Сочельник начался в точности так же, как любой другой день за последнюю неделю – с дождя.

Мокрые рождественские украшения висели повсюду – на окнах, в дверных проемах, и смотрелись довольно уныло. Непрекращающаяся морось позаботилась об этом.

Я вышел на грязный двор базы, в тысячный раз кляня себя за то, что не взял резиновые сапоги. Кожаные ботинки не успевали просохнуть. Я ощущал, как влага просачивается в швы, уже через пару минут после того, как их надевал. На нашем местном черном рынке сухие, теплые шерстяные носки были сейчас самым ходовым товаром.

Я подошел к новому загону, который мы сделали для собак. Змеиные укусы заживали хорошо, Пуля чувствовала себя отлично, и хотя первые пару дней у нее не было аппетита, сейчас она наворачивала за двоих.

Как только она достаточно окрепла, чтобы гулять по двору, мы решили переселить ее к остальным. У собак тут же началось веселье: все нюхали друг друга, носились, весело тявкали и играли, пока Джене все это не надоело и она не ушла спать.

Зато РПГ еще долго носился с Пулей. Малышка вымоталась настолько, что свалилась с ног, тяжело дыша, и заснула на месте, свернувшись клубочком. Но стоило ей отдохнуть, и игрища начались заново.

РПГ был счастлив, наконец-то у него появилась подружка. Наузад снисходительно наблюдал за ними со своего атласного ложа.

Дэйв, разумеется, мне не поверил, что это не я притащил Пулю снаружи, но это не помешало ему влюбиться в нее с первого взгляда. И это было взаимно: крошка мчалась к ограде, стоило Дэйву показаться на горизонте.

– Иди сюда, покажи мне шею, – подзывал ее Дэйв, и Пуля тут же радостно трусила к нему, садилась у ног и позволяла прощупать ранку. Обсуждать тут было нечего, Пуля присоединилась к нашему собачьему семейству.

Через пару дней стало ясно, что в конструкции вольера придется все поменять: нам нужно было три отдельных загончика с доступом к нише в стене.

Наузада нужно было отделить от Пули и РПГ, потому что его раздражали их постоянные игры и суета. Наузад с РПГ пару раз уже серьезно «поговорили», и мы решили, что их лучше держать порознь. И хотя прежде они были не разлей вода, теперь обоих вполне устраивало оказаться в разных частях вольера. По крайней мере, у всех была своя территория, и я мог не стоять на страже каждый раз во время кормления. Достаточно было отпереть калитку и просунуть миску внутрь.

Одно время я думал приучить их сидеть, пока я раздаю еду, но дрессировка требовала времени, а его мне катастрофически недоставало.

Джена однозначно была в группе «мамочкой». Ей нравилось сидеть в своем загончике и наблюдать за всем, что происходит вокруг. Дома я успел почитать в Интернете про роды у собак. Там говорилось, что кормящая сука нуждается в личном пространстве. Так что отдельный вольер и здесь оказался кстати.

Все четверо не сводили с меня глаз, пока я накладывал им еду. Теперь я и сам не мог понять, почему мы сразу не устроили собак именно здесь. Любимым местом Наузада стали мешки с песком, приваленные к сетке. Он возлежал на них, снисходительно наблюдая за тем, как дурачатся соседи. Иногда он лениво погавкивал, когда РПГ с Пулей слишком разыгрывались, как будто призывал их вести себя потише.

Я как раз закончил уборку в вольерах, когда послышался знакомый звук летящего снаряда.

– Опять двадцать пять, – в сердцах бросил я и устремился прочь. Собаки тут же расползлись по укрытиям. Никому из них не нравилось находиться при обстреле снаружи.

Следующие два часа я провел на северном наблюдательном пункте, помогая нашим разбираться с талибами, которые любой ценой пытались добраться до базы. Появление американского военного вертолета, выпустившего две ракеты по позициям противника, мы встретили одобрительными возгласами. Радость оказалась недолгой: талибы в ответ ухитрились выстрелом из зенитки зацепить пилон подвески вооружения вертолета. Это переполнило чашу терпения, и было принято решение звать на помощь «взрослых парней» – в данном случае, бомбардировщик Б1, который должен был сбросить на огневую точку талибов 7000-фунтовый подарок.

