пока он набирал на сотовом телефоне еще один номер, Сандра держала его за рукав.

— Алло? — раздался в трубке заспанный голос.

— Билл? Это Эмиль. Собирайся. У нас есть новости. Позже тебе перезвоню, расскажу подробности.

— С вами все в порядке?

— Долго рассказывать. Перезвоню позже.

Он дал отбой и тут же сделал еще один звонок.

— Это Эмиль, — сказал он, когда ему ответил другой заспанный голос. Человек на другом конце провода костерил его на все лады. Когда его собеседник пришел в себя, Санк-Марс сказал: — Ладно, с этим мы разберемся потом. А сейчас скажи мне, что тебе известно о сержанте Чарльзе Пеншо из провинциальной полиции.

Ему ответили, что сведений о сержанте немного, но на службе его считают неплохим человеком. Не все с ним было до конца понятно, но в принципе это не меняло дела: ходили какие-то неясные слухи о его связях, поговаривали, что быстрым продвижением по службе он обязан протекции не то родных, не то друзей.

— Это его самый большой грех?

— Пока да.

— Мне нужен номер его домашнего телефона, причем как можно скорее. Перезванивай мне только на мобильник.

В ожидании необходимой информации Санк-Марс обнимал жену.

— Что еще ты слышала? — шепотом спросил он.

— Трудно сказать. Странные звуки. Как будто там двигали мебель.

— Кто?

— Голосов слышно не было, но явно доносились шаги двух-трех человек. Временами мне казалось, что шаги одновременно раздаются в разных концах комнаты. Еще можно было разобрать тяжелое дыхание, какое-то ворчание, как будто какие-то мужики занимались тяжелой работой.

Он отошел от жены, выключил настольную лампу и отдернул штору. Вдалеке, где-то на границе его владений, Санк-Марс заметил сине-красные отблески проблесковых маячков полицейской патрульной машины. Она двигалась медленно, видимо, дорогу совсем замело.

— Ладно, не переживай. Как-нибудь все устроится, — попытался он успокоить плачущую Сандру.

— Она сказала, что ее зовут Люси. Фамилию свою не назвала.

Сандра выскользнула из объятий мужа, опустилась на пол и обняла собаку. Эмиль Санк-Марс поцеловал жену в макушку, спустился вниз и всюду включил свет.

* * *

Излюбленным методом убийства, применявшимся местными бандитами, было минирование машин. Молодой полицейский, служивший в отделении Сен-Лазара, первым прибывший на место преступления, сам вызвался осмотреть автомобиль. Вернувшись, он сообщил, что с джипом все в порядке.

— Вы хорошо разбираетесь во взрывных устройствах? — задал ему вопрос Санк-Марс.

— Не так чтобы очень.

Парень был рыжеволосый, весь в веснушках, общительный, в меру упитанный, он стоял в прихожей, не закрыв за собой входную дверь. Снаружи залетал снег. Холодный воздух с улицы смешивался с теплым воздухом дома, было видно, как клубится пар его дыхания, на окнах нарастала наледь.

— Вы когда-нибудь специально занимались саперным делом? — продолжал давить на него Санк-Марс.

— Нет, сэр.

— Вы знаете о бомбах и динамите что-то кроме того, что они взрываются?

Молодой человек отнесся к учиненному допросу с чувством юмора, в котором Санк-Марс не мог ему отказать.

— Сэр, в вашу машину проникли со стороны пассажирского места. Причем сделали это без проблем. Либо они профессионалы, либо вы не заперли дверцу машины. Могло такое случиться?

— Вполне. — Санк-Марс слегка выпятил подбородок, как будто принимая удар, обрушившийся на него из-за его собственного легкомыслия.

Полицейский кивнул, собираясь с духом.

— Снег под машиной не примят, сэр. С одной стороны джипа остались ваши следы, когда вы присели около него на корточки. Со стороны пассажирского места ясно видно, как кто-то влез в машину и вылез из нее. Очевидно, он рассчитывал, что вы сядете в машину со стороны водителя и не заметите следов с противоположной стороны. Хотя, скорее всего, он рассчитывал, что к утру следы заметет пурга. — Полицейский говорил достаточно уверенно, как будто хотел произвести впечатление на старшего по званию и показать, что его высокая репутация нисколько его не смущает. — Я все проверил под дверью, сэр, чтобы быть спокойным. Проверил все под машиной и в нишах колес. Потом осмотрел двигатель, зажигание, все пространство под приборной доской, заглянул под сиденья. Там все в порядке. В багажнике тоже чисто. Бомбы там нет, лишних проводов я тоже не обнаружил. Скорее всего, вы его переполошили до того, как он успел что-то сделать. На таком холоде, в темноте быстро он работать не мог. Скорее всего, удирая, он прихватил взрывное устройство с собой. Если оно там было.

— Вы считаете, что, убегая в темноте, бандит унес взрывное устройство с собой?

Полицейский пожал плечами.

— Бомбы на улице не валяются, достать их непросто. Вот он и решил взять ее с собой. — Прокашлявшись, полицейский намеренно повторил свою мысль, будто намекая на возможность другой версии. — Если, конечно, там была бомба.

Другие версии Санк-Марса не интересовали. Он слышал, как пуля просвистела рядом с его головой, в него стреляли пять или шесть раз. Сама мысль о том, что кто-то вторгся в его владения, чтобы его убить, вызывала в нем не столько страх, сколько злость. Ему очень нелегко было сдерживать теперь эту ярость. Его отношения с бандитами перешли в новую фазу, и такая эскалация была ему совсем не по душе.

— Значит, — спросил он, немного успокоившись, — вы считаете, что моя машина опасности не представляет?

— Да, сэр, я так полагаю.

Полицейский оказался симпатичным парнем лет под тридцать. Наверное, он нравился женщинам, подумалось Санк-Марсу. Он не выглядел как человек, способный рано жениться, а если бы пошел на такой шаг, вряд ли смог бы долго хранить супружескую верность. Видно было, что малый он рисковый, настоящий полицейский, не какой-нибудь пай-мальчик.

Санк-Марс вынул из кармана ключи.

— Вы хотели бы сами завести машину? Я, естественно, на этом не настаиваю.

Полицейский улыбнулся и взял ключи у старшего по званию.

— Я вернусь через минуту, сэр.

— Очень на это рассчитываю.

Санк-Марс не сводил с полицейского глаз. Так же уверенно, как и при первом обследовании машины, полицейский, возможно, рисковавший собственной жизнью, все проверил еще раз. После этого он решительно сел на место водителя, вставил ключ зажигания в замок и повернул его. Двигатель завелся с пол-оборота, парень газанул пару раз, потом заглушил движок.

Когда он возвращался к дому, по проложенной его машиной колее уже приближались другие патрульные машины. Они шли гуськом — машины местных полицейских, их коллег из Сюрте дю Кебек и муниципальной полиции Монреаля. Снегоходов у них не было, а потому не было и надежды поймать преступников. Санк-Марс понимал, что пытаться где-то достать снегоходы уже бессмысленно — за это время следы бандитов занес снег, они могли проехать достаточно большое расстояние, чтобы их следы затерялись среди сотен других таких же следов в заносах снежной бури. Вместо этого Санк-Марс попросил полицейских из провинциальной полиции до его возвращения оставить кого-то охранять его жену, а местных полицейских — прочесать сельские дороги и доложить обо всех подозрительных происшествиях. Спорить с ним никто не стал.

Когда все ушли, он поднялся наверх, чтобы рассказать жене о последних новостях, поддержать ее и пожелать спокойной ночи. Сандра была взволнована, но не расслаблялась, они обнялись так, будто силы их объятий должно было хватить для победы над всеми опасностями, которые нес им мир. Он любил ее, любил ее запах, ему было хорошо с ней все эти дни, и потому его так злил этот поворот событий, который просто не мог не сказаться на их дальнейшей семейной жизни.

Вернувшись вниз, он надел кобуру с табельным пистолетом, положил в карман бумажник и полицейский значок. Перед выходом из дома он сделал несколько звонков, ему перезвонил сослуживец, дал телефон сержанта Пеншо, и Санк-Марс с ним связался. Ему также сообщили адрес звонившей ночью женщины — ею оказалась Люси Габриель, жившая неподалеку от Оки. После этого он вышел на улицу, где снежная буря все с той же силой вихрила снег, сел в новую машину и завел двигатель. Он ехал следом за мигалками патрульной машины провинциальной полиции сначала по проселочной дороге, потом повернул за ней на восток и выехал на шоссе.

На полу переднего пассажирского сиденья «патфайндера» медленно таял снег, занесенный в кабину обувью преступника, вторгшегося на его землю, и это выводило его из равновесия. Только когда кабина достаточно прогрелась и снег совсем растаял, Санк-Марс почувствовал облегчение. Он следовал за разноцветным мельтешением мигалок полицейского патруля в неистовстве снежной бури. Вести машину по занесенной снегом дороге было трудно. Он прекрасно понимал, что если патрульная машина угодит в кювет или ненароком напорется на столб, ему придется сворачивать в сторону, тормозить или быть готовым к аварии.

Но вместе с тем напряжение езды успокаивало ему нервы — сосредоточившись на дороге, он мог переосмыслить и оценить сложившееся положение.

Череда событий, произошедших за последние пятнадцать часов, выстраивалась в цепь, отдельные звенья которой пока оставались для него тайной. Причем именно то, что ему еще не было известно, могло иметь смертельно опасные последствия. Позвонила женщина, которая хотела сообщить ему что-то важное. Он поехал на встречу с ней. Рядом подо льдом был найден труп застреленного мужчины. Женщина так и не объявилась, но позже снова ему позвонила и во время разговора, скорее всего, кто-то в нее выстрелил. Еще кто-то вторгся в его владения, стрелял в него и залез к нему в машину. Бомбу в его «патфайндере» не установили — если только им как-то не удалось провести смелого молодого полицейского и где-то у него под задницей бандиты не умудрились заныкать пластиковую взрывчатку, которая по сигналу пульта дистанционного управления в любой момент разорвет его на куски. И все же бомба могла оказаться более предпочтительным исходом, чем другие возможные цели вторжения преступников в его владения. Большинство настоящих бандитов на его территории — прежде всего это касалось байкерских банд — в таких случаях предпочитали устанавливать взрывные устройства. В качестве главной причины того, что она решила позвонить именно ему, а не какому-нибудь другому полицейскому, женщина ссылалась на его репутацию. Информация, которую она собиралась ему передать, уже стоила жизни одному человеку и, вполне возможно, чем-то грозила ему самому. Но это обстоятельство никак не могло объяснить внезапную заинтересованность преступников в том, чтобы его прикончить.

Если только они решили, что неизвестная женщина или Эндрю Стетлер, труп которого был найден в замерзшем озере, уже успели поделиться своими секретами с ним. Или боялись, что это может произойти.

* * *

Следом за патрульной полицейской машиной Санк-Марс съехал с сороковой автомагистрали на шоссе Сен-Шарль, которое вело к небольшому городку Хадсон. Дорога шла мимо возделываемых полей, среди которых здесь и там высились симпатичные расшатанные сарайчики-амбары, потом поля сменились большими участками земли, на которых стояли скромные жилые коттеджи. Перед выездом из дома он договорился с разными людьми о встречах в разных местах и теперь связался с Биллом Мэтерзом, который ехал к месту встречи с другой стороны.

— Когда будешь на месте, Билл?

— Минут через пятнадцать — двадцать. Я тащусь за снегоочистителем, никак не могу его обогнать.

— Я по такому снегу доберусь минут через десять — пятнадцать. Пока мы с тобой говорим, там вытаскивают из постели смотрителя. До встречи.

Шоссе закончилось, он повернул на восток и поехал по главной дороге. Дома на берегу были значительно больше, земля здесь стоила существенно дороже. Зазвонил телефон. С ним связался Чарльз Пеншо, ехавший к месту встречи с северо-востока. Он был уже на противоположной стороне озера Двух Гор, поскольку жил неподалеку.

— У меня проблемы, — предупредил его Пеншо.

— В чем дело?

— Я проехал Оку и теперь ищу дом на землях индейцев.

Санк-Марс тихо выругался.

— Вы в патрульной машине?

— Нет, сэр, слава Богу, в собственной.

— В форме?

— Нет, в гражданском, — ответил Пеншо. — И тем не менее.

— Вы правы. Лучше действовать с местными.

— Так и сделаю, — заверил его Пеншо. — Увидимся на месте.

Санк-Марс уже задействовал в этом предприятии четыре полицейские службы. Сослуживцы из муниципальной полиции охраняли его дом. Полицейские Сен-Лазара прочесывали прилегающие к нему территории в поисках бандитов, которые в него стреляли и пытались заложить бомбу в его машину, а потом скрылись на снегоходе. Провинциальная полиция его сопровождала, и один из ее сотрудников — Пеншо, уже начал проводить расследование на другой стороне озера. А к полиции Хадсона он обратился с просьбой разбудить смотрителя ледяной переправы и доставить его к месту работы. Теперь к этому делу должно было подключиться пятое подразделение охраны порядка, причем могавские миротворцы из Канесатаке наверняка не придут в восторг от вторжения на их территорию полицейских из других подразделений.

Что-то должно было случиться. Он еще не мог понять, в чем суть проблемы, не мог свести разрозненную и неполную информацию к единому знаменателю, но его разум и интуиция уже слились воедино в поисках единственно правильного решения.

Вести джип было непросто, хотя впереди постоянно горели огни патрульной машины. По главной дороге Хадсона они проехали мимо торгового центра городка, потом спустились под горку и свернули по ней к озеру Двух Гор. Раньше многие стоявшие здесь дома использовались богатыми монреальцами как летние дачи. Теперь — с появлением скоростных автомобилей, скоростных магистралей и современных мостов, городок стал чем-то вроде спального района для людей, которым круглый год каждый день приходилось ездить на службу. Больше столетия вокруг озера селились представители трех народов, создавших страну — индейцев, французов и англичан. Большинство жителей Хадсона относили себя к англичанам, и Эмиль Санк-Марс чувствовал себя здесь немного не в своей тарелке.

На спокойном перекрестке он заметил мерцание синего проблескового маячка патрульной машины, в которой полицейский из Хадсона ждал его приезда. Летом здесь работал паром, переправляющий машины с одного берега на другой, — небольшие катера перевозили по широкому озеру баржи от Хадсона до Оки. Зимой капитан парома сопровождал машины, переправлявшиеся с одного берега на другой по ледяной переправе. Местный полицейский разбудил его ни свет ни заря, чтобы он открыл ворота ледяного моста, запирающиеся на ночь. Тот в свою очередь вызвал водителя снегоуборочной машины. Все трое уже ждали Санк-Марса, когда тот подъехал и вышел из машины в бушевавшую бурю.

— Месье, — обратился к нему по-французски полицейский из Хадсона, производивший впечатление общительного и добродушного малого, что, несомненно, было обязательным требованием при приеме на работу в таком спокойном городке, — замечательную ночку вы себе выбрали для прогулки.

— Да, лучше, пожалуй, и быть не может. Благодарю вас за помощь.

— Не за что, месье. Но должен вас предупредить, что паромщик злой как черт.

В этот момент к Санк-Марсу подошел полицейский из Сюрте дю Кебек, сопровождавший его сюда от самого дома.

— Ну и ночка сегодня выдалась, — сказал полицейскому Санк-Марс. — Дальше я сам поеду. Спасибо вам за все.

— Я совсем не против и дальше вас сопровождать, сэр, — ответил ему высокий, стройный молодой человек.

— Вы так считаете? Но теперь мы должны навестить один дом на индейской земле. Вы уверены, что вам хочется ехать туда на патрульной машине с мигалками?

Пыл стройного молодого парня явно поубавился.

Помимо дешевого американского курева, контрабандной выпивки и выращенной на их землях марихуаны одной из статей доходов местных преступников были прибыли от торговли еще одним товаром: они сбывали заинтересованным сторонам привезенное из Соединенных Штатов оружие — гранатометы, автоматы, автоматические пистолеты, ружья, динамит. Поэтому в резервации отнюдь не приветствовали появление посторонних стражей порядка.

Когда полицейский из Сюрте ретировался к патрульной машине, из автомобиля местного полицейского вылез паромщик и в грозной форме выразил решительное несогласие с тем, что его так рано выдернули из теплой постели.

— У вас по крайней мере обе оси на машине ведущие. На тот берег с вами поедет Жан-Пьер. Мы сегодня еще снег не расчистили. Только не застряньте там по дороге. А если собьетесь с пути и угодите на тонкий лед, я за это отвечать не собираюсь.

Мужчина был широкоплечим коротышкой, говорил, держа руки в карманах куртки, но не прекращал жестикулировать, от чего полы его длинной куртки все время колыхались.

— Зачем же мне тогда нужен Жан-Пьер? — скептически спросил его Санк-Марс.

— Для расчистки. Он поедет впереди и отгребет в сторону снег. У него и ключи есть от ворот на той стороне. А мне надо знать, кто заплатит по счету.

— Вы с меня за это хотите содрать деньги?

Паромщик пожал плечами.

— А вы как думали?

— Вам ведь в любом случае придется расчищать дорогу, — возразил ему Санк-Марс.

— Только не ночью. К утру Жан-Пьеру снова придется сгребать снег. Так что эта ваша ночная операция влетит мне в копеечку.

— Я вас не прошу расчищать для меня снег. У меня, как вы сами сказали, автомобиль полноприводный. И мне не нужны от вас услуги, о которых я не прошу.

— Да что вы жметесь из-за такой мелочи! Вы же не из своего кармана будете платить! Я расчищаю дорогу, а платит город Монреаль. Вот и весь разговор!

— Хорошо. Присылайте мне счет. Я дам вам визитную карточку, они у меня в бардачке.

Трое мужчин пошли к машине Санк-Марса, ветер дул им в спину. Четвертый — Жан-Пьер, сидел в своем грузовичке, готовый к расчистке снега. Он опустил голову на руль, будто ему и дела не было ни до чего вокруг.

— Вы готовы, сэр? — спросил его полицейский из Хадсона.

— Пять к десяти, что за моим напарником дело не станет.

Все ждали — Жан-Пьер сидел в грузовичке-снегоочистителе, паромщик в патрульной машине рядом с местным полицейским выписывал счет, Санк-Марс ждал в «патфайндере» Билла Мэтерза. Их согревало тепло печек от работавших вхолостую двигателей, но друг друга они не видели из-за валившего густого снега, налипавшего на окна. Эмиль Санк-Марс не заметил, как Билл Мэтерз слишком резко повернул на замерзшей дороге, его занесло влево, развернуло, но он сумел удержать машину на ходу и затормозить. Молодой сыщик вышел из машины, запер дверцу и, стараясь укрыться от ветра, пошел к «патфайндеру».

— Я слышал, вы давали срочное сообщение, — сказал Мэтерз, садясь к нему в машину.

— Кто тебе сказал?

— Я сам позвонил в контору, когда мне кое-что пришло на ум.

— И какая же мысль тебя посетила? — в присущей ему грубоватой манере спросил Санк-Марс. Он опустил окно и помахал рукой водителю стоявшего впереди грузовичка. Никакой реакции не последовало, тогда он посигналил фарами и пару раз нажал на гудок.

— Завтра утром беру отгул. Если я должен работать всю ночь напролет, утром мне надо отдохнуть. Так, значит, это правда?

Санк-Марс слегка кивнул.

— Какие-то твари хотели заминировать мою машину. Можешь себе такое представить? К тому же в меня стреляли, когда я попытался им помешать.

— Это уже не шутки. — Мэтерз прочистил горло, поднес руки к печке и стал их потирать. Волосы его растрепались, на щеках пробивалась щетина — в таком виде он появлялся на людях только в исключительных случаях.

— Серьезные новости, Эмиль. Можете рассказать подробнее?

— Подожди.

Жан-Пьер вышел из кабины грузовичка. Когда он проходил мимо «патфайндера», Санк-Марс заметил огонек его сигареты. Детектив опустил окно, в которое тут же порывом ударил ветер, и стал счищать налипший на внешнее зеркальце снег. Потом закрыл окно и посмотрел в зеркальце на Жан-Пьера, который запирал за патрульной машиной ворота. Когда он возвращался к грузовичку, Санк-Марс открыл дверцу и спросил его по-французски:

— Как я смогу вернуться обратно?

— Я вас подожду.

— Это может занять какое-то время.

— У меня почасовая оплата. Это просто черт знает что! В любом случае, мне надо отпереть ворота на другой стороне, поэтому я буду ждать вас там, пока мне не придется их открывать для других. Потом это уже не будет иметь значения.

— Да, веселенькая вам выдалась ночка.

— Не смешите меня. Ха-ха-ха, от смеха лопнуть можно.

— Извините, но вопрос стоит о жизни и смерти.

— Да? Ну, тогда делать нечего. Поехали.

Пока они ехали за снегоуборочным грузовичком через озеро, Санк-Марс вкратце рассказал Биллу Мэтерзу о своих ночных приключениях. Перечисление основных событий не заняло много времени, остаток пути мужчины проехали в молчании. Случившееся сильно их встревожило, настроило на серьезный лад, который усиливала мрачная жуть пути. Они ехали по льду замерзшего озера за мелькавшими огнями снегоочистителя, за стеклами выла снежная буря, бросаясь в них налипавшим на стекла снегом. Им пришлось немного отстать от грузовика, который отбрасывал снег белой стеной в сторону, а буря играючи вздымала ее ввысь и метелью обрушивала на лобовое стекло. Не встречая препятствий, ветер носился по озеру с такой силой, что, казалось, готов был перевернуть машину, пурга с невероятной скоростью вьюжила параллельно поверхности льда. Складывалось странное впечатление, будто «патфайндер» занесло в иное измерение пространства и времени. Внезапно затерянные в белом бушующем мареве ледяной пустыни, отрезанные от мира, мужчины оказались на другом берегу озера.

Санк-Марс связался по сотовому телефону с Чарльзом Пению, который объяснил ему, где надо свернуть с главной дороги, чтобы проехать к дому, из которого ему звонила женщина. Он нашел путь в земли индейцев, но из-за снежных заносов не было видно даже дороги. Полицейский уже почти отчаялся, когда на помощь ему пришел могавкский миротворец, размахивавший фонарем около нужного дома. Благодаря ему трудная задача, стоявшая перед Пеншо, оказалась для Санк-Марса более простой. Они с Мэтерзом проехали мимо нескольких патрульных машин, вышли из «патфайндера» и оказались в компании индейских полицейских, настроенных явно недружелюбно. Один из них проводил их наверх, в надстройку над гаражом, где должно было произойти предполагаемое преступление.

Пеншо поздоровался с Санк-Марсом, они с Мэтерзом сбили снег с ботинок.

— Здравия желаю, сержант-детектив, — сказал ему Пеншо.

— Так что, сержант, какие у нас дела?

— Жертвы нет.

— Нет? Какие еще новости?

— Обратите внимание вот на это.

Пеншо с Мэтерзом вместе опустились на корточки и стали внимательно осматривать деревянный пол комнаты. Санк-Марс решил сначала оглядеться. С первого взгляда было ясно, что хозяйка этой квартиры о порядке особенно не заботилась, жила легко. Повсюду в беспорядке валялись журналы и газеты, в числе которых бросались в глаза «Вог», «Эль» и старые телевизионные программы, учебники, масса безделушек, на мебель была набросана одежда, навалены предметы туалета. Но вместе с тем здесь было чисто. В любом случае, в этой большой комнате со встроенной в дальнем конце кухней, к которой примыкала столовая, переходящая в гостиную, жил лишь один человек. Сбоку у стены стояла кровать, дверь рядом вела в ванную комнату. Раковина в кухне и большой кухонный стол были безукоризненно чистыми. Такой же чистотой блистал и обеденный стол, в центре которого стоял подсвечник со свечой, а сбоку — оловянная подставка для благовоний в форме лягушки. Ароматическая палочка сгорела до конца, оставив на столешнице тонкий серовато-пепельный след. У стены между двумя окнами разместился письменный стол, над ним висела полка. Часть стола была завалена бумагами, но впечатления беспорядка они не производили. Мебель в помещении была явно не новой, но сделанной в свое время на совесть и со вкусом. Желтовато-коричневая обивка дивана и кресел потерлась и давно вышла из моды, но подушки и валики все еще хранили первозданную форму. В комнате стояли два телевизора — один у кровати, другой рядом с диваном. На одной стене висел плакат с надписью: «ЭТА ЗЕМЛЯ ПРИНАДЛЕЖИТ ИНДЕЙЦАМ», а на противоположной — закрепленный в четырех уголках флаг могавкских воинов: гордое золотистое лицо краснокожего мужчины на красном поле. Обстановка помещения вызывала у Санк-Марса противоречивые чувства — как будто контролируемый беспорядок противостоял неявно выраженному стремлению к упорядоченности. Причем он так и не понял, какое из двух начал здесь преобладало.

— Сэр…

Пеншо явно хотел привлечь его внимание к чему-то видневшемуся на полу. На пятнистых дубовых досках четко обозначился чистый участок, по краю которого проходила пыльная, истертая ногами полоса.

Санк-Марс прокомментировал очевидное:

— Здесь лежал ковер.

— До самого последнего времени, — продолжил его мысль Пеншо. — Эти кусочки пластика очень смахивают на прокладку между ковром и полом.

— Если в нее стреляли, когда она говорила по телефону, а стрелявший вошел через входную дверь, кровь и ткани могли остаться…

— …на ковре, — окончил Мэтерз.

— А потом они закатали ее тело в ковер и в нем вынесли, — сделал вывод Санк-Марс.

— Вполне возможно, — согласился Пеншо.

— Моя жена слышала по телефону, как они здесь возились. Ей показалось, что они передвигали мебель. — Мужчины какое-то время молчали, внимательно разглядывая пол. — Грубо говоря, — высказал предположение Санк-Марс, — четырнадцать на восемнадцать. Такой большой ковер, да еще с прокладкой — вещь тяжелая и крупногабаритная, даже если он не особенно ворсистый. Сложить его непросто. Я бы стал искать микроавтобус или большой универсал.

— Позвольте мне вас представить, — предложил Пеншо, когда полицейские встали на ноги.

К ним подошел мужчина в синей форме миротворца из Канесатаке. Он был в чине констебля, звали его Роланд Харви. Пеншо представил городских полицейских, миротворец кивнул.

Санк-Марс сказал ему:

— Возможно, женщину завернули в ковер и увезли в микроавтобусе или крытом грузовичке. Могут ваши люди проследить, не проезжала ли здесь такая машина?

— В такую ночь машин на дорогах немного. — Мужчине было явно за тридцать, речь его звучала гортанно, он говорил неспешно, делая паузы между словами. — Мы останавливаем всех, кто проезжает по землям резервации. Спрашиваем их, что они здесь делают ночью. Проверяем, что у них в машинах.

— Спасибо. Это хорошо. Просто отлично.

У миротворца заметно выпирало приличное брюшко. Лицо его, щербатое от оспы, было достаточно темным — широким, квадратным лицом могавка. Особенно резко на нем выступали скулы. Санк-Марс подумал, что понять что-нибудь по выражению этого лица совсем непросто.

— Ее звали Люси Габриель, — сказал миротворец. — Она здесь жила.

— Что вы можете рассказать нам о Люси, Роланд?

— Хорошая девушка. Смышленая. Она из племени могавков, но все время путалась.

— Что, простите? Путалась?

— С белыми. У нее была хорошая работа, так все говорят. Ездила на хорошей машине. Кажется, на «хонде-аккорд». Она и теперь стоит в гараже внизу. И на баррикадах она была, когда у нас шла та война.

Санк-Марс непроизвольно подумал о том, что кризис для одной стороны оказался войной для другой.

— У вас были с ней неприятности?

— Нет, никаких. Несколько раз мы говорили с ней о ее приятелях.

— С ними были проблемы?

Санк-Марс обратил внимание, что, услышав вопрос, Пеншо отступил немного назад, продолжая прислушиваться к разговору. Роланд Харви охотнее беседовал с монреальским полицейским, чем с представителем Сюрте дю Кебек.

— Да нет, проблем не было. С этими парнями все было нормально. Она встречалась с белыми ребятами.

— Разве ее личная жизнь как-то касается полиции?

— Если они к ней приезжают — все в порядке. Это ее личное дело. Они и на ночь у нее могут оставаться, если ей хочется. Но если они решат к ней переехать, это другое дело. Белые теперь не имеют права жить в резервации. Если хочешь жениться на белой или выйти замуж за белого, это твое дело, но тогда тебе придется уехать из резервации.

— А она не хотела отсюда уезжать?

— Ее приятели не имели серьезных намерений. Так она нам говорила. И переезжать они сюда не собирались.

Санк-Марс отошел на пару шагов, но по его виду было ясно, что он задал еще далеко не все вопросы, которые вертелись у него в голове. Другие ждали, когда он снова заговорит.

Санк-Марс бросил взгляд на своих коллег. В этот ранний час они с напарником казались остальным, должно быть, раздраженными и невыспавшимися. Растрепанные, небритые, одеты они были кое-как, глаза от недосыпа покраснели, веки опухли. Ему пришла на ум мысль, что бандиты не согласовывают время преступлений с расписанием тех, кто на них охотится. Санк-Марсу вдруг сильно захотелось зевнуть, но он сумел усилием воли подавить это желание. Ему казалось, что он, как зеркальное отражение, похож на остальных, хотя, пожалуй, выглядел он еще хуже, потому что был здесь самым старшим.

— Ясно. Скажите, сэр, у нее были хорошие отношения с миротворцами? Вы ладили или она вас побаивалась?

— Да, ладили.

Ни выражение лица могавка, ни его тон никак не выдавали чувств.

— Вы ведь в курсе, она позвонила мне среди ночи. Если девушка знала, что ей грозит опасность, могла бы и с вами связаться. Вы здесь под боком, и будить вас не было нужды. Ведь вы или кто-то из ваших ребят дежурили по резервации.

Полицейский кивнул.

— Не знаю, почему она так сделала. Я бы сюда добрался быстрее.

— Наверняка. Отсюда можно сделать два вывода. Она и в самом деле не думала, что кто-то ворвется к ней через входную дверь, и проблемы, с которыми ей пришлось столкнуться, не имели никакого отношения к резервации. Они возникли где-то в другом месте. Она не ждала неприятностей именно здесь, иначе обратилась бы к вам. В связи с этими обстоятельствами, я полагаю, что вы не станете возражать против нашего здесь присутствия.

Полицейский медленно перевел взгляд с Санк-Марса на Пеншо и обратно.

— Нам не нравится, когда здесь что-то вынюхивают люди из Сюрте дю Кебек. От них добра не жди. И говорить тут с ними никто не будет. Спросите вождя. Он скажет вам, что мы не хотим, чтобы по нашей земле шатались люди из Сюрте.

Не очень понимая, какого именно вождя он имеет в виду — вождя миротворцев или вождя Большого совета, Санк-Марс счел за благо продолжать мерить комнату шагами. Но в любом случае ему ясно дали понять, что полицейских из Сюрте здесь никто не ждет с распростертыми объятиями и, даже если они объявятся, толку от них все равно не будет.

— Хорошо. Послушайте, Роланд, нам нужна ваша помощь. Мы просим вас поговорить с вашими друзьями. Нам нужно знать, как выглядел лежавший здесь ковер, какой он расцветки, какой на нем рисунок. Нам нужно знать все, что вам удастся выяснить, о ее приятелях. Нам нужно, чтобы вы обыскали всю резервацию и постарались найти либо завернутую в ковер девушку, либо сам выкинутый где-нибудь ковер. У Люси может быть огнестрельное ранение. И вот еще что, Роланд. Необходимо прислать сюда судебных экспертов, чтобы они просмотрели всю квартиру под микроскопом и прочесали ее мелким гребешком. Мне кажется, вы такими экспертами не располагаете. Я понимаю, вы не хотите, чтобы вас трясли люди из Сюрте. Но если я сумею договориться с сержантом Пеншо, вы позволите работать на вашей территории судебным экспертам, которых я пришлю из своего управления? При этом гарантирую, что вы получите полную копию их отчета.

— Монреальские полицейские, — пробурчал Роланд Харви, переваривая новость.

— Не будет никаких полицейских, никаких патрульных машин. Все будут в гражданском на обычных автомобилях, и ваши люди могут оставаться здесь вместе с ними.

— Они должны будут их сопровождать, — сказал Харви. Он не пояснил свою мысль, но Санк-Марс решил, что даже монреальским полицейским потребуется защита их местных коллег. Работать им здесь, скорее всего, будет непросто.

— Это исключительные меры, Роланд. Мы считаем, что в Люси стреляли. Она может быть тяжело ранена. Она, конечно, одна из вас, но сейчас девушка может быть где угодно. Нам придется ее искать по всему Квебеку. И в землях резерваций, и на других территориях. И по ту сторону границы с Онтарио. Может быть, даже в штате Нью-Йорк. Нам нужно доверять друг другу, если мы хотим добиться успеха. Люси — одна из вас, Роланд, но ее проблемы, скорее всего, начались за пределами резервации.

Роланд Харви кивнул.

— Ясное дело. Присылайте ваших людей. Но только не Сюрте.

— Договорились, — сказал Санк-Марс и, обратившись к Пеншо, повторил: — Договорились?

Пеншо воспринял такое решение спокойно. Он хорошо понимал сложившуюся ситуацию. Этот сержант все больше нравился Санк-Марсу и все больше его озадачивал. Детектив не привык к тому, чтобы полицейские из Сюрте добровольно кому-нибудь уступали пальму первенства в интересах расследования.

— Годится, — согласился сержант Пеншо.

— Эмиль… — Билл Мэтерз подошел к начальнику с фотографией и корешком чека в руке. Санк-Марс взял снимок, осмотрел его и показал местному полицейскому.

— Это она? На снимке она выглядит как настоящая индианка.

— Да, это Люси. Здесь она очень загорелая. Я и не говорил, что Люси не выглядит как индианка. Она просто путается с белыми, вот и все. Она переняла их культуру, говорит как они.

— Англичане или французы?

— И то и другое. Но больше как англичане.

— Симпатичная девушка. Что у тебя еще? — спросил Санк-Марс Мэтерза.

Тот протянул ему корешок от чека.

— «Хиллер-Ларджент Глобал». У нее приличная зарплата, да еще и премиальные.

Старший детектив сам просмотрел документ. Зарплатный чек Люси Габриель имел много общего с его собственными. Вдруг ему показалось, что для человека, получающего такую зарплату, это жилье было слишком скромным.

— Что это за хибара, Роланд? Гараж? А где дом, рядом с которым он должен был быть построен?

— Да, раньше здесь был еще и дом. Много лет назад он сгорел. Принадлежал он родителям Люси. Сама она здесь жила время от времени лет с одиннадцати. А дом ее родителей стоял вон там, футах в тридцати. Там и фундамент еще стоит, но это все, что от него осталось.

— Она что, с одиннадцати лет жила сама по себе?

— Не все время, конечно. Ее родители умерли, погибли во время пожара. Потом ее взяли к себе белые люди. Тогда здесь в резервации жил один доктор, он ее вроде как удочерил и позже забрал из наших земель. Но гараж Люси сохранила за собой и время от времени сюда наведывалась. Это ее собственность. А когда она повзрослела, вернулась обратно.

— Чем Люси занимается?

— Биологией, — пояснил Роланд Харви.

— Чем, простите?

Удивление, отразившееся в вопросе Санк-Марса, было связано с возникшей у него сразу мыслью о лаборатории «БиоЛогика» на берегу озера, а вовсе не с тем, как могло показаться Роланду Харви, что молодая индианка работала профессиональной исследовательницей.

— Она занималась самообразованием, — уточнил миротворец не без гордости в голосе.

— Значит, она биолог. Вы не знаете, «Хиллер-Ларджент», случайно, не фармацевтическая компания?

Харви пожал плечами. Санк-Марс вертел в руке корешок от чека.

— Адрес здесь не указан. Билл, выясни, где эта компания находится и чем занимается.

— Будет сделано.

— Роланд, вам известны какие-нибудь еще подробности, которые могли бы быть нам полезны?

— Мы нашли отверстие от пули, — миротворец кивнул в сторону дальней стены.

Санк-Марс прошел за ним через комнату до кухни, Пеншо следовал сзади. Дверца шкафчика под раковиной была открыта.

— Здесь все так и было. Дверца была распахнута. Но когда пуля в нее вошла, она была закрыта. Потом она пробила помойное ведро и застряла в доске стены. Доска не очень толстая. Скорее всего, сейчас пуля в теплоизоляции. Либо она там, либо стрелявший ее оттуда вытащил.

— Пожалуй, эти ребята хотели ее забрать, если судить по тому, как они здесь все за собой прибрали. Остается надеяться, что они промазали. Что-нибудь еще удалось обнаружить? — Роланд Харви покачал головой, но Санк-Марс от него не отставал. — Как, по вашему мнению, это произошло?

— Дверь они не взламывали, — заметил Харви. — В этом нет ничего удивительного. Скорее всего, она ее вообще не запирала. Здесь в резервации многие так поступают. По крайней мере, в такую ночь, как эта.

— Она сказала мне, что ей пришлось добираться домой после вечерних новостей. Это значит, что она должна была быть в городе — по времени так и получается. В такую ночь сюда от города быстро не доедешь. Кто-то мог за ней следить по дороге домой или ждать ее уже здесь.

— А потом они вошли в дом и выстрелили в нее, — сделал вывод Пеншо, покачав головой.

— Сомневаюсь, что они пришли сюда, чтобы ее застрелить, — сказал Санк-Марс. Оба полицейских внимательно на него посмотрели. Им показалось странным, что он выдвигает какие-то теории, не имея под ними никаких серьезных оснований. — Если бы они собирались ее убить, они бы оставили девушку здесь. Я думаю, они прокрались сюда под шум бурана. Потом они выключили двигатель, и машина накатом проехала по склону к тому месту, где когда-то стоял дом. Подфарники они, конечно, выключили. Мне кажется, они приехали сюда, чтобы ее похитить. И только когда они услышали, что она говорит по телефону и уже готова выложить какую-то важную для них информацию, они в нее выстрелили.

Пеншо, воспринявший эту версию скептически, недоверчиво качал головой.

— С чем вы не согласны?

— Возможно, сэр, вы и правы, но я никак не пойму, с чего вы это взяли.

— Они выстрелили в нее и после этого ни о чем не говорили. Их было двое. Им не надо было обсуждать последовательность действий. Они завернули ее в ковер и вынесли из квартиры, не сказав друг другу ни слова. Жена говорила, что у нее сложилось впечатление, будто они немые. Возможно, они и девушке залепили рот пластырем, если она оставалась в сознании. Возникает вопрос: откуда они знали, что делать, если не обменялись ни единым словом? Ответ прост: они все спланировали заранее. По их расчетам, она должна была спать. А если они следовали за ней или поджидали около дома, тогда, как они считали, девушка должна была бы готовиться ко сну. Вот почему они решили какое-то время переждать. Потом бандиты заранее договорились залепить ей рот, связать, завернуть в ковер и отнести в машину. Но когда они вошли в квартиру и увидели, что девушка говорит по телефону, они нарушили первоначальный план и выстрелили в нее. Им надо было, чтобы она тут же замолчала, у них не было времени даже на то, чтобы пересечь комнату и отключить телефон.

Пеншо пожал плечами.

— Вполне возможно.

В сложившейся обстановке сержанту-детективу Санк-Марсу приходилось действовать, прибегая к непростой дипломатической игре. Он отвел Пеншо в угол комнаты и дружески положил ему руку на плечо.

— Чарльз, я искренне вам благодарен за то, что вы предоставили мне определенную свободу действий.

— Не стоит благодарности, сэр.

— Вы знаете, что эта территория не входит в мою юрисдикцию…

— Сэр, я не отношусь к числу тех полицейских, которые придают этому слишком большое значение. — У него было явно что-то не то со ртом — странно кривились губы, и потому он не очень четко выговаривал слова. — Единственное, что мне надо, это быть в курсе дела. Мне не хочется, чтобы у вас сложилось обо мне превратное впечатление. Я понимаю, что вы непосредственно имеете отношение к этому делу. Вам кто-то позвонил, а потом этот человек пропал. Это важнее любой юрисдикции. Все крутится вокруг вас, поэтому я и хочу, чтобы вы участвовали в расследовании. Кроме того, мы оба понимаем, что без вашей поддержки я не мог бы действовать на территории резервации. У вас свои проблемы с Сюрте дю Кебек…

— Да, они имеют свою историю… — доверительным тоном признался Санк-Марс.

— …а я — обычный полицейский, который старается делать свою работу как можно лучше.

— Я вижу, сержант. Кстати, все хотел вас спросить, как вам удалось так быстро идентифицировать того убитого утопленника? Вы что, бумажник его нашли?

Пеншо улыбнулся, улыбка получилась кривоватая. Санк-Марсу показалось, что левая сторона рта у него частично парализована.

— Нам повезло, сэр. В его заднем кармане остался чек за бензин, который он оплатил кредитной карточкой. Нам удалось разобрать под микроскопом его имя и номер счета. Мы выяснили его адрес, побывали в его доме в городе. Все подтверждало, что это наш парень. Эндрю Стетлер.

— Отличная работа. — Санк-Марс расправил плечи, как будто хотел сбросить с них усталость. — Сержант, нам надо найти эту девушку. Живую или мертвую. Если ее убили, к утру она может быть где угодно. Нам нужно, чтобы Сюрте дю Кебек искала ее в сельской местности. Миротворцам надо будет хорошенько осмотреть всю территорию резервации. В Монреале этим займутся мои люди.

— Вы считаете, мы найдем ее в придорожной канаве?

— Не исключаю, но очень в этом сомневаюсь. Если они решили убрать девушку, почему забрали ее отсюда? Они вполне могли бы пристрелить ее здесь, слинять — и концы в воду. Если они ее убили, возможно, по какой-то причине им понадобилось ее тело, но я представить себе не могу, какая у них могла быть на то причина. Зачем им понадобилось увозить отсюда ее труп? Они знали, что девушка с кем-то говорила по телефону, знали, что кто-то слышал, как в нее стреляли, и скрыть это уже не могли. Они прекрасно понимали, что полицейские будут это дело расследовать. Зачем же им было заворачивать ее в ковер и увозить с собой? Это большой риск. Настолько большой, что они должны были рассчитывать на какое-то вознаграждение. Но — чтоб мне пусто было — я в толк не возьму, зачем им это потребовалось.

— Она могла их опознать.

— Да, но только в том случае, если она жива и они не собираются ее убивать.

Пеншо кивнул.

— Вы правы. Ну что ж, будем надеяться, что она жива. Что вы собираетесь здесь делать?

— Ничего. Я хочу, чтобы здесь все оставалось как есть. Они даже трубку не положили на место. Скорее всего, они старались вообще ни к чему тут не прикасаться. Похитители только открыли дверцу в шкафчике под раковиной, чтобы добраться до пули. Попытались ее достать, и, возможно, им это удалось. Они хотели за собой убрать. Вряд ли мы здесь что-то найдем, поэтому я бы не стал ничего ворошить в этом беспорядке. Думаю, нам здесь делать больше нечего. Давайте все здесь опечатаем, пусть об этом позаботятся миротворцы. Они дождутся экспертов, которым здесь придется поработать мозгами. Пусть миротворцы сделают первый шаг.

— Им и карты в руки.

— Согласен с вами.

Пеншо ненадолго задумался, но понял, что других вариантов нет.

— А теперь, пожалуй, пора разъезжаться по домам, — предложил Санк-Марс.

Он собрал коллег, чтобы подвести итог, прочистил пересохшее горло и сказал:

— Господа, зачем им было избавляться от трупа? Большинству убийц труп не нужен, если только они не хотят его спрятать, но в нашем случае в женщину стреляли, когда она говорила по телефону, поэтому факт выстрела уже не составлял секрета. Почему же они это сделали? Первое, что мне пришло в голову, хотя, может быть, здесь я чересчур оптимистичен, — продолжал Санк-Марс, не оставив остальным возможности ответить на его вопрос, — девушка была жива. А живая она представляла для кого-то интерес. Она обладала какой-то информацией. Кому-то надо выяснить, что она собиралась сказать и кому. Давайте примем эту версию. В таком случае вполне вероятно, что девушку увезли завернутой в ковер, с пулевым ранением. Учитывая это обстоятельство, нам надо хорошенько поработать, довести до сведения наших служб эту информацию и обеспечить их поддержку. Благодарю вас, господа, и желаю вам спокойной ночи.

Выйдя из дома, Билл Мэтерз забрался в «патфайндер» и удобно устроился рядом с напарником, заканчивавшим телефонный разговор.

— Эта компания, «Хиллер-Ларджент Глобал», расположена в Сен-Лоране, — назвал Санк-Марс один из северных районов Монреаля.

— Слава Богу! Наконец-то хоть что-то в этой истории расположено на территории под нашей юрисдикцией.

— Они занимаются фармацевтикой и биотехнологиями.

Санк-Марс не мог сдержать глубокий зевок, он чувствовал себя так, как будто у него резко упала температура.

— Так что, — предположил Мэтерз, — с утра начнем с «Хиллер-Ларджент»?

Напарник покачал головой.

— Сначала «БиоЛогика», а потом уже туда.

— Почему «БиоЛогика» сначала?

— Нам туда надо попасть, прежде чем кто-то поймет, что официально мы не можем проводить там расследование. Мы там должны быть первыми полицейскими, и никак не вторыми или третьими. Так что лучше бы тебе немного поспать V меня дома.

— Пожалуй, вы правы — до вас ехать ближе.

Санк-Марс включил передачу. На лобовом и заднем окнах зашустрили дворники, расчищая стекла от снега.

Через земли резервации сыщики ехали по узкому шоссе, которое должно было вывести их к Оке. Снега за ночь намело выше крыши. Билл Мэтерз по телефону поднял на ноги весь их отдел, чтобы все сотрудники искали пропавшую девушку. Когда он закончил разговор, Санк-Марс поделился с ним сведениями, полученными от Чарльза Пеншо, и попросил его высказать свое мнение о нем — они были почти одного возраста.

Мэтерзу понадобилось некоторое время, чтобы обдумать ответ. Его разбудили среди ночи, и он был менее собран, хуже владел собой. Его слишком волновало, как будут восприняты высказанные им соображения. Несмотря на широкие плечи и развитые мышцы груди, его движениям были присущи мягкость и осторожность. Он не любил играть мышцами, изображая из себя качка-культуриста. Стиль его поведения отражал стремление к собранности, серьезность и ответственность. В эту ночь он слабее себя контролировал, и, как это ни странно, обычная его сдержанность и осмотрительность отступили на второй план, он говорил более свободно и откровенно.

— Поначалу мне казалось, что он с нами сотрудничает, потому что хочет сориентироваться и понять, какой в этом может быть его интерес. Ведь сотрудничество — это все, что он может предложить. Бог знает почему стремление к сотрудничеству стало в наши дни редким качеством. Или, я думал, он как-то хочет попытаться направлять ваши действия. Мы с таким уже сталкивались. Теперь мне представляется, что ему действительно хочется внести свой вклад в это расследование. Пожалуй, я соглашусь с вами, Эмиль, — может статься, он и впрямь полицейский, которого волнует, чтобы его работа делалась добросовестно.

Санк-Марс одобрительно пробурчал что-то неразборчивое. Он привык к тому, что обычно с ним соглашаются, хотя больше ценил, когда ему пытаются возражать.

— Я слышал, у него самого неплохие связи, его вроде кто-то двигает по службе. Сейчас у нас пока нет времени, ну а потом мне бы хотелось хорошенько разобраться в его подноготной.

— Вы хотите, чтобы я этим занялся?

— Желательно.

— Но ведь у вас такие связи, Эмиль…

— Именно поэтому мне хотелось бы, чтоб этим занялся ты. Я должен знать, все ли тут чисто или за ним есть что-то, что он хотел бы скрыть.

— Хорошо. Я займусь для вас этой грязной работой. Ничего нового для меня в этом нет. — Он не жаловался, он всегда был доволен, когда Санк-Марс доверял ему выполнение ответственных заданий.

Когда они подъехали к берегу озера, Жан-Пьера, водителя снегоуборочного грузовичка, нигде не было видно. Двигатель его машины не работал. Ночь была не из тех, когда приятно немного прогуляться даже чтобы пописать, никто не стал бы далеко отходить от машины.

— Проверь кабину, — сказал напарнику Санк-Марс, — может быть, он заснул.

У него было странное, мрачное предчувствие. В такой холод водители не выключают дизельные двигатели.

Мэтерз выскочил из кабины, побежал по глубокому снегу к напарнику и распахнул дверцу его машины.

— Он без сознания, Эмиль!

— Что?

— Весь затылок у него в крови…

— Жив? — Санк-Марс открыл дверцу со своей стороны.

— Да, слава Богу. Такое впечатление, что его шарахнули по затылку пистолетом или чем-то еще.

— Значит, тот, кто это сделал, ждал, пока мы переправимся на эту сторону, а потом сам переправился обратно.

— Я позвоню, чтобы прислали «скорую помощь», — сказал Мэтерз, устраиваясь на сиденье.

— Давай. Потом сообщи об этом всем на другой стороне. А я пока пойду взгляну на него.

Засунув руки в карманы и нагнув голову, пытаясь хоть как-то укрыться от вьюги, Эмиль Санк-Марс прошел по снегу к грузовичку. Водитель начал приходить в себя. Детектив решил, что в такую погоду он не заметил ничего особенного, и не надеялся получить достоверное описание произошедшего. Он и сам не смог бы толком рассказать о возникшем у него чувстве непонятной необъятной пустоты, в которой гуляли призраки.

* * *

Боль от раны переносить было не так тяжело, как неподвижность, скованность тела ковром.

Руки были плотно прижаты к телу. Когда сознание стало понемногу возвращаться, Люси с ужасом подумала, что вот-вот задохнется, каждый глоток пыльного воздуха казался ей последним. Господи, как больно! Рот заклеен пластырем — ни крикнуть, ни сказать, что она теряет сознание, не было возможности. Оставалось одно — дышать. Только бы не вырвало!

Внизу, где-то в ногах, — свет комнаты. Здесь, в этом конце — воздух. Нельзя не дышать. Ее кто-то поднял, перевернул, пронес в дверь, ковер жестко прогнулся под тяжестью ее тела, когда ее тащили по лестнице. Пару раз ее уронили, удары острой болью отдались в костях. Дышать. Все время дышать. Медленно, чтобы не сорвать дыхание. Господи, какая боль! Без паники. Дышать. Держаться. Медленно. Дышать. Только без паники. О Господи!

Они уронили ее на какую-то твердую поверхность. Пропихнули вперед.

Хлопнула дверца машины. Микроавтобус. Зашелестел движок. Голоса различить было почти невозможно. В ногах — пространство, свет, воздух.

Она снова сказала себе: спокойствие, только спокойствие! Только дышать — и все. Ясно было — если поддаться панике, в себя уже не прийти. Мозги превращались в кашу.

Когда машина выезжала в горку с ее участка, она из-за всех сил старалась не психануть. Слышала и чувствовала, как колеса трамбуют снег на дорожке.

Дышать. Медленно. Только дышать.

Машина остановилась, мужчины громко ругались, она вслушивалась в их невнятные слова. Один винил другого в том, что он в нее выстрелил. Он был взбешен, а двое других говорили, что все запороли. Люси показалось, что они напуганы.

Стреляли в нее, оказывается, по ошибке — хоть это было слабым утешением.

Они долго стояли, потом снова тронулись в путь. Когда через некоторое время опять остановились, мужчины обсуждали нападение на водителя снегоуборочного грузовичка.

— Только не вздумай еще в кого-нибудь выстрелить, — сказал мужской голос.

Люси хотела закричать, предупредить кого-то.

Вернувшись, мужчина сказал, что все прошло шито-крыто.

— Я его вырубил — он даже не заметил.

От него, видимо, отстали, больше мужчины не ругались и дальше ехали в молчании.

Потом они задержались около ворот.

— Ладно, — сказал мужской голос. — Теперь можешь себя потешить, если так балдеешь от выстрелов. Отстрели этот замок к чертовой матери.

Она услышала выстрел и резкий металлический звук, приглушенный порывами ветра. Потом они долго куда-то ехали.

Когда машина остановилась и двигатель смолк, было еще темно. Ноги ее обдало холодным воздухом. Вместо того чтобы развернуть ковер, мужчины взяли ее за лодыжки и просто вытащили из него наружу. Люси Габриель выскользнула оттуда по собственной крови. Там их уже поджидали другие крутые парни, у одного из них за пояс был заткнут нож, у другого — пистолет. Не снимая ей пластыря со рта, они заставили ее пройти с ними по переулку, оставляя кровавые следы, перейти улицу под фонарями и прошагать по снегу, продолжавшему устилать землю, к закрытой двери. Она споткнулась о ступеньку, упала и увидела тянувшийся за ней кровавый след. Девушка по архитектуре догадалась, что они в старом Монреале. Мужчины поставили ее на ноги, провели в широкие двери обшарпанного офисного здания и вместе с ней поднялись по лестнице.

Сердце ее бешено колотилось. Люси все время сглатывала слюну, но в горле все пересохло, она жутко боялась, что ее вырвет.

Девушку привели в большую открытую пустую комнату, где когда-то, похоже, стояло несколько дюжин конторских столов, и приказали остановиться в конце помещения. Упитанный мужчина с выпирающим брюхом, от которого сильно разило перегаром, не вынимая изо рта погасшего окурка сигары, сказал, что он врач и ему нужно осмотреть ее руку. Люси села на стул в небольшой встроенной кухне, он включил кран и промыл ей рану. Пока доктор этим занимался, на руку она не смотрела. Малейшее напряжение вызывало у нее одышку. Врач был небрит, его, по всей видимости, вытащили из постели посреди ночи, и выглядел он так, как будто поднять его подняли, а разбудить забыли. Но с ее рукой он работал очень аккуратно. Внимательно осмотрев рану, доктор мягко сказал, что беда невелика и до свадьбы все заживет. Пальцы у него были короткие и пухлые, под ногтями скопилась грязь. Он уверенно и сноровисто перевязал и перебинтовал ей рану, потом улыбнулся.

Рука болела. Ей было страшно, она пыталась не подавать вида, но боль стала нестерпимой, и Люси застонала.

Один из ее похитителей передал доктору наличными причитавшийся ему гонорар, и тот ушел. Люси сразу почувствовала себя в меньшей безопасности.

Огромный амбал с длинными волосами, редевшими к макушке, золотой серьгой в одном ухе и маленькими черными глазками-буравчиками начал допрос, сильно ударив девушку в живот. Несколько долгих минут она лежала на полу, согнувшись пополам, ловя ртом воздух и задыхаясь. Громила заговорил:

— Видишь, какой ты вызвала переполох? Думала, мы ни о чем не догадаемся? Думала, тебе удастся увильнуть от ответа? Сука. Потаскуха! За все в нашем мире надо платить. Даром ничего не дается. Думаешь, тебе удастся отвертеться, сучка костлявая? Да? Ты так считаешь? Лучше бы тебе передумать, и быстренько! Мы с тобой еще не закончили — мы еще даже не начали тебя обрабатывать.

Люси удалось с большим трудом восстановить дыхание, но теперь ей стало трудно дышать от страха.

Мужчина склонился над ней, рванул ей за волосы голову назад и шепнул на ухо:

— От тебя, сестренка, даже дерьма не останется, я тебя сам кончать буду. Торопиться мне некуда. Усекла? Все дерьмо из тебя выбью. Мне нужны полные ответы на все вопросы, ясно? Если ты, дрянь, хоть на миг помедлишь с ответом, я тебе зенки повырываю. Врубилась?

Он еще ни о чем конкретном ее не спрашивал, до нее не очень доходили его слова. Ей надо было лишь одно — привести дыхание в норму, чтобы вернулись силы сопротивляться.

Потом тот же детина усадил ее на большой кухонный стол в этой огромной комнате в старом Монреале, уперся обеими ручищами в бедра, навис над ней, обдав смрадным дыханием, и где-то слева за ее спиной кто-то негромко и спокойно задал ей вопрос:

— Скажите нам, Люси, что вы знаете об Энди?

Говорить она не могла — рот ее все еще был заклеен пластырем.

Она попыталась выдавить из себя какие-то звуки.

Амбал снял с нее лапу, достал охотничий нож и с его помощью отодрал пластырь, потом взял ее снизу за подбородок, и стоявший сзади человек повторил свой вопрос.

— Ничего! — призналась она. — Я слышала, что он умер. Об этом говорили в новостях.

— Вы его знаете? — снова спросил тот, кто стоял сзади.

— Он мой друг. И что с того?

После такого ответа два других крепких парня схватили ее за плечи и силой уложили на стол. Она стала дергать ногами, подумав, что ее хотят привязать, ей хотелось кричать, но было слишком страшно.

Мордовороты не обращали на нее внимания.

— Посмотрите сюда, — сказал тот мужчина, который стоял у нее за спиной, и она впервые его увидела. Лицо у него было загорелым и вполне смышленым, лоб бороздили глубокие морщины, черные волосы выглядели неестественно — либо они были крашеными, либо он носил парик. Он открыл пробирку, поднес ее к пластмассовой поверхности стола, подержал, потом вылил из нее немного жидкости, которая прожгла в пластмассе небольшое отверстие. Люси обуял ужас. Ей казалось, что она кричит, но девушка не могла издать ни звука, ей казалось, что ее вот-вот вырвет, но это были только спазмы. — Я задам вам вопрос. А вы мне ответите правду. Если соврете, я вам попорчу этим фотографию. Соврете во второй раз — вылью на тело. Сначала на грудь, потом ниже. Мне надо вам объяснять, что это значит?

Один из державших ее мужиков одной рукой с силой надавил ей на плечи, вжимая в стол, другой прижал ей бедра, она лежала, распластанная на спине, и мотала из стороны в сторону головой, пытаясь отвернуть лицо, ничего не желая видеть.

Люси Габриель была в состоянии думать лишь о собственном дыхании. Отвечать она не могла.

— Это я вам к тому говорю, чтобы вы себе уяснили: хотите врать — пожалуйста, я не против…

Он вылил еще немного жидкости рядом с ее головой. Отвернув лицо как можно дальше, она слышала, как с шипением плавится пластмасса.

— Вы убили Эндрю Стетлера?

— Нет! — крикнула она. — Нет, нет, нет!

Он продолжал капать кислотой совсем рядом с ней. Все тело ее дергалось, когда она слышала, как кислота разъедает стол. Он поднес пробирку с кислотой к самому ее лицу. Кто-то из бандитов схватил ее за волосы и заставил взглянуть на смертоносную жидкость. Она заметила, как по стеклу внешней стороны пробирки скатывается маленькая капля.

— Теперь хорошенько подумайте. Не надо мне отвечать слишком быстро. — Она изо всех сил пыталась вырваться, дергала ногами, извивалась всем телом. — Вы знаете, кто это сделал? Энди убил кто-то из ваших друзей? Теперь можете отвечать. У вас еще есть шанс спастись.

Он все держал пробирку над самым ее лицом, она из последних сил извивалась в руках державших ее подонков. От отчаяния Люси тихонько скулила, представляя себе, как плавится кожа на лице, что оно будет обезображено на всю оставшуюся жизнь, готовилась к нестерпимой боли, которая может довести до безумия. Капля на донышке пробирки становилась все больше, она вот-вот уже была готова сорваться вниз.

— Ну ладно, — примирительно сказал мужчина. — Скажите мне, кто его убил.

Люси Габриель пристально посмотрела ему прямо в лицо.

— Я не знаю, кто это сделал! — крикнула она своему мучителю. Ей вдруг пришла в голову неожиданная мысль, что они не стали бы вызывать врача, если собирались ее изуродовать. Капля была готова сорваться в любой момент. — Я не знаю, кто это был!

Мужчина смотрел ей прямо в глаза, не отрывая взгляда. Он чуть отвел пробирку в сторону от ее шеи, капля кислоты снова прожгла стол совсем рядом, обжигая кожу. Люси изо всех оставшихся сил взбрыкивала и яростно билась об стол.

— Можете рассказать мне об этом, — снова негромко произнес мужчина. — Не тушуйтесь, Люси.

Она до предела напрягла мышцы на шее, чуть приподняла голову над поверхностью стола и с яростью в глазах крикнула своему палачу:

— Я понятия не имею, кто это сделал! Я сама узнала об этом только сегодня вечером, подонок!

Мужчина отошел на шаг назад и опустил пробирку.

Люси не унималась.

— Давай, гад! Жги мне рожу! Жги, сволочь! Я не знаю, кто это сделал!

Мужчина кивнул кому-то, кому именно — Люси не видела. Она только услышала приближавшиеся к ней шаги. Она подумала, что кто бы к ней ни подошел, он будет еще хуже — хуже кислоты, хуже смерти, потому что смерть была бы теперь для нее избавлением. Она попыталась повернуть голову.

— Никто, Люси, жечь тебя не собирается, — произнес голос, показавшийся ей знакомым, — голос индейца. — Об этом мы не договаривались. Пойдем со мной домой. Мы забираем тебя отсюда.

Вот так просто и буднично пришло к ней спасение.

На этот раз, когда ее увозили в микроавтобусе, никто не заворачивал девушку в ковер. Его просто выкинули из машины. Запястья и лодыжки ей связали, но разрешили сидеть на полу. Она чувствовала, как одна за другой проносятся мили пути, надеялась на то, что ее везут домой. По крайней мере, за рулем сидел индеец, и хоть она его ненавидела и ехать связанной было очень неудобно, за жизнь свою девушка теперь не опасалась.

— Куда ты меня везешь?

— Об этом знают только те, кому положено.

— Мне первой положено знать.

Водитель только хмыкнул.

— Еще раз тебе говорю, знают те, кому надо знать, а тебе я только скажу, что лучше бы ты сидела на корточках.

— Когда-нибудь, — огрызнулась она, — я всех могавкских воинов пошлю к черту или еще подальше.

— Пока, — ответил водитель, — этот день еще не настал. — Она вспомнила, что его зовут Роджер, но между ними никогда не было ничего общего. На свидания с ним она точно не ходила.

— У меня такой уверенности нет, — сказала ему Люси.

Они быстро неслись по скоростной дороге.

— Думаешь, ты была бы еще жива, если бы не могавкские воины?

— Ты это серьезно? — Ей трудно было представить, что те, кто ее сдал, одновременно оказались ее защитниками.

— Или ты считаешь, что тебе не сожгли бы уже лицо кислотой?

— Что-то я не слышала, чтобы ты за меня просил.

