В Нью-Йорке 5 июля празднуют День Канталупы. Город заполнен туристами, большинство из которых направляется на Бликер-стрит, где и проводятся торжества. Я раздумывал, не пойти ли и мне туда вместо того, чтобы принять рюмочку-другую у Огилви. Но я не был уверен, что это станет достойным завершением дня. Ибо пятое июля стало тем самым днем, когда «Их было десять» впервые выходили в эфир, представляя миру новый отличный продукт от «Мира Нанотехнологий».

Со времен съемки мы жили в напряженном ожидании. В тот день, после взбучки, полученной от Дьяволов, Норман Дрейн оказался не в состоянии продолжать работу. Впрочем, он честно пытался играть дальше, поскольку — по его же собственным словам — являлся профессионалом, который в состоянии совладать с собой, как бы худо ему ни пришлось.

К сожалению, выбитые зубы, кровоточащий нос, сломанные ребра, исцарапанное лицо и поврежденная мошонка говорили обратное. Едва закончив свою прочувствованную речь, Норман Дрейн потерял сознание и рухнул на пол. После этого он наконец-то получил свои долгожданные аплодисменты, хотя оказался не в состоянии их услышать. Дьяволы стояли вокруг, стряхивая пыль с курток, указывая на Дрейна и хихикая над делом своих рук.

Чарли Анджелес велел кому-то из персонала посидеть возле неподвижного тела Дрейна и дать нам знать, если он придет в себя. Затем режиссер созвал производственное совещание. Мы обсуждали различные варианты действий и в конечном итоге сошлись на том, что следует закончить съемку, используя Кэси, как дублера Нормана Дрейна. А в процессе редактирования мы предполагали использовать компьютерную обработку, дабы придать Кэси вид Нормана.

Также решили, что нам необходим костюм, в который был одет Дрейн во время драки — ради сохранения подлинности. Мы отправили за ним несколько человек из персонала, а Хонникер тем временем вызывала «скорую помощь».

— Эй, Боддеккер, глянь-ка сюда, — сказал Депп, демонстрируя мне костюм. — Пятна просто отличные. И все же мы не сможем использоваться этот костюм в окончательной версии ролика. Посмотри.

Я посмотрел. Помимо крови, краски, мочи и грязи, на ткани виднелись разрывы, потертости и вытянутые нитки.

— О, — протянул Чарли Анджелес, созерцая костюм. — К сожалению, он действительно не годится для финальной сцены.

— Может быть, сделаем несколько снимков — спереди и сзади? — спросил я. — А при компьютерной обработке наложим эти пятна на чистый пиджак?

Анджелес кивнул.

— Вообще-то мы обязаны снять этот же костюм после того, как его выстирают.

— Само собой, — согласился я. — Мы не собираемся лгать людям.

К тому времени, как приехали медики, мы сфотографировали костюм со всевозможных ракурсов и засунули в стиральную машину, наполненную «Наноклином». Медики полезли к нам с вопросами о причинах печального состояния Дрейна, но Хонникер взяла их на себя. Думаю, она сказала, что Норман упал с лестницы.

Затем мы одели Кэси в аналогичный костюм и занялись ключевыми эпизодами, которые не сумел докончить Дрейн. Кэси играл великолепно, хотя и несколько сконфузился во время короткой сцены, в ходе которой Сиобан Сиобан обнаружила у него на заднице отпечаток грязной подошвы.

После этого Чарли Анджелес приказал перенести камеру в аллею и снять ее под разными углами. Тем временем Кэси и Дьяволы отпускали шутки относительно мужа, который так рьяно заботился о рекламе «Наноклина», что постарался посадить побольше пятен себе на одежду.

Съемка заняла весь день, а затем целая неделя ушла на редактирование ролика. Я вместе с Чарли Анджелесом и оцифровщиками сидел в маленькой студии в центре города, изучая жесты Дрейна и тщательно подгоняя под них движения Кэси. Мы придавали голосу Кэси тембр и интонации Дрейна и рассматривали расположение пятен на ткани с тем, чтобы адекватно расположить их на новом костюме. Все шло как надо, пока Норман Дрейн внезапно не заявил, что не разрешает использовать нам его изображение в ролике, который он не сумел завершить. Актер утверждал, что никогда не прибегал к помощи компьютера в процессе съемки тех тысяч реклам, в которых участвовал, и не собирается делать это теперь. Вдобавок он здорово разозлился на Дьяволов, съемочную группу и весь белый свет. Дансигер сообщила мне, что «старики» получили официальное уведомление от адвоката Дрейна, и в Пембрук-Холле качалась тихая паника.

Однако еще через день стороны достигли соглашения, которое устроило всех. Пембрук-Холл выкупил адвокатскую контору Дрейна — вместе с торговым пассажем, где она размещалась. Затем к актеру в больницу направили делегацию из агентства, которая сумела убедить Дрейна, что щекотливую ситуацию стоит разрешить мирно — для всеобщего блага.

