Назип заснул быстро. Он не слышал, как хозяин выходил в сени покурить, его глухое покашливание от крепкого табака — самосада, как принес со двора охапку хвороста.

В полночь постучали в окно. Хозяин дома спал в передней на железной кровати. Махмут Зинатуллович был немного глуховат после фронтовой контузии, и его крепкий храп говорил, что он не проснулся. Стук в оконную раму — уже громкий и настойчивый — повторился.

Данишеву снилось: они в туристском походе всем своим пятым курсом юрфака и утром их будит дежурный, его приятель Колька Сергеев ударами палки по пустой жестянке, из которой только что вылил бензин в неразгоравшийся костер.

Назип очнулся и не мог понять, где он находится. Шарканье шлепанцев и покашливание хозяина, который шел отворять двери, вернули его в действительность.

«Но почему тогда пахнет бензином? — удивился Данишев. — Или мне кажется после сновидения. — Он потянул носом теплый воздух. — Нет, определенно откуда-то сильно несет бензином, — забеспокоился лейтенант. — Надо будет сказать хозяину».

В сенях хлопнула дверь, послышался приглушенный голос хозяина, скрип половиц, звук упавшего таза.

«Уж не дочь ли его вернулась?» — радостно встрепенулся Данишев. Он не видел, кто вошел в прихожую, но чей-то грубоватый мужской голос погасил всколыхнувшуюся было радость. И Назип закрыл глаза, пытаясь заснуть.

— Дак вы говорите, дорогой, что из милиции? — донесся голос Махмута Зинатулловича до Данишева. — Но ведь...

— Кто еще есть дома? — перебил хозяина тот же грубый голос. — Включите свет!

Под потолком сиротливо загорелась слабая электрическая лампочка без абажура.

Данишев с любопытством приподнялся и глянул вниз.

Мужчина был в кепке с большим козырьком, который почти закрывал глаза. Падавшая от козырька тень делала лицо незнакомца неестественно длинным и угрюмым, похожи на мрачную темную маску. Ночной пришелец снова повторил:

— Родственники дома?

— Да нет... — неторопливо ответил старик. — А они вам зачем, родные-то?

Мужчина, словно не слыша вопроса, заглянул в горницу и, стоя в дверях спиной к хозяину, неприятным голосом холодно произнес:

— Дело есть, старик. Проходи сюда, в переднюю, — словно хозяин, командовал незнакомый гость. — Тут и поговорим.

— Али чего с моей дочкой случилось?.. — испуганно спросил старик, медленно опускаясь на стул.

Незнакомец посмотрел на часы и заторопился:

— С дочкой твоей пока ничего не случилось. Тут другой разговор. Мне нужны все бумаги с именами людей, которые приобретали у тебя собак.

Данишев опешил, потом хотел было вскочить, да вспомнил, что находится на полатях. И тут в глаза ему бросился высокий рост незнакомца, темные волосы. «Уж не тот ли гад, которого ищу! — мелькнула у него мысль. — Только убийце нужны эти бумажки, ибо в одной из них заключена теперь его жизнь или смерть».

Старик неожиданно оказался на редкость догадливым и громко, словно с глухим, заговорил, расхаживая по комнате:

— Вишь ли, дорогой! Я ведь давно с собаками не вожусь. Много хлопот. Стар уже. И бумажки, знамо дело, мне теперь не надобны. А какие были — потерялись.

Махмут Зинатуллович встал так, чтобы незнакомец повернулся спиной к полатям: Данишев мог теперь тихонько спуститься вниз.

— Ты что, сволочь, мне на уши портянки накручиваешь! — окрысился незваный пришелец, вытаскивая из кармана пистолет. Он схватил старика за ворот и зашипел: — Врешь все, падла! Не бросил ты это дело! Вся деревня знает.

Мужчина резко оттолкнул старика и тот упал.

— Если не отдашь бумаги — застрелю, а дом спалю, — прорычал преступник, наводя пистолет на старика. — Ну! Тащи! Не то и дочь твою прик...

— Руки вверх!! — скомандовал лейтенант.

Бандит застыл от неожиданности, затем медленно начал поднимать руки.

— Не поворачиваться, не то пристрелю!

Но когда следователь хотел было скомандовать: «Брось оружие», произошло неожиданное. Поднятая рука преступника случайно коснулась лампочки, и тот мгновенно среагировал: ударил по ней и прыгнул к старику.

Не успели еще упасть на пол осколки лампочки, как бандит пальнул в лейтенанта из пистолета. Данишев был готов к тому, что преступник будет стрелять в него, поэтому стоял у печки. Он знал — подобные типы, которым грозит расстрел, обычно всегда пытаются пробить себе лазейку к спасению пулями и кинжалами. И когда хлопок разлетевшейся лампочки возвестил темноту, лейтенант рванулся за печку.

— Дом окружен! Сдавайся! — крикнул лейтенант. Снова прогремел выстрел. Пуля ударила в печь, и кирпичные крошки градом осыпали дощатую перегородку.

Следователь не стрелял: боялся попасть в хозяина. Потом послышался хрип.

— Что ты, ирод, делаешь? — донесся сдавленный голос старика.

Данишев понял: преступник, прикрываясь хозяином, как щитом, решил бежать через окно. Лейтенант приготовился было броситься к ним, как вдруг наверху (на чердаке или крыше — он не знал) что-то громыхнуло, голубоватым пламенем осветив дремлющий двор.

