Глава X
АФОРИЗМЫ И МАКСИМЫ
* * *
Закон — это совесть, нравственность общества, а затем уже разум его.
Все со дня рождения движутся к смерти: большинство — медленно, ползком (трудяги); другие — шагом, это профессиональные спортсмены; третьи — бегом (наркоманы, бандиты и пьяницы); четвёртые — спуртом, как на стометровке (солдаты на войне).
Плохое время (смута) — это чаще результат нашествия, как саранчи, плохих людей и их господство в обществе, нежели проявления природных катаклизмов.
О плохом времени справедливо говорить, когда оно стало таковым не по вине людей, а в силу природных катаклизмов: засухи, наводнения, землетрясения и т. и., плохое (смутное) время — творение людей — справедливо называть «эпохой подлых людей».
Смутные времена всегда отменяют в обществе честь и благородство в пользу тотального своекорыстия: «верхи» заняты грабежом казны и мздоимством, а «низы» лихорадочными поисками средств для физического выживания.
Смутные времена в России — это чаще «рукотворные» времена, нежели следствие природных катаклизмов.
Чем цивилизованнее человечество, тем сильнее хронометраж (учёт) времени, иначе говоря, тем сильнее время, — подчиняя всех устанавливаемому им ритму, связывает, объединяет не только отдельных индивидов в одну единую общность, но и целые государства.
Чем больше правитель творит, созидая или разрушая, тем больше им интересуется госпожа История.
К. Маркс: «История повторяется дважды — сначала в виде трагедии, потом в виде фарса».
История повторяющихся войн, революций и смут в сообществе человечества — это всегда трагедия, но не фарс, и кто низводит историческую трагедию до уровня фарса, тот сознательно снижает порог между глобальным бедствием и опереточным комедиантством.
Повторяющиеся трагические события в истории воспринимаются как фарс кощунствующими политиками-фарисеями, вождями-фанатиками, идеологами, оторванными от жизни, и шизофрениками от науки.
В сфере истории, как в больном обществе, безраздельно господствует разум, отравленный национализмом, шовинизмом, воинствующей религией, партийностью и личными пороками, но не общечеловеческая нравственность и справедливость.
У каждой эпохи своё лицо, отличительные черты которой — морщины, шрамы, раны и седины — наносят социальные беды, войны, жизнь и смерть великих личностей — созидателей и злодеев, природные катаклизмы и т. п.
Время с возрастом в восприятии укорачивается (его продолжительность), а прошлое приближается: в 20 лет прошлое десятилетие видится далёкой звездой на небосводе, а в 60 лет последнее десятилетие воспринимается недавним прошлым, чуть ли не прошедшим месяцем.
Уроки истории — это незримые вселенские законы, забвение которых, т. е. неисполнение их, влекут суровые санкции, подчас трагичные не столько для отдельных личностей, сколько для целых народов и государств.
Смутные времена — это рассадник эпидемий всех пороков и стяжательства.
После распада империй, независимо каким путём (военным или мирным), всегда начинается война историй: каждая страна переписывает свою историю, которая громит не только прежнюю имперскую историю, но (часто) и историю других вновь образовавшихся государств и их народов.
Рабство, феодализм и колониализм — это вечные памятники позора человечества: прежде всего властителям, а затем — народам с рабской или зверской натурой.
Когда власть далека от народа и не желает считаться с ним, словно с быдлом, она, власть, создаёт «народные» политические партии или управляемые общественные организации (палаты), представляющие народ, а точнее, подменяющие народ и вещающие от его имени.
Судимый уголовным судом обычно не подпадает под суд истории и наоборот.
Суд истории в принятии дел под свою подсудность более щепетильный, чем сама госпожа История при включении знаменитых имён в свои анналы (кондуиты).
Жизнь в цивилизованном государстве — это борьба, как в спорте, по определённым законам, правилам; жизнь в неправовом государстве — это война без правил.
Ад — это жизнь по священным десяти заповедям в криминальном государстве.
В жизни, как в спорте, ошибка одного — благо другому.
Когда власть топит корабль демократии в пучине беззакония при помощи мин фальсификаций выборов, насаждения авторитаризма, коррупции и казнокрадства, она, власть, уподобляется диверсанту и ставит себя вне закона, а народ в подобных случаях вправе любыми путями и средствами изгнать правителей-преступников из власти.
Государство, которое веками вело захватнические войны, исчерпав возможности расширять свои границы и присваивать чужие богатства, неизбежно начинает экспорт уголовных шаек в цивилизованные страны, ибо в агрессивных государствах стойко царит культ воинственности и насилия, а не культ труда и добродетели.
В неправовом государстве судиться с властями бесполезно, а с богачами — ещё и опасно: проплачивают не только нужные им судебные решения, но и часто нанимают громил и убийц.
В неправовых государствах правители рьяно борятся за преданных преемников не потому, что болеют за будущее своих государств, а потому, что боятся за свои персоны, ибо трудно им при бесконтрольности и безнаказанности удержаться от казнокрадства, получения взяток и от иных уголовных деяний.
Для вхождения во власть нужна жертвенная неистовость или фанатизм, замешенные на организационном таланте, для удержания власти необходим недюжинный ум, а для своевременного ухода оттуда — мудрость.
При отсутствии в мире баланса сил сильное правовое государство, если ему не противостоит столь же мощная держава или военно-политический блок, склонно превратиться в разбойное в международных отношениях.
Когда есть право выбора власти, но нет реального механизма контроля её деятельности, — это видимость демократии, ибо бесконтрольная, следовательно, безответственная власть по своей природе — преступная.
Власть без оппозиции — самая подлая власть, ибо она превращается из-за бесконтрольности не только в разновидность уголовной банды в масках политиков, но и в генератор нравственного разложения населения вплоть до его оскотинивания, озверения и уничтожения лучших людей.
Пенсионеры укрепляют могущество государства (экономику) одним наиболее распространённым способом — быстрым уходом в мир иной.
Чем больше начальников, тем меньше места законам.
Фалес: «Лучше вызывай зависть, чем жалость».
В тиранических государствах лучше вызывать жалость, чем зависть, ибо последняя чаще жалости уносит деятельных людей в могилу.
В неправовом государстве оппозиция для властей (с их оценки) — это «экстремистская деструктивная сила, разрушающая стабильное социально-политическое положение в обществе», под которой авторитарные правители понимают как покушение на вседозволенность и бессрочность их правления.
В стране с коррумпированной властью нет и не может быть государственных секретов (тайн) от иностранных держав; есть только секреты власти от собственного народа: за сколько проданы те или иные государственные секреты (военные тайны) и чем занята власть в свободное от казнокрадства и мздоимства время.
Неправовое государство — это политико-правовая форма статического (замороженного) состояния смуты в обществе.
Приход во власть — это смелость, замешенная на авантюризме, своевременный уход из власти — мужество, замешенное на интеллекте, а досрочный уход из власти (без давления извне) — нравственное величие.
В неправовом государстве (где отсутствует общечеловеческая нравственность) лучше всех живут и успешно делают карьеру подлецы, продажные твари, политики-популисты (демагоги), чиновники-вымогатели, казнокрады и прочие грабители, бандиты и мошенники, наделённые властью или смыкающиеся с ней.
У вороватого населения вечно коррумпированная власть.
Инфантильное, безынициативное (апатичное) население никогда не победит коррупцию во власти.
Прозрачность службы чиновников уменьшает их дикость в действиях и бездействиях, но не настолько, как того требует закон и справедливость.
Границы варварства у людей, пришедших во власть, расширяются тем больше, чем меньше они подконтрольны гражданскому обществу.
Жестокость, алчность и варварство человеческой природы кричаще проявляются, как на войне, в бесконтрольной и безответственной власти, ибо такая власть, как и война, пробуждает самые низменные скотско-звериные инстинкты руководителей и их подручных.
В неправовом государстве законодательная и судебная власть — это, как правило, карманные марионетки исполнительной власти.
Несправедливый закон — это тот же разбойник, что многое отнимает у людей, а порой и саму жизнь.
Несправедливый закон одних унижает, оскорбляет, делает нищими и убивает, других возвышает, ласкает, награждает и обогащает; первые — простые люди, вторые — власть имущие и их приспешники.
Когда власть придаёт пустым словам отпечаток правды, многим кажется, что власть перешла от слов к делу, полезного обществу.
Когда при общей приватизации государственного имущества народ обделяют, а всё богатство прихватывает чиновная камарилья, то такой несправедливостью неизбежно закладывается минное поле на пути развития общества: стабильность в стране (и отдельных её регионах) то и дело будет сотрясаться взрывами переделов собственности, сопровождаемые убийствами, бесконечными судебными войнами и тюремными заключениями. Это будет длиться не одно поколение, ибо память народа об эпохальных преступлениях властей, как и о национальных и религиозных распрях, живёт веками.
В неправовом государстве безнравственность, замешенная на интеллекте, поднимает нечестных людей по социальной лестнице, но низко опускает престиж общества.
В неправовых государствах на должности назначаются лица по принципу «близкие к руководству, но далёкие от профессионализма».
Когда страна претендует на великое государство, влияющее на судьбы мира (или уже является таковым), одни граждане считают, что в служении этому государству их жизнь обретает величие, другие полагают, что для их величия достаточно пребывания в таком государстве в статусе гражданина-обывателя.
Высший гуманный суд на этом свете — это справедливый суд, священная опора которого закон и общечеловеческая нравственность.
Гуманность может проявляться только в рамках справедливого суда, ибо гуманность, впадающая в крайность (когда к преступникам-маньякам относятся как к агнцам), умножает зло и поощряет жестокость в отношении потерпевших, добропорядочных людей.
Бесконтрольная и неограниченная власть всегда порождает чудовищ в образе правителей и их окружения.
Закон в неправовом государстве — это письменная форма выражения ненависти правителя к народу.
Закон, под сенью которого живёт (или существует) народ, — это крона общественного древа, корни которого питаются не только нравственностью и справедливостью, но подчас абсурдом и жестокостью.
Империи распадаются чаще всего после войн, революций и национально-освободительных движений, реже — после государственных переворотов или смерти правителя — создателя империи и возникновения смуты, а в исключительных случаях — по соглашению политических руководителей.
Диктат, насилие могущественных государств и диктат больших по численности народов над миром и, в первую очередь, над малочисленными народами, осуществляется в XX и XXI веках в «узаконенной» форме в сравнении с варварским средневековьем и прошлыми тысячелетиями, т. е. более цинично, изощрённо и лицемерно, ибо национально-освободительное движение (борьбу за независимость) объявляют терроризмом и экстремизмом.
В своём Отечестве — в неправовом государстве — пророками и святыми быстрее становятся люди без чести и совести, а также военачальники, которые огнём и мечом завоевали чужие территории и богатства, совершая массовые убийства.
В неправовом (несправедливом) государстве просьба граждан и отказ властей идут вместе, как сиамские близнецы.
В неправовом государстве люди меньше всего боятся не исполнять моральные обязанности, и прежде всего боятся быть благодарными за сделанное добро.
В неправовом государстве неважно, на чьей стороне право, важно, на чьей стороне власть, т. е. сила.
В неправовом государстве сила — это универсальное «право»: решает всё.
Абсолютная власть — это не только абсолютный комфорт, но и наличие благоухающего, сладостно-обворожительного гарема.
