Глава XIII
С помощником Сарыча Коляня встретился уже на второй день. Никакой конспирации — чем проще, тем лучше. Помощник пришел к нему в номер, деловито высыпал на кровать гору банковских упаковок.
— Это три миллиона в рублях. А это аванс — сто тысяч долларов.
— Аванс?!
— Остальное получите после выполнения, опять-таки через меня. Но по мелочам лучше меня не беспокоить. С этими деньгами возможностей у вас больше, чем у меня.
— Сроки?
— Вот об этом я и хотел сказать. Надо успеть до выборов…
— Значит, три недели.
— Значит, так.
С тем и распрощались. Коляня доллары спрятал серьезно: в свою грязную майку завернул и в сумку положил. А рубли в коробку из-под обуви и в рюкзак. Пятьдесят тысяч — одну упаковку — сунул в карман куртки и вышел на улицу.
На душе у него ликующе и тревожно пели трубы. Еще одно усилие, и он будет далеко далеко отсюда. Не сволочь он, конечно, заедет в Липецк. Адрес Виктора помнит. Долю его отдаст. А там — Израиль. Там все его счастье и настоящая, в полный дых, жизнь.
— Ну, дам копоти!
И день удался — лучше не придумаешь. Сентябрьское солнце отдавало последнее тепло бабьего лета. Надо же — бабье лето. Еще тепло, еще можно понежиться, но тепло и нега на исходе. Легкая грусть вместе с серебристыми паутинками плывет над землей. Морской ветерок приносит на улицы запах водорослей, соли, далеких странствий. И оттого дышится так легко, а мысли в голове — как эти облачка: невесомые и летучие.
Ни летом, ни зимой не поддался бы Коляня на эту авантюру. Осенью его тянуло на приключения.
Он шел по Пушкина к центру. В первом же «комке» разменял несколько пятисоток, купил пачку длинных коричневых сигарет «Дэнхилл». Он не курил, но на этот раз изменил своему правилу — аромат прекрасного табака совсем не то, что дым прокисшей «Примы», хотя для курильщика…
— Вы позволите даме закурить?
Он остолбенел. Перед ним стояла старуха, увенчанная немыслимой высоты чалмой, разукрашенная, как театральная афиша, в платье, за которым тянулся на полметра, подметая магаданскую пыль, шлейф, сшитый из разноцветных лоскутов.
Наряд дополняла столетняя облезшая песцовая муфта, из которой, как желтая бородавчатая змея, требовательно выползла тонкая рука.
«Сумасшедшая!», — мелькнула у него в голове.
— Перед Вами баронесса Магаданская, что же медлите, граф!
«Граф» поперхнулся дымом, бросил в ладонь баронессы пачку и позорно сбежал.
— Мерси, граф! — неслось вслед. — Вы не хотите, чтобы я Вам предсказала судьбу? Она будет…
Остаток фразы унесло налетевшим порывом, и Коляня был этому рад. Тоже мне, пифия нашлась.
— Бар номер один, — прочитал Коляня на вывеске и с любопытством заглянул.
В коктейль-холле, так он именовался, было пустынно: видно, основные часы работы приходились на ночь. На невысоком подиуме полуголые мужики пытались изобразить какое-то подобие медленного танца.
Откуда-то с высоты лилась мелодия незнакомого Коляне шлягера:
О сколько золота в распадках Колымы
За десять лет намыли с братом мы!
Собачья работа, нам отдохнуть охота…
Вот наконец-то выдали Законные рубли.
И покатили мы по трассе в Магадан —
Пятьсот км по перевалам, сквозь туман.
Вот позади распадки,
А значит, все в порядке.
Ну здравствуй, серо-каменный
Любимый Магадан!
Дослушав песню, Коляня прошел в зал. Молодая женщина, протиравшая мебель, нестрого на него прикрикнула:
— Закрыто, не видишь, что ли…
— А эти что делают?
— Стриптиз разучивают, — фыркнула уборщица. — Ой, смех один. Такие бугаи хозяйством перед людьми трясут. А ведь есть бабы — смотрят. А ты знашь, милок, сколько билет сюда стоит входной? Тыща!
Тут она внимательно посмотрела на Коляню, оценив его рост и стать, и спросила с ехидцей:
— А ты, что ль, никак наниматься? Так ихний главный придет позже… если хочешь, я тебя проэкзаменую.
— А в чем экзамен-то? — невольно подлаживаясь под ее игривый тон, спросил Коляня.
— А вот в этом, — неожиданно женщина провела рукой по его мотне. И не просто провела. — Пойдем ко мне.
Коляня восстал.
— Чего взять? — голос у него неожиданно осип. Женщина была молодой и симпатичной, грех было отказывать и ей, и себе.
— Да чего хошь, если при деньгах. Нет — в «комке» не бери, дорого — вот «Гастроном» рядом.
Однокомнатная квартирка женщины, звали ее Галя, оказалась недалеко. Было чисто, тихо, пахло какими-то цветами.
В прихожей заметил Коляня детские кроссовки.
— Сын, — пояснила хозяйка. — Он до трех в школе.
И тесно прильнула к нему.
Страсти не было. Была просто жажда истосковавшихся по любви людей. И они ее утолили. Почти молча.
Потом сидели за столом, и Галя разговорилась.
— Ты не осуждай меня, ладно? Я, как мужик по пьяни повесился, уже почти три года одна. И наверное, одна и останусь. Хорошие-то кобели все на привязи, а всякая шваль мне не нужна. Ты-то хороший, да не для меня. Но спасибо и за эту… встречу.
Надо было уходить. Коляня потоптался у порога, подумал, протянул хозяйке пятисотку.
— Что ты, что ты! — отшатнулась она. — За кого ты меня принял.
— Конфет сыну купи.