— Ты и не могла этого слышать, — ответил индеец, — потому что о тебе просили заранее. Ты, Люси Габриель, как заноза в заднице. Но ты — одна из нас, и некоторые из нас считают, что у нас перед тобой все еще есть должок. Только не надейся, что мы вечно будем у тебя в долгу.

Она спокойно сидела в углу машины, ее трясло и подбрасывало на кочках и колдобинах. После долгого перерыва в разговоре она сказала:

— Ты ведь не домой меня везешь.

Шофер ответил:

— Теперь я могу тебе сказать, куда мы едем.

 

Глава 10

Природа зверя

В тот же день, утро понедельника, 14 февраля 1999 г.

Против всяких ожиданий сержант-детектив Эмиль Санк-Марс смог крепко уснуть, хотя решил всего-то немного покемарить после четырех утра. К шести он снова был на ногах — его разбудил поставленный Сандрой будильник. Ей надо было накормить лошадей, и на всякий случай она решила расчистить снег у передних и задних дверей конюшни, не дожидаясь человека, который у них регулярно делал эту работу. Если, не дай бог, сарай загорится, огонь не будет ждать, пока кто-то расчистит снег. Увидев, что муж собирается вставать, она его слегка пожурила.

— Поспи еще, Эмиль. Я сама со всем справлюсь. Сегодня у тебя весь день выходной.

— Интересно, кто же так распорядился? — Он, казалось, был в некотором недоумении. — И когда?

— Это я так решила. Нынешней ночью. Отдыхай, Эмиль! В четыре часа он лег в постель, глаза слипались, и он очень надеялся чуть подремать, чтобы хоть немного понизить уровень адреналина в крови. Его очень удивляло, что он заснул как убитый — без сновидений, без кошмаров.

— Да, ночка выдалась — не приведи господи, — признался он.

— Вот видишь, сам со мной согласился. — В памяти Сандры вновь всплыли ужасные события минувшей ночи. — Вы так и не нашли девушку?

Санк-Марс печально покачал головой.

— Она пропала. Может статься, с ней все в порядке. Это вполне вероятно — тело ее мы не нашли.

Сандра стояла в спальне в шелковой ночной рубашке небесно-голубого цвета с расческой в руке, волосы спадали на левую сторону лица. На дубовом стуле около заледеневшего окна была аккуратно разложена одежда, в которой она работала в конюшне, чтобы в случае необходимости можно быстро одеться, не разбудив Эмиля. Джинсовый комбинезон, ситцевая маечка, грубая мужская ковбойка, сиреневатый шерстяной свитер, толстые серые носки, а еще открытый бюстгальтер и трусики-стринги. Даже убирая в конюшне навоз, она надевала тонкое модное женское белье и так грациозно переходила из одной ипостаси в другую, что Санк-Марс не уставал этому поражаться.

Сандра быстрыми, резкими движениями начала расчесывать волосы.

Санк-Марс ждал.

— Эмиль, на нас кто-то пытался напасть?

Руки ее были высоко подняты, грудь от этого стала выше настолько, что над кружевной отделкой лифчика стали видны соски.

— Трудно сказать что-то наверняка. Но нам надо быть начеку, договорились?

— Что ты имеешь в виду? Мне теперь снова надо ходить по ферме с ружьем? Или нанимать службу доставки, чтобы сдать наши вещи в городскую химчистку?

У Санк-Марса вертелись в голове более радикальные предложения.

— Сандра… — голос его сорвался на полуслове.

Она подошла к кровати и села рядом с погруженным в мысли нагим мужем.

— Знаешь, Эмиль, как мог бы сказать твой молодой напарник, завязывал бы ты с этим ради меня.

Он ничего ей не ответил, только взял ее руку в свои.

Серьезность, с которой он это сделал, показалась Сандре немного нарочитой. Она не смогла воспротивиться внутреннему порыву, мягко освободила руку, нежно провела ею ему по бедру, потом резким движением неожиданно сжала мошонку. Он согнулся пополам, рассмеялся, обнял жену и поцеловал а висок.

— С Днем святого Валентина тебя, Эмиль!

— Ой, правда?

— Без всяких шуток.

— И тебя, любимая, с Днем святого Валентина, — поздравил ее Санк-Марс. — Знаешь, мы могли бы на время нанять кого-нибудь ухаживать за лошадьми. Ты вполне можешь съездить в Нью-Хэмпшир навестить родню и старых приятелей.

— Конечно, могу — чем не выход? Только я никуда не поеду, Эмиль. Никуда. Как вы здесь говорите по-французски, нет — и точка.

Санк-Марс кивнул, давая понять, что намек понял.

— Ну что ж, на нет и суда нет. Тогда не будем обсуждать и мое условие. Мне надо, чтобы тебя охраняли. Пока мы не найдем тех, кто стоит за сегодняшним ночным нападением, на ферме будут постоянно находиться полицейские. Ты их, скорее всего, даже не заметишь. А если соберешься в город, при тебе всегда должен быть телохранитель, куда бы ты ни решила поехать. Надо будет взять из чистки одежду — пошлешь полицейского.

На этот раз она взяла его руку в свои.

— Эмиль, насколько это серьезно?

Он нагнул голову, ссутулил плечи.

— Понятия не имею. Честно тебе говорю: я не знаю, что происходит.

После всех переживаний предыдущей ночи Сандра не была склонна спорить с мужем. Она глубоко вздохнула и согласилась, чтобы рядом с ней находились посторонние люди.

— Мы справимся с этим, Эмиль? — Она взглянула ему прямо в глаза, чтобы лучше понять, насколько он искренен.

Он нежно ее поцеловал, как будто хотел подбодрить и придать ей смелости. Сандра сняла через голову ночную рубашку и собралась уже было вернуться в ванную, когда Санк-Марс встал с кровати и прижал ее к себе. Он вдыхал запах ее мягких каштановых волос. Потом сказал ей, что перед тем, как идти в ванную, было бы разумнее что-нибудь на себя накинуть.

— А что такое?

— Там Билл спит. Внизу на диване.

— Ну, Эмиль, слава богу, что ты мне хоть сейчас об этом сказал! Я именно вниз и собиралась.

— Ну и что? Мне не терпится всем показать, какая ты у меня красавица.

— Ты просто животное!

Она пыталась вырваться из его объятий. Он так любил ее молодость в такие моменты, нежную кожу, это гибкое и податливое чудо, каким была его жена. Она была на семнадцать лет моложе и потому всегда оставалась для него молодой.

Сандра рассмеялась и стала его щекотать, чтобы он к ней не приставал. Хорошо было ненадолго отогнать от себя страхи и печали — это восстанавливало силы, настраивало на оптимистичный лад. Она накинула на плечи лавандового цвета шелковый халатик, а Санк-Марс потянулся, зевнул и натянул на себя свой старый, сильно поношенный бордовый халат. Когда он вышел из спальни, Сандра стояла у окна рядом с лестницей, в глазах ее искорками блистали смешинки. Солнце еще не взошло. Она смотрела вниз на дворик перед домом, освещенный фонарями на крыльце и у сарая. Там стояла только машина Мэтерза.

— Эмиль!

— Что? — откликнулся он.

— А где «патфайндер»?

Стоя в дверном проеме, он рассказал ей, что случилось с машиной:

— «Скорая помощь» застряла в сугробе, и я отдал «патфайндер» медикам.

— Что еще за «скорая помощь»? Кому эта «скорая» понадобилась?

— Водителю снегоуборочного грузовичка. Это длинная история. Я расскажу ее тебе за завтраком. Пойди-ка лучше разбуди этого ленивого, никчемного полицейского, который дрыхнет внизу, ладно? Скажи ему, что уже пора корову доить или еще что-нибудь придумай.

— Но у нас нет коров, Эмиль…

— Откуда ему знать? Разбуди его. Скажи что-нибудь такое, чтобы он пришел в себя и хорошенько усвоил, где его место. — Санк-Марс облокотился о перила и крикнул: — Билл! Пора вставать! Время доить коров! Билл! Коровы ждут тебя!

Широко улыбаясь, Сандра спустилась по лестнице. До Санк-Марса отчетливо донесся вопрос напарника, адресованный его жене:

— О чем он здесь так громко мычит?

— О коровах, Билл, — ответила она. — Эмиль надеется, что ты пойдешь их доить. — Прекрасно зная, что не сможет долго сохранять на лице серьезное выражение, Сандра ушла на кухню ставить кофе.

— Кого — коров? — спросил Билл Мэтерз.

* * *

Санк-Марс торопился с завтраком, поглощая вместе с яичницей из четырех яиц с пятью длинными ломтиками бекона картофельные драники и ржаные хлебцы. Мэтерз глазел на его пиршество с таким удивлением, как будто начальник поедал странные блюда экзотической кухни.

— У вас, наверное, такой аппетит, потому что вы живете в деревне?

— А ты что, есть не хочешь?

— В неделю я съедаю не больше двух яиц.

— Погоди-ка! Ты хочешь сказать, что у тебя в тридцать пять лет уже проблемы с холестерином?

— Нет, Эмиль, просто не хочу, чтобы врач мне об этом сообщил, когда будет слишком поздно. Но дело не в этом — я не могу так много есть. Мне хочется оставаться в форме.

— Ты выспался сегодня ночью? — трубным гласом спросил Санк-Марс.

— Я спал не больше вашего.

— Знаешь, здесь надо выбирать — либо одно, либо другое. Ты либо ешь, либо спишь. У тебя бессонница? Тогда больше ешь, это от нее единственное средство. У нас с тобой впереди долгий день.

Мэтерз покорно продолжал жевать и, к своему удивлению, скоро умял все, что лежало на тарелке.

— Должно быть, на меня так действует сельский воздух, — сделал он вывод.

— А мне, признаться, надо хорошенько подзаправиться, — ответил Санк-Марс. — Без этого не могу. Люблю поднабраться калорий фунтов на десять. И не удивляйся, если до обеда я еще и мороженое съем.

Они попрощались с Сандрой, возвращавшейся из сарая. Санк-Марс поцеловал ее на жгуче-холодном ветру и заметил, как она напряжена. Потом она обняла Мэтерза и пожелала ему беречь себя.

— Вы уж там присматривайте друг за другом, — шепнула она ему на прощание, сжав локоть.

— Обязательно. А вы постарайтесь не волноваться, — ответил Мэтерз.

Мужчины ехали в молчании к сороковой автотрассе, машину вел Мэтерз. Снегоуборочная техника творила чудеса, но ветер местами сводил ее усилия на нет. Хоть Санк-Макс и клевал носом, он вовремя успел сказать Мэтерзу, чтобы тот свернул к Вудрой-Дориону.

— Только не на рыбалку, — поставил Мэтерз начальнику условие.

— Езжай к тому высокому зданию, Билл. Это «БиоЛогика».

Когда они подъехали к воротам и предъявили полицейские жетоны, никто им не стал чинить препятствий. Вахтер только попросил их вписать имена в книгу посетителей и указать имя человека, которого они хотели видеть. Он находился в высокой застекленной будке, и Санк-Марсу, сидевшему на пассажирском месте, пришлось чуть ли не лечь на колени Мэтерза.

— Как зовут вашего президента?

— Мистер Хонигвакс, сэр. Вернер Хонигвакс.

— Запиши, — сказал он Мэтерзу.

— На тот случай, если вы забудете?

Неспособность напарника запоминать любые имена, кроме французских, одновременно и умиляла Мэтерза, и вызывала у него раздражение.

— Он здесь? — спросил охранника Санк-Марс.

— Его машина въехала на территорию двадцать минут назад, сэр. Вы приехали в связи с Энди?

Охранник был упитанным мужчиной лет под шестьдесят с экстравагантными нафабренными усами и широким красноватым лбом. Они говорили по-французски, но что-то в его внешности выдавало несгибаемость шотландского горца, кровь которого он вполне мог получить по наследству. В прошлые века многие дочки французских фермеров рожали детей от шотландских, британских и ирландских солдат, это стало обычным явлением в генеалогических линиях многих франкоканадцев.

— Вы знали мистера Стетлера?

— Конечно.

— Почему конечно? — подозрительно спросил Санк-Марс. — Это большая компания.

— Он мой начальник.

— Как это он мог быть вашим начальником?

— Что вы хотите сказать? Энди руководит здесь службой безопасности. Ох, простите, руководил.

Санк-Марс распрямился на сиденье, пробормотав себе под нос что-то невнятное. Потом спросил Мэтерза:

— Ты записал, как зовут их здешнего начальника?

Пока напарник это проверял, Санк-Марс осматривал здание компании и прилегающую к нему территорию. Двенадцатиэтажное строение казалось огромным, потому что остальные дома на много миль вокруг имели не более двух этажей. Затемненные стекла, серый бетон и внушительный вид производили на посетителя сильное впечатление. Оно еще более усиливалось сплошным проволочным ограждением принадлежащей компании территории, по верху которого была пропущена колючая проволока. Неподалеку от здания у асфальтированных дорожек для машин росло несколько кленов, елей и сосен, но на большей части огромного участка, примыкающего к зданию, деревья были вырублены. Попасть сюда можно было либо сломав забор и миновав открытое пространство, либо через основные ворота.

Рядом с административной башней были разбросаны примыкавшие постройки — невысокие здания, занимавшие акров пять земли. Крупные надписи на них печатными буквами указывали на то, что там расположены лаборатории. Проволочное ограждение и небольшой ров, окружавший открытую территорию по периметру, охранники на дверях и воротах, видеокамеры слежения, расположенные в разных местах как горгульи, отгоняющие злых духов, — все свидетельствовало о том, что безопасности в «БиоЛогике» уделяли первостепенное внимание. Особенно сейчас, мелькнула мысль у Санк-Марса, когда начальник этой службы был убит.

Они проехали вдоль задней стены здания до внушительных размеров стоянки, там Мэтерз поставил машину рядом с несколькими другими.

— У вас есть какой-то план?

Некоторое время Санк-Марс хранил молчание, почесывая свежевыбритый подбородок. В конце концов он сказал то, что и так было ясно:

— Очень устал. Чувствую себя как выжатый лимон.

— Я тоже.

— Знаешь, что со мной происходит, когда я так устаю? — Он занял на автомобильном сиденье такое положение, будто собрался покемарить. — Я становлюсь раздражительным.

— По вас не скажешь.

— Знаю, в это трудно поверить, но на меня что-то находит, я начинаю злиться и всех доставать. — Санк-Марс скрестил руки на животе и рыгнул. — Извини. Переел, должно быть. Вот что происходит, когда меня начинает заносить и все раздражает, — я слишком много ем. Это, Билл, нехорошо, когда охотятся на полицейских. Прятаться надо бандитам, а не нам с женой.

— Вообще-то, Эмиль, я не заметил, что вы особенно раздражительны. Мне кажется, вы такой же, как всегда.

— Забавно. Настанет время — тебе мало не покажется. Еще раз говорю тебе, Билл: такого безобразия, как творится сейчас, быть не должно. Неправильно, что мы бегаем от бандитов и скрываемся, — это сильно меня задевает. Я сейчас в таком состоянии, что в любой момент могу сорваться с катушек.

— В этом я с вами совершенно согласен.

Санк-Марс открыл дверной замок, но продолжал сидеть в машине. Он широко зевнул, зевок был долгим. Мэтерзу бросилось в глаза, что он и вправду измотан до крайности. Он подумал, что напарник был лет на двадцать с гаком старше, и если ему было трудно, Эмилю приходилось еще труднее. Старший полицейский держался прямо, с чувством собственного достоинства, это создавало впечатление, что усталость ему нипочем. Но Мэтерз заметил, что такое впечатление может быть обманчивым.

— Возьмусь-ка я за президента, — сказал Санк-Марс. — Как там его зовут? Хог-уокс? — веркс? Хоггинверкс?

— Это же так просто, Эмиль! Хонигвакс. Вот как пишется его имя. — Мэтерз вырвал страничку из блокнота. — Какое задание вы хотите поручить мне?

— Найди кабинет Эндрю Стетлера. Поройся у него на столе. Проверь, что там лежит. Выясни, что из этого могло бы нам пригодиться. Повертись там, пошустри, только имей в виду, что мы не имеем права здесь околачиваться. Когда мы сунем сюда нос в следующий раз, нас могут вообще отфутболить, так что это, может быть, наш единственный шанс. Если сможешь, покрутись там, где нас меньше всего ждут. Выясни, какие здесь существуют уровни безопасности. Меня это интересует. В общем, постарайся стать здесь для всех занозой в заднице.

— Вот так всегда, — вздохнул Мэтерз. — Я здесь буду крутиться со всякой мразью, а вы — царственно вынюхивать все у начальства. Я буду задыхаться от табачного дыма, пока вы с большими шишками будете потягивать кофеек.

Выбравшись из машины, они оба размялись, а Санк-Марсу даже пришлось опереться на капот, так его мутило.

— Как, интересно, мне сегодня работать, если я почти не спал ночью? — громко спросил он и снова рыгнул. — Ох! — Он потянулся, чтобы распрямить спину. — Вот. Так уже лучше.

— Теперь вы готовы к встрече с президентом.

— Четыре яйца, пять ломтей бекона. И что это на меня нашло? Меня инфаркт хватит!

— Зато вы хорошо подзаправились. Даже помолодели немного.

Санк-Марс хмыкнул.

— Точно. Утром я лет двадцать пять сбросил. Как бы мне теперь на ужин не пришлось ограничиться одной овсянкой.

* * *

Люси Габриель привезли в приземистую просторную хижину, затерянную в лесной чаще резервации Канесатаке. Над трубой строения вился белый дымок, вздымаясь к деревьям, а там ветер неспешно сносил его к востоку. Она знала это место. Люси бывала здесь и раньше, она когда-то встречалась с парнем, который здесь жил. Как-то она даже спала на кровати, стоявшей напротив того места на полу, куда ее посадили.

Ее похитители не удосужились развязать веревки на лодыжках, но руки ей освободили и дали на завтрак тарелку свинины с бобами. Она жадно ела, потому что очень проголодалась.

Через некоторое время в хижину вошел констебль Роланд Харви. Он опустился перед девушкой на колени и охотничьим ножом аккуратно перерезал веревку, связывавшую ей ноги.

— Обычно, Люси, ты залезаешь в дерьмо по пояс.

— Сказал бы ты мне что-нибудь новенькое.

— Но теперь ты влезла в него по самые уши.

Такое сообщение и впрямь можно было воспринять как новость. Видимо, ему было известно больше, чем она полагала, потому что он был не только могавкским миротворцем, но и одним из достаточно серьезных могавкских воинов. Это ни для кого не составляло секрета. В хитросплетении сложных внутриполитических перипетий приходилось постоянно искать компромиссы, и если преступникам нужен был хотя бы один полицейский, согласный блюсти их интересы, важно было соблюдать правила игры.

Он помог ей встать на ноги.

В хижине сидели другие мужчины, и Роланд предложил ей:

— Пойдем-ка, Люси, прогуляемся.

Она накинула куртку, и оба вышли из хижины. Они прогуливались по заснеженной тропинке, проложенной вокруг хижины, затерявшейся в глухом лесу. Теперь Люси чувствовала себя гораздо лучше — она была сыта и свободна. Рана ее уже сильно не беспокоила, она только ныла в такт биению крови.

— Люси, ты расстроила многих людей.

— Это что, Роланд, тоже надо считать новостью?

— Как знаешь. Ты поставила на уши полицию нескольких провинций в Канаде, и в Штатах тебя разыскивают. Уж не знаю, что ты там натворила, поэтому придется тебе самой мне все выкладывать. Ты хочешь, чтобы тебя нашли, или нет?

Этот вопрос ей надо было обдумать.

— Вообще-то нет, — ответила она.

Роланд Харви кивнул.

— Плохие парни отлично знают, что им надо с нами считаться. Это мы, Люси, вели с ними переговоры, чтобы тебя оставили в живых. Вот что теперь у всех нас на уме. Все хотят, чтобы ты осталась жива.

— Что же из этого следует?

— Домой тебе нельзя, тут же арестуют. А может, и убьют. Здесь тебе не в детские игры играют. Кто знает, под арестом тебе, может быть, безопаснее, но, сдается мне, лучше поберечься от такого опыта. Сама-то как считаешь?

— Я тебе, Роланд, сейчас ничего объяснить не могу, но за решеткой мне теперь оказаться никак нельзя. Вот в чем суть дела. В тюрьме можно просидеть долго. Пока я там чалиться буду, много воды утечет.

— Ладно. Тогда могу предложить такой вариант. Мы тебя можем так упрятать, что никто не найдет. У нас для тебя припасено одно местечко. Такие вот дела… Там с тобой все будет в порядке, только больше никого не доставай.

— Это в резервации?

Роланд Харви покачал головой.

— Слишком опасно — сама знаешь. Здесь тебя полицейские будут искать. И миротворцы тебя уже ищут — с ног сбились, а я их унять не могу.

— Ясно. Тогда где?

— В монастыре. Там уже все готово.

— В Оке? — Люси не знала, что могавкские воины поддерживают отношения со своими тихими соседями-монахами.

Дыхание Роланда клубилось в воздухе белым паром. Он накинул только легкую куртку, и теперь, когда они остановились, индеец весь дрожал. Было ясно, что пора возвращаться домой.

— У них там целое крыло свободно. Теперь немногие парни хотят идти в монастырь. Один из братьев зимой присматривает за зданием, по хозяйству хлопочет. Он и о тебе позаботится. Но сначала ты должна дать на это согласие.

Варежек у Люси не было, и она сунула ладони под мышки.

— Значит, я должна там остаться.

— Правильное решение.

— Надолго?

— Насколько потребуется. Мы подождем, пока интерес полицейских к тебе поубавится. А плохим парням придется вообще забыть о твоем существовании. Ты сама мне скажешь, сколько времени это займет.

Они повернулись и зашагали обратно к избушке. Когда они прошли где-то полпути, Люси сказала:

— Хорошо. Я остаюсь. Спасибо, Роланд.

Он обнял ее за плечи, и так они пошли дальше.

— Я рад этому, Люси. Черт, ты же сама знаешь, у нас перед тобой должок.

* * *

Санк-Марс поднялся на верхний этаж компании «БиоЛогика» в бесшумном лифте с мягким освещением, отделанном черными блестящими планками из нержавеющей стали. Тихая и спокойная музыка в стиле нью-эйдж будила в нем буйные фантазии. Измотанный детектив представил себе, как, взяв в руки по динамику, он вырывает из сети похожие на макароны провода, музыку на середине аккорда закорачивает, и она разражается скрипучим протестующим скрежетом.

На верхнем этаже двери с тихим шелестом разъехались в стороны, и Санк-Марс ступил на розовато-лиловый ковер. От безукоризненной мягкой обстановки его снова поклонило в сон. Перед ним до самого потолка поднималась мраморная плита, но где-то на четверть высоты она, казалось, зависает над полом. В центре ее украшала небольшая абстрактная скульптура из металлолома, чем-то отдаленно напоминавшая фирменный знак перочинного ножика «Свисс арми», которому добавили массу новых лезвий и от этого его перекосило. Окинув цепким взглядом это произведение искусства, он решил, что такой предмет мог, на худой конец, пригодиться на корпоративной вечеринке в качестве штопора или открывалки.

Он обошел мраморную плиту и по другую ее сторону увидел стол секретарши, за которым никого не было. Рабочее время на фирме еще не наступило. Санк-Марс прошел по коридору, воспользовался мужской комнатой. Если бы он сам был президентом этой компании, разве ему не захотелось бы взять себе кабинет с видом на озеро? Детектив прошел в северную часть башни и постучал в самую внушительную дверь, которую увидел.

— Войдите!

Он открыл дверь и оказался в роскошном кабинете, где хватило бы места для девяти лунок небольшого поля для гольфа. За огромными окнами от пола до потолка, расположенными позади президентского стола, открывался потрясающий вид на озеро Двух Гор, откуда с высоты птичьего полета были видны рыболовные домики, где нашли мертвое тело Эндрю Стетлера. На темно-сером ворсистом ковре, рассеченном пурпурными линиями, золотилась эмблема компании — падающая звезда. На равном расстоянии от изогнутой широкой столешницы вишневого дерева аккуратно стояли четыре стула, а по трем стенам кабинета были расставлены деревянные шкафы и соответствовавшие им по дизайну панели. На шкафах красовались многочисленные награды за победы в соревнованиях по парусному спорту, гольфу, теннису и в скачках, явственно указывая на то, что это помещение принадлежит заядлому спортсмену. Санк-Марс пока только не понимал, где же, собственно, находится сам обладатель всех этих впечатляющих призов.

Дверца, приоткрытая слева от него, распахнулась шире. В ярком свете сильных ламп ванной комнаты для начальства стоял мужчина, вытиравший руки о висевшее на вешалке полотенце. Рукава его рубашки были закатаны, обнажая волосатые мускулистые руки. Высунув голову из двери, он громко спросил:

— Вы кто?

— Сержант-детектив Санк-Марс, сэр. Полиция.

— Санк-Марс! Ну, конечно. Наконец-то мы с вами встретились. Присаживайтесь. Я сейчас подойду.

Мужчина скрылся в ванной комнате, не прикрыв за собой дверь, а Санк-Марс неторопливо прошел дальше по кабинету. Он ждал, заложив руки за спину, пытаясь понять: о чем свидетельствовала роскошь помещения? Он рассчитывал увидеть здесь захламленную лабораторию ученого с газовыми горелками на шкафчиках, стеллажами, уставленными таблетками в пузырьках, и рассеянными, полубезумными лаборантами в белых халатах. Почему-то полицейскому казалось, — теперь он понимал, что его ожидания были лишены всякой логики, — что он встретит здесь всклокоченного ученого-биолога с измазанными крысиными фекалиями рукавами халата, а на подоконниках будут стоять странные растения из бассейна Амазонки, пожирающие насекомых. Он не был готов к корпоративным излишествам, которые здесь назойливо бросались в глаза.

Из ванной появился хозяин, на ходу вставлявший запонки в манжеты голубой рубашки в тонкую полоску. Детектив заметил, что зеркала в ванной у него за спиной запотели.

— Детектив? Вернер Хонигвакс. Простите за такой прием. Я видел вас во вчерашних вечерних новостях. Какой удар! Мы еще не успели от него оправиться.

Санк-Марс пожал протянутую руку. Хонигвакс был одет с иголочки и держался с поистине царственной осанкой. Полицейский не оставил без внимания его дорогие и модные безделушки — перстни, шикарные часы и золотой браслет. На нем прекрасно сидел синий костюм.

— Садитесь, пожалуйста, — повторил приглашение Хонигвакс.

Санк-Марс не без удовольствия его принял. Ему часто приходилось недосыпать из-за работы, но в то утро за завтраком он так переел, что желудок постоянно протестующе бурчал.

— Интересная конструкция, — заметил детектив, указав на модель Солнечной системы, особняком стоявшую с края президентского стола. Планеты вращались вокруг Солнца, Луна — вокруг Земли. Их орбиты были жестко связаны с центром серебристыми проволочками толщиной с паутинку. На каменной подставке модели поблескивал циферблат часов.

— Это часы, — сказал Хонигвакс. Он резко взмахнул рукой, как будто хотел опровергнуть очевидное. — Видите, они показывают время, но вместе с тем их можно назвать космическими часами. Как это ни удивительно, они имитируют расположение планет в каждый данный момент. За год Земля делает один оборот вокруг Солнца. Урану на это требуется семь лет. Луна оборачивается вокруг Земли каждые двадцать восемь дней, вот так. Мне их сделали по специальному заказу.

— Вы увлекаетесь астрономией?

Хонигвакс усмехнулся — должно быть, в нем взыграло тщеславие. В его ответе явственно прозвучала страстная увлеченность любителя:

— Это не моя наука, Санк-Марс. Но такая игрушка напоминает мне о великих исследованиях нашего времени. Она мне говорит о том, что подходить к ним следует с самых широких позиций. Здесь, в «БиоЛогике», мы стремимся понять, как действует иммунная система человеческого организма. Физики ищут ответ на вопросы о том, как произошла и из чего состоит наша Вселенная. Их поиски, как мне кажется, вполне сопоставимы с нашими изысканиями.

— Как это так?

Разговор окончательно вывел Санк-Марса из сонливого состояния как чашка крепкого кофе. У себя в отделе ему нечасто доводилось философствовать о природе человека или о тайнах времени. В Хонигваксе он почувствовал равного себе партнера, хотя никаких оснований проникнуться теплыми чувствами к этому человеку у него не было.

Президент откинулся на спинку вращающегося кресла и чуть повернулся в его сторону.

— Мне бы не хотелось утомлять такого человека, как вы.

Санк-Марс улыбнулся.

— Мне следует воспринять это как оскорбление?

Хонигвакс на секунду задумался, потом расхохотался.

— Нет, детектив, я вовсе не собирался вас обидеть. Хотел вам только сказать, что не собираюсь злоупотреблять вашим драгоценным временем.

Бурчание в животе вынудило Санк-Марса встать. Зачарованный открывавшейся панорамой, он подошел к окну. Выпавший свежий снег делал ее восхитительной, видневшиеся внизу домики лишь подчеркивали безбрежность дикой природы. Он смотрел на ярко-оранжевую хибарку на озере, где в ледяной воде под досками пола был найден труп Эндрю Стетлера.

— Меня преследует космология, сэр. Вчера я был на озере, ловил рыбу в проруби на леску с наживкой. Когда я опускал леску в воду или немного вытягивал ее оттуда, от холодной воды озера влага поднималась сначала к холодному воздуху под полом, а потом выше — в тепло хижины. Я как завороженный следил за тем, как образуются, а потом тают малюсенькие кристаллики льда. Простодушных людей, должно быть, легче удивить. Простите меня, сэр, что несу такую околесицу, но сегодня утром я очень устал. Вчера… просто невероятно — как будто галактика в миниатюре… Кое-что из того, что вы сказали, меня заинтриговало, мистер Хоггинворкс…

— Хонигвакс, — поправил его президент. — Я знаю, запомнить мою фамилию бывает непросто.

— Еще раз прошу меня извинить. Мне очень неловко. Меня всегда подводит память на имена. Правда, мне кажется, я уже где-то слышал ваше имя.

Президент улыбнулся.

— Признаюсь, теперь меня заинтриговали вы. Вы сказали, что услышали от меня что-то интересное?

— Когда я вошел в ваш кабинет, вы сказали: «Наконец-то мы с вами встретились». Мне это показалось странным. Как будто вы хотели сказать мне, что мы уже встречались с вами раньше.

— Мы с вами вращаемся в одних и тех же кругах.

Санк-Марс чуть склонил голову и с высоты своего роста взглянул на мужчину, сидящего в кожаном кресле как в седле коня, вынесшего его к жизненному успеху.

— Мне так не кажется.

— Да нет же, вы неправы. Вы — великий Санк-Марс, знаменитый торговец лошадьми, известный как лучший производитель пони в нашей части страны. А я, со своей стороны, игрок. И в самом деле, удивительно, что мы с вами до сих пор не встречались. Я, должно быть, где-то вас уже видел. И мне прекрасно известна ваша безукоризненная репутация.

Санк-Марс перевел взгляд на спортивные трофеи хозяина, расставленные на шкафчиках и полках. Он был настолько утомлен, что никак не связал в голове серебряные кубки за победы на скачках с разведением пони. Полицейский в сердцах выругал себя за тупость. Потом снова бросил на собеседника пытливый взгляд.

— Представьте меня, Санк-Марс, в каске и спортивной форме верхом на коне.

— Да, я вас видел. Теперь припоминаю, где слышал ваше имя. Я только так и не смог понять, как его надо правильно произносить. Вы играете в поло.

— О! Я польщен, — искренне признался Хонигвакс. — Вы, наверное, видели меня во время игры. Весной нам с вами надо будет потолковать о лошадях. Мне нужен молодой жеребец для подготовки.

— Мы это обсудим. — Санк-Марс вернулся к стульям, стоявшим у стола, и сел не на тот, с которого встал. — Скажите мне — это просто любопытно, — как вы связываете космологию и биологическую науку?

Не снимая локтей с подлокотников кресла, Хонигвакс сцепил пальцы рук и задумался.

— Мне казалось, вы пришли сюда поговорить об Эндрю. Науки! Да, мне представляется, они развиваются параллельно, вы не замечали? Во все времена достижения науки в одной области способствовали прогрессу других дисциплин. Такова вкратце моя версия процесса.

Санк-Марс кивнул с таким видом, будто ждал именно такого ответа и хотел подбодрить собеседника, чтобы тот продолжил излагать свою точку зрения.

— Мы живем в искривленном времени. К этому сводится моя концепция. Суть дела заключается именно в этом. Вы знаете, как звезда — наше Солнце, например, — погружается в пространственно-временной континуум?

— Да, — ответил Санк-Марс. И это было правдой — он где-то читал об этом.

— Мне думается, мы еще не пришли к согласию о сущности этого термина и как он соотносится с условиями, в которых мы существуем вне временных пределов. Это искривление, этот гравитационный изгиб во времени и есть царство, в котором мы живем. Оно тянет нас назад, не дает нам оттуда вырваться. Что будет — то будет, я так думаю, потому что это уже было. У нас нет будущего, мы имеем лишь представление о нем. Тайны космоса раскрываются, детектив, и тайны биологической науки быстро перестают быть тайнами, притом в значительной степени эти процессы развиваются параллельно, поскольку настало время — мы проходим соответствующее пространство для таких откровений. Это неизбежно. Все уже известно, и было предначертано заранее. Дело только за тем, чтобы получить соответствующую информацию. Чтобы догнать время.

Закинув ногу на ногу, Хонигвакс почесал через носок лодыжку.

— На деле эта теория проста, — продолжал он. — Мне досадно, что я практически ни с кем не делюсь своими соображениями. По сути дела, в реальном времени живут космические путешественники, не стареющие по отношению к тем, кого оставили на родной планете. В асинхронном искривлении времени на земле, погруженными в невежество и прикованными к прошлому, оказались старение и смерть. Такое положение не изменится, но мне кажется, что в редких случаях человечеству удается прорваться сквозь барьер и на чуточку, на самую малость приблизиться к тем, кто живет, несясь со скоростью света. Сейчас, как мне представляется, мы переживаем одну из таких эпох или находимся в одном из таких пространств. Точнее говоря, в таком пространстве-времени. Это можно лучше понять, если представить себе, что настоящего нет, есть только будущее, имеющее одну видимость, причудливый образ, искусная подделка под настоящее. Иногда мы ненароком туда попадаем и неожиданно оказываемся у порога невероятного века открытий. В такие времена все на земле — обычаи, культура, политика, в общем, абсолютно все оказывается на грани перемен. Я в курсе, Санк-Марс, что вы здесь по серьезному вопросу, поэтому давайте перейдем к делу.

Санк-Марсу эта концепция пришлась по душе. Она могла показаться слишком заумной, даже чудаковатой, но ее вполне можно было принять к рассмотрению. Его восхищал разум, стремящийся рационально объяснить необъяснимое, разобраться в неведомом. Вместе с тем Санк-Марс подсознательно ощущал, что эта концепция тешит самолюбие ее создателя.

— Мистер Хорнингвакс… — начал он, но осекся.

Улыбка на лице его собеседника медленно растаяла, поскольку он не мог понять, нарочито ошибся полицейский или нет.

— Хонигвакс, — снова сказал он. — Это совсем не сложно.

— Простите. Хонигвакс. Теперь я запомню. Простите, мистер Хонигвакс, снова запамятовал. Этой ночью в меня стреляли. После покушения мне не спалось, а не выспавшись, я становлюсь раздражительным. В таком состоянии я слишком переедаю. Старая дурная привычка. Объевшись, я часто теряю над собой контроль. А когда у меня начинает плохо работать желудок, следом за ним мутится в голове. Надеюсь, вы простите мою неучтивость.

Хонигвакс коснулся пальцами груди.

— Уверяю вас, мне нечего вам прощать.

В этот момент Санк-Марс вдруг вскочил, полный сил и энергии, как чертик из табакерки.

— Нет, есть что! Будь я в форме, обязательно продолжил бы с вами обсуждать концепции о строении Вселенной. Видите, как мастерски вы увязали поло с лошадьми. Я задал бы вам вопрос, как вы используете серого жеребца в качестве второй лошади, если ясно, что он быстро выдыхается — хотя, как и вас, меня восхищает его начальная скорость, — а еще я задал бы вам вопрос о соображениях по поддержанию безопасности «БиоЛогики» теперь, когда руководитель этой службы убит. А вместо этого я даже ваше имя не могу толком выговорить.

Президент встал, как будто собирался проводить гостя до двери.

— Каждый может взять себе отгул.

— С другой стороны, поскольку я уже здесь, давайте попробуем разобраться в сути дела. Вас встревожил тот факт, что руководитель вашей службы безопасности был убит? Я имею в виду, волнует ли это вас с точки зрения благополучия вашей компании?

Санк-Марс был доволен, что президент не очень представлял, как следует относиться к словам визитера — что принимать всерьез, что воспринимать как шутку. Хонигвакс больше привык к приказам и контролю, и детектива отчасти позабавило, что избранная им линия поведения выбивала у собеседника почву из-под ног. Усталость ему в этом не помогала, расстроенный желудок сильно мешал, но Санк-Марс свято верил, что возникающие препятствия можно использовать во благо делу, и именно так он старался сейчас поступать.

— Я был настолько потрясен его смертью, что еще даже не думал об этом. Полагаю, эта трагедия не имеет никакого отношения к «БиоЛогике», — сказал президент.

— С чего вы это взяли? С чем же еще это может быть связано?

Хонигвакс явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Не знаю. Я считал, я думал, что это было либо случайным проявлением насилия, либо, возможно, чем-то личным. У нас, конечно, есть определенные проблемы с безопасностью, но ничего подобного в этой связи не было никогда.

— Ваши охранники вооружены?

— Полагаю, да, — ответил Хонигвакс.

— То есть вы допускаете возможность насилия, в ответ на которое возникнет необходимость применения оружия.

— Я полагаю, что наличие оружия является средством сдерживания, — возразил Хонигвакс.

— Позвольте спросить, кого именно?

— Не знаю. Смутьянов, нарушителей порядка.

Санк-Марс улыбнулся. Грех было на такой подставе не подловить собеседника.

— Вооруженных возмутителей порядка? — спросил он.

— Вы знаете, что я имею в виду, — попытался выпутаться Хонигвакс.

— Нет, не знаю. — Санк-Марс глубоко вздохнул, потом неожиданно сказал: — У меня есть некоторые соображения по поводу более рационального использования вашего серого жеребца — второго скакуна. Он будет великолепен на охоте, там он сам сможет регулировать аллюр и прекрасно использовать скорость в рывке. У меня даже есть на примете покупатель на него. Но вам понадобится замена. И снова совпадение! У меня есть великолепная кобылка-четырехлетка, достойная лишь такого замечательного наездника, как вы.

— Так вот вы о чем, — дошло до Хонигвакса. — Вы хотите продать мне лошадь. Я слышал среди любителей лошадей разговоры о том, что с вами надо держать ухо востро.

— Все в мире, сэр, это своего рода торговля лошадьми. Вы ведь ученый?

— Я получил соответствующее образование, но со временем сфера моей деятельности изменилась.

— В каком направлении?

— Еще когда я начинал работу, меня постигло разочарование в том, как медленно развиваются исследования — и как мало на них выделяется средств. Поэтому позже я стал заниматься именно этим аспектом исследовательской деятельности. — По ходу объяснения речь его становилась все более быстрой, он оживлялся, когда говорил о себе. — Прошли годы, но к своим исследованиям я так и не вернулся.

— Понятно. — Санк-Марс встал и прошелся по кабинету, восхищаясь выставленными там спортивными призами. — Какими именно вопросами безопасности ведал ваш руководитель службы безопасности, сэр?

— У нас биотехнологическая компания, детектив. Мы работаем над целым рядом проблем.

— Просветите меня в этом плане. Начальник вашей службы безопасности был убит. Застрелен выстрелом в горло. Потом его утопили в озере. Зрелище, знаете, не из приятных. Мне надо понять, кто мог проявлять интерес к вашей системе охраны.

— Значит, вы все-таки пришли поговорить об Эндрю. Да, теперь я понимаю, с какой стороны это может вас интересовать. — Президент чуть повел подбородком вбок, взглянул в потолок и развел руки. — Этим могут интересоваться многие. — Он свел руки вместе и сцепил пальцы, как бы давая понять, что этот вопрос достаточно сложен. — Любой биотехнологической фирме приходится заботиться о том, чтобы без санкции никто не мог попасть на ее территорию. Здесь у нас хранятся разные медикаменты и их составляющие, которые могут стать объектом незаконной торговли. Кроме того, мы работаем с опасными материалами. Нам, к примеру, совсем не надо, чтобы какой-нибудь тупой жулик выпустил в атмосферу опасный вирус. Помимо этого, любой биотехнологической компании следует опасаться защитников особых интересов. Большую головную боль, например, могут доставить защитники животных. Но главная наша забота, мистер Санк-Марс, сводится к предотвращению внутреннего и внешнего шпионажа.

— Что это значит?

— Это значит, что мы находимся на переднем крае биотехнологии. Мы создаем и накапливаем секреты. Наши исследования в области рака и СПИДа смогут стать благодеянием для всего человечества и принести нам очень большие средства. Такова природа зверя. У нас, мистер Санк-Марс, есть конкуренты, которые дорого бы дали за сведения о том, чем мы занимаемся. Они пытаются следить за нашими успехами. Им очень хочется иметь доступ к тому, чем мы располагаем. Наша информация, наши исследования, наш опыт являются чрезвычайно ценными сведениями. Поэтому главную задачу, стоящую перед руководителем нашей службы безопасности, составляет борьба со шпионажем. Теперь, когда у нас освободилась вакансия, возможно, я мог бы предложить вам работу.

Засунув руки в карманы, Санк-Марс поигрывал ключами. Он принял к сведению поступившее предложение, но счел его неуместной шуткой.

— Мистер Хонигвакс, является ли вашим конкурентом «Хиллер-Ларджент Глобал»?

Хонигвакс обернулся, как будто Санк-Марс мерзко скрипнул мелом по доске.

— «Глобал», то есть глобальный. «Хиллер-Ларджент» такая же глобальная компания, как моя левая ягодица. Там, сержант-детектив, и работают оба эти клоуна.

— Кто?

— Хиллер и Ларджент. Они ушли из моей фирмы и увели с собой кучу моих сотрудников. Они украли мои секреты, моих людей, данные, информацию и ушли, заработав себе репутацию за мой счет. Они превратили эту репутацию в фонды на исследования, контакты и контракты. Да! Они мои конкуренты. В области некоторых второстепенных проблем. Убийцами они быть не могут, если это то, о чем вы думаете. Энди они не убивали. Тем не менее они — отпетые сволочи.

— Если его убили не они, то кто же?

Хонигвакс тоже поднялся с кресла, не зная, насколько серьезно отнестись к заданному вопросу.

— Если бы я знал, детектив, я бы вам сказал.

— Ясно. Это, видимо, не та тайна, которую в настоящий момент раскрывает искривленное время.

— Я так понимаю, вы хотите меня поддеть, — президент прошел вдоль изогнутого края стола. — Имейте в виду, наука жестоко расправлялась со многими любителями шуток.

— Мне представляется, — решительно сказал Санк-Марс, как будто ничто другое его не интересовало, — что если бы у вашей второй лошади была такая же скорость, как у той, которую вы используете в этой позиции теперь, но она была бы более выносливой, вы могли бы играть еще лучше. А без этого преимущества, думаю, вы достигли предела.

Хонигвакс рассмеялся.

— Иначе говоря, я должен купить вашу лошадь. Вы, Санк-Марс, всегда одновременно думаете о дюжине сюжетов?

Детектив медленно покачал головой.

— Нет, сэр. — Он протянул в сторону собеседника руку. — Сейчас у меня в голове лишь одна проблема. Благодарю вас, мистер Хонигвакс, что уделили мне время.

Президент пожал протянутую руку, глядя полицейскому в глаза, как будто пытался найти в них ответ на последнее замечание.

— Спасибо, что зашли. Гнусное это дело. Надеюсь, вы будете держать меня в курсе относительно хода расследования. Если я смогу быть нам еще чем-нибудь полезен…

— Нам? — резко спросил Санк-Марс. Хонигвакс уже употреблял это слово раньше.

— «БиоЛогике», — пояснил президент.

Санк-Марс кивнул.

— Мне, пожалуй, надо принять что-то от изжоги.

Открыв дверь, чтобы выпроводить полицейского из кабинета, Хонигвакс снова улыбнулся.

— В торговом центре вверх по дороге есть аптека, сэр.

— Понятно. — Санк-Марс поднял палец, как будто в голове у него вдруг мелькнула какая-то мысль. — Гаснущая Звезда.

Хонигвакс мгновенно побледнел и сделал шаг назад.

— Что?

— Гаснущая Звезда. Так зовут вашего серого жеребца. — Внимательно глядя на собеседника, детектив говорил нарочито медленно, поскольку произнесенные им слова оказали на него явное воздействие, природа которого Санк-Марсу была непонятна. — Я только что вспомнил об этом. Не забудьте, у меня есть на это животное покупатель.

— Так какое же все-таки дело у вас на уме?

Вместо ответа Санк-Марс буркнул что-то невнятное и махнул рукой, будто прощаясь. Потом внезапно повернулся и перешел порог кабинета в обратном направлении.

— Расскажите мне об Эндрю Стетлере. Он был женат?

— Энди не пропускал ни одной юбки. Он был замечательным молодым человеком. Ярким, честолюбивым. Обаятельным, когда ему было надо. Агрессивным, если его кто-то особенно доставал. С работой он вполне справлялся. Я считал его своим другом, по крайней мере в тех рамках, в которых мы были связаны с ним по работе.

— Он обеспечивал вашу безопасность?

— Полагаю, он с этим справлялся.

— Возможно, он справлялся с этим слишком усердно. Вы об этом не задумывались? Стетлер мог погибнуть, защищая интересы вашей компании, сэр.

Хонигвакс с серьезным видом кивнул головой.

— Признаться, детектив, мне не приходило это в голову. Не могу себе представить, что он столкнулся с убийцами. Со злоумышленниками — возможно. Я имею в виду людей, готовых заплатить за определенные коммерческие тайны. Но с убийцами? Не могу допустить мысли, что в нашей компании до такого дошло.

Санк-Марс не без доли раздражения поднял руку.

— Вас снова заносит во временное искривление, ведущее нас в прошлое, не так ли? Мы живем в нашем примитивном прошлом. Вы, например.

— Почему именно я?

— Вы назвали Стетлера своим другом.

— В определенном смысле я считал себя его наставником.

— И тем не менее на следующий день после его смерти вы принимаете душ в собственном кабинете. Вы ведь принимали душ перед тем, как я вошел, или я не прав?

Хонигвакс уже выказывал признаки беспокойства.

— Я обычно принимаю по утрам душ.

— На работе, а не дома?

— Я только перед этим вернулся с теннисного корта, детектив.

— Так я и подумал. Я обратил внимание на ваши спортивные трофеи. Вы играли в здании?

— В моем клубе. Там я обычно только обтираюсь полотенцем, а принимаю душ и переодеваюсь здесь. Я не привык пользоваться шкафчиками в мужской раздевалке.

Санк-Марс слегка усмехнулся.

— Не надо передо мной оправдываться, сэр. Вы не на допросе.

Хонигвакс недоверчиво вскинул голову. Он явно что-то недопонимал.

— Тогда почему вы задаете мне эти вопросы?

— Чтобы высказать одно замечание. День спустя после смерти вашего друга — человека, которого вы считали своей правой рукой, — вы играете в теннис. Вы не испытываете большого горя, вы даже не расстроены этим обстоятельством настолько, чтобы хоть на время отказаться от заведенного распорядка.

— Мистер Санк-Марс…

— Я ни в коей мере не сужу вас и не осуждаю, мистер Хонигвакс, — перебил его Санк-Марс, вскинув руки. — Я хочу лишь подчеркнуть, что наше общество пришло к такому состоянию и было бы глупо этому удивляться. Мы живем в таком мире, — разве не так? — где люди умирают, а их друзья играют в теннис. Мы живем в мире, где компании, призванные облегчать страдания больных и умирающих, занимаются этим из-за денег. Как вы сами сказали, — это ведь ваши собственные слова? — такова природа зверя. Вы не можете представить себе, что Эндрю Стетлер столкнулся с убийцами. Возможно, мы с вами и не вращаемся в одних и тех же кругах, хоть вы недавно об этом обмолвились, но я не могу себе представить, что он с ними не столкнулся. Он точно с ними столкнулся. Я видел его тело, оно неопровержимо это доказывает. Поэтому, мистер Хонигвакс, я вынужден представить себе то, что для вас невообразимо. Такая уж у меня работа. Я должен представить себе, что он столкнулся в своей жизни — даже не говоря о смерти Эндрю Стетлера — с убийцами, причем я имею в виду не только высоколобых охотников до коммерческих тайн. Послушайте, этой зимой вы собираетесь играть?

— Играть? — Президента настолько ошарашил этот вопрос, что голова его буквально отскочила назад, как от удара в челюсть.

— В поло.

— Вы ведь смотрели в окно, детектив?

Санк-Марс улыбнулся и кивнул.

— Не здесь, сэр. В Бока-Ратон, во Флориде.

Хонигвакс покачал головой из стороны в сторону.

— Это зависит от обстоятельств, Санк-Марс. Работа диктует свои законы, которые никогда нельзя предсказать заранее. А почему вы спрашиваете?

— Потому что, сэр, если вы туда соберетесь в этом году, у нас могла бы возникнуть тема для обсуждения. Не исключаю, что вам захотелось бы одолжить у меня мою кобылку. Самому посмотреть на разницу. Хотя должен вас предупредить: если вы испытаете ее, вам обязательно захочется ее купить, но цена ее — теперь, когда я познакомился с вашими профессиональными достижениями, — возрастет. Желаю вам всего хорошего, сэр.

— И вам того же, детектив.

Теперь в здании было полно сотрудников, со всех сторон доносился шум и обрывки разговоров, звонили телефоны, жужжали факсы. Детектив ждал, пока поднимется лифт, задумавшись над динамикой искривления времени и убийством в зимнюю стужу, а еще о том, почему ему запомнился этот человек, когда в конце периода он бросился вперед на сером взмыленном жеребце с налитыми кровью глазами. Наездник его часто бил, он выбился из сил и отчаянно хватал ноздрями воздух, а всадник в тот момент высоко занес клюшку для удара. И тогда на поле для игры в поло, покачиваясь в седле, прекрасно владея клюшкой, целеустремленно, несмотря на неистовство зрителей, он ударил по мячу, остальные игроки бросились ему вдогонку, а потом — да, так оно и было — наездник даже не попытался сделать новый бросок, понимая, что конь его уже не выдержит. Он придержал жеребца и внимательно наблюдал за впечатлением, какое его игра произвела на публику. Именно таким он запомнил Хонигвакса на поле для игры в поло — расчетливым и коварным, тем игроком, который всех заводит, а потом ждет, пока другие не вымотаются в пыли, чтобы нанести решающий удар. Не самый лучший игрок, но эффективный за счет своей хитрости и жесткий, когда нужно проявить твердость.

И тем не менее, чтобы игра его стала лучше, ему обязательно надо было поменять вторую лошадь.

* * *

Билл Мэтерз ждал напарника в холле компании «БиоЛогика». Он был уверен, что получит разнос, и когда начальник подошел, так оно и случилось.

— Ты что, уже все здесь обшарил? — набросился на него Санк-Марс. — Не слишком ли ты быстро управился? Сними-ка рубашку.

— Простите, не понял.

— Хочу посмотреть, как ты взопрел от натуги.

— Эмиль, успокойтесь. Взгляните туда. Мне дали сопровождающих.

Он кивнул в сторону двух мужчин в теплых куртках. Один из них спортивного вида, стриженный под ежик, второй — бородатый, с длинными вьющимися волосами, оба стояли с угрюмым угрожающим видом, засунув руки в карманы и наблюдая за полицейскими. Старшим явно был бородатый, ему, должно быть, уже стукнуло сорок. Очки, которые он нацепил на нос, отнюдь не придавали ему интеллигентности и не могли скрыть его потрепанного, болезненного и подозрительного вида, но его облик в целом не внушал особого омерзения. Умственные способности второго мужчины были очевидны с первого взгляда, он, скорее всего, и мог представлять для них реальную угрозу, о чем однозначно свидетельствовала короткая стрижка.

— Почему они здесь в теплых куртках? — спросил Санк-Марс.

— Им иногда приходится ходить в другие здания. Они весь день носят верхнюю одежду, чтобы было теплее. Они сами мне об этом сказали.

— Ясно. Их к тебе сразу приставили?

— Тут же. Здесь надо знать пароли на каждом этаже, а если что не так, тут же выскакивают эти зеленые береты.

— Так что, нарыть тебе, видимо, ничего не удалось.

— Почти. А вам?

Санк-Марс направился к главному входу.

— Я, Билл, времени зря не трачу. Узнал, что мы живем в искривленном времени, а еще мне предложили работу. Большой начальник пригласил меня на должность Стетлера со всеми надбавками и привилегиями. Уверен, что мог бы выбить себе и зарплату приличную, и больший отпуск. Интересно, что бы я стал делать с такими людьми, как ты, если бы я получил эту работу? Я бы вас и близко не подпустил к территории. — Внезапно Санк-Марс остановился. — Сколько ему было лет?

— Кому?

— Стетлеру.

— Двадцать восемь.

— Откуда ты знаешь?

— Спрашивал.

Когда они вышли на улицу, Санк-Марс пробурчал что-то по поводу зверского холода.

— Двадцать восемь. Он был молод. Волосы длинные. Я слышал, женщины от него были без ума. Что-то, Билл, у меня здесь концы с концами не сходятся. Как мог двадцативосьмилетний патлатый бабник возглавлять службу безопасности такой конторы, как эта? Откуда он вылупился? Где этот пацан успел набраться опыта? Почему именно он, а не кто-то из этих двух отморозков, например, хотя у них на рожах написано, что они — тупые жертвы аборта?

— Вопросы по существу, одобрительно сказал Мэтерз.

— Мне нужны ответы по существу этих вопросов.

Подойдя к машине, они чуть не столкнулись, потому что каждый собирался занять водительское место. Санк-Марс, вспомнив, что одолжил свой джип медикам, обошел машину и остановился у пассажирской дверцы, подождав, пока напарник сядет в машину и откроет ее, потом устроился на переднем сиденье.

— Куда едем? — спросил Мэтерз.

— В «Хиллер-Ларджент Глобал», — ответил Санк-Марс. — Теперь ты пойдешь со мной. Хоть в чем-то будет от тебя прок.

Как только они выехали со стоянки, заверещал мобильник Мэтерза. Он вынул его из кармана куртки, держа вторую руку на руле. Выслушав сообщение, он убрал телефон и сказал Санк-Марсу:

— «Хиллер-Ларджент» подождет. Мы едем в старый Монреаль.

— Зачем?

— ОМОН оцепил там квартал. Мы нашли ковер, Эмиль.

— В который была завернута та девушка? Уже?

— С пятнами крови, — подтвердил Мэтерз, — его выкинули в переулке. От него тянется кровавый след.

— Черт бы их побрал, Билл! У тебя есть в машине красная мигалка?

Мэтерз вздохнул, потому что этот вопрос повторялся в несчетный раз.

— Это личная машина, Эмиль. Она не предназначена для использования в служебных целях. На личных машинах запрещено использовать мигалки и сирену.

— Так что, у тебя и сирены нет? Черт, Билл, полицейский ты или нет?! А теперь притопи педаль. Давай! Только не разбей тачку. Мы, напарник, идем по кровавому следу. Разве можно желать большего?

 

Глава 11

Кровавый след

Немного позже, понедельник, 14 февраля 1999 г.

Будущий город Монреаль уже существовал за девять лет до того, как «Мэйфлауэр» вошел в гавань Плимута. На его месте раскинулась меховая фактория, основанная французским путешественником и исследователем Самюэлем де Шампленом. Он хотел сделать остров центром торговли бобровыми шкурками с племенами гуронов, обитавшими к западу, и вместе с тем отогнать ирокезов достаточно далеко на юг, чтобы те не могли грабить торговые пути или вредить, нападая с флангов. Сам того не понимая, он тем самым внес свою лепту в развитие географии и местных племен, наметив еще не определившуюся границу между Канадой и Соединенными Штатами. Шамплен хотел, чтобы кровь гуронов смешалась с кровью французов и возникла новая нация. Индейцы отвергли эту идею, хотя отдельные союзы двух рас были достаточно распространены в обществе. Первое поселение на острове не сохранилось, но около тридцати лет спустя, в 1642 году, из Франции прибыла новая волна переселенцев, которыми теперь двигали далекие от коммерции интересы, причем этой второй волне искателей приключений удалось закрепиться здесь навсегда.

Ни корысть, ни алчность, ни бобровые шкурки не представляли для основателей нового поселения непосредственного интереса. Теперь пришельцы обосновывались здесь всерьез и надолго. Как и в Плимуте, лежащем к югу, где упорно делали свое дело пилигримы, их поступки определялись благочестивыми и суровыми целями. Поэтому с самого начала существования еще не родившегося города интересы его создателей противоречиво вращались вокруг религии и торговли.

Истоки старого Монреаля восходят ко времени основания второго французского поселения на заливном лугу, раскинувшемся на берегу реки рядом с портом. Миссию по созданию общины в Новом Свете возложило на себя тайное католическое общество под названием «Орден Святого причастия», известное своим богатством и привилегиями членов. С особой страстностью орден взялся за обращение на путь истинной веры язычников и еретиков — перед членами этой организации открылась неслыханная возможность обратить население целого континента. Такому искушению они не могли противостоять. Во Франции было создано Общество господ для обращения дикарей в Новой Франции на острове Монреаль, рекрутировавшее для этой цели и мужчин, и женщин. В итоге через Атлантику сюда переправилась группа воинов и святых, тружеников и неудачников, решивших обосноваться среди ирокезов на острове Монреаль.

Причалив к берегу, они первым делом возвели алтарь, на который сестра милосердия всей группы поставила стеклянную вазу, где мельтешили пойманные заранее светлячки. Ваза светилась и переливалась огоньками в сумерках уходившего дня, и это событие, видимо, определило склонность города к поэтическому самовыражению в те опасные и тревожные времена. Тогда же возникла напряженность в отношениях между религиозными орденами и торговцами, между тайными обществами и хоть и не диким, но трудноуправляемым населением, которое непросто было обратить хоть в какую-то веру.

С тех пор, по сути дела, мало что изменилось, думал Санк-Марс, пока они с Мэтерзом неслись в старый город. Именно в этой части Монреаля лучше всего прослеживалось его европейское наследие. Старые каменные дома зимой стойко переносили все капризы морозной стихии. Узкие улочки с выложенными булыжником мостовыми были проложены задолго до появления автомобилей. Арки, ведущие во дворы приземистых домов, детали очень высокими, чтобы всадники и пассажиры конных экипажей могли в них проехать, не склоняя головы. Огромные пространства Нового Света не вдохновляли архитекторов того времени на экономию пространства, гораздо важнее для них была потребность в тепле и защите как от холодного зимнего ненастья, так и от местных племен, постоянно совершавших набеги на окрестные земли. Прелесть старого города здесь особенно заметна в холодное зимнее утро, когда кажется, что сама погода подчеркивает роль и значение этого уголка Монреаля в истории города.

В наше время конфликт между добродетелью и корыстью разгорелся с новой силой между политикой и коммерцией. Тайное соперничество религиозных сект уступило место шумихе, поднятой вокруг квебекского национализма, который отнюдь не способствовал экономическому подъему провинции. Иногда, по крайней мере в отношении меньшинств, историческое обращение дикарей в истинную веру находит своих глашатаев в образе политиков, которые не могут пережить тот факт, что этнические общины смотрят на положение вещей не их глазами. Чем больше ситуация меняется, тем становится яснее, что по сути она остается неизменной, причем, по мнению Эмиля Санк-Марса, с особой силой это проявляется, когда речь заходит о тайных обществах. Возникают и исчезают террористические организации. И если некогда могущественные религиозные ордена утрачивают былое влияние, принадлежавшую им нишу заполняют секретные оккультные секты, хотя значение их гораздо менее заметно, поскольку их тайные дела скрыты от постороннего взгляда. «Гидро-Квебек» — крупнейшая в мире компания по производству электроэнергии, перегородившая плотинами северные реки и на огромных территориях индейских земель вырабатывающая электричество для того, чтобы летом обеспечить бесперебойную работу кондиционеров в Нью-Йорке, — какое-то время охотнее всего принимала на работу членов ордена Храма Солнца. На деле этот орден являлся сектой самоубийц, ответственной за массовую смерть людей как в Квебеке, так и в Европе. Кроме того, деятельность тайных обществ самым непосредственным образом нашла свое воплощение в многочисленных преступных группировках, к числу которых относились мафия и банды Вест-Энда, со временем подчиненные или поглощенные соперничающими бандами байкеров, такими как «Ангелы ада», «Рок-машина», и их новыми союзниками — «Бандидос», перебравшимися сюда из Техаса, причем все они не гнушались пользоваться на своей территории динамитом, автоматами «узи» и цепными пилами.

Но мало этого — здесь процветали русские преступные группировки. Масла в огонь подливали молодые бандиты с Ямайки, расплодившиеся после очередной иммиграционной волны с острова. Помимо этого, после того как к коммунистическому Китаю отошел Гонконг, перебравшиеся оттуда в город представители гангстерских объединений стали пытаться отвоевать место под солнцем и для себя.

По той же причине, что Шамплен хотел превратить Монреаль в пушную факторию для ведения дел с западными племенами индейцев и охраны этих земель с юга, все эти банды считали расположение города идеальным для своей деятельности. Через речной порт, в который заходят корабли из океанов всего мира, ввозились и быстро распространялись наркотики и другая контрабанда. Близость Торонто на западе и Нью-Йорка на юге, до которых отсюда можно доехать на машине часов за шесть, способствовала развитию приграничной торговли и перемещению оружия, наркотиков, денег и людей. Нередко здешние дельцы переводили предприятия через слабо охраняемую границу, чтобы скрыть некоторые стороны их деятельности от пристального внимания заинтересованных правоохранительных органов. Вынуждая полицейские службы разных стран и юрисдикций сотрудничать между собой, преступники обнаружили, что могут на годы задерживать ход следствия, а в некоторых случаях даже сводить на нет все усилия полицейских.

