Поскольку теперь мы видим, что причины войны были многообразны и запутанны и нет оснований винить в ее развязывании именно Филиппа или Эдуарда, военные цели противников далеко не очевидны. Нелегко раскрыть мотивы и намерения Эдуарда, завуалированные хронистами того времени ради сохранения ореола рыцарственности и замаскированные массовой пропагандой, выпускавшейся правительственными учреждениями. Одни историки усматривали в ратных успехах и городской политике Эдуарда свидетельство того, что он был «государем, который хорошо знал свое дело». Другие видели в его поступках психологическую реакцию униженного ребенка на бессилие и поражения отца и недостойное поведение матери. Некоторые полагали, что Эдуард был одержим желанием завладеть французской короной, которую носил его дядя и которую он считал своей «по бесспорному праву, по божественному соизволению и вследствие смерти достославного Карла»; корона подразумевала исполнение обязательств перед французскими подданными, и Эдуард не мог отказаться от претензий на нее. Однако ряд исследователей допускают, что принятие титула французского короля было всего лишь тактическим маневром Эдуарда, который никогда не рассматривал его всерьез; они доказывают, что подлинная цель английского государя заключалась в том, чтобы расширить границы Аквитании и сделать ее суверенной. Планировал ли Эдуард на самом деле занять престол Капетингов, или же, с самого начала отдавая себе отчет в невыполнимости своих династических притязаний, выдвинул их только для того, чтобы освободиться от тягостной обязанности приносить оммаж за Гасконь? Известные нам источники едва ли позволяют дать окончательный ответ на эти вопросы. Существует мнение, что «завоевание всей Франции» и «полное покорение этой монархии и народа» были недостижимой целью; однако подобные концепции базируются на существовании национального сознания, которого явно не могло быть во Франции XIV, а также полном непонимании того, как в XIV веке велись боевые действия, и какими военными и финансовыми ресурсами располагали главные участники конфликта. Власть над двумя королевствами обязательно предполагала подчинение одного из них другому, что показал незадолго до того франко-наваррский прецедент и должна была в какой-то мере подтвердить в XV веке двуединая монархия Генриха V. «Завоевание» и «покорение» подразумевают подчинение, но ничто не свидетельствует о том, что вступление Эдуарда на французский престол (если в этом действительно заключалась его цель) неотвратимо должно было привести к такому результату. Историки обращают внимание на то, что опустошения, производимые войсками Эдуарда, едва ли должны были «склонить на его сторону жителей провинции» Франции — однако говорить так значит судить с позиций XX века. Поведение «французских» войск на территории их собственной страны также оставляло желать лучшего. Нам приходится угадывать цели Эдуарда из его действий и из того, как он вел эту войну. Филипп VI представляется нам еще более загадочной фигурой. В его переписке и в его поступках виден трезвый и расчетливый ум, несмотря на то, что временами он был подвержен вспышкам гнева. Принято считать, что политика Филиппа, по существу, являлась оборонительной, поскольку никто не подвергал сомнению то, что военные действия должны были вестись где-нибудь, кроме территории Франции. Однако на начальном этапе войны и далее в 1370-х и 1380-х гг. большинство англичан далеко не были в этом уверены. Действительно ли Филипп готовился к крестовому походу и почему летом 1336 г. он перевел флот, сосредоточенный в Средиземном море, в порты Нормандии? Был ли его ордонанс о вторжении и завоевании Англии (датированный 23 марта 1339 г. и обнаруженный войсками Эдуарда во время грабежа Кана в 1346 г.) выпущен только для того, чтобы притушить недовольство нормандцев, как полагалось ранее, или же его содержание соответствует истинным намерениям французского короля? Планы отправки двадцати вооруженных прованских галер обратно в Руан и найма еще двадцати в Генуе, чтобы разместить их в Брюгге, составленные летом 1337 г. и осенью 1339 г., безусловно, требуют серьезного подхода, так же как и решение французов блокировать английское побережье и воспрепятствовать плаванию английских торговых судов. Многие склонны думать (на основании сообщений Фруассара и свидетельств, собранных Де ла Ронсьером в конце прошлого века), что большой французский флот, стоявший на якоре в Цвине летом 1340 г., должен был преграждать путь войскам Эдуарда, когда тот неожиданно напал на французов и одержал крупную победу в морском сражении. Однако из письма, написанного вскоре после этих событий Эдуардом, следует, что внезапное столкновение планировалось английским правительством с целью освобождения Англии от угрозы французского вторжения. В 1386 г. французские военно-морские силы также, в основном, были нормандскими и базировались в Слейсе. В последнем случае намерения французов еще более очевидны, поскольку тогда войска союзников не были сосредоточены на севере Франции. Вплоть до лета 1340 г. возможность французского вторжения была очень реальной и имелись веские основания для того, чтобы Эдуард на время поставил под угрозу торговлю шерстью, чтобы побудить фламандцев к союзничеству, создал морскую гвардию — своего рода отряды местной обороны для защиты прибрежных районов, сосредоточил свои войска на территории Нидерландов, доверив оборону Аквитании своим гасконским подданным, и ввел тяжелый налог в Англии.

Фундаментальным фактором при любой оценке военной политики Эдуарда является то, что он с самого начала встретил поддержку во Франции: прежде всего в Аквитании, однако в скором времени к ней присоединились Фландрия, а в дальнейшем Бретань и Нормандия, где восстания против французской монархии в итоге завершились высадкой английских войск и признанием Эдуарда законным «королем Франции». Некоторые историки увидели в этих событиях проявление самоутверждающегося духа Анжуйской империи, протест против преобладания выходцев из восточной Франции среди советников первых двух королей династии Валуа и даже реакцию на политику централизации, проводившуюся французским королевским домом в течение всего предыдущего столетия. Безусловно, и Филипп, и Иоанн II действовали безрассудно в отношении провинциальных свобод некоторых подвластных им земель, и нарушение прав их вассалов и само поведение французских королей оказали решающее влияние на дальнейший ход событий.

Казнь нормандских сеньоров в 1336 г.

Восстание во Фландрии вспыхнуло в 1337 г. Его возглавил богатый ремесленник из патрициата Брюгге по имени Якоб ван Артевельде. Поводом к восстанию стало английское эмбарго на поставки шерсти во фламандские сукнодельческие города; в результате профранцузски настроенный граф Людовик Неверский был свергнут и управление Фландрией перешло к городам Ренту, Ипру и Брюгге, жители которых сначала согласились сохранять нейтралитет в войне с Францией, а в дальнейшем (3 декабря 1339 г.) признали Эдуарда королем Франции.

Мятеж в Бретани начался в 1341 г., и поводом для него послужил спор о престолонаследии после смерти герцога Иоанна III. В этой ситуации кандидатом французского королевского дома был Карл Блуаский, чьи претензии на престол основывались на правах его жены, тогда как англичане поддерживали Жана де Монфора. Когда между сторонниками двух претендентов началась война, Эдуард предложил де Монфору свою помощь. В результате ряд представителей бретонской знати признали Эдуарда королем Франции и несколько английских гарнизонов были размещены на территории герцогства, чтобы те не изменили своего решения. В дальнейшем, когда король Иоанн внезапно напал на участников званого обеда, устроенного его сыном в Руанском замке, захватил в плен Карла Наваррского и тут же казнил четверых его союзников, брат Карла Филипп совместно с влиятельным нормандским сеньором Жоффруа д'Аркуром незамедлительно вступили в контакт с Эдуардом и заручились обещанием военной помощи, признав его «королем Франции и герцогом Нормандии». Действия Иоанна были безрассудны, поскольку Карл Наваррский владел обширными землями в Нормандии и с некоторых пор вел тайные переговоры с англичанами. Хотя в то время Карл был еще очень молод, он был привлекателен, красноречив, хитер и безумно честолюбив и затаил в сердце причиненные ему обиды; со временем они вылились в длительную и непримиримую вражду с династией Валуа.

Каковы бы ни были мотивы бунтовщиков, нет сомнений в том, что поддержка, которую смог найти Эдуард во французских провинциях, существенно повлияла на его стратегию и общий характер ведения войны. На ранних этапах план Эдуарда соответствовал традиционной схеме. В мае 1337 г. в Валансьене он попытался привлечь на службу нидерландских князей путем раздачи денежных фьефов (как делал Иоанн Безземельный в 1214 г. и Эдуард I в 1294 г.), и первые серьезные кампании проходили на севере, а не в Аквитании. Эдуард вторгся во Францию на северо-востоке; его войска заняли Фландрию в 1338 г. и провели там долгую и полную разочарований зиму и весну 1339 г., ибо английский король не мог ни расплатиться, ни заставить своих нидерландских союзников перейти к решительным действиям. Он наугад продвигался по стране, опустошая окрестности и разыскивая французскую армию, чтобы вступить с ней в бой. Такова была Тьерашская кампания 1339 г., когда обе армии были стянуты к Бюиринофоссу в ожидании сражения, которому не суждено было состояться. Эдуард даже предложил решить исход битвы поединком двух королей. Однако все его планы были расстроены из-за отказа французского короля принять бой. Это был мудрый отказ, и он стал окончательным ответом на вторжение Эдуарда.