Коляня бросил бумажку на тумбочку и вышел. Галя высунулась в приоткрытую дверь, крикнула:
— Коля, ты поосторожней с деньгами-то. Сейчас у нас за рупь убить могут.
И совсем уж безнадежно:
— А то заходи, а…
Он в прощальном жесте поднял руку.
Вышел к Ленина, и тут у книжного магазина его поразила громадная пивная бутылка, как дирижабль, болтающаяся на расчалках. Пиво «Тенькинское».
— Ну ёж твою, — пробормотал он. — Уже и книжный магазин пивом стал торговать.
Он внимательно оглядел улицу и не узнал ее. Все нижние этажи домов были заняты под магазины, конторы, ателье, банки. Вывески на русском, английском сияли золотом, переливались лазурью, сверкали нержавеющей сталью. Встречными потоками катились джипы, «короллы», «тойоты» и прочие сверкающие иномарки. Улица основателя революционного учения дышала богатством и самодовольством.
Вроде всего полгода не был он в городе, а как круто все изменилось.
Но особый шарм улице придавала наглядная агитация. По ней сразу было видно, кто из кандидатов богат, а кто не очень. Но везде белели и роскошные, и на простой серой бумаге плакаты, в двух местах на высоте примерно второго этажа улицу пересекали громадные транспаранты на растяжках, а на знаменитой телевышке был присобачен плакат площадью с полгектара: «Голосуйте за меня!». На плакате-гиганте статный мужчина с улыбающейся жизнерадостной физиономией из рога изобилия сыпал на головы нарисованных внизу горожан разные привлекательные предметы символы благополучия: автомобили, холодильники, телевизоры…
Все бы ничего, но кто-то из остроумных оппонентов пририсовал кандидату детородный орган, которым он одновременно поливал радостно открывшие рты избирателей.
— Вот хулиганы, — сплюнул кто-то рядом с Коляней. — Такую картину загубили. Ты за кого? — без перехода спросил он.
— Еще не определился, — отмахнулся Коляня.
— Так давай, определяйся. А то сядут нам на шею эти ссы-куны.
И тут Коляня увидел знакомую фигуру. Не заметить ее было невозможно, настолько грязная куртка Данилыча, его изможденное лицо выделялись из толпы.
— Данилыч, ты?!
Старик неверяще посмотрел на Коляню и едва не рухнул ему в объятия.
— Коляня!
Они сидели за приставным столиком в какой-то шашлычной, и, жадно уплетая мясо, Данилыч рассказывал о своих мытарствах.
— Пришел я по адресу — конторы нет. Где, что — никто не знает. Денег нет, друг сам пят — не могу я его объедать. Домой звонить не могу тоже — где они возьмут.
Коляня соображал. Данилыч — мужик башковитый, иметь такого в напарниках — считай, полдела в кармане. Но не согласится, нет.
— Данилыч, я тебе на дорогу дам, разбогатеешь — рассчитаешься.
— Я не поеду, — помотал головой Данилыч. — Я этого гада разыщу.
— Дохлый номер. Твой пред где-нибудь на Гаваях твои тысячи проживает.
Он помолчал и спросил:
— Тебе Действительно так нужны деньги?
— Край! Я же гробовые у друзей под честное слово взял. Мне возврата нет…
— Пятьдесят тысяч тебе бы хватило? Гринов.
— Мне бы и десяти за глаза, но где их возьмешь… во сне?
— Во сне вряд ли, а вот заработать можно. Пошли ко мне.
В гостиничном номере под бутылку «Абсолюта» Коляня уговорил Данилыча. Главным его аргументом было, что это не просто бандитская операция, а борьба с интервенцией. Но Коляня не умел говорить так гладко, как Сарыч, и Данилыч только посмеивался над его неуклюжими филиппиками в адрес международного сионизма.
— Наивный ты парень, Коляня.
Тогда Коляня размотал старую майку и молча выложил на стол перед Данилычем пять пачек долларов.
— От тебя требуется просто-напросто инженерная помощь. Ни убивать, ни взрывать тебе не придется, и дай Бог, чтобы не пришлось и мне.
От вида денег Данилыч протрезвел.
— Так ты серьезно!
Отодвинул стакан и приказал:
— Иди в книжный и скупи все карты Эвенского района. Да, и по пути отправь на мой адрес перевод на триста тысяч рублей. Больше мне пока не нужно.
— А чего не сам?
— Боюсь, — честно признался Данилыч. — Я таких денег в руках сроду не держал.
…Все варианты, предложенные Коляней, Данилыч отверг.
— Взрывчатка, торпеда… ты детективов начитался. Ну купишь у какого-нибудь барыги килограмм — и считай засветился. На этом твоя деятельность и закончится. И деньги не помогут. Тебе что надо? Формулируй задачу!
— Разрушить плотину.
— Заметь — не взорвать, а разрушить. Мы должны найти такой вариант, чтобы устроил всех — заказчика, нас и… органы. То есть это не должно выглядеть как преступление.
— И что… такой вариант есть? — осторожно спросил Коляня.
— Наверное, должен. Я пока его не найду. Но зацепка есть.