— Представьте себе, — сказала ему Хонникер, — заголовки в сети: «ДРЕЙН БЕЗ ОСТАТКА ОТДАЛ СЕБЯ ИСКУССТВУ»; «НОРМАН ДРЕЙН ПОЛУЧИЛ РЕАЛЬНЫЕ ФИЗИЧЕСКИЕ ТРАВМЫ, ЧТОБЫ СОЗДАТЬ РЕКЛАМУ НОВОГО УНИКАЛЬНОГО ТОВАРА». Вы сможете дать интервью и сказать всему миру, что решили поэкспериментировать с компьютерной обработкой — хоть это и немалая жертва с вашей стороны.

Передача авторских прав приносила Дрейну меньше дохода, чем гонорар за отснятый ролик, но мысль об общественном резонансе польстила самолюбию. Так что Хонникер и все остальные вышли из больницы с его подписью в слэйте.

И все же самое потрясающее событие касалось непосредственно «Наноклина». В субботу после съемки Чарли Анджелес, редакторская группа и я заперлись в студии, чтобы выверить диалоги и подогнать их под отснятый материал. Неожиданно ко мне подошел охранник и сообщил, что снаружи меня ждет какой-то человек. Я уже собрался попросить охранника послать этого парня подальше, но в следующий момент мне в голову пришла новая мысль. Если это Ферман или кто-нибудь еще из Дьяволов, мы можем лишиться нашего охранника. Если же меня ждет кто-то иной, возможно, его проблема действительно требовала внимания.

Я вышел и увидел Деппа, который нервно прохаживался по тротуару, зажав под мышкой какой-то сверток.

— Боддеккер, ты должен это видеть, — сказал он и направился внутрь.

Я провел Деппа в приемный зал.

— В чем проблема?

— Позови Чарли Анджелеса. Тут кое-что стряслось с костюмом.

Просто отлично, подумал я. Наверняка эти микромашинки разъели ткань. Только этого не хватало. Неужто люди из «Мира Нано» его не тестировали?

Несколько секунд Депп молча обводил нас взглядом — включая охранника, который делал вид, что здорово занят, запирая ящик стола.

— Надеюсь, ты принес хорошие новости, — сказал я. — У меня выдалась жуткая неделька.

Депп возбужденно кивнул.

— Боддеккер, ты сам велел проследить за съемочным реквизитом, пока ты копался со всей этой редактурой…

— Короче, — приказал я.

— Короче, мы кое-что забыли. А именно — костюм, замоченный в «Наноклине». Мы отсняли пленку, начали обрабатывать пятна на компьютере, а костюм пролежал в стиральной машине до сегодняшнего дня. Один рабочий стал убираться на площадке. Потом он вдруг подходит ко мне и говорит: «Эй, а вы знаете, что в стиральной машине полно воды?» А я думаю: ну да, там же костюм, мы про него забыли…

— Еще короче.

— Вот, — сказал Депп. — Я думаю, тебе лучше самому на это посмотреть.

Депп вынул из-под мышки пакет, открыл его и извлек узел ткани. Развязал веревочку и расстелил перед нами костюм.

— Все в полном порядке, — сказал Чарли Анджелес.

Он это сказал, потому что костюм был чист. Кровь, краска, грязь и мириады прочих бесчисленных пятен — все сошло. Исчезло. Я прищурил глаза и посмотрел поближе. Не осталось ни следа.

— Он чистый. — Я рассмеялся. — Он и впрямь чистый. Эта штука действительно работает.

Я оглянулся на Чарли Анджелеса, который кивнул с довольным видом.

— Вы кое-что упустили, — сказал Депп. — Взгляните еще раз.

Мы повиновались.

— Посмотри поближе, Боддеккер. И подумай. Вспомни, как выглядел этот костюм, когда ты видел его в последний раз.

Я покачал головой, еще не понимая, что имеет в виду Депп, как тут вмешался Чарли Анджелес.

— Он прав! — воскликнул наш режиссер. — Посмотрите на костюм. Посмотрите на костюм!

Теперь и я увидел то, о чем говорил Депп. Разрывы. Потертости. Вытянутые нитки. Все исчезло.

— Это не тот костюм, — сказал я.

Депп швырнул его мне в руки. Ткань еще оставалась влажной. Я вывернул пиджак и посмотрел на лейбл под воротником. «Реквизит Дрейна № 1 — „Наноклин“, съемка № 336».

— Эти микромашины… — начал я, ощущая громаднейшее облегчение.

— Починили его, — докончил Чарли Анджелес, проводя рукой по ткани. — Эти маленькие штуковины заделали поврежденные участки, пока он отмокал в стиральной машине.

— После того, как уже стал чистым?

— Возможно. Если они запрограммированы на поиск аномалий в структуре материи и починку, почему бы этой программе не распространяться на физические повреждения так же, как и на пятна?

— Интересно, ребята из «Мира Нано» сами-то об этом знают?..

