Когда мне сказали, что меня вызывает товарищ Артузов, я, откровенно говоря, немного растерялся. «Меня?.. Артузов?.. Сам Артузов?..» Я, да и все мы, чекисты, знали, что Артур Христианович зря вызывать не будет. Значит, есть дело. И по всей видимости, серьезное. А может быть, он просто хочет познакомиться с новым сотрудником — ведь меня совсем недавно перевели с Дальнего Востока в Москву?

Волноваться вроде бы и нечего. В нашей системе я не такой уж новичок: добрый десяток лет — немалый срок. Юношей партизанил в Приморье, в девятнадцать — комиссар партизанской роты и батареи, был разведчиком в тылу у японских интервентов и белогвардейцев, работал в партийном подполье, руководил операциями по ликвидации белогвардейских банд, терроризировавших мирное население после окончания гражданской войны на Дальнем Востоке. Потом служил в Хабаровске, Владивостоке, Благовещенске и Уссурийске. Пришлось поработать и в военной контрразведке Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, которой командовал тогда Василий Константинович Блюхер. Несколько раз побывал в Маньчжурии… В общем, на своем не таком уж долгом веку я успел кое-что увидеть, испытать и пережить.

И все-таки трудно было сразу совладать с охватившим меня чувством, когда я узнал о предстоящей встрече с Артузовым. Мне еще никогда не приходилось говорить с ним. Но сколько я слышал о нем! Артузов пользовался репутацией опытного и способного руководителя, владеющего многими секретами чекистского мастерства. На его счету было немало сложных дел, в том числе и знаменитая операция «Трест», в которой он был ближайшим помощником Феликса Эдмундовича Дзержинского. В результате этой операции силам внешней контрреволюции, мечтавшей «взорвать» СССР изнутри и восстановить монархию, был нанесен сокрушительный удар.

Нет нужды подробно описывать здесь, как разворачивалась операция «Трест», это хорошо показано писателем Львом Никулиным в его книге «Мертвая зыбь». Скажу только, что именно благодаря «Тресту» были захвачены такие лютые антисоветчики, как английский разведчик Сидней Джорж Рейли, террорист и организатор белогвардейских банд Борис Савинков и целый ряд их сообщников, строивших коварные планы против молодой Республики Советов. Чекистам длительное время удавалось контролировать деятельность антисоветской эмиграции и стоящих за ней западных разведок, сдерживать их активность, срывать замыслы, направлять противника по ложному пути. Все это ускоряло разложение белой эмиграции. Чекисты способствовали тому, чтобы у разведок капиталистических стран создавались выгодные для нас представления об оборонной мощи Советского Союза. Это путало их планы военного нападения на нашу страну.

От начала и до блестящего завершения операции «Трест» самое непосредственное участие в ней принимал Артур Христианович Артузов. Член большевистской партии с 1917 года, он, еще будучи восемнадцатилетним гимназистом, начал заниматься нелегальной партийной работой. Его наставниками были известные революционеры Н. И. Подвойский и М. С. Кедров. После установления Советской власти на Севере нашей страны, где Артузов зарекомендовал себя прекрасным организатором, человеком исключительной воли и мужества, партия поручила ему борьбу с контрреволюцией. Верный соратник Ф. Э. Дзержинского, он много делал для того, чтобы защитить от врагов завоевания трудового народа.

Весь в заботах об охране мирной жизни и безопасности страны, Артур Христианович находил время и для, казалось бы, совсем необязательных для него дел. Сколько раз вместе со своими сотрудниками ездил он в подшефные подмосковные села, встречался с крестьянами, беседовал с ними о новой жизни. С его помощью был организован один из первых колхозов в Подмосковье.

Все, кто близко знал Артузова, говорили о его большом обаянии, профессиональной мудрости. Для своих подчиненных он всегда был добрым советчиком и другом.

С таким человеком мне предстояло встретиться завтра.

И вот наступил этот день.

Я встал пораньше, особенно тщательно побрился, осмотрел себя в зеркало — все ли в порядке, и отправился на работу. Без пяти девять я был уже в приемной.

— Товарищ Федичкин? — спросил секретарь. — Одну минуту. — И скрылся в кабинете Артузова.

Ровно в девять он открыл передо мной дверь:

— Прошу.

Как только я переступил порог, из-за стола навстречу мне поднялся плотный коренастый человек чуть выше среднего роста, с черными усиками, бородкой клинышком и с такой же черной густой шевелюрой. Приветливо улыбнувшись, он протянул мне руку:

— Давайте знакомиться, товарищ Федичкин. Кое-что я о вас знаю, но надеюсь узнать еще больше. Разговор у нас будет долгий, так что садитесь, пожалуйста. — Он сел за свой рабочий стол, подождал, пока я сяду напротив и вдруг спросил: — Как вы себя чувствуете? Как отдохнули? Помог вам кумыс в Боровом?