Монреаль стал международным банковским центром, что также было на руку преступникам, а то что город является признанным центром исследований в области фармакологии, обеспечивало избыток ученых, за большие деньги не чуравшихся помогать бандитам незаконно производить наркотики.

Первый руководитель поселения на острове — высокий, отважный Мезоннев однажды сказал, что, даже если бы каждое дерево на острове Монреаль превратилось в воина-ирокеза, он бы все равно поплыл туда ради освоения Нового Света. Верный своему слову, он отправился в Монреаль и вместе с другими переселенцами участвовал в той самой замечательной церемонии, устроенной в первый вечер на острове, когда в этих диких местах был возведен алтарь, освещенный светлячками. Он создал здесь свою общину. С верой в сердце и непреклонной настойчивостью он боролся с наводнениями и заставил реку отступить, воздвигнув крест на вершине горы, хотя, — кто знает? — может быть, ему просто повезло, потому что после этого его поступка вода отступила. Он обращал местных жителей в христианство и участвовал в войнах с ирокезами. Стойкостью и молитвой он боролся с голодом, болезнями, смертью, комарами. С самого своего основания город пронес через всю историю радостное, приподнятое настроение, хоть нередко он становился ареной жестоких баталий.

По большому счету, жизнь в Монреале совсем не плохая — город веселый, мирный, приятный, безопасный, оживленный. Широко бытует мнение, что наряду с Новым Орлеаном и Сан-Франциско он один из самых самобытных на континенте. Но иногда в каких-то его районах вспыхивают бандитские разборки, и тогда там множатся смерти. Так было и в далекие годы его основания, потому-то Санк-Марс и считал, что с тех пор здесь мало что изменилось по существу.

Машина Мэтерза застучала колесами по брусчатке улицы Сен-Поль, потом повернула против одностороннего движения вниз по узенькой улочке Сен-Франсуа-Ксавье. В нескольких прилегающих кварталах движение было перекрыто, и Мэтерз припарковался рядом с полицейскими патрульными машинами. Дальше можно было пройти только пешком. Значки полицейских им не понадобились — Санк-Марса здесь все знали. Они быстро прошли мимо полицейских, охранявших доступ к месту происшествия. Их коллеги, стоявшие у парадного, следили за тем, как двое детективов шли по тротуару в направлении бойцов отряда ОМОН. Санк-Марс обратил внимание, что на крышах заняли позиции полицейские снайперы, а за полицейскими автомобилями укрылись сотрудники, опасавшиеся ружейного обстрела. Если операция была связана с бандитами, никогда заранее не было известно, какие силы будут противостоять стражам порядка. Самые толковые полицейские всегда рассчитывали на худшее.

Один из них сделал Санк-Марсу знак, чтобы тот свернул в узкий проход между домами. При виде двух недоспавших и изрядно помятых коллег у него на лице появилась удивленная улыбка. Лейтенант-детектив Реми Трамбле — высокий угловатый мужчина, облик которого чем-то напоминал профессора, переминался с ноги на ногу, чтобы немного согреться. Он кивнул другу головой.

— Я слышал, ты провел беспокойную ночь. И вид у тебя соответствующий.

— Каким ветром тебя сюда занесло, Реми? Ты же все больше сидишь за своим столом. Я тебя уже несколько месяцев не видел настолько далеко к югу от кофеварки.

— Если бы я знал, Эмиль, что тебя сегодня поднимут ни свет ни заря, я бы и сейчас сидел в кабинете.

— Так что у нас тут стряслось?

Трамбле указал ему на частично развернутый на мусорных ящиках ковер. Его украшал вполне современный узор в кубистском стиле — разбросанные в беспорядке разноцветные прямоугольники пересекали толстые черные полосы. На желтом пятне отчетливо различались пятна крови.

— Мы считаем, что в этом переулке остановилась машина и из нее что-то выгрузили. Кто-то закапал кровью полквартала и перешел улицу.

— А машина?

— Машину не обнаружили.

— Кто нашел ковер?

— Привратник. На этом месте чья-то стоянка, ее снимает какой-то служащий, работающий в этих домах. Привратник по утрам чистит ее от снега. Он подошел, нашел ковер, сказал, что развернул его посмотреть, имеет ли смысл взять его домой. Пятна крови были еще свежие, он испачкался и сразу решил позвонить нам.

«Иногда обстоятельства складываются в нашу пользу», — подумал Санк-Марс и огляделся. Полицейские стояли повсюду, но никаких действий не предпринимали.

— Какова ситуация на данный момент?

— Кровавый след ведет по тротуару к той деревянной двери. Полицейские внутри здания, проверяют там каждое помещение. Скоро узнаем, как у них дела.

Санк-Марс глубоко вздохнул.

— Будем надеяться, — сказал он. — Спасибо за новости.

— Эмиль, стреляли в полицейского. Так случилось, что этим полицейским оказался ты, но это не меняет нашего отношения к самому факту. Может быть, ты недавно кому-то сильно прижал хвост?

Санк-Марс улыбнулся и кивнул другу, чтобы тот наклонил голову и дал ему возможность шепнуть что-то на ухо. Оба полицейских были высокими мужчинами, не менее чем на полголовы выше всех стоявших рядом.

— Реми, на этот раз они не шутили. Я нутром это чую. Дела обстоят не лучшим образом.

Трамбле понимающе кивнул, как будто уже и сам пришел к такому выводу.

— Думаю, ты прав. Напали на твой дом, убили этого парня — что не радует. Настораживает и похищение женщины из резервации.

Санк-Марс снова сделал старшему по званию знак наклониться к нему поближе.

— Реми, нам в этом здании нужны сильные ребята. Мне не нравится их молчание. Нам надо иметь с ними связь.

Трамбле понимающе кивнул. Выражение его лица было озабоченным.

— Я об этом уже говорил, Эмиль. Меня это тоже беспокоит. Но сейчас мы почти ничего не можем сделать. Ты не хочешь подождать в машине? Немного согреешься. Ты и впрямь неважно сегодня выглядишь.

* * *

Детективу Биллу Мэтерзу надоело ждать, и он пошел обратно по улице Сен-Поль до небольшого кафе. Оно было открыто, хотя из-за действий полиции посетителей там не было. Он взял кофе, чтоб немного взбодриться, отпил пару глотков и подошел к висевшему в закутке телефону-автомату. После трех гудков его жена сняла трубку.

— Ой, Билл! Где ты, Билл?

— Я в центре.

— Ты шутишь! Ты ведь в старом Монреале, правда? Я только что слышала по радио, что там перекрыли движение. Ты, должно быть, стоишь в пробке? Там не стреляют?

— Да нет, я в кафе и отсюда говорю с собственной женой по телефону. Я здесь единственный посетитель, а повар пока никого не пристрелил. Как там у тебя, Донна?

— У нас все в порядке. Кит, должно быть, нездоровится. Грех так говорить, но она очень забавная, когда чихает. А ты как?

— Ночь была паршивая, можешь себе представить. Я очень по тебе соскучился.

— Неужели?

— Да, милая. Я очень вымотался, сил совсем нет.

— Еще бы, в такую-то погоду! Что там у тебя стряслось? — не унималась Донна.

— Что стряслось?

Мужчина за стойкой поймал его взгляд и жестом показал, что, если он хочет, может принести ему чашку с кофе, которую он оставил на стойке. Мэтерз кивнул.

— Что это ты меня своей милой называешь, когда это ты успел соскучиться?

«Она стала бы лучшим полицейским, чем я», — подумал Мэтерз. Он так и не научился скрывать свои чувства. Если кто-то начинал с ним флиртовать — пусть даже самым невинным образом, Мэтерз резко сворачивал отношения, прекрасно зная, что, вернувшись домой, ничего не сможет утаить от жены.

— Ты, кстати, не звонила утром Сандре?

— Сегодня утром? Звонила. Но она не брала трубку. А что?

— Наверное, была занята с лошадьми. Она тебе позвонит, когда у нее будет свободная минутка.

— Билл…

— Что?

— Что ты мне мозги пудришь?

Вот бы она была с ним, когда придется кого-то допрашивать!

— У меня, наверное, от усталости крыша поехала, дорогая. Я уже просто никакой.

Ее молчание слишком затянулось.

— Ты что-то сказала? — спросил он.

— Не надо меня больше называть дорогой, — жестко сказала она.

Мэтерз завязал узелок на память. Когда в следующий раз ему придется столкнуться лицом к лицу со здоровенным заключенным, он обязательно вспомнит, почем фунт лиха. По сравнению с предстоящим объяснением с женой, когда он ей скажет, что им на некоторое время придется переехать в безопасное место, встреча с самым закоренелым убийцей показалась ему детской шалостью.

— Дорогая…

— Прекрати немедленно! Лучше не доводи меня, Билл!

— Хорошо, хорошо. Послушай меня. Этой ночью на Эмиля было совершено нападение. С ним ничего не случилось, но, знаешь, на него напали в его собственном доме.

— О Господи! Билл, Сандра, наверное, чуть с ума не сошла!

— Какое-то время их ферму будут охранять. Знаешь, Донна, мне пришло в голову, что нам бы лучше куда-нибудь ненадолго переехать.

— Что?

— Это скоро закончится. Совсем ненадолго.

— Что? Билл!

— Мне просто кажется, что нам бы тоже было разумнее принять кое-какие меры предосторожности. Знаешь, может так случиться — хотя, конечно, вероятность этого совсем маленькая, — что мы тоже окажемся в опасности. Никто понятия не имеет, почему так произошло.

На этот раз она молчала целую вечность, но совсем по-другому, как будто стрелки часов начали обратный отсчет времени. Тишина была призрачной, воздушной.

— И куда же мы поедем? — глухо спросила Донна Мэтерз мужа.

— Я подумал, может, к моей сестре?

— А что, Билл, у Дженис есть две лишние спальни или двуспальная кровать? — с вызовом спросила она. Билл какое-то время переждал, чтобы дать ей время успокоиться, странным образом испытывая благодарность жене за то, что она вконец не вышла из себя. — О Господи, — сказала она, уловив, наконец, суть дела. — А ты что — с нами не поедешь?

— Так будет лучше и для Кит, и для тебя. Это было бы слишком рискованно.

— Ох, Вильям. Билл!

— Я буду вас навещать, заезжать к вам. Это ненадолго, моя дорогая.

— Я не могу на это пойти! — в конце концов выпалила она. — Снова я этого не допущу. Так жить невозможно.

— Ну хватит, Донна, я же полицейский.

— Да, ты полицейский. Вот и прекрасно. Я ничего против этого не имею. Но когда ты решил стать напарником Эмиля, никто не говорил о том, что это на всю жизнь. Ты можешь поменять себе партнера и вернуться к жизни нормального полицейского. Один Бог знает, что с тобой может случиться, если ты этого не сделаешь!

Мэтерз так и держал в руке чашку с кофе, но только теперь решил сделать еще глоток. Потом он раздраженно вздохнул.

— Донна, ты же прекрасно понимаешь, что я не могу его сейчас оставить одного.

— Именно в этом мы с тобой отличаемся, Билл. Потому что я — могу.

Она повесила трубку.

Мэтерз так и стоял как побитая собака, думая о том, почему в кино, когда кто-то бросает трубку, второй собеседник еще продолжает талдычить «алло, алло». Кому может прийти в голову обращаться к назойливому короткому гудку, если ясно и самому безмозглому болвану, что связь прервана? Мэтерз переждал минутку, отпил еще глоток кофе, потом снова набрал номер.

— Не делай этого, Донна.

Некоторое время она молчала, и по ее дыханию ему показалось, что она смирилась с неизбежным.

— Ладно. Я с Кит уеду к Дженис. Но нам с тобой надо будет серьезно поговорить, Билл.

— Хорошо. Возьми с собой только самое необходимое. Все остальное я подвезу вам позже. Теперь слушай внимательно. Когда поедешь, возьми такси и выйди у торгового центра. Зайди туда на пару минут. Потом выйди и возьми другую машину, чтобы доехать оттуда до Дженис. Хорошо?

Он слышал, как Донна глубоко вздохнула, будто осознала степень риска.

— Ладно, — согласилась она.

— Ну вот и хорошо. Не переживай. Все будет хорошо.

— Все должно измениться, Билл.

— Дай мне только закончить с этим делом.

— Эмиль говорит Сандре то же самое столько, сколько они женаты. Он повторяет одно и то же при каждом опасном деле.

— Донна, мы поговорим об этом, когда управимся с этой передрягой. Я тебе обещаю.

— Ты бы, Билл, лучше всерьез подумал насчет того, чтобы расстаться с Эмилем. И не надейся, что тебе удастся улизнуть от этого разговора. А теперь — пока, и, пожалуйста, очень тебя прошу, будь осторожен.

Он ждал. На этот раз она трубку не бросила.

— До скорого. Береги себя. Я с тобой свяжусь.

— Всерьез подумай над тем, что я тебе сказала. И сделай это.

Он повесил трубку и только тогда заметил, что чашка на блюдечке дрожит.

* * *

Когда полицейские, детективы и бойцы спецназа вбежали в здание, ноги тридцати человек дробно и гулко застучали по деревянному полу. Прозвучал сигнал отбоя, но никто не рискнул полностью в это поверить, поэтому полицейские по пути наверх повторно заглядывали в уже проверенные комнаты и коридоры.

Когда они достигли последнего этажа, Санк-Марс, как и остальные мужчины, перевалившие за четвертый десяток, запыхался и вспомнил свою спортивную молодость.

Полицейский в пуленепробиваемом жилете с автоматом наперевес жестом показал ему, что идти надо в последнюю комнату на четвертом этаже, и Санк-Марс направился туда в сопровождении Мэтерза и Трамбле. В помещении царило запустение, все было покрыто пылью, воздух был затхлым, по углам висела паутина. Окна покрывал слой маслянистой городской грязи. Кухонька — та часть помещения, которая больше всего заинтересовала полицейских, была отделена от просторного зала столом, чем-то напоминавшим стойку бара. Она бросилась в глаза Санк-Марсу и его спутникам, как только они сюда вошли. На раковине и на стойке виднелись пятна крови, на полу были набросаны окровавленные ватные тампоны и куски бинта. Мэтерз мыском ботинка показал на шприц. Около радиатора валялась пустая капельница.

— Кое-что из этого совсем свежее, кое-что — старое, — высказал предположение сержант из отряда спецназа.

— Стойку они использовали как операционный стол, — сказал другой полицейский.

— Надо проверить вот это, — распорядился омоновец. — Это здесь появилось совсем недавно.

Все стоявшие рядом, включая Санк-Марса, Трамбле и Мэтерза, внимательно рассматривали странный узор на стойке. Он образовывал что-то вроде полукруга, рваным пятном разъевшим поверхность стола.

— Что вы думаете по этому поводу? — спросил Трамбле.

— Это кислота, — ответил полицейский. — Она здесь прожгла пластик и дерево.

Услышав эту новость, все присутствующие смолкли.

— Свернувшаяся кровь, — сказал Санк-Марс. — Они слиняли отсюда еще до нашего приезда.

— Где судебные эксперты? — спросил Трамбле.

— Уже едут, — крикнул ему стоявший у двери полицейский.

— Эмиль? — вопросительно произнес лейтенант-детектив.

Санк-Марс печально покачал головой.

— Она нужна им живая — это хорошая новость. А плохая новость состоит в том, что она у них живая, но мы не знаем почему, мы не имеем представления о том, что им от нее нужно. Кислота… не мне вам объяснять, что это значит. Нам необходимо выяснить, что она знает настолько важное для них. И сделать нам это надо как можно скорее.

— Хорошо. — Трамбле принял решение. В помещении появились новые детективы, ожидавшие приказаний. — Опросите всех, кто находился рядом, может быть, кто-нибудь видел, как приезжала или уезжала эта машина, или кто-то заметил молодую женщину в сопровождении мужчин. Нам надо опросить всех врачей, особенно хирургов, которые могут быть связаны с бандитами. Сначала выявите всех известных нам подпольных костоправов, потом докторов, занимающихся частной практикой, прежде всего тех, кто живет здесь поблизости. Может быть, кто-то заметил приезжающие или уезжающие машины — опросите людей, не обратили ли они внимание на какое-нибудь движение. Эмиль, ты хочешь что-нибудь добавить?

— Она потеряла много крови. Может быть, им нужна кровь для переливания?

— У байкеров есть свои запасы. — Бандиты настолько боялись СПИДа, что создали свой банк крови для переливания.

— Не имеет значения. Им все равно нужна лаборатория, чтобы провести анализы. Никто не знает наверняка, что этим занимаются байкеры. Выясните в больницах и лабораториях, не получали ли они срочные запросы на анализы.

— Считай, что это уже сделано. Займитесь этим прямо сейчас, — сказал Трамбле своим людям, и, когда они уже выходили, он вместе с Санк-Марсом и Мэтерзом отошел к широкому окну для конфиденциального разговора. — Каковы наши следующие шаги?

— Ее зовут Люси Габриель, — сказал ему Санк-Марс. — Она — индианка из Оки. Мы почти ничего о ней не знаем, кроме того что она работает на фармацевтическую компанию «Хиллер-Ларджент Глобал». Мы с Биллом сейчас туда едем. Мне нужна о ней вся имеющаяся информация и еще все, что у нас есть по убитому парню — Эндрю Стетлеру. Ты можешь выделить для этого несколько человек? Я был бы тебе очень признателен, потому что после поездки в эту компанию нам надо будет прийти в себя и отдохнуть. Я вымотан до крайности. То, что произошло ночью, не было случайностью. Кому-то явно не терпится меня убрать.

Лейтенант-детектив Реми Трамбле кивнул и положил руку на плечо друга.

— Езжай, — сказал он. — Я прослежу, чтобы все выяснили. Будь осторожен.

Он кивнул Мэтерзу в знак того, что это относится и к нему, напарники вышли из помещения, и, когда они топали вниз по дубовым ступеням лестницы, их шаги гулко разносились по дому.

Мэтерз быстро спускался, когда Санк-Марс его окликнул. Сам он двигался с трудом, после быстрого подъема у него сильно разболелись ноги.

— Что это за гонки?

— Простите, Эмиль.

— Тебе мало перестрелок за один день? Надеешься еще кого-нибудь подстрелить?

Склонившись на один бок и держась за перила, Санк-Марс перенес ногу на нижнюю ступеньку и откинулся в другую сторону. Иногда, особенно когда он толком не высыпался, у него сильно болели суставы — последствие застарелых ушибов, которые он получил, объезжая лошадей. Но он переборол боль, спустился на следующую ступеньку, мышцы расслабились, и он понемногу стал приходить в себя.

— Нет, дело не в этом. Я говорил с Донной. У нее сегодня паршивое настроение.

— Ты не забыл поздравить ее с Днем святого Валентина?

— Что? Забыл.

— Вот тут-то собака и зарыта. Из-за этого возникает половина всех наших проблем. Хватит уже, Билл, допускать такие досадные промахи в семейной жизни.

— Не думаю, чтобы на этот раз мне удалось отделаться только конфетами и цветами.

Санк-Марс поравнялся с ним, и дальше они пошли вместе.

— Может быть, но тебе это не помешает. Ей ведь тоже нелегко приходится.

— А как вы управляетесь с Сандрой, Эмиль?

Санк-Марс рассмеялся так громко, что эхо прокатилось по всему подъезду.

— Хороший вопрос, Билл. Как я управляюсь с Сандрой!

Мужчины наконец спустились и вышли на улицу. Если бы кто-нибудь посторонний обратил сейчас на них внимание, он заметил бы, что старший выглядел довольным, а младший — печальным, поэтому было невозможно определить, успешно прошла облава или нет. Санк-Марс производил впечатление человека, которому еще предстоит побывать во многих местах и переговорить со многими людьми. Он держался так, как будто получил важные новые сведения. Он играл эту роль намеренно, подозревая, что за ним могут наблюдать из-за полицейского заграждения. По тому, как развивались события до сих пор, он не исключал возможности слежки со стороны противника.

* * *

Монах в коричневой сутане с откинутым капюшоном переливал пластмассовым половником суп из стальной кастрюли в тяжелую фарфоровую миску. Делал он это очень аккуратно, и миска наполнилась почти до краев в два приема. Перед тем как зачерпнуть половником суп, он каждый раз помешивал его в кастрюле, чтобы набралось побольше овощей и чечевицы. Наполнив миску, он поставил ее на поднос. Рядом с горячим супом, над которым вился духовитый пар, монах положил несколько сортов сыра и хлеб. Потом налил в небольшой зеленый чайничек кипятку, бросил в него пакетик с заваркой, причем сделал это так, чтобы ниточка с ярлычком свисала наружу. Нарезав тонкими ломтиками масло, он аккуратно положил его на край тарелки и добавил салфетку со столовым прибором. Завершив сервировку, монах поднял поднос обеими руками и вышел из просторной кухни с высокими потолками и старыми эмалированными раковинами с отбитой местами эмалью, направившись туда, где его уже ждали.

Считалось, что это крыло монастыря пустовало.

Монах шел по длинному, мрачному, чем-то напоминавшему пещеру коридору, его мягкие шаги слабым эхом отдавались от стен. Где-то ярдов через сорок его осветили лучи солнца, пробивавшиеся сквозь высокое стрельчатое окно. Дойдя до конца коридора, он поставил поднос на полку и открыл дверцу маленького подъемного устройства. Потом поставил в него поднос и двумя руками потянул за канат, поднимая этот лифт на верхние этажи. Спускавшийся на канате противовес с истертыми, от руки написанными цифрами, давал ему знать, до какого этажа поднялось это нехитрое подъемное устройство. Когда появилась цифра девять, монах быстрым привычным движением закрепил канат.

Потом сам стал подниматься по лестнице.

Старым его назвать было никак нельзя, хотя походка у него была утомленная и в волнистых волосах густо пробивалась седина. Из-за большого живота подниматься по ступеням ему было нелегко, поэтому он делал передышки на третьем и пятом этажах. На каждой лестничной площадке его вновь озарял бивший из окон солнечный свет.

На девятом этаже монах взял из подъемника поднос и, шаркая, побрел по коридору в его мрачную глубину.

У двенадцатой по счету двери он остановился, поставил поднос на одну руку, а другой постучал.

— Заходи, — ответил ему женский голос.

Монах отворил дверь и вошел.

— Привет тебе, брат Том, как поживаешь? — радостно приветствовала его вопросом Люси Габриель. Ей хотелось быть с ним на дружеской ноге.

Брат Том улыбнулся, кивнул и поставил обед на простой деревянный стол у окна. Обстановка в помещении была спартанская — простая койка с тонким матрасом, рядом с которой стоял стол и два стула с дощатыми спинками.

— Хороший сегодня выдался денек, — заметила Люси.

Немой брат Том кивнул и слегка ей поклонился, собравшись покинуть помещение.

— Всего тебе хорошего, брат Том! — громко сказала девушка, когда он закрывал дверь.

Люси не сразу принялась за еду. Она стояла у окна рядом со столом, пар от миски с супом поднимался все выше. Она смотрела сквозь большое, стрельчатое — как в старинном замке — окно, откуда открывался вид на голубое зимнее небо, а если подняться на цыпочки, чуть согнуться над столом и посмотреть немного левее — на юг, там виднелось озеро Двух Гор, покрытое сверкающим белым снегом.

Она села и в тиши пустынного аскетичного монастырского крыла принялась за обед — свою первую трапезу тайной новообращенной. Первую трапезу, подумала она, как у девицы, укрывшейся от неминуемой погибели в башне средневекового замка.

* * *

Перед тем как отправиться в «Хиллер-Ларджент Глобал», сержант-детектив Эмиль Санк-Марс и детектив Билл Мэтерз решили пересесть в полицейскую машину без опознавательных знаков. «Патфайндер» Эмиля, выполнявший ночью функции «скорой помощи», вернули в управление, и Мэтерз поставил рядом с ним свой «форд».

Они решили туда добраться по скоростной магистрали Декари, проложенной ниже уровня земли. Слева и справа от главной дороги располагались несколько въездов и выездов. Здесь мало кто из водителей обращал внимание на ограничение скорости до сорока пяти миль в час, если их не вынуждали к тому нередкие пробки в часы пик. Мэтерз ехал со скоростью шестьдесят пять миль и собрался уже было перестроиться в крайний левый ряд, но в этот момент раздался сигнал двусторонней радиосвязи.

Сержант Чарльз Пеншо из Сюрте дю Кебек просил как можно скорее с ним связаться и оставил свой номер телефона.

— Доброе утро, Чарльз, — сказал Санк-Марс, набрав на сотовом его номер. — Вы тоже держитесь на кофе?

— Выспался как сурок, сэр. Правда, в отличие от вас, меня ночью никто не пытался подстрелить. Думаю, потому, что я не так знаменит, как вы.

— Что у вас стряслось?

— Я слышал, вы идете по кровавому следу. Что-нибудь удалось выяснить?

Санк-Марс слегка замялся, пока Мэтерз на большой скорости провел довольно рискованный маневр, перестроившись в ряд, обогнав «мерседес» и два грузовика и вернувшись в свой ряд.

— Они слиняли, пока мы еще не прочухались. Нашли только ковер из квартиры девушки. Надо бы отдать его в чистку. Интересно, но ей, похоже, оказали медицинскую помощь.

— Отличная новость! Будем надеяться, что она жива. Сегодня утром я снова допрашивал Камиллу Шокет.

— Кого? — Он прикрыл рукой микрофон и шепотом спросил у напарника: — Кто это — Камилла Шокет? — Мэтерз в ответ лишь пожал плечами.

— Это женщина, которая снимает домик, где нашли тело, — напомнил ему Пеншо.

— Понял. Никогда раньше не слышал ее имени. И что она вам рассказала?

— Она не может объяснить, как тело там оказалось. Говорит, ее в домике не было. Она там несколько дней не показывалась. Еще она сказала, что, когда пришла, дверной замок поврежден не был. Ключ она никому не давала.

— Подождите секунду, — сказал Санк-Марс детективу из Сюрте. На этот раз он прижал телефон к куртке. — Что-то там было не то, не помнишь, Билл? В домике у женщины, которая сняла его на всю зиму, где нашли тело Стетлера…

— А что с ней?

— …она сказала Пеншо, что ее там несколько дней не было.

— Дней?

Санк-Марс кивнул. Мэтерз смекнул в чем дело.

— Тогда почему лед там был такой тонкий?

— Чарльз, — сказал в трубку Санк-Марс, — помните, там на полу в домике лежал тяжелый лом? Он чем-то напоминает ломы, которыми пользуются на железных дорогах.

— Она им колет лед, — пояснил Пеншо.

— Это ясно, но только тогда, когда лед тонкий! — прокричал в ответ Санк-Марс, переложил телефон в другую руку и дальше говорил уже спокойнее. — Она им колет лед тогда, когда он тонкий. А когда он толстый, она, как и все, пользуется буром или цепной пилой. Если она не была там несколько дней, как она могла колоть лед ломом?

Обдумывая это соображение, Пеншо на какое-то время смолк.

— Мне надо будет ее допросить еще раз. Сейчас она на работе. Попробую ее там поймать.

— Есть еще одно обстоятельство. Там в домике еще было ведерко для наживки. Так вот, под тонким слоем льда в нем плавали рыбки. Поэтому домик никак не мог пустовать несколько дней! Подождите секундочку, — попросил его старший детектив. Машина съехала со скоростного шоссе на развилке, где в разных направлениях расходились несколько дорог, и Мэтерз поехал дальше по спокойным улочкам Виль-Сен-Лорана. Санк-Марсу понадобилось всего несколько секунд, чтобы обдумать ситуацию. Он спросил Пеншо: — Что она говорит о том, где была в последнее время?

— Одна дома, — ответил сержант из Сюрте.

— Вот что вам надо делать. — Билл Мэтерз бросил на начальника такой взгляд, что тот чуть не поперхнулся. — Простите. Вот, что я бы сделал, если бы оказался на вашем месте.

— Готов выполнить любые ваши пожелания, — заверил его Пеншо.

— Поговорите с ее мужем.

— Она не замужем. Живет одна.

— Тем лучше. Выясните, кто у ее дочери нянька. Поговорите с ней, послушайте, что она вам расскажет, где была мать девочки. Потом повторите допрос. Сравните ее показания с тем, что скажет нянька.

— Хорошая мысль. Я об этом позабочусь. Есть кое-что еще, что могло бы вас заинтересовать. Женщина работает в «Хиллер-Ларджент Глобал».

— Вы не шутите? А Люси Габриель она знает?

— Да. Я рассказал ей о Люси, и эта новость ее огорчила. Шокет раньше тоже работала в «БиоЛогике», но это было задолго до того, как там объявился Эндрю Стетлер.

— Она работает в «Хиллер-Ларджент», а раньше работала в «БиоЛогике», — повторил Санк-Марс новость Мэтерзу, зажав рукой трубку. — Теперь что-то начинает вырисовываться.

— А раньше вы были как в тумане? — спросил Мэтерз с усмешкой.

— Чарльз, сделайте мне одолжение, — попросил собеседника Санк-Марс. — Отложите ваш допрос. Ни о чем с ней не говорите в «Хиллер-Ларджент». Побеседуйте где-нибудь в другом месте.

— Будет сделано. Я с вами свяжусь.

— Я ваш должник, сержант.

— Там разберемся.

— Хорошо. Спасибо вам за все.

Они выехали на жилую улицу, где парки чередовались с частными двухэтажными и многоквартирными домами. С вывозом снега в этом районе как обычно припозднились, поэтому проезжая часть существенно сузилась. На тротуарах громоздились сугробы, припаркованные к ним машины еще сильнее затрудняли проезд. Дорога была скользкая, и двигавшимся в разных направлениях водителям приходилось аккуратно объезжать стоявшие у обочин машины. Хотя Билл Мэтерз вел легко и уверенно, его напарник держал одну руку на приборной доске, как будто приготовился к неминуемой аварии. Санк-Марс не расстраивался, скорее он был слегка рассеян из-за усталости и периодических приступов боли в желудке.

— Смотри-ка ты! Чарльз Пеншо — единственный полицейский, который пошел на сотрудничество. Это надо хорошенько обмозговать.

— Вот бы вам стать напарниками, Эмиль. Это произвело бы переворот в отношениях между полицейскими службами. Я хочу сказать, если бы вы вдвоем сработались.

— Ты что, белены объелся?

Мэтерз пожал плечами. Он взглянул в зеркальце заднего обзора, чтобы оценить перед светофором, держит ли ехавшая сзади машина дистанцию. Потом сказал:

— Донна говорит, что нам нужно расстаться. С вами, Эмиль, легко нарваться на неприятности.

— Донна, — ответил Санк-Марс, — просто чудо. Скажи ей, что мы с тобой вернемся к этому вопросу, как только закончим это дело. А потом поговорим, что почем. Сейчас нам надо выбраться из этой передряги.

— Вы в самую точку попали, Эмиль. Именно так я ей и сказал. А она ответила, что ничего другого от вас и не ожидала. Видно, напарник, вы сильно мою женушку достали.

Эмиль Санк-Марс пробурчал что-то невразумительное.

* * *

Компания «Хиллер-Ларджент Глобал» располагалась в промышленной зоне сразу же за большим торговым центром. Территория, которую она занимала, была меньше, чем у ее конкурента «БиоЛогики», и там как-то обходились без забора, колючей проволоки и охранников. Однако, войдя в здание, детективы обнаружили, что оно защищено лучше, чем можно было судить на первый взгляд. Любой посетитель не мог пройти дальше вахтера без сопровождения. Все ведущие из холла двери были заперты на электронные замки. Служащим надо было предъявлять пропуска, если вахтер их не знал в лицо, потом набирать на замке код, причем все эти процессы фиксировались видеокамерами.

— У вас нет оружия? — спросил Санк-Марс, предъявив полицейский значок, с которого вахтер впервые за всю его долгую службу списал информацию. На вахте в тот день дежурила на удивление привлекательная чернокожая женщина с переливчатым карибским говорком.

Женщина сделала вид, что вопрос относится не к ней, и ничего не ответила.

— Кого вы хотите видеть, сэр? — выдержав паузу, приветливо спросила она.

— Люси Габриель. Как я понимаю, она работает у вас.

Дежурная сверилась с компьютером и сказала:

— Извините, сэр. Сегодня утром Люси Габриель не вышла на работу.

— Меня это почему-то не удивляет. А кто сегодня на работу вышел? — спросил Санк-Марс.

— Что, простите?

— Как обстоят дела с Хиллером? С Ларджентом? Эти-то ребята сейчас на месте? Или, может быть, с Глобалом? Он пришел сегодня на работу?

— Они оба здесь, сэр, — и Хиллер, и Ларджент. Кого из них вы хотели бы видеть? — До нее наконец дошло, что посетитель явно не в духе и не собирается обмениваться с ней любезностями.

Санк-Марс, поразмыслив, слегка покачал головой.

— Вот что я вам скажу, — ответил он, — организуйте-ка мне встречу с ними обоими.

Немного озадаченная таким пожеланием женщина позвонила мистеру Лардженту и уведомила его о просьбе полицейского. Потом внимательно выслушала инструкции.

— Будьте добры, присядьте, пожалуйста, — сказала она Санк-Марсу, повесив трубку. — Сейчас кто-то спустится и проводит вас наверх.

Удобно расположившись в добротных креслах известной марки, оба детектива пытались не закемарить. Санк-Марс свесил уже было голову набок, но тут же проснулся от бурчания в желудке. Прибыл их сопровождающий — заносчивый кудрявый юнец-практикант в рубашке с закатанными до локтей рукавами и приспущенным узлом галстука. На носу у него сидели очки с толстыми линзами. В одной руке он держал дощечку с зажимом для бумаги, чтобы удобнее было писать, в другой — карандаш, которым он постучал в дверь. Когда дверь открылась, он поддал ее ногой с таким видом, будто хотел дать им понять, что они отрывают его от важного дела, и дурацкое поручение, которое он вынужден исполнять, тормозит развитие мировой науки. Его повадка как бы намекала, что недалек тот час, когда он сможет высказывать все, что сочтет нужным, а пока приходится ограничиваться лишь натянутой улыбкой.

— Следуйте за мной, — сказал молодой человек.

Он провел их за угол к лифту. Вызывающий вид парнишки настолько вывел из себя старшего по званию полицейского, что он спросил:

— Есть какая-то особая причина, по которой мы должны за вами бежать?

В обычный день он бы, конечно, сдержался, но день, к несчастью, выдался необычный. Сопровождающий скривился в осуждающей улыбке. Парень явно воспринимал его так, будто ему впервые за несколько месяцев довелось встретиться с кем-то из другого мира, и этот представитель рода человеческого вновь доказал ему, что эти индивидуумы остались такими же, какими он их запомнил — ленивыми, тупыми и ущербными.

Всего через три этажа лифт поднялся на самый верх здания. Санк-Марс с Мэтерзом следовали за сопровождающим до кабинета руководителя компании, где парень быстренько ретировался. «Рэндал Ларджент», — гласила табличка на двери, которая распахнулась, как только они к ней подошли.

Мэтерз тихо закрыл за собой дверь. В кабинете их ждали два человека. У обоих полицейских возникло впечатление, что перед ними портрет людей, застывших во времени. У того, который стоял сбоку от стола, была совершенно лысая макушка, причем это особенно подчеркивали густые черные волосы по бокам головы, зачесанные вниз. Мужчина пытался держаться прямо, но скрыть сутулость все равно не мог. Его партнер сидел за столом, у него была густая седая шевелюра, чем-то напоминающая прическу Эйнштейна. Они оба долго смотрели на посетителей, потом тот, который стоял, представился:

— Меня зовут Гарольд Хиллер. Друзья зовут меня просто Гарри.

— Рэндал Ларджент, — назвался сидевший мужчина. Он не предложил им называть себя Рэнди и остался сидеть за столом.

— Рад познакомиться, — ответил Санк-Марс.

— Сэр, — начал Рэндал Ларджент, — чем мы можем быть вам полезны?

Санк-Марс кратко представился и представил Мэтерза, потом спросил:

— Скажите мне, пожалуйста, какие вы занимаете должности в компании?

— Официально, — пояснил ему Ларджент, не вставая с кожаного кресла, — я являюсь генеральным директором, а Гарри — президентом. Но эти названия можно изменить в любую минуту. По сути дела, мы равные партнеры. Оба мы — люди науки, разница лишь в том, что Гарри — гений. Сфера его компетенции — лаборатория. Я стараюсь найти себе применение в области управления. Так что, собственно, вас сюда привело?

— Одна из ваших сотрудниц была похищена из собственного дома, — заявил Санк-Марс. — Мы здесь в связи с расследованием этого дела.

Гарри Хиллер, казалось, выдохнул из легких весь воздух.

— Что?

— Кто? — одновременно с ним спросил продолжавший сидеть Рэндал Ларджент.

— Люси Габриель.

— Бог мой, Люси! — Хиллер медленно провел рукой по лоснящейся лысине, сняв с нее выступившую испарину, потом вытер руку о длинные черные волосы на затылке.

Ларджент подвинул вертящееся кресло поближе к письменному столу, как будто этим жестом хотел показать, что теперь разговор должен идти в ином русле.

— Пожалуйста, господа, присаживайтесь.

— Люси, — повторил Хиллер. — Поверить в это не могу.

— М-да, — заявил Ларджент, — а я могу.

— То есть, мистер Ларджент, вы хотите сказать, что вам известны причины ее похищения? — спросил Санк-Марс.

Они с Мэтерзом расположились в одинаковых креслах лицом к столу.

— Не поймите меня превратно, Люси — замечательная молодая женщина. Не могу сказать, что я с ней близко знаком, но она достойный человек и хороший работник. Понимаете, она живет в резервации. Вместе с индейцами. Кто знает, что там у них творится? Во время кризиса в Оке она неделями не выходила на работу. А когда я возвращался вечером домой, ее — мою сотрудницу, показывали по всем программам в передачах новостей, рассказывали, как она с вплетенными в волосы перьями, в боевой раскраске и этих диких маечках-варенках задирала солдат на баррикадах. Можете себе такое представить? И это вместо того, чтобы быть на рабочем месте и получать зарплату. Вот такая она, Люси. Но мы проявили терпение — времена были непростые. Мне кажется, что похищения, захват заложников там в порядке вещей, или я ошибаюсь?

— Сомневаюсь, — ответил Санк-Марс, внимательно за ним наблюдавший на протяжении всего рассказа.

— В нее могли стрелять, — добавил Мэтерз.

— Да что вы такое говорите! — вскипел Гарри Хиллер. Он повернулся в сторону, потом обратно, сунул обе руки в карманы и стал ходить по кабинету. — Если учесть события вчерашнего дня, это более чем странно. Я думал, вы пришли поговорить об Эндрю Стетлере.

— Почему вы так подумали? — поинтересовался Санк-Марс, оторвав наконец взгляд от Ларджента.

— Слежу за новостями. Там говорили о вас. Вы нашли тело. Когда нам снизу сообщили о вашем визите, я решил, что вы пришли в связи с тем, что случилось с Эндрю.

— С чего бы я стал вас беспокоить по этому поводу?

Партнеры переглянулись, как будто каждый хотел засвидетельствовать другому свое удивление.

— Простите, — сказал Ларджент. — Эндрю был убит. Разве это не интересует полицию?

— Этим расследованием занимается Сюрте дю Кебек, а я представляю муниципальную полицию. Задавая вам этот вопрос, я имел в виду кое-что другое. Я хотел понять, с чего бы полиция — любое ее подразделение, расследующее убийство Эндрю Стетлера, — стала проявлять интерес именно к вам?

Снова перекинувшись взглядами, партнеры наконец уяснили причину своего замешательства, равно как и неосведомленности полицейского.

— Сержант-детектив, — пояснил Ларджент, потряхивая седыми патлами, — возможно, вы не осведомлены о том, что Эндрю Стетлер здесь работал.

На этот раз взглядами обменялись Санк-Марс с Мэтерзом.

— Это не значит, что он работал здесь в последнее время, — добавил Гарри Хиллер.

— Нет, конечно, — заверил их Ларджент, — он работал у нас в некотором роде, причем очень недолго, но теперь он не с нами. Ах, простите, я не имел в виду его смерть.

— Но ведь он работает в «БиоЛогике».

— Верно. Точнее сказать, работал, бедняга.

— Значит, вы в курсе.

— Да, сэр, — подтвердил Ларджент.

— Мы даже помогли ему найти работу в «БиоЛогике», — заметил Хиллер.

Санк-Марс заметил, что Лардженту последнее замечание пришлось не по душе, он резко мотнул головой, так что разлетелись и без того растрепанные волосы, но ничего не сказал.

— Действительно? Это странно.

— Почему же? — спросил Хиллер.

— Не понимаю, к чему это может иметь отношение, — раздраженно заметил Ларджент.

— Переговорив сегодня утром с Вернером Хонигваксом в «БиоЛогике», — продолжил мысль Санк-Марс, — я так понял, что между вами весьма натянутые отношения.

— Дела — делами, — пояснил Ларджент, — чтобы их вести нам совсем не обязательно друг другу нравиться.

— Люси Габриель в настоящее время работает на вас, — констатировал Санк-Марс.

— Да, — подтвердил Ларджент.

— В настоящее время? — переспросил Мэтерз.

— Да, она работает у нас уже некоторое время.

— И Камилла Шокет?

— И Камилла работает у нас, — ответил Гарри Хиллер. — А почему она вас интересует?

— Она была знакома с Эндрю Стетлером, когда он тоже здесь работал?

— Я в этом сомневаюсь, — ответил Хиллер.

— Я редко бываю в лабораториях. Мне ничего не известно об их отношениях, — проговорил Ларджент, не вставая с кресла. — Надеюсь, с Камиллой все в порядке?

— Я видел ее утром, — сказал Хиллер, продолжая держать руки в карманах и меряя шагами кабинет. — С ней все в порядке.

— Мистер Ларджент, — спросил Санк-Марс, — существуют ли еще какие-то отношения между Люси Габриэль и Эндрю Стетлером?

— Отношения?

— Они были друзьями?

Ларджент ответил:

— Не знаю.

Одновременно с ним Хиллер сказал:

— Да.

Санк-Марс посмотрел на Гарри Хиллера.

— Именно Люси нашла Энди, — пояснил тот. — Она наняла его в качестве подопытного кролика для испытаний, связанных с проводимыми нами исследованиями. Именно она обнаружила его способности. Она обрадовалась, когда Рэндал нашел ему работу в «БиоЛогике».

— Очень мило с ее стороны.

— Люси просто прелесть.

— Да, верно, — согласился Ларджент. — Теперь я припоминаю. Она что-то говорила мне про Энди. Люси всегда носилась с каким-нибудь бродягой или нищим как с писаной торбой.

— А в случае со Стетлером какие именно способности она в нем обнаружила? Чем он здесь занимался? Что именно значит — подопытный кролик? Лекарства глотал?

— Да, кажется, что-то в этом духе. Я точно не помню.

— А какими он все-таки обладал способностями?

Ларджент пожал плечами.

— Я полагаю, она с ним беседовала. Видимо, что-то в нем ей понравилось. Она работает с людьми. Знает, какие есть вакантные должности. В итоге он получил работу в службе безопасности «БиоЛогики».

— Скажите, — спросил Санк-Марс, — почему вы не используете для проведения опытов обезьян или крыс?

— Используем. Конечно, используем. Но потом наступает время, когда нам надо проверять препараты на людях. Если вы, детектив, дадите кошке морфий, она станет носиться по стенам. А если дать морфий человеку, он расслабится и на какое-то время перестанет страдать. На определенном этапе лекарства должны быть испытаны на людях.

— У вас нет проблем с желающими проводить на себе такие испытания?

Хиллер, продолжавший стоять, вздохнул.

— Не скажу, что таких людей у нас в избытке. Как правило, мы должны работать со здоровыми людьми. В принципе, если проводить опыты на деградировавших бродягах или опустившихся типах, наркоманах, результаты будут неубедительными. Но определенное количество желающих у нас есть, детектив. Как это ни печально.

— Поскольку последнее обстоятельство для вас имеет жизненно важное значение, не думаю, что ваше сожаление вполне искренне. — Санк-Марс подался немного вперед, чтобы следующий его вопрос произвел должное впечатление на собеседников. — Вчера Эндрю Стетлер был найден мертвым. Мы полагаем, что он был убит позавчера ночью. На момент смерти он был молодым человеком, не достигшим еще и тридцати лет, но уже занимал пост руководителя отдела безопасности достаточно крупной компании. И вы пытаетесь убедить меня, что этот испытуемый — этот подопытный кролик, как вы изволили выразиться, я не ошибся? — очень скоро был назначен на такой высокий пост? Уж не знаю, какие препараты вы ему вкалывали, но я был бы не прочь, чтоб и мне такое вкололи.

Он перевел дыхание.

— Скажите мне, пожалуйста, у вас это обычная практика — набирать таких несчастных мужчин и женщин со дна общества, которые пытаются как-то выжить? Как бы мне поточнее выразиться: у вас часто случается, чтобы после этого их брали на руководящие должности в конкурирующие компании? Они что, входят у вас в одну дверь нищими и убогими, а потом выходят в другую управляющими среднего звена, к рекомендациям которых прислушиваются президенты компаний? У вас часто такое случается, мистер Хиллер?

Хиллер кивнул лысой головой, подтверждая неординарность обсуждаемой ситуации.

— Не могу с вами не согласиться, детектив, — ответил он. — Однако Эндрю Стетлер и вправду был незаурядным человеком.

Рэндал Ларджент в знак согласия кивнул головой.

Санк-Марс поднялся и взял куртку, перекинутую через подлокотник кресла. Билл Мэтерз удивленно встал рядом с ним, тоже взяв свою куртку.

— С этим делом предстоит еще немало повозиться, чтобы докопаться до истины, — сказал Санк-Марс. — Строить догадки здесь можно до бесконечности, а времени у меня сегодня, к сожалению, нет. Полагаю, никто из вас не знает, что произошло с Люси Габриель?

Оба мужчины решительно покачали головами.

— Что же касается смерти Эндрю Стетлера… — Санк-Марс неожиданно снова сел в кресло, продолжая держать куртку в руке. Растерявшийся Мэтерз не знал, как ему себя вести. — Его смерть для вас, видимо, является столь же таинственной, как и для нас?

— Несомненно, — подтвердил Хиллер.

— Мы просто в шоке, — сказал Ларджент.

— В шоке? Неужели? Из-за какого-то малого, который — как вы сказали? — работал на вас только один раз в выходные? Да, он, по-видимому, произвел на вас неизгладимое впечатление. Скажите мне, какого рода работой занималась у вас Люси Габриель? Она с крысами работала или с людьми, которые были готовы рисковать здоровьем ради вашего чека?

Ларджент бросил взгляд на Хиллера, как бы давая понять, что он больше занимается административными вопросами, а проблемы, имеющие отношение к научной работе в лабораториях, входят в ведение его партнера.

— Люси — специалист по плазме крови, — пояснил лысый Гарри Хиллер. — Она берет кровь на анализ. Потом отчитывается о своих исследованиях. К работе девушка относится серьезно и делает ее профессионально. Да, она занимается приемом людей, которых мы нанимаем для исследований. Как только мы поняли, что в обращении с людьми Люси естественна и доброжелательна, мы поручили ей этот участок работы.

— Плазма крови… — задумчиво повторил Санк-Марс, оставив хозяев кабинета в неведении относительно своих соображений. Он поерзал в кресле, развел руки в стороны и свел их вместе, положил ногу на ногу. — Кровавый след тянется дальше. Господа, разрешите откланяться. Мы еще с вами встретимся. Нам здесь надо будет еще кое-что выяснить — осмотреть с вашего разрешения лаборатории, поговорить с сослуживцами Люси, а также с испытуемыми, с которыми она работала. Возможно, мы вернемся сегодня через какое-то время. Встретимся позже, господа.

Он ретировался из кабинета настолько быстро, что Билл бросился его догонять. Он настиг начальника уже в коридоре.

— Эмиль, что стряслось?

— Господи, спаси! Меня сейчас пронесет с дикой силой, — ответил ему напарник. — Скорее, Билл! Черт возьми! Где здесь у них сортир?!

* * *

Несмотря на то что во время визита сержанта-детектива Эмиля Санк-Марса Вернер Хонигвакс держался достаточно уверенно, разговор настолько его взволновал, что он долго не мог прийти в себя. Он совсем не рассчитывал, что утро для него начнется с допроса о смерти Эндрю Стетлера, тем более он не был готов к такой агрессивности полицейского. Их с Камиллой решение спрятать тело под лед было обусловлено стремлением создать вокруг этой смерти атмосферу таинственности, пустить следствие по ложному следу и в результате завести известного сыщика в тупик. Поэтому он совсем не рассчитывал, что уже утром в понедельник ему придется встретиться в своем кабинете со столь решительно настроенным представителем закона.

Хонигвакс уже тысячу раз прокрутил в голове состоявшийся разговор и уверился, что ни разу не допустил ошибки, но его смущала сама направленность допроса, постоянная смена обсуждавшихся сюжетов и настойчивость детектива. Санк-Марс держал себя с таким видом, будто не верил ни единому его слову. Он, конечно, поднаторел в такого рода беседах, накопил за жизнь огромный опыт в проведении допросов. Но Хонигвакс не мог себе позволить, чтобы сыщик вывел его из равновесия и спровоцировал на досадный промах.

Хонигваксу понадобилось сделать над собой усилие, чтобы воздержаться от звонка Камилле Шокет. Такую ошибку он сейчас никак не мог допустить.

Его угнетало что-то еще, но он никак не мог понять, что именно. Это не была совесть в прямом смысле этого слова. Боже праведный, ведь его можно обвинить в смерти десятков людей при проведении эксперимента по разработке нового лекарства — как же он мог чувствовать угрызения совести от того, что застрелил лишь одного человека, если его совершенно не беспокоила смерть десятков людей? В любом случае, Энди не заслуживал того, чтобы оставлять его в живых. Он был предателем и прохвостом и к тому же подонком и бандитом. Убив его, он скорее сделал обществу одолжение. Раскаяний по поводу убийства Эндрю Стетлера Хонигвакс не ощущал. Ему не раз доводилось и раньше сталкиваться с кровью и трупами — как животных, так и людей. Бывало, он голыми руками копался в животах обезьян, собак, кошек и крыс, изучая результаты экспериментов со смертельным исходом, причем пару раз ему приходилось это делать, когда звери еще дышали, а их испуганные маленькие сердца трепетно бились. Крови он не боялся. И тем не менее смерть Эндрю Стетлера почему-то не давала ему покоя. Он все время мысленно возвращался к реву снегохода за тонкой стенкой и как дернулся при выстреле в руке пистолет. Стрелять в живого человека было убийством совсем другого рода. Он не мог забыть, как голова Энди стукнулась о лед, как будто по ней ударили кувалдой, а тело сразу забилось в агонии.

Нет, угрызения совести его не мучили. И отвращения он не испытывал. Он все пытался понять, что же, собственно, не давало ему покоя, почему эти картины не шли у него из головы, воспоминания его завораживали. Хонигвакс постоянно возвращался к моменту убийства, потому что ему хотелось снова испытать это ощущение — не убить кого-то еще, спаси, Господи! — он не был, конечно, маньяком, но ему почему-то было жаль, что нельзя повторить ощущения, которые он испытал в тот момент. Чувство возбуждения, охватившее его при приближении мгновения выстрела, сам момент выстрела, когда он нажал на спусковой крючок, сознание того, что в следующую секунду он должен будет это сделать и довести дело до конца, то, как дернулась при выстреле голова Стетлера, момент перед самым выстрелом, отдачу пистолета в руку, радость, когда тело Энди отбросило вниз, потому что именно в тот самый миг, в то волшебное, потрясающее мгновение он осознал свое могущество. Именно в эту долю секунды у него возникло странное чувство космической связи, в чем-то созвучное звездам, обратившим на него внимание. Тот момент стал событием в его жизни. Событием, которое невозможно забыть. Хонигвакс вновь и вновь прокручивал его в голове, воспроизводил в памяти неповторимое ощущение, которое испытал тогда на льду. И время замирало, останавливалось, пока он пребывал в трансе.

Он, по сути дела, не переставал об этом думать, зажав в руке скользкий от мыльной пены возбужденный половой член. Он понимал, что надо взять себя в руки и вернуться к будням повседневности. Но его будни, как оказалось, начались с визита к нему спозаранку Эмиля Санк-Марса, и еще его ждал один неизбежный визит, который ему очень хотелось бы отложить в долгий ящик. С людьми, которые должны были его навестить, встречаться ему хотелось как можно реже.

Секретарша проводила посетителей к нему в кабинет с дежурной жизнерадостной улыбкой, проворковав что-то напевным голоском.

Первый из вошедших мужчин улыбнулся и протянул руку, хотя перчатку не снял. Его неестественно жесткие волосы цвета воронова крыла, возможно крашеные, были зачесаны назад и набриолинены. Хонигвакс знал о нем только, что его зовут Жак, он часто задавал себе вопрос, были его волосы естественными или мужчина носил парик. Человека в прилизанном парике увидишь нечасто, хотя в этом мире трудно быть в чем-то абсолютно уверенным. Посетитель обменялся с Хонигваксом рукопожатием, а двое других вошедших в кабинет громил остались стоять у двери. Они закрыли ее и встали по бокам, причем каждый держал одной рукой другую внизу живота.

Хонигвакс предложил посетителю сесть. Мужчина снова улыбнулся, но вместо кресла присел на угол широкого письменного стола.

— Вам ясно, зачем я к вам заехал?

— Не очень, — ответил Хонигвакс.

Посетителя его ответ не удивил.

— Если не врубаетесь — поясню. Энди работал в вашей компании, он должен был быть под вашей крышей. Или вы считаете, что когда наших ребят мочат, нам с корешами это по барабану? Вы так думаете, мистер Хонигвакс?

Поскольку двое других бандитов стояли у двери, Хонигваксу не хотелось быть ниже их, и он остался стоять, так и не решившись сесть в кресло.

— Простите, сначала я не очень понял, о чем идет речь. Это просто несчастье. Мы все потрясены.

— Да неужели?

— Да, конечно! У меня и в мыслях не было, что такое может произойти.

— Это хорошо. Потому что, если бы у вас было что-то в этом роде на уме, вам не стоило бы об этом даже заикаться. Или я не прав?

— Вы абсолютно правы, — согласно кивнул Хонигвакс, но, говоря это, он почувствовал, что капкан захлопнулся, как будто мощный беспощадный кулак нанес ему сокрушительный удар по голове.

— И что бы вы в таком случае сделали?

Мужчина был ниже его ростом на целый фут, но одет был, как и хозяин кабинета, — с иголочки. На ногах у него были остроносые туфли, и нос у него был острый, скулы высокие, лицо рябое. Лоб пересекали глубокие изломанные морщины, по цвету кожи было понятно, что зимой он регулярно ездит на юг. Волосы его — натуральные или искусственные — были приглажены к самому черепу. Среди этой троицы он явно не был самым сильным. Хонигвакс прекрасно знал, чьи интересы он представляет, он был осведомлен и о том, что в известных кругах этот человек был далеко не последней величиной. Тот факт, что он пожаловал сюда собственной персоной, а не послал какого-нибудь бандита средней руки, показался ему обнадеживающим — как знак своего рода уважения. Хотя по-другому и быть не могло, ведь Хонигвакс нес ответственность за десятки миллионов долларов, принадлежавших сообщникам этого человека.

— Что вы имеете в виду?

— Как бы вы с нами связались?

Хонигвакс закивал.

— Вы правы, вы правы. Я не знаю, как это сделать. Я мог связаться с вами только через Энди, и… — Он слегка развел руками, желая показать, в каком беспомощном положении очутился.

— И поэтому вы просто решили забыть о нашем сотрудничестве?

Хонигвакс попытался выдавить улыбку, но это ему удалось с трудом.

— Нет, я подумал, что вы сами со мной свяжетесь.

— Значит, вы рады, что я к вам заскочил? — озадачил его мужчина. Одна его нога упиралась в пол, другой он покачивал в воздухе.

— Да, конечно. В определенном смысле это именно так.

— Мы вас забывать не собираемся, и вам это прекрасно известно.

— Конечно, нет. Естественно.

Мужчина кивнул и на какое-то время упер глаза в пол. Потом поднял взгляд и огорошил его неожиданным вопросом:

— Это вы замочили Энди?

— Нет, — яростно запротестовал Хонигвакс, — нет…

— Если вы его прикончили, у вас могли быть на это свои причины. Иногда у людей бывают всякие причины. Давайте-ка мы их с вами перетрем. Может быть, Энди стал вставлять вам палки в колеса?

— Нет, Энди был… Энди был отличным парнем, просто отличным. Он был замечательный.

— И я так считаю, — с ударением сказал посетитель. — Энди был парень что надо. Он мог изобразить кого угодно. Сами знаете, у него был талант. Кем угодно мог стать. Хотя, может быть, вы этого не усекли. Он мог смотреть на вещи по-другому, чем большинство людей. Он видел то, о чем мы и не думали. Энди был крутым парнем.

— Да, — сказал Хонигвакс.

— Или вы так не считаете?

Хонигвакс ответил ему с глубокой убежденностью:

— Совершенно правильно. Он был крутым парнем. Я его любил. Очень. Энди — он был отличным парнем. Действительно.

Мужчина встал, слегка приподнял обе руки, один из громил отошел от двери и помог ему снять пальто. Потом Жак снял перчатки и аккуратно положил их на стол — одну поверх другой. Указательным пальцем правой руки он провел по левой щеке.

— Если не вы, мистер Хонигвакс, замочили Энди, кто это сделал?

— Не знаю.

— Не знаете… Но он был под вашей защитой.

— Ну, я не стал бы так говорить. Он у меня работал.

— Нет, мистер Хонигвакс, тут вы ошибаетесь. — Жак снова улыбнулся, но как будто с трудом, лишь одним уголком губ, потом подошел к президенту компании, взял его чуть пониже локтя и с силой заломил руку так, что Хонигвакс чуть не взвыл от боли. Он подвел его к окну, за которым раскинулся чарующий вид. Потом снова заговорил, но на этот раз голос его звучал более приглушенно. — Энди не работал у вас. Это вы работали на Энди. Вы работаете на меня, значит, на любого, кого я к вам присылаю. Вам ясно? Вы мне принадлежите со всеми потрохами. Это видите? — Он сунул руку в карман и вынул монетку в двадцать пять центов. — Вот вы кто. Вот что вы есть, мистер Хонигвакс. Вы мой со всеми потрохами. Может быть, вы еще не врубились как следует и думаете, что Энди работал на вас, как вы сами только что сказали, может быть, до вас это не дошло, когда он вам стал вправлять мозги. Может статься, вам это не понравилось. Может быть, за это вы его и замочили.

— Вы же сами в это не верите.

— Почему? Ведь кто-то же его убрал. Я знаю, что утром к вам уже приходили из полиции. Может быть, у них то же самое на уме.

Хонигвакса поразила осведомленность этого человека об утреннем визите Санк-Марса. Интересно, что еще было ему известно?

— Нет, нет, ничего такого они не думают.

— Может быть, со временем они станут так думать, — сказал Жак.

— Нет, я не стрелял в Энди. Я бы никогда этого не сделал. Даже если бы и захотел, у меня бы никогда духу на такое не хватило. Я не из таких, как Рэмбо. — Он попытался улыбнуться. — Кроме того, я хочу сказать, у меня для этого не было никакой причины.

Хонигваксу очень хотелось вообще ничего не говорить. Было бы самой лучшей стратегией отнестись к этому разговору сдержанно, как будто говорить с бандитом — ниже его достоинства. Так все выглядело бы более убедительно: откинуться в вертящемся кресле, с сарказмом поглядывая на этого человека, как он только что смотрел на Санк-Марса, чтобы дать ему понять, насколько абсурдны выдвигаемые им обвинения. Но он прекрасно знал, что теперь поздно даже пытаться это сделать. Он слишком нервничал. Ему придется и дальше испытывать это унижение, что-то лепетать, все бесповоротно отрицать, пока до них не дойдет.

— Я никогда не смог бы выстрелить в Энди. Он был мне как сын.

— Как сын! — Жака это почему-то развеселило. Он впервые бросил взгляд в сторону двух стоявших у двери амбалов. Они улыбнулись ему в ответ. — Значит, как сын… Ну что ж, в таком случае вы были бы не первым папашей, который решил пришить своего сыночка!

Хонигвакс ничего не ответил. Жак ударил его по затылку.

Хонигвакс нагнул голову, хватая ртом воздух от неожиданного удара.

— Вы в него стреляли? — Он снова ударил президента по затылку.

К таким унижениям Хонигвакс не привык. Жгучая досада, удушливой волной затуманившая голову, отчасти была вызвана яростью, отчасти страхом.

— Нет, сэр. Не стрелял.

— Вы были в то время в этом сарае?

Хонигвакс отвел голову в сторону, но попытка уклониться от удара привела лишь к тому, что Жак еще сильнее звезданул его по затылку.

— Нет, сэр! — ответил Хонигвакс.

— Вас там не было? — Он снова его сильно ударил, но на этот раз в висок.

— Нет, сэр.

— А где вы были?

Жак нанес ему три сильных удара кулаком за правым ухом, Хонигвакс, пытаясь как-то защититься, втянул голову в плечи.

— Не помню.

— Значит, не помните? — Бандит снова стукнул его по затылку. — Вы не помните, где были, когда кончали человека, которого любили как родного сына? — Он нанес ему еще один сильный скользящий удар по шее.

Хонигвакс пошатнулся, кровь прилила к голове.

— Дома, мне кажется.

— Ах, вам кажется? — Он еще раз с силой саданул ему по шее.

— Я был дома. Хватит меня избивать.

В ушах стоял звон, глаза не видели, как будто были залиты слезами. Он надеялся, что это не так.

— Вы будете указывать, что мне надо делать? — Теперь Жак с размаху ударил его тыльной стороной ладони так, что Хонигваксу чуть не стало плохо. — Не вам меня учить, — с угрозой сказал он и снова ударил его в висок. — Единственное, что вам остается, — это терпеть, — он ударил его по макушке, — и надеяться на то, что я, может быть, утомлюсь. — Он двинул Хонигваксу по уху. — Что я настолько устану, чтобы не пришить вас на месте, потому что меня так и подмывает это сделать. Может, вы его замочили, может, нет, может, я вас шлепну, если вы это сделали. Вы об этом когда-нибудь задумывались? Вам когда-нибудь приходило в голову, что я могу вас пришить просто по подозрению в том, что вы могли его замочить?

На этот раз Жак его бить не стал, Хонигвакс стоял у окна согнувшись, в ожидании следующего удара. Но бандит подошел к столу и надел кожаные перчатки, как будто этот жест имел какое-то тайное значение или указывал на смену метода действий.

