Мефодию.Штольц.
Форсируйте операцию. Контрразведка может выйти через провалившихся уголовников на тринадцатого или на женщину. Возможно, их нащупали. Проверьте.
Шифровка была неожиданной для всех и для Нурбанова тоже. И без того натянутые, как электрические провода, нервы у него испытывали в этот день большое напряжение. Невидимый Штольц чувствовал ситуацию.
Нурбанов метался по кабинету. В голове роились мысли.
В 18-45 доложили: «Зеленская сунула конверт за почтовый ящик на двери ее квартиры».
19-07. «Конверт изъят почтальоном Шугаевым. Взамен его Шугаев бросил в ящик толстый конверт, похоже - пачку денег, и газету».
19-35. «Почту вытащила из ящика Зеленская».
В 20-10 позвонил Закиров, который сообщил, что конверт, полученный от Зеленской, почтальон на этот раз сунул в карман и при разноске корреспонденции из кармана не вытаскивал. Значит, адресат, которому предназначен этот конверт, проживает не в этом микрорайоне, и, стало быть, информацию Шугаев передает не при исполнении обязанностей, а всего скорее на досуге.
В 21-40 сотрудник технического отдела Хайретдинов сообщил, что почтальону Шугаеву позвонили неопределенным голосом (как пояснил он, то ли мужчина женским голосом, то ли женщина мужским голосом). Интересовались здоровьем почтальона и предложили сходить завтра в кинотеатр «Родина», который находится рядом с четвертой сапожной мастерской на восемнадцатичасовой сеанс. Звонили из автомата с автовокзала.
Спокойно слушавший это сообщение полковник Нурбанов вдруг устремился к телефону:
- Справочная автовокзала?! Скажите, пожалуйста, есть ли автобус до Святовска с 21-30 до 22-00 часов?
Пауза.
- В 21-45.
Нурбанов посмотрел на часы: «Уже отправился. Послать погоню? Поздно. Агент успеет доехать до поселка».
В 23-10 позвонил нарком НКВД республики генерал Рахматуллин. Нурбанов доложил ему обстановку. Нарком посоветовал послать в Святовский поселок машину с двумя оперативниками: организовать ночное дежурство в самом монастыре. Днем в числе рабочих-реставраторов в монастыре работал лейтенант Денисов.
На следующий день Шугаев позвонил на работу и сообщил, что заболел. Около двух часов дня он появился на улице и, опираясь на трость, направился в поликлинику. Оттуда поехал на автовокзал. Приобрел билет за один рубль десять копеек и пошел в ближайший продовольственный магазин: купил поллитровку водки и закуски.
«Для кого это он купил билет?» - мысленно задал себе вопрос Закиров.
Около 16-30 Шугаев занял место в автобусе, следовавшем до Святовского поселка.
«Вот это да! - удивился Закиров. - Значит, он сам едет. А как же встреча в кинотеатре? Видимо, в восемнадцать часов он встречается с кем-то, но в другом месте. Потом… когда неизвестное лицо звонило Шугаеву, в разговоре упомянули четвертую мастерскую. Цифра четыре, наверное, обозначает условное место встречи… Ну, посмотрим…»
Закиров вместе с пассажирами направился к автобусу.
Шугаев сошел в Святовском поселке. Расположился на лужайке, недалеко от Волжского монастыря. Залпом осушил стакан водки, пожевал и тихонько потащился к монастырю. Присел на скамейку прямо напротив жилого здания, находящегося за высокой и толстой стеной крепости-монастыря. Просидев битый час, ровно в 18-00, Шугаев зашагал во двор монастыря, изредка оглядываясь.
