– Тоска…скукотища…

Шляпников старший в своём рабочем кабинете крутился с боку на бок на диване, обитом чёрной кожей, вертя и периодически взбивая подушку, которая больше мешала его голове, чем помогала в отдыхе. Время от времени он покидал своё ложе, мгновенно вскакивая и старательно усаживаясь в своё любимое кресло за рабочим столом.

После того, как тело профессора успокаивалось в кресле в достаточно комфортном положении, он приступал к наведению творческого порядка на рабочем столе. Выглядело это следующим образом. Он сгребал всё в общую кучу, после чего, начинал методично точно раскладывать её содержимое на отведённые им места: листы бумаги, ручку, карандаш, линейку, перекидной календарь и другие мелкие, но очень важные для “умственного озарения” вещицы, например, корзину для мусора или пузырёк с валидолом.

После достижения идеальной расстановки рабочих атрибутов он долго и молча сидел перед всем этим с умным, даже глубокомысленным видом. Несколько минут творческой бездеятельности и отрешённого созерцания стола переходили в стадию активного созидания. Идиш брал чистый лист, карандаш, с силой давил им на белоснежное полотнище для изложения гениальных идей, в очередной попытке начать новую рукопись.

Грифель карандаша всякий раз ломался от сильной руки Шляпникова и его душевного раздражения, а проткнутый лист превращался профессором в комок и летел в корзину для мусора. Как бы это не выглядело странно, но после подобного, почти ритуального действа Идиш мгновенно успокаивался. После чего, невозмутимо брал нож, так как терпеть не мог пользоваться “бабскими” точилками и начинал добросовестно, терпеливо и аккуратно затачивать сломанный инструмент для изложения мыслей на бумаге.

Судя по куче смятых листов в корзине и жалким остаткам от карандаша, подобная процедура повторялась многократно. Взвесив в своей огромной ладони остаток карандаша, Иван Диаматович остался доволен полученным результатом. Может быть, тяжесть или чрезмерная длина пишущей принадлежности не давали ему возможности приступить к работе. Может, просто не было настроения, но единственной радостью от сидения за столом был удачно сточенный карандаш, который профессор неоднократно вкладывал в свои огромные пальцы, словно опытный стрелок оружие.

После нескольких примерок карандаш отлетел в дальний угол огромного стола и только случайно не свалился за его край, благодаря толстой мухе, которая была единственным зрителем и свидетелем происходящего, за что и получила карандашом по крыльям. Известное дело, свидетели долго не живут. Словно поняв это, муха спешно ретировалась в открытое окно.

– Нет, определённо что-то надо делать? Нельзя же вот так сидеть за столом и выдавливать, вымучивать из себя науку – это удел “книжных червей”, которые только и знают, что протирают штаны в библиотеках, а я…я…

Диаматович замялся в собственном определении, в понятии “книжный червь” было что-то знакомое, а возможно даже родное.

– А я кто?… Настоящий червяк и есть. Если бы Ванька не привёл меня в храм Грааля, то так бы и сидел я сейчас в библиотеке вместе с этим старым занудой Тыквой, ещё одним червяком.

Гордость за сына неожиданно переполнила сердце отца, увидевшего своё чадо в совершенно ином свете – в потёртой рубашке, жилетке, зелёной шляпе и в кедах с красными шнурками…

– Да, не Ален Делон, но и не… – Идиш никак не мог подобрать подходящего примера для сравнения. – Но и не Тыква!

Стоит заметить, что после возвращения из последней экспедиции за Граалем, Шляпниковы неожиданно вспомнили о том, как им недостаёт друг друга. Это вновь открытое чувство они старались сохранить и продлить, как можно дольше.

Идиш, удовлетворённый и гордый своим посильным вкладом в дело создания такого умного, талантливого, смелого и чертовски привлекательного для девиц сына, откинулся на спинку кресла и продолжил свои мысленные изыскания на тему “Шляпниковы и наука”.

– Нет! Лучше так: “Династия Шляпниковых и Мировая Историческая Наука”.

То, что все слова должны начинаться только с большой буквы, для Ивана Диаматовича было также очевидно, как уверенность в собственной исключительности и удивительной скромности.