Мы отправились заканчивать ролик, а в начале следующей недели я сел на телефон и долго беседовал с инженерами из «Мира Нанотехнологий». Тем временем Чарли заснял Кэси в чудесно спасенном костюме — в эпизодах до драки и после стирки.

Как выяснилось, техники из «Мира Нано» подозревали, что подобная ситуация может возникнуть. Однако они предполагали, что эффект проявится лишь после нескольких стирок. Вместе с тем стирки в «Наноклине» должны были происходить гораздо реже, чем в случае обычного порошка. Поэтому техники решили, что идея починки не реализует себя. Их исследования воздействий наномашин на ткань производились на неповрежденной одежде и сосредотачивались на выведении пятен. Никому не приходило в голову класть ткань в «Наноклин» на такой долгий срок, поскольку даже самые сложные пятна выводились гораздо быстрее.

Пембрук-Холл и «Мир Нано» срочно организовали конференцию, на которой решили выпустить ролик в эфир, включив в него определенные дополнения относительно новых способностей «Наноклина». Поэтому работа несколько застопорилась — пока специалисты из «Мира Нанотехнологий» проводили дополнительные исследования. В конечном итоге мы сошлись на том, что последующие ролики будут включать в себя более развернутую информацию о феномене «Наноклина».

Итак, нам пришлось в очередной раз переписать ролик. Потребовался еще один раунд оцифровки, чтобы сменить речь диктора и переделать несколько реплик Нормана Дрейна. Затем нам нужно было создать компьютерный вариант рекламы — для мультирынка, десяти крупнейших кабельных сетей и дюжины дочерних…

Не успел я толком расслабиться, как объявили о премьере ролика. А к тому времени я делал все возможное, чтобы позабыть «Их было десять» как кошмарный сон. В конце концов у меня хватает других дел — включая ролик для «Бостон Харбор». Вдобавок я терпеть не могу присутствовать на премьерах собственных работ, слушая, как коллеги обсуждают мельчайшие детали, достоинства и недочеты. Это как сидеть голым перед всем агентством. Даже хуже. Я бы лучше разделся перед всем штатом Пембрук-Холла, нежели отправился созерцать свой новый ролик. Но следовало играть по правилам.

Так что я пошел на премьеру — правда, не в конференц-зал, где собралось большинство сотрудников компании. Вместо этого я отправился в комнату для собраний моей творческой группы. Когда я тихо скользнул внутрь, часы показывали 16.15; рекламная пауза должна была последовать в 16.22.

Телевизор уже включили. Шел матч между «Рико-кон-трабандистами» и «Московскими Большевиками», и в комнату набился народ. Моя собственная творческая группа присутствовала далеко в не полном составе. Бэйнбридж укатила в университет — сдавать какой-то из своих выпускных экзаменов. Харбисон и Мортонсен сидели в главном конференц-зале, где Левин произносил предваряющую премьеру речь. Сильвестер в очередной раз лег в свою клинику, поскольку постоянные изменения пола вызвали гормональный дисбаланс. Таким образом, от моей группы остались лишь Дансигер, Гризволд и Депп. Помимо них в комнате присутствовали братцы Черчи, категорически не желавшие выслушивать излияния Левина. Тут же находился Хотчкисс, одним глазом глядевший в телевизор, а другим — на экран ноутбука. И еще я увидел здесь Хонникер из Расчетного отдела — этот факт одновременно удивил и в то же время не удивил меня.

Я опустился в кресло, которое Хонникер заняла для меня, и улыбнулся. Краем глаза я заметил, как напыжились братцы Черчи.

— Ты села не на свое место, не так ли? Она подняла глаза и вернула мне улыбку.

— С чего ты взял?

— Что, если «старику» понадобится поговорить со мной… Хонникер рассмеялась.

— Тогда ему придется прийти самому. Я хочу быть здесь.

Я уверен, что на этом месте братцы Черчи уже собирались взорваться, но по некоторым причинам этот факт больше не имел значения. Я сказал:

— Через несколько минут реклама пойдет в эфир. И пока все ее будут смотреть, я умру самой медленной смертью в мире. Правда, потом все они уйдут, и жизнь вернется в нормальное русло.

— Да? — Хонникер посмотрела мне в глаза.

— Ну, — признал я, — по большей части.

— А если этого не произойдет?

— Тогда жизнь станет… интересной.

Это чувство снова овладело мной. Ее наркотическая привлекательность… Она будто притягивала меня каким-то гипнотическим магнитом. И вместо того, чтобы разрушить магию, поцелуй только углубил бы ее…

— Сейчас начинается! — громко объявил Депп и включил звук телевизора. Как раз вовремя, чтобы услышать счет игры: «Контрабандисты» — восемь с половиной, «Большевики» — тринадцать.

