1

Джеймс Мэй размышлял над тем, как втолковать арколианцу совершенно простую вещь.

Он шел рядом с низкорослым, горбатым существом намеренно неторопливыми шагами, чтобы оно могло поспевать за ним. Нижние конечности инопланетянина скрывались под фиолетовой тогой, и Мэй отчетливо слышал, как царапают когти о металлическую палубу «Ангела Удачи».

— Как вы не можете понять? — выговаривал ему коммерсант. — Вы уже больше не находитесь в зоне, где все привыкли к внешнему виду арколианцев. Я не хочу, чтобы что-нибудь случилось с вами до самого Психа 13-го.

Голова арколианца замоталась на тонкой шее. В горле забулькало, ротовое отверстие раскрылось, производя звуки, похожие на слова:

— Неужели я не доказал, что способен постоять за себя? Тем более что на феромонном уровне я могу быть очень даже привлекательным для нюха землян.

Мэй пожал плечами. Как-то раз он уже испытал на себе запах феромонной защиты и не хотел бы повторить этот опыт.

— Мистербоб, дело в том, что сюда придут представители ремонтных фирм, разговор будет узкоспециальным и вряд ли для вас интересным.

— Ага! — гортанно каркнул арколианец. — Верзила говорил мне про повреждения, которые испытал «ангелудачи». Он сказал, что корабль получил «пинка под зад». Интересно было бы узнать, что это такое.

«Можешь узнать прямо сейчас, — раздраженно подумал Мэй, — если будешь мешаться под ногами».

— Эти люди, — продолжил он, — начнут, пожалуй, думать, что у меня достаточно денег и влияния, поскольку здесь находитесь вы, Мистербоб. И они могут заломить цену за работу. А, учитывая, что у меня сейчас в кармане, можно сказать, блоха на аркане…

— Я могу посодействовать, — проворковал Мистербоб.

— Не стоит, — поспешно ответил Мэй. — Премного благодарен за предложение, но право же, это лишнее. Тем более что деньги скоро появятся, причем — в любом количестве, как только Герцог отыщет ближайший филиал корпорации «Сущность». Просто не хочется, чтобы кто-то узнал о вашем пребывании на борту корабля.

Арколианец тут же перестал шаркать по полу. Он замер на палубе как вкопанный. Шаги под долгополым одеянием моментально стихли.

— джеймсоджеймс, вы должны понять, что я покинул сородичей не для того, чтобы находиться под вашей опекой…

Мэй закатил глаза:

— Знаю, знаю. Чтобы изучить Разумные А-формы и их естественные взаимодействия, навести мосты взаимопонимания между двумя расами мыслящих существ и так далее.

Мистербоб возмущенно забулькал:

— Все-таки, позвольте вас не понять. Ваши слова пахнут непониманием цели, в то время как феромонный фон указывает на возбуждение.

Вздохнув, Мэй скрестил руки на груди и задумался (уже не в первый раз за день):

— Как бы вам получше объяснить?.. Вот вы говорите о необходимости понимания. А теперь представьте, что сюда придут люди, которые никогда в жизни не встречали инопланетян — я ничего не хочу сказать против вашей внешности, но поймите меня и их. Эти люди доселе никогда не встречались с арколианскими Е-формами и так увлекутся вами, что это просто сорвет серьезный разговор. И вам самому не удастся понаблюдать за Разумными А-формами и их коммуникацией в естественных условиях.

Мистербоб покачал головой.

— Вы не поняли, джеймсоджеймс. Я не собираюсь участвовать в беседе, я готов просто наблюдать со стороны.

— Но вы должны понять, — втолковывал Мэй. — Вы должны понять, Мистербоб, что я не имею в виду ваше участие в разговоре запахов. Это само собой, что вы не станете разговаривать на уровне феромонного воздействия. Вы же давали слово…

В этот момент арколианец прищурил глаз, и Мэй не смог закончить фразы. Потрясающее зрелище представлял собой арколианец, подражающий человеческой мимике.

— Что же конкретно, — спросил посол, — я давал вам, джеймсоджеймс, кроме обещания присутствовать на борту вашего корабля «ангелудачи»?

«В самом деле хочешь узнать?» — подумал Мэй, раздраженно пожав плечами.

— Да ничего особенного, — сказал он. — Слово — это просто такое выражение, идиоматическая фраза, принятая между Разумными А-формами для того, чтобы подчеркнуть ценность сказанного между ними.

— Да, мне будет непросто уяснить все ваши способы общения и передачи информации. Интересно, что самыми главными словами у вас являются не общепринятые (по крайней мере, у нас) слова, как, например, «Мир» или «Жизнь». Зато чрезвычайно важными считаются такие, в общем-то, условные понятия, как «Деньги» и «Любовь». Это очень необычно: наблюдать ритуальные связи между представителями вашего рода, замешанные на двух понятиях. Я должен изучить все это доскональным образом.

Инопланетянин, наконец, тронулся, привычно шаркая по полу.

— Прекрасно, — сказал Мэй, глядя, как гость забегает вперед. — Но для этого вовсе не надо оставаться на время беседы в комнате.

Арколианец снова остановился.

— Но, джеймсоджеймс, я не унюхиваю тут никакой удовлетворительной причины. Я же «дал вам слово», что не буду вмешиваться в ваши отношения с сородичами.

Мэй с шумом выпустил воздух из легких и смерил инопланетянина взором. И тут ему пришла в голову идея, как можно достичь взаимопонимания.

— Даже если вы не произведете никакого запаха, — сказал он, — даже если вы дадите блокирующий фон, другие А-формы, которые заявятся на борт этого корабля, все равно догадаются о вашем присутствии.

— Догадаются? Но как?

— По запаху.

— В самом деле?

— Совершенно точно, — подтвердил Мэй. — Они почувствуют ваш запах глазами. Вы знаете, что это такое? И как только они унюхают вас глазами, это повлияет на дальнейшую беседу.

И снова большой глаз арколианца с двойным зрачком непонимающе сузился.

— Но как такое может быть, джеймсоджеймс? У меня не получается унюхивать Разумные А-формы такими ложными чувствами, как зрение или слух.

— И, тем не менее, это именно то, что у нас происходит в таких случаях, — пожал плечами коммерсант. — Как это ни печально.

— Зависимость от ложных чувств: слуха, зрения и тактильных ощущений находится за пределами моего понимания, — признался посланник. — И все же я отчетливо ощущаю запах вашего сожаления по поводу моего присутствия во время переговоров. Это самый обескураживающий феномен, с каким мне приходилось сталкиваться. Мэй усмехнулся:

— Да никто же не просит вас понимать А-формы, чудак вы этакий. Мы и сами-то себя не всегда понимаем.

— Еще интереснее, — заметил Мистербоб.

— Все, чего мы хотим друг от друга — это взаимопонимание. А добиться этого можно с помощью двух, как вы верно подметили, понятий: «любовь» или «деньги». Последнее предпочтительнее.

Арколианец свел пальцы на руках, похожие на клешни, так что образовались два замкнутых кольца. Сквозь одно из них он посмотрел на Мэя. В арколианской мимике этот жест означал пристальное внимание. — Эта навязчивая идея с неуловимостью…

— Знаю, — сказал Мэй. — Знаю. — Он мягко подтолкнул посла вперед по коридору. — Вы не можете этого унюхать, а, значит, и понять. Как раз это вам и предстоит изучить поподробнее. Никаких проблем. Слушайте, Мистербоб. Думаю, у меня есть компромиссное решение, как нам сделать так, чтобы вы смогли понаблюдать наш разговор э-э… со стороны… Причем без побочных явлений: зрительного запаха, который вы можете произвести на другие А-формы. Как вам такой план?

План, изложенный Мэем, состоял в том, что Мистербоб спрячется в небольшом чуланчике — шкафу в библиотеке «Ангела Удачи» — и оттуда прекрасно сможет услышать и унюхать весь разговор.

Соглашение было, в общем-то, достигнуто, когда вошла Роз. Она замялась в дверях, заметив Мистербоба, но быстро пришла в себя.

— Мэй, там представитель из КомпьюФарма жаждет встречи с вами.

— Прекрасно, — откликнулся Мэй, закрывая за арколианцем дверь. Введите.

Коммерсант на всякий случай подергал дверцу шкафа, проверяя, прочно ли она заперта.

— Капитан Мэй? — раздался голос за спиной.

Первый посетитель оказался взлохмаченным хиппи в очках и потертых джинсах. Его улыбка излучала бодрое расположение духа и готовность к сотрудничеству.

Мэй протянул руку:

— Кого я вижу! Вы, значит, и есть агент КомпьюФарма?

— Совершенно точно, — ответил человек, улыбаясь и пожимая протянутую руку. — Вы видите перед собой, можно сказать, КомпьюФарм во плоти. Меня зовут Дел Хикман.

Мэй рассмеялся.

— Прекрасно. Очень рад встрече. Слышал немало прекрасных отзывов о вашей работе…

— Но вы ожидали увидеть кого-нибудь, можно сказать, повыше ростом, не правда ли?

— Ну…

— Ничего, ничего. — Хикман выкатился в центр помещения, которое называлось библиотекой вплоть до сегодняшнего дня, когда оно было переименовано в приемную и зал для совещаний, и бросил стопку графических планшетов. — Начнем, капитан?

Капитан Мэй придирчиво повел носом, убеждаясь, что химической атаки не предвидится.

— Само собой, — ответил он, занимая место за столом. — Только не зовите меня «капитаном».

— В таком случае можете называть меня Дирком. Все в конторе обращаются ко мне именно так, хотя мне совершенно невдомек, почему.

— Прекрасно, — Мэй выждал некоторое время, пристально рассматривая сидевшего перед ним человека. — Я так понимаю, вы уже в курсе моих проблем, если ознакомились с состоянием компьютерной системы. Что можете сказать по этому поводу?

Оказалось, что Хикман думает на этот счет гораздо меньше, чем предполагал капитан Мэй. Хикман также выразил удивление, поведав, что обстоятельства, которые вывели из строя множество элементарных цепей, должны были привести в полнейшую негодность еще большее количество сложных связей на электронном уровне. Однако, как оказалось, то, что Мэй считал безнадежно погибшим, было просто повреждено или стерто на программном уровне. Таким образом, не требовалось комплексной замены электроники. Ремонтной команде предстояло заменить лишь сгоревшие чипы, а это было вопросом нескольких дней, и только. И потом оставалось лишь перепрограммировать системы.

— Рассчитывайте на три недели ремонта, — сообщил ему Хикман. — И еще десять дней на комплексную наладку. Общая стоимость работ… — тут он приостановился, заметив тяжкий вздох Мэя. — С вами все в порядке?

— Со мной-то все, — отмахнулся Мэй. — Просто последнее время у меня боль в области воротниковой зоны, как только заходит разговор о деньгах. Для вящей убедительности он растер грудь ладонью.

— Надеюсь, мои расценки не доставят вам неприятных ощущений, рассмеялся Хикман. — Общий счет за ремонт составит примерно 12 миллионов кредитов, причем — учитывая установку нового Вазак-контроллера оперативной памяти. Для большей продуктивности системы.

— Хотелось бы что-то уровнем повыше… — посетовал Мэй. — Этот Вазак безнадежно устарел.

— Ну, если пожелаете…

— Знаете, что? — продолжал Мэй. — Я дам вам пятнадцать миллионов, только установите лучший Вазак-контроллер, какой сможете найти. Галактрисса 9000 или классом выше.

— Но, капитан, это же гораздо больше, чем вам…

— Я настаиваю, — сказал Мэй. — Пусть это будет мой маленький каприз. Мне нужен такой Вазак, который не подведет меня в ответственный момент.

— В таком случае, «девятитысячник» будет в самый раз. Хотя, при нормальном использовании…

— В моей работе, — заметил Мэй Хикману, — не встречается такой вещи, как «нормальные условия».

— Что ж, очень хорошо, — Хикман простучал по клавиатуре одного их планшетов и затем скрестил руки на груди. — Вы представляете, что такое вести собственный бизнес? — Он пожал плечами и ответил сам себе: — Конечно, представляете. Вы же коммерсант. У меня, например, куча времени уходит на чисто административные задачи, вопросы, платежные ведомости и экспертные осмотры по оценке стоимости работ. Ничего не поделаешь, рутина. Почти не остается времени на любимое занятие. Поэтому я и открыл собственный бизнес.

— Но у вас, похоже, неплохо получается.

— Тьфу-тьфу, как говорится, — и коммерсант постучал кулаком по столу. Ладно, не буду морочить вам голову, скажу одно — Чич — просто фантастический программист, наверное, в чем-то даже превосходит меня, — он рассмеялся, — в молодые годы.

— Чич? — переспросил Мэй. — Вашего программиста зовут Чич?

— Дело в том, — пояснил Хикман, — что несколько программеров образовали свой клуб, где они собираются и обсуждают современное развитие науки в области микрочипов на уровне элементарных частиц и памяти на атомарном уровне. И там они придумали себе клички, которые закреплены за ними официально. Отсюда всякие Чипы, Диоды, Байты и прочие… Драйвера.

— Кажется, я понял, — отозвался Мэй.

— Я и не сомневался. В любом случае, присутствие Чич понадобится через денек-другой, и тогда мы приступим к самой серьезной части работы.

Встреча закончилась рукопожатием, и Мэй сложил руки на груди, как только Хикман удалился. Он был доволен достигнутым соглашением. Если встреча с механиком пройдет столь же успешно, он сможет продолжить бизнес к началу следующего фискального года.

Из шкафа донесся приглушенный хрип:

— Джеймсоджеймс?

Мэй открыл дверь. Там спокойно восседал Мистербоб, покачивая головой.

— С вами все в порядке?

— Я чувствую себя превосходно. Вы были весьма корректны, джеймсоджеймс. Оказывается, прятаться от глаз Разумных А-форм — самый эффективный способ исследования. Обонятельная коммуникация между вами была самым интересным местом беседы.

— Обонятельная, — пробормотал Мэй. — Запах, что ли? А что вы скажете о предмете нашего разговора?

Арколианец кивнул.

— Это тоже стоило увидеть, хотя я обратил внимание, что акустическая коммуникация, в отличие от обонятельной, менее эффективна, и создает высокий процент непонимания между Разумными.

Мэй уставился на него непонимающе.

— А мне показалось, что мы прекрасно поняли друг друга.

— И все же не эффективно. Вы просто не понимаете, сколько времени вы потратили понапрасну, обсуждая совершенно ненужные вопросы.

— Но это же и есть беседа, — хмыкнул Мэй. — Этим-то она и отличается от делового разговора или сообщения информации. Люди встречаются для того, чтобы, — тут он начал загибать пальцы перед удивленным арколианцем, который еще не изучал такого человеческого жеста:

— Во-первых, чтобы поговорить, во-вторых, чтобы пообщаться, в-третьих, чтобы договориться и чтобы выговориться, в-четвертых, чтобы навести мосты взаимопонимания, и, наконец, — капитан Мэй загнул последний палец: — Чтобы приятно провести время с интересными людьми. Разве все это не стоит того, чтобы вступать в беседу?

— Беседа, — продолжал Мэй, — это важная и неотъемлемая часть человеческой культуры. И если вы будете меня укорять за празднословие, значит, вы ничего не поняли в человеческом общении. Вы просто не уловили его тонкий смысл и, можно сказать, его запах.

— Действительно, — произнес Мистербоб, глядя на свои щупальца и пытаясь их сложить, как это только что делал Мэй. — Мы оба должны избегать непонимания. Оно препятствует успешному…

— На сегодня хватит, — отрезал капитан. — Кажется, сюда идет Роз.

Он поплотнее притворил дверь, подошел к креслу и, сев за стол, изобразил на лице гостеприимную улыбку в ожидании следующего гостя.

 

2

Это была звезда.

Это была звезда, но за горсть монет ее можно было рассмотреть поближе, бросив несколько монет в стереоскопический телескоп и развернув его в нужную сторону. После чего зафиксировать на изображении и нажимать на кнопку увеличения, пока не станет видно, чем на деле является этот заинтересовавший предмет.

Герцог уже заранее знал, что он там увидит, но все равно стал одну за другой закидывать монеты в аппарат, чтобы успеть рассмотреть поближе. Он находился в Дэнфортской обсерватории на горе Консула Пятого и фокусировал оптическое устройство, пока изображение из круга смутных очертаний не всплыло у него перед глазами.

— Это не звезда! — раздался детский крик совсем рядом. Малыш вовсю эксплуатировал папашу. — Это просто какая-то космическая какашка!

— Дай-ка я попробую, — вызвался отец. — Может, у меня получится найти Джублио, тогда и ты посмотришь.

— Я хочу посмотреть, — настаивал малыш.

— Посмотришь, — неохотно пообещал отец. — Но я бросил деньги, и хочу сначала посмотреть на Джублио.

Герцог рассмеялся — и вместе со смехом вырвалось белое облачко пара в холодный ночной воздух. Он снова приник к аппарату и стал вращать ручки регулировки. Звезда вырастала в размерах, расплылась на весь экран, затем собралась в фокус и вот, наконец, вынырнула потрепанная обшивка корабля, изувеченная лучами плазменных пушек, покрытая черными волдырями, оставленными вооружением истребителей Вакка. Корабль пришвартовался к черному невидимому остову какой-то орбитальной платформы. От названия корабля, когда-то размашисто выведенного на обшивке, осталось лишь несколько случайных букв и цифр.

Герцог прекрасно знал, что они обозначают. «Ангел Удачи». Три семь четыре девять один. 37491. Зарегистрировано на Джеймса Теодора Мэя, дипломированного коммерческого капитана торговых судов, который, скорее всего, в данный момент находился на борту, ожидая прибытия бизнесменов, которые начнут восстанавливать «Ангела Удачи», возвращая ему былую славу. Чтобы он мог пуститься навстречу новым подвигам и приключениям.

При дальнейшем осмотре он заметил прикрепленный к судну буксир, корабль настолько незначительных размеров, что прочитать его название не помогала даже хитроумная астрономическая оптика. Но Герцог знал имя и этого корабля. Это был «Прижимающий Дженни» или «Лебедка» и зарегистрирован в новом направлении коммерческой деятельности Чиба и Компания, ООО «Поиск» и транспортировка судов. Владелец компании, Питер Чиба и его еще неопытная, но энергичная помощница Роз Кэйн, должно быть, сейчас также находились на борту «Ангела Удачи». Буксирная лебедка на почерневшей от излучения обшивке коммерческого корабля была его первой работой. Деньги, полученные за нее, должны были дать начало этому многообещающему предприятию, которое сулило большие прибыли.

Телескоп запищал, по полю обзора поползли строчки, извещавшие Герцога, что любовь к астрономии стоит денег, и что для дальнейших наблюдений ему надо пополнить запас наличности в приемнике для монет. Он оторвался от телескопа и посмотрел в небеса невооруженным глазом, узнавая мигающую звездочку, которая и была «Ангелом Удачи». Его соседи, отец с сыном, целиком отдались наблюдению за спутником связи, запущенным телефонными компаниями. Остальные туристы, которых было не так уж много из-за прохладной ночи, начинали понемногу растворяться, оставляя неиспользованные монетки в телескопах.

Герцог глубоко вздохнул. Он задержал холодный воздух в легких и затем медленно выпустил его, наблюдая, как пар растворяется в ночном воздухе. Как и эта толпа, подумал он. Со вздохом он отошел от телескопа и посмотрел на часы. Наблюдение заняло в общей сложности минут десять. Если бы он сразу нашел звезду, которую искал, то не стал бы задерживаться. Но атмосферные условия не позволяли ему увидеть Тетрос. Он пообещал себе, что обязательно найдет его в другой раз. Еще будет много возможностей, пока они соберутся обратно. Сейчас увидеть звезду для него значило побывать дома. Одна звезда могла согреть его сердце.

Покинув наблюдательную площадку, Герцог стал спускаться по длинным пролетам лестниц. Затем прошел через небольшую площадку, полную туристов, толкающихся в холоде ночи.

Он прошел мимо каменных скамеек в самом углу углов площадки. Здесь сидели спиной к нему двое, вглядываясь в светившие внизу огни города. Один был кряжистым и крепко сложенным мужчиной с головой, вполне соответствующей размерам тела. Другой, напротив — жилистым и худощавым. Его правая рука была на перевязи, обмотанная бинтами, как у мумии. В левой руке он сжимал гравитационный нож, который втыкался при любом броске. Быстро перебирая пальцами, человек вращал им по сторонам. Одно неловкое движение — и клинок взлетел в воздух, так что эквилибристу пришлось ловить его за рукоятку. Лезвие скользнуло по его ладони и воткнулось в землю.

— Проклятье, — пробормотал худощавый, отсасывая кровь из пореза. В тусклом свете фонаря Герцог разглядел отметины, оставленные прошлыми попытками овладеть этим трюком. — Похоже, левой у меня никогда не получится.

— Почему бы вам не подождать, мистер Вонн, пока заживет ваша правая рука? — спросил верзила.

Вонн выдернул нож, воткнувшийся в землю между ног.

— Слишком долго ждать, — проворчал он. — А я не хочу оставаться беззащитным.

Герцог засунул руки в карманы своей утепленной куртки.

— Пока вы здесь балуетесь с этой игрушкой, — произнес он из темноты, вас можно прибить одним ударом телескопа.

— Герцог! — неуловимым движением Вонн наживил лезвие на рукоятку. Оно мягко вошло и спряталось. Наемник сунул оружие в нагрудный карман. — Время на исходе. Мы прождали тебя полчаса.

— Это вы ждали меня? — фыркнул Герцог. — Да я полтора часа торчал тут, пока не решил посмотреть на звезды. Где вас черти носили?

— Предположим, у меня было одно дельце, о котором надо было похлопотать, — ответил Вонн.

Они не спеша пересекли площадку, перейдя на второй пролет ступенек.

— Нашли свою звезду? — спросил Винтерс.

Герцог отрицательно мотнул головой:

— Погода, — отозвался он.

— Может быть, завтра:

— Может быть.

— Ну что ты так переживаешь, Герцог, — сказал Вонн, покачав головой. На твоем месте, я бы ни за какие коврижки не захотел вернуться обратно в какой-нибудь мирок третьего класса, чтобы жениться там на парочке телок…

— Довольно, — отрезал Герцог.

— Может быть, ты объяснил бы это, — продолжал Вонн. — А то уже начинает утомлять: вечно встречать ваше высочество в таком удрученном состоянии духа и приводить в чувство, как на каком-нибудь Психе 13-м…

Герцог схватил Вонна за плечо и встряхнул его так, что тот не успел договорить.

— Я же сказал тебе, следи за базаром. Воздух вокруг них достиг крайнего электрического напряжения и стал твердым как лед. На мгновение все замерли. Герцог перевел взгляд с Вонна на Винтерса и обратно.

— Что с вами происходит, ребята? Смотрите на меня как на какого-то бандита с большой дороги.

Вонн медленно покачал головой:

— Нет. Дело совсем не в том. Не обижайся, Герцог.

— Мы беспокоимся о вас, мистер Герцог, — подал голос Винтерс.

— Беспокоитесь… — Герцог отпустил плечо Вонна и брезгливо отряхнул ладони.

— Мы слышали, как вы разговариваете, — продолжал Винтерс, — и уже подумали, что болезнь возвращается.

— Я здоров, — отрезал Герцог. — И больным никогда не был. Да, я принял пассажира, но ситуация под контролем. Вот уже три недели — и ничего не случилось.

— Блокировка, — предположил Вонн.

Герцог вскинул голову и неуверенно пожал плечами.

— Стресс проявил лучшее во мне.

— Это еще не все, что в тебе есть, — пробормотал Вонн.

Все трое прошли через орнаментальные ворота обсерватории и остановились у метробуса, который спустил их с горы в город. Они зашли в середину вагона, и Винтерс плюхнулся, заняв два сиденья, а Герцог с Вонном разместились напротив.

— Так что же, — заговорил Вонн, пытаясь переменить тему разговора. Нашел что-нибудь?

Герцог кивнул.

— Похоже, удача нам снова улыбнулась. Возник еще один благоприятный случай.

— «Ангел Удачи», — благоговейно шепнул Винтерс.

— И что, — спросил Вонн, — это собой представляет?

— Вот почему Ли вывел нас из системы Джублио. Он хотел растрясти Юэ-Шень, а Джублио как нельзя лучше подходит, потому что это совсем рядом. Ближайшая ветвь корпорации, друзья мои, или ее филиал, или дочерняя фирма называйте это, как хотите — расположена на этой планете. И это не просто филиал — нет, это фирма, возглавляемая сыном Максимиллиана Барриса.

— Кого? — переспросил Вонн, которому показалось, что он ослышался.

— Максимиллиана Барриса, — повторил Герцог. — Одного из первых разработчиков программы Фиалов Квинтэссенции. Он заключал контракты и нес ответственность за наполнение фиалов, которые мы спасли.

— Интересно, — заметил Вон. — Как же такого папы сын попал в такую глушь?

— А как эта расположенная на отшибе планетка могла стать дипломатическим центром галактики? — парировал Герцог.

— Все равно это не имеет никакого отношения к делу, — скривился Вонн. Что до меня, я в это все равно не поверю, пока в руках не окажется моя доля капусты.

— Понятное дело. С тобой все ясно. Кто ж тебя не знает, Вонна с Капустной улицы. И все-таки, что на повестке дня сегодня ночью?

— «Повестка дня сегодня ночью» — это хорошо.

— И тем не менее?..

— Дело ясное, что дело темное. Я тут разыскал одно местечко, доверительно сообщил Вонн. — Называется «Черная Орхидея».

Герцог скривился, как от сильнейшей оскомины.

— Название указывает на то, что перед нами один из баров, в которых так любят кутнуть наемники. — Тон его был кислым и ничего хорошего не предвещал.

— Так оно и есть, — с готовностью подтвердил Винтерс.

— Проклятье, — вырвалось у Вонна, — Разве я не велел тебе молчать в тряпочку?

Винтерс недоуменно пожал плечами:

— Но он же сам догадался, мистер Вонн.

Скрестив руки на груди, Герцог откинулся на спинку кресла.

— Ты же знаешь, как я отношусь к подобным заведениям, — процедил он.

— Но это совсем не то, что ты думаешь, — запротестовал Вонн. — Это совсем другое, — он замахал обмотанной бинтами рукой у него перед носом. Неужели ты думаешь, что я собираюсь драться вот этим?

— Я не понимаю, почему нельзя подождать, пока мы не получим мзду с корпорации. А то вы снова влезете в долги и будете искать новую работу.

— Не напрягайся. Я уже получил хороший урок на «Хергест Ридж», — Вонн прижал обмотанную руку к груди, точно ребенка. — И потом, это же совсем другое. Это же дух товарищества. Конечно, тебе этого не понять, хотя… когда-то один раз мне показалось, что ты подошел весьма близко. Почти вплотную. Ну, почти что мог стать одним из нас. Даже в самых тяжелых случаях, когда кого-то из нас заносит в гравитационные кресла, мы сохраняем дух товарищества, потому что это остается в крови.

— Ну ладно, — сказал Герцог, фыркнув. — У каждого свой крест.

— А разве у тебя не было чего-то вроде, очень похожего, на Тетросе? Чем ты занимался, отпахав смену на папкиной скотобойне? Разве твои товарищи-мясники не собирались вместе, чтобы похвастаться травмами, полученными на работе?

Герцог посмотрел на свои ладони, на маленькие изящные пальцы. На мгновение он представил, что потерял один из них, и содрогнулся, но тут же увидел, что все на месте.

— Нет, — спокойно сказал он. — Я ничем подобным не занимался. Никогда.

— Тогда в чем же проблема. Ты что, брезгуешь якшаться с подобным сбродом?

— Мой дядя говорил, что у него работали всегда только хорошие люди, но это не значит, что я отирался возле них. Как сказал кот, выходя с кухни: «От меня и не пахнет вашим супом». Наши жизни слишком были непохожи.

— Понятно, — кивнул Вонн, — вместо этого ты в свободное время оплодотворял местных девок.

— Что-то вроде, — отвечал Герцог. — Хотя никакой гордости за это не испытываю. Не горжусь и тем, что бросил их. И собираюсь возместить это в будущем.

— Да, — изрек Вонн. — У каждого из нас свои планы, и всяк сверчок имеет виды на шесток. Мои, например, состоят в том, чтобы попасть в уютное местечко и обмозговать будущее человека по имени Вонн. И вот, дружище, мое будущее, как ни крути, почему-то начинается в «Черной Орхидее». Только там и больше нигде. Такое у меня предчувствие.

— Тогда понятно, — холодно заметил Герцог. — Ясно как день, что наши дороги разойдутся, как только мы срубим капусту с Корпорации «Сущность». Поэтому, думаю, я не огорчу вас отказом посетить это место.

Вонн посмотрел так, как будто прибивал Герцога глазами к скамейке, на которой тот сидел.

— По крайней мере, сегодня, — дипломатично добавил Герцог. — Я не готов воспользоваться таким случаем.

— Ты стал другим, Герцог, — произнес Вонн. — Я тебя не узнаю.

— Все мы переменились. Все меняется. Как говорили древние греки, «панта рей» — все течет. За свою жизнь я пережил достаточно потрясений, Вонн, и теперь вдвойне важней избежать их, по возможности. Я не хочу быть героем, и, говоря начистоту, не уверен, что мне вообще нужна моя доля для чего-то другого, кроме как возместить дяде убытки за пропавший груз мяса. Все, чего мне сейчас хочется — это вернуться в мой маленький зеленый мир…

— Ты что, лягушка, что ли?

— Перестань издеваться, Вонн… Вернуться в мой маленький зеленый мир и…

— Ладно, не будем человеку кайф ломать.

— …и там обосноваться вместе со своей спутницей жизни. Моей маленькой милой женушкой.

Вонн поморщился. У него сейчас был такой вид, как будто на голову вывалили самосвал с токсичными отходами — складки лица расползлись в стороны, и все лицо сложилось в тухлую гримасу.

— Ну что ж, ты сделал свой выбор.

— Знаю. — Герцог дернул рукоять над головой, и вагон стал тормозить. Он встал с места и приветливо улыбнулся Винтерсу:

— Присмотри там за Вонном, чтобы он не влип в какие-нибудь неприятности.

Винтерс улыбнулся в ответ:

— Что вы!

Герцог посмотрел на Вонна в упор. Они встретились взглядами.

— Ну что ж, до встречи, братан.

— До встречи, — ответил Вонн. — Братан.

Герцог указал на Винтерса.

— Не гуляй с братишкой допоздна, верзила. Завтра утром медкомиссия.

Метробус остановился, и Герцог вышел на освещенную улицу напротив огромного универмага. Несмотря на позднее время, здесь сновали целые толпы. В этой части города было оживленно, как днем, от прохожих уже места не было на тротуаре. Толчея здесь была хуже, чем на площадке перед обсерваторией. Он с трудом продирался сквозь толпу, с одной стороны, довольный тем, что его оставили в покое, с другой — его не очень-то воодушевляла перспектива одинокой ночи в отеле. Он не хотел оставаться в одиночестве. Потому что на самом деле он был не один.

 

3

Роз ввела следующего посетителя: в первое мгновение Мэй был в шоке. Гость походил на грушу, вынутую из коктейля: расползающийся живот, набрякшие с похмелья глаза и слегка помятый костюм из Императорского Шелка.

Рукопожатие, отметил Мэй, было приятным и энергичным, только из носа у гостя все время вырывалось какое-то попискивание.

— Капитан Мэй, — торжественно возвестила Роз. — К вам Виланд Эмет, владелец «Старфорских Орбитальных Доков».

— Для меня высокая честь, — сказал Мэй, поднимаясь с места и гостеприимно разводя руками, — принимать у себя такого высокого гостя…

— Такова политика компании, — проворчал Эмет. Правой рукой он вращал безделушку, подвешенную на левом безымянном пальце. — Я лично посещаю корабли определенного класса и размера, чтобы произвести оценку работ. Некоторое время он смотрел на Мэя, стоявшего в ожидании, затем уселся.

— Фу, — Мэй присел. — Ну что ж, Роз, на сегодня, наверное, хватит. Прием закончен.

Она кивнула и закрыла за собой дверь.

— Симпатичная конфетка, — обронил Эмет.

— Простите?

— Я говорю, прелестная у вас секретарша.

— Она спасатель, — ответил Мэй, надеясь этой фразой сразу осадить Эмета от дальнейших покушений на своих сотрудников. — В свободное от работы время ей разрешено присутствовать на корабле. Вообще же она, в основном, как вы понимаете, живет за бортом, при минусовой температуре.

Человек в кресле напротив недоверчиво хмыкнул.

— Насколько я понимаю, мистер Эмет, вы уже имели возможность ознакомиться с повреждениями, нанесенными судну.

Эмет важно кивнул, пригладив пышные усы. Брови у него были не менее густыми, чем растительность над верхней губой, и за ними было легко спрятаться глазам, отчего очень трудно было сразу распознать реакцию собеседника.

— Ну, и что скажете? Каков диагноз? — спросил Мэй, уже подумывая, что разговор с таким скрытным собеседником может затянуться на неопределенный срок.

Эмет сцепил пальцы перед собой и повращал ими, треща костяшками пальцев.

— У вас на руках проблемное судно. Точнее, ведро с гайками.

Мэй усмехнулся, опускаясь в кресло.

— Скажите мне что-нибудь новенькое. Для этого я и вызвал вас сюда.

Широкоплечий здоровяк извлек из жилета планшет с клавиатурой, положил на стол перед собой и открыл крышку. Все его движение были степенными и неторопливыми, как и положено бывшему ремонтнику, а ныне хозяину крупной фирмы. Он облизнул нижнюю губу, изучая данные.

— У вас плазменный волдырь в нижней секции бронированных пластин, что составляет два процента общей площади обшивки. Тут как при ожоге кожи предстоит пересадка. Ну, и еще некоторые участки прожжены плазмой насквозь размером поменьше. Дырки размером с кулак — свыше 12 процентов обшивки корабля. Так что делайте выводы.

— Не вижу ничего смертельного, — внятно произнес капитан, глядя ему прямо в глаза.

— Нет, естественно, но это займет время, — тот выдержал взгляд. — На это потребуется определенное время. С наскоку тут ничего не сделаешь. — Эмет нажал кнопку на планшете. — Требуется замена всех внешних антенн. Одни срезаны, другие расплавлены или приварились к обшивке. А в тех, что уцелели, прожжено столько крошечных отверстий, что от них никакого проку.

— Это именно то, что я и ожидал от вас услышать.

— Конечно, можно установить новые антенны, но это будут новые, более современные технологии. Придется переналадить ваш Вазак и прочие соответствующие компьютерные системы. Я этим не занимаюсь. Я ремонтирую корабли, и ремонт кораблей — это все, чем я занимаюсь. Я ремонтник — и только.

Мэй посмотрел на Эмета без всякого выражения, пожевав губами. Интересно, чем сейчас этот тип пахнет для Мистербоба? Вот уж, действительно, может получиться интересный эксперимент.

— Итак, продолжим.

Эмет рассмеялся:

— Затем ваши двигатели. Точнее, то, что от них осталось. Можно сказать, вы теперь безмоторный.

— В курсе, — сухо ответил коммерсант.

— Но, прежде чем мы их установим, придется отремонтировать всю систему двигательного отсека. Там полно копоти. Все покрыто копотью. Придется для начала обработать растворителем, а затем отскрести все от стенок и нанести новое покрытие различными смесями. Ну, и в самом худшем случае придется усилить часть переборок, которые могли износиться и обветшать. Поскольку они могут не выдержать дальнейшей эксплуатации. У вас просто прорвет все от включенных форсунок.

— Ну и каково ваше мнение об этом конкретном корабле? — поинтересовался Мэй. — Что вы можете сказать о корабле в целом?

Эмет хмыкнул.

— Думаю, что придется укрепить как минимум одну из переборок. Может, две.

Уже собираясь кивнуть, Мэй остановился, опустив голову, и украдкой втянул носом воздух. Нет, похоже, пока все чисто. Наверное, это сам Эмет постарался. На славу испортил воздух. Он зажмурился, прогнав наваждение. Слишком много времени провел с арколианцем.

— Восстановление интерьера, — продолжал Эмет. — Покрасить да почистить, что надо, вы и сами сможете, чем сбережете свои кредиты. Что касается дверей, то у половины точно спеклись замки сервосистем, так что нам придется их переустановить и заменить. Но еще надо, чтобы кто-то подключил их к главному логическому контроллеру, а потом еще и перепрограммировал. Я такими вещами не занимаюсь.

Мэй оттянул воротник куртки, уже начинавший душить его. В библиотеке было слишком жарко. Он надеялся, что с послом все в порядке.

— Теперь о главном. В довершение прочего нам придется закупить и переустановить двигатели. Вы сказали, что хотите «Бэ-третьи», к которым привыкли. Тут я могу, конечно, выступить в роли закупщика, но вам придется заплатить мне за них вперед. На доставку уйдет два стандартных месяца, как минимум, и еще вам придется доплатить за их транспортировку с Фонтаналиса 13-го. Внешние малярные работы после обшивки листами и пластинами придется произвести в одном из наших ангаров с атмосферой. Тут смело берите еще неделю ожидания. Ну а вместе с установкой на систему передач смело рассчитывайте на девять месяцев — именно столько, сколько требуется женщине и ремонтнику, чтобы представить готовый продукт. При этом общая стоимость работ…

— Система передач, — Мэй поперхнулся. Воздух в комнате был явно спертым. — И что с ней случилось, с системой?

— Масло спеклось и отвердело! — оживленно откликнулся Эмет. Герметизация была нарушена вследствие перегрева и попадания пыли.

— И как же это, черт возьми, могло случиться? — уже не замечая, что повышает голос, воскликнул Мэй.

— Если не заботишься о поставленном оборудовании, себе дороже выходит.

Капитан задыхался. В горле пересохло, и он дышал как рыба, выкинутая на песок:

— Это невозможно. Я лично следил за этой треклятой системой передач…

— Все занесено в ведомости на ремонтные работы, — хладнокровно продолжал Эмет со спокойствием хирурга, которому нельзя волноваться во время смертельно опасной операции. — По приблизительным подсчетам, на все уйдет девять месяцев и семьдесят восемь миллионов, причем четверть авансом или залог на владение кораблем.

— Дороговато…

Эмет ударил по клавиатуре планшета и он погас.

— Если вы хотите сделать подешевле, поищите другую фирму, капитан. А если хотите сделать получше, платите денежки.

Мэй заставил себя подождать несколько секунд, чтобы успокоиться.

— Ну, ладно, — сказал он. — А что касается трансмиссии, вы примете старую в зачет части стоимости?

— Я не занимаюсь скупкой металлолома, — ответил Эмет.

— Но это совершенно целая коробка передач, как раз для дредноута.

— Мне она ни к чему, — презрительно фыркнул владелец «Орбитальных Доков».

— Я говорю о кредите, — сказал Мэй. — Вы заберете эту штуковину и установите ее где-нибудь, так что сможете еще сэкономить и разницу положите себе в карман. А мне в счете сделаете небольшую скидку.

Эмет досадливо цокнул, как торговец на восточном базаре, делающий скидку на тушку «самого свежего барашка» и, произведя некоторые вычисления на клавиатуре своего планшета, сказал:

— Я могу скинуть до семидесяти пяти миллионов.

У Мэя перехватило дыхание. Его коммерческий ум мигом оценил ситуацию.

— Но это же всего пять процентов. Между тем коробка передач такого класса стоит никак не меньше…

— Я знаю, сколько стоят такие системы, — оборвал его Эмет, — и также знаю, что значит «работать на сэкономленном материале», то бишь, на «бэушных» запчастях. Потом оказывается, что надо сделать еще невесть сколько доработок по мелочам, и хранить в спецпомещениях, пока радиоактивность не выветрится до безопасного уровня. Я возьму эту систему у вас, но поверьте, мистер Мэй, это себе дороже. Хлопот с ней будет куда больше, чем прибыли. Мое окончательное предложение: семьдесят пять миллионов на оговоренных условиях и сроках. Ваше дело — принять или отказаться.

У Мэя сдавило горло, и он почувствовал, как стены библиотеки стали надвигаться на него. Что-то здесь не так: и дело не в том, что Эмет назвал цену, намного превышавшую самые смелые ожидания. Он безуспешно пытался бороться с последствиями миазма. Инопланетянин не дремлет. Арколианец защищается.

— Ну, ладно, — произнес он. И вдруг едко защипало в носу. Запах напоминал крепкий и сладкий аромат горящего трубочного табака. Мэй быстро оглянулся на дверь шкафа.

«Что я делаю? — пронеслось у него в голове. — Зачем?»

Заслезились глаза, и он заморгал, как повар, нарезающий лук, поворачиваясь к гостю.

— Вы меня извините, — сказал он. — Я несколько выбит из колеи… Сумма, которую вы…

— Дело понятное, — хмыкнул Эмет. — С деньгами расставаться всегда нелегко.

Мэй вздохнул. Спустя несколько секунд воздух в библиотеке, похоже, очистился.

— Итак, на чем мы остановились?

Эмет тупо уставился на планшет.

— Ну-у, — протянул он, — вообще-то мы обсуждали цену за ремонт и восстановление этого корабля.

Понемногу Мэй начал приходить в себя.

— Ах, да! Я очень признателен вам за то, что осмотр судна, мистер Эмет, вы произвели собственной персоной, поскольку я с самого начала хотел, чтобы моим кораблем занялись самые опытные и умелые специалисты, но ваша оценка суммы работ несколько выбила меня из колеи. Конечно, мои познания в области ремонтных смет, быть может, несколько поустарели за четверть века, когда я учился в Коммерческой Академии, но все же цифры, которые вы тут приводили…

Эмет хищно ощерился — примерно так же, как в первый раз, только более благожелательно.

— Вас крупно надули, — произнес он.

У Мэя отвалилась челюсть.

— Что вы сказали?

Эмет кивнул.

— Это проблема первенства, — искренне признался он. — Иногда по собственной воле заходишь в такие дебри и тупики, что забываешь о собственной выгоде и цели. Плата растет за имя, а не за работу. — Он снова сверился с цифрами на табличке. — Вы имеете в виду систему передач дредноут-класса, которое вы можете предложить фирме в счет ремонта?

— Да, я имею, — машинально пробормотал Мэй, все еще не веря, что в воздухе не осталось никаких последствий феромонной атаки.

— С небольшим расширением за счет свободного неиспользуемого пространства в двигательном отсеке, я думаю, мы сможем его установить туда. Система привода станет еще эффективнее, и, даже учитывая доработки по установке, вы сэкономите миллионов двадцать…

— А как насчет…

— Мы можем герметизировать систему передач в специальный кожух, чтобы изолировать остаточное излучение. Как только радиация достигнет безопасного уровня, покрытие начнет отслаиваться. Придется подметать отсек каждые два дня, но безопасность стоит того. К тому же вы можете сэкономить на восстановлении двигательного отсека. Я уже проверил стенки отсека, они вполне прочные. Все, что вам нужно, — пара слоев грунтовки и краска. Наружная окраска займет три дня, а во время сушки мои люди уже смогут работать внутри. Так теперь делают везде в ремонтных доках, и я не являюсь исключением. Таким образом, сэкономив на всем выше перечисленном, да еще принимая в зачет вашу старую коробку передач, кстати, вполне исправную, общая стоимость работ составит пятьдесят один миллион кредитов.

— Пятьдесят один… — Мэй смотрел на Эмета, не в силах поверить своим глазам. Что-то произошло — он даже боялся предположить, что именно, хотя догадывался, в чем дело, косясь в сторону запертого шкафа.

— Да, пятьдесят один, хотя, понимаю, что это все еще очень дорого, ведь цена завышена за репутацию фирмы. Так что я готов сбросить еще пятнадцать процентов и назвать окончательную сумму ровно в сорок три миллиона за все работы с установкой. Больше скинуть не могу — сам останусь в убытке. К сожалению, сроки доставки остаются прежними — девять месяцев. — Эмет откинулся в кресле и встал, протягивая руку капитану:

— По рукам?

— Дайте подумать… — пролепетал Мэй пересохшими губами, — дело в том, что есть некоторые обстоятельства…

Эмет сам схватил его руку и потряс ею.

— Пустяки. Я уже принял решение. Обслужим вас по полной схеме. Будете потом рассказывать друзьям, что лучший ремонт судов во всей вселенной осуществляется в моем доке-гараже, и какую сделку вы со мной провернули. У нас не обманут, так-то, старина. — Захлопнув свой планшет, он сунул его в карман.

— Послушайте, как насчет этих условий, вам не кажется, что они слишком…

— Уже слишком поздно, — подмигнул Эмет. — Сделка заключена.

Дверь распахнулась пошире, когда Эмет приблизился к ней, принимая в учет размеры его корпуса. Учтиво отсалютовав по-штатски, он сказал на прощание:

— Спасибо вам. Сегодня ночью буду спать спокойно. С чистой совестью, и вышел в коридор.

Пораженный донельзя, Мэй посмотрел, как за толстяком закрылась дверь.

— Что за чертовщина, — бормотал он. — Что происходит? Что за…

И тут его осенило, да так, что он подскочил на месте.

— Мистербоб!

— Да-а-а, — раздалось гортанно из шкафа.

Мэй снял замок и открыл дверь.

— Вы все-таки снова принялись за свое? Я же просил вас не вмешиваться!

Арколианец пощелкал хитиновыми пальцами:

— Я действительно обещал, джеймсоджеймс, но создавшаяся ситуация потребовала моего вмешательства, сделав его более безотлагательным и настоятельным. Ваша беседа проявила множество интересных запахов. Интереснее всего пахли при этом вы. Это был запах существа, оказавшегося в капкане.

— Пусть так, — горячился Мэй. — Сегодня был, скажем, не лучший день в моей жизни. И все же вы…

— Еще более интересный запах издавал мистерэмет. Это что-то, я вам скажу. Такое редко встретишь. Целый букет. Такой недоброжелательности я еще не испытывал и даже не думал и не предполагал, что она может быть так ярко выражена в человеческом запахе. Хотя мне и пришлось отведать этого запаха на самой заре Альянса, когда я был дипломатическим консулом.

— Недоброжелательность? Что вы хотите этим сказать?

— Ну, может быть, не совсем злорадство, не напрямую, но букет запахов, который в сумме составлял именно это чувство. То, что вы называете алчностью, то, что самим мистерэметом было названо эгоизмом, и опасные уровни апатии. Это не означало никакой прямой угрозы для вас с его стороны, но дальнейшие его действия совершенно определенно могли нанести вам урон.

Мэй почувствовал, что покрывается гусиной кожей.

— Ну, спасибо, — пробормотал он, пытаясь изобразить улыбку на лице. Вы очень услужили мне, Мистербоб, но что будет, когда мистер Эмет вернется в офис? Что случится, когда ваше феромонное воздействие иссякнет и развеется?

Арколианец понимающе кивнул:

— Только минутку, пожалуйста, вашего внимания. Вспомните о маргаретхирн.

В горле у Мэя застрял ком, которого он, как ни силился, проглотить не мог. Казалось, в желудок ему опустилась непереваренная подошва сапога.

— Хор-рошо, — прохрипел он.

Мистербоб посмотрел на него секунду и заворковал.

— Могу сказать, даже с моей точки зрения, что когда вы думаете о маргаретхирн, вы вспоминаете свои ритуальные связи.

Лишившись на некоторое время дара речи, Мэй только кивнул в ответ.

Восхитительный, просто поразительный аспект общения разумных А-форм. У них крепкие связи, которые так легко забываются.

— Давайте ближе к делу, — наконец просипел Мэй и закашлялся.

— В случае с маргаретхирн я не использовал влияние, которое называется мимолетным. Вместо этого я отыскал запах давно забытых связей и восстановил их. Какое наслаждение — видеть, как охотно А-формы реагируют на давно забытые запахи, когда они обнаруживают то, что считали навсегда потерянным. Дружбу. Я предлагал ему запах дружбы. Вы стали его «старым дружбаном по Камчатке» — тут не все слова понятны мне, я просто запомнил их на всякий случай.

— Вот, значит, что вы сделали с Эметом?

— Да. Но ничего плохого. И ничего такого, что не понравилось бы ему самому.

Мэй вздрогнул и испустил тяжелый и продолжительный вздох. Так, наверное, ведет себя следователь после затянувшейся беседы с неисправимым преступником.

— Ну, ладно. Сделанного не воротишь. Но прошу вас впредь быть осмотрительнее. Вы понимаете, что я имею в виду. — Он еще раз посмотрел на арколианца, чтобы удостовериться, что тот понял смысл сказанного. Пожалуйста, поймите, что вы очень рискуете, когда восстанавливаете эти связи, Мистербоб. Мы, Разумные А-формы, пока только привыкаем к мысли о вступлении в контакт с арколианцами, не зная еще, к чему могут привести такие союзы. И я бы очень не хотел вернуться в те дни, когда в комнате переговоров приходилось держать собаку… — Тут он на миг остановился, потупив глаза. — Прошу прощения, Мистербоб, я не должен был… похоже, это лишнее.

Арколианец поднял клешню умиротворяющим жестом и дотронулся до плеча Джеймса Мэя.

— Как это у вас говорится, «чепуха». Хотя не знаю, чем она пахнет, но мне это слово нравится. Вот почему меня так заинтересовала человеческая раса. И вот почему я хочу освоить способы, ходы и методы общения. Чтобы старых методов ведения переговоров больше не повторилось никогда. И мы никогда не вернулись в те дикарские дни. С собаками.

— Ну что ж, — с натужной улыбкой выдавил Мэй. — На этой оптимистической ноте… закончим.

 

4

Герцог лежал на столе, голый по пояс. Правую руку удерживали эластичные ремни, наброшенные на локоть, плечо и запястье. Крошечные электроды были прикреплены к кончикам пальцев, и по всему телу были наклеены датчики, размещенные на основных мышцах. На мониторе, расположенном рядом на столе, мелькали какие-то картинки, сообщавшие о том, что сейчас происходит, и какая часть его тела подвергается пристальному изучению научных работников и врачей.

— А теперь, мистер Арбор, — сообщил один из докторов, — мы собираемся проверить ваши нервные связи и характер мускульной реакции вашей руки. Это совершенно безболезненно, просто вы можете почувствовать себя… несколько дискомфортно.

— Порядок, — ответил Герцог. И посмотрел на пристегнутую руку.

— Вот вам пример того, что мы делаем, чтобы вы знали, чего ожидать.

Его пальцы вдруг разом вздрогнули. Разжались и сжались. Остальное тело оставалось напряженным.

— Пожалуйста, расслабьтесь, мистер Арбор. Я же сказал, тестирование пройдет совершенно безболезненно, но нам не удастся провести его, пока вы не расслабите вашу ручку полностью.

«Ручку. Ишь чего захотели. Сначала вам ручку, потом ножку, а потом всего с потрохами».

Герцог сделал глубокий вдох и зажмурился.

— Порядок. Извините. Сейчас все будет в норме.

— Ничего, ничего, это наша работа.

И тут Герцог ощутил, что его рука двигается. Сама. Без всякого приказа или побуждения с его стороны. Словно ею управлял кто-то другой. Или как будто эта рука принадлежала совсем не ему. Странное, удивительное чувство совершенно захватило его на некоторое время. Он опять посмотрел на руку. Ладонь сложилась в кулак, потом в кукиш, затем пальцы вновь свободно раскинулись по сторонам. После этого каждый палец по очереди коснулся подушечки большого пальца руки. Ощущение было потрясающее. Герцог знал, что это делает его рука, но при этом он не прилагал никаких усилий. Как будто бы кто-то другой руководил его движениями. Как будто бы это делал за него кто-то другой.

Он посмотрел в потолок и снова закрыл глаза. Вскоре он снова услышал знакомый звук. Взглянув, он пошевелил пальцами.

— В самом деле, странно.

— Принцип тот же, что и у парализатора системы «Поводок», — сообщили ему, — только парализатор контролирует центры спинного мозга. Так что жертве не остается ничего другого, как следовать данным приказам.

Герцог посмотрел, как сжимается и разжимается его рука.

— Мне говорили, что при этом лучше всего — не сопротивляться, когда тебя ведут на «Поводке».

Тут подал голос другой доктор:

— Сигнал значительно сильнее. Вы можете повредить себе, если не будете осторожны.

Прошли еще десять минут тестирования, после чего доктора прогнали собранные данные по своим системам. Пока они разбирались, рука Герцога была освобождена от пут, и ему сказали, что можно одеться. Он попытался сесть, но правая рука отказывалась сотрудничать. Она вяло повисла сбоку.

— Побочный эффект, — сказал, помогавший ему доктор. — Пройдет через некоторое время.

Пожав плечами, Герцог взял рубашку и просунул в рукав безжизненную конечность. К этому времени доктор вернулся с результатами обследования.

— Хорошие новости, — сообщил он. — Ваша ручка почти как новенькая.

— Что значит — «почти»?

— Вам придется привыкнуть некоторое время к этому и не принимать все так близко к сердцу, — посоветовал доктор. — Постарайтесь не напрягаться и не совершать ненужных подвигов. Запястье поболит некоторое время, и хватка ослабнет, так что ручку придется потренировать, заниматься с ней ежедневно. Каждый раз, при удобном случае, в свободное время, когда вы окажетесь в комфортных условиях, и вас никто не видит, делайте следующее: расслабьте руку, сожмите в кулак, щелкните пальцами, и сжимайте, медленно разжимая, что-нибудь мягкое и податливое. Например, наполовину спущенный мячик. Через пару стандартных месяцев рука будет как новенькая.

— Ладно. Спасибо. — Герцог пошевелил плечом, но правая рука никак не отреагировала на эти потуги. Она так и осталась болтаться сбоку. Тогда он схватил ее левой рукой и протянул доктору, как вещественное доказательство его врачебной несостоятельности. Доктор посмеялся и пожал протянутую конечность.

Оттуда Герцог направился прямиком в кассу, где оплатил все эти безответственные испытания и затем присоединился к Винтерсу, который поджидал его в вестибюле.

— Как ваша рука, мистер Герцог?

Герцог шлепнул безжизненной конечностью ему по колену. Глаза великана стали круглыми от страха.

— О нет! Они сделали еще хуже!

Герцог подобрал руку и бросил себе на колени.

— Нет, они этого не сделали, Винтерс. Это из-за тестирования. Доктор сказал, что я совершенно здоров.

Винтерс одобрительно хлопнул его по спине с таким энтузиазмом, что Герцог чуть было не растянулся на полу, вылетев из кресла:

— Отлично! Теперь, когда мистер Вонн получит новые пальцы, мы сможем это дело отпраздновать.

Герцог начал было рассказывать что-то о намеченном празднике, но его слова перебила отчаянная брань, вылетевшая из соседних дверей. В вестибюле все стихло, и через некоторое время дверь медленно открылась. В коридор медленно выбрел Вонн. Его правая рука была по-прежнему на перевязи, взор с ненавистью уставлен в пол.

У Винтерса отвисла челюсть. Герцог тут же встал и подошел к наемнику, положив ему руку на плечо.

— Что случилось?

Вонн досадливо встряхнул рукой на перевязи.

— Сейчас расскажу. Пошли только отсюда скорее к чертовой матери. Пока я не взорвался.

— Винтерc, — поспешно позвал Герцог третьего компаньона. Призыв не пришлось повторять, великан подскочил и встал рядом. Не снимая руку с плеча Вонна, Герцог пододвинул его к Винтерсу:

— Выведи его на улицу, — сказал он. — И не садитесь в автобус. Тормозните такси и без меня никуда не уезжайте. Я приду через несколько минут.

Винтерс кивнул и стал выпроваживать Вонна за дверь. Герцог поспешил снова к кассе, заплатил за обследование Вонна, и затем спустился на лифте на первый этаж.

Такси уже поджидало с открытой дверцей у входа в клинику, и он пристроился на заднем сиденье рядом с двумя наемниками.

— Куда? — спросил шофер.

— Трогай пока, — сказал Герцог.

Машина зашныряла в транспортном потоке, вдавив их в сиденья.

— Сделайте нам экран для переговоров. Я позвоню, когда мы определимся с направлением.

Стена электрических разрядов возникла между пассажирским салоном и водителем.

— А теперь, — спокойно сказал Герцог, — не хочешь ли ты рассказать подробнее, что же случилось?

Вонн уставился на свежую перевязь на руке.

— Давай же, Вонн. Ведь не все же настолько плохо, не правда ли?

— Они хотят дать мне руку, — прошептал он.

— Что ж, похоже, это неплохая идея.

— Сервопротез, — произнес Вонн с надрывом.

— Ну так что?

— Они же медленные. И уродливые. Как… у таракана. И, потом, они… ненадежные. А мне нужны пальцы. Нейрофланцевые пальцы.

Его так и трясло.

— Да ладно, — сказал Герцог. — Ты можешь рассказать, как все было, с самого начала?

Вонн заерзал на сиденье такси.

— Ну, они прицепили провода к моим пальцам, и там, где большой и указательный…

— Ну и что, ничего страшного, со мной они делали то же самое.

— Потом прогнали все эти тесты, заставляя руку двигаться. Им видите ли, засранцам, нужно было удостовериться, насколько она пострадала. Пострадала! Что за слово подобрали эти ученые клистиры в белых халатах! Можно подумать, хоть один из наемников так скажет когда-нибудь о себе, даже если у него ранение в голову.

— Ну, и дальше?

— Что дальше? Когда они покончили со всем этим, то порадовали, что половину среднего пальца придется оттяпать…

— Ампутировать…

— Мне от этого легче?! — сорвался Вонн.

— Ну ладно, ладно, не горячись. Так…

— Оказывается, эти фонендоскопы увидели, что с пальцем с самого начала не все было в порядке. Да меня и не беспокоил этот палец, ехало-болело! Я-то думал, что мне выдадут готовый нейрофланцевый манипулятор вместо отрезанного. Черта с два!

Тут они, видите ли, заметили, что с двумя остающимися пальцами тоже «не все в порядке». Это у них выражение такое — «не все в порядке» — значит, отрезай на хрен. А эти пальцы вообще — понимаешь — не были задеты? Вот я и спрашиваю — что с ними может быть тогда «не в порядке»? И, знаешь, что они сказали? Как же это называется… — Вонн поник взглядом, словно пытаясь отыскать выпавшее из памяти слово на коврике автомобиля. — «Снижение тактической способности», что ли?

— Тактильной способности?

— Ну, что-то вроде того. Ну, я рассказал им о своих ранениях, и тогда они собрались вместе, как в муравейнике, и, посовещавшись, вынесли диагноз, что этот кусочек метала, осколок, который прошил мне руку, он, видите ли, порвал все нервы, мускулы и прочие связи, какие были в руке. — Он остановился. — Я им сказал, что не смогу заниматься своим делом, любимой профессией. Я, в самом деле, хотел получить у них эти треклятые пальцы. Тут он прижал свею руку в перевязи к груди, словно мать — единственного ребенка, с которым ни за что не хочет расстаться.

— И что же они на это сказали? — спросил Герцог.

— Они сказали, что очень сожалеют. Нет, представляешь? Как будто они что-то могли с самого начала. Сказали, что я не совсем подхожу в кандидаты на нейрофланговые, или как их там… потому что, видите ли, пока средний палец хотя бы наполовину жив и двигается, нельзя трогать нервные окончания на месте большого и указательного пальца. Я им сказал, что пусть срезают к такой-то матери все эти нервные окончания, так они ответили… — тут у Вонна просто перехватило в горле от возмущения. — Они сказали… — проговорил он с трудом, стараясь закончить эту фразу спокойным голосом, — что для того, чтобы получить годные для операции нервные окончания, они должны оттяпать всю кисть по самое «не могу», иначе им до него не добраться. А это значит, что мне придется ходить с сервопротезом.

— Вот уж не думал, что у вас так плохо с рукой. Никогда бы не подумал, — посочувствовал Винтерс.

— С ней-то все было в порядке, — сдержанно отозвался Вонн. — Проблема в том, что я заработал глобальный паралич. Дескать, вся моя нервная система безнадежна вследствие злоупотребления наркотиками и начала покрываться коростой, как они сказали. Началось ороговение или что-то вроде. Сказали, что пока моя нервная система работала исправно, можно было заказывать любой протез. То есть, для хорошей нервной системы существуют хорошие протезы. Оказывается, тонкие нервные связки рвутся в процессе приживления протеза.

— А почему они заговорили о наркотиках? — невинно спросил Винтерс. — Я всегда думал, что вам не нравятся наркотики, мистер Вонн.

— Не нравятся, не считая алкоголя, — пробурчал тот.

— Но ведь алкоголь не мог вызвать таких катастрофических последствий, вмешался Герцог, — а?

Вонн потряс головой.

— Это последнее ранение, — сказал он, поднимая забинтованную руку. После него я вытащил все обезболивающее из аптечки. Я знаю, что это за напасть — только начнешь — и уже не остановиться.

Тут Герцог начал ощущать, что чувствительность понемногу возвращается к его осоловевшей руке. Он тут же закинул ее Вонну на плечо.

— Сервопротез, — снова недовольно пробормотал Вонн. — Черт бы его побрал. Кому нужен наемник с протезом?

— Вы можете выучиться стрелять с левой руки, — заметил Винтерс.

Вонн только сплюнул.

— Можно быть левшой-снайпером и подохнуть с голоду. Ты же знаешь, какие пуганые воробьи эти вербовщики. Стоит им увидеть меня с одной из этих пластиковых мамуль, как тут же «Кругом — марш!»

— Может, тебе еще повезет, — сказал Герцог. — Сам займешься торговлей наемниками.

— Лучше сразу в пекло.

— Посмотри, чем ты заплатил за такую жизнь, Вонн. Жизнь солдата фортуны. Ты потерял лучшего друга, потерял женщину, потерял, наконец, здоровье. А теперь, когда стал калекой, что твое пресловутое братство? Отвернулось оно от тебя.

— Ты поосторожнее о моих братанах! — рявкнул Вонн. — Я ведь не такой, как ты. Я не могу, как бич, просто высадиться на планете вроде этой и получить работу. И я не собираюсь тратить время в каком-нибудь пансионе или центре реабилитации, изучая, как там проникает растворенный вакуумным методом пластик в конечности чувствующих сенсор-дроидов. Я такой чепухой не занимаюсь.

— Значит, решил спасовать, да? Только потому, что сдали не те карты? И ты решил сбросить и слинять? — Герцог покачал головой. — Вот не думал, что ты такой трус, Вонн.

На заднем сиденье такси воцарилось молчание. Два наемника уставились на бывшего торговца свежим мясом.

Герцог замялся:

— Да ладно, я пошутил. Я оптимист и верю в благополучный исход не только для себя, но и для других. Ведь галактика не так устроена, не правда ли?

— Нет, — с облегчением вздохнул Винтерс.

— И сейчас, как человек в меру состоятельный, я имею право завести разговор о нашем ночном отдыхе. У кого деньги — тот и прав. Что скажете?

— В этом нет необходимости, — поспешно откликнулся Вонн.

— Вздор. Я настаиваю. Ваш дух нуждается в подъеме. А я знаю, что для этого требуется.

Он нажал кнопку, и электроэкран исчез.

— Вы звонили? — спросил шофер.

— Слышали когда-нибудь о месте под названием «Черная Орхидея»? спросил Герцог.

— Это где рогатые зитийские бабенки? — отозвался водитель.

— Прекрасно, — рассмеялся брокер. — Везите нас туда. — Он откинулся на сиденье и закрыл глаза.

Винтерс и Вонн смущенно переглянулись.

— Знаешь что? — вырвалось у Вонна. — Я лучше подожду.

— Подождешь? — недоуменно посмотрел на него Герцог. — Чего?

— Пока мы не доставим товар этим… живодерам из корпорации. Должен быть нормальный повод выпить, а на халяву… просто как-то неудобно. Теперь же я в слишком жалком расположении духа, чтобы оценить «Черную Орхидею» и по достоинству воспользоваться ее плодами и достоинствами.

— Ты говоришь об этом кабаке, прямо как о женщине…

— Мне нужно, — продолжал Вонн, не слыша его, — принять решение насчет этого драного протеза, и думаю, такое решение лучше принимать стрезва. Может, при всем, не такая уж плохая идея. — Он посмотрел на Винтерса в поисках поддержки. Как обычно, тот не уловил суть разговора и тупо глядел на них с рассеянной ухмылкой.

— Что-то мне не верится, — скривился Герцог, — столько времени я кручусь рядом с тобой, пытаясь отвадить от мест, в которые ты любишь заглядывать, и вот, когда я сам предлагаю, ты вдруг строишь козью морду.

Вонн виновато пожал плечами:

— Ну, извини. Ничего не могу поделать.

— Порядок, — Герцог вновь раскинулся в креслах лимузина. — Эй, шеф, маршрут отменяется. Ждем новых распоряжений.

— Дело ваше, — сказал шофер. — Ваши кредиты.

— Честно говоря, Вонн, — сказал Герцог, расстроено покачав головой, — я не знаю, что с тобой делать. Ты для меня человек-загадка. Похоже, я мало изучил тебя.

Вонн только посмотрел на него. «То же самое и со мной, братец, подумал Герцог. — Я совсем не знаю себя».

 

5

Они наблюдали, как длинный серебряный корабль снижается над космодромом, кругами заходя на посадку. Вскоре нарисовались очертания его восхитительного корпуса. Когда он опустился достаточно низко, чтобы можно было определить модель по силуэту, вспыхнули тормозные дюзы, и корабль стал медленно опускаться на голубые посадочные огни. Теперь можно было прочитать и имя, гордо красовавшееся на борту: «Незабвенная».

Все закашлялись от поднятой пыли.

Герцог включил зажигание.

— Как там, чисто?

Вонн, хмуро взиравший с пассажирского места, кивнул.

Винтерс открыл заднюю дверь и внимательно осмотрел посадочные полосы.

— Чисто, мистер Герцог.

Герцог дал газу и направил машину к носовой части судна прогулочного крейсера. Там он подождал, пока Вонн выберется и простучит условный сигнал по обшивке. Через несколько секунд нос судна разделился надвое, и оттуда выдвинулся трап. На самом верху появился Мэй, волоча за собой громадную упаковочную клеть.

— Помоги ему, Винтерс, — распорядился Герцог.

Великан спрыгнул из фургона и встретил Мэя у подножия трапа. Приняв у него багаж, он ловко забросил его в кузов фургона.

— Открой, — сказал Мэй.

— Вы испытываете удачу, — посетовал Вонн. — Плохая примета.

Мэй распахнул сундук, и Винтерс издал восторженный вопль. Он извлек автоматический пистолет и стал вертеть его в руках, рассматривая, как ребенок игрушку.

Вонн схватил Мэя здоровой рукой за ворот куртки.

— Ты что, потерял рассудок? Если таможенники сцапают нас с этим добром…

— Все в порядке. — Мэй вытащил из ящика дробовик и, вложив его Вонну в левую руку, положил его палец на спусковой крючок. — Я получил временное разрешение использовать оружие для охраны и сопровождения ценного сверхсекретного груза. Так что пока мы точно придерживаемся маршрута — до корпорации «Сущность» и прямиком обратно к кораблю — с нами ничего не произойдет. — Он вытащил наплечную кобуру с тяжелым пистолетом и вручил ее Герцогу. Тот сбросил куртку и стал пристегивать оружие.

— А как же вознаграждение? А как же сделки, которые я заключил, чтобы кредитовать наши счета?

— Перестань хныкать, — прорычал Мэй. — Я так думаю, что корпорация «Сущность» захочет, чтобы слава об их сказочном продукте, спасенном из рук пиратов, разошлась по миру. И часть этой славы падет на наши плечи. Так что теперь только держитесь, ребята. Все равно придется нам посидеть на мели, пока «Ангел Удачи» стоит в ремонтных доках.

— Говори про себя, — сказал Вонн. — Я хочу поскорее выбраться отсюда.

Забросив на плечо ремень автоматического пистолета, Мэй направился обратно к «Незабвенной».

— Прикройте меня, — сказал он напоследок. — Я вынесу товар.

Двое наемников кивнули в ответ и заняли позиции по обе стороны трапа. Герцог развернулся и подогнал к ним фургон, пока задние двери не оказались в каком-нибудь метре от них. Вскоре Мэй вышел и стал спускаться по трапу с замасленной коробкой в пятнах ракетной смазки. Протолкнув коробку подальше по полу фургона, он подал знак наемникам, и те взобрались за ним следом.

— Если кто-то попытается открыть дверь, вы, ребята, разнесете ему череп. Понятно?

Они вскинули руки воинским жестом «но пасаран!»

— Ну прямо статуя! — восхитился Мэй. — Рабочий и колхозница!

Мэй захлопнул двери, и затем перебрался на место рядом с водителем, пока надевал куртку.

— Прямиком к местному филиалу корпорации «Сущность». Соблюдай все правила, знаки и ограничения скорости. Если кто-то не в форме попытается нас остановить, ты знаешь, что делать.

Герцог похлопал по выпуклости на груди, где под курткой топорщился пистолет.

— Нет, — сказал Мэй. — На это у тебя времени не останется. Попытайся оторваться.

— Понял.

Герцог погнал машину от космопорта к Корпорации «Сущность», на другой конец города. Шли без задержек, временами только недовольно гудели в пробках, откуда вырывался фургон Герцога, петляя по полосам.

Корпорация располагалась не в доме, и не в здании, а в целом комплексе. Всех поразили его размеры. Двухэтажное строение раскинулось перед ними вширь, и машины различных марок и моделей заполнили всю парковку перед комплексом, столь же просторную, как и само здание корпорации. Их отделяли широкие газоны, просторные, как лужайки для игры в гольф, окруженные аллеями. Все было обнесено проволочной сеткой, сплошной со всех сторон, не считая одной случайной будки охранника.

Мэй залез в нагрудный карман и вытащил целую стопку пластиковых карточек, «бэджей». Перетасовав эту колоду, он быстро раздал всем по одной.

Все сидели, рассматривая карточки.

— Прикрепите на видном месте. Это пропуск на вход с оружием.

Герцог один из всех повнимательнее оглядел пропуск, прежде чем прикрепить его. На нем была голограмма Консульской службы, слова: «Допуск на табельное оружие (охрана груза)», полное имя Герцога, и срок действия пропуска — 32 часа.

— А разрешение на стрельбу из этих пушечек у нас есть? — ехидно поинтересовался Вонн. Он долго возился с бэджем, пытаясь пристроить его на правом боку. Делать это одной левой было, естественно, неудобно. К тому же мешал автомат. Винтерс помог ему с сочувственной улыбкой.

— Обращаешься со мной, точно с калекой!

— Вы всегда обращались со мной хорошо, мистер Вонн.

Вонн поморщился:

— Ладно, Винтерс. Я понял. Извини.

У будки охранника они задержались: Герцог показал свое разрешение на ношение оружия и сообщил, что ему назначена встреча с человеком по имени Баррис. Охранница сверилась со своим планшетом, спросила имена остальных, и, удовлетворенно кивнув, махнула рукой ехать дальше.

Следуя в направлении, указанном охраной, Герцог повел фургон наперерез — наискось по широченной стоянке и далее в объезд ее к главному входу. Тут он стал выискивать, где приткнуться на одном из островков для парковки, но Мэй распорядился встать у тротуара.

— Но здесь же знак… — возразил было Герцог.

— Плевать, — ответил капитан. — Не хочу лишний раз рисковать ценным грузом. И, определенно, не собираюсь топать целый километр со всем этим барахлом. Высади нас здесь.

Герцог послушно остановил фургон как раз напротив входа в здание и выглянул из окна.

— Джентльмены, мы прибыли, — объявил Мэй. — Пришло время выплаты по счетам. Винтерс, оружие за плечо — и неси коробку с фиалами. Мы с Вонном пойдем по сторонам, а Герцог будет прикрывать с тыла.

Оба наемника рявкнули в подтверждение полученной команды и принялись за дело. Мэй проверил обойму и дослал патрон в патронник. Тут он заметил, что Герцог уставился в окно.

— Значит, так, — сказал Мэй, хлопнув его по плечу. — Выключай зажигание, доставай оружие и будешь прикрывать Винтерса.

— Прошу прощения, — Герцог выключил двигатель и отстегнул ремень. Знаете, мне иногда кажется, что я никогда не видел такого огромного здания.

— Ну что ж, теперь ты увидишь его не только снаружи, деревенский ковбой, — ответил Мэй, выпрыгивая из машины. — Все готовы?

Винтерс и Вонн ответили хором. Капитан обратил внимание, что Герцог по-прежнему безучастно пялится в ветровое стекло. Мэй хлопнул ладонью по дверце: — Проснись. Сегодня день получки.

Герцог медленно повернулся к коммерсанту.

— А вам не кажется, что мы зашли слишком далеко? Вы подумали, какой ценой мы заплатили за это?

— Я долго думал о своей доле в этом деле, — проворчал Вонн.

— Разве это вернет Андерса? Разве это вернет Медведя и Ли? А как насчет Салливана? Как быть с командой «Роко Мари» или судном Эбицуки, оба, напоминаю, погибли?

— Перестань, перестань, Герцог, — недовольно отозвался капитан. Сейчас ты еще начнешь оплакивать Хиро.

— Это пока не приходило мне на ум, — сказал Герцог. — А как насчет Роз, которую мы вытащили из…

— Герцог, — сурово перебил его Мэй. — по-моему, у тебя два выхода. Первый — ты можешь остаться сидеть здесь и проливать слезы по безвременно ушедшим друзьям и человеческим страданиям, которых не искупишь никакой ценой и никакими деньгами. Выход второй — пойти с нами и искупаться под золотым дождем, который прольет над нашими головами потомок Барриса. И выйти оттуда совершенно другим — богатым человеком. С деньгами, которых тебе хватит на всю оставшуюся жизнь.

Герцог по достоинству оценил это предложение.

— Вы правы. Мне нужно вернуться на Тетрос. — Распахнув дверцу, он вышел на тротуар.

— Его понятие «на всю оставшуюся жизнь» сильно отличается от моего, пробормотал Вонн.

— Он заплатит за эти бутылки больше, чем ты успеешь потратить за жизнь. Он душу за них выложит, — отозвался Мэй.

Винтерс вытащил коробку из кузова и поднял ее. Вонн вскинул ствол своего ружья на сгиб правой руки и положил палец на спусковой крючок. Мэй поднял следом за ним пистолет-пулемет, выставив короткий ствол перед собой. Затем капитан махнул рукой Винтерсу, показав на дверь. Все трое двинулись к зданию, и Герцог следом, руки в карманах куртки.

Они пересекли небольшую площадь и прошли в двери главного входа Корпорации «Сущность». В просторном вестибюле притормозили. Не успели они решить, куда двигаться дальше, как им навстречу поднялась женщина средних лет и направилась к ним, с беспокойством поглядывая на оружие.

— Стволы вниз, — приказал Мэй, передвигая предохранитель и опуская дуло в пол. Вонн выпрямил правую руку, и тяжелый ствол сам собой нырнул вниз.

— Вы, вероятно, тот самый сверхсекретный конвой, которого мы ждем, сказала женщина, облегченно вздохнув.

Мэй постучал по бэджу ногтем большого пальца и многозначительно кивнул:

— Мы явились сюда, чтобы встретиться с мистером Баррисом. Нам назначено.

— Очень хорошо. Сдайте, пожалуйста, ваше оружие, и я поставлю его в известность, что вы уже здесь. — Она выжидательно протянула руки.

Мэй передал свой пистолет-пулемет и кивнул Вонну, который, в свою очередь, неохотно расстался с дробовиком.

— А коробка? — спросила она.

— Останется с нами, — ответил Мэй.

Получив ото всех оружие, женщина поблагодарила и попросила присесть, пока она свяжется с Баррисом.

Невзирая на роскошную мебель, все так и остались стоять, окружив Винтерса, прижавшего к груди коробку.

— Славно окопались, — одобрил Вонн.

— Да, в самом деле, — отозвался Мэй.

— Думаю, это должна быть небольшая операция.

— Я тоже так думаю. Не хотелось бы им потерять свой основной продукт, не так ли?

— Надо было учиться на биохимика. Тогда бы я смог отрастить себе руку.

— Был бы ты биохимиком, — вмешался Герцог, — ты бы никогда не потерял руку.

— Вот тут ты, братан, прав.

Женщина, наконец, вернулась и поспешила к ним с вежливо-безучастной улыбкой.

— Я провожу вас. Следуйте за мной, пожалуйста. Они так и поступили, причем направились за ней в том же порядке, как и вошли в здание. Женщина провела их до таблички:

РУКОВОДСТВО КОМПАНИИ — ФИЛИАЛ КОНСУЛА ПЯТОГО

— К сожалению, — сказала она, оборачиваясь, — мистер Баррис может принять максимум двоих. Таковы правила. Остальным придется подождать. — Она указала на черные кожаные кресла в приемной.

— Возьмите Герцога, — поспешно вставил Винтерс. — Я здесь подожду с мистером Вонном.

— Это же твой звездный шанс, малыш, — заметил Мэй. — Ты уверен, что не хочешь им воспользоваться?

Винтерс покачал головой.

— Я слишком нервный для съемок крупным планом. Бир обычно делал это за меня.

— Герцог?

Молодой человек пожал плечами:

— Ну что, пошли?

— Держи коробку здесь, — обронил Мэй, — пока мы не позовем.

Остальные выжидательно посмотрели на него.

— Так будет проще.

Женщина провела Мэя и Герцога по коридору к двери с табличкой:

ПРАВЛЕНИЕ ФИЛИАЛА

— Когда будете готовы, позвоните. Он ждет вас.

Мэй кивнул:

— Все в порядке. Благодарю вас.

Женщина ответила таким же учтивым поклоном и удалилась.

— Ну, — произнес Герцог, — и чего мы ждем?

Мэй усмехнулся и нажал звонок. Дверь тут же открылась, и они вошли в кабинет, обставленный мягкой мебелью. Одна из стен была занята видеоэкраном. Из-за стола, покрытого дымчатым стеклом, на них смотрел человек со скрещенными на груди руками.

— Кто-то из вас, — произнес он, взмахнув указательным пальцем, — должен быть капитан Мэй.

— Это я, — отозвался Мэй. Он приблизился к столу и протянул руку. — А вы, должно быть, мистер Баррис?

— Да, это я. — Баррис показал на пару кресел по углам стола. Присаживайтесь, пожалуйста.

Расположившись в кресле, Мэй одобрительно кивнул:

— Прекрасное местечко для небольшой фирмы биотехников.

— Секрет в многообразии, — сказал Баррис, — В нем ключ. — Он подождал, пока усядется Герцог и продолжил: — Насколько я понимаю, вы хотите поговорить о нашей биохимической Программе Хранения Знаний. Или ПХЗ.

— Да, мы, конечно, хотим поговорить о вашей программе, — кивнул Мэй. Он вытер мокрые ладони о ткань брюк. «Что это со мной? — пронеслось у него в голове. — Неужели все из-за этого типа? Неплохо бы, чтобы здесь сейчас за стенкой присутствовал Мистербоб».

— Итак… приступим, — произнес Баррис.

Мэй откашлялся.

— Ну что ж, сэр, вы, наверняка, в курсе, что такое Фиалы «Сущность». Кх-м, под ними я имею в виду, конечно, две сотни фиалов хранимой информации, взятой у великих ученых и мыслителей прошлого.

— Понял, о чем вы говорите, — сказал Баррис. — Дистилляции Первой Серии.

— Правильно, — сказал Мэй. — Вот они, те самые.

— По правде говоря, я слышал о них много раз.

— Теперь могу вас порадовать, — заявил Мэй. — Они нашлись.

— Мы уже не первый раз радуемся по этому поводу, — Баррис достал из выдвижного ящика стола небольшой терминал и простучал по клавишам. Плоский экран за его спиной вспыхнул. — Я уже несколько лет слежу за причудливыми перемещениями фиалов по всей Галактике.

«Несколько лет?» — Мэя насторожили эти слова. Странно — Майрон Ли и не заикался об этом, когда нанимал их охотиться за пропавшими фиалами.

И все же буквы, появлявшиеся на экране, свидетельствовали в пользу слов Барриса. Первый же заголовок, который он прочел, гласил:

ФИАЛЫ «СУЩНОСТИ» ВОЗВРАЩАЮТСЯ В СИСТЕМУ МОРАНГА

а заканчивался знаком вопроса и был датирован прошлым десятилетием. Баррис снова простучал по клавиатуре, и появился новый газетный заголовок:

ЛОЖНЫЕ СЛУХИ О СПАСЕНИИ ФИАЛОВ НА ЭЛФЕКСЕ ШЕСТОМ

Дата лишь на несколько месяцев отставала от первого сообщения. Затем еще один набор на клавиатуре — и очередная заметка.

— Таких сообщений появлялось примерно по три в год, — продолжал Баррис. — Мы подписались на системное обслуживание, и теперь получаем все материалы, имеющие отношение к делу.

СЛЕДЫ ФИАЛОВ «СУЩНОСТИ» ОБНАРУЖЕНЫ НА СОЛЕ ТРЕТЬЕМ

— Обратите, кстати, внимание, что все это заслуживающие доверия новые фирмы. Их мы просто не принимаем в расчет.

ФИАЛЫ ЗНАНИЙ КОРПОРАЦИИ «СУЩНОСТЬ» ПОГИБЛИ ВО ВРЕМЯ НАЛЕТА В КОЛОНИАЛЬНОЙ ЗОНЕ

— Каково ваше образование, капитан Мэй? Я так понимаю, коммерческое?

— Да, я коммерсант.

БИОПРОДУКТ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ КВИНТЭССЕНЦИЕЙ, КАК ПОДТВЕРЖДАЮТ ТЕСТЫ

Баррис скрестил руки на груди и забросил ноги на стол.

— Тогда позвольте рассказать вам одну незатейливую историю. Когда-то, в незапамятные времена, жила-была шайка пиратов, промышлявшая в колониальных краях, которые теперь давно освоены. И вот взбрело им в голову заняться торговлей в области биотехнологий, поскольку именно в этом направлении перевозились наиболее ценные материалы. Они развернули активную торговлю на черном рынке и вскоре баснословно разбогатели.

И вот однажды они совершили нападение на небольшое курьерское судно, перевозившее продукты, называемые Универсальными Биоконцептами. К своему крайнему — и даже, может, бескрайнему — удивлению, курьер оказал сопротивление, причем такое, которого они никак не ожидали со стороны одного маленького пересыльного. Несмотря на то, что он был легко взят в плен пиратским судном. Излишне говорить о том, что пираты разгромили судно и прихватили его на магнитный абордаж без всяких проблем.

Лишь одна сложность и возникла перед ними, капитан Мэй. Во время перестрелки случайный выстрел с пиратского крейсера произвел взрыв в грузовом отсеке курьерского судна. Команда пиратского судна не знала, что разгуливает по судну, зараженному организмом, разработанным генной инженерией.

Этот организм был биорепликантом, предназначенным для пострадавших от криогенной заморозки. Предполагалось, что он должен восстановить поврежденные сосуды и органы. Пираты, конечно, чрезвычайно расстроились, увидев, что груз поврежден. Таким образом, не считая самого захваченного судна, они, можно сказать, вернулись с пустыми руками. Однако пустыми их руки как раз назвать было нельзя, если вы поняли, что я имею в виду.

Вскоре команда корабля стала замечать, что их образ жизни понемногу изменился. Их организм стал более устойчив к алкоголизму, венерическим болезням всех возможных типов и к ранениям, которые теперь заживали и исцелялись с замечательной быстротой. Но, естественно, у них не хватало ума понять истинную причину того, что с ними происходило.

Следующее, что у них появилось, — это абсолютное здоровье, ну, здоровье здоровьем, но после этого началось то, чего они никак не ожидали. Команде корабля стало казаться, что они эволюционируют. Они начали расти, появились чудовищные отростки из животов и остальных частей тела. Некоторые становились до того тучными, что не могли двигаться. Само собой, случилось так, что биопродукт, которым они заразились на курьерском судне, стал неуправляем и начал делать непредсказуемые вещи с человеческими телами.

Было лишь вопросом времени, чтобы вся команда превратилась в кучку жуткой кровоточащей массы, напоминавшей вывернутые наизнанку кишки. И, что самое страшное, у них во много раз увеличилась продолжительность жизни. Ведь в случае появления какой-то болезни или ранения, повреждения тканей, организм справлялся с этим в считанные часы. Единственное, против чего они оставались беззащитны — это внезапная мгновенная смерть.

Конечно, при их профессии, подобные вещи случаются с завидной регулярностью. И для того, чтобы избавиться от такого некрасивого тела, появляются самые широкие возможности. Так что эти пираты мародерствовали по галактике в поисках людей, которые могли бы пополнить команду. Излюбленной тактикой при этом было лежать где-нибудь у торгового пути под видом брошенного судна и захватывать спасателей, как только таковые появятся. И вскоре спасатели становились такими же, как они.

— Слышал эту историю. «Спекулянты Плотью», — заметил Мэй.

Баррис кивнул.

— Это басня богатого на выдумки народа. Я слышу версии этой легенды в каждом портовом баре до самого Сигма Альфеуса, хотя, должен признать, что ваша версия самая пространная. Эта история передается из уст в уста, несмотря на то, что события кажутся такими неправдоподобными. Очень хорошо. — Баррис набрал еще один код на своем терминале и заголовки стали меняться, оставаясь на экране достаточно долго, чтобы их можно было прочесть, после чего место занимали новые.

Мэй смотрел, как мелькают данные.

— Ничего не поделаешь — для басен и легенд всегда есть первоисточник в реальной жизни, — продолжал Баррис. — Скажем, теперь уже мало кто сомневается в достоверности легенды об Аргосе.

— Планета из золота, — сказал Герцог. — Слыхал о такой.

— Я собираю такие легенды, — сказал Баррис. — Причем мои любимые — о знаменитых землянах: Диснее, Пресли и апостоле Иоанне, которые путешествовали вместе по галактике за тысячи световых лет…

— Давайте все же вернемся к нашему разговору, — вмешался Мэй. — Если он вам интересен.

— Наш разговор, — ответил Баррис, — клонится к тому, что Дистилляции Первой Серии — такой же миф, как и все остальное. — Это миф, капитан Мэй, великолепный, безумный миф, но есть люди, которые очень хотят, чтобы он оказался правдой. Только представьте, что мы могли бы собирать все знания человека и передавать их по цепочке следующему поколению. Это был бы просто подарок, капитан. Неслыханный подарок всему человечеству.

— Вы так говорите об этом, как будто…

— Позвольте мне закончить. Прибавьте к этому мифу, капитан, одну-единственную вещь, которая привлекает семьдесят пять процентов или три четверти населения галактики. Прибавьте нынешних богачей и знаменитостей. Героизм, капитан. Предположение, что любой, у кого хватило бы ума или, скорее, безумия просто пойти и забрать фиалы у гангстеров, уж конечно, стяжал бы своему имени бессмертие. А об этом мечтает каждый.

— Это как посмотреть, — заметил Герцог, нервно поигрывая пистолетом в кармане.

— Приходит со временем, — отозвался Баррис.

— Но не всегда.

Баррис пожал плечами:

— Ну, это каждый судит по себе. Но вознаграждение при этом — для одного желанная цель, а для другого лишь стартовый капитал, с которым можно начать дела поинтереснее.

«Предложение? — пронеслось в голове у капитана. — Он заманивает или же просто на что-то намекает?»

— Попробуйте нас напугать такими деньгами, — сказал Герцог.

— Достаточно сказать, что Дистилляции Первой Серии Корпорации «Сущность» или ДПСВС завладели умами всей галактики. Так что несколько раз в год я обязательно принимаю в своей конторе человека, который нашел дорогу к Аргосу.

— Фиалы, — ровным голосом произнес капитан.

— Фиалы, — повторил Баррис. — Хотите начистоту, капитан, без экивоков? В нашем с вами распоряжении целые жизни еще не открытых миров, и все же я ценю, что вы сделали для корпорации «Сущность». Именно чувства людей, таких, как вы, привлекают к нам внимание народных масс, именно вы сделали нас тем, чем мы являемся сегодня. Дух романтизма сильно способствует духу торговли. Гермесу, богу торговли, не чужда и некоторая романтика. Без вас мы никогда бы не стали тем, чем являемся сейчас. И, несмотря на все мое уважение, должен вам вот что сказать, дорогой рыцарь. Фиалы — это не клад и не прекрасные пленницы, это намного хуже. Юэ-Шень, к тому же, фигура, известная своим коварством, а корпорация не может отвечать за последствия вашей встречи. Поэтому мы никогда не санкционируем и не подпишем ваш проект, и даже не дадим молчаливого согласия на его осуществление. Итак, проекту не быть, капитан, делайте, что хотите, живите с этим, как можете.

— Теперь вы знаете, почему некоторые люди не хотят огласки, — заметил Герцог. — Можно потерять слишком много. Например, жизни уцелевшей команды.

Баррис прищурился:

— Что вы говорите?

— И даже если Юэ-Шень решит не вступать в конфликт с горсткой людей, которые были галактическими героями, есть еще льстецы и приспешники, готовые на все ради своей доли в добыче.

— Вот почему, — сказал Мэй, вставая, — мы хотим получить гонорар наличными.

Баррис натянуто рассмеялся.

— Конечно, конечно, естественно… Так обычно и случается. Каждый год к нам обязательно приходит человек, который обещает…

— Мы ничего не обещаем, — заявил Мэй, направляясь к двери. — Мы предъявляем.

С этими словами он распахнул дверь и высунул голову в коридор:

— Винтерс! — крикнул капитан, — не будете ли вы так любезны, занесите товар.

Баррис свел перед собой кончики пальцев и закивал.

— Ну конечно, — сказал он. — Пожалуйста, внесите их, умоляю. Естественно, мне придется проверить их аутентичность в нашей лаборатории.

Мэй ответил с улыбкой:

— Мы на другое и не рассчитывали. Винтерс возник в дверях с грязной коробкой и нервно огляделся по сторонам. Баррис благосклонно кивнул появившейся коробке, из-за которой он не видел лица вошедшего.

— Вот сюда, — сказал Герцог, показывая себе под ноги.

Винтерс осторожно поставил коробку, как ящик с взведенными гранатами, и сразу попятился к двери.

— Можно, я посижу с мистером Вонном? Мэй кивнул, и великан исчез за дверью.

— Да, этого я не ожидал, — признался Баррис. — Должен признать, вы обставили дело с такой помпой… ничего подобного я еще не видел. Потрясающая игра. Мои аплодисменты. — Он постучал ладонью о ладонь.

Герцог откинул картонные клапаны и залез в коробку.

— Держите! — сказал он и подбросил тонкую бутыль в воздух.

— Герцог, сукин ты сын…

Баррис поймал брошенную бутылку и повертел в руках.

— Как вы беспечны, — он посмотрел на фиал. Мэй и Герцог заметили, что его лицо при этом побледнело.

— Мать моя Пятая Зона! — пробормотал он во всеуслышание.

— Удивлены? — поинтересовался Мэй. Баррис вздохнул и сделал слабую попытку вскользь прокатить бутылку по столу. — Ваш друг мог меня забрызгать этой….

— Что-то ценное, я так полагаю? Вы даже не посмотрели на этикетку.

— В этом нет необходимости…

— Так вот вам еще одна, — сказал Герцог, и еще один фиал описал в воздухе дугу, устремляясь к Баррису, который до невозможности вульгарно выругался, поймав вторую бутылку.

— Вот нечто по имени Экер, — продолжал Герцог. — Конечно, это имя ничего не говорит типу моего рода и звания.

— Экер. Эк… — Баррис увидел надпись на крышке и ахнул. Тут он заметил, что Герцог уже полез за другим фиалом.

— Достаточно, — торопливо воскликнул он. — Больше не надо.

— Так вы убедились?

— Конечно, — Баррис остановился, чтобы перевести дыхание. — Конечно, нет. Я имею в виду, эти фиалы очень похожи на те, настоящие, но это еще ничего не значит и ни о чем не говорит. И, конечно же, вы не смогли бы приготовить, простите за выражение, самогон, ничего общего не имеющий с натуральным продуктом компании, на других добровольцах. Однако со времени исчезновения фиалов прошло столько лет, что в любом случае надо сначала убедиться в их аутентичности. Думаю, лучше всего сделать это в нашей лаборатории биотехнологий.

— Вы говорите это уже во второй раз, — напомнил Мэй. — Так вы собираетесь проверять или нет? Я не слышу слова «да».

— Конечно, — нервно ответил Баррис. — Конечно. — Встав из-за стола, он обошел его и направился к дверям кабинета. — Вы простите, я на минутку, позову кого-нибудь из лаборантов, чтобы их взяли на пробу.

— Прекрасно, — Мэй оскалился Баррису в спину. Как только тот исчез за дверью, Мэй повернулся к напарнику и, схватив его за грудки, буквально вырвал из кресла.

— Мерзавец! Если ты еще раз выкинешь такую штуку, ты… ты хоть понимаешь, сколько это стоит?

— Мэй, — прохрипел Герцог, не отбиваясь, — что случилось…

— Понял, — сказал Мэй. — Это снова Эрик Диксон. Он колобродит в твоих жилах. Ничего, скоро мистер Баррис позаботится о тебе, как только сообразит, что он в наших руках.

— Мэй, у меня такое чувство…

— Это тебе подсказывает инстинкт тетранца? — деловито спросил капитан.

— Не совсем…

— Тогда и слышать ничего не хочу. Ты получил знание, интуицию или еще что-то там от героя войны, который находится в твоем теле, и пока от этого больше вреда, чем пользы. Так что, прости, у меня нет поводов доверять тебе больше: ни теперь, ни тогда…

— Тогда зачем же вы взяли меня с собой, Мэй? Сказать, зачем? Если я так опасен…

— Это Баррис? — внезапно спросил капитан. Он выглянул в приемную.

— Какого дьявола? Куда делись Вонн с Винтерсом?

По затылку Герцога пробежали мурашки. Внезапно стало трудно дышать, и стены кабинета вдруг показались ему тесными и близкими.

