Уже за полночь, а Пётр Тимофеевич, по прозвищу Чародей, с внуком Васей заняты узорной отделкой наличников для колхозных яслей.
— Тоньше, тоньше резьбу веди, — замечает дед, — чтобы видно было, в чьих руках наличники были.
— Вроде марки, — говорю я. — «Пётр с внуком».
— А как же иначе? Человек делом славится. Иной раз глянешь на какую-либо вещь — и диву даёшься, не тому, как она сделана, а тому, как её испортить так можно было. Ни рук к ней не приложено, ни головы, ну, а о сердце и речи нет. Да что вещь! Выйдешь в поле — и то раздумье берёт. От одной пашни глаз не оторвёшь, на другую и не глядел бы. А ведь та и другая трактором пахана. Машины будто и одинаковы, да в разных руках, вот оно как. По работе человека видать лучше, чем по паспорту, — заключил старик.
— Всю жизнь только резьбой и занимаетесь? — спросил я.
— Почему только резьбой? У меня ни шило, ни рубанок, ни топор из рук не выскочит, а надо — и лошадь подкую. Что в доме, что в поле, что в лесу — любая работа не заказана. В колхозе с одним ремеслом жить нельзя. Погода ли изменилась, сезон ли другой — и работа другая. Так ли я говорю?
— Так, — соглашаюсь я.
— Ну то-то. Правда, машины не знаю, и не потому, что не по годам мне в ту пору было заняться машиной, когда она появилась у нас, а просто смелости не хватило, что ли. «Куда, думаю, мне да к машине лезть! Не моего это ума дело». А обернулось-то видишь как, всё по-иному. На каждой машине — карел. Сын-то мой, Борис, — механик РТС. А этот, — он показал на Васю, — трактор не хуже отца знает.
— Значит, трактористом будет внук?
— Кто его знает, кем будет… — уклончиво ответил дед. — Только сын должен хоть один шаг да вперёд отца сделать, иначе весь мир будет на одном месте топтаться.
— Зачем же тогда его резьбе обучать?
Прищурил карие глаза старый карел, расправил не по годам богатырские плечи и будто отрубил:
— Дело делу дорогу не пересекает.
— А к чему по ночам сидите? Дня, что ли, мало для работы? — донимаю я старика.
— Время делу, потехе час. Поговорка такая есть.
— Знаю.
— Знаешь, тогда чего спрашивать? У каждого человека своя потеха. У меня тоже своя. У тебя ружьё, а у меня и ружьё и удочки. Завтра на рыбу собираюсь, а по задворкам не привык ходить. Люблю ходить серединой улицы да прямо людям в глаза глядеть.
Пётр Тимофеевич взял наличник, над которым потел Вася, осмотрел придирчиво и отнёс в угол.
— Вот и ладно, — засмеялся дед, — теперь нам с Васькой всё нипочём. Завтра с утра до ночи хоть в лес, хоть на реку.
«Умён ты», — подумал я. А он, будто прочитав мои мысли, подтвердил:
— А ты как думал? Жизнь прожить — не поле перейти.