Я знал, что сейчас последует, когда мы слушали по радио тридцатисекундный отсчет. И также я знал, что собаки, которые прятались сейчас в своих тесных кладовках, понятия не имели про взрыв. Но я ничем не мог им помочь.

Хотя я к этому готовился, ударная волна от зоны поражения, расположенной менее чем в тысяче метров, застала меня врасплох. Страшно было представить, какая паника началась у собак, когда отголоски взрыва разнеслись по всей долине, отражаясь от гор.

Облако в форме гриба медленно вырастало во влажном воздухе. О том, что стало с талибами, я не хотел и думать. Я не испытывал к ним жалости после того, как погиб морпех Уотсон.

Постоянные перестрелки с противником привели к тому, что нам стало сильно не хватать боеприпасов. Требовалась масштабная допоставка.

Чтобы привезти все необходимое, пришлось бы десять раз гонять транспортный вертолет, но такой возможности у штаба не было. По итогам, было принято решение, что с самолета «Геркулес C130» в пустыню над Наузадом будут сбрасывать грузовые поддоны. Босс поручил мне отправиться в пустыню, найти и оборудовать подходящее место, а потом сообщить об этом пилоту.

Я смог навестить собак только в восемь вечера, и то всего на пару минут. Глаза слипались, я едва стоял на ногах. Покормив всех четверых, я зашел в вольер к Наузаду и сел у стены, упираясь спиной в холодную и влажную глинобитную стену. Наузад подошел и сел рядом. Я чесал обрубки ушей, а он тыкался лбом мне в ладонь. Мы просидели так еще немного. Я поставил будильник, чтобы он поднял меня через двадцать минут, и сам не заметил, как начал клевать носом. Проснулся я весь дрожа, с таким ощущением, будто вырубился всего секунд на десять. Наузад все еще сидел рядом. Я неохотно поднялся, преодолевая дремоту. Ночь обещала быть бесконечной.

Рождественская ночь, одна минута первого. Пилот все рассчитал идеально. В ту же секунду, как я нажал на кнопку, чтобы сработал инфракрасный маркер, указывавший точку сбрасывания, в небе послышался низкий гул подлетающего «Геркулеса». Вскоре гул превратился в оглушительный рев, и громадный транспортник пролетел у нас прямо над головой – так низко, что мне сделалось не по себе.

Когда разгрузчик выбросил тяжелые груженые поддоны в пустоту ночного неба, я внезапно осознал, что С130 куда ближе к земле, чем мы думали.

Возможно, сторонний наблюдатель счел бы это комичным, но нам в тот момент было не до смеха: мы стояли посреди зоны выброски, и прямо на нас опускались на парашютах четырнадцать деревянных ящиков с боеприпасами.

– Черти! Бежим! – проорал я Джону.

В тусклом свете молодой луны невозможно было точно определить, как высоко над землей находится груз, но я надеялся, что у нас есть хотя бы пара секунд, пока не грохнутся первые ящики. Каждый весил не меньше двух тонн, и оказаться под одним из них нам совершенно не улыбалось.

Я поскользнулся на мокрой глине и отчаянно пытался восстановить равновесие, когда сзади упал первый поддон.

Джон пыхтел рядом, пытаясь отдышаться. Мы оба стояли, упираясь ладонями в колени, как гребцы после олимпийских соревнований.

– Вот черт, я не думал, что они полетят так низко, – сказал я.

Жадно втягивая морозный воздух, я обернулся и обнаружил, что ближайший ящик упал в каких-то ста футах от нас.

Понемногу пульс пришел в норму, дыхание восстановилось, и я нажал кнопку передачи на рации.

– База, 2 °C говорит. Сани Санта-Клауса приехали, прием.