Экран мигнул и потемнел. Потом возникло изображение. Женщина в интерьере кухни — Сиобан Сиобан при деле. «Дорогая, я дома!» Она оборачивается, и на ее лице отражается смятение. Норман Дрейн в ореоле света, льющегося из дверного проема. И выглядит он худо. Правда, худо. Так худо, что Черчилль присвистнул.

— Они действительно его разделали, да?

— Тихо, — зашипела Дансигер.

Они даже не заметили того факта, что Дрейн, со всеми своими пятнами и ранами, при помощи компьютера наложен на фигуру Кэси. Хотя в принципе это возможно понять, если только знаешь заранее. Я был в курсе, поскольку присутствовал при редактуре. Дансигер и Черчилль тоже это знали, но Дрейн произвел на них такое сильное впечатление, что они начисто позабыли о видеоуловках.

— Что с тобой стряслось? — спросила Сиобан Сиобан. — Ты только погляди на свой костюм!

— О, — сказал Кэси голосом Нормана Дрейна. — На меня напала уличная банда. Их было десять…

А в следующий миг мир впервые узрел Дьяволов Фермана. Быстрая вспышка осветила их всех — словно позирующих для семейного портрета. И Чарли Анджелес, следуя моим инструкциям, сумел показать, что число хулиганов сильно преувеличено мужем.

— Десять? — переспросила Сиобан.

— Десять или двенадцать, — отозвался Кэси/Дрейн. — Я шел по своим делам, когда они окружили меня…

Последовала серия быстрых кадров, перетекающих из одного в другой, как коллаж. Кэси/Дрейн задирает человека в темной аллее. Человек злобно глядит на него. Это Джет. Массивной рукой он сгребает актера за воротник.

— И что дальше?

— Я их уделал.

Кадр: Джет бьет Дрейна слева. Голова Дрейна откидывается назад, течет настоящая кровь. Драка произошла в студии, однако Чарли наложил ее на кадры кирпичной стены и переполненных мусорных баков.

— Я погляжу, заодно ты уделал и свою одежду.

— Не пытайся ее спасти. Даже если ты сможешь свести пятна и зашить порванные швы — эта одежда безнадежна.

— Не беспокойся, дорогой… Я выстираю ее в «Наноклине»! — Сиобан протягивает руку, указывая на коробку. Внизу экрана появляется титр: «Эти микромашины стирают и чистят!» Внезапно Дансигер сказала:

— О-о! — И я очнулся от своих раздумий. Дьяволы Фермана колошматили Кэси/Дрейна… Нет… На этот раз присутствовал только Дрейн. Та-самая драка в студии, смонтированная с фоном аллеи. Это смотрелось великолепно. Чарли Анджелес действительно хорош в своем деле.

Депп изумленно выругался. Избиение кончилось, диктор начал зудеть насчет «Наноклина», а Дьяволы поволокли Кэси/Дрейна по улице, дабы посадить на его костюм пятна, которые должен удалить новый феноменальный порошок. Я осознал, что красота этой сцены исходит не из моего сценария. И не от компьютерной обработки. Я видел отрывистые, стремительные движения Дьяволов, подобно грифам роившихся вокруг Нормана Дрейна. Конечно же, нужно отдать дань и работе Чарли Анджелеса. Сцена выглядела великолепно, она создавала ощущение присутствия на месте боевых действий. Кульминацией сцены стало низвержение Дрейна на землю и продолжение атаки, во многом похожее на то, что они сделали со мной давней апрельской ночью — кажется, тысячу лет назад. А диктор все жужжал насчет «Наноклина», который так замечательно разрешает ежедневные проблемы со стиркой. О да. Чарли Анджелес мастер своего дела…

Ролик подходил к концу. Дрейн стоял перед камерой в идеально чистом костюме, с настоящими ранами и синяками на ненастоящем лице, разглагольствуя о достоинствах «Наноклина». «Костюм выглядит как новый», — говорил Норман Дрейн. Это не вполне верное утверждение: костюм после стирки выглядел лучше нового. Последовала новая надпись, гласившая: «Для починки одежды требуется более длительная стирка». Сиобан сказала: «Я управилась!», а затем последовала остроумная фраза, которую я добавил в последний момент:

— Ах, если бы «Наноклин» также эффективно справился с твоими ранами!

Поднятые большие пальцы, крупный план коробки, голос диктора:

— Стирайте с «Наноклином»… Современное чудо от «Мира Нанотехнологий»!

Экран погас. Игра между «Большевиками» и «Контрабандистами» возобновилась. Она шла на удивление тихо. Затем послышался голос:

— Итак, мы снова на стадионе Сан-Хуан, где продолжается действие. И кстати о действии. Тед, как тебе реклама?

Ответ Теда мы не услышали, поскольку Депп вырубил звук.

— Ну-у, — сказал Апчерч. — Это… Это нечто, Боддеккер.

— Типа того, — кивнул Черчилль, быстро поднимаясь на ноги. — Ладно, нам надо возвращаться.

— Точно.

Они поспешили выйти из комнаты, больше не сказав ни слова. Хотчкисс проследил за их отступлением и фыркнул.