По приезде в Москву я прошел врачебную комиссию, и меня направили подлечиться в Казахстан на знаменитый курорт Боровое. Еще в предфевральские дни 1917 года, когда в нашем селе Раздольное казаки усмиряли солдат команды выздоравливающих, отказывавшихся возвращаться на русско-германский фронт, я был ранен в грудь шальной казачьей пулей. Эта рана временами давала о себе знать.

— Чувствую себя здоровым, Артур Христианович, — ответил я и, не зная, что сказать дальше, выпалил, как говорится, на одном дыхании: — Готов выполнить любое задание Родины!

— Ой-ой-ой, как официально, — опять улыбнулся Ар-тузов. — Давайте попроще. От этого дело не пострадает. Понравилось вам Боровое? Говорят, «русская Швейцария».

В Швейцарии я не был и потому сравнивать не мог. Но то, что Боровое — очаровательный, уникальный уголок на советской земле, — это уж точно.

Представьте себе бескрайнюю ковыльную степь, ровную как стол. Именно такая картина открылась передо мной по дороге из Петропавловска в сторону Кокчетава. Вдруг эта степь начинает вспучиваться, бугриться под действием какой-то неведомой силы, и прямо на ваших глазах вырастает массив невысоких гор, покрытых густым сосновым Лесом. В распадках раскинулись большие озера с кристально прозрачной холодной водой. На дне видны мельчайшие водоросли, моллюски, ракушки, камушки. Берега озер усеяны крупным кварцевым песком. В скалах целое утиное царство. Воздух полон необыкновенной свежести, запахов трав и хвои. Поистине благословенная земля!

— М-да, — как бы про себя произнес Артур Христианович, когда я коротко рассказал ему о своих впечатлениях. — В Швейцарии бывал, а в нашей «русской Швейцарии» пока не довелось. Что ж, надеюсь как-нибудь восполнить этот пробел.

Он полистал какую-то папку, лежавшую перед ним на столе, возможно, мое личное дело, и сказал:

— Судя по записям, вы побывали в Маньчжурии трижды и последний раз не совсем удачно. Пришлось даже прибегать к помощи классиков?

Я смутился и не нашелся, что ответить.

— Да, не повезло вам тогда в поднебесной империи, — покачал головой Артузов. — Чего-то вы и ваши руководители не рассчитали — ехать вам туда не следовало, вот и получилось нехорошо… Впрочем, и в нашем деле случаются ошибки, неожиданности. Заранее не всегда все предусмотришь. Урок на будущее. Будем учиться и на ошибках, как вы полагаете? — спросил он.

Мне оставалось только согласиться.

— Скажите, товарищ Федичкин, как бы вы отнеслись к тому, если бы я предложил вам стать коммерсантом? Вы им еще как будто никогда не были. Золотоискатель из вас вышел неплохой, как Хлестаков тоже экзамен выдержали, не растерялись… Думаю, хватит вам заниматься Азией, пора, так сказать, рубить окно в Европу. — Артур Христианович внимательно посмотрел на меня и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Поедете в Таллин на грузовом судне. Задача у вас будет трудная и, прямо скажем, рискованная. Конечно, вам к риску не привыкать, но мы все-таки не стали бы посылать вас на это дело, если бы у нас не было серьезных на то оснований…

Речь пошла о пресловутом РОВСе («Русский общевоинский союз») — крупной белогвардейской эмигрантской организации, пользовавшейся поддержкой многих империалистических государств, которые одно время возлагали на РОВС большие надежды.

После многолетней активной антисоветской деятельности РОВС стал терять свое значение. Используя «Трест», чекистам удалось проникнуть, что называется, в самое сердце РОВСа, выявить и ликвидировать его подпольные группы в СССР, подорвать доверие к белогвардейской эмиграции со стороны западных покровителей. Однако в начале тридцатых годов, когда «шок», вызванный «Трестом», прошел, белогвардейское отребье вновь начало поднимать голову. Это были, можно сказать, последние круги «мертвой зыби», но новая активность РОВСа могла причинить нам еще немало вреда. Окопавшись главным образом в граничащих с СССР странах, РОВС поставлял иностранным разведкам шпионов, диверсантов, террористов из числа белогвардейцев для всякого рода подрывных действий против СССР.