Морское сражение при Слейсе (1340 г.). (Из хроник Фруассара)

Единственным позитивным для англичан достижением тех лет, хотя и очень значительным, была победа в морском сражении при Слейсе в 1340 г., которая предотвратила вторжение французов на территорию Англии, обеспечила Эдуарду контроль над Нормандскими островами и дала ему возможность в течение последующих двадцати лет осуществлять высадки на территории Франции в любом месте и в любое время. Однако в ближайшем будущем новых успехов не последовало, и английский король вынужден был ограничиться в чем-то даже несерьезной осадой Турне. Его нидерландские союзники обходились ему дороже, чем он мог себе позволить, он влез в долги у своих кредиторов, итальянских банкирских домов Барди и Перуцци, долговые обязательства задерживали его в Нидерландах, и в своей родной стране Эдуард оказался перед лицом правительственного кризиса, спровоцированного его финансовыми требованиями.

Эдуард III при взятии Кана (1346 г.). (Из хроник Фруассара)

Однако мятежи во Франции полностью изменили ход войны. Чтобы использовать преимущества локальных ситуаций, Эдуарду часто приходилось иметь под рукой две или даже три армии, действующих одновременно — либо независимо, либо сообща — и делегировать командование, по крайней мере, некоторыми из них. Благодаря этому такие представители знати, как графы Ланкастер и Нортгемптон, а в дальнейшем — Черный принц и Джон Гонт, и зачастую даже люди гораздо более скромного происхождения, подобно Уолтеру Мэнни, Уолтеру Бентли, Роберту Ноллису или Хьюгу Колвли, получали шанс принести пользу и прославиться.

Битва при Креси (из хроник Фруассара)

Первые кампании в рамках новой стратегии были предприняты в 1345 г. В одно и то же время предписания получили Ланкастер и Нортгемптон: Ланкастер должен был действовать в Гаскони, Нортгемптон — в Бретани (в значительной степени в сотрудничестве с претендентом Жаном де Монфором). Оба они были назначены королевскими наместниками и наделены, по существу вице-королевскими полномочиями: Нортгемптон — в «Бретани и Французском королевстве», Ланкастер — в Аквитании и Лангедоке. Год спустя, когда большая французская армия была собрана на юге под командованием Иоанна, сына Филиппа VI, Эдуард при содействии нормандского перебежчика Жоффруа д'Аркура высадился в Котантене, захватил Кан, разбил основное войско французов при Креси (26 августа 1346 г.) и расположился лагерем на подступах к Кале (см. карту VIII). Не может быть никаких сомнений в том, что эти три кампании были связаны друг с другом в рамках общего плана. Они разрабатывались королевским советом в начале 1345 г., и представляется вполне очевидным, что высадка Эдуарда в Нормандии имела целью развязать Ланкастеру руки на юге. Иногда говорят о том, что в результате колоссальных военных усилий 1346–1347 гг., Эдуард завоевал лишь Кале, однако все три кампании должны рассматриваться как стратегически взаимосвязанные, и значительные успехи Ланкастера в Аквитании и Нортгемптона в Бретани следует занести в приходный раздел баланса — и все они внесли свой вклад в общее дело.

До лета 1355 г. активные военные действия более не велись. Для этого было много причин: чума, недостаток кредитных средств, необходимых для финансирования любого крупного похода, и папская дипломатия — вот наиболее важные из них. После падения Кале противники заключили перемирие; папа неоднократно прилагал усилия к тому, чтобы превратить его в прочный мир, однако успеха в этом направлении не достиг. В период с лета 1355 г. до весны 1357 г., как и десятью годами раньше, англичане придерживались все той же стратегии проведения нескольких одновременных кампаний: Ланкастер объединился с Наваррским королем в Нормандии, а Черный принц руководил военными действиями в Аквитании. Здесь не место вдаваться в обсуждение набегов, проведенных этими двумя наместниками; однако следует отметить, что в сентябре 1356 г., когда Черный принц продвигался по южному берегу вниз по течению Луары, Ланкастер пересек Бретань и Анжу, чтобы встретиться с ним. Не может быть никаких сомнений в том, что планировалось соединение двух армий, однако встреча не состоялась. Ланкастер не смог переправиться через Луару у Ле-Пон-де-Се, ему удалось это сделать только южнее Анжера, и Черный принц продолжил свое отступление, чтобы в одиночестве стяжать славу в битве при Пуатье 29 сентября 1356 г. (см. карту VIII).

Эта победа имеет много общего с победой, одержанной отцом принца десять лет тому назад при Кресси. И в том, и в другом случае сражение было выиграно против превосходящих сил противника, в тот момент, когда английские войска отступали, и во многом благодаря одной и той же тактике. В 1346 г. войска Эдуарда продвигались на восток, из Нормандии к Парижу, затем повернули обратно. За Абвилем они были настигнуты преследовавшими их войсками под командованием Филиппа и вынуждены принять бой на открытой местности, несмотря на то, что соотношение сил, по-видимому, было один к трем. По иронии судьбы, преимущество, войска Эдуарда заключалось как раз в его немногочисленности, которая позволила королю занять укрепленную позицию, принудила его вести оборонительный бой и дала возможность выгодно использовать лучников, которые, как и тяжеловооруженные всадники, на время битвы спешились. Спешившиеся конные лучники совместно со спешившимися тяжеловооруженными всадниками заняли оборонительную позицию, успешно прошедшую испытание в сражении с шотландцами при Халидон-Хилле в 1333 г. Тактика англичан заключалась в том, чтобы выдвинуть фланги вперед таким образом, чтобы нападающая французская конница обстреливалась с трех сторон. Ошибка Филиппа заключалась в том, что он бросил войска атаковать очень сильную позицию. Первыми в бой вступили генуэзские арбалетчики, состоявшие на службе французского короля, которые понесли тяжелые потери: штурм был беспорядочным и обошелся нападавшим плачевно дорого. Английские лучники и тяжеловооруженные воины прошли хорошую школу в ходе Шотландских войн, и длинный лук, главное английское оружие, хотя и имел меньшую дальность стрельбы, чем арбалет, по скорострельности превосходил его почти в пять раз. В условиях сражения на близкой дистанции, доминировавшего при Креси, большой лук обладал явным преимуществом. Для французов эта битва обернулась жуткой бойней. Победа Черного принца при Пуатье досталась англичанам гораздо большим трудом, чем победа при Креси. Король Иоанн настиг войска принца (отягощенные награбленной добычей) с юга, блестящим фланговым маневром отрезав принцу Эдуарду пути отступления на Бордо. Французские войска, по-видимому, численно превосходили войска принца в два раза; однако, как и его отец в 1346 г., Эдуард проявил достаточное благоразумие, заняв оборонительную позицию и применив тактику, использованную при Креси, разместив лучников на флангах, а спешившихся тяжеловооруженных всадников — в тылу. В лагере французов на предшествовавшем битве военном совете разгорелся спор между маршалами Клермоном и Одрегемом, в результате которого французы ринулись в атаку раньше, чем воинские соединения (известные под названием «bataille»), были выстроены в боевом порядке. В ходе этой чрезвычайно опрометчивой атаки французские передовые части повторили ошибки Филиппа при Креси, устремившись прямо в зону обстрела английских лучников. И хотя в следующих отрядах, посланных для того, чтобы втянуть англичан в бой, французские тяжеловооруженные воины были спешены, они действовали раздельно с лучниками и, отягощенные весом доспехов, с большим трудом продвигались к английским позициям. Первый из этих отрядов, возглавляемый дофином, понес тяжелые потери и отступил, отряд герцога Орлеанского бежал с поля боя. Когда Иоанн вступил в сражение во главе последнего отряда, принц направил гасконские войска под командованием каптала Буша, чтобы обойти его с тыла, в то время как основные конные силы англичан атаковали остатки французского войска, наступавшего в пешем строю.

Битва при Пуатье (из хроник Фруассара)

Пленение Иоанна и многих представителей высшей знати Франции оказало решающее влияние на последующий ход событий — однако только спустя некоторое время. В течение 1358 и 1359 гг., пока Иоанн находился в Лондоне в качестве пленника, были составлены два договора. Первый из них (8 мая 1358 г.), заключенный во время бунта в Париже и всего за несколько недель до начала восстания крестьян, известного как Жакерия, уже утратил свою силу к концу осени, когда волнения были подавлены. Второй договор (24 марта 1359 г.), заключенный в то время, когда полным ходом шла подготовка к возобновлению военного вторжения, был настолько бессмысленным, что трудно поверить в серьезность его содержания, и он был решительно отвергнут французскими Штатами. Теперь король Эдуард мог со спокойной совестью приступить к осуществлению своих грандиозных замыслов.

Кампания 1359–1360 гг. имела целью нанести «coup de grace», окончательное поражение Валуа, и ее завершением должна была стать торжественная церемония коронации Эдуарда в Реймском соборе. В то время, когда король Франции находился в плену в Лондоне, а французское королевство было охвачено гражданской войной, англо-наваррские войска заполонили Нормандию и подступали к воротам Парижа, половина Бретани и большая часть Аквитании находились в руках англичан, а их гарнизоны были размещены в Анжу, Мэне, Турени и даже в Бургундии, действительно казалось, что для Эдуарда настал час триумфа. Стратегия провинциального оппортунизма сделала свое дело, и пришло время использовать единую большую армию, продвигающуюся прямо к заранее известной цели.

