1

Земные звездолеты заняли орбиты вокруг Пьеллы. На одном из них была комиссия по делам переселения и новый полпред. Опытного Гектора снимали с этой должности то ли по ранению, то ли по возрасту, то ли просто как не справившегося с обязанностями и допустившего такой бардак на планете. Риция понимала, что это несправедливо, и вряд ли новый полпред будет лучше старого.

Позиция Земли ей не нравилась. Кажется, люди испугались волнений на Пьелле и решили бросить аппиров на Пьелле одних. Отцу, конечно, будет неприятно об этом узнать… если он вернется.

Было поздно. Риция проверила сигнализацию, умылась, надела пижаму и спокойно и вовремя, как всегда это делала, легла спать.

Она была правильная девочка. Ее никогда не тянуло на шалости и прочие подвиги, вместо игр она предпочитала учебу, вместо развлечений — работу. Она как будто родилась сразу маленьким взрослым аппиром.

Она сразу родилась женщиной. Только дядя Ольгерд не хотел этого замечать. До того ли ему было! Сколько она себя помнила, столько мечтала о нем. Без всякой надежды. Она ведь была маленькая и как будто не настоящая. Он сажал ее на коленки, читал ей сказки, загадывал загадки, гладил по головке, шутил с ней. Она часто говорила ему, что дядя Ольгерд лучше всех, но он это признание в любви понимал как-то по-своему.

Да, она сразу родилась взрослой женщиной, но тело ее не хотело этого знать. Оно, как нарочно, опаздывало в развитии. Иногда Риция ненавидела себя за это. В конце концов Флоренсия не выдержала ее отчаяния и полечила ее гормонами. Сразу все встало на места. Риция расцвела прямо на глазах, превращаясь из гадкого утенка в красивую девушку. У нее раздвинулись бедра, у нее появилась грудь, с лица исчезла глупая детская округлость и установился наконец месячный цикл… но все это пропадало, как только она переставала принимать гормоны. Безумное тело как будто поворачивало по времени вспять. Флоренсия говорила, что это не самая страшная мутация, но Рицию это приводило в отчаяние. Она не чувствовала себя полноценной женщиной.

Наверно, поэтому появился Патрик. Он нравился ей, с ним было легко. Риция чего-то ждала от близости с мужчиной, каких-то резких перемен… но ничего не изменилось. Абсолютно. И врут все, кто считает это событием.

Риция под одеялом потрогала свою грудь. Грудь пропадала, как будто таяла. Впрочем, какое это сейчас имело значение, если Ольгерд ее не любит? Стоило появиться его прекрасной Анзанте, и он все забыл. Это было очень унизительно — стоять и выслушивать его отказ, как будто с ней говорил совсем другой, посторонний мужчина. А кто же тогда был с ней на Кампии под звездным куполом? Кто обещал, что будет ждать ее? Все рухнуло, как только снизошла прекрасная богиня.

Тяжело вздохнув, Риция повернулась на другой бок. Не спалось. Тому было много причин помимо несчастной любви: и смерть Би Эра, и смена земного руководства, и волнение за Флоренсию, и просто животный страх за всех, кто сейчас на Тритае.

— Скорей бы они возвращались! — думала Риция, — разве я могу одна со всем справиться?.. А если они не вернутся? Что я буду делать?!.. Нет-нет, это безумие. Конечно, они вернутся. Скорей бы только! Папа! Я так больше не могу, мне страшно!

Потом ей стало стыдно своих мыслей. Не пристало Верховной Правительнице просить о помощи, тем более впадать в панику. Она должна была сама уметь решать все проблемы.

В темноте нежно журчал ее ручей. Она любила засыпать под звук текущей воды, но сон не шел. Риция хотела еще раз перевернуться на другой бок, но в это время запищал ее браслет. В ночном приоритете могли звонить только самые близкие. Она вскочила, сразу почувствовав тревогу, подбежала к столу, схватила его.

— Да! Я слушаю!

— Рики, это я! — торопливо сказал голос Флоренсии.

— Мама? Что случилось?

— Меня снова похитили. Забери меня скорей, детка.

— Конечно. Где ты, мама?

— На складе фабрики игрушек. Скорей, Рики! Они уже идут!

Ничего не понимая, Риция прямо в пижаме телепортировала на склад. Она оказалась босиком на холодном пластиковом полу, в желтом полумраке из темноты смотрели со стеллажей куклы и зверюшки. Пахло краской.

Было тихо. Риция прислушалась и осторожно, на цыпочках пошла на свет. Услышав шорох за спиной она замерла, хотела оглянуться, но не успела. Удар по голове был последним ее воспоминанием.

Она не знала, через какое время очнулась. Но лучше бы этого не случилось. Было плохо, ужасно плохо. И так тошно, что не хотелось жить. Что-то похожее она ощущала только, выходя от Энии, но в гораздо меньшей степени. Риция поняла, что энергии не осталось ни капли. Она лежала связанная на полу в душной, прокуренной каморке и видела краем глаза только чьи-то сапоги. Две пары сапог. Потом вошла третья пара.

— Где тебя носит, Грэф? — сказал противный голос Ри Скара младшего, — у нас тебе сюрприз.

— Я осатанел от ваших сюрпризов, — ответил незнакомый голос, — что у вас там?

Риция прикрыла глаза. Затылок ломило, связанные руки ныли, но это было ничто по сравнению с космической пустотой внутри.

— О! Труп принцессы, — удовлетворенно сказал незнакомец, — Кера постарался?

— Нет, — насмешливо ответил третий голос, — это мы сами.

Кажется, это был молодой Юндр.

— Почему сами?

— Кера не дождешься. По-моему, он вообще не намерен ее убивать. Он и тогда ее не убил, только изнасиловал.

— Что значит, не намерен? Кто его спрашивает?

— Грэф, не строй иллюзий. Ему нравится эта девчонка, и он не откажется ею попользоваться еще. Ты же знаешь, он несознательный. Бабы ему важнее идеи. Поэтому мы решили ему помочь.

«Сволочи»! — подумала Риция, — «и Кера — негодяй!»

— Как вам это удалось? — спросил Грэф.

— Да очень просто, — мерзко рассмеялся Ри Скар, — смоделировали голос докторши, и птичка тут же прискакала. Прямо из постельки. Тепленькая. «Белое солнце!»

— То-то, я смотрю, вы такие сытые и довольные.

— Так все идет по плану, Грэф. Жизнь прекрасна!

— Кому как, — усмехнулся незнакомец, — надо ее закопать. А лучше положить в форму и залить энопластиком. Будет кукла-Риция. А?

Он отвратительно рассмеялся. Ее мутило. Даже на страх сил не было. Ничего она сейчас поделать не могла и мало чем отличалась от трупа. Думать тоже было тяжело. Риция понимала лишь одно — надо накопить хоть немного энергии, тогда она сможет хоть что-то предпринять. Если успеет.

Незнакомец что-то говорил Пастухам, она почти ничего не понимала.

— Может, вы и уроды, — запомнилось ей, — но вы умней и талантливей землян. Посмотрите на них — у них нет ни памяти, ни способности к языкам, ни телепатии. Они тупы и ленивы, их дети до двенадцати лет играют в игрушки. Годовалый ребенок даже не умеет читать! И эти тупые здоровые лошади, эти груды мышц хотят управлять гениальным народом?

«Странно», — подумала она тогда, — «почему он говорит „вы“? Разве он не аппир?»

Хотелось взглянуть на этого типа, но так и не удалось. Она притворялась мертвой и не могла даже открыть глаза. Потом он ушел, велев поскорей избавиться от трупа.

— Ну что? — хрипло спросил Скар, — сунем ее в форму?

— Да подожди ты, — фыркнул Юндр, — с нее еще можно потянуть. Давно так не оттягивался!

— По-моему, больше нечего. Видишь — сплошное облако.

— Эти твари быстро восстанавливаются.

— Откуда, черт возьми, они берут эту энергию? — проворчал Скар, — и куда утекает наша?

— Зависть — вредное чувство, Кролик. От него болит печень. Да и завидовать этой девчонке уже не стоит.

— Я не об этом. Я просто хочу понять.

— Спроси об этом своего папочку.

— Его, пожалуй, спросишь!

— Смотри, она краснеет. Я же говорил, эти Прыгуны быстро восстанавливаются! — Юндр разразился противными, короткими смешками, — все-таки в мире все тонко продумано, Кролик. Есть голодные. Но есть и бурдюки с питательной смесью.

Риция с отчаянием поняла, что накопить хоть каплю энергии ей эти упыри не дадут. Она даже не стала открывать глаз, так хотелось побыстрее умереть.

* * *

Миранда уже не боялась находиться одна на Кампии. Она вообще перестала чего-либо бояться, потому что все худшее, как ей казалось, с ней уже произошло. Она методично просматривала содержимое древних персональных компьютеров, стоящих в каютах. Оно мало чем отличалось от того, что было в центральном.

Это было нудно и утомительно, но это была ее работа. Раньше она спасала от тоски и одиночества, теперь же ни о какой информации думать не хотелось. Перед глазами были не тексты, а раскаленный тропический берег, остров в океане, далеко-далеко от Менгра, его снегов и всех проблем.

Они купались в прибое, лежали на горячем песке, бродили по острову, забирались на скалу с каскадами водопадов. У нее до сих пор болела кожа от загара и ныли мышцы ног. Губы же припухли от поцелуев. Ей тогда странно и сладко было думать, что вокруг на тысячи километров никого нет, что ни от кого не надо прятаться и можно просто чувствовать себя как в сказке.

Так оно и было: цветы, пальмы, лазурный океан, жаркое лето на почти пустой планете.

— Давай построим здесь хижину и будем жить, — предложила она, ей так не хотелось возвращаться.

— Когда-нибудь обязательно построим, — улыбнулся Азол, — я буду ходить в козьей шкуре, а ты — в юбочке из пальмовых листьев.

— По-моему, нам и без одежды неплохо, — засмеялась она.

Они встали под холодные струи водопада, прижались друг к другу…

Миранда тупо смотрела на экран. Разве можно было вникать во всякие перечни, когда прибой еще шумел в ушах? Схемы, счета, программы, записные книжки…

«22 позвонить Аместру, купить Дере симайк, желтый.

23 рассчитаться с В.Р.

25 забрать детей из лагеря. Не забыть подписаться на „Вехи истории“!

27 рецензию на доклад Коэнтра. Абсурд.

28 прилетает С.Л. Встретить…»

Миранда вздрогнула, словно ее кто-то тронул на плечо. Наконец-то! Неужели она хоть что-то нашла? Коэнтра! Паус Коэнтра! Нашла! Пусть не сам доклад, и даже не рецензию, но упоминание о ней. Океанский прибой наконец отхлынул от нее.

Она подумала, что если автору предстояло написать рецензию, то у него должен был быть и доклад Пауса Коэнтра. Интересно все-таки, что в нем?

Еще несколько часов она увлеченно пересматривала информацию, но когда нашла рецензию и сам доклад, читать их уже не было возможности. Миранда торопливо распечатала тексты, положила их в рюкзак и пошла к шлюзовому отсеку. Ей надо было домой.

В космосе было тихо и величественно, как у самого Создателя на ладони. Она любовалась на звездное крошево, гордилась своей самостоятельностью и упорством и мечтала о предстоящей встрече, хотя и не знала, когда Азол сможет к ней вырваться. Хотелось счастья, страшно хотелось, но и страшно было что-то загадывать наперед.

На космодроме царила суета. Такого Миранда тут еще не видела. Семь или восемь антигравов занимали почти все взлетное поле, вокруг шла разгрузка, люди, роботы, грузовые кары сновали туда-сюда без видимого порядка, ей даже не сразу удалось пристроить свой крохотный двухместный планетолет «Стрела» на самой обочине.

Два дня Миранда провела на Кампии, последних новостей не знала, но прибытие земных кораблей, конечно, не было для нее неожиданностью. Об этом знали все. На выходе из Космопорта она купила утреннюю газету, села в такси, сказала адрес и развернула ее.

С первой страницы под заголовком «Полномочный представитель Земли спускается на Пьеллу» на нее строго взглянул… Торвал Моут. Она даже не ахнула, просто совершенно растерялась.

Он стоял на трапе антиграва, как всегда подтянутый, деловитый, безупречный: безупречная короткая стрижка классической модели, безупречная светлая бородка вокруг узких скул, безупречный строго-серый костюм со знаками отличия, и наверняка безупречно ухоженные ногти. На его спортивные плечи падал мокрый снег. Мороза Торвал не боялся: ледяная прорубь всегда была для него лучшим местом для купания. Он и Миранду настойчиво пытался к этому приучить. Она содрогалась, вспоминая об этом.

Модуль невозмутимо несся над серыми облаками. Миранда смотрела в лобовое стекло и чувствовала, как приливает к лицу краска. Только Торвала ей тут и не хватало! Она снова ощутила себя беспомощной студенткой, как будто он уже сидел с ней в модуле и требовал отчета. Это было, конечно, глупо. Все давно осталось позади, на Земле.

— Интересно, он с женой или без? — подумала она почему-то, но потом вспомнила, что формально его женой до сих пор является она, Миранда Моут.

Это тоже было какой-то глупостью. Торвал из своих опекунских соображений не оформлял с ней развод, заявляя, что сделает это, как только она найдет ему достойную замену. А поскольку он был «само совершенство», достойной замены ему, конечно, не нашлось.

Миранда была так удивлена и расстроена, что не сразу прочла и другие новости, не менее важные. В связи с отсутствием всех Индендра, в том числе и Риции, единственным представителем Директории остался Азол Кера, который принял на себя все полномочия. Встреча между земным полпредом и новым Верховным Правителем состоится вечером во дворце.

— Где же Риция?! — испугалась Миранда, — Азол ведь не хотел ее убивать!

Настроение испортилось окончательно. «Днем господин Моут собирается посетить могилу сына…» — прочла она и швырнула газету на заднее сиденье.

Прилетев домой, она тут же позвонила Флоренсии. Та выглядела очень взволнованной.

— Что случилось, Фло? Где твоя дочь?

— Не знаю, — коротко сказала подруга.

— Ты только не волнуйся, тебе нельзя волноваться.

— Как? — усмехнулась Флоренсия.

— Понимаешь… Азол не хотел ее убивать. Она жива, Фло. Тут что-то другое…

— Ты опять выгораживаешь этого мерзавца? Посмотри, где он! Уже во дворце на троне! И никто ничего с ним не может сделать!

Слышать это было больно, но ничего возразить Миранда не могла. Ее уверенность, что Азол Рицию не убивал, ничем не могла помочь ее подруге.

— Фло, пожалуйста, успокойся, — только и смогла она сказать.

— Не надо меня успокаивать, — мрачно взглянула на нее Флоренсия, — легче мне не будет. А тебя, между прочим, разыскивал муж.

— Уже? — упавшим голосом проговорила Миранда.

— Разумеется. В два часа он будет на кладбище.

— Я поняла. Спасибо.

Она вздохнула и отключила вызов.

* * *

В два часа Миранда тоже была на кладбище. Оттягивать встречу с бывшим мужем не имело никакого смысла, и лучше было сделать это на нейтральной территории. Ни приглашать его к себе домой и показывать свой быт, ни, тем более, идти к нему в полпредство и там чувствовать себя как на экзамене, ей не хотелось.

День был пасмурный и влажный, мокрый снег медленно падал со свинцово-серого неба на унылую землю. Миранда, ежась от промозглой сырости, прошла по расчищенным дорожкам к могиле. Этот путь она могла бы проделать и с закрытыми глазами.

Торвал стоял без шапки, в легком осеннем пальто, он и в мороз не кутался. Невдалеке маячили два телохранителя в термокуртках, шарфах и шапках и зябко переминались с ноги на ногу. Видеть их тут было странно. Гектор вообще всегда ходил без охраны, но времена, видимо, изменились.

Миранда подошла, встала рядом. Мокрый снег беззвучно падал на них и на холмик земли, который остался от их сына. До сих пор невозможно было в это поверить.

— Я хочу знать подробности, — сказал наконец Торвал.

— От меня? — взглянула на него Миранда.

— От кого же еще?

— Мне… тяжело говорить об этом.

— Ты опять думаешь только о себе, — усмехнулся он.

Миранда так и не поняла, как они все-таки оказались у нее дома. Телохранители остались под окнами. Торвал ходил по квартире и хмуро все рассматривал.

— Что ж, скромновато, — констатировал он, — почти как в общежитии. Здесь все так живут?

— Кроме правителей.

— А правители себя не обижают?

Его презрительный тон Миранде не понравился.

— Тор, это же не Земля, — сказала она, — все не могут жить во дворцах и особняках, даже роботов на всех не хватает. У меня, например, нет.

— Это я заметил, — кивнул он.

— Ты знаешь, я прекрасно обхожусь и без робота. И без прочих тонкостей быта. Оказывается, все это совсем ненужно.

— И это говоришь ты? — посмотрел он на нее удивленно, — которая ножа не может взять, чтобы не порезаться?

Она почувствовала краску на лице.

— Я давно изменилась, Торвал.

— Ты? Изменилась?.. Это утопия.

Он сел в кресло, скрестил руки на груди.

— Я жду, Ми. Рассказывай.

— Что рассказывать? — вздохнула Миранда.

Бывший муж хмуро посмотрел на нее, его холодные голубые глаза были беспощадны.

— Как этот негодяй Кера убил моего сына.

— Кажется… у вас вечером встреча, — с ужасом проговорила Миранда.

— Да, — зло сказал Торвал, — мне придется расшаркиваться с убийцей и террористом. Это, видишь ли, издержки дипломатии и воспитания… Но это ненадолго. Мы немедленно останавливаем все заводы и начинаем эвакуацию землян. Он получит то, что хотел. Полную изоляцию!

— Как эвакуацию? — еще больше ужаснулась Миранда.

— Я за этим сюда и прилетел, — сверкнул ледяными глазами Торвал, — всё! Никаких уговоров, никаких компромиссов. Пусть обходятся без нянек! Посмотрим, что с ними станет уже через год.

— Но, Тор… не все аппиры против людей. И они ни в чем не виноваты!

— Кто бы говорил, — презрительно посмотрел на нее бывший муж, — или смерть Патрика для тебя ничего не значит?

— Как ты можешь так думать! — вспыхнула она.

— Я все могу! — рявкнул он, — поняла? Я полномочный представитель. И эти неблагодарные уроды убили моего сына. Теперь я устрою им такую веселую жизнь, что мало не покажется.

Выглядел он очень благородно. Аккуратная прическа, бородка, расчесанная волосок к волоску, светлые усики, строгий костюм. Когда-то ей все это очень нравилось.

— Ты же обозлен, — покачала головой Миранда, — как же тебе доверили такую должность?

— Именно мне, — сурово сказал он, — потому что меня это касается в первую очередь.

— Ты необъективен, Тор, и не можешь принимать верные решения.

— Мне не хватает только твоих советов, — усмехнулся он.

Больше всего Миранда боялась, что внезапно может появиться Азол, и она никак не сможет объяснить Торвалу, что убийца их сына делает в ее квартире. Ситуация была глупейшая и нелепейшая.

— Может, мы поговорим в другой раз? — предложила она, — у тебя, наверно, куча дел.

— Дел полно, — согласился он, — но я хочу знать подробности.

Пришлось рассказывать. Как обреченная, она стояла перед ним посреди комнаты и смотрела в его благородное и суровое лицо. Она старалась говорить короче и суше, но все равно не выдержала, когда представила себе все это, и расплакалась.

— Мерзавцы, — процедил сквозь зубы Торвал, он встал и обнял плачущую Миранду за плечи, — ну ничего, дорогая, они об этом пожалеют.

— Кто они? — спросила она сквозь слезы, — маньяк один.

— Они все — потенциальные маньяки. Я всегда говорил, что связываться с ними в лучшем случае — большая глупость… не плачь, Ми. Тебе больше не придется любоваться на их рожи и расшифровывать их нудные архивы.

— Что?

Он обнимал ее крепко и уверенно и смотрел ей в лицо.

— Ты улетишь с первым кораблем. Его старт через две недели. От работы я тебя освобождаю, так что можешь собирать вещи.

— Но, Тор… — похолодела она, — я вовсе не собираюсь улетать.

— Улетят все, — жестко сказал он, — это решение Земли. И я его выполню, можешь не сомневаться.

— Даже те, кто хочет остаться?

— Надо быть полным идиотом, чтобы тут остаться. Промышленность встанет. Лекарства кончатся. Начнется голод и болезни. Пастухи загонят аппиров в резервации. Та же участь ждет и оставшихся людей. Может, ты хочешь в рабство?

Картина будущего была довольно безрадостная.

— Неужели ты допустишь, чтобы все так и кончилось на Пьелле? — с отчаянием спросила Миранда.

— Они сами этого хотят, — жестко сказал Торвал.

— Неправда!

— Это уже не твоего ума дело. Отправляйся домой и переводи древнехарейские свитки. Это тебе больше подходит.

Миранда высвободилась из его объятий.

— Я никуда не полечу. Мне нравятся аппиры. И мне интересно здесь работать.

— Полетишь, — сурово посмотрел на нее бывший муж, — и первым же рейсом.

— Почему первым? — возмутилась она.

— Потому что ты моя жена. И я не хочу подвергать тебя опасности.

— Твоя жена? — ахнула Миранда, — это что-то новенькое! Я думала, ее зовут Берта Гранд.

— Берта это Берта. А ты — это ты. Я никогда не оставлял тебя, если ты помнишь.

— О, да! Ты всегда считал, что имеешь право вмешиваться в мою жизнь. Может, хватит, Тор? Я ведь уже не девочка?

— Судя по твоим рассуждениям, ты нисколько не повзрослела.

— Тебе хочется, чтоб так было. Но это не так. Я не нуждаюсь в твоей опеке, Торвал. Я никуда не полечу ни первым рейсом, ни последним.

Бывший муж посмотрел на нее без всякого сочувствия и покачал своей безупречно причесанной головой.

— Ты земная гражданка и ничем не лучше других землян. Тебе придется покинуть Пьеллу в любом случае. А поскольку списки подписываю я, ты окажешься в первом. Если не явишься на старт, за тобой придут. Вот и весь разговор, Ми.

Она с досадой отвернулась. Спорить с ним как всегда было бесполезно.

— Пойми, — сказал Торвал уже мягче, — я это делаю для твоей же пользы, — уверяю тебя, как только мы остановим заводы и начнем эвакуацию, эти мутанты спохватятся и озвереют. Начнутся волнения и теракты… зачем мне подвергать тебя такой опасности?

— Здесь могила Патрика.

— Неужели ты думаешь, я оставлю его здесь? Мы перевезем его на Землю и похороним, как надо.

— Зачем?! — обернулась она к нему в отчаянии, — зачем, зачем, зачем?! Зачем все эти ужасы, если можно просто обезвредить кучку экстремистов и убить одного маньяка?

— Затем, — сказал Торвал зло, — что за все надо платить свою цену. Мой сын убит, и я этого так не оставлю.

* * *

Азол Кера сидел на троне и с отвращением смотрел как по-хозяйски расхаживает Ри Скар младший по приемному залу. Кролик был доволен, к тому же обожрался где-то до «белой сирени». От этого его красные глазки чуть не вылезли из орбит.

— Грэф тобой доволен, Кера, — заявил он, — охрану ты приструнил лихо.

— Интересно, куда им было деваться? — усмехнулся Азол.

— Теперь осталось самое главное — так поговорить с полпредом, чтоб он убрался с Пьеллы как можно скорее.

— За это тоже можешь не волноваться.

Кролик, как обычно, закурил и развалился на диване возле трона. Вел он себя нагло, как будто не Азол стал Верховным Правителем, а он сам.

— Мы хорошо помогли тебе, не так ли? — ухмыльнулся он.

— Разумеется, — хмуро сказал Кера, — я в долгу не останусь.

— Я согласен на должность Советника.

— Само собой. А на что согласен Грэф?

— Грэф? — Скар пожал костлявым плечом, — вот уж не знаю!

— Что ему нужно? — спросил Азол прищурившись, — он ведь даже не аппир.

— Откуда я знаю, что нужно этим васкам? Во всяком случае, доноры ему не требуются, он сам скачет не хуже тебя.

— Кто? Этот дистрофик?!

— Хо-хо, дистрофик! Мы пытались к нему присосаться. У него такая мощная защита, что не подберешься.

— Какого черта вы вообще с ним связались? — недовольно спросил Азол, — какие-то васки расчищают от людей планету. Для кого? Уж не для себя ли?

— Что ты паникуешь? — усмехнулся Скар, выпуская изо рта колечко дыма, — если они сильны, они выперли бы людей с Пьеллы и без нашей помощи. А если слабы — чего нам их бояться?

— Передай ему, — решительно заявил Азол, — что я должен с ним встретиться сегодня до восьми часов. В восемь у меня будет Моут.

— Разумеется, — кивнул Кролик, — Грэф должен тебя инструктировать.

Кера покоробило от такой фразы.

— Я не стажер, чтобы меня инструктировать, — сказал он хмуро, — пусть принесет списки особо отличившихся. Мы с ним согласуем, кто и чего из них достоин.

— Вот это мне нравится, — ухмыльнулся Скар, — ты мудрый правитель, Кера. Нельзя забывать своих сторонников.

— Все получат по заслугам, — взглянул на него Азол, — а теперь выкладывай, что это за операция «Ясли»?

— «Ясли» — это наш тебе подарок.

— Я должен знать, что вы задумали.

— Но ты не выполнил наше условие.

— Какое?

— Ты так и не убил Рицию.

Азол чувствовал к этому уроду такую слепую ненависть, что едва сдерживался, чтобы не вплавить его в диван.

— Я бы убил ее, если б вы меня не опередили, — сказал он зло, — и какая теперь разница, если она все равно мертва?

— Это Грэф так думает, — нагло взглянул на него Кролик.

— Какого черта? — нахмурился Азол, — Риция жива?

— Что? — мерзко засмеялся Скар, — твой трон закачался? Не волнуйся, правитель, она тебе опасна не больше, чем бревно. Мы славно от нее подпитываемся.

— Идиоты! — рявкнул Кера, — чтобы скрыть волнение, он изобразил такой гнев, что сам удивился, — вы соображаете, что вы делаете?!

— Тебе хорошо говорить! — возмущенно посмотрел на него Кролик, — у тебя полно энергии! Влез бы в нашу шкуру, посмотрел бы!

— Да я просто спущу с тебя шкуру! — рявкнул Азол вставая, — кто вам позволил так рисковать?!

— Э-эй! Ты что! Пусти!

Повиснув над полом и отчаянно болтая ногами, Кролик утратил большую часть своей спеси.

— То-то я смотрю, тебя распирает от «белой сирени», Советник! — грозно сказал Азол, — сейчас же говори, где Риция? Ее надо убить немедленно!

Осознав свою ошибку, Скар признался, что чуть живая принцесса лежит на складе под столом. Но ничего страшного в этом нет, потому что с ней и Юндр, и Тронх, и даже Кендра. Вряд ли девчонка сможет пошевелить даже пальцем. И нечего так разоряться по этому поводу.

— Идиоты! — еще раз рявкнул Азол и швырнул Скара как дохлую крысу на середину зала, вложив в этот бросок всю свою ненависть и брезгливость.

Тот отполз еще дальше.

— Ну, ты крут, хозяин, — пробормотал он из дальнего угла.

— А ты не знал? — усмехнулся Кера.

— Смотри, — утерся новоиспеченный Советник, — не руби сук, на котором сидишь!

После его ухода стало как-то легче дышать. Азол подошел к окну. Лапы огромных бурых елей провисали от мокрого снега. Серое небо наливалось вечерним свинцом. Он представил, каково сейчас Риции, и содрогнулся. Совсем недавно, оживляя Миранду, он испытал, что такое — полное отсутствие энергии, какая это боль, тоска и муть. У него даже поседело полголовы от такой радости… Но спасти ее сейчас — значило обречь на гибель сотни детей, так и не узнав, что же такое эти «Ясли».

Азол разрывался. Он стискивал кулаки от такого раздвоения и никак не мог найти правильное решение. А время шло…

Он смотрел на мокрый снег и убегающие к ледяному заливу широкие ступени. Как все-таки было здорово, когда все были живы и поднимались по этим ступеням на заседание Директории или на торжественный прием. Адела, как и все женщины, не слишком-то его жаловала, он тоже звал ее мартышкой, но все это были такие мелочи! Би Эр в своем неизменном сюртуке любил сидеть вон на той скамейке в тени трех сосен. Маленькая Риция прыгала на одной ножке по четким квадратам плит…

Неожиданно он почувствовал такую тошноту и слабость, словно оказался сам на ее месте. У него стремительно убывала энергия. Вздрогнув и инстинктивно закрывшись в белом шаре, Азол обернулся. На него смотрела бледная как смерть женщина с белыми волосами до пояса. Черное облако, как гигантский краб, висело над ней, шевеля голодными клешнями.

— Эния! — поразился он.

— Негодяй! Убийца! — прошипела она, врезаясь своими черными клешнями в его белый шар, — ты думал, я не доберусь до тебя!

— Как ты выбралась?!

— Не твое дело, свинья! Ты думаешь, это твой дворец? Это твой трон?! Это твоя планета?! Ты убил мою дочь и смеешь являться сюда, ко мне?!

Ее присоски работали так мощно, что Азол еле удерживал свое поле на должном уровне. Два дня без подпитки родственников превратили ее в гигантскую черную воронку. Конечно, она была слабее, но обезумевшая женщина этого не понимала.

— Ты умрешь, Кера! — зловеще заявила она, — я высосу твою поганую энергию, я превращу тебя в вонючую кучу биоплазмы!

Он повидал немало уродов на своем веку, но ничего более жуткого, чем эта бледная разъяренная женщина в черном крабовидном облаке, ему видеть не приходилось.

— Подожди! — крикнул он, с трудом отгораживаясь от ее присосок, — стой, Эния! Давай поговорим!

— Мне не о чем с тобой разговаривать, косматый боров! Ты убил мою дочь! Мою прекрасную девочку! Мою ненаглядную Рицию! О! Ты заплатишь за это, клянусь памятью отца моего, великого Синора Тостры!

Сама судьба посылала ему Энию. Азол понял, что должен сделать из нее союзницу, иного выхода просто нет.

— Твоя дочь жива, — сказал он.

— Ты лжешь, мерзавец! — прошипела дочь Тостры, — ты боишься меня! У тебя трясутся поджилки!

— Эния, — выразительно посмотрел он на нее, — твою дочь похитили Пастухи. Она на складе фабрики детских игрушек. Я бы сам ее вытащил, но боюсь поломать всю игру.

— Если ты врешь, — зловеще сказала Эния, — я все равно вернусь! И тогда, клянусь отцом, ты пожалеешь, что родился на этот свет!

Резко отвернувшись, она пошла к выходу. Вслед за ней тянулось, как мантия, и ее черное голодное облако. Азол видел, как торопливо, прямо босиком, она спустилась по ступеням на стоянку модулей, ее розовый халат ярким пятном выделялся на фоне уныло-серого снега.

— Вот ее-то эти уроды и не учли, — с откровенным злорадством подумал он.

* * *

Риция хотела одного — умереть поскорее. Но ей не давали. Она потеряла счет времени: в каморке не было окон, сплошной полумрак и дым сигарет. Ей было жаль себя, и отца, и Флоренсию, жаль несостоявшейся любви, жаль непрожитой жизни, вообще всего, но лучше было умереть, чем терпеть такую пустоту и муть. Боли она уже не чувствовала, ни рук, ни ног как будто не было, ее заполняло просто глубинное ко всему отвращение.

Иногда она открывала глаза, видела тусклый желтый свет и сапоги под столом, слышала голоса над собой, потом снова погружалась в липкое черное болото. Ей казалось, этому не будет конца.

Потом в каморку ворвался Скар младший.

— Все! — рявкнул он, — тащите ее в форму, пора заливать.

— Ты что, спятил? — возмущенным басом спросил Дасс Кендра.

— Кера в ярости, велел убить ее немедленно.

— Как он узнал?!

— Не все ли равно, как?! — визгнул Кролик, — нам ни к чему его дразнить!

— Не ты ли ему проболтался, придурок? — спросил Юндр.

— Он бы все равно узнал! А еще хуже, если б узнал Грэф. Тащите ее в цех, хватит обжираться!

Риция зажмурилась. В этот момент она поняла, что умирать все-таки не хочется. Тем более такой мерзкой смертью.

— Мы можем хорошо влипнуть, — сказал Тулус Тронх, всеми четырьмя руками вытаскивая ее из-под стола, — с одной стороны — Грэф, с другой — Кера. И неизвестно, кто кого завалит. А мы как между молотом и наковальней.

— Ну, мы тоже кое-что можем! — пискнул Кролик.

— Что ты можешь? — презрительно пробасил Кендра, — твой отец еще что-то может. А ты так, сосунок.

— Заткнись, образина!

Риция с надеждой ждала, что они перессорятся, передерутся и забудут про нее, но они скоро угомонились.

— Кера сильнее, — рассуждал Тронх, — надо служить ему.

— Еще неизвестно, — возразил Юндр, — ты же не знаешь, кто такой Грэф.

— А ты знаешь?

— Он умнее всех нас, вместе взятых. И скачет по звездам не хуже наших Прыгунов. К тому же за ним стоят васки, а за Кера уже никто не стоит.

— Как бы эти васки не оказались хуже людей, — осторожно заметил Тронх.

— Хуже людей ничего быть не может, — резонно возразил Кролик.

— О! Смотрите! — воскликнул Юндр, — она опять краснеет. Может, качнем напоследок?

Риция содрогнулась. Она открыла глаза, чтобы в последний раз посмотреть на своих мучителей. В это время распахнулась дверь.

— Что это вы здесь делаете, упыри поганые? — спросил полный ненависти знакомый голос.

Ослепнув от яркого света в проеме двери, Риция не сразу поняла, кто вошел. Потом с изумлением догадалась, что это ее мать.

— Это что еще за явление? — пробасил Кендра.

— Вы кто?! — визгнул Кролик.

— Выросли, сосуночки, — ухмыльнулась Эния, — научились пакостить у своих папаш. Ну, так я вам покажу, как это делал мой отец.

— Что тебе надо, ведьма? — недовольно спросил Юндр, — тут и без тебя тесно!

— Заткнись, бегемот толстокожий! Я вам покажу, как трогать мою дочь, внучку великого Синора Тостры! Да как вы только посмели, выродки вонючие!

За спиной у Энии было похожее на краба черное облако. Своими мощными клешнями оно потянулось сразу ко всем четырем уродам. Не долго думая, они тоже выбросили вперед свои присоски. Такого Риция еще не видела никогда. Это была борьба не энергий, не плюсов, как все привыкли, а минусов, борьба бездонных черных ям, чья глубже, чей насос быстрее качает из другого.

Пастухи были сыты. Эния голодна. Риция знала, каким чудовищным может быть ее голод. Даже бездонный Леций не выдерживал. Ее черный краб был самым огромным. Как щенят, обхватила она Пастухов своими присосками, они какое-то время дергались, потом вообще перестали сопротивляться. На лицах у них был панический ужас.

Все закончилось довольно быстро. Вампиры не умели отдавать энергию, даже не знали, что это такое. Они выли и ревели от боли, катаясь по полу, Скар попискивал… конец их был страшен, но жалости они не вызывали.

— Привет от моего папочки! — демонически рассмеялась Эния, пиная босыми ногами их безжизненные тела, она светилась «белой сиренью», — кажется всё, сдохли!

Риция смотрела на нее изумленно.

— Не бойся, — сказала ей мать, опускаясь рядом на колени, — я к тебе никого не подпущу. Ты, слава богу, не сирота.

— Спа-си-бо, Эния, — пролепетала она чуть слышно.

— Держись, детка. Возьми у меня энергии столько, сколько тебе нужно. Наконец-то я могу тебе что-то отдать, а не наоборот!

— Спасибо. Мне много не надо. Только, чтобы выйти отсюда.

Они выбрались на заснеженный дворик. Риция валилась с ног от слабости и просто рухнула на заднее сиденье модуля. Ей все еще не верилось, что она спасена. И спасение пришло с самой неожиданной стороны. От женщины, которая всего полгода назад смертельно ненавидела ее, обвиняя во всех своих несчастьях. Риция терпела это и безропотно, соблюдая очередность, подпитывала это чудовище своей энергией. Делала она это не из жалости, а только ради отца, но постепенно привыкла к Энии. Даже научилась с ней разговаривать. Теперь это спасло ей жизнь.

