…Билялов не обманулся в своих ожиданиях. Через несколько дней его вызвал к себе прокурор республики. Кабинет Амирова находился на третьем этаже в новом здании на Кремлёвской. Билялов, конечно же, волновался. Шутка ли, когда рядового следователя, коих добрая сотня наберётся по республике, заслушивает сам Амиров, хорошо известный на весь Поволжский округ; человек он разносторонний по своим дарованиям, профессор. В регионе знали, что это нравственный юрист-профессионал.

В уютной приёмной прокурора республики толпился народ, в основном прокурорские работники и чины из милиции. Он представился секретарю — приятной женщине. Та вежливо попросила его подождать, указывая жестом на кожаный коричневый диван, что находился при входе в приёмную справа.

Только когда присел на диван, Билялов заметил справа от себя ещё одну дверь с табличкой, указывающей, что там трудится заместитель прокурора Татарстана Фарит Загидуллин. Человек, который успешно возглавлял расследование сложнейших и тягчайших преступлений!

«Да, подлинно одарённый руководитель с широким кругозором, — размышлял Марат, — замов подбирает под стать себе: умных и работящих, а не тупиц и льстецов, как грешат этим серые и бездарные руководители».

Билялов очнулся от раздумий, когда прозвучала его фамилия:

— Проходите, вас ждёт Кафиль Фахразеевич.

От волнения у Марата кровь прилила к лицу, и он почувствовал испарину на висках.

В большом продолговатом кабинете с книжными шкафами вдоль стен за столом, сидел мужчина, больше похожий на университетского профессора, чем на строгого прокурора. В кабинете находился и зональный прокурор, курировавший Казанскую прокуратуру. Билялов, войдя в кабинет, поздоровался с прокурором и встал в нерешительности у порога.

— Проходите и присаживайтесь, — донёсся до него спокойный голос хозяина кабинета.

Амиров, верный своему стилю работы, тотчас перешёл, не мешкая, к существу дела.

— Марат Шамильевич, как идёт следствие по делу о гибели Альберта Булатова?

Билялов предполагал причину вызова «наверх», поэтому подготовился к разговору с прокурором. Он доложил Амирову о проделанной работе и тех версиях, которые нужно было проверить.

Следователь Билялов, предвосхищая вопросы шефа, пояснил, в чём ещё состоит трудность для него, точнее, особенность в расследовании смерти Альберта Булатова.

— Кафиль Фахразеевич, в школе я безответно был влюблён в Альбину Булатову, сестру погибшего. С тех пор минуло более десяти лет. После армии я видел её два раза. И то случайно, в экстремальных ситуациях. Чувства мои давно угасли. Но госпоже Булатовой почему-то кажется, что я мщу ей за отверженность в те далёкие годы.

Билялов рассказал прокурору Амирову, что послужило поводом для Булатовой сделать такой нелепый вывод.

— Кафиль Фахразеевич, я выяснял круг знакомых погибшего, а также характер взаимоотношений Альбины и её кавалера Имрана Валиева и почему они расстались.

Билялов нервно поправил рукой галстук и продолжил:

— Нельзя ведь исключать, что это своеобразная месть Валиева своей бывшей пассии, скажем за её… обман или мерзость… Булатовой этот вопрос очень не понравился, как не имеющий, по её мнению, отношения к гибели брата. И что окончательно её вывело из себя, это когда я не разрешил ей курить в кабинете. У нас установлено правило: в кабинете никому не курить.

Билялов, как студент сдающий экзамен профессору, напряжённо всматривался в спокойное интеллигентное лицо прокурора, пытаясь угадать, убедительны ли его доводы и как настроен этот принципиальный человек, строго следующий нормам права и морали. От напряжения у Билялова пересохло во рту. Ему показалось, что он докладывает не убедительно и Амиров с ним не согласен. И, как бы оправдываясь за свою вину, Билялов произнёс:

— К тому же она ведь сама заявила, что Валиев предлагал ей сигарету с марихуаной. В связи с этим я задал ей и другой вопрос: не Валиев ли подсадил на наркоту её брата? В крови погибшего Булатова обнаружены наркотики. Вопросы я задавал не ради злорадства и не для того, чтобы как-то подобраться к её сердцу, дабы сблизиться с этой женщиной…

Следователь Билялов немного помолчал, переводя дух, и добавил:

— Кстати, Альбина Булатова любила своего непутёвого братишку.

Прокурор Амиров бесстрастно заметил:

— Убедили, что вы разлюбили Альбину. Любящий обязательно сделал бы исключение из общего правила и разрешил бы девушке покурить в кабинете. А вот во всём остальном полная неясность.