Король Иоанн дарует прощение Карлу Наваррскому (из Больших хроник)

Однако в этих обстоятельствах Эдуард был не готов действовать до наступления поздней осени, но к тому времени произошел перелом, поскольку ситуация во Франции сложилась для него гораздо менее благоприятно, чем весной и летом предыдущего года. Власть дофина упрочилась, и ему удалось достичь соглашения с Карлом Наваррским. Боевое обеспечение Эдуарда было очень плохим, а Реймс приготовился обороняться. Около месяца спустя английский король был вынужден снять осаду с этого крупного укрепленного города и отвести войска в Бургундию, а затем повернуть на Париж, штурмовать который он так и не отважился. Когда французы увидели, что Эдуард отступает, они начали переговоры, и 8 мая 1360 г. в Бретиньи, крошечной деревушке, расположенной в нескольких милях к юго-востоку от Шартра, был заключен мирный договор.

Для историков, полагающих, что войной Эдуард собирался добиться всего лишь независимости Аквитании от Франции, в этом договоре запечатлен момент его триумфа; для тех, кто считает, что Эдуард жаждал обрести французскую корону, он означает поражение английского государя. Ведь по условиям договора, заключенного в Бретиньи, Эдуард получал на правах полного суверенитета больше трети территории Франции (см. карту IIб), однако его притязания на французскую корону были отвергнуты, равно как и требование отказаться от суверенитета над Нормандией, Туренью, Анжу, Мэном, Бретанью и Фландрией, где войска союзников Эдуарда его именем занимали города, замки и крепости. Однако договор еще предстояло ратифицировать. Когда это произошло следующей осенью в Кале (24 октября 1360 г.), пункты, касающиеся отказа французов от прав верховной власти и высшей судебной компетенции (ressort, права выносить судебные решения, которые не могут быть опротестованы в другом верховном суде) на территориях, закрепленных за Эдуардом, были изъяты из договора и составили отдельную статью, предусматривавшую их исполнение в более поздний срок, после передачи англичанам некоторых особых территорий; однако французы так никогда и не выполнили это условие.

Однажды уже высказывалось предположение о том, что внесенные изменения были результатом ловкого политического хода со стороны французских участников переговоров, хотя единственный довод, выдвинутый в пользу такой трактовки событий, состоял в том, что впоследствии они обернулись на пользу королю Франции. Однако не так давно было убедительным образом продемонстрировано, что, если передача территорий не могла быть произведена в установленный период времени, из этого с неизбежностью следовало, что отказ французов от указанных прав должен был производиться отдельно от заключения договора. С другой стороны, если принять к сведению то, как торопился Эдуард завершить дела в Кале, а также обратить внимание на его действия в последующие годы, представляется вполне очевидным, что его собственная политика заключалась именно в том, чтобы как можно скорее закрепить отошедшие к нему территории после отказа от них французского короля или даже без него. Если такова была его собственная политика, то была ли она продиктована желанием в действительности вступить во владение территориями, закрепленными за ним договором, или же тем, что, в конечном итоге, он не мог отказаться от своих притязаний на трон? Действительно ли он искренне боялся, что в том случае, если он откажется от короны, французы будут бесконечно откладывать передачу оставшихся территорий, или же дело было в том, что договор, заключенный в Бретиньи не дал ему того, что он хотел? Источники не дают нам ясного ответа, равно как и документация мирных переговоров в Авиньоне в 1344 и 1354 гг., не проясняя, почему соглашение не было достигнуто и кто несет ответственность за провал переговоров. В итоге нам остается только догадываться о том, каковы были цели и мотивы, обусловливавшие поступки короля.

Король Карл Наваррский (из больших хроник.)

При этом нет никаких свидетельств в пользу того, что Эдуард не был удовлетворен приобретением обширных территорий, большая часть которых впоследствии вошла в состав впечатляющего княжества, созданного для его старшего сына, победителя при Пуатье. И ничто не говорит о том, что после 1360 г. Эдуард собирался возобновить войну. Наоборот, как раз Карл V Французский, прочно утвердившись на престоле, решился обратить внимание на то, что условия договора, заключенного в Бретиньи, не были выполнены. Вполне возможно, что в 1360 г. Эдуард стремился заключить мир, поскольку в годы, последовавшие за победой при Пуатье, он уже не мог направлять ход войны по своему усмотрению. Не имея возможности платить английским, бретонским, гасконским и наваррским войскам, якобы сражавшимся за него, Эдуард постепенно терял контроль над крепостями, занятыми этими воинами по всей территории Франции, так как именно в эти годы создаются вольные компании. Не один капитан, подобно Роберту Ноллису, мог похвастаться тем, что он сражается «ни за короля Англии, ни за короля Наварры, но только за самого себя». Более того, Карл Наваррский, отметивший к тому времени свое двадцатипятилетие, был популярной фигурой, обладал значительным числом сторонников и являлся опасным соперником. На чьей стороне были его войска? Обширные территории в Аквитании вместе с Кале и Понтье должны были представляться Эдуарду очень надежной перспективой ввиду возрастающей анархии во Франции. За время, прошедшее с лета 1358 г., Эдуард и так уже потерял очень многое. Если бы он не поспешил с заключением соглашения в 1360 г., он мог бы — как, говорят, сказал ему герцог Ланкастера, — «потерять в один день больше, чем мы смогли приобрести за двадцать лет».

Битва при Орее (1369 г.) (из хроник Фруассара)

Должны ли мы исходить из предположения, что цели английского короля были последовательны? Судя по его поступкам, Эдуард был авантюристом. Его вторжение в Шотландию, Фландрию и Бретань, его заигрывания с Карлом Наваррским, притязания на Эно, Голландию и Зеландию на основании прав его жены — все, по-видимому, указывает в этом направлении, даже его девиз «Все так, как есть». Вплоть до 1358 г. война развивалась чрезвычайно успешно для Эдуарда, и он мог повышать свои запросы. Однако в годы победы обстоятельства были против него. Он выступил на Реймс, когда было уже слишком поздно, удача покинула его, и Эдуард оказался достаточно мудр для того, чтобы заключить мир на пока еще выгодных условиях.

Сражение при Нахере (1367 г.) (из хроник Фруассара)

Мир продолжался только девять лет — немногим дольше, чем период перемирия, последовавший за взятием Кале. Стороны отнюдь не бездействовали ни на поле брани, ни в дипломатической сфере. Несмотря на то, что по договору, заключенному в Бретиньи, вопрос о бретонском престолонаследии должен был решаться соперничающими претендентами без постороннего вмешательства, тем не менее и французские, и английские войска принимали участие в бретонских войнах, в результате которых Жан де Монфор занял престол, его противник Карл Блуаский был убит, а его войско разбито в сражении при Орее 29 сентября 1364 г. Английские и французские войска оказались во враждующих лагерях и во время войны к югу от Пиренеев, когда Педро Жестокий был свергнут с кастильского престола своим сводным братом Энрике Трастамарским при поддержке Дюгеклена и армии наемников (routiers). Вторжение Черного принца на стороне Педро было не таким бессмысленным, как предполагалось ранее, поскольку французская интервенция в Кастилии должна была проложить путь франко-арагонскому вторжению в Аквитанию, и не позднее февраля 1365 г. принцу стали известны планы Карла V.

Монета: золотой гиенуа Черного принца, отчеканенный в Бордо, похожий на гиенуа. которые выпускал его отец. Аверс: принц в доспехах на фоне готического портала; реверс: цветущий крест

Знаменитая победа принца Эдуарда при Нахере 3 апреля 1367 г. позволила ему восстановить Педро на престоле и еще раз продемонстрировать свой талант полководца; однако политическая недальновидность принца отчетливо проявилась в его отказе уступить Педро захваченных в плен его политических противников. Не прошло и двух лет, как эти люди убили короля, позволили Энрике узурпировать власть и вновь предоставили в распоряжение французов кастильский флот. А поскольку Педро не смог возместить принцу его расходы, тот был вынужден платить своим людям за счет и без того уже обремененных чрезмерно высокими налогами гасконцев.

Изображение Карла V (1364–1380 гг.), аббатство Сен-Дени под Парижем

Новая подымная подать вызвала широкое возмущение и стала причиной недовольства со стороны двух главных вассалов принца — графа Арманьяка и сеньора Альбре. Карл V поощрял их желание изложить ему свои обиды. Он извлек максимальную выгоду из затруднений принца и, устроив грандиозный спектакль из обращения за советом к выдающимся юристам, 3 декабря 1368 г. заявил о своем праве рассматривать жалобы графа Арманьяка и сеньора Альбре. Эдуард III принял брошенный ему вызов. 3 июня 1369 г. он вновь объявил себя королем Франции, в ответ Карл объявил о конфискации его французских земель. В течение последующих шести лет княжество Аквитанское снова уменьшилось до прибрежной полосы между Бордо и Байонной с рядом изолированных гарнизонов, расположенных в долине Дордони в пределах Бержерака, большая часть Бретани была занята французскими войсками, англичане потеряли Понтье, Сен-Совер-ле-Виконт и Бешерель. Как французам удалось добиться этого в столь короткий срок?

