— Потому что он не закрывается, насколько я понимаю.

Она перекладывает беспроводный телефон к другому уху, придерживая его плечом, при этом поднимая Эмму и проверяя ее штанишки. У младшей дочери идет первая неделя носки сменных штанишек без подгузников, и ей приходится постоянно проверять, не случилось ли чего. Квартира забита, она слишком мала для женщины с тремя маленькими дочерьми, но куда же им деваться?

— В смысле, он немного закрывается, но полностью не перекрывает воду. Да не надо больше проверять, я уже десять раз пробовала. Ну, хорошо, не вешайте трубку, — она не хочет, чтобы сантехник вешал трубку, потому что дозванивалась до него три дня кряду.

Энджи сажает ребенка, откладывает телефон и снова пробует кран. Кран издает жуткий воющий звук, похожий на звук шин по мокрой щебенке, но не закрывается. Вода закручивается над коленом трубы, тихо вибрируя, так, как будто в трубу попало что-то металлическое — например, вилка.

Энджи снова берется за телефон.

— Ну, естественно, я не хочу, чтобы она постоянно текла — у меня же расходуется горячая вода. Нет, я не знаю, что это еще за звук, они никак не связаны.

Она проверяет, нет ли в кухне детей, взгляд ее охватывает кухню, как движущийся прожектор во дворе тюрьмы. Эмма сидит на полу, загипнотизированная сплетением металлических нитей в кухонной мочалке. Виктория — за столом, тихо раскрашивает рождественскую звезду, ее бледные ножки барабанят по стулу. Мелани помогает мамочке со стиркой: это упражнение заключается в том, что она вынимает из стиральной машины чистые мокрые полотенца и сваливает их в миску с кошачьим кормом. Энджи не планировала называть детей в честь участниц группы Spice Girls, но после того как умер Джон, никто не обратил на это ее внимание, а потом — она была так растеряна, что решила сидеть тихо и не поднимать этот вопрос.

Кухня выкрашена в веселенький желтый цвет, но веселье потихоньку начинает шелушиться, и кухню уже пора ремонтировать. Дебил диджей треплется но радио, несет что-то о том, что Санта-Клаус — пришелец, но приемник находится слишком далеко, и из кухни его не выключишь. Наверху кто-то что-то забивает в стену молотком. Энджи убирает с глаз выбившуюся прядь светлых волос и смотрит на розетку:

— Я же вам только что сказала: то, что там лязгает, не имеет никакого отношения к стиральной машине, наверное, ребенок что-то засунул… нет, мне надо, чтобы вы устранили течь. Мне нужно наполнять ванну, и я уже устала кипятить чайники, и — да, я знаю, какое сегодня число, но когда вы все-таки смогли бы прийти?

Мелани тащит мокрые полотенца по полу, но они запутались в кошачьей кормушке, кормушка переворачивается, вода и грязное студенистое мясо оказываются на кафеле пола. Энджи выхватывает у нее полотенца и чуть не роняет трубку; в ухе у нее звучит сигнал того, что у нее на проводе вторая линия.

— Я вам перезвоню. Дайте номер вашего мобильного.

Она бросает полотенца в угол — их придется перестирывать — и берет карандаш из набора Виктории, отчего девочка начинает раздраженно визжать. Красным карандашом Энджи записывает номер в углу белого прилавка рядом с мойкой и отвечает на следующий звонок:

— Люси? Нет, конечно, нет, я даже не хочу думать о том, чтобы опять с кем-нибудь встречаться, это был сантехник. Ну, это потому что я долго ждала ответа. У меня нет горячей воды, а он говорит, что у него сломался фургон, плюс еще Рождество, и поэтому везде пробки. Лучше бы они признались, что набрали слишком много заказов, чем пытались вызвать у клиентов сочувствие… ты что, плачешь?!

Ее старшая сестра часто плачет. Она вообще существует только в двух состояниях — слез или радости, оба они граничат с истерикой. «Люси не везет с мужчинами», — так описывает эту ситуацию их мать. Эта фраза означает, что сорокадвухлетняя Люси, крупная и паникующая по поводу своего репродуктивного возраста, любит мужчин так отчаянно, что кажется, будто из помещения, в котором она находится, откачали весь воздух, и ее партнеры вынуждены бежать — просто чтобы начать дышать снова.

— Почему? Что он тебе сделал? Угу, я слушаю, говори.