«О, нет! — пронеслось в голове. — Только не это. Мне ни за что не уговорить этого упрямца, и никогда не убедить их, что…»

Тут его взгляд опустился на рабочий стол Барриса, где остались два фиала, ожидавших подтверждения того, что они — на самом деле настоящие фиалы корпорации.

Вот оно.

Он схватил фиалы, как только Мэй вышел из кабинета.

— Наемники тоже мне, — плюнул капитан. — Ни на кого нельзя положиться… С тех пор, как война кончилась, порядочный человек стал редкостью, которую можно показывать в музее.

Герцог опустился в кресло и незаметно поставил один фиал в коробку.

— С каких пор ты стал специалистом по вербовке?

Мэй откинулся назад и попытался упереться ногами в стол Барриса. Однако стол директора филиала оказался слишком высоким, и, к тому же стоял чересчур далеко от прикрученного к полу кресла. Он не был создан для удобства посетителей. Когда капитан, наконец, понял это, он перевел взгляд на Герцога.

— С тех пор как заварилась вся эта каша, — сказал он. — Я стал чувствовать себя специалистом широкого профиля. Чем только не приходится заниматься…

Второй фиал оказался холодным как сосулька. Герцог потрогал его и сунул руки в карманы куртки.

— Вот что скажу тебе, Герцог. Я устал от этого. Теперь хочу только одного: отремонтировать корабль и остаток жизни провести…

В этот момент пальцы Герцога сжались, и он почувствовал, что бутылка странным и непонятным образом перекочевала ему в карман.

— Не знаю, какие у тебя планы, но ты наверняка подумываешь о возращении на Тетрос, хотя у меня, честно говоря, несколько иные мысли на твой счет.

Герцог улыбнулся:

— Мэй, — сказал он, — спокойно. Не суетись.

Мэй растерянно заморгал:

— Ты что-то сказал?

— Ничего, так. По-моему, это ты что-то говорил?

— Ну, — осторожно продолжил Мэй… — Голос у него изменился, он говорил не как начальник, а, скорее, как родственник. — Если ты не слишком торопишься обратно на Тетрос, я мог бы найти применение твоим способностям. В области получения заказов, в первую очередь, разумеется. Ты мог бы иметь неплохой процент в сделках. И когда я найду второго пилота, он будет на зарплате сидеть как миленький, потому что никто не заменит мне старину Декстера. Такого второго пилота у меня больше не будет, и я не стану ни с кем цацкаться так, как с бедным старым Декстером. Ни у кого таких льгот не будет. Что случилось с этим сукиным сыном? — Он рассмеялся, но взгляд его оставался задумчив. — Если он не сгнил где-нибудь на каторге, то, вероятно, уже обзавелся собственным публичным домом. Он всегда был немного того… с вывихом.

Мэй обернулся к Герцогу, словно бы уже готовый разразиться более пространной речью, когда на пороге возник Баррис, за которым стоял некто в белом халате.

— Капитан, — сказал Баррис. — Разрешите вам представить. Это доктор Мелроуз из исследовательского отдела. Он возьмет то, что вы принесли, и отправит на обследование аутентичности продукта.

— Нет, — сказал Мэй. — Он этого не сделает.

— Но, капитан…

— Похоже, он не понял, — заговорил Мелроуз, вступая в кабинет. — Все останется в целости и сохранности. Дистилляции Первой Серии упакованы совершенно особым образом, и путем весьма простого анализа пломб можно без труда доказать их аутентичность.

Мэй кивнул:

— Хорошо. Герцог…

Герцог встал и поднял коробку. Мелроуз шагнул ему навстречу и протянул руки в готовности принять драгоценную ношу.

— Герцог сам отнесет их.

— Пожалуйста, позвольте сделать это доктору Мелроузу, — вмешался Баррис, в голосе которого послышалось беспокойство. — Вы и так уже намаялись, таская их по всей галактике.

Достаточно было одного взгляда капитана — и Герцог передал коробку. Мелроуз принял ее и развернулся к выходу. Капитан знаком показал следовать за ним. У дверей они столкнулись с Баррисом.

— Простите. Вам в лабораторию вход воспрещен. Таковы правила безопасности, принятые в компании.

— Куда пойдут фиалы, — сказал Мэй, — туда и я. — Он направился следом, но тут Баррис остановил его, придержав за плечо.

— Сержант, — сказал он.

— Перед вами капитан, — рыкнул Мэй.

— Нет, — ответил Баррис, и за его плечами выросла тень. — Я имел в виду именно — сержант.

Сержант был ростом с Барриса, но при этом имел при себе полностью заряженный «Поводок». Об этом говорили ровно светившиеся лампочки на панели нейропарализатора.

— Сержант Эмерсон покажет вам выход. Не правда ли, сержант?

Сержант улыбнулся.

— Проклятье, — пробормотал Мэй. — Мы же не шайка мошенников, которая пытается всучить вам подделку, и не банда террористов, которая хочет поднять это здание на воздух. Это настоящие фиалы! Вы понимаете? До вас что, так и не дошло?!

— Мэй, — подал голос Герцог. — Он знает это. Даже не сомневается.

— Сержант, если вы сделаете то, что вам…

— Мистер Баррис, — поспешно вставил Герцог, — не хотите ли поведать нам, как вам удалось совершить такую головокружительную карьеру? Стремительный взлет. Правда, такие взлеты бывают чреваты не менее стремительными падениями. А, может, объясните, как выгодно использовали капитал, способствуя процветанию компании во всей галактике, и какую дали промашку в отношении фиалов?

Баррис заморгал, глядя на Герцога, и затем повернулся к охраннику.

— Сержант Эмерсон, оставьте нас, пожалуйста… Сержант отдал честь и вышел вон.

— Герцог, — заговорил Мэй в наступившей тишине. — Что ты там несешь? осторожно начал он. — Это что у тебя опять?

— Думаю, надо дать слово мистеру Баррису. Он объяснит это лучше меня.

Баррис нажал кнопку, и дверь плотно закрылась. Он медленно подошел к своему месту за столом.

— Ваш юный друг не совсем точно выразился, капитан. Я забочусь о том, что случится с фиалами. И мне приходится быть крайне осторожным, чтобы с ними не случилось чего-нибудь.

Уперев руки в бедра, Мэй пристально посмотрел на Барриса, как на невиданный экземпляр человекоподобного ящера.

— Значит, вы признаете, что мы принесли вам настоящий товар.

— Я и не сомневался в этом, — сказал Баррис. — Вот уже двенадцать лет прошло с тех пор, как я держал в руках одну из таких бутылок, но еще не забыл, как они выглядят.

— Тогда где же обещанная нам награда? Где наша премия… «…будет выплачено тому, кто найдет пропавшие и так далее» — процитировал капитан.

Баррис развернулся, подтолкнув кресло на колесиках к другому краю стола. Перед ним тотчас же вынырнул из гладкой полированной дымчатой поверхности компьютер: экран и клавиатура. Он бойко застрочил на нем что-то, остановившись лишь раз, чтобы спросить полное имя капитана Мэя. Еще одна атака на клавиши — терминал защелкал, как принтер, готовый к печати — и через некоторое время выплюнул длинный ламинированный чек.

— Вот, — сказал Баррис, небрежно подкидывая его по столу. Сертифицированный кредитный ваучер, который в любое время может быть конвертирован в наличные в каком угодно солидном банке на этой планете.

Мэй взял ваучер и уставился в него, наморщив лоб.

— Погодите минутку, — сказал он. — Я что-то не понимаю. Здесь написано «пять миллионов кредитов». А где остальные нули?

— Это и есть сумма вознаграждения.

Капитан выставил бумажку перед собой и разорвал на две части.

— Будем считать, что наш разговор не состоялся, произнес он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — На такие деньги можно купить от силы три фиала. Где остальное?

— Не понял, — ответил Баррис — вы считаете, что вам полагается еще что-то?

— Человек, который нас нанял, — сказал Мэй, — говорил, что дело того стоит. Он называл сумму премиальных: семьдесят пять миллионов кредитов. Никак не меньше, во всяком случае. Если вы не против умеренной и совершенно разумной цифры в четверть суммы сверху, за доставку, окончательный расчет произвести будет нетрудно. Округлим до ста.

— Хорошо. Вы назвали свою сумму, так что теперь моя очередь. Хотите знать, где остальные деньги? — Баррис развел руками. — Все перед вами, капитан. Все перед вашими глазами. Никто их не скрывает.

Мэй осмотрелся по сторонам, но ничего, кроме стен кабинета и мебели, не увидел.

— Он говорит про здание, Мэй, — подсказал Герцог. — Про весь комплекс. Похоже, что Квинтэссенция уже больше таковой не является.

— Ах, как вы правы, — сказал Баррис. — Капитан, вы слишком долго пробыли в дальнем космосе…

Мэй обернулся к Герцогу.

— Тогда, может быть, поделитесь со мной своей проницательностью, потому что я не понял ни слова из того, что вы тут говорили.

— Дело в тот, что я лишь недавно пересек космический экватор, и Нептун космоса искупал меня в своей бочке, — сказал Герцог. — И, поскольку я брокер по специальности, то космос лучше всего знаю именно с этой стороны. Деньги по-разному работают в космосе. Большинство их подвергается страшной инфляции — гигантские массы денег распыляются по Галактике, чтобы в одно мгновение стать ничем — звездной пылью. А потом все снова собирается в каком-то неожиданном месте, чтобы начать новую жизнь. Вероятно, вы совершаете куда больший годовой кругооборот наличных средств, чем компания моего дяди за десять лет. Помните скотобойню, Мэй, эту большую, прекрасную скотобойню? На деньги, которые вам пришлось заплатить за «Ангела Удачи», можно было заново отстроить такой же дядюшкин комплекс, новенький, с иголочки, да притом в два раза больший.

Мэй присвистнул.

— Или купить комплекс вроде этого.

— Совершенно верно, — сказал Баррис.

— Так что, если вы застраховали фиалы на сумму, соответствующую размерам вознаграждения, вам бы это ничего не стоило…

— Ничего не поделаешь — бизнес, капитан Мэй. Нам пришлось поместить страховую сумму под высокий процент. И на годовой процент от вложенного мы смогли построить этот комплекс. Так корпорация «Сущность» начала уверенными шагами продвигаться на рынок биотехнологий. Может, вам попадались люди с имплантатами кошачьих глаз? Это наша продукция, наши клиенты, и наш первый реальный успех после краха, связанного с утратой дистилляций.

— Вы лжете! — оборвал его Герцог.

— Простите…

— Вы не смогли бы вырасти так быстро, используя только накопленный процент с капитала. Тем более, не смогли бы внедриться в такую отрасль, как оптические имплантаты. Вы просто растратили наши деньги, мерзавец!

Мэй вскочил с места.

— Что ты сказал?

— Условия вознаграждения определяют вероятность его возвращения законному владельцу. Если эта вероятность мала, соответственно уменьшается и расчет, а с ним и размер вознаграждения. Остаток, или разница в счете, может быть направлена при этом на нужды компании, на восстановление дела, потерпевшего убытки.

— Значит, — проговорил Мэй, — вы были уверены, что эти фиалы не вернутся, раз вы преспокойно тратили денежки, положенные на счет премии. МОЕЙ премии. И вы все потратили, кроме пяти миллионов. Значит, получается…

Он посмотрел на Герцога, а Герцог, в свою очередь, на Барриса.

— Так вы сговорились с Юэ-Шень, что эти фиалы никогда не вернутся и навсегда останутся числиться как украденные, — закончил помощник капитана.

Баррис неторопливо кивнул.

— Очень хорошо, Герцог, не так ли? Как это вы догадались?

Герцог встал и грозно навис над столом Барриса, застеленным ультрамодным покрытием. Он дотянулся до клавиатуры — и экран озарился, выдавая заголовки о краже Дистиляций Первой Серии.

— Вам есть чем гордиться, — сказал Герцог. — Оно и понятно. Радуетесь, что утерли нам нос. В разгар шумихи, когда одно из самых громких дел: «Ограбление корпорации «Сущность» — можно считать законченным. Радуйтесь, что же. Вышли из этой схватки победителем. При этом палец о палец не ударив. А какая бесплатная реклама для вновь растущей компании! Вообще, должен вам сказать, мистер Баррис, все, что вы делаете — неопрятный, нечистоплотный, но весьма прибыльный и умелый бизнес.

— Большое спасибо, — расцвел Баррис. — Очень вам признателен. — Он картинно обернулся к Мэю. — А что — очень многообещающий молодой человек. Держитесь за него, капитан Мэй, и вы когда-нибудь преуспеете.

— Баррис, — Мэй заметно повысил голос. — Кажется, вы должны объясниться.

— Нет, — отрезал Баррис. — Я ничего вам не должен, капитан. Но, поскольку вы совершили поистине героический поступок, вырвав фиалы из рук Юэ-Шень, то должен успокоить вас. Ваш подвиг был не напрасен.

— Неужели? — с усмешкой спросил капитан.

— Совершенно точно. Мы с моими коллегами поддерживаем постоянный и тесный контакт с различными донорами и уже приступили к следующим сериям дистилляций. Но это будет совсем другой продукт, и он не пойдет ни в какое сравнение с первым, потому что он станет рыночным. И вот как это произойдет…

— Я и так все понял! Мы сделали вам рекламу — и только. — Он повернулся к напарнику. — Ты понимаешь, Герцог? Нас просто использовали в рекламной компании!

Баррис улыбнулся:

— Ну-ну, не стоит так кипятиться. Действительно, у Первой Серии была непростая судьба. Вначале группа состояла из двухсот семидесяти пяти добровольцев, но несколько человек потом отказались от участия в проекте. Духу не хватило. Еще несколько потенциальных доноров попали в катастрофические происшествия, после которых, к несчастью, их мозг оказался для нас бесполезен. Еще пара-тройка была забракована перед самой кончиной, и мы расторгли с ними контракты, а оставшиеся были сокращены до двухсот просто для ровного счета.

Как только дистилляции оказались у нас в руках, осталось разрешить еще одну немаловажную проблему — как их продать. И это, капитан, то самое место, где многие сломали себе голову. Этот контрапункт торговли, с которым пришлось повозиться и вам, и нам. Несколько семей безвременно ушедших составили судебные иски, чтобы не дать нам продавать то, на что у нас были заключены контракты. Но мы же не людоеды — мы и так собирались выплатить солидное вознаграждение — в соответствии, естественно, с доходом, который бы принесло участие доноров в проекте.

А эти иски вызвали только лишние кривотолки и шум вокруг фирмы и послужили расколу в наших рядах. Среди нас появились отступники. Несколько коллег из высшего административного персонала уволились, заявив о полном своем несогласии с методами и так далее…

— Простите, если у меня сердце не разрывается от ваших слов, отозвался Мэй. — Наверное, покажусь вам бесчувственным, мистер капиталист, отозвался Мэй, — но не имею ни времени, ни желания выслушивать еще раз эту душещипательную историю. И, надо вам сказать, она и в первый раз меня не очень-то растрогала.

Скрестив руки на груди жестом полководца, осматривающего поле сражения, Баррис пристально воззрился на капитана. Лицо торговца космическими безделушками оставалось бесстрастным.

— Очень хорошо, — сказал он. — В результате, капитан, мы поставили на рынок идеальный продукт в надлежащие сроки, а нам швырнули его обратно в лицо. Те, для кого он был предназначен, теперь отвергали его. Те, кто его искал, не заслуживали, не стоили его. И тогда законники стали нас сыпать по всем статьям. Нас затаскали по судам. Счета, на которых держалась Корпорация «Сущность», стали гигантскими обязательствами и угрожали выкинуть нас в полный экономический вакуум. Надо было срочно что-то делать, пока дистилляции полностью не обесценились.

— И тогда, — сказал Герцог, — вам проще всего представилось передать фиалы Юэ-Шень.

— Да.

— Да! — Мэй так и подпрыгнул в кресле, но Герцог остановил его движением руки и коротким: «Пусть закончит».

— Страховое агентство к тому времени занизило ценность фиалов в два раза, — продолжал Баррис. Их нынешняя оценка — лишь ничтожная часть первоначальной стоимости. Те из нас, кто остался в правлении, пришли к выводу, что пора сократить расходы и привести их в соответствие с доходами. Чтобы фирма как-то могла дышать. Проще всего было потерять фиалы при соответствующих романтических обстоятельствах. Так что версия с похищением их пиратами представлялась наиболее правдоподобной и понравилась всем — как ее авторам, так и любопытной публике. Так случилось, что с большой помпой и шумом мы объявили, что перевозим фиалы на сверхсекретную военную базу для дальнейших экспериментов.

Конечно же, Юэ-Шень просто не могла устоять перед таким искушением: когда у нее, можно сказать, под носом проносят что-то сверхсекретное и, говорят, необычайно ценное. Особенно когда ей стало известно, что среди дистилляций содержатся знания нескольких криминальных экспертов. Теперь только оставалось поднести огонь к фитилю. Чтобы события выглядели драматичнее.

Конечно, когда поступил запрос, сумма оказалась совершенно непомерной, с самого начала. Они сбили последнюю объявленную рыночную цену наполовину, но страховое агентство не выразило желания платить. Последовали другие предложения — но они были на индивидуальных доноров — а не на серию в целом.

В то же время все развивалось пока неплохо. Наши Дистилляции Первой Серии стали легендой, и сами мы стали крутой компанией, у которой содержатся на хранении такие баснословно дорогие вытяжки из людей. К тому же не нашлось дураков, готовых потягаться за эти драгоценные фиалы с самой Юэ-Шень.

Баррис прокашлялся и заерзал в кресле, как будто ему вдруг стало отчего-то неудобно в нем сидеть.

— По крайней мере, можно сказать, что так было до сих пор. Но вот появились вы…

Мэй встал с совершенно спокойным видом, миролюбиво и безмятежно улыбаясь Баррису:

— Ценю вашу прямоту, — сказал он. — Теперь приступим к делу. Раз у вас все так хорошо прошло, вы, конечно же, теперь не собираетесь выплачивать скромное воздаяние за наши труды. Понимаю, что теперь вам закрыт доступ в премиальный фонд, но, уверен, что есть и другие счета, которые вы можете списать в любое время.

— Списать… Что значит — «списать»?

— Ну, конечно же, — расцвел в улыбке капитан Мэй. — Если размер премиальных основывается на последней уценке фиалов, а, вместе с ними — и суммы вознаграждения, то вы должны нам за возврат товара в размере ста восьмидесяти семи фиалов.

— Ста восьмидесяти шести, — поправил Герцог.

Только поморщившись в ответ на это неуместное уточнение, Мэй продолжил:

— Какая разница. Остановимся на счете в двести восемьдесят миллионов и на этом покончим. Мы готовы обсуждать эту цену и даже пойти на понижение, сделать вам, так сказать, скидку, как молодой и развивающейся компании, но поймите одно — нам не нужен кредит и чеки, нам нужен наличман. Причем мы предпочтем сохранить анонимность и остаться в тени.

— Странно, — сказал Баррис. — После того, как я рассказал вам столько всего, я думал, вы поймете. Никаких обсуждений не будет. Никаких переговоров. И никаких финансовых пересчетов. Вы не получите наличных, капитан Мэй. Я не стану выписывать даже чеков — ничего не будет, кроме того, что вы уже так опрометчиво уничтожили. Корпорация «Сущность» не сможет оплатить тех наличных, которые вам бы хотелось…

— Списа-ать, — пропел капитан.

— …даже если бы мы захотели это сделать. Но, смею вас заверить, капитан, мы ни в коем случае не захотим.

— Как? — насмешливо откликнулся Мэй. — Мне кажется, я слышу отказ?

— Капитан, как объяснил ваш друг, исчезновение дистиллятов оказало корпорации неоценимую услугу. Вы можете пройти пространство от Сола до самых окраин галактики, и каждый на вашем пути будет знать о нашем существовании и укажет вам дорогу к ближайшему филиалу «Сущность». В каждом баре и пабе на галактических просторах вы услышите какую-нибудь новую сплетню о нашей корпорации. Везде ходят о нас слухи. И назовет нас всякий сущий в галактике язык. Несколько храбрецов уже рискнули жизнью или своими конечностями во славу корпорации. Дело вечно — когда под ним струится кровь. За последние десять лет многие сделали себе карьеру, прославившись именно в качестве легендарных искателей и добытчиков этих фиалов. Так-то, капитан!

— Тогда представьте себе реакцию публики, когда мы объявим во всеуслышание, что некая анонимная шайка наемников так просто взяла и нашла драгоценную реликвию корпорации…

— Нет, капитан. Это будет значить для нас падение интереса публики, и, как следствие — падение интереса к нашим акциям и нашему товару. Спросите у молодого человека, что это значит в условиях современного рынка, он вам лучше объяснит. Память человеческая коротка, и мы не собираемся ее укорачивать, тем более — в отношении Корпорации. Не так ли, капитан? Я ведь не похож на сумасшедшего? А-ха-ха, — беззастенчиво рассмеялся ему в лицо Баррис, скаля белоснежные стоматологические зубы.

«Тоже, наверное, биопротезы», — пронеслось в голове капитана. Мэй скрестил руки на груди жестом опытного космического волка, готового сказать свое последнее слово в данном разговоре.

— Хорошо, — изрек он. — Пусть будет так. Мы уходим. Мы забираем эти фиалы — простите — дистилляции и…

— Простите… Какие такие дистилляции? — переспросил Баррис с наивным видом. Со стороны могло показаться, что он вообще впервые слышит подобное слово. — Вы видите здесь что-то, что имеет отношение к нашей бесследно пропавшей продукции?

Мэй лихорадочно осмотрелся по сторонам и только теперь вспомнил: Мелроуз. И подлую улыбку этого юного подонка, когда фиалы выносились вон… Длинное ругательство уже начало стартовать и набирать силу в наступившей на миг тишине, и сокрушительный удар кулаком по столу уже заколебался под сводами кабинета. Герцог вскочил с места и схватил капитана сзади, как эпилептика, оттащив его, когда пальцы были уже в сантиметрах от горла Барриса.

— Мэй! — закричал Герцог. — Остановитесь! Все в порядке!

Баррис покачал головой.

— Так я и думал. — Он усмехнулся. — Еще одна парочка помешанных пытается запачкать доброе имя нашей компании. — Он нажал на кнопку в столе, и дверь тут же распахнулась, впуская сержанта с оружием наперевес. — Уберите отсюда этих… субъектов.

Сержант Эмерсон грозно вскинул парализатор.

— Ты еще услышишь обо мне, мерзавец! — прокричал Мэй.

Герцог схватил его за плечо и попытался выставить за дверь.

— Все в порядке, Мэй. Все идет как надо.

Всем телом рванувшись на Барриса, капитан наставил на него указательный палец:

— Мы разнесем слух о вас по всей Вселенной! Умрем, но опозорим…

— Пошли, Мэй, — твердил Герцог.

— …и тогда ты узнаешь…

Сержант надавил спусковую скобу парализатора, и воздух тут же наполнился электрическими искрами. Озон защипал в носу у Герцога, и Мэй, доселе сопротивлявшийся, вдруг выпрямился как соляной столб, в который, по преданию, превратилась жена Лота. Он стал прямым и несгибаемым, как Родосский колосс или как аттическая колонна.

— А-а-а-а-ах! Черт возьми, — прозвучал голос капитана.

— Следуйте за мной, — спокойно проговорил сержант.

Мэй попятился из кабинета на негнущихся ногах, словно чудовище Франкенштейна, только что вставшее с операционного стола.

— Ты… — прохрипел капитан, пытаясь преодолеть нервную судорогу, ты… покойник… — тут горло у него перехватило, и на губах появилась пена.

Герцог взглянул на Барриса и недоуменно пожал плечами, пока Мэя выпроваживали в коридор.

— Здорово сработано!

Баррис безмолвствовал.

Герцог еще раз оглянулся на капитана и снова повернулся к Баррису, как будто что-то вспомнил.

— Позвольте вам раскрыть один секрет. Мой партнер прав. — Прищурившись, он заговорщически прошептал: — Вы, в самом деле, покойник.

Баррис тут же расхохотался, словно в жизни не слышал ничего забавнее:

— Ох уж эти наемники! — сказал он, наконец, вытирая слезу. — Всегда в своем репертуаре!

 

6

Вопль отозвался по площади и прозвучал точно выстрел в ушах Винтерса и Вонна. Они распахнули задние двери фургона и выпрыгнули как раз вовремя, чтобы увидеть источник шума перед собой. Один из стражей Корпорации «Сущность» вел Мэя «под уздцы» под управлением парализатора, и коммерческий капитан совершенно напрасно боролся за каждый шаг, который ему приходилось делать помимо воли. Как только они преодолели первый лестничный пролет, сержант вынудил Мэя пригнуться, опустив ствол парализатора к земле, и затем, приставив подошву к его заду, сбросил пинком вперед, одновременно отключая оружие. Буквально пролетев по воздуху метров пять, капитан ударился о твердую преграду. Это было асфальтовое покрытие тротуара.

— Вы еще заплатите за это! — прохрипел он. — Я запомню твое имя, парень, и еще вернусь, чтобы отрезать у тебя что-нибудь на память!

— Мэй! — заорал Герцог, выскакивая к нему и опускаясь на колени перед павшим капитаном. — Ты же не собирался сегодня устраивать кровавое побоище. Тем более, с парализаторами…

— Он труп, — прошипел Мэй. — И его семья тоже. Если у него есть домашние животные, им тоже конец…

— Прекрасные торжества по случаю возвращения фиалов, — прокомментировал ситуацию Вонн. — Ишь как они разошлись на радостях.

Он присел на корточки рядом и поднял руку капитана. Когда Вонн ее выпустил, она так же вяло и безжизненно свалилась на тротуар.

— Да, еще пару часов придется потерпеть, — пробормотал он.

— Какого черта вы здесь прохлаждаетесь? — спросил Герцог. — Я обыскался вас в вестибюле — нам нужна была помощь.

— Нас вышвырнули, — обиженно отвечал Винтерс, как ребенок, которого не взяли в игру. Казалось, он сам больше всех досадует об упущенной возможности подраться. При этом все равно, где — на свежем воздухе или в тесноте кабинета.

— А ты, Вонн? — обратился Герцог ко второму наемнику. — Что скажешь?

— Все так и было, — вздохнул наемник. — Мы сидели там, пока я не заметил, что какой-то придурок в белом халате потащил фиалы из кабинета. Я пошел за ним в разведку и тут же наткнулся за углом на целую бригаду головорезов в зеленой форме, которые выпроводили нас оттуда.

— Нас просто выперли, — пожаловался Винтерс.

— Дела вовсе не так уж и плохи, — сказал Герцог. — Послушайте…

— И тогда я разобью в лепешку его автомобиль, — продолжал Мэй. — А потом сожгу его дом и развею пепел. И тогда…

— Обопрись на меня, — сказал Вонн. — Закинув руку Мэя себе на плечо, он поволок его к фургону. — Ты идти-то можешь?

— Тело как будто на части рассыпается, — пожаловался Мэй. — Как будто тысячи крошечных лезвий впились и режут его на кусочки.

Герцог подхватил капитана с другой стороны, и они побрели к фургону. С ним все будет в порядке, надеюсь?

— Я думаю, — сказал Вонн. — Такого приема он не встречал и в дальнем космосе. Уж лучше сражаться с космическими пиратами, чем разбираться с наземными буржуями. Эти уж точно беспощадны, не разбирают ни своих, ни чужих.

— А чего, казалось бы, мы сделали им плохого?

— Да ничего. Привезли им их же драгоценную продукцию, а они… — Вонн остановился на секунду, чтобы половчее подхватить бесчувственное тело капитана. — Да он, в самом деле, в горячке. В таком разбитом состоянии редко встретишь даже после ранения. Сильная штука этот парализатор, едят его кобры. Капитан сейчас не краше трупа.

— Да уж, — подтвердил Герцог. — Лучше не скажешь. Хуже тоже.

Они дотащили Мэя до фургона и забросили через задние двери. Винтерс впрыгнул вперед и ждал на подхвате. Великан сграбастал капитана под мышки и, как куль, отволок внутрь и довольно бесцеремонно бросил там, словно забыв, с кем имеет дело. Со стороны казалось, что трое друзей возвращают четвертого семье после буйной вечеринки. Редкие прохожие могли подумать, что корпорация «Сущность» — это горящая вывеска питейного заведения.

Итак, Винтерс бросил капитана на пол, не обращая внимания на отчаянные ругательства, сотрясавшие воздух.

— В жизни не слышал, чтобы кто-нибудь так ругался, — заметил Винтерс, отряхивая ладони.

— И этому учат в Торговой Академии? — спросил Вонн.

— Ты меня спрашиваешь? — откликнулся Герцог.

Вонн присел к Мэю поближе, словно собираясь по дороге пополнить свой запас ругательств, в то время как Винтерс облюбовал водительское место. Великана, казалось, радовала любая возможность лишний раз посидеть за рулем. Герцог распахнул дверь с противоположной стороны и замешкался.

— Мэй сказал, что я смогу довезти обратно до космодрома, — заныл Винтерс.

Герцог прикусил губу.

— Знаю, — сказал он. — Но это в том случае, если бы мы достали деньги. Давай-ка лучше я поведу.

Лицо великана стало терять краску.

— Мне надо кое-что рассказать тебе по дороге, верзила. Очень секретная вещь, — прошептал Герцог.

Это заинтриговало Винтерса так, что он спешно перебрался на пассажирское место, в то время как Герцог залез на свое и стал заводить двигатель. Через считанные секунды они выехали из ворот корпорации «Сущность» на главный бульвар. Герцог то и дело тыкал пальцем в кнопки радио, пока не нашел свою станцию с развлекательной музыкой. Сделав погромче, он посмотрел на Винтерса.

— Вонн, — спросил он через плечо, — как долго действует этот чертов парализатор?

Ответа не было — Вонн его просто не слышал, заглушённый песней какого-то молодого безголосого вокалиста.

— Да он же не слышит вас, мистер Герцог. Мистер Мэй слишком громко ругается.

— Я знаю. — Герцог приложил палец к губам, не отрывая второй руки от баранки. — Только тихо…

Сказанного было достаточно, чтобы окончательно заинтриговать Винтерса. Он заерзал.

— Что-то очень секретное? Только между нами?

— Естественно. Ты же знаешь Мэя. Для него если что-то пошло вразрез с планами — это все, тепловая гибель Вселенной. Он может неправильно понять то, что я хочу тебе сейчас сказать. Так что лучше придержим этот секрет некоторое время от него подальше. Вонну тоже знать это совсем необязательно.

— О да, — Винтерс азартно потер руками. — Обойдемся без них!

— Я хочу, чтобы ты подержал у себя кое-что и не рассказывал пока никому об этом. Хорошо? Ты можешь это сделать для меня?

— Это оружие, мистер Герцог?

— Нет.

— Тогда это наркотики?

— Нет.

— Не понимаю… — Великан пожал плечами. — Почему тогда мистер Герцог хочет, чтобы я подержал это у себя?

— Сейчас поймешь… — Герцог еще раз для верности оглянулся назад.

— Это очень важная штука, Винтерс…

Великан посмотрел на него крайне серьезно, как ребенок, которого посвящают в новую, взрослую игру и даже прикусил губу.

— Клянусь, — постучал он себя по груди как по барабану. — Клянусь… самой страшной клятвой наемника…

Герцог помахал рукой:

— Нет, нет, этого не надо.

— Я, Ирвин Винтерс, — продолжал тот давно отработанный ритуал, клянусь исполнять свои обязанности до самой смерти, так как нет более великой чести и высшей верности, чем та, на которую способен одинокий стрелок…

— Винтерс, подожди…

— …и нет величественнее… кх-м, как же там дальше… выше воздаяния, гонорара?., для одинокого стрелка.

— Прекрасно, — Герцог посмотрел на него выжидательно. — Это все или ты что-нибудь хочешь добавить?

— Все! — Винтерс сиял. — Остальное я забыл.

— Великолепно, Винтерс, просто слов нет, до чего здорово. — С этими словами Герцог залез в карман и выудил оттуда фиал. Все так же украдкой он передал его Винтерсу, продолжая рулить.

Фиал выкатился в лапищу великана.

— Знаешь, что это такое?

Винтерс молча кивнул, глядя на предмет глазами, расширенным от благоговейного ужаса.

— Это та самая бутылка, в которой сидит человек? Или джинн? Да, мистер Герцог?

— Храни ее пуще зеницы ока.

Винтерс посмотрел на крошечную бутылку в своих огромных лапах, словно на ядовитую змею.

— Не знаю, получится ли у меня, мистер Герцог, — признался он наконец. — Я имею в виду, может, лучше, пусть она побудет у вас? Нет, в самом деле. А то еще разобью… или что другое случится…

— Я не могу держать это у себя, — категорически сказал Герцог. — Сейчас даже не могу объяснить, почему. Потом расскажу. Она должна побыть у тебя. Временно. Будь осторожнее и не разобьешь. Ты можешь найти для нее отличное укромное местечко, я же тебя знаю.

Винтерс выдавил неуверенное «хорошо». Похоже, он начинал свыкаться с мыслью, что становится рабом этой опасной бутылки.

— И смотри — никому не рассказывай.

— Не буду.

— Даже Вонну. И даже Мэю, пока я не скажу, что все в порядке.

— Я буду нем, как могила, мистер Герцог. Вот увидите. — Великан схватил фиал и запихнул его себе в нагрудный карман справа. — Потому что я ведь дал вам клятву, что…

Герцог видел, как Винтерс силится вспомнить клятву, и даже восхитился, заметив счастливую улыбку на лице великана, который вдруг понял, что принимает участие в настоящем заговоре.

 

7

«Ну, это уже слишком» — подумал Герцог, когда по дороге на космодром с неба начало накрапывать. Слишком много неудач в один день, а тут еще погода. Большие капли срывались с неба и барабанили по ветровому стеклу и крыше машины, и монотонный звук успокаивал Мэя, потому что все те зверства, которые он сулил обрушить на голову Барриса, понемногу затихли…

На посадочной полосе Герцог повел машину, не останавливаясь, как «скорая помощь», лихо подлетев к «Незабвенной», и сигналя уже издалека. Спустя секунду люк распахнулся и Роз сбегала по ступенькам трапа, придерживаясь рукой за перила. Она выбежала в ливень, косы ее намочил ветер. Роз обежала фургон сзади и распахнула дверцы.

— Ну, сколько нам отвалили? — выпалила она. Но, увидев вместо денег Вонна, у которого на руках покоилось бесчувственное тело капитана, она побледнела. — Что случилось?

— Все в порядке, — поспешил ответить Вонн. — Только у капитана немного ухудшилось самочувствие. — Он поднял на девушку глаза: — Корпорация «Сущность» отказывается нам платить.

— Ну что ж, — негодующе произнесла она, — в таком случае мы предложим товар кому-нибудь другому.

— Мы уже не сможем этого сделать, дорогуша. Они забрали у нас фиалы.

Леди Роз стояла, скрестив руки на груди, и явно не могла найти подходящих слов. Дождь струился по ее лицу. За ее спиной встали Герцог и Винтерс, готовые поддержать, если что.

— Занесем его на корабль. Ему нужно быть там, чтобы показать программисту, что делать с оборудованием.

Тело Мэя было с подобающими почестями перенесено на борт и уложено, как бесчувственная колода. Дождь брызгал в лицо, ослепляя и заставляя отплевываться. Они стояли с мокрыми лицами над телом капитана.

— Я бы могла сама показать этому парню, — заговорила Роз — но не знаю, чего хотел капитан.

— Он сделает это сам, — сказал Вонн. — Только немного оклемается.

Тело закрепили ремнями на койке. Стряхнув с себя последние брызги, все вышли в коридор, чтобы обсудить план дальнейших действий.

— Вонн, — сказал Герцог, — отвезет нас.

— Нет, — покачал тот головой. — Я останусь на планете.

— Перестань, Вонн, ты нужен нам.

Наемник взглянул на Роз:

— Твой друг на борту?

— Питер Чиба? Конечно. Где ж ему еще быть?

— Тогда я вам не нужен, — Вонн развернулся, направляясь к трапу.

— Проклятье, — пробормотал Герцог. — А Питер может управлять этой штукой?

Роз пожала плечами:

— Он был вторым пилотом и помогал капитану на подходе к планете.

Герцог вздохнул:

— Ну что ж, тогда все в порядке. Пусть тогда он доставить нас теперь обратно. Корабль должен сесть в грузовом отсеке «Ангела Удачи». Я вернусь через несколько часов.

Роз положила ему руку на плечо.

— Все в порядке, — пробормотал он. — Непредвиденные трудности временное понижение морального духа. Теперь предстоит собраться с силами и что-нибудь придумать. Вонн мне поможет это сделать.

— Будьте осторожны, — сказала она ему вслед, когда Герцог спускался по трапу.

Вонн уже поджидал его за баранкой фургона, постукивая по ней ладонями и страшно ругаясь.

— Моя жизнь, — пробормотал он сквозь зубы, — можно сказать, подошла к закономерному концу.

— В чем дело? Ты же давно знаешь Мэя, это просто очередная неудача. Капитан всегда найдет выход.

— Не хочу и слышать об этом, — отрезал Вонн, включая зажигание.

— Куда собрался?

— Я? Черт возьми, не знаю. Надо где-нибудь утопить печали. Глядишь, появится доброхот, которому нужен однорукий наемник по бросовой цене на гиблое дело. — Он переключил рычаг коробки передач.

— Значит, в «Черную Орхидею»?

Вонн зыркнул в его сторону.

— Возможно. Еще не знаю. А тебе какая разница?

— Большая. Потому что я еду с тобой. Может, я и есть тот доброхот, который готов нанять тебя для бесперспективного дела. Я тебя просто так не отпущу.

— Тогда придется заплатить за мое вино, парень из деревни, — сказал Вонн.

— Не стану увиливать.

Машина рванула с места.

— Кажется, предстоит веселый вечер, — усмехнулся наемник.

В этот момент перед ними появилась высокая фигура, точнее сказать вынырнула из-под земли, да так внезапно, что Вонн едва успел ударить по тормозам.

В открытое боковое стекло просунулась мокрая, но довольная физиономия Винтерса.

— Привет, ребята, — сказал великан.

— Виделись, — хмуро проронил Вонн.

— Что случилось? — спросил Герцог. — Что тебе не сиделось на корабле?

— Роз сказала, чтобы я присмотрел за вами. Для того, чтобы посадить корабль, сказала она, ей вполне достаточно мистера Чибы.

— Да, — философски изрек Вонн, — в этот раз нам не повезло. Слушай, Винтерс, шел бы ты на корабль, сейчас не время для этого…

— Но мисс Роз сказала, что нужно присмотреть за мистером Герцогом. И, потом, я же охрана, я давал присягу…

— Давай лучше возьмем его, — отмахнулся Герцог. — Тут спорить бесполезная трата времени.

Вонн обернулся к нему и сказал одними губами: «Ты что, свихнулся?» Герцог пожал плечами:

— А что такого?

— Ну ладно, — Вонн махнул Винтерсу: — Залезай.

Винтерс не заставил себя ждать, с веселым гиканьем усевшись в кузов.

— Ну что ж, — процедил Вонн, выруливая вокруг «Незабвенной» к воротам космопорта: — Кажется, сегодня славно повеселимся.

 

8

На столике танцевала женщина. Баба как баба, ничего особенного, разве что вся совершенно зеленая. Черные волосы, спадавшие с голых плеч, ничего не выражающий пустой взгляд профессиональной стриптизерши. Черный купальник из дюрафлеша прикрывал ее фигуру согласно галактическим стандартам, но только в тех местах, которые можно показывать за деньги. Сверкающие сапоги с высокими голенищами обтягивали ее ноги до середины бедер, и такие же перчатки были натянуты до середины плеч. Она стояла на четвереньках, встряхивая головой в такт музыке, заполнявшей бар. Из полуоткрытого рта вырывались приглушенные музыкой стоны.

Что делало эту сцену несколько необычной, так это зеленый мужик с кнутом и развитой мускулатурой, трудившийся над ее задницей, обтянутой дюрафлешем. У него была стрижка бобриком и никакой другой одежды, кроме трусов до колен из такого же материала. Мужчина зловеще щелкал над головой женщины кнутом довольно грозного вида и зверски кривился при этом, а зеленая брюнетка извивалась, отчаянно визжа и глядя на него с преданной похотливой улыбкой.

Винтерс глазел на эту парочку с разинутым ртом. Он ерзал так, будто в стуле у него был гвоздь, и даже не обратил внимания на принесенные коктейли. Сцена на столике приковала все его внимание.

— Ну что, верзила? — поинтересовался Вонн. После двух бокалов его дурное настроение заметно развеялось. — Нравится?

Винтерс потряс головой:

— Он плохо делает…

— Конечно, ты бы сделал лучше.

— Он не должен с ней так поступать, — убежденно сказал Винтерс, отирая вспотевший лоб.

— Жарко, должно быть? — рассмеялся Вонн. — Ну, верзила, в чем твои проблемы?

— Да ладно, расслабься, — посоветовал Герцог. — Они же не настоящие, видишь?

Винтерс посмотрел на танцующую пару, соединившуюся в жестоком вихре страсти перед ним. Действительно, если прищуриться и присмотреться внимательнее, можно было заметить то, о чем говорил Герцог: пара была не более чем двигающейся голограммой, постоянно повторявшей одни и те же движения.

Винтерс скривился:

— Ну и зрелище! Долго этого не вынесешь.

Герцог протянул руку — и она прошла сквозь живот женщины. — Видишь? Его ладонь высветилась зеленым светом. Для эффекта он пошевелил пальцами. По изображению прошла рябь, как на экране телевизора. — У нас на планете тоже стоял такой автомат в баре «Доктор Бомбей». Там мы встретились с Мэем.

Винтерс кивнул и схватил коктейль с соломинкой, сразу заинтересовавшись историей Герцога.

— И все-таки он плохо обращается с женщиной.

— Кто? Мэй?

— Этот дядечка с картинки.

— Согласен с тобой.

Вонн рассмеялся.

— Да что, в самом деле, такое, ребята? У вас что, на войне мозги отшибло? Почему бы не расслабиться, когда есть такой случай? Вы в таком месте… Это же гордость Консула Пятого. Лучший бар на этой дрянной планетке. — Он вскинул бокал, приглашая присоединиться.

— Уж это точно, — кисло усмехнулся Герцог, — Лучшее место на планете для тебя. И что тебя тянет в такие притоны?

— Думаю, ты заметил, — проговорил Вонн между глотками, — что эта планета с полицейским режимом. Здесь копов больше, чем гражданских.

— Оно и понятно, — пожал плечами Герцог. — Потому что улицы кишат типами, встретить которых не пожелал бы ночью, даже имея пистолет в кармане. К тому же, заметь, здесь даже один сбитый пешеход может стать причиной межпланетной войны.

— Но это, — Вонн обвел взглядом помещение с невысокими сводами, — не просто лучший, но и единственный бар в системе Консула, где собираются наемники. Это клуб «Солдат Удачи». Они пытались прикрыть и это место, но потом поняли, что с наемниками бесполезно бороться — один бар такого рода всегда появится где-нибудь в другом месте. Народ же должен где-то собираться.

— Может, оно и неплохо, — заметил Винтерс, продолжая вертеться на стуле. Он пытался выбрать такой ракурс, чтобы навязчивая голограмма исчезла с глаз долой, но тщетно: такая же зеленая парочка выкомаривалась на каждом столике. — Эх, — вздохнул он, — жаль, что у меня зрение не как у инопланетянина — я бы его сейчас отключил.

— А чего мы, собственно, ждем? — задался вопросом Герцог.

— Ничего, — пожал плечами Вонн. — Просто сидим. А там посмотрим.

— Прекрасно. Просто великолепно. — Герцог посмотрел на дно бокала и откинулся в кресле. Вонн развлекался, потягивая коктейль через соломинку и комментируя происходящее между зеленой парочкой на столике. Винтерс морщился, и это еще больше забавляло Вонна.

— Да, друзья, — протянул он. — Вижу, вы не готовы разделить моего одиночества.

— Это не смешно, — пробубнил Винтерс, уставясь в стол.

— Еще как смешно, — Вонн передал бокал проходившему официанту со словами: — Еще один поднос.

Так они пропустили еще пару подносов, но ничего особенного не происходило. Герцога посетили грустные размышления об убожестве внутреннего мира солдата-наемника. После окопов и засад, после ночных десантов и штурмов, кинжального огня и минометной атаки все, на что они были способны, — это сидеть в укромном местечке, понемногу увеличивая число пустых стаканов на столе. Остальные посетители «Черной Орхидеи» производили столь же удручающее впечатление: они то и дело подзывали официанта за новым подносом, не разрешая убирать пустую посуду со стола, чтобы всем было видно, сколько они сегодня выпили.

Как только их официант исчез за очередным подносом, Винтерс вдруг ни с того ни с сего ударил кулаком по столу. Стаканы, тесными рядами занимавшие стол, дружно звякнули.

— Подожди, — сказал Герцог. — Сейчас принесут.

— Да нет, мистер Герцог, — улыбался великан. — Просто так можно выключить картинку. — Он еще раз ударил по столу — и зеленая парочка, действительно, подмигнув, исчезла на несколько секунд. Великан занес кулак снова, но Герцог вовремя остановил его:

— Ты тут камня на камне не оставишь, — сказал он. — Надо же, додумался!

— Это не я додумался, — сказал великан, указывая пальцем куда-то в сторону.

— Не показывай пальцем, — Герцог пригнул его руку к столу. — Так скажи.

— Вон тот дядечка в углу.

Они посмотрели в направлении, подсказанном Винтерсом. Там за столом действительно сидел одинокий клиент заведения, отгородившись от остального мира стеклянной батареей бокалов. С виду он ничем не отличался от остальных посетителей и, очевидно, завсегдатаев этого места. Голограммы перед ним не было. Но уже через несколько секунд она вспыхнула перед ним, точно зеленая свеча на стеклянном подсвечнике. Одним ударом кулака он погасил ее вновь.

— Видите? — торжествовал Винтерс. — Я знал — с этим можно бороться.

Герцог смотрел как завороженный.

— Это неприлично, — подтолкнул его локтем в бок Вонн. — Если это наемник, он может обидеться.

— Я знаю этого человека, — прошептал Герцог.

— Ну, тогда угости его коктейлем, — посоветовал Вонн. — Вино хорошо освежает память. Может, и он тебя узнает.

— С этим типом я бы не хотел знакомиться никогда! Вы хоть знаете, кто это?

Наемники присмотрелись и пожали плечами. С виду ничем не примечательный посетитель, разве что пил в одиночестве и с завидной реакцией умудрялся гасить изображение на столе, так что оно почти не появлялось.

— Это Дикc! Дерральд Дикc.

Вонн оторвался от бокала, недоуменно взирая на него:

— Что ты сказал?

Герцог повернулся к нему:

— Я ничего не говорил.

— Что это за тип, которого ты называешь Диксом?

Герцог помотал головой:

— Этот парень нас ограбил.

Вонн тут же отставил бокал в сторону и посмотрел на посетителя, с завидным упорством сбивавшего со стола голограмму, точно кегли в боулинге.

— Это случайно не тот ли самый Декстер, о котором плохо отзывался Мэй?

— Нет. Он денег должен. — Герцог зажмурился, припоминая. — Пятьдесят пять миллионов кредитов.

«Да разве можно давать такую цену за прогулочное судно с двухлетним сроком эксплуатации. Оно потянет на все семьдесят».

— ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ? Да это же чертова куча денег!

— Оно и понятно.

«Будешь сидеть тихо, или как?»

— Пусть ребята знают, — вырвалось у Герцога. Вонн внимательно посмотрел ему в лицо:

— Опять сам с собой разговариваешь? С тобой все в порядке?

— Хартунг, — вымолвил Герцог. Казалось, слова ему давались с трудом.

— Что — Хартунг?

— Этого типа зовут Хартунг.

— Ты уверен? Может, лучше вызвать врача?

— Это он, — Герцог вытянул перед собой руку. Пальцы тряслись. — Я ничего не могу с собой поделать.

— Да, тут я с тобой согласен на все сто, — кивнул Вонн. — Вид у тебя препаршивый.

— Хартунг! — крикнул наемник.

Человек за столиком медленно обернулся. Внешне он был совершенно спокоен, даже спокойнее, чем за минуту до этого. Только правая его рука исчезла под плащом.

— Помнишь бриллианты, которые я получил от твоей сестренки? — крикнул ему Вонн. — Так я передал их твоей жене.

Хартунг молча кивнул и присмотрелся к компании за соседним столом.

Вонн приветливо улыбался ему. Винтерс помахал рукой. Герцог сидел бездвижно, но как только их глаза с Хартунгом встретились, дрожь, казалось, передалась и человеку за соседним столом. В воздухе повисла молния. Стало душно, как перед грозой.

— Наверное, надо с ним побеседовать, — сказал Вонн, потянувшись.

— Да! — Винтерс так и подскочил с места. — Сейчас он понюхает моего кулака, мистер Герцог, вот увидите!

— Не надо, Винтерс, — Вонн попытался остановить его, но было поздно: верзила направлялся к соседнему столику.

Время, казалось, остановилось: Герцог стал вставать из-за стола, чувствуя, что делает это катастрофически медленно. Дистанция между Винтерсом и неизвестным по имени Хартунг стремительно сокращалась.

— Эй, мистер Хартунг!

«Ты только посмотри парень, как он двигается, ты же знаешь, что сейчас произойдет…»

Герцог понял, что времени не хватит даже на то чтобы обойти стол — а Винтерс уже совсем близко.

— Мой приятель имеет к вам пару слов… — и рука уже повисла над плечом незнакомца…

«Так и будешь сидеть и ждать, пока твоего друга не превратят в решето? Ну же… сделай это…»

Стакан в руке Хартунга треснул, и рука, нырнувшая под плащ, стала доставать что-то…

— Винтерс! — верзила оглянулся, и Герцог уже выхватил пистолет. У Хартунга в руке тоже блеснул вороненый ствол. Герцог услышал предупреждающее попискивание подзарядки карманного лазера и шагнул в сторону с рукой, уже вытянутой в сторону незнакомца. Хартунг взмахнул стволом в воздухе — звук подзарядки становился все громче и пронзительней — и ударил стволом Винтерса в лицо. Сделав шаг в сторону Герцога, он стал целиться.

Огонь несколько раз вылетел из руки Герцога, а вслед за этим послышались выстрелы. Хартунг отступил и стал сползать по стене. Герцог закричал: «Нет, нет, не…»

Затем он лучезарно улыбнулся. Хартунг уже лежал бездвижно у стены, в груди его зияла черная дыра.

— Герцог, какого дьявола, что ты натворил…

Не сводя прицела, Герцог еще раз нажал на спусковой крючок — и тело у стены дернулось в последний раз.

— Это вон тот парень! — послышались крики. — Он первый начал…

Вскоре к этому голосу прибавились другие — и судьба Герцога была решена. «Умышленное убийство в присутствии свидетелей при отягчающих обстоятельствах, с превышением необходимой самообороны» — гласил вердикт, вынесенный прямо на месте ареста. На этой планете судебные дела вершились на удивление быстро.

— А этот парень тоже… — он мог прожечь в верзиле дырку своим аппаратом! — послышались реплики в защиту. Однако полиция неумолима. Пострадавший не мог нести ответственности — и уже никому не мог объяснить, зачем собирался стрелять. Их с Герцогом загрузят в машины разного цвета: одного в синий полицейский грузовик, другого в черный катафалк.

— Герцог, — вопил ему Вонн. — Идиот! Ты хоть понимаешь, что натворил!

Ничего не ответив, Герцог бросил пистолет на стол. Он пролетел сквозь голограмму, под кнутом зеленого культуриста.

— Что ты наделал… — заклинал Вонн. — Что ты наделал…

Герцог улыбался. Ему нравился запах кордита.

 

9

В воздухе пахло весной. Снег сошел, и все, что было под ним, зазеленело и стало рваться к солнцу навстречу теплым солнечным лучам. В воздухе гуляли освежающие ароматы. Всякая тварь, вплоть до самой мелкой птахи, радовалась приближению весны.

Только Джеймс Мэй не радовался.

— Если вы не перестанете заниматься этой ерундой, — сказал он Мистербобу, — я надену скафандр, выброшусь в открытый космос и тем самым спасусь от ваших запахов. Перестань меня утешать, я здоров, как Винтерс.

Арколианец, как обычно, торопливо семенивший следом за капитаном, недоуменно пощелкивал клешнями.

— Но, джеймсоджеймс, я по запаху определил, что вы еще не совсем поправились, и просто пытался немного привести вас в чувство…

Мэй развернулся:

— Я, — начал он решительным голосом, но заметил, что говорит повышенным тоном, и тут же исправил свою ошибку. — Я, — вполголоса продолжил он, действительно, не совсем хорошо себя чувствую, но это совсем по другой причине. И, вы как никто другой, должны это понимать.

— Но почему? — недоуменно защелкал клешнями арколианец.

— Что — почему?

— Почему — я — «как никто другой»?

— Потому что вы, многоуважаемый господин посланник — профессиональный дипломат. Есть вещи, которые не обсуждаются. Вы можете понять, какие чувства сейчас терзают меня, и уяснить, что это настроение не улучшается никакими медикаментами.

Арколианец согласно закивал головкой. Мэй тут же выставил палец вперед, пресекая попытки перебить его. — Я знаю, что вы думаете, Мистербоб. В самом деле, отчего разумные существа А-форм так лелеют свои страдания и не хотят их развеять тут же? Не стану говорить за тех, кто предпочитает упиться вином, чтобы посмеяться потом над своими печалями. В моем случае все совсем по-другому. Просто, чем лучше прочувствуешь горе, тем выше потом момент триумфа. Надо использовать чувства на полную катушку.

— «На полную катушку», — пробормотал арколианец, запоминая. — У вас очень красивый язык. Такие образные выражения…

— Еще бы, — согласился Мэй. — Вы еще не слышали, какими образными они бывают, если меня как следует вывести из себя. — Они продолжили прогулку по коридору.

— А как, джеймсоджеймс, вас вывести из себя?

Мэй посмотрел на него:

— Лучшее не надо, Мистербоб.

— А-а. Тогда хорошо, давайте вы мне расскажете что-нибудь другое о поведении А-форм.

— Конечно, — согласился Мэй, продолжая каждодневную экскурсию по кораблю. — Вам еще многое предстоит узнать. Большинство разумных А-форм вовсе не такие, как я. Их не радуют собственные страдания. Но не забывайте, что я — Отморозок.

— Отморозок? Это еще что такое? Послышался скрежет хитина — это арколианец недоуменно почесал затылок клешней — жест, перенятый им у человека.

— Ну, это я знаю. Отморозок — это адепт Высшего Ордена Иеговы или Церкви Пятой Зоны.

Мэй покачал головой.

— Что? Разве неправильно?

— Знаете, что, — со вздохом отвечал Мэй.

— Да, джеймсоджеймс?

— Давайте обсудим это позднее.

— Но почему не сейчас?

— Потому что сейчас, уважаемый посланник, мне предстоит встреча.

Они прошли в библиотеку.

— Это интересно.

— Для вас — не очень. Мне предстоит встреча с парнем, который будет заниматься ремонтом электроники на корабле. При этом мне предстоит объявить себя банкротом.

— Это как?

— Придется сказать ему, что я не смогу заплатить за работу. Так что для вас самое время занять наблюдательный пункт. — С этими словами капитан раскрыл перед Мистербобом дверцу шкафа:

— Прошу вас, посланник.

— Да-да-да, — заторопился арколианец. — Там, в шкафу, очень интересно. Никто тебя не видит — и в то же время узнаешь столько нового!

— Только не мешать, — предупредил Мэй. — Если этот парень поведет себя неправильно, я справлюсь с ним голыми руками.

— Еще бы, — забормотал Мистербоб. — Я положил себе за правило — ни во что не вмешиваться. Вы знаете, человеческий разговор запахов намного интереснее собачьего обнюхивания и виляния хвостами — здесь столько непостижимых оттенков.

Мэй тяжело вздохнул:

— Не знаю, о чем вы говорите, — и не успел арколианец рта раскрыть, как дверь перед ним оказалась захлопнутой.

«Только спокойствие», — напомнил он себе, усаживаясь за стол.

Закрыв глаза, Мэй попытался представить себя плывущим в безмятежном океане на главной планете системы Линуса Мохонинга. Кристально чистая, теплая вода, и солнечный свет, пробивающийся из высоких перистых облаков, а спина приятно согрета лосьоном от загара и руками Мэгги…

Тут глаза его раскрылись. Капитан выругался, но уже через миг вновь забормотал: «Спокойствие… Только спокойствие».

Дверь открылась, и в библиотеку заглянула Роз.

— К вам из КомпьюФарма, — сказала она, вопросительно приподнимая брови.

Мэй встал:

— Немедленно сюда!

Пожав плечами, Роз скрылась. Почти тут же на пороге возникла маленькая фигурка. Первое, что бросилось в глаза — это длинные волосы, точнее, прическа на манер индейской шевелюры, принятая у панков и неформалов. Центральная линия волос была зачесана назад, остальные — вдоль каждого уха. «Ясно. Еще один непризнанный гений программирования».

Однако в ответ ему блеснули довольно смышленые глаза, жеваная рубашка из лаотекса с голубым отливом и выцветшие черные шорты, уже неотвратимо и бесповоротно протертые в области колен.

Капитан улыбнулся:

— Ну, что ж, — сказал он. — Я очень рад, что мистер Хикман прислал именно вас, несмотря на возникшее небольшое недоразумение. Но ничего, по крайней мере, вы вполне можете провести первичную диагностику системы.

— О чем вы говорите? — спросило это существо явно женского пола. — Ведь вы — Джеймс Мэй, не так ли?

— Да, но…

Девушка протянула ему руку в беспалой перчатке, с большим пальцем, оттопыренным вверх:

— Меня зовут Чич.

Мэй выкатил глаза:

— Да, но… вы же… это самое…

— Говорите-говорите, — сказала она, обходя письменный стол и надвигаясь на него. При этом девушка грозно качала пальцем: — Я знаю, что вы хотите сказать — «хакерша»! Ну же, говорите!

— Не будем об этом, — поморщился Мэй. — А то еще придется объяснять Мистербобу.

С шумным вздохом она отряхнула ладони о рубашку.

— Называйте меня Джеймс, — неуверенно предложил он.

— Как скажете. Надеюсь, вы не станете говорить этого мистеру Хикману.

— Говорить — что?

— Ну, что я… — и тут она произнесла это словно вновь, — ХАКЕРША! Дело в том, что таких, как я, редко берут на работу. Нас считают слишком самостоятельными, и поэтому ремонтные конторы держатся от нас подальше. Мы можем собрать и разобрать все системы корабля, не говоря уже о программировании. Потом мы можем выступать в качестве второй специальности: пилота или мастера огневой поддержки.

Мэй смерил ее взором и обнаружил под складками синтетики довольно привлекательную фигурку.

— Мне это все равно, — честно признался он.

— Прекрасно, — отозвалась Чич. — Тогда приступим. — Она неуверенно посмотрела на него. Девушка заметно волновалась. — Вот увидите, вы не пожалеете, что имели дело с хакершей, адмирал…

— Капитан, — поправил Мэй.

— Капитан…

— Джеймс. Чич кивнула.

— Совершенно верно. И я не из тех головорезов от пейнтбола, которые рыскают по кустам с ножами-свинорезами и месяцами не снимают маскхалата…

— И что же сказал мистер Хикман, узнав, что случилось? — переменил тему разговора капитан.

Чич едва заметно усмехнулась:

— Да как обычно — смеялся. Но, знаете, к тому времени когда я возвращаюсь, чтобы рассказать ему, что случилось, он уже знает все наперед: сначала клиент сомневается в моей компетентности, а впоследствии оказывается приятно поражен.

— Ну что ж, — изрек Мэй, — мистер Хикман и так уже рекомендовал вас как своего лучшего программиста.

— В самом деле? — расцвела Чич. — Очень любезно с его стороны. Ну что ж, — с кривой улыбкой Чич попятилась назад от стола, пока не наткнулась на кресло. Опустившись в него, она продолжала, учтиво пожав плечами:

— Мне сказали, что вы хотели бы полностью сменить старые программы и сделать «апгрейд» разума корабля до уровня КЕЛЬВИНА. Придется в таком случае начать с простого — модификации существующих систем…

— Хм, — вмешался Мэй, — боюсь, несмотря на всю простоту задачи, у нас ничего не получится.

— Но почему? Вы сомневаетесь во мне?

— Никоим образом, — сказал Мэй. — Боюсь, Чич, что сейчас с «Ангелом Удачи» сделать ничего не удастся, как бы этого ни хотелось нам обоим.

— Так… — Чич нервно забарабанила пальцами по столу. — Это, я так полагаю, вежливый отказ?

Мэй заерзал.

— Поймите меня правильно… КомпьюФарм — прекрасная фирма с отличной репутацией, но она не сможет ничего сделать для меня в ближайшем обозримом будущем.

— Но это не из-за того, что я…

— Хакерша? — закончил за нее Мэй. — Никоим образом не из-за этого. Все упирается в финансы. Поступления, которые ожидались на момент разговора с вашим боссом, пропали, так что мне нужно время собраться с силами…

— Вы лжете, — оборвала его Чич. — Вы просто думаете, что я…

— Да нет же! Вы должны понять — бывают такие ситуации. У меня сорвалась главная, самая крупная сделка в жизни, и теперь я даже не знаю, откуда взять денег на оплату места в доках, не говоря уже о ремонте корабля.

— Но Консул Пятый входит в хартию МАТа — Межпланетарной Торговой Ассоциации, — сказала Чич. — И, значит, подчиняются МАТу, и МАТом их можно заставить делать все, что угодно. Таким образом, ваш корабль никоим образом не может быть конфискован за долги, кроме как по решению суда. А для этого требуется, во-первых…

— Знаю, знаю, — оборвал ее Мэй. — У вас прекрасные знания и в этой области. Но мой груз подпадает под статью об исключительных ценностях. Так что никакой страховки из МАТа мне не выжать. Слишком большая сумма оценки стоимости груза и слишком высок предварительный процент прибыли. — Он вздохнул, собрался с силами и снова посмотрел на Чич. — Постойте. Зачем мы с вами вообще заговорили об этом? Это мой корабль, и я решаю, отдавать его в ремонт или подождать с этим делом. — С этими словами он распахнул перед Чич двери библиотеки: — Так что вам, юная леди, придется извинить меня.

Чич не тронулась с места.

— Поверьте, мне самому очень жаль, что не удастся увидеть такого высококлассного специалиста в деле. Вы…

— Так давайте поработаем над чем-нибудь, — быстро вставила Чич, словно опасаясь, что капитан закончит фразу и будет трудно вернуться к этому предложению.

Мэй с тяжким вздохом оперся на стену.

— Не могу, — помотал он головой. Никак. Рухнула, можно сказать, сделка века, и мне сейчас не до этого.

— Я вам верю, — сказала Чич. — Честное слово. Но Дирк решит, что сделка снова сорвалась из-за моего характера… а знаете, что это значит для меня, капитан?

Мэй подозрительно повел носом — нет ли в воздухе следов феромонов, которые подвигли Чич на откровенный разговор. Украдкой он подозрительно посмотрел на шкаф, где прятался Мистербоб, как будто зрение его обладало способностями рентгеновских лучей.

— Что-то не так, капитан?

Ничего необычного в запахе не было. Библиотека пахла, как всегда, библиотекой и присутствием женского существа. Вот, пожалуй, и все. Ну и, конечно, немножко — арколианцем.

— Как же быть? Вам же все равно придется платить за консультацию.

Мэй, уже направившийся к шкафу, чтобы понюхать его поближе, вдруг замер как вкопанный, услышав последние слова:

— Что вы сказали?!

— Это обычная практика Дирка, то есть мистера Хикмана. Видите ли, у него отменная репутация…

— Об этом я уже слышал неоднократно, в том числе и от него самого.

— В то же время встречаются клиенты, которые после консультации начинают искать мастера подешевле и заключают с ним контракт. Так вот, чтобы такого не происходило впредь, консультация считается платной, но ее стоимость вычитывается из окончательного расчета стоимости работ. Это чтобы не потерять клиента — и чтобы мы, программисты, не работали задаром.

Просто поверить не могу, — признался Мэй, — что меня, оказывается, еще раз нагрели. В один и тот же день! — Он схватился за голову.

— Послушайте, — взмолилась Чич. — В самом деле, ну что вам стоит? Я могу отремонтировать что-нибудь со скидкой, только не говорите Дирку. Хотите, я налажу вашего ЧАРЛЬЗА? Это не вписывается в стоимость консультации, но я могу подмахнуть кое-где цифры в счете и…

Мэй решительно направился к креслу. Нет, положительно, Мистербобу нельзя доверять! Он взял Чич за руку и повел к выходу.

— Капитан Мэй! — запротестовала она. — Мне в самом деле нужна эта работа!

— Слушайте, Чич. Можно с вами выйти на минуту и поговорить с глазу на глаз?

— Где?

— В коридоре.

— Но разве мы… — Чич растерянно оглянулась по сторонам — разве мы и так не… с глазу на глаз?

Вместо ответа он приложил палец к губам, и вошел в библиотеку, прикрыв дверь. После этого он еще раз понюхал воздух и распахнул дверь убежища Мистербоба.

— джеймсоджеймс, — сразу начал арколианец, — я тут с удивлением унюхал, что, оказывается…

— Как это называется, уважаемый? Цинизм? Или откровенное вредительство? Что вы делаете со мной, Мистербоб?

— Я, — опешил арколианец. — Да я наблюдал, как обычно, за деловым общением А-форм…

— Вы знаете, о чем я. Вы что, снова блокировали меня, и я не чувствую запахов, которыми вы охмуряете ее? Вы думаете, это вам поможет? Меня так просто не проведешь, уважаемый посланник. Что вы там разбудили в ней? Детские страхи? Романтические грезы? Не стыдно так шутить над ребенком?

Арколианец ответил недоуменным взором.

— Но я ничего не делал. Если вы имеете в виду феромонное влияние, то я тут ни при чем.

— Ни при чем?

— Нет, джеймсоджеймс.

— А откуда тогда феромоны?

Сущность зла.

— Но они могут исходить от этой девочки, если она симпатизирует вам или от вас, если она ощущает это.

— Опомнитесь! Вы что, хотите сказать, что я и она…

— Я ничего не хочу сказать, кроме того, что происходящее между вами совершенно естественно. Все смены эмоций совершенно естественны для нее. Вас интересует, что говорят ее запахи? Пожалуйста: третий день начала менструального цикла. Немного страха в незнакомой обстановке, чуть-чуть паники, вызванной возможностью потерять работу из-за вашей несговорчивости… вот, в общем, и все.

— Вы серьезно? Так, значит, вы здесь ни при чем? И никаких восстановлений ритуальных связей, как в тот раз?

— Клянусь Пятой Зоной! — торжественно присягнул арколианец.

Мэй прикусил губу и уставился в потолок.

— Ну ладно, допустим, я вам поверил.

Арколианец заметно оживился:

— Так значит, вы возьмете смотричич на работу?

— Да, похоже, вы мне не оставили иного выбора, — Мэй закрыл шкаф и распахнул дверь библиотеки:

— Решено, Чич. Вы приняты. Не знаю, из каких шишей я буду платить вашему боссу, но вы можете приступать к работе.

И тут слова сами застряли у него в горле: вместо Чич он наткнулся на Вонна.

— Эй вы, там! — закричал наемник куда-то в глубь коридора. — Капитан говорит, что вы приняты!

Последовал вопль и радостный топот.

— Вонн, а тебя какого лешего занесло сюда… — этой фразы капитан договорить не успел, потому что Чич, набрав скорость по коридору, врезалась ему в грудь и повисла на шее.

— Спасибо, капитан, — искренне сказала она, — не пожалеете. Я прямо сейчас начну.

— Чего не поделаешь ради детей, — как будто оправдываясь, сказал капитан, отряхивая одежду, когда программистка убежала по коридору. — А у тебя какие проблемы?

— Герцог, — сказал Вонн. — Он попал в тюрягу.

Мэй недоверчиво прищурился.

— Я не шучу. Приведите собак… тьфу ты, но я не брешу. Капитан, честное слово!

— Что стряслось? Ты будешь говорить по-человечески?

— В общем так, мы с Герцогом и Винтерсом зашли выпить по стаканчику…

— Куда?

— Ну, вы вряд ли слышали о таком месте, капитан. Оно не пользуется такой славой, как «Лидо» или «Мулен Руж», но…

— Короче.

— В общем, дыра дырой, но там собираются наши ребята, такие же работяги, как мы.

— Понятно, — это была дыра на твой вкус или на вкус Герцога? Впрочем, небольшая разница.

Вонн старательно прокашлялся, как будто желая настроить капитана на серьезный лад.

— Ну, в общем…

Мэй схватил его за отвороты куртки и стал трясти:

— Сукин ты сын, — я же сказал следить, чтобы он чего не выкинул. Зачем я приставил тебя к нему? Или ты все забыл? Ты не можешь справиться даже с такой работой, Вонн?

— Вы дадите мне досказать? Мы увидели этого парня в баре, и Герцог говорил, будто он у вас что-то стибрил, какое-то прогулочное судно.

Мэй выпустил отвороты куртки:

— И дальше что?

— Ну, что может быть дальше — вы же знаете Винтерса. Как только он услышал, что этот парень в чем-то провинился перед Герцогом, он тут же пошел на него, а парень вытащил пушку, и, если бы не Герцог, лежать бы сейчас Винтерсу в катафалке.

— Ближе к теме.

— Ну а у Герцога был пистолет с собой — он-то не сдал оружия, когда мы конвоировали фиалы. Так что еще можно доказать, что Герцог тут ни при чем оружие у него было, как у охранника, а этот парень первым полез за пистолетом…

— Ну и кто же это сейчас докажет?

Вонн пожал плечами.

— Ты не знаешь законов Пятого Консула?

Молчание.

— Скоро узнаешь. Скоро ты сможешь познакомиться с ними поближе. Ты думаешь, случайно здесь располагается один из филиалов корпорации «Сущность»? Здесь люди расплачиваются внутренними органами за совершенные преступления. И здешние законы не знают пощады. Что ты трясешься?

— Герцог… он разрядил всю обойму в этого типа. Если бы он хотя бы остановился. Но он стрелял так, как будто решил распрощаться с ним навеки… Он стрелял даже в труп, который валялся у стены с дыркой в груди.

Мэй схватился за голову.

— Черт! — отчаянно выкрикнул он. — Черт, черт, черт, — и попятился обратно в библиотеку.

— У того парня, оказывается, не было разрешения на ношение оружия, оправдывался Вонн, — а дел на него у легавых лежит на несколько томов. Но за злостное и предумышленное убийство, а также за превышение обороны и особую жестокость они загребли все-таки Герцога.

— Говоришь, целую обойму? — вдруг переспросил Мэй.

— Всю, как есть. Чтоб мне провалиться…

— Как думаешь? Эрик Диксон?

— Не исключено. Скорее всего, так оно и есть. И еще одно, Мэй. Я никогда не забуду улыбку на его лице, когда он стоял с дымящимся пистолетом. Это был не Герцог — такого Герцога я не знаю.

— Проклятье!

В этот момент скрипнула дверь, и из шкафа выкатился Мистербоб. Вонн тут же попятился, пока не встретил стену.

— Что-то случилось, джеймсоджеймс?

— Вы помните об этой Б-форме, которой заразился Герцог?

— Да, хотя едва ли это является новостью для каждого члена экипажа…

— Вы можете разнюхать эту тварь внутри Герцога?

Арколианец задумался:

— Было бы интересно. Любопытный мог бы получиться эксперимент. Это могло бы объяснить некоторые аномальности в поведении мистергерцога, замеченные мной в последнее время.

— Значит, так, — сказал капитан, опершись руками о стол. Перво-наперво надо вытащить Герцога из каталажки, а потом посмотрим, чем нам сможет помочь Мистербоб. Мы приведем его к этим живодерам — пусть сами расхлебывают то, что заварили.

— Если это вообще возможно, — пробурчал Вонн.

— Все равно, надо доставать его оттуда. Какой назначен выкуп?

Вонн обреченно пожал плечами:

— Я даже не запомнил, сумма какая-то сумасшедшая — в миллионах.

— Но сколько же миллионов?

— У меня уже пальцев столько не осталось, чтобы вам показать.

— Значит, не меньше пяти, — пробормотал Мэй. — Чек Барриса мог бы сейчас пригодиться… Но кто же знал? Кто же знал?

— Может быть, я могу, — вмешался Мистербоб — чем-то помочь, помимо феромонной атаки?

— Использовать свое политическое влияние? — хмыкнул Вонн. — Неплохая идея. Он же посланник, Мэй.

Капитан покачал головой.

— Не хочу рисковать.

— Здесь нет никакого риска, — сказал Мистербоб. — Все остальные здесь, лэйсилэйн, киллерджо, редбатлер и лейбранд, они посещали другие места, изучали то, что вы могли бы назвать высшим порядком вещей. А я — подумаешь, невелика потеря. Все собранные мной знания уже давно хранятся моей расой, так что можно рискнуть…

— Ценность жизни в нас самих, — сказал Мэй. — И вашей в том числе, Мистербоб. Но не это беспокоит меня. Самое худшее — это огласка. Лишний шум только повредит нам. Я бы все же хотел отстоять наше право на вознаграждение. — Он ударил кулаком по столу со словами: — Ну зачем я передал этому Баррису все фиалы!

— Наверное, я не должен напоминать вам, — вздохнул Вонн, — но время не ждет.

— Знаю, — Мэй снова стукнул кулаком по столу. — Проклятье. Только этого сейчас не хватало. Именно сейчас, в такой момент.

— Капитан, — раздался в этот момент звонкий голос нового члена экипажа, — вы не могли бы сказать мне, где ЧАРЛЬЗ?

Все разом — Вонн, Мэй и Мистербоб повернулись на этот голос как раз вовремя, чтобы подхватить Чич, падающую в обморок при виде одноглазого арколианца.

 

10

Память была здесь. Она была совсем рядом, и сейчас она была размером с комнату, в которой он проснулся. Знакомое чувство вырвало его из сна.

Подъем.

Эта армейская привычка вставать по команде выгоняла теперь из постели и через долгие годы по окончании службы. Мышцы твердели и наливались силой по команде, они требовали работы и подвига. Хорошо знакомое жжение в области живота, приятное тепло, от которого хорошо жить, и улыбка на лице. Знакомое чувство героизма.

Подъем.

Кто-то высокий и широкоплечий смотрел на него из глубины какого-то тумана: как будто он увидел смутные очертания гостя, стоявшего за стеклянной стеной. Великан благодарил его, а остальные сгрудились вокруг безжизненного тела. Знакомый голос снова произнес:

«Да, сэр, славно мы продырявили этого мерзавца».

Проснись же!

Герцог вскочил, наконец, и оглядел комнату, в которой находился. Тонкая подстилка толщиной в несколько миллиметров предохраняла его от каменного пола, который выстудил тело до костей. Обстановка была предельно спартанской, если можно так выразиться, и до боли знакомой. Он сразу вспомнил все, что случилось. Что ж, закономерный исход. И что дальше? Тюрьма.

— Ты прав, — произнес тот же голос. Затем раздался смех. — Хочешь сигарку? У тебя проблемы, парень. Большие проблемы.

— Пошел вон, — ответил Герцог, намеренно отворачиваясь.

Смех стал еще громче и навязчивей.

— Теперь ничего не поделаешь. Придется с этим жить.

— Это ты убил его.

— Да ну? Я что-то даже не помню, о чем ты говоришь, — издевался голос. — Ладно скромничать. На твоем месте я давно бы свыкся с мыслью об этом. Хватит ломаться, как девочка. Можно подумать, ты ни разу в жизни не убивал и не крал. Как бы ты тогда занимался бизнесом?

— Я ничего не помню. Это все твоих рук дело.

— Ну да, конечно. Объяснишь это тюремному психиатру. Только на твоем месте я бы гордился тем, что замочил подлеца и спас жизнь двум близким людям.

— «На моем месте»! Ты и так все время оказываешься на моем месте, в самый неудачный момент. У меня жизнь кувырком из-за тебя.

— Так она давно у тебя кувырком. Ты же неудачник.

— Оставь меня в покое.

— Не могу. Сначала я должен тебе показать кое-что.

— Я не хочу видеть этого, Эрик. Я уже достаточно насмотрелся.

— В самом деле, ты так в этом уверен?

Герцог оглянулся на голос, но увидел перед собой лишь голые стены камеры.

— Я уверен. Ты, конечно, был героем и совершил немало подвигов, но по жизни ты был несчастным человеком. Так что еще неизвестно, кого из нас можно назвать неудачником.

— Ну, ты не настолько хорошо меня знаешь.

— Зато по твоим поступкам можно судить о многом. Ты никому не принес счастья в жизни, Эрик. Даже своим женщинам.

Камера с отбитой штукатуркой, лужи на каменном полу, трещины в потолке и одна-единственная лампочка в самом центре. Вдруг он почувствовал чужое дыхание, совсем рядом. Повернув олову, он увидел женские глаза и лицо, обрамленное челкой. Короткая стрижка выдавала в ней военнослужащую военно-космических войск. Она положила ладонь ему на грудь. Другая комната, другая кровать.

Внезапно воспоминания вспыхнули, как фосфор:

— Ты не Лей Бранд, — сказал он женщине.

Он безошибочно опознал: она не блондинка. По корням волос можно было определить, что они крашеные.

Женщина потянула на себя простыни, прикрывая грудь. Она усмехнулась:

— Беринговы Врата на расстоянии пятнадцати световых месяцев отсюда. Эрик приезжает раз в год. — Она отбросила челку со лба. — Это он придумал: сделать проститутку копией своей фронтовой подруги. Я бы хотела, чтобы он любил меня такой, как я есть, потому что, кажется, я могла бы помочь ему.

— Мне пора, — сказал Герцог.

— Куда так торопишься? Боишься, что нагрянет Эрик?

— У меня смутное предчувствие.

Женщина сложила руки на груди, освобождая объятья.

— Знаю, — сказала она. — Подожди здесь. Скоро появится Томас Фортунадо, и, если захочешь, я покажу тебе то, что я показывала Эрику, и то, о чем не знает Лей.

Герцог повернулся к ней спиной и уставился в разорванные взлохмаченные обои на стене.

— В чем дело, дорогуша? — спросила она.

— Не называй меня так, слышишь?

Она обняла его плечи и поцеловала в спину.

— Как скажешь.

Герцог зажмурился, пытаясь сопротивляться охватившему его чувству. Когда он открыл глаза, то опять оказался в камере.

— И что ты этим пытался доказать? Мне не нужны откровения какой-то шлюхи…

— Она не шлюха! — резануло в ушах. — Я никогда не платил ей.

— Слушай, ступай вон из моей жизни. Дай поспать спокойно. Мне больше неинтересны твои воспоминания.

Но голос был настойчив. Он нашептывал:

— И ты не хочешь узнать, что случилось с беднягой Фортунадо, который не знал себе равных в бою, который сбил столько истребителей, что ими можно вымостить целую планету? Неужели ты не хочешь увидеть последний час человека, презиравшего смерть и так часто смотревшего ей в лицо, что она уже по привычке отворачивалась, как вдруг…

— Ну, что еще?

— Вдруг однажды она его не узнала. И это был несчастливый день для Счастливчика Фортунадо.

— Все. Спокойной ночи. — Герцог закрыл глаза и пристроился на подстилке.

— Жаль, — вздохнул голос. — Тебе бы стоило посмотреть на него в ту последнюю ночь. Ведь кто знает, что ожидает тебя самого. Он один из немногих курсантов, оставшихся от той группы на Нарофельде. Когда объявили о прекращении огня, он, как и я, вернулся к мирной жизни после Альянса.

Старина Томас, он так радовался тогда… Вышибая дверь ногой, он зашел в комнату Рей, чтобы рассказать мне новости. В каждой руке по бутылке, в обнимку с красоткой. На усах коричневая пивная пена…

— Все. Конец, Эрик, — сказал он. — Объявлено официальное прекращение огня. Мы остановили этих вонючих инопланетян.

Герцог проснулся и сел — что-то внезапно кольнуло в области живота. Странное чувство. Казалось, его заставляют делать то, что он не собирался делать.

— Мы вытеснили инопланетян. Почему бы вам с Рей не присоединиться к нам с Мадлен для небольшой совместной оргии по случаю такого роскошного праздника?

Он махнул рукой боевому товарищу:

— Убирайся отсюда, старый пьянчуга.

— Я пьян? — удивился Фортунадо. — Ты еще не видел, каким я бываю пьяным — но сегодня увидишь обязательно. Я хочу запомнить этот вечер навсегда.

И он удалился по гостиничному коридору в обнимку с Мадлен, распевая походную песню.

Конечно, когда-то все должно было этим кончиться. Беринговы Врата стали последним аккордом — дальше было идти просто некуда. Дальше мог быть только тотальный геноцид одной мыслящей расы — или другой. Это уж кому повезет. Человечество заплатило страшной ценой за войну с этими бесформенными тварями — арколианцами.

И вот девять месяцев спустя, случилось нечто странное. Одинокий транспортный корабль арколианцев, болтавшийся вдоль границ в районе системы Дарнисса, был окружен стаей легких крейсеров. Транспорт сдался без единого выстрела и безропотно позволил высадиться абордажной команде. Тогда они впервые столкнулись наяву с арколианцем: эта встреча оправдала все дурные предчувствия. Такого и в страшном сне не приснится. Существо стояло на вертикальной оси, имело две руки с двумя разнонаправленными пальцами на каждой и маленькую головку, непонятно как крепившуюся на груди, отчего существо казалось слегка горбатым. Под самой головой в центре грудины располагался коммуникативный орган — такой же, как и у остальных четырех видов арколианцев, с которыми они сражались. А через некоторое время они столкнулись с арколианцами Е-формы.

Существа были взяты в плен для изучения. Пленники оказались существами на удивление мирными и не пытались использовать своих способностей испускать любые запахи против захватчиков. Сначала все решили, что они просто не могут пользоваться своими органами.

Однако скоро оказалось, что это преждевременное заключение, но к тому времени было сделано еще одно потрясающее открытие. Адмирал Юджин Студебейкер решил посетить лабораторию, в которой проводились эксперименты над арколианцами. Командующий фронтом, можно сказать, глава всего театра военных действий, посетил ее с группой журналистов и представителей СМИ с намерением лично продемонстрировать, что «все человечество совместными усилиями, военными и гражданскими, творческими и научными, работает над задачей погашения этого злосчастного межрасового конфликта». — И в самом патетическом месте своей речи в голове одного арколианца открылась щель, и это существо произвело шум, который можно было однозначно трактовать как ответную речь.

Оно сказало: «студебейкер, нашим расам нужен мир».

Когда первое потрясение спало, был вынесен вердикт, что все время, пока люди изучали арколианцев, те не менее пристально изучали людей, и даже освоили их речь и манеры поведения. Конечно, арколианцы могли хитрить, используя в своих целях феромонные атаки даже в мирное время при подписании договоров, так что скоро родилась поговорка: «если вы мне не верите, приведите собак», — прочно вошедшая в обиход. Но как бы там ни было, война кончилась, и человечество вознамерилось дружить с существами, которых раньше могло видеть только в кошмарных снах.

В этот момент тонкие фанерные стены затряслись, и послышался шум из коридора. Двойник Лей Бранд с криком вскочила из постели и набросила на себя простыню. Он вскочил на миг раньше ее, схватил свою летную куртку и брюки из дешевого гостиничного шкафа и пистолет с одной из выдвижных полок. Наскоро набросив одежду и не застегиваясь, он подбежал на цыпочках к двери в коридор. Раздался вой, который быстро перешел в приглушенные рыдания. Какой-то смуглолицый коренастый коротышка выволакивал безумно рыдавшую, взлохмаченную Мадлен из комнаты Фортунадо. Увидев его, она пала на колени и зарыдала:

— Пожалуйста, мистер Диксон, — умоляла она и слезы катились по ее щекам. — Я не хочу, я не хочу никуда уходить…

Он распахнул дверь пошире и вставил обойму в пистолет, выразительно щелкнув затвором. Коротыш тоже остановился и поднял свое оружие. Тонкие струйки дыма еще поднимались из его двуствольного автомата.

— Не стоит вмешиваться в чужую семейную драму, — доброжелательно посоветовал он.

— Сутенер?

— Ее законный муж. Хотя, не знаю, может, уже и сутенер. Чем-то я привлекаю таких, как Мадлен. Но эту сучку я оставлю при себе.

Тогда он опустил пистолет стволом в пол.

— Я не буду стоять у тебя на пути.

Он посмотрел вслед Мадлен с мужем, пока они удалялись в конец коридора, и затем бросился в комнату Фортунадо.

Дверь была распахнута, и вокруг нее уже собралась толпа, держась на почтительном расстоянии и перешептываясь. Он протолкался через толпу и тут почувствовал терпкий запах кордита, смешанный с другим, более грозным запахом, который не касался его ноздрей со времен боевых действий в районе Беринговых Врат.

Томас Фортунадо лежал голый в постели. В груди его зияла огромная дыра. В руке он сжимал заостренную мотыгу. По старой крестьянской привычке он никогда не расставался с этим инструментом, храня его под кроватью. Дешевые обои были забрызганы кровью, а звуки праздника все еще доносились сюда из коридора.

— Замечательно, — проронил он. — Пройти через всю войну с легкой контузией в области черепа. Надо быть настоящим Счастливчиком для этого, Фортунадо. Ты, наверное, в самом деле родился в рубашке, но вот умираешь совсем голым. — Он покачал головой. — И вот, когда еще не просохли чернила на подписанном Альянсе, найти такой бесславный конец…

Он опустился на колени перед кроватью друга.

Дверь за спиной открылась, и в комнату проскользнула Рей — он узнал ее, не оглядываясь: по запаху тела, по легким шагам. Она была по-прежнему неодета. Рей закуталась в гостиничные простыни со штампами.

— Мне очень жаль… Прости…

— Ты тут ни при чем.

— Я знала, что у Мадлен…

— Черт возьми, и он это знал. Но думаешь, он слушал меня? — Он снова повернулся к Фортунадо. Рука Рей легла сзади на плечо и крепко стиснула его.

— Тебе лучше уйти, — сказал он. — Скоро прибудет полиция, а тебе не нужно лишний раз светиться в свидетелях.

Но рука по-прежнему не отпускала — она только крепче сжала его.

— Черт возьми, Рей!

Она вцепилась в него так, словно пыталась разбудить и трясла, трясла…

— Какая еще Рей. — Из темноты над ним склонилось бородатое лицо. Проснись, Герцог. Я пришел поговорить.

Герцог растерянно заморгал:

— Мэй? Мне можно идти?

— Пока еще нет. Но мы тебе поможем. Как только Баррис узнает про Диксона, он вызволит тебя, это в его интересах. Так что час освобождения близок, хотя еще не пробил.

— Мэй. Насчет Барриса.

— Что такое?

— Он что, после того, что случилось — назначил тебе новую встречу?

— Нет.

— Так как же ты собираешься с ним говорить.

Мэй хитро подмигнул в темноте:

— Это уже наша забота.

 

11

Мэй со вздохом закончил фаршировать патронами длинную обойму. Вставив ее в автомат, он передал оружие Винтерсу со словами:

— Готово.

Винтерс, вцепившийся в баранку, словно опасаясь, что ее отнимут, немедленно завладел автоматом.

— Почти готово, — поправил он, оттягивая двумя пальцами затвор. Раздался щелчок механизма — возвратная пружина сработала. — Вот теперь совсем готово.

— Запомни, — сказал Мэй, — и тебя это тоже касается, Вонн, — по возможности избегать стрельбы. Огонь открывать только в случае какой-нибудь серьезной проблемы.

Винтерс причмокнул губами:

— Ну, еще бы!

— Я не шучу, — повысив голос, сказал Мэй. — Иначе все наши планы полетят к чертям собачьим, и все, что мы делали до сих пор, тоже. Мы можем серьезно вляпаться, потому что наши разрешения на ношение оружия просрочены. Даже если все пройдет гладко, я не хочу, чтобы нас засветили под эту статью. Вспомните про Герцога.

Наемники в ответ оживленно загомонили. Винтерс тряс головой и поддакивал, готовый согласиться на все, лишь бы поучаствовать в операции. Вонн отнесся более иронично к монологу капитана:

— Закругляйся, Мэй! Иначе мы никуда не успеем.

— Ребята, — громко заявил Винтерс. — Уже время. Все посмотрели в окно. Со стороны водителя, за деревьями, действительно уже мелькал красный корпус автомобиля спортивной модели. Малолитражка двигалась в их направлении.

— Уверен? — спросил Мэй.

— Самое время, — Винтерс возбужденно заерзал на сиденье.

— Ты знаешь, что делать?

— Еще как, — он смотрел, как машина въезжает на дорогу и считал. Досчитав до трех, он загнул один палец, потом снова досчитал до трех и загнул второй. Когда он сделал это в третий раз, «самое время», по мнению Винтерса, очевидно, пришло. Он рванулся вперед, утопив педаль газа. Мэя бросило между передними сиденьями. Гудки сигналов дружно взревели — и раздался визг тормозов и покрышек — а за ним скрежет металла. Автомобиль мотнуло по странной траектории — так что Мэй, в конечном счете, оказался где-то на дне кузова.

— Представляю, что скажут в бюро аренды, где мы взяли эту колымагу напрокат, — пробормотал он, поднимаясь.

— А как его остановишь? — пожал плечами Вонн, понемногу распутываясь из ремней безопасности.

Винтерс опустил стекло со своей стороны, и в машину хлынул поток ругательств с улицы.

— Он выходит из машины, мистер Мэй. Только вид у него какой-то неприветливый.

— Еще бы, — сказал Мэй, распахивая задние двери. — А сейчас он еще меньше обрадуется.

Капитан выпрыгнул из кузова и стал обходить место аварии столкнувшиеся фургон и красный автомобиль спортивной марки. Частицы красной краски оставили на боку фургона стойкую отметину — точно кровавый порез.

— Да, все улики против нас, — сказал Мэй, погладив шрам на боку машины.

В это время Баррис отчаянно сквернословил у окна водителя, обвиняя Винтерса во всех смертных грехах и нарушениях правил дорожного движения. Великан-наемник только учтиво улыбался в ответ и качал головой, пока Мэй не подоспел ему на помощь.

— Простите, — сказал он за спиной Барриса. — Можно вас на пару слов?

— Всему свое время, офицер, — огрызнулся Баррис, решивший, что к нему подошел инспектор. И тут он обернулся со словами: — Этот микроцефал отказывается подчиниться закону и выйти из маши… — Так это вы! — были его следующие слова. — Ну, теперь вы мне за все ответите! Теперь вы точно не получите от меня и ломаного кредита. И скоро вы будете сидеть в тюрьме, мой дорогой, как только сюда прибудет полиция.

— Ну, мы не станем так долго задерживаться.

— Что ж, меня это вполне устраивает, все равно за ремонт машины вы мне заплатите, капитан. — С этими словами Баррис собрался было покинуть поле боя, но не тут-то было. Мэй схватил его за рукав.

— У меня для вас новости, — сказал капитан. — Помните моего напарника, Герцога? У него проблемы с законом — и по вашей, между прочим, вине. То есть, я хочу сказать, здесь замешана продукция вашей фирмы, которую вы поставляете на рынок.

Баррис бесцеремонно вырвал руку и отряхнул рукав плаща.

— Меня это не удивляет. Скоро вы будете сидеть в одной камере вместе со своим другом.

— Он не виноват, Баррис. Виноваты ваши дистилляции. Так что теперь у вас остается на выбор: либо остаться и отрицать их существование, либо признать, что ваш продукт эффективен. В первом случае я охотно соглашусь с вами, что все это не более чем выдумка или легенда, хотя оба мы будем знать правду, не так ли? И очень скоро множество других людей также узнают эту правду.

— Не пытайтесь меня запугать, — сказал Баррис, направляясь к своему автомобилю. — У вас это все равно не получится.

— Эрик Диксон, — сказал капитан. — Вам что-нибудь говорит это имя? Наверняка говорит. Это один из добровольцев, с которым фирма подписала контракт на дистилляцию.

— А-а, герой космоса? Не знаю, зачем с ним заключали контракт. Ничего славного, кроме имени. Все остальное он давно пропил. Видимо, сделано это было скорее в целях рекламы. Какие у него могли быть знания, и кто бы их купил?

Мэй усмехнулся:

— Значит, мы оба знаем, о чем идет речь: предмет разговора понятен нам обоим. Вы без труда можете убедиться, что этого фиала не существует в доставленной нами партии, и можете проверить правдивость моих слов. — С этими словами он подошел к Баррису поближе: — Это мой деловой партнер, Герцог. И он проглотил вашего Эрика Диксона. Он вылакал целую бутылку вашего продукта.

Баррис покрутил головой:

— Таким способом содержимое могло не усвоиться… Желудочный сок, кислота…

— Это были инъекции, — сказал Мэй. — И теперь ему пришлось пройти через все: кошмары, чужие воспоминания, картинки из прошлого. Он даже может управлять кораблем, как заправский пилот. Все прекрасно. Только одна загвоздка: он научился убивать. У него, можно сказать, появился вкус к этому делу. Вот почему в настоящее время он находится в камере.

Мэй распахнул перед Баррисом дверцу, и пока тот влезал внутрь, заглядывал ему в глаза:

— Может, вы слышали о вооруженном инциденте в «Черной Орхидее», пару дней назад? Это Герцог, он укокошил одного парня, может быть, старого знакомого Эрика Диксона.

Баррис потянул на себя дверь, пытаясь захлопнуть, но Мэй держал ее крепко.

— Вы что, не слышите? Вы не понимаете, о чем я вам говорю? Ваши дистилляции действуют. Конечно, налицо непредвиденный побочный эффект, но вам есть чем гордиться.