К телу медленно возвращалось тепло, а вместе с ним и обычная физическая боль: от затекших рук, от онемевших ног, от удара по затылку…

— Ты смогла бы убить Кера? — спросила она уже в воздухе.

— Зачем? — удивленно обернулась к ней мать.

— Как зачем? — в свою очередь удивилась Риция, — иначе он убьет меня.

— Рики, это он послал меня на склад.

— Он?!.. может, он думал, что ты слабее Пастухов?

— Вряд ли. По-моему, он просто не хотел твоей смерти. Он и тогда тебя не убил, просто изнасиловал. А мог бы.

— Да, странно… — задумчиво проговорила Риция.

— Ничего странного. Ты ему нравишься. Посмотри, какая ты красавица!

— Нет-нет, Эния, тут что-то не то. Он жесток и расчетлив. И ничего не делает просто так. И я никак не могу понять, почему он не убил меня еще тогда? Почему? Никто ему уже не мешал, время у него было. И… противно говорить… даже изнасиловал он меня без особого удовольствия, как будто просто хотел унизить. Как это все мерзко, Эн, если б ты знала! Постой, а куда мы летим?

— Во дворец.

— Ты с ума сошла?! К этому маньяку прямо в лапы? Дай хоть опомниться!

— Куда же лететь?

— Вези меня к маме.

Эния возмущенно обернулась.

— К кому?

— К Флоренсии, — поправилась Риция.

Горячая ванна, таблетки, примочки и ужин сделали свое дело. Через два часа Риция почувствовала себя вполне сносно. Она надела свой старый черный комбинезон, затянула ремень, причесала волосы. Флоренсия смотрела на нее счастливыми, но тревожными глазами.

— Куда ты собралась?

— Во дворец.

— Неужели тебе мало? — покачала головой Фло.

— Я не могу прятаться, мама. Я Верховная Правительница. Я, а не этот самозванец.

— Ты как будто ищешь своей смерти!

— Что ж, если надо, придется и умереть.

— Не делай глупостей, Рики. Дождись отца.

— Дождись?! А если они никогда не вернутся?

Флоренсия скорбно сжала губы и отвернулась.

— Прости, — Риция уткнулась носом ей в плечо, — конечно, они вернутся. Но я должна рассчитывать только на себя. Иначе, что я за Правитель?

 

2

Риция телепортировала в свои покои. Оттуда она тихонько пошла по коридорам, заглядывая во все залы. Ей хотелось застать Кера врасплох. Она нашла его в зале заседаний, самозванец сидел в кресле Леция за черным полированным столом, а слева от него в кресле Би Эра расположился тот тип в зеленой рубашке, что заходил в каморку и велел залить ее энопластиком. Разговор у них был серьезный.

Она задумалась. Зал был весь открыт, в нем не было ни стенных шкафов, ни ниш, ни мебели, чтобы там можно было спрятаться. Стоять за дверью тоже было неудобно, к тому же оттуда ничего не было слышно. Оставалось только окно. Кера сидел к нему спиной, а Грэф боком.

Точно рассчитав прыжок, Риция телепортировала на широкий подоконник. Занавески были белые и полупрозрачные, но к счастью уже стемнело, и освещение шло из комнаты, а не от окна. Она осторожно села, поджав колени и положив на них подбородок. Разве могла она подумать, что когда-нибудь ей придется прятаться как шпионке в своем собственном дворце! В этом зале, где она уже полгода заседала, как равноправный член Директории!

Кера шуршал какой-то бумагой.

— Твои ребята много хотят, — усмехнулся он, — но кое-кому и в самом деле что-то перепадет. Я не жадный.

— Не увлекайся раздачей слонов, — посоветовал ему Грэф, — иначе эти уроды просто сядут тебе на шею.

— Уверяю тебя, на мою шею сесть трудно. Это что за группа претендует на табачную фабрику?

— «Кентавры». Взрыв на бетонном заводе, газета «Глас аппира».

— Ясно. Молодцы. Но обойдутся без фабрики. Это ж золотое дно, если торговать с лисвисами. А это что за Бобиус?

— Бобиус? Это наш конструктор. Ему ничего не нужно, но хочет жениться на Лае Зостра, певичке.

— Я певиц не раздаю.

— Кера, без него не было бы ни одного взрыва. Цыкни на эту Лаю, пойдет за него как миленькая.

— Цыкнуть можно.

«Мерзавец!» — с отвращением подумала Риция.

— Ладно, хватит о плебеях, — устало сказал Кера, — меня интересует, что хочешь ты, Грэф.

— Я твой покорный слуга, — сладким голосом проговорил этот негодяй, — и мне ничего не надо, кроме…

— Кроме чего?

— Кроме старого города в долине Лучников.

— Тебе нужны наши раскопки? — спросил Кера, в голосе его послышалось неподдельное изумление.

— Люблю старину, — усмехнулся Грэф, — давай сразу договоримся: я буду там копаться, и никто не будет мне мешать.

— А ты знаешь, что там Призрак?

Риция затаила дыхание.

— Там уже нет никакого Призрака, — уверенно заявил Грэф, — Магуста давно сожрала его, а теперь переваривает ваших Прыгунов.

— Откуда такая информация? — недоверчиво спросил Азол.

— Я заглянул позавчера на Тритай. Магуста прихлопнула их прямо в гостинице всех скопом. Довольно эффектное зрелище!

Риция невольно вскрикнула. После пережитого она уже не могла владеть собой, как следует. Это ее и подвело. Через секунду Кера отдернул занавеску. Она визгнула как обыкновенная напуганная девчонка, а потом осознала себя уже на полу, он сжимал ей плечи и давил коленом на грудь.

— Черт побери, она жива! — вскочил с места Грэф, — как это понимать?!

— Это я тебя должен спросить, как это понимать! — рявкнул Азол.

— Ты должен был убить ее!

— Это твои ублюдки уверяли, что она мертва!

— Ладно… придуши ее, пока не поздно!

Риция напрягла все свое поле, но Кера просто расплющил его. Она еще не успела как следует восстановиться, сил не хватало. Она вырывалась, как могла, кусалась, царапалась, брыкалась… Вместе они откатились к двери. С ужасом Риция поняла, что все повторяется, как там, в барахолке, только на этот раз злодей был без маски.

Он грузно навалился на нее своим могучим телом, выламывая ей руки, дыхнул ей в лицо… и тут она просто окаменела от изумления. Она поняла: не тот. Не тот! Тот был легче, жестче, пах по-другому и вообще все делал не так.

— Дрянь! — рявкнул Азол, — драная кошка…

Она смотрела на него изумленными глазами и уже не шевелилась.

— Ну что, — тихо шепнул он ей на ухо, — не похож? Если ты не притворишься, мне и правда придется тебя придушить. Уж извини.

Риция была в таком шоке, что ей и притворяться не пришлось. Кера схватил ее за горло, потряс как тряпичную куклу и довольно немилосердно швырнул в угол. Она упала неудобно, но пошевелиться не решилась.

— Так-то оно лучше, — сказал он, потирая руки, — ни на кого нельзя положиться!

— Обижаешь, Правитель, — возразил ему Грэф, — Скар и Юндр старались. Видимо, эта тварь сбежала от них.

— Они могли бы и предупредить. Сам знаешь, мне конкуренты не нужны.

— За это они, конечно, ответят.

По звуку Риция поняла, что Азол снова сел в кресло.

— Я жду, — сказал он.

— Чего? — насмешливо отозвался Грэф.

— Что это за операция — «Ясли»?

Риция хотела подумать о том, что случилось, но поняла, что может пропустить что-то очень важное.

— Все гениально просто, — усмехаясь, заявил этот негодяй в зеленой рубашке, — зачем нам мелочиться, взрывать какие-то заводы и полпредства? Люди больше всего дрожат за своих детей. Если мы отправим на тот свет сотню-другую, это пойдет им на пользу, не так ли?

— Что ж, заманчиво, — одобрительно сказал Кера, — но как ты соберешь в одном месте сотню земных детей да еще отделишь их от аппирских?

Риция почти не дышала, свернувшись в углу. Ее все больше заполнял ужас. Злу, казалось, не будет просвета. Магуста пожрала Прыгунов, на Пьелле переворот, какие-то мерзавцы собирались уничтожить сотни детей. И если не Кера их союзник, то кто?!

— Нам и не надо никого собирать, — ухмыльнулся Грэф, — вспомни, чем человеческие дети отличаются от аппирских.

— Чем? — хмуро спросил Азол.

— Аппирские дети не играют в игрушки. Они слишком серьезны для этого.

— Постой-постой… ты ведь не можешь знать, какую игрушку и когда возьмет ребенок.

— В том-то и дело, что могу! Для этого и существует передача «Построй свой город». Завтра в шестнадцать ноль-ноль детишки будут строить марсианский город под куполом. К нему полагаются вездеходы, станции космической связи, цистерны с горючим и энергогенераторы. Вряд ли ты это знаешь, Кера, у тебя не было детского конструктора «Архитектор». Так вот, все игрушечные энергогенераторы заминированы. Детонатор у меня. Как только ведущий водрузит купол, многие горе-архитекторы взлетят на воздух.

Жуткий смех сотряс зал заседаний.

— Ну, как? — поинтересовался потом этот мерзавец, — гениально придумано? Не хуже твоей выходки с лингвисткой?

— Я бы много дал, чтобы самому распылить это земное отродье, — сказал Кера.

— О, нет! Позволь уж мне самому получить это удовольствие!

— Грэф…

— Нет-нет. Я слишком долго к этому готовился. И потом… мало ли что?

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего… — Грэф поднялся, — мне пора, Правитель. Не забудь, у тебя скоро встреча с Моутом. Уверен, ты получишь массу удовольствия, ведь это, кажется, муж твоей лингвистки. Желаю удачи!

Снова раздался его отвратительный смех, но потом вдруг резко оборвался. В повисшей тишине Риция наконец осмелилась открыть глаза. В зале сидел один Азол. Грэф, судя по всему, телепортировал.

Она встала, подошла к Кера, совершенно не понимая, что происходит. Тот посмотрел на нее усталыми голубыми глазами.

— Теперь мы знаем, что они задумали, — сказал он спокойно, — и у меня есть списки всех организаций. Это немало. Правда, у нас пока нет детонатора, но ведь еще почти сутки впереди.

Видимо, Риция смотрела на него с таким потрясенным видом, что он не выдержал. Встал и прижал ее к себе. Она не знала, что ему сказать, просто повисла на его могучей шее и расплакалась.

— Я девчонка, — всхлипывала она потом, — никакая я не Правительница, а просто сопливая девчонка. Ничего у меня не получается!

— А кто же ты? — улыбнулся Азол, — конечно, ты девчонка. Юная девушка, хрупкая, наивная, ранимая… Леций взвалил на тебя непосильную ношу. Я ему все скажу, когда он вернется.

— Ты думаешь, он вернется? — посмотрела она на него с надеждой.

— Конечно.

— Но твой приятель говорил совсем другое!

— Он блефует.

— Хотелось бы верить.

Они сели за стол. Риция только сейчас заметила, как он постарел за последнее время.

— Азол, — сказал она виновато.

— Что, детка?

— Извини, я все о том же… Если не ты, то кто же?

Вопрос его нисколько не смутил.

— Нрис, конечно, — пожал он плечом.

— Нрис?! — изумилась Риция, вот уж на ком не было никогда ни тени подозрения, так это на Руэрто, — он же не мог быть одновременно в двух местах!

— Мог, — жестко сказал Кера, — для этого достаточно иметь двойника-андроида. А мотивов у него хоть отбавляй.

— Двойника?

— Да. И наша с тобой задача его найти.

— Не могу поверить, — покачала головой Риция, — Нрис такой веселый и славный!

Азол усмехнулся.

— Моя кандидатура устраивала тебя больше?

— Прости, — вспыхнула она, — прости нас всех. Но если бы ты сам не был таким упрямым…

— Ладно, проехали, — отмахнулся он, — так вот, пойми: совсем необязательно, чтобы убийца был хмурым и грубым. Это слишком примитивная схема, не находишь? Скорее, как раз наоборот: он должен быть мил и весел. И никому даже в голову не придет, что он может кого-то убить.

— Ты прав, ты прав, ты прав… — нервно заговорила она, — но одного я все равно не понимаю.

— Чего?

— Почему он не убил меня тогда, в барахолке?

— Когда-нибудь мы это узнаем. Меня сейчас больше интересует, как ты спаслась.

— Это Эния. Она убила их всех.

— Всех?! — удивился Азол, — всех четверых?

— Да.

— Хоть одна приятная новость! — обрадовался он.

Потом взглянул на часы.

— Вот что, детка. Говорить нам некогда. У меня скоро встреча. И не самая приятная. Мне надо переодеться и морально подготовиться. Я уже наслышан об этом Моуте.

— А мне что делать? — спросила Риция.

— Будем играть до конца. Тебя считают мертвой, поэтому исчезни на время. Лучше всего отправляйся в особняк Нриса, пока его нет, и обыщи все подвалы. Не сомневаюсь, что кое-что интересное ты там найдешь.

* * *

Новый полпред прибыл во дворец в сопровождении многочисленной охраны. Азол был один, он в охране не нуждался, в советчиках тоже. Слуги Леция не признавали его, а своих он выгнал.

Моут остановился посреди приемного зала на выложенном концентрическими солнечными кругами полу. Он стоял посреди этого солнца, надменный, самоуверенный, немолодой, но подчеркнуто спортивный в своем облегающем черно-белом костюме.

Азол поднялся с трона и прошел к нему положенные по этикету десять шагов. Они стояли довольно далеко друг от друга, но и с такого расстояния было видно, что холодный взгляд полпреда ясно выражает даже не презрение, а безмерную брезгливость и недоумение: как такой мерзкий паук еще ползает по земле?

В шкуре убийцы было гнусно, но сбросить ее Азол никак не мог.

— Приветствую вас на нашей планете, — сдержанно сказал он, — надеюсь, мы найдем общий язык.

— Господин Кера, — без всяких приветствий ответил Моут, — мне известно, каким путем вы пришли к власти. На людей она, к счастью не распространяется. Я ставлю вас в известность, что земляне начинают полную эвакуацию с вашей планеты. Думаю, тут ваши и наши интересы полностью совпадают, и вы не будете чинить препятствий.

Такого резкого оборота Азол не ожидал. Невозможно было поверить, что люди вот так сразу сдались, перепугались и бросили свою колонию, в которую вложили столько сил и надежд.

— К чему такие резкие меры? — сказал он, — речь шла только о разделении властей и автономии культур. Неужели земные политики столь недальновидны, что хотят полностью отказаться от Пьеллы?

— Вы получите то, что хотели, господин Кера, — холодно проговорил Торвал, — полную самостоятельность. У вас есть еще какие-то пожелания?

Азол понял, что разговора не получится. Этот надменный землянин не желал ничего слушать и не хотел ничего знать. Для него картина была предельно ясна.

— У меня только одно пожелание, — сказал он ему, — не принимайте скоропалительных решений.

— Прощайте, господин Кера. Я все сказал, — все так же надменно заявил Торвал, развернулся спиной и уверенно пошел к дверям.

Стоявшая за ним полумесяцем охрана тоже потянулась к выходу. После его ухода осталась какая-то пустота. Как будто песок ушел сквозь пальцы. От бессилия Азол рявкнул на весь зал и зажмурился, освобождаясь от выброса синей энергии. Ну почему в такой критический момент мудрого Гая Гектора надо было заменить на упертого, надменного и к тому же обозленного Торвала Моута?

Времени оставалось не так уж много. Азол пометался по залу в поисках решения, потом скинул свой торжественный халат и телепортировал прямо к Гектору домой.

Бывший полпред мирно ужинал в кругу своей семьи. Кера решительно вошел в столовую, чем вызвал полный шок у всех присутствующих.

— Ты не ошибся? — спросил Гектор, — кажется, у тебя встреча с Торвалом, а не со мной.

— Мне нужен ты, — ответил Кера, — пойдем поговорим.

Повисла напряженная пауза. Взрослые дочери и внуки смотрели на Прыгуна с плохо скрываемым ужасом, только маленький Эшли беззаботно месил пюре в тарелке. Отложив вилку с ножом, Гектор наконец встал. Он был сед, с большими залысинами, полноват, мягкая домашняя куртка довершала облик добропорядочного и безобидного дедушки.

— Что ж, пройдем в мой кабинет, — смиренно сказал он.

В кабинете они закурили, Гектор расположился в кресле, а Кера сидеть не мог, он слишком нервничал.

— Гай, как случилось, что вместо тебя назначили этого придурка? — недовольно спросил он.

— Видимо, я слишком с вами нянчился, — усмехнулся бывший полпред, — и выбирай выражения: Моут — весьма важная фигура в Совете по Контактам. Можешь считать, он сам себя назначил.

— Чтобы обречь аппиров на вымирание?

— Не надо было убивать его сына.

— Я не убивал его сына!

Они посмотрели друг на друга.

— Знаю, — вздохнул Гектор.

— Знаешь?! — поразился Кера.

— Представь себе, хотя мне и непонятно, что ты затеял.

— Откуда ты знаешь?

— Видишь ли, ко мне заходил Ольгерд перед отлетом… то есть, как это у вас там называется…

— Прыжком.

— Вот именно. Он сказал, чтобы в случае чего я обращался за помощью именно к тебе.

— Странно…

— Объясни мне, в конце концов, — раздраженно сказал Гектор, — что ты вытворяешь? Зачем эта комедия, если Прыгуны вот-вот вернутся?

— Вот зачем, — Азол протянул ему списки организаций, — всех надо арестовать. Немедленно. Держи. Может, это немного смягчит вашего Торвала?

— Вряд ли его что-то может смягчить.

— Травли землян больше не будет, обещаю.

— Торвал не меняет своих решений.

— Даже когда речь идет о судьбе всех аппиров?

— Боюсь, ты немного опоздал, Азол.

— А тебе, значит, плевать?!

— Я старый больной человек на пенсии. Чего ты от меня хочешь?

Кера раздраженно посмотрел на него: куртка, тапочки, сложенные на животе руки…

— Пошел ты к черту! — бросил он и в синем луче исчез.

Рассчитывать на людей было глупо. Да и что они могли сделать? Увезти всех детей с планеты до шестнадцати ноль-ноль? Или собрать все игрушки и вывезти на какой-нибудь полигон? Глупо и нереально… Нервно расхаживая по залу, Кера понимал, что ему нужен детонатор. Паршивый детонатор, который находится где-то у Грэфа. А еще лучше было просто убить этого подонка.

Грэф был неуловим. Странное существо. Какой-то васк. Прыгун, но не аппир, при этом большая сволочь, которая интересуется раскопками старого города. Уж не там ли его стоит поискать?

Азол вдруг понял, что смертельно устал за последние дни. Он сел на трон и закрыл глаза. Его синяя энергия никак не могла разогреться до «белого солнца». Если Грэф — Прыгун, то меньше, чем в «белом солнце» с ним не стоит и разговаривать. А лучше всего быть в «голубой плазме». Но в таком усталом и нервном состоянии это было невозможно.

Он постарался отвлечься: остров, океан, Миранда… это уже казалось сном. Яркие картины тропической любви быстро гасли, не до того было… Прежде всего, надо было навестить этого конструктора Бобиуса и узнать, что представляет из себя взрывное устройство.

* * *

Миранда удивленно открыла дверь. На пороге стоял Торвал.

— Метель, — коротко сказал он, стряхивая с плеч снежинки.

Она молча попятилась. Он прошел в гостиную.

— Завари мне чай, только без сахара.

Возразить было нечего. Вид у него был усталый и несколько продрогший. Миранда принесла ему чай на подносе, варенье и пару кренделей.

— Местный? — неприязненно спросил Торвал.

— Да, аппирский.

— Садись, что ты стоишь как на карауле?

Действительно стоять было глупо. Она села на диван.

— Как прошла встреча, Тор?

— Быстро. О чем мне говорить с этим мерзавцем?

— Но ведь о чем-то вы говорили?

— Я сообщил ему свое решение и все.

— Свое? Ты говорил, это решение Совета по Контактам.

— Не цепляйся к словам, — поморщился Торвал, — я устал. Думаешь, мне легко было смотреть на эту гнусную морду? Это просто какой-то людоед без зачатков интеллекта. Могу себе представить, как он будет править!

Миранда не смогла удержаться.

— Он совсем не глуп, — сказала она, — он образован, и у него тонкий вкус.

Бывший муж посмотрел на нее с недоумением.

— Ты как будто его защищаешь?

Она вспыхнула.

— Вовсе нет. Просто он не людоед.

— Конечно. Он всего лишь узурпатор, насильник и убийца. В нашей истории тоже встречалось немало таких типов: для них власть это все, а человеческая жизнь — ничто.

Миранда принесла себе чашку. Ей надо было отвлечься на какое-то действие, и она стала пить чай с вареньем.

— Поверь, — хмуро сказал ей Торвал, — я с огромным удовольствием убил бы этого монстра, но мое положение не позволяет мне сводить личные счеты. Тем не менее, я здесь. И я обещаю тебе, Ми, что и Кера, и вся свора его приспешников еще пожалеют обо всем. Они останутся сами с собой и пожрут друг друга, как пауки в банке.

Он через стол потянулся рукой к ее руке, сжал ее.

— Дорогая, не хочу, чтобы ты оставалась здесь одна. Это опасно. Все знают, что ты моя жена. Не хватало только, чтобы ты попала в заложницы.

— Ну, так объясни всем, — посмотрела на него Миранда, — что я вовсе не жена тебе.

— Но ведь это не так.

— Торвал!

Он стиснул ее руку крепче.

— Я думал, наше горе сблизило нас.

— Да. Но не настолько. У меня давно своя жизнь.

— Какая? Кладбище — переводы, переводы — кладбище? Три комнаты и кухня в восемь метров? И все это на чужой, враждебной планете?

Миранда встала. По-другому она не смогла бы вырвать свою руку. Но Торвал тоже поднялся и взял ее за плечи.

— Я прилетел поддержать тебя и помочь тебе. Неужели ты этого еще не поняла? Я заберу тебя из этой дыры…

— Это не дыра! Это дом Патрика.

— Его дом был на Земле. Наш общий дом. А это — не больше, чем рабочее общежитие.

— Я никуда отсюда не уйду.

— Я тебя не понимаю, Ми. Что за глупое упрямство? Успокойся, допей свой чай и собирай вещи.

— Я же сказала…

Торвал начинал выходить из себя. В такие минуты голос его становился тише и глуше, узкое лицо вытягивалось еще больше.

— Ты ведешь себя как наивная девчонка, — сказал он раздраженно, — но если тебе так хочется попасть в заложницы, то я не могу позволить, чтобы у этих уродов был рычаг давления на меня. Понимаешь ты это или нет?

— Я не понимаю, какое я имею к тебе отношение! — вспыхнула она.

— Какое?! — возмущенно уставился он, — может, мы не женаты? Может, я не помогал тебе всю жизнь? Или у нас не было сына?

— Все в прошлом, все! Даже сын!

Торвал какое-то время все так же возмущенно смотрел на нее.

— Не кричи, — сказал он наконец, — ведешь себя как истеричка. К чему это? В любом случае я не позволю тебе тут остаться.

Миранда просто приходила в отчаяние от тупиковой нелепости ситуации.

— Я свободная женщина, Тор. Когда ты это поймешь?

— Свободной ты будешь на Земле. И то в определенной степени. А здесь совсем другие законы.

Торвал был по-своему прав, он ведь ничего не знал. И, конечно, хотел как лучше, забирая ее отсюда. Раздражало не это, а его полное нежелание считаться с ее мнением. Он был уверен, что душа ее просит мести. А она просила покоя и любви.

Миранда стояла, опустив руки. Возражать уже не было сил.

— Надеюсь, ты все поняла? — спросил он вполне миролюбиво, даже ласково, — собирайся. Через час я пришлю за тобой охрану.

— Через час?!

— Ты много не бери, у тебя будет все новое.

Она не стала спорить уже потому, чтобы он поскорее ушел. Торвал, видя такое смирение, наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Знаешь, ты стала как-то особенно красива. И задумчивость тебе к лицу.

Когда он ушел, Миранда тупо убрала со стола, помыла чашки, вытерла крошки со скатерти. Все в ее доме снова стало по-прежнему, но только на час. Время убегало. Азол не появлялся. Она уже три дня его не видела и не знала, что происходит. Одно было ясно: с Торвалом они не поладили. И не хватало еще, чтобы между ними встала женщина!

Выбора не было. Бессмысленно побродив по квартире, Миранда положила в сумку ночную рубашку, халат, тапочки, распечатки, любимую мягкую собачку и портрет Патрика.

* * *

В доме Руэрто и Сии было много слуг. Точнее служанок. Он любил женщин, а она недолюбливала мужчин. В этом мать и сын были солидарны. Риция была предельно осторожной, но служанки все время сновали по комнатам туда-сюда, убирая пыль, натирая полы, меняя цветы в напольных вазах, до блеска вымывая окна. Хозяев уже неделю не было, но их как будто ждали с минуты на минуту. Что ж, Сия умела держать прислугу в тонусе.

Особняк был не слишком большой и напоминал старую дворянскую усадьбу из земных фильмов. В снегу он выглядел довольно уныло, не то что летом, но внутри все блестело и благоухало по-прежнему. Сладкая истома охватывала в этом доме прямо с порога.

На этот раз никакой истомы не было. Было смешанное чувство страха, недоумения и ненависти.

Риция дождалась темноты. В десять вечера все добропорядочные служанки легли, только наверху, в углу на третьем этаже горело окошко дежурного. Теперь можно было спокойно ходить по дому.

В детстве она бывала тут часто, потом реже. Дом ей нравился, но во все комнаты ее не пускали. Сначала ей было интересно, что там, потом интерес пропал. Мало ли что прячет от посторонних глаз немолодая женщина.

Луч фонарика вырывал из темноты стены, диваны, зеркала, цветы, полки и даже целые шкафы с косметикой. Обычная бытовая техника причудливым образом сочеталась со стилизованной под старину скульптурой. Риция искала андроида, поэтому все статуи освещала и внимательно рассматривала. Все они оказались на одно лицо. Только это было лицо не Руэрто. Другое. Не узнать его она не могла. Она сама не могла на него насмотреться. Это было лицо Ольгерда.

Наверно, это и была маленькая тайна тети Сии. Беломраморный Ольгерд в веночке Диониса смотрел на Рицию темными выемками зрачков. Она погладила его холодную щеку.

— Так вот кого она прячет! Тебя, мой любимый. Мудрая тетя Сия, она сразу поняла, что она не Анзанта. Куда уж нам, мутантам, тягаться с богиней!.. Молчишь? Молчи. Только возвращайся скорее!

Ольгерд остался каменно равнодушен. Почти как в жизни. Она отвернулась и к другим статуям уже не подходила. Ей только странно было думать, что она и величавая тетя Сия оказались подругами по несчастью. Впрочем, что ж тут удивительного, если он так хорош… Только тетя Сия оказалась мудрее, она просто ни на что не надеялась. А Риция, как дурочка, всю жизнь бегала за ним и смотрела на него преданными глазами.

Запретив себе думать об этом, она прошла в дальние комнаты. Там были платья. Целые магазинные прилавки платьев. Сия любила одеваться роскошно: корсеты, пышные юбки на кринолине, лифы, расшитые ее любимым жемчугом… в свете фонарика платья блестели и переливались, как елочные игрушки.

Потом шли костюмы Руэрто. Он тоже любил принарядиться. Цвета предпочитал яркие: красные и синие. Или совсем пестрые, как у Арлекина. Конечно, никакого черного плаща, тем более, маски, она тут не обнаружила. Но что-то казалось ей знакомым и сильно ее тревожило. Потом она поняла: запах.

Запах, странный, неуловимый, который невозможно было ни подделать, ни спрятать. И он вызывал такое чувство протеста и ненависти, что на спине выступал пот. Как будто ее снова пытаются изнасиловать. Теперь она уже не сомневалась в словах Кера. Волнение нарастало вместе с отчаянием: она слишком любила Нриса.

Конечно, это не могло быть уликой — какой-то запах, да еще еле уловимый. Необходимо было найти что-то существенное, что можно было бы показать и подержать в руках. Нужно было доказать всем его вину, раз уж он оказался таким мерзавцем.

Оставались еще подвалы. Скорее всего, андроид был спрятан там. Она хотела телепортировать на этаж вниз, но не успела. Неожиданно вспыхнул свет. Риция вздрогнула, зажмурилась, а когда открыла глаза, то вообще чуть не вскрикнула. Перед ней стоял Руэрто.

— Что ты тут делаешь? — спросил он хмуро.

У нее кровь прилила к лицу, дыхание сбилось. Она была в ужасе, но готова была броситься на него в любой момент, как дикая кошка.

— Вы уже вернулись? — спросила она звонким от волнения голосом.

— Пока только я, — ответил он, — что тебе надо в нашем гардеробе, Риция?

И это вместо приветствия! Он раньше никогда так не говорил и не был таким мрачным. Его бы ничуть не расстроило, что двоюродная сестра роется в его костюмах. Он бы просто ее высмеял. Но это уже был совсем другой Руэрто. Такого она не знала.

Они смотрели друг другу в глаза.

— Хочу выбрать себе платье, — соврала Риция, — у Сии их полно.

— В темноте? — усмехнулся он.

Глаза привыкли к яркому свету. Риция заметила, что Руэрто в «красном костре» и выглядит очень устало. Видимо, еще не восстановился после прыжка. Значит, был слабее.

— А ты что здесь забыл? — спросила она, — или перепутал гардероб с теплой ванной?

— Может, тебе напомнить, чей это дом? — хмуро сказал он.

— Может, тебе напомнить, чья это планета? — отозвалась она, — пока отец не вернулся, я здесь хозяйка.

Это должно было его взбесить, он ведь так рвался к власти! Но схватки она не боялась. Ее «белое солнце» постепенно разгоралось до «голубой плазмы». Впрочем, Нрис тоже быстро восстанавливался.

— Вот что, хозяйка, — усмехнулся он, — здесь не дом моделей. Исчезни отсюда. И чтобы я тебя больше тут не видел.

Ей хотелось расспросить об остальных Прыгунах, но она не посмела. Нрис дал ей шанс уйти без схватки, но мог и передумать. Он был уже в «синем луче». Печальный опыт говорил, что ей с ним не справиться.

Риция не стала долго ждать. Только с ужасом и презрением посмотрела она на нового Руэрто. Он тоже смотрел на нее горящими желтыми глазами. Карты были открыты, только схватка почему-то откладывалась. Он снова не хотел ее убивать, как тогда, в барахолке. Почему?! Этот вопрос снова мучил ее.

«Бедная тетя Сия!» — подумала она напоследок и прыгнула домой, к Флоренсии. Во дворце ее не должны были видеть.

Дома было темно и тихо. Все спали. Риция поднялась в ванну, ее трясло, руки дрожали. Она упала в горячую воду и наконец расплакалась.

Здесь все было по-прежнему, как в далеком детстве. Плавали на стенах золотые рыбки, флакончики шампуней и пен стояли на знакомых полочках, все там же висело большое зеркало в голубой оправе, отражая ее худое, потерявшее всякую женственность тело.

Она вспомнила, как в детстве Руэрто водил ее за грибами. Они нашли на обломанном дереве гнездо какой-то маленькой птички, в нем лежали крохотные голубоватые в крапинку яички. Нрис посадил ее на плечи, чтобы ей было лучше видно. Она хотела потрогать их, но он не дал, только сделал пару снимков. А еще они видели маленького ежика, кормили его грибами, но он был сыт и не ел. И смотрели на муравейник, и бросали туда комаров. Комаров Руэрто убивал охотно. Но больше, кажется, никого.

Риция завернулась в полотенце и рыдая прибежала к Флоренсии в спальню.

— Мама, я с ума сойду!

* * *

— Это все твои вещи? — усмехнулся Торвал.

Он еще не выбрал себе особняк и расположился пока в апартаментах полпредства. Робот забрал у Миранды сумку.

— Покажи мне мою комнату, — смиренно сказала она.

Торвал развел руками.

— Все комнаты — твои.

— Мне хватит одной.

— Видимо, скромность засасывает, — насмешливо сказал он, — лучше вспомни наш дом на Земле. Сколько у тебя было комнат?

— Тор, я не собираюсь сейчас предаваться воспоминаниям, — холодно сказала она.

— Хорошо. Поговорим о чем-нибудь другом. Может, хочешь принять ванну с дороги?

— Ты так говоришь, словно я явилась из пещеры.

— Ах, ну да… в твоем общежитии был водопровод.

Миранда подошла к бывшему мужу и посмотрела ему в лицо. Снизу вверх. Он был высокий.

— Проводи меня в мою комнату. Я хочу спать.

— А как же ужин? — удивился он.

— Какой ужин?!

— Сейчас увидишь. Стол накрыт. Я привез твое любимое вино…

— Зачем?!

— И это вместо «спасибо»? Как же быстро ты тут одичала, Ми. Тебя даже удивляет обыкновенная забота о своих близких. Я просто хотел сделать тебе приятное.

Они стояли в просторной гостиной с обстановкой скорее деловой, чем роскошной. Диваны, кресла и стулья были темно-вишневые и не слишком мягкие. Серый палас был без рисунка, на высоком потолке — традиционные серебристые светильники в форме звезд.

— А что, Берта не захотела с тобой лететь? — отчужденно спросила Миранда.

— Кажется, Патрик — наш сын, — ответил Торвал, — при чем тут Берта?

Берта иметь детей вообще не собиралась. Она занималась карьерой, спортом, туризмом, пописывала рассказы, любила пофилософствовать в кругу друзей и сразить всех своим умом. Красоты ей Бог не дал. Миранда наивно полагала, что эта рослая, плечистая, грубоватая и угловатая женщина ей не соперница. Но оказалось, что Торвал ею восхищается. После ее визитов Миранда ощущала себя бестолковой домашней клушей, у которой все валится из рук. Все и валилось, а муж от этого раздражался.

Ей сейчас совсем не хотелось вспоминать те годы, когда она обо всем догадывалась, потом удостоверилась, но не подавала вида, а только усиленно старалась стать лучше. Зачем?! Потом она стала возмущаться, но ничего не могла изменить. Это тянулось очень долго. И это была такая типичная и нудная семейная история, что даже рассказать о ней кому-то было бы неинтересно.

— В данном случае, Берта действительно ни при чем, — усмехнулась Миранда. Пошли.

Ужин был накрыт в маленькой, голубовато-розовой столовой. На прозрачном, сервированном столе горели свечи. Обстановка была недвусмысленно интимной.

— Устал от корабельной кухни, — признался Торвал, — посмотрим, чего стоят здешние повара.

— А мне как-то все равно, — проговорила Миранда, — у нее не было никакого аппетита.

Он понял это по-своему.

— Так нельзя, детка, — сказал он, — жизнь продолжается. Я с тобой. Вдвоем нам будет легче, не сомневайся.

— Торвал…

— Давай помянем Патрика. Водку ты, конечно, не будешь?

Миранда чувствовала нервную дрожь во всем теле, которую не могла снять никаким усилием воли.

— Почему? — пожала она плечом, — буду.

Торвал не пьянел, а у нее с непривычки сразу закружилась голова. Огоньки свечей стали расплываться перед глазами. Это было забавно и отвлекало от тревожных мыслей. Все было до тоски знакомо: и еда, и вино, и мужчина напротив, и музыка, которую он включил, — как будто прошлое взяло и разом накатило на нее.

— Суматошный сегодня был день, — сказал Торвал, — и нервный. После корабельной скуки это чересчур.

— Попробуй все-таки сначала разобраться в обстановке, — посоветовала Миранда, — а потом начинай эвакуацию.

— Послушай, — поморщился он, — я сегодня уже не в состоянии говорить о делах. По корабельному времени сейчас два часа ночи.

— Почему же ты не спишь до сих пор?

— Странный вопрос!

— Если из-за меня, то не стоило так беспокоиться.

— Я всегда о тебе беспокоюсь, если ты об этом помнишь.

— Скажи еще, что ты меня любишь.

— Скажу, если ты так хочешь.

— Я этого вовсе не хочу. Ты опять все не так понимаешь!

Торвал посмотрел снисходительно.

— Я знаю тебя лучше, чем ты сама. И что ты хочешь, и что тебе нужно.

— И что же мне нужно?

— Поддержка, забота, защита, внимание. Особенно теперь. Разве я не прав?

— Да! — раздраженно сказала Миранда, — это нужно любой женщине. Но не в такой навязчивой форме, в какой это предлагаешь ты.