— Что ж, — проговорил он, — я думаю, этот ролик… — Он помахал руками, словно проверяя, сможет ли воздух выдержать его слова.

— Блистательно. — Это сказала Хонникер. Все остальные как по команде повернулись к ней. — Это было… Ты знаешь, — продолжала она. — Я не такая творческая натура, как ты, но мне известны основы рекламного дела. Для чего вообще нужна реклама? Для того, чтобы привлечь внимание. Думаю, все согласны с тем, что ролик приковал к себе ваше внимание?

Один за другим присутствующие кивнули. — Конечно, да еще как! Далее: реклама должна отражать суть товара. В данном случае это сделано при помощи графики: «Наноклин» бьет грязь в ее собственной игре. Не так ли?

— Она права, — сказал Хотчкисс. — Это блистательно. Хотчкисс начал аплодировать, и остальные последовали

его примеру. Гризволд свистнул.

Я кивал, улыбался и говорил, что у меня ничего бы не вышло без их помощи. Затем Депп прочистил горло и выступил вперед с большим свертком в руках. Остальные немедленно затихли.

— Что это? — спросил я.

— Ну, — нерешительно сказал Депп, — наша группа, включая тех, кого сейчас здесь нет, потому что они заняты политиканством…

Дансигер зашипела на него.

— …И несколько других свидетелей твоего головокружительного взлета… — он сделал жест в сторону Хотчкисса и Хонникер — …Все вошли в долю, чтобы преподнести этот символ признательности за грандиозную работу, которую тебе удалось проделать и обеспечить агентству контракт с «Миром Нано».

С этими словами Депп протянул мне сверток. Он оказался тяжелым. Я поднес его к уху, словно бы ожидая услышать тиканье. Все рассмеялись.

— Право же, не стоило…

— Открывай, — велела Дансигер. В уголках ее глаз блестели слезы. Может, ее растрогала речь Деппа, а может, все дело в присутствии Хотчкисса… Я развернул пакет и разорвал обертку.

— Подарок тоже завернут. Это на удачу.

Я снял обертку и увидел белую коробку с ярким оранжевым стикером посередине. Послание было напечатано плоскими черными буквами.

ВНИМАНИЕ!

Неосторожное обращение с этим продуктом может привести к травмам.

Потребление продукта внутрь может привести к отравлению токсичными металлами (ртуть).

Огнеопасно! Ни в коем случае не использовать рядом с открытым огнем.

Хранить в сухом прохладном месте. Продукт может испортиться или заплесневеть в сырости.

Требуется осторожное обращение с отходами! Продукт является загрязнителем окружающей среды категории VI. Соблюдать все необходимые антизагрязняющие нормы!

— Это точно бомба, — сказал я, и они снова рассмеялись. Я открыл крышку и заглянул внутрь. В коробке лежали идеальные белые прямоугольники. Сотни плоских белых прямоугольников, уложенных аккуратной стопочкой.

— Мы решили, — сказала Дансигер, — что тебе не хватает единственной вещи, чтобы оказаться в одном ряду с великими писателями мира. Бумаги. Теперь у тебя есть немного.

У меня запылали щеки, и к горлу подкатил ком. Запинаясь, я пробормотал какие-то слова благодарности и засмеялся. Я, всю жизнь работавший со словами, на этот раз не сумел сочинить достойную речь. В конце концов, я проговорил:

— Позвольте мне написать вам благодарственное послание. На этой самой бумаге. — Я заглянул в коробку в поисках чего-нибудь пишущего.

— Ручка, — услышал я голос Дансигер. — Ручка? Карандаш? Ему нужно что-нибудь, что может оставлять след на бумаге.

Депп похлопал себя по карманам, словно надеясь отыскать в них что-то этакое. Потом он беспомощно развел руками.

— Как насчет стилуса?

— Он работает только на слэйте, — возразил Гризволд.

— Извини, — сконфуженно пробормотал Депп. — Мы добудем тебе ручку.

— Ничего страшного, — сказал я. — Все и так здорово. Вы слишком добры ко мне…

— Что ж, — сказала Дансигер после долгой паузы. — Боддеккер, мы знаем, что в такие моменты, как сейчас, ты предпочитаешь оставаться один. И я полагаю, тебе надо о многом подумать. Поэтому не будем мешать…

Прежде чем я успел возразить, она поднялась на ноги. Депп, Гризволд и Хотчкисс последовали ее примеру и вышли из комнаты — тепло прощаясь и говоря мне «до завтра». Сердце болезненно сжалось. Моя репутация упредила меня. Верно, мне нравилось оставаться в одиночестве после премьер своих творений, однако на этот раз все было иначе.

Но оказалось, что меня покинули не все. В комнате осталась Хонникер из Расчетного отдела.

— Итак, Боддеккер, — улыбнулась она. — Шестой час. Каковы твои планы?