Энджи запихивает карандаш обратно в коробку, принадлежащую средней дочери, чтобы та перестала визжать. Она пытается сконцентрироваться на проблемах Люси, но они всегда одинаковы, и их разговоры упорно ходят по кругу. Слушая сестру, она наблюдает за маленькой Эммой. Эмма ее беспокоит: она реагирует на вещи не так, как должна бы, и сидит она слишком смирно. Педиатр говорит, что надо подождать еще несколько недель, прежде чем отправляться делать анализы, но…

— Да, я здесь, здесь. Возможно, ему нужна передышка, ну, знаешь, немного личного пространства. Да нет же, он не бросит тебя. Возможно, он будет просто рад, если…

Звонит мобильный телефон. Он поставлен на режим «звонок и вибрация», и резонирует так активно, что летит по столу, готовясь упасть; Энджи еле-еле успевает подхватить его в полете.

— Люси, давай я тебе перезвоню. Пять минут, обещаю. Сделай себе чаю и положи в него меда «Манука».

Меняя возле уха телефоны, она смотрит под раковину. Вода льется из белого пластикового колена на коробки с чистящими средствами.

— Мамочка, — Мелани указывает на свой нос. Из него во все стороны торчат сосновые иглы.

— Как ты это сделала?

— Я заглянула в дерево. А что мне теперь делать?

— Вы должны переодеться, обе. — Но приходящей няни еще нет, поэтому она сдается: — Ну, хорошо, можете помочь мне вытереть воду. — Она вручает Мелани губку и снова обращает свое внимание на телефон.

— Миссис Ривз?

— Кто это?

— Миссис Анджела Ривз?

— Да, кто говорит?

— Я был с вашим мужем Джоном.

— О, — ее голос прерывается. Она ждет продолжения и смотрит на Мелани, которая берется за поручение с огромной серьезностью.

— Погибнуть при исполнении обязанностей так, как он, — это достойно.

— Он преследовал угонщика машины. А парень стоял на своем. У него был железный лом.

Пятнадцать месяцев назад. Неужели действительно прошло уже столько времени?

— Наверняка он не оставил вам больших денег. Она внезапно осознает, что звонок ее беспокоит:

— Как вы сказали, вас зовут?

— Я тот человек, которого арестовал ваш муж. Резко звонит домашний телефон, она подпрыгивает.

Она не может подойти прямо сейчас. Это либо Люси, либо сантехник, и сантехнику она может перезвонить. Она смотрит на раковину, с которой Мелани только что тщательно стерла номер телефона его мобильного.

— О, Мел! Посмотри, что ты наделала!

Номера нет. На домашний телефон после сантехника звонила Люси, так что Энджи не может просто нажать кнопку «Перезвонить». Домашний телефон перестает звонить.

— Что вы сказали? — говорит она в мобильный.

— Он арестовал меня, а я его ударил.

— Откуда у вас мой телефон?

— Я ударил его, и он просто упал. Но вы это знаете. Вы все время были в суде. Я за вами наблюдал.

Вздрогнув, она захлопывает мобильный и кидает его на кухонный стол. Эмма несется вперед, как это делают только дети, странно задрав руки вверх и с восторгом уставившись вниз, как будто балансирует на верхушке холма. Энджи сгребает ее в охапку, потому что Эмма направлялась прямо к мокрому участку пола возле стиральной машины, а там повсюду накидан кошачий корм. Кошка прокладывает путь между детьми, пытаясь лизать пол. Виктория вырезает звезды из большого листа цветной бумаги, но ведь ножницами ей пользоваться запрещено, так чем же она вырезает?

— Вики, покажи мне вторую руку.

Звонит домашний телефон, и Энджи подсовывает его под ухо, приближаясь к старшей дочери.

— Один, восемь-восемь, пять. Что? Вы с ней говорите. Подождите.

Голос у нее в ухе продолжает звучать, читая что-то по бумажке. Она немедленно понимает, что это «холодный звонок».

— Стойте, это ведь холодный звонок, так? Послушайте, я понимаю, что вы просто делаете свою работу, но это вторжение в мою личную жизнь, так что я кладу трубку, чтобы не тратить ни мое, ни ваше время. — Как только она кладет трубку, телефон звонит снова.

— Люси, я же сказала, что перезвоню, — она вытаскивает из ящика с инструментами раздвижной гаечный ключ и прилаживает его под раковиной, захватывая винт, удерживающий кран. При этом она старается не уронить телефон в воду. Наверху стучат молотком в стену с удвоенной силой. — Просто у меня сейчас свои проблемы, вот и все.

Это мягко сказано: вообще-то она должна быть на работе. Сочельник — время суматошное, а няня все никак не идет. Энджи опаздывает уже на час. Она тщательно избегает упоминания звонка, который приняла на мобильный телефон. Как у многих других полицейских, у Джона тоже были враги. Это входило в его работу.