— Ну, спасибо! — усмехнулся Торвал.

— А чего ты хотел?

— По крайней мере, понимания. Мне больно так же как тебе. Кто же меня поймет, если не ты?

— Извини, — вздохнула Миранда.

Ужин закончился довольно мирно. Она очутилась наконец в своей комнате, умылась, надела пижаму и легла спать. Усталость была сильная, и голова кружилась, но сон почему-то не шел. Слишком много мыслей слеталось в голову. Она зажгла ночник, достала из сумки доклад Пауса Коэнтра, чтобы хоть немного отвлечься.

Буквы плясали перед глазами. Потом вошел Торвал.

— Тебе не спится? — сказал он, — мне тоже. Нервы расшатались.

— У полпреда должны быть железные нервы, — отозвалась Миранда, еще надеясь, что он зашел просто так.

— Я не робот, — заявил он, — я живой человек. У меня был трудный день.

— Ты выпил достаточно, чтобы расслабиться.

— По-твоему, я думаю только о себе?

Он уверенно сел к ней на постель, как всегда это делал, прижал ее руками к подушке.

— Я так и знал: ты вся дрожишь. Тебе холодно? Или, может, страшно?

— Тор, пожалуйста, уйди, — проговорила она, — к этому мы никогда с тобой не вернемся.

— Снова черная неблагодарность, — усмехнулся он, — я ведь пришел согреть тебя и приласкать. Ты похожа на бездомного котенка, Ми. Разве я позволю тебе так дрожать в одиночестве?

Миранда попыталась вырваться.

— По-моему, я тебя не звала!

— В чем же дело? Позови. Нам обоим нужна разрядка.

— Разрядка?! Так вот чем ты собираешься заняться?!

— Перестань, Ми, — сказал он уже раздраженно, — я знаю, что ты любишь поломаться, но сейчас совсем не тот случай.

— Пусти меня! — визгнула она.

Он наоборот только ниже склонился над ней. Губы его почти касались ее губ, глаза смотрели в глаза.

— Что ты кричишь? Тебе же будет хорошо. Я же не насильник какой-нибудь! Я твой муж. Я знаю тебя наизусть. Я знаю твое тело, и что оно любит. Я знаю, от чего ты бьешься в экстазе и теряешь сознание… Если ты забыла, что это такое, я тебе напомню.

Самое неприятное, что в ней действительно пробуждалось какое-то глубинное желание. Наверное, по старой привычке. Или от выпитого. От этого Миранда стала так противна сама себе, что нашла силы оттолкнуть его.

— Я не хочу ничего помнить! — выкрикнула она, отскочив на другой край кровати, — для меня все в прошлом! Давно! Кажется, это ты бросил меня ради своей безупречной Берты!

— У Берты есть все, — сказал Торвал примирительно, — у нее нет только твоего нежного тела. Ты так прекрасна Ми, что я готов терпеть все твои недостатки. Перестань. Иди сюда.

Он посмотрел своим гипнотически властным взглядом, от которого она раньше теряла свою волю. Но это тоже было в прошлом.

— Ну, иди же, — повторил он настойчиво, — ты не представляешь, как ты мне сейчас нужна.

Так было всегда. Он делал вид, что заботится о ней, а на самом деле преследовал свои цели. И он даже себя умудрялся в этом обманывать! Молчать больше не было сил.

— Ты не учел одну маленькую деталь, — с вызовом взглянула на него Миранда.

— Какую? — нахмурился он.

— Ты не единственный мужчина на свете. У меня есть другой. И я люблю его!

Эту новость Торвал выслушал с каменным лицом.

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть любовник? — ледяным тоном уточнил он.

— Да, — ответила она, — что в этом удивительного?

— Что?! — зло сверкнул он глазами, — ты еще спрашиваешь?!

Такого гнева Миранда все-таки не ожидала.

— Торвал! — вскрикнула она.

— Еще и года не прошло со дня гибели сына, а ты уже разводишь шашни с кем попало!

— Что?!

— Я знал, что ты легкомысленна, но настолько! Мне и в голову не могло прийти!

— Замолчи, ты же ничего не знаешь, Тор!

— Идиот! — схватился он за голову, — думал, она тут страдает! Несся к ней через космос…

— Замолчи!

Торвал встал. Потуже затянул халат. Красивое лицо его было злым и надменным.

— Какая у него должность? — сухо спросил он.

— У кого?

— У этого утешителя чужих жен.

— Прекрати, Тор, я тебе давно не жена.

— А кто ты мне, Миранда Моут? Сестра?

— Торвал!

— Так какая у него должность?

Этот вопрос ничего хорошего ее предполагаемому любовнику не сулил.

— Он тебе не подчиняется, — сказала Миранда.

— То есть как?

— А вот так. Он аппир.

— Что?!

Последовала новая волна ярости. Торвал шагнул к кровати, но потом остановился и воздел к небу руки.

— Ты спуталась с аппиром?!

— Что значит, спуталась?! Я люблю его.

— Жена полпреда спит с аппиром! Уму непостижимо!

Миранда поняла, что если б он узнал, кто этот аппир, то просто придушил бы ее на месте.

— Надеюсь, теперь ты оставишь меня в покое? — холодно сказала она.

— Ты извращенка!

— А ты просто пьян.

— Нет, милая. Я уже протрезвел. Не думал, что ты приготовишь мне такой сюрприз!

— Тор, есть вещи, над которыми ты не властен, как бы тебе этого ни хотелось. И какую бы должность ты ни занимал.

— Через две недели, — презрительно усмехнулся Торвал, — ты будешь уже на корабле. И, уверяю тебя, на нем не будет ни одного аппира! Спокойной ночи!

Он ушел, но казалось, что его раздражение так и осталось в комнате. Миранда даже не знала возмущаться ей, злиться или просто плакать. И уж в любом случае было не до сна. Она прошла в ванную, вымыла слезы, глотнула холодной воды из-под крана и постаралась взять себя в руки. Обвинений Торвала она не принимала, угроз его не боялась, жалости к нему, после такого разговора, не испытывала. Просто на душе было липко и гнусно, словно ни за что облили помоями.

Она постаралась отвлечься от дурных мыслей и снова открыла доклад. На этот раз буквы были четкими, и строчки не наползали одна на другую.

Сначала было скучно. Она ничего не поняла в официальной части, потом пошли какие-то формулы. «… на основании чего я могу с полной уверенностью заявить, что найденные существа не являются аппирами, хотя и представляют собой близкий нам биологический вид. Не отрицая гипотезу об инопланетном их происхождении, я все же возьму на себя смелость утверждать, что это остатки предыдущей цивилизации, которая была до нас на Пьелле около сорока тысяч лет назад. В подтверждение данной гипотезы я могу сослаться на труды профессора Врэя Аджестра и археологические раскопки группы Каремадра. Все десять мумий…»

Миранда вздрогнула. Она прекрасно помнила эти десять мумий, лежащие на металлических столах в герметично закрытой камере. Патрик показал их ей в первый же день знакомства с раскопками. Его это удивляло и вдохновляло. И неслучайно. Сорок тысяч лет! Жаль, что он никогда об этом не узнает…

С мыслями о Патрике она и заснула.

 

3

На рассвете Азол Кера вернулся во дворец. Найти Грэфа не удалось. Время уходило. К тому же Риция позвонила ему и дрожащим голосом сообщила, что вернулся Руэрто Нрис.

— Ты ничего подозрительного не нашла? — спросил он.

Она замялась на секунду, потом сказала:

— Нет.

— Рики, выкладывай все, — раздраженно велел он, он был взвинчен до предела.

— Только запах, — сказала Риция, — мне кажется, я его узнала.

— А андроид?

— Я его не видела. Но я еще не была в подвалах.

— А еще что-нибудь было странное?

— Н-нет.

— Не ври. Я по глазам вижу, что было.

— Ну, было… но это тайна тети Сии.

— Какие могут быть тайны!

— Это наши женские дела, Азол. И к убийствам никакого отношения не имеют.

— Хорошо. Отдыхай пока.

Азол мерил шагами приемный зал. Серый рассвет за окном мерк перед ярким светом люстр. Золотые солнечные кольца блестели под ногами, отражая этот свет. Сверкали зеркальные стены, переливался потолок… в общем, все сияло, как на бесконечном празднике жизни. А за окном в хмурых утренних сумерках падал мокрый снег.

— Господин чего-нибудь желает? спросила маленькая Кеция, заглядывая в огромную парадную дверь.

— В твоих силах только принести мне завтрак, — усмехнулся Кера.

— А что господин ест на завтрак?

— Всё, — коротко сказал он.

Карлица испуганно округлила глаза и исчезла. Азол подошел к окну. Неопределенность изматывала. Ни Мелехем Юндр, ни Ри Скар старший ничего не могли сказать, кроме того, что Грэф иногда у них останавливался. Более мелкие сошки вообще ничего не знали. А конструктор Бобиус сидел в своем кресле с перерезанным горлом. Так и не успел жениться на Лае Зостра.

Все следы обрывались. Оставалось только обыскать раскопки. Интересно, что этот тип там забыл? И откуда он знает, что Магуста пожрала эллоя Энгтри? Об этом может знать, пожалуй, только сама Магуста. Да, крепкий орешек, это Грэф…

Кеция неслышно проскользнула в зал и поставила на стол рядом с троном поднос с едой. Там было мясо с подливой, омлет, салат, рыбные шарики в бульоне, горка оладий и пиала с чаем. Оставалось только удивляться, как она все это донесла.

— Это на одного или на троих? — усмехнулся Азол.

Она попятилась и снова испуганно округлила глаза.

— Я не знаю, что господин любит…

— Ладно, ступай.

Когда она убежала, он подошел к столу, спрашивая себя, чего же ему хочется. Ему хотелось сидеть на кухне у Миранды и есть ее ватрушки. И говорить с ней, и держать ее за руку, и смотреть в ее серые, доверчивые глаза. Как мало, в общем-то, надо для счастья, но даже до этого бесконечно далеко!

— Доброе утро, ваше величество, — услышал он сзади насмешливый голос, — как прошла ночка? Надеюсь, весело?

Вздрогнув и мгновенно напрягшись, Азол обернулся. Посреди зала, в солнечном кругу стоял Грэф. Это была удача, если встречу со смертельным врагом вообще можно было назвать удачей. Неизвестно было, кто кого убьет. Но, во всяком случае, не надо было его искать.

Соперник был в режиме «белого солнца», вместо ядовито-зеленой рубашки и широких штанов на нем был угольно-черный костюм, облегающий его тонкое, но вполне пропорциональное тело. Как будто из учебника анатомии. Черные волосы были убраны в хвост, от этого его узкое лицо казалось почти женским.

Внешняя хрупкость была обманной. Энергии у этой твари было полно. И он это прекрасно знал.

— Красивый зал, — улыбнулся он, мерзко сморщив лицо, — просторный. Есть, где развернуться. Ты ведь будешь брыкаться, Азол Кера, не правда ли?.. А ты, оказывается, плохо воспитан, мой мальчик. Разве можно обманывать старших?

Кера молчал. Он уже понял, зачем явился Грэф. На этот раз их желания совпадали. И объяснение этому могло быть только одно: появился настоящий убийца. Нрис. И они уже встретились.

— Честно говоря, — сказал Азол, — мне давно хочется тебя прикончить. Так что не будем откладывать.

— Ты чуть не поломал мне всю игру, — зло оскалился васк, — отпустил Рицию, убил моих помощников, получил списки организаций… Где же твоя хваленая преданность аппирам, Кера? Ты не только меня, ты всех обманул. В том числе и нашу несчастную планету.

— Не смей говорить от лица всех аппиров! — рявкнул на него Азол, ты всего лишь какой-то васк!

Грэф подошел на пару шагов, уперся в его защитное поле и остановился, зло сверкнув синими глазами.

— Я васк. А ты кто, по-твоему?

Вопрос повис в воздухе. Азол изумленно уставился на своего противника.

— Ты что, в самом деле, считаешь себя аппиром? — с холодной насмешкой сказал Грэф, — тоже мне, аппир! Ты васк, Азол Кера, хоть и предпочитаешь называть себя Прыгуном. Вы все — васки, и должны гордиться этим!.. Правда, в вас намешано гнилой аппирской крови, но вы потомки Аггерцеда Индендра. Тупиковая ветка возврата в плотный мир.

— Откуда ты взялся, черт тебя подери? — пробормотал Азол потрясенно.

— С того света, — усмехнулся васк, — там, видишь ли, не слишком уютно и, главное, скучно, как в стерильной палате… и там нас называют скиврами — скитальцами. Для нас нет там своего места! Мы вынуждены стучаться к тем, кто пустит, и принимать их условия. Другое дело, здесь! Здесь мы — хозяева! Это наша планета, мой мальчик. Мы жили на ней еще до аппиров.

— Но ваше время кончилось, — хмуро сказал Азол, — планета занята.

— Понимаешь, какая досада, — сморщился в улыбке Грэф, — еще двадцать лет назад она была пуста! Нам никто не мешал. А потом людям взбрело в голову привезти сюда остатки этих уродов и развернуть тут строительство… Я скажу тебе честно: я ненавижу людей. И я их выживу с Пьеллы, как бы ты мне ни мешал.

— А потом выживешь и аппиров? — с ненавистью взглянул на него Кера.

— Эти уроды загнутся сами. Они способны только на умственную деятельность, а на неустроенной планете надо вкалывать.

— Я давно понял, что ты — воплощенное зло, Грэф, — Азол скинул куртку, чтобы удобней было драться.

— Зла нет, — пожал тот плечом, — как и добра, — это все абстрактные категории. Есть борьба противоположностей, что есть движущая сила развития материи.

— Возврат в плотный мир, это, по-твоему, развитие материи? Скорее, это похоже на отрыжку!

— Не хами, мальчик. Скоро от твоего плотного тела останутся одни обугленные кости. Потом ты поймешь, что ты потерял, и, возможно, поймешь и нас… но сюда ты уже не вернешься, потому что ты мне здесь совершенно не нужен!

— Ты мне тоже порядком надоел.

Грэф мгновенно собрал свое поле в узкий белый луч и ударил им Кера прямо в грудь. Если б не защитный шар, он был бы уже испепелен, а так только отлетел за трон, ударился спиной в стену и слегка ослеп. Второй удар опалил ему рубашку.

Азол вскочил, его поле словно взорвалось от ярости и отбросило соперника на середину зала. Оттуда Грэф снова выстрелил белым лучом, но промахнулся и попал по витражам на стене. Они мгновенно треснули и оплавились.

Азол подбежал. Его поле отразило очередной удар, но смялось в гармошку. Потом, взорвавшись голубой плазмой, снова ударило по сопернику, между делом кроша хрустальные люстры. Грэф вскочил на ноги, его поле тоже входило в голубой режим. Долго его не мог выдержать никто, поэтому схватка обещала быть короткой.

Какое-то время они продолжали в том же духе: меч — шар, круша и плавя все вокруг. Потом Азол понял, что для него это невыгодно. Шар требовал гораздо больших затрат энергии, хотя и не промахивался. Хорошенько тряханув соперника голубым взрывом, от собрал поле в узкий пучок. Грэф выпучил глаза, но перестроиться на защиту не успел. Луч врезался в луч, и они оба на минуту ослепли.

Азол владел лучом не слишком уверенно, но соперник уже потерял быстроту реакции. Он сам закрылся в голубом шаре, защищаясь от ударов. На его надменном лице впервые появилась тревога. Такой поворот Азолу понравился, но радоваться было рано. Запас его энергии тоже стремительно таял. С голубого меча он перешел на белый, потом на синий. Синий держался только на злости.

Он вспомнил все, чтобы поддержать свою злость: изуверски убитую Аделу; прямой слева в челюсть, которым угостил его Конс; обвинения, которые он до сих пор не в силах развеять; горе Миранды, страданья Риции, ужас Флоренсии, запертой на складе… а так же сотни детишек, которых этот упырь собирался взорвать.

Все тело уже вопило от усталости и боли. Тяжело дыша, Азол попытался ударить мечом сбоку, чтобы снести васку голову. Тот удар сдержал, но рухнул на колени. Кера шагнул к нему, шатаясь, но получил вдруг такой толчок в грудь, что упал на спину. Не долго думая, Грэф просто прыгнул на него, сжимая в руке осколок стекла. Азол перехватил его руку, и они покатились по полу. Оба остыли уже до «желтой луны», а она не могла защитить от физического контакта.

Пол, весь в битых стеклах и хрустале, был не лучшим местом для рукопашного боя. Скоро они были все в крови, из последних сил нанося друг другу удары. Энергия была уже на нуле, но физически Азол был все-таки сильнее изящного васка. В конце концов, он сел к нему на спину, вцепился в волосы, исступленно тыча его лицом в хрустальное крошево. Грэф почти не сопротивлялся.

— Я всегда думал, зачем я родился, — проговорил Кера, утирая рукавом кровь с лица, — да еще с такой силой. Не затем же, чтоб гонять своих слуг! Теперь я знаю зачем. Чтоб уничтожить такую сволочь, как ты.

— Ты же васк, — прохрипел Грэф, еле ворочая языком, — ты роскошный васк, Кера. Самый сильный из Прыгунов. Дались тебе эти аппиры!

— Заткнись, — рявкнул Азол, — никаких переговоров с тобой я вести не намерен. У меня одна цель — чтоб ты сдох.

Сначала ему показалось, что Грэф закашлялся, но потом он понял, что тот смеется. Хрипло, жутко, чудовищно смеется.

— Заткнись, — еще раз сказал он, — на этот раз навсегда!

Он уперся ему коленом в спину, сжал его голову руками, и резко повернул ее назад и вбок. Тело под ним дернулось и обмякло. Азол тоже обмяк, все кости ломило от боли.

— И за дядю Би Эра тебе тоже, — пробормотал он, скатываясь на пол.

Через несколько минут он смог отползти к разбитому окну, глотнуть свежего воздуха и прислониться спиной к стене. Так он и сидел, почти ничего не чувствуя и не помня. Иногда в дверь заглядывали перепуганные слуги и тут же убегали.

Потом короткая вспышка озарила оплавленный зал. Посреди осколков возник Леций. Через минуту за ним последовал Конс. Они какое-то время приходили в себя.

— Что здесь, черт возьми, происходит?! — спросил наконец Верховный Правитель, — пожар что ли?

Азол медленно поднялся.

— Это Грэф, — сказал он, подходя к трупу, — вожак экстремистов. Как видите, пришлось с ним повозиться. А остальных можно просто арестовать по списку… Конс, это, кажется, по твоей части.

Оба смотрели на него изумленно. Но скоро их внимание привлекло другое: тело Грэфа, разряжаясь мелкими искрами, стало таять. Через минуту на полу лежали только его угольно-черный костюм и блестящие сапоги.

* * *

Ингерда расположилась в покоях бывшей Старшей жрицы. Помещение было просторное, хотя и мрачноватое. Высокие своды держались на массивных розовых колоннах, в каменный пол была вделана золотая чаша с водой размером с небольшой бассейн. Столы, полочки, комоды, бюро, широкая кровать были из дерева, тонкой ручной работы. От этого Ингерде казалось, что она перенеслась во времени в эпоху старых замков. Дома на Земле у них тоже был замок, и там тоже были каменные полы, светильни на колоннах, замысловатая резная мебель…

О детстве и юности вспоминать не хотелось. Все время вспоминался последний разговор с Лецием, как будто кроме этого и подумать было не о чем. Она злилась на себя, но все время повторяла в уме все свои слова и все его ответы.

Настроение у него было скверное, и ему снова было не до любви. А жаль. Она что-то уже поняла, когда натерпелась страха в гостинице, она не хочет больше терять его, она была согласна на все… Но разговор был совсем не об этом.

— Никогда не чувствовал себя большим идиотом, — раздраженно сказал Леций, — ты не имела права решать за всех.

— Но я вас спасла, — попыталась она оправдаться.

— Чудом!

— Возможно. Но осуждать меня за это ты не можешь.

Он был очень красив в своем белом костюме, голубые глаза в тусклом свете факелов казались синими как предгрозовое небо. Лицо стало холодным и надменным. Такого Леция она еще не видела. Она вообще очень мало его видела и еще меньше о нем знала. А это был Верховный Правитель и Прыгун, который не привык, чтобы за него решали, который спокойно взваливал на себя чужие проблемы, но никому не позволял решать свои.

— Не надо делать то, о чем тебя не просят, — сказал он жестко.

— Ах, вот как?! — вспыхнула она, — ты, кажется, недоволен, что тебе спасли жизнь?!

— Таким образом?

— Какая разница?

— Огромная!

Ингерде трудно было понять, что он чувствует, но глаза его сверкали гневом. Какой непомерной гордыней надо было обладать, чтобы не оценить ее самоотверженного поступка! Она ведь так любила их всех!

Ингерда смотрела на него, беспомощно открывая рот, она не находила нужных слов.

— Ты знаешь, — сказала она с досадой, — я ведь не ждала благодарности, да и не нужна она мне… но и такого осуждения я не заслуживаю. Я вообще не понимаю…

— Это было не твое дело, — сверкнул глазами Леций, — и оказалась ты с нами случайно. Твоим делом было сидеть и не высовываться.

— Ах, вот как?!

— Это же не лезет ни в какие рамки: пять здоровых мужиков лежат пластом, а какая-то пигалица идет их спасать!

— Вот, что тебя возмущает, — проговорила она уязвлено, — никак не можешь смириться, что кто-то оказался решительнее тебя? Увы, ваше величество, не только Прыгуны имеют право на поступки. Да и на подвиги. Иногда и слабая женщина на это способна. Пигалица, как ты говоришь. И, хочешь ты или нет, но тебе придется с этим смириться.

— Да, поступила ты именно по-женски, — ответил он, — через обман и хитрость. Ты просто лишила нас выбора.

— Какого?! Какого выбора? Кому умереть?!

— Это уже не важно.

— Я знаю, что для тебя важно: всегда быть самым-самым. Самым сильным, самым умным, самым главным, самым благородным… И все за всех решать. Это ты умеешь!..

Они так и не поняли друг друга. Или не захотели понять? Да и к чему? На следующий день он отправился к себе на Пьеллу, она осталась на Тритае. И все как будто встало на прежние места. Только глаза все время были на мокром месте.

С тех пор, как она увидела маму, что-то сломалось в ней. Лопнула, как ореховая скорлупа, жесткая оболочка, а под ней оказалась беспомощная маленькая девочка, у которой уже нет сил бороться за свою судьбу, и хочется к кому-нибудь прислониться.

Ничего хорошего пока не было. С Магустой ничего не решилось. От этого было страшно, жутко и смертельно жалко маму. Отец и Ольгерд отправились к эрхам за поддержкой, но они так и не поняли, в чем слабость Источника. Прыгуны вернулись на Пьеллу. Гунтривааль молчал по-прежнему и отрешенно курил «Зеленую звезду».

Зела поправилась, и это было единственным приятным событием за последние две недели. Эдгар же был почти неуловим. Он всем был нужен и для собственной матери времени, как всегда, не находил.

С этим Ингерда смирилась. Она не могла смириться только с одним, не могла уже двадцать лет: с тем, что у нее в жизни нет любви. Нет, хотя она могла быть. Теперь Леций снова на другой планете, ходит по своему дворцу, решает свои аппирские проблемы, тешит свое уязвленное самолюбие и старается о ней не думать. И он прав, потому что они разные, они слишком разные, и ничего у них не получится.

Ингерда ощущала даже не обиду, а какую-то беспросветную обреченность. Ей не хотелось кричать, возмущаться и бить посуду. Ей хотелось тихо плакать.

Сын появился внезапно, уже поздно вечером. Алая жреческая тога смотрелась на нем забавно, особенно с десантными ботинками.

— Помнится, в таком костюме я играл злодеев, — усмехнулся он, — ты еще не спишь, мамочка?

— Какой тут сон, — вздохнула она.

— Послушай, ты не взяла бы к себе на ночь Лауну? Ей страшно одной.

— Конечно, — удивилась Ингерда, — только почему же она одна?

Эдгар засмеялся.

— Ты что, не знаешь этих лисвисов? Спать с невестой до свадьбы — это же неприлично и неканонично! Боже упаси!

— Какой кошмар, — грустно улыбнулась Ингерда.

— Не знаю, как им это удается? — пожал плечом сын, — насколько я понял, лисвисы — ребята темпераментные.

— И давно ты это понял? — посмотрела она насмешливо.

Он не ответил, только махнул рукой.

— Что-то ты мне не нравишься, ма. Бледная какая-то, в глазах тоска. Пора тобой заняться… Давай чего-нибудь выпьем для настроения.

— Можно, конечно, — смутилась Ингерда, она не знала, хорошо ли это — пить с собственным сыном, — но я ничего не заказывала.

— Это не проблема.

Эдгар уверенно открыл дверки резного шкафчика и извлек оттуда вилиалийскую бутылку. Местные вина были в глиняных кувшинах.

— «Аснадавилмакрос туру». Знаешь, как переводится?

— Как?

— Теплая тина забвения.

— О, Боже…

— Ты что, классное вино. Доставай рюмки.

— Откуда я знаю, где тут рюмки?

— Три дня живешь и не знаешь? Вон в том буфете за колонной.

Они сели на мягкий диван.

— Пей маленькими глотками, — посоветовал Эдгар, — эта «теплая тина» как водка с перцем, только сладкая.

— Все-то ты знаешь, — усмехнулась Ингерда.

Она смотрела на него и удивлялась, как он вырос и изменился. Ей даже казалось порой, что это кто-то другой, а не Эдгар. После первой же рюмки ей захотелось расплакаться и пожаловаться на судьбу. Но не сыну же! Во рту жгло, хотя и было сладко, как от клубничного леденца.

— Как Гунтри? — спросила она.

— Курит, — коротко ответил Эдгар.

— Никаких сдвигов?

— Я пытаюсь в него влезть, но там только проблемы тела. У него нет ни мыслей, ни чувств. Одни ощущения: холод, голод, страх, головная боль и ломка, если сигарету не дают. Тоска, да и только… ну его к черту… как ты тут устроилась? Тебе нравятся эти хоромы?

— Мрачновато. Но роскошно. И слишком много лишних деталей. Я привыкла к корабельному аскетизму.

— Расслабься, мамочка. Ты слишком зажата. Надо уметь жить и на земле. И позволять себе отдельные слабости.

— Слабости? — она внимательно посмотрела ему в глаза, — ты же мне первый этого не простишь.

— Я?! — изумился Эдгар.

— Конечно, ты. Кто же еще?

Она сама испугалась того, что сказала, но было уже поздно.

— Мамуля, — с упреком посмотрел на нее Эдгар, — я прекрасно понимаю, о чем речь. Если вы с Лецием двадцать лет не можете договориться, то зачем приплетать сюда меня? Хочешь, скажу, в чем дело? Все очень просто. Ты не нужна ему так сильно, как хотела бы. Вот и все. Леций голову никогда не потеряет.

— Он… тебе не нравится?

— Наоборот. Он слишком хорош для тебя, мамочка. Мне не нравится, что ты столько лет так глупо по нему сохнешь.

Обидно было это слышать. Особенно от сына.

— Я не сохну, — тихо сказала она.

— Ты, конечно, замечательная женщина, — поспешно добавил Эдгар, — героическая, самоотверженная. И даже красивая. Ну и что? Подумай: кто ты, и кто он?

Она и так об этом думала. И даже чаще, чем нужно.

— Что же мне делать? — с отчаянием спросила Ингерда.

— Кончай сохнуть по богам, — серьезно сказал сын.

Она поняла, что сейчас все-таки расплачется.

— Я не могу, — обречено проговорила она, — я люблю его.

Эдгар смотрел на нее без особого сочувствия. Раньше он был неуловимо скользким, всегда отшучивался и уходил от серьезного разговора. Может, и правильно делал? Теперь он не уходил, но говорил такое, что лучше бы этого не слышать.

— Охотно верю! — усмехнулся он, — сильный, красивый, да еще правитель — роковая смесь для любой женщины! Представляю, как убиваются по нему несчастные аппирки! И ты туда же… Все вы одинаковые.

— Эд, что ты говоришь?

— Разве не так?

— Как ты можешь так думать? Все гораздо сложнее!

— Я понял одно: женщины любят сильных. Что, будешь спорить? Со слабыми они только играют как с котятами. Иногда дают полакать молочка. До поры до времени.

Ингерда смотрела на усмешку сына, и ей было не по себе. Неужели эта распутная жрица так на него повлияла?

— Ты с ума сошел, — сказала она, — как ты будешь жить с такими мыслями?

— Что ты волнуешься, не понимаю? — пожал он плечом, — слабым я не буду. Я черный тигр. И уж такого добра, как женщины, у меня будет полно.

— Это ужасно, Эд, — покачала она головой, — ты уже заранее презираешь тех, кто тебя полюбит.

— Да что ты, я добрый!

Эдгар протянул ей вторую рюмку.

— На-ка, глотни «тины». А то ты, кажется, снова собралась меня воспитывать?

Она думала, что они говорят о ней, что эта печальная история ее любви. А оказалось, что это история Эдгара и Кантины. И кого ни возьми, у всех своя печальная повесть…

— Я слишком много упустила, — сказала она, — но когда-то ведь надо заняться твоим воспитанием?

Эдгар посмотрел на нее насмешливыми зелеными глазами.

— Ма, ты сама ни черта не понимаешь в жизни, — заявил он, — понаделала ошибок и сбежала в космос. Чему ты меня можешь научить? Управлять звездолетом?

Ингерда выпила вторую рюмку. Во рту уже не жгло. Только в груди.

— Живи, как знаешь, — сказала она с горечью.

* * *

Все изменилось в замке Маррот, Ольгерду даже показалось, что он заблудится. Помощники Анзанты помогли ему выбраться из лабиринтов и проводили в гостиную.

Там многое изменилось, но осталось что-то знакомое: широкий красный диван, серебристый свод потолка над ним, яркие звезды в иллюминаторах, от вида которых по-прежнему захватывало дух. Картины висели на тех же местах, но другие: какие-то райские птицы, лодка у причала, тростник, белая тигрица с тигренком в высокой зеленой траве.

Ольгерд сел в кресло. Сердце щемило от воспоминаний, как будто он перенесся на десять лет назад. Он ушел из этого мира, он отрекся от него и боялся сюда вернуться. И вот он здесь. Тело невесомо. Все подчиняется мысли, поэтому любую мысль нужно контролировать. И неизвестно, от чего устаешь больше, от этого контроля, или от силы тяжести.

Он одел себя в белую тунику, пустил по ней пурпурную кайму и закутался в красный плащ. Так он меньше походил здесь на пришельца. Эрхи так не любили посторонних, и особенно белых тигров, что лучше было их не дразнить.

Анзанта задерживалась, Ричард, судя по всему, что-то выяснял со своими черными драчунами. Ольгерд ждал. К нему невольно возвращались воспоминания. Без особой боли, но с грустью.

Здесь они впервые встретились и говорили. Она была холодна и надменна. Здесь она учила его любить. Здесь она сказала, что ее снимают с этой должности. Здесь они прощались уже навсегда… Все это было в этой гостиной на станции межпространственной связи. И это был огромный кусок жизни — десять лет. Наверное, для эрхов это миг, эпизод, мгновение, но для человека все иначе. А он пока все-таки ощущал себя человеком.

Анзанта появилась взволнованная и даже чуть-чуть испуганная. Каштановые волосы и пышное малиновое платье делали ее похожей на розу. Глаза у нее на этот раз были зеленые, цвета лепестков.

— Ты! Здесь! — воскликнула она, — значит, что-то случилось.

— Случилось, — Ольгерд встал ей навстречу и взял ее за руки, — Дарий обманул нас.

Она покачала головой.

— Не может быть.

— Сядь, Анзанта, — сказал он, — я все тебе объясню.

Она слушала с изумленными, широко раскрытыми глазами. Иногда он так заглядывался в них, что забывал, о чем речь. Это мешало. Платье ее постепенно стало темно-фиолетовым, волосы почернели. Только глаза по-прежнему горели яркой зеленью.

— Но почему вы решили, что Дарий обманул вас? Он ведь мог просто ошибиться.

— Он сказал, что Риция — убийца, — с презрением проговорил Ольгерд, — значит, обманул и в остальном.

— Выходит, Риция не виновата?

— Конечно! Риция! Да она — ангел! Как можно было так подумать о ней?!

— Ничего не понимаю…

Анзанта встала и прошлась по комнате.

— Все, что я поняла — это то, что ты без ума от этой девчонки. Надо было раньше догадаться… Но с какой стати обманывать Дарию?

— Магуста — это его детище. Не эрхов, как он нас уверял, а его самого.

— В таком случае, это чудовищно!

— Да это не шуточки. И самим нам эту проблему не решить.

Она остановилась, серьезно глядя на него, лицо было бледное.

— Ол, я не уверена, что эрхи захотят помочь вам.

— Как это? — изумился он, он ждал определенных препятствий, но не с самого начала.

— Ты же знаешь, — недовольно объяснила Анзанта, — мы давно не вмешиваемся в дела плотного мира. Совет Мудрых постановил, что это неэтично.

«Неэтично» — было любимым словечком у эрхов, примерно как у лисвисов «неканонично». Ольгерд впадал в тихую ярость, когда слышал его.

— А держать под боком такого мерзавца — это этично?! — зло сказал он, — Дарий ваш. Это вы его взрастили и взлелеяли. И это вы, в конце концов, оскорбили его больное самолюбие. И когда он покончит с нами, он возьмется за вас, можешь не сомневаться!..

— Не кричи на меня, — нервно перебила Анзанта, — я-то все понимаю. Но я не решаю такие вопросы.

— Так покажи мне тех, кто решает!

— Совет Мудрых?! — она округлила глаза, — ты хочешь попасть на Совет Мудрых?

— Почему бы нет? — усмехнулся Ольгерд.

— Но ты… белый тигр.

— Да. А отец — черный. И мы оба должны быть на этом Совете.

— Мудрые не станут с вами разговаривать.

— Тогда какие они, к черту, мудрые?

— Не смей так говорить! — вспыхнула Анзанта.

Ольгерд почувствовал тупик. Ему никогда особенно не нравились эрхи, их чистоплюйство и высокомерие. Иногда попадались вполне приличные экземпляры, типа самой Маррот или Ригса, но они, как правило, долго жили в плотном мире.

Он часто задумывался, зачем Создателю понадобился плотный мир, если тонкий более совершенен? Глядя на эрхов, да и на тигров всех мастей, он убеждался, что плотный мир необходим. Душа приобретала в нем такие навыки, которые в совершенном раю было не приобрести. Их можно было только растерять.

— Сделай мне вина, — попросил он, чтобы успокоиться, — и подождем отца. Он лучше меня умеет убеждать.

Вокруг дивана стояли напольные вазы с цветами. Анзанта сама придумывала огромные ирисы и орхидеи немыслимых цветов и запахов. Белоснежные лилии раскинули во все стороны свои колокольчики, словно прислушиваясь к разговору.

— Я поговорю с Ригсом, — сказала Анзанта, садясь рядом на диван, — он член Совета. Может, ему удастся что-то сделать.

Ольгерд глотнул вина.

— Послушай, откуда у вас такая бюрократия?

— Мы любим порядок. Все должно быть вовремя и на своем месте. Это главное условие для выживания.

— А гибкость? Закостеневшие формы гибнут, вы знаете об этом?

— Гибкость дорого обходится. Мы пошли другим путем.

— Путем изоляции?

— Не упрощай все, Ол. Ни тебе, ни мне это неведомо.

Когда-то они часто об этом спорили. Но это ничего не меняло. Как и теперь. Через час или через два появился отец. Он был весь в доспехах, как настоящий черный тигр: шлем, щит, меч на перевязи… Все это он с облегчением бросил и остался в коротком черном хитоне с золотым поясом. На поясе устрашающе скалились клыкастые тигриные морды.

— Тигры готовы к бою, — заявил он после приветствия.

— Что?! — изумилась Анзанта.

Отец усмехнулся.

— Чему ты удивляешься? Тому, что они не выносят обмана и предательства? У меня было чувство, что я поднес спичку к пороховой бочке.

— Им просто нужен повод подраться!

— Да, скиврам не поздоровится.

— Но ведь это не выход!

Отец не стал с ней спорить. Он плавно опустился в кресло и сотворил себе сигарету.

— Ты права. Силой тут, к сожалению, не поможешь. Мы можем уничтожить Дария и всех его сообщников. Мы можем уничтожить Магусту. Но это не спасет тех, кто внутри нее.