– Да, пожалуй, Ваньша, как археолог меня переплюнул – это, несомненно…Подумать только, всю свою сознательную и научную жизнь я искал следы пропавшего Грааля, а Ванька его отыскал… Правда, не без моей помощи. Более того, Ковчег Завета, который был безнадёжно утерян для всего мира, стал очередной археологической удачей сына!.. Правда, его он нашёл без меня, если, конечно не врёт или не ошибся в том, что нашёл именно его. Удивительно, две самые уникальные и важные реликвии христианства прошли через руки моего сына – Ивана Шляпникова! Да за такие находки, при короле Артуре, Ванька получил бы звание Рыцаря Круглого Стола – это как минимум!

Неожиданно, к нему вернулась работоспособность. Идиш отыскал карту Средиземного моря, а точнее, его восточного побережья. Дотянулся до огрызка карандаша, подержал его в руке и выбросил в корзину для мусора. Вытянул из стакана с ручками и многочисленными простыми и цветными карандашами совершенно новый и, быстро заточив его и как бы подгоняя себя самого, приступил к проверке новой гипотезы, которая зародилась в его голове и уже захватила её целиком. Повертев в руке готовый к работе инструмент, он, неожиданно испытав к нему неприязнь, бросил его на стол, как если бы карандаш отвлекал его от мыслей своим странным видом.

Раздражённо откинувшись на спинку кресла, профессор вдруг вспомнил того старого и немощного рыцаря, который вышел к ним, в зале храма Грааля. Старик появился вслед за Иваном, который принёс живую воду в чаше Грааля для него, своего отца, желая напоить уставшего путника.

– Балда, Ваня! Использовать Грааль, как старую жестяную кружку, что стоит на лавке возле питьевого ведра, в нашем стареньком деревенском доме?.. Не забыл про отца, паразит…

В это самое мгновение, когда трогательное воспоминание растеребило его душу, мучившая его многие годы тайна имени хранителя Грааля, предстала в совершенно ином виде, как если бы он наткнулся на новые документы, рассказывающие о тех далёких событиях, когда многие рыцари Круглого Стола отправились на поиски Грааля. Иван Шляпников старший неожиданно обнаружил свою собственную ошибку.

Дело в том, что они с Иваном использовали для поиска Чаши распятия письмена, найденные на щите и надгробной плите, которые рассказывали о братьях крестоносцах, якобы дошедших до храма Грааля. Оба Шляпникова были уверены, что там должен был остаться один из братьев, и именно его они нашли в храме.

Сейчас, да и тогда в храме, когда он увидел старого рыцаря, Идиш усомнился в правильности этой версии. Более того, ему уже тогда стало отчётливо ясно, что они с сыном ошибались. Одного взгляда на старца, на его удивительное, поистине рыцарское достоинство было достаточно, чтобы понять очевидное – только один рыцарь мог получить право охранять Грааль. Им был Галахад, сын сэра Ланселота, величайшего из рыцарей.

– Да, только Галахад! Это единственный рыцарь, которого называли Ангелом Господнем. Именно он был удостоен белых доспехов с красным крестом на щите. Человек, отказавшийся ради пути к Граалю от всего: родителей, любви, дома, счастья, почестей и славы… Рыцарь-девственник, не знающий чар и ласк женщин.

Подумав об этом, Идиш примерил последний факт на себя и Ивана, и тяжело вздохнул.

– Да, к такому подвигу Шляпниковы не готовы…Теперь всё ясно! Только Галахад из двенадцати рыцарей и одной девушки, также получившей право наблюдать чашу Господа, мог стать вечным хранителем реликвии. Правда, чашу видел и его отец – сэр Ланселот. Об этом рассказывают легенды. Странно получается. Я тоже видел Грааль, когда он был в руках моего сына. Впрочем, я видел Грааль и в своих руках… Здесь я немного преувеличил схожесть с легендой. С кем не бывает?

Удивительно. Получалось, что его сын угодил и даже понравился богу. Такое предположение было более чем оправданным, иначе, Иван не прошёл бы испытания каменным львом на пути к источнику вечной жизни. Более того, хранитель Грааля, сам сэр Галахад не разрешил бы ему пройти испытание чашей, Ванька сам рассказывал, что сначала сам хлебнул водички из источника вечной жизни.

– Обалдуй, да и только! Самое удивительное, что старик позволил вынести Грааль с живой водой из своей кельи в зал храма, чтобы он мог…

Диаматович едва сдержал подступивший к горлу ком.

– Старик разрешил ему вынести Грааль, чтобы он мог напоить меня, своего, умирающего от жажды, отца. Впрочем, я не то чтобы умирал, но пить хотелось…

Словно пережив всё вновь, Идиш нашёл в себе силы вернуться к своей идее, которая ещё несколько минут назад мучила его возможными открытиями…