В столице буржуазной тогда Эстонии — Таллине обосновался прибалтийский филиал РОВСа, подчинявшийся начальнику 4-го отдела этой организации, генералу фон Лампе, обретавшемуся в Берлине. Одним из наиболее активных членов РОВСа в прибалтийском филиале был некий Борис Вадимович Энгельгардт — в прошлом полковник, офицер царской свиты, в период гражданской войны служивший в белогвардейских армиях Деникинаи Врангеля.

— Вам необходимо выйти в Таллине на РОВС и персонально на этого самого Энгельгардта, — сказал Артур Христианович. — Он там сейчас развил бурную деятельность и, по существу, всем заправляет.

Дипломатические и торговые отношения с Эстонией были установлены еще в начале двадцатых годов. Наши суда довольно часто швартовались у причалов Таллинского порта. Советских моряков с красными звездочками на «крабах» или в бескозырках всегда можно было увидеть на улицах Таллина. Выход с парохода в город — свободный.

Так что попасть туда особого труда не составляло. Но как и где устраиваться в эстонской столице на более или менее длительное время? И главное — как подступиться к Энгельгардту?

— Мы подумали и об этом, — ответил, выслушав меня, Артузов. — У нас есть на примете в Таллине одна семья, прежде жили в Петербурге. Муж — немец, жена — русская, ее родственники и теперь живут в Ленинграде. Этот немец давно осел в царской России — служил в частной немецкой торговой фирме. После революции он с женой выехал в Эстонию. Сейчас директор крупного промышленного предприятия. Кроме того, он заместитель председателя тамошнего немецкого землячества, имеет немецкий паспорт. Нам стало известно, что и муж, и жена стремятся вернуться в Ленинград. Их ленинградские родственники уже обращались с официальным ходатайством в наши инстанции.

— Насколько я понял, Артур Христианович, есть основания надеяться, что этот немец поможет мне устроиться и выйти на Энгельгардта? — спросил я.

— Думаю, да, — кивнул Артузов. — Если он, кстати говоря, его зовут Карл, занимает такое видное положение в таллинском обществе, то, очевидно, знаком и с Энгельгардтом. К тому же Энгельгардт тоже из обрусевших немцев. Все остальное будет зависеть от вашей находчивости и инициативы на месте. Нелишне было бы учесть еще и такую деталь: должность, занимаемая бывшим полковником в РОВСе, не очень-то прибыльна. Он получает «с головы». Разведки капиталистических государств платят за каждого поставляемого им шпиона и диверсанта буквально гроши, а подчас ограничиваются улыбкой и благодарностью. Чтобы прокормиться и иметь в кармане кое-какую мелочь хотя бы для игры в покер или бридж в немецком клубе, этот «выдающийся» отпрыск старинного немецкого дворянского рода нашел себе весьма прозаическое занятие: он набивает папиросы для одного царского генерала, который в ожидании лучших времен содержит табачный ларек на таллинском рынке. Наверное, вам полезно будет познакомиться и с его превосходительством.

— А почему его привлекли именно папиросы? — поинтересовался я.

— В Прибалтике, — терпеливо объяснил Артузов, — очень много русских эмигрантов. Местная промышленность вырабатывает только сигареты, а они у русских не в чести. Им нужны папиросы с длинным мундштуком. Вот полковник вкупе с генералом и создали «акционерное общество» по ручной набивке папирос, делают на этом свой, так сказать, бизнес. Ну как, задача ясна?

— В общих чертах как будто все ясно.

— Тогда успеха вам, товарищ Федичкин. — Артур Христианович встал из-за стола, подошел ко мне. — Хочу напоследок напомнить вам, что для нас важно не только парализовать деятельность прибалтийского РОВСа, но и попытаться заставить Энгельгардта поработать немного и на Советскую власть. Он многое знает. Все подробности по Таллину обсудите в Ленинграде. Там вашей подготовкой займется небезызвестный вам Андрей Павлович Федоров. Да, тот самый Федоров, который встречался в Париже с руководителями РОВСа и участвовал в поимке Бориса Савинкова. У него есть чему поучиться, он вам очень поможет. До свидания… — Артузов пожал мне руку. — Вот еще что! Прежде чем сесть в Ленинграде на пароход, вам стоит, пожалуй, навестить проживающую там сестру жены Карла. Вдруг она захочет передать своей сестре и ее мужу письмо? А это вам может пригодиться.

Я никогда не бывал в Ленинграде раньше. И все увиденное потрясло и взволновало. До чего же он величествен, этот красавец город на Неве! Ленинград покорил меня. Покорил своей, быть может, чуть холодноватой монументальностью, какой-то изысканной чопорностью и строгостью.