— Но если ситуация будет критической, — пожала плечом Анзанта, — придется чем-то жертвовать.

— Я не могу ничем жертвовать, — резко сказал Ричард и посмотрел на нее.

— Ты не Бог, — возразила она.

— Я один — конечно. Но вместе мы должны что-то придумать. Иначе, зачем мы здесь?

— Надо бы вывернуть Магусту наизнанку, — предложил Ольгерд, — в плотном мире без Источника они распадутся на элементарные вихри. А здесь смогут выжить.

— Здесь?! — ужаснулась Анзанта, — Ол, ты понимаешь, что ты говоришь?

— Что я говорю?

— Ты хочешь перетащить эту Магусту сюда?!

— А что такого?

— Там же сброд со всей галактики!

Они посмотрели друг на друга. Зеленые глаза ее горели изумрудами.

— Там моя мать, — сказал Ольгерд.

Анзанта смолкла. Она растерянно оглянулась на Ричарда, потом снова посмотрела на него. Какое-то время в ней шла внутренняя борьба.

— Я, конечно, понимаю… — проговорила она наконец, — мне жаль… но все равно никто вам этого не позволит. И даже не в этом дело. Вряд ли кто-то сможет сделать трансформацию, кроме самого Дария, ведь это его мыслеформа.

— Тогда это сделает Дарий, — сказал Ольгерд с тихой ненавистью.

— Как вы собираетесь его заставить? — взглянула на него Анзанта, — силой? Да он просто уничтожит Магусту вам назло.

— Неужели среди эрхов не найдется никого, кто смог бы взять управление Магустой? — хмуро спросил Ричард, — на что вы тогда годитесь?

— Есть законы, — жестко ответила ему Анзанта, — просто ты их еще не знаешь. Никто не может управлять чужой мыслеформой. Иначе у нас был бы полный хаос. Не было бы ничего постоянного. Если не веришь, попробуй перекрасить хоть один мой цветок. Посмотрим, что у тебя получится!

— Всегда есть исключения из правил, — сказал отец, — я думаю, кое-кому это под силу.

— Кому же? — нахмурилась Анзанта.

— Вечному Бою.

— Черному тигру?

— Именно. И, хотя легче увидеть весь ваш Совет Мудрых в полном составе, чем его одного, мне придется его найти.

— Плавр славится еще большим безразличием, чем эрхи, — заметил Ольгерд, — отец, он не вмешивается даже в дела своих тигров. Сомневаюсь, что он станет нам помогать.

— Я не вижу другого выхода, — сказал Ричард.

Анзанта снова прошлась по комнате, ее платье струилось к полу мерцающими фиолетовыми складками.

— Давайте все-таки начнем с Совета Мудрых, — вздохнула она, — может, они и не послушают вас, но их хотя бы можно увидеть.

* * *

Ричард уныло брел вдоль реки, долина была залита нежно-голубым светом, вокруг гигантской чашей поднимались цепи гор. Их вершины сверкали алмазными гранями льда. Прекрасный мир был чужим и непонятным. Иногда даже казалось, что враждебным. Здесь не только физические, но и нравственные законы были иными. Можно было принимать или не принимать их, осуждать или удивляться… но изменить ничего было нельзя.

Ричард искал выход. Он даже не подозревал, что задача будет столь сложна. Эрхи представлялись ему всемогущими и мудрыми. Ему казалось, что достаточно будет только объяснить им, в чем дело. А оказалось, он штурмует неприступную вершину — Совет Мудрых. И другую, еще более неприступную — самомнение и высокомерие эрхов.

Навстречу, прямо по воде, с другого берега шел молодой воин в алой набедренной повязке. Он был смугл, с боевым топориком за поясом, густые черные волосы были собраны головным убором из белых и алых перьев. Ричарду не хватало только драки с незнакомцем. Он остановился и хмуро посмотрел на юношу.

— У тебя проблемы, Серый Коготь? — улыбнулся тот.

— С чего ты взял?

— Об этом говорят твои опущенные плечи. Это не годится для воина. Расправь их, и решение придет.

Ричард обратил внимание на свою унылую осанку. На нем действительно как будто лежала бетонная плита, хотя тут и не было силы тяжести.

— Я безуспешно ищу Плавра, — сказал он выпрямляясь.

— Плавра? — удивился незнакомец, — зачем?!

— Он мне нужен.

— Говорят, Плавр сам всегда находит тех, кому он нужен. Его не нужно искать.

— Тогда где же он до сих пор?!

— Этого не знает никто.

Странное подозрение зародилось в душе Ричарда после этих слов. Из всех, кого он расспрашивал, никто и никогда не видел Плавра Вечного Боя. Никто не знал, как он выглядит, сколько ему лет, кто его ученики. У него не было дома, он ни в чем не участвовал. И никто не знал, где его найти.

«Легенда», — понял он, — «обыкновенная красивая легенда». Тонкому миру нужны были свои боги и своя мифология. И черные тигры придумали Плавра Вечного Боя, ориентир, предел, к которому нужно стремиться.

— Ты сам-то его видел? — спросил Ричард с последней надеждой.

— Я? — улыбнулся юноша, — нет, не приходилось.

— Ясно, — вздохнул Ричард, он понял, что надеяться больше не на кого.

— Может, сразимся? — предложил парень, — это тебя взбодрит.

— Вряд ли.

Ричард снова побрел вдоль реки. Вода тихо плескалась у его ног. Постоянно вспоминалась Шейла и годы, прожитые с ней. Счастливые годы. Боль утихла, ушла незаметно любовь, но осталось ощущение теплоты, нежности и благодарности за эти прекрасные годы. Он не мог позволить ей умереть дважды. Ему хватило и одного раза. Тогда он не успел, она провалилась в песчаный колодец, и у него не было ни секунды. Теперь у него есть время. И он должен найти возможность.

В скверном настроении он вернулся в замок Маррот. Анзанта и Ольгерд о чем-то жарко спорили, но при его появлении смолкли. Он никогда не считал их подходящей парой, поэтому не удивился.

— И что на этот раз? — спросил он устало.

— Анзанта считает, что выступать на Совете должна она, — возмущенно сказал сын.

— У меня больше шансов быть понятой, — заявила она, — вы — тигры, а я — эрх.

Ричард холодно посмотрел на нее, спорить на эту тему он с ней не собирался.

— Говорить буду я, — сказал он, — а ты будешь сидеть и молчать.

— Что?! — вспыхнула она.

Розовое платье вмиг посинело. Самолюбивая красавица не привыкла к такому тону. Ричард смотрел на нее хмуро. Все-таки он ее не любил и не понимал.

— Тебя просили только устроить нам встречу с Советом, большего от тебя пока не требуется.

— Да! Но ведь именно я устроила вам встречу с Советом. Если бы не я…

— Если бы не ты, Дарий не устроил бы нам такую ловушку.

Анзанта приоткрыла рот, но сказать ничего не смогла.

— Ты будешь помогать нам без всяких условий, — докончил Ричард. И хватит об этом… Когда Совет?

— Завтра, — проговорила она сухо, — но ты пожалеешь о своем решении.

— Как бы нам всем кое о чем не пожалеть.

Завтра! Он был готов к этому, но, тем не менее, волновался. Задача была почти невозможная — убедить надменных, уверенных в своем совершенстве эрхов в том, что им грозит опасность, заинтересовать их проблемами плотного мира, заставить их найти выход из тупиковой ситуации. Больше всего он боялся, что Мудрые примут решение просто уничтожить Магусту, как потенциальный источник опасности. Это было проще всего, и даже согласие Дария для этого не требовалось.

Ночь он провел бессонную. Она мало чем отличалась от дня. Те же яркие звезды горели за эллипсоидными окнами, только созвездия менялись, потому что станция вращалась вокруг своей оси. Те же мысли лезли в голову, те же проблемы не давали забыться. Он подбирал нужные слова, он искал нужный тон, он не представлял, что его ждет, и как говорить с этим «оплотом мудрости».

— Пора, — сказала Анзанта утром.

Она была в узком золотом платье, орнамент, украшения, и высоко поднятые волосы были угольно-черного цвета. Весь вид ее был блестящий и строгий.

— Для мужчин официальный цвет — белый, — предупредила она, — но, поскольку вы не члены Совета…

— Мы будем в черном, — закончил Ричард.

* * *

Мудрые заседали на пятой планете дзеты Большой Медведицы. Звезда была двойная, это было видно даже с Земли невооруженным глазом, планеты описывали в пространстве гигантские восьмерки, огибая два своих раскаленно-белых солнца. В плотном мире жизнь в таких условиях была бы невозможна.

Собственно, тут никто и не жил. Тут располагались официальные учреждения. Ни цветущие сады, ни реки для этого не требовались. Кругом царил порядок и рациональность.

Ричард сначала чуть не ослеп. Яркий белый свет от двух светил падал на мраморные белые плиты, по которым они ступали. Алголь был в зените, Мицар же клонился к горизонту и придавал пейзажу немного оранжевых тонов. Впереди поднимался гигантский белый цилиндр, точнее, таблетка с распахнутыми воротами, к которой со всех сторон тянулись группы эрхов в белых, разумеется, тогах.

— Сколько же Мудрых в вашем Совете? — поинтересовался Ричард.

— Две тысячи, — спокойно ответила Анзанта.

Такого он почему-то не ожидал. Думал, беседа будет достаточно приватной. А оказалось, его ждал целый стадион!

— И все равномудрые? — усмехнулся он.

— У каждого свой ряд, — сказала она.

— Понятно.

— Ты должен обращаться сразу ко всем, не только к первому ряду. Иначе это неэтично.

— Но решает все первый ряд?

— Это… не совсем так, но…

— Понятно.

— Ничего тебе не понятно! Лучше бы я сама выступила!

— Послушай, этот вопрос давно закрыт.

Потом он чуть не пожалел о своих словах. Почти паника охватила его, когда он оказался на арене цирка, вокруг которой амфитеатром поднимались ряды строгих зрителей. Он не знал, кто он: то ли оратор, то ли клоун, то ли гладиатор, вышедший на смертельный бой. Потом это паническое чувство исчезло, но для этого понадобилась вся сила воли.

Мудрые расселись по местам. Ричард стоял перед ними на круглой арене, на всех приходилось смотреть снизу верх. У людей было принято наоборот. Докладчик обычно смотрел сверху, и это облегчало задачу. Здесь его самолюбие никто щадить не собирался, эрхи больше заботились о своем статусе. Тем не менее, они все-таки собрались и согласились его выслушать. Значит, видели в этом какой-то смысл.

Высокий пожилой эрх в первом ряду поднял руку. Все смолкли.

— Говори, Оорл, — сказал он спокойно, — мы слушаем тебя.

Лица были разные. Сначала ему в панике показалось, что все настроены критически и высокомерно, а он для них не больше, чем букашка на сковородке. Некоторые именно так на него и смотрели. Но попадались и вполне доброжелательные мудрецы. Ольгерд и Анзанта сидели в первом ряду у самого входа. Ричард им позавидовал, но деваться было некуда. Аудитория ждала объяснений.

— Мудрые! — начал он, — я, Ричард Оорл, черный тигр, обращаюсь к вашему разуму. И к вашей справедливости. Проблему, которая возникла, мы должны решить вместе. Опасность существует пока только в плотном мире. Но она угрожает и вам. И пришла она от вас. Отмахнуться от этого вы не можете. Чтобы не было лишних вопросов, я расскажу все по прядку.

Он рассказал о Магусте, о своей встрече с Дарием, о его обмане. И о чисто случайном спасении. Не окажись в Магусте Шейлы, вся сила Прыгунов перешла бы к Дарию.

— Ты можешь сесть, — сказал ему пожилой эрх, — мы выслушали тебя.

Ричард устало ушел с арены и сел между Анзантой и Ольгердом. Хотелось вылить на себя ушат холодной воды, но приличия не позволяли.

Где-то с полчаса Мудрые осмысливали его речь. Никто не выступал. Никаких горячих дебатов Ричард не услышал. Совет работал телепатически, как единый организм. Подключиться к их мысленной деятельности никто из них троих не смог: они не были членами Совета. Потом пожилой высокий эрх встал. Он вышел на середину арены и обратился сразу ко всем.

— Формулирую решение Совета: считать ложь в нашем мире недопустимой. Вызвать Дария для ответа. Рассмотреть в связи с этим дальнейшее пребывание скивров в нашем мире.

— Что это значит? — шепотом спросил Ольгерд.

— Это значит, — тихо ответила Анзанта, что они намерены просто выпроводить Дария, а заодно и всех скивров из нашего мира. И этим избавить себя от всех проблем.

Ольгерд посмотрел с досадой.

— Ты их не убедил, отец.

— Вижу, — хмуро ответил Ричард.

— Этого следовало ожидать, — сказала Анзанта, — мы не признаем никаких форм насилия, кроме выдворения вон. У нас давно уже нет преступлений.

— Есть, — взглянул на нее Ричард, — вот оно. И вашими методами с ним не справишься.

— Как можно бороться с тем, чего не существует? У нас нет лжи, нет предательства, нет подлости…

— Все у вас есть, дорогая. Только вы никак не хотите это понять.

— Дарий — не эрх.

— Это так утешительно?

— Мы избавимся от скивров, и все нормализуется. В свое время сам Эгеллем принимал решение принять их. Это было ошибкой. Теперь ему придется их выпроводить.

— Эгеллем — это вот этот?

— Да. Председатель.

Председатель был невозмутим. Седые короткие волосы торчали ежиком над низким морщинистым лбом. Он мельком взглянул на Ричарда и отвернулся.

Ричард напряженно ждал. Он еще верил в разумность высокого собрания.

— Не волнуйся, па, — шепнул ему Ольгерд, — если они вышлют отсюда этого ублюдка, черные тигры с ним быстро разберутся. У них ведь нет такой бюрократии.

— Да. Но они не смогут трансформировать Магусту.

— А Плавр?

— Нет никакого Плавра!

— Что?

— Это миф. Вечный воин, который может все и ни во что не вмешивается. Это ничего тебе не напоминает?

— Да, но как же…

— Давай подождем. Еще не конец света.

 

4

Дарий появился в сопровождении охраны. Его белые одежды мало чем отличались от нарядов Мудрых. Всем своим видом он подчеркивал свою схожесть с членами Совета. На морщинистом лице его не было никакого страха, скорее презрение ко всем окружающим. Он встал посреди арены, скрестил на груди руки и окинул взглядом зал.

Эгеллем уступил слово кряжистому, широкоплечему эрху, которого назвал Бавхом. Бавх выглядел более решительно и непреклонно, чем невозмутимый председатель.

— Мудрые имеют к тебе вопросы, Дарий, — сказал он низким голосом. Не вздумай лгать Совету.

— Не смей говорить со мной в таком тоне, мальчишка! — визгливо выкрикнул скивр, — отвечать вам или нет, это мое дело!

Ричард смотрел на него с отвращением и недоумением. И вот этот чахлый с виду, истеричный старикашка создал такую мощную мыслеформу, как Магуста?! Откуда у него столько энергии, чтобы питать ее? Какой из него Источник, если он сам еле скрипит?

— Черт возьми, этот сморчок не может быть Источником! — воскликнул он, зачем-то оборачиваясь.

— Конечно, не может.

Со второго ряда на него смотрел довольно сурового вида красивый, черноглазый эрх. Его черные кудри завитками ложились на широкие плечи, лицо было бледным.

— Золотые львы не уступают по силе эрхам и тиграм, — добавил он, — а Источник удержал вас пятерых. Смог бы и больше.

— И вы не знаете, кто это?

— Может статься, этого не знает даже сам Дарий.

— И вы собираетесь так просто отмахнуться от этой проблемы?!

— Лично я не собираюсь.

Дарий отвечал крикливо и злобно. Своего отношения к эрхам он уже не скрывал. Бавх проявлял просто чудеса терпения, разговаривая с ним.

— С какой целью ты внедрил свою мыслеформу в плотный мир?

— Это не ваше дело!

— Повторяю вопрос.

— А я повторяю ответ. Это не ваше дело!

— Хочешь, чтобы я прочел твои мысли?

— Не смей лезть в мои мысли, сопляк!

— Тогда отвечай.

Дарий взглянул на всех презрительно.

— Я — Творец. Я создал целый мир, которым управляю. Вам никогда этого не понять!

— Собирался ли ты со временем использовать Магусту против эрхов?

— Нет.

— Как долго она существует?

— Три тысячи лет.

— Сколько в ней разумных существ?

— Три тысячи.

— Насколько она автономна?

— Абсолютно. Пока я не вмешиваюсь в ее дела.

— Значит ли это, что она может выйти из-под контроля?

— Я Творец! Она не посмеет!

— А если выйдет?

— Никогда!

— Хорошо… — Бавх утомленно вздохнул, — что является источником энергии для Магусты?

— Я! — самодовольно заявил Дарий.

— Ты можешь противостоять пятерым тиграм? Не смеши нас, Дарий.

— Что ты понимаешь, сопляк! — зыркнул на него старик, — вы думаете, что скивры — это недоделанные эрхи? Вы презираете нас! Позволили жить у себя, но не дали прав. Как псам на хозяйском коврике! Да каждый скивр стоит сотни эрхов!

Для убедительности он сотворил гром и расколол молнией небо пополам. Мощное здание цирка содрогнулось. Ричард не привык еще к таким эффектам, поэтому тоже вздрогнул.

— Не трать зря энергию, — хмуро сказал Бавх, — две тысячи эрхов все равно сильней тебя.

— Это мы еще посмотрим, — зло покривился старик.

Его отвели в сторону и усадили на отдельную скамью. Оттуда этот громовержец метал злобные взгляды. Увидел наконец Ричарда и чуть не испепелил его. Они оба смотрели друг на друга с ненавистью.

— Па, успокойся, — шепнул на ухо Ольгерд, — у тебя руки дрожат.

— Да-да… — Ричард сотворил себе сигарету, но потом спохватился, что это неприлично, и распылил ее.

Эрхи снова совещались мысленно. Еще полчаса все сидели в напряжении, потом он услышал приговор.

— Совет постановил, — бесстрастным голосом объявил Эгеллем, — первое: скивра Дария считать виновным во лжи. А так же в ненависти к эрхам. Поскольку скивр Дарий объективно не может быть источником такой энергии, считать его сообщниками остальных скивров. Магусту считать для эрхов не представляющей опасности на данном этапе, а вмешательство в дела плотного мира — неэтичными.

Ричарду уже хотелось заткнуть уши.

— Поэтому приговорить всех скивров во главе с Дарием к изгнанию из нашего гармоничного мира.

— А Магуста?! — крикнул он, не выдержав.

— Чужая мыслеформа не подлежит уничтожению без согласия автора, — разъяснил ему председатель, — только в случае непосредственной угрозы. Когда настанет такой момент, мы уничтожим Магусту. Пока это преждевременно.

— Да вы что тут все с ума посходили?! — навыки дипломатии у Ричарда куда-то выветрились, — сами взрастили такую сволочь, а теперь подкидываете ее другим!

— Ричард Оорл! — грозно рыкнул на него Бавх, — выбирай выражения! Совет тебя выслушал.

— Ни черта он не выслушал! Я требовал другого! Трансформации Магусты! И немедленной! Там три тысячи разумных существ, их надо спасать, а не болтать, что это неэтично!

— Ричард Оорл, Совет лишает тебя слова!

У него за спиной поднялся черноглазый эрх.

— А меня Совет еще не лишает слова? — спросил он.

— Твое мнение уже учтено и просуммировано, Кристиан, — сказал ему председатель.

— У меня есть, что сказать.

— Это не изменит общего решения.

— Увидим.

Кристиан вышел на арену. Красота его была суровой, почти дикой. На бледном лице яростно сверкали черные глаза.

— Мы слишком торопимся принимать решения, — сказал он, — у нас так четко все отлажено и отработано, что мы уже не можем сделать ни шага в сторону! Наше совершенство нас и погубит, в конце концов!

Ситуация чрезвычайная, она не вписывается в привычные правила. Неужели вы этого еще не поняли? Или не хотите понять? Или вас просто тошнит от мысли, что в нашем гармоничном мире что-то может быть не так?! Не пора ли осмотреться? И не пора ли перетряхнуть наши представления об этике?

Когда-то эрхи вмешивались в дела плотного мира, и делали это довольно неуклюже. В конце концов, вместо того, чтобы признать это и исправить свои ошибки, они просто объявили вмешательство неэтичным. Это верно, когда эрх со своим чистоплюйством лезет в мир, где иные законы. Но сейчас совсем другой случай!

Нас просят о помощи. О вполне конкретной помощи. И мы просто не смеем отказать, потому что это мы — причина этой беды. Мы! Наше безразличие, наше нежелание знать то, что выходит за рамки собственных интересов, и, главное, наше несправедливое отношение к скиврам — тому причиной. Один старый самолюбивый дурак, помноженный на наше презрение — и в результате мы имеем такое чудовище, как Магуста, которая рано или поздно будет угрожать и нам. Давайте же отвечать за свои ошибки!

— Это спорно! — закричали ему из амфитеатра, — скивры сами хороши! Что ты, в конце концов, предлагаешь?!

— То же, что и Оорл — трансформировать Магусту.

По цирку прошел возмущенный гул.

— И впустить сюда, в наш гармоничный мир, три тысячи совершенно неизвестных существ со всей галактики?! — сформулировал председатель всеобщее возмущение.

Кристиан огляделся.

— Да, черт возьми!

Амфитеатр загудел, как улей. Кристиан бросил в это совершенное болото такой булыжник, что вызвал бурю. Забавно было наблюдать, как чопорный Совет Мудрых превращается в обыкновенный базар.

— Кристиан Дерта один из немногих, кому дано видеть будущее, — сказала Анзанта, — поэтому с ним считаются. Он долго жил в плотном мире, а это раскрывает особые способности. Как у Ольгерда. Правда, Ольгерд предпочел отказаться от них…

— Почему же ваш Кристиан не сидит в первом ряду? — спросил Ричард.

Анзанта укоризненно взглянула на него.

— Потому что на его месте сидишь ты.

Пользуясь возникшим беспорядком, Ричард все-таки встал и подошел к Дарию. Тот сидел, скрестив руки и злобно зыркал в зал.

— В следующий раз ты от меня не вырвешься, — заявил он презрительно, — я переловлю вас всех по отдельности, как клопов. Вы все будете моими рабами: и ты, и твой красавчик-сын, и надменный Леций.

— Скорее, я раздавлю тебя как паука, — ответил Ричард, — можешь не метать передо мной молнии, я тебя не боюсь.

— Ты никогда меня не убьешь, — усмехнулся Дарий, — у тебя связаны руки, Оорл. Вспомни про свою жену. Ты ведь не хочешь, чтоб она погибла? Нет, не хочешь. Поэтому ты будешь беречь меня и ублажать, чтобы я, чего доброго, сам не уничтожил Магусту. Вот так. И зря ты затеял это судилище. Ты только разозлил меня еще больше!

— Какая же ты мразь, — проговорил Ричард.

Вокруг стоял возмущенный гул. Сердце ныло, руки тряслись от дикого желания придушить мерзкого старика. Мудрые тоже, увлекшись спором, стали выходить из себя. Словесные перепалки их уже не удовлетворяли. В голубом небе начали сверкать молнии, арена содрогалась от подземных толчков, кто-то выпустил для убедительности стаю черных птиц, они с диким свистом и хлопаньем крыльев взмыли ввысь. Возмущенные эрхи выясняли свои отношения ненамного корректней, чем черные тигры, хотя и не пускали в ход клыки.

Ричард посмотрел птицам вслед. Раскаленный Алголь уже начал опускаться к оранжевому горизонту. Туда они и летели.

* * *

Эдгар проверил мать, Лауну, Зелу, Гунтри. Убедился, что все в порядке, и все спят, и спокойно отправился к себе. Самому же не спалось. Храм, его запах, каждый его закуток напоминали о Кантине. Где-нибудь в другом месте было бы легче, но он вынужден был торчать тут и ждать, когда все определится.

Он почти уже разлюбил ее, почти возненавидел. Но она спасла ему жизнь. Во всяком случае, собиралась это сделать. Теперь он совсем запутался.

Дверь неожиданно скрипнула. В полосе красного света показался женский силуэт, отчетливо запахло русалкой. Эдгар сел на кровати, торопливо ища ногами свои ботинки.

— Канти?!

Но это была не Кантина. За одной женской фигуркой в дверь проскользнула вторая. Он наконец догадался включить ночник.

Жрицы были ослепительны. В том смысле, что платья на них были золотые, а в волосах жемчужная пудра. Одна была высокая и тонкая как змея, другая пониже и попышнее.

— Белый бог скучает? — улыбнулись они, — мы лучше, чем Кантина. Тебе не будет скучно!

Пока он опомнился, одна уже села в ногах, другая рядом.

— Нур объявил траур по своей пигалице, — усмехнулась высокая, — но ведь нас это не касается. Почему мы должны отказываться от удовольствия? Правда, белый красавчик?

Обе были красивы, особенно высокая. Кажется, ее завали Орма. Но никакого желания эти наглые, сладострастные жрицы не вызывали. Он хотел только одну женщину — Кантину.

— Я вас не звал, — сказал он сухо.

— Зачем нас звать? Мы сами придем! Тебе ведь нравятся лисвийки, не так ли? А нам нравятся красивые белые юноши. Канти говорила, что ты пылкий любовник. Давай проверим, кто жарче любит?

— Втроем? — усмехнулся Эдгар.

— Кливия может подождать, — пожала плечом Орма, она положила ему руку на колено, — какой ты холодный, землянин. Но кожа у тебя гладкая. Ты, наверно, совсем юный?

— Уходите обе, — сказал он резко, — я не хочу ни тебя, ни твою подругу.

— Ты не хочешь меня? — изумилась жрица, широко раскрыв глаза, — ты думаешь, я хуже этой выскочки Кантины?

Отталкивать женщин Эдгар еще не научился. Тем более таких наглых. А грубым быть не хотелось. Орма уверенно обвила гибкими руками его шею и завладела его губами. Ему показалось, что резко вырываться было бы глупо и не по-мужски. К тому же ему давно надоело чувствовать себя неопытным юнцом. Он ответил на поцелуй.

Потом что-то случилось. Они лежали на кровати, она сверху. Он был в напряжении, покусывал ее горячие влажные губы, но размышлял, как бы поприличнее от нее отделаться, и что вообще у нее на уме? И вдруг почувствовал дикое торжество, злорадство, кровожадную радость. Но это было уже не его. Это было ее.

Она стояла на балконе. Внизу бесновалась толпа. Эдгар отчетливо увидел эту толпу с перекошенными от ярости лицами. Рядом была ненавистная маленькая карьеристка Аурис. Она что-то кричала, поднимая руки, как будто имела право говорить от имени Верховного Жреца. Потом они переглянулись с Кливией, сдвинули плечи и помогли этой дуре перевалиться через перила. А потом визжали вместе со всеми. Но не от ужаса, как все подумали, а от дикой радости.

Эдгар открыл глаза. Орма целовала его шею. Ему показалось, что его и в самом деле опутала змея. И теперь уже церемониться с ней он не собирался.

— Уходи, — сказал он, отталкивая ее решительно, — довольно.

— Как?! — удивилась она, — зачем мне уходить, когда у нас впереди еще самое большое наслаждение?

— Самое большое наслаждение у тебя уже было, — ответил он хмуро, — когда ты столкнула Аурис.

Орма вздрогнула. Они посмотрели друг другу в глаза.

— Дьявол, — прошипела она, — откуда ты знаешь?

— Мы, дьяволы, много чего знаем, — усмехнулся он.

Сверкнув глазами, Орма вскочила.

— Идем, Кливия! Он все равно ничего не докажет!

— Пошел ты… — так же ядовито фыркнула вторая жрица.

Эдгар остался один. Срочно захотелось сигарету. Он порылся в карманах куртки, но не нашел ни одной. Это было не страшно. Он знал, где их полно — у Гунтривааля.

Наскоро обувшись и замотавшись в красную тогу, Эдгар отправился к своему подопечному. Тот безмятежно спал, натянув одеяло по самые уши. Тусклый свет ночника его не разбудил.

Эдгар открыл бронированный ящик комода, достал сигарету и тут же затянулся. «Интересно», — подумал он, — «что за траву пихают сюда аппиры? И почему на Земле такой нет? Наверно, все-таки есть, но это коммерческая тайна».

Эпизод с Ормой его потряс. Дело было не в Аурис, которую он почти не знал. Дело было в нем. До сих пор он считывал только чужие состояния. Готовых ярких картин, как в замедленном кино, не было. Что же произошло? Он стал ясновидящим? Нет, не похоже. Читать мысли и предвидеть будущее он по-прежнему не может. Он может считывать только самые яркие и сильные впечатления.

От волнения Эдгар вскочил и заходил по комнате. Все равно это было кое-что! Возможно, самые яркие воспоминания у Гунтри в памяти сохранились? И, возможно, они были связаны именно с Магустой?

Недолго думая, он кинулся к Гунриваалю и разбудил его. Бедный лисвис, ничего не понимая, испуганно закрывался одеялом и смотрел сонными, пустыми и желтыми, как у крокодила, глазами.

— Не бойся, — Эдгар подсел к нему и взял за руки, — это же я. Извини, что разбудил. Время не терпит. Давай еще немножко с тобой поработаем. Смотри на меня. Вот так. Хорошо… Слушай: Магуста. Вспоминай. Магуста…

От напряжения у Эдгара скоро заболела голова. Ничего не вышло. Гунтри по-прежнему представлял из себя черный ящик. Ярких впечатлений у него не сохранилось так же, как и бледных.

— Все, — вздохнул Эдгар разочарованно, — сеанс окончен. Спи.

Гунтри замычал и потянулся к окурку на столе. Он его, конечно, заполучил и, совершенно счастливый, уставился в одну точку на стене. Зрачки, почти круглые в тусклом свете, сузились до щелочек. Эдгар сел в кресло, с досадой и жалостью глядя на него.

— Жил-был Гунтривааль, — размышлял он, — однажды он пошел на болото, и там его окружили красные языки. Он испугался. Еще бы тут не испугаться! И что он сделал? Закричал? Завизжал? Вряд ли, он же мужик… был, во всяком случае, когда-то. Что он сделал? Как что?.. Черт возьми, закурил, конечно! И Магуста отползла. Неужели все так просто?! Нет, этого быть не может…

Ему вспомнился вдруг странный эпизод, когда дед дрался с колдуном. Исчезновение колдуна было необъяснимо. Он ведь не был слабее. Почему же бросил свою дочь? Уж не потому ли, что Эдгар тогда затянулся сигаретой?

От волнения его бросило в жар. Он боялся поверить в свою догадку. И боялся ошибиться. Надо было докопаться до причины. Почему Магуста, точнее Дарий, не выносит сигаретного дыма? И не любого, а именно этого, от «Зеленой звезды?» Он скивр, значит, жил на Пьелле. Возможно, курил эту самую траву. Ну и что?!

— Дарий, Дарий, Дарий… — нервно повторял Эдгар, снова расхаживая по комнате, — вот именно, Дарий! Зачем мне какой-то Гунтри, что я копаюсь в нем, когда есть главный виновник? Посмотреть бы на этого злодея хоть одним глазком!

Дарий долго не давался. Наверно, потому, что его трудно было представить. Он никак не тянул на старика. Воображение рисовало почему-то огромного черного колдуна с красными как горящие головни глазами. От напряжения Эдгар встал на колени и уткнулся головой в ковер, как при адской головной боли. Скоро и комната, и отрешенный Гунтри, и собственное сознание перестали существовать. И он увидел самое сильное впечатление Дария.

Он сидел в клетке. Маленький, жалкий львенок. Ему было холодно и одиноко. Миска с водой была пуста. Потом вошел ОН. Этот жуткий, злобный, всесильный ОН. С хлыстом. Сел на дощатый помост клетки и закурил. Львенок подошел к решетке и, как мог, оскалился. ОН развернулся и ткнул его сигаретой в нос. Запах был ненавистный. Он выворачивал наизнанку. Потом клетка открылась. Маленький львенок боялся выходить, потому что знал, что за этим последует. ОН рявкнул и стегнул хлыстом по полу. Пришлось выйти. Тогда ОН затянулся и хлестнул львенка по спине.

— Шевелись, сучье племя!

Львенок заскулил и забился в угол.

Эдгар встал под холодный душ. Его трясло. То, что он узнал, было слишком важно. Дарий пережил страшное унижение еще в детстве. Злобность дрессировщика, которого и след простыл много тысяч лет назад, породила ответную и неукротимую ненависть у львенка ко всему миру. И плоды этой ненависти пожинали сейчас все.

— Как странно устроен мир, — думал Эдгар, коченея под ледяными струями, — ударишь драную кошку, а в результате получишь мировую катастрофу! Какая-нибудь мелочь может оказаться роковой.

У него возникло ощущение, что все идут по краю пропасти и даже не подозревают об этом. И не знают, что в любой момент могут оступиться. И не ведают, за какой маленький шажок придется сурово расплачиваться.

* * *

Теперь, когда он все знал, надо было предупредить деда и дядю Ольгерда. Но как?! Ему объяснили, что он черный тигр, его научили телепортировать и управлять своей энергией. Иногда ему это удавалось. Но переходить по своей воле в другой мир он не умел.

Ему было трудно это представить. Было тело: руки, ноги, голова, живот… Он привык думать, что это и есть он — Эдгар Оорл. А это было не больше, чем скафандр для погружения в плотный мир. Теперь этот скафандр предстояло снять. Но как? И куда он попадет, если ему это удастся? И найдет ли там деда? И сможет ли потом вернуться?

Вопросов была куча. Ответов ждать было неоткуда. Эдгар лег в позу трупа и попробовал мысленно оторваться от телесной оболочки. Ничего не получалось. Мешал страх. Самый обыкновенный животный страх потерять свое тело. Оно вдруг безумно стало ему нравиться, даже то в нем, чего он всегда стеснялся: неуклюже длинных рук, худых ног, узкого лица с длинным носом… Тело было родное, уютное, послушное! Оно еще не отслужило свой срок, чтобы вот так вылетать из него неизвестно куда.

Он не помнил, когда, в какой момент ему пришло в голову воззвать к тиграм. Он звал деда, но безрезультатно. Тогда в отчаянии он подумал: «Да помогите же кто-нибудь!»

И самым ужасным было то, что его услышали. Тело вдруг окаменело, становясь неродным. Сердце от страха зашлось, но отступать было поздно. Комната вокруг показалась не настоящей, а как будто нарисованной. Постепенно наступала невесомость, как на корабле во время профилактических пауз.

— Будь что будет, — подумал Эдгар и закрыл глаза.

В этот момент его даже не втянуло, в буквально бросило в какой-то канал. Он падал, стремительно отрываясь от того, что держало его в плотном мире. Полет длился доли секунды, но это он осознал уже потом, а тогда ему показалось, что этому ужасу не будет конца.

Но главный ужас, оказывается, был впереди. Первое, что он увидел, приходя в себя — это свои черные лапы с острыми когтями. Хотел закричать, но издал какой-то хриплый рык. Ему показалось, что это сердце подступило к горлу и застряло в нем.

В голубом небе сияло белое солнце. Цепи гор опоясывали прекрасную зеленую долину с маленькими домиками, сплетенными из прутьев. К Эдгару стали подходить люди в боевых доспехах и черные тигры. Эти огромные кошки выглядели жутко. Все почему-то смеялись над ним. Впрочем, что тут было удивительного, если новоприбывший не стоял на лапах!

— Это что за явление? — сказал веселый воин с коротким мечом за поясом, — с ним надо сразиться!

«Только этого еще не хватало!» — подумал Эдгар и оскалился. В этот момент он напомнил себе несчастного львенка в клетке. Это так разозлило его, что он вскочил на все четыре лапы, но не рассчитал и взлетел в небо, как воздушный шарик. Смех усилился.

Эдгар медленно осел на землю. Огляделся. Среди жителей горной долины встречались и женщины. Это было невыносимо.

— Смотрите, он совсем котенок, — сказала одна, рыжая как кошка и такая же самовлюбленная, — тоже мне, воин!

«Узкие бедра и ноги короткие», — подумал Эдгар, — «тоже мне, красавица, и чего из себя строит?!»

— Нахал! — вспыхнула девушка.

Он не знал, что тут все слышат его мысли. Теперь все смеялись уже над ней. Кроме одного, косматого и раскрашенного как индеец парня. Его вздутые мышцы так угрожающе перекатывались на загорелом теле, что хотелось побыстрее смыться от греха подальше.

