Данишев, взвесив все обстоятельства, вынес постановление об эксгумации трупа. Той же ночью на кладбище при свете мотоциклетных фар вскрыли могилу Цветовой. Экспертиза показала: левая рука трупа вывихнута, причем сухожилия в локте порваны! Сомнений не было — догадка молодого следователя верна: совершено убийство! На следующее утро Данишев подготовил дело об убийстве Цветовой, как велит закон, для передачи по подследственности. И капитан Минаев, подписывая соответствующую сопроводительную бумагу, сказал:

— Дела об убийствах подследственны нашей строгой тёте — прокуратуре. Это ее епархия. Но милицию в подобных случаях, Назип Гатаулович, еще ни один земной бог не освобождал от бремени поиска преступников. Так что действуйте...

«Какие мотивы убийства? — размышлял следователь. — Ограбление? Но что брать у одинокой старой женщины, получавшей небольшую пенсию?» Судя по протоколу осмотра места происшествия, разбойное нападение в целях завладения имуществом почти не просматривалось. Единственная, маленькая зацепка за эту версию — следы поспешного поиска в одном из ящиков комода. Но эта зацепка, как прелая соломинка, была слишком слабой, чтобы можно было за нее ухватиться сразу обеими руками.

Данишев решил начать свои поиски с осмотра дома, где жила потерпевшая.

Небольшой дом, сложенный из красного кирпича почти полторы сотни лет назад, предназначался для челяди, обслуживающей особняк богатого сановника; он находился за высоким зеленым забором. Цветова прожила здесь, как выяснил следователь, около пятидесяти лет. После ее гибели наследники не объявились, и дом был передан исполкому местного Совета. Но не был заселен — требовался капитальный ремонт.

Назип открыл калитку: в глубине двора тонул в зелени дом, чуть накренившись, словно старый пароход, получивший пробоину. От калитки тянулся толстый поржавевший провод, который проходил мимо самого крыльца дома. «Собачья канатная дорога», — отметил про себя он, глядя на большую собачью конуру, сбитую из грубых неотесанных досок. Назип обошел кругом дом и заметил, что проникнуть в него можно было практически только через крыльцо: все окна покрывала паутина железных решеток толщиной с большой палец. «Не дом, а сущая гауптвахта», — лейтенант окинул его взором от фундамента до крыши. На кирпичной трубе, вытянувшись в стрелу, словно приготовившись к прыжку, чернел петух-флюгер на фоне голубого неба. Флюгер то и дело поворачивался, издавая чуть слышный тонкий, тоскливый скрип, как бы подчеркивая заброшенность этого старого несчастливого дома.

Внутренний осмотр «каталажки», как мысленно называл Данишев это строение, ничего практически ему не прояснил. Во всяком случае, после осмотра он не знал: где та единственная тропинка, которая должна привести к цели. Лейтенант осмотрел двор. Многие грядки, находящиеся за домом, размыло дождями, а для сорняков, покрывавших участок непролазным ковром, наступили лучшие времена. Чуть дальше, к забору, начиналось царство крапивы, буйствовавшее с весны до самой поздней осени.

Данишев еще раз взглянул на дом — какая-то сила снова манила его туда. Но это уже был, пожалуй, не долг следователя, а чисто человеческое любопытство к таинствам прошлого века. В восемнадцатом веке рядом с дворцами царских вельмож строили миниатюрные красивые домики, которые кое в чем копировали основное здание, а век спустя: какие-то избушки на курьих ножках; нравы, что ли, испортились?

Из небольшого квадратного отверстия в фундаменте, жалобно мяукая, вылезла облезлая полосатая рыжая кошка.

— А подвал-то я не осмотрел! — вслух произнес следователь, заспешив в дом. И в протоколе осмотра места происшествия подвал не фигурирует!

Назип вошел в дом. Лишь через полчаса после тщательного поиска следователь обнаружил люк в подвал. Вход оказался в сенях и довольно искусно замаскированным. Назип по наклонной лестнице, словно по детской горке, спустился в глубокий подвал.

Первое, что бросилось ему в глаза, — подвал был перекопан, точнее, его половина; перекопан так, как будто что-то там искали. Кругом зияли глубокие ямы, словно намеревались вкапывать столбы.

И тут Данишев вспомнил рассказ своего соседа Винокурова о том, что у них в подвале какие-то лица вели раскопки! «Есть ли связь между всеми этими раскопками? — подумал он. — И что здесь и там искали? Совпадают ли по времени эти события? Связаны ли эти раскопки с убийством?»

Пока следователь размышлял и тщательно осматривал грунт, пытаясь определить время раскопок, наверху послышались чьи-то шаги, скрипнули половицы в сенях. Он насторожился, пытаясь понять, кому и что здесь понадобилось.