– Вас понял. Едем собирать. Конец связи.

И вновь над пустыней повисла тишина. Все это мало напоминало утро Рождества, если честно.

– Пошли пока, посмотрим, что там Санта прислал, – предложил я Джону.

Вместе с парнями, которых прислали нам на подмогу, мы должны были отыскать и собрать все ящики, рассыпанные по пустыне. Потом их предстояло избавить от обвязки и строп парашютов и погрузить в машину.

Парни, оставшиеся на базе, должны были перебрать, пересчитать и разложить боеприпасы по местам. В это время с холма присматривали за тем, чтобы все прошло гладко. Если бы талибы проявили к нам хоть какой-то интерес, это нужно было пресекать моментально.

– С Рождеством, сержант, – окликнул меня знакомый голос с густым уэльским акцентом, когда я подошел к очередной горе боеприпасов на погрузке.

Тафф, помощник командира одного из взводов, пытался перерезать толстую обвязку. Кто-то отчаянно сражался с парашютом, который никак не желал сворачиваться, а вместо этого пытался замотать человека в себя. Тяжеленные парашюты обычно перетаскивали втроем, в одиночку это было безнадежно.

– И тебя с Рождеством, – ответил я. – Что, горюют сегодня красотки в Мертире? Некому с ними танцевать до утра?

– Это точно, сержант, – ответил он, наконец управившись с креплением и отскакивая в сторону, когда упаковки с патронами посыпались на землю.

– Cколько поддонов уже собрали? – спросил он.

– Одиннадцать. И еще три надо найти, – ответил я, продолжая разглядывать пустыню в прибор ночного видения. – По-моему, они где-то там приземлились, в вади, – предположил я, указывая в темноту. – Ни черта разглядеть невозможно.

– Восторг, – прокомментировал Тафф, подходя к борцу с парашютом, который теперь изображал привидение.

– Хватит дурью маяться, Майк, вылезай. – Тафф несильно стукнул ладонью по тому месту, где под шелковой тканью скрывалась голова.

– Эй, больно же! – протестующе донеслось изнутри парашюта, и Майк замахал руками, чтобы отбить еще один подзатыльник.

– Делай, что тебе говорят, Майк, вот ведь придурок.

– Вызови нас по рации минут через десять, – сказал я Таффу, – надеюсь, к тому времени я найду остальные три поддона.

Лица его я в темноте не видел, но не сомневался, что он ядовито ухмыляется.

– Жду не дождусь, – донесся ответ.

Первые лучи солнца начинали пробиваться через горные хребты на востоке. Небо было расчерчено оранжево-алыми полосами, в Афганистан пришло Рождество.

Нам надо было поторапливаться, вот уже почти семь часов мы собирали боеприпасы, и я не мог понять, почему талибы до сих пор не отреагировали на нашу суету.

Последний поддон обнаружился за добрых двести метров от точки сброса, в небольшом овраге посреди голой пустыни. Команда Таффа уже направлялась ко мне, я ждал их на мокром глинистом склоне. «Сомнительное будет удовольствие – перетаскивать ящик на другую сторону», – невольно подумалось мне.

Я начал перерезать толстенные страховочные ремни, удерживавшие на месте ящики с патронами, и едва успел отскочить, когда они повалились на землю.

В недрах всей этой конструкции обнаружилась пустота, проложенная пенопластом. Я подошел ближе и нагнулся рассмотреть, что там такое. Под защитным слоем обнаружилась большая картонная коробка. Стараясь не споткнуться о рассыпанные снаряды, я аккуратно приподнял крышку.

Когда рассветные лучи озарили внутренности коробки, я не смог сдержать улыбку: там лежал традиционный квадратный рождественский пирог, залитый белой глазурью, с надписью «Счастливого Рождества». Сверху был аккуратно воткнут небольшой конверт.

В нем обнаружилась открытка с толстяком Сантой, застрявшим в дымоходе. Из туго набитого мешка выглядывали разноцветные подарки. Надпись на обороте гласила:

«Поздравляем всех на базе в Наузаде с Рождеством!