Я кое-что о «Собаке» знаю — любопытный очень. Вот послушай…..Еще пять лет назад начальник Магаданского погранотряда полковник Федченко докладывал правительству о планируемых грубейших нарушениях в строительстве рудника. Полковник информировал, что фирма хочет внести изменения в проект, осуществив строительство отстойника с грубейшими нарушениями санитарных экологических норм. По новому проекту планировалось использование 250 тонн цианидов в год, а возможность их просачивания в грунтовые воды он определил 50 миллиграммов на кубометр при норме 0,05 миллиграмма, то есть в тысячу раз больше, представляешь. Экологический ущерб для России он оценил в несколько миллиардов долларов… Миллиардов! Справка полковника дошла до Ельцина, ею занимался его помощник по национальной безопасности Юрий Батурин. Но что Север нашему полупьяному президенту, если он всю Россию просрал. Насколько я помню, тогда дело ограничилось отпиской руководителя службы охраны и безопасности рудника Сенникова, он когда-то на Карамкене главным энергетиком работал. Так, Сенников ответствовал, что все доводы «зеленых фуражек» — чушь. Что, мол, и на Карамкене, и на Матросова, и в Армении, и в Якутии все извлечения идут с помощью цианидов. Правда, более прогрессивной считается технология кучного выщелачивания, но для этого надо строить огромные резервуары, это очень большие затраты… А американцы заявили, что во всем должна быть разумная достаточность, иначе добытое на «Собаке» золото станет дороже самого золота… И измененный проект получил разрешение сверху. А кто разрешил, история умалчивает.
Рассказывая, Данилыч задумчиво рассматривал топографическую карту. Внезапно он воскликнул:
— Есть! Какой же я болван, сразу не увидел.
Поднял блестящие глаза на Коляню.
— Ты на бульдозере умеешь?
…Рейсовый вертолет Магадан — Эвенск приземлился в десять утра. В толпе пассажиров никто не обратил внимания на высокого парня и пожилого мужчину с рюкзаками. В это осеннее время поселок наводнен старателями, рыбаками, коммерсантами, приезжающими сюда за икрой и рыбой.
В ближайшей пивной Коляня заказал два кружки пива и краба. Разламывая красные клешни, они сосредоточенно дули пиво, приглядываясь к окружающим.
Рядом гуляла компания старателей, отправлявшихся на «материк».
— Вам хорошо, — жаловался одни из них. — А мне три месяца сторожевать, аж до нового года.
— Не горюй, — смеялись над ним. — Подженись на местной, башли есть — погуляй. Только бульдозеры не пропей.
Коляня локтем толкнул Данилыча. Но тот и сам слушал внимательно.
Вертолет вместе с хмельными старателями улетел. Как-то случайно сторож и приятели оказались за одним столиком. Заказали еще, разговорились. База артели находилась в тридцати километрах от поселка. Называлась артель «Вега».
Когда сторож — звали его Михаил — достаточно «нагрузился», Коляня вышел, нашел транспорт — старенький полуразбитый «ГАЗ-66».
— Довезу, — клялся водитель. Он тоже был под хмельком.
Данилыч с Михаилом уселись в кабине, Коляне пришлось лезть в кузов. Там же разместился ящик со спиртом, приобретенный в местном магазине.
На другое утро с базы артели «Вега» в южном направлении ушел бульдозер «Т-180». За рычагами сидел немного опухший после суточной пьянки Коляня, рядом дремал Данилыч. Он не пил, потому что ему предстояла серьезная работа.
В автомобильном прицепе позвякивали, перекатываясь, пять бочек с солярой. По расчетам Данилыча, должно было хватить за глаза.
Коляня гнал машину, ориентируясь по старой колее и по указаниям Данилыча.
Через сутки они вышли на берег Собаки, всего километрах в двадцати выше по течению от рудника.
Стоял пасмурный, но еще тецлый денек. Обмелевшая без дождей река лениво бежала вдоль невысоких берегов. Данилыч прошелся взад-вперед и, похоже, нашел, что искал: неглубокая ложбинка пролегала почти параллельно с рекой.
— Коляня! Вот она — протока. Теперь нам надо ее освежить, пробить почти до берега, ну, там, стенку небольшую только оставим.
Он воткнул в землю вешки, и Коляня опустил отвал. Бульдозер зарычал и медленно, попыхивая синим дымком, пошел вперед. Здесь были талики, и бульдозерный нож легко срезал дерн, гоня его перед собой.
— По бокам, по бокам раскидывай.
Через несколько часов глубокая траншея была готова.
Потом, в самом конце ее, подчиняясь командам Данилыча, Коляня соорудил плотину.
— А ее для чего? — полюбопытствовал он. — Все равно смоет, как река сюда прорвется.
— Вот именно — как прорвется. Но сначала она заполнит эту траншею. А уж потом, накопив силы, рванет вниз… на нашу дамбу. Дошло?
Коляня покрутил головой. Ну и дед! А действительно, если без накопителя вода начнет прибывать медленно, охрана встревожится, обнаружит причину, пригонит сюда технику… Плевое дело— закрыть проран.
А тут бах — и в дамках!
Перед закатом выглянуло солнышко. Они полюбовались своей работой.
— Быть тебе гидростроителем, Коляня, — усмехнулся Данилыч. — Глянь, какую аккуратную дамбу соорудил. В другой раз развели бы здесь карпов, мельничку поставили — живи — не хочу.
— Зимой здесь под сорок, — не принял его фантазий Коляня. — И ветры постоянные. Глянь, как лиственницы скукожило.
Лиственницы вдоль берега стояли одинаковые, как подстриженные под ноль солдаты. Невысокие, с тощими ровными кронами.
Немного поспорили насчет бульдозера. Коляня был за то, чтобы бросить его и уносить ноги в Эвенск.
— Нам лишние следы не нужны, — категорически отрезал Данилыч. — А сторож еще в отрубе, наверное, не заметит ничего. Да и его жалко: за бульдозер убьют работяги.
Обратный путь показался куда короче.
Сторож и в самом деле спал, прикорнув на собачьих шкурах прямо возле ящика со спиртом. Данилыч бутылки попрятал в разных местах на базе, оставив бедолаге одну, и то неполную.
— Пока будет искать, протрезвеет.
В Эвенск они возвратились пешком.
— Вертолет сегодня должен быть после обеда.
Данилыч задумался.