На огромном дворе монументально высились многочисленные белокаменные соборы и звонницы. Недалеко от главной звонницы, почти примыкавшей к братскому корпусу, сиротливо прижалась к земле скамейка. Ее-то и облюбовал Шугаев. Он снял пиджак, вытащил недопитую бутылку, взглянул на двойные Екатерининские ворота, откуда только что сам появился, выпил. Мутным взглядом окинул Зеленую башню, архиерейский корпус и уставился на вагончик реставраторов-ремонтников, который приткнулся к монастырской стене. Почтальон подошел к вагончику, обошел его, внимательно посмотрел на висячий замок и остановился. Осмотрелся. Вытащил сверток и сунул его под толстые, пахнущие смолой доски. Вернулся к скамейке. Посидев еще немного, Шугаев двинулся к пристани и восьмичасовым трамвайчиком вернулся в Светловолжск.
Ремонт монастыря как памятника культуры начали в 1939 году и предполагалось закончить работы на следующий год летом. В ходе ремонта сооружений монастыря жильцов из монашеских келий братского корпуса переселили в новый дом. Архиерейский корпус оставался заселенным: в поселке не хватало жилья.
С тех пор, как вражеская агентура начала шнырять вокруг поселка и Волжского монастыря, контрразведчики стали уделять внимание бывшим офицерам царской армия и чиновникам, проживавшим в архиерейском корпусе. Некоторые из них вызывали подозрения в связях с иностранной разведкой. Вот тогда-то и было решено: включать состав рабочих-реставраторов, работавших непосредственно в монастыре, оперативника. Нужно было выяснить: не появляется ли здесь Варев? Приметы его были известны.
После того как «ожил» Постнов, не исключали возможности встретить его в поселке или в монастыре. А со вчерашнего дня, кроме того, ввели ночное дежурство: для этого было удобное место - вагончик реставраторов, где хранились инструменты и ценные строительные материалы. Два маленьких окна размером чуть больше кирпича выходили в разные стороны. Можно было вести наблюдение и через щель в двери.
Дежурившие в этот день контрразведчики Матытулин и Вильданов видели, как Шугаев прятал сверток. Вильданову показалось, что в тот момент, когда Шугаев вставал со скамьи, ручка трости стала намного тоньше.
- С чего бы это? - зашептал он на ухо Матыгулину.
Тот пожал плечами.
- Может, то, что здесь прятал под досками, - просто финт ушами? - не унимался Вильданов. - А на самом деле собака зарыта под скамейкой?
- Посмотрим, - неопределенно отозвался в темноте Матыгулин. - Ясно одно: надо смотреть в оба туда и сюда.
Темнота во двор монастыря опускалась поначалу нехотя: небо к вечеру начало очищаться от облаков. Лучи скрывшегося за горизонтом солнца цеплялись за жидкие перистые облака. Но вскоре и они растворились в темной бездне неба. Выступили слабые звезды. Где-то к полуночи на небо выкатилась почти круглая луна. Монастырский двор, пересекаемый причудливыми тенями соборов и сторожевых башен, застыл. Лишь изредка тишину прогоняли ночные сверчки.
Контрразведчики по очереди наблюдали за монастырским двором. Но пока никто не появлялся ни у скамейки, ни у досок.
Лейтенант Матыгулин уже было задремал, когда Вильданов толкнул его в бок:
- Тагир, ты слышишь, какой-то странный звук доносится от главной звонницы.
Тот встрепенулся. Прислушался и прошептал:
- Кажется, никого…
- Да ты проснись! - горячо зашептал Вильданов. - Приложи ухо к щели.
Матыгулин вновь прислушался:
- Скрежет железа, что ли?
- Вот именно. Кажется, кто-то пилой орудует. Звук доносится со стороны главной монастырской звонницы.
Вскоре все стихло. Вильданов взглянул на боковое зарешеченное окошечко звонницы и застыл в удивлении: там были видны сполохи огня.
- Смотри на звонницу, - произнес он. - Откуда там огонь? Вход ведь заперт.
Вильданов на ощупь двинулся к двери.
- Ты куда? - удивился Матыгулин.
- Как куда? - тихо отозвался тот. - Надо проверить. Не черти ж это… Кто-то туда пробрался…
- Выходить нельзя! Может, это нарочно делают: проверяют, нет ли наблюдения.
