Гроза пришла поздним вечером. За окнами бушевал ливень. Его струи время от времени хлестали по пыльным стеклам окон, по открытой форточке, и мелкие брызги падали на подоконник, давно не видевший краски. Огненные сполохи врывались в комнату, на миг выхватывая из темноты убогую обстановку.
Назип не включил свет — сидел и блаженствовал, вспоминая весь сегодняшний разговор с Асией.
Между раскатами грома, сотрясающими стены комнат ты, с улицы донесся протяжный глухой собачий вой.
«Опять эта собака?! А может, это та, что напала на неизвестного гражданина, который потом бесследно исчез из больницы? А вдруг это одна и та же собака? И почему она плачет именно здесь, у нашего дома? Надо будет все это выяснить...»
Данишев раньше слышал, что иные породистые собаки намного хуже относятся к своим бывшим хозяевам, чем к незнакомым людям. В детстве он смотрел фильм «Ко мне, Мухтар», и там собака набросилась на бывшую хозяйку, как на врага. «Может, и здесь такой же случай», — подумал он.
Мысль его прервали: кто-то громко постучал в дверь.
— Входите!
В комнату вошел мальчик лет двенадцати.
— Дяденька, я живу в соседней комнате. Мы с мамой сегодня приехали из отпуска. Ее сейчас нет дома. А я боюсь...
Назип включил свет.
— Как тебя зовут?
— Ахат.
— Садись, Ахат, на стул.
— Дяденька, это воет собака тети Анастасии. Мне страшно. Она очень большая. Тетя Анастасия умерла, и она убежала. В прошлом году она тоже так же выла. Потом ее долго не было... Собака очень злая. Дяденька, пойдемте ко мне в комнату. Я вам покажу эту собаку. Ее видно из окна, когда сверкает молния. А потом мне хочется спать...
— Ну, пойдем, пойдем...
Но собаки они не увидели.
Вскоре в комнату вошла стройная женщина лет тридцати. Она удивленно посмотрела на Назипа.
— Мамочка, это дядя Назип, наш новый сосед. Мне было страшно. Я его позвал...
— Роза, — представилась хозяйка и протянула Назипу руку. — Спасибо вам, что...
В это время дверь в комнату открылась и на пороге появился Мурадов. Он удивленно посмотрел на Данишева, а потом на Розу:
— Уже ручки пожимаете... Скорость, я вам скажу!.. Только вроде Розочка вошла и — на тебе... Хотя ночь уже наступает. А у ночи свои законы.
— Чего тебе! — грубо оборвала его тираду хозяйка квартиры.
— Пардон... пардон, Розочка.
Мурадов, покачиваясь, весь промокший, оставляя мокрые следы, прошел к кровати и сел на нее.
— Я пришел, Розочка, засвидетельствовать свое почтение. Очень соскучился по этому ложу. — Мурадов хлопнул рукой по кровати. — А этот начальник, — показывая рукой на Данишева, — наводит порядок в сердцах женщин нашей коммуналки... И уже на этот стан... хочет запрыгнуть.
Данишев заметил отпечатки обуви Мурадова: обильно налипшая к рабочим ботинкам жидковатая грязь четко очерчивала на чистом деревянном полу их размер и особенности подошвы. И он уже не слышал, о чем разглагольствовал этот субъект. Все его мысли были направлены на то, чтобы снять отпечатки обуви Мурадова.
Хозяйка квартиры тем временем решительно попросила Мурадова покинуть комнату.
Тот нехотя поднялся и, направляясь к выходу, начал, перевирая, громко цитировать поэта Бодлера:
— Вас, женщин — дев и дьяволиц, страдалиц и чудовищ, люблю я вас. Вы исчадье тьмы и ада!
Уже на пороге он оглянулся:
— Начальник, думаю, что ты не последний, кого Розка своими дарами природы, — он жестом изобразил ее высокие груди, — бросит в свои жаркие объятия!
— Пошел вон, негодяй! — возмущенно взвизгнула хозяйка комнаты.
Выходя, Мурадов грохнул дверью и начал орать в коридоре разные непристойности, склоняя на все лады имя лейтенанта Данишева.