— Мне не то что сказать, подумать достаточно, и вас пришибут на месте, мистер Хонигвакс. Не забывайте об этом. Сейчас я оставлю вам жизнь, потому что, может быть, вы поможете мне найти того, кто кончил Энди, и потому, что вы мне нужны, чтобы очень преданно заботиться о деньгах, которые были даны вам в прокрут. Надеюсь, вы лучше позаботитесь о деньгах, чем об Энди, который, как я припоминаю, тоже был передан под ваше крыло. И ни на минуту не забывайте, что мне достаточно только подумать, мне хватит только косо посмотреть в вашу сторону, и тогда — не приведи господи! — конец вам настанет. Раз — и нет мистера Хонигвакса! Вам останется только молиться, чтобы тот, кто придет вас мочить, сделал свою работу чисто и аккуратно. Некоторые парни — сами знаете — имеют привычку работать спустя рукава. Иногда при зачистке они черт знает что творят. Имейте это в виду.

Хонигвакс кивнул, как будто согласился с выдвинутыми условиями.

Жак снова приподнял руки, и один из его подручных подошел и помог ему надеть пальто.

— Так что вы мне скажете по существу? Назовите мне имя. Намекните мне, кто мог сделать такое, что и в страшном сне не приснится?

Хонигвакс пожал плечами. Он, как кролик на удава, смотрел на надевавшего пальто Жака.

Бандит хмыкнул.

— Без имени я отсюда не уйду.

— Не знаю. Он общался с Люси Габриель, индейской девушкой.

— Нет, она этого не делала.

— Откуда вы знаете?

— Вас это не касается. Зачем вы назвали мне имя человека, который этого не делал? Так поступают только те, у кого рыло в пуху. А вы, сдается мне, и выглядите и говорите, как та собака, которая знает, чье мясо съела. Я, мистер Хонигвакс, могу косо на вас посмотреть, если вы не одумаетесь.

Президент вытянул руки вперед, как будто хотел предотвратить надвигавшуюся на него угрозу.

— Простите меня. Вы просили назвать вам имя, я о ней и вспомнил. Я не говорил, что она это сделала.

— Не говорили.

— Но других имен я назвать не могу.

— Тогда дайте мне имя кого-нибудь, с кем я смогу поговорить. Вы должны знать одну вещь — Энди Стетлер был мне другом. Так что дайте мне чье-нибудь имя, имя человека, с которым я мог бы потолковать, и посмотрим, куда это нас приведет. Назовите мне имя.

— Не знаю…

— Имя мне назовите!

— Я…

Хонигвакс осекся, потому что Жак запустил руку под пальто и вынул пистолет. Держа его рукой в перчатке дулом вниз, он приказал ему снять ботинок.

— Что?

— Снимите ваш правый ботинок, мистер Хонигвакс. И давайте побыстрее.

Стоя на одной ноге, президент развязал шнурок и скинул с ноги башмак.

Жак подошел к нему поближе.

— Снимите носок.

Хонигвакс повиновался.

— Теперь выставите ногу вперед.

— Пожалуйста. — Хонигвакс поставил правую ногу перед собой. Большой палец, упиравшийся в темно-серый ворс ковра, подрагивал.

— Выбирайте — или я вам сейчас отстрелю большой палец, или вы назовете мне имя.

Хватая ртом воздух, Хонигвакс уставился на Жака, который целился в его большой палец.

— Камилла Шокет, — пробормотал Хонигвакс.

— Это еще кто? — Жак продолжал смотреть сквозь прорезь прицела на большой палец мужчины.

— Она работает в другой фармацевтической компании. Думаю, она тоже общалась с Энди. Я знаю, что они были знакомы.

— Ну и что? Он знал массу народа. — Жак уже собрался спустить курок.

— Это был ее сарай!

— Что?

— Это ее домик. Где нашли Энди. Она его снимает.

Жак пристально на него посмотрел, потом кивнул и убрал пистолет.

— Можете надеть ботинок, — сказал он. — Не хочу, чтобы вы здесь все загадили.

Хонигвакс неловко нашарил носок, но у него так дрожали руки, что надеть его он не смог.

— Господи, что так воняет? Вы что, в штаны наложили, мистер Хонигвакс?

— Нет.

— Если б и наложили, я бы не был на вас в обиде. Должно быть, мало радости смотреть, как на месте пальца ноги у тебя хлещет кровь, а потом хромать всю жизнь. Вас всего трясет от страха.

Хонигвакс, действительно, так и не надел носок, потому что все его тело сотрясалось крупной дрожью.

— Я займусь этой Шокет. Посмотрим, куда это нас выведет. А пока о связи со мной можете не беспокоиться. И не вздумайте пытаться меня найти. Я сам вас найду. И я хочу, мистер Хонигвакс, чтоб вы зарубили себе на носу: я вас из-под земли достану.

Жак пошел к двери, которую распахнули перед ним громилы, и все трое вышли из кабинета.

В конце концов Вернер Хонигвакс смог натянуть свой носок, после чего застыл с башмаком в руке. Время для него остановилось. Ему никак не удавалось собраться с мыслями. Он повернулся и снова уставился на озеро Двух Гор, на залитые солнцем разноцветные рыболовные домики. Какое-то время он стоял неподвижно. Не сдвинулся он с места и тогда, когда в кабинет вошла секретарша и спросила, все ли у него в порядке. Она никак не могла понять, почему он стоял там как безмолвный истукан с башмаком в руке, глядя из окна на озеро взглядом умалишенного.

* * *

Претерпев чудовищные унижения из-за спазмов в желудке, Эмиль Санк-Марс какое-то время сидел смирившийся и потрясенный, слишком усталый, чтобы отнестись к своему недугу снисходительно. Выйдя из кабинки в большой туалет для сотрудников, он увидел в зеркале свое сильно побледневшее лицо, вымыл руки и погрузился в состояние полного безразличия, сосредоточив все внимание на том, как течет из крана вода. Хонигвакс рассуждал о планетах, вращающихся по своим орбитам, о закручивающемся вниз по спирали искривлении времени. Распрямившись, он почувствовал, что ноги его будто приросли к полу, вся энергия иссякла.

Распахнув настежь дверь, в туалет вошел Мэтерз, увидел, как он стоит у раковины, и с сочувствием сказал:

— Езжайте домой, Эмиль. Здесь мы сможем разобраться и в другой раз. — Пока Санк-Марс не торопясь вытирал руки, молодой полицейский стоял, опираясь на раковину. — Вы очень паршиво выглядите, еще, не дай бог, что-то случится по дороге.

— Мне надо задать этой парочке еще один вопрос. — Голос его звучал устало и глуховато. — Но пока я от этого воздержусь. В этом, Билл, надо разобраться.

— В чем?

— Как могло случиться, что безработный испытуемый, нищий лабораторный кролик, крыса подопытная, вдруг ни с того ни с сего, буквально за несколько недель стал начальником службы безопасности, хотя ему еще и тридцати не исполнилось. Эта история, скорее всего, и приводит к тому, что очень скоро он умирает насильственной преждевременной смертью. Мне надо выяснить, почему это произошло. Ладно, пойдем.

От промышленной зоны, где располагалась компания «Хиллер-Ларджент Глобал», Билл Мэтерз выехал на трансканадскую скоростную магистраль «Метрополитен», проходящую в этом районе города по длинному мосту над землей, и направился на восток. Им хорошо виднелась гора, возвышавшаяся милях в десяти отсюда. По другую сторону дороги начиналась центральная часть города. Они проехали по краю многолюдного района, выехали на кольцевой разъезд в районе бульвара Акади, где начинаются густозаселенные иммигрантские кварталы, и тут же застряли в пробке, которые здесь почти всегда явление обычное. В районе огромного торгового центра деловито сновали туда-сюда пешеходы и машины. Санк-Марса так и подмывало влиться в эту толпу и купить себе таблетки от желудка, но в заторе он не мог это сделать.

— Страшно, — проговорил он вдруг.

— Что вас пугает?

Мэтерз думал о жене, о том, что у нее теперь на уме из-за необходимости переезда в дом его сестры. Может быть, именно в этот момент она тоже была в торговом центре, зашла туда, чтобы пересесть из одного такси в другое и никто не мог выследить, откуда она приехала и куда направилась. Взглянув в ту сторону, куда смотрел напарник, он увидел массу пешеходов, большинство которых были иммигрантами всех цветов и оттенков кожи, говорившими, наверное, на всех языках мира. Здесь все они оказались его соседями, потому что их с Донной домик стоял неподалеку, всего в нескольких кварталах.

— Страшно, что люди капают себе капли в нос, пользуются аэрозолями, глотают таблетки и позволяют вводить себе в кровь всякие сыворотки, чтобы проверить, окажется их реакция отрицательной или положительной. Мне это чем-то напоминает русскую рулетку.

— Это еще не самое страшное.

— Я не провожу сравнений, Билл, просто констатирую. Меня это поражает: стоит тебе дать в газете объявление, что нужны подопытные кролики в человеческом облике, как они выстраиваются в очередь, мечтая, чтобы выбрали именно их.

Перед тем как снова застрять на светофоре, они продвинулись футов на сто.

— В Штатах, — продолжил свою мысль Мэтерз, — кажется, в Чикаго, люди сами просили заразить себя СПИДом.

— Прости, не понял.

— Я вас не разыгрываю.

— Зачем?

— Чтобы потом с ними могли проводить эксперименты.

— С чего ты взял?

— Мне кто-то рассказывал.

Санк-Марс какое-то время переваривал эту новость.

— Ты хочешь сказать, что люди добровольно делали себя ВИЧ-инфицированными, чтобы потом над ними могли ставить опыты? И сколько же это стоило?

— Ничего. Это общественная услуга. Знаете, бывает так, что люди, потерявшие любимых, но сами здоровые, соглашаются, чтобы их заразили ради помощи в разработке лекарств. Другие просто идеалисты. Это, Эмиль, как эпидемия. Некоторые потеряли десятки друзей. А кое-кому просто хочется пожертвовать жизнью.

— А тем временем, — заметил Санк-Марс, — некоторые ученые хотят отложить исследования, пока не выгадают себе куш побольше. Они называют это природой зверя. Как тебе это нравится?

— Медицина — это деньги, — изрек Мэтерз. — Здоровье — большой бизнес. Медицинские исследования — растущая отрасль промышленности. Вы же знаете, какие дела творятся там, где крутятся большие деньги.

— Да, кое-что мне повидать довелось.

— Я слышал, что если бы крупные международные компании продавали героин и крэк на улицах, их прибыли стали бы баснословными. Можете себе такое представить?

Санк-Марс только присвистнул в ответ, потом попытался немного размяться на узком автомобильном кресле.

— Пока мы с тобой работали по этому делу, так сказать, сверху вниз. Рано или поздно мы будем с ним разбираться снизу вверх. Выясним, как жил и чем занимался Эндрю Стетлер. Как он завязывал дружеские связи, откуда у него было такое влияние на людей? Как случилось, что этот подопытный кролик сразу перескочил в большие начальники? Что произошло с Люси Габриель? Какую роль она играет в этой истории? Хонигвакс и Хиллер с Ларджентом могут нам рассказать, как им все видится сверху, а как обстоят дела внизу — в лабораториях, где всем испытуемым делают уколы, и только один из них — один-единственный — вдруг получает такую высокую должность? Мне бы хотелось знать, что по этому поводу думают обычные лаборанты.

— По какому? — спросил Мэтерз.

Если повезет, он уже на следующем светофоре мог бы выскочить на бульвар Акади. Эта улица разделяла богатых и бедных, иммигрантов и тех, кто уже давно здесь устроился. Как бы упрочивая это деление, вдоль всего бульвара проходила низкая ограда, современные здания по одной его стороне были ухоженными, перед ними были разбиты цветники и газоны с деревьями, а на другой лепились друг к другу неухоженные частные домишки, убогие многоквартирные дома, около некоторых из них не росло ни травинки.

— По поводу своих начальников. О развитии биологической науки. Идеалисты они или рвачи? Они занимаются только антигистаминами или хотят создать лекарство от СПИДа? Что они думают о природе зверя?

Мэтерзу не удалось проскочить на следующем светофоре, но теперь в длинном ряду машин он стоял первым.

— Вы правы. Нам еще не известны многие обстоятельства этого дела. Теперь надо копать снизу вверх.

— У нас есть еще и кровавый след, причем кровь на нем пока не высохла. У меня такое ощущение, что нам прежде всего надо выяснить, откуда здесь ноги растут. Ведь многим людям приходится постоянно ковыряться в обезьяньем и крысином дерьме, и нам надо выяснить, зачем они это делают.

— Может быть, нам сможет помочь в этом Люси, — заметил Мэтерз.

— Да, есть еще Люси. Ты, кстати, заметил одну странность? Мы сказали Хиллеру и Лардженту, что ее похитили, а они не спросили об одной очень важной вещи.

— О какой?

— Тебе бы самому надо было обратить на это внимание.

Мэтерз на минуту задумался. Он собрался уже было сослаться на усталость, как вдруг ему в голову пришла самая очевидная мысль.

— Они не спросили, требовал ли кто-то за нее выкуп.

— Это первый вопрос, который должен задать любой человек, услышав о похищении, — что надо похитителям? Какой они хотят получить выкуп? Чего они требуют? Хиллер с Ларджентом этот вопрос не задали. Может быть, потому, что знают, чего от нее хотят.

— Мы будем их об этом спрашивать?

— Сначала, Билл, мы поработаем снизу вверх. Прежде всего нам нужна информация. А потом уже поговорим с ними.

Как только зажегся зеленый сигнал светофора, Мэтерз вылетел вперед, как будто участвовал в гонках. Санк-Марса отбросило на спинку кресла и тут же у него снова скрутило живот, но на этот раз от мышечной судороги.

— Что дальше будем делать? — спросил Мэтерз.

— Поехали в управление. Я хочу взять свою машину. Поеду домой. А ты проведай у сестры семью. Только убедись сначала, что за тобой нет хвоста.

— Так мы что, сворачиваемся? — Мэтерз поверить не мог в такое счастье.

— Не совсем.

— Теперь понятно. Что же мне надо делать, пока вы будете отсыпаться?

Санк-Марс откинул голову назад, как будто хотел лучше разглядеть напарника.

— Молодость, Билл, — сказал он тоном проповедника, — это не заслуга, а ответственность. Пока я буду спать, малыш, тебе придется выяснить для меня адрес Камиллы Шокет. А заодно Эндрю Стетлера. Потом вечером, когда вы с женой будете отмечать День святого Валентина, я поеду потолкую с Камиллой. А после этого, когда ты урезонишь свою супругу, я поеду погляжу на жилье Эндрю Стетлера. И если завтра утром ты опоздаешь на нашу встречу, никаких объяснений я от тебя не приму.

— Какую встречу?

— Мы встретимся с тобой и позавтракаем рядом с домиком на льду, где убили Стетлера, скажем, часиков в восемь. Годится? Потом, когда ты хорошо выспишься, на свежую голову внимательно осмотрим место преступления. А я, со своей стороны, буду, скорее всего, в таком же мерзком настроении, как и сейчас.

Мэтерз уже собрался было что-то возразить. Он знал, что у напарника много своих проблем. Сегодня они отчасти сводились к физическим, но он помнил, что отец Санк-Марса при смерти и ночью на его дом было совершено нападение. Сейчас был не самый подходящий момент, чтобы злиться на начальника или упрекать его в раздражительности.

— Я все сделаю.

— И еще одно. Давай-ка заскочим к тебе. У тебя ведь наверняка есть в аптечке что-нибудь от желудка. Или, если хочешь, высади меня около какой-нибудь аптеки.

Мэтерз был уже на взводе.

— У нас по дороге будет аптека, Эмиль. Там вы сможете купить себе это чертово лекарство.

Санк-Марс удивленно посмотрел на него.

— Мне бы надо было знать, что ты такой же, как все. Никчемный ты человек, Билл.

— Вы сами знаете, Эмиль, куда можете засунуть ваш комплимент, — хмыкнул Мэтерз. — Но сначала давайте купим вам лекарство.

 

Глава 12

Опасные связи

Позже в тот же день, понедельник, 14 февраля 1999 г.

Из небольшой ниши в толстой каменной стене молодая женщина смотрела вниз на озеро, на необозримое заснеженное пространство и мерцающие отблески солнечных лучей, игравших на окнах домов в селении. Нараставшее чувство одиночества, угнездившееся в ней с недавних пор, все больше выводило ее из равновесия. Люси Габриель к жизни относилась своеобразно, ей казалось, что дух ее свободно витает, возносясь по солнечному лучу. Она представляла, что, как в старину печальная дама, сидит в мрачной темнице и ждет рыцаря, который вызволит ее из заточения. От такого сравнения ей становилось тошно, потому что, несмотря на подавленное состояние, тревогу и болезненное, непривычное ей одиночество, она была человеком действия. Люси сама хотела разделаться со всеми драконами и разрушить стены темницы. Больше всего ей нравились волшебные сказки Англии, хотя она хорошо знала легенды и мифы своего народа. Она знала время и культуру, в которой живет, но порой ей представлялось, что она существует в разные времена и в разных культурах, пересекая границы и людские сообщества. Она работала среди ученых, была тесно связана с индейскими активистами, доводилось ей общаться и с преступниками. Девушка нередко ездила в город развеяться, но у нее и в мыслях не было уезжать от своего народа — она считала себя его дочерью. Сейчас Люси не могла оставаться в резервации, ей надо было скрываться, а самой это сделать было непросто, и поэтому ей приходилось отсиживаться в этой башне, упрятанной от мира, напуганной людьми и силами, которые не были ей известны.

Она обернулась и взглянула на сидевшего у нее за спиной мужчину. Брат Том регулярно ее навещал, хотя задерживался в ее комнате всего на несколько минут. Поскольку он дал обет молчания, их беседы носили сугубо односторонний характер.

— Мне, брат Том, надо отсюда ненадолго выбраться.

Он лишь поднял на нее взгляд и как-то криво усмехнулся, видимо, давая понять Люси, что не очень одобряет ее затею.

— Я серьезно тебе говорю. В этих стенах я не смогу себя защитить. И это не вопрос дурацкой безопасности, это связано с тем, что мне надо выяснить, кто, что и когда сделал. Выяснить, а потом доказать. Я единственный человек, который может это сделать.

Монах сидел на стуле с деревянной спинкой. Девушка поставила перед ним второй стул, села на него и склонилась к молчаливому собеседнику. Каждый раз, когда он ерзал, стул жалобно поскрипывал.

— У меня в гараже под домом стоит машина. И парень там один снег постоянно расчищает. Он не знает, что я здесь, просто чистит его, пока я не попрошу прекратить. Так вот, братец, если мы получим с тобой машину, сможем отсюда выбраться.

Может быть, оттого что Люси была не в резервации, она специально надела рубашку с индейскими украшениями и вышивкой. У нее было много рубашек с символами могавков, но она несколько лет подряд ездила на всякие сходки и собрания, где продавали индейские сувениры со всего континента, и каждый раз покупала себе там ювелирные украшения и одежду других индейских народов. Теперь она была в рубашке племени навахо, а ее джинсовую юбку украшала вышивка умельцев сиу.

— Здесь внизу полно места для парковки. Если у нас будет тачка, мы сможем выбираться отсюда, когда захотим, — и ты, Томми, если захочешь, будешь ездить со мной. Я не против. Мне совсем не по душе просто так сидеть здесь все время сложа руки и задницу протирать — извини, если не то ляпнула, — пока мне кто-то пытается всю жизнь изгадить! — Она уперла руки в колени и жалобно смотрела ему прямо в глаза. — Томми, брат Том, я знаю, ты думаешь, что сможешь спасти меня от опасности. Но если я все время буду здесь торчать, опасность меня будет подстерегать в другом месте, где ты ничем мне помочь не сможешь. Ты мне только мешаешь. Надо отсюда выбраться. Свои проблемы могу решить только я сама.

Говоря с монахом, она смотрела ему прямо в глаза, как будто взглядом хотела втолковать свои слова. Девушка нередко замечала, что люди подчас не могут устоять против ее эмоционального напора. Потому она и не сводила глаз с брата Тома. Сидя за небольшим сосновым столом со скрещенными на груди руками, он пытался увильнуть от ее пристального взгляда, и стул его постоянно поскрипывал.

Казалось, он размышляет над ее словами. Она особенно не рассчитывала на его поддержку, но в его глазах Люси не заметила ни осуждения, ни резкого протеста против ее просьбы. Когда, в конце концов, она сжалилась над ним и отвела взгляд в сторону, ей показалось, что у нее появились какие-то шансы получить положительный ответ на свою просьбу.

— Брат Том, — просто сказала она, не глядя на него, — мне нужна твоя помощь.

Он кивнул, но она так и не поняла, что означает этот жест, договорились они о чем-то или нет.

* * *

Пока муж ее наверстывал днем упущенное ночью и спал, Сандра Лоундес покормила лошадей и привела все в конюшне в порядок. Она была довольна, что днем муж приехал домой, несмотря на то, что теперь он спал, а перед тем, как лечь, предупредил ее, что вечером снова уедет по делам. Ей все равно доставляло радость, что после этой страшной ночи он был рядом.

Сандра еще в детстве знала, что ее жизнь будет связана с лошадьми. Ее привязанность к животным была чем-то схожа с отношением к школьным приятелям. Она была уверена, что надежды родителей на то, что в один прекрасный день ее интересы изменятся, были заблуждением. Они считали, что уход за лошадьми воспитает в дочери чувство ответственности, что спорт привьет ей привычку к здоровому образу жизни и поможет получить образование. Но необходимая наезднику дисциплина должна была подготовить ее к чему-то другому — к карьере юриста, может быть, к медицинскому образованию. Хоть напрямую об этом никогда не говорилось, в детстве и юности ее отец, не имевший сыновей, очень хотел, чтобы дочь его вышла в люди. Сама Сандра решила для себя, что для воплощения в жизнь надежд, которые он на нее возлагал, нужно потратить слишком много времени. И его планы отвлечь ее от лошадей ее не устраивали.

Отец скончался от инсульта, когда Сандра только начала заниматься американской литературой в Университете Брауна. Она была отчасти рада, что ей не пришлось ему перечить, потому что ни за что не согласилась бы посвятить жизнь юриспруденции или политическим наукам. Без конфликта здесь бы не обошлось. Она уже заготовила доводы, которые могла ему противопоставить, и некоторые из них даже высказала матери. Теперь тяжелый разговор с отцом ей не грозил. Он, угасая на глазах, лежал на больничной койке, а она гладила ему руку и шептала что-то ласковое. Через два месяца, накануне экзамена, ей сообщили, что отец скончался.

Окончив университет, Сандра Лоундес вернулась в Нью-Хэмпшир и стала заниматься семейной фермой. То, что для отца было забавой, для нее стало делом всей жизни, ее страстью. Хотя она была прекрасной, опытной наездницей, спортивные состязания ее не очень интересовали. Сандра свято верила — она никогда в жизни не бросит заниматься лошадьми, но давно смирилась с мыслью, что всегда найдется лучший наездник или более опытный соперник-спортсмен — если не в ее округе, то в Нью-Хэмпшире, а если не в ее штате, то за его пределами. Гораздо важнее спорта для нее был уход за лошадьми, их обучение и главное — разведение. Именно эти факторы определяли ее интерес и преданность четвероногим питомцам, и в этих вопросах она достигла несравненного мастерства.

Кончина отца открыла перед молодой Сандрой Лоундес некоторые новые перспективы. У нее было достаточно средств для повседневной жизни, и она смогла пойти на определенный риск, пытаясь расширить свое хозяйство. Набравшись опыта, она решила поднять свое дело, но поначалу допустила некоторые ошибки, которые обошлись ей недешево. Мать наслаждалась жизнью, на полученную после смерти мужа долю наследства путешествуя по миру. Девять лет спустя она скончалась, и Сандра почти ничего не получила, дела у нее шли неважно: экономику всего региона лихорадило, получить кредит было непросто. Ей пришлось разделить свою землю на части и недорого сдавать участки в аренду, но она смогла выстоять в трудные времена и удержаться на плаву. Ей пришлось пересмотреть свои планы. Расчеты на расширение дела и дальнейшее его процветание на оправдались, потому что Сандра возлагала большие надежды на стабильность экономики и второе наследство. Ее долгие отношения с местным коммерсантом, торговавшим спортивными товарами, так и не увенчались свадьбой. Сначала она тянула с этим вопросом, потом он стал его откладывать, и в результате несостоявшийся жених просто уехал и открыл филиал своей компании в Массачусетсе, где, по его словам, возможности для бизнеса были безграничными.

— Возможности? — переспросила она его. — Зачем они тебе?

Свет для нее померк. Всю жизнь она стремилась руководствоваться некими высшими интересами и в собственной жизни оказалась человеком неприспособленным.

Ей, конечно, хотелось как-то устроить личные отношения, но перед тем, как сойтись с мужчиной, она всегда задумывалась, будет ли от него какой-нибудь прок в коневодстве. Что он сможет дать ее ферме — поддержать ее материально, вложить в дело опыт и связи? Сможет он торговать лошадьми, лечить их, ухаживать за ними — в общем, быть хоть чем-то полезным? Сможет он починить изгородь, вырыть колодец или поправить сорванную ветром крышу? Если она соглашалась прийти на свидание, ее так и подмывало проверить у парня зубы. Через какое-то время она поняла, что мужчины не просто прекращали с ней отношения — они уезжали в другой округ или в другой штат. Один ее бывший ухажер бежал из Мена аж до Миссури — кому только в голову взбредет уезжать в Миссури? Потом так же исчез еще один ее поклонник.

К тому времени, как она встретилась с Эмилем — лет шесть спустя, после непродолжительных встреч с несколькими новыми воздыхателями, — ей пришлось переосмыслить свои взгляды. Она посвятила жизнь лошадям, но взамен получила совсем немного. Прав, наверное, был отец — лошади могли стать лишь временным увлечением в жизни молодой женщины или побочным ее занятием, отчасти определяющим ее место в обществе. А если посвящать всю жизнь выращиванию животных и уходу за ними, то такая жизнь может превратиться в пожизненное заключение.

Когда дела вновь переживали спад из-за того, что экономику стало лихорадить, Сандра Лоундес решила заняться поиском новых возможностей. И нашла, как ей казалось, свою нишу — достаточно выгодное выращивание пони для игры в поло. Такую лошадь можно было с выгодой продать людям с туго набитыми кошельками. Ей надоело зависеть от капризов девочек, которые клянчили у папочек деньги на маленькую пони, и теперь она могла не ограничиваться лишь местными покупателями. Сандра стала напрямую вести переговоры с состоятельными клиентами и теперь нередко получала ту цену, о которой с ними договаривалась. Кроме этого, каждый раз, когда ей удавалось вырастить особенно хорошую лошадь, она без труда ее продавала на международном рынке.

Именно пони для игры в поло свели ее с таинственным, холостым, хотя и не разведенным в полном смысле этого слова, франкоговорящим монреальским полицейским детективом уже в годах. Но когда он как-то заглянул к ней на ферму в поисках пони для своего приятеля, оказалось, что этот странный субъект разбирается в лошадях как никто другой. Он был высоким, внушающим уважение мужчиной, имел огромный опыт работы с лошадьми, точно знал, что ему надо, причем что-то от него утаить было практически невозможно. Держался он безукоризненно. Торговаться мог до посинения, но делал это с улыбкой на лице. Мужчина ее не на шутку заинтриговал. Он был из тех краев, которые лежали за пределами ее географических представлений. Он был — только представьте себе на минуточку! — французом. Причем из большого города, и он был таким старым! Ну, скажем помягче, много старше ее. И потом, как же она сможет представить такое страшилище своим друзьям? У него был не нос, а рубильник какой-то размером с Род-Айленд. Да нет, не нос, а клюв, просто клювище невероятный! Но выкинуть его из головы она никак не могла.

Через какое-то время Эмиль неожиданно позвонил ей снова. Он не стал пускаться ни в какие объяснения, не придумывал предисловий, не предлагал никаких сделок. На этот раз он не собирался ничего покупать, хотя потенциальные клиенты у него, конечно, были. Зачем он ей позвонил? Просто так, пообщаться. И спросил:

— Надеюсь, вы не усматриваете в этом ничего предосудительного?

— Скажите мне, детектив, что значит «разведен, но не в полном смысле слова»?

— Я католик.

— Ну и что?

— Моя первая жена была очень хрупкой женщиной. Я тогда был гораздо моложе, и она мне очень нравилась. В годы моей юности стремление защитить людей считалось слабостью, своего рода изъяном в характере. Пока я был на работе, она за меня очень переживала. Никак не могла от этого избавиться. В результате у нее случился нервный срыв. Наверное, она оказалась еще более хрупкой, чем я полагал. Как католик, я не верю в развод. Не нравится мне и ханжество, но что-то надо выбирать. Наш брак был аннулирован.

Потом Сандра не раз говорила по телефону близким друзьям: «Представляете, он религиозен! Вы только подумайте — он и вправду верующий!»

Так все и началось. Позже были опасности, одинокие ночи, беспокойство, тревога и переживания, бередившие ей душу. Если бы она знала, что ей придется уехать из Нью-Хэмпшира, расстаться с фермой, переехать в большой город, где она чувствовала себя совершенно потерянной не только потому, что не знала его, но и потому, что не могла говорить с людьми на их языке, половину времени жить в страхе, а другую половину — не ладить с мужем, скорее всего, она бы не отважилась так круто изменить ход своей жизни. Но она никогда не смотрела на нее с изнанки или с точки зрения того, что в ней было плохого. Так же относился к жизни и этот странный француз. Она ему верила и только со временем поняла, что была неправа. Конечно, на него можно было во всем положиться, но лишь поняв его основные незыблемые правила, которые сводились к тому, что его жизнь посвящена борьбе с преступностью. Он был целиком поглощен охотой на плохих парней, его страстью было раскрытие хитроумных замыслов мошенников, нарушение их планов, разрушение их союзов и срыв организованных операций. Эмиль не думал о том, что год от года дела шли хуже или он все глубже в них вовлекался. Формально организованная преступность не входила в сферу его компетенции — и организованные банды, как правило, действовали вне области его юрисдикции, — но волей обстоятельств ему все чаще приходилось прижимать бандитам хвост и тем самым восстанавливать их против себя.

Когда Сандра переехала в Монреаль, там шла война между соперничавшими байкерскими бандами, которая за четыре года унесла жизни девяноста восьми человек, и конца ей не было видно. Кроме того, было известно еще о девяноста покушениях на убийства, сотне взрывов и ста двадцати поджогах, причем для тех, кто следил за развитием событий, это было только началом. Когда война кончится, сказать никто не мог, надежды на перемирие испарялись, но печальнее всего было то, что полиция не могла одолеть бандитов. Временами Санк-Марс оказывался в самом центре конфликта, подвергая опасности не только собственную жизнь, но — как следствие — и жизнь жены.

Прошлой ночью на них было совершено нападение.

К этому времени у них установились прекрасные отношения, но до этого им пришлось пройти долгий и трудный путь. Три года тому назад они с Эмилем переехали из города на ферму, и Сандра снова стала заниматься лошадьми — своим любимым делом. Благодаря заботам Эмиля теперь она была гораздо больше занята, пытаясь поставить новую ферму на ноги, и очень ею дорожила. Сандра была уже совсем не девочкой, которая тешит себя недешевыми забавами, она стала женщиной с приличным жизненным опытом, с собственным делом, которое пыталась развивать в чужих краях. Эмиль всегда был готов дать ей дельный совет, при необходимости поговорить за нее по-французски, помочь при заключении сделки, поделиться мнением знатока о том или ином животном. В конце концов она обнаружила, что нашла именно то, что всегда искала, — человека, который мог ей помочь с лошадьми, причем даже в самых смелых своих мечтах она не могла себе представить, что помощь эта будет настолько эффективной и разносторонней.

Она любила его, как никогда никого в жизни. Причем теперь сильнее, чем раньше. Сандра научилась смирять приступы хандры и отчаяния, со временем они притерлись друг к другу и стали лучше друг друга понимать. Санк-Марс поначалу был очень недоверчив — подозрительным его сделали долгие годы работы, и ему потребовалось какое-то время, чтобы стать с женой более откровенным. На службе ему часто приходилось бывать не только подозрительным, но даже циничным, и дома ему нужно было какое-то время, чтобы прийти после работы в свое обычное состояние. В начале их отношений он никогда не посвящал жену в свои проблемы, не без оснований полагая, что лишняя информация может навлечь на нее беду. «Меньше знаешь — лучше спишь», — любил он повторять. Но разразившийся кризис, который мог расстроить их отношения, наоборот, только теснее их сблизил, а когда стало ясно, что состояние отца Эмиля резко ухудшилось, отношения между ними стали еще более доверительными. Теперь Сандра нисколько не сомневалась, что такой странный союз с этим далеко не молодым франкоязычным религиозным полицейским детективом с огромным рубильником, как некогда она представляла его своим друзьям по телефону, который к тому же по ночам похрапывает, вполне ее устраивает.

Она вернулась в дом из конюшни очень усталая и проголодавшаяся. Перед тем как налить чай и перекусить на скорую руку, Сандра поднялась наверх посмотреть, как там Эмиль. Взглянув на него от двери, она поняла, что сон его был неспокойным. Казалось, он мается в кошмарном бреду. Она присмотрелась к нему внимательнее и поразилась — лицо мужа искажала боль.

— Эмиль…

Он открыл глаза, на этот раз действительно проснувшись. Сандра подошла к кровати. Увидев ее, он попытался отвернуться, но не смог из-за острейшей боли в суставах, которую ему не удалось скрыть. Она аккуратно откинула одеяло и с ужасом увидела, как муж пытается медленно разжать пальцы сначала одной руки, потом другой. Хоть кулаки его были сжаты неплотно, ей стало ясно, что разжать пальцы без посторонней помощи он просто не в состоянии.

— О Господи! Эмиль, что с тобой?

— Забыл принять аспирин.

— Сколько же это с тобой творится, Эмиль?

— Уже несколько месяцев, но только когда я сплю.

— Ох, милый… Ты говорил об этом с врачом?

— У меня нет врача.

— А в управлении?

— Они меня вышвырнут вон, как только узнают.

— Эмиль, — она прижалась к нему, поцеловала в голову, уложила поудобнее и поправила подушку, — дорогой мой… — Она вынула обе его руки из-под одеяла. — Почему же ты, мерзавец, ничего мне об этом не говорил?

— Не хотел тебя беспокоить.

— И вместо этого бессмысленно себя изводишь. Тебе никогда не приходило в голову, что мне не раз доводилось лечить от артрита лошадей?

— Ну да, а потом ты их усыпляла.

Она рассмеялась, но это был смех сквозь слезы.

— Я тебя усыплю, если ты не пойдешь к врачу. Ну, давай, примем аспирин, если от него тебе лучше. А днем тебя боли мучают?

— Только когда приходится много ходить.

Она снова засмеялась.

— Я серьезно тебе говорю. Когда приходится много ходить, начинают болеть руки. А в остальном все в порядке.

— Ну, ладно, мой хороший, мы с тобой с этим справимся.

— Если я не смогу держать пистолет…

— Тише, не дергайся. Я все знаю. Мы с этим совладаем, мой дорогой. Мы тебя из этого вытащим.

* * *

Вернер Хонигвакс подгадал приезд к зданию «Хиллер-Ларджент Глобал» к обеденному перерыву Камиллы Шокет. Она выбежала из здания, даже не накинув теплую куртку, и быстро села на переднее сиденье его «мерседес-бенца».

— В чем дело, Винер? Вид у тебя — краше в гроб кладут.

— Меня навещали гости.

Камилла не поняла, почему в его тоне прозвучала такая злость. В одном она была уверена — злиться на нее у него не было причин.

— Какие еще гости?

— Детектив этот, Санк-Марс.

— Я точно знаю, что эта территория не входит в его юрисдикцию. Мне сказал об этом Чарли.

— Так вот, передай от меня своему Чарли, что он все вынюхивал и ко мне вдобавок завалился, — резко сказал он.

— Ладно, не бери в голову, расслабься. Если он снова к тебе сунется, Винер, гони его вон. Он вообще не имеет права с тобой разговаривать.

Хонигваксу такая возможность пришлась по душе. Если городской полицейский не имеет права с ним беседовать, церемониться он не станет. В следующий раз он пошлет его куда подальше.

— Так тому и быть. Ладно. Он так и ушел от меня несолоно хлебавши. Но после него были другие посетители, от этих парней легко не отвяжешься. Приходили бандиты, задавали вопросы об Энди.

— Что им было надо?

У Камиллы не было личного опыта общения с подобными типами, но они неотступно следовали за ней по жизни, внушая чувство страха. Бандиты были самой мрачной силой во всей их операции, единственной грозной опасностью, которую никак нельзя было проконтролировать, и боялась она их не без оснований. Когда Камилла подбросила Хонигваксу мысль о том, что с Эндрю Стетлером надо кончать, самой сложной задачей для нее была их оценка в этом деле.

«Мы не будем хоронить тело, — сказала она ему тогда. — Оно останется в воде под полом моего домика. Я сделаю вид, что нашла его там. Никому и в голову не придет, что это имеет ко мне какое-то отношение. Бандиты решат, что это сделал какой-то отморозок, такой же, как они сами. Разве они друг друга все время не убивают?»

— Они требовали, чтоб я назвал им имя! — Хонигвакс вышел из себя. — С этими подонками, Камилла, нельзя нормально разговаривать. Они считают, что я обязан знать, кто убил Энди. И они меня об этом спрашивали.

Понимая, насколько он возбужден и расстроен, она не отрывала от него взгляда.

— И что ты им ответил?

— Я сказал, чтобы они проверили Люси Габриель.

— Правильно поступил. Я бы сделала то же самое.

— Да, но их мой ответ не устроил.

Двигатель машины продолжал урчать, печка гнала по кабине теплый воздух.

— Почему?

— Потому что они уже знали, что это сделала не она. Не спрашивай меня откуда.

— Что же ты им сказал потом?

Он смотрел прямо перед собой на дорогу, избегая встречаться с ней взглядом.

— Ничего особенного.

Она внимательно вглядывалась в его профиль, в резкие контуры напрягшегося подбородка, сузившиеся щелки глаз.

— Вернер, — спокойно повторила она свой вопрос, — что ты им сказал?

— Ничего я им такого не сказал. Ничего особенного.

— Ты устоял?

Хонигвакс покачал в воздухе раскрытой ладонью.

— Этот подонок уже собрался прострелить мне ногу!

— Зачем?

— Он требовал, чтобы я назвал ему какое-нибудь имя для его списка.

— Какого списка?

— У него есть список каких-то людей. Он требует от каждого, чтобы тот назвал еще чье-нибудь имя.

— Значит, он угрожал тебе прострелить ногу, а ты его от этого отговорил? Ты смелый человек, Вернер.

— Не думаю, чтобы он решился на это прямо в моем кабинете. Он блефовал.

— Никогда не думала, что ты такой храбрый. Что ты назовешь это блефом, — холодно произнесла она.

— Что? Ты мне не веришь? — В конце концов он повернулся к ней лицом.

— Ты приехал сюда, чтобы предупредить меня, Винер?

— Что ты хочешь сказать?

Он недолго смотрел на нее, потом снова уставился вперед. Она заметила, как дернулся у него кадык, когда он сглотнул слюну.

— Ты назвал ему мое имя, Винер?

Вернер Хонигвакс бросил на нее быстрый взгляд.

— Мне не пришлось этого делать, — сказал он.

— Почему?

— У него уже было твое имя. В том списке.

Какое-то время Камилла размышляла над его словами.

— Интересно, как мое имя могло попасть в его список?

— Откуда мне знать? Черт! Может быть, из газет. Там о тебе упоминали. Это был твой домик. Это ты так хотела все обстряпать. Может быть, Энди где-то кому-то называл твое имя. Понятия не имею.

— Понятия не имеешь, — повторила она.

— Твое имя есть в том списке. Вот все, что я знаю.

Камилла кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — Пусть так. Мы решим этот вопрос.

Хонигвакс не был в этом уверен.

— Это крутые подонки.

— Им нужно имя, ведь так? Они его получат.

— Чье?

Теперь вдаль сквозь лобовое стекло смотрела Камилла Шокет, хотя ничего интересного там видно не было.

— Так и должно было случиться.

Хонигвакс не понял, что она имела в виду.

— Ты это о чем?

Камилла пожала плечами и положила руку на дверную ручку, собираясь уходить.

— У меня в жизни возникла проблема. Ее надо решить.

— Не нарывайся на неприятности. С этими подонками шутить опасно, — долдонил Хонигвакс. — Отнесись к этому серьезно!

Она взглянула ему прямо в глаза.

— Я назову им имя.

Хонигвакс коснулся рукой груди.

— Только не мое, — угрожающе сказал он. — Меня ты не выдашь.

Камилла ему нежно улыбнулась.

— Нет, Винер, тебя я не выдам. Как тебе могло такое в голову прийти? С тобой у меня проблем нет. Наоборот — ты для меня источник больших и быстрых денег. Ты, Вернер, мой ходячий и говорящий банкомат. Но имя им я дам. Если Люси им не подходит, я назову другое имя.

— Чье? — озадаченно спросил Хонигвакс.

— Есть у меня одно чудненькое имечко на примете. И ты бы сообразил его назвать, если бы у тебя было чуть больше мозгов. Когда я им это имя назову, бандиты перестанут давить тебе на психику. Все остальное значения не имеет.

Сначала она сказала ему, как избавиться от Санк-Марса. Теперь — спасала его от бандитов.

— Как это? Что ты им скажешь?

Она открыла дверцу машины.

— Не беспокойся об этом, Винер. Я смогу их убедить. А пока постарайся не наложить со страха в штаны. И не выдавай своих друзей и любовниц.

— Я никого не выдавал, Камилла.

— Может быть, и так, — ответила она.

Хонигвакс провожал ее взглядом. И как только его угораздило связаться с этой бабой? Теперь он и не помнил, как это случилось. У него в памяти осталось лишь, как она уходила после того, как они в первый раз сошлись на переднем сиденье машины. Она взяла в рот его член и так впилась ногтями ему в ляжки, что пошла кровь, а потом он смотрел, как она уходит, и думал: «Я мог бы и лучше выступить. Да и она — не подарок, есть и посмазливее». На следующий день он позвонил ей, потому что снова захотел с ней встретиться. Еще тогда, во время второго их свидания, она стала над ним насмехаться. С тех пор ее насмешки не прекращались, а он все звонил ей и звонил.

Перед тем как войти в здание, Камилла обернулась. Хонигвакс подумал, что она помашет ему на прощание рукой, но женщина, казалось, смотрит сквозь него, как будто ни он сам, ни его «мерседес» ни в коей мере ее не волновали. Вместо прощального жеста она распахнула дверь, придержав ее задницей, повернулась и исчезла за ней.

«Вот чем она меня достала, — мелькнула у него мысль, — есть в ней какая-то мрачная загадочность».

Хонигвакс помнил, что Камилла была из тех женщин, которые могут обращаться с умирающими, к чьей гибели они сами приложили руку. А как она смотрела на него, когда он ботинком удерживал голову Стетлера под водой, при этом не выражая почти никаких чувств, разве что кроме злости на Энди за то, что он попытался их обойти, и на него самого за то, что он промазал. Такое поведение было для него загадочным, он не мог ее понять. И в постели у нее раз на раз не приходился — то она с ним вытворяла черт знает что, то требовала от него того же, причем с начала их связи он так и не мог понять, нравится она ему или нет. Но он всегда ей потом звонил и через некоторое время пристрастился к ней как к вредной привычке, позволяя ей собой помыкать, а теперь ему казалось, что она ему нравится и нравилась все то время, что они проводили вместе. Он отдавал себе отчет, что ему самому нужно было то, что она с ним вытворяет, нужна была ее ненасытность, необузданность, чувство опасности, жестокость поцелуев, но мысль о том, что ему этого хочется, посещала его очень редко. Теперь и опыт отношений, и прочно связавшие их последние события ясно давали понять, что выпутаться ему из этой связи не удастся уже никогда. Время, когда это еще можно было сделать, уже упущено. Он никогда не сможет от нее освободиться, никогда не избавится от этой ее мрачной таинственности.

Он уехал, так толком и не уяснив, нравится это ему или нет.

Позже в тот же день, понедельник, 14 февраля 1999 г.

Санк-Марс чувствовал себя гораздо лучше. Он хорошо поужинал и уехал обратно в город, в северный его район, где уже давно не бывал.

Там мало что изменилось, и почему-то ему это было приятно. Часть северного Монреаля издавна заселяли итальянцы, их язык здесь слышался повсюду — на улицах, в ресторанах, в магазинах. В дни разгула мафии, когда мафиози в кафе-мороженом решали, кому жить, а кому умирать, и планировали международные операции по контрабанде наркотиков, он служил здесь участковым полицейским. Санк-Марс — в форме — заходил, бывало, жарким летним днем прямо в это кафе, и оживленные разговоры тут же стихали. Шум доносился только от подвешенного под потолком вентилятора и скрипучих от старости холодильников. Игроки в карты снимали нарочито медленно. Зеркала, покрывавшие стены, множили следившие за ним глаза, когда он заказывал себе двойной пломбир в вафельном стаканчике. Он усаживался в тени под большим вентилятором и не торопясь лакомился мороженым, пока сам Франк Ванелли — мороженщик, грузный, заспанный и угрюмый, стоял, оперевшись на дверной косяк в своей обычной позе.

Ванелли считался здесь номером один, Санк-Марсу это было доподлинно известно, хотя многие тогда так не думали. Когда главарь живет с размахом, на широкую ногу среди богачей, полицейским трудно поверить, что «номер два» всю жизнь трется с простыми людьми и кормит их мороженым. Санк-Марс намекнул в отделе борьбы с организованной преступностью на единственную слабость мафии. Мороженщик Ванелли был дешевым малым. Проворачивая сделки на сотни миллионов долларов, он на всем пытался сэкономить, и холодильные установки в его заведении, казалось, работали целый век. Несколько раз в год, обычно в самые жаркие летние дни, он вызывал техников для ремонта то и дело выходивших из строя холодильников. В один из таких визитов мастера поставили там прослушку, и в течение пяти следующих лет благодаря этим прослушивающим устройствам власти получали основную информацию о мафии. Когда через некоторое время Санк-Марса повысили по службе и перевели в другой район, с газетной полосы ему как-то бросилась в глаза физиономия мороженщика Ванелли, который в ожидании судебного процесса прислонился к тому же дверному косяку своего кафе, но на этот раз в необычной для него позе — мордой вниз, пробитый пулей в жаркий августовский день. Он поплатился за то, что на всю жизнь так и остался дешевкой — лучше бы ему было раскошелиться на новые холодильники в своем заведении.

Санк-Марс с удовольствием вспоминал время, когда служил в этом районе. Летом тут проводили фестивали, было шумно и людно, старики катали шары, играя в бочче, дети бесились от радости просто потому, что были детьми. Он не говорил на языке этих людей, недавно приехавших в его страну, не знал их культуры, но, как и они, был католиком, а потому отдавал должное отношению итальянцев к религии, неукоснительному соблюдению ими празднеств и ритуалов, знакомых ему с раннего детства. Он знал, что мафия стремится насадить в жизнерадостном и трудолюбивом народе дух непримиримой вражды, и по наивности молодости считал себя защитником веры и традиционных ценностей в их среде. Отчасти поэтому Санк-Марс видел свою главную задачу в том, чтобы оградить как можно больше беспокойных детей улицы от цепких когтей мафии.

С тех пор власть мафии сильно поубавилась. Само по себе это было совсем неплохо, но свято место пусто не бывает — вместо нее возникли новые преступные банды, которые имели больше средств, были лучше организованы и действовали злее и жестче. И все равно, он был рад, что снова вернулся сюда к тем же домам и витринам, в этот район, где обычно бурлила жизнь, хотя в этот зимний вечер он, казалось, погрузился в спячку. Детектив ехал к дому Эндрю Стетлера.

Поставив машину у дома, он поднялся по лестнице. Ключ, как сказал ему Чарльз Пеншо, полицейские из Сюрте дю Кебек оставили на небольшом выступе над дверью с правой стороны. Санк-Марс без труда его нашел.

Он вошел в дом, ни на что особенное не рассчитывая. Полиция здесь уже все обыскала, и если те, кто побывал здесь до него, нашли что-то интересное, они наверняка забрали это с собой для дальнейшего изучения. Он сказал Пеншо, что не собирается проверять работу своих коллег, ему надо лишь почувствовать атмосферу, получить представление об этом умершем человеке, понять, кем он был, чем занимался и почему его убили.

Квартира была совершенно ничем не примечательная, хотя, роясь в ящиках комодов и в кладовках, он обнаружил, что там странным образом сочеталась одежда простого работяги и вполне преуспевающего человека. Например, он нашел теннисные ракетки и дорогую одежду для игры в теннис, несколько хороших костюмов, галстуки известных фирм, полдюжины пар черных выходных туфель и несколько пар зимней обуви, которой могли бы позавидовать на любом лыжном курорте. Мебель тоже была существенно лучше той, которую мог себе представить здесь Санк-Марс. Хоть Эндрю Стетлер и объявился в «Хиллер-Ларджент Глобал» в качестве нищего подопытного кролика и жил в довольно скромном районе, было ясно, что нужды он ни в чем не испытывал уже давно.

Ход его мысли был прерван легким стуком в дверь, больше похожим на какой-то тайный сигнал. Два еле слышных удара, пауза, еще два, а потом — заключительный стук посильнее.

Заинтригованный, Санк-Марс решил открыть дверь.

За ней стояла пожилая женщина в крикливом цветастом балахоне, расшитом бисером, и плотно облегавшем голову чепчике под стать балахону. Поначалу она чем-то напомнила ему монашенку, причем это впечатление усиливали выбивавшиеся из-под чепца нечесаные седые патлы.

— Вы кто? — спросил Санк-Марс.

— Я — это я, — ответила старуха, — а вы-то кем будете?

— Что, простите?

— Что вы делаете в квартире моего сына? — спросила она. — Вы здесь с ним?

Возникшее перед детективом из ниоткуда создание представило ситуацию в несколько ином свете. Сначала он решил, что женщина была просто взбалмошной соседкой. Теперь стало ясно, что он оказался в достаточно неловком положении.

— Вы — мать Эндрю? — переспросил он ее.

— Да.

— Эндрю Стетлера?

— Правильно.

— И вам никто ничего еще не говорил?

— О чем?

— Заходите. — Миссис Стетлер зашла в квартиру, Санк-Марс притворил за ней дверь. — Вам говорил кто-нибудь о том, что произошло с Эндрю, миссис Стетлер?

Женщина прошлась по квартире, заглянула в комнаты, кухню и ванную. Закончив осмотр, она вернулась к незнакомцу. Глаза у нее были красные, как будто она недавно плакала.

— Я знаю, что Эндрю перешел в мир иной. Мне сказали об этом.

Теперь настала очередь смутиться Санк-Марсу.

— Но мне показалось, вы спросили меня, нет ли здесь Эндрю?

— А вы его не видели?

— Нет, — настороженно ответил Санк-Марс.

— Я пыталась с ним связаться, — пояснила женщина. — Душа его еще не успокоилась. Он пока не устроился на той стороне. Его душе очень нужно войти со мной в контакт. Смерть оказалась для него потрясением. Я уверена, он скоро со мной свяжется.

Она что, собиралась с ним связаться по телефону? Или — Боже упаси! — по электронной почте?

— Как вы хотите связаться с ним, миссис Стетлер?

— Я регулярно общаюсь с усопшими. Спиритические сеансы. Для меня это то же самое, что снять трубку и позвонить в Манитобу.

— Ясно, — произнес детектив. Теперь до него начало доходить, в чем здесь было дело. Он улыбнулся, пытаясь показать, что не держит камень за пазухой. — Сколько времени здесь жил Эндрю перед тем, как перейти в мир иной?

— Кто вы?

— Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс, миссис Стетлер. Я из полиции.

Она кивнула.

— Вас интересует его смерть?

— Да.

— Меня тоже. Я бы хотела знать, что с ним случилось. Собираюсь спросить у него, кто же с ним такой кошмар сотворил. Если вы оставите мне ваш номер телефона, я сообщу вам, что он мне скажет.

— Спасибо. Буду вам за это весьма признателен. Вопросы о его смерти я оставлю вам и Эндрю. Я бы попросил вас о другом — не могли бы вы рассказать мне о его жизни? Я хотел бы побольше о нем узнать.

Она сказала, что знает о нем немного и рассказать ей особенно нечего, но было понятно, что она лукавит. Миссис Стетлер без умолку болтала о сыне больше часа, рассказывала о том, как однажды у него возникли проблемы с законом, когда его «несправедливо обвинили», «забрали в полицию» и «запихнули в кутузку как какого-то хулигана-отморозка». Ее сын был хорошим мальчиком, сказала она, подчеркнув при этом, что с ней он обращался лучше некуда.

— У него была чокнутая мамочка, и в жизни ему не везло, — честно и откровенно призналась она. — Он мог бы меня бросить, и никто его этим не попрекнул бы, включая меня.

Вместо этого Эндрю обеспечивал ее всем необходимым, каждый месяц давал денег, заботился о том, чтобы дом ее был полной чашей, и жил прямо над ней, чтобы она не боялась, «когда злые духи слишком уж безобразничают по ночам».

Ее голос вибрировал и срывался по мере того, как она все больше входила в раж, и в том же ритме покачивалась старушечья голова. Чем ее сын зарабатывал на жизнь, она не знала, но точно была уверена, что у него полно друзей, а уж приятелей она и сосчитать не могла. Летом они иногда даже на мотоциклах к нему приезжали.

— А чтобы вы не думали, что я совсем уже выжила из ума, я вам кое-что об этих его дружках расскажу! У них все тело в наколках! Все цацками какими-то увешены, а что на головах, так просто срам! А на куртках-то что у них понаписано — «Ангелы ада»! Спаси, Господи, мою душу грешную! Это же надо такое выдумать! Всю жизнь свою я общаюсь с ангелами на небесах! Для слуг дьявола двери мои всегда на запоре! И разве можете вы подумать, — это же ни в какие ворота не лезет! — что кто-то в здравом рассудке и твердой памяти может себе представить ангелов — из ада? Да неужто нормальному человеку такое в голову прийти может? Я всегда говорила Эндрю: дьяволы — в аду, а ангелы — на небесах, но он только посмеивался надо мной.

Мало-помалу картина начинала проясняться. Эндрю был связан с преступным миром. Для полицейского это оказалось новостью. На то, что мертвый сын сам назовет матери имя своего убийцы, он особенно не рассчитывал, но какую-то зацепочку она ему все-таки дала. Теперь Санк-Марс понял, что дело получало совсем другой оборот, оказавшись гораздо более серьезным и опасным.

— Ваш сын когда-нибудь упоминал при вас имя Люси или Люси Габриель?

Она покачала головой.

— Кто она?

— Она пропала. Я пытаюсь ее найти.

— Когда он объявится, спрошу его, был ли он с ней знаком. Если он там не очень занят, может быть, он бросит взгляд с небес, попытается ее отыскать здесь внизу. Ему, должно быть, оттуда виднее.

Санк-Марс дал ей свою визитную карточку, мягко положил старушке руку на плечо и проводил до двери.

— Я с нетерпением жду от вас сообщения о том, что он скажет вам по этому поводу, миссис Стетлер. Благодарю вас.

Когда она сошла по ступеням вниз, детектив некоторое время бесцельно ходил по квартире. В тумбочке, стоявшей рядом с кроватью Стетлера, он нашел небольшой блокнот. На трех страницах мелькали цифры — видимо, это были суммы и даты платежей по счетам и кредитным карточкам. Все цифры были сложены в столбик, внизу подведен итог, рядом с ними стояли галочки, как будто результат подсчитывали дважды. В верхнем левом углу первой странички стояло имя — Жак. На следующей, тоже в верхнем левом углу, рукой Энди было написано без сокращений: «Парамус, Нью-Джерси». На третьей странице, исписанной суммами текущих платежей, тем же почерком было написано «губы губы губы», причем эти слова были трижды подчеркнуты.

Какое-то время Санк-Марс смотрел на эту страничку, потом перевернул ее. Финансовых записей там не было, но, как и на предыдущих листочках, в верхнем левом углу через дефис стояли две прописные буквы: С-М, а рядом с ними — жирный восклицательный знак.

Детектив ощутил, что у него стали холодеть руки, как будто старуха снизу наслала на него одного из своих призраков. Он убрал блокнот обратно в ящик тумбочки. Выйдя из квартиры, Санк-Марс запер дверь, оставляя этот дом с его тайнами и привидениями последней его печальной обитательнице.

* * *

Сигнал был дан самый простой, такой же, как иногда показывают по телевизору или в кино, — машина въехала на стоянку и остановилась в самом дальнем месте от здания. Двигатель выключили, фары тоже. Сидевшие в ней какое-то время переждали в темноте, потом три раза мигнули дальним светом в сторону здания. Подождали еще сколько-то. В темном окне служебного помещения на втором этаже им в ответ дважды мигнул свет настольной лампы.

Но из машины никто не вышел — люди в молчании ждали, оглядывались по сторонам. Внезапно обе передние дверцы распахнулись. Со стороны пассажирского места из нее вышел мужчина, с места водителя — женщина. Их движения были быстрыми и четкими. Мужчина был одет в темную рясу, руки его были скрещены на груди и скрыты рукавами. Женщина на ходу подняла воротник — то ли чтобы не замерзнуть на морозе, то ли чтобы ее труднее было узнать.

Они направились не к главному входу в здание «Хиллер-Ларджент Глобал», не к грузовому въезду и не к боковому проходу, ведущему к стоянке, а к неприметной двери запасного выхода, который следовало использовать при пожарной опасности. Снаружи на ней даже ручки не было. Минуту спустя дверь им открыла молодая женщина, фигура которой неясно вырисовывалась в тусклом свете указателя запасного выхода, и оба незваных гостя — Люси Габриель и брат Том — вошли в здание.

Их сообщница аккуратно закрыла дверь, чтобы не звякнул щелчок замка. Дверь была подключена к охранной сигнализации, но у женщины был ключ, которым она сначала отключила систему, а потом вновь включила. После ее подключения она положила ключ под радиатор отопления и указала на него вошедшим.

Второго объяснения Люси не требовалось — она должна была положить сюда ключ, когда все закончит. Люси легонько коснулась руки женщины.

— Спасибо, — прошептала она.

— Тише, — беззлобно цыкнула женщина, приложив палец к губам. — Теперь, детка, все в твоих руках.

— Я — твоя должница.

— Как-нибудь сочтемся.

Женщина открыла дверь, ведущую на лестницу, к чему-то прислушалась и стала подниматься по ступеням.

— Пойдем, — шепнула Люси и потянула за собой брата Тома на лестницу.

Когда они проходили мимо окна, Люси сказала ему пригнуться и нагнулась сама. Она шла, подлаживаясь к ритму брата Тома, привычного к ходьбе по ступеням. На третьем этаже они немного передохнули, он отдышался, Люси открыла дверь, прислушиваясь к тишине почти пустого здания.

Совсем тихо здесь не было никогда. Постоянно слышался шум отопления и системы кондиционирования, иногда щелкали автоматические переключатели электричества, поскрипывали мебель и двери, где-то что-то негромко хлопало, стукало, звякало.

В здании должны были постоянно дежурить охранники. До позднего часа могли задержаться на работе сотрудники администрации и ученые.

Брат Том дышал как паровоз, звук его дыхания усиливался в относительной тишине, царившей в помещении.

Первый шаг по ковру в коридоре показался Люси таким громким, что отдался в голове. Ковер был плотным, прочным, специально предназначенным для промышленных помещений, весь в коричневых, желтых и бледно-красных прямоугольниках. Но поверхность его почти не скрадывала шума шагов, эхом отдававшихся в пустом коридоре. Люси держалась ближе к стене, за ней следовал брат Том, который внезапно взял ее за запястье, и девушка вздрогнула.

— Что? — напряженным шепотом спросила она. — В чем дело?

Он попытался что-то объяснить ей жестами.

— Хочешь, чтоб мы шли по центру? Зачем?

Он развел руками с таким видом, будто ответ на вопрос подразумевался сам собой, но Люси так и не уловила его смысл. Девушка неохотно согласилась просто потому, что не хотела терять времени на спор с немым.

Но скоро поняла, в чем дело. От того, что они крались вдоль стенки, невидимками они не становились, но со стороны это могло показаться подозрительным. А когда они шли естественно, как будто спокойно занимались своим делом, любой охранник, который мог бы заметить их на мониторах камер слежения, скорее всего, не обратил бы на них внимания.

Дальше они шли как обычные сотрудники.

В помещениях руководства свет был приглушенным. Люси подвела спутника к двери кабинета, на которой висела табличка с именем Гарольда Хиллера.

Она хотела войти, но дверь оказалась запертой. Согнутым пальцем Люси сделала брату Тому знак следовать за ней.

Следующая дверь была открыта, они вошли в комнату, где стояли столы секретарши Гарри Хиллера и его сотрудников. Отсюда в его кабинет можно было попасть через другую дверь. В верхнем левом ящике стола секретарши Люси сразу же нашла от нее ключ. Когда-то давно они вместе работали над одним проектом, и Гарри сам показал ей, где лежит ключ.

Он был такой симпатичный маленький мужчина с лоснящейся лысиной и улыбкой до ушей, Люси ему всегда нравилась. И ученый он был блестящий. В прошлом она всегда с радостью принимала участие в его экспериментах. И всегда знала, почему он выбирал именно ее для той или иной работы. Люси никогда не жаловалась, если приходилось надолго задерживаться. Она знала, что привлекательна и с ней приятно проводить время. Когда Гарри работал вместе с ней, он всегда был в приподнятом настроении, не клевал носом, работал с увлечением, а ей это было совсем не в тягость, особенно потому, что она многому у него училась и квалификация ее постоянно повышалась.

Она открыла дверь в его кабинет, вошла, подождала, пока войдет брат Том, и закрыла за ним дверь.

Брат Том подошел к окнам, повернул регулятор вертикальных жалюзи, чтобы закрыть их, и только после этого Люси включила настольную лампу. В ящике большого кленового стола руководителя компании Люси быстро нашла ключ от картотечного шкафчика. Но, к ее удивлению, он оказался незапертым. Она быстро нашла раздел с папками на букву «Г» и стала в них копаться. Почти сразу же девушка наткнулась на папку под названием «Гаснущая звезда». Об этом названии говорила ей Камилла Шокет, теперь документы проекта были у нее в руках. Она вытащила папку из ящика и, застыв на месте, стала внимательно просматривать лежавшие в ней бумаги.