— А ты не предполагаешь, что теперь они каждый борт из Эвенска будут встречать? Я бы обязательно так сделал.
— А как же нам добираться? Что, остаться здесь на поселение?
— Придется морем.
— Угу, щас нам белый теплоход подгонят.
Они задумчиво оглядели рейд. Но кроме сухогруза вдали да всякой мелочи вроде кунгасов и плашкоутов никаких других подходящих плавсредств не наблюдалось.
Совсем рядом с берегом сохла красная спасательная шлюпка. Рядом с ней, во весь голос матюкаясь, возились, пытаясь протащить ее к воде, двое рыбаков.
Коляня подошел к ним, взглядом прикинул расстояние до воды.
— Бесполезно, мужики. Теперь прилив ждать надо.
— Во, бля, влипли. Чиф убьет, зараза. Мы ж за водярой смотались втихомолку, отходить должны через час.
— А откуда вы?
— Да вон, с Рэски. Его не видно, у рыбзавода стоит. Селедку сдавали. А на Оле плашкоут ждет, заказчик выгодный. Не успеем — другого найдет: сейчас рынок.
— Если я помогу, пассажирами до Олы возьмете?
— Помоги, братан. А мы капитана уговорим. Так-то он мужик неплохой, особенно если вы это дело, — рыбак выразительно показал себе на кадык.
— Бу сде…
Пока Коляня разыскивал машину помощней, Данилыч затарился в ларьке.
Подошел «Урал» и легко как пушинку перетащил шлюпку до обреза воды.
С капитаном договорились легко. Рыжебородый пожилой мореман согласился их взять за пару литров и сто баксов.
— Откуда баксы-то, — сказал осторожный Данилыч.
— Ну можно и деревянными, по курсу.
— А кормежка… пилить-то сколько….
— Еще полтинник. Но дня за два добежим, если…
Капитан посмотрел на небо.
— Что «если»?
— Если морской Бог позволит. Радист карту принял…. С Японского моря циклончик идет. Небольшой, но нам большой и не нужен. Как бы не прижал по дороге.
— А если прижмет, что? — Коляня как бывалый рыбак понимал, что с Охотским морем шутки плохи.
— Спрячемся куда-нибудь. Я почему и тороплюсь: Шели-хова успеть пробежать.
Пассажирам шкипер выделил каюту штурмана. Экипаж работал в облегченном составе, и обязанности штурмана выполнял сам капитан.
Коляня как вошел в каюту, так и рухнул на шконку: сказалась многодневная усталость. Данилыч еще покалякал с капитаном, звали его Лаврентий, возрастом они были почти ровесники. Выпили по рюмке, поругали правительство, Черномырдина и всех тех, кто заставляет пенсионеров ходить в моря и на полигоны (Данилыч представился старателем), и расстались, почти друзьями.
А вскоре загремела якорная цепь, задудукал главный двигатель, и сейнер взял курс на Магадан.
Данилыч этого уже не видел, тоже спал. Коляне, должно быть, снились кошмары, он что-то бормотал, скрипел зубами. Данилыч же уснул легко, как в теплую воду нырнул.
…Проснулся Данилыч от ощущения, что кто-то сильный и злой швыряет его как щенка из стороны в сторону. Он спустил ноги со шконки, и тут судно положило на борт так, что его едва не влепило в иллюминатор.
Поймал все-таки циклончик.
— Ты лучше лежи, дед, — раздался спокойный голос Ко-ляни. — Я-то человек привычный, а тебе качку надо в горизонтальном положении перетерпеть. Не мутит?
— Да вроде нет, жутковато только.
— Значит, морской болезни не наблюдается. Это хорошо.
— А мы это… ко дну не пойдем?
— Хорошо бы, — вздохнул Коляня. — И никаких проблем. Нет, дед, нам еще помучиться за грехи наши придется.
Чтобы сейнер утопить, надо на него бомбу сверху сбросить.
— А «Рыболов»? — напомнил Данилыч.
— Там другое: обледенение. Мороз, ветер, лед — все вместе. И трал у них на палубе лежал — вероятно, не окалывались они, думали проскочить, до берега всего ничего оставалось.
— А чегой-то ты о грехах? Откуда они у тебя, молод еще…
— Не притворяйся, старый! Что, у самого кошки на душе не скребут? Представляешь, какая махина рухнет… если рухнет.
— Рухнет, Коляня… мы же спецы.
— У у, — чуть не взвыл Коляня и зашебаршил в рюкзаке. Водку искал.
— Коля, — попросил его Данцлыч. — Не пей. Неровен час.
Тот послушался.
— Ну тогда ладно, пойду я к ребятам, может, помощь какая потребуется.
Улучив момент, когда судно стало на киль, Коляня выскочил в коридор и пробежал к рубке.
Капитан, медведем переминавшийся у штурвала, недобро взглянул на него:
— Чего надо, пассажир?
— Палубный матрос второго класса, — доложил по форме Коляня. — Поступаю в ваше распоряжение.
— Не шутишь?
— Не до шуток!
— Принимай штурвал — я смотреть буду! Сносит нас, а куда, не пойму.
Коляня перехватил еще теплый от чужих ладоней штурвал.
— Держи право тридцать.
— Есть право тридцать!
Тут только Коляня вгляделся вперед и поразился: освещенные прожекторами громадные валы то возносили, аж дух перехватывало, на самый гребень, то обрушивали в пропасть, так что временами бак полностью скрывался в водяной стене. Воздуха как такового не было: тучи брызг и пены заслоняли видимость. Тяжелые, как стотонной кувалдой, удары сотрясали корпус. Мотало так, что Коляне потребовалась вся его сила, чтобы удерживаться на ногах. Один раз сейнер положило на борт, и казалось, уже не подняться.
