– Меня оскорбляет сама постановка вопроса, – ощетинился Бенджамен Вулф. Пытаясь изобразить оскорбленную невинность, он выглядел еще подозрительнее, чем обычно. – Я представляю интересы огромного числа людей творческих профессий.

– Я не утверждаю, что вы как-то связаны с их смертью, хотя, как ни странно, вас никто не видел в тот момент, когда Сенешаля проткнуло, – оборвал его Брайант. – Слишком уж вы обидчивы для агента.

– Не у всех нас шкура как у носорогов, мистер Брайант.

– У скольких еще актеров компании вы являетесь агентом?

– Ну, у многих.

– Точнее, у скольких?

Вулф попытался прикинуться несмышленым младенцем – впрочем, вполне безуспешно.

– Мне надо посчитать, и я вам скажу.

Детективы засели в офисе компании и допрашивали всех, кто находился в зрительном зале в момент смерти Шарля Сенешаля.

– Вы заключали нечто вроде особой сделки с теми членами труппы, чьи интересы представляли? – спросил Брайант.

– Что-то вроде этого. – Вулф пригладил пальцем редкие усики.

– Вы со всеми ними на дружеской ноге? К примеру, насколько вы были близки с мисс Капистранией и мистером Сенешалем?

– Я держусь на подобающей дистанции со всеми своими клиентами. Появляюсь тогда, когда они во мне нуждаются. Советую и поддерживаю, выслушиваю их проблемы, не более того.

– Но ведь эта работа занимает все двадцать четыре часа, не так ли? Вы отвечаете на их звонки, когда они ночью приходят из театра, выводите из стресса, вселяете в них уверенность?

– Безусловно. За это и платят театральным агентам.

– А вы в курсе их личной жизни? С кем они поддерживали наиболее близкие отношения, с кем имели амурные связи?

– Одни откровенничают, другие нет. Я не сую нос в чужие дела, если вы это имеете в виду. Понятно, что артистам необходимо чем-то поделиться.

– А чем была вынуждена поделиться с вами Таня Капистрания?

– Имейте в виду, у нее практически не было друзей в Англии. Она говорила мне, что встречается с кем-то из труппы. О Шарле мне было известно лишь, что он женат и имеет квартиру в Париже. Его жена и сын вот-вот должны сюда подъехать.

– Значит, у мисс Капистрании был роман, а у Шарля не было. – Брайант втянул воздух, сильно затянувшись трубкой, чтобы она не погасла.

– Насколько мне известно, и у него мог быть. Когда готовится постановка, исполнители очень тесно связаны друг с другом. Между ними завязываются интрижки, которые длятся до тех пор, пока они вместе работают.

– Не угодно ли вам назвать имя мужчины, с которым встречалась мисс Капистрания?

– Полагаю, сейчас это не нанесет никакого вреда юной леди, – вздохнул Бенджамен. – Но вы не должны меня выдавать. Это был Джеффри Уиттейкер.

– Помощник режиссера? – удивился Брайант. Он не похож на человека, способного на пылкую любовь.

– Ну, у него это не первый случай. Его хорошо знает бригада Пикадилли. – Он имел в виду группу проституток, промышлявших вокруг Серкус и откровенно пристававших к отпускникам в форме.

– Для ловеласа он несколько староват. А как насчет мисс Капистрании?

– Таня славилась своим высокомерным отношением к коллегам. Она была помешана на успехе. Обычная история, ее с ранних лет подталкивала вверх семья. Никто о ней доброго слова не скажет.

– А о Шарле Сенешале?

– Наоборот. Все считают… считали его хорошим малым. Прежде исполнял все три баритональные партии, классный профессионал и виртуозный певец.

– Понятно. А что вы скажете об остальных, кто там был, когда это случилось? Гарри – как его фамилия, Каупер? И Коринна Беттс?

– Коринна встречается с одним из пастушков. С парнем из хора. Думаю, это не более чем эпизодическая связь. А Гарри – он из породы холостяков. Давайте закончим на этом.

– Итак, по исходным данным, мы имеем несколько амурных историй. Можно ли предположить, что Гарри шантажировали?

– Полагаю, риск всегда есть, но театр безопаснее других заведений. За пределами «Паласа» меня без конца спрашивают, не гастролер ли я, играющий на калипсо. А в театре всем плевать на мой цвет кожи. Почему вас это интересует?

– Глобус мог упасть и не случайно, ведь так?

– О, понятно. Гарри в труппе любят. В театре часто встречается такой, как он: прирожденная нянька для окружающих. Носится со всеми, стараясь ублажить. Льстит больному самолюбию. Коринна любит попрепираться, но не думаю, что у нее есть какие-то реальные враги. Пару недель назад несколько членов труппы ходили смотреть ее комедийную интермедию в кафе «Париж», так она после угостила всех выпивкой. И приобрела много друзей.

– Таким образом, между обоими происшествиями нет ничего общего, не считая того, что вы представляли интересы как мисс Капистрании, так и мистера Сенешаля.

– Хотелось бы напомнить, что в этой ситуации больше всех пострадал я. – Вулф предпринял еще одну попытку выставить себя потерпевшей стороной, но с таким видом, будто страдает изжогой. – Они были больше, нежели просто клиентами. Они были вложением капитала.

– Я бы сказал, что сейчас все рискуют потерять свои капиталы, вы так не считаете?

– Нет, – ответил Вулф, – я бы так не сказал. Разве вы не в курсе, что работа над спектаклем продолжается?

– Если у меня будет повод предположить, что жизнь кого-либо из труппы под угрозой, я не остановлюсь перед тем, чтобы его закрыть.

– А вы не слишком молоды для подобных полномочий? – встревоженно поинтересовался Вулф.

– Трудно сказать, – покачал головой Брайант, махнув трубкой, – но было бы интересно это выяснить. Мне нужно все разложить по полочкам. В момент, когда глобус отправился в свободный полет, на сцене находились четыре человека: мистер Сенешаль, мисс Беттс, мисс Уинтер и мистер Каупер. Мистер Мэк стоял в отдалении, за кулисами, мисс Пароль разговаривала в партере с мистером Уиттейкером, мисс Пени, миссис Твейт и мистер Варисич направлялись к двери в проходе. Стэн Лоу дежурил у двери на сцену, а вы находились в билетной кассе у входа. Чем вы занимались до того, как прозвучала сирена?

Бенджамен на секунду задумался.

– Разговаривал с Элспет. Я ушел из зала, но потом услышал крики и побежал назад.

– Известно ли вам, находился еще кто-то рядом со сценой или в партере?

– По-моему, нет… подождите, в оркестровой яме по-прежнему сидел Антон. Ева и Оливия, выходя, о чем-то спорили, видимо о платье, значит, должны были находиться поблизости.

– Как вы полагаете, насколько вероятно, что кто-то из них мог забраться на мостик и подрезать трос?

– Не могу представить, каким образом, – вмешался Мэй. – Мостик хорошо видно со сцены.

– Значит, есть еще кто-то, кого мы не учли, – ответил Брайант, ударив по плечу своего напарника. – Кто-то еще находился в театре. Наверху, в темноте.