В России, независимо от социально-политических систем и эпох, власть всегда либо мздоимско-воровская (застойная), либо тираническая (палаческая); при этом, как бы правитель ни назывался, — царь, император, президент, председатель правительства и т. п., — суть управления не меняется: одинаково умерщвляют ростки здравого смысла и справедливости, тем самым насаждая беззаконие.
Граждане цивилизованного государства ищут и находят необходимое в своём обществе, а граждане неправового государства — в чужих странах.
В неправовом государстве справедливость есть, но она очень дорого стоит.
Бездушная, зверская власть в конечном счёте порождает социальные взрывы — бунты и революции.
Бессменная власть напоминает комету: с каждым годом всё больше тускнеет и отдаляется от земли, т. е. от народа.
Закон в неправовом государстве — это топор на плахе правосудия, ибо он находится в руках исполнительной власти.
В демократическом государстве закон — это в большей степени катехизис нравственности, в меньшей — декрет-страшилка и редко — топор правосудия.
Тотальная коррупция в стране означает оторванность власти от народа и отсутствие подлинной демократии.
В неправовом коррумпированном государстве выборы во власть — это такая же форма обмана народа, как и другие политические акции, организуемые властями для укрепления своего положения и придания видимости законного существования.
Само по себе богатство, даже сказочное, не делает его обладателя великим. Госпожа История вписывает в свои анналы величия (из числа богатых) лишь тех, кто свои богатства заработал, создавая полезные вещи для человечества (иначе говоря, сея разумное, доброе, вечное), либо использовал свои богатства на благо общества.
Когда правители в законодательном порядке признают выборы во власть состоявшимися, независимо от участия в них народа (при отсутствии порога явки на выборы достаточно проголосовать одному чиновнику за себя), то это значит, подобные выборы — фикция, демократия в стране — мумия, а народ, как источник власти, низведён до бесправного скотообразного быдла.
Тотальная коррупция — самая разрушительная ржавчина, разъедающая механизм государства полностью.
Тотальная коррупция, повсеместно уничтожая нравственность, честность и справедливость, превращает общество в первобытное стойбище с законами джунглей, а государство — в организованную банду, где верховодят политические паханы, жулики-олигархи, чиновники-вымогатели, громилы-силовики и управляемые властью организованные преступные группировки.
Справедливый закон — это животворящая сила (субстанция), абсурдный закон — умерщвляющая чёрная дыра.
Расставание властолюбца с властью — это для него страдания, почти ад; а расставание с бесконтрольной властью — пытка, почти смерть.
Государство без оппозиции к власти — это либо райская куща на грешной земле, либо, чаще всего, бандитская преисподняя.
Революция, государственный переворот — это социально-политический инфаркт власти.
В России с приходом нового правителя история страны столь же непредсказуема, как и её будущее.
Мечта законодателя, чтобы его детище — социальный закон по вечности и всеобщности действия — было, как закон природы, — закон земного притяжения.
Когда социальные справедливые законы по своей силе и неотвратимости действия (одинаково на всех) уподобятся всеобщей силе законов природы, человечество поднимется на новую ступень нравственности и милосердия.
Жадный до власти (властолюбец) — это раб власти, готовый ради её удержания приковать себя навечно к ней, как к галере, а народ превратить в настоящих галерных рабов.
Дракон несправедливости, порождаемый властью, подобно мифологическому огнедышащему дракону, выжигает не только сознание и нравственность общества, но и испепеляет в конечном счёте устои государства, разжигая пожар гражданской войны.
В тираническом государстве совесть людей чаще убивается властью, а в цивилизованной стране совесть свою чаще убивает сам человек.
Чем больше во власти разбойников и мошенников, тем сильнее официоз и его апологеты вопят о святости этого государства и их правителей.
Если человеческая жизнь — высшая ценность цивилизации, то забота каждого государства о благосостоянии её населения — высшая цель. И чем выше благосостояние народа, тем больше оснований относить подобные государства к великим.
Величие государства в третьем тысячелетии должно признаваться не по величине территории, не по численности населения и не по степени вооружённости, в том числе ядерным оружием, а по уровню благосостояния народа.
Мягкая справедливая власть — гранитно-твёрдая долгоживущая власть.
Абсурдные законы (неадекватные реалиям) всегда возникают, как поганки, на гнилой почве правового нигилизма в недемократическом государстве.
Абсурдные законы — всегда несправедливые законы: благо для коррумпированных чиновников и беда для народа.
Власть превращает руководителя-властолюбца одновременно и в повелителя людей, и в раба наслаждений, комфорта и известности.
Нет и не может быть лимита на катаклизмы (общественные потрясения), пока существует человечество, ибо бесы и дьяволы в виде бунтов и революций всегда находятся рядом с властью, подстерегая её социальные и политические ошибки, провалы и преступления.
Когда в обществе воцаряется недоверие народа к власти, в правовом государстве уходит правительство, а в неправовом приходит смута, бунт или революция.
Бедность и терроризм — дети одних родителей: бездарных, коррумпированных и бесчеловечных правителей.
Развращают нацию не громадные природные богатства и территории, которые завоёваны, а агрессивность, алчность, жестокость, зависть и презрение (ненависть) к труду; это первопричина всех мерзостей, в том числе и захватнических войн.
Цивилизованное общество, порождающее правовое государство, не является гарантией цивилизованного поведения этой державы в международных отношениях: чем сильнее государство, тем оно меньше считается с более слабыми странами (и в III тысячелетии).
Народ-победитель в войне больше обязан своим павшим воинам, нежели живым: первые принесли самое дорогое — жизнь — на алтарь победы, в то время как вторые лишь рисковали жизнью.
Чем дольше правитель находится во власти, тем он больше утрачивает желание преодолевать трудности понимания здравомыслящих людей и происходящих событий в стране.
Когда у начальства не хватает аргументов в разговоре с подчинёнными, главным доводом выступают эмоции и (или) ненормативная лексика.
Правители и их окружение, которые хранят свои наворованные деньги в иностранных банках, становятся заложниками своих богатств и, следовательно, подвержены влиянию зарубежных политиков и спецслужб.
Насколько авторитаризм правления бесчеловечнее, настолько он больше порождает предателей среди ближайшего окружения правителя и врагов среди населения.
Бездарные правители и их клевреты всегда стремятся результаты своей некомпетентности — смуту, разруху в стране — свалить на время: дескать, время было такое.
Тотальная коррупция — это следствие всевластия и безнаказанности чиновников и бесправия народа.
Народ превращается в бесправное быдло с того времени, когда власть становится бесконтрольной и безответственной, а гражданское общество, призванное контролировать её, отсутствует либо впало в политическую дрёму (апатию).
Бесконтрольная власть живёт, жируя, для себя, а не для народа, поэтому она всегда стремится перевести народ сначала в разряд безмолвного населения, а затем — в бесправное быдло.
Правитель предаёт свой народ не только тогда, когда он в ущерб своему государству действует или бездействует в интересах чужестранцев и (или) собственных олигархов, но и когда преследует свои личные (клановые) корыстные интересы.
Популист (демагог) — это тот же мошенник, но только масштабный и с политическим нимбом, который наносит материальный и моральный ущерб не только отдельным гражданам, но и громадный урон всему обществу.
Смуты по причинам возникновения в обществе бывают трёх видов: рукотворные (чаще), природные (реже), ещё реже — смешанные, сочетающие в себе человеческий фактор (ошибки, преступления правителей) и природные катаклизмы.
Патологическое властолюбие отнимает все силы для удержания власти и не оставляет сил ни для любви к народу, ни для заботы о грядущих поколениях.
Властолюбец и наркоман — братья-близнецы: у них всегда только одна параноидально-болезненная жажда пожизненно вкушать, как возбуждающую благодать, власть и наркотики.
Родина-мать превращается в государство-мачеху, как только в ней нарождается тиран.
Как ни складывай черты физиономий чиновников в единый портрет, получается одно и то же: дикое свиное хрюкающее рыло с острыми, как ножи, клыками, готовые вонзиться в каждого просителя, пришедшего на приём с пустыми карманами.
Население всегда интересуют, подобно увлекательным представлениям, крайности в человеческих поступках: любовные (эротические) страсти, рекордные спортивные достижения, немеренное обогащение, взлёты и падения чиновников с вершин власти, их кричащий идиотизм и жестокость, циничная ложь и вопиющее мошенничество политиков, зверские преступления, блудострастие, алкоголизм и наркомания известных лиц и прочие действия, выходящие за пределы людского понимания или общечеловеческой нравственности.
Существует два вида архитерпимости народа: патологическая, или неадекватная сверхтерпимость, детерминированная хронической леностью, политической инфантильностью (апатией) и могильным равнодушием к людским бедам, страшным событиям, фактам беззакония властей, и адекватная сверхтерпимость, обусловленная форс-мажорными обстоятельствами (война, природные катаклизмы и т. и.).
Патологическая сверхтерпимость народа, подобно психическому заболеванию, оторвана от здравого смысла и неадекватна объективным обстоятельствам. Адекватная (осознанная) сверхтерпимость народа проявляется лишь тогда, когда необходима для преодоления форс-мажорных обстоятельств.
Патологическая сверхтерпимость народа, в отличие от адекватной сверхтерпимости опасна для страны: с одной стороны, стимулирует, провоцирует правителей на безответственные абсурдные и даже преступные решения и злоупотребление властью, с другой, внушает власти иллюзию, полную её вечной безнаказанности и, тем самым, маскирует то, что в её недрах, как в вулкане, накапливается раскалённая социальная магма недовольства, которая неожиданно взрывается бунтами и (или) революциями и сметает властные надстройки общества, погружая страну в разрушительную анархию, варварство и абсолютное беззаконие.
Эпидемия стяжательства всегда свирепствует, когда общество заболевает безнравственностью.
Величие народа наиболее ярко проявляется не только при преодолении с честью великих грозных испытаний, но и в принятии его правительством мудрых исторических судьбоносных решений.
Завоёванный народ уничтожается дважды: сначала физически, затем морально; его историю, убийственно извращая, пишут лживые жестокие оккупанты.
Несправедливость в обществе зиждется в основном на эгоизме индивидов, реже — на их глупости.
Диктатура порождает, наряду с кровавым насилием, такие чудовищные умопомрачительные виды идиотизма и абсурда в разных сферах государства, какие невозможно придумать здравомыслящему человеку при всём его желании.
Чем дольше правитель сидит во власти, тем труднее правде найти к нему дорогу.
Великая госпожа Демократия умирает, как простой человек: то медленно, когда народ впадает в социально-политическую апатию и безынициативен, то быстро — при государственных переворотах и революциях.
У долгосидящих несменяемых во власти авторитарных правителей не остаются рядом советники: они либо удаляются, либо перерождаются в льстецов и холуёв, являясь одновременно мастерами интриг и подковёрной борьбы.
Свои правители, когда они (правители) безнравственны: коррупционеры, жестокие параноики-душегубы или дураки, — уподобляются самым злейшим внешним врагам государства.
Смута приходит в страну нашествием не столько буйствующих сумасшедших, сколько моральных уродов и нравственных мертвецов (т. е. равнодушных).
Равнодушное общество — прародитель всех социальных пороков в стране и, в первую очередь, бесконтрольной бандитско-воровской власти.
Равнодушное общество — это социальное кладбище не только духа народа, но и всех его чаяний и надежд.
Нация, соплеменники которой возвышаются, принижая друзей и причиняя им вред не столько из-за конкуренции, сколько из-за чёрной зависти и звериной ревности (особенно к талантливым людям), обречена на исчезновение с лица земли.