— Щенок! — рявкнул он, — ты смеешь оскорблять прекрасную Лутимеллу?!

«Влип», — понял Эдгар, — «наверно, мне на роду написано страдать из-за женщин!»

— Гор, не трогай его, — сжалилась рыжая красавица, — он и на ногах-то не стоит.

Из благодарности Эдгар невольно подумал о ней такое, что она покраснела как георгин, все засмеялись еще больше, а ее косматый защитник пришел в ярость. Надо было как-то спасаться, а драться он не умел. Лихорадочно вспоминая рассказы деда о черных тиграх, Эдгар искал выход. И, кажется, нашел. Тигры читали его мысли. Это было ужасно, но этим следовало воспользоваться.

— Ловко я рассмешил их, — подумал он как можно отчетливее, — это хорошо, настоящие воины должны уметь повеселиться. Они приняли меня за несмышленого котенка. Значит, ловко у меня получилось!

Тигры слегка призадумались. Эдгар с радостью решил, что наживку они заглотили. Сомнение — это уже хорошо. Теперь главное — не мелочиться!

— Неужели не узнали, что я великий воин? — вещал он мысленно, — должно быть, не видели меня ни разу. Я Плавр Вечный Бой. Со мной хорошо посмеяться, но я не завидую тому, кто захочет вступить со мной в схватку.

Для убедительности Эдгар уверенно встал на все четыре лапы и выпустил когти. Он вспомнил свои актерские навыки, поэтому даже взгляд изобразил огненно-пронзительный и неустрашимый. Шевелиться он не мог, любое движение выдало бы его неопытность.

— О, Великий Плавр! — воскликнул изумленный Гор, — прости, мы не поняли твоей шутки! Это было гениально!

Эдгар усиленно гнал от себя посторонние мысли.

— Великому воину незачем приходить с боем. Великий воин приходит с радостью, — заявил он. Я рад, что вам было весело, друзья мои.

— Плавр! — заговорили наперебой остальные, — почему мы так редко видим тебя? Почему ты не учишь нас своему искусству?

— Я учу вас! — распираемый вдохновением ответил Эдгар, — вы потом поймете, чему я вас сегодня научил. Ни одна встреча со мной не проходит бесследно. А теперь ступайте, друзья мои. Это место я выбрал для медитации.

— Плавр! Ответь на наши вопросы! Когда еще мы увидим тебя!

— Все мои ответы вы унесете с собой, — окончательно заврался Эдгар, — они внутри вас. Идите каждый к себе домой и спросите себя. Не сомневайтесь, вы услышите ответ.

Черные тигры послушно удалились, но один все-таки остался. Самый недоверчивый.

— А ты почему не уходишь? — строго взглянул на него Эдгар.

На молодом воине был головной убор из красных и белых перьев и набедренная повязка. Смуглое тело было тонким и гибким. Он широко улыбался.

— Потому что я пришел встретить тебя. Я твой наставник, Оорл Лисий Ум.

— Ого! — удивился Эдгар, — меня уже обозвали!

— Ты хитрец, малыш. Но учти на будущее: тигры лжи не выносят.

— А обижать маленьких и слабых — это они выносят?! Ничего себе гостеприимство! И ты хорош! Если ты мой наставник, но какого черта стоял и молчал?!

— Не кипятись, Лисий Ум. Таковы наши традиции.

Против традиций выступать было бессмысленно.

— Покажи мне, как снова стать человеком, — попросил Эдгар, — что-то мне не слишком удобно в этой шкуре.

— Это просто, — улыбнулся юноша в перьях, — представь себя, каким хочешь.

Тело мгновенно трансформировалось. Из одежды на нем был только браслет ручного переговорника, который здесь был совершенно бесполезен. Недолго думая, Эдгар сотворил себе свой любимый синий с белым комбинезон, не забыв и про свои многочисленные эмблемы. Происходящее все больше напоминало ему прекрасно-кошмарный сон. Все это требовало тщательного осмысления, но только потом, когда будет время. Пока же он просто смирился с абсурдом.

— Не советую слишком усложнять свой наряд, — сказал наставник, разглядывая его, — это требует слишком много внимания. У тебя по неопытности детали будут размываться.

— Я что, все время должен думать о своем наряде?

— Мыслеформы краткосрочны. Их все время нужно поддерживать.

— Вот так даже?

— Иначе нельзя.

— Ладно, когда облезу, сделаю себе такую же повязку, как у тебя. Может, сойду за воина?

— Идем к реке, — улыбнулся наставник, — нежелательно, чтобы нас кто-то видел. Тебя могут втянуть в драку, а это сейчас лишнее.

— Наконец-то ты это понял, — проворчал Эдгар.

Они прошли по зеленой траве к быстрой горной речке. Вода, как ни странно, была мокрая. Вообще, почти все телесные ощущения сохранялись, кроме гравитации. Легкость была необыкновенная, как во сне, но с физической невесомостью, когда обрывается сердце, и кровь приливает к голове, не имела ничего общего.

— А у вас тут неплохо, — заявил Эдгар озираясь, — комаров, правда, не хватает и мух. Похлопать некого по дружескому плечу. И лягушки не квачат. Я к ним так прикипел душой на Вилиале, что хоть прямо плеер на ночь втыкай… А за горами, извиняюсь, что у вас будет?

— За горами будет лес, — улыбнулся юноша в перьях.

— Лес? Это хорошо… А звездочка вот эта беленькая как называется?

— По-вашему Шедар.

— Как Шедар?!

— Ты в созвездии Кассиопеи.

— Там же лисвисы живут!

— Это у вас там.

— А здесь их, стало быть, нет?

— Если ты имеешь в виду предков лисвисов, эззолгов, то они перебрались отсюда в Плеяды.

— Стоп, — сказал Эдгар, — у меня что-то с головой. На эззолгах давай остановимся. Если ты загрузишь меня сейчас еще какой-нибудь информацией, я кристаллизуюсь.

Наставник сидел на камне и смотрел вполне дружелюбно, не обращая внимания на его нервную болтовню.

— Поговорим о твоих делах, Лисий Ум. У тебя было серьезное дело к нам?

— Да. Мне нужно найти тут моего деда, — Эдгар поморщился, — только не называй меня так. Какой я, к черту, Ум? Да еще Лисий?

— Хорошо, — сразу согласился юноша, — как же тебя называть?

— Просто Эд.

— Как хочешь. Но свое имя ты все равно заслужил.

— Не напоминай, — снова поморщился Эдгар, — самому тошно. Тебя-то как звать?

Наставник посмотрел на него с какой-то отеческой нежностью.

— Плавр, — сказал он улыбаясь.

— Плавр?! — попятился Эдгар, даже не замечая, что оказался по колено в воде.

Он представлял легендарного воина как-то иначе: довольно пожилым, мощным, суровым, обвешанным доспехами и, уж конечно, совершенно недоступным. Улыбчивый юноша был лишен всех атрибутов королевского величия.

— Плавр Вечный Бой, — уточнил он, видя некоторое сомнение на лице своего подопечного, чем добил его окончательно.

— Что-то слишком много Плавров развелось, — пробормотал Эдгар, — если ты повторяешь мои шутки, то это уже не смешно.

— Я не шучу, Эд. Здесь никто так не шутит. Кроме тебя.

— Надо же…

— Выйди из воды, — посоветовал наставник, — и выслушай меня.

— Ничего, мне и тут неплохо.

— Как знаешь.

Они смотрели друг на друга. Эдгару страстно хотелось провалиться сквозь землю, но он не знал, как это здесь делается.

— Твой дед искал моей помощи, — серьезно сказал Плавр, — я не помогаю тем, кто может справиться сам. Это не значит, что я равнодушен к тому, что происходит у эрхов. Но каждая задача должна быть решена на своем уровне. Это ваше поле боя, Оорлы. Я не могу отобрать его у вас.

Эдгар догадался, что услышал, что-то очень мудрое, но находился в таком шоке, что понял только одно: Плавр помогать им не собирается.

— Куда же мне теперь? — спросил он в полной растерянности.

— Об этом не беспокойся. Я провожу тебя.

— Д-далеко?

— Твой дед и дядя сейчас находятся на Совете Мудрых. Это в мире эрхов. В свое время эрхи, опасаясь внешней угрозы, ушли от нас в другое пространство и создали там свой ограниченный и, как они считают, гармоничный мир. Они все в нем создали сами, но по образу и подобию нашей галактики. То ли фантазии не хватило, то ли духу. Оградившись, они бросились в другую крайность — стали лихорадочно налаживать связи с другими мирами, считая это главной задачей, после сохранения своей гармонии, конечно. Все это я говорю тебе затем, чтоб ты понял, какой крепкий орешек — эти эрхи. Попасть к ним можно только через станцию межпространственной связи. Тигры называют ее замком Маррот. Если ты готов — давай руку. Время не ждет.

— Г-готов, — нервно простучал зубами Эдгар.

Он наконец вышел из воды и протянул воину дрожащую руку.

* * *

Споры в Совете продолжались до глубокой ночи. Обе звезды зашли, над планетой повисли четыре белых луны, довольно ярко освещая окрестности. Ричард вышел из Дворца на площадь, чтобы хоть немного отдохнуть от напряжения и шума. Молнии уже не сверкали, но почву периодически трясло.

Он бродил по белым плитам, отбрасывая четыре тени, огромная как взлетное поле, площадь была почти пуста, только иногда мимо проводили доставленных на Совет и приговоренных к изгнанию скивров. Он не знал, виноваты они или нет, да и не о них сейчас болела голова.

В результате всех споров Совет Мудрых все-таки признал угрожающую опасность Магусты и склонялся к тому, чтобы уничтожить ее. Тем более, что это гораздо проще, чем трансформировать. Ломать — не строить! Уж лучше бы они просто оставили ее в покое! Ричард уже жалел, что связался с эрхами, но было поздно, маховик был раскручен. И раскрутил его именно он, Ричард Оорл. Никогда он еще не чувствовал такого отчаянного бессилия и злости. Убедительных слов он найти не мог, а заставить эрхов было немыслимо. И он был вынужден теперь молча наблюдать этот абсурд.

Немного успокоившись, Ричард наконец вернулся. Искусственный свет над ареной был мягко-розовым, успокаивающим. Но до спокойствия тут было далеко.

— Мы приютили всего двадцать пять скивров! — возмущенно выкрикивал со своего места в первом ряду полный седовласый эрх, — и что они нам устроили?! Что же, по-вашему, мы будем делать с тремя тысячами обозленных убийц из Магусты, когда они вырвутся здесь на свободу?! Нет! Не для того мы создали этот мир, чтобы пускать сюда, кого попало!

Скивры уныло сидели на скамье, огибающей арену.

— Клемм, не ты ли согласился пустить сюда скивров? — спросил толстяка кто-то сверху.

— Это было давно. С тех пор многое изменилось.

— Да. В том числе и мы! Мы перестали думать о других. Мы забросили плотные миры, презираем тигров и всех остальных, боимся кучки львов! Что же дальше?

Трезвомыслящие эрхи все же находились. Это немного обнадеживало, но их было меньшинство.

Потом слово наконец дали одному из скивров. Он встал на середину арены, высокий, статный, с копной рыжих кудрей.

— Вы так поспешно признали нас преступниками, — сказал он, — что у меня нет слов. Золотые львы не нуждаются в вашем снисхождении. Мы уйдем сами. И оправдываться мы не будем.

— Если вы не преступники, почему вы давали Дарию энергию? — строго спросил председатель, — отвечай, Окрий.

— Вряд ли вы это поймете, эрхи. Нас мало. По крайней мере, в вашем мире. Скивры разбросаны мелкими группами по всем мирам. В этом наша трагедия. Но именно это вынуждает нас держаться сообща. Нас мало, но мы — единый организм. А Дарий — самый старший из нас. Мы ничего не знали о Магусте, просто поддерживали слабого.

— Значит, вы не отрицаете своего участия?

— Нет. Не отрицаем. Дарий — один из нас, и мы ответим за него.

— Но вы тоже ответите, эрхи, — вскочил вдруг молодой красавчик в зеленой рубашке, его черные волосы были расчесаны на прямой пробор, — за все ответите!

— Помолчи, Грэф! — резко обернулся к нему Окрий.

Тот вспыхнул бело-синим взрывом, сжал кулаки и сел.

— В первый раз слышу, что скивры разбросаны по всем мирам, — шепнул Ричард Анзанте.

— Такова их печальная история, — без особого сочувствия сказала она, — Грэф пытается их как-то объединить, снует через мою станцию как иголка с ниткой. По-моему, эти львы очень несговорчивые. Каждый хочет своё… я слышала, уже появилась группа скивров, которая желает вернуться в плотный мир. По-моему, они просто сумасшедшие.

— Куда? — вмешался Ольгерд.

— В плотный мир, — повторила Анзанта.

— То есть на Пьеллу?

— На Пьеллу? Не знаю, не думала об этом.

— О чем вы только думаете?!

— Не кипятись, Ол. Планет много.

— Да, но Пьелла одна.

— Успокойся. Не было еще случая такого возврата. Это же бред! Какой-то вызов эволюции!

— А кто сказал, что во вселенной нет обратных процессов?

— Ну, знаешь… прежде всего, у них нет плотных тел. Матрикаты распадаются через несколько месяцев. А чтобы прожить там целую жизнь там нужно родиться. Соответственно, чтобы родиться, нужна наследственная информация о плотном теле, то есть гены. У скивров этот материал утерян. Ни одного живого чистопородного васка, от которых они произошли, в плотном мире не осталось.

— Но ведь на что-то же эти скивры рассчитывают?

— Откуда я знаю, на что? Ол, я не понимаю, тебя это волнует сейчас больше, чем Магуста?

— Мне не нравится этот тип в зеленой рубашке. По-моему, я его где-то видел.

— У меня на станции, где же еще?

Ричард отвернулся, потому что в этот момент с Дарием стало что-то происходить. Он торжествующе захохотал и из жалкого старикашки на глазах у всех стал превращаться в огромного свирепого верзилу с горящими, как раскаленные угли, красными глазами. Его седые волосенки почернели и устрашающе встали дыбом.

— Мудрые! — рявкнул он раскатистым басом, — жалкие глупцы! Вы решили, что можете решать мою судьбу?! Да я разнесу всю эту планету вдребезги, если вы только дыхнете на мою Магусту!

Для убедительности он снова изобразил из себя громовержца. Потом выпустил из рук ослепительно-голубые лучи, направленные в верхние ряды Совета. Они успели защититься, но в результате все буквально ослепли.

Те, кто не слишком растерялся, мгновенно суммировали свои усилия и надели на разбушевавшегося скивра голубой силовой колпак. Дарий взревел от ярости, напрягся, как штангист перед рекордом, и взорвал его изнутри фиолетовой молнией. От взрывной волны всех вдавило в кресла, как при ускорении, скивры же со скамьи попадали на пол.

Это повергло в растерянность даже всемогущих эрхов. Ричард понял, что происходит что-то не то. Дарий отказывался подчиняться Совету, и Совет не мог с ним справиться. Такое трудно было представить.

В глазах рябило. Ричард зажмурился, потом невольно посмотрел на выход, потому что первым желанием после такой разборки было — поскорее унести отсюда ноги. В дверях он увидел уже нечто совершенно невозможное: там с потрясенным видом стоял Эдгар. На нем была набедренная повязка, из взлохмаченных волос торчали алые и белые перья.

— Господи! — воскликнул Ричард, удивляться уже не было сил.

Он кинулся к внуку, схватил его, защищая своим полем, и повалил на пол. В это время зал сотрясла следующая вспышка.

— Де-ед! — сдавленно вякнул Эдгар.

— Ты что тут делаешь?!

— Ищу тебя!

— С ума сошел?!

— Дед, что это?!

— Что, не видишь? Совет Мудрых.

— Ничего себе Совет!

— Ты почему не дома? Что случилось?!

— Дед! Я понял! Я все понял!

— Что ты понял?

— Чего боится Дарий.

Они лежали на полу, Ричард в полном недоумении смотрел в лицо внуку.

— Чего же? — спросил он.

— Звезды! — выкрикнул Эдгар, — «Зеленой звезды»! Он ее не выносит, дым парализует его волю, понятно?!

Разбираться в деталях Ричарду было некогда, но отчетливо вспомнил, как Дарий разозлился до истерики, когда он в его присутствии закурил.

— Слушай, дед, — торопливо заговорил Эдгар, — самое яркое впечатление его жизни — что он львенок, и дрессировщик тычет сигаретой ему в нос, потом стегает хлыстом. Понимаешь?! Он ненавидит дрессировщика, но он его слушается!

— Ты молодец, Эд, — сказал Ричард взволнованно.

— Еще бы, — скромно согласился внук, — теперь слезь с меня, а то ничего не видно.

В это время Дарий разразился еще одним фиолетовым взрывом. Тянуть дальше было некуда.

Пользуясь короткой паузой между вспышками, Ричард подошел к разъяренному громовержцу. В одной руке у него был хлыст, в другой сигарета. Дарий бешено смотрел на него огненно-красными глазами, эрхи от неожиданности смолкли. Вряд ли кто-то из них в одиночку решился бы подойти сейчас к бешеному скивру. Ричард тоже в глубине души не чувствовал себя героем, но другого выхода не было.

— Закурим? — спросил он самым светским тоном.

— Что?! — рявкнул Дарий.

В это время Ричард сунул ему дымящуюся сигарету в нос.

— Вот это, — зло сказал он, — вспомнил?!

То, что случилось дальше, потрясло всех, в том числе и его. Дарий заревел, как стадо слонов, потом схватился за голову, покатился по полу. Ненависть и гордыня боролись в нем с жесткой программой, которую еще в раннем детстве заложил в него дрессировщик. Запах тлеющей травы активизировал ее, вызвав из глубин подсознания. Борьба была страшной. Дарий метался по арене превращаясь то во льва, то в старика, то в демона с красными глазами. Скивры изумленно расступились, опасаясь с ним столкнуться. Эрхи потрясенно молчали.

Для убедительности Ричард стегнул по полу хлыстом. От этого звука Дарий взвыл еще больше. Потом обернулся львом, оскалился, но в глазах был уже страх.

— Сюда, — скомандовал Ричард, — ко мне!

Лев медленно подошел.

— Лежать!

Он лег.

— Слушай меня, тварь. Ты немедленно трансформируешь сюда Магусту. Сейчас же!

Дарий протестующе зарычал. Недолго думая, Ричард полоснул его хлыстом по спине. Лев взвыл, покатился по арене, потом покорно приполз к его ногам.

Еще несколько ударов укротили его окончательно. Лев затих и смирился. Он лежал, как сфинкс, вытянув лапы, прикрытые глаза затуманились. В наступившей тишине эрхи стали требовать от Ричарда объяснений. Он ничего не хотел говорить, таким уставшим и опустошенным он себя чувствовал. Только взглянул на Эдгара и кивнул ему.

В это время над ареной вспыхнуло красное солнце. Огромный пурпурный шар закрыл собой полнеба. Он медленно опускался, освещая синюю ночную мглу.

— Что это? — обеспокоено спросил Эгеллем.

— Перед вами Магуста, — ответил Ричард.

Он навсегда запомнил залитые красным светом изумленные лица эрхов.

— Выводи всех по одному, — велел он Дарию, — а вы, — он обернулся к Совету, — встречайте!

Надо отдать должное мудрости эрхов, они не стали спорить о свершившемся факте. Магуста была уже здесь, в их гармоничном мире, и возмущаться по этому поводу было бесполезно.

Все высыпали на площадь. Красный шар завис в ста метрах над ней, подобно остывающему солнцу, из его чрева протянулась широкая сверкающая лестница. Ричарда вместе с Дарием оттерли от этой лестницы, и издалека, почти от самых ворот Дворца, он видел, как спускаются по ней какие-то странные то чешуйчатые, то крылатые, то паукообразные существа, потом появились и гуманоиды. Все они были совершено растерянны и изумлены. Но их встречали. Эрхи нехотя изобразили приветливые улыбки. Видеть их замешательство было забавно.

— Боюсь, ты еще ответишь за свое самовольство, — шепнула Маррот.

— Я за все всегда отвечаю, — сказал он.

— Знаешь, — усмехнулась она, — этот хлыст тебе очень подходит.

Отвечать ей он не стал.

Дарий, снова обернувшись чахлым стариком, сидел на ступенях. Он был совершенно сломлен. Его детище больше не подчинялось ему. Последними из дворца вышли хмурые скивры.

— Это ты во всем виноват, — прохрипел старик, указывая на Грэфа, — ты… зачем только я тебя послушал!

— Ты уже с ума сошел, старче? — сладко улыбнулся этот красавчик в зеленой рубашке.

— Ты забыл, как уговорил меня уничтожить всех Прыгунов?

Глаза у Грэфа зло сверкнули, но он продолжал улыбаться.

— Если я тебя уговорил, что ж ты их не уничтожил?

— Грэф! — сурово взглянул на него Окрий, — что это значит?

— Ничего, Старший. Просто Дарий уже бредит. Ты видишь, в каком он состоянии? Он ищет виноватого, а поскольку на Оорла он нападать уже не смеет, то выбрал другую мишень. Ты ведь всегда меня недолюбливал, правда Дарий?

— Я тебя ненавижу! — прошипел старик.

— Успокойся, — улыбнулся Грэф, — мы тебя вылечим.

Окрий подошел к Ричарду, глаза его, такие же рыжие, как и волосы, были полны печали.

— Оорл, уступи нам его, — сказал он, — скивры сами с ним разберутся.

Вмешиваться в их дела совершенно не хотелось. Ричард не знал ни их истории, ни их проблем. Жалкий же старик уже не вызывал ненависти.

— Забирайте, — устало вздохнул он.

— На меня и моих скивров ты всегда можешь рассчитывать, — сказал Окрий, — за других не отвечаю.

Ричард молча кивнул и отвернулся. Он думал уже не об этом. Про скивров и про Дария уже можно было забыть. Это был пройденный этап, и волновало его сейчас совсем другое. Он высматривал на лестнице Шейлу.

Когда она показалась из красного марева, он сразу ее узнал. Маленькая, со вздернутым носиком, с коротко подстриженными светлыми волосами, со своей доброй растерянной улыбкой доверчивого ребенка. Теперь она больше казалась ему дочерью, чем женой.

Ричард пошел к ней через толпу. Он шел к ней двадцать семь лет, с той мучительной секунды, как она провалилась в песчаный колодец. Все остальное сейчас было не важно. Он растолкал Мудрых у края лестницы и стал подниматься. Где-то посредине они встретились.

Годы, как перелистанные страницы, отлетали назад, назад, назад… Он думал, будет больнее, острее, непонятнее. А они просто обнялись, вцепились друг в друга, он поднял ее невесомое тельце на руки и пошел вниз.

 

5

Все ослепли и устали, поэтому в гостиной у Маррот были приглушенные тона. Сама хозяйка в изумрудно-зеленом платье угощала гостей ароматным чаем с земляничным вареньем. Шейла сидела в брюках и белом свитере, как любила ходить дома. Рядом с ней разместился Ольгерд. Эдгар от избытка энергии бегал из угла в угол.

— Представляете, у них нет иммунитета на вранье! — вдохновенно рассказывал он, как всегда, конечно, привирая, — они сразу поверили, что я Плавр Вечный Бой. Это я-то! Посмотрите на меня. Нет, вы только посмотрите на меня! Каков воин, а?

Все смеялись, особенно Шейла. Блюдечко с вареньем дрожало в ее руке. Порой она грустными глазами смотрела на Ричарда, потом снова смеялась над внуком. Что ж, Эдгар был в своем репертуаре.

— Поэтому они меня назвали «Лисий Ум», — заявил он гордо, — понятно, дед? И после этого ты будешь заставлять меня учиться?

— Делай, что хочешь, — отмахнулся Ричард, — можешь сразу идти в Совет Мудрых.

— Зачем мне эрхи? — пожал плечом внук, — я черный тигр. Знаете, кто мой наставник? Кто меня сюда провел, знаете? Плавр!

— Еще один самозванец? — усмехнулся Ричард.

— Сам ты самозванец! — оскорбился вдохновенный рассказчик, — настоящий Плавр Вечный Бой! Отличный парень. Я вас как-нибудь познакомлю.

— А с Господом Богом ты нас не хочешь познакомить?

Все снова смеялись, звенели чашками, ели варенье.

— Жаль, что Ингерды здесь нет, — сказала Шейла, — но к счастью, мы с ней все-таки виделись. И она мне кое-что успела рассказать. Эд, — она посмотрела на внука, — я рада, что у вас хорошая семья. Тебе ведь нравится твой отчим?

— Кто? — опешил Эдгар.

— Я, конечно, не знаю, как ты его называешь…

Повисла неловкая пауза. Все переглянулись, догадываясь, что Ингерда выдала желаемое за действительное. Скорее всего, затем, чтобы не огорчать мать. Шейла почувствовала эту неловкость и растерянно огляделась.

— Да, он мне нравится, — вдруг бодро сказал Эдгар, — и вообще у нас всё в порядке. А когда они ссорятся, я беру их за шкирки и быстро мирю. Терпеть не могу развалившихся семей.

— Я рада, — улыбнулась Шейла, — а ничего, что он аппир?

— Это мелочи. Лично я вообще собираюсь жениться на лисвийке.

— На ком?!

— Ма, это наш Казимир-Орландо так шутит, — сказал Ольгерд, — он у нас веселый парень.

— Это я заметила.

— Может, вина? — предложила Анзанта.

— Спасибо, дорогая, — улыбнулась ей Шейла, — у вас такой чудесный чай, что ничего больше не хочется.

— А мне сотвори, — взглянул Ричард на ослепительную хозяйку, — и чего-нибудь покрепче.

— Коньяк?

— Давай коньяк.

— Мне тоже, — сказал Ольгерд.

— И мне, — подал голос Эдгар.

Анзанта, мило улыбаясь, разнесла всем по фужеру. Ее пышные волосы лежали на плечах пшеничными россыпями. Это был самый прекрасный ее образ — золотоволосая богиня с зелеными глазами. Образ, который он до сих пор без памяти любил. Ричард замечал, как изумленно смотрит на нее внук. Сначала ему пришлось даже объяснять, что это не Зела. Через какое-то время Эдгар смирился, но удивление на его лице осталось.

— А ты, Ол? — обратилась Шейла к сыну, — почему до сих пор не женился? Посмотри, какой сын у Ингерды. А у тебя?

— Мама, — сказал Ольгерд несколько смущенно, — я уже два раза был женат.

— Как два раза? — огорчилась она, — и оба — неудачно?

Снова повисла неловкая пауза. Анзанта встала из кресла.

— Эд, — сказала она неровным голосом, — пойдем, я покажу тебе станцию.

— С вами — куда угодно, — заявил этот дамский угодник, — хоть снова на Совет Мудрых!

За это он получил ослепительную улыбку богини и хмурый взгляд Ольгерда.

— Какая красивая женщина, — сказала ей вслед Шейла, — эрхи все так прекрасны?

— Нет, мама. Она одна такая. То есть… — Ольгерд запнулся.

— Что, сынок?

— Ничего.

Они говорили с Шейлой, как с тяжелобольной, защищая от всяких подробностей. Отсюда возникали сплошные неловкости и недомолвки. Ричард понимал, что главный разговор будет с ним. И они с Шейлой все откладывали его на потом, бросая друг на друга печальные взгляды.

Он любил ее нежно. Но как свое воспоминание. Он не мог остаться с ней в этом мире, она не могла вернуться туда. Все и без них было предопределено. Почему же было так больно? Или жаль было прошедшей молодости?

— Давайте, я тоже вас оставлю, — предложил Ольгерд.

— Но ты… почти ничего не рассказал о себе, — как будто испугалась Шейла.

— Это долго. И нудно.

Ольгерд встал. Вздохнул. И вышел. И они остались вдвоем в просторной комнате с горящими звездами за эллипсоидными окнами, с благоухающими букетами в напольных вазах, с мерцающими картинами на стенах и с неожиданно наступившей вязкой тишиной.

Шейла по-детски сморщила носик и смущенно улыбнулась.

— Это немножко напоминает звездолет.

— Немножко, — согласился Ричард.

Она утопила подбородок в вороте свитера, приподняла плечи, словно извиняясь. Все ее старые привычки остались при ней. Она была до боли знакома.

— Когда мы летали, мне все время казалось, что мы вот-вот ворвемся в какой-то неведомый сказочный мир. Я все ждала чего-то… И вот я, кажется, в этом сказочном мире. По-моему, мне надо радоваться?

— Ты будешь счастлива здесь, не сомневайся, — сказал он.

— Без вас?

— Разве ты еще не отвыкла от нас?

— Это вы отвыкли. А я жила только воспоминаниями.

— Извини.

— Зачем извиняться, Рик? Я же все понимаю. Герда говорила, ты женат?

— Да.

— Давно?

— Двадцать лет.

— Долго, — коротко улыбнулась Шейла, — но мы с тобой прожили дольше.

— Я все помню, Шел.

— Что ж, я рада. А дети у вас есть?

— Она аппирка. У нас не может быть детей.

Ему показалось, Шейла немного повеселела после этого ответа.

— Странно, что ты женился на аппирке, — сказала она, пожав плечиком, — у нас в Магусте были аппиры. Они все мутанты.

— Не все мутации ужасны.

— А как она поладила с нашими детьми?

— Шел, наши дети были уже взрослыми. Так что никто не пострадал.

— Извини. Я так часто представляла, как вы живете там без меня! Поэтому чересчур любопытна.

С ней очень трудно было разговаривать. Интуитивно он понимал, что если начнет рассказывать о плохом, она расстроится. А если о хорошем — расстроится еще больше, потому что все это было без нее. Он старался говорить вещи нейтральные: о Земле, о друзьях. Вот так, балансируя на этой неуловимой грани, они и беседовали.

Потом ей это надоело.

— Скажи, — спросила она прямо, — ты хотел бы все вернуть? Я понимаю, что это невозможно. Просто скажи, хотел бы?

— Сейчас — нет, — ответил он, — но я люблю тебя, Шел. И я сделал все, что мог, чтобы вызволить тебя.

— Знаю, — блестя обиженными глазами, сказала она, — ты сделал невозможное. Тем труднее снова тебя потерять.

— Ради бога, не расстраивайся так. У тебя еще все будет хорошо.

— Конечно. У меня все будет прекрасно. Мои дети живы-здоровы, мой внук в порядке, мой муж женат. Мне не о чем беспокоиться!

— Шейла…

— Если б я знала, во что обойдется мне этот шаг в сторону!

Она закрыла лицо руками. Ричард сел рядом, обнял ее, поцеловал в мягкие волосы.

— Мне он тоже дорого обошелся, поверь.

Они долго сидели молча, взявшись за руки.

— Не думай, что я тебя в чем-то виню, — сказала наконец Шейла, — я — призрак. Мне уже никто ничего не должен.

— Мы все помним тебя и любим.

— Мое время ушло, я понимаю… Знаешь, я ведь была страшно ревнивой, Рик.

— Никогда не замечал.

— Я же сказала ревнивой, а не глупой. Конечно, ты об этом не догадывался. Я просто старалась все время быть рядом. Хотела заменить тебе весь мир! Глупо, да?

— Тебе это почти удалось. Я возненавидел этот мир, когда тебя не стало. К чему бы я ни прикасался, все напоминало о тебе. Куда бы ни пошел — везде мы с тобой были.

Шейла коротко вздохнула.

— Нам ведь хорошо было вместе, правда?

— Конечно, Шел. Ты всегда меня понимала, как никто.

— А эта женщина, она не понимает тебя?

— С ней все гораздо сложнее, мы ведь слишком разные.

— Тогда зачем она тебе?!

Ричард прекрасно понимал, что она хочет от него услышать, но даже для утешения не мог этого сказать. Расстраивать же Шейлу тоже не хотелось. Он искал слова, сжимая ее руки.

— Она не похожа на тебя, Шел. Но ведь и я изменился. Поэтому сейчас у меня все по-другому. Другая семья и другие отношения.

— Ты в самом деле изменился, — вздохнула она, глядя на него.

— Сильно постарел?

— Не в этом дело. Я просто не узнаю тебя. В моей памяти ты остался совсем другим.

— Может, это и к лучшему?

Шейла встала, нервно стиснула руки и напряженно приподняла плечи.

— Теперь я хочу поговорить с сыном, — улыбнулась она, — в отличие от мужа, он всегда будет моим.

* * *

— Я не завидую тебе, дед, — сказал Эдгар, подходя сзади.

Ричард стоял у иллюминатора. Звездное крошево медленно плыло, повинуясь осевому вращению станции. Огромный груз свалился с плеч — не было больше зловещей Магусты, сломлен был Дарий, спасены все его пленники, и закостеневшие в совершенстве эрхи получили в свой стерильный мир такое впрыскивание, которое надолго их взбудоражит. Это была победа, но торжества он не чувствовал. Только тоску, усталость и обреченность.

— Эд, что мне делать? — спросил он, не оборачиваясь.

— А что тут сделаешь? — удивился внук.

— Вот именно.

— Не огорчайся, дед. Вернись в настоящее. И вообще, нам пора домой. На Тритай, потом на Вилиалу, потом на Землю. Ты не представляешь, как я хочу домой!

Ричард взглянул на часы. На Тритае в Порге сейчас был полдень. Час Намогуса. Их не было уже трое суток. Зела и Ингерда наверняка волновались.

— Пожалуй, нам действительно пора, — сказал он, — пойди скажи Ольгерду, что пора прощаться.

Эдгар убежал. Постояв еще немного, Ричард тоже отправился в гостиную. В коридоре он встретил Маррот.

— Тебе сообщение, Оорл, — хмуро сказала она, — Совет постановил, что отныне доступ в мир эрхов для тебя закрыт. Я тебя предупреждала. И мне придется выполнять их требование.

Ничего другого можно было и не ждать.

— А Эдгару они еще не запретили там появляться? — усмехнулся он.

— Нет, — пожала плечом Маррот.

— Тогда у них еще все впереди.

Шейла выглядела довольно бодро. Она всегда была маленькой, но сильной. Ричард не помнил у нее ни срывов, ни истерик, ни отчаяния. Она всегда шла рядом, но не опираясь на него, а скорее поддерживая.

— Давайте простимся весело, — предложила она, хотя в глазах была тоска, — не плакать же нам, в самом деле?

Ричард стиснул ее руки и даже не заметил, как они прошли насквозь.

— Я не могу раздвоиться, Шел, — сказал он с сожалением, — но какая-то часть меня всегда будет с тобой. Помни об этом.

— Я знаю, — улыбнулась она, — ты спас меня, я — тебя. Разве не это самое главное?

Он прикоснулся к теплым губам Шейлы, но поцелуй получился дружеским. Он вдруг подумал, что никогда страстно не любил Шейлу, он дружил с ней с институтской скамьи, ценил ее, жалел, уважал, гордился ею, ему во всем ее хватало, и он был счастлив. Потому что не знал, что существует Зела.

Маррот обняла Шейлу за плечи и отвела в сторону.

— Не волнуйтесь за нее, — сказала она, — я лично о ней позабочусь. Ты слышишь, Ол?

— Спасибо, — сдержанно сказал Ольгерд.

Они втроем взялись за руки. В последний раз взглянули на уютную комнату и двух женщин в ней. Те стояли, обнявшись, обе смотрели с грустью, а за ними на мерцающе-синей стене висела большая картина с белой тигрицей и тигренком.

* * *

Ольгерд не обладал большой точностью попадания. После прыжка он очутился на заливе за городом. Мела метель. Он долго сидел в снегу, приходя в себя, потом догадался вызвать такси.

Дома было как-то непривычно и пусто. Ему показалось, что он отсутствовал целый год. Робот Мотя заботливо спросил, что он будет на завтрак. «Значит, утро», — подумал Ольгерд.

— Который час? — спросил он.

— Восемь тридцать.

— Понятно. Включи мне новости.

За чашкой кофе после горячего душа он с разочарованием узнал, что на Пьелле уже распоряжается новый полпред и занимается он остановкой заводов и эвакуацией людей. Ольгерд хотел отдохнуть и выспаться, но понял, что ему это не удастся. Отодвинув тарелку, он позвонил по личному приоритету Лецию.

— Я вернулся, — сообщил он, — скоро буду у тебя.

— Просохни, — отозвался Леций.

— Какой там просохни! Что у тебя творится на планете?!

— Прилетай, — нахмурившись, сказал Леций — поговорим.

Экран зарябил полосками. Вместо Леция на нем появились ведущие утренней детской передачи. Они напевали знакомую песенку из далекого детства. Ольгерд выключил экран, но песенка осталась.