Я поймал себя на том, что, не отрываясь, гляжу на нее. Не исключено, что я разинул рот. Я до сих пор не мог поверить в реальность происходящего. Наш несостоявшийся поцелуй — в студии, несколько недель назад — казался мне теперь призрачным и ненастоящим.

— Э-э… — Я пожал плечами. Женщина, подобная Хонникер, должна презирать плебейские праздники, вроде Дня Канталупы. И все же я решил сказать ей правду и покончить с этим раз и навсегда. Я прочистил горло.

— Да вот, я подумал, что стоит немного расслабиться после всей этой гонки. Я собираюсь заглянуть на Бликер-стрит и поглядеть, что там творится.

Лицо Хонникер посветлело.

— Знаешь что, Боддеккер? Я прожила в этом городе девять лет и ни разу не участвовала в торжествах на День Канталупы. Говорят, все это выглядит грандиозно, и думаю, что настало время убедиться в этом лично. Поэтому, если ты не против моей компании…

Я сделал глубокий вдох и наконец-то собрался с мыслями.

— Буду рад.

…В вестибюле здания меня перехватил Весельчак, желавший поделиться впечатлениями по поводу новой рекламы. Я остановился и представил его Хонникер, а потом выслушал его резюме относительно ролика. С точки зрения Весельчака, в нем говорилось о человеке, которого жестоко побили за то, что он использовал не тот стиральный порошок.

— Спасибо. — Я кивнул ему. — Мы идем на Бликер-стрит. Хочешь, я принесу тебе канталупу?

— Не. — Он переступил с ноги на ногу и отвел глаза. — Мы с отцом и так идем туда. И еще там будет Дженни с мамой. Дженни нравится со мной танцевать.

— Может, увидимся там?

— О боже, нет! Дженни наверняка заставит меня танцевать. Я буду смущаться.

— Тогда мы не станем смотреть, обещаю.

Мы вышли и направились к метро. Я внезапно заметил, что Хонникер притихла и смотрит себе под ноги. У меня опять защемило сердце: что-то пошло не так, что-то было неправильно. Настало время проявить благородство.

— Слушай, если тебе что-то не нравится или если ты не хочешь идти…

Хонникер подняла глаза и крепко стиснула мою руку.

— Все в порядке. И я действительно хочу пойти с тобой.

— Но что-то не так.

Она остановилась посреди тротуара и уставилась на меня.

— Ты здесь ни при чем. Я сама во всем виновата. Знаешь, ты заставил меня устыдиться.

— Если тебя что-то не устраивает, я пойму, правда. Все мы иногда встаем в позы…

— За годы, что я проработала в Пембрук-Холле, я сотни раз проходила мимо этого бедного человека и замечала, как он на меня смотрит. Мне казалось, он думает обо мне что-то ужасное, и я начала избегать его. Намеренно. А оказывается, он такой обаятельный — если можно так выразиться. И скорее всего он не думал обо мне ничего плохого… — Хонникер вскинула ресницы, а потом снова беспомощно опустила их, закусив губу. — Уведи меня отсюда, Боддеккер.

Недолго думая, я поймал коляску. Я постарался усесться на почтительном расстоянии’ от Хонникер, однако она решительно придвинулась поближе и взяла меня за руку, стиснув ее из всех сил.

Водитель высадил нас в начале Бликер-стрит. Улицу загромождали лотки, повсюду сновали торговцы и разносчики. Хозяева лавок вытащили наружу столы и разложили на них свои товары. Воздух наполнял острый запах мяса, лука и перца, жаренных на угольных грилях колбас и пива. Музыка доносилась разом из полудюжины мест. На помостах молодые люди играли рок, ретро-поп и металл. В отдалении мы увидели тучного музыканта с аккордеоном в руках, приглашающего всех желающих танцевать польку.

Едва мы вступили на улицу, нас окружили торговцы, пытаясь всучить нам разом три канталупы. Они словно шутливо сражались за право вручить дыню Хонникер из Расчетного отдела. Мы разрешили их спор, ускользнув на середину улицы. Протолкались мимо отплясывавших польку парочек, отыскали на тротуаре незанятый столик и, хохоча, рухнули на стулья.

Потом мы несколько объелись, поскольку стремились попробовать всё: колбаски с луком, колбаски с квашеной капустой, цыплячьи ребрышки, рыбу и соевые протеиновые палочки, приготовленные в виде шиш-кебаба. Каждый выпил невероятное количество пива, поскольку нам предлагали огромное число сортов. Темное и светлое, красное и зеленое, «Алее» и «Лагер» — с любым уровнем содержания алкоголя. К моему удивлению десертов было не так уж и много: сырно-морковные пирожки да несколько приготовленных на месте пончиков. Зато повсюду присутствовали свежие фрукты — особенно тот, который и дал название празднику.