Амиров взял материалы уголовного дела у следователя и углубился в чтение. Потом задумчиво, словно вспоминая свои годы работы следователем, произнёс:

— Судя по экспертизам, тянет на самоубийство. А вот некоторые обстоятельства… — Он встал из-за стола. — Сеют в эту версию сомнения. Дело в том, что вторая пуля выпущена из того же оружия с большого расстояния. Отсюда следует: либо Булатов перед роковым выстрелом себе в голову сам выстрелил в стену, чтобы, например, проверить оружие, либо это сделал кто-то другой, но промахнулся. И подойдя ближе, вплотную к нему, выстрелил ему в лобную часть, предварительно наклонившись. Ведь пуля вышла из затылка чуть выше, чем входное отверстие. Обычно так происходит при самоубийствах…

— В тех случаях, когда пуля выходит ниже входного отверстия, это значит, стреляли сверху, стоя, в сидящего человека, — включился в разговор зональный прокурор. — Этот убийца, если он был, видимо, стрелял в перчатках. А затем вложил револьвер в руку Булатова. В общем, инсценировал самоубийство. Булатов был в наркотическом состоянии. Обнаружен героин в крови и след укола на левой руке, хотя погибший был левшой, судя по показаниям его сестры.

Зональный прокурор ранее знакомился с материалами этого дела и больше склонялся к версии убийства Альберта Булатова.

Амиров выслушал своего подчинённого, не проронив ни слова; подошёл к окну, на подоконнике которого стояли в глиняных плошках комнатные цветы, полил их водой и задумался: «Если бы Валиев хотел убить Альберта Булатова, то что ему мешало это сделать ещё несколько лет тому назад? В общем-то ничего не мешало. Люди, как Валиев, воевавшие в горячих точках, обычно решительные и обид не прощают. И возмездие откладывать в долгий ящик не любят. А если этот Валиев методично, иезуитски, не торопясь и всё просчитывая, тащил парнишку на дно жизни, чтобы он сам в конце концов свалился в могилу от наркотиков, то зачем ему самому его убивать? Наркоманы и игроманы — живые социальные трупы — сами себе роют могилу и сами себя хоронят. Но всё-таки у этого типа был мотив мести, хотя характер взаимоотношений с сестрой погибшего, с которой он был близок, это не подтверждает. А может, у Валиева была смертельная обида на других членов семьи Булатова и он решил им отомстить? Скажем, на отца семейства, который занимал руководящие должности и с людьми особенно не церемонился».

Амиров подошёл к столу и сказал:

— Вот что, Марат Шамильевич, надо выяснить состав семьи Валиева и его близких родственников, продолжая поиск его самого. Это одно. А другое — проверить весь путь Альберта Булатова от дома до казино и от казино до места гибели. На чём-то ведь он туда добирался? Возможно, на такси. А может, на общественном транспорте…

Если у нас более или менее есть сведения о тех, кто находился в тот вечер вместе с Булатовым в казино — этом кладбище надежд игроманов, то вот пути следования погибшего покрыты мраком. Возможно, под этим покровом и лежит разгадка гибели несчастного юноши…

Как видите, предстоит большая работа. Какая нужна помощь — обращайтесь. И помните, сроки расследования подпирают.

Прокурор Амиров встал и добавил:

— Надеюсь, не подведёте… Не зря же я в своё время, будучи корреспондентом газеты, написал статью о вашей добросовестности, старательности в работе.

Марат от удивления чуть не потерял дар речи и приподнялся со стула:

— Неужели вы помните? Ведь столько лет прошло!.. Столько людей прошло через ваше журналистское творчество! По-ра-зи-тель-но!

Билялов вместе с куратором направились к выходу. И, обращаясь к зональному прокурору, он продолжил:

— Вот это да! Вот это память!..

Билялов был удивлён и тем, что Кафиль Фахразеевич ничего не сказал ему в упрёк по жалобе Булатовых. Не выразил и сомнения: способен ли он, Марат, расследовать это непростое дело без продления срока расследования, предусмотренного законом. Конечно же, он должен теперь приложить все силы, чтобы справиться с порученным делом. Раз такое доверие Амирова! И окрылённый Билялов помчался к себе на работу.

А прокурор республики отправился в очередной районный центр. Он постоянно объезжал своё прокурорское хозяйство. И знал не понаслышке всё, что касалось работы своих сотрудников и их морального облика. Амиров заботился и о физическом здоровье своих сотрудников. Привлекал крупных специалистов по диагностике, в частности, профессора Бари Явишева, лечившего суровых генералов, капризных надменных девиц и задумчивых буржуинов.

Прокурор Амиров понимал, как никто другой, что при большой нагрузке на работе, которую несут его сотрудники, им зачастую некогда заботиться о себе, о своём здоровье. Вот и организовывал медицинские обследования всех своих подчинённых.

В командировках прокурор просматривал районные газеты. Некоторые его сотрудники, следуя примеру своего шефа, «оттачивали свои перья» на коротких рассказах, стихах и заметках. Такие публикации он прочитывал как бывший журналист. А как мастер-фото художник и певец живой природы, Кафиль Фахразеевич интересовался заметками и статьями, которые касались окружающей среды. Вот одна из статей, привлёкшая внимание Амирова.