До отхода судна, на котором я должен был плыть в Таллин, оставалось не так уж много времени, и я все свободные часы бродил по старинным улицам, вглядываясь в стройные громады дворцов и башен, стараясь запечатлеть в памяти и колоннаду Казанского собора, и взметнувшийся ввысь купол Исаакиевского, и конную статую Петра, гордо застывшую на гранитной скале. С болью в сердце обошел мрачные, сырые казематы Петропавловской крепости, где долгие годы томились Радищев, декабристы, петрашевцы, Чернышевский, революционеры-народовольцы и марксисты-большевики, поднявшие знамя борьбы с самодержавием за новую, светлую жизнь.

Однажды вечером я отправился с визитом к сестре жены Карла, Мери Федоровне, предварительно созвонившись с нею по телефону.

Дверь открыла солидная дама, в нарядном шелковом платье и с кулоном на золотой цепочке.

— Прошу, прошу вас. — Она пригласила меня в квартиру, предложила сесть и, выдержав небольшую паузу, спросила:- Чем обязана?

Я представился, сказал, что в Ленинграде проездом, а на днях отплываю в Таллин по коммерческим делам. Теперь следовало объяснить хозяйке цель моего прихода.

Начал с того, что якобы случайно, от своих проживающих в Ленинграде сестер (а они действительно там жили), я узнал об ее родственниках в Таллине. Мол, говорят, будто муж ее сестры занимает там хорошее положение, вхож в деловые круги. Вот я и хотел посоветоваться: нельзя ли мне по приезде в столицу Эстонии обратиться к нему за консультацией по некоторым вопросам?

— Да, да, — оживилась Мери Федоровна, — Карл у нас отличный коммерсант, в деловых кругах у него доброе имя. Знаете, — вздохнула она, — он и Нинетта очень сожалеют, что покинули Россию, и мечтают скорее вернуться домой. Они уже просили разрешение.

— И что же?

— Пока нет ответа.

— Это, думаю, можно будет поправить, — сказал я, дав понять, что сумею помочь ее родственникам.

— Как хорошо, что вы встретились на нашем пути! Вы не представляете, как все мы будем вам благодарны! Если позволите, я напишу Нинетте письмецо. Попрошу ее и Карла принять самое близкое участие в ваших делах. Они добрые и гостеприимные люди.

И, присев к столу, Мери Федоровна стала быстро писать письмо своей сестре.

— Так вы зайдете к ним и передадите? — Она протянула мне незапечатанный конверт с письмом.

— С удовольствием.

Прощаясь со мной, Мери Федоровна попросила по возвращении из Таллина обязательно посетить ее. Я обещал. Все шло, как и было запланировано.

Я стою на верхней палубе нашего торгового судна. Интересно стоять вот так, высоко над водой. Здесь как-то особенно остро ощущаешь власть человека над стихией. Из Ленинграда в Таллин путь недолгий. Одолжив у одного из спутников бинокль, смотрю, как из-за горизонта выплывают навстречу маяки таллинской гавани и готические шпили лютеранских кирок. Все ближе и ближе башни Вышгорода — так по-русски называют кремль эстонской столицы.

Таллин — довольно древний город. Первые сведения о нем относятся к 1154 году. Правда, в одних землях его в то время называли Колывань, в других — Линданисе. В XIII веке тевтонские рыцари-меченосцы, начав свой «дранг нах остен», захватили эстонские земли. Затем на подмогу меченосцам прибыл датский флот. Датчане дали городу имя Ревал — по древнему названию одной из провинций Эстонии. Но недолго правили здесь тевтонские рыцари. Как известно, в 1240 году этот «дранг» закончился разгромом псов-рыцарей Александром Невским на Чудском озере. И тогда русские переделали Ревал на Ревель. Однако местные жители именовали свой город по-своему:

Таани-Лини, то есть «датский город». Отсюда за столицей Эстонии и утвердилось название — Таллин.

Перевожу бинокль с одной башни на другую: где-то там должна быть статуя рыцаря. Башня, на которой он установлен, — самая высокая в Вышгороде, все называют ее «Длинный Герман». Как мне говорили, в Таллине сохранилось много всяких памятников старины, известных далеко за пределами Эстонии. Среди них и здание городской ратуши, и церковь святого Олафа, и знаменитая аптека, существующая уже почти пять веков. Если выдастся время, любопытно было бы поглядеть…

Мои размышления были прерваны резким толчком, палуба покачнулась у меня под ногами — это судно причалило к пристани. Скоро подадут трап, и можно будет сойти на берег… Что ждет меня здесь?