«Гроза, — в первое мгновение подумал Назип. Но темнота вокруг дома начала отступать под напором огненных всполохов. — Пожар?» По двору поползли зловещие тени — это дым на короткое время черным крылом заслонял землю от пламени, бушевавшего на крыше.

Ни хозяин дома, ни Данишев не знали, что, прежде чем попасть в избу, преступник слазил на чердак и вылил там полканистры бензина. Поставил две коротенькие стеариновые свечки на тряпку, намоченную бензином. И прежде чем уйти с чердака, зажег свечи (рассчитанные на десять-пятнадцать минут), поставил рядом канистру с бензином, так, чтобы конец тряпки опускался как фитиль в емкость с горючим. Потом выбрался на крышу пристройки, а оттуда по деревянной лестнице вниз во двор.

Преступник рассчитывал, что за пять, максимум за десять минут он получит от хозяина бумагу (которая, как мост, давала возможность следователям пройти через пропасть неизвестности прямо к нему в дом), прикончит его и уйдет. А пожар заметет все следы. Собственно, ему важно было знать: где находится роковая для него бумага, Если у продавца собак дома — ее не обязательно было и получать: все равно бумаги сгорят вместе с хозяином.

Взорвавшаяся канистра с бензином затруднила положение противоборствующих сторон. Яркая вспышка пламени осветила стол, стулья, дверь в переднюю, за которой притаился бандит... Теперь бросаться лейтенанту к преступнику — что бросаться на штык: наверняка пронзит пулей насквозь. А он даже выстрелить не сможет, бандит прикрывается стариком.

Но и преступник понимал — он уязвим, теперь, как мишень, виден. Особенно когда будет выпрыгивать из окна и бежать по освещенной местности. Шансов уцелеть немного. Преступник, обхватив левой рукой шею старика, прикрывался его телом и был готов в любую секунду выстрелить в лейтенанта, при этом лихорадочно соображал, что если дом оцеплен, он пропал. Если же нет, значит, следователь явился сюда недавно и интересующих сведений еще не добыл; иначе бы зачем ему здесь торчать, ведь в их конторе в подобных случаях спешат как на пожар. К тому же следователь не знал, что кто-то сюда заявится именно в этот же день. Даже предположить не мог. И правда — не вероятный случай. Если сейчас прикончить старика и смыться — следователю не обязательно и преследовать его. Потушат разгорающееся пламя — и конец: при обыске извлекут бумажку с его фамилией и адресом. Стало быть, надо здесь торчать, пока пламя не охватит весь дом. По крайней мере, пока можно будет терпеть жару и дым: «О! — осенило преступника. — Под прикрытием дыма моя, но будет проскочить мимо всех...»

И началось выжидание. Только слышны были потрескивание горящих стропил да причитания хозяина: «Шайтан на мою голову явился. О проклятье... Мой дом...»

Сначала появился запах гари, потом сквозь щели потолка начал просачиваться, как песок, желтоватый дым, медленно оседая вниз, к полу.

Данишев присел на корточки: дым разъедал глаза, к горлу начал подкатывать ком, стало трудно дышать. Жара нагнеталась быстро, как в бане, когда плещут воду на раскаленные камни.

На улице послышались крики. Но к дому никто не подходил. Лейтенант понял: избу уже не спасти — в деревне нет пожарных машин. А бочки с водой, пока привезут от колхозной конюшни, хватит только затушить головешки, которые останутся от этого дома; время упущено!

Назип глянул из-за печки — в плотном дымном мареве показалась фигура, которая двоилась, словно он смотрел туда через ненастроенный объектив фотоаппарата.

«Опять, паразит, прикрывается телом безвинного человека, — пронеслась у него мысль. — Хочет выпрыгнуть через боковое окошко. Нет, гад! Не выйдет! И лейтенант несколько раз выстрелил, целясь чуть левее сдвоенной фигуры. — Нервы у тебя, шкура, не выдержат!»

Фигура отпрянула вправо, но тут же преступник огрызнулся пистолетным огнем. Одна из пуль снова угодила в печь, и мелкие кирпичные осколки больно ударили Данишева по глазам. Он инстинктивно зажмурился, когда с большим усилием разомкнул веки — слезы и резь в глазах почти ослепили его. «Еще этого не хватало».

Назип слышал, как зазвенели стекла. «Уходит!» И он бросился напролом на этот звук, к окну.

Преступник, намереваясь уже спрыгнуть с подоконника во двор и выстрелить в хозяина, неожиданно в метре от себя увидел силуэт следователя и вскинул пистолет. В этот момент старик, почувствовав себя свободным от захвата, ринулся вперед головой в окно, и бандит от удара полетел с подоконника вниз. Выпущенная пуля лишь слегка царапнула плечо Данишеву.

Лейтенант подскочил к окну, но ничего не видел: все сливалось в красновато-темное пятно. Он выстрелил наугад, но, услышав неподалеку голоса, побоялся применять оружие — в кого-нибудь мог попасть.

Назип, как во сне выбрался вместе с Махмутом Зинатулловичем из пылающего дома. Тут же под окном хозяин рухнул: потерял сознание. Лейтенант поднял его с трудом; кто-то помог ему вынести старика из зоны огня.

Преступнику удалось бежать...