Перед большими ожиданиями народа — при приходе нового (особенно яркого) правителя государства — любые благостные дела власти всегда блёкнут.
Из всех перемен в стране социальные революции порождают у народа гигантские ожидания лучшего, несколько меньше — смена тиранической власти на демократическую, ещё меньше ожиданий возникает у народа при смене власти в результате выборов: уход одной парламентской партии и приход другой.
Народное разочарование тенью следует за властью, ибо ожидания от власти лучшего возникают из безмерных, бесконечных желаний людей.
Смута — это инсульт общества, влекущий паралич государства.
Люди с рабской душой несут вечный негатив в общество: допускают и терпят рабское отношение к себе, тем самым поощряя на это властителей, и к другим, когда они сами властвуют.
Чем справедливее устроено общество, тем меньше люди соприкасаются с государственной властью.
Ничто так не свидетельствует о варварских крайностях (хаосе) в сознании народа, как нахождение в одном месте кладбища и площади праздничных торжеств.
Ничто так не характеризует величие или ущербность (неполноценность) нации, как накопление богатства и его распределение.
Чем безнравственнее общество (коррумпированнее власть), тем больше господства неписанных законов над писанными.
При тотальной коррупции властей все слои общества живут по понятиям, а не по законам.
Чем дольше правитель находится во власти, тем больше у него шансов быть изгнанным и проклятым народом.
Диктатор — это политический пахан, ибо своё государство он всегда превращает в большую тюрьму.
Беда авторитарных правителей не столько в том, что они во власти решают свои корыстные интересы в ущерб государственным, сколько в том, что вовремя не уходят из власти.
Правителей в неправовых государствах всегда терзают (их сознание, совесть), как голодные волки барана, два взаимоисключающих фактора: как безнаказанно немерено обогатиться, пользуясь своей должностью, и как войти на века в историю своей страны положительным героем, а не проклятым правителем.
Стремление к безнаказанному обогащению, пользуясь своим положением, у авторитарных правителей обычно превосходит их желания войти в историю своей страны с положительным имиджем.
Традиционно российское долготерпение народа к безобразиям властей слагается понемногу из лени, страха, инертности, равнодушия, политической незрелости, синдрома похмелья и т. п.
Хроническая бедность в стране свирепствует чаще на почве бедности (дефицита) ума и общечеловеческой нравственности правителей государства, чем от дефицита трудолюбия населения.
Все политические партии в неправовом государстве, которые не соответствуют постоянно меняющимся абсурдным требованиям властей, признаются политическими шайками авантюристов либо мафиозно-криминальными группировками.
Политическая демагогия, популизм — это циничный блуд, взращённый в бордели, совмещённой с жандармерией или воровской малиной.
Ничто так чётко и зримо не разграничивает агнцев и козлищ, как власть и политика. Первых (агнцев), заботящихся о народе, — единицы, вторых (козлищ), пекущихся только о себе, — тысячи, ибо их ряды пополняют авантюристы, амбициозные ничтожества, авторитеты преступного мира, бордельные вышибалы, сутенёры, содержатели притонов и прочие аморальные типы, наводнившие власть и политику.
Не способные ни к чему считают, что они способны в политике.
Российское узаконенное политическое «ноу-хау»: народ голосует за одних в парламент, а там вместо них оказываются другие — чиновники, олигархи и уголовники, покупающие депутатские кресла.
Демократия становится трагикомической профанацией или анархией, если она лишь цель правящей политической партии (группировки), а не средство достижения социального благополучия народа.
Политики во все времена предпочитают пользоваться одними и теми же жульническими отмычками к сердцу и разуму народа: пустыми обещаниями, обаянием, ложью, подтасовкой фактов и умалчиванием правды.
Оппозиция без возможности публично выражать своё отношение к политике властей напоминает кастрированного быка на привязи, и такая оппозиция, формально существуя, не в состоянии поддеть власть на рога критики, она может только жалобно мычать, качать из стороны в сторону головой в знак протеста против бесчинства властей да в бессильной ярости хлестать себя хвостом самокритики и самоуничижения.
Война — это внешнее выражение садизма, алчности и пещерной убогости национального духа агрессора.
В неправовом (тираническом) государстве успешные политики, сидящие во власти, но ещё не сидевшие в тюрьме — это обычно матёрые демагоги-иллюзионисты, мастера лицемерного камуфляжа и одновременно универсальные уголовники: они мошенники и развратники, воры и профессиональные клеветники, взяточники и изощрённые вымогатели, наводчики и грабители, насильники-извращенцы и фарисействующие бандиты, международные разбойники и лжеверующие в Бога душегубы-убийцы и т. д. и т. п.
Тот живёт великими иллюзиями, подобно Дон Кихоту, кто стремится «свалить» коррумпированного авторитарного правителя неправового государства при помощи компромата; никому ещё не удалось осуществить подобную акцию в диктаторской стране даже путём огласки эпохального компромата вместе с апелляцией ко всей мировой общественности.
Самый губительный для государства порок, порождаемый ленью, — это политическая пассивность населения, безынициативность.
Политическая пассивность, безынициативность народа порождает бездушную, подчас зверскую власть.
Ни истерические заклинания и демагогические утверждения о том, что лимит социальных катаклизмов исчерпан, ни эпохальные призывы к добродетели и всеобщей любви, ни горячечно-шизофренические заявления о выработке некоей национальной идеи, объединяющей озлобленное общество, ни посулы удвоения абстрактного ВВП не могут навсегда искоренить бунты, смуты, государственные перевороты и революции, если государство неправовое и власть оторвалась от народа, погрязнув в коррупции.
Всемирная глобализация неизбежно будет порождать глобальные кризисы, пока не будет создан единый координирующий центр развития мировой экономики.
Всемирная глобализация, порождая кризис, облегчает жизнь бездарным правителям, которые довели свои страны до коллапса: свой идиотизм (каждый из них) в управлении страной оправдывает всеобщим кризисом.
Если обычные завещания заключают в себе материальные и духовные ценности, то политические завещания напоминают оправдание правителей перед судом истории за свои ошибки и преступления.
Мир, опирающийся на любые аргументы, даже на абсурдные и аморальные, намного ценнее войны, опирающейся на некие здравые аргументы и абстрактные святости.
Война, развязанная тираном, ничем не отличается по смертоносности, жестокости и разрушениям от войны, развязанной правителем-демократом.
Политики-мечтатели — самые большие сказочники-популисты, но их сказки дети не читают, а взрослые их политический бред и социальное блудословие быстро забывают.
Социально-политические и криминальные революции порождают ещё одну революцию — сексуальную.
Если человек способен творчески созидать, ему нечего делать в политике (особенно в неправовом государстве), ибо он затеряется среди авантюристов, демагогов и мошенников.
Политики — это обычно мошенники: всегда обещают больше, чем выполняют.
Политика — это пустыня для животворных растений и цветов общества (честности, совестливости, порядочности, нравственности): здесь они обычно погибают, особенно в неправовом государстве.
Политика — другое название безнравственности.
Политики-мечтатели свои бредовые идеи вынашивают в одиночестве, а оповещают о них население публично и торжественно, как о свершённом великом благодеянии.
Если люди не возмущаются несправедливостью, хамством, воровством, мздоимством, развратом и лживостью политиков и чиновников, значит, они либо сами такие же, либо страдают могильным равнодушием и являются социальными мертвецами.
Истерия — испытанный приём и излюбленное средство политиков и экзальтированных женщин: первые тем самым вводят в заблуждение (обман) своё население, вторые — в заблуждение себя (самообман), ибо им кажется, что этим кликушеством убеждают других.
Информационная война — это ложь, изощрённая ложь, глобальная ложь с истерией и пафосом патриотизма.
Самые страшные и опасные вселенские твари, монстры, — это лживые несбыточные идеи, охватившие массы: они приносят в жертву междоусобицам и войнам миллионы человеческих жизней.
Жизнь многих идей (на первый взгляд перспективных) столь коротка, что их не удостаивает госпожа История даже мимолётным взглядом, подобно тому, как она не удостаивает своим вниманием большинство любовных историй и деятельность бездарных правителей.
Идеология государства должна опираться только на общечеловеческую нравственность, но не на штыки, подобно идеологии фашизма и коммунизма.
Верующие не просят себе у Господа Бога честности и порядочности, ибо одни (большинство) убеждены, что этих моральных качеств у них в избытке, другие (политики и бандиты) считают, что честность и порядочность будут, как кандалы, мешать им идти по жизни.
Не дай Бог общаться с теми верующими, для которых божий храм существует лишь для избавления от тяжких грехов (преступлений) и получения индульгенции на новые злодеяния.
Религиозные, а также этнические факторы, разделяющие народы, — это более могущественные и долговечные стены, чем тысячелетняя Великая китайская стена; но если первые стены разделяют и отчуждают народы (часто на враждебные лагеря), то вторая, китайская стена, отделяя от агрессивных племён, защищала свой народ.
Развитие человечества и, в частности, науки — это ещё не гарантия от опасных социальных болезней общества, катастрофические осложнения которых — революции, бунты, смуты и государственные перевороты — не изжиты навсегда; эти болезни имеют хронический характер и повторяются чаще в неправовых государствах, где большинство населения бедные и нищие; к тому же человеческая природа не меняется.
Истинный судья — это независимая личность, решения (вердикты) которого всегда зиждутся на едином священном фундаменте — законе и справедливости.
Если граждане в поисках правды уподобляются археологам, находя лишь её древние черепки-осколки, то такая страна в социально-политическом развитии — пещерно-варварская.
Руду правды в недрах общества чаще ищут, подобно геологам, граждане неправовых государств, чтобы выплавить из неё меч справедливости и защитить свои законные права.
Закон соотношения интеллекта и нравственности специфичен: чем выше интеллект и ниже нравственность, тем успешнее жизнь в неправовом государстве, а в цивилизованных странах — наоборот.
Крайняя несправедливость в обществе, переходящая в смуту, порождается не крайним эгоизмом граждан, а крайней их нуждой, которая, в свою очередь, возникает из-за бездарности правителей или форс-мажорных обстоятельств.
Без господства общечеловеческой нравственности нет и не может быть справедливости в обществе.
Нравственные профессионалы, даже будучи силовыми звеньями в бездушном механизме государственной власти, излучают тепло, свет надежды во тьме горя и несут справедливость в общество.
Абсолютная или всеобщая справедливость существует только на уровне законов, провозглашающих свободу и равенство всех граждан, даже в раю.
Родину воспринимают как родную мать, когда она тёплое, ласковое Отечество, а не холодное, жестокое государство.
Смешон тот, кто полагает, что стоит только напомнить начальнику, какую большую роль он (подчинённый) сыграл в его судьбе, и он, руководитель, вспомнив это, тотчас воздаст ему должное по заслугам.
Чиновничьи амбиции, как дьявольство, заменяют всё: ум, профессионализм, доброжелательность, честь, совесть и т. п.
Каждый, кто слушал критику пороков общества, где он (она) живёт, или кто читал Себастьяна Бранта «Корабль дураков», узнает в них любого человека, кроме себя.
Богатые духом обычно реже становятся бедняками в цивилизованных странах. Бедные духом обычно чаще становятся богатыми в неправовых государствах, нежели в цивилизованных.
На публичные торги выставляется всё, кроме совести, ибо совесть продаётся тайно.
Выставлять на публичные торги свою честь — это прерогатива политиков, которой они активно пользуются, опережая всех, даже проституток.