Тем временем свет в оконце померк и через некоторое время совсем исчез. Оба до боли в глазах всматривались в темноту: не выйдет ли кто из звонницы, хотя на толстых кованых дверях ее висел замок.
Оба контрразведчика гадали: каким же образом неизвестный, словно призрак, оказался внутри звонницы, ведь они обязательно увидели бы появление человека. И что ночью нужно кому-то в этом сооружении монастыря?
Луна, пройдя по небу полукруг, исчезла. Вскоре стало светать. Утром пришли рабочие. Среди них был и лейтенант Денисов.
В обед в вагончике остался Вильданов, а Матыгулин вместе с рабочим ушел в поселковую столовую. Там он доложил результаты ночного наблюдения прибывшему в Святовск майору Галямову.
- А вам не показалось? - усомнился майор. И улыбнувшись: - Может, со страха?..
- Да что вы, товарищ майор, - обеспокоился Матыгулин, - собственными глазами видели. И слышали…
- Ну, хорошо. Будем так и считать, как вы доложили. А теперь езжайте отдыхать: все-таки сутки не спали.
- Товарищ майор, - взмолился Матыгулин, - разрешите мне и сегодня на ночь остаться?
Но майор, сославшись на график дежурства, отказал ему. Увидев, как тот расстроился, суховатый Галямов неожиданно напомнил ему, как маленькому, историю про конька-горбунка:
- Даже в сказках сторожат по очереди, товарищ лейтенант, а вы хотите за всех… - Но, немного подумав, добавил: - Хорошо. Сейчас идите отдыхать. На ночь заступите вместе с Жуковым дежурить с внешней стороны монастыря в районе кладбища.
К ним подошел Стеклов. Поздоровавшись, он пригласил их пойти к дочери, проживавшей здесь в Святовске, в бывшем родительском доме.
Матыгулин отправился спать в соседнюю комнату.
Усевшись у окна, Стеклов сказал:
- Есть кое-какие данные, Марс Ахметович. По поручению Михаила Ивановича - вы, конечно, в курсе, - мы изрядно потрудились в светловолжских и местном архивах. Наводили справки о некоторых жильцах архиерейского корпуса. На четвертом этаже в квартире N 24 поселился некто Григорин, приехавший из Сибири в прошлом году. Возникает вопрос, каким образом только что приехавший человек получает квартиру? Ведь люди стоят в очереди по нескольку лет. Работает он в Светловолжске, часто меняет работу и разъезжает по разным городам. Одним словом, сомнительная личность.
Потом он вытащил из папки план архиерейского корпуса, датированный 1764 годом. Архиерейский корпус, по его словам, перестраивался. Перестройка коснулась внутреннего интерьера, были кое-где переделаны перегородки. Короче: до перестройки и после архиерейские покои оставались неизменными. А жил сам архимандрит на втором этаже. Стеклов ткнул пальцем в план.
- Вот она, опочивальня отца Викентия. Она сейчас занята жильцами квартиры N 5 Шарафетдиновой и Розовой.
Майор отложил бумаги в сторону и произнес:
- Решили на всякий случай проверить и их. Оказалось: Розова проживает в этой квартире с двадцать пятого года. А вот Шарафетдинова - с конца тридцать восьмого. Она обменяла двухкомнатную московскую квартиру на две комнаты в коммуналке. С чего бы это? Ведь она могла выменять на свою квартиру целые хоромы в Светловолжске или, тем более, здесь.
- А где она родилась? - спросил вдруг оживившийся Галямов.
- На Урале, в Нижнем Тагиле.
- Стало быть, нельзя объяснить этот шаг любовью к родным местам?
- Выходят, что нет. К тому же зачем женщине не христианской веры рваться в монастырь, вернее, поселяться на его территории?
- Да… - задумчиво произнес Галямов, посматривая на башни монастыря. - …К этой Шарафетдиновой надо срочно присмотреться.