— Вы все равно не получите денег, капитан, какую бы замечательную историю ни сочинили. Я вообще предпочитаю не иметь дел с людьми подобного рода.

— Какого рода?

— С неудачниками.

Мэй заскрипел зубами, но тут же напомнил себе, что он спасает Герцога, а в машине ждут двое вооруженных головорезов, которым только дай сигнал — и красный новенький автомобиль изрешетят пулями. Мигом представив себе такую картину, он стряхнул наваждение.

— Я же не прошу у вас денег, Баррис. Все, что я прошу — это спасти моего друга. Вы единственный, кто может сделать это. Все, что вы должны сделать, — это объяснить прокуратуре, что Герцог не отвечает за свои поступки, поскольку находится под влиянием другого лица.

— Я все понял, — Баррис покачал головой. — Как только я признаюсь в этом властям, вы сможете выкачивать из меня деньги, которые назначены в качестве гонорара. Я не клюну на этот крючок, не надейтесь, капитан.

— Вы даже не представляете, какие перспективы вам открываются. Вы сможете изучить процесс усвоения дистилляций в полевых условиях, в условиях реальной жизни, а не в лабораторных. И, может быть, найдете способ, как повернуть этот процесс вспять, чтобы помочь моему другу.

Баррис рассмеялся:

— Капитан, даже если все то, что вы тут говорите, — правда, процесс все равно необратим. Для удаления воспоминаний необходимо хирургическое вмешательство в отделы мозга, которые еще не изучены.

Впрочем, я благодарен вам за развлечение. Во всей истории фирмы это была самая забавная попытка вымогательства денег за товар. Не огорчайтесь у других, и даже поумнее вас, ничего из этого не получалось. — Он белозубо улыбнулся капитану: — Забудьте об этом, мистер Неудачник. Деньги давно ушли в производство, общая стоимость которого перевалила второй биллион. Что такое одна жизнь в сравнении с такой суммой? Пустяк!

— В таком случае я буду вынужден сам обратиться в полицию.

— В добрый путь, капитан. Попробуйте. Испытайте судьбу. Может, хоть там повезет. Посмотрим, чего стоит ваше слово против моего. — Издевательски козырнув на прощание, Баррис захлопнул дверь. Мотор взревел, и машина улетела, оставив на дороге разбитый фургон и растерянного капитана.

— Ну что? — спросил Винтерс, высовываясь из машины. — Клиент готов?

Мэй, понурив голову, стал забираться в фургон.

— Мистер Мэй, — позвал его Винтерс. — Вонн хочет знать, что случилось.

Мэй остановился и посмотрел на красную точку, исчезающую на дороге:

— Скажи Вонну… — он вздохнул: — Чтобы он ко мне не приближался.

— Но почему?

— Потому что невезение — заразная вещь.

 

12

И вот он лежал на кровати, бедняга Фортунадо, герой, покоритель женских сердец, на кровати в дешевом отеле, и не было рядом ни одной женщины, которая назвалась бы его подругой.

И пока Герцог наблюдал эту сцену, он обнаружил вдруг, что Эрик Диксон стоит рядом.

И Эрик Диксон сказал:

— Разве ты не видишь, Герцог? Разве ты не видишь?

 

13

Джеймс Мэй хмуро смотрел в иллюминатор. Прямо под ним поверхность планеты Консул Пятый пересекал, двигаясь, как краб по серому песчанику, фиолетово-синий терминатор. Капитан упрямо смотрел перед собой, даже не смаргивая, словно опасаясь, что это видение может развеяться перед его глазами.

«А почему бы нет? — подумал он. — Все в моей жизни шло по этому пути».

Короткий гудок вагона шаттлополитена — и он отстегнулся от кресла, вливаясь в поток пассажиров, выходящих по коридорам на орбитальную посадочную платформу.

Платформа была по галактическим стандартам просторной и безупречно чистой, просто вылизанной до блеска. Никто и никогда не видел здесь ни дворников, ни дезинфекторов воздуха. Стены шаттлополитена всегда были стерильно белыми, как в операционной, без единой граффити, и ни пылинки, ни единого пятнышка натекшей смазки и горючего из кораблей.

Тихая музыка ненавязчиво сопровождала Мэя по пути, изливаясь из невидимых динамиков, вмонтированных в потолке. Все вокруг, не обращая на него внимания, предавались болтовне, понемногу расходясь в развилках коридора. Постепенно коридор опустел, и вскоре он продолжал путь почти в одиночестве. Музыка действовала на нервы, несмотря на свою камерность. Чем-то она напоминала те шланги в госпитале на Тетросе, из которых всегда можно было получить готовый тепловатый кисель.

Мэй вздохнул и почесал в затылке. Шрам уже затянулся в узел и больше не беспокоил, но служил прекрасным напоминанием о том, как все начиналось. Этот Декстер со своими мечтами о славе, знойная женщина на углу улицы, и коп по имени Альберт, по кличке Проворная Дубинка.

Капитан свернул за угол. Все это казалось таким давним, нырнувшим в Лету, как хорошо забытый курс Древней Земной Истории. Перед ним парадом проходили знакомые лица: Хиро, Ли, Андерс, Вир, Салливан, Доон и многие другие. На их лицах лежали тени: убитые были помечен крестиком, остальные вопросительным знаком.

Самый большой знак вопроса лежал на имени Эрика Диксона.

Да, капитан сейчас заплатил бы любые деньги (если бы они у него были), чтобы узнать, что творится в голове молодого компаньона.

Сунув руки в карманы, Мэй привычно пошевелил пальцами. Однако не нашел там ничего, кроме швов. Невольно на губах его появилась скептическая усмешка. Легко быть щедрым, когда у тебя ничего нет. Да и будь у него деньги, чем бы он мог помочь юноше? Или Баррис прав, и жизнь человеческая имеет свою цену? Думать об этом не хотелось ни под каким соусом.

— Расслабься, — твердил он себе, вынужденно замедляя шаг, — не хватало еще чтобы Мистербоб разнюхал о твоем состоянии.

В самом деле, как объяснить арколианцу, что жизнь священна, но и у нее есть свои оценщики с холодным сердцем.

Мэй остановился перед коконом, где был припаркован «Ангел», и вставил в замок карточку доступа. Из распахнувшейся створки донесся запах, извещавший о присутствии Мистербоба. Так пахло на скотных фермах на Тетросе. Мистербоб уже поджидал его в коридоре. Мэй оглянулся — на платформе не было ни души, так что, по счастью, арколианец не попался никому на глаза, и после этого с искусственной улыбкой прошел на корабль, заблокировав за собой дверь.

— Здравствуйте, Мистербоб, — сказал он как можно любезнее. — Как продвигаются ваши наблюдения над А-формами?

— Вы меня удивляете, капитан. Такой радостный тон — в то время как все говорит о совершенно противоположном состоянии.

— Проклятье, — на лицо капитана, до этого светившее радостью, тут же набежала туча. — А я так старался. Даже Мэгги покупалась на эту улыбку.

Дребезжание со стороны Мистербоба сказало о том, что он оценил шутку. Может, вам действительно обзавестись собакой, капитан, чтобы наш разговор протекал более непринужденно?

— Нет — решительно возразил капитана. — До этого мы не опустимся.

Мистербоб развел клешнями:

— Насколько я понимаю, ваше настроение вызвано отказом корпорации «Сущность» выкупить мистергерцога из тюрьмы?

— Деньги для этих людей значат слишком много, — вздохнул Мэй. — Гораздо больше, чем для нас с вами.

— Что ж, у нас еще остались феромонные средства убеждения.

— Нет. В данном случае это не поможет, — убежденно сказал Мэй. — И потом, я не собираюсь рисковать вами ради каких-то паршивых кредитов.

Арколианец пощелкал пальцами, сводя их полукругом:

— Значит, джеймсоджеймс, есть такие, кто готов рисковать Жизнью ради Денег?

Мэй вздрогнул, и его пальцы инстинктивно сжались в кулаки. «Проклятье, — подумал он, — надо следить, за тем, что говоришь. Опять я распустил язык».

— Нет, Мистербоб, — сказал он как можно спокойнее, — я вовсе не это имел в виду. Это просто фигура речи — идиоматическое выражение, черный юмор среди А-форм.

— Еще забавнее. Значит ли это, что среди вас есть и такие, кто готов пожертвовать ради денег даже… чужой Жизнью?

Закрыв глаза, Мэй сделал глубокий вздох, пытаясь заглянуть на ближайшие шестьдесят секунд в свое обозримое будущее. Ящик Пандоры уже распахнут, и все, что ему остается — это свести вред к минимуму.

— Мистербоб, — сказал он, — прошу прощения, но я намерен объяснить вам это попозже — если все будет в порядке. В данный момент есть вещи, которые требуют моего безотлагательного внимания.

Мистербоб приложил пальцы левой руки к подбородку и задумчиво посмотрел вверх. От этого взгляда капитана Мэя пробрала нервная дрожь.

— Понимаю, — глубокомысленно изрек инопланетянин, — понимаю, джеймсоджеймс-с-с, — прошипел он. — Мы обсудим это впоследствии вместе с другими вещами, которые вы обещали обсудить совместно. Мне не терпится на практике изучить вопрос влияния денег на умы человечества. И еще меня крайне заинтересовало использование жидких антидепрессантов для повышения жизненного тонуса, а также последствия неумеренного потребления этих антидепрессантов, являющиеся поводом для шуток. И еще: до сих пор не понимаю, почему вы с маргаретхирн разошлись, несмотря на столь очевидное сходство характеров и связь между вами? — тарахтел Мистербоб без запинки и остановки. — А также не могу понять, отчего вы отрицаете явный и ярко выраженный всплеск феромональной информации между вами и смотричич во время беседы, которую вы назвали консультацией.

Мэй закрыл глаза ладонями.

— Обоняю, что вы устали, джеймсоджеймс. Не буду мешать вам, продолжайте работать.

— Благодарю, — отозвался Мэй, стараясь не смотреть в сторону арколианца. Он подождал, пока стихнет цокот по металлической поверхности, затем повернулся и сказал: — И я в любом случае еще ничего не решил с Чич! С этими словами он затянул шнурки на куртке. — Или насчет кого другого.

Мэй прошел через весь корабль к капитанскому мостику и здесь обнаружил, что дверь заперта. Посмотрев на нее в некотором замешательстве, он присел и повернул рукоять. К его удивлению, панель доступа оказалась заблокирована. После некоторого усилия ему удалось нажать на кнопку доступа, оттянув дверь.

Дверь с шипением отъехала в сторону. Улыбаясь как можно шире и беззаботнее, он двинулся на мостик, где обнаружил Чич. Скрестив ноги, она сидела на полу, у ног ее полукругом возлежали детали ЧАРЛЬЗА.

— Это ты закрыла дверь? — спросил капитан. Чич подняла на него глаза. На ней была пара мегалинз, очков с увеличительными стеклами для работы с микросхемами, отчего ее глаза казались большими как блюдца. Чич отпрянула и растерянно заморгала, увидев перед собой мужчину; затем сняла линзы. — Ах да, — сказала она в замешательстве. — В самом деле, это я заблокировала дверь.

Мэй повернулся к двери и закрыл ее. Так он простоял некоторое время, пока слова Мистербоба насчет феромональной активности еще звучали в его ушах. Затем нажал на кнопку, и дверь снова отъехала в сторону. Он решил не рисковать.

— Отлично работает, — заметил капитан застенчиво и двинулся к пульту пилота. Оставив двери на всякий случай открытыми — от греха подальше.

Пожав плечами, Чич ответила:

— Да, я люблю работать, когда никто не мешает. Вы не мешаете, просто здесь может оказаться арколианец.

— Понимаю, — кивнул Мэй. — Любопытство Мистербоба достало на этом корабле всех и всякого, не исключая меня. Приходится объяснять ему такие вещи… — Он посмотрел при этих словах на Чич, которая отвела линзы в сторону, подняв их, как козырьки, и внимательно осматривала провода в микросхеме. Тут ему ни с того ни с сего пришло на ум, что у нее совсем неплохая фигурка. Он прокашлялся. — Это я о вещах, о которых он меня иногда расспрашивает. Вас, наверное, тоже.

— Я об этом как-то не задумывалась, — рассеянно произнесла Чич. — Вы уж извините, капитан, но я еще не привыкла к этому заморышу.

— Понимаю, — откликнулся капитан. — И, кстати, называйте меня Джеймсом.

Она повернулась и посмотрела на него расширенными глазами:

— Простите?

— Ах, да ничего, — быстро сказал он. — Так, от избытка чувств что-то вдруг пришло в голову. Некоторые из вопросов Мистербоба носят чрезвычайно личный характер.

— Н-да? — хмыкнула она и вернулась к микросхеме. Она произвела тест контрольную проверку системы и тронула несколько проводков, переключателей и светодиодиков, ярким светом вспыхнувших внутри схемы под открытой крышкой.

— Ну, хорошо, — сказал Мэй, решив, что неплохо бы сменить тему беседы. — Как продвигается работа?

— Какая работа?

— Ну, та, которой вы занимаетесь.

— Я? Занимаюсь?

— Ну да, в данный момент.

— Да так, идет себе. Не сказать чтобы семимильными шагами, но и не ползет по-черепашьи, — кивнула Чич! Она поставила линзы снова на место и потянулась за головой ЧАРЛЬЗА. — Так, похоже, я до тебя добралась.

Поковырявшись в затылке андроида, она щелкнула там каким-то выключателем. Глаза ЧАРЛЬЗА тут же раскрылись.

— Привет, — произнес он.

— Привет, — усмехнулся капитан.

— При-вет, повторил Чарльз. — Привет, привет, привет. При-вет. Привет? Приветприветпри-вет!

Механические глаза завращались и рот задвигался — Мэю тут же на ум пришло почему-то, что его управляющий блок очень напоминает куклу чревовещателя, которых видел на Тетросе.

Озадаченно пожав плечами, Чич вырубила электричество:

— Еще замыкает где-то в лингвоблоке.

— Вот это я понимаю, — сказал Мэй. — Хотелось бы, чтобы вы уделили особое внимание персональности пульта управления, когда до нее доберетесь. Думаю, она нуждается в перекалибровке. Небольшая проблема с переоценкой собственной значимости. Слишком много о себе думает, и от этого, бывает…

Что-то пробормотав себе под нос, Чич вернулась к работе.

— Да! Получилось у вас достать денег, чтобы помочь вашему другу?

— Нет, — отозвался Мэй. — Компания «Сущность» не желает прислушиваться ни к каким доводам и выводам. И никто не ссужает денег для освобождения из тюрьмы под залог, не считая нескольких фондов, которые, по всему видать, поддерживаются пиратами Юэ-Шень. Думаю, придется продать «Незабвенную».

— Неужели дела так плохи?

— Могут быть и хуже. Здесь мне не взять за судно подходящих денег, А я хотел заломить за него столько, чтобы потом разогнаться для успешного старта. Я имею в виду бизнес. Придется свыкнуться с мыслью о продаже его за всего какие-то жалкие девять миллионов кредитов. Именно столько я и получу на руки сейчас при таких обстоятельствах.

— Что ж, в таком случае, — Чич отложила панель управления, инструменты и линзы в сторону и выпрямилась, гибкая, как лоза. — Мне кажется, я могла бы кое-чем помочь вам, капитан. Подойдя к одному из распотрошенных пультов, Чич подхватила небольшой графический планшет со списком деталей и передала его Мэю:

— Вот что вам нужно: аукцион запчастей — это в самый раз.

Мэй посмотрел в записи Чич. Она озаглавила перечень словом «ЛОМ» и привела под ним список тринадцати деталей, извлеченных ею из секций и блоков компьютерной системы «Ангела Удачи».

— Это неполный список запчастей. Сказать вернее, только начало списка. Там еще будет семь-восемь дополнительно. Появится еще столько же, никак не меньше, когда я закончу полный осмотр системы. Их можно выставить в Аукцион-нете, и вы получите свои деньги через каких-нибудь несколько часов.

Мэй улыбнулся ей в ответ, вертя планшет в руках.

— Большое спасибо за сочувствие, Чич, но я не собираюсь вынимать запчасти из корабля, пока не приведу в порядок денежные дела. Я не имею права продавать корабль по частям, пока нахожусь в доках.

— Ну, во-первых, — сказала Чич, взяв графический планшет, — начнем с того, что они не рабочие части. Потому я и внесла их в список лома. Во-вторых, насколько я понимаю, вы можете делать с кораблем все, что заблагорассудится. В том числе продать его, если пожелаете, хоть до последней заклепки.

— Ценю ваше сочувствие, но лучше все же оставьте коммерческие законы торговцам, и занимайтесь тем, что у вас получается лучше всего.

— Но поймите, капитан, этот корабль не подпадает под коммерческий кодекс, вот что я хочу вам втолковать. Пусть я не так хорошо знаю законы космического права, но поверьте, многому научилась от клиентов. Потом эта ваша история про бывшую подругу, которая оттяпала у вас корабль в трудные времена, в пиковой ситуации, — и затем продала вам за небольшую сумму…

— Бывшая жена, а не подруга, — поправил Мэй. — Продолжайте.

— Поступив таким образом, она заявила продажу от имени лица, на которое работает. Таким образом, она вывела ваш корабль из-под санкции коммерческого права и поместила его в разряд утиля и трофеев. Продав вам судно за выкуп. Разница состоит в том, что под юрисдикцией законов о трофеях вы можете делать с судном все, что угодно. Если оно идет по закладной или находится под залогом, вы можете расстаться с ним со спокойной душой. Если вам вздумается превратить его в орбитальный гриль, бар или харчевню — то и флаг вам в руки. Вы можете зарегистрировать его под новым именем и номером, распродать по частям вплоть до вышеупомянутой последней гайки. Куча этих запчастей уже ни на что не годится, теперь мне это стало понятно, капитан, но, думаю, нам удастся выручить за этот хлам порядочную сумму в Аукцион-нете.

— И сколько потребуется времени? — спросил Мэй.

— Сеть Аукцион-нета работает круглосуточно. Все, что нужно сделать, войти, дождаться своей очереди и продать товар, когда настанет наш круг. Для этого мне понадобится главный терминал. Есть два выхода: слетать обратно на планету и воспользоваться своим или арендовать. Стоимость аренды будет примерно той же, что и стоимость билета туда и обратно.

— Вы уже заканчиваете? — спросил Мэй, осматривая разрозненные останки ЧАРЛЬЗА на полу.

— Думаю, что да, — ответила девушка.

— Великолепно. В таком случае — с чего начнем: собирать металлолом или арендовать терминал?

 

14

Тридцать часов спустя Мэй, оставив платонический поцелуй на щеке Чич, сошел с борта «Ангела Удачи», пробираясь среди грузчиков, паковавших «металлолом», который обрел новых хозяев. Руки ему грел сертификат на семь целых и шесть десятых миллиона кредитов. Денег могло быть и больше, но аукционщики сильно подрезали сумму, удержав проценты. После чего был уплачен планетный тариф и нанята команда на отгрузку оборудования. Чич пыталась выступить против самоуправства, но Мэй осадил ее, сказав, что это пустяки. Ему хватило денег, чтобы покрыть разницу, и это главное, как говорил лидер страны. А это всегда лучше, чем ничего. К тому же он дал ей десть процентов за идею и денег на дорогу, если она вздумает вернуться на планету. На станции шаттлов Мэй отправил лазерное послание в отель, где расположились Вонн с Винтерсом в ожидании его дальнейших распоряжений. Мэя уже давно подмывало оставить обоих наемников на планете, предоставив собственной участи, но арест Герцога дал наконец-то выход и направление долго сдерживаемой агрессии Вонна. Он больше не казался самым беспокойным и неугомонным типом во вселенной, и уже не ломился в притоны вроде «Черной Орхидеи». По всему было видно, что к нему возвращается темперамент старого опытного рубаки. Покуда Вонн был все еще далек от прежнего, духа наемничества, которое он встретил на Аяяга 12-м, зато он стал легче поддаваться уговорам — нечто, почти немыслимое с тех пор, как он потерял правую руку.

На пути к Консулу Пятому капитан откинул голову в кресле и закрыл глаза, пытаясь составить план действий на ближайшие несколько дней. Очевидно, первоочередная задача — освобождение Герцога. Естественно, никто не разрешит ему покинуть планету до слушания дела, которое определит его законный статус. На это может уйти несколько месяцев, которые были бы в их распоряжении, если бы «Ангела Удач» можно было поставить на ремонт. Но вторая проблема как раз состояла в финансировании работ по ремонту, оно сорвалось вместе с отказом корпорации оплатить доставку фиалов.

В то же время предстояло определить, на что им жить дальше. Доходов с аукциона, оставшихся после расчетов с Ли, было катастрофически мало. К тому же он не терял надежды рассчитаться с Чич за предварительную консультацию, а к этой сумме еще надо было прибавить время простоя в доках. Как ни прискорбна эта мысль, похоже, ему придется продать «Незабвенную», чтобы остаться на плаву.

Если, конечно, он не заставит этих живодеров раскошелиться.

«Вот она, проблема», — подумал Мэй. Знать бы наперед — можно было принести и продемонстрировать Баррису несколько фиалов. Этого было бы вполне достаточно, чтобы разжечь его интерес. Какая убогая наивность! Если бы ему хватило ума попридержать хотя бы один фиал — то он мог бы использовать его для давления на Барриса. Но капитан привык к честным сделкам и никак не ожидал подобного коварства со стороны одного из авторитетных представителей мощнейшей галактической компании. Будь у него хотя бы один фиал, он мог бы возбудить дело в Министерстве Трансгалактических дел или поднять шум в средствах массовой информации. Если бы только…

Ну что ж, битва все же еще не проиграна. Отдав столько сил борьбе за «Ангела Удачи» в течение двенадцати лет и мертвой хваткой вцепившись в корабль, он не собирался терять его из-за какого-то алчного подонка, любителя народных преданий. Если есть способ вытянуть деньги у Барриса, Джеймс Мэй непременно найдет его. Ведь ему уже столько раз приходилось выходить сухим из воды — вырываться из когтей Юэ-Шень и пережить Арколианскую блокаду. Ему приходилось сталкиваться с худшим, что могла предоставить галактика человеку, и пережить, чтобы потом рассказать об этом. А этот продажный бизнесмен вроде Барриса и пороху не нюхал. Даже при самом худшем раскладе карт у него остается на руках козырь — это Мистербоб, пахучий арколианец, которого всегда молено прихватить с собой на переговоры. И если Баррис не нюхал пороху, то пускай попробует понюхать Мистербоба!

От такой мысли капитан рассмеялся. Избегая даже мысли об этом, он все же решил, что небольшая феромонная стимуляция в данном случае не повредила бы. Она сделает Барриса более сговорчивым.

Мэй вышел из своих размышлений в тот момент, когда шаттл совершил посадку на планету с дивным названием Пятый Консул. Рука инстинктивно сунулась в нагрудный карман — он похлопал по нему, убеждаясь, что деньги на месте.

Покинув шаттл, капитан направился к главному входу КПП таможенного терминала, высматривая в толпе Вонна и Винтерса. Но среди множества лиц, туристов самого различного происхождения, заполняющих космопорт, данные особи отсутствовали. Капитан меланхолично кивнул своим мыслям, переменил курс, дал левый галс и направился в сторону ближайшего бара. Он ничуть не удивился, обнаружив их здесь за высокой стойкой. Винтерс позвякивал льдинками в пустом бокале, а у Вонна в руке колыхался темный маслянистый напиток, напоминавший коньяк.

— Ну что, — обратился к ним Мэй. — Вдали от шума городского?

Вонн причмокнул губами:

— Насмотрелись мы на эти залы ожидания. Чего мы там не видали? Все эти крутые депутаты-дипломаты, послы в роскошных прикидах, бизнесмены с калькуляторами в голове, у которых нет времени даже поворотить нос в нашу сторону. Этот розовозадый буржуйский люд, который так любит себя, что на пути из омолаживающих бассейнов приветствует друг друга какой-нибудь ахинеей типа: «Привет, Дилэнси! Ты выглядишь про-осто потря-ясно!»

— Мистер Вонн заранее вычислил, что вы найдете нас здесь, — подал голос Винтерс, приветливо кивая стаканом.

— С него станется, — сказал Мэй.

Вонн помотал густую жидкость в бокале и одним махом опрокинул ее в раскрытый рот.

— Похоже, вы вливаетесь в наши ряды, — сказал он, вытирая губы рукавом.

«Надеюсь, что этого никогда не случится, — подумал Мэй, наблюдая за его манипуляциями. — Очень надеюсь».

— Ну, двинули, — объявил Вонн, обращаясь как к бару с бутылками, так и к Мэю с Винтерсом — в особенности. — Пойдем вызволять нашего братана из темницы. — Он хлопнул рукой по никелированной стойке бара, и Винтерс с готовностью выложил столбик монет.

Мэй тронул великана за плечо, пока Вонн неспешной вальяжной походкой выходил за дверь с видом человека, прокутившего здесь состояние.

— Послушай, Винтерс, — сказал он. — Ты не обязан ходить за ним всюду следом и прислуживать. Тем более — покупать ему выпивку.

— Все в порядке, — спокойно отвечал тот. — Это же его деньги. Он просил подержать их для него.

— Ладно, ладно, — сказал Мэй, похлопав его по спине. — Хороший ты парень, Винтерс. Хороший парень.

— Люди доверяют мне, — просиял Винтерс. — Мне постоянно дают попридержать что-нибудь такое очень важное, что не могут носить при себе.

— Это потому, — поднял указательный палец Мэй, — что ты такой надежный, добросовестный человек.

— Точно, — продолжал Винтерс. — Потому что когда меня просят хранить в секрете, я — как могила, и никому не скажу ни слова. Бир всегда доверял мне носить свои вещи, и мистер Герцог тоже. А вот мистер Вонн доверяет мне носить свои деньги, потому что боится, что выпьет слишком много, а так я всегда смогу взять такси до отеля.

— Хм, — рассеянно произнес Мэй, подталкивая Винтерса, чтобы Вонн не успел уйти слишком далеко. — Ты не против, если мы пойдем с тобой, а, парень?

— Оставьте меня к черту, — сказал Вонн. — У меня своя дорога. Я сам знаю, что делаю.

— Да, — горько протянул Мэй. — Чего не скажешь обо мне.

— Давайте без драки, — вмешался Винтерс. — Без драки. Ладушки?

— Я тут призадумался насчет этого сукиного сына Барриса, — сообщил Вонн, чуть покачиваясь. — Я имею в виду, реально призадумался. Тут может быть несколько решений, но самое лучшее — это военная операция.

Мэй застонал:

— Ты хоть сам понимаешь, о чем говоришь? Нас не пустят дальше ворот.

— Нет, черт возьми. Смотри, Мэй, мы захватим «Незабвенную» и этого молокососа, как его… Чибу. А потом высадимся в районе главной парковки и войдем в здание штурмом, на перекрестном огне.

— Вонн, — сказал Мэй, покачав головой. — Ты имеешь хоть частицу разума?

И капитан пальцами показал эту воображаемую частицу и, вздохнув, посмотрел на Вонна, покачав головой.

Винтерс опустил свою могучую лапищу на плечо капитана:

— Он пил Озельтийские Илы. От них он немножко глупеет.

— Мы пройдем прямиком к фиалам — и никаких проблем.

— Значит, пойдем все вместе, втроем? Конечно. А «Незабвенную» оставим прямо на улице с ключами зажигания, как будто вышли в магазин за бутылочкой Лейтена.

Они вышли из шаттлпорта на светлую равнину асфальта. Вонн помахал замотанной рукой в повязке, подзывая такси.

— Я все продумал, я тебе уже рассказывал. Мы подключим к делу нашего дружка из Ори — Чиба, чтобы он подогнал нам «Незабвенную». Твоя бывшая может использовать свое влияние, чтобы без лишних помех высадиться, прихватив несколько братков. Они будут на девятом месяце от счастья влиться в наши ряды.

— Больше никаких убийств. Вы слышите — на сегодня хватит убийств, решительно сказал Мэй. — С меня хватит. Мы проведем все цивилизованно. Мы решим все как культурные люди, в цивилизованной манере. Я поговорю с Мэгги и…

— Что? — спросил Вонн, оборачиваясь к нему и дохнув металлическим перегаром. Капитану на миг показалось, что перед ним безумный поедатель роботов с планеты Масленка. — Мы можем также с Насекомым-Послом походатайствовать о деле Герцога перед судом или чем еще там, кто у них вершит правосудие на Тетросе. У них там до черта напихано собак в залах заседаний, и наверное, уже половина передохла, потому что не могла выдержать запах инопланетянина.

— Вонн… — примирительным тоном начал Мэй.

— Другие могли бы обнюхать толпы. Антиарколинские настроения еще очень сильны. Арколианцев до сих пор терпеть не могут, Мэй, ты нее в курсе, и, если ты не поверишь этому, то ты просто живешь в Мире Дурней. Забирать эти поганые фиалы можно только одним способом — попомни мои слова.

— Это ты — персонаж из мира дурней, — сказал Мэй, когда такси подъехало к ним вплотную и остановилось перед ними. — Мы даже не знаем, где их искать, и даже если узнаем, то нам понадобится взять с собой бригаду подрывников, потому что, скорее всего, Баррис хранит свои сокровища в каком-нибудь склепе. Или подвале.

— Карета подана, — сказал Винтерс, распахивая переднюю дверцу.

Вонн махнул рукой:

— Одну минуту. — И повернулся к Мэю. — Я уже все рассчитал. Леди Тигра поможет нам.

Мэй поднял глаза к небу, словно надеясь, что помощь придет именно оттуда.

— Леди Тигра? Одна из твоих знакомых в «Черной Орхидее»?

— Первый пошел, — сказал Винтерс, забираясь в машину.

Вонн улыбнулся:

— Нет. Та странная сучка, которую ты нанял для компьютерной работы.

Мэй открыл дверцу такси и попытался втиснуть туда наемника. — Перестань сейчас же, — приказал он, — ты хуже Мистербоба.

— У нее бы точно получилось, — настаивал Вонн, сопротивляясь как мог, усилиям капитана. — Все что ей нужно — проникнуть в базу данных корпорации. Ну и, черт возьми, все, что ей остается после этого, — подержать двери открытыми, пока мы туда проникнем и доберемся до их сокровищ. А все, что нам останется, — это превратить в шлак нескольких охранников.

Мэй схватил Вонна за шиворот, развернул и впихнул-таки на заднее сиденье.

— Хорошо, — зарычал он в лицо пьяному наемнику. — Я знаю, что ты совсем с ума сбрендил, и дела у тебя идут не лучшим образом, не все складывается в жизни, но это не причина перекладывать свои проблемы на две разумных расы.

Вонн начал было гнусно улыбаться, пытаясь сказать очередную гадость, но капитан резко оборвал его:

— Эти фиалы того не стоят, Вонн, вовсе не стоят, поверь. Уже много народу полегло с тех пор, как они были украдены, и когда-нибудь это кончится катастрофой. Они не стоят того. И ничего не стоит, не только содержимое этих бутылок. Ведь они не чувствуют и — я уверен в этом — не имеют души. Ты потерял лучшего друга, Винтерс потерял своего, мы все в таком печальном и бедственном положении. Разве ты не видишь? Неужели непонятно? Они не стоят того. Совсем не стоят.

Вонн отвел глаза в сторону, фыркнув:

— Другие…

— Никто не хочет так вырвать клок из штанов Барриса, как я. У меня с ним свои счеты, но я не хочу, чтобы при этом кого-то грохнули. Ты меня понял? Мы войдем туда на совершенно законных основаниях, и Баррис сам вынесет нам деньги на тарелочке. Мы добьемся этого любым способом, не пулями — мозгами. Работать должен не автомат, а голова. Ты это понял, наконец!

— Но я все рассчитал…

В этот момент наемника оборвал сердитый сигнал таксиста.

— Поехали, — крикнул Мэй.

— И все-таки мой расчет верен, — упрямился Вонн.

— Значит, тебе придется придумать новый план, — сказал Мэй. — Я верю в тебя, светлая головушка.

— Так куда едем? — обернулся к ним таксист. — Или желаете сначала обсудить маршрут? — спросил таксист будничным голосом.

— Счетчик включен, — сообщил Винтерс с переднего сиденья.

— Центральный Изолятор Планеты, — произнес Мэй.

Такси бодро нырнуло в поток транспорта, так что пассажиров вдавило в спинки кресел. Водитель нервно поглядывал на севшего рядом Винтерса, но не успел еще ничего сказать, как с заднего сиденья раздался голос Вонна:

— Ну и погодка у вас тут!

Бросив взгляд в зеркало заднего вида, водитель ответил:

— Да так себе. Нормальная погода.

— Это про нас, — сообщил ему Вонн зловещим тоном, не предвещавшим ничего хорошего. — Мы тоже нормальные парни. Верно, Винтерс?

— Еще бы, — великан добродушно улыбнулся таксисту. Тот заерзал на сиденье и уставился на дорогу.

Мэй только взглянул на наемника и покачал головой. Придется отыскать клапан, через который Вонн мог бы выпускать скопившиеся в голове пары, причем делать это более эффективно, чем это прежде удавалось Герцогу. Придется отыскать средство… Определенно, одно-единственное реальное решение проблемы состояло в том, чтобы восстановить руку этого человека во плоти и, так сказать, во крови. То есть, отрастить ему новую руку. Вонн тяжело и остро переживал потерю конечности. Он мужественно переносил увечье, но, судя по всему, начинал расклеиваться из-за долгих проволочек с деньгами.

— И что ты собираешься делать, — ненавязчиво поинтересовался Мэй, чтобы как-то поддержать беседу, — когда с нами наконец расплатятся? Что собираешься делать с такими деньжищами?

Вонн посмотрел в сторону водителя, как будто стесняясь постороннего, и закатил глаза:

— Ты имеешь в виду после недельной пьянки?

Мэй прикусил язык. Да, это он должен был предвидеть.

— Думаю, лучшим началом будет устроить небольшую оргию. Местного размаха. Небольшой такой праздник: нечто среднее между авиакатастрофой и пикником, — продолжал мечтательно рассказывать Вонн. — И на него я приглашу еще нескольких обедневших собратьев, которые в последнее время на мели. Думаю нанять их для подходящей работенки, которую придумаю сам.

— Понятно. — И что за «работенку» ты замыслил, гений тактических планов, если не секрет?

— Там посмотрим, — отвечал Вонн. — Все зависит от того, как скоро поступят следующие авансы, и от их размера.

«Ну, конечно, — подумал Мэй. — Он собирается как следует вцепиться в глотку корпорации. Еще один идиот исчезнет бесследно в клиниках трансплантации органов».

Машина плавно затормозила перед Центральным Изолятором. Винтерс быстро выбрался, вытащил Вонна, пока Мэй расплачивался с шофером, и затем присоединился к оставшимся на улице.

— Ладно, — произнес Вонн, выпуская клуб пара в воздух. — Похоже, это и есть то самое место.

— Пойдем выручать братка, — сказал Винтерс.

— Пойдем, — повторил Мэй без энтузиазма. Распахнув дверь, они вошли в битком забитый народом и дымом вестибюль и двинулись к столу, стоявшему в самом центре. Охранница в полицейской форме, с широким тазом и внушительной фигурой разбиралась с горсткой обступивших стол людей.

— Нет, — говорила она какой-то женщине, — вашего супруга здесь нет, как это ни прискорбно. И если о нем уже столько времени нет новостей, вам лучше всего продолжить свои поиски по клиникам трансплантации органов, пока там еще осталось что опознать. После таких слов женщина с воплем покинула помещение.

— Умеет человек общаться с народом, ничего не скажешь, — заметил Вонн.

Женщина за барьером одновременно вела разговор с несколькими людьми в толпе. Одним объясняя, что их друзья не выйдут на волю, пока не замерзнет кипящее солнце Вельтос, другому, что его жена уже выслана на другую планету, и кому-то еще, что человек, которого он разыскивает, казнен нынешним утром.

— А может быть, — предположил Винтерс, — нам просто надо к другому столу?

— Ерунда, — отрезал Мэй. Сунув руку в карман, он нервно перебирал кредиты. — Герцог здесь. Это точно. Я нюхом чувствую, что он где-то рядом.

— С каких пор это ты стал чувствовать через стены? Может быть, и мне стоит поучиться чему-нибудь у мистерборба? — ехидно спросил Вонн.

— Тихо!

Служащая изолятора вонзила в капитана коммерческого флота свои черные блестящие буравчики.

— Чем могу помочь? — холодно спросила она. Мэй прокашлялся и сказал:

— Я пришел за Вильямом Арбором.

— Что же, — поинтересовалась охранница, — вы хотите сказать, что пришли занять его место?

Мэй вытащил кредиты из кармана и выложил на стойку, как в баре.

— Нет, — ответил он, — я пришел внести за него залог.

— Это тот стол, который нам нужен? — спросил Винтерс на всякий случай.

Служащая изолятора посмотрела на великана, сурово сдвинув брови.

— Кому из вас отвечать?

— Его залог, — заторопился Мэй, — назначен в девять миллионов и вот еще триста тысяч кредитов. Здесь вся сумма целиком.

Охранница пропустила сквозь пальцы пластиковые жетоны, напоминающие фишки в казино.

— О да, конечно. Сейчас. Это, я так понимаю, деньги ему на дорогу? Далеко же его отправляет Нимрев-компани.

Побагровев лицом, Вонн стал надвигаться на стойку. Мэй поспешил ему навстречу, положив ладонь на грудь, чтобы сдержать наступление.

— Вы знаете, — продолжала она, — с такими деньгами вы могли бы купить билеты первого класса последним трем или четырем путешественникам, которых я отправила отсюда. Зачем тратить все на одного…

— Избавьте нас от ваших колкостей, — сказал Мэй, повысив голос. — Мы пришли сюда на законных основаниях.

— Да и никто столько не стоит, — как ни в чем не бывало продолжала охранница, — послушайте моего совета и бегите отсюда с этими деньгами, пока не поздно.

Мэй с грохотом опустил кулаки на стойку. Звук эхом разнесся по сводам зала. Затем повисла странная тишина.

— Знаете, мне есть чем гордиться в жизни, — произнес Мэй в наступившей тишине. — Я ни разу не ударил копа, даже когда они били меня, и тем более женщину. Но вот в первый раз в жизни я готов отступить от правил и сделать для вас исключение.

Охранница отбросила кредиты обратно на стойку:

— Полегче на поворотах, налетчик-космолетчик. Как зовут вашего друга?

— Герцог. То есть — Вильям Арбор.

Она повторила имя в микрофончик, отходивший от наушников, и посмотрела на экран стоявшего перед ней компьютера.

— Нет такого, — наконец ответила она. — Никакого Герцога Вильяма Арбора здесь нет. И не предвидится.

— Может, попробуете еще раз… поищите, пожалуйста, Вильяма Арбора. Просто Герцог — так его называют друзья…

— Понятно, кличка, или как это у вас называется — блатное «погоняло»… — Женщина со значением посмотрела на Мэя.

— Нет, просто прозвище.

Она еще несколько раз запрашивала имя Герцога в микрофон, бросая взор на экран компьютера. После небольшой паузы, она покачала головой.

— Здесь такого нет, — убежденно сказала она.

— Как нет?

— Вышел. — Офицер пожала плечами.

— Но этот невозможно, — сказал Мэй. — Совершенно невозможно. Еще не прошло сорока восьми часов с момента задержания.

Женщина еще раз справилась по монитору. Запросила компьютер.

— Он уже выпущен под залог. Так что можете сэкономить ваши…

— Что-о? — рявкнул Мэй. — Но кто мог внести за него залог?

Она покачала головой.

— У меня нет доступа к такой информации. Все, что я могу сказать вам, этот то, что Вильям Уэшли Арбор — так его настоящее имя? Так вот, ручаюсь головой, что человек с таким именем был выпущен из этого заведения прошлой ночью.

— Нам надо быстрее вернуться на корабль, — сказал Вонн за его спиной, пока остолбеневший Мэй не мог отвести взора от женщины, не в силах оторвать глаз от ее телес, изнуренных мраком. — Он пошел туда разыскивать нас.

— Сомневаюсь, — сказала женщина, покачав головой. — Ему запрещено покидать поверхность планеты. Так что если ваш корабль находится даже в доках — я уже не говорю на орбите — вашего друга там просто не может быть. Как и во всех камерах центрального изолятора.

— Откуда вам это известно? — спросил уязвленный Вонн.

Охранница снова прошлась по компьютерным клавишам. Затем ее наманикюренный коготь застучал по стеклянному экрану.

— Он освобожден на условиях домашнего ареста у внесшего залог лица. И останется у него, пока не отработает залога.

— Работорговцы! — воскликнул Винтерс.

Мэй протянул руку, чтобы умерить пыл молодого великана.

— Нет — сказал он. — Это не работорговцы. Это гораздо хуже.

— Неужели вы думаете, — произнес Вонн и осекся, словно опасаясь самого худшего.

— Нет, — сказал Мэй, — Я не думаю. Я знаю точно. — Он повернулся и отвесил охраннице учтивый поклон:

— Благодарю вас, леди. Вы настоящая женщина и в еще большей степени офицер правопорядка. Благодарю вас, мэм. Вы были чрезвычайно учтивы, чего бы это вам ни стоило, в конечном счете. — И двинулся на выход.

— Мэй, — крикнул ему в спину Вонн, поспешив за ним следом. — Что нам теперь делать? Мы ведь даже не знаем, где его искать. Теперь нам даже не подступиться к Корпорации Живодеров.

Мэй оглядел городские улицы, раскинувшиеся перед ним: как паутину, в которую где-то угодила мушка по имени Герцог. Осмотрел несущиеся по улицам светлячки транспортного потока, сливающиеся в огненные пулевые трассы и прощальным взором окинул потасканного вида народ, столпившийся в приемной Центрального Изолятора.

— Ты прав, — сказал он. — Совершенно прав. Прав, как никогда. Прав на все сто или двести лет вперед. Мы должны забрать фиалы обратно, когда появится такая возможность, потому что теперь они будут поджидать нас. — И досадливо ткнул себя кулаком в бедро. — Черт побери, Вонн! Я хотел избежать всего этого: диверсии, незаконного захвата, взрывов и убийств, потому что мне все это надоело. До чертиков. Первый раз в жизни захотелось чего-то по-честному и на законных основаниях — и надо же такое! Ничего не попишешь, придется работать по старым отработанным рецептам. Похоже, мы просто обречены совершать противоправные поступки. Но на пороге этого Центрального Изолятора я готов поклясться, что, как только…

— Как только мы взорвем всю их контору? — высказал предположение Винтерс.

Мэй спокойно и сосредоточенно посмотрел в глаза великана:

— Похоже, все идет к тому.

— А как же «Ангел Удачи»?

Мэй выразительно потряс головой.

— Это мое дело. О корабле я как-нибудь сам позабочусь. Теперь самое главное — во что бы то ни стало вытащить отсюда Герцога. Мы все обязаны ему жизнью. Все что нам осталось — это попытать удачи, поставив на карту все.

— Да будет так, — сказал Вонн. Он поднял замотанные бинтами останки правой руки. Винтерс водрузил свою лапищу поверх культи Вонна, и, помешкав мгновение, Мэй поместил на вершину этой пирамиды свою руку. К получившемуся сооружению Винтерс присовокупил левую ладонь, по весу и размером не уступавшую правой, и, кивнув, Мэй присоединился. На самую вершину Вонн поместил левую руку и сурово кивнул друзьям. — Теперь Мэй становится нашим собратом, Винтерс. Думаю, в данном случае, можно обойтись без церемониальной клятвы.

— Да будет так, — сказал Винтерс.

— За Герцога, — сказал Вонн.

— За Герцога, — повторил Винтерс.

— За Герцога, — заключил Мэй.

И с криком они разорвали руки. И тут же направились по улице с уверенным видом и решимостью, горевшей у каждого на лице.

 

1

Баррис, довольно ухмыляясь, перебирал папки на своем рабочем столе. На губах его блуждала довольная усмешка. Во всей Вселенной нельзя было сыскать ничего подобного чувству, которое он испытывал в этот момент, — чувству полного и абсолютного контроля над чужой жизнью. Владеть чужой жизнью, как формулой, владеть без страха и упрека, зная, что любая неприятная переменная исключена из твоего уравнения.

Поднявшись из-за стола, он вышел из кабинета, быстрыми шагами направляясь в лабораторию. Настало время посмотреть, что поделывает его долгожданный гость. Баррис не мог сдержать улыбки гурмана, идущего к холодильнику. «Что ж, посмотрим, как сохранился продукт за десять лет хранения». Работа предстояла немалая, но его тешило осознание того, что времени у него предостаточно — ровно столько, сколько потребуется. Теперь все время подопытного принадлежит ему — и больше никому. Да, это рабовладение. Но какое! Этот рабство нового века, новых людей и культуры. Вот что значит цивилизация. Продвинутый институт рабства. Но на самом верху этой пирамиды фараон. И это — он.

Он задержался, услышав, как его окликнул какой-то парень, спешивший навстречу. Баррис почесал в затылке, пытаясь вспомнить имя этого молодого человека.

— Кажется, Сарбер, не так ли? — спросил он. — Из экономико-юридического отдела?

— Да, — ответил этот деловой человек, пытаясь удержать под мышкой целую кипу планшетов и папок. — Если вы не против, то я хотел бы обсудить пару вопросов насчет вашей вчерашней докладной записки.

— Давайте, — сказал Баррис. Как только Сарбер нагнал его, он продолжил движение к центральной лаборатории. — Только поскорее.

— Честно говоря, сэр, я не рассчитываю на ваш немедленный ответ. Просто некоторая информация к размышлению. Хотелось бы поставить вас в известность о некоторых добровольцах, находящихся, как подтверждают документы, в лабораторном блоке. Вот, например, один из них, — Сарбер на ходу заглянул в один из планшетов. — Мистер Арбор.

— Арбор? — переспросил Баррис, как будто впервые слышал это имя.

— Именно, мистер Вильям Уэшли Арбор. У меня серьезные сомнения насчет того, что с ним подписан контракт.

— Чепуха, — махнул рукой Баррис. — Корпорация внесла за него залог, так что он со всеми потрохами принадлежит нам… Какие здесь могут быть вопросы?

Сарбер прокашлялся и засеменил следом, нагоняя Барриса, за которым едва поспевал.

— На самом деле, сэр, как раз самые серьезные вопросы возникают насчет нашего права на внесение залога. Я понимаю, что этот человек один из первых носителей квинтэссенции…

— Не один из первых, — поправил Баррис, — а именно первый.

— Но это еще требуется доказать.

— Дайте нам недельку, — сказал Баррис.

— И все же, остаются некоторые проблемы, — продолжал Сарбер. Стоимость товара пока еще под вопросом, приблизительно определенная цена единицы продукта — полтора миллиона кредитов, а вы заплатили более чем вшестеро, чтобы вытащить его из каталажки…

— Знаю, — обрезал Баррис. — И еще, если вы помните, тот сукин сын испортил мой автомобиль!

— Хотелось бы, чтобы вы отнеслись к этому серьезно, мистер Баррис.

Баррис остановился и, прищурившись, посмотрел на подчиненного.

— В этой корпорации — вся моя жизнь, — произнес он. — И я очень серьезно отношусь к нашему делу. Вот почему мы готовы ко всему. — И, словно для того, чтобы лучше подчеркнуть сказанное, он вновь решительно замаршировал по коридору, с каждым шагом выбивая ритм своей речи: — За последнее десятилетие рынок биодобавок заметно вырос. И многие, кто стоял у истоков бизнеса, теперь отошли от дел и предпочитают наблюдать со стороны.

— Таковы были ваши пожелания, сэр.

— И вы чертовски правы в том, что они были, эти пожелания. Мы все канителились с этим гангстером Хиро. Всегда был шанс, что если мы разрастемся, то он зависнет дамокловым мечом над нашими головами, угрожая предать гласности происходящее, если его не умаслить, как следует. Теперь его «умаслили», и все эти трудности позади. Фиалы в наших руках, осталось только удовлетворить свое любопытство, насколько хорошо ассимилируются квинтэссенции, заключенные в них, и это станет вторым шагом на рынок. Кража века сделала эту компанию легендой, и мы будем разрабатывать ее и дальше. Все это очень хорошо: пираты, таинственные фиалы, знаменитые добровольцы… Все работает на нас и развивается, можно сказать, почти что по нашему сценарию. Еще какие-то вопросы ко мне, мистер Сарбер?

— Наши юристы выражают неуверенность, что…

— Нашим юристам, — усмехнулся Баррис, — платят не за то, чтобы они выражали уверенность. Им платят за то, чтобы они защищали нашу компанию в суде и создавали надежный тыл для дальнейших экспериментов. Ведь то, чем мы сейчас занимаемся, — это война. На биологическом и генном уровне. И у нее есть свои победители и проигравшие. «А ля герр ком а ля герр».

— Просто я хотел сказать, — залепетал сотрудник, — что имеются некоторые сомнения насчет содержания мистера Арбора под стражей.

— И кто выражает эти сомнения, мистер Сарбер? Не могли бы вы назвать мне их имена?

Сарбер смущенно заозирался вокруг.

— Это прежде всего я, сэр.

Баррис кивнул:

— Храбрость — достойное поведение на войне. Вы спасли свое рабочее место, мистер Сарбер. И за храбрость я дам вам повышение. Теперь, простите, я должен…

— Имеются некоторые серьезные проблемы, заключенные в нашем содержании мистера Арбора под стражей, — попытался возразить Сарбер. — Во-первых, может статься так, что само его владение биопродуктом может оказаться противозаконным…

— В таком случае он заслуживает всего того, что с ним произойдет во время лабораторных испытаний.

— Вполне возможно, что он возбудит против нас дело за незаконное содержание под стражей и ограничение свободы. Конечно, можно признать, требования не будут иметь оснований, согласен, однако и наши основания для домашнего ареста — если это даже назвать так — мистера Арбора — столь же необоснованны. Мы же внесли за него залог, а, значит, не считаем его общественно опасным субъектом, который должен находиться в принудительном заключении. Так что вокруг этого мифического биопродукта может назреть довольно неприятное судебное разбирательство, и скандал в прессе также не исключен. С другой стороны, я ознакомился с официальными протоколами о происшествии в «Черной Орхидее», в котором принял активное участие мистер Арбор, и вполне вероятно, что в деле не последнюю роль сыграл биопродукт Эрика Диксона. Более того — вполне возможно, что именно биопродукт несет ответственность за содеянное.

— Биопродукт? — фыркнул Баррис, — Вы хоть сами понимаете, что говорите, мистер Сарбер? Как может биопродукт, биодобавка, органическое химическое вещество, нести ответственность по закону? Отвечать перед законом может лишь тот, кто принял этот биопродукт — причем, разумеется, добровольно. А кто заставлял мистера Арбора употреблять биодобавку? Что вы скажете? У вас есть какие-нибудь мысли на этот счет, уважаемый адвокат?

Сарбер молчал.

— В таком случае, тем больше оснований у нас для заключения мистера Арбора под стражу. Мы же как ученые не можем не отвечать за поведение нашего биопродукта, заключенного в мистере Арборе, не так ли? Ну вот, видите, как все просто. Да обстоятельства просто сами работают на нас, мистер Сарбер. Надо только не постесняться иной раз оглянуться вокруг. Шире кругозор, мистер Сарбер! Взгляните на вещи по-новому! Какие еще проблемы?

— Проблема в том, — заговорил Сарбер, — что на любой продукт-биодобавку должен быть сертификат, подтверждающий, что данный препарат безопасен для человека. И таких исследований, насколько мне известно, еще не проводилось…

— Естественно, не проводилось, — воскликнул Баррис. — До того ли нам было, когда спереди напирали законники, а сзади — гангстеры. Когда мы оказались меж двух огней и приходилось соглашаться на все, лишь бы спасти фирму. Когда суд бомбил нас постановлениями — целых двести исков — по одному на каждую бутылку!..

— Тем не менее, задачей первостепенной важности для юристов компании была подготовка к выходу на рынок Дистилляций Первой Серии и заключение очередных контрактов для второй. Уже это одно заключает в себе совершенный законченный биопродукт, который мог создать весьма удобный случай мистеру Арбору, чтобы обратиться к адвокату и отстаивать свои интересы в суде.

Баррис вновь остановился и уставился на Сарбера, словно видел его впервые:

— Зачем вы мне рассказываете все это?

— Вы же сами так говорите, мистер Баррис. Это именно то, за что вы мне платите. Это моя так называемая работа, за которую вы платите мне деньги. Я просто хочу вас предупредить, что вы начинаете дело, которое может быть чревато последствиями, и все это влетит нам в копеечку. С хорошей командой адвокатов мистер Арбор может…

— Ничего он уже не может, ваш мистер Арбор. Вы поняли? Мистер Арбор отныне не сможет ни-че-го! — подчеркнул Баррис, высокомерно оглядываясь, словно уже не замечая присутствия подчиненного.

— Это как раз тот случай, когда в процессе при правильно дозированной информации можно будет довести дело до ликвидации компании.

Баррис похлопал его по плечу:

— Благодарю вас, коллега, но, уверяю, что с компанией ничего не случится. Компания под надежной защитой, наше дело беспроигрышное. Вне зависимости от результатов лабораторных исследований, какими бы ни оказались последствия тестов, мистеру Арбору уже не удастся начать против нас дело.

— Постановление Таргис-Хиллари утверждает, что протест, составленный в течение недели до или после помещения под арест…

— Мистер Арбор не составит никакого протеста, — холодно ответил Баррис. — Компанию спасут не папки с какими-то отчетами, а решительность старшего персонала и безоговорочное доверие младшего. Если хотите знать правду до конца — я собираюсь, как только будут закончены лабораторные испытания над нашим гостем, перепродать этот контракт Нимрев-компани, которая занимается наймом рабочих для рудников на новооткрытых планетах.

— Но нет никакой гарантии, что…

— …После того, как его память обо всем случившемся, а также и о нем самом будет начисто стерта, — спокойно закончил Баррис, не сводя стального взора с сотрудника фирмы. — Теперь есть еще какие-нибудь вопросы?

Сарбер покачал головой. Казалось, с нее упало несколько седых волос.

— Вот и хорошо. Благодарю за внимание. А также за службу. Напутственно кивнув, Баррис дал понять, что отпускает подчиненного и направился в сторону. Юрперсонал продолжил свой путь к рабочему месту, а Баррис — к дверям секретного доступа с замком для спецпропуска. Эта дверь вела в центральную лабораторию.

Пройдя до половины коротким коридорчиком, сильно смахивающим на тюремный (постарались строители!), он вставил карточку в очередной секретный замок и вступил в темную комнату, где перед стеной мониторов сидел доктор Мелроуз. Несколько экранов показывали в разных ракурсах одну и ту же комнату. Небольшую камеру, где высокий худой парень слонялся из угла в угол. Прочие мониторы демонстрировали полное отсутствие изображения, предпочитая выдавать на свет какие-то трясущиеся линии и зигзаги, а также трехмерные конструкции биологических препаратов. Мелроуз утопал в огромном кресле. Панели управления и вся клавиатура находились на подлокотниках этого кресла. Мелроуз, не отрываясь, смотрел в центральный монитор, в три раза больших размеров, чем остальные, и кивал, внимательно слушая что-то в наушниках.

— Как наш гость? — спросил Баррис.

Мелроуз сдвинул наушники и обернулся к боссу.

— В норме, — отвечал он. — Почти в норме. — Он ударил по клавише в подлокотнике, и центральный экран озарился пульсациями биосигналов подопытного. — Мистер Арбор пришел в сознание приблизительно четверть часа назад и пару минут потратил на осмотр своей новой камеры. Теперь он приступил к прогулке. Похоже, он делает это, чтобы сохранить форму, а не для того, чтобы точно замерить помещение.

— Ну и?.. Зачем меня вызывали? — спросил Баррис.

Мелроуз указал на экран:

— Его биоволны. Ни малейшего признака возбуждения или тревоги. Кровяное давление, дыхание, кардиограмма и энцефалограмма в норме. Сердце и мозг работают как часы, никаких признаков волнения. Что несвойственно, заметим, помещенным в одиночное заключение — и уж тем более после смены камеры. Подозрительно нормально для человека, который может, например, решить, что его поместили в камеру смертников.

— Ну, он недалек от этого, — философически изрек Баррис. — Хотя для него данное заключение может оказаться лишь карцером.

Баррис подтащил обитый стул к командному креслу Мелроуза и присел.

— Может быть, нашему клиенту просто не привыкать к тюремным условиям. Вы знакомы с его биографией?

Мелроруз скептически покачал головой и вручил Баррису планшет.

— Не сходится. Здесь файл, который содержит всю информацию по мистеру Арбору.

Баррис внимательно просмотрел «дело Арбора». Подопытному только что исполнилось двадцать три года. Это случилось на прошлой неделе. Ничем не примечательная карьера торгового брокера по космическим перевозкам. На Тетросе Девятом — размеренный и ленивый аграрный сельский мирок свекловодов и скотоводов, вдалеке от проторенных торговых путей. И вдруг в последние три месяца целый каскад приключений, свалившийся на голову деревенского мальчугана.

— Тут, — сказал Баррис, щелкнув по экрану планшета ногтем, — светит срок по трем разным поводам. И последний из них — здесь, на Консуле.

— Но здесь еще не все, — заметил Мелроуз. — Это сведения, собранные лишь за последние три месяца.

Баррис бросил планшет на рабочий столик-пюпитр.

— А что у нас с детством? Сохранились какие-нибудь трогательные воспоминания?

— У нас ничего нет.

— Черт бы побрал этих крючкотворов! Шесть лет колледжа на какой-то аграрной планетке — и диплом брокера в кармане.

— Итак, — сказал Баррис, закидывая ногу на ногу и поудобнее устраиваясь на стуле. — Он проявил какие-нибудь признаки присутствия в его организме недостающей в нашей коллекции дистилляции?

Мелроуз указал на главный экран.

— Думаю, это и так очевидно. Результат, как говорится, налицо.

— Не шутите со мной, Винни, ой, не шутите…

— Да я не шучу, — запротестовал Мелроуз. — Тот факт, что этот деревенский увалень не рвет волос, обнаружив, что находится в каталажке, уже сам говорит за себя.

— Вы хотите сказать, что наша дистилляция личности усвоилась в этом босяке?

— Знаете, что, — вмешался Мелроуз, не дав шефу закончить. — Вы помните историю с дистилляцией Диксона — одной из первых, кстати, дистилляций, которую часто рассказывал ваш отец.

— Что-то там насчет…

— Да-да! О том, как он после долгих колебаний все-таки решил вписать Диксона в программу. У меня до сих пор на памяти та незабываемая ночь, когда он пришел, уже сделав неизбежное, и был напуган до смерти — ему казалось, что он совершил роковую ошибку. Но все прошло гладко.

— Скорее, гадко…

— Опустим исторические детали. Мы подошли к тому, что у нас на руках личность, зараженная персонификацией Диксона — человека, которого не мог остановить никто.

— И ничто, — задумчиво пробормотал Баррис и, встряхнув головой, заключил: — Но сейчас не тот случай, старина, не тот случай. — Он снова посмотрел на экран, на размеренно расхаживающего по камере заключенного.

— Вот и ваш папаша — года не прошло, как он уже со смехом рассказывал эту историю, забыв о ее страшном начале.

— Это и есть все ваши соображения?

Мелроуз кивнул.

— Поскольку вы друг моего отца, я с уважением отношусь к вашему мнению. Однако я думаю, наш разговор из области предположений и догадок должен перейти поближе к делу.

— Думаю, ошибочно было бы начинать с наркотических препаратов.

— Ну, так и знал, — хмыкнул Баррис — Вот так всегда — думаете только о себе. А разве я что-нибудь говорил о лекарствах, Винни? Не говорил. А начнем мы вот с чего: немедленно войдем туда и известим мистера Арбора о том, что его ждет. Войдем, так сказать, в клетку с тигром.

— Не вижу разницы, — парировал Мелроуз. — А закончится эта встреча тем, что я буду вынужден вколоть ему наркотические препараты. — Доктор замотал головой. — Почему вы думаете, что он станет с вами разговаривать после того, как вы столь круто обошлись с ним и его приятелем? У вас невероятно широкая натура, если вы считаете, что люди так быстро забывают прошлое.

— Винсент, — сурово произнес Баррис. — Сколько лет прошло со смерти моего отца? Пятнадцать лет? Двадцать?

Мелроуз, ученый с фамилией дворецкого, кивнул.

— Не считая моей высылки на эту планету согласно решению совета директоров, сделал я хоть одно успешное дело с тех пор, как занял этот пост? Если вы считаете, что сделал, я с огромным удовольствием пересмотрю условия нашего контракта.

— Что ж, если хотите провести с ним беседу, рискните, — отозвался Мелроуз. — Только помните, что Эрик Диксон — опасная личность, от которой можно ожидать чего угодно. Поэтому поведение мистера Арбора может быть непредсказуемым. Их персональности живут в одном теле.

— Вы что, хотите сказать, что знания пилота могут чем-то навредить мне? И что дальше? Диксон атакует меня космическим кораблем? На что большее он может рассчитывать сейчас? Да если бы мы даже сделали пересадку мозгов этому типу, у мальчишки нет ни единого шанса против меня. Что он может сделать, даже обладая умом космического волка, и при этом находясь в теле деревенского пацана? Мелроуз простучал пальцами по клавишам в ручках кресла, и экраны один за другим погасли.

— Ну, в любом случае, я должен пойти с вами. — Он поднялся с кресла, и Баррис последовал за ним в дверь, пристраиваясь между рядами мониторов, к небольшому пролету в несколько ступенек, который уводил в длинный коридор. Остановившись у небольшой металлической коробки в стене, доктор всунул в него идентификационную карту. И уже стал доставать карманный «поводок», но Баррис остановил его:

— Это ни к чему, Винни.

— Обычная процедура, — сказал Мелроуз, убирая устройство в карман. Для пациентов в состоянии повышенной возбудимости.

— Повышенной возбудимости? — Баррис скептически хмыкнул. Они продолжили свой путь по коридору, пока Мелроуз не остановился возле дверей. Вставив карточку, он привел в действие видеомонитор следящей камеры и выждал момент, наблюдая, где находится заключенный по другую сторону стальных бронированных дверей.

— Чего вы ждете? — спросил Баррис. Мелроуз указал в сторону дверного замка-приемника.

— Это же ваш приказ.

Баррис со смехом вытащил свой бэдж-идентификатор:

— Вот за что я ценю вас, Винни. Всегда надо присматривать за собственным тылом.

— Кому-то приходится это делать.

— Вам просто не нравится отвечать людям, — Баррис рассмеялся, вставляя карточку в замок. — Что же до меня, то я вообще ни перед кем не отвечаю.

— Даже перед советом директоров? — спокойно спросил Мелроуз.

Но прежде чем Баррис успел ответить, дверь поползла в сторону, и этот укол был оставлен без внимания. Они оба вошли в камеру и увидели заключенного, склонившегося над раковиной. Он пил воду горстями, зачерпывая ее из-под крана.

— В чем дело? — распекающим тоном произнес директор филиала. — У нас же есть посуда, выделенная специально для этих целей.

— Тогда почему бы вам не принести мне ночной… — Герцог повернулся от раковины, и последнее слово застряло у него в горле. — Вам!

Баррис пожал плечами.

— Вы позаимствовали то, что принадлежит мне и не расплатились. Что, согласитесь, юноша, нехорошо. И мне хотелось бы узнать, как работает мой препарат. Может быть, вы поделитесь с нами своими впечатлениями?

Герцог закрутил водопроводный кран. Вода в раковине заглохла. Он стряхнул последние капли с лица и ладоней.

— Хотите поговорить об этом? Может быть, расскажете нам, как вы стали незаконным наследником Эрика Диксона?

— Нет, — угрюмо сказал Герцог, опускаясь на койку.

— Надеюсь, вы все-таки сначала обдумаете свой ответ, мистер Арбор. Это очень повлияет на то, как сложатся наши последующие отношения.

Герцог вздохнул:

— Ну, хорошо. Вот я обдумал еще три секунды — потому что больше такая мысль и не заслуживает. Мой ответ «нет».

— Вы испытываете какие-нибудь признаки присутствия Эрика Диксона в… ну, скажем, у себя в голове?

— Почему бы вам не спросить об этом у него самого? — язвительно поинтересовался Герцог.

Баррис придвинул ногой невысокий стульчик и уселся на него, не спуская с Герцога глаз. Губы его чуть тронула улыбка.

— Значит, вы хотите сказать, что он — здесь?

Герцог ничего не ответил. Безмолвствовал.

— Мистер Диксон? — громко позвал Баррис, — Вы здесь? Вы слышите меня?

— Я не глухой, — произнес Герцог.

— Эрик Диксон? — настойчиво повторил Баррис.

— Нет. Вильям Арбор. Для вас — мистер Арбор.

— Мне нужно поговорить с Эриком Диксоном, — сказал Баррис, багровея.

— Даже если бы я был им, — ответил Герцог, — то ни за что на свете не позволил бы ему отвечать.

— Так вы можете контролировать его… присутствие? Его знания? Проявления?

Герцог охватил руками согнутые колени.

— В местах, откуда я родом, умеют контролировать себя. Есть такая поговорка: «Иди, пописай на веревку». Вам это что-нибудь говорит?

Баррис вскочил, опрокинув стул.

— На вашем месте я бы не стал ссориться со мной, мистер Арбор! Мне прекрасно известно, кто в вас «сидит» и за что вы сидите в камере. И что с вами из-за этого произошло. И может произойти в дальнейшем. Так что давайте лучше сотрудничать по-хорошему. Ваш друг коммерсант мне все рассказал.

Лицо брокера по удобствам оставалось непроницаемым.

— Полное и безоговорочное сотрудничество в ваших интересах. Только оно, оно и еще раз оно может помочь вам, — продолжал Баррис. — Я могу сделать вашу жизнь более комфортной.

Герцог рассмеялся:

— Вы уже сделали для этого все, что могли, мистер Баррис. Вы забрали у нас то, что по праву принадлежало нам. Вы разрушили жизнь и карьеру человека, который, наверное, был лучшим другом за всю мою жизнь. Вы отняли у меня свободу и возможность вернуться домой, установили в моей жизни иной порядок, перекроили мою жизнь по своему усмотрению, вы лишили еще одного человека, калеку, последней надежды вернуть когда-нибудь себе руку, потерянную в бою. — Он медленно покачал головой. — И у меня есть еще один друг. Он умственно отсталый человек. Как же я был наивен и глуп, когда хотел спросить, не поможет ли ему ваш биопродукт. Какая насмешка судьбы!

— Возможно, если вы понимаете, какие силы стоят за моей спиной…

Герцог встал и выпрямился, гордо нависнув.

— Думаю, теперь я понимаю, о каких силах идет речь, мистер Баррис. И этим меня не напугаешь. Вы забыли, что я встречался с Юэ-Шень и вернулся живым, а это, согласитесь, удавалось немногим. Да и чем вы можете угрожать мне? Смерть? Ну что ж, давайте, убивайте. Тогда у вас останется мозг, который вы сможете потом передать, кому захотите. И, если вам повезет, то его новый носитель также заявит вам, что не боится смерти, так что вы сможете потом повторять этот смелый эксперимент до бесконечности, но ничего не добьетесь. Сюда, — Герцог выразительно постучал по груди, — вам доступ закрыт. Несмотря на всю вашу науку.

— Ну, хорошо, — бесстрастно произнес Баррис. — Вы доказали, что получили пару зрелых яиц. И как вам понравится увидеть их на сковородке?

— Мистер Арбор, — вмешался Мелроуз, — для завершения этой довольно-таки оскорбительной и безобразной перепалки между вами и моим боссом, позвольте задать вам один несложный вопрос. Что бы вы хотели за пересмотр вашего решения о сотрудничестве?

— Простыни, — заявил Герцог, подумав, — подушку, мыло, зубную щетку и бритву…

— Жидкий депилятор, — уточнил Мелроуз, записывая в блокнотик. — Острое вам не разрешено.

— Полотенце и чашку для питья.

— Еще что-нибудь? — кисло поинтересовался Баррис.

— В его требованиях нет ничего непомерного, — заметил Мелроуз. — Он просто хочет, чтобы с ним обращались, как с человеческим существом.

— Вы забыли, — возразил хозяин «клиники», — что он со всеми потрохами принадлежит нам.

— За какое время, — спросил Мелроуз, — вы пересмотрите?

— За пять секунд, — сказал Герцог. — Время удваивается на провиант. Бутылочка лучшего пива на этой планете, приличный выбор местных овощей и первоклассный стейк на ребрышке, эдак с килограммчик. И не пытайтесь подсунуть мне второсортный товар. Я был брокером и в говядине знаю толк.

— И все это за ваше полное и безоговорочное сотрудничество? — спросил Баррис голосом, так и дымящимся от сарказма.

Герцог присел на кровать и закинул ногу на ногу.

— Да, еще вы должны выдать Джеймсу Мэю, капитану «Ангела Удачи», триста миллионов кредитов наличными.

— Интервью закончено, — Баррис вставил идентификационную карту в замок и открыл дверь. Он пропустил Мелроуза вперед и вышел следом.

— Начните с препаратов, Винни, — сказал он, когда дверь закрылась. Рапорт должен лежать на моем столе к утру.

— Позвольте мне, по крайней мере, сначала договориться с ним, попросил Мелроуз.

— Вы хотите, чтобы я уступил этому сукиному сыну? Так, что ли, Винсент, прикажете вас понимать? — Он взбежал вверх по ступенькам и открыл дверь операторской. — Я плачу вам…

— Вы платите мне за то, чтобы я делал, а думаете вы за меня, договорил Мелроуз. — Я давно намотал это на ус. Но у меня есть свои мысли, и я не буду за них оправдываться. Этот проект важен для всей корпорации, и я не хочу, чтобы он рухнул только из-за того, что один подопытный вывел вас из себя. Помните, как вы прождали целых десять лет, чтобы вырвать продукт из лап Хиро? И сколько бы еще времени вы числились в третьеразрядной компании биопродуктов, если бы не Арбор и его ребята-наемники? Вы сами рассказывали мне, что времени у вас хоть отбавляй, так почему бы не позволить мне сначала попробовать свои методы работы с пациентом?

Баррис смотрел, как доктор опускается в командное кресло.

— Ну?

— Триста миллионов кредитов, — проворчал он. — Надо же, какая наглость.

— Давайте начнем с простой чашки и мыла. Посмотрим, чего мы можем добиться, прежде чем прибегать к сильнодействующим средствам.

— Хорошо, — согласился Баррис, — пойду вам навстречу. Даю неделю.

— Это не так много…

— Вы должны справиться.

— Не понимаю, отчего такая спешка.

— Ваше дело — не понимать, — напомнил Баррис. — Вы и так должны быть безмерно счастливы, зная, что я действую в интересах корпорации «Сущность». Я долго ждал такого случая, слишком долго, и не собираюсь, чтобы все сорвалось из-за какой-то подопытной лягушки из маленького зеленого мирка.

— Могу я рассчитывать на большее время для «обработки» подопытного?

— Посмотрим, чем это все обернется за первые три дня.

Баррис вышел из операторской. Когда он приближался к своему кабинету, откуда ни возьмись вынырнул сержант Эмерсон. Он спешил навстречу, махая рукой издалека.

— Простите, мистер Баррис, но там в вестибюле какой-то тип хочет поговорить с вами о местонахождении Дистилляций Первой Серии.

— Выставите его за дверь, сержант, — сказал Баррис. — Я занят.

— Я уже пытался, — ответил сержант, теребя воротник. — Но он ни в какую. Он заявляет, что у вас все уцелевшие фиалы, кроме одного.

Баррис среагировал моментально. Он приостановился и спросил:

— В самом деле?

Охранник кивнул:

— Он что-то говорил о страховом полисе и о том, что не хочет предавать дело огласке, поскольку знает вас как человека, который всегда прислушается к доводам рассудка.

— В самом деле? — Баррис остановился окончательно и уже не спешил в кабинет. — Уже интересно. Ну что ж, полагаю, можно пойти ему навстречу.

И двинулся за сержантом Эмерсоном, направляясь к вестибюлю. Джеймс Мэй уже поджидал его там, со зловещей улыбкой облокотившись о барьер, отделявший вахту от входа.

— Капитан? — сказал Баррис. — Что ж, ваше появление меня не удивляет. Пришли заплатить за ущерб, нанесенный моему автомобилю?

— Вы прекрасно знаете, зачем я пришел, — спокойно отвечал Мэй. — Разве вы не хотите пригласить меня в кабинет?

— Нет, — категорически ответил Баррис. — Если хотите что-то сообщить, говорите прямо здесь и ступайте на все четыре стороны.

Мэй посмотрел на охранника и вахтера.

— Скажите, чтобы нас оставили с глазу на глаз. На минутку.

— Они останутся здесь. — Баррис скрестил руки на груди. — Вы же не просто сумасшедший, капитан, вы еще и общественно опасный тип. Говорите, что хотели сказать, и покончим с этим.

— Итак, фиалы квинтэссенций у вас, — сказал Мэй.

— У меня фиалы, которые вы принесли, — поправил Баррис. — Еще предстоит установить их подлинность. Хотя я ничему не удивлюсь. Уже было столько фальшивок и подделок.

— Вы еще не получили их все.

— Да, — сказал Баррис. — Кажется, вы что-то говорили о страховом полисе? Не хотите объясниться?

— В одном из фиалов, которых вы не получили, — сказал Мэй, — был Эрик Диксон.

Баррис убрал руки с груди и насмешливо заозирался вокруг.

— Или это мне просто кажется, что я в самом деле уже слышал где-то эту историю? Капитан…

— Эрик Диксон был инъецирован, введен посредством шприца в моего коллегу Герцога. Он как раз был с нами в тот день, когда вы получили от нас фиалы. В настоящий момент он находится в заключении…

— Долго вы еще собираетесь занимать мое время, без конца рассказывая одну и ту же историю?

— Ровно столько, сколько понадобится, чтобы освежить ваши воспоминания. Герцог арестован за убийство первой степени, на которое толкнул его, по моему глубокому убеждению, ваш продукт, так называемая Дистилляция Первой серии Корпорации «Сущность». Я нанял Герцогу адвоката, который уже занялся этим делом.

— Капитан, — объявил Баррис во всеуслышание. — Во-первых, вы должны доказать, что вообще имеете какую-то причастность к фиалам Корпорации «Сущность», и пока их не проверили, говорить нам не о чем.

— Хватит рассказывать мне байки о тестах и анализах на аутентичность. Мы оба прекрасно знаем, а кто не знает, тот догадывается, что мы принесли вам настоящий товар, ничего общего с подделкой не имеющий. И теперь вы забрали его у нас, лишив всякой надежды. Прекрасный великодушный жест со стороны когда-то ограбленной компании. Но как только я вызволю Герцога обратно, они мне уже не понадобятся, ваши фиалы.

Баррис проницательно прищурился:

— Что вы хотите этим сказать?

Мэй извлек на свет графический планшет и передал его Баррису для ознакомления.

— У меня тут появилась приятельница, так называемая «хакерша», которая занимается сетевым маркетингом. Она собрала интересную информацию и попутно скачала для меня интересный список имен. Все это — лица, задействованные в работе над проектом дистилляций, и все они были уволены в течение двух лет, после того как вы переняли управление компанией. Для их увольнения были придуманы разные причины, но, видимо, не последнюю роль играли те, что вы были в кровати с Юэ-Шень.

Я уже навел контакты с некоторыми из них, и они проявили живой интерес к Герцогу, узнав, что с ним приключилось. Они не прочь осмотреть его. Если бы у меня было на руках свидетельство, подтвержденное экспертами, то остальные фиалы для доказательства были бы лишними.

— Что, капитан, пытаетесь шантажировать меня?

— Нет. Конечно же, нет. Мне просто представляется, что никто и не собирается доказывать в суде подлинность фиалов после их возвращения. Поскольку мой случай достаточно бесспорный, думаю, вы могли бы прислушаться к доводам рассудка.

Баррис перевел взгляд с вахтера на охранника. Спустя мгновение он посмотрел на Мэя.

— Знаете что, капитан. Вы можете отправляться в суд хоть сейчас. Если это принесет вам облегчение. Уверен, что мой начальник юридической службы, сидя у меня на твердой зарплате, с удовольствием выслушает людей, которые будут работать на вас за процент от суммы возмещения ущерба, капитан. Очень интересный разговор у них получится. Общество равных возможностей. В нем коллеги быстро находят общий язык. Могу, впрочем, пообещать: когда вы проиграете это дело — а проиграете вы его, как пить дать, — у меня появится отличный повод подать в суд встречный иск за клевету, оговоры устные и в печати, в том числе попытки оклеветать корпорацию в средствах массовой информации и опубликовать ложные и порочащие доброе имя фирмы факты о вивисекторах, за беспокойство и отрывание от важных дел и понесенные в связи с этим убытки, и… по десятку прочих причин.

Мэй ответил учтивым поклоном.

— Вообще-то я надеялся, что вы окажетесь более сговорчивым и внемлите доводам рассудка, но ваш ответ не стал для меня неожиданностью. Что ж, до встречи в зале суда, мистер Баррис. — Капитан развернулся и вышел за дверь.

Вскинув голову, Баррис картинно расхохотался перед вахтером и охранником.

— Нет, это же надо! Вы представляете? И вот так с каждым годом они становятся все наглее.

После чего Баррис, как не в чем ни бывало, направился в свой офис.

Но уже по пути им стала овладевать дрожь. Он знал, капитан ведет двойную игру. И пришел он недаром. У него не было больше никакого желания составлять на него судебный иск, как на мошенника, который доставил ему поддельные фиалы. Судебное разбирательство, о котором говорил капитан, может стать роковым для Корпорации «Сущность» — даже в случае если компания выиграет это дело — но, впрочем, совсем не это было целью визита хитроумного капитана.

Коммерсант явно не собирался вести дела против компании, более того, он явно догадывался, что Арбор содержится здесь, на ее территории, и целью этого визита было лишь подтвердить свои предположения. И я, думал Баррис, как последний дурак, насмехался над ним и вел себя как марионетка в его руках. А нужно было просто назвать номер камеры — и все. Все еще дрожа, Баррис буквально заставил себя войти в кабинет и окоченело уселся за стол. Его никогда не переставало удивлять, как мгновенно и мимолетно улетучиваются чувства комфорта и совершенной безопасности. Всегда находится одна проклятая деталь, которая может в мгновение ока вывести из равновесия.

Улыбка мало-помалу расцвела на его лице, пока он смотрел в стену, упершись взглядом.

Да, всегда найдется пустяковина, которая может разрушить все. Но есть вещь, которую он вполне может держать под контролем.

На что способен торговец? Одному великому Космосу ведомо, на что он способен. Если он пойдет по пути закона, то первым делом наймет адвоката, который составит в суд отношение о том, что Корпорация «Сущность» содержит заложников для медицинских экспериментов. Гонораром адвоката будет (если он согласится работать за процент) — крохотная сумма, которую могут присудить капитану в качестве награды за возвращение фиалов законному владельцу.

К сожалению, большинство адвокатов, которые прислушаются к истории капитана, окажутся опытными судебными крючкотворами и сутяжниками. Увы, как это ни жаль, среди них окажутся и стряпчие, которые знают толк в своем деле и умеют манипулировать страхом общественности в свою пользу.

Еще одно предчувствие, появившееся у Барриса в процессе общения с капитаном, — эти два мрачных типа. Которые, судя по внешнему виду, могли быть только наемниками.

Законная или военная акция? На что решится капитан, и чего от него ждать? С какой стороны ожидать удара?

Впрочем, это не имеет значения. Совершенно никакого.

Ключик ко всему делу был Вильям Арбор. И если он, Баррис, сможет со спокойной совестью распахнуть двери компании перед судебными приставами, чтобы доказать, что никакого Арбора здесь нет и в помине, доказать остальное будет значительно легче. И легче добиться победы во встречном иске о клевете.

В любом случае, время работает против капитана. Время ему нужно, чтобы найти адвоката, и то же самое время нужно, чтобы собрать команду штурмовиков для спасения дружка.

Баррис посмотрел на небольшую коробочку на столе.

— Телефон, — произнес он. — Соедините меня, пожалуйста, с доктором Мелроузом.

— Минутку, — откликнулся аппарат.

Спустя мгновение раздался щелчок, и другой голос ответил из коробки:

— Мелроуз слушает.

— Винсент, у нас тут появилась небольшая проблема. Я не смогу дать неделю времени на исследования, о которой мы говорили. Могу дать вам только три дня, начиная с этого момента. Если по истечении срока вам не удастся ничего достигнуть и если не произойдет ощутимых сдвигов, мы вынуждены будем прибегнуть к жесткому медикаментозному режиму.

— Понимаю, — отозвался Мелроуз. — Так что же все-таки случилось?

«В самом деле, — подумал Баррис. — Ничего особенного. Вселенная вон какая большая. И люди исчезают в ней в любой момент, постоянно пропадают люди. В такой-то громадине».

 

2

Мэй прошел сквозь моросящий ливень за полосу асфальтобетона, ведущую за ворота. За его спиной на другой стороне улицы у обочины остался фургон, вставший здесь, по всему видно, на долгую стоянку. Как только поток транспорта понемногу пошел на убыль, он пересек бульвар и направился к задним дверям фургона.

— Ну? — спросил Вонн, когда Мэй опустился рядом на пол.

— Порядок, он у них, — сказал Мэй. — Баррис чуть не умолял, чтобы я обобрал его в суде. Разумеется, он не пошел бы на это, если бы не знал, что коронный свидетель по этому делу у них в руках.

— Вы правы, мистер Мэй, — заметил Винтерс, выстукивая ладонями по рулю.

— Остается один вопрос — как вытащить его оттуда.

— Я знаю ваше отношение к прямым и непосредственным действиям, — но это единственный путь, который видится в данной ситуации.

— Думаю, мистер Вонн прав, — сказал Винтерс. — Нам надо пробраться туда и вышвырнуть их.

Мэй посмотрел на великана.

— Похоже, тебе лучше работать вышибалой в баре.

— У нас все получится, Мэй, — вступился Вонн за напарника. — Я найду нужных людей. Мы соберем десять наемников, дай неделю сроку.

— У нас нет недели, о которой ты просишь, — бесстрастно ответил Мэй.

— Но и в суде ты тоже ничего не добьешься! — закричал Вонн. — Твой законный путь ни к чему не приведет.

— Знаю, — повысил голос Мэй, пытаясь перекричать наемника. — Я сам прошел через такую же ненависть, которой ты сейчас одержим. Но не думаю, что Герцог оценит наш порыв. И если бы он сам был на нашем месте, выручая кого-то из нас, то уж, наверное, отыскал бы путь похитрее.

— Мэй прав, — заметил Винтерс. — Должен быть другой путь. Только мы его еще не нащупали.

— Добиваться чего-то законными методами, — сказал Вонн, — слишком долго. Это займет несколько месяцев. А может, и лет. Пока мы будем выковыривать Герцога оттуда, он станет уже подопытным овощем. У него останется сознания не больше, чем у помидора. Уж поверьте мне, я знаю, что такое медикаментозная атака. На курсах понижения агрессивности показывали.

— Как ты умудрился туда попасть? — насторожился Мэй.

— Очень просто. Как все попадают. За излишнюю жестокость на поле боя тебя могут упрятать в дурку недели на две, согласно контракту. Откуда, ты думаешь, отклонения у нашего малыша?

Оба посмотрели на Винтерса.

— Да-а, — сказал, наконец, Мэй. — Ну, так все же?..

— Надо думать. Мэй покачал головой:

— В любом случае, я не доверяю и закону. Ни один из способов пока не представляется мне выходом из положения. Ни судом, ни штурмом нам его оттуда не вытащить.

— Ну и что же ты собираешься делать? Надеешься на сердечную перемену в натуре доброго мистера Барриса? Что вдруг у него в душе расцветут незабудки, и он просто так отдаст нам Герцога?

— Может быть, и отдаст, — ответил Мэй, загадочно улыбаясь. Вонн открутил ручку окна и досадливо сплюнул на улицу.

— Если есть во всей Вселенной вещь, через которую Баррис не переступит, то это — не Пятая Зона.

— Я знаю, — отозвался Мэй. — И также знаю, что есть кое-что на свете, без чего любых денег будет недостаточно.

— Конечно же, есть, — отозвался Вонн. — Сила.

— Совершенно верно, — подтвердил Мэй. И мечтательно уставился на ветровое стекло. — Интересно, что поделывает завтра вечером Мэгги?

 

3

Герцог чувствовал себя точно во сне, и в некотором смысле он действительно был там. В сновидении. Он стоял посреди развалюхи-отеля и смотрел сквозь стены, дешевые бумажные обои, забрызганные чем-то темным. Медленно его взор опустился к фигуре на кровати, к двум огромным ранам размером с кулак и какой-то мотыге с тупым металлическим наконечником, зажатым в руке. Санитар осторожно выкручивал из рук оружие, стараясь не задеть лезвия. Наконец еще рывок — и мотыга упала на пол.

Вошел еще один медработник с каталкой для морга, и оба совместными усилиями приступили к перекладыванию тела Томаса Фортунадо. Герцог отвернулся, предоставив им заниматься своей работой. Он думал, что Рей ждет его где-то в стороне, но, оказалось, она уже ушла. Диксон, как он заметил, тоже исчез из виду, и все оставшиеся в комнате занимались своими делами, как будто молодого тетранца здесь не было и в помине.

Странно, подумал он. Сцена не казалась заранее намеченной и поданной со стороны, как встреча с Лей Бранд. Это было чем-то средним между сном и воспоминанием, на перекрестке памяти и бреда. Комната и запах смерти: все это давило подспудно на память. Возможно, это навеял человек из бара, сидевший над пустыми пивными бокалами. Он смеялся, говорил о том, что старине Томасу Фортунадо даже мертвому трудно расстаться со своей мотыгой.

Герцог еще раз оглянулся на сцену. Что-то в ней было не так. Движения санитаров стали медленными, как у водолазов. Цвет понемногу растворялся, картина стала походить на выцветшую старую фотографию. Наконец все замерло и стало растворяться в воздухе, как дым от костра. Пятна крови, санитары, аляповатые обои — все исчезало бесследно. Остались только тело и кровать, окруженные каким-то смутным серым ореолом.

Вот оно, понял Герцог. Конец. Подобно шоссе дороги Великой Пустыни, оставшейся там, далеко на Тетросе, носившей некогда столь гордое название, проехать которую до конца не удавалось никому. Как-то посреди ночи на битком набитой друзьями машине он заехал за знак «КОНЕЦ ДОРОГИ 2 км», туда, где дорога в самом деле исчезала в песке. И перед ними распахнулась пустыня. Желудок сдавило точно так же, как сейчас, и чувство, призывавшее бросить все и бежать опрометью, без оглядки, было таким же, как и пять лет назад.

Он окинул взором серую плоскость, на которой не имелось ничего, кроме его самого и смертного ложа Фортунадо. С огромным облегчением он обнаружил, что дверь рядом, все еще здесь, и как только он ее открыл — вывела в коридор, который таял прямо на глазах. Он поспешил к комнате Диксона, словно опасаясь, что пол под ногами тоже вот-вот растает. Рей ждала его там: она сидела на кровати, не отрывая глаз от пола, сложив руки на коленях.

— Ты еще здесь, птичка, — криво усмехнулся он.

— Да, — откликнулась она. — Я останусь здесь до самого конца.

Герцог выглянул за дверь. Коридор, уводивший к лестнице, был все тем лее, каким его помнил Диксон, но там, где находилась комната Фортунадо, теперь была только серая стена.

— Он больше никогда не выходил в этот коридор, — пояснила Рей. — Даже когда шел в душ или ванную, он все время шел в другом направлении.

Герцог протянул руку в серый туман. Рука прошла сквозь стену и исчезла в ней, но какое-то сопротивление все же чувствовалось, нечто странное упиралось в ладонь. Он оглянулся на Рей.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Я не рассказываю, — бесстрастно сообщила она. — Это лишь твои воспоминания. Ты сам рассказываешь себе это.

«Значит, этим все должно было кончиться? Значит, все идет к этому?» думал Герцог. Память возвращалась какими-то порывами, толчками, и затем приходится докапываться понемногу до остального. То, до чего он пока не докопался, — это серая стена. Серое вещество его мозга, хранящее еще одну загадку. И он должен заставить этот серый туман заговорить. Вот в памяти всплыла узкая тесная камера и двое в ней. Они ведут разговор. Говорят с ним, убеждают его в чем-то. Один явно настроен против него, другой вроде пытается помочь, но при этом четкое ощущение, что лучше уже не будет, что гнетущая развязка приближается. Память вышла за пределы камеры-клетки в поисках выхода. «Бежать, бежать! — стучало в голове. — Как можно скорее выбираться отсюда».

— Я сам пришел сюда, — сказал Герцог. — По собственной воле.

— Чего не скажешь о нас, всех остальных, — ответила Рей.

— Где Эрик? Мне надо с ним поговорить. Рей оставалась безучастной к его желанию.

— Ты сам знаешь, где его найти.

«Да, — подумал Герцог, — конечно, знаю. Еще бы».

Он покинул комнату и прошел по оставшейся части второго этажа, еще не исчезнувшей в сером тумане, который надвигался стеной. Он спустился по лестнице, миновал ветхий вестибюль, в котором царили упадок и разложение. В самом конце этого узкого коридорчика светилась вывеска:

БАР «ПРИЯТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ»

Остановившись в дверях, он вскоре отыскал взглядом Диксона, сидевшего на высоком стуле перед стойкой. Перед ним стояла бутыль Аяганского джина и небольшой стаканчик. Герцог неспешной походкой приблизился и взобрался на такой же высокий стул между пилотом и каким-то толстяком, который хохотал, прихлебывая пиво из кувшина.

— И когда, — продолжал толстяк, — эти санитары пришли за ним, чтобы запаковать его в мешок… понимаешь, у него в руках была какая-то кирка. И едва один из санитаров потянул ее на себя, покойник вырвал оружие обратно потому что у него руки окоченели. — Громоподобный хохот толстяка заполнил помещение. Толстяк вытер пивную слезу и продолжал:

— Можешь ты себе это представить, старина? Вот это было зрелище! Он хотел и кирку забрать с собой! Чтоб потом себе могилу выкопать. Вот это парень!

Диксон резко повернулся к толстяку и тут увидел сидящего рядом с ним Герцога.

— Представляешь, открывает дверь голый с одной мотыгой — а там чувак с автоматом. Ба-бах! — толстяк прямо-таки разрывался от смеха.

— Радуйтесь, что там были не вы, — спокойным голосом произнес Герцог.

— Что? — переспросил толстяк.

Герцог кивнул в сторону Диксона:

— Это мой друг, он был знаком с семьей погибшего. И переживает то, что случилось. Так что я был бы весьма благодарен вам, если бы вы продолжали веселиться где-нибудь в другом месте.

Толстяк растерянно заморгал, переводя взгляд с Диксона на Герцога, и обратно. Его заплывшие поросячьи глазки заметались. Он виновато поднял перед собой кувшин с пивом.

— Конечно, конечно. На самом деле я тоже очень, очень расстроен тем, что случилось. Какой неприятный случай. Ужасное происшествие. Какое пятно на репутации заведения. — И вместе со своей компанией вывалился из помещения. На улице раздался новый взрыв смеха.

— Ну что, — произнес Диксон, наливая себе джина. — Спас меня от очередного ночлега в каталажке?

Герцог мечтательно зажмурился.

— Помню, — сказал он. — На самом деле тогда ты сломал ему нос и обе руки. Интересный прием, никак не успеваю его запомнить.

— Честно сказать, я и сам забыл, как это делается. Потому что провожу его, не задумываясь. В каждом мире свои дурацкие законы.

— Знаю, — сказал Герцог. — Я был там.

Диксон рассмеялся, опорожнил стакан и тут же налил следующий.

— Да, — сказал он. — Ты думаешь, парень. Ты еще только думаешь.

Осушив второй, он без паузы наполнил третий.

Герцог осмотрелся. Память Диксона о случившемся была так свежа, что он чувствовал даже табачный дым и еле слышимую приглушенную компьютерную блатную музыку.

— Зачем принимать так близко к сердцу, — сказал Герцог, пока Эрик осушал третий стакан.

— Кто ты такой, чтобы знать что, у меня близко, а что — далеко? прорычал Диксон, наливая четвертый. Он уже поднес напиток ко рту, но Герцог накрыл стакан ладонью.

— Сам понимаешь, ничем не могу тебе помочь. Я не могу переписать твое прошлое.

— Как раз этим ты и занимаешься, — ответил Диксон, опуская стакан на стойку бара. — Спасаешь меня от ночлега в каталажке.

— Космический герой не заслужил такого ночлега.

— Ошибаешься, заслужил.

— За что?

— За драку.

Герцог покачал головой:

— Это уже не твое прошлое, оно больше не повторится никогда. Это лишь очередное воспоминание о том, что было. А прошлого в любом случае не поправишь. Иначе бы мы никогда не теряли друзей. Просто зима, ты замерз и зашел сюда согреться. Ты еще не поднимался наверх и не видел Рэй. И когда ты поднимешься… — Тут он убрал ладонь, и Диксон заглянул в свой стакан.

— Ее уже нет, — пробормотал пилот. — Там.

Герцог покачал пальцем:

— Давай, продолжай. Еще три стакана — память в тумане. Тогда тебе придется допивать бутылку в комнате. По крайней мере, надеюсь, ты ее закончишь. А потом все мутнеет, и какой-то провал в два стандартных…

— Зачем ты это делаешь со мной? — оборвал его Диксон. Он резко встал и расплескал Аяганский джин по лакированной стойке. — Что ты ко мне пристал? Что тебе от меня нужно? Уйди с миром, бледнолицый брат мой.

— Общаться с тобой — одно удовольствие. Все равно, что курить на динамитном складе, — заметил Герцог. Скрестив руки на груди, он покрутился на винтовом стуле бара, припоминая давно забытые ощущения. Давненько он не сиживал за такой вот стоечкой!