Как-то сентябрьским утром в открытую форточку пожаловала пчела. Хотел было выпроводить нежданную гостью обратно, да пожалел: на дворе было холодно и дождливо, цветы уже завяли. Я вспомнил слова соседа Кузьмы Дорофеича, что во дворе их дома в дупле одинокой старой ели поселились дикие пчёлы. Не оттуда ли и эта? Тем временем пчела деловито облетела стол и точно приземлилась на капельку загустевшего вишнёвого ликёра. Немного позавтракав, словно выражая недовольство необычным вкусом, она принялась отведывать «блюдо».

Я с любопытством начал рассматривать её в лупу и заметил на правом крыле крохотную дырочку. «Должно быть, комар прокусил, покуда она самозабвенно трудилась или почивала», — подумал я. Пчела улетела, но вскоре вернулась уже вдвоём с подругой. Ага, да она ещё и компанейская, не жадная. Решил их покормить. Положил кусочек сахара и спрыснул водицей. Гости сразу же принялись обедать.

Не знаю какой «рейс» делали эти работяги, пробираясь по знакомому маршруту через форточку и щель между шторами, как вдруг моя старая знакомая, что с дырочкой на крыле, замерла у образовавшейся сахарной лужицы, словно её насадили на иголку. Другая пчела, слетав разок одна, недовольно «боднула» ту, дескать рано отдыхаешь, надо торопиться — скоро зима. Но знакомая пчела повалилась на бок. Я забеспокоился: неужели погибает от холода? Стал на неё дышать. Тут прилетела третья пчела, которая первым делом толкнула захворавшую подружку, затем буквально подтащила её к сладости. «Она же больная. Зачем её заставлять работать?!» — про себя возмутился я. Пчела бездыханно лежала на боку. Но… О чудо! Через некоторое время она ожила и натужено загудев, словно перегруженный самолёт, тяжело оторвалась от стола и улетела. И тут я, кажется, догадался в чём причина временного недуга пчелы: она захмелела, отведав сладкого ликёра, а «протрезвев», улетела. За этот поступок, надо полагать, и досталось непутёвой пчеле от сородичей, которые не желали вникнуть в её тяжёлое положение.

На следующий день пчёлы снова пожаловали в гости, но к ликёру больше не приближались.

В другой газете Амиров прочёл:

«Соловьиное пение — символ редкого праздника. Неяркое пение воробьишек — символ повседневности, суть жизни, поэтому оно и дорого: и в холод, и в жару эти замечательные птицы не унывают и всегда рядом с нами…

…А, вообще, воробьи — это зимние соловьи городов и весей северных стран».

Ознакомившись с этой публикацией, Кафиль Амиров вспомнил трагическую историю этих полезных птиц, когда в 60-е годы XX века их полностью уничтожили в Китае за то, что воробьи, якобы поедают посевы риса в немереных количествах. Но когда воробьи в поднебесной стране исчезли, почти полностью исчез и урожай риса: гусеницы и вредоносные насекомые оставляли на полях лишь пустые стебли. Вот и пришлось воробьишек завозить из других стран.

Не случайно ещё почти две тысячи лет тому назад воробья воспел поэт Катулл. Уже тогда знали необходимость этой птицы для выживания людей на планете Земля.

Занимаясь литературой в свободное от работы время, отдельные работники прокуратуры, видимо, мечтали попасть, как прокурор Амиров, в престижную серию «Жизнь замечательных юристов» — «Музы и право», автором которой является профессор Флёр Багаутдинов. В этой книге есть статья об Амирове под названием «Хотел стать журналистом».

О прокуроре Амирове, его борьбе с криминальными элементами написано и в повести «Десятый мертвец».

Кафиль Фахразеевич и сам написал интересные книги, среди них: «Где эта улица, где этот дом?», «Служил закону», «Казанских улиц имена» и другие.

Как мастер-фотохудожник создал замечательную галерею фотоснимков природы, каждая из которых достойна воспроизведения в виде картин кисти больших художников. Обозревая фотоальбом пейзажей Амирова, люди явственно осознают, что самая высшая власть на свете — это власть красоты, венцом которой является её высочество Природа.

Некоторые его сотрудники, любители умных мыслей, держали у себя на столах под стеклом высказывания современных учёных:

«Вода — великая живая субстанция Вселенной, несущая жизнь, а потому вода — святая и чтить, беречь и преклоняться надо перед ней: пред той, что пьёшь и той, что грязь твою уносит».

«Когда Его величество Закон становится помазанником Бога, его наместником на Земле, которому подчиняются все, тогда только и рождается правовое государство».

«Закон — это совесть, нравственность общества, а затем уже — разум его».

«Злейшие враги единства нации — алчность и эгоизм индивидов — не в силах тягаться по разрушительной мощи с завистью».

«Не помнящий добра больший негодяй, чем непомнящий родства, ибо родство не всегда несёт добро».

Кафиль Фахразеевич Амиров всегда помнил добро. И отвечал добром. Но высшее, самое большое добро в деятельности прокурора — это утверждение справедливости в обществе, опираясь на законы. Этому он и старался следовать.