Сверху оглушительно, как показалось Назипу, захлопнулась крышка люка, ведущего в подвал.

Сотрудник милиции мгновенно рванулся вверх по лестнице, но сильно ударился головой о нависавшую балку: в глазах потемнело, и он бессильно присел. Сквозь боль на короткое время затмившую сознание и слух, стало явственно доноситься, как кто-то заваливал люк.

Превозмогая боль и зло ругаясь, больше от обиды, чем от страха быть заживо погребенным, он полез наверх.

— Откройте немедленно люк! — крикнул Данишев незнакомым для себя голосом, вытаскивая оружие.

Наверху все замерло.

— Буду стрелять!

Снова послышался грохот падающих предметов. «Гады, заваливают!» И лейтенант несколько раз выстрелил.

Тотчас все стихло.

Назип уперся обеими руками о крышку и, изо всех сил напрягаясь, как штангист, начал поднимать ее над головой. Сначала образовалась щель, затем с люка что-то с грохотом упало. Наконец ему удалось открыть крышку и благополучно выбраться из этого кратковременного заточения. Он бросился осматривать дом — никого не обнаружил. Ничего не было ни во дворе, ни на улице. Неизвестный человек, словно привидение, таинственно исчез.

Следователь осторожно, озираясь по сторонам, готовый в любую минуту к нападению, вернулся в сени, осмотрел огромный, обитый железом сундук, которым кто-то пытался заточить его в подвале. В сенях на полу обнаружил еле заметный белый отпечаток обуви: кто-то наступал на известь. Но где эта известь?!

«Кто же это был? Значит, следили?! А может, случайно?»

Он вышел на крыльцо, нервное напряжение не спадало; обошел еще раз двор, внимательно осматривая забор. Данишев обратил внимание на примятую траву у забора, за которым возвышался серой зубчатой скалой готический фасад дома, где он жил сам. Данишев подошел к забору, потрогал посеревшие от дождей доски: две из них внизу не были приколочены! Он пролез в щель. С обратной стороны одна из раздвигающихся досок у самого основания была чуть заметно испачкана известью. Данишев внимательно осмотрел доски забора и направился по еле заметной тропинке к кирпичной ограде, затем свернул направо. Остановился. Посмотрел по сторонам, взглянул на окна своей комнатушки, куда недавно вселился, и направился к подъезду дома. Рядом у входа в подъезд стояли емкости со строительным материалом. «Ага, никак ремонт квартир затевают, — подумал Назип, подходя к каменным ступенькам подъезда. — А утром еще их не было».

Одна из крайних бочек, что ближе к подъезду, прохудилась: из нее просачивалась известковая вода и у подъезда образовалась небольшая белая как молоко лужица. Назип отчетливо увидел, что кто-то нечаянно наступил на краешек этой лужи. Следы вели в сторону дома Цветовой. От волнения Данишев вспотел. Он вернулся назад в сени, измерил и срисовал отпечаток обуви, но уже при понятых.

«Кто же это был? Почему неизвестный прошел через двор нашего дома, а не через калитку? Значит, следил отсюда!»

Потом лейтенант заспешил в подвал своего дома; там обнаружил знакомый характер раскопок: неширокие, но глубокие (метра на полтора) квадратные ямы, вырытые в шахматном порядке (как и в подвале дома для дворовой челяди, где было совершено убийство!). Его охватил нервный озноб, похожий на тот, какой однажды испытал после схватки ночью с преступниками: когда был тяжело ранен его товарищ по наряду. Следователь чувствовал: именно эти раскопки — ключ к разгадке мотива убийства Цветовой. А это, как он считал, уже было своеобразным указателем на пути к цели. Во всяком случае, Данишев рассчитывал построить прочную, как железная дорога, версию, которая неизбежно приведет следственный поезд к станции назначения.

Он по-мальчишечьи, будто наперегонки с кем-то, влетел, запыхавшись, на пятый этаж. Стал поспешно доставать ключ от входной двери, но дверь вдруг распахнулась — перед ним стоял рослый с опухшим от пьянки серым лицом мужчина. То был Мурадов, сосед, с которым он уже виделся в коммунальной квартире, Мурадов бегло окинул его взглядом и, словно раздирая слипшиеся губы, с трудом открыл без двух передних зубов рот и хрипло прошепелявил:

— А... Сосед. Куда летишь?

— Домой.

Мурадов медленно отошел в сторону, настороженно вглядываясь в лицо своего нового соседа.

«А неприятный, липкий у него взгляд», — подумал Назип, направляясь в комнату к Винокурову.