Назипа занимала только одна мысль: пока не высохли следы, нужно их скопировать. Он тут же принес из своей комнаты большой лист папиросной бумаги, осторожно накрыл им след от ботинка Мурадова и обвел его карандашом. Затем попросил у хозяйки школьную линейку. Пригласил понятых.
Хозяйка квартиры решительно не понимала, что делает ее сосед. Для чего измерял линейкой след, прикладывал чистый лист бумаги к следам, оставленным Саматом Мурадовым, и документально оформил все это.
Потом он попросил, чтобы они никому не рассказывали об увиденном.
Когда выходил из ее комнаты, в коридоре столкнулся с Асией.
— Вы... вы туда... к ней... — Она стояла растерянная и бледная. — Зачем вы... Значит, Самат прав... — Она бросилась к себе в комнату.
В первое мгновение Назип ничего не понимал, но когда он собрался было все объяснить, она уже удалилась. Он бросился за ней, открыл дверь ее комнаты:
— Это недоразумение, Асия. Меня позвал мальчик... Я по делам...
Асия сидела на диване, закрыв лицо руками. Она и сама не понимала, почему так повела себя, и хотела осознать: что же с ней случилось? Ведь таких порывов не было у нее никогда. Может, потому, что ко всем она была равнодушна, никто не нравился? Сегодня утром Асия поймала себя на мысли, что ей хочется видеть и слышать Назипа, этого обаятельного и, как ей показалось, умного человека. И вот сейчас... Что же случилось? Она пыталась разобраться в самой себе и не могла...
В комнату постучали, в приоткрывшуюся дверь сосед Анатолий Григорьевич крикнул:
— Пожар! Дом горит!
Дверь осталась приоткрытой, шаги удалились. И слышно было, как Винокуров вторит свое тревожное сообщение соседям по коммуналке.
Назип бросился в свою комнату. В окно было видно, как ярким багровым костром пылает дом покойницы Цветовой!
— Так вот почему плакала собака! — вслух произнес он. — Конечно же это ее собака! Прощалась с последней своей обителью.
За окном раздались сирены пожарных машин.
Данишев бросился к выходу, но тут же вернулся. Он подумал, что мало чем может помочь горящим стенам пустого дома, тем более что прибыли пожарники. Для него как для следователя важно было определить: кто совершил поджог. А он был уверен, что это, по всей вероятности, сделал тот, кто был замешан в деле Цветовой.
Следователь сопоставил отпечатки обуви Мурадова и неизвестного, которые он зафиксировал в сенях дома Цветовой, — они полностью совпадали. «Неужели поджог совершил он?» — подумал лейтенант и поспешил в комнату соседа. Комната была заперта, но в двери торчал ключ. Данишев осмотрел все общие места — Мурадова нигде не было! И он понесся вниз по лестнице. Где же Мурадов?!
Ночь дохнула на него прохладной свежестью. Гроза громыхала слабым всплеском света где-то далеко за окраиной города. Назип направился к пожарищу. Вокруг дома собралось много зевак.
Пламя красным всепожирающим чудовищем, изрыгая искры и пепел, уже поглотило драночную крышу, деревянное крыльцо, оконные рамы и даже собачью конуру. Струи воды пожарных машин, как длинные серебристые копья, вонзались в это чудовище, которое, слабея, испускало белый пар.
Мурадова на пожарище не было. «Куда он подевался? — забеспокоился Данишев. — Уж не прознал ли он, что напали на след его? А вдруг пожар это лишь отвлекающий трюк от чего-то более серьезного?!» И он решил осмотреть прилегающие узкие улочки.
Лейтенант потом не мог объяснить, почему направился именно в безлюдный Сенной переулок, который, как узкий фарватер реки, раздваивался на такие же улочки с высокими заборами; за ними прятались приземистые одноэтажные дома.
Через несколько минут Данишев дошел до трехэтажного кирпичного дома, стоявшего как форпост посередине Сенного переулка, и повернул налево. Метрах в двухстах впереди при свете уличного фонаря белым пятном выделялась из темноты легковая автомашина. Назип ускорил шаг. Из автомобиля как-то неуклюже вывалился высокий мужчина, вслед за ним — другой. Лейтенанту вдруг показалось, что те двое мужчин начали драться. Он бросился во весь дух к машине, вспомнив, что в рапорте сержанта фигурировали белые «Жигули». Может, те самые?!