Надгробное изображение Бертрана Дюгеклена, коннетабля Франции (1370–1380 гг.), аббатство Сен-Дени

Надгробное изображение Людовика де Сансерра, коннетабля Франции (1397–1403 г.), аббатство Сен-Дени

Не может быть никаких сомнений в том, что большая часть этих успехов является личной заслугой дофина Карла, который взошел на трон после того, как король Иоанн скончался в Лондоне в 1364 г. Карл Мудрый, как его называли (1364–1380 гг.), был выдающимся политиком и дипломатом, зрелым мужем в свои двадцать девять лет, когда он вступил на престол, и его ранняя смерть в сорокапятилетнем возрасте дорого обошлась Франции. Он проявил себя в годы, последовавшие за битвой при Пуатье, сначала как наместник, а затем как регент королевства, заменявший своего отца в те годы, когда Иоанн находился в Лондоне в качестве пленника. Карл пережил Парижское восстание (когда ему пришлось бежать из столицы), Жакерию и вторжение англичан 1359–1360 гг., и к моменту освобождения Иоанна уже многое успел сделать для борьбы с несчастьями своей страны. Карл V не был солдатом, он отличался хрупким телосложением, страдал от язв и плохого кровообращения, но соблюдал строгий режим, обладал фантастической энергией и талантом распределять обязанности, подбирая нужных людей для выполнения поставленной задачи. Он прислушивался к разумным рекомендациям своих личных советников: клирика Рауля де Преля, рыцаря Филиппа де Мезьера и ученого Николя Орезма. Работу правительства существенно облегчали хорошие администраторы, такие как канцлеры Жан и Гийом де Дорман, прево Парижа Юг Обрио и Бюро де ла Ривьер. Не менее важным был вклад хороших командующих, которых Карл V нашел в лице таких военачальников, как его брат Людовик Анжуйский, наместник в Лангедоке (1364–1380 гг.), коннетабль Дюгеклен (1370–1380 гг.), адмирал Жан де Вьенн (13731396 гг.) и маршалы Одрегем (1351–1368 гг.), старший Бусико (1356–1368 гг.), Мутен де Бленвиль (1368–1391 гг.) и Людовик де Сансерр (1368–1397 гг.).

На период 1360–1369 гг. приходится реорганизация военной и финансовой сферы, потребовавшаяся в связи с действиями Карла Наваррского и вольных отрядов, а также в связи с необходимостью изыскать средства для уплаты выкупа за Иоанна. Наваррец перестал представлять угрозу после того, как Дюгеклен, в то время всего лишь неотесанный бретонский рыцарь, одержал над его войсками свою первую победу при Кошереле в Нормандии (16 мая 1364 г.). Ввязавшись в борьбу за кастильский престол и создав в течение нескольких последующих лет постоянно действующую армию, Карл уничтожил либо переманил к себе на службу большую часть капитанов наемников, обеспечил себе поддержку кастильского флота в войне против Англии, которую возобновил в 1369 г. Вслед за тем Карл сосредоточил все усилия французов на отвоевании территорий, отданных англичанам по договору в Бретиньи. Военный и морской арсеналы были реорганизованы в «Галерном дворе» в Руане, франко-кастильский флот атаковал побережье Англии, и удары были нанесены по английским позициям в северной и южной Франции.

Морское сражение при Ла-Рошели (1372 г.) (из хроник Фруассара)

К этому времени англичане уже вели войну без общей стратегии. Стратегия одновременных и взаимосвязанных высадок армий на территории Франции была отвергнута, или же показалась неуместной королю и победителю при Пуатье в условиях, по существу, оборонительной войны. Экспедиция, порученная Роберту Ноллису в 1370 г., свелась к бесполезному грабительскому набегу, планы освобождения Аквитании потерпели неудачу, когда в 1372 г. у Ла-Рошели  кастильским флотом был потоплен флот под командованием графа Пемброка (с жалованием для солдат на борту), и фантастический поход Гонта в 1373 г., несмотря на его безмерную смелость, не принес никаких результатов. Карл V, используя опыт, приобретенный им в ходе кризиса 13591360 гг., проводил тактику выжженной земли и запретил своим командующим рисковать, вступая в бой с противником. Кроме того, Эдуард III быстро угасал. Черный принц вернулся на родину в 1371 г., его здоровье было подорвано, а слава потускнела. Смерть Черного принца в 1376 г., за которой годом позже последовала кончина самого короля, ознаменовала конец эры Креси и Пуатье.

Разногласия в совете, проявившиеся в последние годы жизни Эдуарда, отразились на военной политике. В 1375 г., когда граф Кембридж и Иоанн (Жан) IV Бретонский активизировали военные действия в герцогстве Бретань, Джон Гонт был занят мирными переговорами в Брюгге. По истечении срока перемирия — буквально через несколько дней после смерти Эдуарда — участились французские морские набеги на побережье Англии. Эти рейды, организованные Жаном де Вьенном, были предприняты для того, чтобы обеспечить французам господство над Ла-Маншем и тем самым помешать англичанам отправить военную помощь в Бретань и Гиень, а также подготовить почву для блокады Кале с моря и суши. Герцог Бургундский начал осаду применением современного флота, собранного де Вьенном «Галерном дворе». Войска французов также были посланы в Гиень, где англо-гасконская армия потерпела поражение, а сенешаль, сэр Томас Фельтон, был захвачен в плен в сражении при Эйме (1 сентября 1377 г.). Однако решающего перелома в 1377 г. не произошло. Кале и Борделе держались, и в течение этого года Карл Наваррский и герцог Бретонский уступили англичанам Шербур и Брест. Таково было положение дел, когда в 1380 г. скончался Карл V, спустя год после последней крупной английской военной кампании XIV века, предпринятой графом Бекингемским. Большую часть последующего периода — с 1380 по 1415 гг. — длилось шаткое перемирие. Военная ситуация тех лет характеризуется гарнизонными вылазками на передовых постах и пиратством в Ла Манше. До вступления на престол Генриха V активные военные действия больше не возобновлялись. Этому было несколько причин. Прежде всего, короли обеих стран были детьми, что не благоприятствовало решительным военным действиям. Ричарду II было всего лишь одиннадцать лет, когда он вступил на престол в 1377 г., и столько же исполнилось Карлу VI, когда он взошел на трон тремя годами позже. Борьба противоречивых интересов в советах обоих королевств не позволяла ни проводить эффективную военную политику, ни сдвинуть с мертвой точки мирные переговоры. Джон Гонт, в тот момент больше озабоченный своими амбициями в отношении Испании, не пытался отстаивать сколько-нибудь последовательную политику во Франции. Глостер и Уорик, по-видимому, поддерживали активную антифранцузскую политику, как только убедились, что Ричард решительно склоняется к миру. Так же обстояли дела и во Франции: всемогущий герцог Бургундский подчинил внешнюю политику короля своим собственным интересам во Фландрии, где его цель состояла в том, чтобы сначала заполучить, а затем отстоять свое фламандское наследство. Казалось, окончательное примирение было близко к осуществлению в 1393 г., когда был составлен временный договор, по которому воссозданное герцогство Аквитанское должно было перейти к Джону Гонту и его преемникам на условиях держания от французской короны. Но поскольку перспективы подчиниться правителю, постоянно пребывающему в Бордо, и отторжения Аквитании от английской короны вызвали недовольство в Гаскони, этот план был отвергнут.

Надгробное изображение Ричарда II (1377–1399 гг.) работы Николая Брокера и Годфрида Преста, Вестминстерское аббатство, Лондон

Изображение Карла VI (1380–1422 гг.), аббатство Сен-Дени около Парижа

В 1396 г. Ричард сочетался браком с дочерью Карла Изабеллой, и было заключено перемирие на двадцать восемь лет. Однако два монарха так и не смогли заключить мирный договор, и когда через три года Ричард был смещен с престола, все, что он сделал в этом направлении, оказалось под угрозой. Однако Генрих IV был слишком озабочен сохранением престола в своей стране, чтобы предпринимать какие-либо шаги для приобретения французского трона, кроме того, в последующие годы его здоровье слишком ослабло, чтобы проводить масштабные военные операции. Собственные внутренние разногласия помешали французам извлечь пользу из затруднений Генриха, хотя в первые годы его правления они несколько раз успешно вторгались на территорию Гиени. После 1392 г. Карл VI стал подвержен периодическим приступам безумия и в дальнейшем не мог править самостоятельно. Долголетие Карла VI (он скончался в 1422 г.) было для Франции таким же несчастьем, как и недолговечность его отца. Самым важным событием этих лет — не в последнюю очередь в силу того влияния, которое ему в будущем предстояло оказать на отношения между Англией и Францией — было увеличение могущества герцогов Бургундских.

Портрет Филиппа Храброго, герцога Бургундского (1364–1404 гг.)

Рисунок, изображающий Людовика Мальского, графа Фландрского (ум. 1384 г.)