Когда-то он приставал к маме с этой песней. Она улыбалась и пела вместе с ним. Она была такая взрослая, умная, сильная, ласковая, уютная. Он прятался за нее от всех проблем и страхов. И ему всю жизнь потом этого не хватало. Мать должна быть. До старости! У каждого! Ведь нельзя же растечься жидким блином перед любимой женщиной. С этим можно пойти только к матери.

Наверно, она нужна была ему именно за этим. Ему хотелось уткнуться лицом ей в колени, чтоб она погладила его по головке и пожалела, и жалобно признаться: «Мама, это я, твой маленький мальчик. Я ужасно устал, я запутался, я слаб, я невезуч. И ничего у меня не получается!»

Но эту страшную тайну он оставил при себе. Той мамы больше не было. Он видел беспомощную маленькую девочку с печальными и растерянными глазами. Этой девочке самой нужна была защита и поддержка. И он, здоровый детина пятидесяти двух лет, понял наконец, что никогда уже не станет ребенком.

Через полчаса он был во дворце. Леций встретил его не один, с братом. Конс сидел на подоконнике, худой и энергичный, как гончий пес, готовый в любую минуту сорваться. За окном поднималось медное, увязшее в редких облаках солнце, рассеянно освещая ледяную гладь залива.

— Вот и я, — объявил Ольгерд.

— С какими новостями? — спросил Конс.

Леций стоял, скрестив на груди руки, и молчал. Он был в черном, только плащ поблескивал голубыми искрами. Это обычно говорило о его скверном настроении.

— Новости хорошие, — сказал Ольгерд, — с Магустой мы покончили.

— Сами? — недоверчиво спросил Леций.

— Отец заставил Дария трансформировать ее к эрхам. Так что теперь голова болит у Мудрых. А мы можем отдохнуть.

— Как ему это удалось?

— Это долгая история. Я охотно расскажу ее позже, а сейчас мне не терпится узнать, что у вас тут происходит?

Оба брата посмотрели на него хмуро.

— Отдыхать не придется, Ол, — сказал Конс, — ни нам, ни тебе. Через неделю отбывает первый звездолет с людьми. И это только начало.

— Почему так поспешно? Неужели угроза людям столь велика?

— Нет никакой угрозы. Мы задержали всех экстремистов по спискам. Главари убиты. Никакой организации больше существует. И Торвал прекрасно об этом знает, но продолжает погрузку.

— Почему? Что ему не нравится?

— Мы.

— Что значит, вы?

Леций подошел совсем близко и спросил:

— Ол, ты землянин. Скажи: может полпред иметь такие полномочия, чтобы полностью закрыть колонию? Не слишком ли это глобальный вопрос для него?

— Если вы о Торвале, — ответил Ольгерд, — то он не только полпред, но еще и член Совета по Контактам. Так что я не берусь судить о его полномочиях.

— Жаль… мы полностью в его власти. Если земляне нас бросят, аппирам не выжить.

Перспектива была безрадостная. Тем более, что уже столько сил, надежд и лет было отдано этой планете.

— Чего он хочет от вас? — хмуро спросил Ольгерд.

Леций смотрел на него холодными синими глазами.

— Смерти Кера. Он вбил себе в голову, что Азол — убийца его сына.

— Тогда чего вы ждете? Или боитесь, что не справитесь с ним?

— Азол не убийца.

— Как?!

Конс спрыгнул с подоконника.

— Ол, — сказал он взволнованно, — все списки для ареста дал мне Кера. Он просто влез в организацию, пользуясь тем, что все думали на него. И до сих пор так думают. Мы не оправдываем его только для того, чтобы не спугнуть настоящего убийцу.

— Черт бы вас побрал, Индендра, — покачал головой Ольгерд, — кто у вас на подозрении на этот раз? Надеюсь, не я?

— Не ты. Руэрто.

— Как Руэрто? Да вы что? Как это Руэрто?!

— Успокойся, Ол. Мы знаем, что вы друзья. Нам он тоже не чужой. Но это он.

— Не могу поверить, — заявил Ольгерд, — убийца обычно трясется за свою собственную жизнь. А Нрис — ни капли.

— Откуда ты знаешь? — усмехнулся Конс.

— Я был с ним в плену у Призрака.

— А вам ничто и не грозило. Сия же вас спасла.

— Спасла. Только мы об этом не знали в красном шаре.

— Это ты не знал. А Нрис ломал комедию. Что-что, а пошутить он умеет.

— Подождите… у него же всегда было алиби.

— Липовое. Если только предположить, что у него есть двойник-андроид.

— И где этот двойник?

— Ищем.

Ольгерд подошел к окну. Он так устал, что готов был поверить даже в это, лишь бы наконец убийца был найден. Нрис действительно был странной личностью, порой непредсказуемой. И мотивов у него, если подумать, было достаточно. И потом… никого ведь больше просто не оставалось.

— Риция уверена, что это Нрис, — сказал у него за спиной Леций, — но с доказательствами сложнее. Тебе придется подключиться к поискам, Ол. Пока корабль не улетел, Торвал должен получить труп настоящего убийцы. И доказательства. Мы должны расшибиться, но угодить ему! У нас осталась неделя.

— Что я могу? — сухо спросил Ольгерд.

— Вы же друзья с Руэрто. Крутись почаще в его доме, общайся с ним, разговаривай…

— В то время, как мне хочется его придушить?

— Этого всем хочется, не только тебе. Пойми, он не может не понимать, что круг сжимается, нервничает, злится, ждет от нас каких-то ходов. Поэтому может допустить какую-нибудь ошибку. Не упускай его из вида, Ол. И по возможности ищи андроида.

— А почему Риция уверена, что это Руэрто?

— Потому что… — Леций запнулся, — ей виднее.

За окном мела метель. Поздний зимний рассвет никак не мог войти в силу, и она резвилась, как хотела по заснеженному льду. Неужели виновник всех бед — Руэрто Нрис? Этот веселый, кудрявый парень, любитель жизни и всех ее удовольствий? И это он изнасиловал Рицию?!

Ольгерд резко обернулся.

— Почему он не убил ее?

— Видимо, не хотел.

— Он освобождался от наследников. Она — первый кандидат на трон. Ты не находишь это странным?

— Видимо, он к ней неравнодушен.

— Нрис? Что-то я этого за ним не замечал.

— Мы многого за ним не замечали.

— Да, возможно…

Ольгерд походил по кабинету, чтобы новая информация хоть немного улеглась в его голове. Сомневаться, кажется, было глупо, раз сама Риция уверена, что это Руэрто, но он сомневался.

— Могу я поговорить с ней? — спросил он, и сердце сжалось от одной только мысли, что он сейчас увидит ее.

— Она еще спит, — сказал Конс.

— Ничего, я разбужу.

Браться недоуменно переглянулись.

— Ты что, растерял все приличия на Тритае? — спросил возмущенный Верховный Правитель.

— А ты что, забыл, что мы родственники? — взглянул на него Ольгерд.

Леций помолчал, потом усмехнулся.

— Ты еще на это надеешься? Ну-ну. Ступай. Может, тебе повезет больше.

* * *

Риция не спала. Она в кружевной пижамке делала упражнения у окна. Ее зимний сад по-прежнему пестрел тропическим разноцветьем, ручей журчал, омывая отполированные пестрые камушки. Издалека она показалась совсем маленькой и хрупкой, как ребенок.

На звук распахнувшихся дверей Риция обернулась. Не удивилась, Ничего не сказала, только метнулась к шкафу и накинула халат. Потом нашла тапочки посреди комнаты и торопливо сунула в них босые ноги.

— Здравствуй, — сказал Ольгерд подходя, ему нелегко было смотреть в ее черные обжигающие глаза.

— Здравствуй, — довольно отчужденно ответила она, — рада, что ты наконец вернулся.

— Я тоже рад, что вижу тебя.

— Для этого вовсе не обязательно было врываться ко мне в такую рань.

— Обязательно. Нам надо, в конце концов, объясниться. И чем раньше, тем лучше.

Риция отошла на шаг, как будто избегая разговора.

— Нам не нужно объясняться. Я и так все знаю.

— Что ты знаешь?

— Явилась твоя Анзанта. Сказала тебе, что я убийца. И ты поверил. Спасибо, что хоть не сказал никому.

Возразить было нечего. Все именно так всё и было. Явилась Анзанта, и он ей поверил. Не сразу, правда, а после Би Эра и Флоренсии. С этим предстояло еще разобраться.

— Я сомневался, — сказал он, — поэтому и молчал, — ты же знаешь, как всё было запутано. И до сих пор ничего не ясно.

— Все ясно, — холодно посмотрела на него Риция, — только доказательств нет.

Ольгерд уже понял, что она его не простит. Во всяком случае, вот так сразу. Она вообще сильно изменилась. Говорить о своей любви сейчас было бесполезно, она бы не поверила. Он просто любовался ее лицом, ее пронзительными глазами и упрямым изгибом розовых губ.

— Почему ты так уверена, что это Нрис? — спросил он.

— Мы говорили с ним.

— Он что, признался?

— В сущности, да. Он вел себя довольно грубо и нагло. Он понял, что я догадалась.

— Почему же он не убил тебя?

— Это было бы сейчас слишком вызывающе. Пока у него есть алиби, а у нас нет доказательств. И, видимо, не будет. Он же не полный идиот, чтобы не уничтожить этого андроида.

— Не скажи. Двойник еще может ему пригодиться.

— Я обыскала весь дом и все подвалы. А всю планету и, тем более, всю галактику мы обыскать не сможем.

— Значит, надо дождаться, пока он сам его вытащит.

— Мы же не можем следить за каждым его шагом!

Ольгерд увидел в глазах Риции такое отчаяние, что все у него внутри закипело, как звездная плазма.

— Он за всё ответит, Рики, — проговорил он с тихой яростью, — клянусь тебе.

— Не клянись, — разочарованно сказала она, — ты даже обещаний не выполняешь. Зачем бросаться словами?

Ольгерду показалось, что он получил пощечину. Но и тут возразить было нечего. Он обещал ждать ее и жениться на ней. Он же ее и оттолкнул.

— Зачем ты так говоришь? — спросил он хмуро, — ты же знаешь, какие у меня были причины.

— Да. Знаю. Ты считал меня убийцей.

— Так считал не я один.

— Да. Еще твоя Анзанта.

— Так считал Би Эр.

— Дядя Би Эр?! — изумилась Риция, ее брови взлетели вверх, лицо от этого стало совсем детским.

Ольгерд готов был получить хоть десять пощечин, лишь бы загладить свою вину. Лишь бы исправить свою чудовищную ошибку.

— Я говорил с ним перед прыжком, — сказал он, — Би Эр не сомневался, что это ты. Как ты думаешь, почему?

— Не знаю… — пробормотала Риция.

— Он даже знал, как тебя разоблачить.

— Боже мой…

— И обещал сказать мне, когда я вернусь.

— Бедный дядя Эр, — вздохнула Риция.

— Здесь еще много неясного, — сказал Ольгерд, — по крайней мере, для меня. Но я всё выясню. У меня другого выхода нет.

Они смотрели друг на друга под тихое журчание ручья. Какая-то нелепость разделяла их непреодолимой стеной. Эту стену хотелось сломать, взорвать, пробить лбом, наконец. Но это было бы бесполезно, и им обоим от этого было грустно. Старик Дарий потерял свое могущество и Магусту. Но одного он, сам того не ведая, добился: разлучил Ольгерда и Рицию. И, возможно, навсегда.

— Ты простишь меня когда-нибудь? — спросил Ольгерд.

— Не знаю, — ответила она.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Она покачала головой.

— Не верю.

Вечером все Индендра собрались у Конса, кроме Кера, конечно. Для всех он по-прежнему оставался преступником. Ольгерд подумал, что ни за что не хотел бы оказаться в его шкуре даже на час.

Флоренсия выглядела прекрасно, она улыбалась и помогала своему роботу накрывать на стол.

— Сейчас ты нам все расскажешь, — обрадовалась она, — мы тут извелись в неизвестности.

— У меня тоже будет к тебе пара вопросов, — предупредил Ольгерд.

— Хорошо. Только после ужина.

— Как ты себя чувствуешь?

— Это первый вопрос?

Он улыбнулся.

— Считай, что так.

— Прекрасно себя чувствую. Только не могу смотреть на мясо. Так что стол сегодня рыбный.

— Ничего. После тритайских лягушек — сойдет.

Риция спустилась из своей комнаты в пестром вязаном платье. Вид у нее был не столько торжественный, сколько домашний. Вместо туфель были меховые тапочки.

— Рики, что за вид? — недовольно посмотрела на нее Флоренсия.

— Надоело, — ответила Риция, и было совершенно непонятно, что именно ей надоело.

— Ты убийственно красив, — иронично заявила она, подходя, — как статуя.

— Какая статуя?

— Любая, — усмехнулась она, — их много…

Сия прилетела одна. Нрис, разумеется, тоже получил приглашение, но предпочел остаться дома.

— Где же Руэрто? — спросила Флоренсия, заканчивая сервировку.

— В последний момент почему-то передумал, — пожала плечом Сия, — он стал какой-то нервный с тех пор, как вернулся с этого проклятого Тритая. Видимо, это всё Магуста. Мальчик такой впечатлительный!

Все, не сговариваясь, посмотрели на нее. В воздухе появилась какая-то неуловимая напряженность. Сия была великолепна и тщательно ухожена, от этого ее почему-то было еще жальче.

— Ольгерд, — улыбнулась она, — наконец-то!

— Привет, — сказал он.

— Как там на небесах?

— Скоро расскажу.

Жемчуг мягко блестел на ее высокой шее и в ушах. На Тритае, в рабочем комбинезоне и кепке, она была уродлива. Сейчас снова совершилось чудесное преобразование. Желтые глаза в черном контуре были гипнотически красивы, волосы уложены, грудь приподнята корсажем.

— Ты, как всегда великолепна, Сия, — не удержался от комплимента Ольгерд.

Она довольно улыбнулась. Мелкие морщинки разбежались по напудренному лицу.

— Почему ты не заглянул к нам? Эрто ждал тебя.

Руэрто его не ждал. Он отказался от встречи, даже ничего не объяснив.

— Отсыпался, — не стал он ее расстраивать.

— Ну, так заходи завтра. Если не к Эрто, то ко мне. Нам ведь есть о чем поговорить?

Это было кстати. Неравнодушие к нему Сии помогло бы осмотреть дом получше и кое-что выяснить. Конечно, пользоваться любовью несчастной женщины, чтобы разоблачить ее же сына, было неблагородно. Но Ольгерду было уже не до выбора средств.

— Непременно зайду, — сказал он.

Риция стояла на лестнице в своем вязаном платье и тапочках. Она как будто расслышала, о чем речь, дернула плечиком и торопливо поднялась к себе. К ужину она вышла в изящном белоснежном костюме. Волосы ее отрасли настолько, чтобы заколоть их на затылке. Эта гладкая женская прическа делала ее взрослее и строже. И еще недоступнее. Видимо, этого она и добивалась.

Ольгерд сел рядом с Сией. Риция оказалась напротив, отрешенная и далекая. Он старался, но не мог не смотреть на нее. У нее это тоже плохо получалось. Но как только он заговорил об Анзанте, она уставилась в тарелку и больше глаз не поднимала.

Рассказ его был долгим. В памяти всё еще было свежо, и говорил он со всеми подробностями. Смущало только одно, что его заслуги ни в чем не было. Он больше походил в этой истории на зрителя, чем на участника. Понял всё Эдгар, а осуществил отец.

— Давайте выпьем за Оорлов, — предложил Леций, почему-то не слишком бодро, — они того стоят.

— Пожалуй, — согласился Конс, — они свои проблемы решать умеют. В отличие от нас. Впрочем, был бы у нас такой парень — у нас бы тоже не было никаких проблем.

— У нас нет такого парня, — хмуро взглянул на него Леций.

У Конса настроение было получше. Он повернулся к Флоренсии и взял ее за руку.

— Может, будет когда-нибудь? Фло, как ты считаешь?

— Мне все равно, — пожала она плечом, — даже если у него не появится никаких сверхспособностей.

— Как это не появится?

— Очень просто. Не всем же быть Прыгунами.

— Давайте все-таки выпьем, — напомнил Ольгерд, — мне понравился тост.

Риция наконец подняла на него обжигающие глаза.

— Давайте. За вас, Ол.

* * *

Потом он узнал, что произошло без него здесь. Правда, уже не за столом, где сидела Сия, которая по-прежнему считала Кера преступником, а своего сына примерным и впечатлительным мальчиком, а от Леция с глазу на глаз. Они сидели в углу на диване. Верховный Правитель был хмур.

— Азол бесится. Ему это всё надоело смертельно. Но мы ничего пока поделать не можем. Торвал буквально вьет из нас веревки.

Слышать такое из уст Верховного Правителя было дико. О самолюбии и норове Прыгунов Ольгерд знал лучше всех.

— Не переживай, — сказал он, — скоро Моут получит настоящего убийцу и успокоится.

— Мерзавец. Играет судьбой аппиров, чтобы отомстить за сына. Мне придется уживаться с ним на одной планете! На моей планете!

— Успокойся, Левааль.

— Всё летит к чертям, всё! Ты понимаешь?!

— Этого не может быть. Слишком много сил Земля вложила в Пьеллу. Торвал остынет, когда мы удовлетворим его чувство мести.

— У нас очень мало времени, Ол. У всех лопается терпение: и у Торвала, и у Кера, и у меня, и у Нриса. Не знаю, кто первый взорвется!

— У меня есть одна идея, — сказал Ольгерд заговорщески.

— Какая? — внимательно посмотрел на не него Леций.

— Знаешь, кто нам поможет?

— Кто?

— Сия.

— Сия?! — Леций чуть не подпрыгнул от такого заявления, — ты с ума сошел!

— Нет, — твердо сказал Ольгерд, — хотя подлецом, кажется, становлюсь. Уж извини.

— Что ты задумал, Ол?

— Получить у нее доказательства. Возможно, она не догадывается, но знает она много.

— Ну и что? Да она скорее умрет, чем выдаст своего сына. Ты же знаешь, как она его любит!

— Меня она любит тоже. Посмотрим, кого больше.

— Тебя?

— А ты не знал?

Леций посмотрел удивленно, потом усмехнулся.

— И почему все Индендра так любят Оорлов, ты не знаешь?

— А разве обратное не верно?

— Эту сказку можешь рассказывать Риции. Она, в конце концов, оттает и выйдет за тебя… И то, если не узнает, куда ты собрался.

Ольгерд угрызений совести не испытывал. Не до того было.

— К сожалению, кроме меня, некому, — усмехнулся он, — это моими статуями Сия утыкала всю свою половину.

— Чем? — недоуменно переспросил Леций.

— Статуями, — повторил он и в этот момент вдруг понял…

— Большими? — уточнил Леций.

— В полный рост, — ответил он.

— Черт возьми…

Они долго смотрели друг на друга. Никто не решался вслух высказать догадку, но и так было ясно, что одна из статуй — футляр для андроида. Нрис не прятал его ни в подвале, ни на другой планете. Двойник стоял на самом виду. Интересно только, знала ли об этом Сия?

От волнения сердце забилось чаще.

— Я все сделаю сам, — сказал Ольгерд, — никому из вас нельзя появляться в его доме: вы его спугнете.

— Смотри, сам его не спугни, — зловеще сказал Леций, — он хитрый как дьявол.

В висках стучало, сердце билось часто, а вечер продолжался. Ольгерд заметил, что Риция поднялась в свою комнату. Он теперь знал, что случилось с ней, и это тоже не давало ему покоя. Он был готов кусать себе локти от того, что она тут пережила, когда его не было рядом, когда он сидел на Тритае и подозревал ее во всех смертных грехах. Сознавать это было невыносимо. Он поднялся следом и решительно зашел к ней в дверь.

— Прости меня, Рики, — сказал он, пока она не успела его выставить, — я до сих пор не понимаю, почему все так нелепо получилось.

— Почему же нелепо? — отчужденно посмотрела она, — все правильно. Я ведь, в самом деле, мутант. Конечно, я никого не убивала, но мало ли что? Мы все мутанты. И любить нас нельзя.

— О чем ты говоришь, боже мой? — он шагнул и взял ее за плечи, — я безумно тебя люблю, при чем тут это?

Она вырвалась.

— Хочешь сказать, что тебе это не важно?

— Нет, конечно!

— Это слова. Только слова. А на деле ты поверил, что я могу убивать!

— А ты знаешь, чего мне это стоило?! И чего мне стоило молчать об этом?!

Они оба внезапно поняли, что перешли на крик. После всего пережитого не осталось никакой выдержки. А она была еще нужна.

— Уйди, пожалуйста, — уже тише, почти шепотом попросила Риция, — может, я и прощу тебя, когда успокоюсь… но замуж я за тебя не выйду никогда. Потому что мы не пара. Я это очень отчетливо поняла.

— Рики…

— Я буду, как тетя Сия, смотреть на тебя издалека и любоваться.

— Далась тебе эта Сия!

— Ол, уйди. Я не в состоянии с тобой разговаривать.

Он больше ничего не сказал. Вышел и хлопнул дверью. Спустился в столовую, выпил рюмку «Козерога», потом отвел в сторону Флоренсию.

— Помнишь наш разговор в больнице? Помнишь?

Она перестала улыбаться и нахмурилась.

— Ты опять об этом?

— Именно об этом. Только давай называть все своими именами. Хватит, наделикатничались!

— Может, ты пьян, Ол?

— Не настолько, чтоб ничего не соображать.

Они смотрели друг на друга.

— Чего ты хочешь? — спросила она недовольно.

— Ясности. Вспомни наш разговор. Я тогда имел информацию, что Риция — убийца. Это было настолько чудовищно, что я стал думать о раздвоении ее личности. И я пошел к тебе, но ты только подтвердила мои догадки. Скажи мне, Фло, о каком раздвоении говорила ты?

Флоренсия долго в замешательстве смотрела на него.

— О другом, — проговорила она наконец.

— О каком другом?

— Ол, это не твое дело.

— До сих пор? — он начал выходить из себя, — когда ты поймешь, Фло, что это нас всех касается? Тем более меня: я люблю ее!

— Вряд ли тебе это понравится, — Флоренсия отвернулась от него к окну, за ним раскачивались в темноте заснеженные сосновые лапы.

— Говори, как есть. Я должен знать.

Она еще раздумывала, но потом, видимо, поняла, что он не отстанет. Повернулась и снова посмотрела ему в глаза.

— Видишь ли, у Риции без приема соответствующих препаратов наблюдается обратное развитие. Это она так считает, потому что мы не запускаем этот процесс. А на самом деле…

— Что на самом деле? — нетерпеливо перебил он.

— А на самом деле Риция — гермафродит.

Что угодно он готов был услышать, только не это. Метель все раскачивала за окном сосновые ветки. Он стоял, как громом пораженный, глядя на игру света и теней на снегу.

— Ол, это только звучит так страшно, — успокаивала его Флоренсия, — она всегда будет женщиной, пока захочет, и сможет иметь детей. Неужели это так важно, если ты ее любишь?…

Но Ольгерд уже не слушал ее.

 

6

Метель наконец угомонилась. Утро было ясным и морозным.

— Отпусти меня хотя бы на кладбище, — взмолилась Миранда.

— Я сейчас занят, — отрезал Торвал.

— Ты мне и не нужен, — сказала она, — я хочу побыть там одна.

— Сбежать тебе все равно не удастся, — презрительно заявил он.

— Тем более. Чего ты боишься?

Он посмотрел, как будто просветил ее насквозь.

— Я всего буду бояться, пока не отправлю тебя на Землю. Я убедился, что ты можешь выкинуть любую глупость.

Она устала с ним спорить. Все равно, что бы она ни говорила, все оставалось по-прежнему. Ее комната охранялась, ее видеосвязь была отключена, ее переговорник прослушивался, друзей к ней не пускали. Миранда находилась под настоящим арестом. До отправки корабля оставалось меньше недели, а Азол так и не появился. Она уже не знала, что думать. Порой ее охватывало отчаяние.

В последние дни Торвал был в скверном настроении. Он не понимал, почему Прыгуны до сих пор не выдали ему мертвого Кера. Почему они тянут, если они у него в руках и готовы на всё, лишь бы остановить эвакуацию?

Леций не возражал. Попробовал бы он возразить! Он даже уточнил, в каком виде полпред хочет получить труп. И тот сказал ему, что туловище должно быть отдельно, а голова — отдельно. А вдруг этот упырь воскреснет!

Миранда видела, как Леций потом выходил весь зеленый из кабинета Торвала.

— Хочешь получить голову убийцы на блюде? — спросил Торвал в тот день за ужином.

Она чуть не поперхнулась.

— И принесет тебе ее не кто-нибудь, а сам Верховный Правитель. Если хочешь, он даже приползет к тебе на коленях с этой головой. Хочешь, Ми?

— Ты пьян? — спросила она с отвращением.

— Этих мутантов надо держать в строгости, а не только нянькаться с ними, — наставительно сказал он, — видишь, какие монстры из них вылупляются?

— Пока только один.

— Остальные тоже потенциальные монстры. Они опасны. И пусть лучше они сдохнут тут, чем мы сами будем обустраивать своих убийц.

— А если… — она проглотила ком в горле, — ты получишь голову Кера на блюде… ты прекратишь эвакуацию?

— Там посмотрим, — усмехнулся Торвал.

— Но разве в твоей власти решать такие вопросы, если это приказ Земли?

— В моей власти многое, — выразительно посмотрел он, — когда ты это поймешь?

На кладбище он ее все-таки отпустил. Правда, с охранниками. Они проверили все окрестности, выгнали какого-то бродягу, подбирающего цветы с могил, и вернулись на стоянку, справедливо полагая, что никого к могиле не пропустят.

Миранда расчистила лавочку от снега и села на нее. На душе было тошно. Она чувствовала себя пленницей, да она ею и была. Торвал не хотел ничего понимать, к тому же не мог ей простить «измены».

Но самое печальное было то, что не появлялся Азол. Она не понимала, почему. Пусть у них нет связи, но он же мог догадаться. Пусть ее охраняют, но что ему охрана? Пусть она заперта, что ему замки? Неужели он просто отказался от нее?!

Она гнала от себя эти мысли. Такое ведь уже было. Она не поверила в него, и он едва успел ее спасти. Больше этого не случится! Она будет ждать. Он явится за ней. Не сейчас, так потом, не в полпредство, так на корабль…

Но он явился сейчас. Сию минуту. Просто возник посреди заснеженных могильных холмиков как виденье. Его черная термокуртка была распахнута, на груди висел наспех намотанный красный шарф. Он огляделся вокруг, увидел ее и побежал по снегу, раскрыв объятья. Миранда ахнула и бросилась к нему. Они отчаянно вцепились друг в друга.

— Я знал, что ты придешь сюда, — сказал он, целуя ее лицо, — потому и наблюдателя оставил. Тебе не холодно?

— Нет. Я люблю тебя!

— Я тоже.

— Он держит меня под охраной, Азол. И собирается отправить на Землю!

— Знаю.

Миранда посмотрела ему в лицо, ей не понравилось, как мрачно он это сказал.

— Тогда чего ты ждешь? — спросила она.

— Понимаешь, — Азол скривился, как от горького лекарства, — в жизни не был в более гнусной ситуации… Я давно бы тебя забрал, любимая. И врезал бы ему на прощанье. Но мне небезразлична судьба Пьеллы. Торвал всех нас взял за горло с этой эвакуацией. Кажется, он требует мою голову на блюде?

— Да он просто помешался!

— Возможно. Но он полпред. И если его жена уйдет к убийце его сына, мы с ним никогда уже ни о чем не договоримся. Такое не прощают. Ты понимаешь?

— Понимаю. Но почему вы не объясните Торвалу, что это не ты?

Азол посмотрел на нее хмуро.

— Чтобы не спугнуть настоящего убийцу.

— О, Господи…

— Я все в той же роли, Миранда. И, наверно, сам отрежу ему башку, когда мы разоблачим его, так мне это надоело! Меня как будто в клетку загнали: нельзя дразнить полпреда, нельзя спугнуть убийцу, ничего нельзя!

Она вздохнула и посмотрела на него с тоской.

— Значит, будем ждать, пока вы его не разоблачите?

— Прошу тебя, — виновато проговорил он, — потерпи еще немного. Никто тебя у меня не отнимет. В этом можешь не сомневаться.

— Конечно, — грустно кивнула Миранда, — я сама понимаю, что сейчас просто немыслимо сказать Торвалу, кого я люблю. Когда я сказала, что у меня есть другой мужчина, он вышел из себя, когда узнал, что это аппир — озверел. Но если он узнает, что это ты, то просто будет два блюда и две головы. Твоя и моя.

Они посмотрели друг на друга, потом, не сговариваясь, решили, что пока их головы на месте, надо этим пользоваться. И потянулись друг к другу губами. Миранда мечтала об этом давно, почти неделю — утонуть в его крепких объятьях и без конца целоваться, как школьники в подъезде, которым не хочется расходиться по домам.

Расходиться и правда не хотелось, несмотря на мороз. Миранда цеплялась за его теплый шарф, потом как-то удобно устроила озябшие руки у него подмышками и закрыла глаза. Ей было так хорошо, что она не сразу услышала скрип снега. Потом вздрогнула и заглянула ему за плечо.

На тропинке стоял Торвал. Его окружали телохранители с лучеметами. Сердце так и упало от этой картины, колени подогнулись.

— Так и знал, — сказал он презрительно, — ты даже кладбище способна превратить в дом свиданий.

Азол стоял к нему спиной, Миранда почувствовала, как он весь напрягся.

— Ты даже здесь не можешь оставить меня в покое, — проговорила она, стараясь не стучать зубами.

— Да я ни минуты не сомневался, чем ты собираешься заняться на могиле сына, — зло сказал Торвал, — я отпустил тебя только затем, чтобы посмотреть на этого типа. Вот он и попался. Только что-то он не повернется к нам лицом. Может, боится, что мы арестуем его за осквернение могил?

Азол глубоко вздохнул, как бы набираясь терпения, и медленно повернулся.

— Ну что? — сказал он ошеломленному Торвалу, — попробуешь арестовать меня? Или отрежешь мне голову?

С минуту Торвал просто ничего не мог выговорить, челюсти его двигались, щека дергалась, глаза вылезали из орбит. Потом на лице его застыло бесконечное презрение.

— Тебе нет названия, — ледяным тоном сказал он Миранде, — человечество еще не придумало таких слов. Ты не просто легкомысленная дура, ты…

— Не смей так говорить о ней! — резко сказал Азол, — пойми наконец, я не убивал Патрика.

— Тогда кто убил Патрика?

— Скоро узнаешь.

— Вы еще хотите сделать из меня идиота? Маньяк и шлюха пытаются доказать, что они ни в чем не виноваты?

Он так смотрел, что Миранде в какой-то момент и правда показалось, что она предала своего сына. Она в ужасе закрыла лицо руками, не зная, куда провалиться.

— Я ничего тебе не буду доказывать! — сорвался-таки Азол, — я тебе не Леций Лакон, и на аппиров мне плевать. Можешь убираться с Пьеллы со всеми своими землянами. Мне хватит одной Миранды. Понятно? Ты мне надоел, Торвал Моут. Делай что хочешь, считай нас кем угодно, но об этой женщине забудь! Не смей даже думать, что ты можешь ей что-то приказать!

Торвал побледнел как смерть и даже закрыл глаза. Наверняка он просчитал, что ничего сейчас с Прыгуном сделать не сможет, но от бессилия ненависть его только росла.

— Ваш Леций скоро станет правителем без государства, — проговорил он сквозь зубы, — а с вами я вообще не хочу разговаривать. Каждый все равно получит то, что заслужил.

После этого зловещего заявления он развернулся и пошел к стоянке. Телохранители, изредка оборачиваясь, потянулись за ним. Наступила полная тишина, зловещая морозная тишина на зимнем кладбище. Они наконец остались вдвоем.

— Какой ужас, — прошептала Миранда, уткнувшись лицом Азолу в шарф.

— Это судьба, — вздохнул он.

— Что же теперь будет?!

— Для начала чай с мятой. Обними меня. Нам пора домой.

* * *

Ольгерд медленно шел мимо своих скульптур по половине Сии. Он не смотрел на них, ему было от этого тошно. За окнами таинственно синели зимние сумерки, а в комнатах, как всегда, было цветочное лето, пахло розами и жасмином. В ярком свете гостиной появилась ослепительная Сия с радушной улыбкой на лице. Платье на ней было бархатно-черное, на нем очень эффектно смотрелся ее жемчуг.

В первый раз Ольгерд оценил ее наряд с технической точки зрения и пришел к выводу, что раздеть ее будет довольно сложно. Лиф был зашнурован, пышная юбка стянута ремнем с пряжкой, и бус было слишком много, чтобы в них не запутаться. Очевидно, Сия не строила таких дальних планов.

Желтые глаза сверкнули, глядя на него.

— Вот и ты. Я ждала тебя.

У него мурашки пробежали по спине, с такой тихой страстью это было сказано. Потом хозяйка снова мило улыбнулась, как ни в чем не бывало.

— Давай присядем. Я давно хочу с тобой поговорить.

«Какое совпадение», — подумал он и сел вслед за ней на изогнутый подковой диванчик. Они оказались не рядом, а напротив друг друга. Сия, откровенно поедая его глазами, традиционно держала дистанцию.

— Меня беспокоит Руэрто, — призналась она, — он очень изменился после этого проклятого Тритая.

— Неудивительно.

Она подняла тонко выщипанные брови.

— Ты думаешь?

— Мы все изменились после того, как вышли из Магусты.

— Ты прав. Леций ходит мрачнее тучи, Конс носится, как очумелый, Руэрто огрызается и всех посылает к черту. А ты… ты тоже какой-то не такой.

— Лучше или хуже? — усмехнулся он.

— Зачем ты спрашиваешь? — пронзительно посмотрела она, — ты мне нравишься любой.

Это прозвучало достаточно откровенно.

— Ты мне тоже нравишься, — сказал он, — ты знаешь об этом?

— Я знаю, что ты любишь Рицию, — нимало не смутясь ответила она, — но меня это не волнует. Это ведь не мешает нам беседовать и выпить по бокалу вина.

— Неужели ты в самом деле считаешь, что мне нравится эта девчонка? — насмешливо посмотрел Ольгерд, — разве не очевидно, что я просто хочу жениться на дочке правителя? Неужели ты этого еще не поняла? Или притворяешься? Ты ведь умнее, чем хочешь казаться, не так ли, Сия?

— Я многое понимаю, — бесстрастным тоном сказала она, но по румянцу на щеках он понял, что его слова ее взволновали.

— Тогда давай выпьем.

Когда она вернулась с подносом, он уже снял пиджак.

— Так что ты хотела сказать о Руэрто?

— Он стал невыносим. Раньше он всегда меня слушался. У меня не было никаких проблем с сыном. А сейчас его как будто подменили.

— Может, он всегда таким был, просто ты не замечала?

— Не замечала?! Да я следила за каждым его шагом!

— Он Прыгун. За каждым шагом уследить невозможно.

— Но он все мне рассказывал.

— А теперь мальчик вырос, — Ольгерд усмехнулся, — мальчику скоро сорок. И ему нужны другие исповедники.

— Может, ты попробуешь?

— Может, и попробую. Потом. Я пришел к тебе.

Его взгляд Сия выдержала спокойно, только ее пальцы побелели, сжимая бокал.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила она.

— Ты невероятная и дьявольски красивая женщина, — сказал он, — и совершенно непонятная. Зачем все эти статуи? Зачем такая тайна? Я хочу понять тебя.

— В самом деле? — пронзительно посмотрела она совиными глазами.

— Ты загадка, которую мне не терпится разгадать, Сия.

— Просто ты прекрасен. И мне нравится тобой любоваться.

Она встала и подошла к одной из статуй. Ее ладонь нежно погладила белый мрамор.

— Посмотри, как ты хорош. Какие у тебя плечи, какой торс, какие руки… ты замечал, какие у тебя красивые руки?.. Какое лицо, глаза, нос, губы…

Это уже походило на издевательство. Она эротично оглаживала мраморного Ольгерда на глазах у живого.

— Сия, ты не перепутала? — усмехнулся он, — я здесь.

— Нет, — резко сказала она, поворачиваясь к нему, — я ничего не перепутала.

Ольгерд встал.