Обед закончился, и прежде чем я опомнился, мы снова оказались на улице. Мы танцевали до упаду. Потом слушали, как невысокая смуглая женщина поет чувственную латиноамериканскую балладу. Хонникер слизала соус барбекю с моих пальцев. Я поцеловал ее в маленькое пятнышко горчицы на щеке. Мы устали, наша одежда запачкалась, а дыхание пахло пивом. Постепенно стемнело, и улица озарилась романтичным мерцанием фонарей.

В конце концов, сжимая в руках свои дыни, мы побрели прочь от ликующих толп. Через некоторое время мы обнаружили, что стоим перед небольшим отелем в Вилладж — странным и величественным зданием, не всегда являвшимся гостиницей. Правительство приобрело его в начале века, поскольку надеялось на немалые доходы от туристов с тех пор, как День Канталупы объявили настоящим праздником.

Мы с Хонникер смотрели на здание, на неоновую надпись «ОТЕЛЬ», горящую над входом и окрашивающую стены в фантастические, яркие цвета. Потом мы посмотрели друг другу в глаза. Мы знали…

Меня охватила эйфория. Не моргнув глазом, я выложил за комнату двадцать пять тысяч долларов — деньги, которые я мог бы сохранить для своего дома в Принстоне. Но в данный момент это не имело значения…

Комната оказалась небольшой, но уютной — с широкой бронзовой кроватью посередине. На маленьком столике стояла ваза с двумя канталупами, и еще две — те, что мы принесли с Бликер-стрит — присоединились к ним. Я выглянул на кухню, а когда вернулся, увидел, что Хонникер слоняется вокруг телевизора.

— И думать забудь, — сказал я.

— Уже забыла. — Она подошла к окну и распахнула шторы. Мы выглянули наружу, обозревая панораму — крыши Вилладж и реку, над которой вспыхнул фонтан огней — яркие белые сполохи и алые линии, стрелами вонзившиеся в ночное небо.

Я обошел Хонникер и поцеловал ее в шею. Над рекой расцвел еще один фейерверк — на этот раз серебряный и лиловый. Хонникер восторженно ахнула, вторя толпе, беснующейся на улице далеко внизу. Я обвил ее руками, не прекращая поцелуев, и принялся расстегивать блузку. А она все смотрела на каскады света и цвета, тихо мурлыча что-то неразборчивое под нос.

А потом мы сидели на кровати, и я на мгновение отвернулся, освобождаясь от одежды и горько сожалея, что не удосужился подумать о «Любовном тумане». Я лихорадочно искал выход из этой ситуации, когда Хонникер неторопливо подняла с пола сумочку, извлекла оттуда баллончик и сунула его мне в руку.

Я забрался в постель, где она уже ожидала меня. Она сжала ладонями мои щеки, поцеловала, а потом проговорила:

— Не беспокойся обо мне, Боддеккер. Это для тебя. Это для тебя.

Я нежно поцеловал ее. Я был не в настроении спорить.

Никто из нас не побеспокоился задернуть шторы, и поэтому я проснулся от солнечного света, залившего комнату. Я осторожно вывернулся из объятий Хонникер и встал с кровати Сперва я намеревался лишь задернуть шторы и вернуться назад, но, подойдя к окну, залюбовался видом утреннего города и тонкой фигуркой Хонникер в потоках света. Так что я приподнял подушку, чтобы загородить ее лицо от солнечных лучей, и уселся за стол. Я разрезал одну из канталуп и съел несколько кусков, не отрывая взгляда от окна.

Оглянулся на спящую Хонникер, посмотрел в зеркало, и на глаза мне попался телевизор. В тот же момент я вспомнил о наноклиновском ролике. Впервые за последние недели я спокойно проспал всю ночь вместо того, чтобы ворочаться в кровати, ожидая такой важной первой реакции. Первая реакция очень много значит для рекламы. Она показывает, как сработало твое творение и будет ли данный конкретный ролик продавать товар… Я рефлекторно взглянул на запястье — часы исчезли. Они валялись где-то в комнате.

Что ж, судя по свету снаружи, уже довольно много времени, а стало быть, в базе данных Пембрук-Холла появились первые отзывы. Я оглядел комнату, раздумывая, куда могли запропаститься часы, а обнаружив их, — немедленно включил.

Потом я замер.

Действительно ли я хочу этим заниматься? Особенно сейчас? Здесь?

Да, хочу. Я активировал телефон. На экранчике высветилась цифра «один».

Одно сообщение. Первая реакция. Я включил запись.

Из крошечного динамика донесся бодрый голос:

— Боддеккер! Это Рингволд из «Маулдина и Кресса». Помнишь меня?

Еще бы. Я осторожно оглянулся, дабы убедиться, что звуки не разбудили Хонникер. Она спала.

— Слушай, я только что увидел твой ролик для «Наноклина». Поздравляю! Отличная работа, малыш. Я даже рад, что вы сумели обойти нас с этим контрактом. И вот еще что… — последовала томительная пауза. — Более всего я рад, что кто-то наконец надавал по яйцам этому вонючему подонку Норману Дрейну…

Раздался мелодичный звон. Конец сообщения.