В их числе оказались машинописный отчет, несколько разрозненных бумажек, исписанных корявым почерком Хиллера, — беспорядок в его документах всегда доставлял Люси массу головной боли, — подборка ксерокопированных журнальных материалов и еще какие-то листочки. Гарри всегда так работал, собирая воедино факты, интуицию и экспериментальные данные, потом перемешивал ингредиенты и смотрел, что из этого получится.

Люси хотела использовать любую зацепку. Она исходила из своих дружеских отношений с Гарри Хиллером и из того, что он был хорошим человеком. Девушка не допускала мысли, что он сознательно мог быть замешан в темной истории с «Гаснущей звездой». Ей всегда говорили, чтобы она держала рот на замке и об этом проекте, и о других, имеющих к нему отношение, незаконных экспериментах, но она знала, что все сведения, полученные ими в ходе нелегальной работы, в итоге попадают к нему. Он был выдающимся, непритязательным, обаятельным и гениальным ученым. Раньше или позже, так или иначе вся информация стекалась к Гарри.

Люси не очень себе представляла, что именно она ищет, но нашла то, что искала. Некоторые отрывки официального отчета были выделены желтым фломастером. А рядом на полях от руки было написано слово «человеческий», сопровождавшееся либо вопросительными, либо несколькими восклицательными знаками. Люси сняла телефонную трубку и набрала номер. Ей ответил женский колос.

— Добрый вечер. Попросите, пожалуйста, мистера Хиллера, — сказала она.

— Одну минуточку.

Вскоре в трубке раздался голос Гарри.

— Алло.

— Гарри? Это я, Люси.

— Люси! Господи! Я жутко из-за тебя беспокоился. Где ты?

— В вашем кабинете, Гарри.

— Что? Что ты говоришь? Что ты имеешь в виду?

— Я в вашем кабинете, Гарри, и знаете что? Я нашла здесь одну папочку с документами. Называется «Гаснущая звезда». Я знаю, что вы сделали, Гарри. Гарри? Гарри? Вы меня слышите? Я знаю, что вы сделали. Я знаю теперь, на чьей вы стороне. Я с вами еще свяжусь.

Она положила трубку, сунула папку под мышку и выключила свет.

— Пойдем, — сказала она брату Тому.

У двери из приемной она застыла как вкопанная — по коридору шла уборщица. Женщина открыла дальнюю дверь в коридоре и вошла в чей-то кабинет. Теперь они были на этаже не одни, поэтому надо было соблюдать особую осторожность.

Люси показала жестом, что им надо двигаться. На этот раз они крадучись прошли по стеночке, делая все возможное, чтобы остаться незамеченными. У кабинета, где работала уборщица, Люси остановилась и украдкой заглянула внутрь, потом прошмыгнула через открытое пространство. После этого она сделала брату Тому знак следовать за ней. У нее в голове мелькнула мысль о том, как она сможет объяснить, почему оказалась здесь с монахом, если их поймают? Ей очень не хотелось, чтобы их поймали.

Внизу они нашли ключ от сигнализации в том же месте, куда он был положен, отключили ее и открыли дверь. Брат Том придерживал ее, пока Люси убирала ключ под радиатор, потом они быстро вышли из здания.

Папку под названием «Гаснущая звезда» Люси унесла с собой.

* * *

Хотя Санк-Марс уже выбивался из графика, он решил не нарушать своих планов и нанести второй визит. С точки зрения общепринятых светских норм время для встречи было слишком позднее, но в данном случае речь шла о работе, а дело было важнее любых кодексов этикета. Пеншо хорошо поработал, пошел с ним на сотрудничество, но Санк-Марс больше привык полагаться на сведения, полученные непосредственно из первоисточника. Конечно, такой поздний визит к женщине с ребенком ее не на шутку побеспокоит, но избежать его в сложившихся обстоятельствах было нельзя. Детектив выбрал путь по сельской местности, который вел по северному берегу Бэк Ривер, потом проходил по лесной дороге, проложенной севернее озера Двух Гор. Камилла Шокет снимала тот самый рыболовный домик, где в проруби было найдено тело Эндрю Стетлера, — самого по себе этого факта было вполне достаточно, чтобы задать ей несколько вопросов. Она заявила сержанту Чарльзу Пеншо, что какое-то время не была в домике на льду, но в этих ее показаниях можно было усомниться, поскольку рыбки для наживки плавали в ведре, вся вода в котором в таком случае должна была замерзнуть. Кроме этого, она была знакома с Люси Габриель и — вполне вероятно — с Эндрю Стетлером. Поэтому с ней было необходимо поговорить.

Женщина жила в небольшом поселке на берегу озера Двух Гор на улице, застроенной скромными коттеджами. Путь лежал почти по дороге к дому Санк-Марса, ему надо было только успеть проехать по ледяной переправе до закрытия ворот на ночь. На работавшей круглосуточно заправке он спросил, как ему лучше туда проехать, а потом быстро нашел дорогу.

Перед домом Камиллы стояли две машины — одна на асфальтированной дорожке, другая прямо на улице. Санк-Марс знал, кому принадлежит вторая машина, и потому решил припарковать свою через несколько домов. Чтобы убедиться в том, что он не ошибся, детектив связался с управлением дорожной службы, назвал номер машины, и ему сказали, что она зарегистрирована на имя сержанта Чарльза Пеншо, состоящего на службе в Сюрте дю Кебек. Надо же, как серьезно работал этот парень, жертвуя ради дела своим свободным временем! Санк-Марс решил немного переждать, а потом, может быть, переговорить с Пеншо перед визитом к женщине. Это могло бы помочь избежать противоречий и сработать в их пользу.

Все тело ныло, суставы болели, глаза слипались. Городской детектив продрог в машине в своей куртке на рыбьем меху и скоро начал клевать носом. Он пришел в себя от холода и тут же завел движок, чтобы включить печку. Пеншо, должно быть, все еще оставался в доме, потому что машина его так и стояла у бордюрного камня. Санк-Марс развернулся и медленно проехал мимо дома, чтобы посмотреть, все ли там в порядке. Он обратил внимание, что свет в гостиной был погашен. Тогда детектив снова поставил машину на некотором расстоянии от дома Камиллы и решил пройтись к нему пешком. Свет горел только в дальних помещениях — при проведении полицейского дознания это было довольно странно. Такая ситуация могла иметь место в двух случаях. В первом Пеншо должен был оказался в опасности. Представить себе такое было можно, хотя и с трудом. Либо… но вторая возможность показалась ему просто абсурдной.

Санк-Марс прошел по дорожке к дому. Ему не хотелось его обходить, потому что тогда на снегу остались бы следы. Вместо этого полицейский подошел к окну у входной двери, на котором не было штор, и заглянул внутрь. Он терпеливо стоял там, время от времени заглядывая в окно, а потом убирая голову, но ничего интересного не замечал.

Потом увидел, как Чарльз Пеншо вышел из ванной. Формы на нем не было.

К нему подошла Камилла Шокет и чмокнула его в губы, а затем сама пошла в ванную.

Полицейский из Сюрте прошел по коридору и свернул налево.

Эмиль Санк-Марс вернулся к машине и позвонил напарнику.

— Билл? Хочу тебя озадачить парой вопросов, которые тебе надо будет обмозговать перед нашей завтрашней утренней встречей на льду.

— Что стряслось? — спросил Мэтерз. Он перепугался, потому что ему очень не хотелось и эту ночь провести на ногах.

— Эндрю Стетлер был связан с организованной преступностью. Мне эта связь пока не ясна, но вполне очевидна. У него есть приятели среди «Ангелов ада».

— Это может многое прояснить. Что вы еще нарыли?

— Камилла Шокет — та женщина, которая нашла тело Стетлера…

— Да, я помню.

— …и Чарльз Пеншо — помнишь его? Так вот, они — любовники. — В ответ на продолжительное молчание в трубке Санк-Марс добавил: — Ты, должно быть, оторопел от неожиданности, я прав?

— Откуда вы знаете?

— Я, Билл, видел это своими собственными глазами. И это отлично — если бы мне кто-то другой такое сказал, я бы ему не поверил.

— Эмиль, — проговорил Мэтерз, — здесь что-то не то.

— Хорошо бы знать, что именно. Есть у тебя на этот счет какие-то соображения?

— А у вас есть еще какие-нибудь сведения? — спросил Мэтерз.

— Мы с тобой понятия не имеем, с чем еще придется столкнуться. Сам-то ты что об этом думаешь?

Санк-Марс отчетливо представил себе, как Мэтерз покачивает головой, пытаясь сообразить, что к чему, но у него ничего не «вытанцовывается».

— Вот и я думаю о том же, — сказал ему Санк-Марс. — И чувствую то же самое.

 

Глава 13

Сведение счетов

На следующий день, утро вторника, 15 февраля 1999 г.

Чуть позже назначенного срока — в семь минут девятого, детектив Билл Мэтерз встретился у замерзшего озера с Эмилем Санк-Марсом, чтобы позавтракать около хижины, под полом которой в проруби было найдено тело Эндрю Стетлера. Он поставил машину на льду между «патфайндером» напарника и белым вагончиком на колесах, на стенке которого большими красными буквами было написано: «РЕСТОРАН». В одном конце вагончика давали что-то вроде комплексного обеда, в другом на гриле жарили свежего окуня и подавали его на разрезанной булке под соусом тартар. Был в меню и комплексный завтрак, а в течение дня сюда заглядывали люди, чтобы перехватить гамбургер или булку с сосиской. Каждое утро ресторан открывался в шесть, и хозяин развозил еду рыбакам, проводившим на озере ночь. Нередко сюда наведывались владельцы снегоходов и те, кто проходил мимо, уезжая в город на электричке на работу или возвращаясь со станции домой. Детективы приехали на озеро немного позже, когда основная волна утренних посетителей уже схлынула и можно было удобно расположиться в самом вагончике, где им никто не мешал.

Заказав яичницу с ветчиной, Билл Мэтерз изучал развешенные по стенам фотографии, в основном снимки счастливых рыбаков, гордых своим уловом. Одного из них он узнал сразу — на фотографии во весь рост стоял его улыбающийся начальник, не без труда удерживавший на вытянутой руке здоровенного судака.

— Вы никогда мне об этом не рассказывали.

— Я, Билл, скромный человек. Но эта рыбина произвела тогда на меня большое впечатление.

— Может быть, именно она навела кое-кого на мысль вызвать вас сюда?

— Кого?

— Люси Габриель. Ведь когда все здесь закрутилось, именно она попросила вас приехать, или я неправ?

Раньше Санк-Марсу не приходила в голову мысль, что его фотография в этом вагончике, висевшая среди снимков других рыбаков, гордых своими уловами, могла стать причиной его приглашения на замерзшее озеро.

— Это не самая лучшая моя фотография, — как всегда по утрам угрюмо пробурчал Санк-Марс.

— Но вы здесь вполне похожи на себя. Я же вас узнал.

Как только им принесли кофе, каждый с радостью отхлебнул по глоточку. За кофе последовали яичница с ветчиной, картофельные блинчики и джем. Мужчины с завидным аппетитом принялись за завтрак. В двух концах вагончика стояли стойки, где готовили подаваемые блюда, а они сидели за столиком посреди помещения, из окон которого открывался замечательный вид на озеро. Хотя здесь было тепло, они не расстегивали куртки, зная, какой трескучий мороз стоит на озере.

Санк-Марс подробно рассказал напарнику о странных новостях, которые ему удалось получить прошлым вечером.

— Чем мы теперь будем заниматься? — поинтересовался Мэтерз.

— Сейчас мы снова пойдем в домик, посмотрим повнимательнее, что там к чему.

— Что вы рассчитываете там найти?

Санк-Марс неспешно кивнул головой, как будто задал себе тот же вопрос.

— Прежде всего давай подойдем к этому без предвзятости. Домик уже осмотрели люди Пеншо, но мы не знаем, насколько тщательно они сделали свою работу. Ведь домик снимает его подружка. Мы исходили из того, что он порядочный полицейский. Теперь мы так не считаем, и поэтому у нас есть все основания хорошенько проверить, что там было сделано. Он мог от нас что-то скрыть.

— Да, этот парень должен дать нам кое-какие объяснения.

— Мне очень любопытно, как он будет выкручиваться.

После завтрака они выяснили, что домик, где было совершено преступление, опечатан полицией и ключ его владельцу не вернули. Хозяин его был приземистым жизнерадостным мужичком, владевшим фермой на другой стороне озера, прямо за автомобильной дорогой. Его жена и дочери занимались сдачей домиков внаем, торговали наживкой и работали в ресторанчике, а сам он следил за проездом машин на лед озера. Фермер встречался с Санк-Марсом и раньше, когда тот приезжал сюда на рыбалку, и часто читал публиковавшиеся о нем в газетах материалы.

— У вас есть большие кусачки? — спросил мужчину Санк-Марс.

— А вы дадите мне расписку?

— С удовольствием.

Детективы, притоптывая, стояли на льду на приличном расстоянии от ресторанчика, сразу за автомобильной стоянкой, и глядели на бескрайние белые просторы.

— У тебя усталый вид, Билл, — заметил Санк-Марс.

— Я попросил проверить мой телефон, хотел выяснить, нет ли там жучка. А потом мы с Донной полночи проговорили. Она совсем не в восторге от того, что происходит, Эмиль.

Санк-Марс кивнул головой.

— Мы с этим делом разберемся.

— Какие у нас шансы уцелеть?

Мэтерз не ждал ответа на свой вопрос. В его голосе звучала не столько горечь, сколько усталость. Ему явно не хотелось возвращаться к холостяцкой жизни.

— У меня есть кое-какие соображения, — сказал ему Санк-Марс, как будто эти общие слова могли утешить напарника.

Они все так же вглядывались в белоснежную даль замерзшего озера.

Каждый полицейский думал о своих личных делах. Санк-Марс — о том, что надо позвонить отцу. Мэтерза больше всего заботил вопрос о неладах с женой. Они рисовали что-то на снегу мысками ботинок, засунув руки в карманы и подняв воротники, чтобы хоть немного укрыться от ветра.

Первым затянувшееся молчание нарушил Санк-Марс.

— Билл, зачем это надо было делать?

— Что, простите?

— Зачем надо было заталкивать тело под лед? Лед ведь тяжелый. Окоченевшее тело трудно перетаскивать. В ту ночь стоял лютый мороз. Зачем вообще надо было нос на улицу высовывать? Большинство убийц, сделав свое дело, стараются как можно скорее свалить с места преступления, не думая о трупе. То, что здесь обнаружили труп, для нас, по сути, ничего не прояснило. Кому и зачем могло понадобиться, чтобы труп оказался подо льдом?

Мэтерз решил немого поразмяться, он выехал сюда из города очень рано, и за время путешествия у него затекли мышцы.

— Мы не знаем, где именно тело спустили под воду. Может быть, это не требовало больших усилий. Мы даже не знаем, рассчитывал ли убийца на то, что тело скоро найдут.

— Может быть и так, что его опустили в воду там, где он был найден, а в таком случае сделать это было очень непросто.

— Зачем же тогда это надо было делать?

Санк-Марс покачал головой.

— Билл, я же только что задал тебе тот же самый вопрос.

— Ну да. Но как же тогда это было сделано?

— Вот-вот, — согласился Санк-Марс. — Здесь-то собака и зарыта. Именно это нам и надо выяснить.

Со стороны домиков к ним уже возвращался фермер на большом джипе. Он остановил машину и по рыхлому снегу подошел к полицейским.

— Там открыто. Когда закончите, я повешу на дверь свой замок.

— Мы вам очень признательны.

Оба мужчины направились по протоптанной на заснеженном льду тропинке к месту преступления. Внутри домика стоял такой же колотун, как и снаружи. Они закрыли дверь, чтобы не задувал ветер. Окошки были небольшие, каждое из них мороз покрыл витиеватым узором, но света в помещении было достаточно, и детективы начали дотошно осматривать комнату. Они все вертели в руках с отстраненным интересом — игрушки, банки с консервированными фруктами и овощами, кухонную утварь и одежду. В буфете не было никаких портящихся съестных припасов, а остальное оставалось нетронутым.

— Ясно, что она здесь ночевала, — заявил Мэтерз.

— В ту ночь?

— Кто знает? Но этой зимой она наверняка хотя бы изредка здесь оставалась на ночь. Постельное белье не грязное, но и не совсем свежее, как после стирки. Или кто-то спал здесь от случая к случаю, или…

— …Камилла Шокет согревалась тут другим способом.

Пока Мэтерз осматривал разбросанное по домику барахло, Санк-Марс спокойно стоял, скрестив руки на груди и пытаясь освоиться в помещении, проникнуться его духом. Через какое-то время он сказал:

— Открой люк.

Мэтерз так и сделал. Пока домик был заперт, черная прорубь, в которой нашли Стетлера, и отверстие, которое было в ней сделано, чтобы достать тело, успели замерзнуть. То место, где лед образовался недавно, было слегка вогнутым, чем-то напоминая ложку.

— Я думаю, что сначала лед разрезали цепной пилой, — заметил Санк-Марс, — так же, как это сделали потом, чтобы достать тело из воды.

— Тут еще видны следы от старой проруби.

Санк-Марс хмыкнул без всякой на то причины.

— Пеншо и Шокет — любовники. В тот день, когда было найдено тело, они, видимо, здесь встречались, но от всех это утаили. Что, интересно, они еще скрывают? Знали они жертву? Камилла работает там, где Стетлер начал делать свою головокружительную карьеру.

Он смотрел на лед, а его напарник поднял глаза вверх. Через некоторое время Мэтерз встал на серое шерстяное одеяло, которым была застелена кровать, чтобы осмотреть центральную балку крыши.

— Что ты там делаешь?

— А что, если… — задумчиво произнес Мэтерз и умолк. На балке он заметил вмятины, какие-то следы, оставленные чем-то как раз над люком, ведущим к проруби. — Что, если пропустить через балку цепь и подвесить на ней ледяной блок? Чтобы поднять такой вес, можно использовать систему из пяти или семи блоков.

— Какой вес? — удивился Санк-Марс и упер руки в бедра.

— Цепь или трос, — продолжал Мэтерз, — обернутые вокруг балки два или три раза. Скорее всего, цепь. Потом верхний блок подвешивается на цепи — и ваши не пляшут! Получается рычаг.

Санк-Марс начал понимать, куда клонит напарник. Он присел на корточки, уперся локтем в согнутое колено.

— Чтобы удержать такую глыбу льда, нужен крюк с фиксатором.

Мэтерз подошел к начальнику.

— Это не проблема, потому что во льду уже было отверстие. Когда вырезан второй блок, его можно поднять, тело столкнуть в воду, потому опустить блок и приморозить туда, откуда его подняли.

— Тогда может сложиться впечатление, что убийство произошло в каком-то другом месте. — Санк-Марс присел на корточки и снова взглянул на потолок.

— Это значит, что прятать тело никто не собирался. Наоборот. Все было подстроено, чтобы его здесь обнаружили.

— Причем именно в том месте, в каком было загадано. Но они допустили ошибки.

— Какие?

Мэтерз явно оживился, потому что до них вдруг стало доходить то, что раньше все время куда-то ускользало. Он как ванька-встанька вновь вскочил на ноги и почувствовал себя на коне.

— Рыбки-то для наживки еще плавали в ведерке. А следователь и вроде как невинная свидетельница тем временем кувыркались здесь в койке.

— Пеншо это может боком выйти, — после паузы произнес Санк-Марс.

— Да, — согласился Мэтерз, — мало ему теперь не покажется. — Он сложил обтянутую перчаткой правую руку в кулак, ударил ей по левой ладони и для большей убедительности решительно крутанул кулаком в обе стороны.

— Надо бы его теперь прищучить. Он ведь понятия не имеет, что нам стало известно. Эту карту нам и надо разыграть, пока она составляет наше единственное преимущество. — Санк-Марс поднялся на ноги.

— Его бы надо вытащить к нам в управление и расколоть там, пока он не очухался. — Мэтерз продолжал держать правый кулак в левой руке.

— На чьей он стороне?

— Не на нашей.

Санк-Марс снова упер руки в боки.

— Ты уверен?

— В расчет надо брать только факты, Эмиль. А факты — против него. — Мэтерз в конце концов засунул руки в карманы.

— Какие факты? Что он влюблен? Что хочет сохранить это в тайне?

— Зачем ему это? Он ведь не женат, Эмиль. И она не замужем.

— Так-то оно так, да только этих фактов маловато будет. — Санк-Марс чуть повернулся, подошел к кровати и сел. Потом слегка покачался, как будто проверяя, насколько мягок тощий матрас. — Хорошо. Мы ему вежливо предложим встретиться с нами в городе, потом хорошенько его прижмем и посмотрим, что он запоет. Если он задергается и не сможет внятно растолковать, что к чему с его любовницей, мы его там же и повяжем. Сдается мне, выкрутиться ему не удастся. А ты как считаешь?

— Так же. Спать со свидетельницей — это одно, а пудрить мозги, что они друг друга не знают, — совсем другое.

Санк-Марс уставился на потолочную балку — туда, где была перекинута цепь с системой блоков для подъема ледяной глыбы. Там, где плавало неподвижное, мертвое, замерзшее тело застреленного Эндрю Стетлера, во льду чернела дыра. Кому, думал он, понадобилось поднимать эту дырявую глыбу льда? И зачем? Зачем кто-то взял на себя труд загонять тело под лед только для того, чтобы потом его здесь обнаружили? Разве что убийца надеялся на драматический эффект при его обнаружении? Или Пеншо и Камилле Шокет надо было избавиться от тела в домике, и единственное решение, до которого они додумались, состояло в том, чтобы опустить его под лед? А потом Пеншо возглавил расследование, и они припеваючи отправились домой? Это, пожалуй, было единственным мало-мальски убедительным объяснением того, что здесь произошло.

— Ну что, Эмиль, уходим? — спросил его Мэтерз.

Санк-Марс внезапно подпрыгнул, продолжая смотреть в потолок. Потом положил руку напарнику на плечо.

— Что с вами, Эмиль? Вы что-нибудь заметили?

Санк-Марс как-то странно на него взглянул и сказал:

— Ты помнишь? В ту ночь рыба отлично клевала. Наверное, потому что было полнолуние. В такую ночь ни один рыбак после того, как стемнеет, не станет вырезать во льду большую дыру. А если кому-то придет такое в голову, все другие рыбаки тут же начнут колотить ему в дверь, чтобы он прекратил разгонять рыбу. Значит, лед был вырезан заранее.

Мэтерз согласно кивнул и коснулся руки напарника, лежавшей на его плече.

— Эмиль…

— Извини. — Санк-Марс убрал руку.

— Но если они вырезали эту ледяную глыбу заранее, она тут же должна была снова начать примерзать, — заметил молодой человек. — Ведь в ту ночь стоял лютый мороз.

Его возражение вовсе не означало, что он пытается оспорить логику начальника, — Мэтерз только хотел знать, к какому выводу она ведет.

— Конечно, они знали об этом. Но если лед был уже разрезан, потом, когда его снова немного прихватило, отколоть эту глыбу заново уже было гораздо легче. Это проще было сделать по линии распила. А после этого ее легко можно было скрыть, посыпав снегом и залив водой. Единственное, что им оставалось сделать, это немного ее приподнять, столкнуть тело в воду, а потом поставить этот кусок льда на место. После этого надо было очистить лед от следов крови и тканей и залить очищенную поверхность льда водой. Отличный план, чтобы замести следы преступления, — нам только останется до конца жизни ломать голову над тем, что здесь произошло.

— Они хотели именно этого?

Санк-Марс пожал плечами.

— Когда они ночью вернулись, лед по линии разреза уже снова замерз, но теперь отделить вырезанный раньше кусок уже было проще. Мы знаем время смерти Стетлера?

— Мне положили отчет на стол. Если не ошибаюсь, там указано, что смерть наступила в половине одиннадцатого.

— Это если следовать версии Пеншо. Но поскольку то же самое указано в отчете его управления, может быть, так оно и было. К тому же это объясняет, почему до того, как тело попало в воду, оно замерзло на воздухе. Перед тем как его столкнули в воду, должно было пройти какое-то время. Билл, это было преднамеренное, тщательно продуманное преступление. Могила была ему приготовлена за некоторое время до самого убийства. Помни об этом и мне не давай забыть. Убийца или убийцы подготовились к тому, чтобы избавиться от тела до того, как преступление было совершено. И если кто-нибудь станет тебе впаривать туфту о том, что убийство было непреднамеренным, подвесь его за ноги и держи в таком положении, пока он не откажется от своего вранья.

Они вышли из домика на яркий солнечный свет, и Санк-Марс уставился на искрившиеся окна огромного здания компании «БиоЛогика», высящегося на другой стороне залива.

— А теперь давай-ка снова заглянем к Хонигваксу, — сказал он. — Мне надо свести с ним кое-какие счеты.

— Эмиль…

— Черт возьми! Билл, делай, что я тебе говорю!

* * *

По дороге на работу Камилла Шокет заметила, что сзади к ее «Мазде-626» будто приклеился длинный белый «кадиллак». Поначалу она не придала этому значения, сосредоточив внимание на забитой машинами в утренний час пик дороге. Она что-то заподозрила лишь после того, как свернула в маленький переулок, чтобы быстрее доехать до «Хиллер-Ларджент Глобал». «Кадиллак» свернул за ней. Она дико перепугалась, от страха у нее стало сводить мышцы ног, спазм подкатил к горлу, но усилием воли женщина взяла себя в руки.

У конца квартала белая машина ее обогнала и остановилась, перегородив ей путь. Камилла ударила по тормозам. Из машины выскочили двое мужчин и побежали к ней. Она вскрикнула и закрыла руками рот. Камилла еще не успела сообразить, что ей делать в такой ситуации, как они оказались перед «маздой».

Один из мужчин распахнул ее дверцу и вытащил женщину из машины. Другой сел за руль и отогнал «мазду» немного назад. Ее схватили за волосы, она отчаянно завопила, мужчина заткнул ей рот полотенцем, поволок к «кадиллаку» и втолкнул на заднее сиденье, смотревшее в сторону водителя. Полотенце выпало на пол. На противоположном сиденье спиной к шоферу сидел еще один мужчина и улыбался. Втолкнувший ее сюда человек грубо расправил ей плечи, чтобы она сидела прямо. Длинная машина уже куда-то ехала.

— Доброе утро, — приветствовал ее улыбавшийся мужчина.

— Кто вы такой, черт вас подери? Вы что себе позволяете?

Мужчина кивнул своему подручному, и в ту же секунду у горла Камиллы блеснул нож.

— Или говори уважительно, или вообще заткни хлебало. Поняла, Шокет?

Она кивнула и с трудом перевела дыхание.

— Что вам надо?

— Так-то лучше. Скажите мне, мисс Шокет, почему тело Эндрю Стетлера плавало под вашей лачугой?

Тяжело дыша, она лишь бросила в его сторону непонимающий взгляд.

— Вы что, не были с ним знакомы?

Она попыталась подвинуться, но сидевший с ней рядом громила вернул ее на место, с силой прижал к спинке кресла и снова сделал угрожающий жест ножом прямо у нее перед глазами. Она смотрела на своего мучителя, утопавшего в мягком кожаном кресле роскошной машины.

— Там нашли его тело, — проскулила она, — но как оно туда попало, я не знаю.

Мужчина напротив снова улыбнулся.

— Позвольте представиться, мисс Шокет. Меня зовут Жак. Можете называть меня по имени. А теперь мой помощник будет вам отрезать по маленькому кусочку языка…

Она вскрикнула.

— …каждый раз, когда вы будете мне врать, — закончил он фразу, повысив голос, чтобы перекрыть ее вопль. — Тогда вы уже никому не сможете больше врать — ни мне, ни кому бы то ни было другому. Теперь давайте начнем сначала. Надеюсь, на этот раз вы поймете меня правильно. Вы были знакомы с Энди?

Она ничего не сказала — только кивнула.

— Хорошо. Можете не открывать рот, если ваши ответы будут правдивыми. Это вы его убили?

— Нет. Конечно же, нет. Нет!

— Тогда кто это сделал?

Ей стало совсем тяжело дышать, она заерзала на сиденье.

— Мой друг сейчас отрежет вам кусочек язычка.

— Не-е-е-е-т! — взвыла она. — Не-е-е-е-т, пожалуйста! Только не это!

— Вы хотите, чтобы я дал вам вторую возможность? Я вас правильно понял? — спросил Жак.

Камилла кивнула.

— Хорошо. Скажите мне, кто убил Энди?

Она забилась в угол кресла и тяжело дышала. Юбка ее задралась почти до пояса, растерзанный вид ее бесил. Она попыталась привести себя в порядок. Потом выговорила имя, но так тихо, что его никто не расслышал.

— Что?

— Чарли, — прошептала она.

— Какой еще Чарли?! С чего бы это ему было убивать моего друга, который был мне как брат?

Сидевший рядом с ней амбал снова встряхнул ее, чтобы она села прямо, и ей наконец удалось оправить юбку.

Камилла Шокет еле дышала, голос ее срывался, говорила она очень тихо. Глаза женщины были полны слез и страха, губы и подбородок дрожали.

— Чарли — мой приятель. И с Энди у нас тоже что-то было, понимаете? А Чарли — Чарли очень ревнивый.

— Какое у него полное имя? — спросил Жак. Обернувшись, он похлопал водителя по плечу.

— Сержант Чарльз Пеншо.

— Сержант?

Камилла кивнула.

— Он служит в Сюрте дю Кебек. Чарли расследует это дело.

Сидевшие в машине мужчины переглянулись. Потом Жак сложил руки и подался вперед.

— Энди пришил полицейский?

— Не знаю, — прошептала Камилла. — Может быть. Возможно. Я не знаю.

— И он же это дело расследует? — Хотя Жак произнес эту фразу с вопросительной интонацией, было ясно, что ее ответ его удовлетворил. Машина снизила скорость и остановилась. Все ждали, что скажет главарь. В конце концов он обратился к Камилле: — Никому об этом больше не говорите. Особенно этому парню — Чарли. Вообще забудьте о нем. Можете считать, что он уже труп. Если он что-нибудь узнает о нашем разговоре, я буду считать, что вам больше не нужны язык, уши, пальчики или дочка-малышка. Да, да, я про нее знаю все. Если Чарли что-то пронюхает, я буду уверен, что протрепались ему вы. Вам ясно?

Камилле было до омерзения противно играть роль напуганной простофили, но она выдавила из себя:

— Да, я вас поняла. — При этом голос ее дрожал и срывался, а сама она казалась напуганной до смерти.

— Убирайтесь.

Пошатываясь, Камилла вышла из машины. Ее «мазда» стояла рядом у тротуара. Она села на водительское сиденье. Бандит, отгонявший ее назад, а потом следовавший за ними, пересел в «кадиллак». Какое-то время она так и сидела, не включая двигатель, — нервное напряжение было слишком велико. Женщина смотрела вслед быстро удалявшейся длинной белой машине, едва притормаживавшей на знаках, запрещавших проезд без остановки.

Камилла сочла, что встреча прошла успешно. Бандиты получили имя, на которое рассчитывали. Полицейские обнаружат, что одного из них убили, и, скорее всего, придут к правильному выводу, что совершенное преступление связано с организованной преступностью. Это должно будет навести их на мысль, что и Стетлера прикончили бандиты, а потому его убийство можно будет списать на внутренние разборки между бандами. Не велика потеря — скоро об этом все забудут. Такие ситуации обычно мало кого интересуют, гораздо больше их будет волновать убийство полицейского. А их с Вернером больше никто не будет доставать.

Камилла глубоко вздохнула. Она улыбалась. Потом включила зажигание, и «мазда» выехала на дорогу.

* * *

Чтобы принять сержанта-детектива Эмиля Санк-Марса у себя в кабинете, Вернеру Хонигваксу пришлось уйти с собрания управляющих среднего звена. Перед собранием он оставил пиджак в кабинете на спинке вертящегося кресла и теперь надел его, чтобы подчеркнуть официальный характер беседы. Двое полицейских, ждавших его уже три минуты, сидели на стульях.

— Сэр, хочу представить вам детектива Билла Мэтерза.

— Приятно познакомиться. — Президент слегка подался в кресле вперед, средним пальцем правой руки три раза стукнул по углу письменного стола и натянуто улыбнулся. На Мэтерза он бросил лишь беглый взгляд. — Как успехи?

— Я не имею права делиться ими с вами. Но должен сказать, что со времени нашего вчерашнего разговора обстоятельства дела существенно усложнились.

Будучи человеком, привыкшим получать ответы на свои вопросы, Хонигвакс явно выказывал признаки нетерпения. В кресле он восседал не прямо, а немного склонившись набок. На его круглом унылом лице не отражалось никаких эмоций, как будто он ждал, чтобы выговорились другие, в то время как самому ему ни о чем говорить не хотелось. Насупленные брови и нахмуренный лоб свидетельствовали о его внутреннем напряжении и о презрении к находившимся в кабинете мужчинам.

— Чем я могу быть вам полезен, Санк-Марс?

— Гммм, — невнятно пробурчал детектив. Его внимание, казалось, было полностью сосредоточено на витиеватых астрономических часах, стоявших на президентском столе, на которых планеты и Луна продолжали неустанно вращаться по предначертанным им орбитам. — После того как мы беседовали с вами вчера, сэр, я не успел выспаться.

— Да, я помню, вы неважно выглядели.

— Причина того, что мне не хватило времени выспаться, имеет отношение к похищению — точнее, к незаконному применению огнестрельного оружия и похищению, — имевшему место вчера ночью. Возможно, вам известна потерпевшая. Ее зовут Люси Габриель. Она работает в «Хиллер-Ларджент».

Хонигвакс слегка покачал головой, как будто это имя ему ни о чем не говорило.

— Не припоминаю, — сказал он. — По работе мне приходится встречаться со многими людьми.

— Меня интересует одна вещь… — начал было Санк-Марс.

— Меня тоже, — перебил его Хонигвакс и откинулся на спинку кресла. — По какому праву вы здесь находитесь?

— Простите? — не понял полицейский.

— Насколько мне известно, расследованием смерти Энди занимается Сюрте дю Кебек. Как я понимаю, юрисдикция в отношении этого дела на монреальских полицейских не распространяется. В связи с этим у вас нет никаких оснований, не говоря уже о прерогативах, беседовать тут со мной.

Санк-Марс обожал, когда плохие парни начинали качать права. Им, должно быть, никто не говорил, что гордость особенно явственно проявляется перед поражением. Не понимали они и того, что переходящее в гнев возбуждение выдавало их скрытые чувства и вело к потере контроля над собой. Улыбнувшись, он стряхнул с брючины невидимую пылинку, как бы давая понять человеку, которого допрашивал, кто здесь главный, кто здесь понимает, чего хочет и точно знает, как этого достичь, и кто получает от этого настолько большое удовольствие, что ему нравится тянуть время.

— Это дружеский визит, сэр. Их пока никто не запрещал.

Хонигвакс чуть заметно фыркнул.

— Это очень мило с вашей стороны, детектив, но я был на собрании. Как вам должно быть известно, я достаточно занятой человек. Поэтому с вашего разрешения…

— Если хотите, мы можем назвать это деловым визитом. Давайте представим себе, что я пришел сюда, чтобы продать вам лошадь.

— У меня нет времени для ваших игр, Санк-Марс. Мне бы хотелось, чтобы вы и ваш напарник, — последнее слово он произнес с такой брезгливостью, будто оно относилось к больной крысе, — сейчас же покинули мой кабинет.

— Если вам больше нравится, я мог бы задать вам мои вопросы, сэр, на общем собрании акционеров.

Хонигвакс понимал, что это была просто уловка, чтобы его поддеть, однако соблазн выяснить, что имеет в виду полицейский, был настолько велик, что он спросил:

— Какие у вас вопросы?

— Почему руководитель вашей службы безопасности Эндрю Стетлер был тесно связан с организованной преступностью? Он находился в дружеских отношениях с некоторыми главарями их самой известной и жестокой банды «Ангелы ада», сэр. Держателей ваших акций мог бы заинтересовать вопрос о том, какими мотивами вы руководствовались, нанимая на работу имевшего судимости преступника и доверяя ему руководство вашей службой безопасности, не проверив предварительно, за что он был осужден. А если вы проверили это и знали, что он имел судимости, почему вы, тем не менее, взяли его на работу?

Поначалу Биллу Мэтерзу было не очень понятно, зачем им понадобилось снова допрашивать Хонигвакса, но теперь смысл беседы и ее направленность для него вырисовывались более четко. Поскольку они уже вычислили Камиллу Шокет и сержанта Пеншо, Хонигвакс вроде как сошел со сцены. Мэтерз вспомнил и о том, что президент «БиоЛогики» был связан с жертвой, причем природа этой связи до сих пор была совершенно непонятной. Так что своя логика в действиях Санк-Марса, несомненно, была.

— Как я уже вам сказал, — попытался возразить Хонигвакс, — я не обязан отвечать на ваши вопросы.

— Билл, — начальственным тоном обратился Санк-Марс к Мэтерзу, — сделай себе где-нибудь пометку. Надо купить одну акцию «БиоЛогики» и выяснить дату следующего годичного собрания акционеров.

Хонигвакс тряхнул головой, фыркнул и сказал:

— Вы неисправимы.

— Можете в этом не сомневаться, — заверил его Санк-Марс.

— Энди обладал многочисленными талантами, — пояснил Хонигвакс, — вот я и решил их использовать. Что же касается его прошлого, я был уверен, что он исправился. Видите ли, иногда лучшими сотрудниками службы безопасности становятся люди, которые знают, как бороться с системами безопасности, поскольку раньше они именно этим зарабатывали себе на жизнь.

— Понятно.

Санк-Марс бросил взгляд на Мэтерза и взялся рукой за узел галстука, как будто ему в голову пришла какая-то мысль и надо было его ослабить, чтобы лучше думалось. Он тоже не вполне понимал, что ему здесь надо. Детектив надеялся, что Хонигвакс как-то связан с этим делом, поскольку ему доставил бы искреннее удовольствие его арест. Но теперь у него появились более серьезные подозреваемые, и потому, если за убийство Стетлера ему придется арестовать Пеншо, а Хонигвакса оставить в покое, он, по крайней мере, не хотел лишать себя возможности в последний раз потрепать нервы надменному президенту компании.

— Во время моего предыдущего визита, сэр, вы сказали мне, что фармацевтические компании интересуются вашими секретами. Одной из задач мистера Стетлера была защита от шпионажа, я вас правильно понял?

— Правильно.

Вздохнув со скучающим видом, Хонигвакс провел рукой по волосам. Потом снова покорно устроился в кресле, приготовившись к пространной дискуссии, подобной той, которую они вели во время первого визита полицейского.

— А как с этим обстоят дела в вашей компании, сэр? «БиоЛогика» сама занимается шпионажем? Ваши сотрудники шпионят за другими компаниями и учеными, чтобы выяснить, как продвигается их работа? Может быть, Эндрю Стетлер работал на вас именно в этом направлении? Не был ли он на самом деле шпионом вашей компании, человеком, который в ваших интересах занимался незаконной деятельностью?

Хонигвакс покачал головой и спокойно стал рассматривать собственные ногти, как будто хотел понять, не пора ли делать маникюр.

— У нас никогда не было в этом необходимости, детектив. «БиоЛогика» является лидирующей компанией в своей области. Остальные плетутся у нас в хвосте. Поэтому они и стремятся выяснить, чем мы занимаемся.

— А вас не интересовало, что именно забрали с собой Хиллер и Ларджент, когда создавали свою новую компанию? У вас ведь должна была с ними быть какая-то судебная тяжба, или я не прав? Неужели вы не хотели получить информацию о том, чем они занимаются?

— «Хиллер-Ларджент» я не опасаюсь, Санк-Марс.

Теперь он не смотрел на полицейского, голос его звучал монотонно, как будто это обсуждение было слишком приземленным для человека его интеллектуального уровня.

— Кто еще ушел из «БиоЛогики» вместе с Хиллером и Ларджентом? Они ведь наверняка ушли отсюда не одни.

— Вряд ли я сейчас смогу всех припомнить.

— Ну, может быть, хоть кого-нибудь?

Хонигвакс слегка стукнул по подлокотникам кресла, будто хотел пришпорить лошадь, поскорее отделаться от навязчивого посетителя или беседа шла слишком вяло и была для него утомительна.

— Некоторым надо было бы дважды подумать перед тем, как решиться на такой шаг. Но нас это не беспокоило.

— Из вашей компании уходили ученые, а вас это не волновало?

— Тоже мне ученые, — презрительно хмыкнул президент. — Лучшим из этой своры был Хиллер, но он, конечно, возвращаться не собирался. Сжег за собой мосты. А остальным — грош цена, некоторые из них и того дешевле. Если они не преданы компании — скатертью дорога.

Санк-Марс стрельнул глазами в сторону Мэтерза, потом снова перевел взгляд на Хонигвакса.

— Я полагаю, вы не могли позволить «Хиллер-Ларджент» нормально работать, не зная, чем они занимаются. Может быть, именно с этой целью вы взяли на работу такого человека, как Эндрю Стетлер, чтобы послать его выяснить, что там к чему. Я располагаю сведениями о том, что он был связан с некоторыми сотрудниками «Хиллер-Ларджент».

Сложив руки на животе, президент кивнул в знак согласия.

— Возможно, он и был связан там с отдельными людьми. Но это к делу не относится. Если мне не изменяет память, кто-то из «Хиллер-Ларджент» сделал ему одолжение и послал его ко мне.

— Да! — с энтузиазмом воскликнул Санк-Марс. — Именно это меня и удивляет. Никак не могу понять, с чего бы вашему основному сопернику присылать вам сотрудников. Если только, конечно, Энди не был их шпионом. Именно в этом состоит другое предположение, и оно тоже вызывает у меня закономерный вопрос: зачем вам понадобилось нанимать человека, посланного к вам вашими соперниками? Я не вижу в этом никакого смысла, разве что Энди мог вам помочь разобраться с системой безопасности «Хиллер-Ларджент».

— Бросьте, сержант-детектив, вы как будто живете в мире фантазий. — Теперь Хонигвакс сидел в кресле прямо, как бы давая тем самым понять, что Санк-Марс припер его к стенке. Он поднял вопросы о его отношениях с другой компанией и той роли, которую играл в них Энди. Президент этого не хотел.

— Вы так считаете? А имя Камиллы Шокет вам ни о чем не говорит?

— Чье имя?

Санк-Марс не стал повторять имя, он спокойно сидел и ждал.

— Это имя мне знакомо. Кажется, раньше она какое-то время работала в моей компании. Да, точно. Если вы о ней упомянули, должно быть, она перешла в «Хиллер-Ларджент».

— Собственно говоря, я этого не делал. Я хочу сказать, не упоминал. По крайней мере, в отношении мисс Шокет.

— Это не принципиально, — сказал Хонигвакс.

— А Люси Габриель? Вы с ней знакомы?

Президент пожал плечами.

— То есть ответ отрицательный?

— Это имя ничего мне не говорит. На меня работали тысячи людей. А кто она?

— Всего лишь простая, самая обычная жертва похищения. Она тоже работала в «Хиллер-Ларджент». Странно как-то получается — ваших работников убивают, служащих ваших конкурентов похищают. Я все пытаюсь два прибавить к двум, но у меня ничего не сходится.

— Да, видимо, у вас с этим проблемы.

Санк-Марс заметил на себе взгляд напарника и понял, что его этот разговор забавляет. Молодому полицейскому явно нравилось наблюдать за тем, как начальник раскручивает собеседника, и вместе с тем ему было ясно, что Санк-Марс разошелся не на шутку. Начальник ему чуть улыбнулся, как бы подтверждая, что он и впрямь в ударе. Хонигвакс ему не нравился, и, даже если он не был повинен ни в каком преступлении, детектив твердо решил перед уходом поиграть на его нервах. Он чувствовал, что уже само по себе его присутствие здесь выводит президента из равновесия, и потому не торопился уходить.

— Скажите мне, сэр, где вы были в ту ночь, когда убили Эндрю Стетлера, — в ночь с субботы двенадцатого февраля на воскресенье тринадцатого?

Какое-то время на лице Хонигвакса играла легкая самодовольная ухмылка. Потом он коснулся пальцем верхней губы, чтобы вытереть малюсенькие капельки выступившего пота.

— Здесь, — ответил он, расплывшись в улыбке. — У себя в кабинете. У меня было много работы. Я часто сюда прихожу, когда в здании уже никого нет. У меня, Санк-Марс, такая работа, которую нельзя делать с девяти до пяти.

— Кто вас здесь видел?

— Думаю, охранник. Больше тут никого не было. Здание мне показалось совсем пустым.

— Значит, вы были поблизости. — Санк-Марс пристально смотрел на Хонигвакса.

— Что вы имеете в виду — поблизости?

Санк-Марс кивнул в сторону озера.

— До места преступления, сэр, отсюда рукой подать. Вы ведь согласитесь со мной, что оно совсем рядом. По вашему собственному признанию, вы были поблизости от него.

— Я не был на озере.

— Вы были поблизости. — У Санк-Марса зазвонил мобильник, он вынул его из кармана и передал Мэтерзу, чтобы тот ответил. И старший детектив, и президент смотрели на младшего полицейского, когда он выходил из кабинета. Потом Санк-Марс встал и взял со спинки стула зимнюю куртку. — Благодарю вас за сотрудничество, сэр. Мы с вами свяжемся.

— Вы ведь считаетесь таким крутым полицейским, — запротестовал Хонигвакс. — Если вы меня обвиняете в преступлении, вам еще очень далеко до его раскрытия.

— Я не обвиняю вас в преступлении, сэр. Мы просто обменялись мнениями. Если бы я обвинил вас в убийстве, вы бы не сидели здесь, вальяжно развалившись в кресле. На вас были бы уже наручники, и вы яростно пытались бы доказать свою непричастность к этому делу. Уж я-то это знаю. Я многих арестовывал. Вы выслушали бы ясное и четкое обвинение. Вам бы тогда следовало вызвать вашего адвоката, сэр, хотя бы для того, чтобы поверить собственным ушам. А сейчас позвольте мне откланяться.

— Вы идете по ложному следу, Санк-Марс.

— Кто же тогда убил Эндрю Стетлера?

— Не я.

— Это не ответ на мой вопрос.

Хонигвакс снова пожал плечами.

— Ваши догадки здесь так же хороши, как и мои.

— Может быть, — задумчиво произнес Санк-Марс и накинул куртку на плечи. — Возможно, им далеко до ваших. Хотя не исключаю, что мои предположения более верные, такую возможность никогда не следует сбрасывать со счетов. Дело не в этом. Дело в том, что в своей работе я всегда стараюсь избегать догадок. Вы не думаете, что Эндрю Стетлер каким-то боком был вовлечен в незаконную деятельность — скажем, промышленный шпионаж — и она стоила ему жизни? Есть, по вашему мнению, такая возможность?

Хонигвакс продолжал настаивать на своем.

— Я так не считаю.

Санк-Марсу не хотелось уходить, не поколебав самоуверенность этого человека. Он подошел к тому углу его письменного стола, где стояла замысловатая астрономическая диковина, все время отвлекавшая его внимание.

— Радиус черной дыры, — сказал Санк-Марс, напрашиваясь на вопрос.

— Что, простите? — замечание Санк-Марса почему-то задело его за живое. Он резко выпрямился, как будто кто-то ткнул его в спину.

— Дух захватывает, правда? Это часть пространства-времени, где медленно перемещаются планеты, звезды, свет, перед тем как их поглотит черная дыра. Самое удивительное чудо Вселенной, вам не кажется? Здесь на земле умирают люди, умирают враги, а знания, которыми они обладали, передаются дальше. А черная дыра поглощает свет. Отклоняет его. В ней исчезает все, она все затягивает — все знания, любое вещество.

— К чему вы клоните, Санк-Марс? — спросил Хонигвакс.

— К тому, что Эндрю Стетлера схоронили в черной дыре.

Хонигвакс нервно покручивал перстень с внушительным топазом на указательном пальце левой руки, потом, видимо, усилием воли себя остановил. Он опустил руки на стол, свел пальцы вместе, развел лишь оба больших пальца и вернул в прежнее положение, сцепив руки. Санк-Марс знал, что в иных ситуациях язык жестов выразительнее обычного, эти жесты, позы и движения больших пальцев, казалось, не столько давали ответы на его вопросы, сколько вызывали у него желание продолжать их задавать.

— Я не очень понял ваше сравнение, — признался президент «БиоЛогики».

— Кто-то специально взял на себя труд, чтобы разрезать лед и скинуть его вниз, причем не просто скинуть в прорубь, а затолкать под лед. Странно, вам не кажется? Вот я и думаю: зачем это надо было делать?

— У вас так много вопросов, Санк-Марс. Как и у меня в моем деле. Но в моей работе нужны ответы. Думаю, в вашей тоже. Должен вам признаться — я разочарован, что вы топчетесь на месте.

Он упер локти в стол и сцепил руки. Все эти жесты, думал Санк-Марс, предназначены для того, чтобы создать впечатление, что он расслаблен и спокоен, хотя на деле свидетельствовали как раз об обратном.

— Вы что, действительно считаете, что мы не продвинулись? — Санк-Марс чуть прищурился, как будто хотел разглядеть, что творится у президента в голове, прочитать его мысли и растревожить его.

— А какие у меня основания считать иначе? — спросил Хонигвакс. Он покачал головой, как бы заранее отметая все доводы детектива. — Если вы полагаете, что я как-то причастен к этому преступлению, значит, вы просто пытаетесь ловить рыбу в мутной воде.

— Ловить рыбу? Да, я занимался этим именно в тот день, когда было найдено тело мистера Стетлера. Вы правы, сэр, наша работа имеет черты сходства. Сначала вы разрабатываете концепцию. Вы тщательно ее продумываете и создаете формулу, которая должна действовать в соответствии с этой концепцией. Потом проверяете ее в лаборатории и на компьютере, но в какой-то момент вам надо опробовать вашу формулу на людях, посмотреть, как они будут на нее реагировать. Это очень похоже на то, чем занимаемся мы. Я могу всесторонне продумать проблему, обсудить ее с сослуживцами, но потом наступает момент, когда мне нужно узнать, как на нее отреагируют люди.

— Тогда, Санк-Марс, давайте согласимся, что ваш сегодняшний эксперимент не удался. Вам нужно создать новую версию.

Детектив поднял палец.

— Я в этом вопросе придерживаюсь другого мнения.

— Как же так? — Хонигвакс улыбнулся, казалось, эта странная игра снова стала его занимать. — Или вы считаете, что я чем-то себя дискредитировал? Я же признал, как вы сами сказали, что был в тот момент поблизости. Но то же самое относится к тысячам других живущих неподалеку людей, к любому, кто мог их навещать. К любому, кто проезжал в тот момент по дороге. Такого рода информация, Санк-Марс, на дает вам возможности осудить невиновного.

Детектив тоже улыбался, слегка кивая, как будто размышлял над приводимыми доводами, при этом очень медленно, шаркающей походкой он двигался к двери.

— Здесь были определенные моменты, представляющие некоторый интерес.

— Не поделитесь, какие именно? Меня привлекает ваша манера мыслить, Санк-Марс. Она, конечно, не упорядочена, но я ценю ваш интеллект. Я совершенно убежден в собственной невиновности, поэтому можете не стесняться. Просветите меня относительно этих моментов, представляющих некоторый интерес.

Санк-Марс надел куртку, потом аккуратно расправил воротник.

— Благодарю вас, сэр. Я столь же высокого мнения о вашем интеллекте. Полагаю, что то, о чем вы говорите, может быть столь же важным, как и то, о чем вы предпочитаете умалчивать. Мы знаем, например, что Стетлер был связан с бандитами. На самом деле он никогда не был нищим бездельником. Зачем же, спрашивается, ему надо было наниматься в «Хиллер-Ларджент» в качестве испытуемого? Почему вы решили дать ему работу? Он ведь уже на кого-то работал. Если бы он стал работать на вас, он мог бы вас предать и начать выдавать ваши секреты или что-то в этом духе. Если бы он работал на «Хиллер-Ларджент», у вас были бы вполне обоснованные причины желать ему смерти. В любом случае, как я уже говорил вам сегодня, у вас были мотивы для убийства Эндрю Стетлера, и знаете что, сэр? Вы и глазом не моргнули. Для меня это свидетельствует о том, что либо для вас это не является новостью, либо вам полегчало от того, что я еще не полностью в этом разобрался. Как бы то ни было, выражаясь вашими словами, я благодарен вам за проведенное вместе время.

— Если это все, чем вы располагаете…

— Согласен с вами, сэр, — перебил его Санк-Марс. Ему не хотелось больше слушать этого человека. — Сплошные домыслы. Ничего, что я мог бы предъявить на суде, но мы с вами обсуждаем лишь некоторые моменты, представляющие определенный интерес. Мы ведь об этом договорились. Так, в частности, я рассказал вам кое о чем из того, что пока никому еще не известно. Эндрю Стетлера сбросили в ту же самую прорубь, в которой его нашли. Об этом никто не знает. Никто об этом даже не подозревает. И тем не менее на вас эта новость не произвела практически никакого впечатления. Как будто, сэр, она была вам давно известна.

Хонигвакс облизнул пересохшие губы и непроизвольно дернул подбородком. Когда он снова заговорил, голос его был как обычно хорошо поставленным и контролируемым.

— Всегда приятно поговорить с умным человеком, Санк-Марс. А теперь, если позволите, я должен вернуться к более важным делам.

Полицейский кивнул.

— Ну, наконец-то! Вы меня отпускаете. Вам не кажется, что это чем-то напоминает черную дыру?

— Что вы имеете в виду?

— Преднамеренное убийство. Убийца чувствует, что впереди его ждет черная дыра, и стремится устранить свою жертву, чтобы все ее знания — или, если хотите, весь ее мир — исчезли вместе с ней. Вам не кажется, что балансировать над этой пропастью перед убийством очень страшно? Согласитесь, что так же страшно осознавать после убийства, что черная дыра поглотила жертву не целиком, что какая-то часть ее осталась, что она продолжает излучать странный свет, отражая информацию. И теперь убийца понимает, что сам попал в радиус черной дыры и его неотвратимо влечет ее ужасающая сила притяжения — неизбежное возмездие правосудия, которое и есть его черная дыра.

Ошеломленный Хонигвакс сидел в кресле, откинувшись вбок, и держался рукой за подлокотник, как будто боялся с него свалиться. Но все усилия детектива оказались напрасными.

— В вас пропадает дарование большого актера, — сказал он.

— Некоторые считают, что священника. Желаю вам всего доброго, сэр. Спасибо за уделенное мне время.

Санк-Марс вышел из кабинета с высоко поднятой головой и плотно закрыл за собой дверь.

В коридоре его ждал Мэтерз.

— Это Пеншо, — сказал он, указав глазами на сотовый телефон. — Он согласен встретиться в управлении, как он считает, для обмена мнениями.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы нашим клиентом оказался Пеншо, — признался Санк-Марс.

— Да, — согласился Мэтерз, — никто не любит арестовывать полицейских.

— Дело не в этом, — резко ответил ему напарник и ткнул через плечо большим пальцем назад, в сторону кабинета. — Мне бы хотелось, чтобы нашим клиентом стал этот тип. Он мне совсем не нравится. — Заметив выражение лица Мэтерза, Санк-Марс спросил: — Что ты ухмыляешься?

— Вам было бы приятнее, чтобы им оказался тот, кого мы заподозрили в преступлении первым, и вам не хочется себе признаться, что мы слишком доверяли настоящему убийце.

— Не стоит, Билл, торопиться с выводами. У нас пока нет оснований считать, что убийца — Пеншо.

— Но по той версии, которую мы сейчас отрабатываем, это он, — заметил Мэтерз и нажал кнопку вызова лифта.

Санк-Марс снова указал большим пальцем в сторону президентского кабинета.

— Он что-то от нас скрывает, — серьезно сказал полицейский. — Помяни мои слова: этот человек чем-то сильно встревожен.

В тот же день в полдень, вторник, 15 февраля 1999 г.

Санк-Марс вошел в большой зал управления и направился к своей кабинке. В последние дни он бывал здесь нечасто — уже несколько раз ему приходилось брать отгулы, чтобы навещать отца. Порой ему недоставало своего рабочего места, где за время его отсутствия ничего не изменилось, разве что груда бумаг на столе стала чуть выше. Новость о его неожиданном появлении разнеслась по отделу — уже через несколько минут ему позвонил лейтенант-детектив Реми Трамбле. Его интересовало, когда он займется кучей нетронутых новых дел, лежащих у него на столе, и попросил зайти к нему в кабинет.

— Я сейчас занимаюсь расследованием убийства, — сказал Санк-Марс.

— Неужели? Давай-ка поглядим. — Его друг бросил быстрый взгляд на лежавшие перед ним бумаги. — Нет, никто тебя пока не переводил в убойный отдел.

Санк-Марс хмыкнул, сел на стул, вытянул ноги и заложил руки за голову. Отношения с начальником у него были давними и дружескими, но все же он должен был ему отчитываться в своих действиях.

— Меня перевел в убойный отдел тот, кто напал на мой дом. Эти два обстоятельства тесно связаны между собой.

— Ты в этом уверен?

— Для меня, Реми, это ясно как день.

Трамбле взял шариковую ручку — это был знак того, что пора настроиться на серьезный лад.

— Эмиль, этим делом занимается Сюрте дю Кебек. Ты ведь знаешь, особой любви к тебе там не испытывают…

— Я работаю с ними в тесном контакте, они высоко ценят мой вклад в расследование этого дела.

Трамбле рассеянно нарисовал несколько кругов на лежавшей перед ним папке для бумаг.

— Такого не может быть, — сказал он.

— Но это так. И это очень хорошо, потому что основным подозреваемым в этом деле является следователь из Сюрте дю Кебек.

Трамбле бросил ручку на стол.

— Быть того не может, Эмиль!

— Он скоро сюда придет поговорить. Посмотрим, как он запоет после этой беседы. Думаю, от него и мокрого места не останется, Реми. Я тебе тогда заранее скажу, чтобы ты связался со своими приятелями из провинциальной полиции и ненавязчиво, спокойно им об этом сообщил.

— Только этого им не хватало! Чтоб крыса у них завелась…

Санк-Марс встал и собрался уходить.

— Обмозгуй это хорошенько, Реми. Продажный полицейский, но с семейными связями на высоком уровне — политическими связями. Так что, когда я с ним закончу, как бы тебе не пожалеть, что ты сегодня вышел на работу.

Трамбле склонил голову набок и подпер ее рукой.

— Давай-ка теперь отваливай отсюда, — сказал он Санк-Марсу, — и больше не возвращайся. А еще заруби себе на носу, — крикнул он ему вдогонку, — там не наша юрисдикция!

Санк-Марс пожал плечами и обернулся к начальнику.

— Что, кстати, там у нас с досье на Люси Габриель и Эндрю Стетлера?

— Если бы ты потрудился взглянуть на свой стол, увидел бы, что они давно там лежат, — сделал ему выговор Трамбле.

Санк-Марс купил по дороге бутерброд, чтобы его спокойно съесть на рабочем месте, пока он будет просматривать интересовавшие его досье под обрывки доносившихся со всех сторон разговоров. Почти вся информация о Люси была взята из сообщений прессы. В конце кризиса в Оке ее арестовали, но не задержали, а потом выдвинутые против нее обвинения были сняты, поскольку полицейские решили тогда сосредоточить внимание на нескольких преступниках-индейцах, а не сажать половину населения резервации. Досье Стетлера его сильно озадачило, поскольку содержавшаяся в нем информация не имела почти ничего общего с тем, что ему удалось узнать об этом человеке раньше.

Прочитав материалы, Санк-Марс позвонил отцу. Трубку сняла сиделка. Отец отдыхал. Все было спокойно. Дыхание у него было ровным, но говорить он стал меньше, сказала она. И ел теперь совсем немного, но все время пил чай, и она ему делала питательные внутривенные вливания, чтобы поддерживать организм. «К чему теперь поддерживать его организм?» — мелькнуло в голове детектива. Боли он не испытывал, спасибо врачам, лекарства, которые ему давали, замедляли ход болезни, хотя он с каждым днем становился все слабее. Он поблагодарил сиделку и со смешанным чувством благодарности и обреченности повесил трубку. Он подумал о том, что поддерживать умирающего было необходимо, чтобы сохранять в нем человеческое достоинство и ясность рассудка. Интересно, как бы он вел себя, если бы пришлось вот так умирать — медленно и неотвратимо?

Санк-Марсу очень хотелось быть там с отцом все время и держать его за руку.

Наконец раздался звонок из проходной, которого он с нетерпением ждал. Детектив попросил дать Пеншо сопровождающего. Сержант Сюрте дю Кебек приехал в форме, он, казалось, был в приподнятом настроении, поскольку работал в паре со знаменитым детективом. Удобно расположившись на стуле в кабинке Санк-Марса, он сказал, что поговорил с Камиллой Шокет и несколькими сотрудниками, с которыми Эндрю Стетлер работал в «БиоЛогике».

— И что они вам рассказали? — спросил Санк-Марс. К ним присоединился Мэтерз, который принес каждому по стаканчику кофе и сел рядом с гостем.

— Картина довольно странная. Он занимал должность руководителя службы безопасности, но никто не знает, чем именно он занимался. — Пеншо разорвал пакетик с сахаром, высыпал его в пластиковый стаканчик, размешал пластмассовой палочкой и продолжил: — Он в любое время был вхож к Хонигваксу, они подолгу засиживались вместе, но ни ночной сторож, ни охранники у ворот, ни сотрудники, ответственные за сохранение конфиденциальной информации, никогда ни о чем со Стетлером не говорили. А программисты тем более. Пару раз, когда возникали проблемы с компьютерами, двое из них заходили к Стетлеру посоветоваться. Попробуйте угадать, что он им сказал.

Санк-Марс пожал плечами.

— «Я в этом дерьме ни черта не разбираюсь. Сами сделайте, что надо». Вот что он им сказал. — Пеншо перевел взгляд с одного детектива на другого, справедливо полагая, что они так же этому удивятся, как и он сам.

Санк-Марс глотнул горячего кофе и не без иронии сказал:

— Мне бы очень хотелось почаще получать такие же указания от руководства.