Неблагодарность за благодеяние (помощь, услугу) — это вид не только нравственного бандитизма, но и гнусного предательства, ибо добродетельный человек верит порядочности тех, кому помог, и надеется на справедливое (адекватное) к нему отношение.
Жадный человек — уже полу подлец, жадный во власти — полный, законченный подлец.
Огонь совести гаснет в обществе, когда во власти бушуют ураганы мздоимства и казнокрадства.
К власти в неправовом государстве ведут скрытые, тёмные и извилистые тропинки, а в цивилизованных странах — открытые и прямые дороги.
Правда в устах власти воспринимается населением чаще как реальное дело, нежели как предвестник его, если правдой ранее власть не прикрывала своё безделье.
Свобода граждан без средств существования (в неправовом государстве) — это абсолютное бесправие народа, крайняя форма издевательства над личностью, и восхвалять подобную свободу — кощунственно и цинично.
* * *
Вода — великая живая субстанция Вселенной, несущая жизнь, а потому вода — святая, и чтить, беречь и преклоняться надо перед ней: пред той, что пьёшь, и той, что грязь твою уносит.
Вода не только олицетворение жизни, но и сама жизнь. Вода развивает человечество, даёт ему память, несёт информацию, наделяет множеством других положительных качеств и свойств, к тому же она, родимая, большая труженица, целительница, украшает нашу серую повседневность, очищает нас от скверны и уносит нашу грязь, помогая нам отличаться от скотины.
Неудовлетворённый жизнью человек больше чувствует себя несчастным и одиноким в веселящейся компании, нежели в толпе, охваченной горем.
Когда человек завидует месту захоронения усопших, это не столько выражение неудовольствия этим фактом, сколько проявление усталости от жизни и (или) готовности лечь рядом с умершим.
Лишь после смерти гения один хвалебный голос заглушает хор хулителей, а при жизни всё наоборот: один хулитель заглушает целый хвалебный хор.
На дороге жизни случай поджидает многих: ленивым и трусам он копает яму, а работящим и смелым часто помогает.
Растрата времени в детстве — простительная шалость, в юности — глупость, в зрелом возрасте — осознанный удар по себе и своей семье, в старости — оправданная (простительная) форма существования.
Эпохи и тысячелетия меняются, а средства достижения цели остаются для человека неизменными: трудолюбие, целеустремлённость, полезность для других.
Даже адски тяжёлая жизнь (не жизнь, а пытка) не утешает человека, что жизнь коротка.
Многие люди не пережили бы вторую жизнь, если бы Всевышний предоставил такую возможность: от одного этого их хватил бы апоплексический удар от страха или счастья.
Людей невозможно научить умирать, но это незнание, к сожалению, не препятствует их смерти.
Смерть зародышем поселяется во всех людей (во всё живое) в один и тот же день — день рождения, а вступает в свои адовые умерщвляющие права в разное время, ибо смерть (в любом возрасте) всегда дееспособна — могущественна.
Прошлое будирует тоску и печаль из-за невозможности вернуть его или что-то там изменить; настоящее огорчает возникающими проблемами и суетой сует; будущее тревожит и пугает неопределённостью. Как видно, человек обложен, подобно волку, своеобразными «красными флажками», из которых ему не вырваться до конца жизни.
Абсурдность, бессмысленность поиска смысла жизни выражается уже в том, что это отвлекает и отрывает от самой жизни.
Преступление, глупость или мудрость данной эпохи одинаково не воспринимаются следующими эпохами как полезный урок.
Жизнь, пронизанная искусством, и отличает человеческое бытие от скотского существования.
Время, которое тратишь со здравым смыслом, приносит деньги, а которое тратишь неразумно, приносит долги.
Человеческая жизнь опутана вечной сетью явных и скрытых рисков (опасностей): тех, что люди осознают при своих поступках, и тех, что объективно существуют вне их сознания.
Честь и совесть чаще меняют на злато в смутные времена и при коррумпированной власти, а на почести их меняют в мирное время.
Человека без социальных и чувственных желаний трудно оценить, особенно его будущее, ибо он, по существу, живой покойник.
Равнодушие, безразличие человека — беда для его близких и просителей; равнодушие, безразличие народа — беда для него самого.
Грядущие поколения — более надёжные носители истины в определении величия человека, нежели его современники.
В своих молитвах люди всегда просят для себя счастья и здоровья, редко — благоразумия, и никогда — порядочности и совестливости.
Если материализм не братается с идеализмом, то в борьбе за примат он впадает в крайность: пытается отправить идеализм на эшафот небытия как проводника «крамолы» общечеловеческой нравственности и духа свободы.
Великие деяния (созидательные или разрушительные) совершаются как под влиянием реальной (истинной) идеологии, так и под воздействием лживой (несбыточной), и неизвестно какие идеи больше воздействуют на их свершение.
Идеи ушедшего из жизни учёного (мыслителя, писателя) чаще вспоминают современники не от любви или уважения к нему или преклонения перед глубиной, эпохальностью его мыслей, а в знак признательности судьбе, что был краток жизненный путь автора-смутьяна. Грядущие же поколения вспоминают труды этого великого автора в связи с истинностью его идей.
Каждая религия предпочитает, чтобы истина сопровождала её, а не она истину.
Фанатики обычно доводят свои идеи до абсурда, поэтому преследуемые ими цели оборачиваются штыками против них самих.
Фанатизм — почва не только невежества, но и безнравственности, часто взращивающая преступления.
Идеалы привлекательны не только красотой, но и загадочной романтикой, соприкасающейся с грёзами приверженца идеалам.
Принципы поведения, основанные на высокомерии, ослином упрямстве, глупости, зависти и недоброжелательности, — это грани паранойи самодурства, ведущие к неудачникам.
Хотя тщеславие, диктующее поступки, и опирается на эгоизм, оно должно подчинять его в межличностных отношениях реалиям, дабы не затруднить путь к желаемому и саму жизнь.
Мера поступков заключает в себя не только здравый ум, но и воспитание человека и его культуру.
Желания подслащиваются грёзами и мечтой, а свершения — удовлетворённостью или (и) злорадством.
Нет более мечущегося человека, чем тот, кто одержим честолюбием, но не знает границ своих способностей и недостатков.
Подражание — это форма внешнего выражения согласия, подталкиваемого восхищением.
Профессор — это студент, успешно защитивший публично свои научные трактаты.
Любопытство для учёных — двигатель познания истины, а для праздных и бездельников — манок, проводник к порокам.
Если искусство, облагораживая, совершенствует человеческую природу, то естественная природа, вдохновляя, подпитывает искусство.
Слова, трогающие сердце, подтверждают более высокий уровень ораторства, чем слова, доходящие до ушей, ибо порывы сердца чаще подталкивают к поступкам, нежели холодный разум.
Легче обнаружить иглу правды в копне лжи и даже отыскать новую истину в виде открытия в науке, чем найти и определить общую справедливость для всех, ибо у каждого человека своя справедливость.
Только люди с куриными мозгами и злобные параноидальные завистники, подвизаясь в роли ревнителей национальной культуры, стремятся хамски игнорировать и подло преследовать творческие личности за то, что они пишут о жизни своего народа не на родном, а на других языках, сочиняют не только национальную музыку, но и общечеловеческую, танцуют в иностранных балетах, а не в своих сельских клубах (или национальных театрах). Именно эти непризнанные преследуемые изгои — проводники национальной культуры к другим народам, а не те дремучие гордецы, завистники, а точнее дураки от культуры, которые рьяно насаждают местечковый сельский изоляционизм, неизбежно ведущий к упадку культуры и мраку феодализма.
Терпение — это стойкая вера в лучшее будущее.
Чаша терпения всегда наполнена «коктейлем» из переживаний, тяжких ожиданий, душевных и, подчас, физических страданий.
Ничто так не подрывает терпение человека, как потеря надежды на лучшее и когда только один он должен терпеть.
Когда возвышение в собственных глазах (самомнение) превышает своё социальное возвышение, человек перестаёт быть самим собой.
Мужество порождается убеждённостью и силой духа, а не дарится природой и не приобретается за злато.
Человеческие эмоции — это яркие краски картины повседневной серой жизни.
Музей — это зримо оживляющий реаниматор прошлой жизни и продлевающий её на века.
Ремень — средство прикладной педагогики в семье.
Даже самая долгоживущая мода никого ничему не учит.
Чем суровее климат, тем меньше мода проявляет свои сумасбродства.
Мода, как сорняк, никак не подходит даже к божественной триаде — разумному, доброму, вечному.
Познавший принципы, в отличие от познавшего факты, быстрее возвышается до уровня познания той сферы, к которой они (принципы и факты) относятся.
Артист — человек, живущий одновременно в двух ипостасях: чужой (публичной) жизнью и своей (частной), за которые, в отличие от лицемеров и мошенников, его не презирают и не наказывают, а уважают и превозносят.
Страсть в творчестве — это и вдохновение, и терпение, и страдание, в конце — радость или драма (счастье или трагедия).
Подчинённая страсть — это уже не страсть, а закованное волей и разумом смиренное чувство (ответственности, долга и т. п.).
И гений, и дурак идут в один гибельный конец, но лишь разными путями.
Совокупность общих начал, установленных в частных явлениях, порождает, принципы подобно тому, как совокупность признаков рождает понятие явления (категории).
Научно-технический прогресс без общечеловеческой нравственности — это дорога в ад, иначе говоря, поступь дьявола.
Суеверие чаще подталкивает на спонтанные необдуманные поступки, чем вера.
Ошибки, порождаемые делами, более тяжёлые, чем ошибки, порождённые словами, зато вторые ошибки совершаются намного чаще, чем первые, и, в общем, приносят не меньше огорчений, если не больше.
Человек бессмертен в своих реализуемых мыслях и смертен в своих непомерных желаниях.
Большинство людей увязывают риск с личным выбором кого-либо или чего-либо, за которым кроется опасность.
Наиболее часто люди испытывают риск в своей деятельности: опасность потери времени, денег, затем — здоровья, реже — самой жизни.
Ум учёного сродни бродяге: обычно кочует в сферах неизвестности и неизведанности.
Великие (драматические) события, как результат деятельности людей, чаще порождают великих личностей, чем аналогичные события, порождаемые природными катаклизмами.
Даже молчание многолико: в одних случаях это означает предательство или трусость, или глупость, или ложь, или отказ, или жестокость и т. д.; в других — преданность, или мужество, или мудрость, или согласие, или милосердие и т. д.
Интеллигенция — это противовес грузу бескультурья и дремучести на весах исторического развития нации.
Наука гарантирует для исследователя только тяжкий головоломный труд, гнетущие сомнения, взлёты и падения, а чаще лишь падения без взлётов к успеху.
Память страданий более стойкая, чем память блаженства.
Из всех неизбежностей самая приятная — это еда.
Мечтатели-юноши — нормальные люди, желающие в будущем чего-то добиться; мечтатели-старики — это люди, потерявшие чувство времени и реальности, иначе говоря, выжившие из ума.
Поступки в детстве диктуются бессознательным подражанием и внушением взрослых; поступки юных (юношей и девушек) предопределяются чувствами и грёзами; поступки взрослых — чаще разумом, нежели чувствами.
Чем больше напрягаешь нервы, тренируя их выдержку и крепость (на стезе житейских рисков, опасностей и дрязг), тем больше они слабеют.
Преодоление трудностей — больше удел воли, нежели ума, а несоздание трудностей своими поступками — больше удел ума, нежели воли.
Когда поднимаешься по социальной лестнице, зависишь не только от людей, но и от господина Случая; когда достигаешь желаемого, больше зависишь от случая (обстоятельств), нежели от людей.