— Влево сорок! — заорал в этот момент капитан, но Коляня уже и сам начал раскручивать шурвал, помогая сейнеру восстать из глубин.
— Уф, — выдохнул капитан. — Похоже, за тридцать метров. Ураган!
Тут щелкнула молчавшая до сих пор рация на переборке, и жесткий голос произнес:
— Всем судам в квадрате семнадцать! Повторяю: всем судам в квадрате семнадцать! Терпит бедствие плашкоут с рыбаками на борту. Координаты — приблизительно в районе мыса Толстого. Учтите, усиление ветра до сорока.
— Вас понял! — ворвался другой голос. — Я «Мончегорск». Меняю курс к «Толстому».
— Не пришлось бы и нам запросить помощи! — проорал капитан. Мощный гул несущегося над ними урагана не давал говорить. — Дед, что там у нас?
— Да пока держимся, — донесся голос механика из машинных глубин. — Греется немного муфта, но терпимо. А что там, наверху?
— Да ни хрена хорошего, усиление ожидается. Так что держись.
«Плашкоут, — думал между тем Коляня. — Это их сейчас несет прямо на камни».
Он представил, что будет, когда эту неуклюжую баржу, которой категорически предписано совершать только каботажные рейсы, только в штиль и только с буксиром, грохнет о скалы. Сколько там живых душ, в страхе и напряжении ждущих либо помощи, либо конца. А может, уже и не ждут.
С жалостью подумал о себе: а вдруг и нас? Орет же старый хрен, что двигун ненадежный, сносит, как будто и так не видно. Кстати, а где команда?
Как бы подслушав его мысли, кэп сообщил:
— Все в трюме! Груз раскрепляют — разбросало.
Час от часу не легче. Что же они перед выходом думали?!
В рубку втиснулся коренастый усталый рыбак, боцман. Удивленно взглянул на Коляню.
— Командир! Груз раскрепили, но там, кажется, еще проблема!
— Что?
— Похоже, в форпике течь.
— У, мать твою. Не понос, так золотуха! Ну так заделайте, в чем вопрос.
— Туда не подберешься. И потом — цемента у нас нет, я говорил…
— Говорил! Делать надо! Бери двух матросов и хоть жопой затыкай, но два часа чтоб я об этом не думал! Дед, слышь новость, у нас дыра в форпике — выжимай все что можешь.
А Данилыч тот и впрямь приготовился к немедленной смерти. Он лежал, раскорячившись на шконке так, что спина его упиралась в одну переборку, а ноги в другую. Его сердце замирало, когда очередная волна круто возносила в немыслимую высоту, но еще хуже ему было, когда судно ложилось на борт, а вставать медлило.
Он тоже думал о грехах своих, но не о том, что они совершили с Коляней.
Больше всего ему было жалко, что никто не узнает из близких, как и где окончился его путь.
В своей жизни десятки раз мог он попасть в автомобильную аварию, разбиться на самолете, погибнуть в тайге, отравиться водкой, какую-нибудь болезнь смертельную схватить, а вот приходится в Охотском море кончину свою принимать.
Данилыч понимал, что это просто страх, но легче от этого не становилось. Голова диктовала одно, а сердце от каждой волны сжималось в комок и желудок подкатывал к горлу.
«Все воды твои и волны твои, Господи, прошли надо мною, — молился он. — Прости нам прегрешения наши, ибо слаб человек и неразумен. Дай мне, рабу твоему, увидеть чад своих и готов буду к Суду Твоему».
— Отсрочку вымаливаешь, — усмехнулся он сам себе.
И вдруг ему показалось, что удары волн стали ослабевать. Да их и не было, ударов. Сейнер так же возносило и опускало, но это уже больше напоминало американские горки.
«Чудится», — подумал Данилыч.
Но ему не чудилось. В рубке удивленный капитан повернулся к рулевому:
— Что за…
Ветер стих полностью. Огромные валы все так же катились на сейнер, но гребни их были идеально гладки.
— Глаз циклона, — взглянув на барометр, сказал Коляня.
— Слышал, но сам не попадал.
— Еж твою! Ведь сейчас нас к-а-а-ак!
Слов у него не хватило, и он красноречивым жестом показал это к-а-а-к!
— Полчаса у нас есть, здесь рядом должна быть бухта Астрономическая. Только где она?
— Это щас! Маркони, где мы? Господи, всего пять миль! Право шестьдесят! Дед, слышь, все в твоей длани — бузуем к берегу! Если не успеем в бухту — о камни расшлепает, понял?
Машина что-то недовольно пробубнила. Коляня понял, что Дед против риска. Надо, пользуясь затишьем, наоборот вырваться в открытое море и потихоньку штормовать, а уж если не вытянем супротив, так в дрейф ляжем. Но за спиной у нас будет чистая вода, а не скалы!
— Дед, ты не врубился, какой дрейфовать, у нас в форпике течь!
Сейнер уже поменял курс, и тут остроглазый Коляня крикнул:
— Слева по борту двадцать — плашкоут.
Капитан и сам заметил его, он в растерянности оглянулся на рулевого, будто прося совета.
Какой совет! Если бы плашкоут не просил помощи, можно было бы пройти мимо. Но бросить терпящее бедствие судно
— да уж лучше самому на корм рыбам!
— Палубная команда, приготовиться к швартовке!
На плашкоуте их тоже заметили. Рассыпая искры, взлетела ракета.
Ошвартоваться не удалось, но с третьей попытки два рыбака с плашкоута поймали проводник, а затем затащили и буксировочный трос.
На все это ушло почти полчаса. Но бухта оказалась совсем рядом — буквально в нескольких милях — и ожидаемый шквал настиг сейнер уже у самого входа в нее. В бессильной злобе подбросил вверх баржу, пару раз повалил до точки заката сейнер и, ударившись о каменную грудь прибрежных скал, понесся дальше.