— Значит, алкоголь — это праздник, который всегда с тобой? Не верю.

— Во что ты не веришь? В то, что человек предпочитает страдать в одиночестве?

— Естественно, — заверил его Герцог. — Но ты забыл кое о чем. Ты больше не один. И не можешь остаться один, потому что теперь живешь во мне. И твое поведение, твои привычки разрушают мою жизнь. Не будь эгоистом. Ты понимаешь? Я разговариваю с тобой, Вильям Арбор, по прозвищу Герцог, полноправный хозяин твоего нового тела. А не зеленый чертик из пьяного бреда. Пойми же это, наконец!

— Я этого не просил, — сказал Диксон, глотая четвертую дозу. Он вытер рот рукавом и выставил на Герцога обвиняющий перст: — И не надо говорить мне, что ты не хотел этого. Я просматривал память. Ты спрашивал своих дружков-наемников, не слыхали ли они обо мне, и затем сунул бутылку со мной в карман. Как говорится в одной старинной пословице, будь осторожен со своими желаниями. — Он в пятый раз стал наполнять бокал.

Герцог, руки которого до этого момента были сложены на груди, потянулся к бутылке и схватил ее за горлышко. С удивительной легкостью — ему казалось, что для этого понадобится большее усилие — он перевернул бутылку, вернул и поставил ее вниз на стойку бара — вместе с рукой Диксона, по-прежнему сжимавшей ее.

— Теряешь форму, — сказал Герцог. — Удивительно, как эта мерзость еще не убила тебя.

— Чего тебе надо? — прорычал Диксон.

— Свидание с тобой, предпочтительно в трезвом состоянии. И в менее агрессивном — это вообще было бы просто прекрасно.

— Для чего?

— Может быть, ты пока не обратил внимания, дружище, но мы в логове врага. Нас держит под стражей некто Баррис, глава Корпорации «Сущность», и он крайне заинтересован в том, как мы живем в одном теле.

— А ты послал его куда подальше, — улыбнулся Диксон. — Ну, я просто горжусь тобой, парень. Уж только за одно это.

— Значит, ты просто впал в маразм. Или потерял голову от выпивки. Неужели ты думаешь, что у него нечем ответить? Я не поверю ни на минуту, что он собирается ждать, пока я передумаю. Это лаборатория, Эрик, и мы — всего лишь подопытные.

— Это ты подопытный, Герцог, — Диксон поднял стакан и пригубил с таким видом, будто пробует какое-нибудь экзотическое вино. — Что до меня, так я уже разок поучаствовал в эксперименте.

— Мне все равно, — ответил Герцог. — Я хочу только выбраться отсюда и, как только выберусь… — тут он осекся и оглянулся по сторонам.

— Ну, давай, — сказал Диксон. — Скажи это.

— Я хочу снова вернуться к нормальной жизни.

— Конечно, — Диксон рассмеялся и плеснул себе шестую. — Тебя тянет домой к этим двум феечкам, которых ты оставил на произвол судьбы, а, точнее, на произвол других парней, не обремененных карьерой и путешествиями по галактике. А, может быть, они были недостаточно симпатичны. Как там красотки, на Тестосе?

— На Тетросе! — поправил Герцог. — Не так плохи в сравнении с девушками в местах, которые я повидал с тех пор.

— Хочешь выбраться из каталажки? — спросил Диксон. — Так давай, действуй. Разработай план побега и приступай к его выполнению.

— Мне нужна твоя помощь.

— Ничего себе! Значит, получается, ты хочешь избавиться от меня как можно скорее, но перед этим попользоваться стариной Диксоном, его опытом, силой и умениями? Неплохо, парень.

Дик рухнул на стул.

— Мог бы хотя бы выслушать до конца.

Ответом Диксона был шумный глоток, которым он отправил шестую порцию в нужном направлении.

— Ведь ты же, — продолжал Герцог, — был настоящим героем войны. Одним из тех, кто продолжает напоминать, что со смертью не все кончается.

— Я никогда ее не боялся, — заявил Диксон. — Даже после всего, через что пришлось пройти. Даже после Беринговых Врат, которые многих увели в бесконечность.

— Неужели после всего, через что тебе пришлось пройти, — сказал Герцог, — ты не имеешь снисхождения к жизни другого человека, который находится в столь трудном положении? И даже не захочешь ему помочь, не поспешишь навстречу, не протянешь руку помощи во имя братства и гуманизма.

— Хорошие идеи, — одобрил Диксон. — Правда, звучат пошловато в твоем изложении. Братство предполагает общее дело, а что у нас с тобой может быть общего? Ведь ты, как я понимаю, занимаешься коммерцией, а я всего лишь военный.

— Но цели-то, в конечном счете, у нас общие!

Диксон промолчал. Он стал водить пальцем по краю стакана.

— Ты назвал меня трусом, — сказал Герцог. — Я этого никогда не забуду. Но хочу напомнить тебе, что и ты тоже был трусом в своей жизни. Я хочу, чтобы ты не забывал, что когда-то был человеком во плоти и крови. И у этого человека, настолько занятого по жизни, не нашлось времени, чтобы позаботиться о ком-то еще. Ты трус, Эрик. — С этими словами он схватил бутылку и выплеснул остатки в стакан, забрызгав стойку бара. — Давай, вмажь еще. И прихвати еще одну. — Герцог вытащил пачку денег и хлопнул ею о стойку. — И за меня еще пару бутылок. Только не забудь, что тебе еще подниматься на второй этаж, а лифта здесь не придумали.

Герцог спрыгнул со стула у стойки и вихрем унесся вон, руки в карманы. По всем приметам встреча сорвалась. Правда, он сказал Диксону то, что у него давно накипело, но это не поможет. Ему не добиться помощи от пилота. И все же в душе он ощущал, что одержал маленькую, но победу. Вздохнув, он вдруг снова вспомнил капитана. Интересно, Мэй одобрил бы его поступок? Или он просто занимается самоутешением? Просто наслаждается тем, что говорит правду в лицо?

Его мечты развеял крик, внезапно огласивший вестибюль заштатной гостиницы. Повернувшись, он увидел Диксона у кассы. В каждой руке у него было по бутылке джина. Как тогда у Фортунадо, в последний день его жизни.

— Я решил, что ты прав, — сказал пилот. — Хватит сходить с ума, тем более, что я мертв.

Герцог кивнул, достав руки из карманов:

— Спасибо.

Диксон взмахнул руками, бутылки звякнули в сумерках бара. — Все, что я имею, — все твое. Больше не буду тебе сопротивляться. Бери, что хочешь, и пользуйся. Эх, с нашим атаманом…

Герцог сложил пальцы в гражданском салюте. Диксон ответил ему салютом, предусмотренным для высшего командования, и стал взбираться по лестнице. Сжав кулаки, Герцог напряженно наблюдал, как пилот исчезает из виду.

«Да, вот оно, — думал он. — Это прекрасное чувство Ангела Удачи. Ни с чем не сравнимое во всей Вселенной. Ничего удивительного, что Мэй носится за ним как сумасшедший по всей открытой галактике. Это как опиат. Это подобно наркотику».

Все, что оставалось сделать, — приложить свои знания и умения к делу. Направить силу пилота в нужное русло. Больше его не тяготило странное чувство, будто кто-то стоит за твоей спиной и говорит, что ты, мол, вот-вот вляпаешься.

Все, что осталось, — это приложить знания к делу, твердил он себе. Осталось только найти, к чему…

И тут Герцога обдало волной холодного пота.

Все, что он должен, — найти знание…

— Подонок!

Он развернулся и бросился по лестнице, выкрикивая имя пилота. На втором этаже он выскочил в коридор и устремился к серой стене, остановившись перед дверью Диксона. Дверь оказалась заперта — он подергал ручку, но тщетно. Тогда он ударил по ней. Фанера треснула, и дверь распахнулась. Рэй по-прежнему сидела на кровати. На ней было длинное черное платье, до самых пят, опускавшееся до пола, черная шляпа с широкими полями, и лицо спрятано под темной вуалью. Откуда он вообще мог догадаться, что перед ним Рэй? Он этого не знал, но только чувствовал.

— Где он?

Рэй подняла глаза. Даже сквозь вуаль он видел, как она осунулась и постарела. Ее лицо казалось высохшим и закостеневшим.

— Поздно, — ответила она надтреснутым голосом. — Его больше нет. Он мертв.

— Нет, — Герцог покачал головой. — Он все еще здесь. Я чувствую его присутствие.

— Он велел передать… — сказала Рэй.

— Что?

— Он сказал… — голос ее срывался, казалось, что каждое слово может стать последним. Словно остатки записи, вырывающиеся из разбитой панели магнитофона, последние аккорды с разбитой пластинки. Герцог осмотрелся и увидел, что цвета в комнате потускнели.

— …что, если ты захочешь получить знание… Она остановилась. Ее черное платье вдруг тоже поблекло, и стены вокруг стали как на выцветшей фотографии, цвета сепии. Герцог ждал продолжения. Пока она заговорит вновь. Прошло несколько мучительных секунд, она сморгнула.

— Так что же?! — отчаянно выкрикнул Герцог, словно пытаясь дозваться. Она как будто стояла уже на другом берегу.

— Ты дол-жееен знать.

— Что, черт возьми?

— Где-е…

— Продолжай!

— Най-ти-и…

— Рэй!!!

— Это…

Как только прозвучало последнее слово, Рэй полностью растаяла в двумерном масштабе. Теперь это была лишь поверхность с очертаниями, двумерная плоскость фотографии. Такое же бесцветное, как обои. Изображение стало трескаться и шелушиться, и невидимая стена статического электричества окружила Герцога, начиная выталкивать его за дверь.

— Нет! — закричал он, отчаянно сопротивляясь. — Ты не можешь сделать этого! — Последовал громкий треск, и мощный заряд электричества ударил его в грудь. Удар судорогой прошел по мышцам, и он вяло рухнул на пол. Тело не повиновалось ему. Спустя мгновения он пришел в чувство. Пыльный запах старой ковровой дорожки. Поднявшись на колени, он посмотрел туда, где только что находилась комната Диксона. Она утонула в сером тумане, в который превратилась большая часть второго этажа.

В ушах звенел смех. Он обступал со всех сторон. Это смеялся Диксон.

— Еще не все, — сказал Герцог. — Битва не проиграна, — он вытер кровь, текущую из носа.

Смех не стихал, и теперь Герцог узнал его. Это был смех, который звучал на Станции Нарофельд. Он вскочил с пола, отряхнулся и, сделав вид, что ничего особенного не произошло, стал неторопливо спускаться по ступеням, как освистанный актер, уходящий со сцены.

 

4

Управляемая капитаном Мэем «Незабвенная» неспешно облетела посадочную платформу. Непосвященному орбитальная станция показалась бы хаотическим скоплением механизмов. Буксиры и небольшие грузоподъемники сновали по сторонам, то и дело исчезая из виду за штабелями с контейнерами. Некоторые появлялись, мелькнув уже за контейнерами на расстоянии нескольких километров. Вертевшийся светлый рой мошкары — вот чем это казалось с корабля.

Джеймс Мэй, однако, знал толк в происходящем там, внизу. Гигантский вытянутый кокон на платформе был ремонтным доком, старательно возведенным вокруг корабля. Краны и буксиры, сновавшие по сторонам, занимались как ремонтом корабля, так и сооружением ремонтной платформы. И крошечные огоньки, витавшие вокруг, были на самом деле ремонтниками в скафандрах.

— Да-а, картинка, да и только, — подал голос Питер Чиба из кресла второго пилота.

— Такого ты еще не видел, — сказал Мэй. — Это еще несколько месяцев возни с ремонтом.

— Рад, что я все это переспал, — заметил спасатель.

— Хотел бы и я, черт возьми, — вздохнул Мэй. — Они могут залатать пробоину на корабле и отшлифовать это место на обшивке, но мы снесли такой удар, которого так просто не поправишь.

— Ничего, — сказал Чиба, — Зато все живы и здоровы.

— Остается только надеяться, что Мэгги также вышла сухой из воды.

— Ты знаешь, чем она занимается?

— Теперь она, небось, уже в высшем командном составе Флота, героиня войны с арколианцами, благодаря которой они теперь у нас в гостях.

— Будем надеяться, что все наладится. — Чиба понимающе кивнул, Кстати, не считая Мистербоба, разве у вас нет более влиятельного покровителя?

Мэй опять вздохнул.

— Сложный вопрос, Питер. Встанет ли Мэгги на мою сторону?

— А почему бы нет? Что ей может помешать сделать столь благовидный поступок?

— Благовидный. Ха-ха. Вы считаете? Я сказал бы иначе: опрометчивый.

— Ну-ну, капитан, зачем же так. Откуда эта неуверенность?

Капитан Мэй презрительно фыркнул:

— Вы считаете?

— Да?

— В самом деле? — тон капитана стал еще более ироничным.

— Знаю, капитан, что вы имеете в виду. Какой-то салага учит жизни…

— Что вы, Питер. Разве так можно?

— Так почему бы ей не быть на вашей стороне?

— Почему? — с усмешкой повторил Мэй. — Все время забываю, что вас давно здесь не было, дорогой Питер. — Отпустив контрольный рычаг, он снова представил последний разговор с бывшей супругой в лифте:

— Ты не понимаешь, — втолковывала она. — И никогда не понимал этого, капитан. Сейчас этот лифт остановится на моей палубе. Там, где располагается высшее командование. И на этом наши пути разойдутся. А ты останешься в вагончике. Двери закроются — и мы расстанемся на-всег-да. Теперь ты понял?

— Вы в порядке? — спросил Чиба, обратив внимание на странное выражение на лице капитана.

— Еще минуту, — сказал Мэй.

Чиба перехватил управление и описал длинную петлю вокруг остова разбитого прогулочного корабля.

— Удивительно. Роскошь в салонах. Сигары с золотыми ярлыками в пепельницах. Следы шампанского на паласах, золоченые ручки кают. И вот заходишь в поврежденный сектор: пятна крови и копоти. Там самое страшное было не в том, что сожжено дотла. Больше всего меня удивило, как роскошь и богатство могут соседствовать с таким несчастьем. И еще больше меня потряс полуобглоданный скелет женщины в бриллиантах. На второй день все убрали, и начались ремонтные работы.

— А как вы оказались там?

— Меня пригласили в следовательскую бригаду в качестве эксперта. Из двадцати человек экспертов двое непривычных к таким зрелищам потеряли сознание.

Мэй смотрел в иллюминатор: удивительное, чудесное зрелище представлял собой великолепный корабль, после долгой разлуки вновь представший его глазам.

«Это будет. Один счастливый шанс — и мы снова вместе. Все должна решить судьба», — подумал он.

Пусть ему повезет, пока он еще молод и в расцвете сил. Миг расцвета так короток, и хочется успеть как можно больше.

«И тогда я уйду, и буду с тобой до самого конца».

— Вы только посмотрите, — прервал его размышления Чиба.

Мэй посмотрел в сторону, куда указывал спасатель.

— Похоже, перед нами прибыла какая-то особо важная делегация.

— Не помешаю ли тебе, Мэгги? — саркастически пробормотал Мэй. — Быть может, первый министр Консула собирается повязать Медаль Чести на твою прелестную шейку? А тут еще я в разгар таких событий, как гром с ясного неба. Ничего себе история? И кто там повернет нос в сторону какого-то заурядного капитана коммерческого флота, который пришел просить за деревенского парня?

Ей не надо было ничего говорить. Достаточно одного взгляда. Ее ответ, ее первые слова он мог прочитать в ее глазах. Под длинными ресницами и в едва заметных лучиках морщинок, прятавшихся в загорелой коже.

— Да, — пророкотал Мэй. — Теперь я понимаю. — Он поднял глаза на второго пилота. — Давай обратно, высади нас на «Ангеле Удачи».

— Что-о? — поразился Чиба, не успев даже толком удивиться.

— Теперь мне все ясно. Все встало на свои места. Всяк шесток знай свой… У нее теперь другая жизнь — ничего общего с моей не имеющая. Когда она вернется на «Ангела Удачи», потянет на старое, и все воспоминания оживут в ней, Питер, потому что от таких воспоминаний никуда не уйдешь. Нам есть что вспомнить…

— Но, может быть, она сможет помочь вам, капитан…

— В том-то и дело, что она всегда спасала меня, а не я — ее. И, похоже, что я уже упустил свой случай помочь ей. Только вот когда? Вопрос.

— Не надо, капитан Мэй. Вы много сделали для…

— Вот именно, что «для»! Много сделал я в жизни «для», но пользы никому не принес. Я все делал лишь для себя. Так или иначе, я все делал для себя. И ни разу я не подумал: «А что бы это могло принести ей?»

Он посмотрел на контрольный рычаг.

— Так ты будешь поворачивать или мне сделать это самому?

— А как же Герцог?

— Ах да. В самом деле, «какжегерцог», как любит говорить Мистербоб. У вас же есть мозги. И у меня они вроде бы есть, и у Вонна. У каждого есть мозги. Все мы обладаем этим веществом. Наверное, настало время воспользоваться этими дарами природы.

Чиба только пожал плечами.

— Вы хозяин, дело ваше. — Он наклонился над рычагом, и «Хеджест Ридж» исчез из виду.

— Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз, — сказал Мэй.

— Вы бы для Роз сделали то же самое.

— Но я люблю Роз!

— И я люблю Мэгги. До сих пор люблю. Клянусь Пятой Зоной!

Чиба кивнул.

— Есть еще вопросы?

— Еще один, — сказал Чиба, склоняясь к капитану. Глаза его остановились на сухом, как галета, лице.

— Есть ли смысл в таком широком жесте, в столь великодушном поступке, если она даже никогда не узнает, что вы это сделали для нее.

Мэй похлопал спасателя по плечу:

— Вот в том-то и дело, дружище. Ты попал в самую точку.

 

5

С затуманенным взором сонный Баррис завел машину на парковочную площадку перед комплексом корпорации и выключил фары. Ожидавший его прибытия охранник тут же выскочил навстречу, но как только Баррис взмахнул карточкой, стражник моментально спасовал, уступая дорогу. Отмахнувшись от попытки проводить, Баррис прошел темными коридорами, в которых сгущалась и настаивалась тьма, прямиком в лабораторию, где нашел озадаченного Мелроуза, стоявшего перед одним из младших ассистентов штата.

— Выбрали время, — проворчал Баррис. — Поднять среди ночи после такого дня…

— Меня тоже выдернула из кровати.

— Кто?

— Она. Думаю, вам это покажется интересным. — Он протянул руку к ассистентке в кресле управления. — Давайте еще раз, Дина.

Женщина щелкнула по клавишам, и на главном экране появилось изображение камеры Герцога.

— Явные аномалии в поведении, — прокомментировала она ситуацию. Красный лакированный ноготь показал на монитор. — Обратите внимание: подопытный сидит на кровати, скрестив под собой ноги. Посмотрите, как ссутулены плечи, и глаза… особое внимание уделите глазам. Как они устремлены в концентрации.

— Будто в мире есть места более прекрасные, чем мы выделили ему.

Баррис посмотрел некоторое время и, наконец, хмыкнул.

— Значит, вы разбудили меня посреди ночи только ради этого зрелища? Хочу напомнить вам, доктор, и вашей ассистентке, что каждая минута моего времени стоит больших денег, и вы…

— Минутку-минутку. Вы посмотрите, что он делает.

— Что он дела… В самом деле, зачем это он так?

— Похоже, он грызет запястье. Он что, хочет перегрызть себе вены?

— Да не запястье, он жует рукав, — заметил Мелроуз, — если вы присмотритесь…

Герцог вытащил двумя пальцами что-то невидимое изо рта, как будто туда попал волос.

— Вы что, не кормите его? — хмыкнул Баррис.

— По-моему, он собирает нитки.

— Зачем?

— Не знаю. Может быть, собирается свить из них веревочную лестницу для побега, — предположила ассистентка по имени Дина, смущенно опуская ресницы.

— Прекрасно. Тогда урежьте ему пайку. Пусть ест свой костюм. Черт возьми, Винсент, вы что, не можете принять решения без меня?

— Мы вызвали вас совсем не поэтому, — сказал Мелроуз.

— Нам представляется, что подобное поведение вовсе не свойственно личности сидящего в этой камере Вильяма Уэшли Арбора. — подала голос Дина. Это не типичный для него образ поведения — медитация. Как известно, подобные упражнения свойственны людям иных профессий: спецслужб, например, пилотов и прочее…

Баррис прищелкнул языком.

— Ну, конечно, за эти несколько дней, что он у нас в гостях, мы его изучили со всех сторон…

— Не со всех, — вмешалась Дина, не обращая внимания на сарказм Барриса. — Но мы уже составили детальную опись его движений, поз и поведенческих мотивов.

Хрупкие женские пальцы вновь пробежали по клавиатуре: главный экран озарился другой картиной. Здесь снова был Герцог: он расстегнул молнию и завязал куртку узлом на поясе. Узник стоял в камере голый по пояс, словно собирался заняться гимнастикой.

— Мое время — это очень большие деньги, — напомнил Баррис.

— Нет, вы только посмотрите, — воскликнул Мелроуз. — Право, это стоит того!

Пока они наблюдали за передачей «Арбор в действии», Герцог присел на колени перед унитазом, залез правой рукой и стал нащупывать что-то в сливном бачке.

Дина нажала на кнопку «пауза» — и изображение на экране замерло. «Арбор, захваченный врасплох».

— Типичная манера концентрации Арбора. Блуждающий, устремленный вдаль взгляд, направленный на что-то исходящее из кончиков пальцев. Мы зафиксировали эту картинку множество раз, когда он обшаривал в разных углах камеры. Он ищет что-то. Может быть, это, опять же, средства для побега?

Баррис откровенно зевнул, не прикрывая рта.

— Простите, но меня это не впечатляет.

— Это ваша вечная проблема, — сказал Мелроуз. — Вы никогда не проявляли любопытства, как ваш папа.

— У отца не было моих денег. Так что неплохой обмен, я считаю: любопытство на деньги.

— В таком случае… Дина, покажи мистеру Баррису следующий фрагмент.

— Даже не знаю, и не могу обещать, что он произведет на меня впечатление, Винсент.

— Спокойно, — сказал Мелроуз. — Вы хотите убедиться в том, что наш препарат работает? Так вот: мы продемонстрируем вам его в действии. Вы воочию можете убедиться.

На экране снова возник Герцог, словно герой телевизионного сериала. В этот раз он покинул ряды нудистов — ибо был облачен с головы до ног в свой костюм. Медленными неторопливыми кругами он расхаживал по камере.

— Ах вот оно как, — прокомментировал Баррис. — Вот он, значит, как скучает. Еще раз спасибо, что разбудили.

Дина щелкнула тумблером, и появился звук: приглушенный, перебиваемый каплями, бормотанием воды в бачке унитаза и постаныванием воды в трубах. Послышались шаги Герцога и затем его голос:

— Эрик?

Он продолжал расхаживать по камере, пристально заглядывая в каждый угол. Как будто рассчитывал встретить там знакомое привидение.

— Эрик, где же ты?

Затем он замер на секунду, руки бессильно свесились по бокам, взгляд сосредоточенно устремлен куда-то вдаль. Казалось, он замер перед камерой.

— Да, черт тебя возьми, Эрик! — Герцог нахмурился.

В этот раз «паузу» включил доктор Мелроуз. Изображение на экране замерло.

— Вот оно. Три раза. Он отчетливо повторил: «Эрик». Как будто звал Эрика Диксона.

Баррис покачал головой.

— Когда вы начнете соображать, — Мелроуз сердито защелкал кнопками. Включенная в режим перемотки запись продемонстрировала Герцога, оживленно скакавшего по камере. Стало заметно, что руки его двигаются так, словно бы он отыскивает способ вырваться на свободу, рвет перед собой невидимые путы. — Мелроуз включил нормальную скорость в режиме воспроизведения. Теперь смотрите… — изрек доктор.

Герцог медленно повернулся на каблуках:

— Значит, ты просто впал в маразм…

Голос Герцога звучал несколько странно, в более низкой тональности. При этом очень правдоподобно. Присутствующие испытали ощущение, схожее с тем, что называется «бегущие по спине мурашки».

— …Или потерял голову от выпивки. Неужели ты думаешь, что у него нечем на это ответить? Я не поверю ни на минуту, что он собирается ждать, пока я передумаю. Это лаборатория, Эрик, и мы — только лабораторные крысы.

Выражение лица Герцога также менялось на глазах у остолбеневшего директора корпорации.

После пары минут такого диалога с самим собой, Герцог задавал себе вопросы одним голосом и отвечал совершенно другим, Баррис сам нажал кнопку паузы и потер колючий подбородок, сложив руки на груди. Брился он всегда по утрам. Медленно, но верно озадаченное выражение на его лице сменилось улыбкой.

— Я хочу вернуться к нормальной жизни, — продолжал разговаривать Герцог.

— Конечно, — ответил он сам себе с усмешкой. — К двум феечкам, которых ты оставил на произвол судьбы.

Баррис снова остановил просмотр, пошевелил губами, озадаченно блеснул очками:

— Расскажите-ка мне подробнее.

— Все очень просто, — заговорил Мелроуз. — Каждый человек вырастает в определенном культурном субстрате или слое, и субстрат этот, как и окружение, являются уникальными. Всем нам приходится говорить, но при этом мы по-разному используем голосовые связки. А некоторые люди сверх того, еще одарены мимически…

— Но что это за голос, которым говорит Арбор? Что-то до боли знакомое… Неужели…

— Эрик Диксон, — сказала Дина. — И звучит он так странно, потому что ему приходится пользоваться чужими голосовыми связками. При этом меняется тембр и ритм речи. А также ее тональность. Из-за всего этого и странное звучание. Такое дано только чревовещателям, но перед нами не тот случай. В биографии Герцога Вильяма Уэшли Арбора нет следов путешествия с бродячим цирком. Спрашивается — откуда он мог получить подобные навыки?

Баррис рассмеялся:

— Значит, этот странно медитирующий человек — вовсе не Вильям Уэшли Арбор. — Тут он запнулся на секунду и зажмурился, словно не желая верить своим глазам: — Эрик Диксон. Добро пожаловать из царства мертвых.

— Лучше не скажешь — осторожно вставила ассистентка.

— Возможно, это не воскрешение из мертвых, — заговорил Мелроуз. Потому что если перед нами не его душа — если таковая субстанция вообще существует, — то уж, по крайней мере, его личные воспоминания.

— Да и черт в ней, с душой, — произнес Баррис. В одном из небольших экранчиков, окружавших центральный монитор, он отыскал изображение камеры в реальном времени. — Нет, вы только посмотрите на него, и вы еще будете мне рассказывать, что это всего лишь память?

— Память плюс инстинкты, — дополнила девушка. — Пока нет уверенности в том, находится ли в норме душевное состояние самого мистера Арбора.

— Очень может быть, что он полагается на воспоминания Диксона в распутывании ниток на рукаве, используя соответствующие инстинкты.

— В таком случае, что вы можете сказать об этой беседе. Как она вам? поинтересовался Баррис. — Ведь что-то происходит в голове этого парня, неподвластное уму?

— Возможно, это лишь догадка, — встрял Мелроуз, — но вполне вероятно, что в подходящих условиях вторая личность может возобладать над хозяином тела.

— Значит, у нас в камере окажется сам Эрик Диксон. Собственной персоной.

— Его память. И у нас нет никакого способа узнать это на данном этапе.

— Да уж, — Баррис направился к маленькой двери.

— Нам нужно собрать данные, чтобы получить более полную картину происходящего.

— Как раз именно этим мы и собираемся заняться. Пойдемте со мной, Винсент. Зайдем, поговорим с ним.

— Поговорим? — Мелроуз сделал неуверенный шаг к двери. — Вы уверены…

— Вы же ученый. Право, даже стыдно за вас, — сказал Баррис с вызовом. И, подталкивая Мелроуза в спину, повел его к лабораторному карцеру.

Мелроуз замешкался на секунду, затем напоследок повернулся к Дине и неуверенно сказал:

— Подключите Форсунки Усмирения, и если что пойдет не так, заполните камеру сонным газом.

— Да ничего не случится, — Баррис налег на дверь, плотнее запирая ее. Если все идет в соответствии с тем, что вы мне рассказали, я хочу зайти и поговорить с этим человеком.

— Поговорить с его воспоминаниями, — поправил Мелроуз. — Тут есть существенная разница. Помните, он был одним из первых, а вот уже минуло десятилетие со времени набора первой Серии. Так что мы собираемся беседовать с воспоминаниями человека, утерянного с четверть столетия человеческой истории.

— Да, — неохотно согласился Баррис, уже готовый столкнуться с любой загадкой, с любым временным и житейским парадоксом. — Трудно примириться с тем, что этот парень, написавший приключения Несгибаемого Белого к фильмам, уже давно мертв.

— Дело обстоит куда серьезнее, — сказал Мелроуз, останавливаясь перед дверью, ведущей в камеру Герцога. — Эрик Диксон был пилотом во время Арколианской войны. Так что надо быть осторожнее и не проговориться об Альянсе.

— Да что за чушь! — возмутился Баррис. — Ведь он еще был жив в то время, когда Альянс был подписан. Не забивайте мне голову чепухой.

— И все же, — настаивал Мелроуз. — Не упоминайте, пожалуйста, о прибытии в наш мир Арколианской делегации. Ведь он происходит из времен, когда арколианцы были Врагом Номер Один.

— Да-да, ну, конечно. — Баррис вставил карточку в замок. — Можно подумать, в обычных разговорах так часто задевается эта тема.

Заключенный по-прежнему сидел на койке и грыз рукав. От этого занятия его отвлек скрип открываемой двери. Он неспешно повернулся к двум посетителям. Взгляд его был холоден и равнодушен.

— Что случилось? — спросил Баррис игривым тоном. — Винсент вас плохо кормит?

Уже не обращая внимания на растерзанный рукав, Герцог опустил руку и оглянулся.

— В самом деле странно, — сказал он хрипло. — Ведь я вас знаю.

Прежде чем Баррис успел раскрыть рот, Мелроуз поспешил навстречу:

— Что ж тут странного?

Заключенный задорно блеснул зубами.

— Потому что, могу поклясться — в жизни не встречал никого из вас.

Мелроуз с Баррисом переглянулись.

— Может, где-то в гостях, на вечеринке, — предположил Мелроуз. Виделись где-нибудь, но не были друг другу представлены.

Герцог зажмурился.

— Нет. — Он медленно покачал головой. — Я точно помню. Последняя вечеринка, на которой я присутствовал… — тут он замолк и нахмурился.

Баррис шагнул вперед, но Мелроуз удержал его, протянув руку:

— Расскажите нам об этом.

Герцог открыл глаза.

— Я напился и ударил какого-то парня, который думал, что он крутой. А потом…

Он поежился.

— Была там кое-какая проблема.

Баррис отстранил руку Мелроуза и закончил свой шаг вперед.

— В таком случае, может быть, нам лучше представиться? Имя Баррис вам что-нибудь говорит?

Ответом был продолжительный смех. Баррис улыбнулся:

— Это значит «да»?

— Макси Баррис?

— Максимилиан. Да.

— Малый, да я даже имел честь пожать ему руку. Черт возьми, а я-то думаю, откуда дует ветер… Он пришел ко мне с какой-то совершенно сумасшедшей историей о том, что ему, видите ли, понадобились мои мозги, после того как я гикнусь. Он хотел делать с ними какие-то медицинские опыты. Что-то вроде помощи олигофренам.

Мелроуз кивнул:

— Действительно, таково было первоначальное намерение. Операция в самом деле начиналась с программы помощи умственно отсталым.

Последовал новый взрыв смеха.

— Да, старина Баррис, знаменитый городской сумасшедший. Он предложил мне — вы не поверите — двадцать пять тысяч кредитов за то, что он назвал «посмертными правами» на мой мозг. Я, естественно, согласился. После этого мне вмонтировали в затылок такой ма-аленький микрочип, верно, для того, чтобы он были в курсе, когда я буду умирать, и пришли забрать меня. Я даже не знаю, что вышло потом из этой истории. Верно, эти черти в самом деле забрали меня. Потом, наверное, сами пожалели об этом. Но, черт возьми, на деньги Барриса я устроил такую пьянку… Короче, как следует проспиртовал мозги перед тем как оставить их в пользование этому типу. — При этих словах Герцог посмотрел мечтательно вдаль, и глаза его потеплели. — К тому же в голове у меня много всякого, что лучше забыть. Но, черт побери, это все, что я могу вспомнить.

Ученый выждал момент, затем протянул ему руку:

— Я Винсент Мелроуз.

— Доктор? Винсент Мелроуз? Тот самый парень, который вживлял мне в голову растреклятый чип слежения? — он рассеянно поскреб в затылке, точно пытаясь найти то самое место. — Куда, черт возьми, он подевался? — Тут Герцог снова посмотрел на ученого и пожал плечами. — Но вы не доктор Мелроуз. Этого не может быть. Мы виделись с ним совсем недавно — это был молодой еще парень…

— Время меняет людей, — философски изрек Мелроуз.

Герцог повернулся к Баррису.

— И потом, я голову кладу об заклад — вы не Макси Баррис. Ясное дело. Может, вы его единственный сынуля, с которым меня знакомили?.. Этот десятилетний монстр с характером мокрицы. Так хотел встретиться со мной, что в штаны написал, а потом этот маленький ублюдок укусил меня за локоть. — Он закатал рукав и продемонстрировал. — Видали? — посмотрев на укушенное место, он сообщил: — Видимо, затянулось.

— Неважно, — вмешался Баррис. — Мы бы с доктором хотели, чтобы вы поучаствовали в нашей беседе. Вы ничего не имеете против? Поболтаем о том, о сем…

— Почему бы нет? Ведь это вы устроили вечеринку. — Он гостеприимным жестом обвел камеру. — Располагайтесь. Жарить ничего не будем? Кроме меня, здесь другого мяса нет. А вот выпить, жаль, нечего.

Баррис и Мелроуз одновременно посмотрели на единственный стул. Мелроуз не тронулся с места, пока Баррис не кивнул ему, разрешая, как старшему, занять место.

— А вы? — спросил Баррис. В некотором замешательстве он посмотрел на Герцога. — Мы же представились, отчего бы теперь вам не назвать свое имя.

— Да вы и так уже знаете, кто перед вами. Иначе бы не пришли сюда. Герцог выдернул нитку из рукава. — Еще одна.

— Очень бы хотелось, чтобы вы больше так не делали, — сказал Баррис. Это стоит денег.

Герцог посмотрел на Барриса и, испустив издевательский звук, сплюнул обрывок нитки на пол.

— Что это вы со мной вдруг стали так чутки и отзывчивы? Начинали-то с наскоком.

Мелроуз заерзал:

— Простите, мистер Диксон, но я хотел бы еще раз вернуться к вопросу… Вот вы сказали, что мы до сих пор, вплоть до этого дня никогда не встречались…

Герцог махнул в сторону Барриса:

— Это я про него. С вами у нас уже была встреча.

Мелроуз кивнул.

— И еще вы говорили о своем предубеждении к личности мистера Барриса. Не могли бы вы объяснить свою позицию?

Герцог рассмеялся. Ухватив нитку ногтями большого и указательного пальца, он стал вытягивать сверхпрочное волокно. Рукав стал понемногу уменьшаться. Добрых двадцать сантиметров вышло из него, прежде чем нить оборвалась. Он чертыхнулся. — Этот зануда мне сразу не понравился.

— Но ведь я только хотел заметить вам, что вы наносите ущерб имуществу компании. Моей компании.

— В самом деле?

— Да. Потому что все это, — и жестом Гарун Аль Рашида Баррис обвел узкие тюремные стены, — принадлежит мне.

Герцог покачал головой.

— Первое впечатление, которое у меня сложилось: вы — обыкновенный воришка. Безмерно эгоистичный, самовлюбленный хорек, который все тащит в свою нору и при этом еще хочет, чтобы все вокруг этому радовались и гордились им. Что с того, что кому-то для вашего преуспеяния приходится трудиться до седьмого пота, чтобы принести и сложить что-то у входа в нору жадного и эгоистичного хорька. Причем, тот даже не выйдет поблагодарить.

Отложив нитку в сторону, он потер рукавом переносицу.

— Черт. Голова раскалывается.

— И какие еще чувства вы испытываете к мистеру Баррису? — продолжал расспрашивать Мелроуз, кивая головой, как профессиональный психолог.

— Что еще? Да ничего особенного. Просто, что он большая жирная жаба. Присосалась ко мне и ведет разговоры в свое удовольствие о том, кто я да откуда, как будто я не знаю, что он сделал со всеми, кто когда-то прежде занимал это помещение.

— Что… — начал Баррис, но увидел предупреждающий жест Мелроуза. Он кивнул и ученый продолжил:

— Кем вы были, мистер Диксон?

Герцог намотал нить на указательный палец, проверяя ее прочность. Костюм был сделан из сверхпрочного волокна, и такие нитки можно было только перегрызть, но не разорвать, тем более короткие. Хотя качество костюмов, в которых Баррис содержал подопытных, было невысоким — иначе бы нитки не выдергивались сами.

— Что ж, не буду прибедняться. Я пилот, космолетчик, был и останусь им. Причем не из последних мастеров этой профессии. Вы слыхали когда-нибудь о Вратах Беринга? Это моя работа. У меня была полная грудь медалей — остались где-то в коробке из-под сигар. Короче, слово герой что-нибудь говорит вам?

— Понятно, — Мелроуз кивнул Баррису.

— А как насчет других, о которых, вы тут рассказывали? — спросил Баррис. — Вы сказали, будто знаете что-то о тех, кто прежде сидел в этой клетке.

— Ну, знаю, — хладнокровно пожал плечами Герцог, поморщившись. — Вы хотите сказать: отвечай, мол, за базар. Отвечаю. — Он еще раз передернул плечами. — Какого черта! Я сказал, что знаю, по крайней мере, об одном человеке, которого вы держали в этой камере против его воли и приложили немало усилий, устроили здесь целый карнавал, чтобы запугать его. Что-то устроили с… — Тут его лицо побледнело, и он покачнулся.

— Вам плохо? — сказал Мелроуз, поднимаясь со стула.

— Кучей записей. Похоже, я получил доступ к определенным воспоминаниям и стену из тумана, за которую не пробиться. — Он потряс головой, и мир вновь стал цветным. — Но все равно, вы не знаете, что мой друг прошел через такое, чего вам и не приснится, и тем не менее, находится в отличной форме.

— Как имя вашего друга? — быстро спросил Баррис.

Герцог покачал головой.

— Э-э, нет. Я в такие игры не играю. Мы все знаем, о ком мы говорим:

— Тогда оставим этот вопрос в стороне, — поспешил Мелроуз. — Расскажите нам, как вы встретились.

Герцог зажмурился и почесал в затылке.

— Странно. Первое, что помню о нем, я пытался показать ему, как сделать перегрузку реакторов корабля для того, чтобы получить хороший толчок.

— Вы что — намеренно пытались уничтожить корабль?

— Нет, — рассмеялся Герцог. — Я освоил этот трюк, когда мы уносили задницы из системы Беринговых Врат, после того как вошла вторая колонна. Арколианский штурмовик преследовал нас, одного за другим. Они блокировали троих из нашего звена, и постепенно добрались до меня. Эти ублюдки хотели заарканить меня, и так бы оно и случилось. Ну, а я сделал им подарок на прощанье. Я менял фазы одну за другой, пока реактор моего корабля не превратился в небольшую водородную бомбу, и тогда я отстрелил ее им навстречу. После чего, скажем так, не всем удалось уйти.

— И вы, значит, пытались обучить его такому маневру?

Герцог кивнул и затем снова ушел в работу, приступив к вытягиванию из рукава очередной нитки.

— Мистер Диксон, — Мелроуз решился на еще одну попытку разговорить собеседника. — Вы позволите нам с мистером Баррисом оставить вас на некоторое время. Нам надо кое-что обсудить.

Еще пять сантиметров нитки выползли из рукава и тут же оборвались.

— Если вы хотите говорить обо мне, то можно и здесь, чего стесняться.

Баррис пожал плечами:

— Да и мне, в общем-то, все равно.

— Не думаю, — сказал Мелроуз, строя Баррису отчаянные рожи, — что уважаемый мистер Диксон сможет оценить медицинскую терминологию, которая понадобится нам для обсуждения предмета нашего разговора. Лечебные процедуры…

— Это вы называете «лечебными процедурами»? — спросил Герцог.

— Справедливое замечание, — согласился Баррис.

— Не думаю, — произнес Мелроуз сквозь стиснутые зубы, — что мой уважаемый коллега понимает всю серьезность положения. Прежде чем я смогу вынести окончательный диагноз, мне нужно посовещаться с ним.

— Мне эта мысль не нравится, — честно сообщил Герцог.

— Винсент, — покровительственно произнес Баррис. — Ну как так можно? Вы расстраиваете нашего гостя.

— Я не гость, а заключенный, — поправил Герцог. — И уже расстроен и сердит. Так что остальные закорючки мне просто побоку. — Он извлек еще одну нитку длиной в двадцать сантиметров и стал хлопать по кровати в поисках первой.

— То, что мы видим перед собой — чрезвычайно важно, и я не хочу говорить об этом всуе. Это еще не исследованный постэффект дистилляций, почти торжественно объявил Мелроуз.

— Очень жаль, что я не смогу оценить этого вашего… постфакта, сказал Герцог. — Жалкое подопытное животное.

— Хорошо, доктор, я понял, — кивнул Баррис. — Мистер Диксон, прошу вашего прощения…

— Нет, — сказал Герцог, вставая. — Его вам не видать как своих ушей.

— Ну что ж, — взаимно оскалился Баррис, — выбор у вас не такой уж большой.

Мелроуз поспешил встать меж ними.

— Ну, ну, полноте. Если вы послушаете старика доктора, уверяю, что все можно будет решить миром к общему удовлетворению.

— Насколько я понимаю, — объявил Герцог, — это самое поганое слово на земле: «общее удовлетворение». Вы заперли нас в клетке и думаете, что имеете право экспериментировать на нас с Герцогом, сколько пожелаете. Что ж, в таком случае есть еще кое-что, чего вы не учли.

— Это дело пособников Герцога, — спокойно ответил Баррис. — Вас это никак не касается.

— Это вы так думаете. Я тут получил доступ к воспоминаниям о них, хотя черт меня раздери, если я понимаю, откуда они взялись.

— Вот в этом-то и состоит ваша общая проблема, — поспешил с объяснениями Мелроуз, подталкивая тем временем Барриса к выходу. — Думаю, что мы продолжим нашу беседу чуть позже. В другое время.

— Нет, — крикнул им вслед Герцог. — Вам предстоит вести переговоры с одним человеком. Со мной. Я — единственный действующий агент для нас обоих, защищающий наши интересы: мои и Вильяма Уэшли Арбора.

— С Герцогом мы уже говорили, что… — начал Баррис.

Мелроуз тут же схватил его под локоть.

— Надо немедленно стереть запись этого разговора! — яростно зашептал он шефу.

Баррис стряхнул руку ученого.

— Проблема в процессах, происходящих в уме этого субъекта, успокаивающим тоном продолжал Мелроуз. — Когда мы вошли, у него не было никаких воспоминаний о нас, и он, казалось, знать не знал о наших намерениях. И за несколько минут он становится совсем другим… Думаю, здесь идет взаимный телепатический обмен информацией. Баррис посмотрел на Мелроуза:

— Думаю, мы столкнулись с проявлениями сложного механизма памяти, который еще не открыл людям всех своих загадок.

— Совершенно согласен. Либо процедура картографии мозга и извлечения памяти оказалась неэффективной, либо мы столкнулись с проявлением странной и непредвиденной синергетической реакции.

— Память, обучающаяся от памяти?

— Именно. И этот процесс еще предстоит изучить…

— Вы так считаете? — громким голосом вмешался в эти дебаты Герцог. Кстати, вы обо мне еще не забыли? Разговариваете, как при лабораторной крысе…

Баррис прокашлялся.

— Просто доктор Мелроуз боится, что я вас раздражаю.

— Я был раздражен в момент, когда понял, что очутился в этой паршивой клетке. Как цыпленок в полиэтиленовом пакете. С Герцогом мы поговорили, он парень вполне ничего. Только не знает, что делать дальше и как выкручиваться. Он надеется, что друзья его наконец сообразят, куда его упрятали, и устроят здесь небольшой погром. Он считает, что это лишь дело времени, рано или поздно они придут на помощь.

С этими словами Герцог, мягко устранив Мелроуза со своего пути, подошел к Баррису вплотную.

— Мы оба знаем это, не так ли?

— Что вы хотите этим сказать? — холодно отвечал Баррис.

— Мы оба в курсе, что они уже сообразили, куда вы упрятали Герцога. И это лишь вопрос времени — нескольких часов. И кое-кто может жизнью заплатить за свою беспечность.

— Ну, это мы еще посмотрим, кто кому будет платить.

— Ну что ж, лучше попытаться сбежать с куском мяса во рту, не так ли? Геройский вы парень, Баррис! Я уверен, вы что-то уже замыслили.

— Вопрос не в глаз, а в бровь, — сказал Баррис, — Значит, хотите узнать мои планы?

— Уверен, что мои планы здесь не имеют значения, — сказал Герцог. Наверное, я никогда не выйду из этого здания живым. Но и вы можете не выйти.

В этот момент оба они — Баррис и Мелроуз — ощутили холод камеры, в которой содержался подопытный.

— Впрочем, это вас пока не беспокоит, пауки от науки. Для вас ведь главное — высосать из человека все, что вам надо, — расхохотался Герцог.

— Интересно, — заметил Баррис. — Значит, эта ситуация кажется вам забавной.

— Забавной — ни в коем случае! — Холодный взор был ответом на это замечание. Мелроуза потрясло, как выражение на лице одного и того лее человека может меняться с такой быстротой. Был это Диксон или слабые признаки борьбы Герцога за обладание своим телом?

— Впечатлен, — сказал Баррис. — Что же такого знаете вы, чего не знаем мы, хотелось бы узнать.

— Интересно?

— Просто умираю от любопытства.

— Вы потратите все оставшееся вам время на нас с Герцогом и упустите главное. Это то, что мне известно совершенно точно. Поскольку это неизбежно.

— Похоже, беседа зашла слишком далеко, — предупредил Мелроуз. — Нам пора.

— Еще одно, — сказал Баррис с пылающим от гнева лицом.

— Он манипулирует вами, — приглушенным голосом предупредил Мелроуз.

Герцог вызывающе рассмеялся: раскатисто и во весь голос.

— Да, черт тебя возьми, — Баррис рванулся вперед, но Мелроуз удержал его.

— Псевдоаза, — произнес Герцог. — Это лучшее, что придумал старик?

— Это не мой отец, — сказал Баррис. Он уже успокоился, и Мелроуз выпустил его. — Это был Ловелл.

— Не имеет значения.

— Псевдоаза была первоклассным ферментом! — закричал Баррис. — Она сохраняла дистиллированное знание от разрушения иммунной системой и упрощала абсорбцию ее мозгом…

— Вы что, не видите, что он с вами делает? — завопил Мелроуз.

— Поздно. Я уже сделал это. — Герцог встряхнул головой. — Когда вы подумали об этом. Итак, псевдоаза — это суррогат.

— Суррогат чего?

— Генетического кода.

Напряжение внезапно оставило тело Барриса, и он разделил смех со своим противником.

— Вот это суррогат так суррогат! Великолепно сказано. Вы на верном пути, мой милый. Герой-космолетчик, который едва смог окончить последние классы школы, собирается поведать мне о том, что такое генетический код.

— Герцог мне все рассказал.

— Деревенский паренек с планеты класса «С»…

— Герцог освоил азы генетики, хотя не может состязаться со студентом колледжа, специализирующимся по этому предмету. Но он парень с головой и придумал ход, как можно улучшить воздействие ваших Дистилляций. С помощью генной инженерии, реконструируя протеиновые цепи.

— Ну, и дальше? — усмехнулся Баррис, но уже с заметно изменившимся выражением лица. Казалось, сарказмом он пытался прикрыть искреннее любопытство.

— Дальше я не совсем понимаю терминов, в которых разбирается только он. Что-то насчет сращения тканей и перекрестного управления группами крови.

— Хорошо сказано: «что-то насчет». Что ж, вы почти что на верном пути, — заметил Мелроуз.

— Единственная трудность — взломать код, — заявил Баррис. — А это уже не смешно. Ученые посильнее Ловелла пытались взломать его веками, и ничего не смогли продемонстрировать, кроме лопнувших кровяных сосудов. И пока ваш приятель не имеет в кармане ключа к генетическому коду, завернутого в бумажку, лучше прекратим бесполезные рассуждения. — Победоносно встряхнув головой, он направился к выходу.

— Но этот ключ есть… — сказал Герцог ему в спину.

Последовало молчание.

— У арколианцев.

В камере воцарилась тишина.

— Различные формы инопланетян: А, Б, и С — они ничем не отличаются от соответствующих групп фауны. Особым образом сконструированные генной инженерией для особых задач. Е-формы, например, были придуманы специально для общения с нами.

Баррис медленно повернулся к нему: лицо его было бледным.

— Вы не сможете этого доказать.

— Планы Герцога состояли в том, чтобы возвратиться в свой родной мир, но он подумывал и о том, что неплохо попытать счастья и здесь: выйти на связь с Арколией, чтобы попробовать… убрать меня из своего мозга.

— Эх вы, мечтатели. Нет такого способа…

— Зато есть арколианец по прозвищу Мистербоб, который входит в состав делегации, прибывшей несколько недель назад. Он откололся от своей группы, чтобы изучить нас и наши природные реакции.

— Вы не понимаете, о чем говорите. Охрана…

— Никакой охраны, мистер Баррис. Он путешествует с коммерсантом и его командой. И зовут этого коммерсанта капитан Джеймс Мэй.

Баррис посмотрел на Мелроуза. Мелроуз покачал головой, отступил назад и заблокировал замок на двери.

— Введите собак, если вы мне не верите. А еще лучше, свяжитесь с Арколианским посольством и попросите встречи с посланником Мистербобом. Уверяю, окажется, что его пока нет, и никто не знает, когда он вернется.

Мелроуз молча и почтительно протянул руку Герцогу. Тот, посмотрев на доктора глазами пилота, ответил решительным рукопожатием.

— Вы замечательный человек, мистер Диксон. — Мелроуз повернулся и, положив руку Баррису на плечо, попытался направить его к выходу. — Мы еще вернемся к нашему разговору.

Герцог вскинул пальцы к бровям.

— Честь имею, мистер Мелроуз.

— Поразительно! — выпалил Мелроуз, как только дверь за ними захлопнулась. — Просто поразительно. Взаимодействие двух совершенно различных структур памяти, двух разных личностей в одном теле! Это что-то неслыханное, новое слово в науке. И все это происходит буквально у нас на глазах.

— Ну что вы раскудахтались, милый…

— Но это такой шанс…

— Вы, я вижу, уже размечтались о Нобелевской премии. Не забывайте, какие трудности это может принести.

Баррис замолк. Он мыслил. Как это ни странно, перспективы не радовали его.

— А какой манипулятор! — продолжал восхищаться Мелроуз. — Это просто что-то! — говорил старый ученый, пытаясь расшевелить угрюмого собеседника. Он просто прочел ваши мысли и направил вас туда, куда ему было нужно. Я не знаю, что это за особый интуитивный дар, который, быть может, унаследован от Диксона или получен в результате ассимиляции новой личности, но всего через несколько минут он знал вас как облупленного!

Баррис остановился пред дверью в операторскую.

— Никакая это не интуиция, — угрюмо произнес он, — Он просто знал меня на самом деле. Этот сукин сын сокрушил меня, Винсент, и я никак не могу остановить его.

Мелроуз успокоительно потрепал его по спине:

— Давайте сначала просмотрим досье Диксона. Это был довольно-таки необычный человек, о способностях которого нам немногое известно. Надо сначала как следует изучить — по мере возможности — этого человека. Вот увидите, тогда мы сможем подойти к делу совсем с другой стороны.

— Я в самом деле тогда укусил его, — признался Баррис. — И он это прекрасно помнит. Я бы никогда не вспомнил этого случая — но он вынудил меня вспомнить. Все, что я помню, папа обещал мне встречу с настоящим героем космоса и когда он подвел меня к этому человеку… Нет, конечно, тогда он выглядел совсем по-другому… — Тут его охватили воспоминания, и он замер на пороге операторской. — Но человеку свойственно ошибаться, и Диксон совершил одну серьезную ошибку. Он раскрыл нам свои карты и ничего не попросил взамен.

— Не уверен, — отозвался Мелроуз.

— Что происходит? — Дина растерянно смотрела на них, вскочив из кресла с управлением. На всех экранах, в том числе и на главном, сейчас было одно и то же изображение: камера Герцога.

— Потом, потом, — Мелроуз махнул девушке рукой, указывая место дежурной.

— И, если у арколианцев в самом деле есть генетический код, то он будет и у меня, — пробормотал Баррис. — И вы, Винсент, готовьтесь. Мы вместе появимся в совете директоров и посмотрим, что они скажут, узнав, что принес им изгнанник, их отверженный сын. Это будет невиданный рывок, который выведет корпорацию на передовые позиции не только в науке, но и в политике, помяните мое слово. Сегодня, быть может, Винсент, мы сделали шаг на несколько ступеней вверх! Да что там ступеней — перескочили несколько лестничных пролетов! Теперь этот совет зажравшихся толстяков не сможет больше игнорировать моего существования. Ну, я им теперь покажу! Я верну себе имя отца и его капиталы!

— Вам не кажется, что вы кое-что упустили из виду? — спросил Мелроуз. Ведь все ваши планы зависят от результата встречи с арколианцем и от того, сможете ли вы договориться с ним.

— Я устрою эту встречу с арколианцем, — сказал Баррис, — и поможет нам в этом не кто иной, как… капитан Джеймс Мэй.

— Вы что, верите в то, что сказал вам Диксон?

— У меня нет причин не доверять ему. Мои люди, конечно же, проверят все данные, и тогда у меня будет свой арколианец для дальнейшей работы. — Баррис говорил с уверенностью ребенка богатых родителей, знающего, что нет игрушки, которой нельзя было бы купить.

— Между прочим, существа, о которых вы говорите — мыслящие. Выражение «приведите собак» относится не к ним, а к людям, которым знакомо их коварство. И вы никогда не сможете получить арколианца во владение. И вряд ли сможете нанять его на работу.

— Я сделаю то, что посчитаю нужным, — сообщил ему Баррис. — Там посмотрим. Ведь мне принадлежит человек, который весьма дорог Джеймсу Мэю. Посмотрим, как много значат для него личные отношения.

— Но нам еще предстоит изучить результаты дистилляции…

— Забудьте о дистилляциях, — проворчал Баррис, — Получив ключ к генетическому коду, никто не станет печься о каких-то там дистилляциях.

Мелроуз отважно выставил палец вслед Баррису, покидающему операторскую:

— Смею вас заверить — вы на ложном пути! Это лишь мечтания. Диксон направил вас по заведомо ложному следу!

— Я всегда на шаг впереди вас, Винсент, — рассмеялся Баррис и захлопнул дверь.

— Это в самом деле или мне только послышалось? — спросила Дина. — Все, что тут говорилось насчет генетического кода и контакта с арколианцами?

Мелроуз нервно зашагал из угла в угол, словно что-то искал. Он осматривал все мониторы, настроив режим «все объекты», затем включил этот же режим локализование: «один объект» — при этом все камеры показали Герцога в разных ракурсах.

— Ваша задача, Дина — постоянное наблюдение за этой камерой. Об остальном пока можете забыть. Все время бессменно наблюдайте за этим парнем в камере. Время для сбора данных катастрофически ограничено.

— Но что происходит? Там что — в самом деле Диксон?

— Диксон там или кто-то другой, сейчас не так важно. Главное, что материал сохранился не только в виде одних воспоминаний. Это не пассивные знания, а настоящая личность, которая захватила контроль над телом. Мы с Максом и не рассчитывали на такой эффект. Мы думали о передаче некоторых умений, навыков, инстинктов, которые мог бы ассимилировать слабоумный. О слиянии памяти, о настоящем тандеме, о кентаврической личности, о создании такого би-гомункулуса мы даже и не мечтали. Мы создали монстра — две личности в одном теле, причем постоянно развивающиеся, пополняясь и взаимодействуя друг от друга. Это Кастор и Поллукс в одном Ледовом яйце! Это буквально черт знает что, переворот вверх тормашками в научном мире и Нобелевская премия! Это совершенно новая личность, которая восприняла и абсорбировала знания и умения весьма умного и проницательного человека. Теперь я просто теряюсь в догадках; где тут Диксон, где Арбор, а где я. Какой-то гений светлый, невиданной красы прокрался незаметно в рабочие часы… В любом случае, дистилляции действуют сверх всяких ожиданий!

— Что происходит с мистером Баррисом?

— А-а, кратковременное помешательство. Наш друг из камеры научился манипулировать им. А Баррис теперь собирается делать то же самое с капитаном Маем, который очень озабочен дальнейшей судьбой нашего подопытного.

— Вы считаете, Арбор смог генетически сконструировать новую личность?

— Я не знаю, что он там конструирует, — ответил Мелроуз, — и на каком уровне — генной инженерии, молекулярном, психическом или еще каком другом. Все, что мне известно, — это то, что мы, похоже, заварили кашу, расхлебывать которую будет трудно, но интересно. А теперь, коллега, позвольте мне зашифровать этот блок записей.

 

6

Надпись на стене коридора гласила:

МАРГАРЕТ О'ХИРН

Мэй окинул надпись задумчивым взором, схватил толстый маркер, лежавший на столе, и вывел огромную букву «ха» крест-накрест.

— Ты так и не сказал, что она ответила, — проворчал Вонн.

— Неважно, — поспешил на выручку Питер Чиба. — Достаточно сказать, что она занята своими проблемами.

Мэй благодарно взглянул на своего спасителя и вычеркнул еще два слова: ЗАКОННАЯ АКЦИЯ.

— Думаю, что идею обращаться в СМИ стоит сразу отбросить, — заметила Роз.

— Вообще-то прекрасная идея, — сказал Вонн. — Много времени это не займет, а на голову Барриса вывалит целую тонну удобрений. Так что цели, можно сказать, достигнет. Ведь после всего, что он сделал для нас, он заслуживает увековечения в целой пирамиде… навоза.

— Никто не поверит в то, что нам удалось отобрать фиалы у Юэ-Шень, возразил Винтерс.

— Среди журналистов попадаются доверчивые люди. Таких «медяков», как я называю этих людей из масс-медиа, в царстве телевидеорадио и прочего вещания хоть пруд пруди. Они, как хорошо обученные ищейки, готовы сутками напролет гоняться за куском непрожаренной, сырой или просто тухлой информации, сказал Вонн. — Уж поверьте наемнику со стажем. Я сам не раз давал им интервью в окопах и рассказывал такие сказки, что ребята просто загибались от хохота. И что вы думаете — потом все просто балдели, вычитывая мои байки, правда, еще изрядно приукрашенные, в газетах.

— В этом-то я не сомневаюсь, — вздохнула Роз, ритмично пощелкивая пальцами, как она делала, когда находилась в задумчивости и бывала чем-то озабочена. — Только учите, что огласка может снова привлечь к нам внимание Юэ-Шень. И это значит крах всех наших планов, связанных со спасением Герцога. Посудите сами: какой смысл убегать из тюрьмы, чтобы стать мишенью на свободе?

Мэй вычеркнул еще одну надпись:

ОБРАЩЕНИЕ В СМИ.

— В самом деле, — сказал Мистербоб, пощелкивая своими клешнями в том же ритме, что и Роз. — Наш список быстро сужается. Я начинаю ощущать, что все склоняется к одному, джеймсоджеймс.

У Мэя возникло отчетливое и неотвратимое ощущение, что посланник благодарен ему.

Он повернулся и посмотрел на оставшиеся три пункта:

ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ, ФЕРОМОННОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ и ВОЕННЫЙ УДАР

Последнее было внесено в список по настоянию Вонна.

— Думаю, с этим все ясно, — сказал Мэй, перечеркивая политическое решение проблемы.

— Это как раз самое легкое решение задачи, — сказал Мистербоб. Подключив к делу наше посольство, мы сможем представить мистергерцога узником совести и потребовать политического убежища. Корпорации придется освободить его на общечеловеческих основаниях: на том, что вы называете демократией. С демократией не поспоришь. — Голова инопланетянина на тонкой шейке дернулась, как поплавок. — Замечательное решение проблемы.

— Слишком рискованно, — сказал Мэй. — Во-первых, уже потому, что шуму поднимется не меньше, чем от прямого обращения в прессу.

— Но мы можем не объяснять, по какой причине должен быть освобожден мистергерцог.

— Мы-то не будем объяснять, — сказал Вонн, — но этот ублюдок Баррис сделает этот сам. Поскольку это разрушит его коммерческую легенду об утраченных навсегда драгоценных фиалах, то можно не сомневаться, Юэ-Шень найдет наш адрес в любой газете.

— Вообще-то, мы как-то с ходу отмели дипломатию, даже не рассмотрев ее, как следует, — вмешалась Роз. — Например, Мистербоб путешествует с нами инкогнито, никем не узнанный и не опознанный. Между тем повсюду найдутся люди, которые станут охотиться за нами — или еще хуже — за самим Мистербобом.

— Вы мне льстите, — проворковал Мистербоб. — Жизнь в моем проявлении вовсе не имеет такой ценности, как в вашем прелестном теле.

— Жизнь в любом существе представляет собой огромную ценность, — сказал капитан.

— Если речь зайдет о том, — продолжала Роз, — что арколианец выступает против Корпорации «Сущность», то любой сумасшедший в пределах известной нам Галактики, противник Альянса, выступит в их поддержку.

— Баррису это понравится, — сказал Винтерс.

— И точно таким же образом, — сказал Мэй, вычеркивая «ФЕРОМОННОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ» — мы рискуем при этом, давайте не забывать, Мистербобом. Кроме того, нам никогда и ни за что не удастся подобраться так близко к корпорации, чтобы применить Мистербоба. И еще — здесь в дело вмешивается политика, которую мы зачеркнули. Еще не одно поколение сменится, прежде чем люди поймут, что арколианцы — друзья и существа, с которыми можно жить в мире и согласии. Воспоминания о феромонных атаках останутся далеко позади, и тогда воцарится спокойствие, и на землю придут мир и благость, и возляжет волк рядом с агнцем, съеденным им.

— Разумные А-формы обладают столь хрупкими умами, — задумчиво заметил Мистербоб. — У меня накопился уже пространный список вещей, которые могут повредить им сознание или сильно испортить настроение.

— Вы еще неглубоко копнули, — сказала Роз.

— Не будем ломать голову, — сказал Мэй. Он повернулся к стене и увидел последний пункт, начертанный на ней:

ВОЕННЫЙ УДАР.

Он испуганно покачал головой:

— Что-то мы разбежались. Кажется, перескочили несколько пунктов. Вернемся к обсуждению?

— Тем не менее, Мэй, — сказал Вонн, поднимаясь с места. — Ты видишь сам, все идет к тому, о чем я говорил в самом начале. И, поверь моему опыту, совсем не плохое — и, главное, не запоздалое решение. Максимум результативности и минимум опасности.

— Звучит парадоксально, — заметила Роз, впрочем, не сопротивляясь.

— Ты хоть сам понимаешь, что сказал? — спросил его Мэй.

— Конечно, некоторый риск присутствует, — согласился Вонн, — но так начинается любая военная операция. Все зависит от того, как будут развиваться события. Этот гад думает, что мы сломаем шею, беря его крепость. Он ждет. Но при этом сам не выступает с инициативой. Почему бы ему не обратиться в прессу, свободную печать и не заявить о нападении на его фирму? Не-ет, он боится огласки. Смотрите, как развиваются события дальше. Ведь ему придется признаться, что он противозаконно содержит под стражей человека. И его крепость-корпорация — тюрьма народов! Не говоря о еще более вопиющем факте — этот человек содержится под стражей лишь из-за фантастической истории о легендарных дистилляциях. У них будут связаны руки. Поэтому операция будет быстрой и локальной. Никаких правительственных войск, никакого подтягивания спецслужб: только Баррис и его охрана. Посмотрим, кто кого.

— Но ты забыл еще один возможный поворот событий, — заметил Питер Чиба, дотоле с уважением внимавший его словам. — Он не может позвать полицию и правительственные войска, это так, но он может позвать Юэ-Шень.

Вонн покачал головой:

— Не думаю, что он пойдет на это, да и Юэ-Шень не так уж нужны эти фиалы.

— Я не хочу, чтобы это случилось, — произнес Винтерс. Он весь как-то призадумался не на шутку о своем будущем. Осунулся, и даже уменьшился.

— А мы не забыли кое-что? — спросил Мэй. — Я ведь обратил ваше внимание, что военный удар — это совсем не то, что хотел Герцог. Вы помните его отношение к насилию. Почему бы нам не принять во внимание его позицию?

— Чет побери, — воскликнул Вонн, воздевая руки, — что касается своего нынешнего положения, сейчас Герцог сам не знает, чего он хочет, а чего не хочет. Ему не до моралей… он в клетке. Когда ты сидишь в клетке, тебе все равно, каким способом вырваться оттуда — моральным или аморальным. И если он вообще способен сейчас чего-то хотеть, то он хочет выбраться оттуда, он хочет просто свободы. Понимаете, люди-человеки? Ну так дайте же ему ее!

— С этим я спорить не буду.

— Это и так понятно.

— Вот потому военное вмешательство и имеет смысл.

— Но у нас нет времени собирать под свои знамена твоих друзей, напомнил ему Мэй. — И даже если это получится, нам никогда не удастся подобраться к зданию достаточно близко для успешного и по возможности бесшумного штурма. К тому же Баррис наверняка расставил опытных охранников по всему зданию. Там могут быть и снайперы, и бывшие десантники, и агенты спецслужб. Ты должен знать, куда наемники нанимаются, получив пенсию, на которую не купить ни бара, ни бильярдной.

— Снайперы? Десантники? Напугал ежа голой правдой! — воскликнул Вонн. Нам не нужно лишнего народа. Справимся своими силами. Хватит тех, кто сейчас находится в этой комнате. Я уже все продумал. Мэй, я же не зря сидел здесь, пока вы чертили да спорили, спорили да чертили. Арендованный фургон запросто разместится на «Незабвенной», в трюме. Вы с Чибой высаживаетесь на площади перед зданием корпорации, Роз может остаться на корабле для охраны…

— Прошу прощения, — вмешалась Роз.

— Если только захочешь, — сказал Вонн, вскинув руки защитным жестом, остальные загрузятся в фургон с оружием и проедут через стеклянную дверь.

— Меня можешь не считать, — сказал Чиба. — У меня с детства предубеждение к стеклянным дверям.

— Ладно, тогда мы все пересмотрим и учтем пожелания каждого.

— Каждый будет атаковать оттуда, откуда ему понравится — предложил Винтерс.

Роз фыркнула, посмотрев на великана.

— Ша! — крикнул Вонн. — Довольно. Мы решили? Я думаю, что мы сделаем это для нашего друга.

— Ну, давай, — сказал Мэй. — Действуй.

— Это несерьезно, — сказала Роз.

— И все-таки мы должны его выслушать. Вонн признательно кивнул капитану:

— Мы подгоним грузовик к тому громадному вестибюлю и зайдем, на ходу открыв огонь. Охрана там по большей части наемная и ничего не носит, кроме воздушек. Мы сможем войти за Герцогом и устроить им погром. У нас будет время.

— Прекрасная идея, — сказал Чиба, — но как вы собираетесь двигаться дальше по зданию, когда туда попадете?

— Если позволите, — заговорил Мистербоб, — мне кажется, что смотричич могла бы проследить за участниками этой акции «погром». Как? Очень просто компьютерными системами, остающимися на борту «ангелаудачи». Подобрав код доступа, она могла бы снять схему комплекса здания во всех деталях.

Брови Мэя недоуменно поползли вверх:

— В самом деле, посланник? Откуда у вас такой опыт в этом деле? Похоже, у себя на родине вам приходилось заниматься и налетами.

Арколианец неопределенно развел своими худосочными ручонками, похожими на конечности какого-нибудь скорпиона:

— Понимаю, что это вызовет неизбежную угрозу уличному составу, но я понимаю, что такая жертва будет рассматриваться честью среди разумных А-форм.

— Вы не можете жертвовать…

— В самом деле, джеймсоджеймс. Думаю, и мистервонн поддержит меня. Я тоже склоняюсь к тому, что военный удар — самый лучший способ действий. Так что акция «погрома» — первое, что я хотел бы увидеть в действии.

— Да, — сказал Винтерс. — Я давно обещал показать ему это.

— Предположим, что все получится, — сказал Питер Чиба. — Что в таком случае вам понадобится из оружия?

— Перво-наперво, надо убедиться, что стража разоружена, — сказал Вонн. — Для перестраховки я бы сделал выбор между пистолетами-автоматами вроде «ингрэмов» и штурмовыми винтовками типа «кольт», или, еще лучше парочку автоматов АК.

Мэй кивнул:

— Это бесспорно. Тут лучше не придумаешь.

— Думаю, что Винтерс мог бы взять на себя гранатомет или противотанковое ружье, на случай, если попадутся бронированные двери. И еще: нам понадобится Дантеум Гель, пластид, двадцать пять метров бикфордова шнура и хотя бы один человек, который сможет волочить VX-1200.

— Да! — Винтерс одобрительно потряс кулаком.

— Нет! — закричал Мэй, и подождал, пока внимание присутствующих обратится к нему. — На всякий случай, вы, наверное, увлеклись и не заметили… Так вот, должен предупредить: вы вступаете в самый настоящий вооруженный конфликт, прецедент, которого эта планета еще не знала и с которым не сталкивалась.

— Ну, вооруженный конфликт он и есть вооруженный конфликт… — пожал плечами Вонн. — Военные действия вообще нельзя вести вполсилы. Будет только хуже.

— Так может быть, провести это скрытой акцией? — с саркастической усмешкой предположил Мэй.

И, повернувшись к стене, жирной линией вычеркнул последний пункт.

— Ты вычеркиваешь Герцога, ты это понимаешь? — сказал Вонн.

— Только пункт. Выход должен быть, мы его еще не отыскали — и только.

— А его тем временем уже, наверное, режут на куски, — сказал Вонн.

— Лучше прекрати! — предупреждающе крикнул Мэй. Он обвел взглядом лица остальных присутствующих. Все, кроме Мистербоба, явно устали, всех, кроме Мистербоба, явно утомила эта затянувшаяся дискуссия. — Ладно, — сказал он. Сделаем перерыв. Все могут вернуться к своим делам. Через час продолжим.

— Но это значит, что еще целый час они…

— Довольно, — отрезал капитан. Конференц-зал понемногу опустел. Вонн вышел первым, бормоча себе под нос что-то о нерешительности, которая портит все. Винтерс задержался, перед тем как покинуть зал, потрепал сочувственно Мэя по плечу и предложил свою поддержку любым действиям, которые предложит капитан. Роз и Питер Чиба сразу заторопились к выходу, обеспокоенные, не искал ли их кто за это время из буксирной службы. Мэй мягко нажал кнопку в столе перед ним, и надписи на стене мгновенно исчезли, осыпавшись мелкой пылью на пол. И тут, подняв, глаза он заметил, что арколианец терпеливо ждет его, забившись в угол. Мэй пододвинул одно из кресел и устало плюхнулся в него.

— Et tu , Мистербоб?

Арколианец вскинул голову на коммерсанта.

— В самом деле, джеймсоджеймс?

Мэй покачал головой:

— Прости великодушно. Это буквальная аллюзия «и ты Брут»? — как сказал пронзенный клинками император, падая под ноги ударившему его другу.

— В самом деле? Ну, тогда понятно. Так много занимательных привычек, обычаев, цитат в речи, у вас, землян. Да еще эта тенденция ссылаться на поступки какой-либо личности, записанной в анналах истории или литературы.

— Но это не литература, — Мэй воздел было палец, собираясь, как обычно, прочитать инопланетянину краткую, но выразительную лекцию, но закончил тем, что лишь покачал головой.

— Да. Я вас понял. Мистербоб загнул «пальцы» на обеих конечностях.

— Джеймсоджеймс, я хотел бы кое-что обсудить с вами. Ваше настоятельное желание во что бы то ни стало оградить меня от участия в освобождении мистергерцога производит удручающее впечатление. Насколько я понимаю, жизнь в нем намного важнее чем в вас. Насколько я обоняю, вы готовы на все, чтобы принести ему свободу.

— Правильно, — сказал Мэй, — хотя сил для этого у меня пока не так много.

— Это неправда, — сказал Мистербоб. — У вас есть сила, джеймсоджеймс, причем такая, о которой никто даже не догадывается. Возможно, вы еще не почувствовали, не обоняли ее.

— Возможно.

— Не хочу снова утомлять вас расспросами о странностях ваших привычек и обычаев, но есть кое-что, чего я никак не могу оставить без внимания. Этот запах разочарования после попытки контакта с маргаретхирн? Я не ошибаюсь?

Мэй кивнул:

— Я струсил. Кхм… — он махнул рукой. — В последнюю минуту перед встречей. Этот разговор не принесет ей пользы.

— А вам не кажется, что она так же близко к сердцу приняла бы нынешнее положение мистергерцога?

— Да, конечно же, еще как приняла бы! — отвечал коммерсант, — даже если бы она в жизни больше не хотела со мной встречаться, на помощь мне она придет всегда, это я знаю как свои десять пальцев… — Мистербоб посмотрел на свои двупалые ручки и растерянно пощелкал ими.

— Но я не могу просить ее об этом. Она подвергнет под угрозу собственную карьеру, а этого я себе не прощу. Я не могу просить ее о том, чего не смогу ей восполнить.

— Мне кажется, я уловил в вас запах страстного желания, томления? Или я ошибаюсь?

— Конечно, вас ведь не надуешь. Но это не томление по Мэгги, или по несбывшемуся желанию. Просто тоска по прошлому, которое у нас было.

— Вы должны быть откровенны со мной, джеймсоджеймс. Разве я был не прав, подчинив вас феромонному восстановлению связи, которая когда-то существовала между вами двумя? Разве я сделал плохо, или как вы, люди говорите — неправильно?

Мэй покачал головой.

— Нет. И я уверен, что Мэгги тоже согласилась бы со мной. Тот самый момент, когда вы держали нас на полу брига? Я запомню это навсегда. Такого не забудешь.

— Да, — сказал Мистербоб, — но вы сделали свой выбор сами. Вы предпочли воздержаться от дальнейших контактов с маргаретхирн.

— Потому что я люблю ее.

— Это парадоксально.

— Таковы мы, люди.

— Вы должны объяснить мне этот процесс, — сказал Мистербоб. — Этот ритуальный разрыв связей для мнимого обоюдного добра, вопреки существующим эмоциональным связям…

— Это не всегда происходит, как у нас с Мэгги, — сказал Мэй. Большинство разводов — занудное занятие или сопряжены с неудобствами. Уверен, что вы это уже разнюхали, Мистербоб. Я все еще по-прежнему люблю ее.

— То есть, можно сказать, отчаянно влюблены.

— Примерно в этом роде.

— И все же не унюхиваю в этом логики.

— Мы не всегда руководствуемся логикой в своих связях, Мистербоб. — Со вздохом Мэй осмотрелся в комнате. — Ну как вам объяснить? Скажите-ка лучше мне вот что. Как вы ощущаете метаболизм человеческой пищи? У вас есть проблемы с какими-нибудь продуктами? Например, с теми, что содержат алкоголь?

Арколианец на секунду призадумался на некоторое время, затем встряхнул головой.

— Похоже, мы обладаем крайней совместимостью с вашими продуктами питания, что соответствует плану наших генетиков. Ваши продукты как будто для нас созданы.

Мэй кивнул в ответ и встал с места.

— Тогда я хочу познакомить вас с радостями пива.

— О! — арколианец оживленно защелкал «пальцами». — Та самая суспензия из разжиженного растительного сусла, обогащенная ныне утраченным продуктом Saccharomyces cerevisiae? Я много слышал об этом развлечении.

— Нет, — сказал Мэй. — Это просто пиво. Золотой эликсир, находящийся главным образом в руках представителей моего вида и пола и употребляемый в процессе так называемой мужской вязки. Я собираюсь познакомить вас с обоими этими явлениями.

Арколианец так затрещал клешнями, что со стороны это можно было принять за аплодисменты.

Мэй, как актер после удачного выступления, чувствуя поднимающийся триумф, направился к дверям рубки.

— Должен сказать, — заговорил Мистербоб, что в процессе освоения ритуалов Разумных А-форм я еще не испытывал нашу репродуктивную систему. Совместима ли она с человеческой?

— Я не о той вязке говорю, — вмешался Мэй в его пространные рассуждения. — Мы становимся настоящими друзьями при совместном возлиянии напитков. Так что ваши репродуктивные органы тут ни при чем.

— И то правда, — растерянно пробормотал арколианец, который еще не оправился, наверное, от мысли, что ему предложат размножаться на совершенно чужой планете.

Прежде чем капитан успел покинуть помещение, на пороге появилась Чич с суровым взором. Лицо ее было строгим и серьезным, как никогда.

— Капитан, — мягко сказала она, — надеюсь, не помешала важному разговору.

— джеймсоджеймс как раз собирался отвести меня напиться, — похвастался Мистербоб.

— Хотел ему объяснить кое-что о мужских… гхм, связях, — замялся капитан. — А что случилось? В чем дело, что стряслось?

— Ничего, — сказала Чич нервно. — Я получила длинноволновую передачу, там хотят поговорить с вами.

— Со мной? — удивился капитан. — И кто это так рвется поговорить со мной?

— Баррис, — ответила она.

— Это уже не смешно.

— Какие тут шутки. — Чич указала на стену, которую капитан использовал вместо доски. — Не хотите меня внести в список? Я только что закончила ковыряться с микросхемами.

— Ты же работаешь над ЧАРЛЬЗОМ.

— Но не хочу оставаться в стороне. Чем я хуже остальных членов?

— ?

— Экипажа. Так вы будете отвечать на вызов? — И Чич с вызовом посмотрела ему прямо в глаза.

Мэй ничего не ответил. Он раздумывал, продолжая изучать странное выражение на ее лице. Что бы все это значило?

Между тем арколианец буквально разрывался от переполнявшей его новой информации.

— Конечно, — сказала Чич, зардевшись. — Ах да, там же все сейчас разорвется. И не будет никакой связи, — и с этими словами она выскользнула за дверь.

Мистербоб сейчас напоминал уродца из музея восковых фигур, в которого вставили батарейку «энерджайзер». Он возбужденно закивал, затрясся, и пальцы трещали.

— Да, да, да! Вот это разговор! Вот это я понимаю!

Рука Мэя поднялась и указала в угол.

— Вам лучше посидеть там, посланник, чтобы не попасться кому-нибудь на глаза. — Настроение капитана заметно изменилось, едва он узнал о новости, которую принесла Чич. Он нахмурился: — Что вы имеете в виду?

Мистербоб поднялся и зашаркал в направлении, куда был уставлен палец капитана.

— Я ощущаю отчетливый обмен феромонной информацией между вами и смотричич. Она вошла в комнату с запахом испуга, опасения, который тут же начал рассеиваться, стоило вам заговорить. Ваши слова звучали грубо, резко, строго, без сантиментов, но этот запах мужской агрессивности только успокаивал ее, вовсе не пугая, и в ответ на него от нее исходил — я это явственно чувствовал — благодарный запах самки.

— Но я же ничего не сказал…

Арколианец забился в угол и пристроился на корточках — так сидеть ему было привычнее и удобнее, чем на стуле.

— Как говорят ваши поговорки, джеймсоджеймс, зачем так много слов? Как богат человеческий язык, что позволяет выразить многое в малом!

— Это и называется семантикой, Мистербоб, — хмыкнул Мэй. — Без этого нет никакого языка.

— Да, смутился арколианец. — В самом деле. Как это я сразу не подумал. Но я заметил отчетливый… по-моему, выражение «алхимия» между вами и смотричич будет именно то самое, что надо сказать в данном случае. Это непостижимое сродство характеров.

Мэй опять хмыкнул.

— Да уж, спасибо. Что вовремя сказали.

Он снова вспомнил об этой кратковременной молнии, промелькнувшей между ними, когда они с Чич посмотрели друг другу в глаза, и поежился.

— Если и есть что-то между нами, то это чисто отеческое чувство опеки по отношению к юной девушке, Мистербоб. Вообще-то я даже в отцы ей не гожусь, скорее, в дедушки. — С этими словами он стряхнул пыль с рукавов, как бы давая понять, что обсуждение закончено и больше тут говорить нечего. Но, увы, тема была не исчерпана — Мистербоб принялся рассуждать о разнице, которую он заметил в запахах, о перепадах, тонкостях, послевкусиях и прочем. Мэй с благодарностью посмотрел на стену, которая наконец взорвалась радужными пятнами. Голос Чич раздался уже совсем близко, словно она не уходила, а невидимая подошла к нему вплотную. Она была совсем рядом — но Мэй знал: это включились вмонтированные в стену динамики. Она известила, что ответила на сигнал. Значит, отступать поздно. Мэй лихорадочно осмотрелся по сторонам, опять заметил арколианца, еще раз убедился, что его притулившийся в углу силуэт не бросается в глаза — а если и бросается, тот его запросто можно принять за одну из статуэток, расставленных по всей библиотеке. Мэй приложил палец к губам. Арколианец подмигнул в ответ единственным глазом. Потом из динамиков раздался грохот, и картинки на стене смешались, гладь стены подернулась рябью, и на нее всплыло изображение Барриса. Некоторое время он тупо разглядывал капитана, словно не видя его, затем, как только изображение пришло в норму, губы его расплылись в змеиной улыбке:

— Капитан Мэй, с вами не так просто выйти на связь!

— Не так трудно, если знаешь, где меня искать, — скривился в ответ капитан.

— Дело чрезвычайно важное, у меня к вам дело на тысячу… — Баррис рассмеялся, — ну, пока не будем называть суммы… кредитов. Я хотел бы обсудить с вами ситуацию с Вильямом Уэшли Арбором.

— Значит, признаете, что держите его под стражей на незаконных основаниях? Но в таком случае вам для начала лучше обратиться в полицию. Что с вами, мистер Баррис, вам что-то страшное приснилось?

Баррис кивнул, прикусив губу. Не так просто признавать свои ошибки. Ничего, еще научишься, высокомерный подонок.

— Да, капитан, — продолжал Баррис все тем же, чуть изменившимся с момента последней встречи тоном, — я готов признать, что ваш друг находится у нас в лаборатории, но вовсе не на незаконных, как вы изволили тут выразиться, основаниях. За него внесен залог и этот залог…

— Этого я и слышать не хочу, — перебил его Мэй. — Мне нужно знать только одно: причину вашего появления. Хотите обменять Герцога?

— Откровенно говоря, хотелось бы обсудить с вами кое-что с глазу на глаз, да и вы последнее время хотели такой беседы… насколько мне помнится…

— Валяйте, — Мэй скрестил руки на груди и краем глаза посмотрел в сторону Мистербоба. Ах, как жаль, что феромонная атака не действует на телевизионное изображение. Арколианец уставился в экран взглядом гипнотизера. Он впервые видел злодея, о котором столько рассказывали.

— Достаточно сказать, что мы обследовали мистера Арбора на предмет постэффекта дистилляций.

— Ну, на это не нужно много времени, — сказал Мэй, — при ваших-то возможностях… Отличный продукт, не так ли? И как действует! Одному парню уже испортил жизнь — из-за него он угодил в каталажку, а потом еще — к вам в живопырку.

— Ну-у, как не стыдно.

— Что я, не знаю, как там у вас: операционный стол и… после больного остается только стул. Но имейте в виду, если с моим другом что-нибудь случится, вы мне ответите по полной схеме!

Лицо Барриса на мгновение перекосило — какая-то тень сомнения набежала на него — как будто он стрельнул глазами в сторону, словно обращаясь к кому-то за помощью.

— Дослушайте меня, пожалуйста, капитан. Мне не так просто говорить об этом. Я понимаю, что не совсем честно поступил с вами и вашими друзьями…

— «Не совсем честно»! Если вы даете такую оценку своим поступкам, то нам вообще больше не о чем разговаривать…

— Но я хотел бы исправить положение: внести в наш договор такие изменения, которые удовлетворили бы и вас, и меня, и, естественно, мистера Герцога. Я хотел бы исправить ситуацию. Насколько мне известно, у вас проблемы с ремонтом корабля, не так ли?

— Я занимался ремонтом, — гордо отвечал Мэй, — пока другие, более насущные дела не отвлекли меня от этого.

Баррис кивнул, как опытный психиатр. Его изображение, подмигнув, куда-то исчезло.

— …использовать это в наших обоюдных интересах — по экрану снова пробежала рябь, и Баррис вынырнул, как жаба из болота. — Вот почему я решил вернуть вам мистера Арбора — или Герцога — вместе с суммой, обещанной в качестве вознаграждения.

— И в каком же размере, — деловито поинтересовался капитан, в котором быстро проснулся торговец.

— Сто миллионов, — последовал лаконичный ответ.

— Большое спасибо, — саркастическим тоном отвечал капитан. — Это перекроет затраты на ремонт, кроме, разве что, двигателей. Могу прибавить, что неприятности, в которые попал корабль, напрямую связаны с доставкой вашего товара из системы Коузена.

— Сколько же вам нужно, чтобы отремонтировать корабль? — Баррис скосил глаза в сторону, словно боясь услышать ответ. Разговор о деньгах, которые он должен, был ему явно неприятен.

Мэй призадумался на некоторое время. Экран терпеливо ждал, пощелкивая сказывалось расстояние: дальняя радиосвязь — явление достаточно капризное.

— Сто пятьдесят лимонов, — наконец выпалил он.

— Сто десять.

— Сто сорок.

— Сто двадцать пять.

— Заметано, — сказал Мэй. — А как насчет остальных моих долгов?

— Каких остальных долгов?

— Еще тридцать пять миллионов за мой корабль. Я как раз собирался выплатить.

— Хорошо, — Баррис закашлялся. Жадность начинала душить коммерсанта.

— И это еще не все.

— Держите себя в рамках, капитан.

— Законный бизнес на законных основаниях стоит того, чтобы я планировал на выплаты. Я должен своему другу за горючее, у меня долги перед другими компаниями, которым я выставил детали на перепродажу, к тому же мне надо выплатить доли Герцогу и двум телохранителям за участие в доставке фиалов. И потом еще нужен стартовый капитал, чтобы снова, как в прежние времена, пока нам не перепутали карты ваши…

— Достаточно…

— Товары, заняться торговлей.

— Сколько же вы хотите? — Баррис вздохнул, словно с кресла пыток.

— Сто миллионов.

— Пятьдесят, — удрученно покачал головой Баррис, словно это было последнее слово приговоренного.

— Девяносто.

— Пятьдесят два.

— Ну вы и подонок, простите на нечаянном слове. Сто миллионов.

— Шестьдесят, — поправил Баррис.

— Сто двадцать пять, — заметно оживился капитан.

— Семьдесят пять…

— Сто пятьдесят…

— Восемьдесят пять, — ляпнул Баррис и сам испугался собственных слов. И больше ни кредита, — поспешно добавил он. — Если вы не согласны, то вынужден откланяться.

Но капитан не собирался отпускать такую жирную рыбу, заглотившую крючок.

— Значит, вы что-то говорили о возвращении Герцога в целости и сохранности? Имейте в виду, цену за причиненный ему вред мы будем рассматривать отдельно! Итак, возвращение Герцога и двести сорок пять миллионов кредитов? Что ж, кажется, это меня устраивает.

— Я так рад за вас, капитан, — процедил Баррис с улыбкой, которая просто перекосила его лицо. Наконец вас что-то устраивает.

— Итак, — оживился Мэй, — когда подойти к кассе?

— К какой кассе? — у Барриса вздыбились брови.

— Ну-ну, не соскальзывайте. У таких, как вы, всегда имеются при себе наличные. На случай, если понадобится чего прикупить.

Баррис опять испустил тяжкий вздох. На этот раз лицо его было печальным, как у больного, у которого отнимают последнюю кислородную подушку.

— Мы занимаемся бизнесом в области биотехнологий, а это, извините, не производство наркотиков. Поэтому большого, как вы выражаетесь, «наличмана» у нас не предвидится. К тому же приходится всякий раз выплачивать такие деньги за сырье, что…

— Что вы не остановитесь ни перед какими затратами, чтобы купить это сырье, капитан индустрии. Даже сумма в двести сорок пять миллионов вас не пугает. Что же вы хотите купить у меня за такие деньги? Не мои же мозги?

Баррис выставил вперед челюсть и вскинул подбородок:

— Мы узнали, капитан, что на борту вашего судна находится представитель так называемой разумной С-формы, иными словами, живой арколианец. Мы хотели бы, чтобы, с его, разумеется, разрешения, он позволил нам некоторое время изучить его физиологические и биологические процессы организма.

— Что за ерунду вы говорите, — ненатурально расхохотался капитан. — Кто вам только мог такое…

— Я знаю об этом из надежных источников, — уверенно сказал Баррис. Можно сказать, из источников, не доверять которым нет причин ни у меня, ни у вас. Можно сказать, информация из первых рук. Я, как и вы, привык доверять только такой информации.

— Ах вы, подонок, — сказал Мэй. — Ну и гад. Настоящая сволочь.

— Дело в том, что в процессе изучения этой формы мы могли бы прийти к результатам, которые возместят затраты на ремонт вашего корабля… и прочее, капитан.

— Мой ответ, полагаю, вам заранее известен. Я не буду тянуть с ответом, мистер Баррис. Мой ответ состоит из трех букв, вот они: «нет». Могу написать их на стене, если вам оттуда плохо видно.

— Но, капитан, прислушайтесь к голосу рассудка. Я просто хочу некоторого возмещения вложенного капитала. Мы ведь союзники — я спонсирую ремонт вашего корабля, в благодарность за своевременную доставку фиалов. Отчего бы вам не пойти мне навстречу. Тем более, сам дух Альянса призывает нас к тому, чтобы объединиться и изучить друг друга получше. Нам арколианцев, а им — нас.

— Я знаю, чем кончаются «изучения» в лабораториях. Операционным столом.

— Ну что вы, так далеко мы продвигаться не будем, тем более что нам нужен живой арколианец, а не заспиртованный уродец… Посудите сами, где лежит область интересов фирмы биотехнологий — в мертвом или в живом. Мы всего лишь несмелые экспериментаторы, и в наших руках не скальпель, а скорее, офтальмоскоп и тонометр для измерения давления. Тем более, мы дорожим своей репутацией, и если вы боитесь огласки, могу вас заверить пресса ни о чем не узнает. Мы сами заинтересованы в этом, чтобы не впутывать конкурентов.

— Да, много чести будет вашей фирме, когда узнают, что сам посланник постоянный посетитель вашей лаборатории. Один эксперимент порождает другой, они следуют друг за другом по цепочке, и ответы на все интересующие вас вопросы не получить никогда. Вечные вопросы, которые мучают ученые умы вот уже многие века. Ради этого вы не остановитесь ни перед чем. Да ладно, я даже вникать в это не буду, Баррис. Арколианцы — существа такие же, как я и вы, и чувствительные, и разумные — ничем не отличаются от нас с вами. И то, что вы просите, — это преступление. Статья межпланетного кодекса: геноцид инопланетных рас. Я не собираюсь жить вечно, Баррис, и мне не отсидеть срока, который нам с вами назначат за такие «эксперименты». Баррис опустил глаза на экране.

— Очень жаль, капитан, Я пытался убедить вас, как мог. Вы оказались поразительно догадливы. Мы зашли слишком далеко. Траты, которые были сделаны нами на мистера Арбора, оказались слишком велики для нашей компании. Поэтому я, как глава корпорации, вынужден принять решение об их перекрытии. Как это ни прискорбно, нам придется уступить мистера Арбора другой компании, для дальнейших опытов. Полагаю вы знаете про существование «черного рынка» биотехнологий? Так вот, там работают более смелые экспериментаторы, которые не постоят ни за какой ценой. Так что, если дело дойдет до продажи мистера Арбора — уточним, заключенного мистера Арбора, другой компании, которая, вполне возможно, занимается производством трансплантатов, то… боюсь…

— Подонок, — снова повторил Мэй, потому что не мог найти более подходящего слова. Тем более — в присутствии арколианца.

— Единственное, что вызовет трудности, — это умственные способности экспериментируемого. Сейчас с парой классов церковно-приходского далеко не уедешь, а мистер Арбор, насколько я знаю, ведет свою родословную из какого-то капустного мирка. Пожалуй, компания Нимрев будет в самый раз. Колонии на неосвоенных планетах ждут — не дождутся своих первопроходцев…

— Вы не посмеете! — рука Мэя стала сама собой шарить по столу в поисках чего-нибудь тяжелого. Баррис только пожал плечами:

— К сожалению, я вынужден вести бюджет компании так, чтобы она не разорилась. Это лишь бизнес — и только. Так или иначе — но я получу свои деньги обратно. Но вам повезло, мистер Мэй, я хладнокровный человек. Поэтому даю вам десять часов на размышление.

— Баррис, — начал Мэй.

— Время — деньги, — напомнил Баррис, — А стоимость этой беседы может перевалить расходы на мистера Арбора.

— Баррис! — закричал капитан, но экран уже погас. Он подошел к опустевшей стене и бессильно ударил по ней кулаком. — Я просто хотел, чтобы все по справедливости, — сказал он в стену. — Все, что я хотел, — это оплатить ремонт этого корабля, будь он неладен.

— Если позволите вопрос, капитан, — раздался из угла вежливый голос Мистербоба, — что значит упомянутая в этой беседе компания Нимрев?

Мэй отвернулся от стены.