Пеншо снова взглянул на Мэтерза, но тот его не поддержал, видимо, разделяя мнение напарника. Потом все-таки произнес:

— Да, в его поведении было что-то странное.

Санк-Марс ухмыльнулся.

— Пойдемте-ка со мной, — пригласил он собеседников. — И кофе захватите. Хочу вам кое-что показать.

Свой стаканчик он оставил на столе и повел полицейского из Сюрте дю Кебек наверх в комнату для допросов. Он перепрыгивал сразу по три ступеньки, и хоть ему и не удалось утомить более молодого полицейского, тому пришлось за ним поспевать и еще следить, чтобы не пролился кофе. Санк-Марс не знал почему, но боль в суставах совсем прошла, он чувствовал себя так, будто скинул лет двадцать.

— В чем дело? — спросил Пеншо, когда дверь пустой комнаты за ними захлопнулась. Он встряхнул рукой, чтобы сбросить несколько капель пролившегося на пальцы кофе.

— Сюда мы приводим наших крутых парней потолковать с ними по душам.

Пеншо был смущен. Когда он не улыбался и не разговаривал, проблема с мышцами лица у него была заметна сильнее.

— Кого вы сюда приводите?

— Присаживайтесь, — сказал ему Санк-Марс.

— Я что-то не пойму, что здесь происходит.

Мэтерз сел и поставил кофе на стол.

— Вы не будете так любезны сесть с противоположной стороны стола?

— Простите, — возбужденно сказал Пеншо, — но мне бы хотелось понять, что происходит.

На лице его было такое обиженное и расстроенное выражение, как будто над ним издеваются, и если раньше он мирился с таким обращением, то теперь терпеть больше не собирался.

— Сядьте, пожалуйста, сэр, — вежливо, но настойчиво повторил Санк-Марс.

Тот факт, что, обращаясь к нему, старший полицейский назвал его «сэр», настолько поразил Пеншо, что он обошел стол в этой унылой комнате с облупившимися стенами, поставил на стол кофе, пролив при этом еще немного, и сел напротив детективов. Стул, на котором он устроился, был привинчен к полу. Он переводил взгляд с одного монреальского полицейского на другого.

— В чем дело? — жестко спросил он.

— Лучше вы нам это объясните, — предложил ему Санк-Марс.

— Я вас не понимаю.

— Нет, вы прекрасно все понимаете.

— Простите, но я отказываюсь вас понимать.

Санк-Марс дал знак полицейскому, сидевшему рядом в комнатке за прозрачным с одной стороны зеркалом, чтобы тот включил магнитофон.

— Если вы не возражаете, наш разговор будет записан на пленку. — Он бросил взгляд на Пеншо, который побледнел как полотно и замер, будто окаменел. — Я сам могу начать, Чарльз, но будет лучше для всех, если вы просто расскажете нам все как есть.

Молодой человек скрестил руки на груди. Этот жест не был ни дерзким, ни вызывающим, он скорее свидетельствовал о том, что Пеншо устраивался поудобнее, поскольку понял, что ему придется здесь провести какое-то время.

— Начните лучше вы, Эмиль, потому что я понятия не имею, чего вы от меня хотите.

Санк-Марс, как того требовал протокол, назвал себя и двух других мужчин, находившихся в комнате. Потом сказал:

— Эндрю Стетлер был убит в том же рыболовном домике, где его нашли…

— Неужели?

— …рыболовном домике, арендуемом вашей подружкой Камиллой Шокет.

Челюсть Пеншо медленно отвисла, взгляд уперся в пол. Снова подняв голову, сержант не смотрел в глаза монреальским полицейским. Он глядел куда-то поверх головы Мэтерза, как будто пытался просканировать его мысли.

— Если я не арестован… — в конце концов произнес он.

— Пока нет, — уточнил Мэтерз.

— …тогда мы находимся в этой комнате на равных. Как коллеги, служащие в полиции.

— Такое положение может быстро измениться, — вставил Мэтерз.

— Но пока оно не изменилось, у меня есть к вам предложение.

— В чем оно состоит? — Санк-Марсу хотелось оставить ему немного свободы для маневра, поскольку Пеншо еще не дискредитировал себя перед ними, отрицая его слова, и не унизил себя враньем.

— Я расскажу вам кое о чем, что имеет к этому делу отношение, но вам пока об этом ничего не известно, а потом вы ответите на один мой вопрос. — Он взглянул на Санк-Марса. — Если вам мое предложение не интересно, его можно снять с обсуждения.

— Хорошо, — согласился Санк-Марс. — Расскажите нам о том, чего мы пока не знаем.

— Расследовать это дело пригласил вас я.

Детективы переглянулись. Мэтерз пожал плечами.

— Вы сами прекрасно понимаете, что я мог вас оттуда выставить в тот самый день, когда мы нашли Энди. Случайно оказалось так, что Энди был моим другом. Вам было это известно?

— Вы знали жертву, — медленно проговорил Санк-Марс, — и теперь хотите меня убедить в том, что это было случайностью?

— Эмиль, рассудите сами. Я позволил вам остаться на озере. Как бы то ни было, именно я сделал так, что вы там оказались. После этого я дал вам возможность принимать участие в расследовании этого дела. Я представил вам о нем достаточно информации.

— О какой информации вы говорите? — спросил Санк-Марс. — Вы скрыли от нас важные факты!

Пеншо чуть склонил голову, как будто размышляя над этими словами.

— Я пытаюсь вам сказать, что именно я убедил Люси Габриель связаться с вами. Откуда еще, по вашему мнению, она могла узнать номер вашего домашнего телефона? Мне удалось его достать с помощью моих связей. Поэтому именно благодаря мне вы оказались в то утро на льду.

Оба мужчины в упор смотрели друг на друга, а Мэтерз переводил взгляд с одного полицейского на другого.

— Зачем вы это сделали? — спросил Санк-Марс.

— Теперь ваша очередь ответить на мой вопрос, — сказал Пеншо.

— Не надо, Чарли, давить мне на нервы. Я мог бы предъявить вам сегодня обвинение в убийстве.

— Ответьте на мой вопрос. Как мог Энди умереть в этом домике, а потом оказаться под водой?

Санк-Марс откинулся на спинку стула. Ответ на вопрос Пеншо мог коренным образом изменить его положение — из подозреваемого он вновь превратился бы в коллегу-полицейского. Ему не нравилась такая перемена, но он считал, что в любой момент сможет вернуть собеседника к прежнему статусу.

— Там был вырезан кусок льда и поднят на устройстве из нескольких блоков, прикрепленном к потолочной балке, достаточно крепкой, чтобы выдержать эту тяжесть. Потом тело Стетлера столкнули под лед. Все следы, как и его кровь, после этого соскребли со льда, поверхность залили водой, она опять стала гладкой, и вынутый кусок вмерз в окружавший прорубь лед.

Пеншо понадобилось некоторое время, чтобы переварить это сообщение. Одну руку он продолжал держать на уровне груди, другой провел по лицу. Санк-Марс обратил внимание, что он коснулся парализованной стороны лица, как будто хотел вернуть ее в нормальное состояние.

— Как Энди туда попал? — спросил он. — У него не было ключа от домика.

— Ключа, может быть, у него и не было, зато прошлое у него было темное. Мы навели о нем справки. Если он вскрыл там замок, это было для него далеко не первым опытом такого рода. А может быть, это вы его туда впустили. Или Камилла. Не исключаю я и того, что у него мог быть свой ключ.

— Я спрашивал об этом Камиллу. Она мне сказала, что ключа у него не было. Хотя, может быть, вы и правы. Прошлое у него действительно темное. Может быть, он вполне мог обойтись и без ключа. — Казалось, он был поражен.

— Камилла — ваша подружка? — задал ему прямой вопрос Мэтерз.

Из-за небольшого роста и далеко не атлетического телосложения Пеншо чувствовал себя за большим столом неуютно. Он подался вперед, упер локти в стол и свел руки вместе.

— Вам бы следовало, Эмиль, начать с того, что я привлек вас к этому делу. Энди Стетлер, Люси Габриель, Камилла Шокет и я действовали сообща и вместе решили, что им надо заняться вам.

Санк-Марс скопировал его позу, только поднял вверх оба указательных пальца и соединил их в форме стрелы.

— Хорошо, — сказал он. — Я вас понял. Согласен с вами: это представляет определенный интерес. Продолжите свою мысль и объясните мне, зачем вам это понадобилось.

— Я столкнулся с делом, которое не мог распутать сам.

— Почему же вы не обратились в Сюрте дю Кебек?

— Я не могу полностью доверять своему управлению. Не скажу чтобы этот вопрос был особенно принципиальным или чересчур деликатным. Мои коллеги доверяют мне не более, чем я им. Если бы я кому-то сказал, что хочу защитить свою девушку, меня бы, скорее всего, тут же арестовали вместе с ней. И даже если бы я нашел людей, которым мог доверять и которые доверяли бы мне, мы бы, наверное, все равно запороли это дело. Здесь нужен был профессионал высокого класса, Санк-Марс. Мне нужны были вы.

Откровенный комплимент не изменил агрессивности настроя.

— Почему вы держали в тайне ваши отношения с Камиллой Шокет?

— Начну с того, что одного моего друга убили, а подругу похитили. Я ничего не говорил о своих отношениях с Камиллой, поскольку боялся, что от этого может зависеть ее жизнь. Кроме того, и это тоже немаловажный фактор, она не в ладах с законом. Хотя закон об этом пока не знает. Я защитил ее, чтобы выиграть время для раскрытия действительно страшного заговора.

— Забавно. — Санк-Марс тяжело опустил руки на стол. — Это именно то, чего мне не хватало, — теории заговора. Так что, Чарли, наш мир в опасности?

Пеншо решил не замечать издевки. Он продолжал в упор смотреть на собеседника и не отводил взгляда до тех пор, пока первым этого не сделал Санк-Марс.

— Кто же тогда реальный преступник? — после паузы спросил детектив.

— Вернер Хонигвакс.

Санк-Марс бросил быстрый взгляд на Мэтерза.

— Вот это в точку, — сказал он.

— Сегодня ваш удачный день, — откликнулся его напарник.

— Хорошо, — сказал старший детектив, обращаясь к Пеншо. — Теперь убедите меня.

Сержанту Пеншо это удалось. Камилла Шокет и Люси Габриель попали в беду, причем сам характер той передряги, в которую они попали, ужаснул сержанта. У него было что рассказать монреальским полицейским, слушавшим его затаив дыхание. Если сержант Сюрте дю Кебек и пытался как-то увильнуть от ответственности, ему это удалось мастерски.

Потом какое-то время трое полицейских сидели в молчании, уставившись в стол, пока Санк-Марс не сделал знак сотруднику за зеркальным окном прекратить запись. После этого он рубанул рукой воздух, давая ему понять, чтобы тот оставил их одних, и попросил Мэтерза проверить, выполнил ли он указание. Когда Мэтерз вернулся, Санк-Марс обратился к Пеншо.

— Расскажите-ка мне об этом поподробнее, — попросил он. — Меня особенно интересуют детали.

Пеншо передал ему рассказы Люси о служащем мотеля в Парамусе и Камиллы о том, что он уже умирал, когда она туда приехала. Он скончался у нее на руках. Еще Чарльз рассказал о тех людях, которых Люси считала своими друзьями, о тех, кто, как они узнали от Камиллы, выжил, и о тех, кто умер, а Люси плакала, когда ее подруга перечисляла их имена.

— Мне нужно будет поговорить с Камиллой, — сказал Санк-Марс.

— Нам нужно искать не ее, — ответил Пеншо и отпил кофе.

— Мне все равно нужно с ней встретиться.

Полицейский из Сюрте подумал и сказал:

— Хорошо.

— Вы оба живете на другой стороне озера. Я заеду за вами сегодня вечером, когда она уже вернется с работы, скажем, часиков в семь, а потом мы вместе ее навестим.

— Если хотите, можно сразу встретиться у нее. Или пригласить ее ко мне.

— Нет. Я заеду за вами по дороге. К тому времени у меня будет к вам еще несколько вопросов.

— Договорились.

— Вы не знаете, что случилось с Люси Габриель?

— Понятия не имею. Я очень за нее боюсь.

Санк-Марс кивнул.

— Нам надо защитить этих двух женщин, Эмиль. Не буду настаивать на том, что они невиновны, но их обеих использовали в этом деле как орудие в чужих руках.

Санк-Марс снова кивнул.

— Почему вы раньше мне об этом не говорили?

— Сначала, Эмиль, мне нужно было вовлечь вас в это дело. Я хотел, чтобы вы оказались на моей стороне. И потом, не мог же я вам сказать — вот Камилла Шокет, она несет частичную ответственность за смерть сорока двух человек. Как нам удалось установить, именно столько людей там погибло. А эти препараты дала им женщина, которую вы ищете, — Люси Габриель. Если бы я такое вам сказал, мне тут же пришлось бы добавить: «Кстати говоря, мне бы хотелось, чтобы вы позаботились об этих женщинах, присмотрели за ними и сделали так, чтобы никто их не арестовывал и вообще не трогал».

— Вам пока никто не гарантировал, что их не арестуют, — официальным тоном заявил Санк-Марс.

— Сначала, Эмиль, мне надо было, чтобы вы по уши влезли в это дело. Вы уж меня извините, но мне пришлось для этого немало потрудиться. Я должен был вас заинтересовать.

Старший полицейский легонько стукнул кулаками по столу. Ему надо было на многое взглянуть по-новому. Что-то подсказывало ему, что надо поступать в соответствии с очевидными фактами, но, с другой стороны, он подумал о преимуществах компромисса и достоинствах милосердия.

— Можете идти, — сказал Санк-Марс.

Пеншо ушел, не попрощавшись, и несколько минут спустя Мэтерзу пришлось коснуться плеча начальника, чтобы встряхнуть его и вывести из транса.

— Что вы по этому поводу думаете? — спросил Мэтерз.

— Что мы делаем, въезжая на земли индейской резервации?

Такой ответ удивил молодого детектива. Ему показалось, что ход мысли напарника увел его куда-то в непонятном направлении. Он подумал и ответил:

— Мы ставим об этом в известность могавкских миротворцев.

— А что в такой же ситуации делают плохие парни?

Мэтерз задумался. Он никак не мог увязать этот вопрос с теми делами, которыми они сейчас занимались. Ему пришлось изрядно поломать голову, но даже после этого он вопросом ответил на вопрос:

— А что, если они сообщают об этом могавкским воинам?

— Не знаю, но мне это кажется логичным. Перед тем как уехать домой, я, пожалуй, заскочу в резервацию. Потом — ближе к вечеру — заеду за Чарли. А когда мы поговорим с Камиллой, я тебе позвоню. Ничего, Билл, как-нибудь прорвемся.

— А мне что в это время делать?

— Делай, Билл, то, что у тебя лучше всего получается, — мою грязную работу.

— Какую именно?

— Езжай следом за мной. Я поеду в Оку через ледяную переправу, а ты отправляйся туда в объезд. Надо, чтобы ты оказался там пораньше, еще до меня, причем на какой-нибудь старой развалюхе. И одень какое-нибудь поношенное тряпье. Как только я узнаю, где будет проходить встреча, я тебе сообщу. А когда я оттуда уеду, если за мной кто-то увяжется, садись на хвост любой машине. Имей в виду, мы будем на земле индейцев, Билл, постарайся поэтому, чтобы никто тебя не поймал. Я бы тебе рекомендовал подальше запрятать полицейский значок — в кармане его не оставляй, лучше положи под сиденье. Но с пистолетом не расставайся.

Мэтерз кивнул.

— Что мы хотим найти? — спросил он.

— Нам нужна информация. В последнее время у нас с ней возникли проблемы. — Когда они выходили из комнаты, Санк-Марс похлопал напарника по плечу. — Лучше тебе сходить в костюмерную, Билл.

Мэтерз кивнул, но особенно не торопился, поскольку был немного не в себе от тех ошеломительных сведений, которые они получили в тот день.

— Вот такие пироги, — рассеянно сказал его начальник.

 

Глава 14

Кровавая расправа

В тот же день, вечер вторника, 15 февраля 1999 г.

Пересекая озеро в ярком свете, усиливавшемся отблесками искрящегося снега, сержант-детектив Эмиль Санк-Марс связался по телефону с констеблем Роландом Харви — миротворцем могавков. Даже днем, ведя машину без опознавательных знаков полиции, он счел за благо оказаться на землях индейцев с ведома местных властей, чтобы можно было рассчитывать на их защиту. Они с констеблем договорились встретиться около дома Люси Габриель, и Санк-Марс сказал ему, что скоро там будет.

Потом он позвонил Биллу Мэтерзу, который уже стоял на лесной дороге, откуда был виден дом Люси. Он видел, как констебль Харви проехал в направлении дома. Санк-Марс сказал ему, чтобы он был начеку.

Слушая рассказ Пеншо, Санк-Марс все больше убеждался, что Люси Габриель нужна ему живая. Он во что бы то ни стало должен был ее найти. Если она еще жива, ему позарез надо было с ней встретиться. Но как ее могли оставить в живых, если она владела этой жуткой информацией? В рассказе полицейского из Сюрте его поразило то обстоятельство, что именно могавские воины обеспечивали свободное пересечение границы с Соединенными Штатами. Если они были к этому причастны на одной стадии, значит, могли участвовать в этом темном деле и на другом его этапе. Кто бы ни похитил молодую женщину, он хотел, чтобы она оставалась в живых, скорее всего для допроса, а после того, как в старом Монреале этот допрос был проведен с пристрастием, тело Люси не обнаружили. Наоборот, похитители пригласили к ней врача. Зачем? Или в дело снова вмешались воины? Может быть, похитители связались с ними перед тем, как вторгнуться в земли индейцев? Это было бы совсем неглупо. Или они заключили сделку? Могла ли жизнь Люси быть уступкой, сделанной за счет могущества и, в конечном итоге, власти могавкских воинов на индейских землях?

Возможно.

Надо будет с ними связаться. Но как? Он был белым и к тому же полицейским, то есть человеком, которому, по их мнению, ни в чем нельзя доверять. Он встречался только с одним миротворцем, причем ему обязательно надо было с ним поладить и убедить его в том, что полиции нужна его помощь.

Проезжая по ледяной переправе, Санк-Марс надел солнечные очки, чтобы защитить глаза от слепящего солнечного света. Теперь он с щемящей тоской думал о смертельно больном отце. Папа просил у него прощения за то, что хотел стать священником. Если бы жизнь его не пошла наперекосяк, Эмиль мог вообще не появиться на свет. Таким образом, в каком-то смысле ребенок оказался своего рода компенсацией за несбывшиеся надежды. Эмиля не покидало смутное чувство не то вины, не то ответственности за то, что он, сам того не желая, стал косвенной причиной утраты отцом смысла жизни. Может быть, это подсознательное чувство, полное скрытого и болезненного значения, воспрепятствовало тому, чтобы он пошел по стопам отца и воплотил в жизнь его надежды. Он отвергал мысль, что папа предпочел бы отцовству карьеру священнослужителя и посвятил себя призванию, лишавшему его самого возможности прожить полноценную жизнь. Потому что, став священником, он тем самым лишил бы его права на жизнь, но он этого не сделал.

Санк-Марс говорил об этом со священником, которого нашел отцу. В ходе разговора выявились некоторые смутные психологические обстоятельства, и теперь ему приходилось как-то мириться с тем, о чем он узнал.

Уже много лет его угнетало ощущение совершенной ошибки, как будто его собственная душа неумолимо противилась предначертанной ему судьбе. Чтобы освободиться от тягостного чувства духовной неудачи, нужно было время, а чтобы признать, что он нашел в жизни свое призвание, времени было нужно еще больше. Он делал то, что ему было на роду написано. Он сказал тогда отцу Режану не без некоторой доли ожесточения, что его работа в определенном смысле была столь же ценной, столь же предопределенной, столь же священной, как деятельность служителя церкви. Дело, которое он теперь расследовал, вновь подтвердило его правоту. Случилась страшная трагедия, в результате которой умерло много людей. Их жизни и их смерти молили о справедливости. Его репутация оказалась той путеводной звездой, которая заставила Чарльза Пеншо привлечь его к защите женщин во имя тех, кто умер.

Санк-Марс достиг противоположного берега и притопил педаль газа, чтобы въехать на пологий заснеженный склон к поселку Ока.

Если священник во имя Господа взывает ангелов и святых изменить мир и победить дьяволов, детектив в деле установления справедливости рассчитывает на помощь своих сотрудников. Будь то дьяволы или преступники — терминология Санк-Марса особенно не волновала, — у него было достаточно сил, чтобы одержать над ними верх, и этических принципов, отличавших его от них, а потому он рассчитывал опереться в борьбе на то и на другое. Эти женщины совершили преступления. Как полицейский он был обязан предать их суду. Но как полицейский он прекрасно понимал, что это дело во многом отличалось от обычных рутинных расследований, потому что этические мотивы его участниц выходили из сферы компетенции закона. Вместе с тем как полицейский, наделенный чувством необходимости вселенского искупления, а не только справедливости, он знал, что бывают такие случаи — и сейчас он столкнулся с одним из них, — когда ему надо действовать по собственному усмотрению, предпочитая отчитываться не перед вышестоящими начальниками или прокурорами, а перед ангелами и святыми — независимо от того, наблюдают они за ним, заботятся о нем или нет. Его отец собирался стать священником, а когда не получилось, хотел, чтобы священником стал его сын. Он так и не смог понять, что оба они были по-своему священниками, только без сутан и ритуалов. Осознание этой истины потребовало от Санк-Марса определенного душевного напряжения.

Повернув за угол к дому Люси Габриель, Эмиль Санк-Марс призвал на помощь все силы небесные, чтобы план, который он задумал, удался.

Рассказ Пеншо в корне менял положение вещей. Неизменной оставалась лишь судьба Эндрю Стетлера. Он был мертв, но продолжал оставаться единственным человеком, из-за которого разворачивались все эти события. Его не целиком поглотила черная дыра, его дела еще отбрасывали блики, содержавшие в себе новую информацию. Поговорив с его матерью, Санк-Марс теперь по-другому смотрел на сложившуюся ситуацию, глубже осмысливал положение вещей. Отчет, переданный ему лейтенантом Трамбле, был интересен прежде всего в том плане, что никакие из перечисленных там сведений не увязывались с последней работой Стетлера в «БиоЛогике». Санк-Марс полагал, что у него есть все основания сосредоточить внимание именно на этом человеке. Особенно после того, что он узнал об этом деле из разговора с Пеншо, Санк-Марс все больше убеждался, что ему придется здесь столкнуться с самыми разными интересами, с преступниками всех мастей, так или иначе связанными с гаснущими звездами. Хонигваксу нравилось дилетантски рассуждать о проблемах космологии, о возможных началах и судьбе Вселенной. В этом плане их интересы оказались общими. Каждый факт, каждая сторона этого дела представляли для Санк-Марса определенную сложность, точно так же, как попытка осмысления проблем пространства и времени. Что бы там ни было — черные дыры и кометы, влияние темной материи, гибнущие галактики и красное смещение спектральных линий, — в своем собственном созвездии он мог полагаться лишь на одно обстоятельство: что бы ни произошло с движением планет по их орбитам, все являлось следствием их вращения вокруг убийства Эндрю Стетлера.

После допроса Пеншо в ожидании переодевавшегося Билла Мэтерза Санк-Марс еще раз перечитал справку о бывшем заключенном. Мать-одиночка — та самая старушка с большими странностями, с которой он встретился вчера вечером, воспитала его в атмосфере какого-то духовного культа. Санк-Марс прекрасно понимал, что с раннего детства мальчик был очень скрытным. Скорее всего, ему запрещали приглашать домой друзей или кому-то рассказывать о своей жизни. У него рано возник синдром раздвоения личности, он мог перед кем-то приподнять завесу над одной стороной своей жизни, но опустить ее с другой. В документе говорилось, что его бурная юность началась весьма странным образом. Нет никаких сведений, что он кого-то обворовал или ограбил, но однажды лет в шестнадцать он сказал нескольким своим приятелям, что ему хочется кого-нибудь убить — просто так, без всякой причины. В тот же вечер в парке с аттракционами был зарезан юноша, и Эндрю Стетлера арестовали по подозрению в убийстве. Он выкрутился под предлогом того, что убил его в целях самозащиты, но пока шел судебный процесс, парень сидел в тюрьме. Характер совершенного им преступления привлек к нему внимание «Ангелов ада», которые всегда искали в контролировавшихся ими тюрьмах криминальные таланты. После этого его несколько раз арестовывали за кражи со взломом, и на этом сведения о нем иссякали. Он что, перевоспитался?

Принимая во внимание его связи, изворотливость, склонность к таинственности и, естественно, его судимости, Санк-Марс легко мог себе представить, что Стетлер стал ценным членом той или иной преступной банды. Из разговора с его матерью ему стало ясно, что он связался с «Ангелами ада». Он не был, так сказать, полноправным ее членом — их имена были известны полиции, — но бандиты вполне могли использовать в своих целях его выдающийся криминальный талант. Поскольку ему удалось сделать такую головокружительную карьеру в корпорации «БиоЛогика», вполне логично было предположить, что «БиоЛогика», точнее говоря, ее руководитель Хонигвакс тоже каким-то образом связан с «Ангелами ада».

А Эндрю Стетлер оказался между ними посредником.

Вот с этого времени люди и начали помирать дюжинами.

Можно ли было считать это простым совпадением?

Эмиль Санк-Марс свернул с шоссе на дорожку, ведущую к дому Люси Габриель. При свете дня найти ее оказалось гораздо легче, чем ночью. Там уже стояла патрульная машина Роланда Харви, хотя его самого поблизости видно не было. Детектив не поддался порыву выяснить, где находится его напарник. Вместо этого Санк-Марс решил найти Роланда Харви и заглянул в окно гаража. Тут он обратил внимание на слегка заметные под покровом недавно выпавшего снега следы покрышек, которые вели либо в гараж, либо из него. Кроме того, он увидел следы, которые вели только в одном направлении — наверх, в квартиру Люси. Санк-Марс поднялся по лестнице, и не успел постучать, как могавкский миротворец сам распахнул перед ним дверь.

— Привет! Рад снова с вами встретиться, Роланд. Как дела движутся?

— Неплохо. А у вас? — Хотя одетый в форму миротворец говорил вежливо, в его тоне звучала настороженность.

— Тоже вроде ничего. У вас, должно быть, есть ключ от дома.

Миротворец кивнул и огляделся по сторонам.

— Я подумал, надо поглядеть, может, мы раньше чего не заметили. Хотя, должно быть, ничего нового мы здесь уже не найдем.

Санк-Марс тоже осмотрел помещение. Ему нравилась эта квартирка, здесь сама атмосфера помещения, как ему казалось, была на стороне Люси. Все говорило о том, что ее обитательница была активным, целеустремленным, заинтересованным, легкомысленным, решительным, капризным, может быть, разговорчивым, многое знающим и, скорее всего, непростым и достаточно взбалмошным человеком. Организованный беспорядок в комнате наводил на мысли о ее непокорном духе, причем, как явствовало из рассказа Пеншо, именно присущая ей мятежность, очевидно, и довела ее до беды.

Санк-Марс повернулся к своему индейскому собеседнику.

— Роланд, мне нужна ваша помощь, чтобы разобраться в одном вопросе. Если бы я захотел договориться о встрече с могавкскими воинами, как мне надо было бы поступить?

Констебль отвел взгляд в сторону, потом снова перевел его на полицейского.

— С кем-то конкретно? — спросил он.

— С кем-нибудь, к чьему мнению прислушиваются. С людьми, которые принимают решения. В общем, с кем-то из руководства.

— Зачем? — спросил его Роланд Харви.

— По личному делу, — ответил Санк-Марс.

Отопление в помещении почти не работало. Санк-Марс стоял в выстуженной комнате в долгополом пальто, застегнутом на все пуговицы, короткая форменная полицейская куртка Харви была застегнута на молнию и на все кнопки.

— То есть к полиции это дело отношения не имеет? — уточнил могавкский констебль.

— Нет, дело носит личный характер, — повторил Санк-Марс. — Было бы хорошо, если бы вы сами могли присутствовать при разговоре, Роланд.

Мужчины смотрели друг на друга. Шея у Харви была мощная, плечи широкие, как у человека, привычного к переноске тяжестей, но потом, когда он перестал заниматься физическим трудом, мышцы его заплыли жирком и брюхо отросло приличное. Санк-Марс скрестил руки на груди. Все указывало на то, что ни один не хотел как-то унизить или обидеть другого, просто они пытались определить, чего можно ждать друг от друга.

— Вы, наверное, считаете, что я часто встречаюсь с воинами.

— В моем управлении, — ответил ему Санк-Марс, — ребята в отделе по борьбе с организованной преступностью нередко встречаются с байкерами. Это считается вполне нормальным. Сдается мне, и у вас положение не многим отличается. Только, пожалуйста, не подумайте, что я хочу вас как-то обидеть.

Роланд Харви заткнул большие пальцы за пояс от кобуры и задумчиво кивнул головой.

— Да, я мог бы устроить вам такую встречу, — согласился он. — Если, конечно, воины согласятся. Но они могут и отказаться.

— На нет и суда нет. Я вас прошу только передать им, что хотел бы с ними встретиться.

Когда Роланд Харви качал головой, его двойной подбородок трясся как желе.

— Мне бы нужно знать поточнее, какого рода у вас к ним «личные дела», — сказал он. — Какие такие личные дела у вас могут быть с могавкскими воинами?

Санк-Марс стал ходить по комнате.

— Роланд, — сказал он, — буду с вами откровенен. — Он открыл дверцы серванта и пробежал взглядом полки, уставленные тарелками, чашками, стеклянной посудой, кастрюлями и сковородками. Было ясно, что уважительным отношением к сервизам Люси не отличалась — здесь было наставлено «всякой твари по паре», как будто она всю жизнь собирала разрозненные предметы посуды. — У Люси Габриель есть проблемы с законом, но мне на это ровным счетом наплевать. Мне важно одно — чтобы она была в безопасности и чтобы на нее не повесили всех собак за те проблемы, в которые она влипла. Ей многое известно. Именно поэтому она кое-кому мешает. Я думаю, что она правильно сделала, когда решила лечь на дно…

— Кто вам сказал, что она прячется? — перебил его индеец. — Я слышал только, что ее похитили.

— Вы ведь сами понимаете, Роланд, что похищение похищению рознь. Я точно не знаю, была ли она похищена против собственной воли, но, по правде говоря, это меня не очень заботит. Можете сказать об этом воинам, если она у них.

— Почему вы так считаете? — Харви стоял на месте не двигаясь, но следил, как Санк-Марс нарезает по комнате круги, не сводя с него глаз.

— Да ладно, Роланд, неужели вы действительно думаете, что плохие парни отважились бы оказаться на территории резервации, не спросив предварительно разрешения воинов? Это всего лишь здравый смысл. А если воины им это позволили, это еще совсем не значит, что они разрешили бандитам делать все, что им заблагорассудится. Я в этом ни секунды не сомневаюсь. Воины никогда не оставят в беде женщину, которая сражалась бок о бок с ними во время кризиса, или войны, как бы ни называли эти события. Мне кажется, они так же, как и я, заинтересованы в ее безопасности. Особенно потому, что, как недавно мне стало известно, отчасти именно из-за воинов она оказалась в нынешнем непростом для себя положении.

— Что это значит? — спросил Харви.

Он только задавал вопросы, не давая никаких ответов, но характер его вопросов позволял Санк-Марсу делать выводы о том, что ему известно.

— Это значит, что она пересекала границу в Аквесасне и ей в этом помогали воины. Я знаю, что так оно и было. И потому не могу поверить, что они сдадут ее каким-то белым бандитам. Вы понимаете, что я имею в виду?

Санк-Марс заметил, что индеец чуть заметно кивнул, но тут же вновь принял бесстрастный вид и слегка пожал плечами. Полицейский продолжал осматривать полки и ящики серванта, потом снова прошелся по комнате и подошел к Роланду Харви.

— Да, — задумчиво сказал он, — ее здесь нет.

— Чего здесь нет? — На этот раз констебль был и впрямь слегка ошарашен.

— Ее «хонды-аккорд». Два дня тому назад, когда женщину похитили, она стояла внизу в гараже, а теперь ее там нет. Вы знаете, Роланд, где ее машина?

Санк-Марс понял, что поймал миротворца врасплох, но, как этим воспользоваться, не знал.

— Нет, — признался тот, — не знаю.

— Вот и я не знаю. Как вы думаете, если мы найдем «хонду», Люси тоже найдется?

Индейский страж порядка в недоумении развел руки.

— Не знаю, — ответил он.

Санк-Марсу показалось странным, что наконец он говорит с Харви о чем-то, чего тот не знал.

— И я не знаю, — признался он. — И об этом, Роланд, мне бы тоже хотелось потолковать с воинами. Но, поймите, все это носит чисто личный характер. Я собираюсь на эту встречу не в качестве полицейского, а как человек, который хочет, чтобы Люси Габриель осталась в живых. Кроме того, мне бы хотелось, чтобы она как можно скорее выбралась из своего укрытия. Вы ведь тоже этого хотите, Роланд?

Вопрос был совсем не таким простым, как могло показаться на первый взгляд, потому что в случае утвердительного ответа Роланд Харви в определенном смысле признал бы, что Люси Габриель действительно скрывается, причем делает это по собственной воле. Санк-Марс не стал бы его упрекать, если бы он не придал значения этой детали, но констебль достаточно долго размышлял над заданным вопросом, что свидетельствовало о том, что ответ его был вполне сознательным.

— Конечно, — ответил Харви.

Санк-Марс легонько коснулся его плеча.

Уезжая со встречи, Санк-Марс из машины позвонил по сотовому телефону Биллу Мэтерзу.

— Проследи, куда он отправится, Билл. А еще имей в виду, что мы ищем сравнительно новую модель «хонды-аккорд». Какого цвета — не знаю. Она исчезла из гаража Люси. Я скажу тебе позже и о цвете, и какой у нее номерной знак. Теперь Люси может быть на колесах.

Это уже интересно, подумал он. Если Люси Габриель ездит здесь в округе, зачем это ей нужно? Все, что он о ней знал, свидетельствовало о непоседливости ее натуры. Если она кем-то захвачена и находится в неволе, образцовой заключенной она, конечно, не станет никогда. А если девушка прячется по собственной воле, ей, должно быть, это порядком надоело. Любая из этих двух возможностей, решил Санк-Марс, его устраивала.

* * *

Сержант Чарльз Пеншо был возбужден и уверен в себе. Он все время пытался подключить к этому делу Санк-Марса, достаточно долго стараясь вызвать его интерес к основным участникам, чтобы тот сам мог сделать правильные выводы. И в этом он преуспел. Знаменитый детектив не дал ему никаких обещаний, но отношение его к делу, видимо, было благоприятным. Он симпатизировал женщинам и явно был настроен против Хонигвакса. Теперь ему оставалось только дождаться детектива у себя дома и вместе с ним поехать к Камилле, где его подружка должна была дальше ввести полицейского в курс дела.

Жизнь Чарльза Пеншо, как и карьера, постоянно его разочаровывала. В детстве к нему относились как к ребенку, от которого в будущем нельзя ждать чего-то путного. Отношение ухудшилось после того, как он переболел полиомиелитом и лицевые мышцы остались у него частично парализованными. С детства у него возникли проблемы с чтением, что было неверно истолковано как отсутствие способностей к обучению. Низкий рост и хлипкое телосложение не давали ему возможности соперничать со старшими братьями в спорте и лишний раз доказывали, что в жизни он не сможет достичь высот и останется в семье неудачником. Ко времени поступления в университет у него уже определили неспособность к чтению, и на занятиях он записывал лекции преподавателей на магнитофон, а потом прослушивал записи до тех пор, пока все не запоминал. Хотя чтение продолжало оставаться для него проблемой, упорная работа в этом направлении привела к положительным сдвигам, достаточным, чтобы закончить университет, но Чарльз не смог идти дальше по стопам братьев, занимавшихся адвокатской практикой, и отца, сделавшего карьеру в политике. Его интересовала работа, связанная с охраной порядка и законности, поскольку, если бы он носил форму, люди стали бы на него смотреть по-другому.

Тщедушному Чарльзу пришлось прибегнуть к поддержке отца, чтобы для него в полицейском управлении сделали некоторые исключения из правил. Это унижало его по разным причинам. Ему надо было просить отца о помощи. Он слышал, как отец по телефону упрашивал об одолжении высокопоставленных чиновников полицейского управления. В конце концов было принято решение о рассмотрении его дела, и ему пришлось доказывать сидевшим в комиссии полицейским, что в Сюрте дю Кебек принято решение о найме на работу женщин, а многие из них по габаритам такие же, как он. Чарли был готов провалиться сквозь землю, говоря о своем отце и его влиянии, о том, что он не ниже большинства девушек и не слабее их, но ему отчаянно хотелось получить эту работу.

Через определенные промежутки времени его повышали по службе. Никто толком не мог понять, почему это происходит, но среди его сотрудников со временем пополз гнусный слушок, что Чарльза Пеншо двигают по блату. Отец продолжал за ним присматривать. Однажды попросив отца о помощи, сын не мог вдруг ему сказать, чтобы он больше его не поддерживал, и молодой человек вынужден был относиться к этим повышениям как к должному, хоть и понимал, что по совести их не заслуживал.

Тот факт, что он все-таки стал полицейским, льстил его самолюбию, но еще больше он гордился тем, что благодаря форме цвета хаки в его жизни появилась Камилла Шокет. Они оба жили на одном берегу озера — она в небольшом поселке, он в доме, стоявшем особняком. Время от времени она обращала на него внимание, когда он делал покупки в местном торговом центре. Она подметила у него явно холостяцкие привычки — приверженность к замороженной еде, которую дополняли чипсы и пиво. Первый шаг к сближению сделала Камилла.

— Не скажу вам, что питаю особое пристрастие к полицейским, — проворковала она. — Я их просто не знаю. Только мне кажется, что мужчина, который, уходя утром на работу, берет с собой пистолет, интереснее, чем какой-нибудь обычный парень, который проверяет перед выходом, не забыл ли он расческу и калькулятор.

Пеншо не стал с ней по этому поводу спорить. Он и сам считал, что его статус значительно выше, чем у обычных парней. Поэтому он решил, что Камилла, скорее всего, права, и улыбнулся в ответ.

Она сумела так построить их отношения, что для него они стали легкими и необременительными. Поначалу у него были кое-какие опасения в отношении нее, но вскоре они рассеялись. Он не был для нее лучшей парой, но и у нее самой как у матери-одиночки возможности были достаточно ограниченные. Каждый человек несет с собой по жизни груз прошлого, и если у него есть определенные недостатки — такие как низкий рост, заурядность, кривая улыбка, — ей тоже были присущи не только достоинства. Любовь оставалась для него большой загадкой. Камилла делала его счастливым, а он взамен мог ей предложить прочное положение крепко стоящего на ногах человека, имеющего постоянную работу и хорошо относящегося к детям. Он стал ее кавалером, приглашал Камиллу субботними вечерами в рестораны и в кино. Была ли это любовь? Может быть. Она была готова на эпизодические встречи и неуемную страсть в постели, у нее не было необходимости проводить с ним слишком много времени. В общем, они друг другу вполне подходили.

Пеншо принял душ, побрился и надел полицейскую форму. Он пробыл в тот день на работе полсмены, а встречу с Санк-Марсом и Камиллой собирался записать себе как вторую половину рабочего дня. Чем меньше времени оставалось до встречи, тем больше он волновался. Его главная задача состояла в том, чтобы спасти Камиллу, и это будоражило его воображение, потому что должно было превратить его в ее глазах в великодушного, даже в чем-то героического спасителя. Кроме того, он надеялся, что сможет выручить и Люси из этой передряги. Правда, несмотря на то, что главной своей задачей он считал помощь женщинам, Пеншо рассчитывал и на то, что успешное завершение дела и ему принесет определенные личные выгоды. Если он продолжит работать над этим расследованием с Санк-Марсом и они его вместе раскроют, его репутация в участке могла бы взлететь на недосягаемую высоту. К нему стали бы относиться совсем по-другому. Он вовсе не стремился к тому, чтобы перед ним заискивали, как это нередко случалось с Санк-Марсом, просто надеялся, что в конце концов сослуживцы станут относиться к нему с уважением.

Как это было бы здорово!

Выйдя из спальни, Пеншо услышал странный звонок в дверь и взглянул на часы. Для Санк-Марса было еще рановато. Он прошел через небольшую гостиную, чтобы открыть входную дверь, и при этом не увидел и не услышал, как за его спиной возникли два крупных человека, двигавшихся за ним пригнувшись, — один вышел из кухни, другой из-за стеллажа с книгами. Открыв внутреннюю дверь, за окошком запертой наружной двери он увидел затылок мужчины, и тут его свалила на колени яркая белая вспышка, отдавшаяся в голове от сильнейшего удара по черепу. Он слишком поздно попытался сопротивляться, схватив кого-то за ногу, — ему было трудно дышать, сил почти не осталось, координация была потеряна. Пока его волокли по полу обратно в гостиную, он почти ничего не соображал и старался не двигаться. Ему хотелось избить этих людей, уцепиться за них, но он не мог. Сквозь застившее глаза кровавое марево Чарли попытался разглядеть мужчину, позвонившего в звонок и вошедшего в дом, но видел только, что тот был в костюме и при галстуке. С его лицом было что-то не то. Оно выглядело совершенно неестественно. Вдруг Пеншо все понял и ужаснулся. Нападение не было делом рук каких-то накачанных наркотиками отморозков или несовершеннолетнего хулиганья. На лицо вошедшего в дверь человека был натянут черный нейлоновый чулок.

Так было проще скрыть лицо и избить его до полусмерти. Ясно было, что ворвавшиеся в его дом бандиты хотели, чтобы он видел, как будут развиваться события, и для этого скрыли свои личины.

* * *

Мэтерз следовал за Роландом Харви на приличном расстоянии. Холмистая, поросшая лесом земля позволяла ему следить за патрульной машиной могавка издалека, а голые стволы и ветки деревьев, как и вершины холмов, надежно скрывали его от констебля. На старую развалюху, в которой он ехал, никто в индейских землях не обращал внимания.

Они миновали Оку, небольшой городишко остался позади.

Вдруг Мэтерз понял, что потерял индейского миротворца из вида. Дорога шла по холму, с которого отрывался прекрасный вид на долину, через парк раскинувшуюся до самого озера. Машины, за которой он ехал, на дороге не было видно. Мэтерз развернулся и не торопясь поехал в обратном направлении, внимательно глядя на все ее боковые ответвления. Вскоре, проезжая монастырь Оки, он вновь увидел патрульную машину.

Какое-то время полицейский ехал дальше, потом опять развернулся и проехал мимо монастыря в третий раз, свернул к нему и припарковался на стоянке для посетителей, неподалеку от магазинчика, где монахи торгуют своим знаменитым сыром, кленовым сиропом и всякой ерундой. Хотя монахи продали сыроварни огромной компании пищевых продуктов «Крафт», они продолжали в небольших количествах делать сыр. Выйдя из машины, Билл Мэтерз прошел немного по заснеженной стоянке и за деревьями увидел вторую, совсем небольшую парковку, на которой рядышком стояли две машины — патрульная Роланда Харви и синяя «хонда-аккорд».

В кармане у него завибрировал телефон. Мэтерз прислонился к стволу клена и ответил:

— Слушаю вас.

— Билл?

— Эмиль, вам сообщили номер?

— Что, прости?

— Вы уже выяснили номерной знак машины Люси?

— Подожди чуток. — После непродолжительной паузы Санк-Марс назвал ему номер.

— Я нашел ее, Эмиль. По крайней мере, машину, но могу поспорить, девушка тоже скрывается где-то здесь. Голову даю на отсечение, она в западном крыле монастыря в Оке. Харви привел меня прямо сюда. Как вам это нравится?

Его напарник аж присвистнул от полученной новости.

— Что мне теперь делать?

— Отваливай оттуда и чтоб никто там тебя не заметил. Сгинь. Попозже вечерком я тебе перезвоню.

— Будьте осторожны, Эмиль.

В монастырском магазине он купил фунт сыра, потом поехал в город. По дороге, проезжая мимо дома Чарльза Пеншо, Мэтерз из чистого любопытства бросил на него взгляд. Он обратил внимание, что рядом с патрульной машиной Сюрте дю Кебек и «доджем-неоном» на небольшой площадке для парковки стоял длинный белый лимузин. Да, некоторым полицейским нельзя было запретить красиво жить! Мэтерз подумал, что отец Пеншо, который, по слухам, был большой шишкой, заехал навестить сына. Решив не мешать семейной встрече, он направился в город в объезд замерзшего озера.

* * *

Первые жуткие удары в живот выбили у Чарльза Пеншо весь воздух из легких и все остававшиеся силы. Он лежал на сосновом полу и бился в конвульсиях. Когда он был еще тщедушным парнишкой, его били не раз, он знал, что надо держать себя в руках, не поддаваться панике, потому что скоро придется что-то говорить. На этот раз все было не так, он чувствовал, что тело ему больше не повинуется, дышать почти не мог и очень боялся умереть. Мужчины ждали, пока он придет в себя, ни один из них не вынул ни ножа, ни пистолета. Это вселяло в него надежду. Потом здоровенный громила снова начал его бить кулачищем размером с наковальню во все места, которые не были защищены. Полицейский кричал и стонал.

Амбал избивал его методически. Пеншо корчился от каждого удара и теперь стонал непрерывно, рот был полон крови, кровь текла из носа, от дикой боли в паху он снова закричал, пытаясь выплюнуть изо рта кровь, и тогда его подняли с пола и бросили об стену, а когда он свалился на пол, опять подняли и снова со страшной силой ударили об стену. Его телом ломали мебель, кровь теперь слепила его, заливая глаза, и в какой-то момент его кинули на диван.

— Сядь, — распорядился чей-то голос.

Пеншо застонал и сложил руки на груди, как будто хотел собраться и сосредоточиться на дыхании.

Потом попытался хоть что-то разглядеть сквозь кровь, заливавшую ему глаза.

Обращенные к нему лица трех бандитов были скрыты натянутыми на голову нейлоновыми чулками.

— Сержант Пеншо, — надевая кожаные перчатки, обратился к нему тот, который звонил в дверь, — зовите меня Жак. Я откликаюсь на это имя, если ко мне вежливо обращаться.

— Что вам надо, Жак? — спросил Пеншо таким слабым голосом, что его почти не было слышно. Каждый вдох отдавался в груди нестерпимой болью. От ударов у него, наверное, сломалось ребро, и теперь он был почти без сознания от боли. Он заметил, что на пальцы одного костолома был надет массивный кастет, с которого капала кровь. Его кровь.

— Скажите мне, зачем вы убили моего хорошего приятеля Эндрю Стетлера?

— Я этого не делал.

Ответ оказался неверным. Серия ударов перекинула его через диван, он снова упал на пол, где его били и топтали ногами, а полицейский только пытался прикрыть глаза согнутыми руками и подтянуть колени к груди, чтобы защитить низ живота. Пеншо сплевывал кровь и проваливался в беспамятство, где было спасение от страшных ударов тяжелыми ботинками, а когда все кончилось, попытался куда-нибудь отползти, но не мог пошевелиться, только сгибался от невыносимой боли и слабо стонал.

Мучители опять подняли его с пола, как будто он ничего не весил, и снова бросили его на диван спиной к подлокотнику.

Теперь он видел лишь одним глазом и почти не мог дышать от нестихающей острой боли в груди.

— Как вам не стыдно, — с издевкой сказал Жак. — Я надеялся, что мы с вами поладим. Вы ведь профессионал, и я профессионал, поэтому мне казалось, мы сможем профессионально решить наши проблемы. В некотором смысле. Вы понимаете, что я имею в виду? Если вы убили Энди Стетлера, так и скажите. Я бы хотел обсудить с вами этот вопрос, выяснить, что произошло. Только не надо мне вешать лапшу на уши, сержант. Это все, о чем я вас сейчас прошу.

Пеншо с трудом полулежал, опираясь на диванную подушку. Он пытался взглянуть на своего мучителя, но не мог поднять голову. А когда ему это удалось, лишь скользнул одним зрячим глазом по нейлоновому чулку на голове.

— Поэтому я вас снова спрашиваю: за что вы прикончили Энди?

За честный ответ он снова получит по первое число. В том состоянии, в котором он находился, его так и подмывало соврать, признаться в несовершенном преступлении. Ему хотелось верить, что его били потому, что не были уверены в полученной информации и хотели ее подтвердить. Если ему надо было убедить судью этого судилища в своей невиновности, судья должен был подвергнуть его таким бесчеловечным пыткам.

— Я этого не делал, — сказал он.

Огромный головорез приподнял его одной рукой, а другой нанес ему несколько сильных ударов в живот. С каждым ударом из груди Пеншо выходили остатки воздуха, изо рта шла слюна, все его тело содрогалось, он громко стонал. Полицейский упал на колени, бандит ударил его в лицо. Он услышал, как сломался нос, почувствовал, как были выбиты передние зубы и треснула челюсть. Удар был нанесен с такой силой, что он взлетел в воздух и упал на пол.

Его снова подняли, но теперь от боли, пережитого шока и горя в нем вскипела ярость. Его снова посадили на диван у подлокотника, он из последних сил старался не свалиться на пол.

— Мой человек будет вас бить до тех пор, пока вы не научитесь говорить правду. Я знаю, вы считаете себя приятелем Камиллы Шокет, я знаю, что вы ревновали ее к Энди, который одновременно с вами крутил с ней любовь, я знаю, что вы его убили из-за вашей дурацкой ревности. А теперь, сержант, постарайтесь поднять голову и посмотреть мне в глаза!

От страха Пеншо сделал, что ему было сказано.

— Вы хотите, чтобы я снял с лица чулок? Я вас прямо и честно спрашиваю: вы хотите, чтобы я снял чулок?

Полицейский знал, что он имеет в виду.

— Нет, — пробормотал он.

— Это первая разумная вещь, которую вы сказали с тех пор, как я к вам пришел. За это вас бить никто не будет. Видите, как надо делать дела? Если вы будете поступать разумно, мы оставим вас в покое. Мы выслушаем то, что вы нам расскажете. Если вы будете вести себя как идиот и зря тратить мое время, тогда уж не взыщите — мои люди продолжат заниматься с вами своим делом. Вам ясно?

Жак очень быстро говорил по-французски. Пеншо хотел попросить его прекратить пытку, но сдержался, понимая, что это бесполезно. Каждая еще целая косточка его тела словно взывала к человеческой сущности бандита, потому что каждая его клеточка не могла смириться с тем, что от этого чудовища, в котором не осталось ничего человеческого, сейчас зависела его жизнь.

— Я снова вас спрашиваю: вы хотите, чтобы я снял чулок?

— Нет, не надо его снимать, — повторил Пеншо, с трудом выговаривая прокушенным языком слова, слетавшие с разбитых губ, которые отказывались ему повиноваться.

Внезапно его вырвало кровью, и бандиты ждали, пока у него прекратится приступ.

— За что ты убил Энди?

Огромный бандит уже занес над ним свой кулак с кастетом, с которого капала кровь. Сержант понимал, что еще несколько ударов — и он может вообще отключиться.

— Мне кажется, я знаю, кто это сделал, — с трудом прошептал Пеншо. — Но это был не я.

Кулак громилы величиной с голову полицейского чуть подался назад, как будто для нанесения кошмарного удара, на кастете мутно играли отблески света. Полицейский сжался от страха и попытался отвести голову в сторону, но Жак коснулся рукой груди бандита, сделав знак его больше не бить.

— Я вас слушаю, — сказал главарь.

— Вернер Хонигвакс, — еле слышно выдохнул Пеншо. Его била дрожь от боли при каждом вдохе.

— Взгляните-ка сюда, — громко сказал Жак, когда в комнату вошел третий бандит с кобурой и пистолетом полицейского. — Ваше оружие теперь у нас! Вы хотите, чтобы я показал вам свое лицо или нет?

— Нет! Нет! Не надо мне ваше лицо показывать. Я следователь по этому делу. — Он говорил невнятно, потому что совсем не мог шевелить губами. — Я думаю, это был Хонигвакс!

— Докажите это.

— Не могу! Пока.

— Тогда я снимаю чулок, — с угрозой сказал Жак.

— Нет! Нет! Я его не убивал!

Следующий удар пришелся по челюсти, голова его дернулась и отвалилась назад, сам он подскочил и со стуком свалился на пол. Трое бандитов стояли над ним, а он еле дышал от боли и уже почти не понимал, где он и что с ним происходит.

Двое заплечных дел мастеров подошли к нему чуть ближе и снова стали его бить. Когда они закончили, Жак склонился над ним и негромко, спокойно сказал:

— Вот ваше оружие. Подумайте, какой это срам. Для полицейского это должно быть самым страшным унижением. Любой сотрудник Сюрте дю Кебек знает об этом. Бедняга, скажут они, он свел счеты с жизнью самым гнусным образом. Да, если хотите знать мое мнение, это и впрямь подлая смерть. Так что я снимаю чулок. Я покажу вам свое лицо, а потом выбью вам мозги. Но что будет с вашими дружками? С легавыми? Для них-то вы еще тысячу раз будете подыхать. Бедный замухрышка, будут они говорить. Выбил себе мозги своей собственной пушкой. Ну и дела! — почти шепотом сказал он. — Сначала я в виде одолжения выбью вам мозги. А потом прострелю задницу. Так сказать, в назидание потомкам, понимаете? Чтоб таким вас и запомнили. Полицейским, который прострелил себе задницу из собственного пистолета.

Он перенес всю тяжесть тела на согнутую в колене ногу.

— Дай мне пистолет, — приказал он подручному.

Жак взял пистолет, снял с предохранителя, щелкнул затвором и приставил холодную сталь дула к виску Пеншо. Потом стал стягивать с лица чулок.

— Я не убивал его, — прокашлял Пеншо и сплюнул сгусток крови.

— Зачем вы убили Энди? Только скажите мне — зачем, вот и все, и я оставлю вас в покое.

— Это не я, — прошептал Пеншо.

Жак стал поднимать чулок, открыв подбородок, а потом рот.

— Зачем?

— Не я это был! — Он тяжело дышал, выбитый зуб, прилипший к его нижней губе, упал от напряжения, с которым он выговорил эти несколько слов.

— Зачем вы убили Энди? — Полицейский с трудом повернул голову. Жак не отнимал от нее пистолета.

На глаза Пеншо навернулись слезы, изо рта текла слюна.

— Я его не убивал. Это был не я.

Жак поднял чулок до уровня носа.

Полицейский опустил голову и нашел в себе силы поднять руки и закрыть ими себе глаза. Он ждал смерти.

Жак продолжал держать пистолет у его виска. Потом сказал:

— Черт бы его побрал! — Бандит опустил чулок на подбородок и поднялся на ноги. — Эта проклятая система вызывает у меня обоснованные сомнения. Уже пару раз у меня возникала такая же неуверенность. А может быть, и три. Так что с вами я поступлю так же, как и в других случаях, когда у меня были сомнения. Сегодня ваш счастливый день, чтоб вам пусто было. Не буду я кончать легавого, если у меня есть серьезные сомнения. — Бандит бросил пистолет на диван. — Подбавьте ему еще на орехи, — сказал он своим костоломам, — чтоб мало не показалось, если я ошибаюсь и Энди все-таки прикончил он. Не хочу, чтоб он думал, что легко отделался.

Двое бандитов били его ботинками и кастетами. В комнате были слышны лишь жуткие глухие звуки ударов по человеческому телу и хрюканье наносящих удары головорезов. Через некоторое время Жак сказал:

— Ладно, хватит с него. Теперь разберитесь с комнатой.

Бандиты рушили и корежили все, что им попадалось под руку, пока Жак не велел им остановиться.

Все трое ушли через входную дверь.

Некоторое время спустя после их ухода Пеншо вывели из ступора короткие телефонные гудки. Бандиты скинули аппарат на пол, и трубка валялась рядом с ним. Пеншо смотрел на телефон несколько минут. Потом пополз к нему, хотя тело болело невыносимо.

Пеншо нажал большим пальцем на маленький пластмассовый рычажок и тут же отпустил, чтобы восстановить связь и набрать номер. Набор номера у него был автоматическим. Аппарат ему подарил на Рождество брат, полагавший, что от небольших удобств жизнь только выигрывает. Пеншо собрался с силами и нажал одну из двух кнопок системы автодозвона, соединявших его с Камиллой. Он хотел позвонить ей на работу, но от боли и помутнения в голове набрал ее домашний номер и по ошибке соединился с автоответчиком.

— Камилла, — с трудом проговорил он. — Это Чарли. — Голос у него был утробный, жалобный, срывающийся. — Нужна помощь. Я дома. Вызови поддержку. Позвони кому-нибудь. Быстро.

Трубку он так и не повесил. Она выпала у него из руки от приступа дикой боли, потом с пола как дым стал подниматься серый туман, проникавший ему под кожу и в горло, он нес ему странное облегчение.

В тот же день после наступления темноты,

вторник, 15 февраля 1999 г.

Камилла Шокет пропихнула вперед в дом дочку, потому что руки у нее были заняты покупками. Весь день она мечтала не ходить в магазин. Как ей хотелось свободы! Свободы от всех этих повседневных заморочек, от этих дурацких забот по дому! Она уже почти достигла цели. Оставалась самая малость, всего несколько дней, а потом их с Вернером больше уже никогда не будет волновать эта мышиная возня повседневного быта.

Ей надо было сварганить что-то на ужин и приготовить какое-нибудь угощение для Чарли и Санк-Марса, когда они заедут к ней вечером. Ей пришлось покрутиться, чтобы пораньше уйти с работы, забрать Кэролл от няньки, которая сидела с ней после школы, привести дом в порядок, накормить ребенка, поесть самой и продумать, что и как она будет им говорить. Черт бы побрал этого Чарли — надо же, какой он ей сюрприз приготовил!

Но отказаться от встречи она не могла. Чарли сказал, что теперь Санк-Марсу известно многое, причем он сам раскололся как последняя дешевка! За это она была готова открутить ему башку. И когда этот кретин ей звонил, он был в таком возбуждении! Ей казалось, что для волнений нет причин, но все так быстро закрутилось, что сохранять спокойствие становилось все труднее. А волноваться ей было никак нельзя.

Энди был прав, когда говорил, что Санк-Марса надо убрать с дороги.

Она прибралась на кухне и крикнула дочке, чтобы та приглушила звук телевизора. Потом протянула руку и нажала на телефонном аппарате кнопку автоответчика. Ей звонили только раз. Услышав сообщение, она так и застыла, с опущенными в раковину руками. Потом выключила водопроводный кран, истошно крикнула еще раз Кэролл, чтобы та уменьшила громкость телевизора, и снова прослушала сообщение. Оно никак не заканчивалось. Чарли так и не положил трубку на аппарат. Камилла сняла трубку, но гудка не было. Должно быть, ее номер все еще был соединен с номером Чарли. Она тихо произнесла его имя. Внезапно ее снова охватило возбуждение.

— Кэролл! Одевайся! Нам надо уходить.

— Мамочка, я смотрю телевизор.

— Одевайся, я тебе сказала!

Тон матери испугал девочку. Хныча себе под нос и жалуясь, что ей не дали досмотреть передачу, она снова надела зимнюю куртку.

Женщина на бешеной скорости промчалась по улицам поселка и выскочила на шоссе. Обычно поездка до дома Чарли занимала минут пятнадцать, но теперь она там оказалась меньше чем за восемь минут, хоть машину и заносило на скользком склоне между яблоневых садов. Личная и патрульная машины Чарли стояли на стоянке у дома. Свет в доме не горел. Она въехала на площадку, с которой был убран снег, и остановила машину.

Камилла обернулась к дочери.

— Сиди здесь и не рыпайся! Если ты, моя дорогая, решишь выйти из машины, я тебя буду шлепать по попке, пока из нее кровь не потечет. Ты меня поняла?

— Не говори мне так, мамочка!

— Заткнись и слушай, что я тебе говорю! Сиди в машине!

— Хорошо!

Девочка откинулась на спинку сиденья и надула губы, с трудом сдерживая слезы. Из-под разноцветной шерстяной шапочки ребенка на лобик выбивались кудряшки. Кэролл протянула ручонку и взяла любимую старенькую куклу. За долгие годы на кукольное тело было нашито много заплат, и губы ее были сшиты, чтобы не высыпались опилки.

Выйдя из машины, Камилла нарочито громко хлопнула дверцей, чтобы подчеркнуть важность своих слов. Она решительным шагом направилась к двери и позвонила в звонок, но когда нажала на дверную ручку, обычно запертая внешняя дверь распахнулась. Внутренняя дверь тоже отворилась, поскольку не была закрыта на ключ, и Камилла вошла в дом.

— Чарли!

Дом был погружен в темноту. Она щелкнула парой выключателей на стене у входа. За ее спиной зажглась лампочка на крыльце и торшер в прихожей, обычно стоявший справа у стены. Но когда он зажегся, женщина вздрогнула, потому что лампа валялась на полу.

Ее свет скользил по ковру, отбрасывая призрачные тени на стены и потолок, причем поначалу Камилла обратила внимание только на чудовищный беспорядок, царивший в доме. Она осторожно переступала через обломки вещей и переломанную мебель.

— Чарли!

Потом — за диваном — она увидела его тело. Оно лежало на животе, в руке все еще была зажата телефонная трубка, лицо было повернуто в противоположную от нее сторону. Она подошла поближе, чуть не споткнувшись обо что-то.

Камилла сделала еще несколько маленьких шажков, как будто пол мог внезапно уйти из-под ног. Подойдя поближе, она увидела темную лужу крови вокруг головы и поломанные, разбитые и разбросанные по комнате вещи. Она убрала с дороги перевернутый кофейный столик, склонилась над телом и убедилась, что это был Чарли.

Камилла отступила немного назад и футах в пяти от него застыла в оцепенении, пытаясь взять себя в руки и решить, что ей теперь делать.

Внезапно она быстро прошла на кухню, включила свет, оглядела помещение, потом вышла и по коридору направилась к спальням. Там она тоже зажгла свет, а когда вернулась, включила в гостиной настенную лампу. Женщина была в доме одна. Тот или те, кто это сделал, уже ушли. Камилла решила, что Чарли мертв.