— Это ли не загадка? — спрашивал он, медленно приближаясь к ней, — тебе нравятся мужчины, которые даже не могут прикоснуться к тебе? Да? Те, что не могут тебе ответить? Ты живешь в мире своих фантазий, Сия. Но на самом деле тебе хочется совсем другого. Разве нет?

— С каких это пор тебя интересует, чего мне хочется? — сверкнула она глазами, в них было и торжество, и смятение.

— С тех пор, как я узнал твою тайну.

Он был уже в двух шагах от нее.

— Остановись! — вдруг властно выкрикнула она, — не подходи ко мне!

— Не знал, что я так страшен, — он остановился, — только что ты утверждала, что я красив. Ты совсем меня запутала, Сия. Я же примитивен, как все мужчины, — он расстегнул рубашку и бросил ее на пол, — объясни мне, чем я хуже этого истукана? Неужели ты в самом деле не хочешь сравнить, чем живые губы отличаются от мраморных?

Сия вспыхнула и отвернулась. Пользуясь этим, он подошел к ней и взял ее за плечи. Это уже было победой. Невероятная женщина вся дрожала, а когда он коснулся губами ее шеи, просто задохнулась. Ее раздирали противоречия, но любовь к нему оказалась сильнее рассудка. И сильнее страха. Ольгерд, совершенно потрясенный этим, даже забыл о своем отвращении.

Рицию со вчерашнего он больше не видел. Ему было не до того. Слова Флоренсии как будто обрушили на него горную лавину. Он стоял, глядя в темное окно на снежные сосны и с ужасом понимал, что теперь ему все ясно. Так ясно, что хочется кричать об этом.

Риция — гермафродит! Какая глупость! Обыкновенная девушка, которой приходится глотать таблетки. Ну и что?.. Настоящий гермафродит не она. Если в роду Индендра есть такая мутация, то настоящий гермафродит — Сия. Вот кто — настоящее чудовище.

Он только предположил это, и все сразу встало на места. Прежде всего, стало понятно, почему она изнасиловала Рицию и не убила ее. Риция должна была рассказать о насильнике, чтобы подозрение пало на кого-то из мужчин. Так оно и случилось.

Понятной стала и ее странная любовь, не желающая ответа, и подчеркнутое презрение к мужчинам.

О том, что представляет из себя Сия, знал только старик Би Эр. Он носил ее на руках и пел ей колыбельные песенки. Ей! Именно о ней он говорил, а не о Риции. За Рицией он обещал только последить. И еще он говорил: «Именно тебе придется вывести ее на чистую воду, Ол. При тебе она забывается и теряет всякую бдительность. Возвращайся, и я объясню тебе, что надо делать». Объяснить она ему не дала…

Ольгерд сжимал бархатные плечи этого жуткого существа. Он и сам знал, что ему делать. За этим и пришел. Не было никаких андроидов и никаких футляров. Было просто чудовище по имени Сия, жуткая смесь могущества, жестокости и ума, зловещая квинтэссенция аппирских мутаций и васков Индендра. Он ненавидел ее самой дикой ненавистью, но то безрассудство, с которым она шла к своему разоблачению, его потрясало. Ловушка была самая примитивная — мужчина.

— Ну что? Тебе нравится, когда боги оживают? — спросил он, поворачивая ее к себе лицом.

На лице ее было полное смятение. Она прекрасно знала, за какую грань ей нельзя переступать, но не знала, где эта грань. Лучше было вообще не играть с огнем, но искушение было слишком велико. Любимый бог стоял по пояс раздетый и обнимал ее за плечи. Еще вчера она такого и представить не могла. Ольгерд просто обрушился на нее со своим внезапным интересом. Противоядия от этого у нее не было.

Понимала Сия всю фальшь или нет, но, дико сверкнув желтыми глазами, она сама вскинула руки и отчаянно притянула к себе его голову. Такого страстного поцелуя Ольгерд, пожалуй, не помнил. Он понимал, что целует гадюку, но его просто жаром обдало от жадных движений ее губ.

Теперь уж надо было идти до конца. Он прижал ее крепче, стиснул талию, запрокинул ей голову. Они все целовались, и Сия не пыталась вырываться, наоборот она только входила во вкус. Ее руки страстно оглаживали его тело, впиваясь в кожу ногтями. Ольгерд начал медленно опускаться на ковер и потянул ее за собой. Не отрывая губ, они встали на колени, потом легли. Сначала она была сверху, потом оказалась снизу. Глаза ее были закрыты, а губы самозабвенно отвечали ему. Невероятная была бы любовница, не будь она чудовищем!

Ольгерд положил ей руку на колено. В этот момент она опомнилась и открыла глаза. Часто дыша, они смотрели друг на друга. Он чувствовал, что под ним пантера, которая вот-вот вырвется, кобра, готовая в любой момент ужалить. Ему было мерзко и даже страшно, в невероятном напряжении он ждал, что будет дальше. Сия долго не могла ни на что решиться, потом застонала, глаза ее затуманились, она снова полураскрыла губы. Ольгерд, начиная уже сомневаться в своих догадках, припал к ним.

Неужели он ошибся? Опять ошибся! Что, если Сия — просто обыкновенная женщина, у которой проблемы с мужчинами? Которая влюблена в него, как кошка, и ни в чем не виновата? Кто же после этого он?

Рука его решительно отправилась к ней под юбку, но Сия даже не дернулась. Он гладил ее ноги, понимая, что глуп, что запутался, что просто влип по самые уши в поисках этого чертова убийцы, и теперь уж ему придется быть пылким до конца и отлюбить Сию по полной программе. И Риция этого уже не простит никогда.

До истины оставалось только одно движение руки. И он не стал тянуть резину. И понял наконец, с кем имеет дело. Ему показалось, что он напоролся на змею, так омерзительно ему стало. Только это была не змея, а средних размеров возбужденный мужской орган. Он был надежно запрятан в тугое белье, но изо всех сил рвался наружу.

Ольгерд ожидал этого, но все равно содрогнулся и отдернул руку, как от ожога. В сознании все еще не укладывалось, как это мужчина и женщина могут присутствовать в одном теле. Сия дышала часто, она презрительно и холодно смотрела на него.

— Ну что? Нашел?

Он крепко сжал ее, чтобы не вырвалась, раскаляя свое поле до голубой плазмы. Но она, кажется, не собиралась вырываться.

— Ты ведь за этим явился, не так ли?

— На этот раз тебе не отвертеться, — сказал он решительно.

Все его силы были брошены на то, чтоб ее удержать, мышцы сводило от напряжения, в голове шумело, сердце бешено колотилось в груди. Сия же была на удивление спокойна.

— Зачем? — надменно усмехнулась она, — я не собираюсь отпираться. Конечно, это я убила и Аделу, и Патрика, и нудного старика. Я закупорила Флоренсию, я собиралась убить и братьев на Тритае, и убила бы, если б Руэрто не помешал. Идиот… Конечно, это я. Кто еще из вас на это способен?

Она как будто гордилась содеянным.

— Ты права, — сказал Ольгерд, — никто.

— Мне всегда мешал случай, — заявила она с оттенком горечи, ее частое дыхание понемногу успокаивалось, она становилась бесстрастной и ироничной, — я родилась под несчастливой звездой. И, в конце концов, мне это надоело. Думаешь, я боюсь смерти, Ольгерд Оорл? Ни капли.

— Есть кое-что пострашнее смерти, — покачал головой Ольгерд, — сейчас сюда придут твои братья и твой сын. И тебе придется смотреть им в лицо.

— Да, — мрачно зыркнула она желтыми глазами, — это должно быть весьма неприятно… но самое страшное для меня уже случилось. Только что. Какая теперь разница?

Ольгерд ждал чего-то другого, отчаянной борьбы, визгов и обвинений. Спокойствие Сии было ему непонятно.

— Чему ты удивляешься? — презрительно сказала она, — моей глупости или моей слабости? Ты, как всегда, ничего не понял, Ольгерд Оорл, хоть ты и победил меня… Двадцать лет я молилась на твою красоту. Наконец мой прекрасный бог ожил, и я поняла, чего я была лишена всю жизнь, и чего у меня никогда не будет. Никогда! Все остальное чушь, мираж… Я поняла это. И я выбрала. Я люблю тебя… Ослабь хватку, я не убегу. Куда мне бежать от самой себя?

Он смотрел потрясенно.

— Скажи, — демонически улыбнулась она, — где ты видел женщину, которая так дорого заплатила бы за один поцелуй? Где ты видел еще такую идиотку?

— Я всегда говорил, что ты непостижимая женщина, Сия. Но никакой пощады от меня не жди.

— Не волнуйся, — усмехнулась она, — я знаю правила игры.

Ольгерд отпустил одну руку, чтобы поднести к губам переговорник. Он хотел вызвать Леция, но расслабленная и покорная Сия неожиданно дернулась и вывернулась из под него. Она бросилась бежать, он успел схватить ее за длинную юбку и удержал, они снова покатились по полу.

Сил у нее было полно, вряд ли женщина могла бы так мощно сопротивляться. В этой схватке она была мужчиной. Ее порванные бусы белыми горошинами рассыпались по ковру.

— Это тоже входит в правила игры? — хрипло спросил Ольгерд, заламывая ей руку за спину.

— А как же! — рявкнула Сия, непостижимым образом выворачиваясь.

Он схватил ее за шею, она железными руками умудрилась оттолкнуть его. Тогда он просто вцепился ей в волосы. Так она убежать уже не могла, упала на колени, застонала и вдруг совершенно неожиданно и чисто по-женски укусила его в ногу. Ольгерд взвыл от боли. Пользуясь этим, Сия бросилась к дверям, оставляя у него в руке клок волос.

— Стой! — заорал он в ярости.

Но убежать она бы и так не смогла. В дверях стоял Руэрто.

Лицо у него было белое как мел, костюм черный, без единой блестки, в руках меч. Сия чуть не налетела на него, резко остановилась, затравленно оглядываясь, но было поздно.

Ольгерд уже подбежал и заломил ей за спину руки. Она больше не вырывалась, только презрительно смотрела на сына, высоко подняв растрепанную голову.

— Зачем тебе меч, Руэрто? Ты же не способен прихлопнуть даже муху!

— Пора остановить поток твоих преступлений, — бесстрастно ответил он.

— Все же для тебя, — с ненавистью сказала она, — слюнтяй, ничтожество, шут гороховый… если б ты не был такой тряпкой, мне не пришлось бы расчищать тебе дорогу!

Руэрто на секунду закрыл глаза. Он был такой бледный, что Ольгерду показалось, что он сейчас упадет.

— Больше ты не будешь за меня решать, мама.

— Значит, найдется кто-нибудь другой. Ты сам ни на что не способен.

— Ты права, — согласился Нрис, — я именно такой и есть. Слюнтяй и ничтожество. Ол, поставь ее на колени.

Ольгерд заколебался, не рано ли они хотят с ней расправиться.

— Поставь, — настойчиво повторил Руэрто, — иначе мы упустим ее.

Ольгерд надавил Сии на плечи. Она медленно опустилась на пол. Черные волосы выбивались из растрепанной прически и падали на высокую шею. Он подобрал их и заправил назад, под заколку.

— Как ты нежен, — усмехнулась она, — может, поцелуешь меня на прощанье?

Ольгерд ей не ответил.

— Наклонить? — спросил он Нриса.

— Нет, — покачал тот головой, — просто отойди.

Картина была совершенно бредовая. Сия стояла на коленях и смотрела на сына, бледный Руэрто занес меч с горизонтальным размахом. Рука его дрожала.

— Хоть тут-то будь мужчиной, — презрительно сказала она.

И это были ее последние слова. Руэрто снес ей голову одним ударом. После чавкающего звука и отвратительного хруста из тела брызнул фонтан крови. Потом был глухой удар головы об пол.

Минут пять они стояли молча, забрызганные и ошеломленные. Потом Руэрто покачнулся.

— Вызови всех, — сдавленно проговорил он и вышел из гостиной.

Ольгерд подобрал с пола свою рубашку, медленно застегнулся. Зубы почему-то стучали. Он глотнул вина из бутылки, потом только позвонил Лецию.

— Бери Конса и Кера и прилетай к Руэрто, — бесцветным голосом сказал он, — женщин лучше не брать.

* * *

Риция уныло пила чай у Флоренсии. Вокруг все было родное: диван, подушечки, столик на колесиках, — не то, что во дворце. Ей, как никогда, хотелось сейчас вернуться в детство.

— Пойми, — рано или поздно он все равно бы узнал, — раздраженно говорила Флоренсия, — так зачем тянуть кота за хвост?

— И что теперь? — посмотрела на нее Риция.

— Теперь ты хотя бы не будешь метаться. И со временем успокоишься. Ольгерд — не единственный мужчина на свете. Найдешь другого, для которого будет неважно, кто ты.

— Он говорил, что ему тоже неважно.

— Говорил! Ты бы видела его лицо…

— Но он же ничего не сказал?

— Он был в таком шоке, что и не мог ничего сказать.

— Ладно, — вздохнула Риция, — переживет. Я тоже не единственная женщина на свете. Я вообще не женщина.

— Перестань на себя наговаривать, — возмутилась Флоренсия, — ты можешь быть вполне нормальной. Не знаю, что его так потрясло. Честно говоря, я не ожидала такой реакции.

— А тебе, — заглянула ей в глаза Риция, — разве не страшно общаться с нами, мутантами? Мы же как мины замедленного действия. Мало ли что?

— Не страшно. Я люблю вас.

— Но среди нас есть убийца!

— Рики, пусть каждый отвечает за себя. И убийца в том числе.

— Ты не понимаешь! — Риция от волнения встала, ей трудно было объяснить, что она чувствует и о чем неустанно думает в последние дни, — мы не можем отвечать каждый за себя, мы — одна семья и болеем какой-то ужасной болезнью. Раньше я только гордилась, что мы, Прыгуны, такие сильные, такие важные… Но есть и оборотная сторона нашей силы. Теперь я просто себя боюсь: а вдруг во мне проснется такой же монстр? Если Руэрто смог так преобразиться, почему другие не могут? И это самое ужасное, мама. Я боюсь себя. И я понимаю Ольгерда. Со мной лучше не связываться!

Ей стало так обидно от своих же слов, что на глаза навернулись слезы. На самом деле она надеялась в глубине души, что Ольгерд любит ее и будет любить, несмотря ни на что. Но это были только эмоции. Здравый смысл говорил, что такого быть не может, а теперь это подтвердила и Флоренсия. Чуда не произошло.

— Я вообще никогда не выйду замуж, — заявила она подумав.

В комнату заглянул Конс, на его хмуром лице появилась улыбка.

— О чем болтаете, красавицы?

Он любил, когда Риция ночевала дома, но никогда не возражал, если она возвращалась во дворец. Она с детства привыкла к тому, что у нее два отца, ей казалось, что так и надо. Они были совершенно разные, часто спорили и даже ссорились, но никогда — из-за нее.

У нее было счастливое детство, веселая юность, она всё время радовалась жизни. Что же случилось теперь? Почему так не хочется жить? Почему страшно заглянуть вперед?

— Посиди с нами, папа, — сказала она, — мы так редко стали видеться.

— Может, переедешь к нам? — спросил он, садясь рядом.

— Может, и перееду, — ответила она, — Верховной Правительницы из меня все равно не получится. Это я уже поняла.

— И слава богу, — усмехнулся он, — зачем тебе это?

— Мне нравилась эта идея. Я думала, что я какая-то необыкновенная: сильная, умная, красивая… Леций приучил меня к мысли, что я — совершенство. И напрасно. Потому что все относительно. Я не самая сильная, ума мне не хватает. И есть женщины гораздо красивей меня.

— Если только Фло?

— Ты все шутишь, па. А я хотела сказать, что разонравилась себе окончательно.

— Так бывает всегда, — заметила Флоренсия, — если сравнивать себя с крайностями. Опусти планку, Рики. Ты хочешь быть красивее Анзанты и сильнее, чем Азол Кера. Это вовсе не обязательно даже для Верховной Правительницы.

— Это Леций требует от нее невозможного, — сказал Конс, — как он мне надоел со своими амбициями… Не обращай на него внимания, детка, возвращайся к нам и живи спокойно.

Так сразу Риция этого решить не могла.

— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — попросила она, — лучше расскажи о лисвисах. Они в самом деле зеленые?

— Всех оттенков. Есть и черные. Верховный Жрец, например, черный как головешка.

— А как они одеваются?

— Забавно. У них легкие хитончики для жары, а сверху меховые шубы. Так и ходят.

Они мирно беседовали за чаем. Конс рассказал, как их смешно называли: Левааль, Ковааль, Рувааль и Сивээла. Он старался развеселить грустную Рицию, и ему это немного удалось.

Потом позвонил Леций. Она спохватилась, что уже поздно.

— Папа, я ночевать не прилечу, — виновато сказала она, — мы тут заболтались…

— Конс, — сказал Леций, не обращая внимания на ее слова, — срочно прыгай к Нрису. Там что-то случилось.

— Что?

— Пока не знаю, но похоже, что конец.

— Ясно. Сейчас буду.

— А я?! — вскочила Риция.

— А ты сиди дома, — резко сказал отец.

Вызов погас. Они втроем взволнованно переглянулись. Конс оглядел себя и решил, что одет подходяще. Мельком посмотрел на часы.

— Не волнуйтесь. Я вам сразу позвоню.

— Папа, я с тобой, — решительно заявила Риция.

— Не вздумай, — строго посмотрел он, — это мужское дело.

Минут десять она взволнованно ходила по комнате. Потом поняла, что больше ждать не может. Почему ей туда нельзя? Она же не ребенок. Что такого там может произойти? Если Руэрто разоблачили, он наверняка уже нейтрализован.

— Сядь, — сказал Флоренсия, — успокойся.

— Я должна быть там.

— Зачем?

— Ты забыла, кого он изнасиловал? Я хочу спросить его, за что он меня так ненавидит? За что он всех нас так ненавидит!

— Прошу тебя, детка, успокойся.

Риция схватила со стула свою куртку, торопливо сунула руки в рукава, застегиваться уже не стала.

— Успокоюсь, когда посмотрю ему в глаза, — стуча зубами, сказала она.

После прыжка она оказалась в вестибюле. В доме было тихо. Не зная, куда идти, она направилась на половину Руэрто. Там было пусто, даже служанки куда-то разбежались. Потом она услышала в коридоре чьи-то шаги, выбежала туда и чуть не завизжала от неожиданности. К ней приближался сам хозяин. Один! Выглядел он зловеще: костюм на нем был черный, лицо же белое как мел. Но самое жуткое было в выражении этого лица. Риции показалось, что к ней подошел покойник.

— Зачем ты здесь, Рики? — бесцветным голосом спросил он.

Она не знала, что ответить, только смотрела на него, стуча зубами.

— Тебе лучше этого не видеть, — добавил он.

— Чего? — пробормотала она.

— Крови много, — поморщился Нрис.

Она визгнула и побежала по коридору на половину Сии. Ей казалось, он за ней гонится. С ужасом на лице она влетела в гостиную, увидела залитые кровью ковры, тело в черном платье с отрубленной головой, а потом и саму голову с растрепанными волосами. А потом она узнала эту голову.

Очнулась она уже на диване, на коленях перед ней стоял Ольгерд, он держал ее за руки.

— Хочешь глотнуть вина? — спросил он.

— Нет, — покачала она головой, — Ол, что это? Что случилось?!

Он стиснул ее руки крепче.

— Ты хотела видеть своего насильника? Вот он.

— Он?! Тетя Сия?!

— Твоя тетя Сия — гермафродит. Она такая же женщина, как мужчина. Правда, пришлось повозиться, чтоб обнаружить это.

Риция посмотрела в зал. Братья хмуро стояли над телом. К ним присоединился бледный как смерть Руэрто. Даже Азол был в шоке.

— Как же вы узнали? — спросила она, — чувствуя на фоне этого ужаса тихую радость оттого, что Руэрто не виноват.

Тетю Сию она тоже любила, но только по-родственному, без всяких оснований. Определенная жестокость в ней чувствовалась всегда. Потрясла только глубина этой жестокости. Неужели все ее ласковые слова, вся ее видимая забота и сочувствие были ложью?

— Мне говорил о ней Би Эр, — сказал Ольгерд, — жаль только, понял я это не сразу.

Риция посмотрела на него внимательно и, кажется, догадалась, что здесь произошло.

— Это ты ее убил? — спросила она.

— Нет, — покачал головой Ольгерд, — убил ее Руэрто.

— Он сам?!

— Он всегда знал, больше нас. И давно ее подозревал. Но так любил, что не хотел в это верить.

— Что-то меня знобит, — проговорила Риция, — все-таки надо выпить чего-нибудь. Налей мне «Золотую подкову».

Ольгерд повернулся к столу, наполнил бокал, протянул ей. Они посмотрели друг на друга. Он выглядел уставшим, даже опустошенным, как после трудной победы. Да так оно и было. Самое страшное для семьи Индендра кончилось. Больше никто никого не подозревал и не боялся.

Он наклонился, поцеловал ее в колено. Риция потянулась к его волосам, но она отдернула руку.

— Ол, ты ведь знаешь… — она глотнула, чтоб собраться с силами, — я ведь тоже могу стать такой, как тетя Сия.

— Никогда ты такой не будешь, — покачал он головой.

Она посмотрела на беломраморную статую, равнодушно стоящую посреди гостиной, потом снова на Ольгерда. Живой он был гораздо красивее, особенно сейчас, когда с такой нежностью смотрел на нее. На месте тети Сии она бы тоже не устояла.

— Мы с ней похожи гораздо больше, чем ты думаешь, — вздохнула Риция.

— Не вижу ничего общего, — возразил он, — такой, как Сия, просто нет в природе. И не будет. А кем будешь ты, я могу тебе сказать.

— Кем? — напряженно посмотрела она на него, а сама неистово повторяла про себя: «Ну, скажи, скажи, скажи же!»

— Женой Ольгерда Оорла, — сказал он.

Ей показалось, что над ними снова завертелся звездный купол, как тогда, на Кампии. Это было чудесно! Но там они прощались. Они все время только и делали, что расставались друг с другом. Их всегда что-то разделяло: разница в возрасте, Анзанта, Синела, Леций, снова Анзанта… Все эти преграды смертельно надоели.

— Тоже мне, новость, — улыбнулась сквозь слезы Риция, — это я с двух лет знаю.

* * *

Лишних слов никто не говорил. Тело обмыли сами, без свидетелей, одели в чистое, положили в холодильник.

— Завтра с утра все идем к Моуту, — сказал Леций, — на поклон.

— Придушить бы его, — буркнул Кера.

— Сам бы придушил, — признался Леций, — но с Землей нам ссориться никак нельзя.

— Слушай, как ты его терпишь? — спросил Азол, удивленно склоняя на бок косматую голову.

— А как я всех вас терплю? — усмехнулся он, — никто не думает о Пьелле. Все решают свои личные проблемы. В том числе и Торвал.

— Вообще-то мы все кое-что сделали, — заметил Руэрто.

Леций посмотрел на него. Жаль было парня, такой он стоял бледный и безжизненный. Обвинять его в том, что он долго не хотел замечать очевидного, было бы жестоко.

— Не отрицаю, только вы все слишком долго раскачивались.

— Ну, знаешь… — возмутился Кера, но Леций не дал ему закончить фразу.

— Тебя это касается в первую очередь.

— Не будем ссориться, — вмешался Конс, — все хороши… Главное сейчас, что самое страшное уже позади. Осталось только успокоить Торвала.

— Ну-ну, — усмехнулся Кера, — посмотрим, как ты его успокоишь.

Лецию его усмешка не понравилась.

— Кажется, мы выполнили все его условия, — сказал он хмуро, — вплоть до деталей: тело отдельно, голова отдельно. Если он желает получить ее на подносе, — он содрогнулся, но продолжил, — что ж, я сделаю и это. Я принесу ему голову нашей сестры на подносе. Пусть насладится.

Руэрто стал еще бледнее, хотя, казалось, дальше некуда.

— Как он смеет лезть в наши семейные дела?!

— Смеет.

— Да я убью его!

— Ты его убьешь! Ты будешь стоять и молчать. И все вы будете стоять и молчать! Понятно?!

Леций сорвался. В последнее время все были на пределе, он тоже. Никогда еще он не был в столь унизительном и зависимом положении. Никто и никогда не смел диктовать ему свои условия. Конечно, никто не отрицал, что земляне помогают аппирам, но делали они это охотно, и интерес был взаимным. Всегда удавалось найти разумный компромисс. Торвал же вел себя как наместник в колонии.

— Папа, не надо, — обняла его Риция, — мы всё понимаем, мы потерпим. Главное прекратить эвакуацию.

Он взял себя в руки. Расслабил сжатые кулаки.

— Завтра в девять жду всех во дворце, — сказал он тихо, — в зале заседаний. И чтоб без фокусов.

Все стали потихоньку расходиться. Конс пошел звонить Флоренсии, Руэрто — к себе, Азол, хмуро оглядевшись напоследок, исчез. Леций тоже собрался во дворец и вопросительно посмотрел на дочь. Она виновато пожала плечами.

— Папа, я не приду ночевать.

— Да, ты говорила, — вспомнил он.

— Нет, это уже не то, — сказала она.

— А что же? — нахмурился Леций.

— Я выхожу замуж, — заявила эта девчонка, глядя на него упрямыми глазами.

Звучало это после всего, только что происшедшего, как-то дико. Намечались похороны, а не свадьба.

— Замуж? — переспросил он тупо.

— Не сейчас, конечно, — смутилась она, — просто я буду жить у Ольгерда.

Ольгерд тоже подошел. Он ждал ответа, но по всему было видно, что им обоим уже неважно, что он ответит. Его просто ставили в известность. Ничего неожиданного в этом, конечно, не было. Просто ему казалось, что это случится когда-нибудь потом. Наверно, потому, что Риция твердила ему это лет с пяти, и он так к этому привык, что не обращал уже внимания.

— Ол, ты знаешь нашу родовую черту? — спросил он насмешливо.

— У вас их полно, — ответил Ольгерд, — какую?

— Мы все однолюбы. А поскольку ты любишь менять жен, то подумай хорошенько.

— Я так понимаю, — усмехнулся Оорл, — что более умных возражений у тебя нет.

— Возражений? Разве я не говорил, что мы рано или поздно станем родственниками? Конечно, взрывоопасная получится смесь, но уж ничего не поделаешь.

Риция радостно улыбнулась, поцеловала его в щеку и очутилась у Ольгерда подмышкой. Она была такая маленькая и хрупкая, что трудно было представить ее чьей-то женой. Но уж если кому и стоило отдавать свое сокровище, то только Ольгерду.

Возражений Леций не имел. Но от мысли, что он снова останется один, стало как-то не по себе.

— Почему бы вам не жить во дворце? — спросил он, стараясь не выдать своей тоски.

— Сначала мы отдохнем на Земле, — ответил Ольгерд, — а там видно будет. Может, ты к тому времени сам женишься.

— Я заметил, — насмешливо, но не без досады сказал Леций, — что счастливые влюбленные очень быстро глупеют. К тебе это тоже относится, Олвааль.

Ольгерд понял, что затронул не ту тему, и поспешно распрощался. Риция ушла с ним. Как уходят однажды все дочери. Он грустно смотрел им вслед, на белую в синий цветочек дверь, которая вертелась по оси и никак не могла остановиться. Он думал, что хорошо бы было иметь еще и сына, который не уйдет вот так, у другого мужчины подмышкой, который не сойдет с твоего пути, и которому можно действительно передать все, что умеешь.

Но сына не было. Он родился не у него, а у какого-то Ясона. И вырастил его не он, а Ричард. И, несмотря ни на что, отличный получился парень. Леций подумал, что если бы не любил Ингерду, то женился бы на ней только из-за этого парня. Но, как это ни досадно, именно Эдгар и стоял между ними.

 

7

Утром все собрались без опозданий. Костюмы у всех были черные. Руэрто поставил на стол футляр с головой Сии.

— Поднос бери сам, — предупредил он сдавленным голосом.

Обсудили церемонию, Леций потребовал от всех выдержки, что бы ни случилось. Особенно его беспокоил Кера. Ему казалось, что тот на пределе. Азол был внешне спокоен, но за каждым его движением угадывался предстоящий взрыв.

Запрятав подальше свое самолюбие, Леций еще раз позвонил Моуту, чтобы убедиться, что тот их ждет. В полной тишине все вышли на стоянку, сели в модули и отправились в полпредство.

По коридорам тоже шли молча. Леций старался не думать о том, что происходит, о том, что какой-то земной выскочка, облеченный полномочиями, заставляет их совершать это жуткое жертвоприношение, считая в общем-то случайную гибель своего сына гораздо серьезнее, чем трагедия всей семьи Индендра.

В приемной они остановились. Леций положил голову сестры на золотой поднос, она была холодная и как будто ненастоящая. Черные волосы жестко топорщились, как в парике. Он разложил их по блюду кольцами. Риция накрыла все это алым платком. Секретарша в это время сползла со стула на пол. Пришлось приводить ее в чувство.

Потом они вошли в кабинет. Встали полукругом. Торвал с каменным лицом сидел за широким офисным столом, окруженный экранами и пультами. При Гекторе всё здесь было иначе. Леций ощущал себя в кабинете полпреда как дома, мог спокойно войти, развалиться в кресле, звонить отсюда, запрашивать данные, пить кофе и обсуждать мировые проблемы. Он знал здесь каждую кнопку. И никогда не думал, с какой целью и в какой унизительной роли ему придется однажды сюда войти.

Все так же молча, он подошел и поставил перед Моутом поднос. В холодных голубых глазах полпреда появилась некоторая паника, но он молчал и продолжал сидеть неподвижно. Леций дождался готовности на его лице и тогда сдернул платок.

Торвал, как ужаленный, вскочил.

— Монстры, — пробормотал он, отворачиваясь, — дикари… к чему этот спектакль?

— Ты сам этого хотел, — ответил Леций.

— Зачем было превращать это в фарс?

— Тело отдельно, голова отдельно. Согласись, везти сюда тело не очень удобно. Когда ты хочешь на него взглянуть?

— Зачем? — брезгливо спросил Торвал, ему явно не хотелось разглядывать обезглавленный труп, да еще гермафродита.

— Чтобы убедиться, что мы тебя не обманываем. Ты ведь не слишком доверяешь нам, Торвал Моут?

— После того, что вы тут устроили?

— Ты думал, это будет выглядеть как-нибудь иначе?

Торвал ничего не ответил. Он весь позеленел и быстро вышел в заднюю дверь.

— Убирай, — сказал Леций Нрису, — по-моему, с него достаточно.

— По-моему, мы перестарались, — заметил Ольгерд.

— Он приехал не на курорт. А полпредом к мутантам. Как он собирается общаться с уродами, если не может видеть отрубленной головы?

Минут через десять Торвал вернулся. Он был бледен и подозрительно недоволен. Леций не мог понять, чего ему не хватает.

— Банда уничтожена, маньяк убит, — констатировал он, — порядок на планете восстановлен. Мы выполнили твои условия, Моут. Прекрати эвакуацию.

— Прекратить? — холодно взглянул Торвал, — разве я это обещал?

— Как тебя понимать? — нахмурился Леций.

— Вы расплатились со мной за сына. Я удовлетворен. Теперь живите на своей планете спокойно. Земляне больше не будут вам мешать.

Леций сначала даже не поверил своим ушам. Он был убежден, что все недоразумения исчерпаны. Он, как последний слуга, прогнулся перед этим наместником, а оказалось, что зря.

— Что значит, мешать?! — приходя в ярость спросил он, — ты прекрасно знаешь, что аппиры погибнут без вашей помощи.

Торвал скрестил руки на груди и надменно объявил:

— Я ничего не отменю. А о судьбе аппиров вам надо было думать раньше, когда вы начали травлю землян. Если не ошибаюсь, по инициативе господина Кера.

Все просто остолбенели от таких слов.

— Азол Кера не призывал ни к травле, ни к террору, — сказал Леций, уже скрипя зубами, — Азол Кера обезвредил всю преступную организацию и убил главаря. Чего это ему стоило, можешь увидеть у меня в приемном зале, там еще не закончен ремонт. Он сделал все возможное, чтобы уладить конфликт.

— Даже больше, — усмехнулся Моут, — можете вручить ему орден.

Леций понял, что есть что-то еще, что бесит Моута. Очевидно, Азол по горячности уже не выдержал и нахамил полпреду. А теперь Моут не может этого простить.

— Азол, что случилось? — обернулся он с досадой на лице.

Так не хотелось, чтобы все обрушилось только из-за чьей-то несдержанности! Увы, Кера уже кипел от злости, лицо его было свирепо. Ни на какую дипломатию он был сейчас не способен.

— Ты что, не видишь? Он недоволен, что на подносе голова Сии, а не моя!

— Азол!

— Пошли отсюда! Ему плевать на аппиров, разве ты еще не понял?

— Не кричи.

— Да я вообще его убью, если он еще раскроет пасть!

Это было концом мирных переговоров. Леций понял, что скандал неминуем. Кера сорвался, и его надо было срочно увести.

— Уходим, — скомандовал он, — все, быстро.

Торвал не сказал больше ни слова, он так и стоял, неприступно скрестив руки на груди и наблюдая, как Прыгуны покидают его кабинет. Взгляд его Лецию не понравился.

Сам он вышел последним, и пол как будто уходил из-под ног. У него было чувство, что он потерпел самое большое поражение в жизни. Вот сейчас, в этом кабинете. И этого он никак не ожидал. Он не видел причин, почему бы людям не остаться на Пьелле. Любой здравомыслящий полпред давно бы это понял. Что же нашло на Торвала Моута?

На ступеньках выхода Леций схватил Кера за грудки и тряханул его со всей злостью.

— Тебе что, терпенья не хватило?!

— Прости, Лей, — мягко отстранил его Кера, — я не хотел. Так уж вышло.

— Что вышло?! Что вы с ним не поделили?!

Ответ его ошеломил.

— Миранду, — сказал Азол.

— Что?!

— Я люблю ее.

Было морозно и солнечно. Леций сел на ступеньки, не замечая холода. Он понял, что бессилен. Что тут можно было изменить, если Кера угораздило влюбиться именно сейчас и именно в эту женщину? При таком раскладе надеяться было не на что. Наступать же на горло своей любви умел только он сам. И то напрасно. Все равно все летело в пропасть.

— Папа, — пойдем в модуль, — позвала Риция.

— Лей, ты что? — Азол наклонился и попытался его поднять.

— Всё, — сказал Леций.

— Не всё. Взорвем их корабли к чертовой матери, и никуда они не улетят.

— Это война.

— Значит, убьем Торвала. Можешь поручить это мне!

— Это не намного лучше.

— Ну, значит, сами выкрутимся. Жили же без них. Вставай!

Леций поднялся. Думать о будущем не хотелось. Солнце ярко, уже по-весеннему сверкало в чистом небе. Кончался февраль. Жизнь утекала, а он еще не прокатился на лыжах по зимнему лесу, не поносился на глайдере по заливу, не плавал в полынье.

Ему было не до того. Он жил в каком-то азарте. Ему доставляло удовольствие решать проблемы, и решать их самому. А когда это делал за него кто-то еще, он досадовал. Он жил для других, но ему нравилось ощущение собственной значимости. Ради этого он мог и умереть, и отказаться от чего угодно.

Все это Леций про себя знал. Но считал, что это вполне нормально для его положения: все за всех решать и все за всех распутывать. Это не мешало ему жить, пока он вдруг не оказался в стороне. Все распуталось и разрешилось как-то без него.

Из Магусты их вытащила Ингерда. Это было первым ударом по самолюбию. Но не последним. Судьба как будто задалась целью проверить его на смирение.

Дария победил Ричард. Способ подсказал ему Эдгар. В это время Кера вывел на чистую воду всю банду, а арестовывал их Конс. С Грэфом дрался опять же Кера. Флоренсию со склада вытащила Риция, Эния расправилась с Пастухами. Наконец, Сию разоблачил Ольгерд, Нрис же собственноручно с ней покончил.

Леций только наблюдал за чужими успехами. Он оказался запасным игроком в этой истории, и это задевало его самолюбие. Торвал же просто взял и наступил на него.

Оставалась последняя задача. Задача именно для Леция — спасти аппиров. Он просто обязан был решить ее. И он понимал, что не может.

— Ты прав, — сказал он Кера, — Миранда слишком хороша для этого барана. Пошли отсюда. Ноги моей больше не будет в его загоне.

* * *

Сию похоронили на следующий день на семейном кладбище. После недолгих поминок все стали расходиться. Руэрто, весь в черном, стоял на ступенях парадного подъезда и смотрел, как все рассаживаются по модулям. Леций махнул ему.