Желания превращаются в цель, если они, словно лучи солнца, концентрируются и направляются, как под увеличительным стеклом, в одну точку под воздействием разума и воли.
Человек и лошадь объединены на земле общим предназначением: трудиться, страдая, до упаду.
В борьбе с препятствиями человек познаёт не столько самого себя, хотя проявляет и выявляет волю, сколько других, кто воздвигал барьеры на его пути.
Принципы человека — это непоколебимое убеждение, истоками которых являются истина, нравственность, фанатизм либо дремучая глупость.
Излишняя образность в афоризмах (изречениях), как вода, размывает монолит мысли.
И принципы не вечны: самые постоянные из них те, на которых базируется логика.
Когда природа бьёт рекорды, бьётся хрусталь человеческого здоровья, часто осыпающийся в могилу.
Ничто так не деформирует правду, смешивая её с ложью, как война, власть и любовь.
Русский язык ярко и глубоко отражает тончайшие нюансы многогранного образа жизни русского народа, особенности его национальных черт характера, потому и сам русский язык — многогранно великий язык, знаменующий достижение и достояние всего человечества.
Татарский язык — крупный бриллиант в золотой короне тюркских языков, который не только сближает и объединяет в дружбе многие народы, но и несёт свет знаний, общечеловеческую нравственность и национальную культуру миллионам людей планеты.
Печаль и горечь почтенного возраста развеивается экскурсией на кладбище: после обозрения надгробий сверстников (и более молодых) приходит некое удовлетворение своим возрастом, а иногда — радость, что дожил до своих лет.
Ничто так на свете не заключает в себе могучие вселенские крайности, как огонь: созидание и разрушение, смерть и жизнь.
Цинизм — это госпожа Правда в голом виде.
Гении не бывают маленькими или великими, как не бывает маленьких или великих истин; это постоянные вселенские величины.
Восхищение потомков больше доказывает величие человека, чем уважение и преклонение его современников.
Факт он и в космосе факт, даже если его признают «голым», «упрямым», «глупым» и «не всей правдой».
Страдание очищает душу от скверны, но при его длительности возникает безверие к лучшему, а вместе с ним — уныние, греховное чувство.
Нет на свете человека без проблем: богатые люто страдают тем, как сохранить и (или) преумножить свои богатства и как поступят их дети с этим богатым наследством; печаль бедных — как свести материальные концы с концами и вывести детей в «люди»; власть имущие хронически болеют тем, чтобы у них всё было и за это им ничего не было, а также как подольше поблаженствовать в вечно сладостно-медовой власти и заставить население поверить лжи, что они-де находятся в аду власти, жертвуя собой, ради счастья народа; молодёжь, одержимая занять достойное место в жизни, сталкивается с трудностями и вынуждена прилагать для их преодоления титанические усилия, теряя время, здоровье и средства без гарантии на успех; старики озабочены состоянием своего здоровья, материальной стеснённостью и судьбой своего потомства.
Огонь — вселенская субстанция, давшая и дающая жизнь всему сущему, всегда требует уважения к себе в виде аккуратного отношения и за любое пренебрежение наказывает неуправляемым испепеляющим буйством, чреватым смертью и разрушениями.
Страсть больше тяготеет к искренности, чем к лицемерию.
Некоторые люди не любят просить что-либо не потому, что стесняются или боятся быть обязанными, а потому, что боятся отказа, ибо сам по себе отказ — это психологический удар (а иногда апоплексический), так как с просьбой люди связывают удовлетворение своих потребностей, надежды на лучшее; если просьба адресована к начальству, отказ, кроме того, связан с осложнениями во взаимоотношениях, ибо начальник считает, что его подчинённый обижен на него; отказ в просьбе родных и близких влечёт не только разочарование, но подчас и разрыв отношений.
Воображение без логики, это что слышащий, но не видящий: всегда блуждает, то и дело наталкиваясь на препятствия.
При возможности выбора врагов люди отказывались бы от такой возможности (демократии), ибо это напоминает предложение выбора для себя между пулей и удавкой.
Врагов обычно не выбирают, они, как плесень, появляются сами.
Минутный испуг переходит в стойкий страх больше в зрелом возрасте, чем в юности.
Опыт в старости больше тяготеет к воспроизводству тревоги и страха, нежели покоя.
Где тирания — повседневность общества, там правдивость означает страдания или смерть.
Из всех величеств самое великое величество — это СУДЬБА!
Сегодня — это всё, а завтра и вчера — ничто, ибо первое (завтра) — не настало (и вообще может не настать), а второе (вчера) — уже прошло.
Истина — сестра вечности.
Действительность, приближающаяся к аду, порождает в воображении человека чудовищ, а в выражении — хаос, абстракцию.
Абстракция как форма выражения — это результат не только осмысления сложной действительности, но и метания души.
То, что для одних — истина, для других — мракобесие.
В знамениях больше заключено предостережений, чем грядущих благ.
Гений — это Всевышний, а человек — исполнитель Его воли на Земле.
Неизмеримо больше тех, кто падает с тверди оптимизма в болото пессимизма, чем тех, кто выбирается из этого болота и становится оптимистом.
Оптимист, подобно верующему, перешедший в другую конфессию — пессимистов, верен ей до конца жизни.
Ни о чём и ни о ком так исчерпывающе не говорит молчание знакомых и близких как об умершем.
Воробьи — зимние соловьи городов и весей северных стран.
Предрассудки — это затычки к бочке незнания (невежества).
Когда господин Талант встречается с леди Возможностью, рождается выдающаяся личность.
Ничто так часто, как игра, не возводит случай в короли, определяющего победителя.
Осуждение того, чего не знаешь, это не столько безрассудно, сколько аморально.
Главенствующее в познании самого себя — это выявление своих способностей, а недостатки выявят другие…
Чистая совесть — синоним законопослушности и спокойствия (комфортности) души.
Несправедливость достаёт своей удавкой всех, кроме наших врагов.
Даже когда враги становятся жертвами несправедливости, их оппоненты убеждены, что это справедливая кара, а не проявление несправедливости.
Если о покойнике знавшие его не говорят ни хорошо, ни плохо, значит, усопший был отпетым негодяем, но не потому, что его отпевали в божьем храме, очищая от грехов.
Общечеловеческая нравственность — это главный закон (конституция) человечности и справедливости.
Умный, совершая глупости, обычно признаёт себя в этих случаях дураком, дурак же, совершая глупости, всегда считает себя умным в любой ситуации.
Своя просьба всегда справедлива и даже порой священна.
Скорее можно поумнеть, чем стать честнее, ибо честность, как беременность, либо есть, либо её нет.
Только тогда человек становится справедливым, когда замечает и помнит добродетель других, и считает их не менее значимыми своих добрых дел.
В величайший храм справедливости ведёт дорога, выложенная честью и совестью, а указателями служат ум и опыт.
Отсутствие чувства меры, крайности в поступках (и в принятии решений) всегда размывают границы добра и зла, а главное — низвергают с пьедестала общества её величество Справедливость.
Без нравственного воспитания homo sapiens — это даже не дикарь-получеловек, это скорее скотина или зверь.
Самые большие камни в организме человека (в почках и т. д.) легче удалить, чем снять самые маленькие камни с души.
Если правда у каждого своя, то справедливость — категория общая, на всех одна.
Искренность — великая вечная ценность, состоящая из бриллианта честности, обрамлённая золотом откровения.
Почести при смуте обесцениваются настолько, что мало желающих публично обменять на них свою честь и совесть.
Дефицит глубокой дельной мысли, как вакуум, восполняется красочной образностью или словесной шелухой.
Образность в мыслях, как соль в пище, всегда требует разумной нормы.
Характер больше тяготеет к принципам, а ум к целесообразности.
Разочарование в ожидании ответного благодеяния люди склонны относить к злу, ибо всегда ждут адекватного блага, и чаще — большего от других, чем сами оказали.
Глупость — это неистребимый социальный чертополох: успешно цепляется как к умным, так и к идиотам, как к государственным деятелям, так и к простым людям.
Самая распространённая на свете людская глупость, граничащая с сумасшествием, — это отсутствие чувства меры.
Отсутствие чувства меры, как глупость, менее всего порицается в обществе, даже если она порождена таким отвратительным пороком, как жадность, коварной губительницей многих.
Любители давать советы всегда убеждены — их наставления столь ценны, что они неотвратимо учат других разумному, необходимому поведению, неизбежно ведущему к удаче.
Нет, пожалуй, на свете людей, которые высказали родным и близким всё при их жизни и не хотели бы их воскресить, чтобы высказать недосказанное.
Зеркало — немой советчик, поэтому его реже бьют, чем говорящих советчиков.
Дискуссия — это состязание аргументов, а спор — это поединок эмоций, а иногда — нецензурной брани и оскорблений.
Строптивость характера воспринимается как отсутствие сдержанности или хладнокровия, а часто как проявление дурости.
Самая тяжкая безысходная тирания — это тирания собственных бесконечных желаний, оторванных от реальности.
Чем сильнее несбыточное желание, тем реальнее драматическая или трагическая развязка.
Насколько легко мы делаем глупости, настолько тяжело переживаем эти поступки; осознание этих глупостей и отличает умных от дураков.
Дурак в восприятии умных не столько безобидный или инфантильный глупец, сколько потенциальный подлец, ибо, что он выкинет в следующий момент под чьим-то влиянием, никто не знает.
Глупый «друг» подставляет чаще самого себя, а умный «друг» — и себя, и друга.
Обладание умом — слишком дорогое удовольствие: много знаешь и понимаешь, но мало что можешь; этот разрыв всегда несёт переживания и часто страдания, являющиеся своеобразной платой за ум.
Если мы не совершили глупости сегодня и потому свободны от кручины, то нас достают переживания от наших глупостей давно минувших дней.
Человек всегда ищет причины своих неудач в первую очередь среди других лиц или во власти, а в последнюю — в себе.
Человека больше достают сегодня те переживания из прошлого, которые будируются его личными ошибками, неверными решениями, чем те бедовые ситуации, в которые он попадал в силу объективных обстоятельств.
Богатство ума — от учения, богатство души — от добрых дел.
Занудство в семье, в компании (в личных отношениях) — наказание окружающих, профессиональное занудство — это благостная дотошность в работе.
При ссорах слова «Тьфу на тебя!» воспринимаются другой стороной как реальный плевок в лицо.
Взятые взаймы чужие мысли, в отличие от денег, можно вернуть только принуждением через суд, признав это плагиатом.
Несдержанность — это кратковременная лёгкая форма сумасшествия (затмения ума), но порой с длительнотяжёлыми последствиями.
Самолюбие, которое стремится выказывать себя, переливаясь в чувствах через край, как вода в солнечном фонтане, склонно к радужному самолюбованию и чванству, а подчас к высокомерию.
Самолюбие, которое вынуждено выказывать себя, как правило, не перерождается в чванство и высокомерие.
Некстати проявленное достоинство оборачивается недостатком, чреватое неприятностями.
Здравый смысл — это правила разума, опирающиеся на закон, нравственность, опыт, обычаи, традиции и т. п.
Опыт большинства людей приобретается через свои глупости, нежели через разумные поступки.
Личный житейский опыт человек всегда оплачивает сам и дорого: переживаниями и страданиями (душевными и физическими).
Жизнь не так сложна, если не мучают раздумья.
Большие цели — для больших умов, ибо для остальных умов они неподъёмно-вредоносны, как большие тяжести для малолеток.