— Нет, я уверена, что он не имел это в виду. Мужчины умеют быть очень жестокими в какие-то моменты. Я не думаю, что он действительно хочет разрыва.

Хотелось бы ей поверить своим собственным словам. Возлюбленный Люси был с ней целых десять месяцев, и теперь страстно стремится на свободу. Но Люси этого лучше не знать. Это все равно что указывать дальтонику на ярко-красный узор и надеяться, что тот определит цвет. Сестра снова плачет — ее рыдания мощны и отрывисты: она жалеет себя. Энджи так и видит, как она сидит на краю кровати, покрытой розовым покрывалом в окружении больших плюшевых игрушек, от которых у мужчин начинаются судороги.

— Люси, я должна идти, правда, — слушая сестру, она пытается отобрать у Виктории режущий инструмент. Где, черт возьми, она добыла ножницы? Корзинка с шитьем стоит в гостиной, но это означает, что она тайком притащила ножницы в кухню; Энджи необходимо отобрать их у нее. Ее правая рука по-прежнему сжимает гаечный ключ. Ключ соскальзывает с зазубренного основания крана и ударяет ее по костяшкам пальцев. Из радиоприемника доносится ужасающий, режущий уши звук, за которым несется гогот диджея, вопрошающего: «Разве вы когда-нибудь слышали звук ужаснее этого?!»

Она налегает на гаечный ключ всей ладонью, и гайка сдвигается, освобождая кран с места крепления на раковине. Из отверстия вырывается яростный полуметровый фонтан воды, окатывающий все вокруг. За спиной Энджи две старшие дочери издают возглас восторга и ужаса. Даже Эмма поднимает взгляд и улыбается. Мобильный звонит, и Энджи хватает его, моля Бога, чтобы в нем прозвучал голос сантехника.

— Не вешайте трубку.

Это опять тот, кто напал на ее мужа. Она должна позвонить в отделение по прямому номеру, если что-то о нем узнает, — куда она задевала клочок бумажки с телефоном?.. Дети танцуют под струей брызжущей воды, а по радио диджей тем временем экспериментирует с новыми раздражающими звуками.

— Я отсутствовал почти два года. Я всего лишь ударил его.

— Я помню. Я была в суде.

У Джона была сломана рука, но из-за того, что нападение было таким неожиданным, он поскользнулся в мокром от дождя переулке. Коронер сказал, что у него случилось прободение позвоночной вены в области шейного отдела спинного мозга. Он погиб в результате падения. Они обнаружили, что он перед этим пил. Несколько кружек пива с друзьями — был чей-то день рождения. Алкоголь способствует большей уязвимости сосудов, повышает вероятность разрывов. Вор отделался легко. Его мать ударила Энджи по лицу в коридоре суда. Вся семья Джона была покрыта позором. Все считали, что причиной смерти Джона было то, что он пил на посту, а не то, что какой-то придурок стукнул его ломом.

— Вы были беременны. Я помню выражение вашего лица, когда читали приговор.

— Я тоже вас помню, — держа телефон подбородком, она пытается отодвинуть Мелани от фонтана воды. — Положите лучше трубку сами, пока я снова не прервала разговор.

Она хватает сковороду из мойки, разворачивает ее над фонтаном и упирает ручку в стенку, закрепляя сковороду под краном. Девочки разочарованно мычат.

— Я нахожусь в вашем районе. Что за убогое местечко… Он ведь вам не оставил никакой особой пенсии, да? Я бы хотел зайти и выразить свое уважение.

— Не вздумайте приходить! — кричит она.

— Я заплатил по счетам. Я приличный человек, не как вся эта публика из вашей округи. Буду у вас через минуту.

Энджи швыряет мобильный и пытается шлепнуть Мелани по попе, но девочка кидается прочь. Теперь, когда драма вокруг раковины улеглась, Виктория возвращается к столу с ножницами в руке. Мелани принимается тянуть за спинку стула, на котором сидит ее сестра.

Энджи видит, чем это кончится еще до того, как все происходит, но сделать ничего не может: стул кренится назад и обрушивается вместе с Викторией; раздается крик боли, сопровождаемый криком самой Энджи, которая тянется за девочками. Кошка с воем отпрыгивает в сторону. Энджи растаскивает дочерей, пытаясь отыскать ножницы. Острие их успело воткнуться в предплечье Виктории. Порез неглубокий, но обе девочки в молчаливом шоке смотрят на алые капли крови на белой коже.