— Одежда, — ответил он. — Ну, всякие экзотические меха. Чертовски дорогое удовольствие. Компания знаменита своей коллекцией безумно дорогих шуб и одеяний редкой природы. Каждый из мехов оценивается по официальному каталогу в соответствии с числом заготовщиков, погибших при его получении.

Голова Мистербоба задергалась.

— Мне не нравится, что мистергерцог устраивается на такую работу.

Мэй потер подбородок, вспоминая, что давно не брился.

— Такое никому не понравится. На Нимрев-компани работают только самоубийцы.

— Значит, вы должны позволить мне побывать в корпорации «Сущность». Мне, кстати, самому давно интересно, чем они там занимаются.

— Об этом даже говорить не стоит, — отрезал Мэй. — Они там начнут над вами экспериментировать. Этого я не позволю ни в каком случае. Да и Герцог не простит мне такого решения, — капитан вздохнул, — наверное.

— Значит, пускай экспериментируют над мистергерцогом?

Мэй сделал еще один круг по кабинету походкой приговоренного гладиатора. Он пытался хоть немного успокоиться, чтобы остальные члены экипажа не прочли, какая буря сейчас поднялась в душе капитана.

— Вы просто не понимаете, Мистербоб. Это тот случай, когда ваша жизнь стоит намного дороже, чем…чем даже жизнь Герцога.

— Но разве жизнь не одинаково дорога во всех своих формах и проявлениях?

— Я не хочу, чтобы это привело к межрасовому конфликту. Память о той войне свежа, как рана. Хотите вы этого или нет, ваша жизнь для нас намного ценнее, чем Герцога.

— Но моя жизнь… ничего не значит для вашей расы.

— Все понятно, но вы попытайтесь взглянуть на это с другой стороны, со стороны Разумных А-форм, как вы их любите называть. Вы наконец установили мирные отношения с когда-то враждебной расой, с которой вас связывала застарелая вражда, растянувшаяся на долгие годы. И вот в ваш мир прибывает первая делегация, с исключительно дипломатическими целями, первая ласточка мира. И вскоре выясняется, что вы продаете эту ласточку мира первому встречному. Как после этого к вам отнестись?

— Вы говорите о продаже в рабство, — заметил Мистербоб. Теперь я понял. Да, это трещина в хитине… то есть, извините, я хотел сказать, серьезный просчет.

— Это больше, чем просто «трещина в хитине». После такого инцидента с нами прервут дипломатические отношения представители других рас. И все это, в конечном счете, может стать причиной новых войн.

— Значит, на карту поставлены жизни. И состояние мира так хрупко, что висит на волоске, и все зависит от одной ошибки, стоит сделать один неверный шаг… — весьма интересная дилемма.

— И потом, здесь не последнюю роль играет жадность. Я тоже опасаюсь за свою шкуру, что случится со мной при таком повороте событий. И еще меня беспокоит, что случится потом с Вонном, Винтерсом и Питером Чиба. Хотелось бы также знать, что будет с Роз и с другими представителями разумных существ. Небезразлична мне также судьба Барриса и других моих врагов. Вообще-то я из секты Активных Примиренцев С Действительностью. Помните, что я вам рассказывал про Бахмана и его план похищения вас вместе с остальными с Хергеста Риджа? И если я отдам вас в руки Барриса и его лаборантов, то поступлю ничем не лучше Бахмана.

Головка арколианца вновь качнулась на тонкой шее, словно фонарик под ветром убеждений капитана.

— Так вот что вы называете репутацией, которая оценивается превыше самой жизни? Вы не хотите поступиться репутацией?

— Никогда, — сказал капитан. По крайней мере, этого не может быть. Но иногда так случается.

— Да, — затрещал арколианец. — Достойный поступок, достойное поведение. Теперь я понимаю вас, капитан. Мне многое открылось, благодарю вас. Это великолепная дилемма, с которой приходится сталкиваться человеческому рассудку. Значит, или вы — или вас. Очень утонченно.

Не хочу усложнять вашей дилеммы, джеймсоджеймс, но, думаю, что и мне со своей стороны придется объяснить вам кое-что. Это касается традиций моей расы. Возможно, это скажется на решении, которое вы примите. Как посол и чрезвычайный полномочный советник я требую выслушать все стороны до конца.

— С уважением отнесусь ко всему, что вы тут скажете, советник. Говорите.

Мистербоб поднялся и зашаркал по полу, подражая озабоченной походке капитана.

— Если бы ваши обонятельные органы были развиты чуть получше, я смог бы объяснить вам подробнее историю моей расы и причину, по которой жизнь так мало значит для нас. Позвольте мне в таком случае, для простоты, произвести кардиологическую вивисекцию.

— О-о! — мягко сказал Мэй, — я так понял, вы хотите сказать: «позвольте приступить прямо к делу» или «резать правду-матку».

— Интересная идиома, — призадумался арколианец. — Три вещи воодушевляют мою нацию и мою расу: призыв к бою, дурные новости и возможность чему-либо научиться.

— Не могу не сказать того же и о нашей расе.

— И все же разница между нами есть.

— Еще бы. Мы ведь не смотрим ваши эротические фильмы.

— Не только. Я обоняю, что ваша раса не удовлетворена, пока она побеждает и завоевывает. А наша не удовлетворена, пока не ассимилируется. То есть, пока не воспримет все, что может принести ей любое вмешательство со стороны. Мы, если можно так выразиться, женский тип расы, или «мама». А вы, стало быть, выступаете в роли «папы».

При этих словах Мистербоб сделал жест, заставивший Мэя осмотреть себя с головы до пят. — То, что вы видите во мне, — это результат наших попыток более эффективно контактировать с вами. То есть — арколианец вовсе не то, что вы видите перед собой. Это лишь наша пока слабая попытка взаимодействовать с вами. Пожалуйста, не требуйте детальных пояснений, не спрашивайте больше ничего. У вас просто хитин треснет.

— Ну не трескался же до сих пор, — пробормотал заинтригованный капитан. — Продолжайте.

— И, как вы совершенно справедливо заметили, более всего нас потрясло ваше отношение к жизни в разных ее формах и проявлениях. Ведь вы на деле можете продавать и покупать ее…

— В общем, раса лицемеров, что и говорить…

— И это наряду с трепетным отношением к жизни, которое превосходит все мыслимое и немыслимое наше понимание. Готовность жертвовать собой и вместе с тем — покупать. Как может это уживаться в одном разуме? Идея пожертвования или личной расплаты. Это непостижимо для нашей культуры. У нас достаточно добровольцев, готовых отдать себя самым смелым медицинским исследованиям, если это идет на пользу расе. При этом все воспринимается, как само собой разумеющееся, как вклад в будущее и забота о потомстве. Ведь для всякого размножения организм с готовностью жертвует своей частью.

— Ну, это почти то же самое…

— Нет, — решительно сказал Мистербоб. — Это совсем не одно и то же, джеймсоджеймс. Любой отдельно взятый арколианец в критический момент может выбрать между жизнью и смертью. Он переходит в «Я-форму», без сожаления или протеста. Тут нет такого шага, который вы назвали бы прыжком в огонь.

— Теперь я обоняю это. Похоже, до меня дошло. Все на благо общества или кукиш в кармане.

— Совершенно верно, — сказал Мистербоб. — И даже мои обязанности посла вовсе не обязывают меня изучать вас. Я делаю это, чтобы удовлетворить собственное любопытство. И если потребуется, чтобы я пожертвовал собой не по долгу, так сказать, службы, то меня ничто не остановит. В том числе и страх. Потому что это не повредит нашему хитину.

— Но наш хитин…

— Нет, в самом деле, джеймсоджеймс. Встав на моем пути, вы приводите меня в замешательство. Я начинаю теряться, в чем тогда смысл наших взаимоотношений.

— Поверьте, дорогой посланник-советник, мне ужасно жаль, но я отвечаю за сохранность вашей жизни. За вашу целостность и неприкосновенность. И если с вами что-то случится…

— То это никак не отразится на отношениях между нашими расами, закончил за него арколианец.

— Возможно, это и так, — не стал настаивать капитан. — Но позвольте мне объяснить это с другой стороны. Ведь если что-нибудь случится с вами, я потеряю еще одного друга. Позвольте мне чуточку побыть эгоистом.

Мистербоб покачал головой:

— Вы льстите мне.

— И к тому же Герцог, уверен, в данном случае целиком и полностью разделяет мои чувства. Поэтому я соблюдаю не только свои, но и его эгоистические интересы.

— Вот это комплимент, — проворковал арколианец. — Позвольте записать его, для последующего опубликования на своей планете.

Мэй победоносно прокашлялся и посмотрел по сторонам — не разделил ли еще кто-нибудь его триумф. Час перерыва заканчивался, но личный состав не спешил появиться в библиотеке.

— Публикуйте, — сказал он. — Мне-то что.

— Позвольте мне выразить еще одну мысль, джеймсоджеймс. Не могли бы вы закрыть глаза?

— Никакого феромонного гипноза, — предупредил Мэй. — В данном случае даже это не поможет.

— Я хотел выразить одно понятие…

— Выражайте, — капитан с готовностью закрыл глаза. — Дальше?

— Расслабьтесь. Только на секунду.

Мэй втянул воздух и постарался выпускать его как можно дольше. Со следующим вдохом он почувствовал дразнящий аромат.

— Что это вызывает в памяти? Видите что-нибудь? — спросил арколианец.

— Пиво.

— Позвольте мне поправить. Это новое выражение для меня.

Запах изменился, становясь теплым и пряным.

— О, — сказал Мэй, донельзя удивленный.

— Ну? — спросил арколианец, с нетерпением ожидавший ответа.

— Что-то такое печеное. Хлеб и отбивная с лучком и что-то еще такое с корицей…

— Правильно. То, что вы называете…

— Запах дома, — Мэй открыл глаза. Головка арколианца возбужденно дергалась, и сам Мистербоб довольно мурлыкал.

— Наиболее успешная интерпретация. В самую точку. И что же вы испытываете за ощущения от этого запаха, и что за мысли навевает вам этот до боли родимый запах, джеймсоджеймс, разрешите поинтересоваться? — Мистербоб постучал по груди хитиновыми пальцами. — Что вы чувствуете там, внутри себя, в своем сердце?

— Голод… нет, пожалуй, не совсем правильно… Мэй зажмурился на мгновение. — Я чувствую — безопасность.

— Да, да, вот именно. И о чем это говорит вам?

— Неужели? «Так вот к чему было направлено это послание!», — пронеслось в голове капитана. Несколько секунд он не сводил с советника смятенного взора, ломая голову над тем, что сейчас думало это существо, которое с большой поправкой можно было назвать человекоподобным. И тут его как от моментальной вспышки озарило. Он помнил, как в детстве ходил с тетушкой фотографироваться. И вот так же вспышка озарила тогда его сознание, чтобы навсегда остаться там. Он вспомнил, как ходил, став немного постарше, с дядюшкой по грибы. Небо задвинулось тучами, и пошел, по уверению дядюшки, чисто грибной дождик. И тогда промелькнула в потемневшем небе молния, которая на миг словно пронзила его сознание и запомнилась, как момент высочайшего озарения в сотни тысяч вольт. Примерно такая же вспышка произошла у него сейчас от общения с арколианцем.

— Ясно, — пробормотал он. — Чтобы понять это, надо думать, как арколианец, и, если арколианец насквозь пропитан запахом такой защищенности, то…

— Вы чувствуете, что для жизни в вас не существует совершенно никакой угрозы, — сказал Мэй. — Что бы вы ни делали, вам ничего не грозит. И если все пойдет прахом, вы всегда можете управлять теми, кто вас захватит.

— Да, — сказал довольный Мистербоб. — Так оно и есть. И это замечательно!

— Да уж, владея таким искусством…

— Да нет, как замечательно так легко передать это чувство тому, кто не владеет обонятельным аппаратом. Удивительное взаимопонимание — несмотря на разницу, даже пропасть в мировосприятии.

Мэй кивнул:

— Ну да. Хотя, возможно, мы вовсе не настолько неприспособленны, как мы полагаем. Себя не знаем просто.

— Разумные А-формы схватывают все на лету. У вас удивительные способности к обучению, только нет нашего арколианского любопытства, пытливости и дотошности.

— Хорошо, я запомню, именно в таком порядке: любопытства, пытливости и дотошности. И еще — мы очень быстро понимаем друг друга. Вы, наверное, поняли это из моего разговора с Баррисом.

Арколианец снова закачал головкой, как истуканчик на комоде.

— Мы играем друг с другом, Мистербоб, — устало признал капитан Мэй. — И лучше всего удается управлять другими тому, кто первый затевает эту игру. Кто не успел — тот опоздал. Баррис думает выкачать из вас денег — пусть знает, что ни для кого это не секрет. Конечно же, мы не позволим ему и волоса тронуть на вашей голове… извините, это такое земное выражение.

— Но вы же понимаете, что со мной ничего не может случиться…

— Вот именно, Мистербоб, — с вами у него ничего не получится! — сказал Мэй, выходя из библиотеки. — Еще посмотрим, что за ставки в этой игре.

 

7

Комната, в которой состоялось заседание, ничего особенного собой не представляла. Она напомнила Герцогу грузовой отсек «Ангела Удачи», прежде всего своим размером. Это был ангар для прославленных истребителей Вакк Файтеров — несколько их грозных силуэтов вырисовывались в полуденном мареве. В одном углу ангара был собран помост, так что председательствующий триумвират мог свысока взирать на происходящее. Еще один помост пониже был предусмотрен в качестве сцены для ведущих в этой игре: служащие в униформе исполняли роли обвинения, защиты и судебного пристава. На цементном каменном полу ангара было целое море кресел, расставленных полукругом, как волны вокруг камня, брошенного в угол ангара. Это место видело толпы народа, когда происходило заседание военного трибунала. Однако в этот раз рекорд был побит. Горстка пилотов и команда наземной поддержки заняла свои места на разнокалиберных стульчиках, причем многие из них использовали заседание как предлог хоть на какое-то время покинуть раскаленную взлетку космодрома.

Вот кто окружал Герцога в данный момент. Как только верхние этажи меблированной гостиницы растворились окончательно, он расположился в вестибюле, расстроенный и недоумевающий. Получалось, Диксон заманил его и бросил на произвол судьбы. Это загадочное замечание: последнее, что он услышал от Рей — «если ты хочешь знания, ты знаешь, где его искать», — не навело его даже на догадку, в каком направлении продолжать поиски.

Лишь после долгих часов бесконечного ожидания в креслах вестибюля он понял, что Эрик не придет, и тогда Герцог решил, что настало время действовать. Он попытался вновь подняться по лестнице, но без успеха. Все, что оставалось от этажа, где проживал Диксон, это коридор, исчезавший в тумане. Две знакомых двери постепенно слились с обоями. Комнаты, о существовании которых Диксон не имел понятия, были просто прямоугольниками, уходившими в неизвестность. Герцог попробовал пробраться на второй этаж и обнаружил, что коридор доходит до ванной, все остальные жилые комнаты оставались черными дырами. Лишь через некоторое время до него стало доходить значение происходящего: Рей рассказывала что-то о нежелании Диксона проходить мимо комнаты, откуда увезли Фортунадо, так что можно было обойти ее только по водопроводу на втором этаже. Водопровод оставался нетронутым, в той части памяти, которую Диксон не пытался вымарать окончательно. Дальнейшие попытки ничего хорошего не принесли.

Первый этаж отеля также утопал в сумерках. Попытки проникнуть на кухню, в кабинет администратора или лавку сувениров закончились тем, что он натыкался на все ту же непроницаемость, которая встречала его повсюду, как проклятие. Приятным сюрпризом было обнаружить только безгранично открытый счет в баре. Пока Герцог не без интереса пользовался этим преимуществом. Ему приносили любой, даже самый малоизвестный напиток, стоило ему только заказать, в том числе даже сваренное на Тетросе Дули-Бир пиво. Но в каких бы количествах он ни пил, на него ничего не действовало. Он пил все время, но при этом был, что называется «ни в одном глазу». Из небольшого кафе ему постоянно приносили двухкилограммовую голову Цеслианского Сыра Силы и потасканного вида официантка, не дрогнув, принимала заказ на толстый стейк из Тетранской говядины. Точно так же персонал отеля ничуть не препятствовал ему день за днем отлеживаться на потрепанной Ногахайдской кушетке в вестибюле, где по телику гоняли именно то, что нравилось Герцогу, хотя все это были старые фильмы и передачи.

Прежде чем Герцога утомило это гостеприимство, он решил самым серьезным образом во что бы то ни стало разыскать Эрика Диксона. Однажды утром он проснулся после дюжины бутылок Дульского пива с совершенно ясной головой и вдруг вспомнил, что в своих попытках он даже не попытался поискать за стенами отеля. Стряхнув с себя чувство, что ему нужно было принять душ и наскоро перекусить — в большой степени надуманное чувство, — он подошел к дверям отеля, распахнул их настежь и вышел на улицу.

Здесь его постигло разочарование. Он зажмурился от яркого солнечного света, на миг ослепившего его. Свет был непривычно ярким, такой не встречался ему ни разу в жизни. Напрягая память, он, наконец, вспомнил, что этот свет исходит от двойных солнц, и, значит, он находится где-то в районе Станции Нарофельд. Столь неожиданное открытие порадовало его. Он читал о Нарофельде в отчетах Диксона и слышал рассказы самого Диксона о разных происшествиях, случавшихся на этой станции, но теперь ему наяву предстояло встретиться со зноем двух солнц и липким от жары асфальтовым гудроном.

Герцог прошел немного вперед и затем оглянулся по сторонам. Перед ним распахнулась целая площадь, исчерченная линиями разнообразных геометрических форм. Здесь были линии, прямоугольники и сетки, размеченные зоны для посадки и стоянки различного вспомогательного армейского транспорта и оборудования. Отель, который, помнится, стоял на противоположной стороне улицы в каких-то трущобах, теперь располагался в самом центре космодрома.

Он только пожал плечами, довольный уже тем, что, наконец, как по наитию, выбрался из отеля, и двинулся через посадочную полосу: туда, где, как услужливо подсказывала чужая память, находились люди. Люди, которые могли подсказать ему, куда двигаться и что делать дальше. Это могли быть летчики и прочий военный люд, знавший Эрика или, по крайней мере, знавший не меньше, чем он.

Когда он шел, в воздухе раздался странный свист, от которого мурашки пробежали по спине. И тут его новая память напомнила ему, что такой звук издают истребители Вакк Файтерс, заходя на посадку. Герцог заторопился, стараясь поскорее убраться с взлетно-посадочной полосы, пока они не посыпались с неба ему на голову, эти стремительные легкие алюминиевые штуковины. Но, к его удивлению, их оказалось не так много, всего каких-то два десятка. Садились они потрепанные, помятые пилоты спрыгивали вниз, рыча и проклиная все на свете. Лохмотья с опаленных огнем комбинезонов летели на асфальт. Другие били кулаками по обшивке своих кораблей. Одна, женщина с глазами, полными слез, разрядила всю обойму через иллюминатор. Слова, слетавшие у всех с губ, выражали общее настроение. Беринговы Врата оказались катастрофой.

Странное чувство охватило Герцога — как молния в позвоночнике, — он бросился без оглядки вдоль линии домов, зданий, строений. Он бежал, насквозь мокрый от пота, вдоль комплекса ангаров, пока наконец не нашел тот, в котором происходило заседание. Услышав знакомые имена и места, вызвавшие проблески в памяти, он тут же проворно скользнул в одно из винтовых кресел, стоявшее особняком. Как он ни пытался, старался, прислушивался, ему так и не удалось понять, о чем говорили главные участники происходящей драмы. Ощущение было такое, будто он пытается думать насквозь простреленной головой, из которой все уносит ветер.

Тем не менее Герцог остался в своем кресле. Хотя здесь явно не хватало кондиционера, ангар все-таки был неплохим убежищем от попадания прямого солнечного света, и, несмотря на неотвязные сомнения, что здесь душно, как в аду от ржавого раскаленного металла, он все же чувствовал себя не менее комфортабельно, чем в отеле.

По крайней мере, пассивное ожидание сменилось активным.

Обвинение и защита уже высказались, после чего триумвират встал и покинул зал заседаний через боковую дверь. Герцог бросил взгляд на часы, подумав, не стоит ли вернуться в отель, чтобы перекусить. Впрочем, не обязательно. Еда — не тема для размышлений. Она или есть, или ее нет.

Наконец судебная тройка вернулась. Недолго они заседали, подумал Герцог и снова посмотрел на часы, с удивлением обнаружив, что прошло уже семь с половиной часов. Он в ужасе посмотрел на циферблат, пытаясь сообразить, в чем тут дело, когда средний из членов триумвирата встал и прокашлялся.

— Слушается дело — Терранские Межпланетные Силы против кадета Эрика Леланда Диксона по поводу гибели ефрейтора Дерральда Дикса. Выслушав убедительные показания сторон и рассмотрев все факты, имевшие место в случившемся инциденте, мы пришли к следующему заключению…

Едва слышимый ропот пронесся по рядам присутствующих. Спины разом выпрямились, и шеи напряглись. Все глаза были прикованы к помосту, возвышавшемуся перед ними.

— Подождите! — вырвалось у Герцога. Я знаю, как…

— Полковник Грейшет, генерал Байэдж и я вынесли единодушное решение, что кадет Диксон в смерти ефрейтора Дикса — невиновен.

Среди присутствующих тут же поднялся невообразимый шум, началось обсуждение вынесенного приговора. Но тут фигура в центре протянула руки, и все разом оборвалось.

— Ранения, нанесенные Диксу, с определенной уверенностью нельзя отнести к категории непоправимо смертельных. Свидетельские показания доказывают вину обеих сторон, поэтому дело считается закрытым. Смерть ефрейтора Дикса отныне рассматривается как несчастный случай, вплоть до следующего выяснения обстоятельств дела и обжалования приговора.

Шум в зале вспыхнул с новой силой, как костер, в который плеснули из канистры с керосином. Однако глава триумвирата, не обратив на это внимания, продолжал:

— В деле по поводу покушения на жизнь ефрейтора Дикса со стороны кадета Эрика Лейланда Диксона мы, таким образом, выносим кадету Диксону общественное порицание и просим не повторять подобных поступков. Тем более, учитывая военное время, в наших же интересах не терять время на преследование нашего таланта, тем более такого масштаба.

В отношении добровольного вылета кадета Диксона с грузом к наблюдательному посту П-З-А для ремонта системы наблюдения мы, таким образом, узнали о его готовности, храбрости и решительности. Дисциплина оставляет желать лучшего, однако мы склоняемся к рекомендации майора Фелица, согласно которой Диксон должен быть награжден за столь похвальное несение службы. Кадет Диксон вместо благодарности после вылета на пост П-З-А получает устный выговор и строгое предупреждение о том, что никакие успешные действия на поле боя не извиняют столь вольного обращения с сослуживцем и тем более — старшим по званию, — человек с кафедры посмотрел каменным взором на стулья первого ряда. — Это понятно, кадет Диксон?

Молодой Диксон кивнул:

— Да, сэр. Это понятно.

— Очень хорошо, — отозвался мужчина, удовлетворенно кивнув. — Если нет никаких замечаний и комментариев, слушание дела считается законченным.

Члены триумвирата встали и удалились через боковой выход. Герцог тут же вскочил и рванул к Диксону в первый ряд, высматривая его. Будущий герой войны стоял среди сослуживцев, пожимая руки и принимая поздравления от своей команды адвокатов. Однако чем дальше, тем плотнее становилась толпа на его пути, и вскоре Герцог понял, что в этом зале, должно быть, собралось все население Станции Нарофельд. Он изо всех сил пытался пробиться к Диксону или хотя бы максимально сократить расстояние, чтобы докричаться до него, но безуспешно. Диксон был окружен со всех сторон, замкнут в плотный круг и пожимал руки всем сочувствующим. Впрочем, самого кадета мало радовала эта победа — как заметил Герцог по бледному лицу Диксона. Ввалившиеся глаза и болезненный вид выдавали в нем не победителя на процессе, а, скорее, висельника, получившего минутную отсрочку приговора.

Герцог рванул вперед, но, как только он это сделал, толпа кадетов тут же поглотила Диксона и унесла в неизвестном направлении. Вскоре Диксон появился вновь — он летал над восхищенной толпой — его качали на руках. Брокер, как завороженный, наблюдал за происходящим. Толпа понемногу таяла. Со вздохом он рухнул в одно из кресел, обреченно покачав головой. Если Диксон захотел выскользнуть из зала, не встречаясь со своим «голосом совести», то он все сделал как нельзя лучше.

Герцог уже собирался сделать новую попытку отыскать Диксона в толпе, когда, выглянув за одну из дверей ангара, заметил, что на горизонте собираются грозовые облака, и полоса неба, отделявшая его от отеля, уже налилась серым туманом. Холодный ветер остановил его, и тогда он решил, что самое лучшее — этот вернуться в отель, пока не случилось чего-нибудь похуже.

Ветер ворвался в ангар как раз вовремя, чтобы вывести его на прогулку. Когда он метнулся по еще сухому асфальту, то заметил странную циркуляцию в воздухе, — так что с каждым шагом его обдавало то жаром, то холодом.

Менее чем в двенадцати метрах от ангара закапали первые крупные капли дождя, сорвавшиеся с неба. Он вздрогнул от прикосновения холодных капель, несмотря на то, что несколько минут назад его душил зной и спертый воздух ангара. Впрочем, сколько минут прошло в этом странном мире воспоминаний, он теперь сказать не мог. Это дело привычки, — успокаивал он себя на бегу. Итак, холодная вода пронзила его тело, как электрический ток. Но постепенно он ощутил свежесть — это дождь спасал его он неотступной жары Нарофельда, мира двойных солнц. Он продолжал бежать по летному полю, в тумане, царственно поднимающемся от раскаленного влажного асфальта.

Еще несколько шагов — и Герцог внезапно оказался в самом эпицентре ливня. Здесь дождь стелился так, что уже в нескольких метрах не было видно ни зги. Он нерешительно повернул: оглянулся, подумав, не стоило ли переждать в ангаре, но дождь уже полностью заслонил от него и ангар. На летном поле были только он и дождь — все остальное заслонила быстро падающая с неба вода. Герцог ссутулился, натянул куртку на голову и поспешил вперед, туда, где за стеной дождя, по его представлению, должен был находиться отель там, где он видел его последний раз, восхищаясь дождем.

«Вот это да, — думал он под дожем. — Прямо как в сезон ливней на Тетросе». Этот теплый, плотный, обрушившийся с небес дождь навевал воспоминания…

Шаг его замедлился. Он попытался выглянуть из-под куртки, скосив глаза, словно из-под козырька, его дыхание брызгало влагой, стекавшей по губам.

Непохоже на местные дожди, вдруг осенило его. Такие дожди были незнакомы Диксону. Дожди на Станции Нарофельд — это ураганы и смерчи такой силы, что в них даже незаметны редкие крупные капли. Они стремительны и проходят всего за час-полтора, но при их приближении каждый торопится найти себе убежище. Себе и своему кораблю.

Герцог пустился стремглав, что было сил, по полосе, отделявшей, по его представлению, от гостиницы. Хотя он не поручился бы сейчас, что не бежит в другом направлении, и вот-вот из серой пелены перед ним не вынырнет гладкий корпус космического корабля — тоже неплохое убежище. Пристань для одинокого ковбоя. Что-то здесь не так, что-то говорило ему, что дела его совсем швах, все пошло наперекосяк. Или же их с Диксоном память так смешалась, что нельзя было найти своих и чужих, или было еще какое-то постороннее вмешательство, которое пыталось управлять ситуацией со стороны.

Неужели это Диксон? И, если да, то зачем это ему? Герцог запыхтел, отплевываясь от дождя, и вдруг понял, что также может вести игру, как равный обладатель нового тела…

И вот из стены дождя возник серебристый силуэт — так внезапно, что Герцог вскрикнул от восторга и удивления. Крик его заглушил дождь. Тут же потонул в шуме дождя. Рука его потянулась к груди, и он попятился назад, опускаясь на колени, и затем уселся на асфальт. Он чувствовал, как бешено колотится сердце, и, только понемногу приходя в себя, наконец, разглядел, что это было. Перед ним стоял омытый быстрыми струями мощный корпус истребителя.

Вот где можно переждать дождь — пронеслось в голове.

Спина покрылась гусиной кожей, когда впервые после начала дождя он почувствовал дикий холод. Это была не моя идея. Мне такое и на ум не приходило. Это все Диксон, подонок! И тогда, поняв, что иного выхода нет, Герцог направился к кораблю. Длинный серебряный нос пересекала черная полоска. Вблизи под ней отчетливо проступала замазанная надпись:

ЛЕЙ, ЛЮБИМАЯ

А еще ниже в спешке и злобе нанесенные той же рукой буквы гласили:

В ХОЛОДИЛЬНИКЕ

— Вот оно что, — пробормотал Герцог сквозь шум; дождь — водяная пыль слетала с его губ. Он тряхнул головой. — Не в этот раз. Я знаю, что ты хочешь втащить меня сюда, а потом все опять пойдет прахом в последний момент. Я понимаю, куда ты хочешь втянуть меня. — Он сдавил виски ладонями. — Но я не собираюсь. Даже не думай. Оставь надежду, всяк сюда входящий.

Зажмурившись, он еще раз окинул взором стройное тело корабля и искусственную тьму, обступавшую его и следующую за ним по пятам, в поисках пилота. Ни зги. Никакого пилота там не было. Нет пилота — не будет полета, решил он.

— И, вообще, я приду к тебе, когда сам сочту нужным. Ты слышал? — На моих условиях!

Глубоко вздохнув, он открыл глаза и засеменил вокруг истребителя, заслоняя глаза от бури. Каждый шаг давался с трудом, и постепенно, шаг за шагом, перед ним выступал из тумана грозный силуэт истребителя. Из затопленной земли. Герцог бросился вперед, сквозь ливень, пока из серой пелены перед ним не засияли голубые неоновые буквы:

ОТЕЛЬ

Еще несколько секунд — и он уже стоял перед дверью и взбирался по ступеням вверх. И вода стекала с него в лужи на кафельном полу.

— Я знаю, где спрятано знание, — сказал он. — Теперь я до него доберусь.

Клерк отеля посмотрел из-за стойки и, наконец, узнал насквозь промокшую фигуру.

— Что вы сказали?

— Это не вам, — успокоил его Герцог. Его колотила дрожь. — Но есть кое-что и для вас. Помните, как вошел в эту дверь минуту назад. Вас это не удивляет?

— Удивляет — что? — не понял клерк.

— То, что я вошел сухим с такого урагана. Разве не помните?

Клерк покачал головой. В глазах его стыло недоумение.

— Забавно, — сказал Герцог. — А вот я помню. Еще мгновение — и он почувствовал себя совершенно сухим. Одежда больше не липла к телу, а волосы к голове. Лужи на полу тоже куда-то исчезли, как будто испарились.

— Я хотел бы видеть Эрика Диксона, — сказал он, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Вы немного опоздали, — сказал клерк за стойкой. — Он съехал.

— Нет, — сказал Герцог. Он не съехал. Он прячется здесь.

— Как вам угодно, — пожал плечами клерк. — Останетесь еще на ночь?

Герцог ухватился за перила и стал подниматься.

— Думаю, не задержусь. Я на несколько минут. В коридоре его встретила все та же серая стена.

Другого он и не ожидал. Кивнув скорее себе самому, чем посторонним наблюдателям, он двинулся к стене. В пяти метрах под ногами оказалось что-то мягкое — наверное, протоптанный и затертый гостиничный ковер. В двух метрах он ощутил, что волосы на теле ощетинились, как из-за статического электричества. В полуметре от стены тело стали покалывать миллионы иголок.

— Эта стена не причинит мне вреда, — убеждал себя Герцог, стараясь изо всех сил говорить спокойным голосом. — Она не может этого сделать. Это мое тело. Это мой ум. Он — только паразит.

Распахнув руки, он ринулся вперед одним гигантским прыжком — и серый туман поглотил его.

 

8

В два часа по местному времени дорога, петлявшая через небольшой лесок, была пустынна. Случайный путник, припозднившийся из гостей или со свидания, не обратил бы внимания на прогулочное судно, притаившееся на лугу неподалеку, и уж тем более — на обычный автофургон на обочине, с открытым капотом, над которым нагнулись два озабоченных человека.

Сунув руки в карманы куртки, Вонн разглядывал звезды, прислушиваясь к стрекотанию насекомых.

— Напоминает начало славных дел, — сказал он. — Корабль, севший у большой дороги, рядом грузовик, битком набитый сорвиголовами, а на подходе конвой с драгоценностями…

— Вонн, — проворчал из-за капота Мэй, изображавший из себя автомеханика, — заткнись.

Наемник рассмеялся.

— Да я тоже, понимаешь, немного нервничаю.

— Ладно, — оборвал его Мэй, — и я держу пари: нервы не мешают тебе поступать правильно, не так ли? — он прервал на миг свою речь, зубы его лязгали в темноте, как у волка-оборотня.

— Дай шанс, Мэй. Судьба наемника переменчива, как подброшенная монета никогда не знаешь, как выпадет.

— Уж это точно. Монеты вы все горазды подбрасывать, особенно в трактире.

— Ну, уже хватит о том случае, — взмолился Вонн, который простить себе не мог, что не успел тогда остановить Герцога.

— Хорошо, когда сидишь в окопе в самом огне, и считаешь, сколько еще пуль пролетит мимо, пока тебе выплатят гонорар. И никаких угрызений — всегда есть кому ответить за то, что ты делаешь.

Вонн недоуменно пожал плечами:

— Это дает мне шанс показать на что я способен.

— Будь так добр, — попросил Мэй. — Не думай — это все, о чем тебя просят… Радуйся — ведь все, что ты умеешь в жизни, — это убивать.

— Но я не убийца, — стал защищаться Вонн.

— Ты знаешь, о чем я говорю.

— Да, — согласился Вонн. Тебя беспокоит, что все повесили на Винтерса. Но он малый опытный, свое дело знает.

— Только никакой самодеятельности. Все, что он должен сделать: забраться в грузовик, который повезет Герцога, и гнать, что есть мочи к «Незабвенной». С остальным мы разберемся.

— Еще бы, — Вонн неспешно обошел грузовик и, распахнув полу, проверил короткоствольный автомат, свисавший с левого плеча.

— У тебя не будет времени этим воспользоваться, — предупредил Мэй, захлопывая капот. — И потом, я не хочу этого, даже если ты накачался наркотиков.

— Папаша, я никогда не иду вперед, не прикрыв задницы.

— Тогда почему не носишь бронежилет? Вонн застегнул куртку и похлопал по груди:

— Мало места.

— Ты с головой-то дружишь, парень? Смотри только, не задень Мистербоба.

— Ну, что вы, капитан. Не будем о самом святом. Вы же теперь растете как дипломат. Кстати, а с чего это вы взяли, что я принимаю какие-то наркотики? Подчеркиваю «какие-то», потому что меня это, может быть, априори оскорбляет. Должна же быть какая-то презумпция невинности.

— Невиновности, болван.

— И все-таки я настаиваю на пояснении. Кто вам сказал?

Мэй только покачал головой и отошел в сторону. Он взобрался на место водителя.

— джеймсоджеймс, — донеслось из кузова, — еще не время для «погрома»?

— Уже скоро, — сказал Мэй.

— Лезут тут всякие, — проворчал Вонн, забираясь на пассажирское место.

— Самое забавное в этой ситуации, — сказал Мистербоб, — что я ощущаю странную смесь запахов. От вас прямо-таки смердит опасностью, в то время как мистервонн лишь слабо пахнет ожиданием и предчувствием.

— Все зависит от того, как часто бываешь в таких переделках, — пояснил Мэй. — Вы понимаете, через что вам предстоит пройти, советник?

— Само собой, — услышал он из кузова, затем послышался шорох — как будто инопланетянин устраивался поудобнее. Я как наживка для того, чтобы выманить тех, кто привезет мистергерцога, и притом дурно пахнущая, прошу прощения, приманка. Тогда верзила сядет за руль вместо них.

— Вот это по-нашему! — одобрил Мэй. — Все понял с полуслова, даром что заморский гость. Вот у кого учиться надо, — укоризненно посмотрел он в сторону Вонна.

— Ну, командир… может, хватит?

— Ладно, — сжалился капитан. — Отдыхайте.

— И, как только мистервонн распахнет им двери, чтобы показать меня, я «выключу» его. А потом, когда он уберется с моего пути, устрою им настоящую газовую атаку… И от этого они… как вы там говорили, мистервонн «перестанут контролировать кишку»?

— Не совсем, — откликнулся Вонн. — Но это введет их в состояние временной дезориентации, прострации и отключки. Пока они очухаются, я впрыгну к вам, а Мэй с Винтерсом помчат наперегонки к «Незабвенной». Их грузовиком мы блокируем дорогу, а сами заедем в грузовой отсек «Незабвенной» и Питер Чиба помчит нас к звездам. Неважно куда, главное — подальше отсюда.

— Теперь я все понял.

— Это хорошо. А теперь, ответьте, пожалуйста, многоуважаемый посол, поняли ли вы то, чего делать не должны ни в коем случае? — обратился к нему с вопросом Мэй. — Я не хочу, чтобы дело доходило до крайностей. Это не повредит вашей репутации.

Ответом Мистербоба стал какой-то известковый запах, со скрытой нотой чего-то острого.

— Мистервонн, все же — вы унюхали то, что я пытался вам объяснить?

— Простите, Мистербоб, но я не могу… — Вонн обернулся, чтобы взглянуть на арколианца, и тут вдруг его голос сорвался, как будто его внезапно схватили за горло. Он хватил ртом воздух, выдавил: «Прошу прошения» и выпрыгнул из машины. Мэй увидел, как он достает из кармана коробочку и вытряхивает на ладонь какие-то пилюли.

— Сочувствую, — сказал Мэй. — Этих нейроподавителей хватает ненадолго. Особенно в ситуациях повышенного стресса. Что ж, по крайней мере, ты напугаешь их одним своим видом.

— Еще бы. Я вот что хочу сказать, джеймсоджеймс… Вся эта ситуация вообще вызывает странное ощущение. Это, конечно, только от страха, но меня все больше интересует — что за эксперименты они собираются ставить на мне? У вас часто экспериментируют над себе подобными?

Мэй кивнул:

— Почему вы думаете, что Вонн останется в деле? Вонн тем временем вернулся, вытирая рот рукавом.

— Прошу прощения, — заявил он и выразительно потряс коробочкой с пилюлями. — Эта штука работает не так, как хотелось бы.

— Я могу сделать вам сеанс релаксирующей ароматерапии, мистервонн.

— Оставим это пока, — распорядился Мэй. — Берегите силы для главной атаки.

Из фургона послышалось кудахтанье, более всего напоминающее смех.

— Как это похоже на вас, А-формистов! Вы считаете, что меньше говорить — значит, беречь силы. Какое заблуждение! Пахнуть — это очень естественный процесс, не вызывающий никакого напряжения в организме. Для нас пахнуть — то же, что для вас «болтать». Чем больше говоришь, тем больше заряжаешься энергией от собеседника…

— Я это знаю, — отрезал Мэй. — Но говорить убедительно — порой требует больших затрат душевной энергии. Мне же хочется, чтобы вы выступили сегодня как можно убедительнее. Кроме того, я хочу, чтобы получилась хорошая психическая атака. Поубедительнее, пожалуйста, мистер Вонн, мы очень надеемся на полет вашего воображения… и, думаю, это сыграет нам на руку.

— Вот спасибо, напарничек, — проворчал Вонн. — А мама всегда говорила мне, что врать нехорошо. Помнится, Андерс рассказывал, что надо выстоять против своего страха, а я никогда особенно и не паниковал. — Он нервно застучал ногой по днищу автомобиля. — Но куда запропастились эти черти?

Мэй посмотрел на часы.

— Должно быть, какой-нибудь…

В этот момент слова его были прерваны громким треском рации, вмонтированной в панели управления между передними сиденьями.

— Счастливчик, ты слышишь меня, — донесся голос Винтерса. — Выходи на связь! Это я, Верзила, прием!

— Видимо, парню понравились позывные, — прокомментировал Вонн.

— Что там случилось? — озадачился капитан, не спеша откликаться и заранее обдумывая, что скажет Винтерсу в зависимости от сложившейся обстановки.

— Где же ты, Счастливчик, — продолжал заклинать Винтерс, — Это я, твой Верзила, откликнись…

Мэй чертыхнулся и схватил трубку. Вонн в этот момент перехватил его руку и примирительно сказал:

— Мы все сейчас на взводе, капитан.

Коммерсант кивнул. Здравый голос рассудка всегда вовремя просыпался в нем. Капитан в нем привык к словам «Аврал!» и Полундра!», но благоразумный торговец, больше привыкший к словам «почем» и «сколько», не давал ему разойтись на всю катушку.

— Спасибо, — искренне поблагодарил он Вонна. Совсем из головы вылетело.

Он подождал, пока Винтерс закончит треп по рации, и включил зажигание. После этого он ровным голосом запросил о состоянии готовности.

— Отсюда все отлично видно, — доложил Винтерс, — я пристроился на макушке дерева, которое стоит на вершине большого холма. Холм выходит на дорогу и отсюда просматривается дорога до самого города, даже никаких оптоклей не надо. А сколько звезд отсюда видать! Целый шмондрильон!

— Верзила, — напомнил Мэй, вернув его к действительности, — все это просто замечательно, но зачем ты вышел на связь?

— Ах, да. Там на дороге показался большой грузовик. У него буквы по бокам, кажется те самые, про которые вы говорили: «Сущность».

— На каком расстоянии находится машина? — разъяренно прошептал Мэй.

— Примерно через минуту она будет здесь.

— Прекрасно, — сказал Мэй. — Как только я скажу, отключай рацию и спускайся с дерева. Когда все вылезут из грузовика, немедленно забирайся туда и дуй к поляне, после того, как Мистербоб их отключит. Все понятно? Вопросы есть?

— Нет вопросов, — радостно отозвался Винтерс, довольный тем, что в сегодняшнем спектакле ему предстояло играть главную роль.

Треск в рации моментально стих, но лишь на секунду.

— Верзила отключается от Счастливчика. Сеанс связи окончен. Увидимся в назначенном месте после окончании операции.

Не успел Мэй придумать соответствующего ответа, как линия отключилась.

— Ели бы он не расстарался для нас на Коузене, я бы не поверил, что он сможет уцелеть в деле, — сказал Вонн. — Давайте надеяться на лучшее. Вы готовы, Мистербоб?

В ответ раздалось щелканье и стрекотание из фургона, напоминавшее вопли кузнечиков по сторонам от дороги.

— Всегда готов. Я только и жду, когда они откроют дверь.

Одобрительно кивнув, капитан выбрался из кабины и подошел к дверям фургона. Вонн встретил его там со вздохом облегчения.

— Странно. Знать, что вот там, за стальными дверьми, находится такое…

— Что такое?

— Ну, нечто невообразимое.

— Придется привыкнуть, — сухо сказал Мэй без сантиментов.

— Не волнуйтесь, — ответил Вонн. — Главное — не паниковать. Все произойдет просто. Мы против своры потасканных ублюдков, ветеранов вневедомственной охраны с пушками, разжиревших от Лестрийских батончиков со специями.

— Давайте не будем недооценивать сил противника, ладно, ваше величество Александр Македонский? Лучше всего — обезопасить на всякий случай свою задницу. Никогда не знаешь, что можно получить с тыла.

— Но вы же не хотите использовать меня на полную катушку, — Вонн выразительно похлопал по выступающему из-под куртки автомату.

В этот момент капитан не успел ничего ответить ему, поскольку на дороге сверкнули фары, на мгновение ослепившие их. Визг тормозов также оглушил их на миг, и исполинский корпус машины навис над ними из темноты, словно гора, приехавшая к Магомету. Грузовик остановился всего в пятнадцати метрах от места, где они стояли.

Мэй выглянул из-за кузова фургона и обратился в Вонну:

— Запомни — Мистербоб — самое страшное, что ты видел в своей жизни. Иначе она может оказаться короче, чем ты думаешь.

— С этим у меня никогда не было проблем.

— Тогда первый пошел.

Вонн двинулся на свет фар. Он шел по обочине к грузовику, когда дверца открылась и с пассажирского сиденья вылез Баррис собственной персоной, сморкаясь в носовой платок. Сложив и спрятав его в карман, он обошел грузовик. По пути к нему присоединился водитель, широкоплечий дылда, как минимум на полголовы выше Барриса. «Вот они, Лестрийские батончики», пронеслось в голове у капитана.

— Проблемы с машиной? — невинно поинтересовался Баррис.

— Проблемы с деньгами, — ответил Мэй. — Но думаю, вам об этом и так все известно.

— Вероятно, смогу вам помочь, — сказал Баррис. — Хотя, честно говоря, высоковато подняли планку.

— Хотите начистоту?

— Ну, конечно, кто же не хочет…

— Никогда не советуйте тому, кто может посоветовать вам. В частности мне, потому что я старше по возрасту.

— Но не по деньгам…

— Теперь насчет денег. Это капля в море в сравнении с тем, что вы на этом наварите. Ведь вы что задумали — эксклюзивная конвейерная линия. Поточное производство продукта! Фирменные кофеварки и полотенца, спонсирование матчей Зибола, а?

— Мы всего лишь скромная компания в сфере биотехнологий. Наркотиков мы не производим, откуда такие доходы?

— Ладно, не скромничайте…

— Так вы привезли вашего друга?

— А вы привезли нашего? — парировал Мэй. — Пятьсот миллионов плюс друг.

Дверь в кузове грузовика открылась, разделив на две части надпись: на левой дверце осталось «Корпо, а правая створка унесла с собой рация». В темном проеме появилась еще одна фигура. Она спрыгнула на ночную дорогу с громадным чемоданом.

— Совет директоров чрезвычайно расстроен тем, что я пошел у вас на поводу, удовлетворив ваши требования. Мне пришлось ликвидировать множество счетов в разных банках, чтобы удовлетворить вас.

— Вам вернется сторицей. Всего за какие-то жалкие семь месяцев… Через полгода вы будете миллиардером, — сказал Мэй, уже протягивая руку к чемодану.

Охранник с чемоданом встал рядом с Баррисом.

— Передайте это капитану коммерческого флота. Охранник протянул чемодан.

— Стойте, — сказал Мэй. — Охранник беспрекословно остановился.

— Поставьте его здесь. Откройте — я должен посмотреть.

После утвердительного кивка Йарриса охранник щелкнул ключом в замке. Послышалась музыкальная трель, и крышка кейса распахнулась.

— Выложите, что там есть, на дорогу. Пожав плечами, охранник стал выкладывать из чемодана туго перевязанные пачки, похожие на банковские связки кредитов.

— Они все одинаковые, — буркнул он.

— Я должен быть уверен, что никаких сюрпризов не будет, — заявил Мэй.

Водитель «Сущности» чихнул.

— Будь здоров, — сказал Мэй.

Охранник продолжал вываливать деньги на дорогу.

— Вонн, проверь.

Вонн подошел к охраннику и пристально рассмотрел одну из пачек вблизи.

— Дай-ка мне вон ту.

Охранник достал из чемодана приглянувшуюся пачку и протянул ее Вонну.

— Нет, не ту, — он показал на одну из пачек, лежавших на дороге. — Вот эту.

Охранник вручил ему пачку, и Вонн, разорвав упаковку, быстро пролистнул ее, на глаз оценивая количество и качество банкнот.

— Здесь миллион, — сказал он. — Все в порядке, — Он засунул деньги в карман.

— Ровно пятьсот пачек? — спросил Мэй. Баррис кивнул.

— Ну что ж, достаточно, я убедился. — Капитан кивнул Вонну, и тот попятился в сторону от прожекторов, где на освещенном пятачке охранник раскладывал деньги на дороге.

— Складывайте обратно, — скомандовал Мэй.

— Пожалуйста, — хмыкнул охранник. Мэй повернулся к Баррису:

— Теперь — Герцог.

— Сначала арколианец.

— Я должен увидеть его, — настаивал Мэй.

— И точно так же я должен сначала увидеть арколианца.

Мэй пожал плечами:

— Будь по-вашему.

— Не думаю, что это хорошая идея, — произнес голос из темноты. Теперь в игру вступил Вонн. Последние нейроподавители стали ослабевать, и действие амфетаминов пошло на убыль, что внесло в голос наемника необходимый панический оттенок.

— Но почему, — удивился Баррис и недоуменно посмотрел на человека в куртке с нашивками наемника. — Капитан, вы же не собираетесь надуть меня, не так ли? Что мешает вам открыть карты?

— Думаю, что мой друг просто пытается объяснить вам, что не следует открывать дверь фургона, пока вы не будете готовы. Если же вы посмотрите на это сквозь пальцы и с самого начала не подготовитесь как следует, тем больше непредвиденных трудностей возникнет в дальнейшем.

— Но Е-формы, насколько мне известно, разумны и послушны.

— Так же как и многие из животных, — сказал из темноты Вонн. Поддаются дрессировке. Пока не залезешь к ним в клетку.

— Что-то я перестаю верить, что там арколианец, — повысил голос Баррис. — Вы не предприняли никакой защиты против феромонной атаки.

— И это говорит человек, который считает их понятливыми существами, горьким тоном резюмировал Мэй. — В таком случае поверьте в мою разумность, если вы не верите в разумность инопланетян. Возьмите пару ребят в противогазах, пару простыней миопластыря, сковывающего движение и судороги мышц, катушку скотча — и вы можете творить чудеса.

Баррис нерешительно шагнул вперед:

— А у вас все в порядке с обонянием? Не повредили?

Мэй покачал головой:

— Просто прикройте нос.

— И все-таки, что-то мне не верится… — возбужденно говорил Баррис, пробираясь к фургону походкой хищника.

— Ну что ж, — Мэй взмахнул руками в воздухе, сделав условный жест. Сдаюсь. Вонн, открывай.

— Может, лучше не надо, мистер Мэй…

— Если ты так боишься, я сам открою, — Мэй ткнул пальцем в охранника, собиравшего деньги в чемодан. — Оставишь это здесь, когда закончишь. — У меня будут… — он замер, затем лукаво улыбнулся: — Люди, которые живут в стеклянных домах, мистер Баррис.

Баррис облизал губы.

— Что вы хотите этим сказать, капитан?

Мэй вышел на свет фар, в самый центр освещенного участка между машинами.

— Откуда я знаю, что Герцог у вас?

— Ну, это и так понятно, что рано или поздно вы пришли бы к такой догадке.

— В кузове вашего грузовика.

— Как и арколианец, капитан. Вы не знаете этого наверняка.

Охранник щелкнул замком чемодана и встал, отряхивая пыль с колен.

— Забирайте ваш портфель, — сказал Мэй, — и несите обратно вашему боссу.

— Но в чем дело? — спросил шокированный Баррис.

— Я так игру не веду, — отрезал Мэй. — Мы не можем доверять друг другу, даже настолько, чтобы произвести элементарный обмен. Просто какой-то обмен мнениями получается… — и он развернулся, направляясь к кабине фургона, как будто собираясь сесть на место водителя:

— Поехали, Вонн, тут не о чем говорить.

— Но вы сами уходите от этого, капитан! — злобно крикнул Баррис ему вослед.

Мэй остановился и обернулся.

— Слушайте, вы, — холодно сказал он. — Это на мне будет висеть ответственность за международный скандал. Это я буду отвечать за следующую войну, как тот, кто умыл руки. Да, ради друга я готов на все, но разве чью-то жизнь можно сравнить с миллионами? И потом, насколько я понимаю, вы уже убили его, забравшись в его мозг, пытаясь посмотреть, какой урон ему нанесли ваши дистилляции.

Охранник, по-прежнему стоявший над чемоданом с деньгами, удивленно посмотрел на Барриса. Глаза его, казалось, говорили:

«Они что, сумасшедшие отказываться от такой кучи денег?» Но он ничего не сказал. Баррис ненадолго задумался.

Ладно, капитан. Вы победили. — Он махнул рукой водителю. — Проводите капитана Мэя к кузову, пусть он посмотрит и даже поговорит с мистером Арбором, чтобы убедиться, что наш пациент здоров и даже разумен. В определенной степени, конечно, насколько можно считать разумным каждого из нас.

Водитель ушел, и через некоторое время лязгнул замок на дверце кузова.

Баррис вздохнул и посмотрел на капитана:

— Ну, что? Достаточно честная игра?

Мэй кивнул. Он вернулся к пятну света от фар и принял чемодан из рук охранника.

— Вы трое пойдете смотреть на аркола? Или еще кто-нибудь желает? таким голосом папа мог приглашать детей в зоопарк.

— А теперь вы недооценили меня, капитан. — Баррис достал из кармана небольшой пульт, похожий на брелок от ключа зажигания и нажал на кнопку. Двери кузова распахнулись сбоку и оттуда выпрыгнул еще один рослый охранник.

— Ну, что ж, пошли, — Мэй неторопливо направился к грузовику, стуча по ноге тяжелым чемоданом.

— Герцог, ты здесь? — позвал он.

— Мэй, это ты? — раздался еле слышный голос из кузова.

— Это он? — возопил Вонн, чуть не подпрыгнув.

— С тобой все в порядке? — спросил Мэй.

— Лучше не бывает, — отозвался голос из кузова. — Но слушай, Мэй, лучше не надо. Не надо этого делать, Мэй. Не стоит менять арколианца на какой-то кусок дерь…

— Хватит, — Баррис захлопнул дверь. — Теперь арколианец.

Мэй остановился сбоку от грузовика, читая надпись на боку, рассматривая логотип компании. Он размышлял, успел ли подобраться Винтерс.

— Все в порядке, Вонн.

— Вы уверены? — голос наемника сорвался, когда он вышел на свет. Он нервно переминался с ноги на ногу, когда водитель и стражник, расставшийся с чемоданом, направились к нему. Пара охранников прошли мимо Мэя, загодя зажимая носы.

Забавно, подумал Мэй. Интересная каша заваривается.

Второй и третий охранники присоединились к остальным. Баррис, как настоящий командир, шел в атаку сзади, замыкая процессию. Вонн медленно и с видимой неохотой подошел к задним дверям фургона и взялся за обе рукояти дверей. Все в его движениях выдавало сильное желание не делать этого.

— Я загнал его сюда с помощью криттера, — пробормотал он. — У вас есть чем прикрыться?

Второй охранник извлек из своего обмундирования нечто, похожее на тонкую металлическую сеть с подвешенными к ней грузиками.

— Порядок. Замечательная штуковина. Если что, подсобите мне.

Из фургона донесся настойчивый скрежет когтей о железный пол. Мэй тут уже грохнул кулаком по кузову:

— А ну, сидеть там тихо!

Слабая улыбка появилась на побледневшем лице Вонна — сказывался постэффект амфетаминов:

— Это не поможет…

— Все в порядке, Герцог, — крикнул капитан, — Сейчас мы тебя выручим.

Рука Вонна остановилась возле замка:

— Не толпиться, — предупредил он. В кварцевом свете лицо его стало белым как мел и мокрым от пота. — Сейчас вы увидите — это что-то.

Все замерли.

Внезапно сзади раздалось оглушительное «Ап-чхи!» Мэй повернулся в сторону грузовика и увидел, как оттуда выбирается еще один охранник.

— Мэй, — послышался знакомый голос, — Это ты?

Капитан бросил взгляд в сторону фургона. Охранники и Баррис сгрудились за спиной Вонна у задних дверей фургона, не пренебрегая его инструкциями.

— Все в порядке, Герцог, я просто…

Я в порядке. Но послушай, Мэй не надо этого делать, остановись, пока не поздно, не стоит продавать аркола за…

Охранник остановился, заглянув в грузовик, огляделся и тряхнул головой. Он чихнул еще раз.

— Ну, ребята, — сказал Вонн, — смотрите…

— Я в порядке, — говорил тем временем Герцог. — Но послушай, Мэй, не надо этого делать. Не стоит…

Оставшийся возле машины охранник ударил прикладом по кузову и голос оборвался.

— Полундра! — закричал Мэй. — Вонн, Винтерс, это надувательство!

Приклад охранника поспешил встретиться с головой капитана. Мэй нагнулся в этот миг за чемоданом и чудом избежал удара. Стражник попятился, пытаясь сохранить равновесие. Двигатель грузовика выстрелил и утробно взревел.

— Винтерс! Стой!

Мэй отвернулся на мгновение, и охранник вновь занес над ним приклад. Капитан выставил перед собой чемодан и атаковал им охранника. Сзади уже слышались крики Вонна о помощи — но они тут же оборвались и стихли. Последовал новый удар — и кейс треснул — куски нейлона и пластика полетели в лицо. Мэй отступил, закрывая лицо, скрестив руки над головой, и сделал неуклюжий кувырок через спину. Грузовик еще раз взревел и помчался к фургону. Мэй прокатился под самыми колесами и, встав, увидел перед собой дуло винтовки.

«Система Кольта, — автоматически пронеслось у него в мозгу — Тридцать патронов в обойме».

— Нет, — пробормотал он.

Охранник улыбнулся. Он упер приклад в плечо, и улыбка превратилась в оскал. Яркая серебряная вспышка вырвалась у него из нижней части живота, постепенно прорываясь наружу, разрушая грудную клетку, ребра и отрывая его от земли, как после взрыва гранаты. Оружие выскользнуло из его рук и выстрелило, уже ударившись о землю.

— Грузовик! — закричал Винтерс, отбрасывая в сторону клинок и позволяя телу упасть следом за винтовкой.

Мэй поднялся на ноги и помчался, настигая грузовик. Из кузова раздалась автоматная очередь, и кто-то смачно выругался. Капитана отбросило в сторону и последнее, что он понял, — это что Винтерс ведет машину в заросли, с треском сокрушая кусты. Заскрежетали покрышки, и раздался тошнотворный хруст, за которым последовало шипение.

— Сукин сын!

— Держите аркола! Держите инопланетянина! Снова автоматные очереди и звон пуль, впивающихся в металл.

— С другой стороны! С другой стороны!

Мэй высунулся из-за прикрытия и увидел, как один из охранников ерзает за рулем грузовика. Он остановился, посмотрел в сторону Мэя, и затем распахнул заднюю дверь.

И снова послышался душераздирающий скрежет.

— Эй! — закричал Винтерс. — Держись подальше! А ну, отойди!

Охранник обернулся на голос и ответил ураганным огнем. Мэй с воплем откатился с дороги в канаву. Громадная фигура упала сверху, почти накрыв его. Кто-то тяжело засопел в ухо.

— Винтерс, — прошипел капитан. — Я не из железа.

— Со мной все в порядке, — выпалил великан. — Нас прижали. Нужно достать хоть какую-то винтовку — пострелять не из чего.

— Это ты меня прижал!

В это время со стороны дороги раздался крик:

— Все по машинам! Быстрее!

Мэй высунулся из канавы на дорогу.

Там появился водитель. В руках его была серебристая плетеная сеть, в которой что-то барахталось. Он добрался до задних дверей грузовика и запихнул туда добычу, где ее с готовностью приняла еще пара рук.

— Это не грузовик, — пробормотал Мэй, — а какая-то фабрика по производству охранников.

Винтерс с готовностью улыбнулся. Правда, бессмысленно. Он слышал вещи и поглупее.

— Ах вы, подонки! — Мэй встал во весь рост, но массивная рука упала между лопаток и вдавила в землю как раз вовремя. Послышалась новая серия очередей, сбивших листву с соседних деревьев.

— Они захватили Мистербоба! — крикнул он Винтерсу, который в ответ лишь приложил палец к губам.

— Главное — спокойствие, — сказал детина — Посмотрите на другую сторону фургона. Не говорите ничего. Только тихо. — Мэй снова, высунулся как ночной кузнечик из травы. Через несколько секунд он действительно различил тень, скользившую вдоль грузовика. Поравнявшись с кабиной, со стороны пассажирского места, тень исчезла. В левой руке ее было что-то длинное и тонкое, прятавшееся другим концом в локте другой руки.

— Возьми его, — прошептал Мэй. — Ну же, Вонн, возьми его.

— Мы поднимемся, как только он откроет огонь, — предупредил Винтерс. Но только берегите задницу.

Кивнув, Мэй прорычал:

— Давай же, Вонн…

Перед броневиком появился Баррис.

— Как там наш инопланетянин? — спросил он, снимая белые перчатки.

— Уложили, — ответил охранник с ружьем.

— Ну же… Вонн… — шептал капитан.

— Ш-ш, — снова приложил палец к губам Винтерс.

— Как остальные?

— Мы их сделали, — хвастливо заявил охранник. — Видимо, это был старший, отвечавший перед Баррисом за успех операции. Теперь, ночью, в глухом лесу, им нечего было бояться. Недаром Баррис выбрал столь позднее время встречи.

— Никаких свидетелей, — сказал Баррис. Все должно быть чисто. Тела сжечь вместе с фургоном. Кстати, дверь плотнее прикройте. Не хватало только, чтобы он сбежал по дороге. Однако как наивен наш капитан. Неужели он думал, что я меньше его изучал ксенобиологию?

Водитель и охранник кивнули, принимая приказы Барриса. Глава Корпорации «Сущность», можно сказать, ее лицо, извлек из кармана пальто носовой платок, вытер нос и сел в машину. Дверь закрылась, и охранник направил ружье в сторону, где прятался Мэй.

— Эй, ребята, — позвал он. — А теперь познакомьтесь с моей подружкой Розалитой.

Винтерс захихикал:

— Только дурак может так назвать свою винтовку.

Однако чувство юмора оставило Мэя. Он, не отрываясь, смотрел на тень, слившуюся с пятнистым броневиком. Теперь маскировка работала им на руку. Пятнистая камуфляжная куртка Вонна была на ее фоне совершенно незаметной.

— Ну, давай же, Вонн, черт возьми, что ты медлишь! Они же сейчас уедут…

Водитель уже взялся за рукоятку двери, и, как только он это сделал, Вонн выбежал, сделав два выстрела на ходу. Водитель закрутился вокруг себя, словно пытаясь исполнить сложный танцевальный пируэт, но ноги запутались, и он рухнул на землю. Охранник тут же развернулся и ударил очередью по бронированному кузову, пытаясь вычислить тень на фоне пятнистого макияжа. Но Вонн уже был с другой стороны. В этот момент Винтерс с воплем выскочил из-за обочины, увлекая за собой капитана. Тот кричал ему остановиться, но было поздно. Сделав не больше пары шагов, тело великана вдруг стало легким, как у бабочки, отрываясь от земли. На лету верзила сбил охранника с ног, и оба покатились в кровавом свете фар, заливавшем сцену.

Мэй остановился на мгновение, чтобы оценить ситуацию, и услышал скрежет сгибаемого металла.

— Броневик! — закричал он.

Вонн выскочил на дорогу как раз в тот момент, когда грузовик дал задний ход: задний бампер ударил его, отбросив в кусты. Мэй схватил винтовку упавшего охранника, когда грузовик рванул вперед.

— По колесам! — скомандовал кто-то со стороны, но было поздно. Первобытный крик вырвался из горла Мэя, а вместе с ним — и все самые страшные ругательства, известные ему. Он вскинул автоматическую винтовку и стал чертить очередями по уходящему кузову грузовика. Искры летели по сторонам, и пули с визгом уходили в сторону, тараня ночную тьму. Что-то с шумом прошло у самого его лица и выбило винтовку из рук, швырнув на землю. Он увидел исчезающий в ночи грузовик, в ушах звенела кровь и ярость. И ругательства.

Постепенно смысл слов начал доходить до мозга.

— По колесам, я сказал!

Мэй встряхнул головой. Казалось, все это происходило во сне. Он уже не верил в реальность происходящего. Так глупо проколоться!

— Это же не броневик! Его можно прошить пулями насквозь! А если ты укокошил Мистербоба, капитан хренов? Ты об этом подумал? — Он остановился на миг, чтобы сдобрить прохладный ночной воздух двумя-тремя отборными эпитетами, характеризующими поведение Мэя.

— С этого момента ты управляешь только кораблем, а воевать предоставишь профессионалам, понятно?

— Профессионалам? — взвизгнул Мэй. — Это «профессионалы» позволили утереть себе нос каким-то кофейно-батончиковым наркоманам? Ты сам подумай, что сказал.

— А где наземная поддержка, Мэй? Мистербоб должен был разбросать всех по сторонам своим термоядерным запахом. И что из этого получилось? Ни Мистербоба, ни даже запаха от него не осталось. А все потому, что он сидел на своей толстой заднице, как моллюск в раковине, пока нам давали прикурить!

Мэй повел носом.

— Запах… — убежденно сказал он, — должен быть. Просто они его не почувствовали. Может быть, у них насморк или что-нибудь в этом роде.

— Насморк? И что — они все разом взяли и простудились?

— Разве ты не заметил — все были с носовыми платками. Вероятно, заранее нанюхались аллергенов. Они были готовы ко всему. Эх, опять я недооценил Барриса!

— Поздно праздновать поминки.

— Эй, ребята, — приковылял к ним Винтерс. — Все никак не навоюетесь? Я тут…

— С тобой-то все в порядке? — участливо поинтересовался Вонн.

Винтерс кивнул:

— А что со мной сделается. Просто подошел слишком близко, когда вы грохнули последнего парня и чуть не получил несколько пуль в ногу. А так все в норме.

— Чего ты хотел? — спросил Мэй, пытаясь сдержать охватившую его дрожь.

Винтерс показал в сторону:

— Вон тот еще живой. Хочет что-то сказать вам.

Кивнув, капитан поспешил к охраннику, которого свалил Винтерс. Присев рядом, он расстегнул ему тесный воротник униформы.

— Забудем о прошлом. — сказал Мэй. — Ничего личного, сам понимаешь. Мы поможем всем, что в наших силах.

Стражник поднял дрожащий указательный палец на Вонна. Минуту он пытался справиться с дыханием и, наконец, выдохнул:

— Прекрасный выстрел. Вонн отвернулся.

Оторвав рукав от куртки охранника, Мэй стал мастерить перевязь:

— Хотите что-нибудь сказать? — спросил он как бы между прочим.

Охранник кивнул. Он глубоко вздохнул, и на лице его отразилось усилие.

— Спокойно. Время есть, успеется. Охранник собрался с силами и плюнул кровавым сгустком капитану в лицо.

— Ах ты, — руки его сами вцепились в горло, но подошедший сзади Винтерс похлопал по спине:

— Поздно, — сказал он.

И тогда Мэй посмотрел в лицо охраннику и понял, что в самом деле поздно.

Мэй отер лицо повязкой, приготовленной для раненого. Глаза охранника слепо смотрели в ночное небо.

— И что теперь? — спросил Вонн, который не желал оборачиваться к трупу.

— Что бы я ни делал, что бы ни предпринимал, — заговорил Мэй, — все псам под хвост. Этот сукин сын предвидит каждое мое движение. Он знает все наперед. Он слишком хитер для меня. Здесь нужен молодой проворный ум. Вот если бы Герцог… Но, ничего, думаю, пришло время сделать то, чего он не ожидает.

— Интересно, что именно?

— Во-первых, не надо паниковать. Он думает, что мы сошли со сцены, и, скорее всего, сбросил нас со счетов. Сколько трупов?

— Два охранника, — сказал Вонн. — И водитель. — Мы подберем их. Положим в фургон. Свяжем их, и на пути обратно к «Ангелу Удачи» Питер Чиба сбросит их на орбите для мусора. Там все разносит в пыль. Они сгорят по пути на землю.

— И что тогда? — сверкнув глазами, поинтересовался Вонн.

— Исчезнут, по крайней мере, три улики.

— Слушай, капитан, я тут немного недопонял. Мы кто — бандиты, которым нужно замести следы, или честные наемники, которые пришли выручать товарища?

— Все правильно! — также повысил голос Мэй. — И я об этом говорю. Но в нашем положении надо сначала сделать шаг левой, чтобы потом шагнуть правой.

— И фургон тоже сбросим? — спросил Вонн. Мэй покачал головой:

— Думаю, таких экстренных мер не понадобится. К тому же, я еще не отчитался за ущерб после столкновения с автомобилем Барриса, и арендаторам это придется не по вкусу.

— Откуда ты так хорошо знаешь вкусы арендаторов?

— Сталкивался.

— Заметно, — Вонн похлопал по примятому капоту. — Они будут просто в восторге. Вообще эту машину лучше всего кремировать.

— Это буду решать я, — Мэй выпрямился и отошел от тела охранника. — Ты уверен, что с тобой все в порядке? — обратился он к Винтерсу.

Великан кивнул.

— Вот и хорошо. Нам надо поторопиться. Вонн, открой задние двери. Мы с Винтерсом здесь немного приберемся.

Вонн ушел без комментариев.

— Это не его вина, — сказал Мэй, — и не твоя. Винтерс пожал плечами:

— Вообще-то наемнику не положено волноваться, все равно: выиграл ты или проиграл. Но все же паршивое чувство, когда твой босс все время проигрывает.

Мэй выдавил улыбку.

— Да и боссу от этого, прямо скажем… не радостно. Он пнул лежащее у ног бесчувственное тело в камуфляже:

— Ну что, снесем такого? Давай-ка начнем с этого. С виду он ничем не отличается от остальных.

Не успели они нагнуться за ношей, как со стороны фургона послышался душераздирающий крик. Тут же бросив поклажу, оба устремились к источнику шума. Они обнаружили Вонна в двух метрах от машины. Он тяжело дышал, схватившись рукой за сердце.

— Я не полезу туда, — твердил он, весь бледный и трясущийся. — Я не полезу в этот чертов фургон.

— Какие проблемы? Что ты вопишь на весь лес, как оглашенный? В чем дело, Вонн? — спросил Мэй. — Опять наркотики?

— Мистербоб, — сказал Винтерс. — Он боится Мистербоба.

Мэй покачал головой.

— Баррис увез Мистербоба.

— Не всего, — ответил Вонн, которого била нервная дрожь.

Чертыхнувшись, Мэй распахнул двери фургона. Они открылись с металлическим скрежетом, как створки древнего склепа, и оттуда повалил такой едкий смрад, что у Мэя перехватило дыхание и на глазах выступили слезы.

«Аммиак», — пронеслось у него в голове. Он сразу вспомнил коридоры «Хергест Риджа». Не то, не то…

Совладав с дыханием, он сглотнул ком в горле и вгляделся в темноту. Там что-то сверкнуло, и у Мэя снова перехватило дыхание — теперь уже совсем по другой причине…

Оно лежало на полу, в глубине кузова. Длинное, красно-кирпичного цвета, желтая жидкость все еще вытекала с одного конца, как паста из раздавленного тюбика с кремом. С другой стороны — похожие на клешни краба бездвижно торчали два хитиновых пальца.

Герцог сражался изо всех сил, чтобы сохранить присутствие духа. Он чувствовал себя так, будто уже несколько лет скитается по коридорам, и, куда бы он ни сворачивал, куда бы ни устремлялся, всюду его ждала одинаковая серая стена. И хотя ноги порой подкашивались, он продолжал двигаться вперед, осторожно, шаг за шагом, то и дело останавливаясь, чтобы поднести руки к лицу и увериться, что он еще видит что-то, кроме пустоты, обступающей его со всех сторон.

 

9

Когда он с трудом выбрался из отеля, то обнаружил, что больше всего на свете желает застать сейчас самый мучительный момент в жизни Диксона, чтобы посмотреть на него и хоть отчасти скрасить этим свое бесполезное и мучительное времяпрепровождение. Любые мучения были предпочтительнее этого затянувшегося состояния прострации, витания в облаках — небытия, одним словом. И чем дальше он задумывался о перспективе, тем больше крутил головой и разводил руками. Он точно знал, что делает, и знал, догадывался, что где-то, за этими унылыми декорациями его, поджидает Диксон.

Он продолжал — еще два или три столетия — по крайней мере, так казалось — скитаться в полном неведении — и невидении происходящего. Куда бы он ни брел, нигде не прощупывалось ничего хоть сколь-нибудь твердого, и вдруг — совершенно неожиданно, под ногами его зазвенел металл. Герцог сбавил шаг. Странно, — казалось — ноги стали липнуть к полу — или тому, что под ними было. Он внимательно посмотрел вниз и понял, что случилось. До пояса он был облачен в скафандр EVA, и магниты в подошвах прилипали к чему-то, что могло быть пластинами внутренней обшивки космического корабля.

Это уже что-то, подумал он, хотя новое положение не внесло успокоения.

Внезапно он услышал сопение. Только через несколько секунд он догадался, что это его собственное дыхание. Стало теплее — и Герцог понял, что теперь он в полном облачении. На нем был не только скафандр, но и шлем астронавта. Полный боекомплект. Он тут же, по старой привычке, притормозил, срывая с пояса луч-фонарь высокой интенсивности, где находился и прочий инструмент космонавта, и посветил перед собой. Серый туман стал понемногу рассасываться.

Он стоял в коридоре с проржавевшими металлическими стенами. Ржавые пластинки были и под ногами, и на округлом куполообразном невысоком потолке. Какой-то старый, должно быть, брошенный корабль, стал догадываться он. Прямо перед собой Герцог разглядел неплотно прикрытый люк воздушного шлюза. Это уже говорило о многом. Разгерметизация. Скорее всего, живых здесь не осталось. Но как такое могло случиться? Небрежность космонавтов? По инструкции за такое полагалось суровое наказание. Значит, корабль, скорее всего, необитаем. Кивнув утвердительно, словно в подтверждение своим мыслям, он распахнул люк и вошел в камеру шлюза. Следующая дверь тоже была распахнута. Теперь у Герцога не оставалось сомнений, что он на брошенном корабле. Он повернулся к расположенной поблизости контрольной панели и, пользуясь знаниями Эрика Диксона, точнее, предоставленным ему объемом знаний, попытался закрыть за собой люк. Это могло ему пригодиться, если за ним ведется наблюдение или преследование, а также на случай внезапной аварии. Покончив с этим, он вошел в следующий отсек, где оказалось достаточно атмосферы, пригодной для дыхания, чтобы выровнять давление.

Нет, этого хочет не Эрик, сказал он себе. Эрик не хочет, чтобы ты это делал. Он хочет лишь, чтобы ты был на этом корабле. Герцог с опаской посмотрел на внутренний люк, слыша только собственное дыхание в гермошлеме.

«Ты же не собираешься встретить меня за этой дверью с твоей вечной знаменитой космической улыбкой, облетевшей весь мир, и словами: «Добро пожаловать на «Магелланово Облако»», думал он. Ты предоставишь мне во всем разбираться самому, как следователю, попавшему на мертвый корабль, где не осталось никаких свидетелей.

Наконец он совладал с дыханием. Привыкнуть к шлему просто, надо только некоторое время освоиться. Однако жарковато в этом EVA-скафандре. Посветив фонарем в дрожащей от волнения руке, он пошел к следующей переборке.

— Мясо, — сказал он себе у самой двери, словно напоминая что-то бесконечно давно забытое. — Куски говядины. Бойня. Нигде, кроме как в любящем доме.

Переборка бесшумно отъехала в сторону, и он вступил в холл. На первый взгляд ничего особенного — он даже рассмеялся с облегчением, как только увидел, что отсек занят любимым продуктом его дядюшки, выпотрошенным и развешенным в одном из морозильных отсеков «Арбор компани». Эта подвешенная на крючьях «продукция» только и ждала, когда поддатый племянник продаст ее такому же в меру пьяному капитану коммерческого флота. Но как только он сделал первые шаги, пройдя чуть вглубь, то разглядел, что на самом деле заполняло коридоры «Магелланова Облака».

В ушах у него загудело. Туши, свисавшие со стен, были людьми, или, точнее, тем, что от них осталось. Но выпотрошены они были грамотно, как скотские туши, рукой профессионала: со срезанной брюшиной и выставленными внутренними органами. Глаза и рты этих мясных манекенов были распахнуты ужасом или удивлением, как будто никто не ожидал, что найдет такой конец: со вбитым в лоб серебристым крючком, на котором подвешено тело.

ВЫПОТРОШЕННЫЕ И ПОДВЕШЕННЫЕ НА КРЮЧЬЯХ

Внезапно он увидел эти слова перед собой, как заголовок в разделе «Криминал». Однако наяву это было гораздо страшнее, чем на цветных фотографиях.

Герцог прошел дальше, преодолевая страх и отвращение, поскольку знал ничего другого ему не остается. Направив интенсивный луч фонаря в глубь коридора, он повсюду натыкался на одно и то же: длинные ряды подвешенных на крючья туш, на все сто метров до самого конца коридора. Сейчас, в обработанном состоянии, эти люди казались почти близнецами. Они были похожи друг на друга, как скот, и это было самым ужасным. Бойня всех делает одинаковыми. Любая уравниловка на земле начиналась с бойни.

— Мясо, — пробормотал он сквозь сжатые зубы, чтобы ненароком не стошнило. — Бойня, — напомнил он себе. Сезон забоя скота.

Он старался внушить себе привычное зрелище родного дома.

Не помогало. К тому же в скафандре было жарко, а останки были на вид слишком человеческие. Может, все было бы не так уж и плохо — и он принял бы это за наваждение, кошмарный сон, ошибку памяти, если бы не ощущал явственно, что запретная картина проистекает из воспоминаний Эрика Диксона. Даже некоторые лица были знакомы — он мог назвать эти туши по именам: Денис Вир, Мириам Хэстингс, Джек О'Доннел, Д'ринда Мак-Кенна.

— Что-то не так, — прошептал Герцог. — Это совсем не то. Это не тот корабль, который он мне показывал, когда за нами гналась Юэ-Шень.

Он продолжал двигаться по коридору, справившись с приступом дурноты, то и дело останавливаясь, чтобы осветить лица подвешенных фонарем.

«Магелланово Облако», насколько он помнил, было размерами поменьше: там не могло быть стометровых коридоров и отсеков. Согласно справочнику и тому, что он знал из воспоминаний Диксона, «Облако» было первым кораблем, найденным в таком состоянии.

Обливаясь потом в скафандре, Герцог смотрел в лица кадетов, которых видел тогда, на судебном процессе в Нарофельде. На их отрешенных лицах плясал луч его фонаря.

Но это не «Облако». Теперь он понял окончательно. Это было гораздо хуже. Луч света задрожал в его руке.

Это было позже, гораздо позже…

Свет упал на последнее лицо. Короткая «летная» стрижка, округлые, но решительные черты лица, хранившие волевое выражение, и такой же пустой, как и у остальных, взор человека, с которым встретилась Смерть. Сильное, красивое тело… с крюком во лбу…

Лей Бранд!

— Вот он — выход из Беринговых Врат.

Герцог резко повернулся, но при этом так неосторожно, что тело на крюке качнулось и толкнуло его в спину. Он упал и поднял голову, направляя луч фонаря навстречу фигуре, приблизившейся к нему из темноты коридора. В таком же, как у него, скафандре. Шлем качнулся и по включившейся с шипением линии связи Герцог услышал знакомый голос.

— Пришло время тебе появиться здесь. Ты же не хотел садиться в истребитель.

— Подонок, — рявкнул Герцог. — Это не «Магелланово Облако».

— Оно бы здесь не пригодилось, — сказал Эрик Диксон, хладнокровно поигрывая фонариком на лицах повешенных. — Я уже продемонстрировал тебе однажды. Эффект уже не тот.

— Какой эффект? Что ты называешь «эффектом»? — спросил Герцог, неуклюже пытаясь подняться. Через некоторое время ему удалось это сделать и он сел, скрестив руки на груди.

— Объективного урока. Хотелось бы, чтобы ты сам увидел, что вытворяли эти арколианские ублюдки.

«Спокойно, Герцог», — напомнил он себе, пытаясь совладать с дыханием, «еще три таких вздоха — и ты ответишь ему»:

— Это сделали… другие арколианцы.

— Да ну? Ты так тонко чувствуешь между ними разницу? Знаешь, Герцог, я достаточно набродился в твоих воспоминаниях, чтобы сказать тебе начистоту: ты так благоговеешь перед инопланетянами, что совершенно забыл…

— Что я забыл?

— То, что они сделали для твоего народа. Герцог покачал головой.

— Если они и дикари, то не более, чем мы. Мы тоже дикари, Эрик. Мы режем друг друга, продаем друзей за деньги, наша необузданная сексуальность создает еще больше проблем для нас и окружающих, заводит нас в такие ситуации…

— Ну что ж, теперь ты увидел, на что способны твои братья по разуму. Думаю, они могли бы сдать экзамен с отличием, поступая на работу к твоему дядюшке.

— Но это было так давно, — защищался Герцог. — Да и мы тогда воевали. Наверное, и мы делали такое, что не понравилось бы им…

— Герцог, опомнись. Посмотри, где ты рассуждаешь — и при ком… Посмотри им в глаза.

Герцог опустил голову в шлеме:

— Наши расы могли сесть за стол переговоров…

Диксон указал на тело качающейся Лей Бранд:

— Ты и ее посадишь за стол переговоров?

«Ах, так!» Тогда Герцог нанес ответный удар.

«Что ж, ты сам этого хотел, Эрик»:

— Это ты оставил ее. Если бы ты ее не бросил, ее бы здесь не было. Ты знаешь это сам.

Диксон рванулся к нему, выставив палец в перчатке, словно собираясь продырявить им Герцога:

— Не говори со мной так, мальчик. Ты меня этим не проймешь, и я на такое не покупаюсь.

— Лей стала еще одной жертвой этой войны, которая развязана ненавистью. И часть этой ненависти — в твоей душе, уж ты мне поверь.

— Нет! — вскричал Диксон. — Ее пытала и осквернила своими грязными лапами банда ублюдков. И эти ублюдки — инопланетяне…

— А что бы ты сказал, — вмешался Герцог, — если бы Лей погибла в своем истребителе? Что, если бы ее корабль взорвался у Беринговых Врат, если бы она погибла в первом бою?

— Какая разница.

— Послушай… А что, если это не арколианцы? Разве такое не могло произойти при нападении пиратов? Может быть, это корабль Юэ-Шень? Что если Лей Бранд готовила блокаду для какой-нибудь планеты и погибла во время нападения?

— Она не погибла в первом бою.

— Но если бы?

Диксон покачал головой — Герцог отчетливо видел за шлемом его задумчивое лицо, хотя понимал, что такое невозможно. Это ему только кажется. Да и вообще — Эрик ли там или с ним разговаривает кто-то другой, включая запись голоса космического героя?

— Погибнуть на боевом посту — это честь для любого пилота.

— А где был ее боевой пост?

— За пультом управления, у гашетки, у бомбосбрасывателя, наконец, у призматического лучемета, откуда мы оттаскивали обугленные трупы наших лучших стрелков. Мало ли способов с честью погибнуть на поле боя!

— Так в чем был ее долг?

— Сражаться.

— За кого?

— За нас. Умереть с честью на поле боя всегда лучше, чем так, как получилось с Томасом Фортунадо. Лучше принять честную смерть, чем ждать, пока тебя выметут из номера как бесполезный мусор. И, вообще, чего ты добиваешься?

— Мы не знаем, что такое жестокость по-арколиански, но прекрасно понимаем, что такое человеческая жестокость. И когда мы видим тела на крючьях, у нас закипает в душе все, что только может вынести температуру, и это доказывает, что мы еще не оледенели окончательно к окружающим нас человеческим существам.

— Да ты прямо специалист по военным вопросам.

— Арколианцы совсем по-другому относятся к жизни во всех ее проявлениях — к своей и чужой. Жизнь для них — это только эксперимент, в конце которого пытливое любопытство обязательно получит удовлетворение. И все, что ты видишь перед собой, по моему глубокому убеждению, делалось для того, чтобы лучше изучить нас. Да, Эрик, они это делали для того, чтобы вступить с нами в мирные переговоры!

— Мне уже приходилось слышать этот бред от одного дипломата. Каннибалы, говорят — тоже жрали человечину, чтобы лучше понять друг друга. А еще для лучшего понимания все это распотрошили и вывесили на крючки: нате, дескать, любуйтесь, какую работу мы проделали, чтобы установить с вами мирные соседские отношения…

— Сейчас я думаю, они сами сожалеют о том, что случилось, и готовы помочь человечеству, грядущим поколениям.

— Конечно! Потому что они знают о существовании такой вещи, как кровная месть.

— Пойми, Эрик, арколы воссоздали человекоподобную форму, чтобы вступить с нами в контакт разумов, и учить нас, делиться своими знаниями о мире. И все эти люди погибли ради науки — если, подчеркиваю, это сделали арколианцы…

— Нет, конечно, арколианцы здесь ни при чем. Это был массовый акт самоубийства… Слушай, долго ты собираешься пудрить мне мозги?

— Я просто хочу сказать, что это не менее славная смерть, чем погибнуть на поле боя. Погибнуть во имя интересов науки…

— Вот ты скоро и пойдешь по этому пути. А Баррис потом построит на твоих костях такую индустрию, что закачаешься. И все это ради интересов науки. И когда это случится, мне больше никто не будет рассказывать, что Лей и все остальные, — он обвел рукой висевшие тела, — погибли за мир во всем мире.

— Знаешь, в чем твоя проблема? Ты твердо веришь в то, что солдат должен умереть, не снимая сапог, иначе ему не попасть на его солдатское небо.

— Воин, а не солдат, — поправил Диксон, опять поднимая указательный палец.

— А все они умерли славной смертью героев, во время исполнения своих обязанностей, и поэтому ничем не отличаются от остальных солдат.

— А эти крючья? — брезгливо поморщился Диксон.

— Я не могу тебе с точностью ответить на этот вопрос, что означают крючья, но догадываюсь, в чем тут может быть дело. Возможно, такова арколианская традиция возвращения тел противнику. Может быть, их обработали, чтобы лучше сохранить, или приготовили, по своему усмотрению, для прощального обряда. Они же хитиновые существа, помни это. И поэтому тела наших мертвецов считают таким же сброшенным панцирем, а не плотью. Они совершенно не знакомы с нашей культурой, как ты не понимаешь? Как и мы — с их.

Диксон молчал. Герцог продолжил, расхаживая вокруг него, звеня магнитными подковами:

— Теперь это все равно не имеет значения. Все это удел прошлого, все осталось позади, и, как всякий пролетевший миг, необратимо. Лей, эту благородную жертву, нам уже не вернуть, и война прошла так давно, что многие стали забывать ее причины: из-за чего она, собственно, разгорелась. Время заняться другими вещами.

— Тебе, может быть, самое время, — жестко ответил Диксон, не двигаясь с места.

— Мне — особенно. На какое-то время пришлось отвлечься от своих дел, чтобы разобраться в твоих, но теперь, похоже, придется вернуться к насущному. Как я понимаю, это — он кивнул головой в сторону бойни, заключительная сцена твоих воспоминаний? К которой ты меня готовил все это время?

— Обо мне не беспокойся — буркнул пилот.

— Еще бы! Чего беспокоиться? Скоро придет наше время.

— Твое время, — сказал Диксон. — Никогда не придет.

— Почему?

— Ты слишком много рассуждаешь из-за своей нерешительности. К тому, кто слишком долго рассуждает, никогда не приходит его звездный час. Ты мне тут столько всякого вывалил, что я теперь понимаю — ты не боец. Ты, скорее, философ.

— Но и у философов бывает свой звездный час. Ты слышал про Сократа?

— Это кто? Еще один твой подзащитный арколианец?

— Нет, — усмехнулся Герцог. — Это древний философ, который принял яд по принципиальным соображениям.

— Зачем?

— По принципиальным соображениям. Ну, то есть, ему предлагали свободу, но с позором, а он решил умереть, но с честью, — попытался втолковать на свой лад Герцог, чтобы пилоту с его «понятиями», было понятней.

Диксон хмуро кивнул:

— Ну, ладно, это еще куда ни шло. Лучше Смерть, чем позор. Но все это байки аристократов. По-нашему — лучше славная победа, чем позорное поражение. И пусть лучше сдохнет враг сегодня, а я — завтра.

— Эрик, — осторожно приступил Герцог к делу. — Должен напомнить тебе конечный пункт нашего соглашения.

— Какого еще соглашения?

— Если мне понадобятся знания, то я знаю, где их найти. Был такой пункт, помнишь? Ты хотел, чтобы я пришел сюда и увидел Лей Бранд, не так ли? Ну что ж… — тут он, как мог, вытянулся по стойке «смирно» в сковывающем движения скафандре, — Пилот Диксон, ваш приказ выполнен. Диксон кивнул с отсутствующим видом.

— Надеюсь, ничего, что я выгнал тебя для этого из кровати с арколианцем?

— Мне нужно выйти отсюда. — сказал Герцог. — Нам нужно выйти отсюда.

— Что ж, — Диксон оперся о стену и равнодушно посмотрел в сторону Герцога. — Теперь ты видишь, в какое положение ты меня поставил. Я не могу дружить с арколианцами. Я их убиваю. Это мое принципиальное, как ты сказал, соображение.

— Но не единственное же…

— Возможно, и не единственное. Но так уж меня тренировали. Из меня сделали машину по уничтожению противника, и арколианцы многие годы были противником номер один. — Он рассмеялся и бросил холодный взгляд в сторону тела Лей Бранд. — Знаешь, что она говорила все время? Она говорила, что после войны у меня не будет никаких проблем. Не в том смысле, что «никаких проблем» — и так далее. Просто, она говорила, что мир убьет нас. Мы просто не сможем жить в мирное время. Так что, как видишь, она успела, а я запоздал. Для меня здесь не нашлось крюка.

— Теперь у нас другой противник, — сказал Герцог. — И ты это знаешь. Нам надо вырваться отсюда, пока Мэй не выкинул какую-нибудь глупость, спасая нас.

Ответом на это замечание была довольная усмешка.

— На твоем месте я бы об этом не беспокоился. — Диксон постучал пальцем по куполу шлема. — Я уже предпринял кое-что, чтобы передать Барриса в руки твоих друзей. Так что он сам спит и видит с ними встретиться.

Герцог чуть не подпрыгнул:

— Что-о?

— Ничего, ничего, — сказал довольный Диксон. — Можешь не благодарить.

— Что ты сделал?!

— Сыграл на этом. Арколианец против Барриса. Встреча двух монстров. Видел бы ты рожу Барриса в тот момент. Даже не знаю теперь, на кого ставить деньги.

— Что ты ему сказал? — почти закричал Герцог. — В наушниках захрипело и застреляло.

Диксон поморщился, как будто в ухо ему заполз муравей. Он посмотрел на свою ладонь в перчатке скафандра и потер пальцами так, будто растирал между ними щепоть пыли.

— Я рассказал им, — заявил Диксон, — об арколианцах и о том, как они получили секрет генетического кода.

— Зачем ты это сделал?

— Это было великолепно, — рассмеялся Диксон. — Нет, определенно жаль, что ты не видел рожи подлеца Барриса в этот момент. Он тут же клюнул, с ходу. А до того все расхаживал, как павлин по клетке, и угрожал. Только короток клюв у него на расправу — угрожать пилоту Диксону! Так что, скажу тебе, парень, — и Диксон встал перед ним, подбоченясь, одной рукой напирая на стенку коридора: ни дать ни взять — герой из легенды. — Теперь он точно выйдет на встречу с Мэем.

— И чем ты его так убедил, Цицерон ты наш ненаглядный? — процедил Герцог.

— А очень просто, — ответил Диксон, отклеиваясь от стены. — Я сделал для него запись. Десять минут работы с диктофоном — и все. Можно сказать, записали звуковой клип: «Герцог в подземелье». Несколько простых фраз твоим однополчанам. Ничего особенного, ну, там: «привет, Мэй» или «Мэй, не слушай этих подонков», сам понимаешь. Баррис обещал, что отпустит нас, как только они сдадут ему аркола.

Герцог сделал три решительных шага навстречу — магнитные подошвы три раза впечатались в металл — и сграбастал пилота за шнурки, болтавшиеся впереди скафандра.

— Да ты что, — зашипел он ему прямо в лицо, забыв о том, что слова все равно могут долететь только по радиосвязи. — Веришь ему?

— Нет, конечно же, я же не сошел с ума. Я послал его на верную гибель. Если твои олухи не убьют Барриса или не смогут даже захватить в плен, то с ним разделается арколианец. Так что наши руки чисты. Что скажешь? Как только дойдут вести, что Баррис в списках живых не значится, его империя рухнет, и мы с тобой преспокойно выйдем на свободу. А если Мэй захватит его и посадит в железную клетку, то нас просто обменяют. Обидно конечно — двух на одного, но что поделаешь. Так что все просто, как карандаш.

— Нет, — оттолкнув Диксона, Герцог отвернулся. По интеркому донеслись нечленораздельные хрипы и ругательства.

— Это предательство!

— Ну, по всему, что ты тут о нем рассказывал, он этого заслуживает.

— Да Баррис туда и не сунется! Ты предал меня, ты предал арколов…

— Ай-яй, какая жалость! — зацокал Диксон.

— И еще ты предал Альянс.

— Этот Альянс добил меня, — сказал Диксон, — лучше, чем пуля в затылок. Когда я услышал о нем, мне как будто сделали контрольный выстрел за ухо. Так что это удачный случай рассчитаться. Месть — блюдо, которое лучше всего есть остывшим.

— И еще — ты предал всех, кто работал на Альянс и погиб за дело Альянса, только чтобы этот документ был подписан.

— Герцог, ты давно вышел из детского сада? Настоящие документы подписывают кровью и штыком, а то, что какие-то увечные и убогие белобилетники собрались подмахнуть бумажонку с инопланетянами, еще ни о чем не говорит.

— Да ты сам себе перерезал горло, обормот, ты же предал ее, Лей Бранд!

Шлем приглушил реакцию Диксона.

— А вот этого не надо! — снова, как в тот раз, произнес он сдавленным голосом. — Герцог, ты не прав.