Цели, не соответствующие возможностям людей, к которым они неистово стремятся, становятся обычно могильными плитами над их чаяниями, а нередко и над самими этими неудачниками.
К высотам человечности ведут чувства и разум, при этом разум — это зрячий посох в «руках» чувств.
Чем меньше писатель в своём произведении «вырисовывает» портретные черты, образы положительных героев, тем легче читателям узнавать себя в них и тем больше они увлечены сюжетом.
Даже глупость порой порождает храбрость наряду с ложно понятым долгом.
Скромность посредственности выполняет ту же роль, что и молчаливость глупца: они камуфлируют недостатки человека.
Глупость чаще порождает храбрость, нежели ложно понятый долг.
Глупость и храбрость — безумные сёстры, ибо не ведают страха.
Публичная похвала родителями своих взрослых детей также скептически воспринимается слушателями, как и люди (дети), восхваляющие сами себя.
Глупость хотя и отважна, но её смелость никогда никого не восхищает.
Человек живёт страстями только до их подчинения, а после — разумом.
Глупость, совершаемую во время веселья, некоторые воспринимают не как глупость, а как дурачество, шутовство.
По принципу первичности или вторичности мысли или слова (высказанного) все люди делятся на три категории: одни сначала думают, затем говорят; другие говорят, потом думают; третьи необдуманно говорят и после не думают (дети, многие женщины и глупые мужчины).
Жалоба — это не только поиск решения проблемы или утешения, но и унижение себя своей беспомощностью.
Жалоба — это публичный крик о помощи или баннер о своём беспомощном ничтожестве, которые провоцируют власть и негодяев на причинение новых неприятностей.
Люди думают по велению собственных желаний, говорят, исходя из своих интересов, а поступают под диктатом реальных обстоятельств.
Ограниченные люди лишь в одном не ограничены — в совершении глупостей и подлостей.
Ограниченные, недалёкие люди чаще делают маленькие глупости, а умные — большие. Маленькие глупости менее заметны, чем большие, поэтому кажется, что умные чаще делают глупости, чем ограниченные.
Ум нуждается не столько в методах своей реализации, сколько в средствах, прежде всего, в воле.
Чем больше выигранных денег у друзей, тем меньше друзей остаётся.
Взаимная любовь — это и победа, и капитуляция каждой стороны, а кто любит сильнее, тот чаще сдаётся.
Ревность и злость всегда оспаривают первенство в разжигании испепеляющего пожара воображения.
Высшая нравственная красота платонической любви со временем начинает чаще опираться на низменное — скотообразность совокупления.
Человек — раб не только собственных желаний, но в некоторой степени и желаний тех, кого он любит, кем дорожит или от кого зависит.
Друзья уходят из нашей жизни чаще не вследствие их физической кончины, а из-за ухода во власть либо погружения в болото жадного накопительства и обогащения, не брезгуя никакими средствами, а также из-за женщин.
В дружбу в большей части заложено предательство или (и) горькое разочарование, ибо люди часто доверяют, как себе, тем лицам, коих нельзя допускать даже до порога дома.
Дружба — более крепкое созидание человеческих отношений, чем знакомство, соседство, товарищество, приятельство и т. п., но зато последние обладают иммунностью к заразе предательства, ибо эти отношения по своей природе к предательству не восприимчивы, поскольку не предполагают ни преданности, ни жертвенности собой ради другого.
Подлинность чувств, как драгоценность, принято определять больше кислотой времени, чем прессом поступков.
Воспоминания в старости для одних — дуновения весенней свежести, для других — кладбищенский сквозняк.
Людям легко изображать животного, а ещё легче — зверя: многим не нужно даже перевоплощаться.
Жестокость — это презрение к общечеловеческой нравственности, к благородной жалости, а также кладбищенское равнодушие к милосердию и справедливости.
Обида и злоба всегда соперничают с торжеством в изгнании благородства.
Неразрывный союз инстинктов (рефлексов) и совести, подчинённой им, порождает скотину или зверя в человеческом облике.
Лучше маленькие сладостные ощущения, чем большие приятные воспоминания.
Доверчивость к людям слишком дорого стоит: мы расплачиваемся за это чаще страданиями и бедами, чем получаем желаемое.
Мерзавец, которого судьба сурово покарала за доставленные страдания другим, вызывает у пострадавших больше удовлетворение или злорадство, чем ненависть.
Музыка аккумулирует могучую созидательную энергию гармоничного звука, охватывающего не только все грани человеческих чувств, но и все стороны жизни. Она, музыка, — праздник души и апофеоз её страданий, а также проникновенный язык любви, который бросает человека то в жар, то в холод, то возносит в поднебесье веселья, то опускает в преисподнюю печали.
Люди, обычно, живут, как могут, а исключение из них — те, кто живёт, как хочет (счастливые).
Горе и беда — это слуги, посланники ада, которые всегда охотятся за радостью и счастьем людей, чтобы показать всем, что жизнь на планете Земля — это не только рай, но и ад.
Счастье — это всегда радостная улыбка, а дикий оскал — это улыбка беды в маске счастья.
Счастье обычно приходит неожиданно и ослепительно, а уходит тихо и незаметно, — быстрее, чем мы думаем.
Дикари джунглей (лесов) — это ангелы в сравнении с дикарями из каменных джунглей (городов), где обитают наиболее кровожадные из них: правители-монстры, политики-бандиты, чиновники-мздоимцы (держиморды), жандармы-душегубы и прочая нечисть.
Свидания и разлуки, хотя и вызывают противоположные эмоции, но каждая из них, «концентрируя» радость или печаль, помогает выявить истинные и фальшивые чувства.
Обида имеет хоть какие-то границы, а ненависть всегда безгранична.
За ярким шлейфом счастья всегда следуют, словно чёрные пажи за королевской мантией, грусть, тоска и печаль, которые имеют привычку оставаться после ухода счастья.
Нет большего аванса на счастье, чем внешняя красота и красивый певческий голос.
Неблагодарный тип — это предатель добрых отношений с теми, кто ему помогал, — что хуже всякой подлости.
Человек — царь зверей, ибо он самый могучий, коварный и свирепый зверь на свете, о вселенской кровожадности которого свидетельствуют развязанные им войны.
Страдания, очищая душу от одних грехов, несут другие и, в первую очередь, грех уныния.
Счастье — это самое большое и редкое чудо в нашей серой и жестокой жизни.
Диктат прихоти и наслаждений по силе воздействия на людей соперничает с диктатом нужды и страданий.
Насколько легко пережить своё безразличие к другим, настолько тяжело пережить чужое безразличие к себе.
Возможность выбора врагов принадлежит (обычно) тому, кто сам сознательно их порождает.
Искушение, как пьяняще-сладостное наваждение, чаще погружает в омут авантюры и неприятностей, чем в благостные кущи.
Ни громадные водопадные славословия по случаю радости, ни гигантские вулканические извержения по случаю скорби не могут сравниться с музыкой по её пронзительности и величию выражения человеческих чувств, особенно счастья и страдания.
Несправедливость, как огнедышащий дракон, бывает двух видов: общегосударственная (абсолютная) и локальная (относительная). Первый дракон взращивается абсурдными законами и некомпетентными (пролоббированными, купленными) решениями судебной и исполнительной власти. Второй дракон рождается эгоизмом, алчностью, жестокостью, глупостью, завистью, ревностью и т. д. в межличностных отношениях.
Необходимость — реаниматор воли.
Необходимость — это навязчивая диктатура над сознанием или отравитель жизни.
Необходимость — неприятный указатель на пути желаний.
Обида чаще обращается к злу, нежели к справедливости (до неё труднее добраться).
Молва не имеет жалости: не щадит ни больных, ни Детей, ни живых, ни мёртвых.
Молва, как мерзкая гусеница, редко превращается, в отличие от бабочки, в крылатую легенду.
Чёрные крылья молвы всегда простираются над известными и успешными людьми, а не над социальными мертвецами — нищими и бродяжками.
Крылья молвы — это обычно ложь и клевета с редкими вкраплениями в них белых перьев — разумности и добродетели.
Сами по себе даже несметные, сказочные богатства не становятся столетними памятниками, подобно храмам, и не создают их обладателям вечной известности, овеянной легендами. В лучшем случае их удел — недолгая скандальная или мрачная молва.
Жестокость, ложь и насилие — вот дьявольская спаянная триада, как три головы горгоны, пожирающая людей, которая господствует и сейчас над миром, как и тысячи лет тому назад.
Привычка к комфорту чаще толкает в объятия пороков, чем неприхотливость в быту.
Юбиляр слышит, наряду с музыкой, хвалебные слова, которые будут произносить эти же люди над его могилой, значит, юбилей — это репетиция будущих похорон.
Страх и ложь, порождаемые диктаторской властью, ведут себя своеобразно: страх больше прячется в тёмных закоулках и подвалах, а ложь вылезает наружу, однако они незримо сообщаются и подпитывают друг Друга.
Чтобы удовлетворить людское мнение (руководствуясь им), необходимо последовать в монастырь, отшельником в пустыню или в сумасшедший дом, но желательнее в тюрьму, а лучше — сразу на кладбище.
Эгоист (подлец) в маске друга, если не может украсть ваше счастье целиком, то делит его пополам, а горе он удваивает своим равнодушием, безучастием, т. е. по существу предательством, обрушивая надежду на его помощь в случае необходимости.
Духовный эгоизм (диктат) чаще рождает бескомпромиссность, а плотский эгоизм — соглашательство.
Тот, кто делает добро и ожидает адекватный или больший ответ, разочаровывается в людях чаще, чем тот добродетель, который не ожидает за оказанную помощь ничего.
Даже осёл не радуется, когда его возвышают до уровня умного козла отпущения.
Мода, как канатоходец, балансирует между оригинальностью и сумасбродством, но когда сваливается в сумасбродство, она теряет стыдливость.
Госпожа Мода — публичная дама: не замыкается на одном поклоннике, а предпочитает целое их скопище.
Опоздавший с похвалой переживает больше, чем когда он опаздывает с порицанием, ибо похвала чаще приносит пользу, чем хула, не говоря уже о том, что первое занятие приятнее, чем второе (порицание).
Чувство собственного превосходства имеет одно достоинство — вытесняет зависть, но подталкивает к заносчивости и кичливости.
Доброе дело несёт частную пользу отдельному лицу (коллективу), но главное — порождает публичный пример доброты, создавая атмосферу милосердия.
Неблагоприятные обстоятельства — чаще дела рукотворные самих жертв обстоятельств либо их недоброжелателей и равнодушных, реже — результат природных катаклизмов.
Неблагодарный человек (отвечающий на добро равнодушием или злом) — это нравственный урод, которого в отличие от физического урода — горбатого, не исправляет даже могила, ибо проклятия обиженных людей неразрывно живут с его именем и после смерти.
Выгода, как коварная искусительница, всегда подталкивает чиновника на корыстные деяния.
Обжора и скотина схожи: в безудержном чревоугодии их, если и останавливает, то не разум, а животный рефлекс насыщения.
Болтун языком выкапывает себе могилу в тиранических государствах, а в других странах — яму отчуждения, неудач и страданий.
Беспорядок в доме (хозяйстве) уменьшает не столько свободу, сколько сокращает время для полезной деятельности.
Порок или неприятность нарождается тогда, когда желание противоречит здравому смыслу (благоразумию).
За бездельниками всегда гоняются, и небезуспешно, нужда, порок и скука.