Оба замолчали. Каждый, о чем-то думая, смотрел в окно, где перед взором высилась громада монастыря.
Волжский монастырь и примыкавший к нему Святовский поселок возвышались над широкой гладью реки. Золотые купола монастыря горели на солнце, как маяки, и виднелись на многие версты. До революции в престольные праздники, особенно в пасху, причаливали сюда пароходы с гостями из соседних губерний. Наезжали и представители духовенства из Петербурга. Окрестности монастыря и улицы поселка - тогда уездного городка - заполняла праздничная пестрая толпа. Двухсотпудовый колокол, ровесник монастыря, издавал густой, тягучий, как мед, звук, который далеко разносился по полям и волжским просторам, проникал в лесные чащи. Звук его заглушал на время молитвы и смех, песни и кабацкую ругань.
После праздников Святовск снова превращался в захолустье, каких было великое множество на окраинах Российской империи - с кривыми улочками, покосившимися домами, грязью, пылью, беспробудным пьянством.
Многое из всего этого видел Стеклов. И всякий раз, когда он смотрел на монастырь, вспоминал разные эпизода из далекого детства и юности, годы гражданской войны. Незаметно для себя мысли его возвращались к сегодняшним дням. Он тяжело вздохнул и сказал Галямову:
- Этот монастырь у меня вызывает двойственное чувство: с одной стороны, дорог как памятник прошлого, тесно связанный с моими предками, с другой - как заноза в сердце. - Майор досадливо махнул рукой: - Ну ее к лешему, эту занозу! И говорить о ней не хочется. Давайте-ка лучше обмозгуем, где людей расставим. Монастырь-то вон ведь какой…
К вечеру все уже были на местах. В вагончике остались Денисов и Измайлов. Рафкат Измайлов долго не мог привыкнуть к запаху краски, которая тут хранилась. Жаловался на головную боль. Но, в конце концов, появившееся невесть откуда нервное напряжение заставило забыть обо всем.
После того как стемнело и из-за туч выглянула луна, в вагончике стало прохладно. Измайлов прошептал: «Вот теперь благодать, вместе с жарой и запах улетучился». Он еще о чем-то шептал, но Денисов уже не слышал: до него донесся со стороны звонницы звук упавшего предмета. Оба смотрели в ту сторону. Луна, как назло, нырнула в тучу.
Сгорбленная черная фигура, словно тень, оторвалась от стены и бесшумно поплыла к скамейке. Измайлов сжал рукоятку пистолета. Денисов коснулся плеча Измайлова:
- Пошли.
Поочередно быстро вылезли из вагончика через люк, сделанный в полу.
Тем временем еле заметный силуэт уже находился у скамейки.
Денисов, пригнувшись, двинулся вдоль монастырской стены к звоннице. Он должен был опередить этот ночной призрак и задержать его.
Задача Измайлова была отрезать путь возможного ухода шпиона через Екатерининские ворота или к архиерейскому корпусу.
Выглянула луна, и ровный свет бесстрастно обнажил монастырские сооружения и двор. Черная фигура метнулась со скамейки к архиерейскому дому.
Денисов понял: его заметили. И он бросился за мужчиной, вытаскивая оружие.
- Стой! - крикнул он звонким голосом. - Стреляю!
Наперерез врагу рванулся Измайлов. В сложившейся ситуации шпиону деваться было некуда: бежать можно было лишь вправо, а там церковь да высокая монастырская стена.
Черная фигура в кепке с лицом, завязанным темным платком, метнулась к церкви Преображения.
Сухо треснул выстрел - это, не поворачиваясь, на звук выстрелил враг. Денисов, словно споткнулся, покатился по земле.
Измайлов дважды полыхнул в темноте из своего «ТТ», стараясь попасть в ноги противнику. Но тот добежал до церкви и юркнул в дверь.
Контрразведчик, ожидая выстрела, начал петлять. Но преследуемый не стрелял, и Измайлов благополучно добрался до входа. Как только открыл дверь - пуля цвикнула у самого уха.