Герцог медленно приблизился к Диксону, только теперь сообразив, какую он допустил бестактность. Но он решил идти до конца:

— Нет, я прав, Эрик. Потому что Лей стала пилотом, чтобы разбить арколианцев или чтобы склонить их к миру. И погибла она, захваченная в плен арколианцами, и здесь ее освежевали и распотрошили — надеюсь, что не заживо, и на этот пол текли ее кровь и мозг, И у других текли… И арколианцы собирали эту слизь, чтобы получше изучить ее, и изучали, они изучали ДНК в клетках, и высчитывали, из чего мы состоим. А затем проводили такие же исследования, но уже экспериментировали с себе подобными, переписали генетический код и экспериментировали, пока не получили Е-формы, которые послали нам. И мы захватили в плен настоящие подарки, а не врагов. Потому что их тела были устроены специально для наиболее успешного контакта с нами. И только одно небо знает, сколько мы покрошили этих живых манекенов, этих протянутых рук помощи, этих братьев наших меньших, прежде чем догадались вступить с ними в контакт. И только волей случая им попался генерал Студебейкер, который сказал…

— Достаточно. Я знаю, что сказал Студебейкер.

-..что арколианский талант к генетическим перевоплощениям священен, закончил Герцог. — И вы, пилот Диксон, передали это священное знание в руки проходимца. Кто вы после этого, курсант? — вскрикнул он, на минуту забыв, что Диксон давно уже не под судом и что судимость за поединок с него уже снята. — И после того, как за это отдала свою жизнь Лей Бранд…

— Достаточно, — сказал Диксон глухим изменившимся голосом.

— Знаете, что бы она сказала?

Диксон попытался уйти, но Герцог успел его удержать.

— Не смей всуе…

— А я не всуе! — вскричал Герцог. — Я не всуе! Ты уже замарал ее память! Ты! Ты надругался, посмеялся над ней. Ты сделал из Лей Бранд…

В интеркоме загудел крик Диксона.

— …Шваль!!! — закончил Герцог и изо всех сил толкнул Диксона обратно в стену, как навязчивое привидение, появившееся оттуда. Но руки его снова встретили пустоту. Там ничего не было — ни стены, ни человека в скафандре. Это застало его врасплох. Не ожидая такого оборота, он, вместо того чтобы толкнуть призрак, сам потерял равновесие. Поднявшись, он оглянулся по сторонам.

— Она шваль, Эрик, — презрительно процедил он, надеясь, что пилот слышит эти слова, в каком бы тайнике он ни спрятался. — И в этом виноват только ты.

Собравшись с мыслями и успокоившись, он вдруг осознал со всей ясностью, что остался совершенно один на этом заброшенном судне. От такой мысли волосы на затылке неприятно зашевелились, и, попытавшись их пригладить, рука его встретила выпуклость шлема.

Герцог стукнул кулаком в шлем и выругался:

— Но как он узнал про арколианцев! — огорченно пробормотал он. — И ту ему в голову пришла еще одна великолепная мысль. — Ничего, посмотрим… проговорил он, вновь становясь совершенно спокойным.

Медленно, неторопливо, как спасатель, покидающий корабль, на котором больше нечего делать, он прошел воздушный шлюз и исчез в серой стене, откуда пришел.

 

10

Баррис вытащил последний платок из упаковки и яростно высморкался.

— Это был нечестный расклад, — посетовал он Мелроузу. — И, что хуже всего, он и не понадобился. Мы взяли арколианца без всяких проблем.

— Этот нечестный расклад и привел к тому, что никаких проблем не было, — сказал Мелроуз, отсыпая пригоршню пилюль сержанту Эмерсону, единственному уцелевшему из охранников. — Благодаря тому, что ваши носовые пазухи были заложены аллергической реакцией, вы не почувствовали никакой «газовой атаки».

Баррис закончил вытирать нос и швырнул промокшую салфетку в мусорную корзину.

— Откуда вы вообще взяли, что они испускают какой-то защитный запах?

— Помните, вы еще смеялись над моими исследованиями в военном госпитале? Дело в том, что многие солдаты, оказавшись на арколианской территории, ощущали беспричинный страх перед противником, и, как оказалось, это было последствием феромонной атаки. Это было целой методикой стратегией войны, которую вели против нас арколианцы. Солдаты были убеждены, что даже С-формы, которые представляли собой лишь фотопластическое желе, мгновенно трансмутировали в клыкастых и глазастых монстров. Получалось, что страх высвобождал некую скрытую расовую память о существе вроде Бенгальского тигра с Сола. Этот безотчетный первобытный страх, родственный первобытным инстинктам, по-видимому, сохраняется и передается на генетическом уровне.

— И как они умудряются испускать такой запах? — усмехнулся охранник. Дыханием?

— Нет, — спокойно ответил Мелроуз. — Отнюдь не дыханием, молодой человек, а своими фекалиями.

— Ах, да, — вырвалось у Эмерсона. — Вы же давали нам что-то для защиты от наемников, которых в том леске было как комаров.

— Зато мы взяли арколианца, — гордо и победно сообщил Баррис, как будто выиграл решающую схватку человека с инопланетянином, не законченную у Беринговых Врат.

— Но какой ценой, — ответил ему охранник и посмотрел «боссу» в глаза. Чисто случайно мы одержали эту победу. Против нас были настоящие профессионалы. А вы говорили, что нас будет ждать шайка каких-то мошенников-неудачников.

Баррис почти что дружески положил руку на плечо сержанту.

— Теперь все позади. Арколианец сделает нас богачами, и начнет с вас. Вы проявили беспримерное мужество, сержант Эмерсон, в отстаивании интересов компании. Компания этого не забудет. Вы не будете забыты компанией.

— Это не мужество, — перебил его сержант, — а желание выжить. Он отбросил промокшую от крови салфетку, из тех, что Баррис использовал в качестве носовых платков.

— Оставьте это, сэр. Лучше пошлите материальное вспомоществование семьям погибших. Вы, как президент корпорации, должны это сделать в первую очередь. — С этими суровыми словами он покинул медицинскую лабораторию.

— Вы явно не унаследовали отцовское чувство такта, — прокомментировал Мелроуз.

— Это лишнее и не имеет значения, — оборвал его Баррис. — Когда я открою тайну генетического кода, я верну председательское кресло отца в совете директоров. Они еще вспомнят, как сослали меня сюда… Все их головы лягут ко мне на стол, всех, кто голосовал за это. Они мне заплатят за все.

Мелроуз осторожно прокашлялся:

— Я хотел поговорить с вами об этом деле с арколианцем. Вы вправду считаете, что нужную нам информацию можно добыть… как бы это сказать, методом давления?

— Вот почему я держусь за мистера Арбора, — с усмешкой сказал Баррис. Как утопающий за соломинку. Нам не пришло еще время расстаться. Если инопланетянин заупрямится, мы будем резать его друга у него на глазах и показывать инопланетянину, из чего состоит человек. Это удовлетворит его арколианское любопытство.

— Не думаю, что это на него подействует, — сказал Мелроуз.

— Все равно, — отвечал Баррис. — У него есть то, что мне нужно, и я пойду на все, чтобы завладеть его секретом. Все кнопки будут нажаты, Винни, все до единой. И если не сработает кнопка «Вильям Арбор», тогда ваши люди будут искать следующую.

Мелроуз смолчал, едва заметно шевельнув плечами.

— Не желаете взглянуть?

— Другого раза может и не представится, учитывая ваши методы исследований, — уклончиво сказал Мелроуз.

Кивнув, Баррис вышел в коридор, закрыв дверь с надписью:

ОТДЕЛ УСИЛЕННОЙ ТЕРАПИИ

Мелроуз следовал за ним по пятам. Они прошли коридор, комнату наблюдения, где расстались последний раз с девушкой по имени Дина, и в самый конец холла. Там они миновали воздушный шлюз герметизации и очистки, а сразу за ним в маленькой диспетчерской их уже поджидала та самая Дина. Она сидела перед панелью управления со множеством кнопок и переключателей. На ее плечи был наброшен прозрачный пластиковый костюм-герметик. Она смотрела в расположенные перед ней два ряда окошек-иллюминаторов. За ними просматривалась просторная белая комната, в центре которой располагался чуть наклоненный хирургический стол. На столе лежал пристегнутый ремнями арколианец, без своего обычного фиолетового одеяния. Мотая головой и дергая руками в воздухе, он, казалось, вел оживленный разговор с группой сотрудников института, облаченных в костюмы из герметичного пластика.

— Дина, в чем дело? — спросил Баррис. — Почему внешний воздушный шлюз открыт?

Она резко повернулась, услышав голос за спиной, но, увидев, что это Баррис с Мелроузом, тут же успокоилась.

— Этот шлюз создает негативное давление между нами и…

— Заблокируйте его, пожалуйста, а то мы испытаем давление еще негативнее. Любая ошибка может стать для нас роковой.

Мелроуз за его спиной кивнул. Дина подчинилась приказу руководителя фирмы, и двери за ними с шипением закрылись.

— И оденьтесь, как следует.

Дина продемонстрировала ряд показаний на приборах:

— Пробы запаха пока говорят о том, что отношения складываются миролюбивые. Мы сделали несколько уколов: похоже, сейчас он разговаривает сам с собой.

— Это не человек, — жестко сказал Баррис, это «оно». И впредь прошу его именно так называть в моем присутствии, это будет корректно. Перед нами только арколианец, и, значит, оно.

— Но… эта особь… она необычайно интеллигентна, разумна и… нам просто показалось…

— Не надо… Никогда не позволяйте вводить себя в заблуждение — ученый служит прежде всего истине. Ученый на работе у меня служит прежде всего компании, а потом уже истине. Но все равно, это вас не оправдывает. Итак, мы говорим «оно» — неодушевленное, просто чувствующее, отнюдь не разумное существо. Понятно?

Дина растерянно кивнула.

Баррис снял с полки два пакета с герметичными спецкостюмами и передал один Мелроузу.

— Тем более, в таком особенном случае.

— Эта… то есть, это… существо засыпало всех вопросами, — сказала Дина. — Оно интересуется буквально всем.

Мелроуз развернул пластиковый костюм и бегло взглянул в ряды видеомониторов, проходивших до самого потолка. Они под разными углами показывали арколианца.

— А как его ранение? — спросил он. — Он… то есть, оно как-то проявляет боль? Есть признаки, что оно испытывает мучения? Это я к вопросу о чувствующих, — пояснил он для Барриса.

— Не жаловался…лось, — отвечала Дина, застегивая на молнию верхнюю часть своего костюма. — Вообще-то оно осталось без руки… или лапы? — она тоже посмотрела на Барриса. — Он показывал нашим сотрудникам, как крепится его конечность, и ксенохирург сказал, что никакого повреждения в хитине нет. Похоже, раны сами затянулись, или же ему просто повезло. Ультразвуковое обследование показало, что у него наружная открытая циркулярная система.

— Неужели? — сказал Баррис, всовывая ноги в спецкостюм.

— Открытая циркулярная система предполагает отсутствие вен и артерий, переносящих кровь по организму, — пояснил Мелроуз. — Внутренние органы таким образом просто плавают в кроветворной ткани и напрямую впитывают то, в чем нуждаются. Так что при ранении, когда нет самозатягивающихся кровеносных сосудов, это существо должно было просто погибнуть от потери крови.

— Вы хотите сказать, смертельный обморок? — хмуро переспросил Баррис.

— Это, действительно, необычайно важно для адаптации, — восхищенно сказала Дина.

— И как только оно доносит кровь до мозга? — вслух задумался Мелроуз, просовывая руки в пластиковые упругие рукава. — Ведь большинство живых организмов с кровеносной системой открытого типа чрезвычайно отсталые в развитии.

— Они обзавелись шунтовой системой, — пояснила Дина. — Это конгломерат из трех сердец, прикрепленных усиками к трем полостям тела, где скапливается кровь. Тройное сердце выжимает кровь, как насос в водонапорную башню, вверх в черепную полость, и мозг так же, пребывая плавающим в крови, постоянно пропитан жидкостью и не испытывает недостатка в кровоснабжении. Так что мозг, по их понятиям, снабжается кровью даже лучше всех внутренних органов, за исключением, возможно, главного: основного, центрального, сердца.

Баррис натянул на голову прозрачный капюшон и застегнул его так, что теперь из пластика выглядывало только его лицо.

— Не понимаю, зачем столько возни? Не проще ли было еще раз дать нам аллергенов? — недовольно спросил он.

— Аллергены имеют кратковременное воздействие, — ответил Мелроуз, передавая ему маску для лица — нечто среднее между прозрачным противогазом и стерильной повязкой. — И потом, пока еще неизвестно, на чем базируются их запахи. Может быть, это вещество выходит через кожу с тем же эффектом ингаляции. Тогда арколианские запахи, имея неизвестную нам природу, могут действовать намного тоньше и коварнее, чем мы предполагаем.

Ворча, Баррис прикрепил маску и, тужась, стал завязывать тесемки на затылке.

— Но, главное, — сказала Дина, — у нас очень чувствительные приборы, а запах человеческого тела может повлиять на результаты исследований.

— Вот это правильно, — пробубнил Баррис. Голос его был приглушен прозрачной маской, тесемки которой он безуспешно пытался завязать. Мелроуз пришел ему на помощь. Баррис не признавал собственных ошибок и теперь говорил так, как будто он сам был изобретателем этого великолепного герметичного костюма и всемерно способствовал его применению.

— Негерметично, — заметил Мелроуз. — Он обошел босса сзади и поправил завязки. — Как теперь?

Баррис махнул рукой и что-то ответил. Однако никто ни слова не разобрал. Только глухой ропот сквозь непроницаемый пластик.

Мелроуз улыбнулся и подмигнул Дине:

— Вот это уже полная герметизация!

Баррис шагнул вперед и сделал еще одну попытку заговорить. Маска помутнела и капюшон стал раздуваться, как у разгневанной кобры, издавая шипение.

— Что вы, ни в коем случае! — замахал руками Мелроуз. — Нельзя дышать или говорить в полную силу. Вы нарушите герметичность и стерильность помещения.

Баррис скрестил руки на груди и недовольно пробормотал что-то.

— Сейчас я буду там, — доктор натянул капюшон на голову. — Подождите меня у второго шлюза.

Баррис зашаркал туда, волоча за собой неуклюжее шелестящее одеяние, как гном, одевшийся в человеческие обноски.

— Заметное улучшение, — сказала Дина. — Это один из тех дефективных?

Мелроуз кивнул. Дина усмехнулась:

— И что же странного, что нам все время приходится носить эти дурацкие маски?

Ответ Мелроуза сопровождался тоскливым пожиманием плеч:

— Что странного, что нам приходиться оберегать жизнь этого несчастного существа, находящегося там? Ведь если босс не получит от него то, что ему надо, боюсь, подопытному придется закончить жизнь на вивисекционном столе.

— Какой подонок, — прошептала Дина, бросая осторожный взгляд в сторону дверей второго шлюза.

— Исследования, если вы понимаете, о чем я говорю, затянутся, вполголоса пробормотал Мелроуз. — Этим надо воспользоваться и просмотреть данные, которые собираются в инфоцентре. Хорошо бы получить к ним доступ.

— Я это уже сделала, шеф, — призналась Дина.

— Умница. Может быть, удастся устроить утечку информации в прессу, если получится на время вывести босса из игры.

— Но вы же говорили, что арколианец добровольно согласился участвовать в экспериментах.

— Проблема состоит в том, чтобы посланник потом подтвердил эту версию. — Мелроуз надел маску и стал ничем не отличим от Барриса и остальных людей в лаборатории.

— Кстати, — послышалось из-за незакрепленной маски — с кем мы имеем дело, Дина? Это он или она?

Она пожала плечами:

— Нам пока не удалось определить пол. Судя по внешним признакам, никаких отчетливо выраженных гениталий, а назначение тех наружных органов, которые удалось найти, пока не выяснено. Поскольку существуют различные типы арколианцев, наш гость может и не иметь пола. Тогда это действительно «оно».

Мелроуз опять посмотрел на мониторы. Странный, загадочный глаз. Необычный глаз с двумя зрачками, смаргивая, смотрел на людей в операционной.

— Да, действительно, «оно». Бедняга, не повезло тебе.

— Удачи, — сказала Дина, когда Мелроуз закрепил маску и направился в сторону второго шлюза. Он показал ей большой палец и задраил за собой люк.

— Это как заноза в заднице, — сказал Баррис, когда воздух засвистел внутри шлюза.

— Простите, — сказал Мелроуз. — Я не понял.

Баррис сделал вульгарный жест.

Оба приблизились к столу. Один из работников института взял со столика с инструментами, который подкатили на колесиках, планшет с данными. В резиновой перчатке, натянутой поверх костюма, вместо ручки дрожал скальпель.

Мелроуз положил руку на плечо лаборанта:

— Расскажите, что нам известно о нашем госте, Рэг.

— Известно не так много, — замялся Рэг. — Пульповая масса, которую вы видите в центре груди, является коммуникативным аппаратом. Этот аппарат синтезирует запахи, вкусовые ощущения и производит пробы воздуха для создания новых комбинаций. Крапчато-розовая и голубая ткань, которую вы видите далее в наружных кожных покровах — аналог наших легких. Как и наши легкие, оно способствует усвоению газов в кровь.

— Неплохо, — сказал Мелроуз. — Вы заметно продвинулись.

— Остальное, — поспешил разочаровать его Рэг, — как обычно, замеры. Сто семь сантиметров роста, если признать его прямоходящим, вес — пятьдесят три килограмма. Большинство этой массы, как мы предполагаем, является внешней оболочкой. Из чего следует, что наш друг обладает чрезвычайно развитой мускулатурой, расположенной под этим хитиновым панцирем.

Баррис громко пробубнил что-то в маску. Разобрать можно было только отдельные звуки. Мелроуз махнул рукой:

— Нет, — сказал он. — А вот этого не надо.

Баррис топнул ногой и заявил:

— Я знаю, что делаю. Это, в конце концов, моя лаборатория, — но маска снова запотела, и из щели вырывались только свист, хрип и нечленораздельные звуки. Мелроуз обменялся взглядом с Рэгом, и тот отвернутся, чтобы скрыть смех. За окном было видно, как Дина закрыла лицо ладонями, и плечи ее затряслись. Баррис побагровел, стал кричать еще громче, и воздух из маски стал вырываться с еще большим свистом. Так бы этот беспорядок продолжался и дальше, и не последовало ни единого членораздельного звука, как вдруг с операционного стола послышался хрип и щелканье, в котором можно было разобрать слова:

— Я понял, — сказало «оно».

Все люди в комнате моментально замерли.

— Нет причины демонстрировать замешательство, — сказал обеспокоенный арколианец. — Я понимаю, что Разумные А-формы гостеприимны ко множеству видов колониальных бактерий и заставляют выгонять газовую секрецию этих бактерий самым отвратительным, как им представляется, образом. Это общее условие, и я научился пренебрегать бессознательным посланием, переносимым побочными запахами.

Комната наполнилась приглушенным смехом.

— Я обоняю, что развеселил вас, А-формы?

Мелроуз повернулся к лаборанту.

— Оно что, получается, чувствует наш запах даже сквозь эти скафандры?

Рэг кивнул:

— Скорее всего, оно ориентируется по дыханию.

— Но выдыхаемый воздух проходит через угольные фильтры и…

— Сейчас он вам расскажет, — вмешался арколианец, что мой сенсорный аппарат обладает потрясающей чувствительностью. Однако, смею вас заверить, это не так. Если бы вы знали моего дедушку — в былые годы он мог уловить запах обыкновенной…

Мелроуз, не прислушиваясь, улыбнулся под маской.

— Вы должны простить меня. Я никогда не думал, что разумное существо…

— Может иметь такой внешний вид? Должен вам признаться, примерно то же ощущение возникло у меня при встрече Разумной А-формы. И, бьюсь об заклад, как говорит капитан, если кто-то из людей захочет посетить гостеприимную Арколию, он не раз услышит подобные признания.

Затем последовал смех арколианца, к которому присоединились бы и остальные, если бы не были оборваны залпом ругательств.

Все глаза повернулись к Баррису, который сорвал маску и бил каблуком по полу, точно нетерпеливый конь копытом.

— Проклятье! — кричал он. — Я не могу поверить своим глазам! Человек венец природы — обращается с такой… тварью, как с себе равным! Где ваша гордость, представители рода человеческого! — Его палец устремился на Рэга. — А вы… Называете это существо другом. Это просто омерзительно. Можно подумать у вас никогда не было женщин, вы никогда не гладили по голове детей, а общались исключительно с монстрами из компьютерных игр!

Хитиновые клешни оживленно защелкали.

— А-а, — сказал арколианец, — кажется, я вас знаю. Вы, должно быть, тот самый «мистергад».

Баррис замер, мгновенно пораженный тем, что арколианец обратился непосредственно к нему.

— В самом деле. Боюсь, что я должен полагаться на ложные чувства, поскольку не имею прямого источника запаха. Но ваш голос я определил еще тогда, во время сеанса радиосвязи с «ангеломудачи» и лицо мне ваше знакомо оно тогда смотрело со стены. Да, точно, вы тот самый, кого джеймсоджеймс называл мистергад.

— Неужели? — ухмыльнулся Баррис, стараясь не растерять уверенности. Он ответил арколианцу, и в голосе его были вызов и насмешка. Он старался, чтобы голос его звучал грозно и презрительно. — О чем же мы с вами говорили?

Орган на груди Мистербоба задрожал и раскрылся, как цветок. Рэг и Мелроуз, стоявшие ближе других, предусмотрительно попятились назад.

— Ваш ответ прямо-таки разит недоброжелательностью, как говорил ваш великий представитель разумной А-формы Вильям Шекспир. Вполне вероятно, что в мыслях вы называете меня такими современными словами как «кирпичная харя», «инопланетчик» или «уфо проклятое», «урод», или «пигмей хитиновый», «одноглазая рожа» или еще что-нибудь в этом роде. Я много такого наслышался по отношению к моей расе: насекомое или попросту «мерзость». Однако вам надлежит обращаться согласно моему положению и называть никак не иначе, как… — тут арколианец поднял клешню и задумчиво постучал в области рта, подражая человеческому жесту.

— Как? — не выдержал этой паузы Баррис.

— Посланник, — ответил Мистербоб. — Господин посланник, как это принято у вас к полномочным представителям иных миров и государств. Как гласит межпланетный, если я не ошибаюсь, кодекс. Да, вам надлежит так называть меня постоянно. Так что для кого-то «урод» и «козья ножка», а для вас «посланник». — Грудь инопланетянина при этом гордо запульсировала.

— Я так полагаю, вы себя считаете разумным существом, — сказал Баррис. — Видимо, вы полагаете, что подобное обращение означает, что я вас испугался и буду обращаться со всей осторожностью?

— Да нет, что вы, в самом деле, — отвечал Мистербоб. — От вас — нет. От кого-кого, а от вас я такого не ожидаю. Вы из тех типов, кто не остановится ни перед чем. Вы смело можете нанести урон не только мне, но и любому присутствующему в этой комнате. У меня нет опыта влияния на такого рода существ, тем более такого тонкого влияния, о котором вы говорите. Это просто то, что вы могли бы назвать социальным обычаем. Прочие Разумные А-формы в этом помещении, судя по запахам, могли бы обращаться словами «лорд», «аватар» или «мадам». Но, думаю, что «посланника» будет вполне достаточно.

— Ах вы, сукин, простите, сын, — сказал Баррис, поглядывая на остальных. Он взял себя в руки и сосредоточился на Мистербобе. — Вы хотите сказать, что все люди, присутствующие в этой комнате, на вашей стороне? Вы что воздействовали на них феромонами?

— Нет, — спокойно отвечал Мистербоб. — Просто я в действительности пахну, как посол, а поскольку вы здесь лидер, я не имею права вмешиваться во власть, которую вы имеете над этими людьми. И если вы считаете, что я их очаровал запахом, в таком случае я буду вынужден настаивать, чтобы привели собак.

У всех присутствующих перехватило дыхание. Причем отнюдь не от запаха, но от значения этих слов. Это был вызов — выяснение реального лидерства, того первобытного запаха, почувствовать который могут только животные, привыкшие на охоте выяснять разницу между хищником и жертвой.

— В самом деле, мистергад, было ли в моих планах феромональное воздействие на присутствующих или нет, я могу доказать это немедленно. Я берусь это сделать. Если я сейчас применю то, что вы называете «газовой атакой», то вы можете снять маску и попробовать, что это такое. Ходят легенды, но мало кто знает, что такое настоящий арколианский смрад! И тогда вы, конечно, убедитесь в моей искренности.

Рэг тут же снял маску. Мелроуз немедленно последовал его примеру, а за ним и другие.

— Отчего это вы так уверены в своей искренности? — язвительно спросил Баррис, — если сами существуете в постоянном феромонном обмане, вводя в заблуждение синтезируемыми запахами, с помощью которых, кстати сказать, успешно манипулируете людьми.

— Да нет же, — покачал головой Мистербоб. — Я вовсе не манипулирую вами. Тем более, не собираюсь делать этого в такой ситуации. Это недостойно поведения посла дружественной расы. Тем более, вас, подонокбаррис, никаким запахом не остановить. Вы все равно будете делать со мной то, что решили сделать. Разве не так? Попробуйте возразить. Несмотря на устойчивую уверенность во всемогуществе арколианцев, мои способности ограниченны. Мои силы не так уж велики, а способности ограниченны. Возможно, теперь вы станете считать, что это не более чем хитрый ход, и я теперь просто использую свои способности красноречивого оратора?

Баррис скрестил недоверчиво руки на груди и шагнул поближе к арколианцу.

— Значит, хотите сказать, вы не собирались защищаться сегодня ночью? Вы не собирались устроить нам феромонную атаку? И что же, вы просто позволили себя схватить?

— Это ваше мнение о том, что произошло, мистергад, поэтому я не буду его оспаривать.

— Мы взяли вас, — продолжал Баррис, повысив голос, — потому что мой доктор накачал нас аллергенами. И только поэтому вам не удалось запугать нас, чтобы потом моих людей покрошили ваши наемники. Теперь вы будете еще рассказывать, что прошлой ночью не оказали никакого сопротивления?

Арколианец также уверенно и без тени сомнения кивнул. От этого жеста Мелроуз вздрогнул. По спине его пробежали мурашки.

— Я знал, что вы использовали аллергены и стали нечувствительны к моим ароматическим посланиям. Это на время выключило меня, вполне естественно, поскольку намного сократило возможности контакта с братьями по разуму. Однако куда большее разочарование мне пришлось испытать после следующего послания. Действительно, «подонок» с самого начала «пронюхал», как вы говорите, что мистергерцога вы с собой не взяли, а, значит, не соблюдете и остальных пунктов договоренности. Вы не собирались возвращать джеймсоджеймсу его друга.

— Мистера Герцога? Это еще кто такой….

— Вильям Арбор, — прошептал Мелроуз.

— Совершенно верно, — кивнул Мистербоб. — Вы собирались разделаться с моим гостеприимным хозяином джеймсоджеймсом и после этого преспокойно завладеть мною, как своей собственностью. Однако наша встреча закончилась трагически для обоих сторон. И это показало, что вы недооценили силы своего противника, капитана Мэя, а они — ваши. Так что не в моих силах было повлиять на результат этой встречи. Поэтому меня можно извинить за то, что называется пассивным сопротивлением. Тем более, это даст время мистервонну и верзиле собраться с силами и уничтожить вас.

— Так вы же сдались.

— Отнюдь нет. Я просто решил совершить вылазку в стан врага, чтобы узнать о состоянии мистергерцога и способствовать его освобождению.

— Какое благородство! — фыркнул Баррис. — И каким же образом вы собирались это сделать?

Арколианец наклонил голову к Баррису:

— Насколько я понимаю, многие разумные А-формы считают, что на арколианской физиологии можно сделать неплохие деньги. Некая группа на хергестридж поверила в это и пыталась выкрасть меня. Из того, что мне рассказывал джеймсоджеймс, и из того, что я «разнюхал» о вас, следует: вы пойдете на сотрудничество, если — как это называет ваша раса «мы сойдемся в цене».

Баррис обвел взглядом всех присутствующих и расхохотался:

— Надо же. Он так разговаривает со мной, как будто я у него в плену!

— Ну, это ваше собственное предположение, — сказал Мистербоб.

— И с чего же вы решили, что я буду с вами «сотрудничать»? А, Ваше Высочество Посланник? Кроме того, это ведь вы у меня в плену — и мистергерцог, и вы сами.

— Когда придет время, — произнес арколианец внезапно изменившимся, каким-то зловещим тоном, — когда это время придет, подонокбаррис, вы не остановите мистергерцога. Потому что сил у него намного больше, чем у вас, и его не остановят никакие тюрьмы и запоры. Он сделает то, что захочет, не спрашивая вашего разрешения.

— Все, что он делает здесь, он делает только, — подчеркнул Баррис, — с моего разрешения. И вообще, он даже живет с моего разрешения, — рассмеялся он. — Поскольку уже давно мог растеряться по различным трансплантационным клиникам, так что ваши друзья не собрали бы его и по частям, не говоря уже о том, чтобы получить его целым. Нет, меня просто удивляет эта самоуверенность… Так что смею вас заверить, он…

— Подонокбаррис, — хладнокровно перебил его Мистербоб, — жадность и верность — слишком далекие друг от друга вещи. Мне не нужно ничего делать, и вот еще что учите, мистергерцог — мне не придется прикладывать к этому никаких усилий, но мистергерцог выйдет отсюда, хотите вы этого или не хотите. Потому что на воле его ждут друзья. Так что вам лучше всего сотрудничать и заработать на этом, сколько сможете. Ведь вы наверняка не захотите увидеть ваш персонал в очереди на биржу труда.

Присутствующие стали недоуменно переглядываться, и комната наполнилась невнятным шумом — это спорили сотрудники. Слово «безработица» навевало на них куда больший ужас, чем присутствие самого страшного инопланетного монстра. В то же время слышались отдельные смешки и на лицах появлялись двусмысленные улыбки.

— Вон! — взревел Баррис. — Вон все отсюда!

Но никто не спешил уйти. Все уставились на босса, как завороженные. В своих прозрачных костюмах они казались вплавленными в жидкое стекло.

— Нет, черт возьми! Вы не услышите окончания этого разговора! Это не ваших ушей дело — я вам не за это плачу! Освободите помещение! — Он махнул рукой двум ближе других стоявшим фигурам: — Винни, Рэг, вы останьтесь. Затем Баррис обернулся к остальным, собравшимся и у выхода в воздушный шлюз: — Пусть кто-нибудь скажет Дине включить цифровую запись. Посмотрим, насколько искренен с нами мистер посланник.

Странный звук послышался с операционного стола.

— Что еще? — повернулся разгневанный Баррис.

— Мне кажется, — сказал Рэг, — что посланник смеется.

Баррис яростно чертыхнулся и стал ждать, пока дверь не захлопнется за последним из персонала. Как только это произошло, он повернулся к окну и спросил, готов ли индикатор цифровой записи. Дина кивнула.

— Ну что ж, — обернулся Баррис к посланнику. — Теперь посмотрим, в какие игры вы с нами играете. Продолжим нашу беседу без вашего феромонного влияния на моих людей. Я не знаю, что вы для этого используете, но, по счастью, похоже, у меня к вашим способностям стойкий иммунитет.

— Простите, да не покажется вам грубостью с моей стороны, — вмешался арколианец, — но мое влияние на вас отнюдь не феромонное, оно другой природы. То, к чему вы проявляете стойкий иммунитет, называется «харизма».

— Давайте скажем проще: я проявляю стойкий иммунитет именно к вам, заявил Баррис. Но теперь я собираюсь посмотреть, насколько вы действительно искренни. Если вы хотите, чтобы ваш друг оставался в безопасности, в целости и сохранности, уважаемый иностранный посол, то вы должны быть готовы раскрыть нам некоторые секреты арколианской физиологии.

— У нас нет никаких секретов, — сказал Мистербоб. — Мы знаем секреты природы от наших генетиков.

— Но есть одна вещь, которую вы утаиваете от нас, разве не так, посланник? Вы не захотели поделиться с вашими новыми друзьями кое-какими секретами. Секретами так называемой генной инженерии.

— Генная инженерия… — задумчиво повторил Мистербоб. — Ах, да! мистергерцог уже как-то использовал этот термин. Мы тогда говорили об управлении кодом спирали.

— Да, — сказал Баррис. Генетический код. Именно он. Не станете же вы отрицать, что такой существует.

— Я не отрицаю столь очевидной вещи, — с негодованием отвечал Мистербоб. — Мы не выносили на обсуждение такой вещи среди разумных А-форм потому, что понимаем — для них это настоящая трещина в хитине.

— Ну, хорошо, — сказал Баррис с самодовольной ухмылкой. — При них вы не хотели потому, что у них может съехать крыша. А теперь вы расскажете об этом мне. — Он оглянулся на операторскую: — Дина, включайте запись.

Женщина за стеклом кивнула.

— Посланник…

Мистербоб заерзал на столе:

— Вы хотите, чтобы я начал?

— По ходу дела, — сказал Баррис, — доктор Мелроуз будет задавать вам вопросы, если нам что-то будет непонятно.

— Прекрасно, — сказал Мистербоб, устраиваясь на столе поудобнее, как народный сказитель, затеявший рассказать долгую историю. — Мои древние предки, — начал он заунывным тоном, — мои древние предки испытывали ложные чувства звезд в небе и мечтали подняться к ним. Теперь мы не владеем такими ощущениями и не можем «видеть» звезд. Наши органы чувств изменились, как изменились и мы сами: даже внешний вид. Мы еще меньше похожи на предков, чем вы — на свою праисторическую обезьяну. Можно сказать, мы на них вообще не похожи. С тех пор прошло великое множество поколений. Мы узнали, уже с помощью иных органов чувств, что существуют иные миры, пригодные для освоения. Наша раса смогла расти и расширяться.

— Ближе к теме, — напомнил Баррис. Мистербоб раздраженно пощелкал пальцами.

— Это же неотъемлемая часть истории, — сказало «оно». — Мои предки понимали, что они видят, и затем пришли к пониманию, что в их настоящей форме — на горизонтальной оси — они обречены навсегда остаться в своем родном первобытном мире, который вы называете Арколия. Если бы только, стенали и плакали они, существовал хоть какой-то способ изменить формы, приспособиться, стать существами, которые могли бы построить машины, аппараты, которые увезли бы нас отсюда. Мы были разумной расой, мистергад, но наши первичные формы ограничивали нашу технологию. Большинство потомственных арколианцев живет и умирает на пятачке радиусом в пятьдесят метров вокруг места, где они вылупились.

— Но эти звезды, от которых нам не осталось никакого запаха, ни понюшки, были обманными, коварными светилами. Некоторые из них были обитаемыми мирами и кружились вокруг своей родной матери-звезды. Мы должны были найти способ, как менять свою форму. К счастью, наша медицинская технология не пострадала от наших ограниченных возможностей, от нашей скованности и приземленности. И еще у нас была одна характерная черта, не замедлявшая наших исследований, даже когда вы замедлялись в ваших исследованиях, мистергад. Наши люди хотели пройти тесты и эксперименты новой биоинженерной технологии, даже буквально жаждали этого, во имя общего расового блага. Прошло тринадцать поколений, когда мы, наконец, достигли возможности манипулировать спиральным кодом, и еще столько же, прежде чем мы научились применять это на практике.

— Достаточно долгое время, — заметил Мелроуз. — Как же вам удалось не охладеть к этой идее, как к совершенно невыполнимой? И вам не надоело заниматься таким, на первый взгляд, бесперспективным делом? Ведь интерес первооткрывателя быстро угасает в последующих поколениях.

— Во-первых, мы — существа с намного более коротким циклом существования, в отличие от вас. За сто двадцать лет, отпущенных вам, вы проживаете пять моих поколений. И, потом, как только мы изучили процесс сохранения памяти, мы тут же разработали практический способ передачи знаний от поколения к поколению. Так что пытливый мозг изобретателя, первым проникшего в идею, оставался в целости и сохранности на протяжении столетий. Это принципиальная идея моей расы. И довольно близко к жестоким методам работы вашей компании. Да и вообще, мы, наверное, такие же живодеры, как и ваша Корпорация ««Сущность»».

— Что значит «секторы жизни» — пояснил Баррис.

— Важно то, что мы подходим к делу с такой же точно жестокой позиции.

— Жестокой? — воскликнул Баррис. — Жестокой… Да что вы имеете в виду, говоря «жестокой»?

Мелроуз предусмотрительно встал между ними.

— Спокойно, ребята, — сказал он.

— И вот, через несколько поколений мы обзавелись формами, с достаточными тактильными способностями. Можно сказать, выбрались из грязи в князи, из лужи, в которой барахтались до этого. И тогда мы воплотили в жизнь давно придуманные нами устройства для передвижения и исследований, чтобы математически доказать то, о чем пока могли только грезить теоретически. Мы колонизировали всю систему вокруг нашей звезды, мистергад, и всякий раз встречали на своем пути лишь негостеприимные миры. Это нас не устрашило. Мы просто переписывали всякий раз генетический код, приспосабливая его к новым условиям существования.

— Таким образом, вы насчитываете более шести пока известных науке форм? — спросил Мелроуз. — Просто невероятно.

— Их намного больше, на самом деле, — ответил Мистербоб. — Благодаря усиленной расовой кооперации, я обнаружил одну весьма уязвимую трещину в природе Разумных А-форм. Вы — существа с чрезвычайно узким расовым кругозором. Вас совершенно не интересует то, что вы не успеете «захватить на своем веку». Иными словами, человеку совершенно безразлично то, что не вписывается в продолжительность его собственного жизненного пути. Возможно, вам не мешало бы кое-чему поучиться у нас, мистергад. У нас есть время жизни, за которое мы успеваем подготовиться к чему угодно, и это время — не двадцать пять лет нашего жизненного цикла. Это двадцать пять миллионов лет неустанных генетических изменений. Время существования нашей расы.

— Да, — кивнул Мелроуз. — Я понял. — Он посмотрел на Барриса. — Он хочет сказать, что все в наших руках, но только для того, чтобы претворить это открытие в жизнь, надо переменить мировоззрение: вместо индивидуального перейти на расовый тип мышления.

— Превосходно, — фыркнул Баррис. — Но я не заказывал лекции по истории. — При этом он пробормотал несколько ругательств.

— Запись включена, — напомнил Рэг.

— Да и черт с ней. Не имеет значения. Как и все остальное, что он сейчас говорил. Я не собираюсь ждать, пока мой пра-пра-правнук добьется моего законного места во главе компании. — Он указал пальцем на Мистербоба: — Эта тварь обладает секретом генетического кода, и она мне раскроет его сейчас же — или же пресловутый мистергерцог Арбор попадет в расходный лист «Нимрев компани».

— Со всем моим уважением к этому институту и его хозяевам, — сказал Мистербоб, — я не стану разглашать то, что вы называете секретом генной инженерии.

Баррис сжал кулаки и затряс ими:

— Но почему? Из-за какой-то дурацкой «трещины в хитине»? Ах ты, маленькая гадина! — Он подбежал к столу и схватил лазерный скальпель. Сейчас я покажу тебе трещину в хитине, жалкое насекомое. Сейчас ты увидишь такую трещину…

И он набросился на арколианца. Но Рэг и Мелроуз поспели вовремя и оттащили его от стола, повалив на холодный каменный пол, выкрикивая его имя и выкручивая руку, пока лазер не закатился под операционный стол.

— Прекратите! — возопил Мелроуз. — Пре-кра-тите! Разве вы не поняли он уже передал нам секрет! Вы можете использовать эти знания и стать первооткрывателем — вы можете сделать эту компанию величайшей корпорацией в галактике! — Он заглянул Баррису прямо в глаза, словно пытаясь пробиться сквозь застывший в них лед. Холодные голубые глаза главы корпорации «Вивисектор» не дрогнули. Мелроуз продолжил более спокойным голосом:

— Все, что надо, — это набрать добровольцев. Дать объявление о наборе, пообещать хорошие деньги и отличные перспективы.

— Мне нужно это сейчас же, немедленно, — сказал Баррис срывающимся голосом и повторил еще раз — холодным и железным: — Немедленно! — Затем он взревел еще раз — Немедленно!

— Нет, — прохрипел с операционного стола Мистербоб. — Даже если я это сделаю, если я передам секрет, то уж, во всяком случае, не такому человеку, как вы. Я не имею права передавать священной тайны моего рода. Пусть даже ничего таинственного в этом нет, все равно: это было бы плевком в сторону моих пращуров, прямым оскорблением для моего народа — передать это знание такому человеку, как вы.

Баррис извивался, как змей, в руках Мелроуза и Рэга.

— Врешь, подонок! Ты мне все расскажешь! Я заставлю тебя говорить! Я приведу сюда Арбора и буду потрошить его у тебя на глазах, разрезая на кусочки, пока ты…

— Даже с риском принести в жертву жизнь мистергерцога, — перебил его Мистербоб, — я все равно не смогу передать этой информации, даже если бы очень захотел, при всем моем желании.

— Почему же, черт возьми? — рявкнул Баррис, скрипя зубами.

— Я пытался объяснить вам, — сказал Мелроуз.

— И так же не могу объяснить вам, как манипулировать спиральным кодом ДНК, как вы не можете описать мне нюансы социальных отношений между равными членами вашей расы, социальный строй которой называется демократическим, а, значит, всем дарованы равные права. К сожалению, я еще мало преуспел в этом, и мне предстоят долгие тренировки. Для нужной информации вам придется слетать в наши пограничные миры и достать Биообменщика.

Мелроуз кивнул:

— То есть — местного генного инженера. — Он ощутил, что Баррис обмяк и выпустил босса. Рэг последовал его примеру.

— Вы же посланник, — сказал Баррис, сев и сплюнув на пол.

— Ну, положим, посланник. И что из этого следует? Я могу вам рассказать об обменинге не больше, чем вы о подписании Альянса между двумя расами.

— То есть, он хочет сказать, что понимает в генной инженерии не больше, чем вы — в дипломатии, — пояснил Мелроуз. — И не больше, чем свинья — в апельсинах.

Вытерев рот тыльной стороной ладони, Баррис поднялся с пола.

— Теперь я все понял. Я ошибался. Это очень серьезная тактическая ошибка. — Он хмуро кивнул Рэгу. — Вы подготовили апартаменты для арколианца?

Рэг утвердительно кивнул.

— Перевезите его туда. Мне нужно время обдумать дальнейшие действия. Винсент, я хочу, чтобы вы пошли со мной.

Рэг тоже встал и подошел к операционному столу, чтобы накрыть арколианца его фиолетовым одеянием. — Разрешите, посланник, я несколько изменю наклон стола.

— О, конечно, — сказал арколианец. — Как вам будет угодно. Можете называть меня по-простому — Мистербоб.

Понуро ссутулясь, Баррис вышел из воздушного шлюза не победителем, а побежденным. На нем лица не было. Только за очками светился все тот же голубой лед. Он раздумывал. Несмотря на поражение, он не оставил идеи. И для этого он инстинктивно не отпускал Винсента Мелроуза, держался поближе к своему советнику, «консольере», к своему как он иногда называл его в мыслях, «серому кардиналу» — роль красного кардинала при этом отводя себе.

— Пришло время сократить наши расходы и перекрыть потери, — сообщил он Мелроузу.

Старый ученый, спешивший по пятам, удивленно вскинул седые кустистые брови:

— Расходы?

— Да, расходы. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Ах, да. Я уверен, что вы поступаете правильно.

Баррис накрыл выключатель ладонью и подождал, пока стихнет шипение воздуха.

— Здесь нас никто не услышит. До завтрашнего утра пускай отдыхают.

— Кто, простите?

— Посланник с Арбором. Начнем завтра утром. Здесь нас никто не видит?

Мелроуз пожал плечами, оглянувшись на непроницаемо матовые толстые стекла.

Баррис достал блокнот и открыл на заложенной странице:

— Вот, смотрите, здесь список. Проведите все испытания, сделайте все пробы, снимите все показания и исследуйте все анализы, какие сочтете нужным, и какие вообще существуют в природе. Вспомните все, чему вас учили в кружке юных биологов, когда вы препарировали первую лягушку, и все, чему вас учили в школе, институте, аспирантуре и ординатуре. Не забудьте, о чем вы писали в кандидатской и докторской. Припомните все, о чем говорилось на семинарах и заседаниях всех кафедр всех институтов, где вы восседали, заседали, исполняли поручения и получали зарплаты. Не упускайте ничего. Выжмите из этой парочки подопытных все, что сможете, на это вам дается еще три дня. По истечении этого времени ими займутся другие.

— Метод Геретца? — трагически прошептал Мелроуз. — Вы уверены? Но это же…

— Противоречит Конституции. Именно это я и имею в виду. Мне нужен метод Геретца — причем на всю катушку.

— Но он не оставляет возможностей для ошибок.

— Не имеет значения. Делайте то, что нужно. Смелее, товарищ. Их дальнейшая судьба — это уже моя забота.

Внешняя дверь шлюза с шипением раскрылась, и Баррис вышел в коридор, так и не сняв облачения из прозрачного пластика.

— Отчего-то у меня чувство, что все могло бы быть совсем по-другому? спросила Дина у вошедшего в операторскую Мелроуза.

Старик-доктор расстегнул молнию:

— Хорошо, когда он держит себя в руках, — сказал Мелроуз. — Но как только он выходит из себя — пиши пропало. Он впадает в отчаяние и совершает непоправимые поступки, в попытке спасти ситуацию.

Дина пожала плечами:

— Да, босс никогда не умел держать себя в руках. Ему только кажется, что он умеет.

— Ну что ж, теперь он, можно сказать, развязал нам руки.

— Он складывает знамена, шеф? Или умывает руки?

— Нет. Босс просто передает нам неограниченные полномочия на целых три дня календарного срока. Он хочет, чтобы мы прибегли к методу Геретца, для того, чтобы изучить поближе Арбора и арколианца.

Дина побледнела:

— Но это же катастрофа!

— Для подопытных — да, но его это совершенно не заботит. Он уверен, что все останется в стенах института. Мы с вами даже просто не знаем, насколько это всемогущественная организация, поверьте мне, Дина. Я работаю здесь давно, знал отца Барриса чуть ли не с детства. Но прошли те времена лихого студенческого эксперимента. Организация стала бюрократическим аппаратом, возглавляемым штатом экономистов, бухгалтеров, инспекторов и спецслужб, занимающихся внутренней разведкой. Так что Баррису в любом случае удастся скрыть следы того, что происходит в стенах корпорации. Он, к тому же, знает, что получит «добро» на все свои действия в случае успеха.

— Ну а в случае провала?

— Дальше дочернего филиала, — улыбнулся Мелроуз, — ему провалиться все равно некуда. И он это прекрасно знает. И вот что скажу вам, Дина. Если у вас родится идея, каким образом наши подопытные смогли бы случайно отсюда сбежать: сквозь двери или стены, я вам буду очень благодарен. Хотя как сказал бы мистер Баррис: «Я плачу вам деньги совсем не за это».

И оба понимающе рассмеялись.

 

11

Звонок в двери просторной капитанской каюты разбудил Мэя. От света, хлынувшего в глаза, им снова овладела тошнота. Он оторвал голову от подушки и осмотрелся. Как оказалось, капитан заснул перед личным компьютерным терминалом, расположенным в каюте. Над письмом в консульский подотдел Порта Власти, но без блока ЧАРЛЬЗА, который служил ему переводчиком. Работа продвигалась чрезвычайно медленно: приходилось заниматься каторжным физическим трудом — набирать каждое слово вручную. Прочитав все написанное накануне ночью, он решил, что больше тут сказать нечего, и несколькими убойными ударами клавиши очистил экран.

Звонок прозвучал снова. Да, кажется, именно этот звук разбудил его? Капитан потянулся к интеркому и щелкнул переключателем:

— Да?

— Это Чич. Можно с вами поговорить, капитан?

— Один момент, — встав, он поспешно привел в порядок помятый костюм, как вдруг ему пришло в голову: а что это он так беспокоится? Неужели ему не все равно как он будет выглядеть перед членом… ну, положим, даже не совсем членом экипажа.

Наверное, Чич пришла поговорить насчет стоимости ремонта, который он все равно не мог оплатить. Казалось, этому не будет конца — круг неудач замкнулся, и капитан метался, как белка в колесе. В такой ситуации оставалось только сохранять самообладание и ждать своего звездного часа. Все решают мгновения: он знал это на собственном опыте.

Тем не менее, напомнил он себе, она еще ни разу не заявлялась к нему в каюту. Еще ни одно срочное дело не загоняло ее туда. А вот сегодня, смотри она решилась обсудить проблемы в приватной обстановке. А так они постоянно встречались разве что на капитанском мостике.

«Ну что ж, подумал он и подошел к двери. Все на свете бывает в первый раз. Смелее, девочка. Скажи, что ты хотела сказать». Но за миг до того, как дверь открылась, он решил выйти и поговорить с ней в коридоре.

— Надеюсь, что не потревожила ваш сон, — сказала Чич за дверью. — Мне это пришло в голову только в последний момент.

Мэй пожал плечами и потер колючую щеку.

— Нет, ничего, — пробормотал он. — Вы что-то хотели?

— Я, — замялась она в нерешительности, — слышала, что случилось с арколианцем. Я только хотела выразить свое сочувствие, капитан. Я знаю, через что вам пришлось пройти.

— Да, — сказал он, — невосполнимая потеря. Нам его будет не хватать.

Оба вздохнули.

— Не беспокойтесь, все еще впереди. Да и все равно, даже если б вы и были там, то не смогли бы ничем помочь.

— Но, может быть, я смогу помочь сейчас? — предположила она. Она произнесла это быстро, словно торопилась сделать это, прежде чем Мэй сам попросит о помощи. Она всегда говорила с ним так, будто спешила на помощь.

Мэй покачал головой:

— Не переживайте. Мы все рады, что не взяли с собой женщин.

— Но я не могу не переживать.

— Ну и чем же вы хотели помочь, Чич, мне?

— Не знаю. Но я чувствую, что могу сделать это, капитан.

— Называйте меня Джеймсом. В сотый раз напоминаю это вам, так что даже можно отметить юбилей.

— Мы можем зайти в каюту? — спросила она, кивнув на дверь. — Вдали от посторонних глаз.

— Чич, откуда здесь возьмутся посторонние глаза? Мы в космосе. Здесь никого, кроме членов экипажа.

— Вдруг кто-нибудь пройдет по коридору?

Мэй оглянулся по сторонам: сначала влево, потом направо и, наконец, на Чич. Он отчего-то почувствовал себя страшно неловко. Как будто совершает какой-то поступок, который хочет скрыть от остальных. — Может, я чего-то не понял?

— Что вы имеете в виду?

— Откуда эта необходимость «с глазу на глаз» и «чтобы никто не услышал»?

— Не знаю, — честно призналась девушка. — Мне почему-то показалось, что по коридорам бродит кто-то посторонний.

— Но любой, кто ходит по коридорам этого корабля, — напомнил Мэй, всегда знает, что происходит здесь и там, и вообще везде на корабле. У космонавтов нет секретов друг от друга. У космических коммерсантов — тем более.

Чич зарделась:

— Вы не хотите исполнить этот мой маленький каприз, капитан… Джеймс?

«Спасибо, что не «джеймсоджеймс» — подумал он. Решительно тряхнув головой, Мэй повернулся к двери каюты и распахнул ее перед Чич, а потом вошел сам, накрепко прихлопнув.

— Прекрасная каюта. Уютненько, — сказала она, осматриваясь. — Я слышала, что лучшие каюты — у коммерсантов.

— Потому что корабль — наш дом.

Чич задумчиво постучала пальчиком по клавиатуре терминала.

— Можно было, конечно, поставить и поновее.

— Внесите в список, — кивнул Мэй, начиная терять терпение. — Так о чем вы хотели поговорить со мной, Чич?

Программистка некоторое время прятала взгляд и затем вдруг храбро взглянула ему в глаза, выпалив:

— Я не хочу, чтобы вы поняли это превратно, вот и все.

— Я ничего не понимаю, в том числе и превратно, — терпеливо разъяснил ей коммерсант — и не пойму, пока вы не скажете, что происходит.

Чич скрестила руки на груди и копнула носком ботинка пол, словно стараясь стереть там невидимое пятнышко. — Я прекрасно понимаю, что между нами это неуместно. И невозможно.

Мэй едва успел удержать челюсть, чтобы она не отвалилась, и почувствовал, как покрывается гусиной кожей.

Он чуть было не переспросил: «Что неуместно и невозможно?», но вовремя остановился.

— Я имею в виду, — продолжала Чич, — что вы, конечно, в отцы мне годитесь… Хотя это тоже ничего не значит, потому что после омоложения вы физически будете мне ровесником, но… — она замахала рукой, словно пытаясь, как муху, отогнать ненужные детали, которые мешали ей сосредоточиться и высказать главное.

«Неужели я упустил момент?» — пронеслось роковое. Мэй постарался, как мог, сделать вид, что ничего не случилось — или, по крайней мере, что он ничего не понял. «Пусть лучше считает меня тупым и невосприимчивым».

— Но я хочу, чтобы вы знали, что вы мне небезразличны и я как бы это сказать: не ненавижу вас, да, так, кажется, говорят герои в этих глупых фильмах, которые моя бабушка называла мелодрамами. Так что я просто хочу, чтобы вы знали — есть человек, которому небезразлично ваше будущее, выпалила она.

— Послушай…те, Чич, — сказал Мэй, который сразу скинул два десятка, но при этом все же годился в отцы, если не в дедушки, своей юной «почти ровеснице» — все это прекрасно, но давайте не забывать…

— Пожалуйста, разрешите мне сначала закончить, — топнула она ногой. — Я знаю, что вы никак не можете себе простить того, что случилось с Герцогом и…и с арколианцем. И я не хочу совершить ту же ошибку дважды, поэтому пришла и говорю заранее и сразу. И что же я говорю? Опять забыла, рассеянная. Капитан… то есть, Джеймс, могу ли я чем-то поправить ситуацию с Герцогом и…и с арколианцем. Я все сделаю для вас, — она с готовностью посмотрела ему прямо в глаза, краснея, как тюльпан. — Вы только скажите.

Мэй почувствовал, как в груди становится тесно. Словно грудь его была бочкой и на нее набили обруч. Он прокашлялся.

— Мы продумаем, что можно сделать, но, учитывая непредсказуемую натуру нашего противника… действия, боюсь, должны быть самые решительные. Иначе может быть поздно… Понимаешь… те, Чич, вы прекрасный помощник. Здесь, на орбите Консула Пятого, вы просто незаменимы — для меня и всего экипажа. Но дело в том, что то, чем мы занимаемся, не совсем законно…

— Я же сказала — мне все равно.

— И потом, я не знаю, чем расплатиться за такие услуги…

— Мне не надо платить, капитан. Вернете в течение восемнадцати лет, если доживете. Если бы мне нужны были только деньги, я бы здесь столько не торчала, на этом корабле.

«Вот так! — промелькнуло в голове у Мэя. Значит намек получается прямой. «Мне нужны либо приключения, либо…»

Но договорить это «либо» он боялся сейчас больше всего. Это было страшнее Барриса и международного конфликта. То, что он даже боялся назвать… своим словом. Опасное чувство.

— Да, я тоже давно собирался об этом поговорить с вами, да все не было времени. Действительно, вы столько дней провели на корабле… даже не знаю, снять с вас плату, что ли, за постой, — он мило улыбнулся, давая понять, что шутит.

— Все это неважно, совсем неважно, капитан… Я делаю это только ради вас. Просто для вас, не ради денег. Потому что знаю — после того, как все кончится — а эта ситуация, как и все остальное, тоже когда-нибудь разрешится, и все останется позади, мы никогда уже больше не увидимся. Точнее, я никогда вас не увижу. Но, быть может, вы не забудете меня? Хоть краешком, я останусь в вашей памяти? И кто знает, если судьба сведет нас и в другой раз, может быть, разница в возрасте будет не настолько заметной…

«Говорит так, как будто мне сто, а ей — семьдесят» — подумал Мэй. Он натянуто улыбнулся:

— Спасибо, — произнес он. — Ваши слова дорогого стоят.

Чич смотрела на него, не отрывая глаз:

— Обещайте мне, — тихим голосом сказала она.

— Что? — почти испуганным шепотом спросил он.

— Обещайте, что попросите меня о помощи, если что-нибудь случится с вашими друзьями.

«И только-то! — чуть было не выкрикнул Мэй. А я думал, она попросит таким голосом как минимум участия в мировом заговоре».

— Я хочу, чтобы вы обещали, — заклинала она, — Я знаю, что вы готовите следующую операцию, которая будет еще опасней, и хочу быть уверена, что смогу чем-то помочь.

— Ну, если только что-нибудь компьютерное…

— Нет, — решительно перебила она. — Я много еще чего умею, кроме сборки и программирования. Обещайте, что в любом случае… я вам пригожусь.

— Ну, хорошо, — сказал Мэй, чтобы поскорее забыть об этом. Он кивнул: Обещаю вам.

Чич расцвела:

— Благодарю вас, — сказала она, и перед тем как выпорхнуть за дверь, поцеловала капитана в щеку. Миг — и ее не стало: Секунда — и она растворилась, как бабочка в ночи.

Некоторое время он не сводил с двери зачарованного взора. Затем медленно и очень осторожно поднял ладонь к лицу, где все еще горел след ее поцелуя.

«Да, прав был Мистербоб, подумал он. И почему о таких вещах мне всегда приходится узнавать последним?»

 

12

Герцог стоял на коленях, скрестив руки и опершись о стоявшее перед ним металлическое кресло.

Голос, гулявший под сводами ангара, принадлежал капеллану Станции Нарофельд, человеку с поблекшим, изможденным лицом, каким оно стало после того как корабль доставил останки пленников Беринговых Врат. Сначала решили устроить массовые похороны, но группа уцелевших пилотов, в том числе и Диксон, если заимствованная память не подводила Герцога, настаивала на отдельных похоронах для каждого. В результате капеллан вот уже третий день безостановочного марафона час за часом глядел в пустые и скорбные лица, поминая каждого безвременно ушедшего солдата.

— …и поелику, — заунывным голосом нараспев читал капеллан, — вверяем мы память о душе безвременно погибшей Лей Сукарида Бранд, нашем друге и товарище по оружию, борцу за свободу и независимость расы…

Герцог разогнулся и осмотрелся. Здесь в коридоре был и Диксон. Само собой, он присутствовал, только Герцогу на глаза не попадался, так как он стоял и молча разглядывал безмолвную толпу, кучками сгрудившуюся по разным углам ангара, с первого взгляда узнавая многих присутствующих. Когда медленный речитатив пастора смолк, толпа понемногу разрослась, храня по-прежнему мертвое молчание.

— А сейчас пятиминутный перерыв, — объявил капеллан охрипшим голосом, после которого мы почтим память майора Дениса Вира.

Толпа по-прежнему безмолвствовала. Кое-кто присел в ожидании следующей службы, другие медленно расходились, чтобы уступить место тем, кто пришел почтить память майора Вира. Герцог стал обходить расставленный полукругом ряд металлических кресел, растирая лицо ладонями и попутно массируя виски.

— Черт возьми, Эрик, — пробормотал он, — где же ты? Куда ты запропастился? Долго мне еще здесь крутиться, пока ты появишься?

«Ладно, последний раз», подумал он со вздохом. Присев на первое подвернувшееся свободное место, он уперся локтями в колени и ладонями закрыл глаза.

Все в порядке, помни это. Помни это. Ты уже отсидел полслужбы Штаммов Забвения и теперь тебе плохо вовсе не потому, что ты устал — просто ты любил ее, всегда любил ее, и потом ты был слегка под мухой — потому что иначе выдержать это было бы значительно труднее, но ты перебрал Лейтена, отчего слегка замутило, но, как только они стали поминать Лей…

Герцог вздрогнул. Словно что-то кольнуло в лобных пазухах, как будто он избавился от годами мучившей аллергии — причем избавился, скорее, не физически, а психологически… он снова оглянулся, высматривая… Ангар был пуст — не считая скорбных толп…

— Почтим память службой Штаммов Забвения, в звании майора полевых войск корпуса…

Что-то защипало у Герцога в носу. Не предвестник скорбной слезы, нечто другое. Сначала чувство было такое, как будто потекла масляная капля. Казалось, это была знакомая масляная микстура, вязкая, плотная, против насморка. Но вскоре жидкость стала густой, как реакторная смазка. И, несмотря на этот явно промышленный запах механики, в нем была и чистота, и странный металлический привкус.

Герцог осмотрелся. Свет в ангаре стал заметно ярче, и фигуры вокруг вытянулись в линии, выстроились рядами плоти, в которую когда-то были облечены. Закрыв глаза, он проматывал воспоминания, как катушку спиннинга, в тщетной надежде, что Диксон вот-вот клюнет на ту или другую сцену… И тут странный незнакомый запах набросился на него, как хищный зверь из зарослей, ужалил в глаза, ударил в нос, обжигая горло. У него перехватило дыхание, когда Герцог тщетно попытался крикнуть. Напрасно он пытался крикнуть — горло перехватило, и все слова, казалось, сгорали в нем, не успевая сойти с уст. Герцог дико замолотил руками в воздухе, как раненая птица — крыльями. Он боролся за право вдохнуть, но, в конце концов, просто обмяк, и, когда попробовал вдохнуть снова, ему показалось, что вместе с воздухом он втянул стеклянную пыль, которая саднила легкие, оседая в них, и они наполнились кровью.

Он содрогнулся, и дикий рев вырвался из его горла. Герцог рванулся вперед, как вихрь, и моментально остановился.

Он был в камере корпорации Вивисекторов или, попросту говоря, в Живопырке.

Задыхаясь, он посмотрел на свои руки и удивился, что они у него еще есть. Оказалось, этот странный запах ему не приснился, он был здесь, он существовал в реальности, которая требовала от него каких-то действий. Этот запах вырвал его из воспоминаний Диксона, пленником которых он был все то время, в которых плавал, как заспиртованный младенец в банке.

Но чего от него хотели?

Внезапно ему пришло на память, как ЧАРЛЬЗ давал ему когда-то, еще на «Ангеле Удачи» какую-то жидкость, нейтрализующую эффект Сонного газа. При этом чистота ощущений была та же. Неужели это Баррис с Мелроузом решили привести его в сознание, чтобы испытать на нем очередной наркотический препарат?

Или он был не там?

И, если не там, то где?

И внезапно его буквально ослепил целый ураган запахов: роза, навоз, порох, аммиак, горячая реакторная смазка и тошнотворная вязкость Аяганского джина.

Все в одном, вдруг понял Герцог и произнес:

— Здравствуйте, Мистербоб!

 

13

— И знаете, что хуже всего? — спросил Джеймс Мэй.

Чич оторвалась от работы, поднимая огромные стеклянные глаза. На ней опять была пара огромных мегалинз, сквозь которые глаза казались большими, как у насекомого. В руке трещал лазерный паяльник для точечной микросварки, которым она копалась в какой-то плате.

— Хуже всего — это не перспектива быть убитым. И даже не перспектива потерять Герцога или Мистербоба, хотя только Пятому Региону известно, каким кошмаром все это может обернуться. Хуже всего, приходится признать, что Вонн был прав. — Он удрученно пожал плечами. — Вот она — плата за честную игру.

— При чем тут честная игра, — пробормотала Чич, — в настоящей игре каждый новый ход должен пройти через генератор случайностей. Это, скорее, игра наудачу. А честной игры вообще не бывает.

— В самом деле. Хотя ты пользуешься компьютерной игровой терминологией, но ты четко уловила мою мысль, — признал он. Затем капитан тряхнул недовольно головой:

— Проклятье, ты смотри. Я даже говорить стал, как Мистербоб.

Чич снова вернулась к своей микросхеме, тыкая иголкой тестера в разные соединения и перемычки. Зеленые огоньки, отражаясь, вспыхивали на ее лице.

— И знаешь, что забавнее всего в этой ситуации? — продолжал Мэй. Давным-давно, когда мы выкрали фиалы у Юэ-Шень, я клятвенно обещал себе, что, как только все закончится, я вернусь к привычной жизни безобидного мелкого торгаша. Все, что я хотел: это занять место где-то на галерке, в задних рядах галактической экономики, и получать свой барыш. Единственная проблема в том, что, оказывается, не так просто вернуться в задние ряды, если тебя однажды вышвырнуло в передние. У меня такое чувство, будто эти фиалы нависли проклятьем над всей моей жизнью и будут висеть надо мной остаток жизни, как проклятье.

— Все это когда-нибудь кончится, — успокоительно пробормотала Чич. Как все кончается на свете.

— Вопрос только в том, — сказал Мэй, — Когда оно кончится.

Чич щелкнула лазерным паяльником и отложила его в сторону, затем сняла линзы. Отряхнув руки от пыли и тщательно вытерев каждый палец антистатиком, она взяла маленькую металлическую пластинку и прикрыла ею схему, над которой работала все это время.

— Все, — сказала она. — Я готова. — Покопавшись в куче хлама, она извлекла какую-то липкую ленточку и обмотала собранный блок. — Кто остается за терминалом?

— Роз.

— Порядок. Она поможет мне получить доступ к чертежам здания. — Передав коробку Мэю, она встала. Мэй повертел ее в руках.

— Еще раз с самого начала. Значит, эта штуковина укажет мне ваше местонахождение, и я сверюсь с планом здания, чтобы подсказать вам, куда двигаться дальше. После загрузки плана очередного этажа я проведу вас так, как будто вы там жили всю жизнь.

— Ужасно, — сказал Мэй. — Ты хоть понимаешь, что ты…

— Давай не будем опять с самого начала, — отрезала Чич. — Я все предусмотрела. Я уже не в первый раз взламываю корпоративную базу данных. Правда, мне не приходилось заниматься этим, пока я работала на Дирка, но я всегда мечтала, что когда-нибудь представится такой случай. Тянет хакершу на старое, — сладко вздохнула она. — Ну, постараемся наследить без лишнего шума и звона.

— Порядок, — Мэй повесил устройство на шею. — Не знаю, чем отблагодарить тебя…

Чич показала ему большой палец:

— Вернитесь живыми, — сказала она. Он ответил ей тем же жестом.

— Ладно. Спасибо, Чич. — Внезапно он замялся и опустил голову, как будто вес устройства Чич вдруг оказался слишком неподъемным.

— Что-то не так, капитан?

— Просто подумал, что за имя — Чич, для такой девушки…

— Мне нравится.

— Я знаю, как работают программистки! Вечная экономия на словах, сокращения, клички. А можно мне называть тебя как-нибудь по-другому?

Чич покраснела и пожала плечами:

— Как твое полное имя?

— Мое полное имя — Полная Чич. Но я еще не дошла до такого состояния. Все?

— Нет, кроме шуток. Ведь по всему видно, что ты не интернатовская, и, значит, у тебя было настоящее имя.

Чич повертела в руках лазерный паяльник.

— Ну, Кимберли… — выдавила она.

— Кимберли, — повторил Мэй. — Кимберли — и..?

— Кимберли и — все-что-ты-хочешь.

Мэй улыбнулся.

— Отлично. Работать с тобой — одно удовольствие, Кимберли. — Он повернулся к выходу, но в последний момент она позвала его.

— Я ни с кем в жизни так не разговаривала, Джеймс Мэй. Ты ведь вернешься? Обещаешь мне? И тогда настанет время для «удовольствия работать со мной» и «увидимся позже». Ведь если ты заставил меня вспомнить мое имя, ты должен вернуться, чтобы еще раз назвать меня им.

— Непременно, — Мэй козырнул по-граждански, коснувшись пальцами правой брови. — Увидимся позже, Чич.

С этими словами он повернулся и вышел за дверь, в то время как оставшаяся за спиной Чич выбивала ногой нервную чечетку. Его поведение постоянно озадачивало ее. Он все прекрасно понимал, но предпочитал делать вид, как будто ничего и не было, несмотря на то, что сказал Мистербоб. Слишком двусмысленное положение и, к тому же, очевидная разница в возрасте. Она годилась ему в дочери, с Мэгги было совсем по-другому. Интересно, почему так происходит? Девушки «западают» на мужчин в возрасте, в то время как молодые парни редко увлекаются пожилыми женщинами. Наверное, здесь есть какая-то загадка женской натуры.

Придется сначала собрать здесь всю семейку, подумал он, меряя шагами коридоры «Ангела Удачи» и направляясь к грузовому отсеку. Сынишка Герцог и дочурка Чич, и еще Мистербоб, как домашняя морская свинка.

Эта мысль развлекла его по пути к ангару. «Незабвенная» уже поджидала его. Роз взбиралась по трапу с большой коробкой «лишних» запчастей, собранных Чич (то есть Кимберли), и он поспешил на помощь.

— Что еще за хлам?

— Идея Питера, — ответила она. — Чтобы сбить с толку радарные устройства.

С этими словами она повела капитана в кормовую часть «Незабвенной», указав, куда поставить коробку перед лотком:

— Мы забили этот мусорный контейнер старыми запчастями, и по пути Питер выбросит его за борт. Так что их радары засекут не один, а сотню кораблей, убывающих в разных направлениях.

— Да, но ведь весь этот мусор сгорит на околоземной орбите, — сказал Мэй.

— Ну, к тому времени это уже будет неважно. — Питер вышел им навстречу из капитанской рубки:

— Стартуем сразу, как только мы с капитаном пристегнемся.

Кивнув, она открыла дверь. Чиба стал спускаться по металлической лесенке, и Мэй последовал за ним, звеня каблуками по ступенькам.

— Я тут ознакомился со штрафными квитанциями, прибывающими по почте, заметил спасатель, — и, честно говоря, удивился. Что вы так привязались к этому грузовику? Он что, сделан из золота?

Мэй пожал плечами:

— Вообще-то он взят напрокат. И мы еще не накатались. А что, какие-то проблемы?

— Конечно, это вопрос времени — затолкать его обратно в трюм. Но времени может быть и не так много. Да плюс еще дополнительный расход горючего, чтобы поднять и сбросить эту колымагу. Но предупреждаю заранее: для успешного старта нам надо иметь запас времени. Мы можем взять фургон, но эта операция отнимет лишние минуты. Времени будет в обрез, а вдруг что случится? Особенно, если встречаться придется потом в условленном месте. — С этими словами он зашел в рубку и опустился в кресло пилота.

— Ну, эта колымага побывала в стольких передрягах, что мне придется все равно выплатить ее полную стоимость, — со смехом сказал Мэй, пробираясь к креслу второго пилота. — Как-то жаль бросать ее. Эта машина стала вроде как член экипажа.

— Ну, смотри, Мэй, дело твое, — сказал Чиба, пристегиваясь.

— Ладно, всему свое время, чего заранее переживать.

— Но только давай не задерживать с решением. Надев шлем, Чиба вопросительно махнул рукой:

— Отчаливаем?

— Все на борту?

Чиба кивнул:

— Роз в кормовом отсеке. Вонн с Винтерсом — в пассажирском. Да мы с тобой.

Кивнув, Мэй стал щелкать тумблерами, проверяя, как вспыхивают лампочки контроля.

— Только не мешкай, ладно? — прокричал Чиба сквозь шум двигателей.

— Что-о?

— Не возись с этим автомобилем!

— Хорошо! Отошлю его арендаторам по почте!

— Роз, — сказал Чиба в шлемофон, — дай мне зеленый, когда пристегнешься. Остальные пусть тоже мигнут. Стартуем без разгона, с места.

Из нижнего коридора раздался восторженный вопль. В нем без труда можно было узнать военный клич и голос этот, несомненно, принадлежал Вонну.

— Проклятье, — пробормотал Мэй, щелкнув последним тумблером.

— Что-то не так? Я все проверял перед вылетом.

— Да не в этом дело, — ответил Мэй, вращая регуляторы кресла. — Опять этот Вонн. Боюсь, он становится неуправляемым. Надо принять меры.

— Сейчас уже поздно менять решение. Ты исчерпал все возможности.

— Может быть, стоило все же связаться с Мэгги.

— Ты правильно поступил, Мэй. Поверь мне.

— Тут вот в чем проблема, Питер. Ты просто не понимаешь, что это значит для меня. Я твердо верю в то, что в жизни еще существуют места и ситуации, где можно двигаться вперед, поступая открыто и не переступая закона. — Он удивленно покрутил головой. — Черт возьми, а теперь я стал говорить как Герцог.

Чиба склонился над клавиатурой бортового компьютера и набрал комбинацию предстартовой подготовки. Прогулочное судно начало вибрировать, и низкий свист наполнил все отсеки. Корабль мягко подтолкнуло вперед: перед ним распахнулись створки последнего воздушного шлюза.

— Есть еще на свете такие спокойные места, Мэй. Проблема только в том, что нас там нет. Он постучал по амортизационной подушке сбоку шлема. — Роз дала зеленый свет. Груз принят, пассажиры на борту. Разрешите старт, капитан? — и, получив утвердительный ответ, произнес:

— Можешь открывать стартовый люк, Чич! Они ничего не услышали сквозь свист двигателей.

«Незабвенной», но грузовой отсек «Ангела Удачи» медленно распахнулся перед ними. Внизу маячил огромный диск, испещренный светящимися зелеными пятнами.

— Включай грузовой по моему сигналу, — продолжал Чиба. — Отрицательный по отрицательному, и я стартую. — Он посмотрел на Мэя. — Дайте нам точка два негативный.

— Готово.

— Порядок, Чич. Попробуй решетку.

— Минутку, — сказал Мэй, — Чич не знает, как управлять магнитной энергетической системой.

Чиба только пожал плечами и улыбнулся:

— Теперь уже знает.

«Незабвенная» выскользнула в космическое пространство, и зеленый омут планеты Консул Пятый стал наплывать в иллюминаторы.

В это время оживленный разговор между кораблем и диспетчером не смолкал.

— Доложите о готовности, — продолжал Чиба. — Полная подзарядка корпуса по моему сигналу. — И, обращаясь к Мэю:

— Надеюсь, разницы потенциалов вполне хватит для прыжка. В таком случае основные двигатели включать не придется.

— Оно и хорошо, — философски изрек Мэй. — Меньше шансов, что нас вообще кто-то заметит.

— К тому же экономия горючего.

— Надеюсь, Чич знает, что делает, — Мэй вытер ладони о бедра. Они отчего-то снова стали мокрыми.

— Расслабьтесь, капитан. Она включила магнитный потенциал, добавила кучу разных вспомогательных систем управления с корабля и, к тому же, восстановила и модернизировала внутренний логический блок ЧАРЛЬЗА.

— Какая молодец!

— Зря смеетесь, капитан. Девочка что надо, — подмигнул Чиба.

«Ну вот! — подумал капитан. — Теперь и этот знает. Интересно, есть на этом корабле человек, который знает меньше меня?»

— Готова, Чич? — спросил спасатель. Подождав немного, он кивнул капитану: — Мы готовы. Давайте, по моему сигналу.

Чиба начал отсчет, выводя «Незабвенную» под углом из «Ангела Удачи». Со стороны казалось — большой корабль рожает маленького, а космос восхищенно принимает роды.

Раздалась команда Чибы, и Мэй ударил по стартовой кнопке. Свет в рубке померк, и корабль тронулся с места так, что сдавило желудки. Из иллюминатора к ним потянулись зеленые моря Консула Пятого.

Из пассажирского отсека раздался еще один вопль Вонна, на этот раз еще более продолжительный и победоносный. Потом к нему присоединился Винтерс.

«А вообще ведь ничего ребята», — подумал Мэй, борясь с тошнотой.

 

1

Герцог сидел на полу, подпирая спиной дверь своей камеры. Руками обхватив колени, он выстукивал нервную дробь носками по полу.

«Что делать? — думал он. — Есть ли какой-нибудь выход?»

Хотя Мистербоб смог подать сигнал о своем присутствии, и аромат до сих пор ощущался в камере, двери этим не откроешь. Запахи проникали сюда через любые преграды, но сам он не мог, как запах, проникнуть сквозь стены или пробраться по вентиляции.

Хотя тетранец мог различить большинство запахов того сложного букета, каким одарил его Мистербоб, но, попытавшись определить составные части аромата, он запутался окончательно. Что же хотел сообщить ему Мистербоб: пытался вступить в контакт или это было нечто вроде феромонной завесы, чтобы защитить его? И что дальше: Герцог должен отозваться? И если да, то как?

А вдруг это очередной эксперимент Мелроуза? Только вряд ли человек смог бы подобрать столь отточенную гамму запахов, продирающую до самого нутра. И весь этот букет, этот ураган ароматов вызывал в памяти один недвусмысленный образ: «арколианец».

Но если это в самом деле Мистербоб, а не побочный результат экспериментов, то что происходит? Герцог понятия не имел о радиусе распространения арколианских ароматов, но сила запаха говорила о том, что посланник где-то рядом.

— Значит, так. Получается, Диксон ввел Барриса и Мелроуза в курс дела насчет «ноу-хау» арколианцев в области генной инженерии. Получается, Баррису удалось выйти на капитана и правдами или неправдами захватить Мистербоба? Или переговоры с Мэем сорвались, и теперь сам арколианец просит о помощи?

Думая обо всем этом, Герцог пребывал в состоянии полной неопределенности.

А, может быть, они уже спешат ему на помощь. Возможно, все решится миром, и не придется преступать буквы закона. Может быть, посланник сейчас демонстрирует свои способности восхищенной группе ученых, и то, что Герцог ощутил в воздухе, было чем-то вроде прощального салюта запахов, после чего все поаплодируют и разойдутся по домам.

Самое скверное состояние на свете — ожидание. Особенно когда не знаешь, чего ожидать. Если ждать хорошего, то нужно терпение. А если плохого… Что ж, тогда для ожидания нужна только выдержка. К сожалению, в любом случае, он не знал, к чему готовиться.

Герцог откинул голову назад и уперся затылком в холодное железо. Он закрыл глаза.

«Если это послание, то как я смогу ответить?»

Можно кричать, колотить по стенам. Но если даже Мистербоб услышит этот шум, он для него будет мало значить — как послание одного из «ложных чувств». Потому что в человеке могут лгать глаза и уши, и руки, и все остальное. Не обманывает только запах. Вот откуда поговорка: «Приведите собак».

И каким же образом он может испустить запах в сторону Мистербоба, хотел бы он знать?

В животе у него заурчало. Организм начал привыкать к тюремному режиму. Вот время обеда, и он тут как тут. Организму плевать на то, что он — всего лишь жертва эксперимента, крыса лабораторная. Ему лишь бы дали поесть. Вот он уже начинает ворчать, что пища запаздывает. Подкупить дневального? Герцог слабо улыбнулся при этой мысли. Но чем? Он же не граф Монтекристо. Нет, положительно, до ерунды можно додуматься в таком безвыходном положении. Стоит ли удивляться тому, что творится в заведениях закрытого типа: тюрьмах и психиатрических лечебницах?

И все же это была идея. Отправить послание с охранником. Причем охранник вовсе не обязательно должен быть в курсе дел. Конечно, тут понадобится призвать на помощь всю свою сообразительность. Все должно быть подстроено ловко и просто. С гениальной простотой. На чем будет стоять неизгладимая печать Вильяма Уэшли Арбора.

Герцог стиснул зубы — в желудке еще раз настойчиво булькнуло. Он посмотрел на откидные нары, за которыми стоял стальной унитаз, такая же раковина и чашка, которую он себе выторговал с таким трудом.

Вот оно. Ну, конечно.

План оказался так прост, что он даже не мог сдержать улыбки.

 

2

«Незабвенная» задрожала всем корпусом, входя в верхние слои разреженной атмосферы Консула Пятого. Питер Чиба сделал жест рукой, на который Мэй среагировал сразу несколькими переключениями тумблеров. Они согласно вспыхнули зелеными лампочками, расположенными под каждым из них.

На экран над их головами внезапно выплыло изображение, моментально распавшееся на множество крошечных мерцающих объектов, следовавших по одинаковой траектории снижения.

— Сработало, — сказал Мэй.

— Если все пройдет как надо, — сказал Чиба, — они решат, что мы сгорели в плотных слоях атмосферы. С земли поднимут только куски сгоревшего металла.

— Да. И ни одного следа обшивки.

— Правильно, только внутренние части механизмов. Остальное испепелено.

— А что будем сбрасывать на обратном пути? Спасатель помотал головой:

— Дважды этот трюк не сработает.

— Значит, надо ухитриться стартовать, не привлекая ненужного внимания?

— Прежде всего позаботьтесь о Герцоге и Мистербобе. А потом, быть может, посланник использует свое политическое влияние на урегулирование событий.

Мэй кисло посмотрел в его сторону:

— Другими словами, у тебя пока нет никакой идеи о том, как это произойдет, и нам надо полагаться на случай?

Чиба сочувственно пожал плечами.

— Давай-ка начинай думать, Питер, — неодобрительно сказал Мэй, — а то становишься слишком похожим на меня.

 

3

Мистербоб сидел на полу своей камеры, прикрыв веком громадный глаз во лбу и отсоединив слуховые нейроны. В центре его грудины пульсировал орган-ароматизатор, и внешние кольца позвякивали, пробуя воздух. Налицо было интересное сочетание, перебивавшее даже острые ароматы химикалий и дезинфицирующих средств, которые использовались при уборке камеры. Простыни на койке хранили краткую историю жизни нескольких обитателей камеры, а сквозняк, пробивающийся из-под дверей, позволял арколианцу пополнять свой каталог Разумных А-форм и их столь непохожих друг на друга состояний ума.

Один из них полусонно слонялся по коридору, как сомнамбула, обдавая запахом ужасной скуки и растущего презрения. От него исходил сильный аромат оружейной смазки и мыслей о какой-то грядущей денежной сумме, которую, как всегда, задерживали. Еще дальше можно было прочитать мечту о некоей недостижимой идее — «Пенсии». Возможно, это было имя возлюбленной. Некоторое время спустя презрение пошло на убыль, сопровождаемое внезапным драматическим подъемом при появлении другого ароматического субъекта. Душевное состояние стоявшего за дверью при приближении этого нового лица стало меняться, пока не пришло к тому, чему Мистербоб не смог подыскать другого слова как «раболепное онемение».

Они приблизились к дверям камеры одновременно: один при этом благоухал почтением, а другой — неприступностью. На время они исчезли, и при очередном появлении их запахи смешались. Почтительный успокоился, а требовательный как-то потерялся.

Потом прошли третий и четвертый, издавая запах необычайного душевного подъема и волнения, а также нерешительности. Когда запах стал уже совсем нестерпимо паническим, на сцене появился еще один Разумный. Он испускал деловой аромат и легкое раздражение, которое появилось, как только эти двое вступили в переговоры. Они стали растворяться в коридорах, и вскоре их след стал почти неразличим, причем взволнованный перешел в давно назревающую панику, а раздражение переросло в гнев. Затем их запахи смешались, и Мистербоб понял, что появился третий, с похожей композицией. Так происходило всегда при смешении ароматов, и, как говорит арколианская пословица «появился третий — готовь бутыль» — разумеется, для слияния готового и совершенного аромата.

вилъям. уэшли. арбор.

Сначала арколианец не придал этому значения, и это почти ускользнуло от его пытливого ума, занятого в данный момент размышлением, какого рода взаимоотношения могли привести к такой смене запахов между субъектами. И все же там читалось одно, вполне определенное, хотя и не совсем правильное:

ВИЛЬЯМ. УЭШЛИ. АРБОР.

В запах вмешались иные компоненты, в том числе понижение уровня сахара в крови, замешательство и повышенное кровяное давление. И все же имя читалось вполне отчетливо, почти заглушая остальные проходившие ароматы.

ВИЛЬЯМ!!! УЭШЛИ!!! АРБОР!!!

Что за удивительные существа — люди! Насколько способны к обучению даже такой непостижимой для них вещи, как передача сообщений запахами, Мистербоб возбужденно побарабанил ногой по каменному цементному полу, пытаясь сообразить, что делать дальше. Каким будет его следующий шаг? Попытка установить контакт потребовала значительных затрат энергии, ему просто необходимо отдохнуть перед атакой, иначе могут пересохнуть ароматические железы. Предстояло также решить, что направить в следующем послании мистергерцогу. И каким образом мистергерцог смог ответить ему, принимая во внимание ограниченные феромонные способности Разумных А-форм? Дело становилось более сложным, чем ожидал посланник. Более сложным, чем он даже мог себе представить.

«Ну что ж, — подумал он. — Похоже, я установил местонахождение мистергерцога, и все же у меня нет плана, как нам обоим выбраться отсюда. Интересно, а как бы поступил в такой ситуации капитан Мэй?»

И тут его осенило. Грудь арколианца стала расти и пухнуть, затем затрепетала — и помещение наполнилось небывалым ароматом. Для того, чтобы сделать послание более удобочитаемым и недвусмысленным, Мистербоб пропустил воздух сквозь «специаль» — особый проход в хитине, и еще пробормотал несколько слов, пользуясь органами речи, — на всякий случай. Дело в том, что он не был уверен, что прочитаются значения таких слов как «ангелудачи» или «пятаязона», но стал надеяться на лучшее.

— Спокойствие, мистергерцог, — пробормотал он, напевая. — Только спокойствие, только спокойствие. Лучше быть спокойным — и наше время придет.

 

4

Дина, закрыв глаза, стояла перед вентиляционным ходом. Струившийся воздух шевелил ее волосы.

— Что это тебе напоминает? — поинтересовался Мелроуз.

— Кухню, — сказала она. — Какое-то мясное блюдо.

— Свиные гибриды, — подсказал Мелроуз. — Копчености.

— Точно, — отреагировала Дина. — Бекон. Чипсы со вкусом бекона.

— Да, — Мелроуз сел и наклонился к компьютеру. — Внесем следующий отмеченный запах: жареный бекон.

— Похоже, запах стойкий, — заметила Дина. — Он не меняется уже не меньше минуты.

Мелроуз посмотрел данные на экране.

— Итак, за последний час — сто девять отчетливо выраженных запахов, произнес он, — выделенных только нами. Представляю, сколько их там на самом деле, сколько их различает арколианец.

Дина отошла от распахнутого отверстия вентиляционной шахты и пожала плечами:

— Может быть, он разговаривает с собой. Мелроуз хмыкнул:

— Объяснений можно придумать сколько угодно. Налицо только запах.

Дина скиталась из угла в угол, на ходу осматривая мониторы, которые в разных ракурсах показывали арколианца в его клетке. В этот момент он отвернул до упора кран в раковине и уселся, как обычно, зажмурив единственный глаз. Можно было подумать, что он спит.

— Сколько возможностей было упущено, — сказала она. — Я слышала, что переговоры Альянса препятствовали проведению медицинских экспериментов. Причем, как с той, так и с другой стороны. И вот — как много мы смогли узнать при первом же беглом осмотре.

Она деликатно отключила мониторы, чтобы оставить посланника наедине.

— Меня тревожат планы Барриса, Винсент.

— Данные сохранить, переслать, — сказал Мелроуз в экран компьютера. Машина послушно продолжила работу, и он встал с кресла:

— Все-таки думаю — один звонок властям решит дело.

— Если уж они займутся этим, то, будьте уверены — камня на камне не останется, — сказала Дина. — Я уже даже решилась набрать номер, но дальше этого дело не пошло. У меня есть друг в Трансгалактической Безопасности…

— Но вы не смогли дозвониться до него… — резюмировал Мелроуз.

Дина пожала плечами.

— Мы завязли в этом по уши. Стоит только дать сигнал — и безумие будет остановлено. Но вместе с ним под руинами погибнем и мы. И нам не остается ничего другого, как позволить этому чудовищу творить зло.

Внезапно, словно удар молнии, в комнату влетело длинное ругательство, а следом за ним в операторскую ворвался Рэг. Он расставил руки по сторонам на самом видном месте его халата красовалось огромное желтое пятно.

— Что случилось? — спросил Мелроуз.

— Этот сукин сын Арбор. Или Диксон. Или как его еще там…

— Что он натворил? — спросила Дина. Рэг шагнул за порог и скривился:

— Ко мне заявился дневальный и сказал, что Арбор не вернул поднос после обеда. Прошел уже час, как их собрали, и он недосчитался одного. Тут он, наконец, вспомнил, что Арбор не вернул подноса, и обратился ко мне за помощью. Он боялся, что вы напишете на него рапорт, а уж после этого Баррис его точно уволит.

Дина заинтересованно подошла поближе:

— Ну и что?

— Я пошел в камеру Арбора, чтобы поговорить с ним, пусть, мол, вернет поднос, а то охраннику несдобровать. К тому времени прошло уже почти два часа, как подносы собрали и над головой дневального собрались тучи. Когда я вошел, Арбор сидел на кровати, а поднос валялся на полу, посреди камеры. «Кстати, — сказал он, пока я поднимал поднос, — кажется, вы забыли взять у меня утренний анализ мочи». Я говорю, мол, ничего страшного, возьмем завтра, а он: «Зачем ждать завтра, когда можно прямо сейчас». И выплеснул на меня целую кружку. Дина срочно закрыла лицо ладонью и попятилась:

— Не мог сразу сказать!

Стараясь не дышать, Мелроуз осторожно обошел сотрудника и распахнул перед ним дверь:

— По-моему, тебе сейчас лучше всего переодеться, — сказал он. — Я скажу, чтобы твою одежду забрали в стирку.

— Да там кроме больнично-тюремных роб ничего другого нет.

— Главное — походишь пока в сухом. Одежду из химчистки принесут скоро. — Разговаривая с ним, Мелроуз все время отворачивался в сторону.

— Я напишу на него рапорт! — крикнул Рэг, не в силах придумать ничего страшнее. — И мне все равно, что мистер Баррис сказал не поднимать шума. Я им устрою шум!

— Ты уже устроил, — заметил Мелроуз. — Офелия, прими душ. Он успокоит тебя и примирит с действительностью.

Последние слова Рэга донеслись уже из-за двери. Мелроуз повернулся и увидел, что Дина стоит возле раскрытого вентиляционного люка.

— Арбор или Диксон? — быстро спросил он.

— Минуту, — прошептала она.

Она стояла, задумчиво закрыв рот ладонью. Другой рукой она поглаживала шею.

Мелроуз подошел к кондиционеру и включил его. Прохладный воздух стал наполнять комнату.

— Едкий, не так ли? А вот эта сладость, должно быть, оттого, что его кормили… — Тут он осекся и замер.

Дина с благодарностью вдыхала свежий воздух.

— Что-то не так? — спросила она.

— Сколько примерно отсюда до камеры Арбора? За минуту, наверное, можно добраться? И еще тридцать секунд, чтобы остановиться и крикнуть: «Ты что делаешь, мерзавец?» И еще пара минут чтобы окропить этой жидкостью коридор, пока даются распоряжения персоналу вымыть пол в камере. А на выходе он проходит клетку арколианца?

— Что все это значит?

— Сколько минут прошло, как мы засекли запах бекона?

Дина бросила взгляд на таймер на столе:

— Почти четыре… — пробормотала она и вдруг, внезапно побледнев, схватилась за горло:

— Мистербоб… — выдавила она, — говорил не с собой… Он говорил… с мистером Арбором.

Мелроуз кивнул:

— Совершенно верно. И Вильям Арбор ему только что ответил. Моча предназначалась вовсе не для Рэга.

— Значит, арколианец в курсе… — Она снова порывисто вздохнула, как будто ей не хватало воздуха. — Думаю, мне лучше присесть. Что-то мне сегодня нездоровится.

— Почему бы тебе ни пойти домой? — спросил Мелроуз.

— Ничего, пройдет.

— Иди домой, Дина, — распорядился Мелроуз. — Думаю, через несколько часов никто из нас не захочет оказаться даже близко от здания института. Чутье говорит мне, что скоро здесь будет жарко.

— А как же вы? — она вздохнула, пытаясь прийти в чувство и собраться с силами.

— Мне нужно поговорить с Баррисом. Пока еще не поздно. Тем более, мы должны докладывать ему обо всех происшествиях.

— И вы хотите его предупредить?

— Я преподнесу это так: Эрик Диксон готовится к побегу, для чего он окатил одного из сотрудников кружкой мочи. И еще я скажу ему, что отправил персонал по домам, потому что завтра нагруженный рабочий день.

Дина кивнула, и Мелроуз двинулся к выходу.

— Винсент, — торопливо произнесла она, — Работать с тобой было одно удовольствие.

Он улыбнулся:

— И мне предстоит расстаться с такой коллегой, Дина. Надеюсь, это не надолго. Ты не будешь столь любезна выключить свет перед уходом? Чтобы мне лишний раз не заходить?

— Конечно, — сказала она, и ком встал у нее в горле, когда она смотрела ему вослед.

 

5

Герцог отжимался от пола, пытаясь унять возбуждение. Его попытка войти в контакт с Мистербобом увенчалась успехом. Теперь он был в этом совершенно уверен.

Спустя несколько минут после его неожиданного поступка серии ароматов стихли, и раздавался лишь один постоянный умиротворяющий запах кухни.

Что-то должно было случиться. Перемены назревали, и он должен быть готов ко всему. Неприятное ожидание сменилось ожиданием активным — все-таки, что ни говори, а приятнее ждать, пока представится удобный случай.

Правда, чего ждать, он тоже не знал. Тем более, еще неизвестно, дает ли Мистербоб этим запахом сигнал — или же просто пахнет, например, от страха на операционном столе. В любом случае, чтобы он ни значил, не было ли в нем намека на инициативу Герцога? На то, что Герцог должен начать первым? Не говоря уже о том, что Баррис с Мелроузом могли просто подключить вентиляцию к кухне, чтобы заглушить малейшую попытку общения со стороны Мистербоба. Скептически хмыкнув, он еще раз отжался от пола. Память еще раз быстро пролистнула перед ним все события истекшего дня. Отрываясь от пола, он звонко хлопнул ладонями и снова отжался. Радостное возбуждение охватило его тело, вдруг ставшее сильным и ловким, как никогда. Память явно подсказывала ему движения, которых он не знал. Герцог рассмеялся, как от щекотки. Мышцы приятно покалывало — такое ощущение бывает в онемевших конечностях, которые вдруг обрели прежнюю гибкость и возможность двигаться.

Движение — жизнь! Твои рефлексы надо разрабатывать.