История герцогов Бургундских из рода Валуа началась со смертью в 1361 г. юного Филиппа де Рувра, последнего герцога из династии Капетингов. При разделе наследства герцогство перешло (хотя и не без последующих раздоров) к кузену Филиппа, королю Иоанну, а имперское графство Бургундия (Франш-Конте) вместе с Артуа и Шампанью отошло Маргарите, дочери Людовика Мальского, графа Фландрского. В ноябре 1363 г. Иоанн втайне пообещал герцогство своему четвертому сыну Филиппу, и Карл V в июне 1364 г. жалованной грамотой подтвердил этот дар. Чтобы не допустить осуществления английских замыслов в Нидерландах, король поддержал брак между Филиппом и Маргаритой, единственным оставшимся в живых ребенком Людовика Мальского. Маргарита уже была обручена с Эдмундом Лэнгли, сыном Эдуарда III, однако папа Урбан V оказал французам содействие, отказав в разрешении на заключение этого союза близкими родственниками. Маргарита стала супругой Филиппа в 1369 г., после того как ее отец наконец дал свое согласие на брак в обмен на значительную денежную сумму и возврат Фландрии территорий, отошедших Франции в 1305 г. (Лилля, Дуэ, Орши) и давно являвшихся предметом его желаний. Когда в 1384 г. Людовик скончался, Филипп унаследовал графства Фландрию, Артуа, Невер, Ретель и Франш-Конте, а также ряд меньших по размеру, но важных земельных владений (см. карту III). В то время эти приобретения рассматривались как существенное увеличение французского могущества, и в течение последующих лет Филипп упрочил свое влияние в Нидерландах благодаря заключению выгодных браков и династических союзов.

Кажется маловероятным (хотя не так давно было выдвинуто подобное предположение), что Филипп уже тогда задумывался о создании независимого бургундского государства. Если его замыслы были именно таковы, то трудно понять, почему после смерти Филиппа в 1404 г. его владения были поделены между тремя его сыновьями. Даже если обе Бургундии, Фландрия и Артуа составили нераздельное владение старшего сына, Иоанна Бесстрашного, то герцогства Брабант, Лимбург и власть над Антверпеном достались Антуану (до смерти своего отца являвшемуся графом Ретельским), а Невер, Ретель и земли Шампани отошли младшему сыну, Филиппу. В тот момент все выглядело так, как будто каждая часть наследства Филиппа в дальнейшем будет развиваться самостоятельно, и чистой воды случайность, что сын Иоанна, Филипп Добрый (1419–1467 гг.), сумел собрать воедино все земли, которыми владел их род во времена его деда, и намного увеличить эти владения. Дело в том, что, хотя Иоанн Бесстрашный имел восьмерых детей, сын у него был только один, и потому в 1419 г. вопрос о разделе наследства не возник. Именно с этого момента можно уверенно говорить, что герцог Бургундии начал проводить политику обдуманной экспансии на севере и на востоке, стремясь к слиянию Фландрии и Бургундии. Вплоть до 1419 г. политика герцогов состояла в борьбе за власть во Франции и за влияние на французскую монархию, и только после 1419 г. они обратились к поискам политического капитала за пределами французского королевства. Но на пути к реализации обеих честолюбивых целей герцоги Бургундские встретили опасных противников.

Статуя Иоанна, герцога Беррийского, ок. 1390 г., скульптор Жан де Рупи из Камбре, Буржский собор

Во время правления Карла V основные обязанности Филиппа Храброго, так же как и других его братьев, Людовика, герцога Анжуйского, и Иоанна, герцога Беррийского, состояли в том, чтобы вести войну с Англией и помогать советами своему венценосному брату. После вступления на престол юного Карла VI необходимость поддерживать племянника советами стала еще более насущной. Дядья короля главенствовали в регентском совете, отстранив министров Карла V и используя в корыстных целях свою власть над племянником и ресурсы королевства. Герцог Беррийский, занимавший должность наместника Лангедока, пользовался этим для увеличения собственных доходов. Филипп Храбрый использовал королевские войска, чтобы подавить восстание во Фландрии в битве при Роозбеке в 1482 г., и упрочил свое положение в Нидерландах и в Германии за счет брака Карла VI с Изабеллой Баварской. Между 1382 и 1403 гг. Филипп получил от Карла 1,3 миллиона ливров только в виде «подарков», и к концу его жизни около половины его доходов составляли поступления от французской короны в форме пенсионов, подарков и пожалований права сбора королевских налогов. В последние годы жизни Филиппа Храброго и при Иоанн не Бесстрашном бургундцы стали еще более тяжелой обузой для французских финансов. Между тем вследствие сумасшествия короля началась борьба за власть над Францией между Филиппом Храбрым и младшим братом Карла Людовиком, который в 1392 г. стал герцогом Орлеанским. Два герцога оказались противниками в Италии и в Германии, в отношении к Великой Схизме, при выборе политики в отношении к Англии и, прежде всего, в борьбе за власть в королевстве. В общем и целом можно сказать, что Орлеанец пользовался наибольшим влиянием, когда Карл был здоров, а Бургундец — когда тот был безумен. Их соперничество помешало французам извлечь выгоду из внутренних распрей англичан, возникших в последние годы правления Ричарда II и при смене династии в 1399 г.; с приходом же к власти Иоанна Бесстрашного конфликт между двумя домами — Орлеанским и Бургундским — еще более обострился. Ловкий демагог, Иоанн склонил на свою сторону народ Парижа, и борьба за власть в королевстве достигла кульминации, когда в ноябре 1407 г. герцог Орлеанский был убит вооруженной бандой по приказу герцога Бургундского. Три года спустя началась гражданская война, и организатором орлеанистского возмездия стал граф Арманьяка, чья дочь была замужем за сыном Людовика Карлом, наследовавшим своему отцу в 1410 г.

Скульптурное изображение Изабеллы Баварской (ум. 1435 г.), супруги Карла VI, аббатство Сен-Дени под Парижем

Портрет Генриха V (1413–1422 гг.), работы неизвестного художника

Когда разгорелась война (почти повсеместно, но преимущественно в Иль-де-Франсе), обе стороны стали наперебой добиваться английской поддержки. Поначалу англичане колебались между арманьяками и бургиньонами, затем они стали поддерживать и ту и другую стороны, добиваясь для себя наиболее выгодных условий. Генрих IV не мог лично вмешаться в борьбу, однако двухтысячное английское войско, оправленное в Кале в октябре 1411 г., помогало бургиньонам осаждать Париж, а в следующем году второй сын короля Томас Кларенс был послан с армией на помощь арманьякам. После вступления на престол Генриха V (21 марта 1413 г.) полномасштабная английская интервенция стала неизбежной. По удивительной иронии судьбы, первый король Англии, в венах которого текла английская кровь и при котором некоторые официальные документы стали составляться на английском языке, был также монархом, добившимся для своего сына того, о чем мечтали его предшественники Плантагенеты: соединения на одном челе английской и французской корон. Чтобы добиться успеха там, где Эдуард III потерпел неудачу, необходимо было обладать незаурядными способностями, и в этом Генрих V недостатка не испытывал. Став королем в двадцать пять лет, он мальчиком начал службу в Ирландии при Ричарде II, прошел суровую военную школу во время Уэльских кампаний в первые годы правления своего отца и в дальнейшем проявил себя как деятельный и властный монарх. Хороший военный, он, кроме того, был, подобно своим предшественникам Генриху II и Эдуарду III, практичным бюрократом, разумным администратором и непреклонным судьей. Один французский историк находил его набожность лицемерной, его поведение вероломным, его чувство справедливости показным и даже ложным, его месть жестокой, а честолюбие безмерным. И тем не менее нет никаких оснований подвергать сомнению его благочестие или его убежденность в справедливости своего дела. Если притязания Генриха были честолюбивы, а дипломатия вероломна, то в этом он всего лишь был подлинным сыном своего времени. Если биограф викторианской эпохи считает необходимым искать объяснение распутной юности Генриха, оттого что не может увязать ее с благочестием, отличавшим этого монарха в годы пребывания на престоле, то нам они должны казаться противоречащими друг другу не больше, чем казались его современникам. Он пользовался у своих соотечественников ничуть не меньшей и, может быть, даже большей популярностью, чем Эдуард III, и преждевременная смерть Генриха V на вершине беспрецедентной славы, хотя, по-видимому, и оказала свое влияние на его посмертную оценку, стала трагедией для народа и государства. Представляется вполне очевидным, что с первых лет его правления проводимая Генрихом политика вела к полномасштабному возобновлению военных действий; однако, если король Англии намеревался соблюсти видимость законности, его замысел должен был быть подготовлен дипломатическим путем. Перед ним открывались две возможности: либо идти до конца и требовать французскую корону, либо вернуться к так и не претворенному в жизнь договору в Бретиньи. Требования, выдвинутые посольством, отправленным во Францию в 1414 г., выходили далеко за рамки этого договора. Послы заявили, что в том случае, если Генрих получит в супруги дочь короля Екатерину, он согласится удовольствоваться полной и независимой верховной властью в Нормандии, Турени, Мэне, Анжу, Бретани, Фландрии и Аквитании — на территории, более обширной, чем владения Плантагенетов во время их наибольшей протяженности при Генрихе II. Когда французы попытались отделить вопрос о браке Генриха от его территориальных притязаний, они столкнулись с тем, что требования англичан возросли еще больше: теперь они требовали еще и половину Прованса, а также замки и земли Бофора и Ножана. То, что Генрих вел переговоры одновременно и с бургиньонами, и с арманьяками, должно было поднять цену его поддержки для каждой из сторон. Возможно, Генрих ожидал именно отказа французов, поскольку это позволило ему, как и Эдуарду III в 1359 г., пустить в дело армию, которую он подготавливал долгое время.