Нужда, порок и скука, в отличие от лебедя, рака и щуки, тянут воз, на котором восседает лентяй-бездельник, в одну сторону: в преисподнюю жизни, точнее, в ад существования.
Невежество в питье — самое стойкое, ибо не знающий меру в питье не хочет знать об этой мере даже от самых близких умных людей.
Низкий социальный порог потребности человека продиктован либо внутренней духовной возвышенностью, либо патологической леностью или (и) бескультурьем.
Секрет выпитой лишней рюмки — выпивший об этом не знает, об этом знают другие.
Скромность стоит между гордыней и унижением и редко впадает в эти крайности.
Мёртвая совесть людей страшнее смертоносной радиации: умерщвляет не только справедливые («живые») законы, но в конце концов и само государство.
Самый распространённый мерзкий порок в сообществе человечества — неблагодарность за добрые дела — буйствует на почве‘звериного эгоизма, предательской забывчивости, убийственной жестокости и кладбищенского равнодушия к судьбам порядочных людей.
Равнодушный — это социально-нравственный мертвец, попустительствующий всем мерзостям общества.
Помнящие добро (добродетели) почти святые, поэтому святых и помнящих добро в социальном обществе так же мало, как животворной влаги в пустыне.
Помнить добро — великое свойство, но оно, как и иное величие человека, редко встречается.
Завещание — это не только вид проявления родственных чувств, благодарности завещателя наследнику или компенсация морального долга, но часто и форма заглаживания своей вины за то, что родил дитя на этот тяжкий и коварный мир, полный мучительных страстей, переживаний и страданий.
Алчность (жадность) — дыра в совести, которая в своей бесконечной ненасытности сродни со вселенской всепоглощающей чёрной дырой.
Ничто так безвозвратно не погружает человека в низость, глупость и жестокость, как жадность.
Великодушие — больше черта порядочных, нежели беззлобных.
Великодушие порождается не столько благоразумием или расчётом, сколько добротой натуры человека.
Наиболее отличающая черта человека от скотины — это умение помнить добро и адекватно отвечать на него.
Ирония — это насмешка высокомерия или скрытое уничижение.
У некоторых зависть, породившая злобу, проходит, а злоба (осадок) остаётся.
Поскреби, подразни своими успехами подружку и ты обнаружишь в ней змею.
Девиз идеалистов-блудодеев: чтоб плоть крепчала и при этом нравственность не дряхлела, не падала.
Зависть часто поднимается до ненависти, но ненависть не опускается до зависти (к одному и тому же человеку).
Неблагодарность — это гнусный отказ морального урода в адекватном ответном поступке (помощи).
Неблагодарность — это скотство, а часто и звериная жестокость.
Самомнение — это враг самого себя, подобно своей лени.
Самомнение — это словесный гейзер, который выплёскивает на поверхность ещё и мутный кипяток заносчивости и высокомерия.
Воля в характере человека выковывается на наковальне судьбы под ударами не только физических испытаний, но и чувственных — любви и ненависти, чувства долга и страха, веры и ревности, тягот и лишений.
Антитеза равнодушия (например, к бедствующим), это не только добродетель или милосердие, но и другое равнодушие (к наживе за счёт бедствующих).
Нет на свете негодяя, который причислял бы себя к негодяям, и чем подлее такой субъект, тем он больше уверен в своей порядочности.
Дьявол предательства рождается на войне, в любви, в дружбе и среди родственников, и неизвестно, где он чаще торжествует: в военное или мирное время, среди друзей, влюблённых или родственников.
Кинжал предательства всегда выковывается в огне войны, в горне дружбы или в любви и вонзается в спину, как правило, неожиданно.
Анархия — мать порядка функционирования эшафотов, борделей, политических шаек, называемых партиями, воровских притонов, корпораций мошенников, популистов-демагогов и прочей нечисти, олицетворяющих общество, в котором верховодят самозванцы-авантюристы, политические паханы, разбойники, насильники, громилы и убийцы.
Непомнящий добра — больший негодяй, чем непомнящий родства, ибо родство не всегда несёт добро.
Самые крупные, самые квалифицированные и изощрённые грабители, воры, разбойники и мошенники всегда сидят во власти неправовых государств.
Масштабная трагедия всегда порождает антиподов: трусов (подлецов) и героев; если при этом преобладают первые, трагедия усугубляется нравственной катастрофой общества, если преобладают вторые — трагедия (её последствия) быстрее преодолевается при содействии здорового морального климата общества.
Жадность, как греховный порок, — это панцирь ледяной чёрствости к людям и олицетворение губительной глупости (для себя) и подлости для близких, оказывавших помощь скряге.
Младенческую невинность люди видят, порой, не только в глупости своих любимых, но и в безответственности, лености, а иногда — в подлости.
Где подлость и обман — норма поступков, там искренность и доверчивость — безумие.
Трусость — это победа плоти над духом.
Менее великодушны не столько виновные, сколько подлецы.
Не надо сомневаться в верности мерзавца, он всегда верен своей подлой натуре.
Страх, как всемогущий дракон, пожирает сначала спокойствие, затем счастье, а в конце — здоровье.
Низкий человек самолюбив настолько, насколько его подлости превышают добродетель.
* * *
Любовники — это сексуальные террористы-диверсанты в чужом семейном тылу.
Самый лучший альпинизм-скалолазание в старости, дающий вожделенный адреналин, — это покорение вершин женского молодого тела.
Нигде и никогда мужчины так не извергают потоки пустых обещаний и лжи, как в политике и в постели с любовницами.
Если муж — баран, жена в отличие от добросовестного зоотехника заботится только о взращивании его рогов и об изъятии у него шерсти, вплоть до шкуры.
Даже самая жалостливая и мягкая по характеру женщина не боится обидеть своим отказом домогающегося её мужчину, если он не нравится ей. и (или) если не зависит от него.
Не бывает непривлекательных мужчин, бывает мало денег.
Женская красота равна не только всем мужским достоинствам, но и достижениям и подчас даже превосходит их.
Нет неревнивых мужчин, есть только джентльмены, умеющие сдерживать свои бурные эмоции; либо есть циничные патологические карьеристы, готовые подложить свою женщину (жену, невесту, подружку) под влиятельного субъекта, дабы добиться своей цели; либо сексуальные мазохисты, которые испытывают приятные для них болезненно-страстные чувства (дающие им вдохновение и наслаждение) от совокупления их женщин с другими мужчинами.
Мужчины в своём развитии сознания (человечности) отстают от женщин, о чём свидетельствуют, во-первых, неизмеримо большое количество совершаемых ими с маниакальным постоянством преступлений против человечности (в том числе развязывание войн) и, во-вторых, хронически зарастающие шерстью лица (морды), как у зверей и скотины, — тем самым Всевышний через внешность наглядно показывает скотско-звериный уровень сознания большинства этих особей человечества.
Существует два особых вида плача замужних любовниц на груди у любовников, специфичные из-за их мотивов: от шока неведомого им ранее умопомрачительного наслаждения и от потрясения быстрого нравственного падения, т. е. от стыда, замешенного на жалости или ненависти к своему мужу.
Мужчины, ведущие себя подло с женщинами, не бывают порядочными и с представителями своего пола: на них бывает только маска добропорядочного партнёра, товарища, приятеля или друга, которая сбрасывается, как только они (подлецы) теряют интерес к своим близким и знакомым.
Холостяк — это неофициальный (скрытый) многоженец, которого, однако, чаще содержат чужие жёны, нежели он свой гарем из чужих жён и невест.
Мужчины всегда верны своим жёнам, когда они объективно не в состоянии (не могут) изменять им, но не потому, что не хотят этого.
Красивое лицо — это ключ к сердцу и отмычка к разуму противоположного пола.
Ум мужчины, как змей-искуситель, — это ключ к разуму женщины и отмычка к её плоти.
Легче общаться с чёртовой дюжиной любовниц, чем с одной женщиной, живущей советами тёщи.
Чтобы удержаться рядом с богатой, успешной леди, мужчине-неудачнику (альфонсу) надо не только смотреть сквозь пальцы на эротические шалости своей половины, но и оплакивать вместе с ней дорогих её сердцу любовников, ушедших от неё, в том числе в мир иной, подобно тому, как оплакивал князь Потёмкин вместе со своей неофициальной женой императрицей Екатериной II её умиравших любовников.
Женщины вечно ждут своих женихов, дружков, мужей, но до тех пор, пока не подвернётся более приличный мужчина — претендент на её руку и сердце или хотя бы тело.
Мужчина должен знать все женские наклонности: добродетельность, коварство, сострадание, хитрость, очаровательность, любопытство, шаловливость, нежность и др. и больше ничего сверх этого, ибо и так не хватит целой жизни, чтобы познать что-нибудь одно из вышеперечисленного.
Женщина больше госпожа своей плоти, чем своих мыслей и языка.
Мужчина больше раб своего тела, чем совести, особенно в отношениях с женщинами.
Когда мужчина идёт к любовнице, наступает весна, переходящая в жаркое лето, когда возвращается к опостылевшей жене, наступает одновременно осень и лютая зима. То же самое происходит с замужней женщиной, когда она отрывается с любовником от надоевшего занудливого мужа.
Урождённый с рогами (например, козёл) менее смешон и экзотичен, чем тот самец, та животина (например, мужчина), которому их наставили по жизни.
Разочарование женщины мужчинами — это, по сути, разочарование жизнью.
Любовницы часто уподобляются атомным бомбам: разрушают, испепеляя, любые семейные крепости.
Жизнь после свадьбы — это жизнь на вулкане страстей, где царят раскалённые магмы чувств молодожёнов, и если они, пламенные чувства, не направлены в одно русло, то в своём хаотичном разливе сжигают понимание друг друга и взаимное влечение, оставляя в своих отношениях пустоту пепелища, быстро зарастающие чертополохом отчуждения и ненависти, что ведёт к распаду семьи.
Эмансипация, уравнивая женщин в правах с мужчинами, коварно прививает им мужские наклонности и пагубные привычки: склонность забывать о том, что они состоят в браке, вкушать огненную воду, наркотики и табак, тягу к погружению в омут любовных треугольников, отчуждение к своим детям, порождающее беспризорников, использование ненормативной лексики (матерных выражений) и др.
Жена слабого мужа в постели (или красотка) может иметь одного-двух любовников, но больше — это уже измена, разврат и возведение супруга на трон короля рогоносцев.
Нет большего унижения и грусти для мужчины, когда его любимая женщина восхищается ничтожествами — альфонсами, бездельниками-неудачниками, серостью и т. и.
Женихи часто уподобляются политикам: обещают невестам то, чего никогда не могут дать.
Наглость тупиц женщина воспринимает как проявление граней мужества — смелости и настойчивости.
Благонравность, порядочность женщины — это замок на мужских пороках и в первую очередь — похоти.
На похоть (на неправильный путь) женщин толкает не красота, а мужчины, для природы которых это правильный путь.
Неисправимое желание мужчины быть значительным скрывает его желание быть, прежде всего, привлекательным для женщин.
Когда супруги изменяют друг другу, празднует грех похоти, но рыдает целостность семьи.
Любовники и любовницы, как воровские напильники, всегда подпиливают цепи Гименея, скрепляющие семьи, к которым они причастны.
Цепи Гименея ржавеют не столько от давности заключённого брака, сколько от быстроты оледенения чувств супругов.
Насколько женщины и мужчины красиво одеваются, настолько они грезят голыми падать в объятия друг друга.