К вечеру того же дня, когда море почти утихло, боцману удалось заделать течь в форпике. Подошел «Мончегорск», забрал плашкоут и спасенных рыбаков — всего вместе с поварихой их оказалось семь душ.
— У вас-то в порядке? — осведомился капитан траулера, громадного по сравнению с сейнером судна. Надводная часть его борта была не меньше семи метров.
— Нормально, да здесь и ходу осталось с гулькин…
Посмеялись и разбежались. «Мончегорск» поволок баржу в Магадан: у плашкоута были серьезные повреждения, а сейнер побежал на Олу: заказчик заждался.
Циклон пригнал долгий нескончаемый ливень. Косые струи полосовали по палубе, когда Данилыч и Коляня покидали сейнер.
— Может, останешься? — предложил Коляне капитан. — Мне такой рулевой во как нужен. Прежний-то сбежал, даже паспорт свой не забрал.
— Паспорт? — встрепенулся Коляня. — Слушай, чиф, выручай… За тысячу!
Они договорились, хотя вначале капитан не соглашался ни в какую. И только когда Коляня клятвенно пообещал выслать паспорт, когда нужда в нем отпадет, до востребования на Олу, нехотя согласился.
У автовокзала поймали частника и покатили в Магадан. Возле почтамта отпустили машину, свернули за угол и у гостиницы Магадан опять взяли такси.
— На Солнечный! — скомандовал Коляня.
Данилыч помалкивал, все уже было оговорено. В гостинице оставаться было рискованно, и Коляня решил проведать старых друзей. Те не выдадут.
— Бог мой, кого я вижу! — низенькая полная женщина обняла Коляню.
— Вот, Данилыч, познакомься, — повел Коляня рукой. — Здесь когда-то я жил, и не только я…
— А Наташа письмо прислала! — встрепенулась хозяйка. — Тебя ищет.
— Уже нашла.
Им отвели комнату. Отужинали, и Данилыч тут же заклевал носом: сказались прошедшие передряги.
Коляня хотел было выключить телевизор, но рука его остановилась на полпути.
— Крупная авария произошла на руднике' «Собака», — бодрым тоном, как будто что-то радостное, сообщил ведущий. — Затяжной ливень привел к резкому повышению уровня воды в хвостохранилище. Необходимо было в аварийном порядке открыть затворы. Однако в этот раз экологи области не дали своего разрешения на аварийный сброс. В итоге, пока шло согласование, в первом и втором блоке вода разрушила часть дамбы… В образовавшийся проран хлынул мощный поток. Создалось впечатление, что часть дамбы просто отъехала от берега, открывая дорогу воде… Заметим, воде ядовитой. До сих пор, несмотря на все усилия золотодобытчиков, восстановить дамбу не удается. Сейчас предпринимаются усилия хотя бы отвести поток в заброшенный карьер, для этого строится целый канал. Там круглосуточно работают тяжелые бульдозеры и два экскаватора. Но уже сейчас можно сказать, что масштабы экологической беды огромны!
Рот у Коляни открылся. Потом он повернулся к Данилычу, и, видно, на лице его было написано что-то такое, что Данилыч не выдержал:
— Не надо, Коля. Мы тут ни при чем.
— Что? — не поверил тот своим ушам. — Ни при чем?
— Вот… — Данилыч расстелил карту. — Мы сделали отвод совсем в другой бассейн, не рудничный. Говоря объективно, мы даже помогли Собаке, часть вод сбросили из реки. Если бы не это — авария могла быть куда тяжелей.
— А почему она вообще случилась?
— Хвостохранилище не было предусмотрено на такие осадки. Я когда с проектом знакомился, обратил внимание. Заметил, что уже несколько раз после сильных дождей «собакинцы» вынуждены были открывать затворы. Дважды запрашивали разрешение Комитета по экологии, но происходило это, видимо, чаще. Втихомолку. Бесконечно это продолжаться не могло. Это раз. Ну и циклон, говорят, месячную норму осадков принес. Это два.
Коляня долго молчал, осмысливая услышанное. Потом с упреком повернулся к Данилычу:
— Что же ты меня за идиота держал, не мог пояснить, что к чему!
— Ты парень горячий, честный… трудно сказать, как себя повел бы. А вообще-то я тебе все на сейнере хотел рассказать, да видишь, не до того было.
— Ха-ха-ха, — расхохотался Коляня. — Что ж выходит, мы их кинули… Бабки прихватили, а дела не сделали.
— Дело сделано. Пусть не нами, природой, но сделано. Никто не докажет — и ты забудь — наше участие или неучастие в этом. А насчет «бабок» — дай-ка свой «банк».
Коляня протянул ему сумку. Данилыч покопался в ней, вытащил пачку долларов, посмотрел и, удовлетворенно хмыкнув, бросил ее Коляне:
— Можешь на растопку хозяйке подарить. Фальшивка. Им нас и ловить не надо было — стоило нам только хоть одну купюру разменять, и иди сюда!
— Во сволочи!
— Почему же… Какова работа, таков и расчет. Один-один. Но на этом, надеюсь, наша игра закончена. Давай спать, а завтра нам надо быстро-быстро делать ноги на материк.
Утром подвели итоги. Несмотря на все затраты, больше «лимона» деревянных еще оставалось.
— Вот и забери их себе, — распорядился Данилыч. — Хватит и до земли обетованной, и на первое время. А мне до Москвы долететь, ну там на подарки. Главный долг, спасибо тебе, уплачен.
В аэропорту, когда уже пригласили на посадку, Коляня неожиданно сказал:
— Ты иди, не обращай на меня внимания. Понятно?
Данилыч ничего не понял, пожал плечами.