Высадка англичан, которая вплоть до момента отплытия планировалась в условиях строгой секретности, произошла в устье Сены в Нормандии в течение второй недели августа 1415 г. (см. карту VIII). По-видимому, король намеревался всего лишь произвести разведку и обеспечить себе порт для высадки войск, который мог бы служить плацдармом при последующем завоевании Нормандии. В этом, как и во всех остальных предприятиях, во многом превосходивших его первоначальные планы, Генриху сопутствовала удача. После несколько затянувшейся осады Арфлера, во время которой его войска понесли тяжелые потери, он продвигался на север по направлению к Кале, когда и был вынужден принять бой при Азенкуре на плато Артуа (25 октября 1415 г.). Французы повторили ошибки, совершенные ими при Креси и Пуатье, начав конную атаку на невыгодной местности против спешившихся английских тяжеловооруженных воинов, которых поддерживали лучники и пехота. И вновь, несмотря на численное превосходство противника, победа англичан была полной, а французы понесли значительные потери. Но при том, что одержанная Генрихом победа принесла ему славу полководца и позволила беспрепятственно достичь Кале, полностью выполнив стоявшую перед ним задачу, систематическое завоевание Нормандии началось только в ходе второго вторжения в 1417 г., и лишь три года спустя английские войска достаточно прочно обосновались на завоеванных территориях, чтобы Генрих смог принудить французов принять свои условия. 21 мая 1420 г. в Труа был заключен договор, который вполне мог бы удовлетворить даже честолюбие Эдуарда III. По условиям этого договора Генрих получал в супруги дочь Карла VI Екатерину, и после смерти Карла французская корона переходила к Генриху и его детям. В то же время, ввиду болезни Карла, Генрих должен был править в качестве регента: он обязался вернуть во владение французской короны земли, над которыми в то время господствовали арманьяки, утверждая, что наряду с Нормандией они войдут в состав французского королевства, когда он станет его королем. Французский дофин, таким образом, с молчаливого согласия своих родителей был лишен права наследовать престол, и были созданы условия для установления двуединой англо-французской монархии. Как удалось достичь этого в столь короткий срок?

Монета: золотой салют (salute) Генриха VI, отчеканенный в Руане. Аверс: гербы Англии и Франции, над ними — сцена Благовещения, изображающая Деву Марию и ангела; реверс: простой крест с геральдической лилией и геральдическими львом, внизу — латинская буква Н

Едва ли можно усомниться том, что триумф Генриха в значительной мере был обусловлен его личными достоинствами. Он был властен и умен, нетерпим к оппозиции, но прям и непреклонен, когда принимал решение. Это чувство власти принесло ему и любовь, и уважение подданных. Он запретил своим солдатам мародерствовать и опустошать вновь завоеванные земли и добился в этом гораздо большего успеха, чем можно было бы ожидать. Генрих проявил определенный талант в командовании: и благодаря уважению, которое питали к нему его люди, он проявил себя как хороший, если не выдающийся военачальник. Однако, преуспев в возвращении утраченного, Генрих оказался менее удачливым, когда пришло время развивать успех. Так, хотя до Азенкура Генрих уступал своему противнику в военном искусстве, он одержал эффектную победу, которая позволила ему отвести свое войско к Кале и продолжить осаду Арфлера. Он в полной мере отдавал себе отчет в том, как велика стратегическая важность Нормандии для безопасности Франции, и планомерное завоевание герцогства, которое он постепенно довел до конца в тылу пограничных постов, установленных между Каном и Мантом и в марках Мэна и Алансона, свидетельствовало о том, что он не выпускал ситуацию на фронте из-под контроля. Наряду с договорами, гарантировавшими нейтралитет герцогов Анжу и Бретани, эти пограничные крепости надежно защищали Нормандию с востока, юга и запада и позволяли Генриху удерживать герцогство в своих руках.

Убийство в 1419 г. Иоанна Бесстрашного, герцога Бургундского, организованное его политическими противниками (из хроники Монстреле)

Однако больше всего Генриху, безусловно, благоприятствовала политическая ситуация во Франции. В то время как он покорял Нормандию, Иоанн Бесстрашный захватил Париж и взял под контроль короля и королеву; однако Иоанн все еще действовал отдельно от англичан, и если бы арманьяки и бургиньоны пришли бы к согласию, история сложилась совершенно иначе. Однако примирение на мосту у Монтеро не состоялось, вместо этого Иоанн Бесстрашный был убит арманьяками (10 сентября 1419 г.), и его сын Филипп Добрый перешел на сторону Генриха V. Именно благодаря их союзу — в большей мере, чем победе при Азенкуре и завоеванию Нормандии — стал возможен договор, заключенный в Труа.

Джон, герцог Бедфорд, в коленопреклоненной позе перед Св. Георгием

Через два года после заключения договора в Труа и Генрих, и Карл VI скончались (Карл покинул этот мир спустя два месяца после своего зятя). Еще ребенком Генрих VI был официально провозглашен королем Англии и, после кончины своего деда, королем Франции. Как того требовал договор, заключенный в Труа, в двух королевствах была установлена двуединая монархия, однако на деле было создано совместное правление бургундцев и англичан. После 1422 г. того французского королевства, которое складывалось в течение столетий, больше не существовало. Отныне было северное англо-французское государство Плантагенетов, Бургундское государство (частично во Франции и наполовину или даже больше, чем наполовину, в Империи) и южное французское государство Валуа. Вплоть до 1435 г. управление северной Францией в качестве регента при Генрихе VI осуществлял герцог Бедфорд, действовавший с Филиппом Добрым, герцогом Бургундии. После того как в 1435 г. их союз был расторгнут, английские владения были сведены до областей северной Франции, занятых английскими войсками, и остатков древнего герцогства Аквитанского. Со временем и эти территории были утрачены в 1453 г., когда власть Карла VII упрочилась; однако только после смерти Карла Смелого в 1477 г. был положен конец бургундскому господству и окончательно восстановлена целостность французского королевства.

Портрет Генриха VI (1422–1461; 1470–1471 гг.) работы неизвестного художника

Достижения Бедфорда в роли регента Генриха VI были, вне всякого сомнения, значительны. Он осознавал важность союза с бургундцами и в течение своей жизни сумел избежать серьезных опасностей, в том числе глупых козней своего брата Хамфри. Управляя северной Францией, он проявил мудрость и с уважением отнесся к местным институтам и кадрам; по-видимому, его усилия по привлечению как можно большего числа приверженцев на сторону двуединой монархии не пропали даром. Однако управление Нормандией и «pais de conquete» (завоеванной областью — той частью долины Сены за границами Нормандии, которая была завоевана Генрихом V до заключения договора в Труа), а в дальнейшем — Анжу и Мэном осуществлялось раздельно с управлением теми областями, которые были получены по договору в Труа (прежде всего, Парижем и Иль-де-Франсом). В первом случае источником власти Бедфорда были завоевания Генриха. Во втором — союз с бургундцами и бургундский государственный переворот 1418 г. Таким образом, хотя Париж и стал бесспорной столицей англо-французского государства, а все центральные правительственные органы (совещательные, судебные, финансовые) продолжали действовать от имени Генриха VI по традиционным схемам, отдельный административный аппарат, размещавшийся в Руане, оставался самым надежным оплотом английской власти. Формально следуя требованиям договора, заключенного в Труа, Бедфорд настолько укрепил англо-французскую администрацию в Нормандии, что даже падение Парижа в 1436 г. не нарушило ее работы.

Филипп Добрый, герцог Бургундский

Почти все правительственные должности в столице занимали бургиньоны. Самым важным был Большой совет, принимавший политические решения и осуществлявший общее руководство всеми ветвями администрации. Хотя членов совета выбирал Бедфорд, за которым оставалось право выносить решения по самым важным вопросам (в частности, связанным с военными делами), большинство из них были бургундскими протеже или приверженцами бургундской партии. Очень часто, когда Бедфорд отлучался из Парижа, совет действовал самостоятельно под руководством канцлеров Жана де Люксембурга и Пьера Кошона.