Внезапно отжиматься стало труднее. Он вспомнил о гравитации. Здесь она, должно быть, сильнее, чем на Тетросе. Интересно, во сколько раз? В одна целая и сколько десятых? Он думал так же ритмично, как и отжимался: одна мысль сменяла другую. Внезапно он понял, что и двигаться теперь будет так же: движение должно опережать мысль. Это и есть реакция настоящего пилота.

Да-а, мышцы ослабли за время пребывания в космосе. Стали дряблыми, потеряли выносливость. Он постоял на руках, пока дрожь по мышцам не поднялась вверх, и усилием воли вогнал ее обратно, в каменный пол. Через несколько минут он с удивлением заметил, что руки его перестали дрожать, и он их как бы и не чувствует, хотя в то же время они держат вес тела.

Детренирован верхний пояс мышц.

Наконец он упал на пол. Сил больше не оставалось. Задыхаясь, он потряс головой. Никогда ему не прийти в форму. Откуда ему сразу набраться сил? И снова голос издалека, но в то же время как будто совсем рядом. Жесткий, как приговор:

Неудачник.

Герцог замер.

— Нет, — сказал он.

В ответ в голове раздался смех, и камера внезапно поплыла у него перед глазами. Словно на него навалился кто-то могучий и стал истязать, выкручивая руки, подминая под себя.

Слабак, неудачник.

Герцог заерзал по полу клетки. Со стороны можно было подумать, что он совершает необычайно сложные упражнения какой-нибудь эзотерической школы боевых единоборств: в процессе своего передвижения по полу он оказывался то «сверху», то «снизу» — отчего казалось, что он борется с огромной змеей. Внезапно его тело подбросило вверх. Такого он от себя не ожидал. Герцог понял, что тело само контролирует движения, он только бесстрастно наблюдает со стороны.

В конце концов, он все равно стал задыхаться и терять силы. Неведомая масса придавила его к полу, сплющив грудную клетку, так что не вздохнуть, и даже сердцу стало труднее биться. Он пытался оттолкнуться от пола хоть на дюйм, но тщетно.

— Прочь! — захрипел он. — Иди к черту!

И затем увидел то, что смутило его и повергло в полную растерянность. В своих метаниях по полу он подполз к самой двери. Подняв глаза, он увидел перед собой армейский ботинок, слегка прикрытый штаниной цвета хаки потрепанного летного обмундирования. Фигура, облаченная в это обмундирование, стояла в дверях его камеры, сжимая в одной руке бутылку дешевого пойла, а другую уперев в бок. Бледное суровое лицо и седые волосы, стриженые ежиком. Человек казался старше, чем тогда, появляясь в воспоминаниях. Сделав долгий глоток из бутылки — такой же рискованный, как затяжной прыжок с парашютом, он опустил руку. И как только он это сделал, Герцог увидел надпись на нашивке с личным именем: ДИКСОН.

Человек шумно сглотнул, вытер губы тыльной стороной ладони и рассмеялся.

 

6

Голос Роз донесся из динамиков, искаженный помехами.

— Все, Питер. Последний выброшен.

— Прекрасно, — отозвался он и перевел штурвал в положение «от себя». «Незабвенная» рванулась вперед, и сразу же все опустилось в желудке.

— Знаешь, — сказал он, — я всегда мечтал вот так остановиться в ночной тиши на большой дороге, когда высыпали все звезды, и никто не знает, что ты здесь.

— Вынужден развеять твои грезы, — хмуро сказал Мэй. — Но эта ночь тихой не будет. Ни при посадке, ни, тем более, потом, на старте. И едва ли нам удастся остаться невидимыми.

Чиба пожал плечами:

— Знаю. Это все, конечно, романтика. Спасатели не видят черной работы.

— «Романтика», — рассмеялся Мэй, которого позабавило одно это слово. Я об этом и думать перестал. Это здорово смотрится со стороны, но когда тебе приходится рисковать собственной задницей, ничего хорошего и романтичного в этом нет. Так что помни об этом, Питер, оставаясь, конечно, романтиком в душе. Без романтики тоже в космосе никуда. С ума сойдешь на бескрайних космических просторах. Начнешь деньги считать или спиваться… Но не совершай ошибок, которые уже пришлось сделать мне.

Спасатель вздохнул:

— Да, кстати, земли коснемся минут через пятнадцать. Ночью просто ничего не видно. Посадочной полосы тоже не предвидится, предупреждаю заранее.

Мэй кивнул:

— Всем готовность номер один. Выбросить трап за минуту до посадки. Фургон выгрузим через передние сходни.

— Мне долго ждать?

— Роз скажет. И если что-нибудь случится, немедленно стартуй к месту назначения. Встретимся в намеченном секторе, в той ложбинке, где прошлой ночью… слегка пошалили. — Отстегнувшись, капитан стал выбираться из рубки.

— Мне поближе подогнать к зданию корпорации, или как? — спросил Чиба капитана.

— Не парься. Высади нас просто в районе парковки. Остальное мы сами сделаем.

Чиба отсалютовал уходящему командиру.

Мэй направился в другой отсек, где нашел Винтерса и Вонна, пристегнутых ремнями в двух комфортабельных пассажирских креслах.

— Следующая остановка Консул Пятый? По седлам? — не без сарказма спросил Вонн.

Мэй посмотрел на него:

— Что ты хочешь сказать? Наемник пожал плечами:

— Просто часто слышал эту фразу. Ее произносят ребята в вестернах, перед тем как пострелять. Никогда особо не задумывался, что это значит.

— Что ж, надеюсь, никого не разбудил? Джентльмены простят, что я оторвал их от приятных сновидений? Пора на работу.

Все трое проследовали в носовую часть, где возле фургона их уже поджидала Роз. Она провела рукой по ссадине, оставленной автомобилем Барриса и с состраданием осмотрела машину.

— Вы ее снова берете на дело? — спросила она.

Створка задних дверей со скрежетом распахнулась, после того как Вонн приложил к этому все свои усилия.

— Заклинило, — пробормотал он. — Ничего, разработается. Все, что от нее требуется — это протаранить подъезд и доставить нас поближе к шее Барриса.

Левой рукой он распахнул ворот и достал из-за пазухи небольшое ручное оружие. Ребром ладони Вонн дослал патрон в патронник и вручил пистолет Роз.

— Возьми это себе, — доверительно сказал он. Она растерянно посмотрела на оружие.

— Но я же буду сидеть в компьютерной…

— Оружие должно быть у каждого, — почти заискивающе пояснил Винтерс. Это одно из правил.

Она взяла пистолет и сразу поставила на предохранитель.

— Это единственное, чему я от тебя научилась. Вонн передал ей наплечную кобуру и пояс с запасными обоймами:

— На всякий случай.

Взяв снаряжение, Роз засунула пистолет в кобуру и застегнула ее на плече. — В случае чего, — хладнокровно сказала она, — это все равно не поможет. Но я уважаю ваши правила.

— Береги себя, — напутствовал ее Мэй. — Чич не успела наладить многоканальный передатчик, так что ты наша единственная линия связи с Питером и кораблем. Если что-нибудь пойдет не так, скажешь Чич, и она передаст нам.

Роз прошла по крошечному трюму и опустилась на корточки перед ящичком с электронным устройством.

— Неужели через это можно связаться с «Ангелом Удачи», капитан? Просто не могу поверить.

Капитан лукаво улыбнулся. Вонн в этот момент вручил ему автомат и два пояса с боеприпасами.

— Ну, не совсем с «Ангелом», — он привел оружие в состояние готовности, загнал гранату в подствольник.

У Вонна в этот момент из ствола вырвалось голубое пламя. Он готовил к работе пулемет с большим круглым магазином и случайно задел спусковую скобу. Вонн выругался, вскинул ствол на правую согнутую руку и прицелился:

— Не хотите поменяться оружием? — спросил он Мэя.

Мэй посмотрел на свой автомат, затем на Винтерса, который старательно вынимал гранаты из трех ящиков и пристегивал к своему походно-полевому жилету.

— После того несчастного случая с Медведем ты уверен, что Винтерсу стоит надевать эти штуки?

— Такую штуку он тоже возьмет, — сказал Вонн, профессионально перекидывая свою «машину» с руки на руку. — И, потом, гранаты — это излюбленное оружие Винтерса.

— Если он не забудет отрывать кольцо, — заметил Мэй. — А то ведь уложит кого-нибудь неразорвавшейся.

Он оглянулся на Роз, которая все еще не могла оторваться от передатчика.

— Так будете меняться или нет? — повторил свой вопрос Вонн.

Мэй вскинул ствол на плечо.

— Нет, — сказал он. — Это мое оружие. — И пошел себе вперед, не обращая внимания на наемников.

— И что я нашла в этом парне, — прошептала Роз при приближении Мэя.

— Ты можешь передумать, — сказал Мэй. — И никто не осудит….

— Больше ни слова, — отрезала она. — Я обязана Герцогу жизнью. Как и все мы. Так что никаких вопросов, Мэй. Нет, в самом деле.

Капитан смотрел на разбитый автофургон, пока Вонн рассказывал Винтерсу какую-то байку о десанте на Солину Б.

— Если бы только был другой способ, — шепнул он Роз, — то, клянусь Пятым Регионом…

 

7

Баррис выстукивал ручкой по столу и постоянно сморкался. Список запахов, зафиксированных Диной, быстро перестал интересовать его. За последние полчаса одна и та же запись:

БЕКОН (ЖАРЕНЫЙ?)

появлялась с периодичностью каждые двадцать секунд, заполняя собой экран, пока не вытеснила окончательно все остальные. Непонятным оставалось одно: зачем понадобилось так долго вести наблюдение? Возможно, она ждала, что с минуты на минуту запах изменится на «Шанель Номер Пять» или станет благоухать виски «Чиви Рэгал». А может, хотела составить перечень типичных реакций инопланетянина перед тем как перейти к Методу Геретца? Естественно, ничего не получилось. Никаких типичных или нормальных реакций нет и не может быть в таких условиях. Интенсивный режим биологических и психологических процедур был обычно фатален — и редкие выжившие проводили оставшиеся дни, не вставая с кровати. Метод Геретца действовал даже еще сокрушительней, но зато, несмотря на все свои недостатки, позволял кратчайшим способом собрать необходимые данные.

Устав от чтения этого бесконечного списка, Баррис запросил Блок КЕЛЛИ, и в следующую секунду услышал из компьютера вкрадчивое:

— Да, мистер Баррис?

— Скажите Дине, чтобы она закруглялась со своими наблюдениями. Нам не нужны пассивные эксперименты. Это насекомое просто спит, и постоянный запах — нечто вроде храпа.

— Передать это устно, мистер Баррис?

— Да, да, — раздраженно зашипел он. — И в течение получаса доложить об исполнении.

— Немедленно будет сделано, мистер Баррис. Экран перед ним замерцал, и перечень запахов вновь выплыл на него. «Хорошо, — подумал он, — скоро мы все об этом узнаем».

Стукнула дверь за спиной и, оглянувшись, он увидел Мелроуза. Баррис отложил карандаш и выключил монитор.

— Да, Винсент. Заходите.

— Нет времени, — сказал Мелроуз. — Я только зашел известить вас: запах арколианца стабилизировался, и никаких изменений пока не предвидится.

— Я заметил, — ответил Баррис. — Думаю, он просто спит. Я только что отправил сообщение, чтобы она прекратила эту совершенно ненужную фирме деятельность.

— Она как раз заканчивает… Но это неважно. — Мелроуз явно замялся, сунув руки в карманы лабораторного халата. — Если вы не против, я бы хотел переночевать сегодня дома. Следующие несколько дней будут напряженными, и мне нужно быть в форме.

— Не вижу никаких проблем.

— Может, и вам лучше сделать то же самое? Надо попытаться расслабиться и отвлечься…

— Намек понят. Я подумаю над этим, но пока у меня еще много дел на сегодняшний вечер.

Мелроуз печально кивнул.

— Тогда… до завтра, — пробормотал он и скрылся за дверью.

— До завтра, — автоматически ответил Баррис, уже не обращая на него внимания. Он снова включил монитор и просмотрел список, составленный Диной. Вот уже в течение трехсот секунд рапорт фиксировал, что арколианец издает один и тот же запах: БЕКОН (ЖАРЕНЫЙ???)

«Да уж, конечно, не Веруламский», — подумал Баррис.

— КЕЛЛИ, — позвал он. — Это и есть ответ от Дины?

— Да, сэр, — услужливо отвечала электронная секретарша. — Она считает, что необходимо произвести спектрографический анализ этого запаха на присутствие более тонких компонентов.

— Прекрасно.

— Какой сценарий общения вы предпочтете сегодня? — спросила КЕЛЛИ. Последнее время вам нравился лесбийский трезубец.

— Давай сегодня пропустим, хорошо? — Баррис потянулся, не вставая из кресла. — Мне нужно отдохнуть перед завтрашним днем.

— Но мы можем отыграть сценарий по сокращенной версии, — не отступала КЕЛЛИ.

— Спасибо, но это лишнее. Буду иметь в виду. До следующего раза. — Он дотянулся до кнопки и выключил компьютер. Монитор и система интерфейса прощально подмигнули ему, и голос КЕЛЛИ растаял, не договорив своих соблазнительных предложений. А ведь недалек день, вдруг подумалось ему, когда эта компания станет предлагать живых женщин со встроенными блоками, подобными КЕЛЛИ.

Баррис встал из кресла, снял с вешалки плащ и стал спускаться по коридору. Свернув в конце лестницы, он прошел вестибюль, на ходу надевая плащ, и вдруг заметил странные тени. Они двигались в районе парковки, пересекая опустевшую площадку для стоянки. Невольно замедлив шаг, он стал приближаться к стеклянным дверям и обратил внимание на округлые пятна света на тротуаре. Странно, насколько он помнил, фонари перед зданием не включались в целях экономии электроэнергии. Уже представляя, какой он устроит завтра разнос техническому персоналу, Баррис обратил внимание, что пятна света становятся все интенсивнее. Тогда он посмотрел вверх и увидел посадочные огни космического корабля, невидимого на фоне абсолютно черного неба.

Свет в вестибюле мешал разглядеть детали, но в целом у него уже не оставалось сомнений: перед ним небольшое межзвездное судно, и видел он не что иное, как посадочные огни. По всей видимости, корабль сел в районе парковки, перед главным входом в здание.

Он догадывался, кто мог приехать к нему в гости в такой час.

— Итак, капитан Мэй, вы решились на необдуманный шаг, — Баррис зловеще захохотал и попятился назад по вестибюлю.

— Это вы, мистер Баррис? — окликнула его фигура из тени коридора.

— Сержант Эмерсон! — расплылся в улыбке Баррис. — Какая удача, что сегодня дежурите именно вы. Я предоставлю вам возможность отомстить за коллег.

— Отомстить?

— Этот торговец, виновный в их гибели, только что высадился у нас на парковке. Кажется, я знаю, зачем он пришел. — Баррис указал на нейропарализатор «Поводок», который Эмерсон носил на бедре. — Сегодня день малинового берета, сержант. И малиновый берет утрет нос этой шантрапе космическим наемникам. У вас есть автоматическое оружие?

Эмерсон молча кивнул.

— Через несколько минут они будут в вестибюле. — Баррис указал в ту сторону, где сквозь стеклянные двери уже пробивался ослепительно белый луч света. — Видите? Это они. Если поторопитесь, вы можете первым начать кровопролитие.

Эмерсон кивнул и рысью стал спускаться вниз по лестнице. Баррис некоторое время смотрел ему вслед, затем юркнул в коридор и спрятался в своем кабинете.

Конечно, говорил он себе, роясь в выдвижных ящиках стола, — капитан и его друзья-наемники сами готовы пролить и первую, и последнюю кровь. Однако они еще не сталкивались с Эмерсоном, а также с его элитной группой охраны. И про запас у них останется последний козырь — это полиция. Но до этого дело, скорее всего, не дойдет. Честь прежде всего — скажет сержант и будет стоять до последнего. Баррис хорошо знал психологию этих бывших вояк, которым самой судьбой уготовано теплое место на вахте. Там они готовятся в пенсионеры, выпуская последний пар из головы. И сегодня Эмерсон не упустит такой возможности — немного ослабить давление под черепной крышкой. Нет, сержант будет биться до последнего. Чудаки эти военные…

Он сделает все.

Конечно, капитан Джеймс Мэй крепкий орешек, но против Эмерсона ему не выстоять. Особенно если «малиновый берет» будет ждать в засаде.

Наконец Баррис нашел то, что искал. Оружие было сделано из сверхпрочного пластика. Обойма, входившая сбоку, вмещала шесть зарядов, и вся система была специально изобретена для ведения боя на борту корабля. Заряды не повреждали герметичности переборок и проникали только в главные полости тела, нанося роковой урон, причем результат такого попадания был самым плачевным.

«Пилюли против мятежа», вот как назывались эти заряды. Пистолет был эксклюзивным орудием, предназначенным для старшего офицерского состава, и использовался в аварийных случаях для усмирения паники или бунта на борту.

Как раз то, что надо, чтобы раз и навсегда погасить реактор капитана.

 

8

Прозвучал клаксон, разнесшийся по коридорам «Незабвенной». Все так и подпрыгнули с места, хотя уже и так поняли по крену в сторону, что корабль коснулся земли.

— Все, — сказал капитан, оборачиваясь к Винтерсу. — Прибыли.

Перед ним раздвинулись зубцы створок грузового отсека. Когда одна из створок коснулась земли и, как нижняя челюсть черепа, щелкнула о землю, они увидели фасад здания Корпорации «Сущность» прямо перед собой, в каком-нибудь десятке метров.

Винтерс просиял:

— Мистер Чиба — пилот высокого класса! С парашютом так точно не приземлиться!

— Ладно, пошли, — деловито обронил Вонн. Винтерс пригнулся в сиденье водителя, включая зажигание. Когда он отпустил сцепление, одновременно прибавив газу, машину рвануло вперед.

— Погоди, — сказал Мэй. Он смотрел вперед, где за ветровым стеклом светилась мерцающая, как новогодняя гирлянда, линия красных лампочек. Мерцание на миг оборвалось, и затем все огни вспыхнули зеленым.

— Порядок, — сказал он. Трап зафиксирован. Поехали выручать друзей.

Рука Винтерса нерешительно легла на рычаг коробки передач.

— Что случилось? — рявкнул Мэй. Винтерс показал вперед:

— Ступеньки, мистер Мэй. Нам придется съезжать по ступенькам.

— Слушай, Винтерс, — сурово посмотрел на него Вонн. — Если ты будешь страдать ерундой, мы потеряем главное — инициативу.

Винтерс тут же утопил педаль, газа и машина тронулась с места.

 

9

Эмерсон свернул за угол и мгновенно ослеп. Свет был таким ярким, что, казалось, от него вспыхнул мозг. Прожектор бил в глаза прямой наводкой невозможно было ни взглянуть, ни, тем более, прицелиться. Прикрыв глаза, он сделал несколько нерешительных шагов вперед. С улицы донесся металлический скрежет — как будто заскрипело зубами огромное механическое животное. Внезапно свет погас.

Сержант выбежал в вестибюль и увидел за прозрачными стеклами то, в чем теперь уже не оставалось сомнения: на другой стороне парковки стоял на посадочных опорах самый настоящий космический корабль, правда, прогулочного типа, расставив по сторонам стартовые опоры. Его темная обшивка мерцала в ночи и дымилась от вечерней росы. Когда охранник добрался до контрольного поста, передняя часть корабля стала раскрываться. Эмерсон набрал код вызова охраны. Контрольная панель вспыхнула, и он на мгновение задумался, что все-таки лучше: вызвать подкрепление со стороны полиции, дождаться прибытия подчиненной ему группы охранников или сначала посмотреть, правду ли сказал Баррис о тех, кто прилетел. В последнем случае он готов был разделаться с ними самостоятельно.

Из-за дверей послышался скрежет. Эмерсон выглянул: в верхней части выдвинутого трапа вспыхнули фары, не такие яркие, как посадочные прожектора космического корабля, но светившие зловеще и проницательно.

«Дальний свет» — автоматически отметил он, придвигая парализатор поближе. Фары светились в ночи, как волчьи глаза.

— С нами силы Пятого Региона… — благоговейно пробормотал охранник.

Глаза подмигнули и стали наплывать, двигаясь вперед и спускаясь ему навстречу, и почему-то несколько комично подпрыгивая. Как будто волк, наступающий на Эмерсона, страдал паркинсонизмом.

И тут Эмерсона осенило: это же просто машина, грузовик или фургон, и они сейчас просто разобьют ее о ворота…

Свет плотно вошел в первую стеклянную дверь, и она стала разлетаться в осколки за долю секунды до того, как прозвучал взрыв. Эмерсон с ужасом увидел, как машина въезжает в вестибюль, с капотом, усыпанным сверкающим водопадом, струящимся на мраморный пол. Краткий миг тревожной тишины — и новый удар. Его приняла на себя вторая пара дверей. Но сказать «приняла» значит ничего не сказать. Фонтан стекла на этот раз оказался еще внушительней. Металлические рамы створок снесло — они просто слетели с петель. Машина встала посреди вестибюля, как танк в посудной лавке, и тут Эмерсон замер, узнавая, кто приехал.

Это был тот самый зловещий фургон, в котором им на встречу привезли арколианца. Послышался лязг металла, и двери со всех сторон разом распахнулись. Приземистый коренастый мужчина направил в его сторону ствол автомата.

— Спокойно, — произнес человек до боли знакомым голосом.

— А я и не волнуюсь, — ответил Эмерсон, у которого сразу пересохло в горле. Он надеялся, что ничем не выдаст напряжение — по крайней мере, это единственное, на что он сейчас рассчитывал.

— Ты окажешь нам небольшую услугу, — сказал мужчина, — и тогда останешься жив.

Эмерсон пристально посмотрел на человека с автоматом. У него был вид престарелого сержанта-десантника, состарившегося в окопах. Пыльная потрепанная куртка, ботинки со следами ожогов. Изрубцованное шрамами и морщинами лицо и суровый взгляд стальных глаз довершали картину. Больше всего Эмерсон хотел бы сейчас оказаться на каком-нибудь другом боевом посту, только чтобы не сталкиваться с этим человеком. Это был тот самый капитан, которого Баррис боялся как огня, и от преследований которого никак не мог избавиться. Похоже, сегодня дед приехал сровнять здание корпорации с землей. Но выглядел он как бесконечно усталый человек, который хочет мира, а не кровопролития.

— Жизнь — это по мне, — откликнулся Эмерсон, выгадывая время.

Из другой двери фургона вылез высокий детина с головой, как у быка, и таким же взглядом. При этом лицо у него было простодушное, как у ребенка. За ним — явно напуганная женщина, которая к тому же стеснялась незнакомой обстановки, и еще один мужчина, который вызывающе поигрывал штурмовым оружием. Ствол пулемета он удерживал на согнутой руке в окровавленной перевязи.

Бегло осмотрев прибывших, Эмерсон подумал: «Неужели эти люди решили захватить здание корпорации?» Никто из них не производил серьезного впечатления, кроме раненого бойца. Скорее, они походили на людей, заехавших сюда по ошибке.

— Скажите, пожалуйста, — спросил человек с автоматом и наружностью сержанта-ветерана. — Где здесь главный компьютерный терминал?

— Тот, на котором можно узнать температуру воздуха и прочее… пояснил детина.

— Я знаю, что вам нужно, — сказал Эмерсон.

«Неужели он воздержится от возмездия? А что скажет Баррис?»

— Ну так где это?

Месть. Ах, да, конечно. Именно об этом он и подумал. Эмерсон улыбнулся. Он указал им верное направление в зал, где располагался главный информационный центр.

— Спасибо, — сказал большеголовый детина, стараясь выговаривать внятно и убедительно. — А теперь вам лучше всего сматываться отсюда.

— Минутку, — быстро произнес Эмерсон. Одной рукой он осторожно отстегнул идентификатор от нагрудного кармана и прикрепил его на грудь вожаку этого странного отряда. — Там код доступа. Вы без проблем попадете в инфоцентр.

Роз поправила бэдж на груди капитана, а человек с окровавленной перевязью не сводил все это время с Эмерсона не только подозрительного взгляда, но и пламегасителя своего пулемета.

Человек с автоматом признательно улыбнулся:

— Спасибо. Теперь вам лучше всего оставить это место…

— Я как раз собирался это сделать. — Эмерсон развернулся и прошел в дыру, оставленную автомобилем, словно бы каждый день так уходил с работы. Он даже ни разу не оглянулся, лишь задержался на секунду перед необычным космическим кораблем в районе парковки. Козырнув на прощание невидимому пилоту, он скрылся в ночи.

«Отмщение, — подумал он. — Да. Ведь так называется эта игра, мистер Баррис?»

Ночь была теплой и ясной, звезды усыпали весь небосклон. Эмерсон возвращался домой.

 

10

— «Ангел Удачи», — произнесла Роз. — Не могу поверить. Я, наконец, просто…

— Тихо, — шепнул Мэй. — Не произноси этого имени вслух. Даже не думай об этом.

— Но почему?

— Плохая примета — поминать «Ангела Удачи» во время штурма, совершенно серьезно сказал Мэй. — Старая примета наемника.

— Никогда такой не слышал, — заметил Винтерс.

— Теперь будешь знать, — сказал Мэй. — Ну, вперед.

Они неслышно заскользили по мраморному коридору, как герои сказки во дворце волшебника Изумрудного Города. Они следовали в направлении, которое им дал охранник. Через несколько метров они свернули и снова двигались, пока не уперлись в тупик. Там была большая серая дверь с надписью:

«ИНФОЦЕНТР»

нанесенной по трафарету.

— Пока все, что он говорил, оказалось правдой, — сказал Вонн.

— Будем надеяться, что так будет и дальше, — сказал Мэй. — Винтерс, пройди в конец коридора и постой там. Смотри, чтобы никаких сюрпризов у нас за спиной. А то еще выскочит какой-нибудь чертик из коробки.

Великан кивнул и проследовал в указанном направлении.

Роз вытащила карту из бэджа и протянула капитану. Рука ее дрожала.

— Вставь, — властно кивнул он.

— Не беспокойся, — сказал ей Вонн, поигрывая пулеметом. — Если что, я прикрою.

Она осторожно вставила карточку в щель, словно опасаясь, что ее вот-вот ударит током. Последовал короткий писк, и дверь отъехала в сторону. Оттеснив всех, Вонн первым шагнул за порог.

Человек с пышной шевелюрой стал подниматься из-за терминала.

— Эмерсон, — сказал он, не оборачиваясь. — Время подходит. Мне показалось, я слышал звон стекла… — Увидев перед собой Вонна, он ахнул и стал отступать в сторону.

— Нет! — воскликнул Вонн и нажал на гашетку пулемета. Очередь прочертила по стене, срывая доски с бюллетенями, расписаниями и приколотыми записками. Затем пули нашли, наконец, свою цель — тело закрутилось волчком и упало на гудящую компьютерную панель.

Мэй с криком вылетел вперед и ударил Вонна в плечо.

— Кто сказал стрелять? Ты не имел права без моего приказа!

— Он потянулся за пистолетом, Мэй!

— Черта с два он потянулся за пистолетом! Теперь ты известил всю галактику о том, что мы здесь!

— Можно подумать, после такого заезда через два стекла об этом еще кто-то не знает, — проворчал наемник.

— Все в порядке? — из коридора уже заглядывал Винтерс, потрясая пулеметом.

— В полном! — проворчал Мэй. — Не считая того, что Вонн убил человека, который мог нам помочь…

— Если джентльмены не против, я могу прийти им на помощь.

Они оглянулись на Роз. Она опустилась на колено и достала связку проводов из своей сумки.

— Чич дала мне кое-что — связь с интерфейсом. Сейчас мы установим прямой канал связи с «Ангелом Удачи», и она получит доступ к частотам системы корпорации.

— Карта, — пробормотал Мэй. — Да, конечно. Нам нужна карта, чертежи помещения, пожарные выходы, план здания. — Он опустился рядом с Роз, помогая распутывать клубок связанных проводами черных коробочек. — Вот, — сказал он, передавая одну из них Вонну. — У Роз две прямых линии. У нас с тобой будет промежуточная.

— А почему не у нас прямая?

— Роз будет держать связь с Чич, а у нас уже не останется времени контактировать с Питером. Это сделает Роз.

Вонн стал разматывать провода, пока его передатчик с промежуточной связью не оказался, распутанный, у него в руках. Он пощелкал выключателем.

ОШИБКА В ЧТЕНИИ. НИКАКОЙ СВЯЗИ НЕ УСТАНОВЛЕНО

высветилось на экране.

— Ого, — воскликнул он. — Классно работает, Мэй!

— Это старая модель? — спросил Мэй, отыскав в ранце ящик с микроинструментом и подбираясь к одному из терминалов.

— Старая? Правильнее сказать: «древняя». Почему мы не можем выйти на многоканальную связь? Тогда не пришлось бы возиться со всеми этими доступами-паролями.

— В следующий раз будет многоканальная, я обещаю.

— Пока же мы возимся с этим дурацким ящиком, — прошипел Вонн. — Нас, того и гляди, засекут.

Из коридора донеслись звуки сирены: один близкий и другой как бы издалека. Роз вскочила:

— Что это?

— Тревога, — сказал Мэй. — Нас уже засекли.

 

11

— Что ты здесь делаешь? — спросил Герцог.

Дик Эриксон не спеша прошелся по камере и присел на краешек стола. Шаги его были беззвучны, как будто по камере двигалась тень. Когда пилот заговорил, Герцогу показалось, будто у него в голове включили знакомый канал. И все же это был он…

— Скорее, надо спросить, — ответил Диксон, — что ты делаешь здесь? — Он покачал головой. — От твоей ксенофилии, так у вас, кажется, называется привычка дружить с инопланетянами? — так вот, от твоей болезненной ксенофилии меня мутит. Поэтому вышел прогуляться и вздохнуть свежего воздуха. Хотя какой он, в камере, свежий…

Герцог также покачал головой и усмехнулся:

— Нет. С меня достаточно. Больше не желаю слушать твоих сказок, Эрик.

— И не надейся, — процедил пилот, — сказки тебе будут рассказывать арколианцы, к которым ты перебрался в постель.

— Неважно, с кем я в постели, — оборвал его Герцог. — Я могу быть с кем угодно, хоть с Лей Бранд.

— Только не надо хотя бы здесь упоминать ее имени!

— …и при этом все равно не буду укладываться в твои стандарты. Знаешь, сначала я просто не понял, что она в тебе нашла, но через некоторое время стал догадываться, в чем дело.

— Нет, не укладываешься, — покачал головой Диксон, словно не слыша последних слов. — Ты не укладываешься даже в норматив. И поэтому конец близок.

Герцог хмыкнул:

— Знаешь, должно быть, утомительно чувствовать себя правым во всем. В свое время я встречал людей с гигантским самомнением, но первое место по праву принадлежит тебе.

Образ Диксона бесцельно слонялся по камере.

— О чем ты говоришь? — рассеянно переспросил он.

Герцог подошел к металлическому зеркалу, вмонтированному в стене, и придирчиво осмотрел свое лицо. Оно было бледным, изможденным. Камера оставила на нем неизгладимый след. Воспаленные глаза, взлохмаченная голова, небритый подбородок.

— Большая разница — то, что ты думаешь о себе, и то, чем являешься на деле. Одно дело — быть лучшим и совсем другое — мнить о себе, как о лучшем. Лучшие не спиваются. Ты понимаешь, о чем я?

— Мне пришлось быть лучшим, — отрезал Диксон. — Никого другого в этот момент не оказалось рядом. Иначе я бы охотно уступил ему место. Мне пришлось пройти через Арколианскую войну.

— И Томасу Фортунадо тоже, — напомнил Герцог. Он говорил нарочито тихим, спокойным голосом. — И он не рассказывал об этом на всех перекрестках.

— Фортунадо, или Счастливчику, как называли его в эскадрилье, в конце концов не повезло. Несчастливчик мертв.

— Как и ты! — воскликнул Герцог, оборачиваясь к нему. — И то, чем ты занимался после войны, не назовешь борьбой за выживание. Утопить горе в алкоголе и себя вместе с ним — это лучший выход из района боевых действий?

Диксон смущенным взором уткнулся в пол камеры. Его изображение замерцало.

Герцог сделал шаг ему навстречу:

— Что с тобой?

— Ничего, — пробормотал пилот. Оглянувшись по сторонам, он гордо выпятил челюсть:

— Мы сделали все необходимое, чтобы победить в той войне.

— Но не победили, — заключил Герцог. — Война была просто прекращена, войска отозваны с рубежей — и больше ничего. Теперь мы учимся на собственных ошибках. Война — совершенно бесполезное занятие для мыслящих существ.

— А «не мыслящие» и подавно ее не ведут. Они только охотятся. Поэтому война-то как раз и отличает человека от животных.

— В таком случае, тебя страшит больше перейти грань, отделяющую от животного, чем от кучки пепла.

— Может быть. Мир тоже вовсе не здоровое явление для нации, — сказал Диксон, которому явно был неинтересен назревающий диспут.

— Конечно, — саркастически согласился Герцог. — Мы же можем растерять часть агрессивности. И в мирное время те, кто рожден воином — генетически, быть может, воином, — страдают больше всех. Именно они пополняют ряды малолетних преступников, колонии, изоляторы и камеры смертников. Именно от них нет покоя в здоровом на все сто процентов обществе, потому что горстке индивидуалов требуется либо воевать, либо делать революцию. Диксон вновь как-то странно замерцал.

— И что же случилось с такими людьми, Эрик? Что случилось с идеальным воином, когда наступил мир? Что случилось с Томасом Фортунадо?

— Нет! — закричал Диксон.

Герцог закрыл глаза.

— Прежде Мадлен была Верукка, и прежде Beрукки была Целеста, и прежде Целесты была Ларея, и прежде Лареи ходили слухи, что он на самом деле попал в плен к Байэдж, вскоре после того как был подписан Альянс…

— Он стал неисправимым бабником, — сказал Герцог. — И после Альянса все его женщины имели одну общую черту, разве не так? За исключением генерала Байэдж, которая могла бы устроить ему побег с пулей в спину, все они были замужними женщинами. А некоторые — даже женатыми.

Диксон сразу изменился в лице и попятился.

— Ведь это было, разве не так, Эрик? Вот как Несчастливчик купил свой несчастливый билет. Во время войны он был королем шутов, он был великолепен, он был трюкач от Бога, но что делать с талантом летчика-истребителя в мирное время?

— Это еще не все, что он мог.

— Конечно, ты прав, — сказал Герцог, наблюдая за изображением, которое стало таять и затем внезапно обрело резкость и вновь восстановило черты. Только в этом случае ты просто должен быть прав. Ведь если ты не прав, то тебе придется посмотреть правде в глаза. А ты этого не хочешь, Диксон. Ты же знаешь, что делал Фортунадо, не так ли? Ты даже обсуждал это с Рэй. Ты знал, на что рассчитывает, что ищет, что вычисляет Фортунадо, и все же не остановил этого наивного малого?

Диксон исчез. Словно растворился в воздухе. Кивнув, Герцог опустился на кровать. Пилот вновь обрел зыбкие черты.

— Ты не понимаешь, что это такое — когда тебя всю жизнь муштруют и тренируют для одной задачи, а потом все это отнимают. Это все равно, что лишить права на жизнь.

— Ответ неверный. Я могу уличить тебя в этом, поскольку сам — свидетель твоих воспоминаний.

— Все, что мы умеем, — это война. И этот Альянс с арколианцами был мне как нож в сердце. Это предательство…

— Арколианцы пришли к нам с миром, — сказал Герцог.

Диксон снова стал таять.

— Нет, не уходи! — вскричал Герцог. Образ пилота прояснился снова, словно вняв его просьбе, и стал даже четче, чем прежде. — Через все это я прошел на «Хергест Ридж»: от штурма и нападения на арколианцев до реакторного отсека. Ведь это все был ты — разве не так?

— Это должно было быть. Того не миновать, — сказал Диксон. — Ты получил мою память и действовал в ней так же, как я, и везде шел по моим следам.

— Нет. Ты поступал совсем по-другому. И я прекрасно это понимаю, Эрик, я прочувствовал это. Я поступал единственно возможным способом, но… Встав, он стал расхаживать по камере. На ходу Герцог потирал лоб. — Я не знаю, как и почему так поступал. Я был уверен, что этим помогу тебе, но чем я мог тебе помочь? Просто я понимал, что у тебя большие проблемы и тебя надо выручать.

— У меня в самом деле были проблемы.

— Но как ты к ним относился. Пс-т! — разве это проблемы?! Ты не побеспокоился об исходе процесса в Нарофельде, потому что заранее знал его результат — ты уже просто пережил его. Ты вышел сухим из воды. Я знал, что если бы мог закончить твою биографию, то никогда не стал бы ее читать. Да, сам собой напрашивался вывод, что с тобой и дальше все будет в порядке, потому что ты пережил войну и подписал геройский контракт с Корпорацией «Сущность». И по некоторым, не понятным пока, причинам я не мог получить доступ к воспоминаниям об этом контракте.

Изображение Диксона снова замерцало.

— Стой! — крикнул Герцог. — Скажи, почему я могу задержать твой уход только в состоянии стресса? Что происходит? Когда я на полном взводе — то вижу тебя — а в спокойной обстановке ты снова пропадаешь.

— Но сейчас ты не в состоянии стресса.

— Почему я не могу получить доступ ко всем твоим воспоминаниям, а только к «выбранным местам из переписки с друзьями»?

Диксон пожал плечами:

— Слишком много материала и времени для загрузки в память. Это как компьютерная игра — чем больше и динамичнее сцена, тем больше требует места на жестком диске. Поэтому тебе приходится проживать мою жизнь, которая была достаточно насыщенной, понемногу — день за днем — иначе никак нельзя, развел руками Диксон.

Герцог снова прикрикнул на начинающее мерцать изображение. Казалось, он разговаривает с испорченным телевизором.

Герцог внимательно осмотрел униформу пилота и затем удовлетворенно кивнул:

— Но ведь это ты не пускаешь меня в свои воспоминания — скажи честно?

— Нет. Это всего лишь побочный эффект. Сам подумай — не так просто принять на себя чужую жизнь.

— Да все ты знаешь и понимаешь сам, в чем дело! — разъяренно закричал на него Герцог, словно надеясь, что на этот раз в изображении Диксона появятся новые подробности: может быть, он получит его рентгенограмму. Он понял, что чем больше разговаривает, что называется, «на взводе», тем ближе к истине. Не так просто раскусить этого хитрого пилота.

— Разве не ты заставил меня пройти через всю эту грязь, весь этот ужас на «Хергест Ридж»? Ты сам пошел на это, Диксон. Потому что ты не мог жить после войны — но так у тебя оставалась надежда — жить и в послевоенное время. Куда легче — жить в моем теле и не отвечать за поступки, которые совершаешь!

— Я мертв. Меня больше нет. Я только кажусь тебе.

— Знаю, — оборвал его Герцог. — Но ведь смерть — это еще не все. И это узнаешь только там, разве не так? Что же это, если не твой второй шанс?

— Нет, — откликнулся Диксон. — Это я — твой второй шанс.

— Что ты совершил такого в своей жизни, что дает тебе право манипулировать мной?

— То, что я сделал, может оказаться важным для тебя, только если ты научишься этому.

— И что же это? — воскликнул Герцог.

Диксон задумчиво потер глаза и снова стал исчезать.

— Нет! — приказал Герцог.

Изображение подчинилось.

— Я прекрасно владею собой, Эрик. И теперь ты мне расскажешь все, что с тобой случилось.

Диксон демонстративно стряхнул пыль с рукавов униформы.

— Это ты расскажешь мне. Герцог снова закрыл глаза.

— Рэй. Она просила попытаться спасти его. Говорила, что пыталась сама спасти его. Пыталась удержать его от…

— …тебя самого, — нашелся Герцог. — Как и Фортунадо.

— Нет. Не как Фортунадо.

— За деньги Максимилиана Барриса.

— Терминальная анестезия.

— И почему же ты не позволил Рэй сделать то, что она хотела — спасти тебя?

— Разве не ясно, Герцог? Потому что у нее могло это получиться. У нее обязательно получилось бы. Потому что потом я в самом деле мог прожить долго, как распоследний сукин сын — жить без того, что делало меня счастливым: без охоты на арколианцев. Да я был бы после этого просто ублюдком!

— Но она любила тебя, Эрик.

— И я любил ее, Герцог. Даже, может быть, больше, чем любил Лей Бранд. Я не мог сделать этого для нее. Я заставил ее постричь волосы и одел, как Лей, чтобы не забыть никогда. Но куда легче оказалось пить.

— И еще легче — убить себя.

— Понимаешь, Герцог, для меня это было важно. Всю жизнь я был в центре внимания, самовлюбленный пилот-герой. Женщины, слава, деньги — все падало к моим ногам. И я поставил жизнь Рэй во главе моей собственной. Я никогда не сделал бы этого для Лей. И это оказалось трудней, чем привести второй эшелон к Беринговым Вратам. Это был самый смелый поступок в моей жизни.

— Но смелый человек не боится жизни и не прячется от нее за бутылкой.

— Это уже не имеет значения. Гораздо важнее то, что ты стал теперь сильнее. И получил контроль надо мной. Теперь не я управляю тобой, а совсем наоборот. Осталось еще одно. Ты должен убить меня, Герцог.

Герцог тут же нашел в себе силы рассмеяться.

— Ты хочешь, чтобы я надавил спусковой крючок в твоем револьвере? Что за малодушие, Эрик? Ты не смог смотреть в лицо жизни, а теперь не можешь заглянуть в глаза смерти? И теперь, когда тебе дан новый шанс, как ты его используешь? Хочешь, чтобы я убил тебя? — он решительно покачал головой. Если ты собираешься трусливо сбежать, я тебе не помощник. Эту грязную работу возьми на себя, уж будь так любезен.

— Ты не понимаешь, Герцог. Я достиг конца. Я устал. В этой жизни уже нет людей, которых я любил.

— Но кто тебе мешает любить? Люди не изменились, Эрик, и, поверь, они ничуть не хуже тех, что были. Может быть, стали чуть-чуть лучше. Ведь мир идет к добру, не так ли?

Последовало молчание. Изображение Диксона, казалось, замерло, как на снимке.

— Да и потом, тебе легче уйти самому, ты ведь уже прошел через это?

И на эти слова также не поступило ответа.

— Что случилось? — спросил Герцог. — Ты не можешь ответить и подтвердить свои слова?

Казалось, силуэт выпрямился в полный рост и стал вытягиваться, напрягаясь, как тетива растянутого лука, лицо распухло, плечи расправились, грудь выкатилась колесом. Затем послышался металлический щелчок, и все погасло.

— Эрик?

Дверь зашипела. В камеру заглянул охранник с оружием наготове. Герцог заметил, что на этот раз был не парализатор, а автоматический пистолет.

— Арбор, — сказал охранник. — С вещами на выход. Пойдем со мной.

Герцог зашарил глазами по камере. Диксона и след простыл.

— Вылезай отсюда, — проревел охранник.

Пожав плечами, Герцог вышел в коридор. Охранник указал стволом путь, и Герцог последовал в этом направлении. За его спиной с ледяным спокойствием захлопнулась дверь камеры, которую навсегда покидал очередной постоялец.

— Что происходит?

Вместо ответа между лопаток уперся ствол.

— Но я имею право знать!

— Мистер Баррис хочет тебя видеть.

Герцог вздохнул. Нельзя сказать, чтобы облегченно.

— Поздновато для нанесения визита, не кажется?

Стражник не отвечал.

— Нет, в самом деле, что происходит?

— Ты заложник, — сказал охранник.

Герцог остановился и повернулся к охраннику:

— А кем же я был до этого? Художником?

— Шевели поршнями.

Снова пожав плечами, Герцог подчинился.

— Баррис хочет, чтобы ты сидел у него в офисе. На всякий случай, недобро рассмеялся охранник. — Твой друг, заморский купец, пришел выкупать вас с арколианцем. И платить собирается пулями. Ведь еще не напечатали столько денег, чтобы Баррис согласился отдать арколианца.

При слове «арколианец» Герцог замер.

— Давай, пошел! — прикрикнул охранник сзади. — Поторапливайся!

Герцог попытался подчиниться, но не получалось. Его ноги словно парализовало, воздух замер в груди, и он даже не мог объяснить стражнику, что произошло.

— Я сказал — пошевеливайся!

Ствол уткнулся между лопатками. Воздух в груди был уже готов взорваться, когда свет в коридоре погас, и взревела сирена аварийной сигнализации.

— Какого черта…

Герцог беспомощно дернулся вперед: шаг, другой…

— Нет! — закричал он.

Он как-то странно припал на колено и стал перекатываться. Правая нога сама выбила пистолет из руки охранника. Оружие ударилось о стену, а на место ноги был выброшен локоть, нацеленный в шею. Ловкое движение перехваченным запястьем — и вот пистолет уже направлен на охранника.

— Спокойно. Где арколианец?

Голос его звучал глухо, словно за него говорил кто-то другой. Прижатый к полу стражник потряс головой, ошалев от столь быстрой перемены ролей.

— Думаешь, мне жалко для тебя пули, болван? Где арколианец?

«Не говори ему! — взмолился Герцог. — Во имя Пятой Зоны…»

Но охранник уже разинул варежку и указал верное направление для убийцы, объяснив, каким самым коротким путем добраться до камеры инопланетянина.

— Порядок, Эрик, ты получил то, что хотел, теперь запри его в моей клетке и давай выбираться отсюда.

— Шалишь, Герцог, — ответил странный голос. — Теперь нет времени с тобой болтать.

Охранник озадаченно посмотрел вверх:

— Это вы мне?

«Ишь, сразу вежливым стал, когда очутился внизу», — с ненавистью подумал о нем Герцог, хотя редко вообще кого ненавидел.

— Нет, — глухо ответил голос и нажал на спуск.

— Нет! — закричал Герцог.

Но пистолет уже дернулся в его руке, и две пули вошли в череп охранника. Отстегнув от тела карточку доступа, он повернулся и ринулся по коридору в сторону камер.

 

12

«Так вот что ему нравилось, — думал Эрик Диксон. Полностью контролировать себя и в то же время чувствовать, что кто-то выглядывает у тебя из-за плеча. В таком случае чувство (седьмое, что ли?) говорило: черт тебя побери, будь ты проклят, зачем ты пошел на это, когда была прекрасная альтернатива, отличный выход из положения? Ты прав, мне надо было прикончить тебя.

И проблема была в том, что чувство не урезонивало и отнюдь не утешало. Общее ощущение было дикое — полная власть над телом и в то же время бессилие остановить эти чужие тирады со стороны, замечания и высказывания того, кто шел за ним следом.

И все равно, это чувство не имело значения. Он держал себя в руках. А чувство можно было проигнорировать.

Он навязчиво думал о направлениях, подсказанных стражником. Чудесное ощущение — иметь память, которая думала за тебя и работала вполне исправно, незамутненная парами алкоголя.

— Ты даже не представляешь, какой молодец, — сказал он Герцогу на бегу. — Хотя и тело у тебя не очень развито, мускулатура, конечно, цыплячья, но мозг в порядке, ум ясен и чист, на удивление. В твоем возрасте я свой уже пропил-прокурил, попортил изрядно.

Однако внутренний голос на этот раз проигнорировал похвалу, продолжая безмолвно осуждать его действия. Он не придал этому особого значения и, шествуя туда, куда показал убитый охранник, сопротивлялся навязчивому и протестующему гудению в ушах. Короткий коридорчик упирался в единственную дверь. Табличка на ней гласила:

МАКСИМАЛЬНАЯ СЕКРЕТНОСТЬ ПОСТОВ ВЫСШИЙ УРОВЕНЬ СЕКРЕТНОСТИ

ПОСТОРОННИМ ВХОД ПОД ЛЮБЫМ ПРЕДЛОГОМ КАТЕГОРИЧЕСКИ ВОСПРЕЩЕН РАЗ И НАВСЕГДА

Это была она. То есть он. Она — в смысле дверь в апартаменты этого «оно», то есть инопланетянина.

Динамик над головой вопросительно прошипел:

— Слуш-шаю.

Диксона чуть не вывернуло наизнанку от этих мерзких звуков, которыми инопланетное существо подражало осмысленной человеческой речи. Все же сохранились некоторые воспоминания — одна из этих тварей разговаривала на допросе у Студебейкера, и Герцог знал, о чем они говорили, и что они умеют говорить. Этого было достаточно, чтобы прийти в чувство. Так что нечего робеть, пилот. Он прокашлялся и попытался заговорить, как мог, старательно подражая голосу Дика, как волк перед избушкой с козлятами:

— Угадай, кто? Тебя ждет сюрприз.

— Догадываюс-сь, — донесся голос из-за двери.

Диксон чуть не подпрыгнул.

— Я унюхал, кто передо мной. Ты один из нападавших, один из тех редбатлеров, которые участвовали в штурме «Хергест Ридж».

Он чертыхнулся и с досадой ударил по стене. Этот подонок обо всем догадался! Что ж — этого можно было ожидать. Что-то там вроде «приведите собак» из переговоров во время Альянса, дипломатическая софистика, одним словом…

«Так вот через что Герцог прошел, когда узнавал обо мне. Вот как он чувствовал себя в моих воспоминаниях! Вот оно тотальное чувство беспомощности и недостижимости цели в самый последний момент, когда она уже буквально за дверью». Он стучал кулаком и плакал, умоляя дверь открыться. Слезы текли по его мужественному лицу, потому что именно за этой дверью был смысл его жизни — инопланетянин, которого надо убить. Терминировать, как говорили на кораблях. Что ж, пусть терминировать. Он не сделает ничего плохого, просто немножко терминирует. И жизнь вновь обретет смысл. Теперь встреча с этим мерзким уродом нужна ему, как укол наркоману. Его просто ломало, он погибал без этого.

— Да, — сказал Диксон. — Это я.

— Ты Разум Б-формы, мне о тебе рассказывали, — продолжал арколианец. Поселившийся в А-форме мистергерцога.

— Верно говоришь. И знаешь, зачем я пришел?

— Еще бы. Это совершенно очевидно.

— Ну, скажи мне тогда. Но ответа не последовало.

— Скажи мне, разрази тебя гром!

— Я не стану доставлять тебе этого удовольствия.

— Что ж, тогда, — сказал Диксон по ту сторону двери, облизывая пересохшие губы, — я сам сделаю это за тебя. Я пришел вернуть старый должок. Ты завалил множество моих друзей у Беринговых Врат…

— Это во время войны?

— Да. И у меня была подруга…

— Можешь опустить детали. Твоя искренность ничуть не уменьшает твоей озлобленности. Я предчувствую, что ты ожидаешь того, что называется «естественной развязкой событий».

— Какой умный стручок хитиновый, — восхитился Диксон.

Он ударил в дверь плечом, и она начала поддаваться.

— Такие двери надо сбивать одним ударом — и бить не в ту сторону, куда она открывается обычно. Вот эта отъезжает вбок — значит, ее надо ломать на подъем. Можно и просто вышибить, но это зависит от крепости косяка, — Диксон погладил по краю двери, словно по крышке ларца с драгоценностями. — Сейчас мне не хватает этого тела, я не хочу его повредить, а то бы мы с тобой встретились уже через две секунды. Ничего не поделаешь, придется потерпеть, — и он налег с новой силой.

Дверь поддалась.

— Ну что ж, — откликнулся арколианец за дверью, — ты вынуждаешь меня прибегнуть к самообороне.

— Нет, нет, нет — черт возьми, нет! Герцог, ты не заставишь меня простить!

И рука Диксона обрушилась на контроллер замка — дверь стала открываться. Из образовавшейся щели заструился спертый воздух. Запах был настолько сильным и одуряющим, что он попятился, ослепший и охваченный тошнотой. Дыхание сперло, в груди и горле моментально пересохло, остановилось слюноотделение, рот обожгло немыслимой оскоминой. Носовые пазухи мгновенно слиплись, преграждая путь чудовищному смраду, но было уже слишком поздно. Запах уже послал пылающие копья страха в его мозг, вонзив их так глубоко, что он почувствовал себя так, как будто пропустил серию прямых ударов на ринге. Замахав руками по сторонам в поисках оружия, он попытался выстрелить наугад, но тщетно: пистолета не было, ладонь оказалась пуста. Его охватила судорога, пока воздух в тесном коридоре не очистился настолько, что он снова стал соображать и понял, что лежит на спине навзничь, а пистолет валяется в нескольких метрах от него.

Диксон закрыл глаза ладонями и в последние секунды, когда на него сходила тьма, испустил дикий вопль атакующих десантников.

 

13

Герцог затерялся в сером тумане. Последнее, что он помнил — ствол взведенного револьвера, палец, пляшущий на спусковом крючке и ужас в глазах охранника. Как он ни пытался отвернуться от этой картины, у него ничего не получалось. Она стояла у него в глазах.

Затем последовал взрыв — вспышка — и он оказался в невесомости, — а потом обнаружил, что лежит на мокрой от дождя полоске космодрома станции Нарофельд.

Он встал и двинулся прямиком к отелю, к лестнице, к серой стене, уже поджидавшей его. Когда он столкнулся с ней лицом к лицу и остановился, ничего особенного не произошло. Он просто стоял, щурясь и пытаясь заглянуть за стену.

«Нет, — подумал он. — Диксона здесь нет». Он уже получил урок после той сцены на корабле, и возвращаться назад было бы пустой тратой времени. Герцог должен найти что-то, что сможет расставить все по местам и обуздать Диксона.

Он отступил от стены, которая, кстати, не сопротивлялась, если бы он сделал наоборот. Его бы просто снова охватила со всех сторон душная серая вата, в которой можно бежать до бесконечности, а потом очутиться на том же самом месте, откуда начал свой бег.

Итак, он отступил. Никого. Кругом самая отчаянная пустота, которую он только встречал в этом отеле.

— Рэй, — позвал он, почти не надеясь.

Он направился к пустому месту, где когда-то была дверь комнаты Диксона. Последний раз он застал ее здесь. Может быть, она еще там?

Затаив дыхание, Герцог тронул пальцем серый туман. Пробел в материи — и только. Он ничего не почувствовал, никакого сопротивления, палец не уперся ни во что твердое, впрочем, и в мягкое тоже. Казалось, там просто ничего нет, никакой преграды, кроме жуткой иллюзии, что кончик его пальца просто перестал существовать.

Он быстро одернул руку. Она была в целости и сохранности. Палец был на месте. Со стеной тоже ничего не случилось.

Герцог ткнул еще, на этот раз решительнее, запихнув весь палец. Он чувствовал, что свободно может шевелить им, но при этом не видеть.

Прикусив губу, он сунул руку до запястья и покрутил пальцами по сторонам. Он ощущал движение руки, но ни единого признака движения или звука не последовало.

«Что это? — спросил себя Герцог. Вправду ли Рэй находится по ту сторону? Может быть, это и есть небытие — когда нельзя увидеть, что там, пока стоишь по эту сторону?» Существовал только один способ проверить это, и чертовски важно, чтобы он сработал.

Набравшись решимости, он сделал шаг. По коридору моментально прошел шум, и пол под ним изогнулся, отбросив его к противоположной стене. И, когда он еще раз попытался дотянуться до двери, весь отель содрогнулся так, будто началось землетрясение, и штукатурка посыпалась со стен и потолка. Герцог полетел на пол, и что-то стало стаскивать его к лестнице.

Он пытался зацепиться за что-нибудь, удержаться, воспротивиться тому, кто его тащил — если это был одушевленный предмет. Но под руками не находилось ничего, кроме пыльного дешевого ковра и паркета. Ободрав ладони в тщетной попытке хоть как-то притормозить, он поднял их к глазам. На них были волдыри, как от ожога.

«Что происходит? — подумал он. — Я еще никогда не испытывал такой боли. Руки просто не могут так болеть».

И тут неведомая сила дотащила его до лестницы и бесцеремонно сбросила по ступеням. Он прокатился кувырком по первому пролету, махая руками и ногами для удачного приземления, чему научился у молодого Диксона. Странное покалывание в области шеи. В первый раз в своем возрасте он задумался о том, чтобы поберечь руку, перенесшую два перелома.

У поворота лестницы ему удалось остановиться. Поднявшись на ноги, он первым делом оглянулся назад, пожелав Диксону точно таким же образом провалиться когда-нибудь в тартарары. Что означало это странное тетранское слово, он не знал или не помнил, но догадывался, что это ничем не лучше его нынешнего положения, когда затылком приходится считать каждую ступеньку, отвоеванную у этого странного мира. Он преодолел три ступени, когда его ноги стали проваливаться сквозь древесину, и когда он попытался сделать отчаянный прыжок вверх, лестница рассыпалась под ним прогнившими щепками, трухой, будто сто лет как уже изъеденная червями. И больше не получалось произвести этого кошачьего прыжка, этой группировки для перекатывания по полу, и прыжка с парашютом, которым он научился у Диксона. В этой вселенной, похоже, работали другие физические законы. Он просто полетел со скоростью света по бесконечной плоскости черного и гладкого стекла.

Герцог закричал, и глаза его выкатились из орбит…

Он сидел в коридоре Корпорации «Сущность» в арестантском блоке, мокрый от пота, и ловил воздух открытым ртом, как будто пробежал стометровку.

Он проморгался. Глаза щипало, как от песка.

Медленно уняв дрожь, сотрясавшую все его тело, он смог, наконец, осмотреться. Он сидел, как тогда, в камере, спиной прислонившись к стене. Всего в метре от его онемевшей парализованной руки валялся револьвер. Дверь в камеру была раскрыта.

Герцог посидел так еще немного, пока не убедился, что коридор перестал качаться, и стены ровно стоят на месте, Затем он попытался сглотнуть ком в горле. Значит, он как-то выбрался из своей клетки. И что он делал теперь? Какая следующая задача?

Прежде чем он смог это решить, тонкий пронзительный стрекот, вроде того, каким поют ночами кузнечики на Тетросе, заполнил его слух. Постепенно в этом бормотании он различил отдельные звуки, по которым узнал, откуда исходит шум.

— мистергерцог, это вы?

Герцог отер рот ладонью. Во всем теле была страшная слабость, и он понял, что прийти в себя стоило ему труда.

— мистер… боб? — хрипло выдохнул он. — Я, кажется, уми… раю… Боюсь, что…

— Ерунда, мистергерцог. Я обоняю, что ваша физиология просто приходит в себя после прямой газовой атаки. Это пройдет.

Он откинул голову назад: так казалось легче дышать.

— Но что я сделал, чем… заслужил…

— О, мой дорогой друг по Разуму, — возликовал Мистербоб. — Вы-то как раз ничем и не заслужили. Я был вынужден провести в вашем организме санацию запахом, чтобы выгнать оттуда Разумного Б-формы, который управлял вашим телом. Похоже, он собирался меня уничтожить.

— Эрик… Диксон?

— После моей контратаки случилась совершенно замечательная и непредвиденная вещь, как и бывает в таких случаях. Разумная Б-форма стала испускать запах новой смерти, и тогда я стал искать ваш запах, мистергерцог. Разве такое возможно?

От этого вопроса у него вновь началось головокружение. Что это? Диксон пользовался его телом, как хотел. Видимо, смена хозяина и поведения сопровождается сменой феромонной активности, что и не преминул заметить Мистербоб. Он различал по запаху присутствие двух личностей в одном теле.

— Чувствую по запаху, что вы смущены, — продолжал Мистербоб. — Даже не обратили внимания на мой вопрос. Достаточно сказать, что я рад видеть вас снова живым и в добром здравии.

— Я чувствую запах… какой-то тухлятины. Воздуху постоянно не хватает.

— Это пройдет… Все пройдет. Теперь вы должны попытаться открыть дверь моей камеры, мистергерцог. Падая после «газовой атаки», вы снова закрыли ее. И настоятельно прошу вас сделать это побыстрее. К нам уже идут.

— Настоятельная… необходимость? — слова эти доходили до Герцога медленно, словно какое-то сложное узкоспециальное понятие из энциклопедии. Герцог пытался встряхнуть головой, развеять поселившийся там туман. — Не обращайте внимания, не бес-по-кой-тесь, — выговаривал он немеющим языком, Минутку… я все сделаю для вас. — С этими словами он попытался встать, хватаясь за стену, но ноги бессильно соскользнули по полу.

— Как бы вам это сказать? Есть такая пословица: «время не терпит».

Однако как ни пытался Герцог встать, как ни хватался за кафельный пол, как ни старался унять дрожь в руках — все было насмарку. Он мог только ползти по полу, как пресмыкающееся, — забраться на стену у него не получалось. Для этого нужна была хватка насекомого.

— Проклятье! — вырвалось у него. — Не выходит.

— Но вы должны сделать это, мистергерцог! — почти взмолился арколианец. — Ситуация крайне сложная и настоятельно требует решения!

— Знаю! — сердито выдавил Герцог. Этот нахал сам послал его в аут газовой атакой, а теперь еще читает лозунги. Он снова попытался упереться ладонями в пол и встать на колени, но в результате свалился набок после попытки подняться на ноги.

— И все же, — вещал из камеры Мистербоб. — Я твердо верю в то, что вы способны сделать это. Разумные А-формы всегда побеждали духом свою плоть. Трагедия часто оканчивается тем, что героиня падает на сцене. Но для достижения желаемых результатов вы должны пробовать снова и снова, не останавливаясь ни на первой, ни на десятой попытке. Хирургическая процедура в условиях предоплаты в дальнейшем перестает быть необходимой…

— Мистербоб, — простонал Герцог, — уймитесь.

— Когда ты потеряешь все, настанет время, когда терять будет нечего. То, что казалось таким важным, с течением времени…

Герцог вскинулся и из последних сил завопил:

— Мистербоб! Могу я попросить вас о большом одолжении?

— Что такое? — спокойным голосом отозвался инопланетянин.

— Заткнитесь, — сказал Герцог и потерял сознание.

 

14

Баррис замер. Он ходил кругами у широкого письменного стола, занимавшего пространство от стены до стены — такой вид был наиболее внушителен для посетителя. Правда, иногда он предпочитал сидеть к гостю спиной — это действовало еще сильнее. Бар-рис с нетерпением ждал, когда охранник приведет заключенного Арбора. Время шло катастрофически медленно казалось, охранник ушел с этим поручением уже вечность назад. Сколько нужно времени, чтобы спуститься в арестантский блок?

Или ему только казалось? Баррис взглянул на часы. Нет, это была не игра воображения. Что-то, случилось. Охранник сбежал, либо его перехитрил Диксон. Или еще что-то задержало их в пути. Может быть, Арбор договорился с охранником? Но это нереально. Что он мог ему предложить? Такие же силы и могущество, как у него? Ха-ха. Даже охраннику понятно, что с силой и всемогуществом нечего делать в камере. Такие не сидят. Скорее всего, на выручку подоспели наемники — хотя, по его расчетам, если они и ушли дальше вестибюля, где их должен был остановить сержант Эмерсон, то, скорее всего, орудовали сейчас где-нибудь в правом крыле здания, не в силах пробраться за кодовые замки.

Баррис схватил пистолет и еще раз убедился, что он заряжен: из щели хитро поблескивал картридж заряда. Скоро человечество откажется от пуль в обычном понимании. Убивать будут скорострельные канцелярские скрепки, отравленный степлер или автоматическая расческа. Очки-парализаторы, самоудушающий галстук и запонки-гранаты станут оружием новой эпохи. Баррис натянул куртку, сунул пистолет в карман и вышел из офиса.

Один выстрел в Мэя: это все, чего он хотел. Всего один — прямо между глаз.

 

15

Голос Чич надтреснуто защелкал в ухе у Роз:

— У тебя на передатчике зажегся зеленый на трансдукторе?

Роз посмотрела на немыслимое скопление лампочек, в которых запросто можно было запутаться, когда они вспыхнули разом и стали перемигиваться:

— Гм… а что это такое трансдуктор?

Мэй дотянулся и молча постучал по одной из лампочек. Роз понимающе кивнула:

— Есть зеленый, — сказала она Чич.

— Устойчивый? — спросила программистка. Роз вопросительно посмотрела на Мэя.

— Устойчивый, — подтвердил он.

Роз покраснела. Она искоса посмотрела на Мэя сквозь провода, окутавшие ее голову. Закрепленный на голове наушник с микрофоном, связывающий ее с Чич, находился справа, а соединение с Чибой на борту «Незабвенной» слева. — Ты уверен, что лучше всего этим заниматься мне?

— Если только ты не против.

— Поздновато учиться, — вздохнула она. — Чич? Зеленый устойчивый.

— Одну миллисекунду, — в наушнике зашипело. — Порядок. Теперь моргает?

— Моргает, — ответила Роз.

— Ну, вот и соединились, — сказала Чич. — Теперь давай посмотрим, как отключить вашу тревожную сигнализацию.

Только Роз повернулась к Мэю, чтобы передать вопрос по цепочке, как сирена внезапно заглохла. Она засмеялась: — Ты просто кудесница, Чич.

— Это пара пустяков. А сейчас я отправлю сообщение парням.

— Быстрая связь включена? — спросила Роз.

Мэй проверил экран:

>ГоТоВы ИдТи За ГеРЦоГоМ?< — высветилось там.

— Вот сукин сын, — пробормотал Вонн.

>СКаЖиТе РоЗ ПРиНеСТи ПРиКРеПЛеННый ТеРМиНаЛ<

— Включить вторичный терминал, — распорядился Мэй. — Она собирается отыскать план этажа.

Роз с готовностью потянулась через панель и привела в действие вспомогательный блок.

— С Чибой связь в порядке? — спросил Вонн.

— Питер, — произнесла Роз в левый микрофон. — Ты как?

— Готовность номер один. Жду, — ответил ей спасатель в левом ухе.

— Он на месте, — передала Роз остальным. Мэй перевел взгляд на Вонна и Винтерса:

— А вы, ребята, готовы?

Винтерс отсалютовал стволом пулемета:

— Разрешите устроить погром за мистера Герцога и Мистербоба!

— Давайте лучше выведем их отсюда живыми, хорошо? — Мэй повернулся к Роз. — Хочешь, чтобы с тобой кто-нибудь остался?

— Идите, — неохотно сказала она. — Пока я не передумала.

Мэй козырнул ей салютом и вышел за дверь инфоцентра в сопровождении Винтерса. Вонн задержался.

— Закрой за нами дверь, — сказал он.

— Я закрою, — ответила Роз, и на лице ее блеснула улыбка, когда она с благодарностью посмотрела на наемника.

Вонн развернулся и присоединился к остальным, дожидавшимся в коридоре. Дверь за ними плотно закрылась.

— Порядок, куда путь держим?

Мэй поднял руку, вглядываясь в экранчик передатчика:

— Минутку. Чич получила доступ к чертежам.

>РоЗ ГоВоРиТ ЧТо у ВаС еСТЬ JI.(a.L) ГоВоРиТ Вы ЗНаеТе ЧТо эТо оЗНаЧаеТ<

— А мы знаем, что это означает? — спросил Вонн.

— Лучше не спрашивай, — сказал Мэй.

>я В СиСТеМе оТ иНФоЦеНТРа ПоВоРаЧиВаЙТе НаПРаВо ПРоЙТи @) МеТРоВ<

Мэй чертыхнулся в досаде и набрал на кнопках передатчика:

>ЧиЧ НаПиШи ЦиФРы еЩе РаЗ<

>ДВаДЦаТЬ МеТРоВ< — через некоторое время пришел ответ.

Мэй отключил передатчик и кивнул вперед:

— Не нравится мне эта штука, — сказал Вонн, — Если что случится, некогда будет попросить о помощи, ковыряясь с этими кнопками. Ты и на спусковой крючок надавить не успеешь. У нас не будет шанса набрать красноречивый призыв о помощи.

— Вот почему, — сказал Мэй, — ты сейчас же перестанешь ныть и будешь идти на цыпочках, а не громыхать своими говнодавами. Ну, что встал? Прикрой меня, что ли…

Вонн что-то пробормотал недовольно и взмахнул стволом.

>Вы ПоДоШЛи К СКРеЩеНию ПРоШЛи еЩе КоРиДоР СВеРНиТе НаЛеВо ПРоЙТи ПяТНаДЦаТЬ<

Мэй свернул влево. Вонн следовал за ним, распластавшись по стенке, Мэй подождал, пока Винтерс забежит вперед и заглянет вперед, когда он махнет им оттуда рукой. Великан кивнул. Повесив передатчик на шею, капитан взял пистолет в обе руки и скользнул за угол, выставив его перед собой. Он прикрывал коридор, пока Вонн и Винтерс пробирались и занимали дальнейшие позиции. Мэй присоединился и занял место между ними.

— Что говорит линия? — спросил Вонн. Мэй проверил экран:

— Через дверь, прямо по коридору, до Т-образного перекрестка. Клетки справа.

— Готовность на дверь, — приказал Вонн Винтерсу.

Вонн раскорячился и, низко приседая, перенес ствол на дверь. Дальше выставил пистолет Мэй, а Вонн левой рукой нажал выключатель. Дверь стала раскрываться. За ней распахнулся совершенно пустой коридор, который упирался в Т-образное пересечение. Правда, отсюда была видна только стена в конце коридора, так что пересечение вполне можно было принять за тупик. Мэй приложил палец к губам, и они проскользнули вперед. Вонн двигался впереди, Винтерс прикрывал сзади. Как только Вонн убедился, что путь свободен, он дал сигнал рукой, и они двинулись к перекрестку.

>ПяТНаДЦаТЬ М. До КаМеР. МэЙ ДоЛЖ70КК<

— Проклятье, Чич! — сказал Мэй, покосившись на экран.

Вонн зашипел, прикладывая палец к губам. Мэй набрал:

>ЧиЧ СЛаБыЙ СиГНаЛ<

>ДюК В КаМеРе?? 77#\\ — аРКолиаН Н Ка77….! *|||>

— Вонн! — зашептал Мэй.

Еще яростнее замахав рукой на капитана, Вонн вжался всем телом в левую стену и осторожно стал двигаться к пересечению, откуда можно было заглянуть в следующий коридор. В настоящий момент его интересовала правая часть. На миг остановившись в крайней точке, он сделал знак Винтерсу занять позицию напротив. Мэй выразительно постучал по экранчику, но на расстоянии не мог ничего объяснить. Ясно было только, что у него проблемы со связью. Вонн сделал ответный выразительный жест, показав свое отношение к таким средствам связи. Мэй последний раз, на всякий случай, взглянул на экран:

|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||| говорили ему показания.

Капитан снял прибор с шеи и осторожно положил на пол, хотя сейчас охотнее всего сбросил бы с большой высоты. Вонн одобрительно показал большой палец. Снова взяв в руки пистолет, Мэй подобрался к наемнику.

— На счет три, — одними губами произнес Вонн. — Ты влево, Винтерс вправо.

Мэй кивнул.

Вонн начал снимать палец с гашетки пулемета, но Мэй остановил его.

— Я считаю, — шепнул Мэй. Оба наемника кивнули. Капитан придвинулся к Вонну, он был вторым слева. Мэй поднял палец:

«Один».

Затем отогнул второй:

«Два».

И Винтерс с криком выбросил свой ствол на позицию Мэя. Мэй так и подпрыгнул от этого крика. Он попытался перекатиться, держа пистолет перед собой, но тут же уткнулся во что-то мягкое, в какой-то клубок, и неуклюже распластался по полу. Раздались выстрелы: два пулемета наемников заработали разом, и Вонн закричал, пытаясь остановить Винтерса: поскольку на линии огня оказался сам Мэй.

Повернув голову в сторону, капитан «Ангела Удачи» осмотрел клубок, в котором он очутился, и потом — прямо Баррису в глаза. На лице Барриса просияло понимание — он сразу угадал или узнал, кто перед ним, поднялся на ноги и немедленно бросился в бегство. Мэй встал мгновением позже, проследовав за ним и крича Винтерсу стрелять по ногам бегущего. Винтерс попытался прицелиться. Вонн от души и со всей силы чертыхнулся и кончил тем, что свалил великана на пол.

Услышав грохот за спиной, Мэй припустил следом. Одним ловким прыжком капитан настиг Барриса, поймав его за ногу, и оба кубарем покатились по полу. Мэй напрыгнул на него сверху, как разгневанный кот на нарушителя помеченной территории, и таким же профессиональным прыжком прижал Барриса спиной к дорожке коридора, взял горло в клещи, заломив шею назад под смертельным углом.

— И не пытайся! — закричал Мэй. — Руки! Затем Баррис расставил руки по сторонам с раздвинутыми пальцами.

— Назови мне хоть одну причину, почему я сразу не размазал твои мозги по стене. Хоть одну.

— У тебя нет оружия, — произнес голос за спиной. Это был Вонн. — Ты оставил его на полу, Мэй.

— Ладно, проехали. — Он сдавил захват, и пленник захрипел.

— Глупо, Мэй, — прошипел Вонн ему на ухо. — В самом деле, глупо.

— Я не понял: ты на чьей стороне?

— Винтерс оторвал бы тебе ноги одной очередью. Ты нанял меня, чтобы…

— Но ведь все закончилось как надо. Разве не так?

— Он враг! — закричал Вонн, указывая на жертву, которая корчилась в смертельных объятьях капитана. — Это его, Мэй, не наше! И не моя работа нянькаться с Винтерсом!

— Все в порядке, — сказал Винтерс, выглядывая из-за плеча Вонна. Он попинал Барриса носком ботинка, словно покрышку машины, на которой собирался ехать обратно. — Может, я верно рассчитал траекторию очереди. — Передатчик уже висел у него на плече. — А ваша коробочка сломалась, мистер Мэй.

— Но теперь у нас есть надежный проводник, и он нам все покажет. Не так ли, мистер Баррис?

Ответа не последовало. Мэй усилил давление. Закряхтев, Баррис сплюнул, стараясь попасть на Мэя.

— Хватит! — Мэй разжал смертельный «блок» и отбросил Барриса. — Я не играю больше в твою игру. Убей его, Вонн.

Вонн пожал плечами. Затем выразительно покачал штурмовым пулеметом в левой руке и пистолетом Мэя в том, что осталось от правой.

— Ладно, — сказал Мэй, вставая. — Винтерс, давай тогда ты.

— С удовольствием, — великан с готовностью вскинул свой ствол, и Баррис закричал. Мэй вытянул руку вперед, чтобы приостановить расплату.

— Вы не сделаете этого, — сказал Баррис, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее и рассудительнее. — Вы же разумный человек.

Мэй отрицательно покачал головой и указал на Винтерса. Оружие поднялось вновь.

— Деньги! — закричал Баррис. — Любые деньги, выкуп, триста…

Мэй остановил Винтерса.

— А было пятьсот, — напомнил Вонн. Баррис поспешно кивнул:

— Они ваши.

— Мы пришли не за этим, — холодно сказал Мэй.

— Конечно. Ваши друзья… Мэй покачал головой.

— Как всегда — деньги вперед дружбы, не так ли? Но ты не в том положении, чтобы торговаться, Баррис. Мы их и так заберем.

Баррис побледнел:

— Проклятье, я же предложил вам хорошую цену.

— О да, — спокойно отвечал Мэй. — Я получил то, что хотел.

Вонн исподлобья взирал на капитана.

— А сейчас мы пойдем и освободим моих друзей из твоей вшивой лаборатории — и молись за то, чтобы они оказались в добром здравии.

— С ними все в порядке, — выпалил Баррис срывающимся голосом. — Клянусь Пятой Зоной, они живы и здоровы!

— Но сначала ты проведешь нас туда, где хранятся фиалы, и вернешь их нам.

— Что?!

— Ты слышал меня. Даже если их никогда не применят, в них слишком много возможностей, чтобы оставлять в руках такого негодяя.

Вонн не выдержал и сделал шаг вперед:

— Мэй, сейчас не время для лозунгов.

— Помолчи! — оборвал его капитан, который считал, что, напротив, самое время заняться воспитанием.

— А как насчет ремонта твоего корабля?

— Мы можем финансировать его, продав фиалы кому-нибудь другому, более достойному… Но сейчас это потерпит. Сейчас мы должны принять на себя ответственность за столь мощную силу, обосновавшуюся в этих бутылках. И поэтому я должен забрать их.

— Мэй, да кто их еще купит, кому они, в самом деле, нужны.

— Купят их или не купят — не важно. Главное — мы останемся правы, разве не так?

— Мне не нравится эта идея, — сказал Вонн.

— Она не девушка, чтобы нравиться. Я твой босс, а это мой приказ.

Вонн протянул ему пистолет:

— Только знайте — потом я его обжалую.

— Приму к сведению, — ответил Мэй. Он поднял Барриса и упер пистолет в спину бизнесмена. — Веди.

Двигаясь, как парализованный, Баррис заковылял вперед, к камерам.

 

16

— Есть еще хоть слово?

Чич побарабанила пальцами по рабочему столу, пытаясь сообразить, как лучше ответить на вопрос Роз. По экрану взволнованно бегали строчки. Вздыхая, Чич играла у губ мундштуком.

— Они в коридоре перед главным арестантским блоком. Видимо, пытаются взломать замок.

— Ты говорила то же самое пять минут назад, — напомнила Роз. — Что их задержало?

Чич пожала плечами. Потом, вспомнив, что общается по аудиосвязи, она попыталась сформулировать свой ответ:

— Запроси их еще раз, — потребовала Роз, которая не внимала никаким доводам рассудка. — Пожалуйста, окликни их по той штуковине и спроси, почему они задерживаются.

— Хорошо, — ответила Чич, не желая усложнять отношения. Размяв пальцы, она набрала первую строку послания:

||||||||||||||||||||||||||||| — появилось на экране.

Бесполезно. Лингвоблок замкнуло, и у нее не было времени с ним разбираться. Если бы она могла хоть чем-нибудь заменить его…

Она откинулась в кресле, оглядывая инструментарий, разложенный по панели управления «Ангела Удачи». Глаза ее остановились на знакомом слитке пластика и синтетического волоса, который вызвал у нее улыбку.

— Нет, заменить будет нечем. Но в наличии имеется целый лингвоблок.

— А ну-ка, ЧАРЛЬЗ, — сказала она, схватив за волосы полуразобранную голову андроида. — Поговорим с капитаном.

 

17

Питер Чиба сидел на капитанском мостике «Незабвенной», сжимая рукоятки кресла и ногами выбивая дробь по полу. Он ничуть не нервничал. Работа с наемниками давно уже вошла в привычку. Делать ему было нечего, оставалось только, как сказал Вонн, «стоять на шухере». Он уже пытался завязать разговор с Роз о предстоящей на орбите работе, но она решительно запретила ему занимать частоту канала. Она ждала ответа Чич, как объяснила Роз, так что ему разрешалось выходить с ней на связь лишь в случае крайней необходимости.

Потянувшись так, что затрещали кости, Чиба оглянулся на часы. Со времени отбытия остальных прошло чуть менее пятнадцати минут. Вот еще одно доказательство относительности времени. Для тех, кто сейчас участвовал в штурме, время летело быстро, как пуля. А для спасателя, вальяжно развалившегося в кресле, оно казалось проходящим столетием.

Чиба изогнулся в кресле и посмотрел в экран обзора. Здание корпорации заслоняло почти все вокруг, но по краям, чуть искаженные выпуклым сверхпрочным стеклом экрана, проступали линии городской перспективы. Он праздно переводил взгляд из стороны в сторону, разглядывая линии горизонта и высившиеся за ними дома, фабрики, высотные задания центров развлечений, уже гасившие вывески с наступлением рассвета. И вдруг его взгляд привлекло мелькание ярких красно-голубых точек. Инстинктивно рука сама нащупала контрольный рычаг камеры и вывела изображение на экран, затем увеличив его.

Сомнений не оставалось — это была машина полиции, и при виде ее Чиба не мог сдержать смеха. Он так долго был в открытом космосе, столько времени провел на платформах, пересадочных станциях и прогулочных кораблях, что совершенно забыл о существовании обыкновенных автомашин, которыми пользуются на планете, вместо того, чтобы пользоваться лифтами или, например, гравитационными колодцами.

Пальцы его застучали по панели управления, приблизив изображение надвигающейся машины. Обтекаемый аэродинамический корпус — такое тоже редко увидишь в космосе. Впереди панель с фарами и прожекторами выпячивалась дугой, и светились красно-голубые фонари на крыше. Машины полиции везде одинаковы — по всей галактике, на разных планетах. Машина затормозила, так что Чиба был вынужден остановить приближающий коэффициент увеличения и включить инфракрасный режим видения.

От картины, возникшей перед ним, у него перехватило дыхание.

Водитель уставился прямо на него сквозь пару оптокуляров. Затем он махнул рукой, и рядом остановилась еще одна машина правопорядка. Полисмен вышел и стал что-то обсуждать с водителем второй машины. Во время разговора рука полицейского то и дело показывала в сторону «Незабвенной», стоявшей рядом.

Да, картина была, что и говорить, подозрительная. Вид космического корабля поставленного на парковку возле здания всемирной корпорации, был достойным зрелищем. Достойным удивления даже бывалого полисмена. От такого зрелища у стражей правопорядка поднялись не только брови, но и еще кое-что.

Не отрывая глаз от экрана, Чиба набрал частоту Роз на селекторе и дал тревожный сигнал экстренной связи.

— Чего тебе? — огрызнулась Роз, решившая, что он лезет опять со своими приставаниями.

Чиба замешкался на секунду. Вероятно, Роз одна и поэтому на взводе. Он должен простить ее.

— Питер, я же просила не занимать канал без крайней необходимости.

В другой обстановке ее слова вызвали бы у него улыбку. Получалось, как будто она только и ждет этой аварийной обстановки.

— Думаю, ты должна быть в курсе, что мы привлекли внимание, — сказал он ей. — Передай ребятам, чтобы пошевеливались.

— Хорошо, — отрывисто сказала Роз. — Чич как раз выходит с ними на связь.

 

18

— Ты прав, Эрик. Я должен был это сделать для тебя.

Герцог очнулся, лежа лицом на холодном полу. В глазах рябило, в животе екало. Ему показалось, что под ним целая лужа. Он просунул пальцы под себя, но ощутил только ровный холодный пол. Медленно он поднялся на колени и растерянно заморгал, увидев перед собой дверь камеры.

— Мистербоб? — спросил он севшим голосом. Ответа не было.

Герцог потер глаза. Силы понемногу возвращались к нему, но слабость все еще чувствовалась во всем теле.

— Мистербоб? — позвал он еще раз.

По-прежнему ни звука. Герцог со стоном наклонился, пыталась встать сначала на четвереньки, чтобы затем уже подняться на ноги, цепляясь за стенку.

— Ведь они не забрали вас, пока я лежал без сознания, только не это отзовитесь, пожалуйста!

Из-за стены донесся шорох и тонкий голос прохрипел:

— Вы хотите поговорить со мной, мистергерцог? «Ага, значит, проснулся, включил рецепторы.

Впрочем, не доверяя ни своему слуху, ни зрению. Это — единственное, что арколианцы оставляют включенным даже во время зимней спячки». Герцог облегченно рассмеялся:

— Ну, наконец. Вы все еще там.

— Не вижу в этом ничего радостного, но охотно разделю ваши эмоции. Вы что, хотели, чтобы я просто ответил?

Тетранец потрепал себя по голове:

— Да нет, все в порядке. Это я так… Я не обидел вас, Мистербоб?

— Да уж нет, — ответил посланник. — Но вы потребовали, чтобы я сохранял ауральное молчание. А разговаривать можно?

— Только шепотом. — В этот момент Герцог заметил карточку, вставленную Диксоном в замок и нажал на кнопку доступа. Камера открылась, выпуская арколианца на волю. Инопланетянин, как оказалось, все это время терпеливо поджидал за дверью.

— Рад видеть… — начал Герцог и осекся. — Ваша рука, — сказал он. Что случилось? Что они с вами сделали?

Мистербоб встал и спокойно зашаркал вон из клетки.

— Да нет, ничего опасного. Я получил ранение в результате… несчастного случая.

— Вам нужна помощь.

— Нет, помощь совсем не нужна. Я в целости и сохранности, — гордо продемонстрировал арколианец новое, недавно узнанное выражение. — Сейчас перво-наперво надо найти чертов выход из этого здания и устроить здесь погром, как говорил мистер Винтерс. А как другие заключенные? Они-то выберутся?

— Хорошая мысль — но как? — Герцог стряхнул последние остатки оцепенелости и головокружения и посмотрел на то место, где должна была быть рука. — Вы уверены, что выдержите? Вы потеряли много крови… или, как это у вас называется?

— Да, — сказал Мистербоб. — По счастью, арколианцы могут без труда восстанавливать запасы жидкости в теле. Эта характерная черта, необходимая для выживания нашей расы. Без этой способности наш род вымер бы.

— Но что с вашей рукой?

— Не беспокойтесь, мистергерцог, я отращу ее. Не пекитесь так обо мне. Теперь намного важнее ваше самочувствие, и нам надо поторопиться, пока джеймсоджеймс не совершил ради нас какой-нибудь опрометчивый поступок. А любезностями можно обменяться и позже.

— Конечно-конечно, — Герцог закрутил головой по сторонам и, наконец, заметил брошенный пистолет. — Вот это нам понадобится. То, что надо, сказал он, нагибаясь за ним.

— К сожалению, как это ни прискорбно, вы, наверное, правы. Все эти переговоры в течение последних часов начали меня утомлять Общение было чересчур оживленным и утомительным. Наверное, существуют более краткие пути изъясниться на этой планете.

Герцог внимательно оглядел пистолет в руке. Он был непривычно холодным и тяжелым.

— Клянусь, вы никогда в жизни не думали, что у посланника могут быть такие войска.

— В самом деле, — согласился арколианец, кивнув головой в сторону уходящего коридора. — В какую сторону, мистергерцог?

Герцог не ответил. Он продолжал изучать оружие.

— Мистергерцог? — позвал арколианец. Грудь его раздулась, и он сконцентрировался, настраиваясь на запах. — Да, в самом деле, это что-то новое…

Герцог не двигался.

— Эй! — позвал Мистербоб. — Разумная Б-форма? Герцог медленно поднял тяжелый взгляд:

— Кто звал меня?

— Ты Разумная Б-форма, обитающая в теле мистергерцога. Ты вернулся.

Герцог кивнул.

— Я обоняю чувство, овладевающее тобой при виде меня. Поразительная смесь страха и ненависти. Ты, конечно, не можешь обонять меня, иначе бы узнал о том, что я не испытываю к тебе ничего, кроме жалости и сострадания.

Герцог оторвал взгляд от пистолета.

— Должен предупредить тебя, однако, что я не позволю тебе причинить мне вред. Я уже однажды защитил себя, и не думаю, что ты захочешь новой газовой атаки с запахом джунглей. Если ты не станешь делать попыток напасть на меня, я также могу дать тебе слово, что и я не буду, в свою очередь, использовать против тебя феромонную атаку. Ты поняла меня, Разумная Б-форма?

Герцог снова кивнул.

— Ты можешь выбирать сам по своей воле. Мы должны прийти к решению проблемы твоего дальнейшего пребывания в А-форме моего друга мистергерцога. Ты поняла меня, Б-форма?

— Ты назвал его своим другом.

— Это так.

— И что, еще много таких… как ты — прибудет сюда, к людям?

Арколианец кивнул:

— Как раз все идет к тому, чтобы установить четкие границы и сотрудничать в дальнейшем. Договор еще не разработан до конца. Не все еще вопросы сняты в наших отношениях, да мы никогда и не придем к этому. Полное согласие еще не достигалось ни в арколианской, ни в человеческой истории. Но, как только минует поколение, которое испытывало к нам ужас и видело лишь врагов, мы сможем еще обменяться чудными букетами ароматов.

— И Герцог… — сказал Герцог, не поднимая глаз, — тоже часть этого процесса?

— Он и его друзья с «ангелаудачи» — первые граждане галактики, вошедшие в контакт с моей расой. И этот эксперимент прошел вполне удачно.

Герцог вздохнул:

— Странно… Нет, скажу по-другому. Когда я думаю обо всем, что случилось с тех пор, как меня не стало, это уже перестает быть странным. Теперь больше нечему удивляться.

— О чем ты говоришь?

— О Герцоге. Он знает, что было тогда — и видел все мои воспоминания о тех временах…. — Глаза снова устремились в пространство, в поисках нужных слов. — Вы чертовски приятный парень, Мистербоб. И дело не в вашем внешнем виде. И все-таки вам не завладеть умом человеческого существа. Это я про ваше слово «друг».

— Действительно, — удовлетворенно кивнул в ответ Мистербоб. — Такое намерение было. Что было, то было. Регенераторы будут довольны, разнюхав об этом развитии.

— Значит, вы не отрицаете изменения, не так ли?

— Было бы глупо и неосмотрительно делать это, — сказал Мистербоб. — Я не знаю, что вам известно об истории моей расы. Чем ограничиваются ваши познания в области истории моего народа.

— Я знаю об этом столько же, сколько и Герцог, ведь я получил доступ к его воспоминаниям, как он — к моим.

— В таком случае вы должны знать, как мы пользуемся обменом.

— Да. И я помню еще кое-что. Брошенный корабль, битком набитый оскверненными трупами людей. Я был там, Мистербоб. Я был на этом корабле.

— Это война, — вздохнул арколианец.

— И еще я помню кое-что, о чем вы говорили Герцогу. Это касается того, как вы меняете точку зрения, и как ее меняем мы. Вы — ваша раса — делает это, чтобы помочь довести войну до конца.

— История показывает, что вы проводите тот же самый эксперимент.

Герцог покачал головой:

— Между ними целая вселенная различий. И, похоже, я вспомнил еще кое-что. Поправьте меня, если я ошибаюсь, посланник.

— Хорошо.

— Я должен был назвать вас Мистербобом. Я это помню, не беспокойтесь. Но я вспомнил тут еще одного члена вашей делегации. — На миг он остановился, чтобы вдохнуть полную грудь воздуха. — Помнится, его звали Лей…

— лейбранд, — подсказал Мистербоб. Герцог кивнул.

— Я не хотел, но я вас понимаю. Знаете, это было так удобно тогда вернуться обратно. Было легко сделать карьеру на ненависти.

Арколианец не сказал ни слова в ответ, только задумчиво кивнул.

Герцог лукаво усмехнулся:

— Знаете, я все время говорю Герцогу, что смерть — это лишь начало. Смерть — это не все, что может с тобой случиться. Посмотрите, что вышло со мной. И знаете, что хуже всего, Мистербоб? Хуже всего — это возвращение к жизни. Это все равно что проснуться из сна, где тебе все знакомо, и где ты властен, по крайней мере, над собой, и очутиться в мире, где играют не по твоим правилам.

— Что вы хотите этим сказать мне, Б-форма?

— Я предлагаю вам решение проблемы с вашим другом. Я пытаюсь взять контроль и использую второй шанс. Это неплохая перспектива, если учесть, что в первый раз я ею не воспользовался. Но я все равно не смогу прорваться. Мы окружены. Я в окружении. — Он горько рассмеялся. — Не могу вообразить, что кому-нибудь взбредет в голову захотеть жить после ста пятидесяти. Тем более, когда все так круто меняется.

Мистербоб встал и зашаркал по направлению к Герцогу, но Герцог попятился.

— Нет, все правильно, посланник. Я прав.

— Я не обоняю никакого страха от вас, Б-форма. Он сделал осторожный шажок, еще немного сдвинулся назад, словно бы на всякий случай.

— Время подступает… Я использую позитивные воспоминания Герцога, чтобы задержать его приход.

— В самом деле. Вы многому научились у этого молодого человека, как и он — у вас.

— Для меня это обучение было полезнее. Ему оно принесло мало пользы. Я большему научился, — он стал поворачиваться. — Благодарю вас, посланник. Это было прекрасным уроком жизни — для того, кто снова вернулся к ней, пусть на краткое время.

— Б-форма, — позвал арколианец. — Куда вы собрались?

— У меня еще здесь одно незаконченное дело, — он профессиональным жестом перебросил пистолет в левую руку и козырнул посланнику. Арколианец старательно повторил жест, и Герцог повернулся и пустился дальше по коридору.

Мистербоб стоял посреди коридора, пытаясь понять посредством своих рецепторов, что же случилось с Герцогом. Трудно было определить — после треволнений истекшего дня рецепторам требовался отдых.

Вскоре арколианец спохватился, что, пока он тщетно нюхает запах Герцога, тетранца уже и след простыл. И хотя клетка дала ему свободу, здание еще не выпустило его из каменных своих объятий. Как он будет выбираться отсюда без Герцога, чьим телом завладела Б-форма?

Мистербоб проворчал-пробулькал что-то нечленораздельное и стал осматривать коридор. Грудь его запульсировала в ожидании великих открытий. Через некоторое время запах, слабо различимый, но вполне отчетливый, коснулся его обоняния.

Теперь не оставалось сомнений, что именно произошло внутри здания. Это был благоприятный случай и еще один шанс помочь мистергерцогу. Правду сказать, это не имело отношения к делу, но одно Мистербоб твердо усвоил от А-форм: прагматический подход к решению проблемы, даже когда потенциальные решения не поддаются тому, что называется здравым смыслом. Или как они говорят, трагический финал не кончается падением героини.

Наследник знания арколианцев смотрел в будущее. Казалось, он слышал (если бы имел уши) обращенные к нему упреки редбатлеров:

— Нет, в самом деле, Мистербоб, вы что, хотите сказать, что полнота вашей помощи А-формам целиком зависит от них самих?

— Да, редбатлер, именно это и есть самое интересное в нашей совместной игре.

Голова Мистербоба склонилась благоговейно перед такой перспективой. Так просто, так очевидно. И так человечно. Гуманно. И в самом деле, это может даже сработать.

 

19

Фургон с запущенным двигателем стоял в вестибюле. Одно из передних колес, изрядно пострадав уже в двух столкновениях, испустило последний вздох на груде разбитого стекла.

Под капотом автомобиля осколок стекла или металла прорезал синтопластовый шланг, по которому смазка шла в двигатель. Уже целая лужа натекла на полу вестибюля.

А двигатель продолжал работать.

 

20

Чич ответила наконец по линии связи оживленным воплем, чем окончательно вывела из себя Роз. После всего, что случилось, юмор программистки был за пределами понимания.