Парни из Королевских ВВС».

– Один-ноль в вашу пользу, круто, – улыбнулся я.

После такого насыщенного утра это было именно то, что надо. Пирог отлично пойдет под горячий чай, когда мы наконец доберемся до базы.

Ранним утром небо выглядело великолепно, но вскоре тучи затянули его, как обычно. Воздух слегка прогрелся, но оставался слишком влажным, и когда мы сворачивали последние парашюты, волоча их по мокрой земле, с меня пот лил градом.

Было уже ближе к восьми утра, когда мы наконец доставили на базу остатки боеприпасов. Рождественский пирог ехал весь этот недолгий путь у меня на коленях. Мы устало и второпях сгрузили парашюты в специальные металлические контейнеры. Рано или поздно, их вернут в Бастион для того, чтобы использовать вновь.

– К машинам подходите, парни, – окликнул я остальных, утирая грязь и пот со лба. – Пришло время пирога.

В мгновение ока коробка опустела. Перепачканные руки уносили драгоценные ломтики. Горячий сладкий чай пошел на ура, и мы даже слегка взбодрились, устанавливая порядок дежурства на сегодняшний день. Никаких операций не планировалось, так что, если талибы не решат нас взбодрить, день ожидался тихий.

Наскоро подогрев воды и наполнив канистру, я принял душ, побрился и переодел свежее белье и носки. Штаны, правда, пришлось надеть прежние: вторые, постиранные два дня назад, до сих пор не просохли.

Из дома я привез ярко-красную рубашку, которую надевал только по особым случаям. Лиза терпеть ее не могла, поэтому я, понятное дело, старался носить ее как можно чаще. Когда она увидела, что я пакую рубашку в рюкзак, то предложила оставить ее талибам на память, когда буду возвращаться домой насовсем.

Мама прислала мне рождественские оленьи рога и ядовито-красный галстук-бабочку. Все это идеально дополняло мой рождественский наряд. Я вытащил из-под койки коробку с шоколадным печеньем, которое привез из Англии, натянул бронежилет и в таком виде отправился на проверку постов. Часовые выглядели такими же уставшими, как и я, но ничего не поделаешь – служба есть служба. Нельзя же было ради Рождества отменить дежурство.

Когда я закончил обход, коробка с печеньем опустела, а я объелся. Пришлось на каждом посту съедать по печенью с ребятами, я же не мог позволить им лакомиться в одиночку, правда?

На кухне Датчи уже успел облачиться в передник и чистил картошку. Я прошел внутрь, потом затормозил и вернулся во двор.

– Ого, и когда они это успели? – Я в изумлении воззрился на приставленную к внешней стене кухни самодельную печку, которую смастерили наши гуркхи.

– Пока ты в пустыне прохлаждался, – ответил Датчи и покачал головой, оценив мой наряд. – Их капрал услыхал про индеек и предложил свою помощь.

Это было удивительное сооружение. Печку изготовили из старого бидона для горючего, который как следует отчистили по такому случаю, установили на два кирпича и прижали к стене мешками с песком. Гуркхи прорезали небольшое отверстие спереди и подвесили на петлях дверцу. Внутри имелись полозья для двух противней, на которых можно было запекать птицу.

Снаружи печку обмазали двухдюймовым слоем мокрой глины и подвели газ. Резиновая трубка тянулась от вентиля прямо к баллону.

– Черт возьми, а газ они как подключили? – удивился я.

– Не спрашивай, – отозвался Датчи. – Лучше иди сюда, помогай.

У морпехов существует давняя традиция: на Рождество рядовому составу обед подают сержанты и офицеры. Мы с Датчи пошли еще дальше и решили приготовить все сами.