Затем — еще три, что означало: новых сообщений нет.

Никто не занимается анализом первой реакции, и тому может быть только одна причина: Никакой первой реакции не последовало. Ролик провалился.

Я решил, что нужно сообщить об этом Хонникер. Вот только вряд ли она оценит мои откровения. Вряд ли ей понравится тот факт, что нынче ночью она спала с неудачником.

Плохо твое дело, Боддеккер.

Эти слова звенели у меня в голове. Я слышал их — произнесенные сотнями разных голосов. Их повторяли Хотчкисс, Робенштайн, Норберт. Я слышал эти слова от Хонникер. Она произносила их, уходя из этой комнаты и из моей жизни. И я слышал их от Левина, стирающего мой персональный файл из базы данных сотрудников Пембрук-Холла. И еще я услышал их от Фермана, видя, как он задумчиво взирает на меня, похлопывая по ладони бейсбольной битой.

Я отключил телефонную функцию и уставился в окно. На горизонте я увидел черную полосу — словно преддверие несущейся на нас бури…

Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис.

«Мы продаем Ваши товары по всему миру с 1969 года».

Офисы в крупнейших городах: Нью-Йорк, Монреаль, Торонто, Сидней, Лондон, Токио, Москва, Пекин, Чикаго, Осло, Филадельфия, Амарилло.

ЗАКАЗЧИК: «Бостон Харбор»

ТОВАР: Чай «Бостон Харбор»

АВТОР: Боддеккер

ВРЕМЯ: 60

ТИП КЛИПА: Смешанный. Видео/3-D

НАЗВАНИЕ: «…всегда будет лучше».

РЕКОМЕНДАЦИИ И ПОЯСНЕНИЯ: ***ВАЖНО!***. Обязательно учитывать примечания к сценарию.

АУДИО

Слышен звук завывающего ветра за стенами дома. Также слышен треск огня.

ВИДЕО

В кадре — интерьер дома, замечательного дома. Справа от нас (средний план) виден камин с действующей лицензией, и в нем горит огонь. Перед ним (передний план) лежит белая медвежья шкура а на ней — чайное блюдце. Позади всего этого (задний план) находится окно, за которым виден зимний пейзаж — сугробы на земле, покрытые инеем ветви деревьев и т. п. Эта сцена снимается в черно-белом варианте.

АУДИО

ДИКТОР: Не важно, когда…

СОПРОВОЖДЕНИЕ: Звон чашки, поставленной на блюдце.

ВИДЕО

Движение на правой стороне экрана. Женская рука (в цвете) с ярким красным маникюром вплывает в кадр справа и ставит на блюдце чашку, наполненную дымящейся жидкостью. По мере того как поднимается пар, все комната приобретает свои естественные цвета.

АУДИО

Музыка. Мягкий, едва слышный джаз, исполняемый на фортепиано.

ВИДЕО

Наплыв кадра: сцена в баре. На переднем плане видна часть круглого столика с еще одним чайным блюдцем. Интерьер уютного бара. На заднем плане слева стоит пианино. Черно-белый вариант.

АУДИО

ДИКТОР: Не важно, где…

СОПРОВОЖДЕНИЕ: Звон чашки, поставленной на блюдце.

ВИДЕО

Снова цветная женская рука ставит чашку на блюдце. Поднимается пар, и бар тоже становится цветным.

АУДИО

СОПРОВОЖДЕНИЕ: Выстрелы фейерверков. Восторженные ахи и охи толпы.

ВИДЕО

Наплыв кадра: небольшая, но уютная комната отеля. Справа на переднем плане опрятная кровать. Слева в центре маленький столик, где стоит телефон и чайное блюдце. В центре на заднем плане — открытое окно. Сквозь него видны фейерверки, взлетающие в небо над крышами города. Опять же черно-белый вариант.

АУДИО

ДИКТОР: Не важно, зачем…

СОПРОВОЖДЕНИЕ: Звон чашки, поставленной на блюдце.

ВИДЕО

Снова появляется та же рука и ставит чашку на блюдце. Комната и фейерверки становятся цветными.

АУДИО

ДИКТОР: …Вам всегда будет лучше с чашечкой чая от «Бостон Харбор»!

ВИДЕО

Черно-белый кадр. Чайные чашка и блюдце стоят точно в центре. Прямо за ними размещается большая коробка чая «Бостон Харбор». Цвет распространяется от чашки, поднимаясь из нее вместо пара.

Надпись, ползущая по экрану: ВНИМАНИЕ: чай содержит кофеин, который может произвести неблагоприятный эффект. Продолжительное заваривание может способствовать выделению дубильной кислоты. В некоторых случаях это приводит к раздражению желудка и потемнению зубной эмали. Высокая температура напитка при неправильном или неосторожном обращении может стать причиной ожога. Мы рекомендуем вам быть предельно осторожными при потреблении этого продукта.