— Когда, — чеканным голосом (можно было подумать, что говорит ожившая статуя Свободы) спросила Роз, — ребята наконец откроют дверь?

Последовало затяжное молчание.

— Ну? — Роз ударила кулаком по консоли. — Ты уже достаточно долго копалась там, Чич. Что происходит?

Микрофон на «Ангеле Удачи» был включен, однако Чич заговорила лишь после продолжительной паузы.

— Пока не знаю.

— Что? А я думала, ты просто гений в подобного рода вещах!

— Это не моя ошибка. Лингвоблок в передатчике замкнуло.

Роз вдруг всхлипнула и, совершенно не управляя собой, разразилась рыданиями.

— Успокойся, все не так уж плохо. Я делаю другой, который будет работать так же, если не лучше. Но сначала мне надо его немного разработать.

Роз глубоко и порывисто вздохнула.

— Хорошо, — сказала она, пытаясь говорить спокойным голосом. — Сколько времени это займет?

— Уже почти готово.

— Мне нужно знать точное время. Сколько минут, часов, дней потребуется для этого.

— Минут десять — самое большое. Все, что мне осталось, — это подсоединить первичный церебросинтетический процессор с жидкокристаллическим мозгом и…

— Мне не нужны подробности, лучше не объясняй, а делай поскорее.

— Ладно, ладно.

Роз прикоснулась пальцем к кнопке, собираясь отключить связь. После секундного колебания она убрала палец, сжав руку в кулак:

— Слушай, Чич, может, я тут больше не нужна?

— Совершенно. Я подключена к системе, у меня доступ к любому терминалу в здании. — Чич сделала паузу. — Роз, есть еще что-нибудь, о чем ты еще не говорила мне?

Роз сглотнула ком.

— Совершенно ничего. Я сказала тебе все. Питер сообщил, что «Незабвенная» уже привлекла внимание местной полиции. Учти эту деталь и поторопи ребят, когда наконец сможешь с ними связаться.

— Еще пара минут, — попросила Чич. — Ты, крошка, можешь уже собираться.

— Хорошо, — ответила Роз. — Отсигналь мне светом, когда все будет готово. Скажи ребятам, чтобы меня не ждали. — С этими словами она убрала микрофон «Ангела Удачи» и включила линию связи с «Незабвенной».

— Питер?

— Ты звонила?

— Чич собирается вызвать остальных через пару минут.

— Хорошо. Эта встреча превратится в вечеринку. Я уже насчитал четыре машины, но, похоже, они еще в состоянии дискуссии.

— Чич больше во мне не нуждается, так что я пошла. Жди меня через минуту.

— А я никуда и не собирался.

Отключив связь, она отметила, что все в порядке, еще раз проверила систему и открыв дверь, убедилась, что коридор пуст. Вышла, заблокировав за собой дверь. Быстро определившись с направлением, вскоре уже спускалась в вестибюль. Теперь, возвращаясь той же дорогой, она заметила одну странную вещь: казалось, путь до инфоцентра занял ничтожное количество времени. Возможно, потому, что она проделала его в компании трех вооруженных мужчин.

Роз поспешила по темному, утопавшему в ночи коридору, навстречу маячившему перед ней вестибюлю и уже слышала мерное гудение двигателя. На миг она остановилась, оглянувшись на дверь инфоцентра.

Один из коридоров осветился вспышкой. Роз повернулась и увидела перед собой фигуру, стоявшую посреди коридора с пистолетом в руке и смотревшую на нее. Так и не узнав ее, мужчина исчез в проходе.

— Герцог? — удивилась Роз. Затем она закричала ему вослед: — Гер-цог!

Она выглянула в вестибюль, туда, где «Незабвенная» стояла перед разбитыми стеклянными дверями.

«Если даже это был Герцог, — решила она, — значит, Мэй до него еще не дошел. И если Герцог сбежал от нее, значит, он уже он не в своем уме. Залечили. Должно быть, это был Эрик Диксон».

Роз бросилась без оглядки по коридору следом за Герцогом, окликая его по имени, а также по имени давно погибшего пилота.

 

21

Баррис подошел к двери. Табличка, прибитая к ней, гласила:

СКЛАД БИОПРОДУКТОВ

Мэй поднял ствол пистолета и опустил его в переносицу бизнесмена.

— Здесь они хранятся, — сказал Баррис. — Дистилляции стабильны даже при комнатной температуре, но мы на всякий случай храним их в холодном месте.

Мэй кивнул Вонну, который встал у стены слева от дверей. Винтерс занял позицию справа.

— Открывай.

— Мне нужно взять карту доступа. У меня во внутреннем нагрудном кармане.

Мэй оттянул курок пистолета:

— Медленно. Двумя пальцами.

Баррис расстегнул пиджак и осторожно, с помощью среднего и указательного пальца, извлек тонкий пластиковый листик. Мэй стоял бездвижно. Баррис повернулся и вставил карточку в замок, обливаясь потом, когда почувствовал, как ствол пистолета упирается ему в затылок.

Замок мигнул зеленым, и Мэй, схватив Барриса за шею почти тем же приемом, что в коридоре, наставил пистолет в висок.

— Здесь никого не бывает ночью, — пробормотал Баррис.

— Молись, чтобы это оказалось правдой.

Мэй переступил порог, всматриваясь. Вонн вошел следом, а за ним, нога в ногу, Винтерс. Мэй рявкнул, не оборачиваясь, чтобы закрыли дверь, и Винтерс щелкнул внутренним блокиратором. Как только дверь закрылась, помещение наполнилось пронзительным писком сирены. Мэй сдавил шею Барриса:

— Что за черт?

— Не знаю, — задыхался Баррис. — Клянусь Пятой Зоной…

— Мистер Мэй, — сказал Винтерс, радостно размахивая чем-то в воздухе: Это ваша коробочка заработала.

— Не может быть. На ней никогда не работал звонок.

Винтерс протянул ему передатчик. В самом деле, виновником шума был именно он. Вот и буковки какие-то появились.

Оттолкнув Барриса и велев Винтерсу придержать его, Мэй завладел передатчиком.

Сообщение на экране гласило:

>ПРиВеТ ПРиВеТ ПРиВеТ ПРиВеТ ПРиВеТ< — и затем сменилось надписью:

>ПРоБа СВяЗи МэЙ эНД КоМПаНи<

Буквы были корявыми, изображение неотчетливым, знаки едва можно было разглядеть на экране, но проклятье (подумал Мэй), по крайней мере, главное эта штуковина работала. Сердце его выскакивало из груди от волнения, когда щелкнул переключателем ПОДТВЕРЖДЕНИЕ.

>МэЙ! РаД СЛыШаТЬ ТеБя! ПоСЛеДНиЙ РаЗ ПоМНиТСя Мы С ТоБоЙ уХоДиЛи оТ ГаНГСТеРоВ Юэ-Шэнь<

Вонн недоуменно посмотрел на капитана. Тот был еще в большем замешательстве:

— Кто это?

Мэй пожал плечами:

— Призрак Мирони Ли?

Винтерс ахнул и попятился.

— Все в порядке, — успокоил их Мэй — Призраки из космоса по рации не разговаривают. — И набрал: «Кто ты?»

>ПаРеНЬ Ты МеНя РаЗоЧаРуеШЬ! ПоСЛе ВСеГо ЧеРеЗ ЧТо Мы ПРоШЛи ВМеСТе Ты ДаЖе Не уЗНаЛ МеНя! иЛи Ты ПеРеКаЛиБРоВаЛ Мою ПеРСоНаЛЬНоСТЬ? я НаЧиНаЮ СоМНеВаТЬСя В СаМоМ СеБе. О ТоЛЬКо Не эТо! Что Со МНоЙ СЛуЧи-ЛоСЬ???<

— Да это же ЧАРЛЬЗ! — закричал Мэй. — Чич, должно быть, его наладила!

Вонн возвел глаза к потолку:

— Великолепно. Давай вместе порадуемся этому, только попозже. Мы не в той ситуации, Мэй.

Капитан взглянул на Барриса:

— Где хранятся фиалы?

Вонн указал на дверь с табличкой ХОЛОДИЛЬНИК.

— Нет, не там, — сказал Баррис. Все посмотрел на него.

— Я мог бы подтвердить ваши слова, а потом заблокировать вас там и заморозить заживо, но я же не стал этого делать. Поэтому, надеюсь, вы все-таки прислушаетесь к моему предложению.

— Как ты прислушивался к наши? — спросил Мэй. — Где фиалы?

— Вот это, — указал Баррис рукой на главное помещение главного отсека, — это все долговременное, склад длительного хранения. Мы проводим постоянные проверки, контрольные пробы дистилляций, чтобы посмотреть, как они сохранились за последнее десятилетие, поэтому они здесь.

И он указал рукой на двойные стеклянные белые двери: — Они прямо за этой дверью.

Мэй убрал ствол с его лица и передал Вонну.

— Пусть откроет.

— Двигай, — сказал Вонн, покачивая пулемет в левой руке.

Мэй снова набрал:

>ЧаРЛЬЗ, ЧиЧ МоЖеТ С НаМи СеЙЧаС СВяЗаТЬСя? еСЛи СМоЖеТ, ПуСТЬ уКаЖеТ КРаТЧаЙШиЙ ПуТЬ ТуДа ГДе СоДеРЖаТСя ГеРЦоГ и Мистербоб<

— Понадобится некоторое время, — сказал Баррис, останавливаясь у терминала, чтобы включить его. — Система должна меня идентифицировать.

— Учти, — предупредил Вонн, — наш человек подключен к вашей компьютерной линии. Так что если вздумаешь выкинуть какой-нибудь фортель, твои мозги растекутся по этому экрану.

Баррис замотал головой:

— Я открою при вас, и вы будете меня слышать.

— Давай скорее, открывай свои закрома, — сказал Вонн.

>Что??? ЧТо ТаКое??? В ЧеМ ДеЛо? ЧТо СЛуЧиЛоСЬ С МаЛыШоМ ГеРЦоГоМ??? Кто ТаКая ЧиЧ??? Что За Мистербоб??? КаКие-НиБуДЬ оТНоШеНия С ПаРНеМ На ГоЛоГРаФиЧеСКой СеРии?<

Мэй пробормотал ругательство.

>НеТ ВРеМеНи ЧаРЛЬЗ ЧиЧ эТо ЖеНЩиНа КоТоРая ТеБя СоБРаЛа ПуСТЬ оНа оТВеТиТ За ТеБя<

Пальца Барриса застрекотали по клавиатуре со звуком крысиных когтей.

— Почему бы тебе не дать команду голосом? — подозрительно спросил Вонн, готовый в любое мгновение привести в исполнение свою угрозу.

— Потому что это займет больше времени, — последовал ответ. — Все так и продумано. На всякий случай, для таких ситуаций.

>о Да КаК я БыЛ ГлуП ПРоШу ПРоЩеНия. КоНеЧНо Мы ЗНаКоМы С ЧиЧ. эТо НаПоМНиЛо МНе Кое-ЧТо НаВеЛо На МыСЛЬ Кое о ЧеМ<

— ЧАРЛЬЗ, я клянусь, — прорычал Мэй не на шутку раздосадованный, — тебе не долго быть с этой персональностью.

>уПоЛНоМоЧеН ПеРеДаТЬ ВаМ СЛеДуЮЩее ПоСЛаНие. НеКТо По иМеНи ПиТеР ЧиБа СоВеТуеТ ВаМ ПоТоРоПиТЬСя иБо В РаЙоНе ВаШеГо МеСТоПРеБыВаНия ПояВиЛаСЬ ПоЛиЦия ЛуЧШиЙ ВыХоД иЗ СоЗДаВШеГоСя ПоЛоЖеНия — НеМеДЛеННая эВаКуаЦия. о КаПиТаН Не ЛуЧШе Ли ВаМ ПоТоРоПиТЬСя — СыГРаеМ СноВа В ДЖем КаК В БыЛые ВРеМеНа<

Мэй набрал на клавиатуре передатчика, чертыхаясь:

>СооБЩеНие ПРиНяТо РеЖиМ оЖиДаНия оТБоЙ<.

— Давайте шевелиться побыстрее, ребята, — сказал Мэй.

— Вот, — Баррис отпрыгнул от консоли. Вонн выругался и чуть было не выбил ему зубы стволом. — Ох, извините, — протараторил Баррис. — Система готова для приема моей карточки.

— Ну, введи, — сказал Вонн.

Баррис уже почти вставил карточку, но в. последний момент замешкался.

— В чем дело? — спросил Вонн.

— Прежде чем я сделаю это…

— Никаких уговоров, — оборвал его Вонн.

— Мистер Баррис, — сказал Мэй. — Мне кажется, что удовольствие жить, которое вы сейчас испытываете, является достаточным условием соблюдения сделки и ведения переговоров. Открывайте убежище.

Баррис вставил карту до конца, и последовал хлопок разгерметизации. Двери раскрылись. Он взялся за обе рукояти и растянул створки по сторонам. Холодный пар стал стелиться по полу, выходя из дверей. — Вот они, — сказал он, переступая порог, — вторая и третья полки.

— Ничего себе, — произнес Мэй, заходя и осматриваясь.

— Остальные биопродукты вряд ли вас заинтересуют. Это, главным образом, экспериментальные модели имплантатов типа кошачьих глаз.

— Снимай фиалы, — распорядился Мэй. — А ты считай, Вонн. Смотри, чтобы он чего-нибудь не зажал.

— Нет, — во всеуслышание заявил Баррис, — Я отказываюсь.

Винтерс направил свое штурмовое оружие на Барриса:

— Ты разве не слышал, что сказал мистер Мэй? Торг здесь неуместен.

— Я хочу, чтобы меня выслушали! — закричал Баррис. — Эти фиалы… В них заключена вся жизнь моего отца!

— Низко же ты оценил ее стоимость — всего пять миллионов кредитов. Почему же ты не заплатил нам за нее сразу?

— Вы не поняли. Мой отец работал с коллегами, усовершенствуя процесс дистилляции, и сделал этот продукт коммерчески рыночным и жизнеспособным. Ловелл был ученым с хорошей идеей, которая требовала практической разработки. А отец взял эту идею за основу и создал Корпорацию «Сущность».

Передатчик опять забибикал. Мэй посмотрел на экранчик:

>ЧиЧ ГоВоРиТ Что ЛуЧШе еСЛи ПиТеР ЧиБа СВяЖеТСя С аНГеЛоМ уДаЧи НаПРяМую. ЧиБа СооБЩаеТ, Что ПоЛиЦия оКРуЖиЛа ЗДаНие КоРПоРаЦии. ЧиБа СооБЩаеТ, ЧТо СВяЗи С РоЗ у НеГо НеТ. ЗНаю Что Вы Мой ВЛаДеЛеЦ ДЖеЙМС Но еСЛи С Ней ЧТо-То СЛуЧиТСя, Вы ПоНеСеТе ЛиЧНую оТВеТСТВеННоСТЬ<

— Грузи фиалы, — сказал Мэй, пряча передатчик. — Надо двигать отсюда.

— Я мог бы отравить вас газами, — продолжал Баррис. — Одна ошибка в наборе — и это помещение наполнилось бы усыпляющим газом, но я же не сделал этого. Даже при том, что на линии ваш человек, в чем я лично сильно сомневаюсь — ваш человек ничем не мог бы помочь вам. Вы были бы в руках моих людей, и я запросто мог бы ставить на вас любые эксперименты.

— Как на Герцоге, — кивнул Мэй.

— Пусть говорит, — сказал Вонн. — Я чую запах денег.

Баррис кивнул:

— По справедливости и по праву наследия эта корпорация принадлежит мне, капитан Мэй. Но совет директоров вытеснил меня из работы и перенял контроль…

— Не могу сказать, что не одобрил бы его действия.

— С этими фиалами я смогу вернуться обратно — на коне. Я могу сказать, что сам разработал и произвел их. И тогда они в моих руках.

— Ты никогда не вернешься, — спокойно отвечал Мэй, как палач приговоренному. — По крайней мере, пока…

— Но ты еще не выслушал мое предложение! — воскликнул Баррис.

— Никакого вознаграждения не будет достаточно, — сказал Мэй. — Даже пятисот миллионов. Даже если бы это были твои деньги.

— Пусть он скажет, Мэй!

— Давай, закругляйся, — кивнул капитан.

— Прямо по этому терминалу я могу получить доступ к вкладам филиала. Я могу заплатить вам наличными, товаром, землей или недвижимостью. Могу дать вам все, что хотите, и ваш загадочный друг, который наблюдает за компьютером, может подтвердить это — так что вам даже не придется переступать порог этой комнаты. Только подумайте об этом, капитан. Я предлагаю вам не триста, не пятьсот, даже не восемьсот миллионов кредитов. Я предлагаю вам биллион.

— Но это же окончательно развалит компанию — я имею в виду, филиал.

— Точно! — засмеялся Баррис, — Они будут рвать волосы над руинами! Они скажут: Баррис, этот подонок, потомок отца-основателя, промотал отцовское наследство! И тут выхожу я — весь в белом, с дистилляциями, которые были вырваны из челюстей Юэ-Шэнь горсткой отважных молодцов, они по вполне понятной причине решили остаться неизвестными. Да это окутает корпорацию двойным туманом легенды! Я займу отцовское кресло во главе компании, а вы получите ваши деньги, капитан, столько денег, сколько вы себе даже не представляете.

— А мне нравится ход мыслей этого парня, — встрепенулся Вонн. У него был вид человека, который заслушался, как официант читает меню.

— А мне не нравится, — отрезал Мэй. — Заметил — он не сказал ни слова о Герцоге или Мистербобе. Хочет откупиться.

— Нет, — поспешил сказать Баррис, опускаясь на винтовой стул перед терминалом и начиная стучать по клавишам. — Не то. Совсем не то. Я выпущу на свободу арколианца… Но потом, когда я займу главное кресло в совете, я оценю по достоинству вашу помощь с добровольцами из иных миров, экспериментов, которые будут проводить мои люди. Все, что мы узнаем об арколианцах, поможет компании быстрее встать на ноги.

— А как насчет Герцога?

— Герцог. Да, да, его я тоже выпущу, капитан, хотя, сами понимаете, ему пока лучше остаться у нас. У него необратимое раздвоение личности — такие люди опасны для общества.

— И кто в этом виноват? Не продукт ли вашей компании? — спросил Мэй. Он вам нужен для того, чтобы определить, можете ли вы предлагать свой товарец на продажу людям, чье внимание привлекут ваши легендарные дистилляции? Ведь вы об этом думаете, мистер Баррис? Вы собираетесь вернуть этот биллион с шиком, продав оставшиеся фиалы по сказочной цене и позволив им разрушить себя и своих слуг. — Он покачал головой. — Забирайте-ка лучше свой биллион кредитов и проваливайте к черту! Баррис оторвал взгляд от экрана.

— Прошу вас выслушать до конца, капитан. От чего вы отказываетесь? От удовольствия унизить своего врага? Представляете, каким я предстану перед советом директоров, обобранный до нитки? Только подумайте — вы можете стать обладателем рекордного гонорара в истории!

— Меня это не трогает.

— Нет, — вмешался Вонн. — Слушай, но ты же не хочешь внять доводам рассудка. Герцог, может, и сам согласился участвовать в этих опытах, чтобы избавиться от подавляющей его личности Диксона. А обо мне вы подумали? Ведь на свою долю я мог бы сделать регенереацию кисти…

— В таком случае ты можешь бежать, Вонн. Бежать под пули.

Передатчик опять настойчиво запищал.

>ДоСЛоВНое ПоСЛаНие оТ ПиТеРа ЧиБа ЧеРеЗ ЧиЧ. уНоСиТе НоГи. СеЙЧаС БуДеТ ЖаРКо<

— Вонн, нам пора…

— Постойте, — Баррис замахал руками над терминалом, как волшебник над хрустальным шаром. — Я открою вам доступ ко всем счетам этого филиала. Вы хотите изнасиловать компанию — дочь великой корпорации, — вы можете сделать это, она ваша. Может, хотите офисную мебель, капитан? Лабораторное оборудование? Берите все!

Мэй не сказал ни слова.

— Вам нужны деньги? — кричал Баррис, слезы струились по его лицу. — Или деньги вас не интересуют? Тогда как насчет секса? Тут моя секретарша… или, слушайте, капитан. У меня есть великолепная лабораторная ассистентка, зовут Дина. Может, вам с ней повезет больше, чем мне.

Капитан хранил стоическое молчание.

— Проклятье, чего же вы хотите? Чтобы я встал на колени перед вами? Пожалуйста, — Баррис немедленно выполнил то, о чем капитан его не просил.

— Нет, — сказал Мэй. — Ничего мне от вас не надо. Верни фиалы.

— Что? — заорал наемник. — Ты совсем выжил из ума? Ты сможешь выйти отсюда с такой кучей денег!

— Твое дело — прикрывать меня. А не учить жить. Вонн отбросил оружие и схватил Мэя за грудки.

— Нет! — заорал он ему прямо в лицо. — Я не допущу этого! Не позволю сделать тебе такую глупость. Я потерял своего лучшего друга и не собираюсь таскать этот камень на шее! Они — наше проклятие капитан, как ты не понимаешь!

— Винтерс! — закричал капитан, пытаясь избавиться от хватки. — Убери от меня этого сукина сына! — с этими словами он изловчился и ухитрился врезать Вонну в солнечное сплетение. Руки наемника разжались и он попятился.

Винтерс открыл главную дверь, схватил Вонна одной рукой и выбросил в коридор. Мэй облегченно вздохнул. Тут его взор привлекло новое сообщение.

>МэЙ????? Вы уЖе иДеТе????? МэЙ????? Вы<

— Капитан.

Мэй вскинул голову. Баррис держал в руке маленький пистолет.

— Я всегда получаю то, что хочу, — сказал он голосом ребенка, которому родители никогда не отказывали в подарках.

Первым выстрелом в грудь капитана отбросило к стене. Еще два заряда нашли цель справа и слева от первой раны, прежде чем из коридора раздался дикий крик.

— Винтерс, не-ет! — завопил Вонн.

Штурмовой пулемет Винтерса стал изрыгать пламя, и пули разнесли Барриса в клочья, прежде чем тот успел определиться с целью. На пол упало то, что даже трупом назвать было трудно. Только тогда Винтерс убрал палец с крючка и оглядел поле боя.

— Винтерс, я виноват, я прошу прощения, я…

— Вы правы, мистер Вонн, — сказал великан. — Это все фиалы. Они в самом деле — настоящее проклятие…

— Винтерс…

Пулемет прострочил еще раз, разнося вдребезги стеклянный холодильник. Жидкость вперемешку с белым дымом растеклись по полу лаборатории. Он перестал стрелять и тут же перевел ствол на Вонна.

— А теперь, мистер Вонн… — сказал великан. Слезы струились по его щекам. — Назовите мне хоть одну причину, по которой я не разнес ваши бы мозги по стенкам в эту же секунду. Назовите хоть одну. Хоть одну причину.

— Потому что тащить вам меня придется вдвоем. Оба наемника оглянулись на тело у стены:

— Мэй?

— Мятежные пилюли, — пробормотал капитан, отбрасывая лоскуты рубашки и открывая под ними запятнанную белую фуфайку. — Бронежилет останавливает их, только вот ребра теперь сломаны.

Винтерс и Вонн бросились к нему, осторожно подняли и поставили на ноги. Капитан застонал.

— Простите, — пробормотал Винтерс.

— Не обращай внимания, — сказал Мэй. — Давайте отсюда выбираться.

— А как же Герцог и Мистербоб? — спросил Вонн, когда они перебирались через порог лаборатории.

— Баррис мертв, здесь… все будет нараспашку. Они… сами выберутся.

— Но разве мы пришли сюда не за ними? — спросил Вонн, кряхтя под весом капитана. — Проклятье, Мэй, мы столько прошли…

— А теперь… будем выбираться, — сказал Мэй и тут же потерял сознание.

 

22

Теперь не приходилось закрывать глаза против движения. Герцог беспомощно мыкался по зданию, обшаривая лабиринты коридоров, проходя по нескольку раз по тем же местам. Как он ни пытался завладеть ситуацией, Диксон властвовал над его телом, и все, что ему оставалось, — это, сжав зубы, ждать своего часа.

Я дождусь его.

В этот момент он заметил Роз в коридоре и испытал достаточный стресс, чтобы моментально овладеть телом. Прежде чем он успел среагировать, Диксон нырнул в один из боковых коридоров и стал метаться по ним, словно затем, чтобы получше заблудиться. Он мчался, пока не уверился, что Роз отстала. И даже после этого Диксон продолжал бежать без оглядки, не останавливаясь, пока Герцог не обнаружил, что силы его на исходе.

Паника постепенно овладевала им, и Герцог попытался воздействовать, как ослепляющим лучом прожектора, единственной мыслью: «Остановись, и мы поговорим». И так несколько раз.

И Герцог почувствовал, что постепенно его тело начинает останавливаться. Только теперь он смог, наконец, догнать пилота и забраться в него полностью. И тут же страшная боль обрушилась на него. Мышцы ног сводило от напряжения, и он никак не мог совладать с дыханием. Он уперся в колени, согнувшись пополам, но и это не помогало. Тогда он прислонился спиной и постепенно сполз по стене на пол.

Эрик, подонок. Ты сделал все что мог, чтобы вымотать меня с помощью моего же тела.

— Не дрейфь, пацан. Скоро я оставлю тебя в покое. Ждать осталось недолго.

Герцог встрепенулся. Он попытался сесть, но тело буквально разваливалось по частям. Из ограниченно удобной позиции он не мог видеть, откуда появится Диксон, но слышал голос пилота. Похоже, он раздавался изнутри.

— Что ты хочешь этим сказать, насчет покоя? — прохрипел Герцог.

— Пока ещё не наступил момент. Но он наступит. Я покидаю тебя.

— О чем ты говоришь?

У Герцога перехватило дыхание:

— О чем ты?

— Отсюда я вышел, Герцог. Я думал принести тебе пользу, сделать твою жизнь лучше, научить тебя всему, что могу…

— Лжец.

— У меня ведь не было сына. У нас… не было детей. Прости, у меня ничего не получилось. Но у тебя еще все впереди: новая жизнь, старые подружки…

Герцог почувствовал, что толика сил возвращается к нему. И чем дальше Диксон будет заниматься празднословием, тем меньше вероятности, что он это заметит.

— Тем не менее, все они мертвы.

— Рэй еще жива. Готов поставить все, что угодно.

— Да, но только в семидесятилетнем возрасте.

— Может, она прошла омоложение?

— Если ты не пропил все деньги по страховке.

— Может, у нее есть дочь. Не обязательно от меня. Может быть, внучка, или даже близняшки. Бедняга Фортунадо всегда мечтал о близняшках…

— Избавь меня от деталей.

— Все равно, слишком сильно изменился этот мир. Я уже не могу в нем жить. Ты водишь дружбу с уродами, которых мы подпускали только на расстояние выстрела. Может, он и прекрасный парень, Герцог, но меня такой поворот дел не устраивает. Лучше пусть я останусь безвестным солдатом той далекой забытой войны. Я не могу больше жить в этой вселенной.

— Значит, съезжаешь из гостиницы.

— Верно. Лучше не скажешь. Этот мир и есть то, что ты видел гостиница, частью скрытая от нас серым туманом, там, где кончаются наши воспоминания.

— Да ты просто трус. Ты смалодушничал, Эрик. Раздался отчетливый смех. Смеялся не Герцог, а кто-то внутри него.

— Я бы не сказал этого, но ты сам захотел. Временами требуется мужество, чтобы понять, что ты не можешь принести ничего доброго. Требуется мужество, чтобы вовремя уйти.

Герцог медленно сел, поднимаясь с пола.

— Ну, хорошо. Очень рад был нашему знакомству. Я так понимаю, что в долгу перед тобой, как говорят наемники. Ты помог мне выбраться из многих передряг. С другой стороны, ты впутал меня в еще более крутые расклады, — он выдавил улыбку. — Ну что ж, как говорится, не забывай писать…

— Ах, да, погоди! — вдруг громко сказал Диксон. — Осталась еще одна пустяковая деталь…

Рука Герцога дернулась вверх. Она крепко сжимала пистолет.

— Это касается моего выезда из гостиницы. Надо сдать ключ. Так что ничего личного, как говорится у нас, самоубийц.

Герцог стал сопротивляться, но никак не мог разжать пальцы, смертельной хваткой вцепившиеся в пистолет.

— Теперь пора.

— Только не это, — запротестовал Герцог. Пистолет был так близко, что он ощущал запах металла и смазки. Пальцы ловко оттянули собачку и легли на спусковой крючок.

— Я вижу, ты собираешься прихватить меня с собой.

— Небольшая деталь, старый приятель. Кроме того, тебе бояться нечего. Чтобы ни было…

— Знаю, — прорычал Герцог. — Смерть — это еще не последнее, что может с тобой случиться. — Мысли тетранца кружились в бешеном водовороте. Должен быть какой-то способ завладеть телом хоть на миг, отговорить Диксона. — Но почему уходить надо именно таким способом?

— Потому что я не хочу, чтобы меня вернули обратно. В следующие полстолетия, пока арколианцы будут жить с людьми, как муж с женой.

— Почему ты все время приводишь это сравнение?

— А тебе еще не ясно, мальчик? Или ты не знаешь, что у них нет пола в нашем понимании? Или ты не понимаешь значения их постоянного присутствия возле человека? Это половые паразиты. Не имея своего пола, они подыгрывают чужому. Они — тот самый третий пол, которого нет у человека, но давно уже есть у них.

— Как это — третий пол?

— Вот так: где третий, там и тридцать третий.

— Иными словами, ты хочешь сказать, у них нет пола?

— Поговори об этом лучше с твоим дружком. Или подружкой, посланником. Или посланницей. Засланец он, а не посланец.

— И все же — почему пистолет, Эрик?

— Ничего личного, Герцог, хотя это твои мозги. Если я размажу их по стене, то ни Баррис, ни его закадычные друзья уже не смогут их соскрести в другую бутылку.

Рука с пистолетом снова продолжила свое губительное восхождение, но в последний момент задрожала.

«Вот оно, — подумал Герцог. — Стресс. Если он мог перехватить инициативу во время моего стресса, то и я смогу, когда ему не по себе…»

— Ну, хватит, Герцог, пришло время совершить главный поступок…

— Погоди, — сказал вдруг Герцог. — На что это было похоже тогда, в первый раз?

— Что?

— Когда ты умер. В прошлый раз. — Рука снова задрожала, и уже не так крепко сжимала пистолет. «Порядок, — пронеслось у него в голове. Действует. Теперь надо перехватить инициативу и разрядить эту штуковину. Или выбросить подальше. Пусть теперь еще что-нибудь вспомнит».

— Скоро ты сам узнаешь — как это в первый раз.

— Нет, — сказал Герцог. — Может быть, к сожалению, но не узнаю. Это слишком жестокое зрелище — поэтому на нем присутствовать не буду. Наверное, ты был под сильным градусом, когда это случилось? Произошла алкогольная интоксикация, или же ты захлебнулся собственной рвотой во сне?

— А ты, кажется, дерзишь, мальчик…

— Не обращай внимания, Эрик. Мне, правда, интересно.

Пальцы снова плотно сжались на пистолете.

— Это было… было вроде как ты… ох… черт возьми…

Герцог мог закрыть глаза. Он пытался расслабиться, потянуться к… как это называется? Автоматический пистолет? Да, именно так. Его научили разбирать, чистить и смазывать такое оружие на сборах. — Эта маленькая штучка в твоей второй правой руке, если ты снизойдешь к нашей грешной земле…

— Прости, Герцог. Очень жаль, но некогда рассказывать. Я не могу долго с тобой болтать. Это было как… — снова дрожь конвульсией прошла по всему телу, но рука не выпускала пистолета. — Я начал пить и выпал из этого мира, и потом вдруг очутился на какой-то жестянке торгового флота, в твоем теле.

При этом рука снова дрогнула, но ствол продолжал двигаться вверх.

— Знаешь, что меня всегда удивляло? — поспешно спросил Герцог. Он умышленно не раскрывал глаз и старался представить, как пистолет выпадает из руки, быстро, быстрее, секундомер включен…

— Что такое? — встрепенулся Диксон.

— Меня удивляло…

«Теперь опять близко, предохранитель — нет! Попробуем выбросить обойму. Но одна пуля останется в патроннике, а ее вполне хватит на двоих. До себя всегда сподручнее дотянуться, это тебе не противник в соседнем окопе. Да, самоубийцы настоящие трусы — они делают то, что слишком просто».

— А ты когда-нибудь убивал животное, Эрик? Одним выстрелом, в голову? Знаешь, как оно содрогается в конвульсиях — как тело на электрическом стуле! Когда последний импульс жизни проходит по мышцам…

Рука с пистолетом стала дрожать. Вот она — тайная память о чем-то темном и жутком.

— Я знаю, Герцог. И мы снова пройдем через это. Вдвоем это не страшно. Мы будем слишком мертвы, чтобы беспокоиться об этом.

— Но откуда ты знаешь — после того как этот мозг брызнет на стены вдруг в каждой его капле, в каждом ошметке еще будут продолжать жить воспоминания о Тетросе и станции Нарофельд, пока не умрет последняя клетка. Подумал ли ты о том, что потом этим воспоминаниям уже никогда не ожить? Дрожащая рука поднесла ствол к виску, медленно и со вкусом… Как последний стакан виски.

— И кто это запомнит, Эрик?

Вот оно! Обойма выскользнула из рукоятки, затвор передернут и последняя пуля должна с облегчением вылететь из патронника. — Кто вспомнит о двух беременных девушках на Тетросе? И последнюю память о Лей Бранд и Рэй сотрут тряпкой со стены, как школьную доску перед каникулами.

— НЕТ!

Левая рука Герцога взметнулась в этот момент и перехватила запястье правой. Но правая упорно продолжала сжимать ствол и выстрел грохнул вдаль по коридору. Там стояла побледневшая Роз с испуганным взглядом. Большой палец левой руки, наконец, отыскал заветную кнопку, и обойма выскочила из рукояти, со стуком упав на пол. И тут же левая нога инстинктивно дернулась, подальше отбрасывая ее по коридору.

— НЕТ! Подонок — ты обманул меня.

Герцог катался по полу, точно припадочный, то пытаясь схватить пистолет с пола, то явно препятствуя себе в этом и всячески сопротивляясь. Схватка за оружие продолжалась еще некоторое время с переменным результатом, что значит — безрезультатно. Герцог пополз по полу, вытянув правую руку вперед, в то время как левая всячески пыталась помешать. Но правая вытянулась до хруста, уже коснувшись обжигающе холодного металла, а левая колотила по ней, стараясь расплющить кости в запястье. Тщетно…

— Еще один патрон в патроннике решит все, дружище. Больше одного мне и не нужно…

Герцог схватил, наконец, пистолет за ствол, и дальше началось совсем непонятное. Он то размахивался, чтобы отбросить его подальше, то снова прижимал к виску. Как больной — то ли поносом, то ли головной болью мается, не зная куда приложить градусник… Сопротивление Герцога не имело особого успеха — разве что Диксону не удавалось точно прицелиться. Когда ситуация стала окончательно неразрешимой, левая рука, до сих пор — верная помощница Герцога, внезапно онемела.

— Это твое тело, твоя тушка, парень, но я всегда был сильнее духом. Если бы ты немного потренировался и кое-чему поучился у меня, то мог бы научить свое тело кой-каким приемам.

— Зато я сообразительнее тебя, Эрик! — крикнул Герцог. — Я всегда был умнее, всегда обладал здравым смыслом и… — тут он осекся, потому что ствол пистолета протиснулся ему в горло, разбив губу и ударив по зубам. Соленый вкус крови наполнил рот.

— Спокойной ночи, Герцог.

— Нет, Эрик… Я не позволю тебе сделать этого.

Тетранец полностью расслабился и сконцентрировался на указательном пальце, лежавшем на спусковом крючке.

— Проклятье. Перестань! Не мешай! Дай мне сделать это!

Ствол пистолета вздрогнул во рту. Язык чувствовал его холод и металлический привкус, и терпкий аромат бездымного пороха, сушившего глотку. Он не думал ни о чем другом, все его мысли были сконцентрированы на пальце, замершем на время, на один бесконечно краткий миг…

— Герцог!

Глаза его открылись и повернулись к источнику звука. Прямо к нему по коридору бежала Роз, протянув ему навстречу руки.

— Остановись! Не делай этого! — кричала она. Стон вырвался из его горла, но было слишком поздно. Эрик Диксон целиком завладел нервной системой, обжигающее чувство перегрузки прошел о по позвоночнику и правой руке — и указательный палец пришел в движение…

— Скажи: «до свидания».

Палец опустился, и ударный механизм пришел в действие, наотмашь врезавшись в капсюль патрона.

Мозг взорвался яркой вспышкой, окутался черными облаками дыма и стал остывать, леденея белыми холодными глыбами и кристаллами воспоминаний.

 

23

— Еще что-нибудь от Мэя?

— Нет, — ответил ЧАРЛЬЗ. — Довольно тревожная ситуация. Как думаешь, моя вторая мама, может, я оскорбил его этим прямым посланием от Питера Чиба? Понимаю, я сделал это в тот момент, когда все мои мысли были о Роз. А он всегда жаловался на мою персональность. Он считал ее невыносимой. Бедный мистер Мэй, старина Мэй, мой капитан! Теперь я пойду на последнюю жертву ради него и сам лягу на перекалибровку персонализации.

— Только не сейчас, — сказала Чич. Экран перед ней замерцал, вынудив склониться поближе в ожидании сообщения. — Как странно, — сказала она, выстукивая на клавишах подтверждение. — Изменение статуса в моей внедренной программе. Интересно, как это могло случиться?

— Они возвращаются? — с надеждой спросил ЧАРЛЬЗ.

Чич покачала головой. — Мы в самом деле глубоко внедрились в их систему. Глубже, чем требовалось и предполагалось. Мы получили неограниченный доступ к счетам Корпорации «Сущность». Какова последняя позиция Мэя согласно вычислениям?

ЧАРЛЬЗ сверился со своими вычислениями.

— Одна из лабораторий холодного копчения… прошу прощения, в одном из лабораторных холодильников… хотя, похоже, они продолжают двигаться.

— Попробуй еще раз с ними связаться. Спроси, что происходит.

— Один момент, — ответил ЧАРЛЬЗ.

 

24

Пыхтя и отдуваясь, Винтерс с Вонном тащили бесчувственное тело капитана коридорами Корпорации «Сущность».

Со стороны Винтерса что-то запищало.

— Что это у тебя там? — недовольно спросил Вонн. — Будто оса в трусах запуталась.

— Коробка мистера Мэя, — отозвался Винтерс. — Хочет что-то сказать.

Они прислонили тело капитана к стене, и Винтерс посмотрел на экранчик.

>ПРиВеТ ПРиВеТ. ЧиЧ СЧиТаеТ ЧТо Мы ПоЛуЧиЛи НеоГРаНиЧеННыЙ ДоСТуП К иМуЩеСТВу КоМПаНии. ЧТо ДеЛаТЬ? ПЛюНуТЬ иЛи РаЗГРаБиТЬ?<

— Ну, что там? — хмуро поинтересовался Вонн.

— Не знаю, — пожал плечами Винтерс. — Я ведь читать не умею. Может, вы посмотрите, мистер Вонн?

— Нет времени. Если там что-то важное, они повторят сообщение. А ты не можешь вообще отключить эту бибикалку?

Винтерс потыкал пальцем в кнопки, пока не попал на «Принято». Назойливый писк стих, и они продолжили свой тяжкий путь по коридорам.

— Осталось недалеко, — прокряхтел Вонн. В этот момент передатчик запищал снова.

>ПРоШу ПоДТВеРЖДеНия — оПеРаЦия «ВКЛаДы» НаЧаТа<

— Проклятье, Винтерс, я же сказал тебе отключить.

Даже не посмотрев на экран, верзила снова нажал кнопку «ПОДТВЕРЖДЕНИЕ». Участь компании была решена.

 

25

— Грабь, — сказал ЧАРЛЬЗ.

Чич не отрывалась от экрана.

— Ничего себе вкладик, пара биллионов как минимум. Ты уверен?

— Я получил подтверждение. А чего им пропадать?

— Это может окончательно разрушить компанию, — сказала Чич.

— Может, они заработают на торговле, — предположил ЧАРЛЬЗ. — Ты же говорила, что компания отказалась заплатить капитану Мэю.

Чич сложила руки на груди и, сжав губы, уставилась на экран, по которому пробегали немыслимые цифры. Немыслимые в денежном отношении. Скорее, это были цифры каких-то астрономических расчетов. Вся судьба более чем десятилетнего экономического баланса одной из крупнейших фирм по производству биопродуктов и биотехнологий.

Она размышляла.

— Что-нибудь не так?

— Я бы все же хотела поговорить с капитаном напрямую. Еще лучше — с глазу на глаз. Тут много всяких нюансов. Что-то мне не нравится его молчание. С другой стороны, мой босс всегда учил не напрягаться, как он говорит, и не париться из-за мелких деталей. Он всегда говорил, чтобы я не проявляла излишней инициативы.

— Тогда в чем проблема?

— Если это ликвидирует компанию, множество людей останутся без работы.

— Возможно, Мэй продолжит это дело.

— Я так не думаю, — отвечала Чич. — Иначе я получила бы доступ к другой программе. Должно быть, он специально вывел меня на счета — были набраны все пароли и шифры. Но меня останавливает только судьба этих людей…

— «На войне как на войне», — сказал ЧАРЛЬЗ.

— Погоди минутку, — сказала Чич. В голосе ее вдруг послышалось ликование. — Ведь это больше, чем нужно Мэю, — таких денег ему все равно не истратить, правильно?

— Ну, положим…

— В таком случае, мы можем решить эту проблему без ущерба для обеих сторон. ЧАРЛЬЗ, ты заберешься в файлы компании и вытащишь оттуда самый полный список служащих. Внесешь в этот список капитана Мэя и напротив его фамилии поставишь: «выплачено триста миллионов кредитов». — Она встала и тут же направилась в сторону капитанского мостика.

— Куда ты? — крикнул ЧАРЛЬЗ ей в след.

— Пойду к другому терминалу. Мне нужно связаться с Аукционом.

 

26

Коридор был наполнен ярким светом и ветром. Перед самым перекрестком Вонн притормозил.

— Что происходит? — спросил он. — В чем дело?

— Не знаю, — растерянно признался Винтерс, подхватывая Мэя за пояс.

Вонн снял руку Мэя с плеча. Винтерс подхватил бесчувственного капитана под мышки.

— Подожди меня здесь. Нужно посмотреть, что там. — Взяв пистолет Мэя, Вонн стал красться по коридору, пытаясь выглянуть за угол. Свет и сквозняк заполняли вестибюль сквозь разбитые стекла, пролетая попутно сквозь двери по-прежнему гудящего на холостом ходу автомобиля. Рядом с машиной стояла фигура, подсвеченная фарами.

— Вонн! — крикнула фигура. — Это ты? — И сразу поспешила к наемнику.

— Это Чиба, — сказал Вонн Винтерсу, подхватывая Мэя с другой стороны. Давай скорее выбираться отсюда.

Вдвоем они быстро перетащили тело до угла, где уже поджидал спасатель.

— Откуда такая иллюминация? В честь кого такое шоу? — прокричал Мэй сквозь шум двигателя.

— Где остальные? — спрашивал Чиба, ничего не слышавший из-за шума двигателей.

Вонн помотал головой:

— Мы получили приказ сматывать удочки. После твоего сообщения, что нагрянула полиция.

— Так оно и есть, — сказал Чиба. — Тут столпилась полиция. Я включил двигатели и все прожектора, но на них это не подействовало. Нам надо успеть убраться отсюда, пока они не подогнали что-нибудь авиареактивное.

— Все в порядке, — сказал Вонн. — Сейчас загрузим капитана и уберемся. — Он стал заносить тело к приоткрытым задним дверям фургона, но Чиба положил ему руку на плечо и остановил его.

— А как же остальные? Вонн покачал головой.

— С ними все будет в порядке.

— Нет! — крикнул Чиба. — Мы пришли за ними и не оставим их с Баррисом…

— Баррис мертв, — сказал Вонн. — Фиалы разбиты. Как только полиция увидит, что здесь произошло, они обыщут весь комплекс и найдут Герцога с Мистербобом, этим все и закончится. Вот и все, Питер.

Но Чиба еще плотнее сжал его плечо:

— А как же Роз?

— Роз? Я думал, что она с тобой! Оба оглянулись назад — в коридор. Чиба выругался.

— Нам надо двигаться, — настойчиво напомнил Вонн.

— Но я люблю ее, — сказал Чиба.

— Да! — закричал наемник. — Правильно. А вот я в нее ничего не вкладывал, верно. Ну что ж, ты у меня в долгу. Если это не было для меня, парень…

— Эй, ребята! — завопил Винтерс. — Может, уже пора? Сколько можно?

— Он прав, — сказал Вонн, настойчиво подталкивая его к выходу. — Роз выйдет вместе с Герцогом и арколианцем.

— Ты хоть подумал, что скажет полиция, увидев перед собой живого арколианца?

— Нормально. Полиция решит, что это подопытный материал Барриса. Давай, поехали, Чиба. Мы сможем прилететь за ней позже, победитель получит все.

— Тогда полетишь ты один, — сказал Чиба.

— Но я не умею…

— Научишься.

— А вот это ты видел! — Вонн взмахнул культей перед его лицом. — Как я буду управлять кораблем? — Полетели, Чиба.

— Ты не понимаешь…

— Что тут понимать, — Вонн оттянул курок пистолета. — Теперь у тебя законное основание. Я приставил ствол к твоей голове, и ты знаешь, что у меня дури хватит, чтобы нажать на спуск. Давай, пошли! Шевели батонами!

Чиба безмолвно повернулся и направился к выходу из вестибюля. Вонн с Винтерсом последовали за ним. Под их десантными ботинками захрустело разбитое стекло.

— Мы сделали это, — сказал Вонн Винтерсу. — Мы сделали это, верзила. Надрали задницу этим толстосумам. После такого они должны освободить и Мистербоба, иначе…

Вдруг Винтерс остановился и попятился от Мэя.

— Фэджин Три! — воскликнул он, нюхая воздух. Колени Вонна стали прогибаться:

— Что?

— Тот же запах!

— Жидкость, — сказал Чиба, подставляя плечо и помогая Вонну. — Натекло из фургона.

— Нет! — сказал Винтерс. — Рекфиш — Фэджин Три! Я могу найти Мистербоба. Я могу вывести и его, и мистера Герцога! — И он бросился обратно в коридор.

— Нет, положительно, из этого здания нет выхода, — сказал Чиба. Каждый, кто пытается выйти из него, странным образом сходит с ума.

— Винтерс! — прокричал ему Вонн. — Вернись!

Великан остановился.

— Если я не вернусь через час, — зычно выкрикнул он, дико жестикулируя в направлении автомашины, — ждите меня в намеченном месте! — С этими словами он исчез в коридоре.

— Через час? — переспросил Чиба.

— Через пять минут, — перевел Вонн. — Пойдем. Они вынесли Мэя через разбитую дверь.

 

27

У Винтерса заняло всего две минуты, чтобы найти дверь, ведущую в камеры. Еще тридцать секунд на то, чтобы убедиться, что дверь закрыта и без карточки не откроется. Следующие тридцать секунд он был готов разрыдаться, пока не вспомнил, где видел такую карточку.

Он отыскал дорогу в холодильные камеры. Труп Барриса валялся на пороге, прищемленный двойными дверями склепа кратковременного хранения. Винтерс ловко оттолкнул тело ногой в сторону и старательно осмотрел замки забрызганных кровью дверей.

Она была там, по-прежнему в замке. Винтерс выдернул ее, мягко, но сильно — как следует. Деликатно и напористо пнул тело Барриса в сторону и выбежал из комнаты.

Сорок пять секунд спустя он вставил карту в замок камеры, и дверь открылась. Спертый аромат рекфиша хлынул оттуда.

По ту сторону дверей стоял Мистербоб, его грудь вместе с ароматическим органом пульсировала. Открыв глаза, он произнес:

— верзила!

— Мистербоб! — возликовал Винтерс. — Я знал, что вы здесь! Я знал это! — Он пал на колени перед арколианцем, заключив его в свои медвежьи объятия. — Я так рад, что вы в порядке!

— В самом деле? — хмыкнул Мистербоб. — Вы проявляете чувства по этому поводу, которые просто… обескураживают меня.

— Благодарю вас… Спасибо… — пробормотал Винтерс со слезами на глазах. — Но это действие вашего газа. — И, знаете что? Я спас вашу руку! Мистер Мэй даже подумал, что я сумасшедший, но я не отставал, пока он не положил ее в холодильник. Так что потом ее можно будет пришить!

— В этом не было необходимости, — сказал Мистербоб. — Я объясню вам потом. Если вы отпустите меня, верзила…

— Ах, верно! — Винтерс ослабил объятья, и арколианец со стуком упал на пол. — Теперь нам осталось только найти мистера Герцога и Роз. Это будет потруднее, потому что они совсем не пахнут, как рекфиш.

Грудь Мистербоба затрепыхалась:

— Я разнюхаю без проблем, где они.

— Великолепно! И где же они?

— Повернитесь, верзила, вокруг своей оси или, как у вас говорят, на все сто восемьдесят градусов.

Прикрыв на всякий случай одной лапой Мистербоба, Винтерс заозирался по сторонам, пока, наконец, не понял, что видит перед собой только дверь камеры. — С вами все в порядке? — спросил он. — Может, я зашиб вам немного мозги? Или Баррис сделал что-то с вами мозгами, и теперь вы такой же, как я?

— Спокойно, — сказал Мистербоб. — На это требуется время.

— Но, Мистербоб! Мы должны поторопиться! Мистер Вонн не станет ждать нас, если мы задержимся…

Хитиновая рука Мистербоба поднялась:

— Смотрите…

Из прохода на расстоянии менее пятнадцати метров от того места, где стояли Винтерс с арколианцем, появилась Роз. Она вышла из-за угла, ведя Герцога за руку. Винтерс так и подскочил, метнулся к ним, но остановился на полпути. У Герцога были черные круги под глазами, лицо его выглядело осунувшимся и, не считая багровых ссадин и окровавленных губ, казалось совершенно бесцветным.

— Что случилось? — спросил Винтерс. — У вас вид, как у восставшего из мертвых.

— Так оно и есть, — прохрипел Герцог в ответ. Он остановился и привалился к стене. — Как насчет того, чтобы уйти отсюда подальше и поскорее?

— Мы как раз собирались это сделать, — ответил Винтерс. — Мистер Вонн с мистером Чибой уже ждут нас в маленьком космическом корабле.

— А как же Баррис? — спросила Роз.

— Он мертв, — гордо отвечал Винтерс. — И во многом благодаря мне. Жаль, вас там не было, Мистербоб! Я дал ему понюхать пороху.

— То есть, было то, что вы называете «погромом»? Представляю, пробормотал арколианец. — Возможно, непосредственное участие в такой широкомасштабной развернутой военной операции не столь желательно для меня, как для дипломата и частного лица, но…

— В любом случае, — продолжал Винтерс, — все, что нам осталось — это пройти коридором. Не считая того, что надо поторопиться, полиция близко.

— Слышали, что он говорит, — пробормотал Герцог, отрываясь от стены. Давайте поспешим.

Винтерс поддержал Герцога, и они отправились в путь. Роз пошла за ними, но странный запах наполнил ее ноздри, и она вдруг обнаружила, к своему удивлению, что ноги отказываются ей повиноваться.

— Мистербоб? — она оглянулась на арколианца. Тот прижал палец ко рту.

— Простите меня за вмешательство в ваш организм, — сказал он хриплым надтреснутым шепотом, — но вы должны сперва рассказать, что случилось с мистергерцогом. Я обоняю, что он немного не в себе. Его состояние в крайней степени опасно.

Запах изменился, и Роз снова пришла в чувство.

— А как же они? — спросила она, указав на удалявшихся Винтерса и Герцога.

— Они тут же забыли о нас. Я не хотел вмешивать в это дело большого парня, он всегда слишком сильно переживает, если дела складываются не лучшим образом. Тем более, не хотелось этого говорить при мистергерцоге.

— Ну, хорошо, — сказала она. — Дело было так. Я уже собиралась покинуть здание, когда заметила Герцога в коридоре. Он был словно сам не свой, даже не узнал меня. Я попыталась догнать его, но он сильно оторвался, ушел вперед, мне за ним было не угнаться. Но я его без труда вычислила. По топоту.

— И он так и не узнал вас, Роз? — спрашивал Мистербоб с видом заправского сыщика, ведущего расследование.

— Он смотрел на меня, как на кошмарное видение. Словно хотел любой ценой избежать встречи со мной. Вот и все, что я могу рассказать вам.

Мистербоб поскреб хитиновый подбородок.

— Дас-с, — прошипел он. — Похоже вы встретили мистергерцога в момент проявления Б-формы. — И, прежде чем Роз успела спросить, что он имеет в виду под «Б-формой», он попросил ее продолжить рассказ.

— Когда я, наконец, догнала его, он лежал со стволом пистолета во рту. — Роз передернуло при этих словах. — Я крикнула ему «остановись, не делай этого!», а он только посмотрел на меня, и глаза у него были такие испуганные, словно он не понимал, что с ним происходит. Я бы сказала, это были глаза больного ребенка.

— И что потом?

— Просто ужас… Потом он нажал на курок…

— На спусковой крючок, вы хотите сказать…

— Неважно… Он собирался выстрелить в себя, несчастный!

— Так, хорошо… И когда он это сделал, он нанес себе какие-либо повреждения?

— Думаю, что нет, — она потрясла головой. — Дело в том, что обойма выпала из пистолета.

— Таким образом, вы хотите сказать, что пистолет был не заряжен?

— Нет, — снова покачала она головой. — Он был не заряжен, но…

— Значит, оружие никак не повредило ему? Не нанесло ему никаких физических увечий?

Роз пребывала в неуверенности.

— Я не знаю. Он щелкнул курком, и тут у него начались эти необъяснимые конвульсии.

— И вы не слышали выстрела?

— Выстрела никакого не было. Но, мне кажется…

— Что?

— Вы не поверите, но он действительно выстрелил. Это трудно объяснить… Я подбежала и схватила его… но крови не было. Никаких ран на теле нет — от огнестрельного оружия, по крайней мере. Снаружи он вполне здоров… но при этом… у него состояние человека при смерти. Какая-то агония… Как будто в нем кто-то умирает.

Я стала бить его по щекам, пока он, наконец, не пришел в себя. Сначала он ничего не понимал: ни где находится, ни кто он такой. Все время нес какой-то вздор о штурме и зачистке кораблей. Сначала мне показалось, он говорит о «Незабвенной», но как только я заговорила с ним, оказалось, он рассказывает о каких-то своих галлюцинациях: словно бы в бреду разговаривает сам с собою. Похоже, это даже не бред, а состояние, близкое к психической коме. Вскоре он вроде бы пришел в чувство.

— Не считая физических функций, — уточнил Мистербоб.

— Я, конечно, вижу, что он весь в ссадинах и бледен как смерть. Но если вы что-то почувствовали на обонятельном уровне…

— В том-то и дело. Именно его запах и озадачил меня. Поэтому мы должны поторопиться и не отставать от остальных. Нам нужно посовещаться.

Мистербоб заковылял с Роз по коридору, держа ее за руку. Герцог с Винтерсом уже стали возвращаться, заметив, что они идут без арколианца. Вскоре они продолжили путь вместе, перестроившись: впереди шел Винтерс с пулеметом наперевес, за ним поспешал Мистербоб, а Герцог и Роз замыкали эту организованную колонну — так они вышли в вестибюль.

— Где же остальные? — спросил Герцог после того, как они прошли несколько коридоров, так никого и не повстречав на своем пути.

— Могу только догадываться, — сказал Мистербоб. — Однако сейчас это, наверное, не так важно. Сейчас нам предстоит подумать, поломать голову совсем над другим.

— А запахи вам ни о чем не говорят? — поинтересовался Герцог.

— Нет, — ответил арколианец. — Мои способности сейчас ограничены усталостью и голодом, отсутствием надлежащего питания. Служащие старались угодить мне, как могли, но, увы, они совсем не знакомы с арколианской диетой.

— В большинстве, — поправил Герцог, — старались. Но далеко не все.

— В самом деле, — согласился Мистербоб. — А помните наши первые дни на «ангелеудачи»?

— Еще бы, — подхватил Герцог. — Но мы, по крайней мере, не замыкали вас в камеру.

— Мы уже почти у цели, — взволнованно заговорил Винтерс. — Смотрите! Это огни маленького космического корабля!

Он побежал впереди всех, несмотря на протесты со стороны других. Остальные никак не могли этому помешать, поскольку и Роз, и Герцогу приходилось приноравливаться к мелким шажкам арколианца, и от этого они чувствовали себя так, словно идут по шпалам.

Герцог споткнулся и схватился за стену, пытаясь обрести равновесие. Роз тут же поспешила ему на помощь и положила руку на лоб, но он отбросил ее, выпрямляясь.

— Я в порядке, — пробормотал он. — На меня тюремный паек не повлиял.

Когда Винтерс выбежал к вестибюлю, огни стали меркнуть и ветер стих.

— О нет, только не это! — закричал он и тут же исчез из видимости.

Герцог метнулся за ним, но Роз удержала его.

— Что, если это ловушка? — сказала Роз.

— Тогда мы бы услышали выстрелы. Нет, тут что-то не то.

Они свернули за угол и обнаружили Винтерса целого и невредимого, стоявшего посреди пустого вестибюля, рядом с таким же пустым автомобилем, гудящим мотором.

— Сукин сын! — говорил он. — Они только что стартовали! Даже не посмотрели в мою сторону!

— Кто? — слабым голосом устало спросил Герцог.

— Мистер Вонн с мистером Чибой в этом маленьком космическом корабле. Я же просил их подождать примерно час.

— Они не могли ждать, — сказала Роз, приближаясь к зияющему пролому в стеклянной витрине. — И правильно сделали, что улетели. — Она посмотрела на скопившиеся вокруг полицейские машины. Некоторые из них, мигая сиренами, кружились вокруг здания, другие покидали сцену. — Надо побыстрее сматываться, пока копы не решили обыскать дом. Сейчас они, по всему видно, еще не выработали план действий.

Герцог посмотрел на фургон. Ветровое стекло было покрыто паутиной трещин, передняя решетка вмята. Красная полоса вдоль кузова — в том месте, где фургон «поцеловался» с машиной Барриса, походила на маркировку спецслужб, а о заде и говорить нечего — он был попросту разбит многочисленными ударами так, что казалось, фургон чудом выскочил из автокатастрофы. Темная лужа ширилась под капотом, и машину перекосило набок из-за спущенного колеса.

— На этой колымаге? — спросил он, почувствовав внезапную слабость. На него накатил приступ тошноты. Он тут же оперся на автомобиль в поисках опоры.

— Почему бы нет?

— Похоже, мы с ним братья по несчастью.

— Как раз это я и хотел предложить, — заторопился Винтерс, которому не терпелось проявить инициативу. — Все залезут в кузов, а я поведу.

В этот момент желудок Герцога подал признаки жизни и немедленно направился к горлу.

— Винтерс, я знаю, что ты хочешь, я понимаю, что ты пытаешься сделать. Но какого дьявола — куда ты собираешься нас везти? Даже если эта тачка сдвинется с места, на этой планете вряд ли отыщется место, где мы могли бы теперь спрятаться.

— Это не важно, — сказал Винтерс. Он с улыбкой подошел к Герцогу, похлопал его по спине и стал запихивать на пассажирское место. — Ехать совсем недалеко. Мы просто доберемся до места встречи. Там есть место, где мистер Чиба может спрятать корабль.

Роз пришла на помощь и помогла Герцогу перебраться дальше, в кузов. Задние двери были сплющены, и никто даже не пытался их открыть.

— Он знает, что делает, — шепнула она Герцогу.

Герцог подождал, пока Винтерс отправится за Мистербобом.

— Ты что, в самом деле веришь, что он прорвется?

Роз кивнула:

— Запросто. У него отличная реакция. Пусть иногда он кажется простецом, зато у него незамутненные инстинкты и немедленная реакция.

Герцог усмехнулся:

— Жаль, что Вонн тебя не слышит. Ты заступаешься за него, как за брата.

— Я рада, что он меня не слышит.

Винтерс опять обошел фургон с арколианцем на руках. Из горла Мистербоба доносилось журчание. Руками он дико вращал в воздухе, как модель вертолета.

— Спокойно, — говорил Винтерс, стараясь говорить как можно миролюбивее. — Какой беспокойный братишка. — Он впихнул арколианца на пассажирское сиденье. Дальше его, как эстафетную палочку, принял Герцог, размещая инопланетного посланника со всеми удобствами в смятом кузове автомобиля.

Роз вскарабкалась следом и захлопнула дверь.

— Риск велик, — сказала она. — Помни об этом.

— Риск, — пробормотал Герцог. Он посмотрел на Мистербоба. Интересно, нет ли у арколианцев запаха, способного стимулировать это чувство в Разумных А-формах? Он решил не задавать этого вопроса.

Винтерс забрался за руль и выжал сцепление, а затем газ: машина двинулась вперед так, что Герцога с Мистербобом отшвырнуло, как кегли в боулинге, вызвав немедленный протест со стороны обоих.

— Не надо так волноваться, — сказала Роз. — Это же побег из тюрьмы, а не прогулка на свежем воздухе.

Герцог пристроился между передними сиденьями, стараясь заглянуть в ветровое стекло. Винтерс мастерски выехал задним ходом из вестибюля и двинулся через небольшую площадку перед зданием, затем крутанул рулевое колесо, делая разворот.

— Вот и мы, — сказал великан за баранкой, выруливая прямо на ворота. Из-за спущенного колеса машину мотало по сторонам.

— А может этот тарантас ехать чуть побыстрее? — подал голос Герцог, у которого тошнота еще сильнее подступила к горлу.

— Стой! Погоди! — послышался пронзительный хриплый голос, и исходил он от Мистербоба.

Винтерс тут же ударил по тормозам, отчего его мотануло вперед с угрозой окончательно разбить лбом ветровое стекло.

— Что такое? — спросил он.

— Что случилось? — встрепенулась Роз.

— Мне надо кое-что узнать, — сказал Мистербоб. — Все так смещалось, столько событий одно за другим в последнее время, что я забыл спросить. Еще что-нибудь осталось, что мы забыли сделать для операции «погром»?

— Последняя деталь, — сказал Винтерс. — Сейчас мы это сделаем… — и он до упора выжал педаль газа. Их замотало по сторонам, но качки они почувствовать уже не успели.

Машина врезалась в ворота, и ветровое стекло все-таки разлетелось, наполнив кабину осколками и открывая любопытному взору Герцога ночные улицы. Винтерс свернул на основную дорогу, когда Роз наклонилась вперед и стала смотреть в ночь. Осколки сыпались из ее волос, как бриллианты.

А за окном горизонт за линией деревьев стал набухать фиолетовым с золотыми крапинками.

— Ну прямо как тога посланника, — восхитился Герцог.

— Нужно поторопиться, — прокричала Роз Винтерсу сквозь рев мотора и свист ветра. — Солнце всходит. Если мы хотим стартовать и остаться невидимыми…

Баранка дрожала в руках Винтерса, когда они мчались по шоссе. Казалось, машину могло опрокинуть в любую минуту. Свободной рукой он протянул Роз передатчик:

— Вызови Мэя. — Обе руки легли на баранку как раз вовремя, чтобы свернуть и не сбить какую-то зверюшку, пересекавшую дорогу.

Роз надавила на нужные кнопки и набрала послание:

>ЧиЧ Ты ТаМ??????<

>а КТо эТо?<

— Этого еще не хватало! — скривилась Роз. — Кто там, в самом деле?

— мистергерцог, — позвал Мистербоб, — вы не могли бы отвлечься от вида за окном на некоторое время? Я хотел у вас кое-что спросить.

— Секунду, — сказал Герцог, которого тоже заинтересовало происходящее.

>РоЗ ГеРЦоГ ВиНТеРС Мистербоб ВСе В ПоРяДКе ВыШЛи иЗ ЗДН<

>РоЗ!!! КаК РаД СЛыШаТЬ ТеБя!!! я ТаК РаД ЧТо Ты В ПоРяДКе!!! эТо ЧаРЛЬЗ!!!<

>ЧаРЛЬЗ< — стала набирать на клавиатуре Роз, — >я ДуМаю ЧТо…

— Нет времени! — прокричал Герцог. — Нет времени для этого! Свяжись немедленно с Мэем и передай ему, что мы движемся к месту встречи — хотя я даже не представляю, где оно.

— мистергерцог, мне надо с вами поговорить, — не унимался арколианец за спиной.

Герцог повернулся к нему и вернулся в заднюю часть кузова, в то время как Роз набирала следующее сообщение:

>ЧаРЛЬЗ СКаЖи ЧиЧ ПуСТЬ ПеРеДаСТ Мэю ЧТо Мы На ПуТи К МеСТу ВСТРеЧи<

>РоЗ БоюСЬ ВаШе ПоСЛаНие Не иМееТ СМыСЛа ДЛя МеНя. Не МоГЛи Бы Вы СДеЛаТЬ еГо ГРаММаТиЧеСКи ПРаВиЛЬНым Вы Же ЗНаеТе НаС аНДРоиДоВ<

Герцог пригнулся к Мистербобу. Арколианец сидел у самых задних дверей и смотрел сквозь щель на дорогу.

— Понимаю, что сейчас не лучшее время для расспросов, но я вижу ложное чувство. И странный запах, которого я не понимаю, — с этими словами арколианец поскреб хитиновым когтем или клешней щель в металле. — Какие-то странные световые сигналы… Похоже, они движутся в ту же сторону, что и мы.

>ЧаРЛЬЗ ПеРеДаЙ ЧиЧ эТо СооБЩеНие, — торопливо набирала Роз. ДоСЛоВНо. ТеБе и Не НаДо НиЧеГо ПоНиМаТЬ ПРоСТи еСЛи ЧТо: «оТКЛюЧи ФуНКЦию ПеРСоНаЛЬНоСТи у ЧаРЛЬЗа»<

Герцог заглянул сквозь брешь и увидел мелькание голубых и красных огней. — У нас проблема, — объявил он всем.

— Знаю, — откликнулась Роз. Она не отрывала взора от экрана передатчика, который только что погас.

— Ага, — заговорил Винтерс, косясь на дорогу. — Это солнце, будь оно неладно, восходит слишком быстро. Прямо в глаза.

Мистербоб оглянулся на Герцога:

— Вы не могли бы объяснить, что все это значит, и что происходит, мистергерцог? Я обоняю, что индивидуальные уровни стресса обретают резкий поворот.

— Это означает, — сказал Герцог, — что скоро вы узнаете больше, чем хотели бы знать о Разумных А-формах. — После чего повернулся и крикнул: Винтерс! За нами погоня! Нас преследуют. Я на всякий случай — может, у тебя разбито стекло заднего вида.

— Столько машин на дороге в такую рань, — прокричал Винтерс, косясь на дорогу. Лучи Консула уже били в глаза, отражаясь от капота, помогая ветру окончательно ослепить водителя.

Герцог хотел было проехаться насчет зеркал, и о том, что неплохо и в них иногда заглядывать, но тут вспомнил, что со стороны водителя не то, что зеркала — там вообще чудом уцелело что-нибудь после такого торжественного заезда и выезда через ворота. Впрочем, если машиной взламывать двери — то чему удивляться…

— Это полиция — предупредил он, — не меньше двух машин. Они нагоняют. Сколько их — пока не знаю. Может быть, их уже двадцать две идут по нашему следу.

— Я выжимаю их машины все, что могу, — сказал Винтерс. И это действительно, было правдой.

Назначив Мистербоба наблюдателем или исполняющим обязанности зеркала заднего обзора, сам Герцог забился среди передних сидений. Роз тревожно оглянулась на него. При свете зари лицо ее казалось бледным и усталым. Она продолжала поддерживать связь по передатчику. Казалось, этим она занималась всю жизнь: быстрые пальцы, бледное измученное лицо телефонистки… Экран по-прежнему оставался пустым. Ничего интересного на нем не появлялось.

Герцог уже готов был забрать у нее это странное устройство, когда ноздри защипало. Пахло чем-то паленым и маслянистым. «Липкий одуряющий запах топлива или смазки?» — подумал он. Где-то была утечка, там, где билось большое биомеханическое сердце машины…

— Проклятие, Винтерс… — крикнул он, — двигатель…

Удар из-под капота сотряс автомобиль, и фургон сбросил обороты. Двигатель беспощадно заскрежетал.

— Черт возьми! — крикнул Герцог, тыкая пальцем в панель управления.

— Красные лампочки, Винтерс! Температура двигателя! Давление! Надо же смотреть на панель!

Винтерс заскрежетал зубами, глаза его наполнились слезами. — Вы же знаете, что я не умею читать!

— Прости, — сказал Герцог. — В самом деле. Я знаю, каково это, когда…

— Когда что? — завопил Винтерс, мотаясь взад-вперед на сиденье, словно бы это движение могло прибавить ходу автомобилю.

— Когда кто-то за спиной говорит, что у тебя ничего не вышло. Заглядывая через плечо.

Обернувшись к Роз, он добавил:

— Он не здесь. Его там нет.

— Чич, наверное, отключила ЧАРЛЬЗа от линии, — ответила она.

— Нет, — сказал Герцог, — Диксон.

— Ты ожидал его? — спросила Роз со скепсисом. — Ждешь его возвращения?

— Да, — ответил Герцог. — Самое время. Жарко. Запах, эти маячки, стресс… — Он закрыл глаза. — Я уже могу рассказать тебе, как наладить двигатель, — рассмеялся он. — Все что надо сделать — это проверить уровень…

— Классно! — вскричала Роз. — Да это же просто великолепно! Мы остановимся в ближайшем гараже, и ты сможешь заняться двигателем!

— Я помню, — сказал Герцог. — Это все мое, а не его — склонившегося за моим плечом.

Новое сообщение из-под капота подтвердило, что дела их хуже некуда. Машина стала тормозить все неотвратимей, вот она уже мчалась, как велосипед по бездорожью, а скоро должна была перейти на скорость инвалидной коляски. Винтерс лихорадочно выкрутил руль, и машина свернула на проселочную дорогу.

— Нет! — сказал Герцог. — Что ты собираешься сделать? Ты что задумал?

— Это тот самый поворот, где мы встречались с Баррисом, — сказал Винтерс. — Они должны были приземлиться здесь!

— Великолепно, — пробормотал Герцог. — И теперь ты собираешься сдать полиции не только нас, но и корабль…

Винтерс ударил по тормозам, и Герцог метнулся вперед, как будто вознамерился протаранить головой панель. Он потряс головой и сердито зыркнул на Винтерса. Великан улыбался и выглядывал из окна. Они выехали к развилке дорог. Винтерс отстегнул от жилета гранату.

— Вот это место, мистер Герцог. Вы с Роз и Мистербобом пойдете по той дороге. — Широким взмахом руки он указал направление. — Это самый короткий путь к той полянке. А я пойду длинной дорогой в обход и уведу остальных в сторону.

— Но ты не можешь… — сказала Роз и осеклась.

— Еще как! — расцвел в улыбке Винтерс. — А потом я выпрыгну из фургона на ходу и взорву его к чертям собачьим! А потом повзрываю и их машины, как только они появятся на дороге, и догоню вас. Так что до встречи на корабле!

Роз распахнула дверь и спрыгнула на проселочную дорогу.

— Давайте сюда Мистербоба, — распорядилась она.

— Что? — оскорблено сказал Герцог. — Ты не можешь этого сделать!

— А у тебя есть идеи получше? Они будут здесь с минуты на минуту.

Послышался хитиновый шорох:

— В самом деле, мистергерцог, верзила пахнет здравомыслием. И я так разумею, что его успех будет лучшим завершением «погрома».

— И то правда, — пробормотал Герцог. Он повернулся и схватил Мистербоба, арколианец оказался существом довольно тяжелым, и перебросил его на пассажирское место. Роз помогла посланнику выбраться из машины, и после этого Герцог отсалютовал Винтерсу со словами:

— Ты заслужил свой гонорар, верзила.

Широкие губы Винтерса раздвинулись в улыбке, но лицо его тут же скривилось:

— Чуть не забыл…

Он залез рукой под бронежилет и вытащил длинный тонкий цилиндр:

— Я никому об этом не рассказывал.

Рот у Герцога раскрылся сам собой. Цилиндр оказался дистилляцией Экера. Он поднял голову, чтобы поблагодарить наемника, но фургон уже исчезал вдали на пыльной дороге на всех парах, какие можно было выжать из задыхающегося двигателя.

 

28

Когда первые утренние лучи коснулись вершин деревьев, птицы начали свою возню в кронах, с гомоном и щебетом извещая о своем присутствии и отстаивая права на территорию. Вонн стоял в ложбинке-долинке на полянке на самом краю перелеска, хмуро и сосредоточенно вслушиваясь.

— Заткнись! — крикнул он, кинув камнем в деревья и подняв при этом большую стаю.

— Везет ведь этой мелкой птичьей сволочи, — пробормотал он сквозь зубы.

— Заткнись лучше ты сам, — громким шепотом произнес Питер Чиба. — А то выдашь, чего доброго, наше расположение.

Вонн одарил спасателя кислым взором. Чиба присел на корточки на опушке в густой траве. Он любовался чудесным туманом, окутавшим долину, выстелившим ее росой. Вонн посмотрел на это со скепсисом, однако ничего не сказал. Он все время напоминал себе, что вечно болтающийся в космосе Чиба в самом деле не видел ничего подобного.

— Вода, — сказал Чиба, потирая меж пальцами тонкую пленку росы. Неужели это растения ее выделяют?

— Воздушный конденсат, — сказал Вонн. — Как на банке холодного пива. Еще не время?

Чиба покачал головой:

— Мы же только что прилетели. И обещали ждать их в течение часа.

— Ошибочка, — заявил Вонн громким голосом, но тут же осекся. — Винтерс сам не понимает, о чем он говорит. Он…

— Знаю, — сказал Чиба. — Но ведь он заслуживает шанс, не так ли?

Вонн промолчал.

— Я многого не знаю о ваших делах, — заговорил Чиба, — да и не хотел бы знать. Зато я знаю, когда кому-то стоит сменить свой путь, и это время для тебя настало. Ты дошел до своего тупика, парень, ты дошел до этой точки.

Наемник опустил взгляд на свою перебинтованную руку на перевязи:

— Они окружили здание. Может быть, они обнаружили Мистербоба, и он объясняет им сейчас, в чем суть. — Он рассмеялся. — И кто знает, может быть, они попросят привести собак.

— Но машины разъезжались, когда мы стартовали оттуда, — сказал Чиба. Так что, может, они и выбрались.

Чей-то голос донесся к ним сквозь туман:

— Они уехали.

Оба посмотрели в сторону «Незабвенной». Сгорбленная сутулая фигура, шатаясь, двигалась им навстречу.

— Мэй?

Капитан успокоительно помахал им рукой, чтобы они не беспокоились.

— Не смотрите с таким удивлением. Кто-то ведь должен отвечать по рации.

— Что вы делаете, капитан…

— Я уже успел совершить небольшой налет на медицинский кабинет. Заметив, что Вонн побледнел при этих словах, он добавил: — Не беспокойся. Только обезболивающее и кислородная подушка.

— Мы справились бы сами, капитан…

— И, конечно же, позаботились бы о том, чтобы оставить кого-то у передатчиков, я так полагаю.

Вонн и Чиба обменялись пристыженными взглядами.

— Да вы оба готовы в любую минуту вцепиться друг другу в глотку, — тут Мэй приостановился, повернув голову: — Что это было?

Вонн нагнулся и подобрал оружие.

Чиба, напротив, выпрямился и оглянулся по сторонам, всматриваясь вдаль, в обступавшие со всех сторон леса и на уходящую сквозь чащу дорогу.

Звук повторился, и теперь в нем все могли различить отчетливый хруст гравия.

— Это они! — закричал Чиба. Он бросился по просеке сквозь густой подлесок возле самой дороги.

— Не-ет! — громким шепотом зашипел Мэй. Он замахал руками на Вонна. Останови его! Скорее останови его!

Вонн бросился следом, сотрясая кусты, по пути, проложенному Чибой. Проклиная прыткого пилота, наемник размахивал стволом и пинал ногами по сторонам, защищаясь от паучьих веток и висячих лоз. На секунду он остановился. Со стороны спасателя не было ни звука, он слышал только шум двигателя — какая-то машина приближалась по проселочной дороге.

«Двигатель у тачки явно барахлит, — подумал Вонн прислушиваясь. — Явно с трансдукцией не в порядке, шланг подтекает — вон как хлюпает». Он осторожно выполз к дороге и, раздвинув перед собой кусты, увидел Чибу. Спасатель стоял посредине дороги.

«Идиот, — пронеслось в голове у Вонна. — Он что, такси ловить собрался до города?»

Чиба между тем в самом деле махал руками над головой.

— Придурок, — пробормотал Вонн.

Наемник метнулся из кустов, как рысь, схватив его за пояс, и они перекатились на другую сторону дороги, когда фургон накренился.

— Что ты делаешь…

Вонн остановился на краткий миг, лишь когда фургон затормозил, развернулся и чуть было не упал на бок.

— Роз! — закричал Чиба. Он попытался вскочить, но Вонн утянул его назад и зажал рукой рот спасателю.

Фургон взорвался. Языки пламени выплеснулись изо всех окон и отверстий разом, шасси задымилось.

Чиба стал яростно извиваться, но Вонн придавил его к земле. Вдали послышался шум еще одного мотора. Всмотревшись сквозь пыль, поднятую фургоном, он заметил за ней мигание сирен.

— Спокойно, — прошептал он Чибе.

Миг — и полицейская машина преследования нагнала фургон. В полуминуте за ней следовала более медлительная и громоздкая машина с тем же самым служебным знаком на боку. Обе резко затормозили в нескольких метрах от места катастрофы.

Вонн подождал, пока удары сердца станут ровными, и тогда отпустил Чибу.

— Ладно, — произнес он одними губами.

Они медленно встали и скользнули через дорогу. Мэй уже ждал их, издали разглядывая пылающий автомобиль и две остановившиеся машины. В глазах его плясало пламя костра и отражалось неверие. Он никак не мог поверить — но чему?

— Я сделал все, что вы просили, — трагическим голосом пробормотал Питер Чиба. — Полетел туда, куда вы хотели, сел там, где вы хотели. И теперь я не понимаю: как вы могли… не позаботились даже о…

Мэй умиротворяюще поднял руки.

— Все в порядке, — шепнул он. — Спокойно.

Все трое подошли к месту катастрофы. Они видели, как, откатив машины на всякий случай подальше, копы вышли из них и начали совещание.

— Полный глухарь, — донесся голос одного из них. — Все всмятку.

Мэй приостановился с видом путника, идущего по дороге, неподалеку от пылающего автомобиля. К горлу у него внезапно подступил ком.

— Сколько их там было? — спросил другой полисмен.

— Только Пятой Зоне известно.

У Чибы отвалилась челюсть. С раскрывшимся ртом он посмотрел вдаль на дорогу. В глазах его стояли слезы, так что все перед ним расплывалось. Вонн потянулся, чтобы его растормошить, но капитан удержал. Мэй покачал головой:

— Не надо.

Еще какой-то полисмен выругался:

— Смрад такой, что силы нет… — Он отошел к обочине и его вырвало.

Другой рассмеялся:

— Может, такова справедливость? Они получили по заслугам. А чего с ними цацкаться? Тут тебе и арест, и следствие, и суд, и приговор — все в одном флаконе. — Он повернулся к своему блюющему коллеге. — А в результате еще и барбекю. Стоило так далеко ехать…

Со стороны товарища послышался нечленораздельный рев. В данной ситуации слово «барбекю» ему явно не понравилось.

Сердце у Мэя так и подпрыгнуло в груди при этих словах, и он уцепился за плечо Чибы, прежде чем спасатель сделал шаг вперед на дорогу.

— Нет, — зловеще спокойно ответил Чиба. — Теперь мне все равно.

— Нет, ты должен! — зашептал ему в ухо Мэй, дрожа и обливаясь потом. Еще только пару минут. Поверь мне, Питер. Ты должен верить мне.

Вонн пожал плечами:

— Да пусть идет. Пусти ты его, Мэй. Мэй посмотрел на наемника:

— Это Мистербоб.

— Да, — произнес Чиба, — Мистербоб, Герцог, Винтерс… Роз…

Перед ее именем и после него он сделал большую трагическую паузу.

— Мистербоб! — сказал Вонн, снова забывая о конспирации. Его глаза озарились пониманием. — Ну, конечно же! — воскликнул он.

Мэй ухватил второго пилота за плечи, развернул и придал мощный толчок:

— Быстро, Питер! К кораблю!

 

29

А тем временем на «Ангеле Удачи» аукцион был в самом разгаре. Чич продала здание, земли, на котором оно стояло, а также мебель и прочее, и теперь загружала список лабораторного оборудования, который шел с молотка следующим. Мурлыкая, она посматривала на экран, где загружались длинные столбцы. Сначала данные загружались медленно. Загрузка зависла надолго, но как только поступили главные данные по галактике, цифры и значки логотипов так и посыпались на экран. Но вот поле обзора очистилось, освобождая контрольную строку. Пришло время продавать он-сайтовую интеллектуальную собственность.

— Простите, мэм, — важно сказал ЧАРЛЬЗ, поблескивая изумрудами и рубинами лампочек у него на голове, — но я уже просмотрел тут список личного состава, людей, которым причитаются выплаты. Думаю, вам небезынтересно будет узнать, что капитан Джеймс Мэй уже официально получил причитающиеся ему триста миллионов кредитов.

— Что? — переспросила Чич. — Ты хочешь сказать, что список уже дошел до буквы «Эм»? И все честно получили свою долю?

— Все самые крупные долги. Основная часть уже выплачена. Все основные долги перекрыты. Все служащие получили жалованье за год вперед.

Чич присвистнула:

— А нам продавать и продавать…

— Есть какие-либо трудности? — поинтересовался Чарльз.

— Давай-ка сделаем так, — предложила Чич. — Возьмем список человек на двести из тех, кто пострадал из-за этих фиалов, и будем распределять деньги между их наследниками. Организуем небольшой трастовый фонд для их наследников — и каждому зайчишке по кочерыжке.

— Простите, мэм, но на это потребуется время, чтобы пересмотреть все как следует, — заявил ЧАРЛЬЗ. — И еще потребуются дополнительные расходы на поиск всех потомков до энного колена и на то, чтобы определить, сколько кому выделить.

— Давай тогда учредим фонд и наймем детективов — пусть берут, сколько влезет… То есть, что я говорю — сколько им надо. Опять не то. Пусть они назначат себе гонорар. И выплачивать каждому из бывших доноров, принявших участие в дистилляциях, дивиденды на условиях страховки. Если и после этого что-то останется, распределить поровну между остальными филиалами корпорации по всей галактике.

С этими словами она ударила по кнопке и вывела на сайт список интеллектуальной собственности, объявленной к продаже с аукциона. — Сейчас, еще минуту — и я предоставлю тебе список доноров.

— Как пожелаете. Теперь еще одно, мэм…

— Чарльз, я не люблю, когда меня так называют! Что еще за «мэм»? Перестань мычать. Называй меня просто Чич.

— Как пожелаете. Итак: вы задумывались о юридических последствиях, которые может иметь это дело?

Чич раздраженно оторвалась от экрана.

— Никаких последствий — уж не знаю, что ты имеешь в виду — не будет. Все это совершается с позволения главы корпорации — законного наследника и директора филиала. Очевидно, он достиг соглашения с капитаном Мэем. Он выработал такую договоренность. Никто просто так не раскрывает пароли к своим аккредитивам. Это может сделать либо преданный друг…

— Либо приставленный к стенке враг, — закончил за нее ЧАРЛЬЗ. — Не так ли? Смею вас заверить и даже берусь доказать, что соглашение, о котором вы говорите, было заключено не без некоторого давления со стороны. Кого спросите вы? Этот вопрос переадресую вам. Поскольку все было начато, по-видимому, задолго до моего прибытия. И, в таком случае, может иметь место не только моральная, но и правовая ответственность за случившееся.

— Какая еще моральная ответственность? Что ты несешь? Мы же выплатили эти деньги тем, кто работает на компанию, то есть являются ее законными владельцами. И если они не смогут найти работу после развала компании и использовать деньги из выделенного нами выходного пособия — они окажутся выброшенными за борт.

— Я говорю о том, что случится с балансом Корпорации «Сущность».

— ЧАРЛЬЗ, ты должен раз и навсегда запомнить одно: не надо рассматривать все в черно-белом цвете и делить мир на чистых и нечистых.

Андроид не ответил на это оскорбление. Упоминание о природном дальтонизме ничуть не вывело его из себя.

Чич тем временем достала и передала в систему ЧАРЛЬЗА файл со списком дистилляций и затем углубилась в поиск других программ, как будто забыла о нем окончательно.

— Мэм? — напомнил ЧАРЛЬЗ о себе после продолжительного поиска файлов.

— Чич, — уточнила она, не поднимая головы.

— Я просмотрел все файлы, которые вы дали мне на дистиллированных добровольцев, и обнаружил кое-что интересное. Похоже, что мистер Баррис вел переписку с Юэ-Шэнь, причем, достаточно длительную. В ней содержится ценная информация с именами, явочными квартирами и датами событий. А также о том, каким именно образом этой королеве пиратов удалось завладеть дистилляциями Серии Один.

— Зачем вы говорите мне это, ЧАРЛЬЗ? Что вы мне рассказываете?

— Хотелось бы знать, что вы собираетесь делать с это информацией.

— А что я еще должна с ней делать? — пробормотала Чич, запрашивая записи, о которых говорил андроид, на свой терминал.

— Очевидно, — сказал ЧАРЛЬЗ, — правильнее всего было бы вернуть их на место, откуда они были по ошибке взяты вместе с данными о подопытных. Поскольку мы не имеем права обладать не принадлежащей нам информацией. Затем мы прервем этот аукцион и договоримся с покупателями о расторжении сделок и возвращении денег.

— Глохни, — посоветовала Чич. — Этого тебе никогда не сделать.

— Не считаю себя фаталистом, но я предвидел такой ответ.

— Ну, тогда зачем говорить попусту? Займись лучше делом. Тебе надо снять копии с данных и разослать их по всем отделениям корпорации. А затем выйти на связь с главным представительством Совета директоров. Понял?

— Не берусь предсказать их реакцию на столь явно незаконные действия…

— Дареному коню в зубы не смотрят. А голодающий в шляпу не заглядывает, не так ли? Не отвечай. Просто исполняй приказы, ЧАРЛЬЗ. Делай то, что тебе говорят, — и это все, что от тебя требуется.

— Но, мэм…

— И слышать не хочу! — Чич встала с винтового кресла и быстрым шагом приблизилась к терминалу, где лежала собранная голова андроида. Она решительно взяла в руку прибор для электронного зондирования.

— Мэм? — удивился ЧАРЛЬЗ, — Что вы делаете?

— Восстанавливаю твою прежнюю персональность, — ответила Чич. Неважно, что скажет Мэй. Прежним ты был гораздо лучше.

 

30

Они вышли из леса и вошли в туман. Как только они ступили на поляну, перед ними выросла тень, точнее, смутный силуэт, — обретая черты «Незабвенной». Какие-то фигуры бежали им навстречу от выкинутого трапа.

Питер Чиба первым заметил их. Он помчался прямо к Роз, схватил ее и прижался всем телом, как будто думал выжать из нее сок. Так на овощ бросается соковыжималка, так голодный осьминог настигает свою жертву на дне океана. Крепче этого объятия были разве что северные ветра, когда они пересекаются с западными.

Герцог, дотоле устало сидевший на ступеньках, ведущих в корабль, встал и побрел навстречу Мэю. Капитан тоже едва держался на ногах. Когда расстояние между ними сомкнулось, он увидел радостную, во весь рот, улыбку капитана, в которой можно было сосчитать все зубы космического волка.

— Да! — прошептал Мэй и пал в его объятия.

— Вы ранены, — заметил Герцог.

— Теперь я в порядке, — сказал Мэй. — Только нужна небольшая медицинская помощь… Обезболивающее начинает отходить.

А им навстречу уже ковыляла короткая фигурка:

— Думаю, я не помешаю столь трогательному моменту встречи своим присутствием, — пропищала она.

Мэй упал на колени, заключая единственную уцелевшую руку Мистербоба в обе ладони и потряс ее — пылко, но осторожно. — Так рад видеть вас, старина! — прошептал он. — Я благодарен вам за помощь, вы столько для всех нас сделали… Без вас у нас ничего бы не получилось.

— Со своей стороны должен поблагодарить вас, — проворковал Мистербоб, поскольку вы существа, которые готовы рисковать Жизнью, чтобы невозможное стало возможным.

— Но только вы смогли все это провернуть! — настаивал Мэй. — Это же вы так искусно воспроизвели запах горящей плоти, который остановил полисменов на дороге. Это было просто великолепно, Мистербоб!

Головка арколианца склонилась набок, под углом — он рассматривал капитана одним глазом, как птица. Эти птичьи повадки были связаны с особенностями зрения арколианцев.

— Не понял, джеймсоджеймс, о чем вы говорите?

— Мистербоб был с нами, — сказал Герцог.

Вонн вступил в этот разговор, заметно съежившись при виде арколианца. Именно он сказал то главное, что было у всех на уме:

— А где же Винтерс?

— Разве он не с вами? — удивилась Роз. — Он же уехал вперед.

Мэй отрицательно покачал головой.

— Последний раз мы видели его… — произнес Герцог — Он был в… — И тут его взор остановился на черном столбе дыма, поднимающемся между стволов.

— Нет! — закричал Вонн. — Только не это! — он помчался к дороге, не отзываясь на крики остальных, пытавшихся остановить его. Душераздирающий визг, наконец, достиг его слуха, и тогда он сбавил шагу, начиная понимать, что это такое.

Это визжала Роз.

Арколианец весь трясся и прыгал в плотном кругу обступивших его со всех сторон, волоча за собой руку, словно указывая на нечто несуществующее. Он сейчас напоминал жреца на поляне, только дикари в сравнении с ним казались большими деревьями.

— Верзила, — заклинал он, попискивая, — верзила, верзила….

Наемник посмотрел вниз и увидел, что у него трясется рука. Тело моментально покрылось гусиной кожей. «Именем Пятой Зоны, — подумал он, — да ведь эта чертова штуковина разумна! Это же человек!»

Герцог хотел подойти к арколианцу, но тут же был отодвинут в сторону танцующей рукой.

— Мистербоб, — сказал он. — Пора идти! Винтерс бы тоже хотел, чтобы мы поскорей убрались отсюда! Если мы не…

Арколианец замедлил танец и, в конце концов, прекратил.

— Понимаю, — сказал он. — Это значит, что одна из Жизней потеряна.

— Да, — сказал Герцог. На глазах его выступили слезы.

Мистербоб сразу заинтересованно потянулся к его лицу, чтобы потрогать одну из слезинок, стекавших по щеке тетранца.

— Как это прекрасно, — заворожено пробормотал он, — физическое проявление боли и жалости. — Отступив назад, Мистербоб повернулся к остальным и заговорил срывающимся голосом:

— У меня нет слез. Поэтому я должен выразить то, что я чувствую. Мне очень стыдно за то, что я сейчас тут делал.

— Да что там… — пробормотала Роз, глотая слезы.

— Мы тоже… иногда, — пробормотал потерянно Питер Чиба, а потом просто махнул рукой, словно и сам не понял, что хотел сказать.

— Теперь я понимаю, как это важно, Жизнь в индивидуальной Разумной А-Форме. Как глупо с нашей стороны видеть единственную реальную ценность жизни в расе! Если одна жизнь — это лишь слепок, отпечаток и след, то лишь по многим и многим отдельным следам мы можем узнать, что делало и куда двигалось это огромное мудрое животное — раса! Теперь я представляю, как благородны ваши души, если вы можете ощущать так глубоко потерю каждого из вас! Какая боль! И это чувство потери делает вас такими…

— Живыми, — вырвалось, как рыдание.

Это сказал капитан. Казалось, он состарился на несколько лет за эти короткие минуты.

— Я стою среди вас только благодаря мужеству верзилы и заверяю в том, что он будет стоять здесь, среди нас! — торжественно заявил Мистербоб, клятвенно воздев руку над головой. — Во имя этой благородной печали!

Вонн подошел ближе к арколианцу:

— Посол, — робко заговорил он, — а посол? То есть — Мистербоб. Герцог прав. Мы должны… — Он оглянулся на лес. — Мы должны лететь.

— Конечно, — вздохнул Мистербоб. — Мы должны. Я никогда не забуду.

— И никто из нас, — подтвердил Мэй. — Никто из нас не забудет этого.

Некоторое время они постояли в полном молчании, затем Мистербоб, не знакомый с обычаями, первым начал двигаться к трапу. Как только он исчез из виду, за ним последовал Вонн, а затем Чиба и Роз.

— Время, — произнес Мэй. Он оперся на плечо Герцога, и они тоже двинулись следом.

— У меня есть кое-что для вас, — сказал Герцог и вынул последний фиал из кармана.

Мэй смотрел и не верил собственным глазам:

— Как это тебе удалось? Сцапал в тот день, когда мы сидели в кабинете у Барриса?

Герцог кивнул:

— Я подумал, что нам может понадобиться доказательство на случай каких-нибудь осложнений.

— Да, — вздохнул Мэй, — осложнений… Он взял фиал и повертел в руке.

— Если на меня опять наедут так называемые представители закона, я сдамся. Я устал от этой гонки.

Он бросил бутыль в траву. И когда она хрустнула под каблуком, на душе стало удивительно легко и свободно.