Добрых два часа, с помощью добровольцев из инженерной части мы приготовили все рождественские блюда, какие только смогли изобрести – на горелке и в самодельной духовке. Как ни странно, шпарила она отменно, и всякий раз, когда мы заглядывали проверить, как румянится птица, нас обдавало жаром и соблазнительным ароматом. Переворачивать и разделывать индейку пришлось ножом, потому что специальных щипцов у нас не было.

Запах стоял такой, что проснулся бы даже мертвый. Вскоре все подтянулись в столовую. Начальство, как положено, пожелало парням веселого Рождества.

– Обалдеть, ты глянь, сосиски в бекон завернуты, – обливаясь слюной, сообщил один морпех другому, с восторгом глядя на свою тарелку. К счастью, дождь на время прекратился, иначе очередь желающих угоститься рисковала бы изрядно промокнуть. И без того, стоя по щиколотку в грязи, они напоминали завсегдатаев музыкального фестиваля.

– Беконом я горжусь отдельно, – доверительным шепотом сообщил мне Датчи.

– Хорошая идея, это точно, – согласился я, ухмыляясь, – но, по-моему, моя жареная картошка им нравится больше.

На мне по-прежнему была идиотская красная рубашка и оленьи рога.

Кэп подошел к нам, покончив со своей порцией.

– Отличная работа, парни. Вернемся – подумайте о смене карьеры. Я поддержу.

– Р-р-р, – только и смог ответить на это Датчи с набитым ртом.

– Кстати, поделите парней между собой так, чтобы половина в штаб пришла к двум, а вторая – к трем. Договорились? – сказал босс.

– А в чем дело?

– Санта-Клаус зовет. – И с этими словами он нас покинул.

Озадаченные, мы переглянулись с Датчи. Никто ничего толком не понял.

Когда я со своими парнями зашел в два часа в наш штаб, то расхохотался от неожиданности. Кэп со своим заместителем украсили помещение остатками гирлянд, а на столе были выложены подарки, прибывавшие на базу последние несколько недель.

От Ассоциации морских пехотинцев нам всем полагалось по коробке, набитой всякой всячиной – бритвы, зубная паста, конфеты… все то, чего в обычных пайках не дают… Но смеялся я не поэтому.

В кресле посреди комнаты восседал самый настоящий Санта-Клаус с банкой пива в руке. Понятное дело, не настоящий: это был Ливи, наш фельдшер. Ему как служащему ВМФ разрешили отпустить бороду. Он специально не брился к этому дню и теперь щеголял густой щетиной от уха до уха. Не совсем как у Санты, конечно, но смотрелось неплохо, тем более в сочетании с красной курткой, штанами и колпаком. Теперь в Наузад пришло настоящее Рождество.

– Йо, йо, йо! – прокричал он с ливерпульским акцентом. – Идите ко мне на ручки, детишки, и рассказывайте, чего хотите под елочку!

– Я не готов, Санта, извини. Вот, бери лучше Тимми. – И я вытолкнул вперед самого младшего из нас. Тим радостно плюхнулся к Санте на колени.

– Тварь! – совсем не по-рождественски завопил Ливи, когда Тим вдавил его в кресло всем своим весом, да еще в бронежилете. – Ну что, ты был хорошим мальчиком? – С этими словами он потянулся к ящику за креслом.

– Конечно, – радостно ответил Тим, подыгрывая ему. По крайней мере, я очень надеялся, что он просто подыгрывает – а не верит в Санту по-настоящему.

– Тогда выпей пивка за мое здоровье! – И Ливи протянул ему холодную банку.

Так вот что он прятал в ящике!

– Я передумал, Санта! Я следующий, – завопил я и возглавил очередь желающих посидеть у Санта-Клауса на коленях.

Санта также раздавал красные рождественские коробочки армейского образца. Это давняя традиция: где бы ты ни служил – на суше или на море, в любой части света, на Рождество каждый военнослужащий получает небольшой подарочный набор. Мы сгрудились вокруг Санты, наслаждаясь пивом, и перебирали все эти маленькие пудинги, колпаки и прочие забавные мелочи.