«Чуть не вляпался, — корил себя Коляня. — Меня здесь и ждут. Данилыча-то не знают, а меня ждут, вон стоят прямо у дверей».
Он купил жетон и позвонил по телефону.
— Скорая слушает.
Ему повезло: старшим смены был Борис Дмитриевич. Через полчаса он появился в порту собственной персоной.
На несколько минут Коляне пришлось стать тяжелобольным. Носилки, перевязанная голова — из бинтов только нос торчал. Данилыч даже испугался сначала, когда, поддерживаемый стюардессой, в кресло рядом с ним плюхнулся незнакомец.
— Здесь занято, — пискнул он.
— Знаю, — знакомым голосом отозвалась маска, и Коляня стал разматывать бинты…
Полет Магадан — Москва проходил без осложнений. Пассажиры дремали, играли в карты, решали кроссворды. Где-то над Тикси, возвратившись из туалета, Данилыч взволнованно сообщил Коляне:
— Здесь он, в третьем ряду от хвоста.
— Кто — он? — не врубился Коляня.
— Да пред мой, Махальцов.
— Да-а? — недобро оживился Коляня. — Как он выглядит? Да ты сиди не дергайся.
Данилыч описал.
Коляня встал, лениво прошелся по салону.
Махальцова он угадал сразу — глаз и язык у Данилыча были точными. Председатель успел хорошо под коньячок закусить, раскраснелся и что-то оживленно втолковывал соседке — молоденькой черноглазой девчушке в пушистом свитере.
— Привет, Сан Саныч, — деланно обрадовался Коляня. — Тоже в Москву намылился?
Махальцов вопросительно посмотрел на Коляню, но протянутую руку пожал. Магадан — город такой, все друг друга и все друг о друге знают.
— Радость моя, — обратился Коляня к девушке, — мне пару слов с корешом побазарить надо — поменяемся на пять минут, а?
И он так лучезарно улыбнулся, что отказать ему ну никак не было возможным.
— Чего базарить-то, — насторожился Махальцов, — я тебя и знать вроде не знаю.
— Сколько ты с промприбора Данилыча взял, сука, и что ты ему заплатил? Я, блин, его племяш, бригаду бросил, свое время трачу, специально в Магадан ваш долбаный прилетел, загнулся бы старик без копейки, а ты жируешь… крысятник!
Махальцов ошеломленно открыл было рот, но Коляня каблуком так прижал ему ногу, что от боли у того и речь пропала.
Наконец он промямлил:
— Так он как в тайгу ушел и не пришел. И в городе не появился. Пропал, думали…
— Данилыч, — поманил пальцем Коляня, — иди сюда.
Данилыч подошел, поздоровался нехотя. Руки не подал.
— Садись на мое место. Сан Саныч хочет с тобой рассчитаться. По-честному. Подоходные там, расходные — разберетесь. Он хочет Москву миновать спокойно, так сказать, в сознании исполненного долга. Да, плюс еще мои командировочные… две недели по сто и проезд, понял!
Минут через десять обалдевший и взмокший от неожиданного разворота событий Данилыч вернулся на свое место.
— Что, уже? А мы тут с Валей только разговорились.
Валя ушла, и Коляня спросил:
— Все отдал?
— Мне кажется, даже лишнее… Пятнадцать тысяч… говорит, наших нет.
— Ну, значит, по-честному.
— Мне столько не нужно, Коля. Возьми десять себе.
— Пригодятся, дед. В Солнцево еще много Кузек. А вот командировочные свои я возьму. За-ра-бо-тал!
— Граждане пассажиры! Наш самолет приступил к снижению. Просьба пристегнуть привязные ремни.
В Домодедово их пути расходились. Они крепко обнялись, и Данилыч грустно сказал:
— Коля, я так желаю тебе добра, не наломай дров. Как прилетишь, вот тебе мой телефон — сразу позвони.
— Я там не задержусь, дед. Аленку прихвачу и домой. Нечего мне там делать, да и золотишко наше надо забрать.
— Тьфу на тебя, — сердился Данилыч. — Забудь об этом дерьме.
— Почему же дерьме?
— Ну да, второе значение слова — дерьмо. Отсюда — золотарь, не знаешь, что ли?
— Ленин, значит, правильно его в общественные туалеты направлял. Так сказать, по месту жительства. Тем не менее надо бы тебя до дома проводить, а то у вас страшней, чем в тайге, глянь, какие упыри зыркают.
И впрямь, в плотной толпе частников, обступивших магаданцев, рожи мелькали самые что ни на есть криминальные. Кроме разве вот этих двоих, целенаправленно пробивающихся сквозь людскую толчею.
Неожиданно для Данилыча Коляня вскочил на пустой ящик и рявкнул:
— Мужики! Слушай сюда!
Толпа на мгновение притихла и подалась в его сторону.
— Я вам говорю от лица северян Магадана, Сахалина, Владика и прочих. Не надо меня за рукав хватать и в свою машину тащить — я сам с радостью сяду, мне доехать надо быстро и без приключений. Но наведите у себя порядок, чтобы нас не грабили, не убивали, не обворовывали. Почему вы, честные работяги, терпите среди себя ублюдков, от которых шарахается любой нормальный человек? Давайте по-хорошему, и вы получите свои гривны, а мы получим спокойный отдых.
Неожиданно кто-то захлопал в ладоши, его поддержали. Толпа загудела, и на ящик, отталкивая Коляню, полез новый оратор.
— Бей гадов! — непонятно к чему заорал он, но, похоже, толпе понравилось. Крик, шум, кое-где возникли локальные потасовки и неразбериха.
— Ну, Коля, — вздохнул Данилыч. — Ты без фокусов не можешь. А насчет меня… вон мои — сын с невесткой встречают.
Он обернулся к напарнику, но Коляни уже не было. Только мелькнул в человеческом круговороте прощально поднятый кулак да крик угадался:
— Я позвоню!