Измайлов растянулся на каменном полу, больно ударившись коленками. Под внушительными сводами церкви торжествовала густая чернота. Лишь в маленькие зарешеченные церковные окошки скудно проникал лунный свет, расплывавшийся на полу чуть заметными желтыми пятнами, и что-либо различить было трудно. Когда он попытался ползти, грянул выстрел, гулко отдаваясь под каменными сводами. Пуля, выбив сноп искр, шлепнулась о кирпичную стену.
«Никуда ты теперь не уйдешь, - подумал Измайлов, лежа на полу. - Дверь-то одна».
Из дальнего конца зала вдруг послышался какой-то странный звук, очень сходный с тем, какой исходит при вращении мельничных жерновов.
«Что за чертовщина! - удивился Измайлов. - Уж не слуховые ли галлюцинации от напряжения? А, может, здесь есть еще какой-то выход, никому неизвестный?» При этой мысли он пополз по-пластунски в направлении звуков.
В голове снова заметалась мысль: «Чем же это он может издавать такие звуки? В помещении ничего нет».
Тут Измайлов вспомнил о фонарике. Поднял его над собой - яркий луч выхватил на противоположной стене потускневшие образы святых апостолов. И тут от неожиданности он замер: один из святых - самый крайний - медленно двигался!
Раздались выстрелы.
Лейтенант выключил фонарик и покатился по полу, - решил сменить позицию.
Измайлов сразу не мог толком понять происходящее. В памяти всплыли рассказы о таинственности монастыря, о появлении гроба на колокольне в ночное время, о привидениях на кладбище, о чудесах исчезновения атамана Мефодия и гибели красного разведчика в этом храме.
«Ерунда все это», - мысленно сказал себе Рафкат, скорее взбадривая себя, чем опровергая услышанное.
Измайлов был уже близок к разгадке увиденного, когда хлопнула сзади дверь. Он оглянулся, направив туда луч фонаря.
Это было его ошибкой: он невольно осветил себя и дал возможность противнику прицельно выстрелить.
Звук выстрела слился с пронзительной болью в теле. В помутившемся сознании пронеслась горькая мысль: «Неужели снова прошляпил? Неужели проиграл? - И, страх совсем улетучился, оставив место равнодушию. - Так глупо все получилось, а главное - бесполезно. Бесполезно, говоришь? - Измайлов встрепенулся. - Ну нет! Эту сволочь я должен достать. Должен». Он собрал все свои силы. Поднялся и, покачиваясь, сделал несколько шагов.
Вдруг в глаза ударил пучок света. Свет струился почему-то из-за стены, точнее, из невесть откуда образовавшегося проема в стене, на которой были изображены печальные лики двенадцати апостолов.
«Значит, один из апостолов скрывает вход в тайное убежище, - мелькнула в затуманенном сознании догадка. - Вот как исчезал атаман Мефодий!»
Измайлов не слышал голоса Денисова, который крикнул ему: «Ложись!» Он не стал прятаться - знал: тогда не хватит сил подняться и дойти до цели. А он очень хотел дойти. Предчувствуя, что в него будут стрелять, Рафкат поднял слабеющей рукой оружие и выстрелил в проем.
Грянул ответный выстрел - его толкнуло в грудь.
«Вот и все, - почему-то отчетливо пронеслось в сознании лейтенанта. - Убит. А как же мать?! Ведь она не переживет! Ой, мама! Прости меня. Я не подумал о тебе. Но я иначе не мог. Мама…»
Он дошел до стены и упал в зияющий проем. До гаснувшего сознания донесся женский визг: «Женщина?.. Откуда она здесь?.. Ах, это мама… Мама моя… Не плачь, родная…»
Измайлов уже не почувствовал, как упавшая сверху толстая решетка, похожая на большие вилы, пронзила его тело - он был мертв. Не слышал он и того, как где-то далеко под землей протяжно загудел колокол.