С другой стороны, хотя некоторые правительственные учреждения в Нормандии, созданные Генрихом V и были упразднены, нормандский совет (теперь называвшийся советом в Нормандии), вопреки условиям договора, заключенного в Труа, стал распоряжаться правительственными и судебными делами, была сохранена отдельная финансовая администрация под управлением главного сборщика податей и возрождены забытые за это время Штаты. В итоге, совет в Нормандии в большей степени, чем Большой совет в Париже, руководил делами герцогства и «pais de conquete» (завоеванной области) и действовал как верховный (sovereign) суд, успешно отказываясь подчиняться юрисдикции парижского парламента. Тем не менее, в составе этого совета заметно преобладали французы, а в местной администрации было проведено четкое различие между гражданскими и военными делами. Так, хотя пятеро бальи всегда были англичанами, их функции в гражданской сфере выполняли виконты, которые в большинстве своем были французами. Первые ведали, главным образом, военными делами, в частности, смотрами войск, вторые отвечали за судопроизводство на местах (включая конфликты между солдатами и мирным населением), созыв Штатов и сбор налогов. Безусловно, примиренческая политика была выгодна и в военном, и финансовом отношении: управлять оккупированной территорией стало бы проще, если бы местное население умерило свое недовольство и было склонно голосовать за расходы по содержанию военных отрядов. Однако представляется вполне очевидным, что Бедфорд стремился путем разумного и справедливого правления обеспечить широкую поддержку двуединой монархии. Сотрудничество местных жителей и свидетельство нормандского хрониста Томы Базена не оставляют ни малейшего сомнения в том, что Бедфорд добился значительных успехов в выполнении своей задачи.

Наряду с этими двумя довольно различными административными системами герцоги Бургундские создали управленческий аппарат для своих теперь весьма обширных владений. Хотя эти многочисленные княжества были собраны вместе посредством наследования, покупки, браков, дипломатии и войн и связаны воедино разнообразными узами, в Бургундском государстве — огромном герцогстве западных областей — формировались централизованные институты по образцу соответствующих учреждений во Франции. Они создавались на основе местных институтов в каждой провинции или насаждались вместо них; однако при Филиппе Добром и Карле Смелом появились действительно централизованные органы управления. До этого в Бургундии в административном плане выделялись три довольно независимых территориальных образования: герцогство и графство Бургундские (первое находилось во Франции, второе — в Империи) вместе с другими южными землями, графство Фландрское и Нидерланды (см. карту III). Однако тенденции к централизации и соответствующие институты существовали в этих областях с самого начала и постепенно приобретали все большее значение.

Итак, хотя положения договора, заключенного в Труа, не соблюдались досконально, управление северной Францией никоим образом не было «англизировано». Скорее, ситуация была как раз противоположной. В годы англо-бургундского соправительства было положено начало тому, что можно было бы назвать англо-французским секретариатом. Французская административная система, во многих отношениях более развитая, чем административная система Плантагенетов, стала оказывать влияние на деятельность англичан, подобно тому как она наложила свой отпечаток на формирование бургундских институтов. Такие секретари, как Жан де Ринель и Лоран Кало, начавшие свою карьеру на бургундской службе, играли важную роль не только в правительственных органах в Париже и Руане, но и в Лондоне. Они владели собственностью в каждом из этих городов и действовали как посредники между подчиненными им управленческими кадрами. В финансовой сфере первый английский систематический бюджетный план был составлен как часть исчерпывающего отчета об общих ресурсах двуединой монархии во Франции и Англии в 1433–1434 гг., и по-видимому, отчасти благодаря французским методам перспективного планирования, которые в эти годы нашли выражение в практике составления «etat general des finances» (общая смета финансов). Даже в сфере военной администрации англичане во многом были обязаны своими достижениями в Нормандии развитию системы смотров и ревизий, сложившейся во французской военной системе в ходе предыдущего столетия и приспособленной к нуждам англичан во время оккупации северной Франции французскими финансовыми чиновниками. Вплоть до 1435 г. и некоторое время спустя двуединая монархия Генриха VI приобретала конкретные очертания в тени разумной, если не всегда искусной, пропаганды. Если бы не лишенный наследства сын Карла VI, это вполне могло бы привести к возникновению устойчивого Англо-Французского государства.

Однако власть Генриха VI была признана только в тех провинциях северной Франции, которые были заняты английскими войсками или находились под контролем Бургундии, и немногочисленными фьефами, прежде всего, Бретанью. На юге Луары, за исключение той части Гиени, которая находилась под контролем англичан, подавляющее большинство населения страны благоволило Арманьякам, и в Бурже было создано временное правительство, во главе с дофином (см. карту IIв). Таким образом, во исполнение договора, заключенного в Труа, еще предстояло подчинить двуединой монархии обширные земли, охватывавшие более половины королевства. Если бы Генрих V прожил дольше, можно полагать, сопротивление его власти было бы сломлено, однако вступление на престол Валуа его одиннадцатимесячного сына вряд ли способствовало упрочению позиций монархии, установленной договором во Франции, где ждали своего часа честолюбивый герцог и лишенный престола сын Карла VI, стоявший на пороге зрелости.

Портрет Карла VII (1422–1461 гг.) работы Жана Фуке

Дофину Карлу почти исполнилось двадцать лет, когда в 1422 г. скончался его отец, однако прошло целых одиннадцать лет, прежде чем после покушения на его хваткого советника Жоржа де ла Тремуйля Карл окончательно освободился от влияния дурных советников и продемонстрировал, что способен быть самостоятельным королем. Но, несмотря на то, что Буржское королевство (как стали называться признавшие его власть земли) превосходило государство Ланкастеров в обширности земель, своему финансовому потенциалу, поддержке со стороны принцев, владевших апанажами, и возможностям гражданских учреждений, все же отсутствие морального духа в верхах, влияние бесчестных чиновников и алчных придворных дофина долгое время создавали препоны для решительных военных действий. Самым слабым местом дофина были его собственные личные качества и качества тех людей, которые состояли при нем советниками или нахлебниками. Карл не был принцем, способным повести за собой людей, отстоять дело, которое считалось давно проигранным, и взять на себя роль вождя, а в дальнейшем — и короля. Тщедушный молодой человек с бледным непривлекательным лицом, он был слаб и физически, и духовно. В отличие от своего деда, Карла V, он не был знатоком человеческой природы, не умел подбирать себе подчиненных и не мог вдохновить своих подданных на преданную службу. Он сомневался в самом себе, в своих сторонниках, даже в своих правах; после смерти отца дофин впал в апатию, из которой его приближенные не замедлили извлечь для себя выгоду. Почти до конца своих дней он не проявлял своих способностей.

Между тем Бедфорд упрочил позиции англичан в Нормандии и долине Сены и присоединил к землям, завоеванным Генрихом V, Анжу и Мэн. И хотя снятие осады с Орлеана в апреле 1429 г., несомненно, было очень важным событием, поскольку не позволило англо-бургундским войскам оттеснить противника дальше к югу, ни это, ни незамедлительно последовавшая коронация дофина в Реймсе 17 июля не поставили под угрозу положение англичан. Англо-бургундское наступление было приостановлено, однако Карл оказался неспособен развить успех. Партизанской войне, начавшейся в северной Франции, недоставало руководства из центра, и сторонники Карла не получили никакой поддержки. Настоящий перелом произошел после смерти Бедфорда (15 сентября 1435 г.) и заключения франко-бургундского соглашения о примирении на собрании в Аррасе (21 сентября 1435 г.).

В чем же тогда заключается роль Жанны д'Арк? История Девы вызвала к жизни столь обширный пласт литературы, отражающей такое количество интерпретаций, что историку трудно и, по-видимому, даже невозможно, оценить ее вклад в освобождение Франции. Он с неизбежностью рискует показаться святотатцем или фанатичным поклонником в зависимости от того, каковы его собственные убеждения и каковы убеждения читателя — не так-то легко понять психологию ее эпохи. Многое о жизни Жанны известно нам из записей, сделанных в ходе двух судебных процессов: после первого судьи инквизиции, по приказу Бедфорда, отправили ее на костер в 1431 г., второй был организован в 1456 г. Карлом VII, чтобы ее реабилитировать. Из них первый представляет большую ценность, поскольку он не грешит суждениями, вынесенными задним числом и (если принять к сведению, что в то время о ней почти ничего не было слышно в большей части Франции и в Англии) является единственным свидетельством современников, имеющимся в нашем распоряжении. Процедура суда была типичной для инквизиции. Соблюдалась полная секретность расследования и сбора свидетельских показаний, относительно которых Жанна оставалась в неведении. У нее не было адвоката, который мог бы защитить ее от повторяющихся допросов, которые проводили сменявшие друг друга следователи. Чтобы заставит ее принять на себя вину и подписать признание, были пущены вход угрозы и ложные обещания. Ее записанные ответы с поразительной ясностью рисуют образ крестьянской девушки, обладающей незаурядным умом и здравым смыслом, невозмутимой верой, фанатической преданностью своему королю и убежденной в справедливости своего дела. В ее словах чувствуется тот пыл, который ей удалось вдохнуть в сердца своих товарищей по оружию; однако этот пыл едва ли вышел за пределы узкого круга близких к ней людей. За границами региона Луары она была относительно неизвестна. И враги отнюдь не были лучше осведомлены о ее эпопее: английские хронисты почти не упоминают о Жанне, и так как Бедфорд не позаботился объявить о приговоре суда на всей территории, признававшей двуединую монархию, можно предположить, что Жанна не нанесла серьезного урона моральному духу англичан.