Она подошла к нему поближе и опустилась рядом с его головой на колени. До нее донесся странный булькающий звук. Кровь скопилась у него в горле, но он еще дышал. Камилла вдруг будто впала в транс. Она встала и, повернувшись, оглядела комнату. Ее переполняла дикая злоба на тех, кто это сделал. «Мне не надо было, чтобы его избили! — ударом крови отдалась в мозгу мысль. — Мне было надо, чтоб его убили!»

Она заплакала. Этого она уже не могла перенести. Камилла рассчитывала, что с Чарли раз и навсегда покончат, и надеялась, что об этом позаботится Жак. Она же сказала ему, что Чарли убил Энди — разве этого было недостаточно, чтобы Чарли убили? А как ей быть теперь? Что он им наговорил? Сказал ему Жак, что это она их на него натравила? Теперь положение существенно осложнилось. Она-то рассчитывала, что его прикончат, а его страшно избили, но оставили в живых, а потому это ставило ее в очень неприятное положение, при котором главная опасность исходила от Чарли. Что ему было известно? Что он успел рассказать Санк-Марсу? Что теперь знал Санк-Марс? Черт! Черт! Черт!

Камилла заметила лежавший на диване пистолет. У ее ног валялся ремень с надетой на него кобурой, о который она чуть не споткнулась раньше.

Камилла подошла к окну. Она увидела, что Кэролл как обычно со злой детской одержимостью крутит руль «мазды», изображая шофера.

— Чарли, — твердо и громко сказала она, так что голос ее наполнил комнату. — Чарли, ты жалок. — Она вернулась в комнату и села на стоявшее неподалеку от него кресло, распрямив плечи и подняв голову. — Неужели ты и вправду думаешь, что я тебя любила? Неужели ты такой дурак? Или ты действительно считаешь, что мне есть до тебя дело? Ты ведь полицейский, Чарли, всего-навсего полицейский. Давай-ка я тебе расскажу кое-что о полицейских. Ты меня слушаешь, Чарли? Может быть, ты хочешь меня о чем-нибудь спросить?

Камилла откинулась на спинку кресла, широко расставив ноги и расслабившись в небрежной позе. Помахивая одной рукой за подлокотником кресла, она прикрыла глаза, а указательным пальцем другой коснулась губ.

— Ох, Чарли, — произнесла она, — ох, Чарли, — как будто просила его о чем-то, молила, стонала, как стонет женщина в порыве страсти. — Энди ведь знал, — сказала она ему. — Энди знал что-то, но всего-то он знать не мог. Никто не знает всего, кроме меня. — Она закинула руки за голову, как будто хотела помассировать шею, чтобы снять напряжение. — Папа сказал мне, что я должна поцеловать братишку в губы. И смотрел, как я это делаю. Братик лежал в гробике, я наклонилась над ним и увидела, что губы его сшиты. И когда я целовала его, чувствовала губами нитки. Глотка у него тоже вся была заштопана. Я сама видела. Мне тогда это не понравилось. А когда все ушли и к телу больше никого не допускали, папаша попросил хозяина похоронного бюро, чтобы он дал нам еще время спокойно побыть наедине с Полом. И отвел меня туда. Папа это сделал. Он сказал мне шепотом, папа мне прошептал, сказал так тихо, Чарли, что я еле расслышала, понимаешь? Он сказал: «Ты его убила, ты его и поцелуй, ведь это ты его убила».

У Камиллы стала дергаться голова, а руки, казалось, сами собой начали выделывать какие-то замысловатые жесты.

— Так вот, — снова заговорила она, — послушай, Чарли, что было дальше. — Она встала, несколько раз повернулась, размахивая обеими руками, будто хотела отогнать налетевший на нее пчелиный рой. — Меня это очень огорчило! Я знала, конечно, что послала братца своего за дурью, но ведь не я же спустила курок! Чарли! Это был дурацкий случай! Не убивала я своего брата Пола. Я брата своего Пола любила. И папу любила, но он снова мне это повторил. Он опять мне сказал: «Ты его убила, ты его и поцелуй, ведь это ты его убила». И папочка мой, мой папочка подтащил меня снова к гробику, приговаривая: «Целуй его, еще раз его поцелуй», — а я криком кричала, Чарли, упрашивала его, Чарли, все молила его: «Нет, нет, нет, папочка, не надо!» А он тянул меня к гробу, тащил туда за волосы и повторял: «Целуй его, целуй, еще раз его поцелуй. Ты его убила, ты его и целуй». Не знаю, зачем он это сделал, Чарли, но он снова заставил меня его поцеловать. Я поцеловала Пола, а папочка мой — он мне наклонил голову вниз и держал ее так, прижав к голове Пола, и я вдыхала запах этого жуткого грима на его лице и видела под рубашкой, под воротничком его зашитую-перештопанную шею, а губы мои были прижаты к его губам, и эти губы его тоже были сшиты вместе. Ох, Чарли! Знаешь, как мне было тогда страшно? Ты даже представить себе этого не можешь! Ох, Чарли!

Камилла какое-то время смотрела в потолок, потом сняла зимнее пальто и положила его на маленький угловой столик, стоявший на своем обычном месте в этом невообразимом беспорядке. Потом стянула через голову платье до колена в цветочек. На ней остались только телесного цвета лифчик, трусы, черные зимние ботинки и гольфы.

— Ох, Чарли, — сказала она, — я ведь никогда тебя не любила. Я как-то просто глаз на тебя положила, понимаешь? Подумала, что было бы хорошо, если б кто-то мог иногда посидеть с Кэролл. Какой-нибудь приличный парень. Вот ты мне в своей форме таким и показался. Я просто подумала, что хорошо бы мне для разнообразия хоть раз сойтись с приличным парнем. Понимаешь? С которым можно пойти в кино. Ты и сам знаешь, что у нас ничего не получилось. Мы только играли в любовь, ведь так, Чарли, — ты и я, правда? Пока не подвернется что-нибудь получше. Ты же сам знаешь, что у тебя рот парализован. Ведь знаешь? Это привлекало меня к тебе, Чарли. Что ты думаешь по этому поводу? Рот твой дурацкий меня к тебе привлекал. Ах, Чарли, может быть, все у нас могло бы сложиться по-другому, но ты же полицейский, понимаешь? Ясно тебе это, Чарли? Ты, Чарли, был проклятым полицейским.

Она какое-то время сидела в нижнем белье на подлокотнике кресла, уперев руки в ляжки.

— Теперь все пошло прахом, понимаешь? Не должно было так получиться. Черт бы побрал это все, Чарли. Все это одна большая ошибка, один большой провал.

Камилла стала тяжело дышать, как будто ее вот-вот должно было вырвать, будто спазм из желудка двигался к гортани. Дыхание ее учащалось. Она вскрикнула раз, другой, как будто ей было очень больно. У нее выступили на глазах слезы и потекли по щекам. Она вытерла лицо рукой, и этот жест ее немного успокоил.

— Через пару дней после похорон Пола, — успокоившись, продолжала она, — папа рано вернулся домой. Он отвел меня в мою комнату. Сказал мне, чтобы я села. Я села. Он сказал мне, что я хорошо учусь. Сказал, что мне и дальше надо будет учиться хорошо. Сказал, что с ним говорили какие-то люди. Они ему сказали, что жалели о том, что случилось с Полом. Они хотели выразить ему свои соболезнования, сказал папа. И потому были готовы заплатить за мое образование. Пока я должна была учиться, пока меня не выгоняли и не исключали, они пообещали платить за мое обучение. Они и в газетах про это писали, о репутации своей беспокоились. Так что, знаешь, Чарли? Мне пришлось учиться дальше и надо было учиться хорошо. Для меня это было то же самое, что срок мотать. И после школы надо было идти в университет, потому что эти люди платили папе деньги. Часть из них перепадала мне, а остальное получал он. А если у меня что-то не получалось, он бил меня по голове. Один раз, когда он в стельку нажрался и зол был на меня как черт, он сказал, что убьет меня, и я ему поверила. Ты понимаешь? Я ему поверила. Он сказал мне, Чарли, что я должна была это делать ради Пола — ходить учиться. Понимаешь? Мне надо было учиться и жить на деньги за смерть моего брата, чтобы папочка мой тоже мог жить на деньги за убийство сына. Теперь ты меня понимаешь?

Камилла встала и сняла лифчик. Груди у нее были маленькие, а соски на фоне белоснежной кожи казались очень темными. Потом отнесла его на столик с другими своими вещами и бросила сверху. После этого скинула ботинки, сняла гольфы и трусы. Раздевшись догола, она подошла к Чарльзу Пеншо.

— А теперь, Чарли, я скажу тебе кое-что о полицейских. Они оказались совершенно бесполезными — так и не поймали парней, убивших моего брата. Один из полицейских улыбнулся мне и сказал, что жизнь порой бывает нелегкой. Какого черта он вообще говорил мне об этом? Что он в ней понимал? Ты меня слушаешь? Теперь ты меня понимаешь? Чарли, ты улавливаешь, что я тебе говорю? Это же надо — жизнь бывает нелегкой! Вот и все, что он мне сказал. Чего же мне еще было ждать от полицейских, Чарли?

Она обошла его и прошла по коридору к ванной. Сердце ее взволнованно билось. На этот раз все было по-другому. С этим человеком она занималась любовью. Она целовала его, она его обнимала. Легче ей от этих воспоминаний не становилось. Но дело надо было делать. Она всегда так говорила Хонигваксу. Некоторые вещи нельзя не делать. Ей сейчас надо было сделать так, будто убили его те, кто его избил. Это никого не должно было удивить. Случается, что иногда бандиты стреляют в живых людей.

И ей надо было сделать все правильно — она застрелит Чарли из его же пистолета.

В ванной она взяла плотную салфетку. Надо будет обернуть в нее оружие, чтобы не осталось отпечатков пальцев. Надо все хорошенько продумать. Теперь настала ее очередь делать дело, и все детали надо было учесть до мелочей.

Как удачно все складывалось! Никому в голову не придет, что она могла так избить Чарли, хоть он и был полным ничтожеством. Все сразу поймут, что его застрелили сразу же после того, как зверски избили. И никогда никто даже не заподозрит, что она имеет какое-то отношение к его смерти.

Теперь ее движения стали более плавными. Эта часть действа ей особенно нравилась. И в Нью-Йорке, и в Нью-Джерси получилось особенно хорошо, потому что там ее никто не торопил. Она могла насладиться удовольствием в полной мере. Камилла даже не удивилась, что сама убила в Штатах двух человек. Это же надо, какая там представилась возможность! Ей ведь так этого всегда хотелось, она долгие годы ждала, пока подвернется такая удача. Ей ведь нужна была только эта возможность, и умиравшие от СПИДа пациенты ей ее предоставили. Слабые были мужики. Ничего не смогли с ней сделать. А она растягивала удовольствие, получая его без страха за то, что ее поймают. Она мечтала о такой возможности с самого начала, с того самого времени, когда надоумила Вернера Хонигвакса проводить испытания в Штатах. Убивать умирающих. Добивать слабых и немощных. Вымещать на них свою ярость. Сшивать губы каждой жертве и потом оставлять прощальный поцелуй на губах трупа.

Камилла вернулась в гостиную. Она набросила на руку салфетку, взяла пистолет и положила два пальца на курок. Потом приложила две диванные подушки к плечу и руке, придерживая их другой рукой. Она сделала это для того, чтобы приглушить звук выстрела. Такой способ оказался слишком неуклюжим, и ей пришлось осторожно согнуться над телом Чарли, чтобы после выстрела не осталось следов крови. Она взглянула на избитое лицо, закрытые глаза, покрытые страшными синяками щеки. Кровь сочилась у него изо рта и носа, пробивалась из ран на разбитых губах и носу, текла из окровавленных челюстей в местах выбитых зубов.

— Он трогал меня за задницу, Чарли. Вот что он делал. Я это не выдумываю. Я это точно помню, хоть вспоминать о таком очень трудно. Я хочу об этом забыть, но никак не получается. Он мне гладил задницу, папочка мой. Ни вспоминать, ни думать об этом не хочу. Он заставил меня нагнуться над Полом и целовать его, а губы у него были сшиты, но я все его целовала и целовала, потому что папа держал мне одной рукой голову, а другой мне всю задницу оглаживал. Ты понимаешь? Теперь ты меня понимаешь, Чарли? Видишь, как это было?

Задав последний вопрос, Камилла выстрелила ему в голову чуть выше разбитого глаза.

Тело его судорожно дернулось, из простреленной головы фонтанчиком хлынула кровь, потом напор ее спал, но она продолжала течь, заливая лицо и растекаясь лужей по полу.

Выстрел сильно подействовал на Камиллу. Ноги у нее подкосились, колени перепачкались в крови. Она не смогла удержать подушки, одна из них упала на Чарли, вторая — рядом с ним. Она вымазала кровью и лодыжки. Камилла повернулась, как будто хотела поймать что-то в воздухе у себя за спиной, как будто там мелькнула какая-то тень, как будто кто-то за ней следил. Потом обернулась в обратную сторону в поисках места, куда было лучше положить пистолет. Ей хотелось смыть с себя кровь, хотелось кричать, что-то делать. Она ударила его по ноге и, войдя в раж, ударила снова.

— Прекрати, — крикнула она, — прекрати немедленно!

Может быть, это относилось к ней самой, может быть, к руке, гладившей ее попку, или к руке, державшей ее склоненную голову. Ей хотелось унять то возбуждение, тот ужас, который вселял в нее этот поцелуй, страх и возбуждение от этого поцелуя мертвеца, любимого ее брата, у которого были сшиты губы, как знак того, что он больше никогда никому ничего не скажет. И никто больше ничего никогда никому не скажет. Потому что ничего не узнает.

— Прекрати сейчас же!

Она отбросила пистолет и ударила ногой по кофейному столику, который упал на пол, потом обежала вокруг Чарли и бросилась в ванную смывать кровь и все чистить.

Салфетка не испачкалась, на первый взгляд капель крови на ней не было. Она ее прополоскала под горячей водой и отжала, чтоб была не очень мокрой, потом бросила в корзину с грязным бельем и засунула под другие лежавшие там вещи, чтобы скрыть от любопытного взгляда. Она подумала, что бандиты не стали бы пользоваться салфеткой, поэтому ее надо спрятать подальше.

Так уже лучше. Теперь все начинает становиться на свои места.

Оторвав кусок туалетной бумаги, Камилла вытерла кровь с лодыжек и коленей. Потом взглянула на себя в зеркало, пристально вглядываясь в глаза. Да, она смогла это сделать. Оказалось, что это не труднее, чем тогда, когда Хонигвакс убивал Энди. Оба — и Чарльз, и Энди — были уже почти мертвы. Она сделала для них благодеяние, освободив от непереносимой боли. То же самое было и с пациентами, больными СПИДом, которым оставалось всего ничего, она им тоже тогда сделала одолжение. Еще и поцеловала их перед тем, как отправить в небытие. Она все сделала правильно.

Пистолет — это другое дело, от выстрела она оторопела, потому что он так саданул ей в руку, что она и теперь еще болела. Вот, значит, что испытал Хонигвакс там на льду. Пистолет. Его могущество. Волнение в крови. Ей нужно было только нажать на курок. Тоже мне проблема. Но ощущение было странным, будоражащим, возбуждающим.

Она быстро вернулась в гостиную.

Здесь надо быть аккуратной. Камилла говорила себе, что надо следить за каждым шагом, чтобы не оставить кровавых следов женских пальцев.

Она осмотрела пол, по которому ступала, и поняла, что та часть его, где она прошла, была чистой от крови. Глядя на Чарли, женщина взяла одежду, проверила, не задом ли наперед надевает трусы, потом бросила взгляд на лужу крови на полу, отметив, что она увеличилась.

Теперь надо бежать. Пора отсюда сваливать. Выбираться отсюда надо, и чем скорее, тем лучше.

Но тут она застыла от мысли, при которой кровь ударила ей в голову.

Камилла прошла на кухню. Она знала, куда идти. Ей бы надо было воздержаться от своего ритуала, но устоять перед искушением она не могла. Она знала, где у Чарли лежит коробка с нитками и иголками, взяла ее, принесла в комнату, села за стол и спокойно вдела нитку в иголку.

Не нужно никуда торопиться. Время еще есть.

Вот что ей надо было сейчас сделать. Оставить свой след в том, что произошло.

Плохие парни этого никогда не стали бы делать, сказала она себе.

Хотя как знать? Кто в этом может быть уверен? Откуда об этом кто-то может узнать?

Она положила коробку на место и вернулась к трупу Чарли.

Может быть, если бы его губы не были настолько изувечены и обезображены побоями, она заботилась бы лишь о собственной безопасности и сделала бы то, что было необходимо, — она бы бежала, спасалась. Но ей захотелось там задержаться еще на какое-то время. Ей надо было проткнуть иглой эти обезображенные губы и сшить их ниткой. Так Камилла и сделала. Она занималась этим с нежностью, даже с любовью, а губы его еле кровоточили. Она плотно зашивала ему рот, как будто совершала некий торжественный ритуал.

Когда нитка кончилась, она чуть склонилась над мертвецом, чтобы обрезать ее, зажав в зубах иголку, и завязать последний стежок.

Потом она наклонилась ниже и с необычайной нежностью его поцеловала.

Закончив, она подняла голову и облизнула губы, пробуя на вкус его кровь. Ей очень понравился этот поцелуй и хотелось, чтобы он никогда не кончался.

«Остальные ничего для меня не значили, Чарли. Я тебе не вру, можешь мне поверить. Все они были только случайно подвернувшейся замечательной возможностью. Разве я могла ее упустить? А ты, Чарли, должен знать, что ты у меня особенный. Ты — самый лучший, — подумала она и тут же себя одернула: — Хватит, Камилла! Кончай болтать языком и выметайся отсюда! Тебе здесь сейчас совсем не место, Камилла!»

Она взглянула на руки — они все были перемазаны кровью.

Камилла перешагнула через труп и вернулась в ванную, где выкинула иголку в слив.

Теперь кровью были вымазаны и ее ботинки. Из комнаты за ней тянулся кровавый след.

Все пошло вкривь и вкось! Все стало разваливаться!

Она вымыла руки, туалетной бумагой вытерла ботинки, спустила грязную бумагу в унитаз, потом вернулась в гостиную. Еще раз бросив взгляд на царивший в комнате хаос, она подняла пистолет и положила его в карман пальто.

«Хватит валять дурака!

Прекрати, тебе говорят! Он может тебе понадобиться. На всякий случай.

Все было просто отлично!

У меня снова все будет в порядке».

У нее было смутное чувство, что еще не все кончено.

Когда Камилла вышла из дома, у нее тоскливо защемило сердце, настроение было подавленное. Она быстро подошла к машине, где Кэролл стояла на коленках на водительском сиденье и из стороны в сторону крутила руль. Передние колеса оставили на свежем снегу две широкие колеи. Двери были заперты, ключи болтались в замке зажигания.

— Открывай, моя дорогая!

Вместо этого девочка нажала на гудок.

— Хватит баловаться! Сейчас же открой дверь!

Зная, что ей может влететь по первое число, девочка перебралась на заднее сиденье, но двери открывать не стала.

— Кэролл! Я не шутки с тобой шучу! Немедленно открой дверь!

Малышка покачала головой и высунула язык.

Камилла быстро огляделась по сторонам, побежала в дом и вышла с лопатой для снега, которую держала в руках как ледоруб. Она изо всех сил саданула ею по крыше «мазды».

— Открой дверь! Открой мне сейчас же! — Она взглянула на дочку через заднее окно. — Хочешь, чтобы я так же разнесла твою маленькую поганую башку?

Девочка отрицательно покачала головой.

— Открывай, Кэролл!

Девочка заплакала.

Окончательно выйдя из себя, Камилла подалась чуть назад и изо всех сил ударила лопатой по боковому стеклу со стороны водителя. Стекло только пошло паутинкой трещин, но устояло, ей пришлось концом лопаты садануть по нему еще раз, и оно градом осколков обвалилось в кабину. Женщина отбросила лопату, открыла дверцу, села прямо на осколки и завела двигатель. Не глядя на дорогу, Камилла вынеслась со стоянки, вдавив педаль газа так, что шины растопили снег. Она неслась сломя голову, порывы холодного ветра хлестали ей в лицо, но притормозила она только тогда, когда дом Чарли исчез с зеркальца заднего обзора.

— Хватит, — сказала она Кэролл. — У меня сейчас нет сил тебя наказывать, поэтому сейчас же перестань хныкать и утри слюни.

Девочка не проронила ни звука. Она сидела с поникшей головой, уставившись в пол, рот ее открывался и закрывался в такт дыханию, как жабры у рыбки.

— Лучше бы тебе даже не начинать, а то плохо будет.

Ей во что бы то ни стало нужно было успокоить девочку. Скоро Санк-Марс с другими полицейскими нагрянут к ней домой. Ей надо было предстать перед ними потрясенной, разыграть убитую горем любящую женщину, у которой к тому же какие-то хулиганы изуродовали машину. Она должна была показать, что очень заботится о дочке и делает все, чтобы ее утешить. Ей пришло в голову, под каким предлогом можно вечером отделаться от девочки. Ведь Санк-Марс и Чарли должны к ней приехать для серьезного разговора, разве не так?

— Кэролл, тебе бы не хотелось провести этот вечер с Минни?

Кэролл подняла голову и посмотрела в окно. Рот ее продолжал раскрываться и закрываться, при этом она причмокивала губами.

— Кэролл! Я тебя спрашиваю — хочешь поехать к Минни или нет?

— Я не люблю Минни, — ответила девочка.

— Она ведь лучшая твоя чертова подруга.

— Она мне совсем не нравится.

— Что ты мне на нервах играешь? Тебе очень хочется вывести меня из терпения?

— Ты машину сломала, мамочка. Теперь мне здесь холодно.

— Ты едешь к Минни. И чтоб никаких разговоров. Я больше не хочу слышать от тебя ни единого слова этим плаксивым тоном.

— Никакой у меня тон не плаксивый.

— Ты только посмотри на себя — на тебя же смотреть противно. Ты что, не знаешь, как я тебя люблю? Хватит губами шлепать. Ты не знаешь, как я тебя люблю? Тогда у Чарли можешь спросить, как сильно я тебя люблю.

— Мамочка!

— Лучше у него спроси! — Она взглянула в глаза дочери в зеркало заднего обзора, взгляд ее был страшен.

— Мамочка, хватит! Перестань сейчас же!

Может быть, она могла бы чем-нибудь закрыть разбитое окно, изобразить себя при необходимости жертвой хулиганского нападения, но лучше было, чтобы никто не обращал на машину внимания, чтобы избежать лишних вопросов.

— Я — маленькая гуппи, — сказала девочка, — я дышу ушками. Смотри, мамочка, я — гуппи.

— Да, моя милая. Ты — треклятая маленькая гуппи.

— Это нехорошее слово, мамочка. Ты сломала машину. Не надо говорить такие нехорошие слова.

— Не надо? Да, теперь я знаю, что мне надо было делать. Я тогда должна была сделать этот чертов аборт.

В свой поселок Камилла въехала, когда стемнело, уже на небольшой скорости. Ей надо было еще многое сделать, но она была уверена, что со всем справится. Она сделала то, что задумала. Чарли мертв, и теперь все внимание полиции должно быть приковано к убийству коллеги. Кому она будет нужна, кроме соболезнующих приятелей? Ей надо было вдохновенно сыграть свою роль. Она была уверена, что сможет сделать все, что надо. Была уверена, что все у нее будет в порядке. А губы ему сшить — все-таки неплохая мысль. Она получила от этого то, что ей было надо.

Чарли был полицейским. Полицейские ей никак не помогли, когда убили брата. Они тогда вообще для нее ничего не сделали. Это плохие парни дали денег, на которые она получила образование, а полиция тогда и пальцем о палец не ударила. Поэтому полицейские заслуживают наказания, и теперь она готова к своему будущему.

 

Глава 15

Исчезающая материя

В тот же вечер, 15 февраля 1999 г.

Эмиль Санк-Марс въехал на стоянку около дома Чарльза Пеншо, лишь немного опоздав на встречу. Почти во всех комнатах там горел свет, на расчищенном участке рядом с домом стояли две машины, включая патрульную. Когда спустились сумерки, существенно похолодало, пока он шел от машины к дому, дыхание его клубилось белым паром. Он чем-то напоминал огнедышащего дракона, только очень уж измотанного бессонной ночью и неустанной работой, и от этого состояние его было отнюдь не мифическим. Он позвонил в звонок, но никто не ответил. Спустя какое-то время детектив постучал. Потом снова нажал на кнопку звонка.

Правила хорошего тона сначала не позволяли ему заглянуть в окно — он думал, что Пеншо либо говорит по телефону, либо в ванной, но когда в конце концов он глянул в небольшое окошко на двери, внутри у него все сжалось. Чтобы не оставить отпечатков пальцев и не повредить другие следы, которые, возможно, кто-то оставил до него, детектив обтянутой перчаткой рукой отворил внешнюю дверь и двумя пальцами повернул дверную ручку внутренней двери.

Повсюду царил кошмарный беспорядок. Он уже хотел было позвать Чарльза, но тут увидел его тело.

Лужа крови, в которой оно лежало, ясно свидетельствовала о том, что Санк-Марс приехал слишком поздно. Полицейский обошел тело и сразу заметил пулевое отверстие. Но все-таки ему надо было проверить, жив еще Пеншо или умер. Детектив не без труда прошел по комнате, обходя раскиданные и поломанные вещи, снял перчатку и протянул руку, чтобы прощупать пульс. Тело было еще теплое, но сержант был мертв.

Держась на некотором удалении от трупа, чтобы не измазаться в крови и ничего не сдвинуть с места, Санк-Марс обошел его и при виде следов страшных побоев, которые перенес молодой человек, не выдержал и отвернулся в сторону. Телефонная трубка была снята. Дело выглядело так, будто он кому-то звонил или пытался позвонить. Странно. Тот, кто избивал Пеншо, должен был оставить его одного на достаточно продолжительное время, чтобы дать ему возможность позвонить или, по крайней мере, снять трубку с аппарата, и только потом его застрелить. Может быть, убийца выходил, чтобы найти оружие. Ремень с кобурой валялись в комнате, но пистолета нигде не было видно. Нападавший мог его избить, потом застрелить из собственного пистолета, а между этими двумя событиями жертва могла кому-то позвонить.

Санк-Марс прикрыл глаза. Он был профессионалом. Ему надо было внимательно оглядеться на месте преступления, но этого человека он уже немного знал, сержант вызывал в нем теплые чувства, и зверская жестокость, с которой с ним расправились, была просто невыразима.

Детектив глубоко вздохнул. Внутри все сжалось от ярости и печали.

Через некоторое время он открыл глаза.

Потом опустился на колени, чтобы лучше разглядеть лицо убитого. Санк-Марс вынул сотовый телефон, но сразу набирать номер не стал. Он что-то заметил. Детективу пришлось склониться ниже, потому что тело частично скрывала отбрасываемая диваном тень. Он отошел немного назад, обошел лужу крови и заглянул в коридор, который, скорее всего, вел к спальням, потом направился к двери в одно из помещений. За дверью оказалась кухня. Аккуратно, чтобы все оставалось на своих местах, он открыл несколько ящиков и нашел то, что искал, — фонарь. Потом вернулся к трупу, опустился перед ним на корточки и склонился так низко, насколько было возможно, на этот раз направив луч фонаря на рот убитого.

Его губы были сильно разбиты, а потом сшиты.

Санк-Марс позвонил в управление и сказал, чтобы там связались с Сюрте дю Кебек и сообщили, что один из их сотрудников застрелен в собственном доме.

После этого он отошел от убитого.

Детектив внимательно осмотрел комнату, подмечая каждую видимую глазом деталь. Царивший здесь беспорядок показался ему в чем-то поверхностным, каким-то незавершенным. У него не шла из головы мысль о том, что у дома стояла полицейская патрульная машина, а Пеншо был в форме. То есть тот, кто учинил этот разгром, не мог не знать, на кого поднял руку. Если налет организовали профессионалы — а жестокость, с которой обошлись с полицейским, наполовину убеждала Санк-Марса, что именно так оно и было, — тогда погром в комнате был своего рода знаком неуважения, насмешки над следователями, которым надо было здесь работать в десять раз больше, чем обычно, к тому же он был учинен без всякой видимой на то причины.

Минут через пять он вернулся на кухню и положил фонарь в ящик, из которого взял его. Он не собирался ничего рассказывать полицейским из Сюрте дю Кебек о своих соображениях, поскольку был уверен, что они не придадут им никакого значения и этим только его расстроят. Не хотелось ему говорить им и о том, чем они вместе с Пеншо занимались в последнее время. Теперь ему меньше всего было надо, чтобы дни напролет они его с пристрастием допрашивали о его отношениях с убитым.

Санк-Марс знал, как будут развиваться события. Начнется демонстрация силы. Убийство полицейского — событие неординарное, тем более что он был убит с такой нечеловеческой жестокостью. Поэтому оно, несомненно, вызовет волну возмущения среди полицейских, кампанию в средствах массовой информации, взрыв общественного негодования и, скорее всего, политический скандал. Если это преступление каким-то боком связано с организованными преступными бандами, с ними сделают такое, что мало не покажется. Когда разразится эта буря, на размышления и сожаления времени не останется.

Поэтому Санк-Марс решил попрощаться с Пеншо прямо теперь. Помолиться о спасении его души. Молча выразить печаль.

После этого он вышел на морозный ночной воздух. Ему надо было проветрить мозги и обдумать ситуацию. Заставили они Чарльза Пеншо говорить, применив силу? Если да, что он им рассказал? Тот факт, что его страшно пытали, свидетельствовал о том, что он противился своим мучителям, но у героизма каждого человека есть свой предел. Может быть, Чарли им все-таки что-то рассказал. Случилось либо так, либо от него ждали ответа на вопрос о том, чего он не знал, и его продолжали жестоко избивать, несмотря на отчаянные мольбы о пощаде.

Санк-Марса особенно озадачивала и раздражала одна деталь — сшитые губы. Это что, была какая-то особенно циничная пытка, примененная к нему за то, что он отказывался говорить? О чем же, интересно, его спрашивали? Внезапно детектив замер на месте — он вспомнил о подчеркнутой записи, на которую обратил внимание в записной книжке Эндрю Стетлера: «губы губы губы».

Губы.

Санк-Марса даже передернуло от охватившей его жути. Он вернулся к машине и включил двигатель, чтобы дожидаться представителей Сюрте дю Кебек не на холоде. Теперь, понимая, что находится на месте преступления, он ступал с осторожностью в свете лампочки, горевшей над входом, следя за тем, куда поставить ногу. Он снова обратил внимание на валявшуюся на земле лопату, которую впервые заметил, когда сюда приехал, но на этот раз ему что-то показалось странным. Никто никогда не оставляет так лопату валяться на снегу, потому что ее может занести при следующем снегопаде. Уже подойдя к машине, он увидел на земле поблескивающие осколки стекла, причем некоторые из них были сцеплены вместе, как нередко бывает с осколками оконных стекол автомобилей.

Детектив сел в «патфайндер». Мотор тихо урчал, он ждал приезда полицейских. Санк-Марс вынул блокнот, чтобы записать и потом не забыть ни одной важной детали.

Губы. Сшитые губы. Вопрос о губах волновал и Стетлера.

Пистолет, скорее всего, пропал. Телефонный звонок. Сначала его избили, а звонил он после этого? А потом его застрелили?

Кому он звонил?

Лопата на стоянке. Осколки стекла.

Свет в доме был включен. Его включили после наступления темноты? Надо выяснить время звонка.

Он позвонил Мэтерзу и сообщил ему печальную новость.

Дом Пеншо стоял на взгорке, отсюда Санк-Марсу хорошо были видны показавшиеся вдали патрульные машины Сюрте дю Кебек, во всю мигавшие красными проблесковыми маячками. Убийство полицейского еще никому не сходило с рук. Машины быстро приближались с разных направлений — все больше со стороны скоростной автодороги, временами они исчезали из вида за холмами и деревьями, потом появлялись снова. Он вышел из «патфайндера» незадолго до их приезда и вынул полицейский значок, чтобы показать его первому появившемуся здесь стражу порядка. Санк-Марс прокричал ему свое имя, как только тот выскочил из патрульной машины, и поднял вверх обе руки, в одной из которых поблескивал значок.

— Я из полиции! Из муниципальной полиции Монреаля! Это я вам звонил. Сержант-детектив Санк-Марс!

Когда полицейские расстроены и нервничают, с ними надо держать ухо востро.

* * *

К тому времени, как приехал Билл Мэтерз, полицейские из Сюрте уже полным ходом вели расследование. Ему пришлось припарковаться чуть поодаль и быстрым шагом пройти мимо понаехавших репортеров, телевизионщиков, кучковавшихся полицейских и медиков из «скорой помощи» к тому месту, где, опустив голову и прислонившись к «патфайндеру», понуро стоял Санк-Марс. Руки его были в карманах, воротник поднят.

Мэтерз встал рядом. Друг с другом они чувствовали себя спокойно и уверенно, особенно потому, что теперь им можно было меньше общаться с полицейскими из Сюрте. Мэтерз молчал, пока на черном «лексусе» не подъехал отец Пеншо.

— Черт! — выругался он.

— Держи свое мнение при себе, Билл.

— Да нет, Эмиль, не в том дело. Я должен поговорить с парнями из Сюрте. Я — свидетель.

— Что ты имеешь в виду?

— Только что вспомнил. Я здесь проезжал сегодня днем по дороге в монастырь, когда следил за Роландом Харви. Тут во дворе стоял длинный белый «кадиллак». Это могло быть именно в то время, Эмиль. Я-то подумал, что приехал его старик, знаете, потому что тачка уж больно дорогая. А это, оказывается, совсем не та машина.

Санк-Марс кивнул в сторону провинциальных полицейских.

— Пойди, расскажи им об этом.

Разговор Мэтерза с полицейскими их немного задержал, а когда он освободился, Санк-Марс сказал, что им надо навестить подружку Пеншо.

— Ее здесь нет. Мне кажется, она еще не знает о том, что произошло. Скорее всего, никто пока не удосужился ей об этом сообщить.

— Разве это наша работа? — с сомнением спросил Мэтерз.

— Насколько я понимаю, в Сюрте друзей у Чарли не было. Поэтому мы вполне могли бы ей обо всем рассказать. По крайней мере, мы знаем, что он делал в последнее время для нас.

— Что мы ей скажем об этом?

— Об этом мы ей сейчас ничего говорить не будем.

— Эмиль…

— Не знаю, Билл, как тебе это подоходчивее объяснить. Он старался спасти свою подружку. Мне кажется, теперь это самое малое из того, что мы можем для него сделать. Ты так не считаешь?

Они уехали на «патфайндере», Санк-Марс довез напарника до того места, где тот бросил на дороге свою машину. Дальше они поехали к дому Камиллы на двух машинах, а когда подъехали к нему, обнаружили, что туда уже нагрянули полицейские из Сюрте, причем их было довольно много. С полдюжины патрульных машин и еще пара без опознавательных знаков стояли на стоянке и рядом на улице. Кое-кто из соседей вышел поглазеть на необычное зрелище. Мэтерз проехал за Санк-Марсом мимо дома и припарковался сразу за машиной напарника дальше по улице. Еще не успев выключить двигатель, он заметил, что Санк-Марс вышел из машины, подошел к нему и сел на пассажирское место. Мэтерз решил не выключать двигатель, чтобы в машине было тепло.

— Надо же, как они быстро сработали! — сказал он Санк-Марсу.

— Как они сообразили сюда приехать? — спросил тот.

— У вас есть какие-нибудь соображения?

— Два. Кто-то в Сюрте знал об отношениях Камиллы и Чарли. Нетрудно предположить, что это было известно кому-то из его сослуживцев, но зачем их столько сюда понаехало, чтобы сообщить ей эту печальную новость?

— А какое ваше второе соображение?

— Кому звонил Чарли перед смертью, если он вообще смог кому-то позвонить? В Сюрте дю Кебек об этом уже должны знать. Если он звонил Камилле, вся эта компания сюда вполне могла понаехать. — Санк-Марс вынул мобильник и большим пальцем набрал номер. — Он на месте? — спросил он в трубку того, кто подошел к телефону. Спустя какое-то время детектив сказал: — Да, я знаю. Мы все заняты. Не могли бы вы его, тем не менее, попросить к телефону? Скажите ему, что звонит Иеремия.

— Кто? — переспросил Мэтерз.

Санк-Марс не ответил, продолжая прижимать трубку к уху. Прежде чем он снова заговорил, прошло больше минуты.

— Привет. Да. Я слышал. Именно над этим я и работаю. — Некоторое время он только слушал. — Да, я в этом уверен. Слушай, мне надо выяснить, не звонил ли кому-нибудь Пеншо перед смертью. А если звонил, когда и кому. Незав. — Секунду спустя он добавил: — Да. Я подожду.

— При чем здесь Иеремия? — спросил Мэтерз, когда Санк-Марс замолчал.

— Я мог бы назвать имя любого пророка, — ответил начальник. — Я говорю со своим человеком в Сюрте дю Кебек.

Мэтерз кивнул.

— А «незав» — это тоже какой-то код?

— Нет, это значит «не задавай вопросов». К тебе это тоже относится.

Молодой детектив никогда не встречался с друзьями Санк-Марса из других полицейских служб. Полицейские нередко заводили дружеские и деловые связи с коллегами из других подразделений, которые так же мыслили и на которых можно было положиться. Когда надо было обойти бюрократические препоны, они напрямую связывались друг с другом, понимая, что переданная информация будет использована только по назначению. Ему и самому хотелось стать частью подобной цепочки, но он понимал, что завоевать доверие коллег непросто. Прежде всего для этого надо было очень хорошо разбираться в людях. Он, как и Санк-Марс, сначала должен был найти таких людей, а потом долго ждать, пока они станут старше, достаточно продвинутся по службе и станут пользоваться в своих отделах заслуженным доверием коллег. Ключевым словом для достижения этой цели было «терпение». Билл тут же решил, что если ему когда-нибудь удастся стать частью такой группы, там никогда не будут пользоваться именами пророков, скорее они станут себя называть именами популярных певцов.

— Да, слушаю, — встрепенулся Санк-Марс. — Да, да. Я так и думал. Да. Правда? Хорошо, слушай. Я тебе сейчас кое-что солью. Скажи об этом своим людям. Если твоя информация верна, Пеншо сделал этот звонок еще днем, так? А когда я туда приехал, в доме горел свет, причем включены были почти все лампы. Да нет, ты не врубаешься. Его зверски избили. Он кому-то позвонил. Это все случилось, когда было еще светло. Потом туда еще кто-то пришел и включил свет. Возможно, этот человек его и убил. Или, может статься, этот человек сшил ему губы. Кто-то, кто туда пришел и тут же в страхе оттуда сбежал, не стал бы перед этим врубать все выключатели. Понял, о чем я тебе толкую? Ладно, как бы то ни было, надо обратить особое внимание на время смерти и время телефонного звонка. Дай мне знать, когда определят время смерти. Да. Точно. Понял. Хорошо. Только, слушай, — точно выясни, сколько времени она прокручивала сообщение. Ладно. Верно. Спасибо.

Мэтерз напрягся, когда Санк-Марс закончил разговор, — ему очень хотелось узнать, что начальнику удалось выяснить.

Старший детектив убрал телефон в карман и сменил положение, высоко задрав колени и повернувшись к нему лицом.

— Дело тут, значит, такое. Полицейские из Сюрте понаехали к Камилле, потому что Чарли звонил ей. Звонок был сделан до наступления темноты. По ее словам, когда она вернулась домой, на ответчике был звонок, но никто ничего не говорил. Она долго слушала тишину, а потом стерла запись.

— Могло быть и так, — сказал Мэтерз, — если Чарли умер, когда звонил.

— Да, определенный смысл в этом есть. Либо, если в тот момент, когда он набирал номер, его застрелили, — тогда, естественно, на ответчике ничего не записалось. Даже звука выстрела. Она, конечно, слушала какое-то время запись, ожидая, что раздастся голос, потом остановила ответчик и стерла пустую запись. Поэтому записью мы не располагаем.

Мэтерз глубоко вздохнул.

— И что нам это дает, Эмиль? — спросил он.

Санк-Марс покачал головой.

— Не знаю. Не хотел бы я оказаться в этом осином гнезде. — Он кивнул головой в сторону дома Камиллы и копошившихся там провинциальных полицейских. — Думаю, нам отсюда надо сваливать. А утром узнаем, что почем.

Именно в этот момент, как будто в пику ему, зачирикал телефон. Он поздоровался и некоторое время слушал, что ему говорили. Потом ответил:

— Хорошо. — И чуть позже в сердцах добавил: — Черт!

Немного позже он вырубил связь, не попрощавшись с собеседником и не поблагодарив его, сунул мобильник в нагрудный карман и откинулся на спинку кресла.

— Тебе бы надо было быть в шляпе, Билл, — сказал он напарнику.

— С чего бы это? — Мэтерз пристально посмотрел на начальника, который выглядел так, будто его шарахнули пыльным мешком.

— Сейчас было бы самое время ее снять. — Он вздохнул. — Это дело, Билл, с самого начала было мутным. А теперь оно стало как черная дыра. — Голос его был тихим, даже немного растерянным.

— Что все-таки стряслось, Эмиль?

— Гарри Хиллер, — медленно сказал Санк-Марс, будто пытаясь сам осознать то, что говорил, — из «Хиллер-Ларджент Глобал». Это тот, который с лысиной, так?

Мэтерз кивнул.

— Его только что взорвали.

— Взорвали?

— Рядом со зданием его компании. Он сунул ключ в замок зажигания, и машину разнесло в клочья. Гарри стал историей.

Они оба уже были на пределе, и только что полученная информация никак не укладывалась у них в головах. Санк-Марс пытался представить себе черную дыру, в которой исчезают планеты и галактики, где само время меняет свою конфигурацию. Ему казалось, что вся жизнь подвергается непонятной мутации — все, что не было разрушено, стало приобретать чудовищные очертания.

— Что же такое происходит? — ошеломленно спросил Мэтерз.

Санк-Марс был не в силах что-либо объяснить.

— Ученые бьются над загадкой исчезновения материи во Вселенной. — Как бы пытаясь предотвратить неизбежный вопрос напарника, он поднял обтянутую перчаткой руку. — Не бери в голову, я не собираюсь читать тебе лекцию. Я просто устал. Хочу только тебе сказать, Билл, что исчезающая во Вселенной материя не может сравниться с тем, что творится у нас, потому что в нашем случае исчезает все, что может иметь какой-то смысл. Мы сами находимся неизвестно где. Мы заблудились в трех соснах.

— Его машину подорвали динамитом?

— Или пластиковой взрывчаткой. Я уже даже стал забывать, что кто-то и мою машину пытался взорвать.

— А я — нет. Я из-за этого не могу жить с собственной женой! — Мэтерз с силой вцепился в рулевое колесо. — Что мы теперь будем делать, Эмиль? — спросил он, как будто стряхнув с себя усталость. — Необходимо что-то предпринять. Мы должны дать какой-то ответ.

Санк-Марс кивнул. Он тоже был до предела вымотан, но возбуждение молодого напарника передалось и ему.

— Поезжай-ка ты сейчас на место преступления в «Хиллер-Ларджент». Выясни там все, что можно будет выяснить. А я потолкую с Роландом Харви.

Мэтерз слегка смутился.

— О чем?

— Харви привел тебя к Люси, Билл. По крайней мере, он тебя привел прямо к ее машине, и я могу дать руку на отсечение, что это одно и то же. И ни у кого он не спрашивал на это разрешения. Значит, Люси прячут либо могавкские миротворцы, что вполне вероятно, либо воины, а он одновременно является и могавкским воином. В любом случае, Роланд имеет к этому делу непосредственное отношение, и ему придется познакомить меня с Люси Габриель. Мне бы хотелось, чтобы сначала ей меня кто-нибудь представил и наша встреча прошла в дружеской обстановке.

Мэтерз не вполне разделял мнение начальника.

— Эмиль, может статься, он не захочет этого делать.

Санк-Марс хмыкнул.

— После того что случилось этой ночью, захочет. Убит полицейский. Они хорошо помнят, что здесь творилось, когда неподалеку нашли убитого полицейского.

— Тогда полицейского застрелили индейцы. Или вы хотите сказать…

— Нет, не хочу, — заверил его Санк-Марс. — Но они знают, что, когда убивают полицейского, мир на какое-то время сходит с ума. Он отведет меня к Люси.

Погода понемногу улучшалась, ветер разгонял тучи, ущербным полумесяцем выглянула луна. Детективы разъехались в разные стороны, готовясь к встречам с разными людьми. Биллу Мэтерзу предстояло разбираться в следах кошмарного взрыва. Эмиль Санк-Марс готовился к встрече с ненавидевшими полицейских преступниками-индейцами, хотя некоторые из них сами были призваны защищать закон и порядок. Он очень надеялся, что они сведут его с молодой индианкой, стремившейся спрятаться от мира, и ему удастся найти с ней общий язык.

* * *

Санк-Марс ехал обратно по шоссе мимо лесов и раскиданных по северному берегу озера ферм. Он позвонил кому-то по телефону, и ему быстро нашли в телефонной книге домашний адрес Роланда Харви. После это его соединили с диспетчером, который объяснил ему, как туда лучше проехать.

Его так и подмывало заехать к Люси без приглашения, но он не знал, как ее охраняют в монастыре, и ему совсем не хотелось вступать там с кем-нибудь в перестрелку или чем-то пугать ее или кого бы то ни было другого. В этой ситуации самым правильным решением был предварительный визит к Роланду Харви.

Следуя полученному по телефону маршруту, он въехал на индейские земли, продолжая путь по узкой извилистой дороге, проложенной в сосновом лесу. Ветви деревьев покрывал чистый белый снег, хорошо заметный в лунном свете. Сначала дорога вела в гору, но через некоторое время она пошла под уклон и вывела его на поляну, где он сразу заметил идущий из трубы дымок, а потом и сам дом. Санк-Марс был поражен количеством автомобилей, припаркованных на стоянке. В основном это были обшарпанные пикапы и дорогие внедорожники. В самом доме он разглядел прислоненные к подоконникам ружья. Когда детектив выключил фары и двигатель, он заметил в помещении какое-то движение, явно вызванное шумом его машины. Тем лучше — не придется будить людей.

Он шел к двери, под ногами поскрипывал легкий снежок. При этом детектив старался держаться пространства, на которое падал свет из окна комнаты, чтобы все его видели и сохраняли спокойствие. Чудесная морозная ночь выдалась, морозец аж кожу пощипывал, белым паром в прозрачном ночном воздухе клубилось его дыхание.

Сквозь оголенные ветви деревьев ярко мерцали звезды.

Санк-Марс постучал в массивную сосновую дверь.

После непродолжительной паузы ему отворил Роланд Харви. Мужчины пристально смотрели друг другу в глаза.

— Что случилось? — спросил констебль Харви.

Он был без формы — в джинсах и клетчатой рубашке. Позади него стояли несколько мужчин с таким видом, будто они готовы немедленно вмешаться. Двое парней высматривали в разные окна: один к ним пожаловал Санк-Марс или привел с собой подкрепление?

— Люси Габриель находится в монастыре, — без обиняков сказал Санк-Марс. — Мне надо с ней поговорить.

Харви продолжал смотреть на него не мигая. Потом сказал:

— Подождите здесь, — и закрыл дверь.

Когда дверь снова распахнулась, на индейце была теплая куртка и зимние ботинки. Они с Санк-Марсом немного отошли от дома и остановились, снова глядя друг на друга. Индеец сказал:

— Вы меня просите об этом?

— Да. Я прошу вас проводить меня к Люси.

— Я не могу просто так это сделать.

— Почему? Вы же ездили к ней после нашего разговора днем.

— Вы за мной следили? — Констебль слегка выпятил подбородок, что лишний раз подчеркивало его откровенную враждебность.

— Я дал указание своему человеку следовать за вами. Или вы мне и теперь не доверяете?

— Вы правы, у меня нет оснований доверять вам. Я и раньше вам не очень доверял.

— Вы помните Чарльза Пеншо?

— Да, конечно. — Он не застегнул куртку и теперь резким жестом запахнул ее, держа руки в карманах.

— Он мертв.

Роланд Харви сначала чуть наклонился к Санк-Марсу, как будто хотел убедиться, что не ослышался, потом, когда до него дошло, резко отпрянул назад, глубоко вздохнул и встряхнул головой.

— Что вы мне такое говорите?

Монреальский детектив сделал шаг в его сторону и тихо, но убедительно сказал:

— Я говорю вам, что сержант Пеншо из Сюрте дю Кебек был зверски избит у себя дома, а потом его застрелили. Еще я хочу вам напомнить о том, что занимаюсь расследованием, связанным с похищением женщины-индианки. Женщина, которая, кстати, сейчас находится в монастыре в Оке на вашем попечении. Хочу вам заметить, что дом убитого стоит рядом с индейскими территориями и всех, кто живет в округе, перетряхнут так, что клочки полетят по закоулочкам.

— Мои люди здесь ни при чем, — заявил Харви.

— Вы уверены в этом, Роланд? Меня это не удивляет. Но это вовсе не значит, что с ваших людей будут сняты подозрения. Он из Сюрте дю Кебек, Роланд. Из Сюрте дю Кебек. Вы сами знаете, между вами особой любви не замечено. А жил он рядом с индейскими землями и расследовал дело, связанное с индейцами. Он работал над этим делом и был застрелен в собственном доме. Так что не рассчитывайте на снисходительность со стороны его сослуживцев. Они сначала вам все двери с петель посрывают и только потом начнут задавать вопросы. И я очень сомневаюсь, что им придется искать хороший повод, чтобы срывать ваши двери, а вы?

— Если они так сделают, будет очень плохо, — с вызовом произнес Харви и снова выпятил подбородок, как будто подстрекая собеседника нанести первый удар.

— Вот и я о том же, — ответил Санк-Марс. — Будет очень плохо, если они так поступят.

Роланд Харви обдумывал ситуацию.

— К Люси я вас проводить не могу, — в конце концов сказал он.

— Почему?

— Я не получил на это ее разрешения. Вы должны меня понять. Люси прячется и защищается от тех, кто убивает людей в их собственных домах…

— …как и от тех, кто может сжечь ей лицо кислотой, чтобы заставить ее говорить? — спросил Санк-Марс.

Харви пристально взглянул ему в глаза.

— Да, — сказал он спокойно и серьезно, — от таких людей тоже. — Потом тем же тоном продолжил: — Ей нужна защита и от других заинтересованных сторон.

— От заправил из фармацевтических компаний, которые интересуются, чем она в последнее время занималась и что она могла рассказать? Я вас правильно понял?

Роланд Харви кивнул.

— А кроме того, от полиции.

— Я в курсе, — сказал ему Санк-Марс. Он взглянул на звезды, как будто искал у них поддержки перед тем, как выдвинуть свое следующее предложение. — Сегодня днем я говорил вам, что мне хотелось бы встретиться с могавкскими воинами. Может быть, Роланд, собравшиеся в доме ваши друзья сейчас обсуждают именно этот вопрос?

Миротворец все так же пристально на него смотрел, но ничего не отвечал.

— Как бы то ни было, вы можете передать то же самое Люси. Скажите, что мне надо с ней встретиться по личному делу. Не в качестве полицейского, а как человеку, который хочет помочь обеспечить ее безопасность. Или еще что-нибудь можете ей сказать. Я хочу, чтобы она продолжала скрываться. Мне кажется, это сейчас для нее лучшее решение.

Констебль скептически хмыкнул.

— Да неужели?

— Да, я так считаю. Чарли Пеншо был ее другом. Скажите ей, что он мертв. Еще можете ей сказать, что Гарри Хиллер — один из ее начальников, сегодня был взорван бомбой, которую ему подложили в машину.

Эта новость подействовала на Харви еще более угнетающе.

— Он тоже убит?

— Точно. От него кровавое месиво осталось.

Индеец глубоко вздохнул. Когда он повернул голову, Санк-Марс мог разглядеть в лунном свете оспины на его лице и массивные скулы.

— Отвезите меня к ней, — попросил Санк-Марс.

Могавк покачал головой, давая понять, что решение не изменит.

— Мне надо с ней поговорить. Послушаю, что она скажет.

Санк-Марс кивнул и опустил голову. Кое-что ему все-таки удалось, дальше сейчас настаивать было бесполезно.

— У вас ведь есть мой номер? Вы знаете, где я живу? Она сейчас на колесах — у нее есть машина.

— Больше нет. Я ее забрал.

Этим замечанием Роланд Харви будто на что-то намекал, и Санк-Марс посмотрел на него более внимательно. Он сказал индейцу, что тот за нее отвечает, и теперь Харви сознательно признал, что допустил ошибку. Значит, все шло путем.

— Звоните в любое время, — спокойно сказал ему Санк-Марс, — и днем, и ночью. Мне надо с ней поговорить.

Миротворец кивнул.

Санк-Марс повернулся к машине и именно в этот момент, изменяя и тон, и тему беседы, как бы скрепляя невидимой печатью их профессиональные отношения, сказал:

— Мне нравится ваша задумка, Роланд. Монахи присвоили себе земли индейцев. А где-то лет сто спустя новое поколение верующих, чувствуя за собой вину, решило как-то ее искупить. И когда индейцы пришли к монахам с просьбой кого-то спрятать, те сразу согласились.

Хоть выражение лица могавка почти не изменилось, Санк-Марсу показалось, что его глаза не смогли утаить улыбку.

— Напишите все сами на бумажке, — сказал ему констебль, — и номера ваши, и адрес. Я к ней поеду, но мне совсем не нужно, чтобы на этот раз мне кто-то садился на хвост. А вы без разрешения Люси не показывайтесь в монастыре.

— Я, Роланд, об этом и не говорил.

— Имейте в виду, за мной поедут мои люди. Думаю, вы понимаете, что это значит.

— Будьте осмотрительны, Роланд. Машин сегодня на дорогах будет немало.

Индеец с серьезным видом кивнул головой.

— И вы будьте осторожны, — ответил он.

* * *

Путь к дому ему освещали звезды. Ветер отогнал тучи к востоку. Переезд через озеро снова был полон странной древней магии. Танец туч в небесах, мягкие блики света из окон домов вдоль берега, серебристые отблески лунного сияния на снегу. Другой мир, свободный от страха и тревог… Санк-Марс был не очень уверен, что сам он вне опасности, а потому дважды после того, как переехал озеро, останавливался в спокойных местах и наблюдал, нет ли за ним хвоста. Еще два раза, чтобы убедиться в этом, он обгонял ехавшие впереди машины. Дорога вдоль южного берега озера оказалась безопасной — за ним никто не увязался, машина спокойно шла своим курсом под лунным светом по открытой заснеженной местности.

Сандра оставила в кухне свет, за входной дверью повизгивала и скреблась собака. Он распахнул дверь, а Сандра уже спускалась по лестнице навстречу ему, услышав, как оживилась собака.

— Пойду выгуляю ее, — сказал Санк-Марс. Они поцеловались.

— Пойдем вдвоем, — предложила Сандра и быстро поднялась наверх, чтобы одеться.

Во дворе они играли со своим ретривером, бросая в собаку снежками. Она тявкала и уворачивалась, каталась в глубоком снегу, а потом неслась к хозяевам. Наконец устала, отбежала к высокой сосне и занялась там своими делами. Потом они вернулись в дом.

И поднялись наверх.

Там Санк-Марс раздел жену.

У него возникло ощущение, что они счастливы. Тело ее навсегда оставалось для него тайной и приключением, хотя он знал его наизусть. Большую часть взрослой жизни он прожил один, и жена всегда оставалась для него чудом, особенно в те моменты, когда он ее ласкал. Он восхищался ее телом, постоянно его искушавшим, мог проследить по нему историю ее жизни. Лаская ее кожу пальцами, целуя ее, они вместе перелистывали годы ее прошлого, даже те времена, когда еще не знали друг друга. Порой она смеялась как девочка, порой задыхалась от желания, как девушка, которую впервые охватило пламя страсти. Сандра была из тех женщин, кто самостоятельно идет по жизни, принимает на себя удары судьбы. В каком-то смысле она была «вещью в себе» — сдержанной, знавшей, что почем, боровшейся за свое счастье, и когда она двигалась под ним в кровати, целовала его, привлекая к себе, порой ему становилось странно, что она — его жена, причем в этот самый момент реальной жизни, а не в мечтах, здесь и сейчас, в их доме, посреди их жизни, которая ее одновременно и радовала, и тревожила.

Салли лежала рядом с кроватью, время от времени открывая глаза.

Теперь они вместе двигались в едином нараставшем ритме, Сандра заводила мужа, нашептывая ему прямо в ухо такие слова, которые странно отдавались в его благочестивом католическом сознании, возбуждали его, заставляя двигаться быстрее и резче, она смеялась, сильнее его обнимала и прижимала к себе, одновременно с ним резче двигая бедрами, причем делала это мастерски, как женщина, которая с детства занималась верховой ездой. В самый последний момент они уже не могли себя контролировать, не могли думать ни о чем, кроме друг друга, им хотелось смеяться и плакать от разделенного счастья, которое захватило их целиком и было готово прорваться наружу. Сельская тишина взорвалась их неудержимыми криками, разнесшимися по заснеженным просторам.

Какое-то время они спокойно лежали, приходя в себя, потом получше накрылись, потому что от чуть приоткрытого окна веяло холодом. Скоро они согрелись под пуховым одеялом. Теперь можно было и заснуть, но яркий серебристый свет луны, лившийся из окна, удивительное спокойствие, царящее вокруг, радость обладания друг другом и тревожные мысли о грядущем дне не давали им погрузиться в сон. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, прислушиваясь к собственному дыханию в завораживающей ночной тишине.

Порывом налетел ветер, пробежав холодком по утомленным лицам.

Деревья потрескивали качавшимися руками голых ветвей.

Сандра дала мужу аспирин.

Ветер стих так же внезапно, как налетел.

— Я слышала эту страшную новость об убитом полицейском. Ты был с ним знаком?

— С воскресенья мы работали вместе.

— Ох, Эмиль!

— А еще сегодня ночью взорвали машину с другим человеком. Он тоже проходил по делу, которое я сейчас раскручиваю.

Она мягко коснулась пальцами его плеча.

Спустя какое-то время, когда Сандра уже думала, что он заснул, Эмиль сказал:

— Я стоял сегодня ночью у дома Чарли. Это его убили. А нашел его я. Я стоял там и думал, что пришла к нему смерть. Сейчас она мой главный враг. Я борюсь со смертью, тебе не кажется это безумием? У людей есть таблетки, лекарства, ускоряющие смерть, приближающие ее приход, потому что их это может чему-то научить. Мой отец умирает, и я хочу одного — чтобы он протянул как можно дольше. Но я знаю, и он знает тоже, что жизнь прошла. И пришла смерть. Куда же девается жизнь?

Она вытянула шею, нагнула голову и с грустной нежностью поцеловала его в плечо. Через минуту она шепнула:

— Иди сюда.

Он придвинулся к жене поближе, обнял ее, и они заснули.

 

Глава 16

Гаснущая звезда

На следующий день, среда, 16 февраля 1999 г.

На рассвете, полный сил и энергии, Санк-Марс уже мчался на машине на восток, к городу, в потоке автомобилей, вливавшихся в него с обеих сторон из примыкающих к скоростной дороге сельских районов от самой границы Квебека с Онтарио. Их водители, как и сам детектив, предпочитали жить на свежем воздухе, но работали в городе, и расплатой за это удовольствие были долгие, изматывающие поездки по темным заснеженным зимой дорогам. Цена повышалась за счет необходимости рано ложиться и рано вставать. Санк-Марса бесили заторы, поэтому он потянулся под пассажирское сиденье, где лежал красный проблесковый маячок. Достать мигалку было непросто, — нагнувшись, он не видел дорогу. Вынув ее, он воткнул шнур в прикуриватель, открыл окно и установил ее на крыше «патфайндера» на специальных магнитах. Проблесковый маячок помог ему скорее добраться до центра Монреаля.

Детектив был в прекрасной форме. Он отлично выспался и чувствовал в себе силы довести начатое дело до конца. Приехав в полицейское управление, он первым делом выпил кофе. В его маленьком кабинете совсем не было места, а выйдя оттуда в общий зал, он повсюду натыкался на столы и людей. Тогда детектив прошел в комнату, одновременно служившую кухней, и попросил собравшихся там полицейских освободить помещение. К тому времени как в управлении появился Билл Мэтерз, он шагал там из угла в угол и напряженно думал.

— Здравствуйте, Эмиль.

С начала расследования взрыва машины Гарри Хиллера ночь у Мэтерза выдалась ужасная. Когда позже он позвонил жене, та была на нервах, потому что по телевизору передали новость про зверское избиение и убийство полицейского.

Санк-Марс внезапно остановился, как будто удивился неожиданному появлению напарника.

— Привет, Билл.

— Какие у нас дела?

— Я разобрался с этим делом, — сказал старший полицейский.

— Что вы имеете в виду? Вы что-то нарыли?

— Ничего. Пока ничего, — признался начальник.

— Получается, с делом этим вы разобрались, но у вас ничего нет. Значит, все в порядке. — Мэтерз сел на стул и помолчал, давая напарнику возможность собраться с мыслями.

Санк-Марс повернулся и пристально посмотрел на него.

— Я нутром это чую, Билл. Знаю, что разгадка у меня в голове. Понимаешь, я когда сплю, голова у меня как-то продолжает работать, в мозгах все прокручивается и становится понятным, может, и не все, но достаточно, чтобы прояснить картину, и я сейчас чувствую, что уже нашел все концы. Просто я пока не могу понять то, что уже сидит у меня в голове. Но все, что надо, у меня вот здесь! — воскликнул Санк-Марс и поднял раскрытые ладони на уровень глаз.

Мэтерз смотрел, как напарник ходит по комнате из угла в угол.

— Знаете, Эмиль, я что-то не очень понял, о чем вы говорите, но раньше я вас в таком состоянии не видел.

Санк-Марс снова остановился, вздохнул и поднял руки на уровень груди.

— Это сидит во мне, Билл, понимаешь? Мне не нужно больше информации. Мне нет нужды с кем-то еще говорить. У меня в голове засело что-то, что я уже видел, или что-то, что я уже сообразил, но пока не осознал, понимаешь? Это все на подсознательном уровне, но я верю, чувствую, что это уже во мне. — В растерянности детектив провел рукой по начавшим седеть волосам, взглянул на потолок, потом сказал: — Когда я говорил со священником — отцом Режаном, которого я нашел по просьбе отца, я сказал ему, что моя работа состоит в том, чтобы быть готовым. Тогда это прозвучало как-то по-дурацки. Хотя что-то мне подсказывало, что я прав. И сейчас я чувствую го же самое. Единственное, что я могу предложить в своей работе, — это готовность. Если где-то что-то происходит, я реагирую на это и должен быть готов на это отреагировать. Знаешь, Билл, сегодня утром я проснулся с таким чувством, что я готов, причем готовился я к такому делу всю свою сознательную жизнь. Я готов, Билл. Только у меня пока не все в голове связалось и разложилось по полочкам.