Мы позвали гуркхов присоединиться к нам, в благодарность за их нелегкий труд и за все, что они для нас делали. Они хихикали, как мальчишки, заходя в штаб. Мы прокричали им с Рождеством и тоже выдали подарки. Восторг у них на лицах говорил сам за себя, они радостно переговаривались по-непальски. Потом им тоже пришлось посидеть на коленях у Санты – и получить свое пиво, конечно.

В маленькой комнате было тесно, шумно и весело. Кто-то пулял из рогатки кусочками пирога, кто-то устраивал гонки игрушечных улиток, которые также обнаружились в поздравительных наборах.

Колпаки Санты надевать было обязательно – точно так же, как приветствовать королеву, чей небольшой портрет в рамке обнаружился на дне каждой коробки.

Мы встали все вместе, чтобы отдать королеве честь, а потом веселье продолжилось с новой силой. Во все стороны летели обертки, мятая бумага, пустые коробки.

Я посмотрел на двоих парней, которые соревновались, кто больше запихнет в рот мини-пудингов. Вместо того чтобы обозвать их придурками, остальные щедро делились с ними своими лакомствами, в надежде установить мировой рекорд. Закончилось все, разумеется, тем, что оба закашлялись – и сухие крошки полетели во всех, кто был рядом.

Так мы развлекались целый час. Это было удивительно. Никто не говорил всерьез о том, как скучает по дому, но парни не ожидали ни рождественского обеда, ни Санты с пивом.

Я смотрел на них и чувствовал, как сердце наполняется гордостью. Парни не жаловались, что встречают праздник вдали от дома. Они справлялись, как могли. И заслужили свой час беззаботного веселья.

За весь день у меня не было ни минуты покоя. Я только утром наскоро вырвался покормить собак. Несколько часов после обеда пришлось отдежурить на наблюдательном пункте, чтобы дать отдых парням. Время ползло невыносимо медленно, нехватка сна давала себя знать, ледяной ветер пробирал до костей, и не спасала даже теплая куртка. На небе не было ни облачка, а это означало, что ночью температура вновь упадет ниже нуля. Все местные в такие холодные ночи спасались дома, у очага.

Я думал о Лизе – чем она сейчас занимается. Под кроватью я припрятал для нее подарок. Об этом я собирался сказать ей сегодня чуть позже, когда буду звонить домой. Мы не то чтобы особо отмечали Рождество, когда были вместе, но сейчас я бы дорого дал, чтобы оказаться с ней рядом.

Удивительно, что талибы так и не проявились за весь день, и я сомневался, что они дают нам передышку в честь праздника. Скорее всего, они понесли серьезные потери накануне – по крайней мере, на это я очень надеялся.

Когда стемнело, я пошел кормить собак. Специально для них я срезал с костей четыре куска индейки. В конце концов, у них ведь тоже Рождество!

Все четверо как с ума посходили, стоило зайти в вольер: они лаяли, носились туда сюда, прыгали на меня. Джена как обычно тоненько тявкала и поскуливала, вся дрожа от возбуждения.

Дэйв меня опередил. Он уже был внутри и открывал консервы. Мишура, которой мы обтянули ограждение, промокла, поникла и утратила праздничный вид.

– Я как раз с дежурства. Думал, ты еще занят, – пояснил Дэйв, заканчивая раскладывать свинину с клецками по мискам.

– Только освободился. – Я добавил сверху кусочки индейки.

– Псам понравится, – засмеялся Дэйв. – Только парням, наверное, лучше не говорить.

– Вот тут ты прав.

– Джене дай побольше. Ей сейчас нужнее. – Дэйв кивнул в ту сторону.

Скорее всего, он был прав. Живот у нее раздулся так, что щенков стоило ожидать со дня на день.

– Счастливого Рождества, собаки, – поздравил я терпеливо ожидающую четверку. Мы разнесли миски и отошли, чтобы дать им спокойно поесть.

Изголодавшиеся псы накинулись на рождественский обед так, словно вечность ничего не ели.