Тёща — мать святой (целомудренной) дочери, у которой муж — чёрт: отнимает святость и едет на ней верхом.
Если жена тебе изменила, то радуйся: значит, она бросила всех прежних любовников, о которых ты не знал, а нового любовника знаешь и можешь его перевоспитать.
Если жена завела любовника, то радуйся, значит, она бережёт твои силы, твоё здоровье, дабы не надорвался.
Многие мужчины предпочитают замужних любовниц по двум причинам: есть кому (мужьям) присматривать за ними (жёнами-блудницами), беременность от любовника легко вешается на рога мужа.
Добропорядочные мужья считают, что замужние любовницы — это исключение из правил; одинокие мужчины полагают: гулящие жёны — это правило опостылевшей семейной жизни.
Мужчина ищет средства, женщина ищет причины.
В безнравственном обществе даже опытные женщины ошибаются: они полагают, что мужчины лезут к ним под юбку с благими намерениями, а оказывается (иногда) с целью хищения спрятанных там денег или для папарацци.
Если муж в эпоху эмансипации имеет лишь преимущественное право на свою жену, а не исключительное, то жених вообще не имеет никаких прав на свою невесту (на доступ к её райским садам блаженства), в лучшем случае — в порядке общей очереди после её любовников.
Красавицы — это коварные мины-ловушки, взрывающие безмятежное спокойствие мужчин, а часто и саму их жизнь.
Если бы парни и девушки искали свою половину для будущей семьи, исходя из желаний, представлений их родителей, то семьи вообще исчезли бы на земле, ещё даже не создавшись.
Сильнее мысли бывает только другая мысль, за исключением женщины: когда она приходит, то уходит (вытесняется) любая мысль.
Красивая женщина — это завершённая роскошная картина; красивый мужчина — это лишь эскизный портрет, нуждающийся в мазках, подтверждающих его ум.
Легче управлять научным учреждением, регионом или даже государством, чем повелевать двумя или тремя близкими женщинами, меняя их натуру.
Амбиции обострённого самолюбия женщин чаще делают их жертвами моды, а мужчин — жертвами собственных глупостей (просчётов).
Многие женщины больше доверяют своим ощущениям, чем очевидным фактам, приводимым их мужчинами.
Мужчина (если он не сумасшедший) никогда не отказывается от женщины по причине, что она слишком хороша для него.
Кокетство — привлекательно-тонкий намёк женщины на обмен своей расчётливой благосклонности на любовь мужчины.
Если жить страстями, то долго ими не протянешь: либо страсти, как свечи, угаснут от социальных вихрей, либо они быстро сожгут саму жизнь.
Мужчины готовы занять для самоутверждения любой трон, даже позорный трон короля сутенёров или короля воров и душегубов, но только не трон короля рогоносцев.
Найти хорошую жену — счастливый случай, быть всю жизнь только с женой — мужество, удержать её от прелюбодеяния и вообще в семье — мудрость.
Если жених и невеста друг для друга — цель жизни, рождается постоянная семья, если средство для достижения цели — рождается официозно-продажное сожительство.
Незамужняя подруга замужней женщины — враг не столько её мужа (тем более, если она его любовница), сколько семьи.
Чем больше недостатков у мужчин, тем больше у них стремлений жениться, дабы повесить свои проблемы на жену.
Когда мужья не понимают, не знают причины счастья своих жён, они вместо радости за свои половины начитают переживать и искать истоки их счастья с привлечением сыщиков.
В глазах подчинённых мужчин их пожилой начальнице всегда не больше 29 лет. (Если они не хотят попасть в опалу.)
Красавица — это символ не только человеческого совершенства, но и опасности, особенно для женатых мужчин.
Само присутствие рядом очаровательной женщины с магнетизмом подобно земному притяжению — это, если не потрясение для мужчин (вплоть до обморока или падучего припадка), то уж гарантия неадекватного (глупого) поведения в речах и поступках (действиях и бездействиях).
Брак часто превращает орла в петуха, а лебёдушку в курицу (общипанную).
Брак — это непрочная лодка в бурной реке жизни, ибо когда супруги начинают грести в разные стороны, их семейная лодка тонет в водовороте развода.
В период падения нравов презерватив — это не столько одеяние смирения к размножению, сколько оберег от дурных болезней.
Если труд — любимое занятие, то занятие любовью — тяжкий неблагодарный труд?
Она говорила на двадцати языках, но ни с одним из десяти мужей не нашла общего языка.
Семья — нравственный источник и начало цивилизованного общества.
Праздник (буйство) плоти — это похороны нравственности.
Для закоренелого блудника Казановы понятие «нравственность» совпадает с понятием его полового органа, но в возбуждённом состоянии.
Любовь — это Эверест жизни: достигшие её вершины при взаимности партнёра, его (её) помощи счастливо спускаются вдвоём на равнину будней, а не нашедшие взаимности часто срываются в глубокие расщелины, пропасти страданий и горя.
Любовь — это концентрированное выражение жизни в её крайних формах: в возвышениях и унижениях, в пламенной страсти и ледяной холодности, в мучительной ревности и всепрощении, глупых (иногда подлых) поступках и благородстве, смелости до безумства действий и страхе потери любимого человека, в буйной безудержной радости и вселенской скорби (страданий), омываемых реками слёз и т. п.
Нет на свете более длительно-изнуряющей изуверской пытки, чем безответная любовь.
Ревность — сестра палача, ибо не признаёт ни жалости, ни пощады.
Любовь, в том числе и безответную, ничем не укротить; есть только радикальные средства: время, стирающее память, а вместе с ней и чувства, и смерть. Это лишний раз подтверждает трагизм любви.
Поцелуй — это свеча, искра которого часто заводит мотор любовных страстей.
Влюблённый — это утопленник в море страстей, переживаний и (или) психических болезней.
Фёдор Достоевский писал: «Влюбиться не значит любить: влюбиться можно и ненавидя».
Влюбиться ненавидя можно во что-то (в азартную игру), но не в кого-то, если не считать мазохистские чувства, когда истязаемый влюбляется в своего мучителя.
При отсутствии взаимной любви счастье другой стороне может принести, скорее всего, (как ни странно) тот, кого любят, а не тот, кто любит.
Огонь истинной любви не могут погасить ни лёд разума, ни взрывные порывы гнева и ярости, ни холодные шквалы разумных советов родных и близких, ни ураганы ревности и страданий, ни погребающие волны болезней, её гасит только время.
Любовь не рождается от принуждения, ревности и страха, потому что она сама их родительница.
Для ревности не нужно доказательств, достаточно навязчивой идеи или просто подозрения.
Рассудок может воспринимать положительные черты человека и даже восхищаться ими, но не любить, ибо любовь — прерогатива сердца.
Первые чувства всегда подлинные, даже если они вскоре развеиваются, как пыль, ветром разочарования.
Парни завоёвывают девушек прежде всего внешностью, реже — умом, иногда — своими родителями, точнее, их солидным положением.
Любовь — край холодного разума (рассудка).
Любящий человек всегда невольно передаёт власть над собой тому, кого любит.
Чем сильнее любит человек, тем меньше у него власти над самим собой и тем больше над ним власти у того, кого он любит.
Если любовь, подобно великолепному оркестру, вызывает в душе мажорную искромётную музыку, то оркестр брака часто играет минорную и даже похоронную музыку не только чувствам любви, но и самой семье.
Вдохновение порождается не только чувствами любви и удачи, но и вожделенной целью; в первом случае вдохновение вытесняется разочарованием в чувствах или (и) привыканием к тому, что вызывало радость, во втором — длительностью, усталостью движения к цели.
Брак — это школа высшего мастерства выдумок, оправданий, отговорок, лицемерия, обмана, ревнивых нападок и лжи для самосохранения, а часто и для сохранения личной свободы блудливых супругов в рамках семьи.
Брак — это цитадель затухающей любви, к которой подкрадываются извне, как змеи-искусители, сексуальные соблазны.
Самые востребованные в семьях геометрические фигуры — это любовные треугольники.
Медовый месяц после свадьбы даётся судьбой для того, чтобы хоть как-то компенсировать, подсластить горечь последующей жизни.
Доверие в любви — это ключ к вратам, за которым фонтанирует радость и счастье.
Любовь, как мошенница, отбирая разум и время, редко компенсирует это монетой настоящих чувств, ибо предпочитает расплачиваться фальшивыми монетами суррогатных вожделений.
Когда дурак влюбляется, он клоун и сумасшедший; когда влюбляются в дурака, он высокомерный спесивец и наглец.
Любовь — это контузия рассудка от взрыва своих чувств.
Доказательством мужской любви является подаренное женщине желанное украшение, сопровождаемое поцелуем. Доказательство женской любви — это её поцелуй, сопровождаемый ведром алкоголя.
Слепая безумная материнская любовь оборачивается для её чада хроническими болезнями: куриной слепотой в видении житейских проблем, глухотой к людским страданиям и паранойей эгоизма.
Любовник может быть ветреным, не постоянным, как перекати поле, но муж должен быть только крепостью.
Наиболее стойкая страсть та, что на пути к реальной цели, и возникает она чаще в начале этого пути от воодушевления.
Пламя страсти, как ни одно другое чувство, по дороге к желанной цели может угаснуть, а затем снова вспыхнуть.
Пламя любви истощается в семейном очаге, а не раздувается, как в горне любовного треугольника.
Влюблённость прибавляет решимость, но отнимает благоразумие.
Кто не любил, тот силу любовных страстей считает слабостью воли.
Жар любви гораздо медленнее остывает до холодного равнодушия, чем раскалённая тысячетонная огненновулканическая магма до холодной пемзы.
Любовь более стойкое чувство, нежели ненависть, ибо любовь — это психическая трудноизлечимая болезнь, а ненависть — шквал горького негодования.
Только в счастливом браке можно, уходя в себя, побыть одному, но не ощущать одиночества; в несчастном браке человек ощущает себя одиноким даже в общем семейном веселье.
Алкогольный напиток — это растворённый концентрат глупостей, свинства, лжи, жестокости, предательства и преступлений, когда его употребляют без меры.
Рождение чада — это чаще счастье для родителей и несчастье для ребёнка, ибо жизнь несёт больше страданий и горя, чем наслаждения и счастья.
Дружная (счастливая) семья — та, в которой каждый живёт больше для другого, чем для себя.
Ничто и никто так не укорачивает жизнь матерей, превращая её в пытку, как их непутёвые дети.
Для матери сколько детей, столько и переживаний — страданий.
Творящий злодеяния косвенно закладывает фундамент гильотины для собственных детей; и чем известнее злодей, тем чаще дети жестоко расплачиваются за деяния своего родителя.
Брачный договор — это готовый сценарий развода.
Алименты — это оброк за неуживчивость в семье или за бессовестность.
Желаемое приходит в своё время к тем, кто умеет терпеть; но терпение, которое опирается не на разум (чувство меры), а на глупость или на паранойю мазохизма, ничего, кроме страданий, не приносит.
Люди обладают свойствами и повадками всех зверей мира: хитростью лисы, коварством змеи, кровожадностью гиен и волков, людоедством крокодилов, агрессивностью и трусливостью шакалов, свирепым нравом львов и тигров, готовых насмерть загрызть или разорвать свою жертву, молниеносностью и неожиданностью нападения пантеры и рыси, удушающими повадками удава, аморальной зловонностью хорька, незримой таинственной деятельностью крота, жадным крысятничеством и т. д. и т. п.
Москва — Казань, 2007—2013