— Аптечку, сюда, быстро, — первый раз в жизни Мелани делает то, что ей сказали. Виктория принимается хныкать. Энджи насухо промокает порез и как раз начинает накладывать пластырь, когда звонит домашний телефон.

— Нет, я не бросала трубку, Люси, я уронила телефон. Слушай, окажи любезность: няня пока не появилась, ты не могла бы ей позвонить от моего имени? Потому что у меня тут сейчас три голодных ребенка, и Вики порезалась, и… это не «я сама виновата», что у меня дети, как ты выражаешься, я всего лишь прошу тебя сделать один несчастный звонок. Боже, я ведь слушаю тебя все время и не жалуюсь… — она говорит с пустотой. Люси в бешенстве бросила трубку. Она думает, что все специально делают все возможное, чтобы причинить ей боль.

Вода больше не течет из раковины. Теперь она достигла ее края, вытекает наружу и льется на пол, где сидит Эмма.

— О, черт!

Энджи резко дергает ребенка вверх, но она опоздала — Эмма уже промокла. По радио диджей говорит: «Тони из Кройдона только что прислал свой ужасный звук». Острие ножа скрипит по фарфоровой тарелке, звук усилен в тысячу раз. Мелани наматывает пластырь вокруг руки Виктории; рука синеет. Кошка лижет воду, текущую по кафельному полу.

— Ты перекроешь ей ток крови! — кричит Энджи. — Сейчас же размотай ей руку, и делай это медленно. Виктория, не сиди как чучело, останови свою сестру.

Энджи всегда была хладнокровна. Она не любит публично демонстрировать свои эмоции. Она не плакала на похоронах, потому что была слишком занята планом организации стоянки для машин. Она так до сих пор и не плакала. По мнению ее родителей, она бесчувственная. Она не бесчувственная: она просто разбирается, вместо того чтобы разваливаться на части.

— Что я тебе говорила про ножницы? Ну, вот ты и увидела, какие они острые. — Она выхватывает ножницы у Мелани и кидает их в угол комнаты.

Сковорода позади нее соскальзывает с основания крана, и гейзер возобновляет свою работу; напор воды высок. Энджи хватает сковороду, а вода тем временем выстреливает в одну из лампочек под кухонным шкафом, лампочка с хлопком взрывается, и острые осколки разбитого стекла летят повсюду.

— Никому не двигаться, — мрачно предупреждает Энджи, вытянув вперед сковороду.

Домашний телефон снова начинает звонить. Ди-джей на радио проигрывает самый раздражающий звук во всей стране. Эмма принимается плакать. Звонят в дверь. Молоток наверху стучит еще громче.

В три шага Энджи приближается к входной двери. Она распахивает ее.

Перед ней стоит упитанный человек со знакомой татуировкой на шее.

— Ну и как же вы тут справляетесь совсем одна? — говорит он, нахально шагая в прихожую.

— Я разбираюсь, — объясняет она сквозь сжатые зубы, бросая взгляд назад, на детей. Эмма под столом сжимает кошку. Мелани наматывает пластырь на голову Виктории, прижимая ей нос.

— Думаю, настало время платить по счетам, — он смотрит мимо нее на детей, как будто пачкая их своим взглядом. Он балансирует на кончиках кроссовок и тянется за чем-то в карман. Почти не думая, Энджи обеими руками заносит тяжелую сковороду. Сковорода издает картонный звук бьющего гонга, встречаясь с его лицом. Широко раскрыв глаза и рот, он валится назад в коридор и обрушивается без сознания у стены.

— Я же сказала, что разбираюсь! — кричит она, глядя, как он лежит там под дождем. Она пинает его ноги, убирая их от своего порога, и захлопывает дверь.

— Виктория, забери у Эммы кошку, — говорит она сосредоточенно, — положи пластырь обратно в аптечку и иди переодеваться. — У нее в голове появляется список, и возле каждого пункта стоит квадратик, в котором надо поставить галочку. Отменить приход няни, позвонить сантехнику, одеть детей, позвонить сестре, позвонить на работу и сказать, что она не придет, а проведет Сочельник со своими девочками.

Энджи смотрит из кухонного окна на стену дождя, на мужчину, который лежит на площадке, и, трясясь, добавляет еще один пункт внизу списка.

Бледное неподвижное тело обмывает дождем. В заднем кармане его джинсов лежит чек, выписанный на имя Энджи, по которому уже никто не получит деньги. Это улика, которая подтвердит то, что на жену полицейского не нападали, и чек создаст еще одну ситуацию, с которой ей придется разбираться. Энджи уже может это сделать. Она может сделать все.