Мэтерз понимающе кивнул.

— С вами все в порядке, Эмиль. Вам, наверное, надо только немного успокоиться. Если вы хотите, чтобы все прояснилось и всплыло на поверхность, вам надо расслабиться.

Он был прав, и Санк-Марс признал это, судя по странному выражению его лица. Он сел на стул, и в этот момент их беседу прервал вошедший в комнату полицейский, которому захотелось выпить кофе. Детектив гаркнул на него:

— Иди отсюда! Освободи помещение!

Молодой блюститель закона выскочил как ошпаренный.

Через некоторое время Мэтерз попытался его подбодрить:

— Вы ведь уже распутали это дело.

Старший детектив кивнул.

— Я думаю, что видел что-то важное. Скорее всего, это было в доме Пеншо. Я видел там ответ или ключ к решению. В этом диком разгроме у него дома я что-то заметил, и у меня это отложилось в памяти, но где-то в подсознании. Черт побери! Что это было, Билл? Я знаю, что это важно, почему же мне никак не удается об этом вспомнить?

Их разговор снова был прерван, но на этот раз Санк-Марс не успел спустить на вошедшего собак — ему сказали, что его просит к телефону могавкский миротворец. Они с Мэтерзом вернулись в его закуток, он снял трубку и сказал:

— Санк-Марс слушает.

— Это Роланд Харви.

Детектив сел во вращающееся кресло, стоявшее у стола.

— Рад, что вы позвонили.

— Я договорился с Люси о вашей встрече. Она сказала, что будет вас ждать сегодня в любое время после часа дня.

— Мне для этого надо будет приехать в монастырь?

— Да. Она в западной его части, которая похожа на замок. Вас там встретит или сама Люси, или монах, и проведут куда надо.

— Есть какие-то ограничения? — Он откинулся на спинку кресла, вытянув шею и ноги, и бросил взгляд на письменный стол. Ворох накопившихся бумаг стал еще больше.

— Я бы на вашем месте не стал брать с собой спецназ. Это может ее испугать.

Санк-Марс оценил шутку, поскольку она давала ему понять, что с миротворцем они поладили и могут друг другу доверять.

— Спасибо вам, Роланд. Вы там сами будете?

— Люси сказала, чтобы я не приезжал. Там вы будете с ней вдвоем.

— Хорошо. Еще раз благодарю вас.

Он повесил трубку, сцепил пальцы на затылке и рассказал об этой новости Мэтерзу.

— О чем вы собираетесь ее спрашивать? — поинтересовался он.

— Это я решу на месте.

Мэтерз ушел и вернулся с чашкой, над которой вился пар. Чтобы кофе остыл, он поставил ее на стол рядом с компьютером, который почти всегда был выключен, протянул левую руку и подергал проводок, на котором со стола свисала мышка. В тот день, когда управление выделило ему компьютер, он с ворчанием поставил на верхнюю полку старинные часы, мягко и глубоко звонившие каждые полчаса. Почти все сотрудники отдела считали, что бой часов должен отпугивать начальство. Мышка всегда свисала у него со стола на проводе, как бы давая понять любому вошедшему, что не надо у него просить адрес электронной почты, а клавиатура, как заметил Мэтерз, была похоронена под кипой бумаг, валявшихся на полке сбоку от стола.

Обратив внимание на озабоченное выражение лица напарника, Санк-Марс сказал:

— Давай, Билл, колись. Что там у тебя стряслось?

Мэтерз бросил на него быстрый взгляд, но ничего не ответил.

— Как там Донна?

Напарник вздохнул.

— Был убит полицейский, работавший с нами по этому делу. Она узнала об этом, Эмиль.

Санк-Марс кивнул.

— Да, это плохо. Сегодня об этом думает жена каждого полицейского.

— Мне кажется, Донна это уже обдумала.

— Да ну? И что? — Ему тоже захотелось взять себе еще кофе, но он воздержался.

— Она хочет, чтобы мы с вами разбежались.

Санк-Марс резко повернул голову, как будто кто-то врезал ему по челюсти.

— Прямо сейчас? — спросил он. — Сегодня?

— Нет. — Мэтерз откинулся на спинку стула, как будто эта мысль показалась ему нелепой. — Не сегодня.

— И когда? — Руки Санк-Марса все еще были закинуты за голову. Он смотрел на напарника, как портной, который хочет снять мерку с клиента.

Мэтерз отпил маленький глоточек, потому что кофе еще не остыл. Он покачал головой.

— Завтра, — ответил молодой детектив, — или послезавтра.

Больше он на Санк-Марса не смотрел — он глядел только в свою чашку.

Санк-Марс выпрямился в кресле и взялся руками за подлокотники. Какое-то время он смотрел на напарника, потом отвел взгляд в сторону, чтобы тот не заметил, как это решение расстроило его и огорчило. Он не решился сказать своему молодому коллеге, что жене не надо ему говорить, как он должен делать свою работу, потому что она имела о ней лишь самое отдаленное представление. Раньше ему удавалось внушать им двоим, что его известность служила им своего рода охранной грамотой — убивать полицейского было опасно, особенно если его все так хорошо знают. Последние события выбили у него почву из-под ног.

— Ну что ж, — спокойно сказал он, — это будет печальный день. Честно говоря, я не думал, что он настанет. — Он опустил голову. — Расскажи мне, Билл, как взорвали ту машину. Что об этом известно?

Мэтерз рассказал все, что ему удалось выяснить на месте преступления. Он был рад возможности сменить тему разговора. Гарри Хиллер подорвался в собственном автомобиле на стоянке компании после долгого рабочего дня. Ключи остались в замке зажигания, и, по мнению специалистов из саперного отдела, взрыв произошел, когда он завел двигатель. В здании компании были выбиты окна, жители трех ближайших кварталов повскакали с диванов перед телевизорами. Рэндал Ларджент, по словам Мэтерза, приехал на место взрыва и был на грани истерики.

Санк-Марс глубоко вздохнул.

— В этом, должно быть, заключается отчасти моя проблема. Может быть, я не могу найти ответ, потому что не знаю, кого хочу найти. Людей, убивших в Штатах больных СПИДом? Или убийцу Стетлера? А может быть, убийц Чарли? Связаны как-то этот взрыв и нападение на мой дом с кем-то из них? Сколько людей мы ищем? Я почему-то уверен, что дело, которым мы занимаемся, похоже на карточный домик. И если мы найдем хотя бы один ответ, он станет ключом ко всему делу. Но какое именно преступление я хочу раскрыть сейчас? Сам не могу понять, и, наверное, это мне больше всего мешает. Отчасти.

Мэтерз согласно кивнул — он был рад, что Санк-Марс не стал его распекать за принятое женой решение. Дело все еще оставалось загадкой, причем чем дальше, тем более головоломной она становилась.

Они сидели в малюсеньком кабинете еще какое-то время, потом Санк-Марс ненадолго вышел. Пока его не было, раздался телефонный звонок. Мэтерз снял трубку. Звонил лейтенант-детектив Трамбле, и когда напарник вернулся, он передал ему неприятную новость.

— Трамбле сказал, что нам надо сидеть здесь. В половине первого приедут двое полицейских из Нью-Йорка. Он хочет, чтобы мы с ними поговорили.

— Зачем?

— Он не сказал.

— Почему?

— Знаете, Эмиль, лейтенант не стал мне этого объяснять.

— Нам здесь надо ждать? — Он взглянул на часы. — Это еще два часа. Какого черта я должен тут штаны просиживать!

Санк-Марс вылетел из своего закутка, явно готовый дать бой начальнику. Этот день имел для него особое значение. Решение дела уже вертелось у него в голове, он ждал только легкого толчка, чтобы на него снизошло озарение. Полицейский совершенно не собирался выступать в роли няньки для своих американских коллег. Мэтерз прекрасно понимал, что тирада, которую обрушит его начальник на Трамбле, будет иметь мало общего с содержанием полученного приказа, но Санк-Марс наверняка сорвет на нем накопившееся в душе раздражение в связи с этим делом.

* * *

В тот день Камилла Шокет решила оставить дочку дома и не отвозить ее в школу. Ей совсем не хотелось, чтобы девочка ляпнула что-то лишнее учительнице или подружке, а потом вся округа знала, что вчера ночью к ней в дом нагрянула полиция. Хватит и того, что все уже только и говорили, что о смерти Чарли.

Пока Кэролл смотрела телевизор, Камилла ворочалась на кушетке. Ночью она так и не смогла уснуть, хотя допрос прошел для нее успешно. Она правильно сделала, что взяла пистолет с собой. Кто-то ей позвонил — по словам полицейских из Сюрте дю Кебек, это был Чарли, — но никакого сообщения не оставил. Никто ни в чем ее не обвинял. Они все перерыли в доме, а потом извинялись за беспорядок. Чарли ей действительно звонил, но его избили настолько жестоко, что в убийстве нельзя было заподозрить женщину.

Какое-то время она отвечала на многочисленные вопросы о том, где была и что делала. Во сколько она вернулась домой? Уже было темно? Она уверена, что тогда уже стемнело? Где она была до этого? На работе. Что она делала дома? Ждала приезда Чарли. Она куда-нибудь выходила? Да. Зачем? Отвезти дочку к подруге. Почему? Потому что должен был приехать Чарли.

В самый разгар допроса она сумела разыграть роль убитой горем подружки сержанта, и это ослабило натиск полицейских. Она договорилась о том, чтобы Кэролл осталась у подруги, и после полуночи ее оставили в покое. Лежа в постели, Камилла смотрела в потолок и молилась, чтобы Хонигваксу было так же плохо в кровати с его женой, чтоб ему там пусто было, чтоб он там занимался только размышлениями о состоянии Вселенной.

На следующее утро она рано забрала Кэролл, потому что все уходили в школу или на работу. А где-то вскоре после полудня, когда она приготовила себе и Кэролл что-то перекусить, позвонила Люси.

— Люси! Люси! С тобой все в порядке? — Она просто не могла поверить, что подруга ей позвонила.

— Ох, Камилла, Камилла… Чарли умер. А про Гарри ты слышала?

— А с Гарри что случилось?

Звонок Люси вывел ее из равновесия, она прижала трубку к другому уху и подумала, что это какая-то западня.

— Он тоже мертв. Его взорвали в собственной машине. Об этом сказали по радио.

— О Господи!

Кто же убил Гарри? У Хонигвакса для этого кишка тонка. Он мог принять участие в убийстве, но сам спланировать такое преступление не мог. Кому могло понадобиться убирать Гарри? Вдруг до нее дошло, что новость была ей на руку. Суета, которая из-за этого теперь начнется, приведет к тому, что о ней скорее забудут, тем более что уж в этом-то преступлении ее наверняка никто не сможет заподозрить.

— А сама-то ты как? — спросила Люси.

Камилла непроизвольно разрыдалась. Она плакала, что-то невнятно бормотала, а потом сказала Люси, что следующими могут быть они, что кто-то, может быть, охотится на них уже сейчас.

— Знаешь, есть отличное место, чтобы спрятаться, — сказала ей Люси.

— Что, правда? — Тыльной стороной руки она утерла слезы.

— Приезжай ко мне, вместе отсидимся.

— А можно? Хотя, нет — мне некуда деть Кэролл.

— Привози ее с собой.

— А можно? Куда? — Это могла быть либо ловушка, либо лучший выход из положения на сегодняшний день.

— Не знаю, Камилла, может, нас могут подслушать по телефону.

— О Господи! — простонала Камилла. — Господи! Не справиться нам с этим.

— Вот что, Камилла. Езжай-ка ты по направлению к моему дому. Как будешь подъезжать, я увижу тебя на дороге и скажу, куда ехать. Давай, Камилла, собирайся и поскорее выезжай. Прямо сейчас. И Кэролл возьми с собой. Я не хочу, чтобы еще и тебя угробили.

Камилла какое-то время стояла в нерешительности, размышляя над предложением подруги. Потом сказала:

— Хорошо.

Она положила трубку и вернулась в кровать. Потом стала собираться. Упаковала одежду для себя и дочери, а поверх вещей положила пистолет Чарли Пеншо.

* * *

Санк-Марс пытался одновременно извлечь из памяти ответы, которые в ней затерялись, и выяснить по телефону как можно больше деталей о смерти Чарли Пеншо. Он очень рассчитывал, что это поможет ему найти ответы, которые он напряженно искал в голове.

— Может быть, мне нужно по-другому мозгами шевелить? — спросил он Мэтерза, который даже оторопел от такой формулировки.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я все думаю, на что же я наткнулся в доме Чарли, но не придал тогда этому особого значения? Может быть, я ошибаюсь. Может быть, то, что я видел, слышал или запомнил, не имеет никакого отношения к дому Чарли.

— Может быть. Попытайтесь расслабиться, Эмиль, выкиньте это на время из головы. — Он разбирался с завалами на собственном столе или, по крайней мере, делал вид, что это его интересует.

— Как я могу расслабиться? Сейчас сюда летят из Нью-Йорка двое полицейских, и я уверен, что единственное, что им здесь надо, это оторвать меня от дела.

Приказ Трамбле был предельно ясен — ждать прибытия полицейских из Нью-Йорка.

Мэтерз что-то пробурчал в ответ на эту новость, но в детали вдаваться не стал, не желая нарываться на новую гневную тираду начальника. Он утаил от Санк-Марса самую печальную свою новость. Донна не только потребовала от него расстаться с напарником — она сказала, что собирается с ним развестись. Единственным, что могло заставить ее изменить решение, было увольнение Билла из полиции и поиск другой работы. Он просил ее дать ему еще какое-то время, но она в ответ выдвинула свое условие, потребовав от него немедленно расстаться с Санк-Марсом. Она и о двух днях слышать ничего не хотела. Либо он бросит это дело и сотрудничество с напарником в тот же вечер, либо их брак будет разрушен.

— Я решил это дело, Билл, — пробурчал Санк-Марс, заходя в кабинет. — Я уверен, что решение где-то у меня в голове.

Кто знает, может быть, Донна права, подумал он. У напарника и впрямь вроде как крыша поехала.

— Полицейские из Нью-Йорка! — Он был вне себя, как будто его оскорбили в лучших чувствах. — Я должен тратить время на этих нью-йоркских полицейских! Неужели никто здесь не знает, что на нас висит дело об убийстве полицейского?

Какое-то время они оба сидели тихо. Потом Санк-Марс не выдержал и крикнул так, что было слышно во всех кабинках большого помещения:

— Лучше бы им приехать вовремя! И когда они приедут, пусть у них будет что мне сказать. А если нет…

Хоть Мэтерз отлично понимал, что ему сейчас лучше держать язык за зубами, он не удержался и спросил:

— А что случится, если нет?

Санк-Марс подошел к дверце кабинета и с высоты своего роста уставился на подчиненного.

— Простите, — извинился Мэтерз. — Я сегодня не очень выспался.

Санк-Марс вышел из кабинета, снова высказав все, что у него накипело на душе, и Мэтерз решил, что ему опять придется успокаивать начальника, который стоял за дверью кабинета.

— Мне теперь ясно, что убийство полицейского никого не волнует, — громко проговорил Санк-Марс, — всем плевать, что главных участников дела взрывают в машинах, а свидетелей мочат и заталкивают под лед или они должны скрываться от людей, чтобы сохранить жизнь. А мне в это время поручают важное задание — поговорить с нью-йоркскими полицейскими! Ну и дела у нас творятся!

Мэтерз подошел к двери и увидел, что начальник говорил об этом по телефону умиравшему отцу. Это утро, видимо, должно было стать долгим для всех, кто был связан с расследованием. Ради собственного спокойствия он очень надеялся, что полицейские из Нью-Йорка приедут вовремя.

В тот же день, полдень среды, 16 февраля 1999 г.

Они, тем не менее, немного опоздали и пришли в сопровождении лейтенанта-детектива Рене Трамбле.

— Объясни-ка мне, Билл, — сказал Санк-Марс подчиненному, стоя около двери кабинета и глядя на подходивших к ним гостей, — если полицейскому управлению Нью-Йорка понадобилось с нами связаться, причем сделать это надо лично, почему они посылают к нам двоих полицейских? Они должны купить два билета на самолет, забронировать два номера в гостинице, тратиться на их питание. Значит, либо у них нет одного достаточно смекалистого специалиста, который мог бы во всем разобраться, либо они используют командировку в качестве небольшого отпуска. Поспорить могу, они и лыжи с собой прихватили.

Мэтерз встал рядом с ним и, застегивая пуговицы пиджака, заметил:

— Ботинки, Эмиль, у них не лыжные.

Но сбить Санк-Марса с мысли было непросто.

— Им захотелось сюда приехать, потому что курс канадского доллара сейчас низкий. Они обязательно попытаются у нас выяснить, какие здесь самые лучшие рестораны.

Трое мужчин вошли в кабинет.

Трамбле представил их друг другу. Он вел себя сугубо официально и по-деловому. Лейтенант не представлял себе работы вне коллектива, он был не из тех, кого могла подкупить компьютерная премудрость с ее статистическим анализом или автоматизированным поиском подозреваемых, хотя в коллективе он всегда выступал исключительно в роли начальника. Накануне Рождества Трамбле дал интервью по телевидению, и Санк-Марс не удержался, чтобы не подколоть начальника: «Уровень преступности у нас, конечно, снижается, разве что в отдельных районах ребятня пошаливает, мальчишки срывают с машин символику компаний-производителей. Это у них сейчас мода такая, а из-за нее у нас ухудшаются статистические показатели».

— Детектив первого класса Риччи, нью-йоркское управление полиции. Его напарник — детектив Макгиббон, — сказал Трамбле. — Господа, позвольте представить вам сержанта-детектива Эмиля Санк-Марса, о котором я вам говорил. Это его напарник — детектив Вильям Мэтерз. Вам надо многое обсудить. А мне пора бежать. Эмиль, окажи, пожалуйста, нашим гостям достойный прием. — Он слегка кивнул Санк-Марсу, как будто давая ему указание сделать все возможное, чтобы гости остались довольны.

Мужчины обменялись рукопожатиями. Все они были крупными, и хотя Санк-Марс возвышался над остальными, приезжие комплекцией напоминали полузащитников в американском футболе. Чернокожий Макгиббон по-приятельски широко и открыто улыбался. Риччи — жгучий брюнет с оливкового цвета кожей — держался напряженно, был подтянут, в общем, вел себя как гончая собака, взявшая след. В руках мужчины держали зимние форменные куртки.

— Присаживайтесь, — предложил Санк-Марс. Специально для этой цели Мэтерз принес два стула. — Чем могу быть вам полезен?

Макгиббон сел и поправил узел галстука.

— Я, ребята, даже толком не знал, говорите ли вы здесь по-английски. — Он снова широко улыбнулся.

— Мой напарник — англичанин, — заметил Санк-Марс. Времени на пустую болтовню у него не было.

Макгиббон сцепил пальцы на колене, на котором теперь покоилась его куртка.

— В Нью-Йорке нам пришлось столкнуться с непростой ситуацией, сэр. Люди, больные СПИДом, стали преждевременно умирать. Неожиданно. Все в одно время. Перед смертью некоторые говорили, что проходили лечение по секретной программе. Как они считали, их лечили какими-то новыми препаратами, причем продолжалось это уже несколько лет. Но в тот раз программа изменилась, больным становилось все хуже, состояние их ухудшалось очень резко.

Санк-Марс и Мэтерз обменялись взглядами. Картина начинала проясняться.

— Причина, по которой мой начальник ретировался с такой поспешностью…

— Он нам разъяснил положение вещей, — перебил его Риччи.

— …состоит в том, что это дело находится не в моей юрисдикции.

— Он что-то говорил о СК.

— Да, СК расшифровывается как Сюрте дю Кебек — провинциальная полиция.

— Сэр, — доверительно сказал Макгиббон тоном заговорщика, понизив голос, — вы, видимо понимаете, что мы здесь совершенно не ориентируемся и понятия не имеем, как тут у вас делаются дела.

— Честно говоря, это нас не касается, — вставил Риччи.

— Этот ваш лейтенант сказал нам, что, хоть у вас и нет юрисдикции, единственный человек, с которым можно говорить об этом деле, это вы. Обсуждать его с кем-то другим — только время зря терять. Или у вас другое мнение?

Не ответив на вопрос, Санк-Марс скрестил руки на груди.

— Что вам об этом известно?

— В Нью-Йорк приехала одна женщина и стала пичкать лекарствами больных СПИДом, — напевно проговорил Макгиббон. — Пациенты считали, что эти средства — последнее достижение медицины, новейшие экспериментальные препараты, еще не прошедшие апробацию. Зовут эту женщину Люси. Она симпатичная индианка, длинноногая, с черными волосами. Описание нам дали довольно точное. Неделю спустя там появилась другая женщина. Она проверяла состояние больных, принимавших лекарства, данные первой, выясняла, как они себя чувствуют. Все называли ее Камилла. Из-за этого имени и особенно ее акцента люди решили, что она, должно быть, из французской Канады, то есть из ваших краев. К тому времени, как она приехала, пациенты начали помирать, некоторые уже концы отдали.

Эти парни неплохо поработали.

— Я в курсе вашей ситуации, — признался Санк-Марс.

— Вы знали об этом? — спросил Риччи. — Мы могли бы использовать вашу наводку, проконсультироваться с вами.

— Насколько мне известно, там беседовали с каждым пациентом, каждому сказали прекратить принимать эти лекарства и пытаться вылечиться другими средствами.

— Это еще одна причина, по которой мы здесь. Мы тоже об этом слышали. Как нам к этому относиться, сержант-детектив? Может быть, как-то можно уладить медицинскую сторону дела, но это не решает вопрос о нарушении преступниками законности. — Риччи помогал себе говорить, жестикулируя одной рукой.

Санк-Марс представил себе, скольких преступников эта рука поймала за годы его службы в полиции. Он решил направить ход беседы в другое русло.

— Значит, сэр, мы сейчас говорим с вами о двух молодых женщинах, уверенных в том, что они помогали людям. И на протяжении нескольких лет они действительно поддерживали их здоровье, но потом что-то пошло наперекосяк. Они даже представить себе не могли, что нанесут вред здоровью этих людей.

— Сэр, — вмешался в разговор Макгиббон, — вы хотя бы отдаленно представляете себе, сколько людей погибло от такого желания им помочь?

— Сорок два человека, — ответил Санк-Марс. Оба полицейских вздрогнули, откинув головы назад как от удара. — Вы не знали, что их так много, потому что речь идет не только о Нью-Йорке.

— Мы знаем о Джерси.

— Еще добавьте к этому Филадельфию.

— Господи, — вырвалось у Риччи.

— А Балтимор, — добавил Санк-Марс, — избежал этого по чистой случайности.

— Значит, по вашим данным, убито сорок два человека, — подытожил Макгиббон. — Очевидно, что в данном случае речь идет о преступлении. И я не думаю, что здесь имеет какое-то значение, хотели эти женщины причинить кому-то вред или нет.

— Да, состав преступления здесь налицо, — согласился Санк-Марс. — Но за этим преступлением стоят какие-то конкретные люди, объединения, которые точно знали, что делают. Эти люди умышленно убивали других ради научных опытов. Причем в это преступление вовлечены организованные преступные банды. Здесь у нас они всегда имеют отношение к любому крупному преступлению. В этом отношении они чрезвычайно последовательны. Как правило, нам остается только вычислить, какая именно из банд. Я хочу только сказать, что женщины в этом деле были всего лишь пешками. Пытаясь их защитить, я рассчитывал выйти через них на настоящих преступников.

Макгиббон с Риччи о чем-то тихо пошептались.

— Мы хотели бы с ними переговорить.

— Это невозможно.

— Почему?

— Они скрываются. — Санк-Марс не видел нужды в том, чтобы проводить различия между Люси и Камиллой. Он вовсе не обязан был делиться с этими людьми имевшейся в его распоряжении информацией.

— От кого?

— Не от меня.

Макгиббон повернул голову и кивнул, глядя на письменный стол. До него наконец дошло, что встреча проходила скорее между соперниками, чем союзниками.

— Они — полицейские информаторы?

— Вы полагаете, я сказал бы вам, что они работают на нас?

— Не вижу причин хранить это в тайне.

— А вы бы стали об этом рассказывать?

— Зависит от обстоятельств. — Поймав скептический взгляд Санк-Марса, Макгиббон слегка смутился и честно признался: — Наверное, нет.

— А я не стал бы раскрывать вам своих информаторов ни в каком случае.

— Мы на службе, как и вы.

— Да, на службе. Но при всем моем к вам уважении, я вас не знаю.

Риччи провел рукой по волосам и вздохнул, явно проявляя нетерпение.

— Хватит переливать из пустого в порожнее. У нас — сколько там, вы сказали? — сорок два трупа. Вы здесь собираетесь с нами в игры играть?

— Полицейский, который занимался у нас расследованием этого дела, был зверски избит и застрелен, — сказал ему Санк-Марс. — Основных свидетелей взрывают в их собственных автомобилях. На мой дом и мою семью было совершено нападение. Семья моего напарника вынуждена скрываться. Я не знаю вас, сэр. — Санк-Марс упер оба локтя в стол и ткнул пальцем в сторону собеседника. — Я вас не знаю.

Какое-то время все четверо сидели в молчании, каждый думал над тем, как лучше достичь взаимопонимания. Первым после затянувшейся паузы высказался Риччи:

— Мы сейчас на вашей территории. Нас устроит любое ваше решение. Мы сами ничего здесь не можем предпринять. Мы тут вообще не ориентируемся. Как нам лучше сработать? Что вы нам можете посоветовать, сержант-детектив?

Санк-Марс откинулся в вертящемся кресле и во весь рот зевнул.

— Хорошо, — сказал он и снова подался вперед. — Нам сейчас надо ехать на место преступления. Если хотите проехаться с нами…

— О каком преступлении вы говорите?

— Я уже говорил вам, что полицейского избили, а потом застрелили в его собственном доме. Я хочу съездить туда еще раз. Можем с этого начать. А дальше — посмотрим.

Макгиббон бросил взгляд на Риччи, тот пожал плечами.

— Годится. Едем.

Санк-Марс поднялся и взял куртку.

— У вас, ребята, пушки с собой?

Макгиббон поднял свисавшую со стола на проводе мышку от компьютера и положил ее на стол, где, как ему казалось, она должна была лежать. Видимо, эта пластмассовая штуковина чем-то его нервировала. Потом он похлопал по кобуре, а Риччи кивнул.

— Хорошо. Не думаю, что вы сюда приехали читать путеводители для туристов. И не стоит заблуждаться относительно того, что в Канаде все спокойно. Тем, кто занимается здесь охраной порядка, покой только снится, особенно в это время года. Бандиты, понимаете, балуются — бомбы взрывают. Зимой они могут взорвать человека даже за такое выражение, как «переливать из пустого в порожнее». Если такое случится, я вряд ли удивлюсь. А если вы им покажете свои золотые значки нью-йоркских полицейских, скорее всего, на них это не произведет никакого впечатления.

— Я вас понял, — сказал Риччи.

— Что же здесь особенного в этом времени года? — спросил Макгиббон.

— Скука, должно быть. Долгие зимние ночи.

— Бандиты убивают у вас полицейских? — спросил Риччи Мэтерза, когда они вслед за Санк-Марсом выходили и кабинета.

— Кто-то убивает, — бросил ему Санк-Марс через плечо.

— Полицейских? Они убивают здесь полицейских? — прибавив шаг, повторил шепотом свой вопрос Риччи, обращаясь к младшему детективу, как будто не мог поверить в то, что сказал его старший напарник.

Шедший сзади Мэтерз нагнулся, чтобы взять прорезиненные сапоги, потом снял с вешалки куртку и сказал:

— Одного убили совсем недавно.

* * *

Люси Габриель стояла на шоссе в ожидании машины Камиллы. Когда та подъехала, девушка пошла к ней навстречу, но, заметив выбитое стекло, остановилась. Окно машины Камиллы было закрыто пластиком, поэтому ей пришлось открыть дверцу, чтобы поговорить с подругой.

— Что у тебя стряслось? — спросила Люси.

— Долго рассказывать. Сядешь в машину?

— Нет. Езжай дальше по дороге, пока не увидишь монаха. Он скажет тебе, куда ехать.

Люси решила вернуться в монастырь пешком.

Камилла поехала дальше и скоро увидела на дороге монаха, указывавшего ей на расположенную неподалеку стоянку. Она поставила там машину, но не вышла, ожидая монаха. Ни слова ей не говоря, он помог вынуть из машины вещи и проводил женщину с дочерью на девятый этаж пустовавшего западного крыла монастыря.

Люси вернулась немного позже, как будто проверяла, не сел ли кто-нибудь Камилле на хвост. Женщины обнялись. Они плакали по Чарли и Энди.

— Сегодня днем должен будет прийти Санк-Марс.

— Да ну?

— Нам надо будет все ему рассказать.

— Так мы и сделаем, — согласилась Камилла. — О Господи, Люси! Ты потеряла Энди! А я — Чарли!

— Бедная ты моя! — Они снова обнялись.

— Он вообще говорит что-нибудь? — спросила Камилла, кивнув в сторону брата Тома.

— Ни слова. Хотя мы с ним вполне нормально общаемся по-своему. Пойдем, Камилла, тебе надо выбрать комнату и чувствовать себя там как дома.

Камилла сложила вещи в такой же непритязательной комнатушке, какую занимала Люси, только по другую сторону коридора. Кэролл сказала, что хочет себе отдельную комнату, и выбрала ее через две двери вниз по коридору. Девочке разрешили самостоятельно распаковать сумку, и Люси с Камиллой оставили ее одну. Камилла разложила белье по ящикам комода, а верхнюю одежду — на столе. Одно платье она повесила на небольшие плечики, предназначенные для монашеской сутаны. С помощью Люси она застелила кровать простынями и одеялом, которые принес брат Том, и плюхнулась на кровать, чтобы проверить, насколько там удобно спать.

— Здесь, конечно, не разгуляешься, но на время сойдет. — Люси попыталась улыбнуться, но вместо этого из глаз ее потекли слезы. Настала очередь Камиллы ее утешать. — Если Санк-Марс не сможет нам помочь, — сказала Люси, вытирая щеки, — думаю, он в любой момент может упечь нас за решетку.

— Интересная мысль.

— Она придает мне сил. — Люси засунула бумажную салфетку в узкий карман джинсов.

— И как же вы здесь развлекаетесь? — спросила ее через плечо Камилла, когда Люси вышла в коридор и они вдвоем решили посмотреть, как там дела у Кэролл.

— Мы с братом Томом занимаемся армрестлингом. А вчера я гонялась за ним по коридору, дала ему фору ярдов тридцать. Все пытаюсь его разговорить, но пока он молчит как рыба. А еще я придумала такую новую игру — даю ему пинка под зад, когда он меньше всего этого ждет.

— Зачем ты так, Люси! Бедный брат Том!

Кэролл, вбившая себе в голову, что ей очень надо принять ванну, потащила за собой Камиллу.

— Я — гуппи, — крикнула она на ходу Люси.

Ее мать включила краны в ванной. Семилетнюю девочку удивило, что ванна стояла в помещении совсем одна — там не было ни унитаза, ни раковины. Пока ванна медленно наполнялась, Люси решила показать им уборную.

— Никаких писсуаров, — заметила Камилла.

— Монахи носят сутаны, поэтому, наверное, предпочитают приседать, — пояснила Люси, и звонкий женский смех эхом отразился от мраморного пола и керамической плитки стен.

— Ну ладно, все равно туалетная бумага есть только в четвертой кабинке, поэтому мы ею и будем пользоваться.

— Ясненько. — Камилла проверила температуру воды в ванне, Кэролл раздевалась.

— Когда ты выкупаешься, Кэролл, брат Том принесет тебе хлеб из банановой муки и шоколадное молоко! — сказала Люси.

Ей хотелось оградить девочку от печали последних дней. Все было так ужасно — Чарли мертв, Гарри мертв. Что творится вокруг? Как им самим спастись из этой передряги? Ей позарез нужно было поговорить с Санк-Марсом. Она должна была ему доверять.

— Я бы тоже сейчас с удовольствием приняла ванну, — решила Камилла. — Надеюсь, здесь найдется еще одна ванна?

— Их тут полно, — откликнулась Люси. — По четыре штуки на каждом этаже.

Люси вернулась к себе в комнату и взглянула из окна на озеро. Она решила, что правильно поступила, пригласив сюда Камиллу. Ей совсем не хотелось терять еще одного близкого человека.

* * *

Мэтерз ехал на служебной машине, на заднем сиденье которой сидели их гости. Он рулил к ледяной переправе, Санк-Марс попросил его притопить педаль газа. Однако, когда они уже выехали на лед, старший детектив сказал напарнику остановить машину.

Детектив Макгиббон, сидевший за Санк-Марсом, спросил:

— Почему мы остановились?

Мэтерз в упор взглянул на начальника, как будто у него в голове вертелся тот же вопрос, только он не решался его задать.

— До меня наконец дошло, — объявил Санк-Марс.

— Что вы имеете в виду? — спросил Риччи.

— Я только что понял, откуда в этом деле ноги растут.

Он почти не замечал сидевших рядом мужчин. Погруженный в собственные мысли, полицейский вышел из машины и прошел по заснеженному льду футов сто.

— Что здесь, черт побери, происходит? — еще раз попытался выяснить Риччи.

— Ребята, вы посидите здесь немножко, ладно? — ответил Мэтерз и собрался выйти из машины.

— Он, что, по фазе сдвинулся? — не отставал от младшего детектива Риччи.

— Да, — сказал Мэтерз перед тем, как захлопнуть дверцу. — Он слегка шизанулся.

Билл видел, что напарник остановился, присел на корточки и обхватил голову руками. Мэтерз подождал с минуту, потом подошел поближе. Обойдя его сбоку, он оторопел от неожиданности — Санк-Марс смахивал со щеки набежавшую слезу.

— Эмиль, — тихо произнес он.

Детектив смутился и отвел взгляд в сторону. Санк-Марс пришел в себя и поднялся на ноги.

— Отец мой умирает, — объяснил он. — Теперь это вопрос дней, а может быть, часов.

— Я знаю, Эмиль. Мне очень жаль… Вам, наверное, нужно взять отгул?

Санк-Марс покачал головой.

— Господи! Да что же такое делается?

После такого взрыва эмоций подчиненный решил держать язык за зубами.

Санк-Марс сказал ему:

— Это не у Пеншо было дома, Билл, это было у Камиллы!

— Что было? — Стоявший с засунутыми в карманы руками, Мэтерз пожал плечами.

— Ключ к разгадке этого дела, который я никак не мог найти. — Вид у Мэтерза был настолько смущенный, что Санк-Марс даже всплеснул руками. — Дорожка, которая вела к стоянке у ее дома. Я уверен, Билл, я совершенно уверен, что она была забита полицейскими машинами. Но гаража у нее на участке нет, а ее машины нигде не было видно.

— Ну и что?

Санк-Марс глубоко дышал, как будто подгонял скорость мысли.

— Так где же была ее машина?

Мэтерз продолжал пялиться на начальника.

— Мне нужно видеть всю картину целиком, Билл. Мне это необходимо позарез, скоро я все соображу. Еще раз тебе говорю, я к этому готов. Я только не знаю пока, как это все увязать воедино.

— Эмиль…

— Стетлер написал: «губы губы губы». Его почему-то беспокоили эти губы, что-то с ними должно было быть связано. И вот мы находим мертвого Чарли со сшитыми губами. Ты ведь знаешь, в совпадения я не верю. Совпадения — это самое большое мошенничество. Все в этой жизни перемешано, все как-то связано между собой. Получается, что Стетлер что-то знал об этой проблеме с губами, что-то, что ставило его в тупик, возможно, сильно расстраивало, настолько, что этот скрытный человек написал эти слова и подчеркнул их тремя линиями. Как будто пытался понять, что они значат. Мне такое состояние хорошо знакомо.

Санк-Марс согнулся в пояснице.

— Скорее всего, Стетлера сильно беспокоил этот вопрос о губах, в котором он никак не мог разобраться. — Он распрямился. — И очень скоро Энди оказался в проруби под полом рыболовного домика Камиллы Шокет. Чарли убили, сшили ему губы, а телефон его был соединен с линией Камиллы. Это не простое совпадение. Два трупа, и каждый из них как-то связан с тем местом, где спит Камилла. Получается, что рыболовная леска как-то увязывается с телефонной линией.

— Хорошо, — сказал Мэтерз, — я понял, куда вы клоните. Дело за малым — не хватает только доказательств.

— Да, да, — нетерпеливо согласился Санк-Марс. Одну руку он засунул в карман, другой жестикулировал в воздухе. — Предположим, ты кого-то убил, выбежал на улицу и понял, что оставил ключи в запертой машине. Что ты будешь делать? Слесаря вызовешь? В автомобильный клуб станешь звонить? Сам попытаешься взломать замок? Нет, Билл! Мы же видели с тобой осколки стекла. Ты просто выбиваешь чертово стекло из окна и бежишь оттуда сломя голову. Но после этого…

Теперь до Мэтерза начал доходить ход мысли напарника.

— …после этого ты никогда не станешь парковать машину с выбитым стеклом на стоянке. Это Камилла. Мы даже не говорили с ней пока, но теперь знаем, что это она. По каким-то причинам она хотела убрать своего приятеля.

— По тем же самым, по которым хотела избавиться от Энди, — сказал Санк-Марс. — Они владели информацией. А в ее ситуации это смертельный диагноз.

— Будем ее брать?

Санк-Марс кивнул.

— Едем к ней домой. Посмотрим, захочет ли она показать нам свою машину.

* * *

Камилла в одиночестве разделась и приготовила длинный купальный халат, чтобы в нем пройтись обратно по коридору. Она разложила все предметы туалета — мыло, шампуни, притирки, примочки, расчески и убрала все это в розовую сумку для ванных принадлежностей. Потом вынула пистолет Чарли Пеншо из дорожной сумки и переложила его туда же.

Камилла пошла в ванную и проверила температуру воды. Горячая вода была слишком горячей, она посильнее пустила холодную, помешивая рукой воду. Потом встала и заперла дверь.

Камилла осмотрела пистолет. Она делала это с таким заинтересованным видом, как женщина в известном настроении рассматривает вибратор. Ей предстояло разобраться еще с одной запутанной ситуацией, и лучше всего ее было решить с помощью пистолета. Пожалуй, это был единственный путь. Санк-Марс должен скоро приехать. Люси собирается с ним поговорить. Она не знала, что ему успел рассказать Чарли, но что бы он ему ни наговорил, повторить это ему уже не удастся. А Люси была как заноза в одном месте. Она могла как-то связать ее с их умершими в Штатах пациентами. А двоих из них — одного в Нью-Йорке, а другого в Парамусе, штат Нью-Джерси, — жизни лишила она сама, и еще губы им сшила. В Нью-Йорке она придушила Вендела, а в Парамусе перерезала глотку клерку из мотеля и, когда он помирал, истекая кровью, заштопала ему рану.

Всю ночь напролет она ворочалась с бока на бок, потому что знала, что допустила ошибку — не надо ей было сшивать Чарли губы. Но сил не хватило удержаться от искушения. Ей так этого хотелось! И теперь ей придется убрать еще одного человека, который мог связать ее с Нью-Йорком и Нью-Джерси. Еще одна смерть. Она чувствовала в руке тяжесть пистолета, в ней нарастало желание использовать оружие по назначению. Желание убить Люси жгло ее изнутри с невыразимой силой.

Камилла выключила краны, открыла дверь и вышла из ванной комнаты. Она шла по коридору, засунув правую руку под купальный халат, и слышала, как ее дочь беззаботно плещется в ванне. Она станет для нее следующей проблемой. Кэролл. Но теперь ей не хотелось об этом думать. Пистолет она держала под левой грудью. Женщина вошла в комнату Люси не постучавшись, чем немало ее удивила.

— Привет, подруга, — сказала Камилла.

— Быстро же ты обернулась.

— Вода слишком горячая. Пусть немного остынет.

Люси улыбнулась краем губ.

— Я думала о Гарри Хиллере. — Она отошла и села на кровать, положив ногу на ногу. — У меня эта история не идет из головы. — Она натянула на ноги одеяло, чтобы укрыться от холода и сырости.

Камилла села на стоявший у окна стул и сложила руки на груди.

— Я говорила с ним, — призналась Люси.

Камилла удивилась.

— С Гарри? Как это случилось?

— Мне удалось выяснить, что он все-таки работал с нами, хотя и не подозревал, что мы тоже с этим связаны.

— Как это случилось?

— Ну… я зашла к нему в кабинет…

— Что ты сделала? — Камилла вдруг поняла, что, если даст Люси выговориться, многое сможет для нее проясниться.

— Да, я пробралась к нему в кабинет, чтобы выяснить, связан ли он как-то с нашим проектом. Ведь должны же были проходить через него наши данные, разве не так? Он ведь единственный среди нас великий ученый. Он, что, был связан с плохими парнями или ему просто морочили голову, как всем нам? Ты прикинь только на минуточку: Гарри — человек подозрительный. Он ничего не говорил, но сообразил, что эти данные получали от людей, а не от грызунов, как ему говорили. И из досье, которое я у него нашла, стало ясно, что его провести не удалось.

В коридоре послышались какие-то звуки, от которых Камилла вздрогнула.

— Расслабься, это всего лишь брат Том.

Обе женщины ждали, пока монах, тяжело ступая, прошел по комнате. Он приветствовал их улыбкой и поставил на стол поднос с угощением, о котором говорила Люси. Четвертая чашка на подносе предназначалась ему самому. Брат Том разлил по чашкам горячий шоколад из эмалированного кувшинчика, протянул женщинам чашки, взял одну себе и сел на стул, стоявший у стола.

— Прямо как в летнем лагере, — хмыкнула Камилла.

Люси рассказала брату Тому об их беседе с Камиллой.

— Я сказала Камилле о налете на «Хиллер-Ларджент». Это ведь я слегка растрясла Гарри — намекнула ему, что знаю, чем он занимался, и понимаю, на чьей он стороне. Может, он и не знал, о чем я говорю, или что в этом деле есть разные стороны. Но я сказала ему про это досье и упомянула его кодовое название — «Гаснущая звезда». Я же помню, ты сама мне об этом говорила. Мне пришло в голову, что, если Гарри поймет, что причастен к этому проекту, он сможет поднять шум в «Хиллер-Ларджент» или в «БиоЛогике». Может быть, он так и сделал. Может быть, его поэтому и взорвали.

— Я ничего ни про какой шум не слышала, — заметила Камилла.

— С чего бы тебе было что-то слышать? Очень сомневаюсь, чтобы Гарри или Рэндал Ларджент кричали об этом на каждом углу. Мне кажется, они должны об этом помалкивать, как ты думаешь?

Камилла кивнула. Она чуть не допустила ошибку. Узнать об этом она могла только от Хонигвакса, но говорить об этом Люси вовсе не собиралась. И потом, какое значение это имело теперь?

— Для меня это дело покрыто мраком. Я понятия не имею, за что убили Гарри.

— Как и беднягу Чарли, — добавила Люси.

— Нет, почему убили Чарли, я знаю. Он мертв, потому что его застрелила я. Я ему в его чертов глаз целилась, но промазала, попала в голову. — Камилла усмехнулась, на губах ее застыла ледяная усмешка. Люси оцепенела, но ее подруге показалось, что девушка ей не поверила. Тогда она медленно вынула из-под халата оружие. — Вот из этого пистолета, — сказала она Люси и брату Тому. — Я его пристрелила из его же собственной пушки.

Брат Том поднялся со стула.

— Сиди, монах, где сидел, — приказала Камилла и направила на него пистолет. — Я скажу тебе, когда можно будет шевелиться.

Люси и ее охранник в полном смятении переглянулись.

— Садись, монах, садись.

Медленно, как будто у него все мышцы свело, брат Том опустился на стул.

— Так-то лучше.

— Камилла… — начала было Люси, но Камилла ее перебила.

— Детка что-то недопонимает? В неисповедимых путях нашего мира заблудилась? Ах, моя бедная индейская девочка…

— Что ты собираешься делать? — прошептала Люси, собравшись с духом. — Ты сошла с ума.

— Нет, — задумчиво проговорила Камилла, — нет, ты не то сказала. Мне твои слова совсем не по душе. Ты ведь, сучка, сама сорок два человека на тот свет спровадила. Точнее говоря, сорок, потому что о двоих я позаботилась сама, сама их от горя избавила. Ты убила сорок человек и еще имеешь наглость мне заявлять, что я рехнулась? Нет, со мной, сестренка, такие номера не проходят.

Люси судорожно огляделась по сторонам. На нее накатил такой ужас, что ее чуть не вырвало. Она была близка к обмороку и с большим трудом заставляла себя сохранять ясность мысли. Ей доводилось видеть перед собой примкнутые штыки, ребят в армейских ботинках, которые в любой момент могли сделать опрометчивый шаг, и оставалось только молиться, чтобы они четко повиновались приказам. Когда она стояла на перевернутой полицейской патрульной машине и дразнила парней в военной форме автоматом, зажатым в руке, Люси запомнилось, что она чувствовала страх своих людей, страх могавкских воинов, готовых к смерти и знавших, что их могут убить в любой момент, но вместе с тем она понимала, что эти люди готовы пойти на унижение. Она — женщина — могла себе позволить взобраться на ту машину и что-то хрипло орать солдатам, надеясь, что никто в нее не выстрелит именно потому, что она — женщина. Но если бы на ее месте оказался какой-нибудь задиристый индейский мальчишка, армейский снайпер мог легко его подстрелить. Именно поэтому она тогда и решилась разыграть этот спектакль. В тот момент, когда ее охватили страх и паника, она следовала инстинкту — Люси сосредоточила внимание всех на себе, сняв его тем самым с остальных. Ее план сработал. О ней тогда передали во всех новостях, писали газеты, но гораздо большее значение имело то, что удалось избежать кровопролития, хотя столкновение казалось неизбежным. Сейчас положение было другим, но ей уже доводилось стоять под направленными на нее автоматами, и внутренний голос настойчиво говорил ей, что так надо поступить и теперь.

— Послушай, Камилла, скажи мне, что с тобой творится? Что ты собираешься делать? — Она пыталась говорить как можно спокойнее, но сама слышала в собственном голосе нотки страха.

Не выпуская пистолета из рук, Камилла усмехнулась чуть шире. Потом внезапно насупилась и гораздо громче, чем Люси, ответила:

— Я собираюсь пристрелить тебя, сучка. Ты сама-то хоть понимаешь, какая ты дрянь? Вот я и собираюсь с тобой покончить.

— Зачем? Тебе ведь это с рук не сойдет. — Люси посмотрела на брата Тома, безумный взгляд которого был направлен на Камиллу, рот открыт и из него текли слюни. Казалось, его от испуга вот-вот хватит удар.

— Конечно, Люси, я сделаю, что решила. А потом скажу, что была в ванной, когда на тебя напал убийца. Скажу им, что вроде слышала выстрелы, но не стала вылезать, потому что не хотела отпирать дверь. Там я и буду, когда сюда нагрянет полиция. В ванной. Еще и истерику им закачу. И девочка моя будет плакать у меня на руках. Она станет моей свидетельницей. Я ванну принимала. А пистолет я оставлю здесь, они определят, что он принадлежал Чарли, поймут, что это то самое оружие, из которого он был убит. Отпечатки я, конечно, сотру, так все убийцы делают. А если твои мозги или кровь мне забрызгают халат, я его выстираю, а в ванну снова налью воды. Все продумано до мелочей. Мне, Люси, именно все с рук сойдет. Я прекрасно понимаю, что тебе с досады выть хочется, но я и из этой передряги выкручусь, поверь мне. Это будет совсем несложно.

— Камилла, ты не сможешь так поступить…

— Какая чушь, конечно, смогу.

— Но почему? О Господи, Камилла! Что с тобой стряслось? Что на тебя нашло?

— Теперь нас трясет от страха, да, малышка? Понимаю, это не самая лучшая для тебя новость. Но тебе еще придется немного подождать, Люси. Брат Том, — угрожающе сказала она монаху, — если ты еще раз двинешь рукой, переставишь ногу, станешь ерзать на стуле задницей, это будет последнее движение в твоей жизни, ты меня понял? А теперь мне надо объяснить этой индейской девочке пару простых вещей, и я рассчитываю, что ты меня тоже внимательно выслушаешь. Тебе ясно?

Монах кивнул с самым серьезным видом. Камилла бросила на него насмешливый взгляд.

— Может быть, мне сегодня удастся немного разговорить брата Тома? Как тебе кажется? Хотелось бы тебе до этого дожить, Люси? Как думаешь, замолвит он за нас словечко, если его об этом хорошенько попросить?

* * *

Патрульная машина спешила к монастырю, когда Санк-Марс неожиданно сказал:

— Притормози.

— Что? — не понял Мэтерз.

— Остановись! — рявкнул старший напарник, и Мэтерз ударил по тормозам, бешено выворачивая руль, чтобы машину не занесло. Всех хорошенько тряхнуло.

— Что случилось, Эмиль? — придя в себя, спросил Мэтерз.

— Машина… Видишь там, на стоянке? Не знаю, мне кажется, это машина Камиллы.

— Что вы здесь, черт возьми, вытворяете? — проревел Риччи с заднего сиденья, но не успел он и рта закрыть, как Мэтерз нажал на газ, колеса бешено завертелись, машина почти на месте развернулась и помчалась в обратном направлении.

Когда он повернул на дорогу, ведущую к монастырю, машину подбросило на каком-то ухабе так, что все четверо ударились головами о потолок. Он юзом подкатил к припаркованной на стоянке «мазде», чудом в нее не врезавшись. Санк-Марс с Мэтерзом уставились на кусок пластика, вставленный в выбитое окно. Потом они оба вышли из машины и вынули пистолеты. При виде оружия нью-йоркские полицейские взбодрились и тоже вышли из автомобиля.

— Здание очень большое, — сказал им Санк-Марс. — Нам нужно здесь кое с кем встретиться. Никому не верьте. Особенно остерегайтесь, если заметите вооруженную женщину.

Быстрым шагом четверо полицейских вошли внутрь.

* * *

— Ну что, брат Том, может быть, тебе хочется закрыть глаза или помереть счастливым? Ладно, не имеет значения. Делай что хочешь. — Камилла встала. — Скину-ка я, пожалуй, халатик, чтобы ваших ошметок на нем не осталось.

Она аккуратно сняла купальный халат, переложив пистолет из одной руки в другую так, чтобы дуло все время смотрело в сторону Люси Габриель. Монах не сводил с нее глаз, хотя ее нагота, казалось, не шокирует его и не интересует.

— Так мне легче будет все с себя смыть, — сказала она.

Книзу от выпирающих ключиц торчали ребра, едва прикрытые небольшими отвисшими грудями, кожа была совсем белой, только лицо и кисти рук обветрились и слегка покраснели.

До них донесся из коридора голос Кэролл:

— Мамочка, я уже хочу вылезти из ванны!

Камилла подошла к двери, продолжая держать пистолет так, чтобы он был направлен либо на Люси, либо на монаха, и крикнула:

— Посиди еще немного в водичке и не вздумай вылезать, пока мамочка к тебе не придет!

— Я сейчас же хочу выйти!

— Сиди в ванной, черт тебя побери!

Ее голос эхом разнесся по коридору.

— Ну что? — спросила она Люси, заметив на ее лице смятение и подняв голову, чтобы выглядеть внушительнее. — Тебе не нравится, как я разговариваю со своим ребенком?

— Тебе нужна помощь, Камилла.

— Нет! Здесь ты не права. Ты снова чушь спорола. Мне это не нравится, Люси, совсем не нравится. Я ни от кого не собираюсь терпеть такого тона. Или ты возьмешь свои слова обратно, или я с тобой буду говорить иначе. Мне придется сшить тебе губы. Ведь у тебя, монах, наверняка найдутся нитка с иголкой?

Лицо Люси перекосило от страха, губы ее дрожали, руки тоже, в горле стоял ком.

— Нет, Камилла, пожалуйста, с тобой не все в порядке… не надо! — молила ее Люси, потихоньку по стеночке двигаясь к кровати. — Пожалуйста…

— Ой, Люси, да неужто ты перепугалась? Мне это нравится. Никак от тебя не ожидала. Смотри-ка, какой отважный индейский воин! Храбрая маленькая краснокожая девочка с автоматом в руке. — Теперь она ходила взад-вперед перед бывшей подругой, поддразнивая ее и угрожая пистолетом. — Я всегда была уверена, что ты — дешевка. Кого ты можешь убить, Люси? В кого бы ты из того автомата смогла выстрелить? Кишка у тебя тонка.

— Мамочка! — опять донесся из коридора крик ее дочери.

— Сиди в ванне, Кэролл!

— А ты кого убила, Камилла? — задала ей Люси тот же вопрос. — Это ты убила Энди?

Мысль Люси лихорадочно работала — ей надо было выиграть время. С момента приезда сюда она ни с кем, кроме брата Тома, не общалась. В этом крыле монастыря никто не жил, да и в основной части здания почти никого не было. Мужчины больше не хотели идти в монахи. Было ясно, что Камиллу так и подмывает поговорить об убийстве, и Люси цеплялась за эту возможность, как утопающий за соломинку. Она знала, что в течение дня к ней должен приехать Санк-Марс, но о времени они не договорились. Он был ее единственной надеждой, и потому девушка понимала, что надо сделать все возможное, чтобы до его приезда Камилла не закрывала рот.

— Энди прикончил Винер, — призналась Камилла. — Он нам чуть все дело не запорол. Как обычно. — Она выхаживала перед ними как пава, кривя губы в презрительной ухмылке и не выпуская из руки пистолета. — Тоже мне, большое дело кого-то убить, что в этом плохого? Я сделала человечеству одолжение. Когда Винер его застрелил, Энди надо было утопить как крысу, и я сказала ему это сделать. Он держал ногой голову Энди в воде, пока тот не сдох. Ты уж прости нас, Люси, я знаю, этот парень тебе нравился. А потом я только помогла Винеру затолкать его тело под лед и привести там все в порядок.

— Кто такой Винер? — внезапно спросил брат Том, чем очень удивил обеих женщин.

— Это же надо! Монах заговорил, — усмехнулась Камилла. — У тебя, Томми, появился шанс попасть на небо в качестве прекрасного, исполнительного монаха. Наконец-то тебя прорвало. Теперь мне придется и тебе сшить губы, чтобы ты держал язык за зубами в аду. Почему бы и нет? Ведь Чарли я губы зашила. Так что все поймут, что убийца один и тот же, что вполне соответствует истине. Я, брат Том, тебе рот зашью крепко и аккуратно, так что тебе потом целую вечность не придется лясы точить. И тебе, Люси, я тоже губы зашью. Мне уже до смерти надоело слушать то, что с них срывается. Мне страсть как хочется это сделать!

— Мамочка! Мамочка! — кричала Кэролл из ванны, вода в которой уже была чуть теплой.

— О Господи! — простонала Камилла. — Мне и дочку мою придется прикончить, чтоб избавить ее от горя.

Люси от отчаяния вжалась в стену — теперь у нее не осталось никаких иллюзий, она окончательно поняла, что Камилла повредилась в рассудке без надежды на просветление. Она часто и тяжело дышала, ей не хотелось сейчас здесь умереть, но, если ей это было суждено, она, по крайней мере, надеялась сделать это достойно.

— Кто такой Винер? — повторил свой вопрос брат Том. Голос его был глубоким, с хрипотцой, он постоянно отводил взгляд от женщины с пистолетом в сторону, а та все время смотрела на бывшую подругу. Камилла искоса взглянула на монаха.

— Винер — это Вернер Хонигвакс, Томми. Ой, прости, брат Том. Он убил Энди Стетлера, моего приятеля. Я ему в этом только немного помогла. Когда дело доходит до дела, его надо делать по-деловому, понял? Вот так-то, — сказала она, взяла пистолет двумя руками, подняла прицел с груди Люси на ее лицо, взглянула на дуло, прицелилась и решительно произнесла: — Вот и твой черед настал, девочка индейская.

— Нет, Камилла! Нет!!!

— На этот раз — да! — поддразнивала ее Камилла, на губах которой играла улыбка маньяка.

— Камилла!

— Мамуля! Мне хо-о-о-о-о-лодно!

— Тебе, Люси, я пулю всажу прямо между глаз.

— О Господи, — прошептала Люси и отвернулась в сторону.

— Ну-ка, Люси, покажи-ка мне твои глазки. Ну, давай, давай. Ты же уже не маленькая. Поверни ко мне личико. Вот так, детка. Еще повернись. Еще чуть-чуть. Ну, давай же.

Медленно, постепенно, со слезами на глазах, часто дыша, Люси Габриель поворачивалась к ней лицом.

— А теперь открой глазенки пошире. Вот молодец, какая храбрая индейская девочка!

Люси открыла глаза.

В монашеской келье грохнул выстрел, эхо его гулко разнеслось по коридору, раздавшись во всех помещениях монастырского здания. Отзвуки выстрела еще долго бродили грозными затихающими раскатами, отдававшимися от старых каменных стен и мрамора полов. Когда они докатились до поднимавшихся по лестнице бегом четверых полицейских с пистолетами наготове, они на секунду остановились и с удвоенной скоростью бросились вперед.

* * *

Ее тело, корчившееся в конвульсиях, с глухим ударом свалилось на пол и безжизненно застыло.

Брат Том встал. Пуля, пробившая его сутану, попала Камилле Шокет прямо в сердце. Он взглянул на до смерти перепуганную Люси Габриель, съезжавшую по стенке на пол, быстро пересек комнату, переступив через лежавшее на полу мертвое тело, и взял с подоконника папку с документами. Потом схватил ключи от машины Люси.

Девушка не могла отвести взгляда от трупа Камиллы, неподвижно лежавшего на полу. Она была совершенно потрясена происшедшим, ее мутило, но сильнейшее напряжение понемногу спадало. Девушке с трудом верилось, что она осталась жива. Жива!

Брат Том положил свой пистолет на стол и стащил через голову сутану. Люси взглянула на него совсем другими глазами, ее переполняли смущение и любопытство. Теперь монах был одет в фиолетового цвета рубашку и синие джинсы, на поясе которых болталась кобура.

— Извини, — сказал он, — я не понял, о каком ты еще говорила парне.

Ей снова стало трудно дышать, хотя теперь было легче, чем раньше.

— О каком парне?

— О Хиллере. Парне по имени Гарри Хиллер.

Когда он выходил из комнаты, Люси показалось, что его походка необычайно легка для такого грузного человека. Брат Том унес с собой папку с документами. Люси слышала его шаги, когда монах бежал по коридору. Она попыталась подняться, но не смогла. Ноги были как ватные и не хотели ее слушаться. Она поняла, что от страха описалась, потом увидела застывшие мертвые глаза Камиллы и громко вскрикнула.

И в этот момент до нее донесся какой-то шум, звуки чьих-то шагов.

Усилием воли девушка заставила себя подняться — ей очень хотелось куда-нибудь отсюда уйти. Ее так мутило, что пришлось опереться о стул, чтобы снова не упасть на пол, потом шатаясь и держась за стены она вышла в коридор и медленно опустилась на пол. Так она и сидела, обхватив голову руками, ревела как белуга и ждала, что кто-то ее отсюда вытащит. В голове вертелась только одна мысль — она выжила, но в то же время ей казалось, что случившееся было выше ее сил.

Снова услышав чьи-то шаги, она очень удивилась — слишком уж быстро они приближались. Может быть, монахи бежали к ней на выручку? Люси не знала, сколько прошло времени. В голове вдруг мелькнула догадка, и, взглянув в коридор, девушка увидела, что с правой его стороны к ней несутся четверо мужчин.

Полицейские разделились на две пары, каждая проверяла помещения по разным сторонам коридора, приближаясь к плакавшей девушке. Все слышали детский голос и, соблюдая необходимые предосторожности, двигались как могли быстро. Санк-Марс первым увидел девочку, которая умудрилась вылезти из большой чугунной эмалированной ванны и обернуть вокруг себя купальное полотенце. Увидев мужчину с пистолетом, она захныкала:

— Я замерзла… мне холодно… мне очень холодно.

Мэтерз прошел мимо напарника, убрал пистолет, взял ребенка на руки, но Кэролл продолжала повторять:

— Мне холодно. Мне холодно. Мне холодно…

И действительно, от холода у нее зуб на зуб не попадал.

Макгиббон и Риччи подошли к Люси Габриель и опустились перед ней на колени. Она жалобно стонала и всхлипывала, переживая чудо своего избавления. Двое нью-йоркских полицейских заглянули в комнату и сделали Санк-Марсу предупредительный знак. Детектив прошел мимо раскрытой двери и увидел лежавшее на полу тело женщины. Он прижался к стене и медленно, крадучись, подошел к дверному проему. Потом пригнулся и еще раз прошел мимо комнаты. Прокрутив в голове увиденное, он подал знак американским коллегам, что собирается войти внутрь.

Санк-Марс влетел туда и понял, что комната пуста — за исключением трупа Камиллы Шокет.

Он вернулся в коридор и опустился на колени рядом с Люси Габриель.

— Ты — Люси? Ты должна быть Люси.

Он отвел прядь волос с ее лица. Девушка попыталась увернуться и застонала, тогда он мягко погладил ее по голове.

Люси кивнула.

— Кто это сделал, Люси? — спросил ее Санк-Марс. — Там, в комнате. Ты?

— Брат Том, — с усилием прошептала она.

— Монах?

Люси медленно покачала головой.

— Нет, это не монах. Он не был монахом. О Господи! Боже мой!

— Хорошо, Люси! — попытался утешить ее Санк-Марс. — Теперь все будет хорошо.

— Нет, — простонала Люси, — вы не понимаете. Он забрал это. Он все забрал.

— Что? — спокойно спросил девушку Санк-Марс. — Кто? Что он забрал?

— Брат Том. Он забрал «Гаснущую звезду». О Господи, — с трудом выговорила Люси и ухватилась руками за лацканы полицейского — Неужели вам непонятно? Это случится снова! Он не монах! Он — бандит! Убийца. Он взял «Гаснущую звезду»!