Двое в пятнистой униформе растерянно крутили головами: вроде был мужик…
Данилычу даже обидно стало, что это так Коляня сквоза-нул. Но тут сын навалился:
— Батяня!
…В кабинете было прохладно, топить у нас начинают вместе с морозами, но Сарычу было жарко. Он не отрываясь смотрел на экран телевизора: шел репортаж с «Собаки».
Развороченная плотина. Громадная канава, ведущая в старый карьер: поток удалось-таки переадресовать. Бульдозеры, люди… Где-то на заднем плане мелькнуло усталое лицо Давидовича.
— Что, б…, узнал почем фунт изюма? — не удержался Сарыч.
Он уже знал, что общие убытки компании по ликвидации последствий аварии составили почти два миллиарда долларов. Он уже знал, что срочно правительства Канады и Америки выделили деньги для создания экологического страховочного фонда месторождения «Собака» — почти четыре миллиарда рублей.
— Владимир Иванович, так сам рудник вместе с его золотом таких денег не стоит! — заметил помощник.
— Дело уже не в руднике. Но он — ворота на Колыму. Для них ворота, понимаешь. Захлопни их сейчас, и в калитку потом не пролезешь.
— Так чего же мы добились?
— Многого. Такие убытки просто не спишешь. Значит, будет разбор полетов. Жестокий, а не жесткий, Игорь. А кто первый… правильно, стрелочник. Имя его тебе известно. Это раз. Страна получила почти столько же, сколько от МВФ, но не в долг, а как должное. Ты можешь сказать, что нас это греет слабо… неправда. Если есть пирог, всегда от него можно урвать, тем более что мы с тобой на эту операцию потратили пока всего ничего — двести тысяч…
— Сто, — поправил помощник.
— Не понял.
— Три миллиона рублей, как было указано, я отдал без вопросов, а сто тысяч долларов… я им отдал те, конфискованные у чеченцев, ну, фальшивые.
Сарыч обалдело откинулся в кресле и уставился на помощника. Тот взгляд выдержал.
— Игорь, мы с тобой сколько лет вместе? Правильно, почти двадцать… У тебя что — были основания считать меня идиотом? Ты понимаешь, что ты натворил?! В первом же обменном пункте их задержат: откуда дровишки? Не мы задержим, другие, а пока мы их выдернем или нейтрализуем, что они расскажут! Ты пожадничал, деньги никуда бы не ушли.
— А зачем им доллары трогать, — осмелел помощник. — На руках три лимона.
— Во-первых, мы не знаем их расходов. Во-вторых, при определенных операциях котируется только валюта.
Он не уточнил, какие имел в виду расходы, какие операции, а помощник не настаивал, опустив плешивую голову.
— Значит так… Сделай все, чтобы он или, точнее, они не ушли. Я не знаю, сколько этот Аржанов людей набрал, но думаю, что человек пять, не меньше. Честно говоря, я даже не знаю, как они плотину взорвали — нигде об этом ни слова.
— Может, скрывают?
— Да нет, тут что-то не то. Ладно, о чем я, Аэропорты, рыбный и торговый порты — проверь все приходящие из Эвенска суда. Приметы и фамилию Аржанова — лучшим агентам. Самое главное — чтобы он не улетел из Магадана.
— Меры принимаются.
— И что?
— Из Эвенска за прошедшие сутки пришел только «Мончегорск», баржу приволок. Кроме команды — никого. Вертолет тоже вчера был из Эвенска — я сам встречал.
Пропищал сотовый. Помощник, извиняюще взглянув на Сарыча, вытащил телефон.
— Сейнер? На Олу? Конечно проверять, болван. Как вчера утром! Так раньше надо было думать, идиот. Стрелой в Олу, головой отвечаешь.
— Борт сегодня на Москву был? — быстро спросил Сарыч.
— Уже в воздухе.
— Кто у тебя в Москве?
— Да есть ребята. В РУОПе.
— Пусть встречают… и этот, и следующий, и еще следующий. И берут, но везут не в ментовку, а… знаешь куда. Чует мое сердце, он на борту. Вот зараза, если бы его в розыск можно было…
— Может, еще за расчетом придет?
— Жди. Они детективы. читают и смотрят с детства. Аржанов в тайге один банду замочил и подельников своих, вероятно, тоже. Вот такая информация. А я пошел, меня Бульдозер — зовет, мандраж его давит. Как-никак, завтра все решится…
— Да уже решено, — махнул рукой помощник. — Если бы вы выступили кандидатом или мэр, а все эти… кроме Букеева, несерьезно.
Сарыч вышел.
Поиски ничего не дали. Аржанов как в воду канул. Агент, смотавшийся в Олу, доложил, что пассажиров на сейнере «Юшино» не было.
Игорь Андреевич с нетерпением ждал звонка из Москвы.
Наконец поздним вечером дождался. Уже по тону Игорь Андреевич понял: упустили.
— Наши ждали в Чкалово, а борт посадили в Домодедово. Пока туда-сюда, конечно, опоздали.
— А у тебя что, в Домодедово никого нет?
— Почему же, сразу связались. Так ребята говорят, у этого зала митинг какой-то, не пробились. Может, особого рвения не проявили… втемную что им проявлять.
Помощник выругался и бросил трубку. Ушел, ушел стервец!
Сарычу сказал другое:
— Либо он в эвенской тайге, либо его вообще нет в живых.
На том и порешили.
Еще помощник не доложил Сарычу, что сегодня в своем почтовом ящике обнаружил записку: «Весь долг до цента в два дня переведешь на счет Магаданского отделения Красного Креста. Оченно советую!»
Записка эта означала, что Аржанов помощника вычислил.
И спокойнее было рассчитаться.