Во время снятия осады с Орлеана Жанна была всего лишь семнадцатилетней девушкой и, как сама признавалась, не разбиралась в военном деле. Хотя она добилась несомненного влияния на войска, возглавляла их не она. Командование осуществляли Дюнуа, Алансон и Ришмон. Более того, к моменту ее появления на сцене Орлеан находился в осаде шесть месяцев, и положение в английском лагере уже стало ухудшаться. Нехватка людей не позволяла осуществить полную блокаду города, а трудности с поставками продовольствия вели к болезням и дезертирству в рядах осаждавших. И все-таки загадка остается: как неприметная крестьянская — девушка из Домреми, деревни на восточной окраине королевства, окруженной землями, находившимися под властью Бургундии, сумела убедить в правоте своей миссии всех, к кому она обращалась, и в конечном счете уговорить дофина позволить ей сыграть главную роль в освобождении Орлеана и короновать его в Реймсе. Мы можем сколько угодно считать Жанну безумной, умственно неполноценной, фантазеркой или даже лгуньей. Ее же современники хотели знать только одно: была она послана Богом или дьяволом. Были ли ее «голоса» подлинными — несущественно. Факт в том, что множество людей были готовы признать ее миссию божественной, либо по убеждению, либо ради пользы дела. Могущество Жанны проистекало из доверчивости ее века, и ее мученический конец проистекал из источника ее же силы.

Портрет кардинала Альбергати работы Яна ван Эйка

Большее значение в долгосрочной перспективе имели переговоры, проходившие между арманьяками и Филиппом Добрым. Временные перемирия были заключены с герцогом в 1421 и 1423 гг., и французское наступление 1429–1430 гг. заставило его проявить осторожность. Смерть сестры Филиппа Анны в 1432 г. ослабила влияние Бедфорда, женившегося на ней в 1423 г. Заключение союза между Карлом и императором означало возникновение угрозы для Бургундии на севере и востоке. Между 1430 и 1433 гг. Никколо Альбергати, папский легат во Франции, предпринимал активные действия по подготовке к перемирию в обоих лагерях. В 1344 г. Базельский собор и папа Евгений IV признали Карла законным королем Франции, тем самым косвенно аннулировав договор в Труа. Переговоры об общем соглашении с Бургундией начались в Невере в начале 1435 г. и осенью на большом международном мирном съезде в Аррасе было достигнуто соглашение о примирении между Карлом и бургундцами.

После этого главным предметом обсуждения оставался вопрос о суверенитете. Англичане не могли отречься от французской короны, они отказались владеть землями во Франции на условиях оммажа и предпочитали затягивать обсуждение общего соглашения. Бедфорд не присутствовал на переговорах, и только после его смерти и отъезда английских посланников Филипп Добрый согласился признать Карла VII королем Франции. Герцогу Филиппу было необходимо, чтобы мирные переговоры потерпели неудачу до того, как он отречется от договора, заключенного в Труа, и с этой целью кардинал Альбергати был уполномочен освободить его от клятвы соблюдать условия этого договора, принесенной Филиппом в 1420 г. Вслед за тем Карл VII пошел на значительные уступки Бургундии. Филипп получил от него в дар земли, приобретенные им у Бедфорда, города на Сомме в благодарность за примирение, освобождение от принесения оммажа в течение его жизни и извинения Карла за убийство Иоанна Бесстрашного при Монтеро. В дополнение к этому Карл разорвал свой союз с императором. Позиции англичан тотчас же ослабли. С 13 апреля они уходят из Парижа, и к 1444 г., когда в Туре было заключено перемирие, в северной Франции под властью двуединой монархии оставались только Нормандия и часть Мэна.

Изображение кардинала Бофора (ум 1449 г.) в его заупокойной часовне в Винчестерском соборе

В то же время постепенно ухудшалась политическая ситуация в Англии. Пока Генрих VI не достиг совершеннолетия (1422–1437 гг.), управление страной осуществлял регентский совет под протекторатом брата покойного короля, Хамфри, герцога Глостера. Борьба за власть шла между Глостером и сводным братом его отца, кардиналом Генрихом Бофором, и совет разделился на враждующие фракции. Разногласия обострились в 1435 г. в связи с разрывом союза с бургундцами и смертью Бедфорда. Проблема французских владений английской короны стала главным политическим вопросом, и поскольку не был назначен новый регент Франции, он должен был решаться в Вестминстере. Разногласия по поводу французской политики, таким образом, усугубили и без того опасный раскол в совете. Глостер требовал войны, тогда как Бофор склонялся к миру. Когда в 1437 г. Генрих VI принял на себя руководство делами королевства, то последствия этого были катастрофическими, поскольку он совершенно не подходил для выполнения задач, стоявших в то время перед королем. Он был хорошим человеком, благочестивым и добросердечным, не способным питать вражду. Ему нравилось доставлять удовольствие своим приближенным. Его пожертвования на Итон и Королевский колледж (Кингз-Колледж) свидетельствуют о том, что он был щедрым благотворителем, но он не обладал хитростью и коварством, необходимыми для того, чтобы соответствовать политической ситуации своего времени. Таким образом, после 1437 г. искушение добиться благосклонности короля одерживало верх над любыми доводами для совместных действий, возникавшими в совете. Совещательное управление уступило место куриальному, и король на протяжении подобия своего правления пребывал во власти фаворитов и советников, самым влиятельным из которых был Бофор (до его ухода из активной политики в 1443 г.), затем герцоги Саффолк и Сомерсет и королева, которая полностью подчинила себе Генриха после их свадьбы в 1444 г. Все эти фракции проводили мирную политику, и как следствие, сформировалась оппозиционная партия во главе с лордами совета, которые оказались отстранены от дел; они приняли сторону войны.

Портрет Джона, VI лорда Тальбота (ум. 1453 г.)

В ходе подготовки к заключению мира на повестке стояли два основных вопроса: освобождение герцога Орлеанского (находившегося в заключении в Англии со времени его пленения при Азенкуре) и брак Генриха с французской принцессой. В 1444 г. Саффолк получил дипломатическое поручение устроить помолвку Генриха с Маргаритой Анжуйской, племянницей Карла VIII. О том, что он ожидал решительного противодействия в Англии, свидетельствует тот факт, что Саффолк согласился взять на себя это поручение только после того, как получил гарантии от совета, включая Глостера, что он не будет нести ответственности за результат посольства. Драма конца 1390-х гг. была разыграна еще раз, однако в этом случае действия продолжались дольше, а эпилог оказался более трагическим. В итоге за браком Генриха, как и браком Ричарда II, последовал не мир, но заключение перемирия. Более того, французы в качестве одного из пунктов соглашения потребовали уступить им Мэн, где в укрепленных замках находились самые многочисленные пограничные гарнизоны, обеспечивавшие безопасность Нормандии. Под давлением Маргариты, которая была честолюбива, деятельна, и не имела ни малейшего представления об интересах и делах Англии, Генрих дал свое согласие. Это противоречило всей политике Саффолка, заключавшейся в проведении мирных переговоров с позиции силы; но он был вынужден смириться, в противном случае ему угрожала опала. Недовольство отказом от Мэна стремительно возрастало и все больше выражалось в недоверии к иностранцам. Глостер, как и его тезка в 1390-х в связи с предложением уступить Кале и сдать Брест, разжигал ксенофобию. После его смерти в 1446 г. во главе оппозиции встал Ричард Йоркский, и вплоть до 1448 г. английские капитаны в Мэне отказывались сдавать крепости, находившиеся под их командованием. Однако это не принесло никаких результатов. В следующем году Турское перемирие было нарушено, войска Карла VII вторглись в Нормандию и вновь овладели ей в ходе стремительного наступления. В Гиени Карл столкнулся с решительным сопротивлением гасконцев, которые, прекрасно осознавая свои экономические и политические интересы и преимущества взимаемых с них сравнительно низких налогов, оставались верными английской короне. Хотя Бордо был захвачен французами в 1451 г., проанглийское восстание послужило поводом для высадки в герцогстве освободительного корпуса под командованием опытного воина Джона Тальбота, графа Шрусбери. Однако после его поражения и гибели в битве при Кастийоне (находившемся на Дордони в тридцати милях вверх по течению от Бордо) 17 июля 1453 г. трехвековой связи Гиени с английской короной был положен конец. Гиень, как показало время, была безвозвратно утрачена. От владений Плантагенетов во Франции остались только Кале и Нормандские острова.

Достижения Карла VII были колоссальны, но при этом неравномерны. Ему не удалось развить наступление в 1429–1430 гг., и он не смог ничего извлечь из своей великой дипломатической победы 1435 г. Однако перемирие 1444 г. позволило ему осуществить масштабную реорганизацию финансовой и военной сферы, подобную той, которую провел его дед в годы после мира Бретиньи.

Отвоевание Нормандии и подчинение Гиени были осуществлены благодаря усовершенствованию механизма налогообложения, заслугам крупного купца и финансиста Жака Кера и созданию постоянной армии. Они также стали возможны благодаря все возраставшей несостоятельности ланкастерской монархии, равно как и усилению политических междоусобиц в Англии: оба эти обстоятельства позволили Карлу усовершенствовать и скоординировать военную политику. За поражением Тальбота при Кастийоне последовали первые месяцы безумия Генриха VI, а 13 октября Маргарита Анжуйская произвела на свет сына Эдуарда. Эти три события в их совокупности положили конец миру в Англии. Слабость правительства уже привела к нарушению закона и порядка в провинциях Англии, и в последующие годы локальные войны между магнатами и борьба за центральную власть активизировались в связи с утратой английских владений во Франции и завершились гражданской войной.