Чистый белый снег сверкал на солнце. В воздухе неуловимо пахло весной. Ольгерд увозил Рицию, Конс — Флоренсию, Азол — Миранду. Они были по-своему счастливы, и, глядя на них, хотелось думать, что жизнь продолжается. Но взгляд упорно возвращался к Руэрто.

Вечером его «дворянская усадьба» сгорела дотла. Вместе со всеми ее цветами, картинами и статуями. Никому ничего не объясняя, Нрис перебрался в одну из пустых квартир в Менгре, которых там становилось все больше.

Леций даже не удивился, когда узнал об этом. Ему тоже хотелось что-нибудь сжечь и начать сначала. Он подумал, побродил по опустевшему дворцу, потом прошел к себе в кладовку и достал с полки запылившийся рюкзак.

Прилетевший брат смотрел на него возмущенно. Чего еще можно было от него ожидать. Не понимания же!

— Хватит с меня, — сказал Леций, — я ухожу от дел.

— Как это, уходишь? — нахмурился Конс.

— Вот так. Живите, как хотите: влюбляйтесь черте как, женитесь, рожайте смешанных детей… Никто не хочет заниматься политикой, все хотят семейного счастья. Черт с вами. Только попробуйте обойтись теперь без меня.

— Лей, ты что с ума сошел?

— Нет. Просто ухожу от вас. Думаешь, мне больше всех надо? Меня вполне устроит шалаш и костер в лесу. А дворец можно и спалить, чтоб глаза не мозолил.

— Прекрати! — Конс пнул его рюкзак ногой, тот упал на бок, брякнув плохо упакованной посудой, — хочешь оставить планету в самый трудный период? Когда останавливаются заводы и стройки? Когда начнется безработица, голод, бардак и паника?!

— Именно, — сказал Леций, — именно этого я видеть не хочу.

— На кого же ты все это оставишь, хотел бы я знать?

— На тебя, милый.

— На меня?!

— Конечно. Ты же у нас старший.

Конс сверкнул своими дикими глазами, но неожиданно смирился. Иногда с ним случались такие перепады.

— Ладно, — вздохнул он, — проброди недельку. Развейся. Лучемет не забудь. Вдруг в лесу какая дрянь, а ты у нас маленький.

— Ты не понял, — хмуро сказал Леций.

— Все я понял, — ответил брат, — это тебе надо с собой разобраться. Тащись в свой лес, только долго не плутай. Тут дел невпроворот.

* * *

Болотистый берег озера плавился от жары, не смолкал лягушачий хор, и немыслимо пахли всех видов кувшинки. Ингерда перебралась вместе с ковриком под огромный, размером с дерево лопух и легла в его тень. Эдгар плавал, Зела бродила по берегу, Коэм с молодой женой загорал посреди озера на надувной лодке. Лисвисы явно ощущали блаженство в этой духовке, странно было видеть, как они часами жарятся на солнце, подставляя ему свои зеленые тела.

Она полистала журнал «Лисвис и природа», почти ничего по-лисвийски не поняла, но картинки были красочные, особенно из заповедника Цветов. Эдгар принес воды в пригоршне, плеснул на нее, но вода была такая теплая, что испуганного визга он не добился, только обрызгал журнал.

— Дождешься у меня, — улыбнулась Ингерда.

Сын лег рядом с ней прямо на колкую осоку, его упругая кожа спокойно перенесла это испытание. Он вообще ко всему тут привык.

— Жарко, — пожаловалась она.

— Ты что, ма, — насмешливо взглянул на нее Эдгар, — это же зима.

— Зима?!

— Летом на два градуса выше.

— Господи, как же вы тут живете-то?

— Как в раю.

Он повернулся на бок, прищурился, глядя на сверкающую бликами воду.

— Когда же мы будем на нашем Сонном озере?

Ингерда посмотрела на него с нежностью.

— Скоро, уже через месяц.

— Ты мне покажешь, как рулить звездолетом?

— Покажу, — засмеялась она, — правда, это немножко сложнее, чем твой глайдер.

— На глайдере я бью рекорды. А на твоей колымаге лишь бы до дома долететь.

— Долетим, не волнуйся.

— Знаешь, — сказал он, погрустнев, — мне здесь, в самом деле, нравится. Такое чувство, что я улечу отсюда, и детство кончится.

— По-моему, оно у тебя давно кончилось, — тоже серьезно ответила она.

— Тогда берегись, — снова улыбнулся сын, — теперь я буду тебя воспитывать.

Пришла Зела с букетиком желтых болотных цветочков. Она тоже устроилась в тени лопуха и глотнула из термоса морса со льдом.

— Я начинаю тосковать по кондиционеру, — призналась она.

— Так может, свистнем наших молодоженов? — предложил Эдгар, глядя из-под ладони на середину озера, — а то они чем-то не тем занимаются.

— Эд, — упрекнула его Ингерда, — как тебе не стыдно?

— Сама посмотри, — невозмутимо сказал он, — лежат и загорают как крокодилы. И это после свадьбы?

Она невольно засмеялась. Потом вспомнила вчерашнюю церемонию. Каждый шаг был расписан до деталей. Поздравительные речи и тосты тянулись минут по двадцать. Она перепутала какую-то вилку, и поняла, что ей лучше было бы провалиться, чем оставаться после такой оплошности за столом. Так она весь вечер и трепетала, как бы еще чего не перепутать.

— После такой свадьбы только и остается, что лежать пластом, — сказала она, — никогда не думала, что это так скучно и нудно.

— Ты еще не знаешь, какие у них поминки! — усмехнулся Эдгар.

Ингерда содрогнулась.

— Могу себе представить.

Он вскочил и в самом деле громко свистнул. Коэм понял, в конце концов, его жестикуляцию и погреб к берегу.

Всё было как во сне. К Ингерде никак не приходило ощущение реальности. Тритай, Магуста, Леций, мама, взрослый сын, теперь вот парниковая Вилиала — всё было словно из другой, не ее жизни. Ей не хватало звездолета. Его ограниченного пространства, его кают и коридоров, его экранов и пульта управления, за которым она становилась собой, капитаном Ингердой Оорл.

Эдгар начал собирать в сумку вещи и согнал ее с коврика.

— Я проголодался, как акула, — жизнерадостно объявил он, — я жажду мяса и крови. Шашлык из баптапгапгаптрусков, пожалуй, подойдет. Только крупными кусками.

— Это еще что за твари? — округлила глаза Ингерда.

Сделав кровожадное лицо, он стал приближаться к ней, хищно потирая руки.

— Это такие жирные, жирные, жирные, жирные лягушки!

— Эд!

— Что такое? Ты не любишь баптапгапгаптрусков?

— Я еще не научилась это выговаривать.

— Это переводится как: лягушка, живущая в холодном болоте и испившая утренней росы. Представляешь, какое нежное у такой романтической особы мясо?

— А пиявок ты еще не ешь?

— Липзипкинтрохусов? — Эдгар пожал плечом, — а что, по-твоему, тебе подавали на свадьбе?

— Не слушай его, — улыбнулась Зела, увидев, что Ингерда побледнела, — людям готовили отдельно. Лисвисы — народ деликатный.

— Да? Зато мой сын, по-моему, — ни капли.

— Я?! — возмутился Эдгар, — неделикатен? Ты уже полчаса стоишь на моей майке, я же молчу!

Ингерда отпрыгнула и потом только заметила, что никакой майки под ней не было.

Обедали уже в прохладе, дом в посольском городке хорошо проветривался, а в сильную жару включались холодильные установки. Изнутри он был совершенно земной, Ингерде даже показалось на минуту, что она вернулась домой. Сердце тоскливо сжалось. Она соскучилась по дому. Там были любимые подруги, любимое озеро, лес с черничником… Не хватало только любимого мужчины. Но его и здесь не было. Его нигде не было, хотя он мог бы быть везде. Неуловимый и недостижимый.

Они изначально были не в равных условиях. Леций мог бы увидеть ее, когда захочет. Она же могла его только ждать. Что она и делала каждую минуту. Уставала, нервничала, злилась на себя, понимала, что это унизительно, но все равно ждала.

— Что мы едим? — подозрительно спросила она, натыкая на вилку волокнистый кусочек мяса, — не этих баптап..?

— Нет, — улыбнулась Зела, — это почти что курица.

— Что значит, почти?

— Это значит, земноводная и мечет икру, — уточнил Эдгар.

Лауна тоже мало понимала в вилиалийской фауне и уж тем более не знала, что такое курица. Он стал ей показывать, но запутал ее окончательно.

Когда вернулись Ричард и Гунтривааль, все так громко смеялись, что не заметили сразу их прихода.

— Эд, — сказал Ричард, вставая под вентилятор, — тебя там ждет этот, который все время стесняется.

— Дружище Об? — встрепенулся Эдгар, — что ж вы его не пригласили?

— У меня нет времени полчаса ему это объяснять. И еще полтора ждать ответа. Мы хотим есть.

— Ты, как всегда, преувеличиваешь опасность, дед. Хватило бы и двадцати минут. Об — парень понятливый.

— Ой! — сказала Лауна, делая ужасные глаза, — мы тут видели таких! Правда, Коэм? Скелеты! Только живые! И светятся!

— Марагов, — уточнил Коэм.

— Видели? — посмотрел отец насмешливо, — это еще что! Вот если б вы их услышали…

— А ты заметил, — улыбнулась Зела, — пока нас не было, Осоэзовуо поменял мелодию.

— Лучше б он поменял планету, — ответил Ричард.

Гунтри молчал. Он давно пришел в себя, но говорил очень мало и всегда был серьезен. Даже на свадьбе дочери он не смог выдавить из себя улыбки.

— Папа, садись со мной, — позвала его Лауна.

Он молча сел. Молча пододвинул тарелку. С благодарностью посмотрел на Зелу, которая положила ему эту подозрительную псевдо-курицу с овощами, но спасибо так и не сказал.

Ричард тоже сел за стол. Судя по его хорошему настроению, переговоры с Анавертиваалем шли нормально. Уже пять дней он, Нур и Проконсул Вилиалы договаривались о помощи тритайской колонии. Раньше уже была договоренность о невмешательстве, но Нур изменил свое мнение. И неизвестно, что больше на него повлияло: кризис на планете, доводы Ричарда или гибель Аурис.

Эдгар хрустел яблоком.

— Что ж ты не идешь к своему дружищу? — спросил отец.

— Куда торопиться? Пусть подождет часок, для него это мелочь… Я хочу узнать, до чего вы договорились.

— До всего договорились. Завтра подписываем договор. Двести сорок два пункта.

— Значит, можно лететь домой? — обрадовалась Ингерда, она уже с нетерпением считала дни.

— Можно, — улыбнулся Ричард, — даже нужно, — он посмотрел на Коэма и уже серьезно добавил, — между прочим, я настоял, чтобы главным в комиссии по делам Тритая назначили тебя. Ты не возражаешь, дружище?

— Главное, чтобы Нур не возражал, — ответил Коэм.

— Нур согласен.

— Да? Ну, тогда я ему устрою явление Намогуса!

К вечеру лисвисы улетели домой. Посольский городок немного остыл от зноя, но влажность была все такая же. Постельное белье подозрительно пахло плесенью. Ингерда присела на кровать, слушая песнь соседского марага, похожую на вой сигнализации.

— Домой, — думала она, комкая подушку, — домой и никуда больше! Все начать сначала, найти старых друзей, вспомнить старые привычки, пройтись по любимым местам и вернуть себе наконец саму себя!

* * *

Прямо из Космопорта они попали под холодный моросящий дождь. На Земле был сентябрь. Эдгар весь вымок, пока помогал деду запихивать в грузовое такси вещи. Женщины сидели в модуле и смотрели на них с сочувствием.

— Да, ласковая встреча, — проворчал он, забираясь к матери на заднее сиденье.

— Не брызгай на меня, — отодвинулась она.

У нее так часто случались перепады настроения, что он не понял, шутит она или возмущается серьезно.

— Сама виновата, — заявил он, — летаешь в такую даль, а зонтик не берешь. Разгильдяйство какое-то…

Из-за дождя почти ничего не было видно. Лесовия предстала хмурой и незнакомой. Эдгар не чувствовал себя дома. Он вернулся совсем другим и видел все иначе. Странно было думать, что ему предстоит вернуться к прежней жизни, втянуться в ее ритм, жить в этом самодостаточном мире, где почти никто не знает про Вилиалу, про Тритай, про Кантину, про огромный кусок его жизни, который и сделал его таким, каков он сейчас.

Дом в Радужном показался каким-то маленьким. В саду под окнами пламенела рябина, буйно разрослись дикие желтеющие кусты, клумбы были запущенны. Эдгар стоял под моросящим дождем, удивленно глядя на обитель своего детства, и не веря собственным глазам.

Дед открыл грузовое такси, вещей они с Вилиалы привезли целый воз.

— Эд, бери пожитки — крикнул он.

С двумя чемоданами Эдгар двинулся по садовой дорожке к дому. На крыльце с ключом уже стояла Зела.

— Дверь открыта, — удивленно сказала она.

Мать тоже поднялась по ступенькам и побледнела.

— Там кто-то есть? — спросила она взволнованно.

Досадно было видеть, как она сохнет по своему Лецию. Еще неприятней было сознавать, что она ему совершенно не нужна.

— Успокойся, — сказал Эдгар недовольно, — это, наверно, кто-то из соседей. Мы же оставляли ключи тете Эстер.

Они медленно, даже как-то осторожно зашли. В доме было включено отопление, с кухни доносился аромат жареной картошки с грибами, в гостиной горел свет. В прихожей висели плащи и куртки, стояла обувь, мужская и женская.

— Рик, ты что-нибудь понимаешь? — спросила бабуля, заглядывая на кухню.

— Пока только то, что кто-то здесь хозяйничает, — ответил дед.

— И не один, — добавил Эдгар.

Не отвлекаясь больше на такие мелочи, они с дедом занесли в дом остальные вещи.

— Хотите пирожков? — предложила Зела, выходя из кухни с блюдом, — по-моему, нас кто-то угощает.

— Пирожки? — переспросила Ингерда, — с повидлом?

— Да. И в сахарной пудре.

— Все ясно, — улыбнулась мать, — картошка с грибами, пирожки с повидлом… па, тебе не кажется, что это Ольгерд?

— Похоже, — улыбнулся дед.

Эдгар обтекал. Он подхватил свой рюкзак и поднялся к себе в комнату. Там его ждало нечто неожиданное. На его кушетке, укрывшись клетчатым пледом, спала прелестная девушка, ей составлял компанию маленький черный котенок. Эта идиллия сразила его наповал. Эдгар осторожно поставил рюкзак в угол и присел на стул.

Дождь барабанил по стеклу. Всё осталось в его комнате по-прежнему: его книги, его журналы, его диски, его аппаратура, его детские поделки, которые давно надо было выбросить. У прелестной незнакомки были черные волосы и длинные черные ресницы.

— Ой! — сказала она, открыв наконец глаза, тоже черные как спелые черешни.

— Привет, — улыбнулся он.

— А… Ольгерда нет, — пробормотала она.

— А я не к нему, я здесь живу, — признался Эдгар.

— Как? — не поняла девушка.

— Так, — усмехнулся он, — это моя комната.

Гостья удивленно посмотрела на него, села и прислушалась к голосам внизу.

— Так вы уже прилетели? Ты — Эдгар?

— Эдвааль — поправил он с достоинством.

— Мы вас ждали. Ничего что я в твоей комнате? Тут так уютно…

— Да. Особенно в дождь.

Девушка встала, подхватив котенка. Она была небольшого роста, тоненькая, совсем юная, как ему показалось, и похожая на тысячи других девчонок.

— Извини, — смущенно сказала она, — тебе надо переодеться. Я пойду.

Отпускать ее так сразу не хотелось. Было любопытно.

— А где Ольгерд то? — спросил он.

— Пошел к соседям, — ответила гостья, — грибы понес. Мы набрали два ведра, а девать некуда.

— Ясно, — Эдгар усмехнулся, — а у вас как, роман? Или за тобой можно ухаживать?

Она посмотрела так изумленно, как будто за ней никто никогда в жизни не ухаживал, но потом улыбнулась.

— Нет, вот этого не надо.

— Ты права, — пожал он плечом, — я жуткий коварный тип, маленьким девочкам, вроде тебя, в порыве страсти я прокусываю горло, а потом закапываю их в лесу.

На этот раз она просто засмеялась.

— А отец говорил, то ты черный тигр.

— А кто у тебя отец? — насторожился Эдгар.

— Леций.

Уже от одного этого имени стало досадно. А у него, оказывается, еще и дочка есть, вот такая хорошенькая. И Прыгунья, говорят.

— Понятно, — вздохнул он разочарованно, — не смею вас больше задерживать, ваше высочество. Приятно было познакомиться.

Она улыбнулась и убежала. Эдгар стал разбирать рюкзак. Потом вымылся. Вещи в шкафу были ему малы, они принадлежали какому-то щуплому подростку. Он все запихнул в утилизатор и достал из рюкзака спортивный костюм. Странное у него было чувство: будто он не узнает свою комнату, а комната не узнает его.

Спустившись вниз, Эдгар застал всех в гостиной. В том числе и своего дядю. Красавец Ольгерд Оорл в домашних джинсах и свитере выглядел вполне демократично. Он сидел на стуле и вместе с дедом и бабулей потрошил чемоданы с вилиалийскими трофеями. Юная Прыгунья примеряла головной убор из двух конусов и лент. Она была хороша, но больше потрясали ее возможности. Жутко было представить, что это хрупкое создание способно прорывать межзвездное пространство.

— Ба, мы не забыли сипсипронзумемумекрий? — озабоченно спросил Эдгар, спрыгивая с трех последних ступенек.

— Не помню, — сказал Зела, — но, по-моему, он в синей сумке.

— Привет, Казимир-Орландо, — сказал Ольгерд улыбаясь.

— Привет, Олвааль, — отозвался Эдгар.

— С возвращением тебя.

— Тебя тоже.

— Ты сейчас произнес что-то ужасное.

— Сипсипронзумемумекрий?

— Вот-вот. Надеюсь, это не бактериологическое оружие?

— Нет. Это приправа для супа. И переводится очень просто: сушеные глаза маленьких рачков. В кофе тоже можно бросить пару глазок. Очень пикантный вкус получается.

— Не волнуйся, Ол, — засмеялась Зела, — кажется, мы эту дрянь все-таки забыли.

— Слава Богу, — с облегчением вздохнул Ольгерд, — а то и кофе спокойно не попьешь… кстати, Эд, ты с Рицией уже познакомился?

Эдгар пожал плечом.

— Прелестная особа была в моей постели… но это, как известно, не повод для знакомства.

— Язык у тебя, как всегда, длинный, — беззлобно сказал Ольгерд, Так вот, поскольку ты у нас парень шустрый, предупреждаю: это моя жена. Так что веди себя прилично.

— Успокойся, — пожал плечом Эдгар, — она не в моем вкусе: совершенно не зеленая, холодная и зрачки у нее круглые.

* * *

Через несколько дней все встало на места. Дом стал домом, комната — комнатой. И Сонное озеро было на месте, и можно было даже в нем искупаться, если потом прибежать домой и встать под горячий душ.

Наверно, это и было счастье: родной дом, большая семья, разговоры по вечерам за столом, друзья… Огорчали только события на Пьелле, но Эдгар был слишком далек, от аппирских проблем.

Через неделю заявился Доктор. Эдгар, пользуясь солнечным днем, чинил в саду качели. Отец даже не сразу его узнал.

— Здравствуй, — сказал он наконец.

Ничего, как будто, не произошло, пришел посторонний мужчина, строго одетый, с черной бородкой и зализанными назад волосами, но Эдгар весь напрягся, увидев его на садовой дорожке.

— Здрасьте, дяденька, — натянуто улыбнулся он.

— Наконец прознал, что вы здесь, — сказал Ясон, — вам даже в голову не пришло мне позвонить.

— Извини, — пожал плечом Эдгар, — видишь, сколько дел.

— Твои дела подождут. Пойдем, поговорим.

Они прошли в гостиную. Дальше Доктор идти отказался, возможно, надеялся, что Ингерда пройдет мимо, но дома ее не было. Она никак не могла отчитаться за рейс и за месячную задержку.

— Вижу, — сказал Доктор, расположившись в кресле, — вырос, возмужал, даже качели чинишь…

Эдгар подумал, что кое-что от Ясона в нем все-таки есть: длинные руки, узкое лицо, черные волосы. Но, слава богу, в нем не было его занудства. Во всяком случае, пока.

— Чем ты занимался на Вилиале? — спросил отец.

— Отдыхал как на курорте, — бодро ответил Эдгар, — в перерывах играл в театре. В основном злодеев. У них так положено, в каждой пьесе обязательно должен быть злодей. Иначе неканонично.

Ответ Доктору явно не понравился.

— Ясно, — кивнул он, — Оорл продолжает тебя баловать.

— Так я же у него единственный, — усмехнулся Эдгар.

Отец посмотрел строго.

— У меня ты тоже единственный. И мне не нравится, что ты до сих пор валяешь дурака. Все твои ровесники давно где-нибудь учатся. На дворе сентябрь, занятия уже начались.

— Я не успел.

— Ты и так опоздал на два года.

— Жизнь длинная, папа.

— Вот как? И чем же ты намерен заниматься?

Эдгар улыбнулся, ему нравилась его будущая работа.

— Я буду адаптором в институтском городке, — гордо сказал он.

— Кем? — нахмурился отец.

— Видишь ли, инопланетные гости, пребывая на Землю, испытывают некоторый стресс. Я буду помогать им адаптироваться: показывать, рассказывать, удовлетворять их пожелания…

— Это все равно, что быть уборщиком, — презрительно сказал Доктор.

— Может быть. Но кто-то же должен с ними носиться.

— Почему именно мой сын?

— Потому что мне это нравится!

— Тебе нравится быть мальчиком на побегушках?

— Работа как работа.

— А что говорит Ричард по этому поводу?

— Он сам мне и предложил.

Доктор не скрывал своего недовольства. Ему так хотелось гордиться своим сыном, что он с детства не давал ему вздохнуть спокойно и приставал с какой-то целью.

— Послушай, — сказал он настойчиво, — на свете столько профессий! Посмотри хотя бы на своих родителей. Не хочешь в медицинский, иди в театральный. Не поступишь в театральный, иди в Звездную Академию…

Эдгар усмехнулся.

— Спасибо, звездолет водить я уже умею. Делов-то…

Ему не хотелось говорить на эту тему. Отец видел в нем только болвана-переростка, лентяя, отставшего по всем статьям от своих сверстников. Он смотрел хмуро и разочарованно.

— Мы с Гердой, конечно, виноваты. Нельзя было отдавать тебя деду с бабушкой. Они все, как правило, балуют и портят внуков. Вот и результат. Парню двадцать лет, а ума так и не прибавилось.

— Действительно, — усмехнулся Эдгар, — с чего это вы меня отдали им на растерзание?

— Ты уже не маленький, — посмотрел на него Доктор, — должен понять.

— Что понять?

— Не я ушел от Ингерды. Она бросила меня. Это было необъяснимо и глупо. Если бы за этим стояло желание создать новую семью, я бы это понял. Но она променяла нас с тобой на нечто несуществующее, на какого-то аппирского царя, который никогда ее не любил и забыл, что она существует. Но что я мог сделать?

Эту историю Эдгар уже знал. Она задевала его самолюбие. Леций вызывал только чувство ненависти, а поведение матери — тупое непонимание. Но теперь… теперь он ее понял. Леций был великолепен. Он был слишком хорош, и чтобы забыть его, и чтобы заполучить его. Что же ей оставалось в таком случае? Только космос!

Мать была сильная женщина, она казалась уверенной и бодрой, но иногда так нервно вздрагивала от случайного шума, что было ясно: она всё еще его ждет. «Это хуже коммуникатора», — как-то призналась она, — «тот хоть отключить можно».

— Ты ничего не мог сделать, — сказал Эдгар.

— Она… дома? — наконец осмелился спросить Доктор.

— Нет. В Космопроекте.

— Ты ей скажи, пусть позвонит, когда вернется.

— Зачем?

— Что значит, зачем? Я, в конце концов, не посторонний. Я твой отец.

Эдгар смотрел на него и думал, что отцов, конечно, не выбирают. Смотрел, понимал и молча завидовал Риции.

* * *

— Где тебя носило целый месяц! — рявкнул брат, — или у тебя железные нервы, или ты рехнулся окончательно!

Конс занимал его кабинет, все экраны были в рабочем режиме, на столе стоял поднос с остывшим завтраком. За окнами таяли льды на заливе, по подоконнику стучала весенняя капель. Леций почесал бороду и взял кусок рулета.

— Не ори на меня. Я привык к тишине.

— Привык?! Мы тебя быстро отучим.

— Я примерно знаю, что тут происходит.

Он сел в кресло напротив, как посетитель. Конс хмуро посмотрел на него.

— Ничего ты не знаешь. Торвал закрывает главную больницу. Фло в панике, у нее полно пациентов. Но, поскольку почти все они аппиры, полпреду плевать на ее требования. По-моему, он просто хочет, чтобы мы вымерли.

— Ты говорил с ним? — спросил Леций.

— Это бесполезно. К тому же я видеть не могу его надменную рожу.

— И что ты собираешься предпринять?

— Как что? Срочно открывать свой филиал больницы. Со своим персоналом и оборудованием. И первым пациентом в ней будешь ты, потому что я проломлю тебе череп вот этим пультом.

— Остынь, — посмотрел на него Леций, — я же вернулся.

— Через месяц!

— Раньше не было смысла.

— Что значит, не было смысла? Ты Верховный Правитель или просто в игрушки тут играешь?!

— Подожди… — Леций встал, ему показалось, что так говорить будет легче, — послушай меня.

Конс нахмурился и замолчал.

— Мне нужен был этот месяц. Я знаю, вы тут все боролись, но и у меня был серьезный противник. Я сам. Леций Лакон. И, возможно, это самое трудное, что мне выпадало — переломить самого себя.

— И чего же ты добился?

— Пойми: мы всегда исходим из собственной гордыни. У нас закрывают больницу — мы строим филиал, закрывают завод — мы пускаем фабрику… Мы сами, мы гордые! А мы должны просить о помощи. Не Торвала, конечно. Он исполнитель. Но есть же и высшие инстанции!

— Они скажут тебе то же самое, что и их полпред.

— Мне — да. Но Ричард сможет их убедить, как убедил когда-то.

— Ричард? — Конс посмотрел удивленно.

— Ты прекрасно знаешь, как не хочется мне его просить, — напряженно сказал Леций, — все лавры и так достаются ему: он убил Тостру, он получил Ла Кси, он уничтожил Магусту. Но главное — он отнял у меня Ингерду. Просить его — это всё равно, что признать его превосходство… Но мне ничего больше не остается. И я к этому готов.

— Ну что ж, — брат вздохнул, — здравая мысль. Только вряд ли он согласится. После того, что Торвал здесь наворочал, никто не захочет все это разгребать.

— Посмотрим, — сказал Леций, — по моим расчетам, Ричард уже должен быть на Земле.

— Ингерда тоже, — усмехнулся Конс.

— А это тебя уже не касается!

Он бегло ознакомился с состоянием дел, велел сделать характерные съемки для земной комиссии, сбрил бороду, смыл с себя всю лесную грязь и надел белый костюм. Отдых кончился.

Попадание было точным. Леций стоял в пожелтевшем саду перед белым домиком Оорлов. Клумбы и кусты были запущенны, на ветру скрипели сломанные детские качели, рядом валялись инструменты. Обычный дом обычных людей. Но от которых зависело сейчас все: и судьба планеты, и его личная судьба.

Из двери на дорожку вышел мужчина со строгим и недовольным лицом, он бегло взглянул на Леция и, не поздоровавшись, прошел мимо. За ним через минуту выбежал Эдгар. Он был неуловимо похож на этого мужчину, только лицо его не было хмурым. Оно было изумленным.

— Ты! — остолбенел он.

— Чему ты удивляешься? — улыбнулся Леций, — скоро я и тебя научу прыгать на другие звезды.

Парень моргал зелеными кошачьими глазами и выглядел довольно растерянно. Раньше за ним такого не водилось.

— Пойдем в дом, — сказал Леций, — я не знал, что у вас осень.

— Пойдем, — кивнул Эдгар, — только никого нет.

— Ну и хорошо. Нам ведь тоже есть, о чем поговорить?

— Вообще-то, да.

Леций даже обрадовался, что беседа с Ричардом откладывается. Ему надо было хоть немного придти в себя и осмотреться.

— Покажи мне, как ты живешь, — сказал он.

— Тебе интересно? — оживился Эдгар.

— Конечно.

Они зашли в дом.

— Тут у нас гостиная, тут кухня, там кабинет деда, это — ванная, там барахолка… — торопливо говорил Эдгар, размахивая руками, — а ко мне — наверх.

— Пошли наверх.

— Пошли. Все равно тут делать нечего. Риция с Ольгердом улетели в Дельфиний Остров, бабуля в театре, дед с мамой в Космопроекте.

— А кто это вышел только что? — спросил Леций, поднимаясь по ступеням.

— Да так, — ответил Эдгар, — один доктор.

Его комната вполне отражала его суть. В легком бардаке было перемешано все: аппаратура и детские поделки, серьезные книги и мультики, театральные маски и звездные карты, игрушки и голые девицы на календарях. На кровати, небрежно застеленной съехавшим клетчатым пледом, лежали гитара и черный котенок. Эдгар расторопно убрал обоих.

— Садись!

Леций сел.

— Ну, как?

— Отлично.

— Показать тебе бабочек?

— Можно и бабочек.

— У меня еще ракушки есть.

— Давай и ракушки.

Эдгар выложил на кровати свои сокровища. Бабочки были в прозрачных коробках, приколоты к черной бархатной бумаге, ракушки же горой лежали в ящике. Леций смотрел на все это с удивлением и грустью: аппирские дети не собирали коллекций и не играли в игрушки. У них не было детства как такового. И у него самого тоже не было детства. Он сразу стал господином. С этим и вырос.

Забавно было хоть на минуту ощутить себя ребенком, особенно после всего, что произошло. Он приложил самую большую ракушку к уху. Она тихо пропела ему песню древнего океана. Так же загадочно гудели сосны, когда он ночевал в шалаше на острове.

— Хочешь, подарю? — тут же спросил Эдгар, — ее зовут Шушуншария. Она самая музыкальная.

— Подари, — улыбнулся Леций, — она мне кое-что напоминает.

— Я только подберу ей коробку, а то она — особа хрупкая.

Они говорили еще долго. Обо всем, кроме Ингерды. Эту тему оба старательно обходили. Эдгар охотно поведал ему о своих планах в институтском городке, но сказал, что сцену не бросит. А учиться нигде не собирается, потому что и так все умеет, и все равно вернется с дедом на Вилиалу.

— Ричард собирается на Вилиалу? — спросил Леций.

— А как же?! — вытаращил глаза Эдгар, — мы там такую кашу заварили! Анаверти подписал договор, теперь будет обустраивать тритайскую колонию, если Земля поможет.

— А без Ричарда никак нельзя?

— Ты что? Он же полпред!.. — Эдгар не заметил досады на его лице и оживленно продолжал, — знаешь, кто будет председателем комиссии? Наш Коэм. Правда, он терпеть не может Нура, и Нур его тоже. Не представляю, как они поладят!.. Между прочим, Коэм женился на Лауне. Ты слышишь?

— Слышу, — усмехнулся Леций, — все женятся.

 

8

Первым вернулся Ричард. Это было кстати. Леций не хотел говорить с Ингердой прежде, чем уладит все дела. Он скрутил свое самолюбие в узел и зашел вслед за Оорлом в его кабинет.

За окном пламенела рябина. Яркое солнце играло в золотой листве осеннего сада.

— Что у тебя? — спросил Ричард, — вешая свой деловой пиджак на спинку стула, вид у него был измотанный.

— Катастрофа, — коротко и ясно сказал Леций.

— Что? Так серьезно? — нахмурился Оорл.

— Ты знаешь об эвакуации?

— Да. Совет раскололся во мнениях, но большинство запугано вашим терроризмом и возмущено вашей неблагодарностью.

— Никакого терроризма давно уже нет.

— Ольгерд говорил. Но у Совета на этот счет противоречивые данные.

— Как это?

— С одной стороны Ольгерд, а с другой — целый корабль с Пьеллы. И все они утверждают, что на планете продолжается паника. Об этом извещает и полпред.

— Да он сам и сеет эту панику! Люди ничего не понимают. Их поспешно грузят в звездолеты, как кроликов. Мы сообщаем, что террористы обезврежены, а он — что основная группа еще на свободе! Зачем?! Чтобы нагнетать страх на своих же?! Но, даже если вы решили нас бросить, разве нельзя это делать мене болезненно? Не останавливать сразу все заводы и не закрывать больницы?!

Леций, обессилев от своей короткой, но эмоциональной речи, сел в кресло и сцепил руки.

— Мы погибаем, Ричард, — проговорил он уже тише, — вся надежда только на тебя.

— На меня? — хмуро посмотрел Оорл своими кофейными глазами.

— Мы должны переломить мнение Совета, — сказал ему Леций, — я и ты. Торвал Моут — большая величина, ему верят. Противостоять ему сможет только Ричард Оорл.

— Пойми, — с досадой ответил Ричард, — у меня Тритай. Я подписал договор и бьюсь над тем, чтобы в Совете его утвердили. Мне и так достается за самоволие. Посмотри, я весь мокрый!

Его рубашка и правда была вся в поту.

— Тритай выздоравливает, — сказал Леций, — а Пьелла гибнет.

— Я понимаю… — Ричард нервно прошелся по кабинету, — у вас там бардак. Но не разорваться же мне?!

— Вспомни, — посмотрел на него Леций, — разве не ты начинал наше переселение? Разве не твое это дело, Рик? Неужели ты позволишь, чтобы все рухнуло из-за кучки экстремистов и обозленного придурка с полномочиями?

Он видел, что Оорл колеблется, что поведение Торвала возмущает его не меньше, но ему совершенно не хочется встревать в эту историю и путать все свои планы.

— Я прошу тебя, Ричард, — наконец выговорил он, — ты мне нужен, понимаешь? Я никого и никогда не просил. Мне такое даже в голову не приходило. Я просто добивался своего… Но сейчас не тот случай. Мне не до интриг… Я просто тебя прошу: помоги мне.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Ты всегда умел осложнять мне жизнь, — усмехнулся Ричард.

— А ты мне — нет? — отозвался Леций.

— Ладно, — Оорл вздохнул, — показывай, какие у тебя доказательства.

Больше часа они просматривали фильмы. Впечатление было настолько угнетающим, что оба закурили.

— Этого мало, — заключил Ричард, — у Совета имеются совсем другие кадры — со взрывами, с аппирской агрессией… Торвал знает, что делает.

— Уничтожает нас как народ.

— Похоже, что так. К сожалению, твоих съемок мало, чтобы принять решение о прекращении эвакуации.

— Рик, но ты-то мне веришь?!

— Верю. Но я представляю расклад сил в Совете. Мы их не убедим, не стоит даже тратить на это силы.

Леций готов был взвыть от такого заключения.

— Это все, что ты можешь мне сказать? — сухо спросил он.

— Нет, — покачал головой Ричард, — я не об этом. Нам просто надо поставить другую цель. Реальную.

— Какую?

— Покажи еще раз это место, с закрытием больницы… вот это нам пригодится.

Леций нашел тот момент, где спецслужба полпреда отключала оборудование в палатах тяжелобольных.

— Тут наш дорогой Моут перестарался, — зловеще сказал Ричард, — мы докажем, что он проводит эвакуацию некорректно, просто варварски. И добьемся отстранения его от должности.

— И что это даст?

— Новый полпред должен быть нашим союзником. Он прилетит и остановит эвакуацию под свою ответственность. И мы выиграем время, понимаешь? А потом сможем доказать, что на планете все идет отлично. Конечно, скандалов не миновать… но это уже мелочи.

— Где мы найдем такого человека? — с сомнением посмотрел Леций.

— Это уже моя задача, — сказал Ричард, — придется просить кого-то из своих друзей. Я бы и сам полетел, но у меня договор с Вилиалой. Ольгерд тоже подошел бы, но у него нет опыта управления. Никто его кандидатуру не одобрит. Искать надо среди членов Совета… Но ты не волнуйся. Это второй вопрос. Главное — свалить Торвала.

— Как много времени на это понадобится?

— Трудно сказать. Думаю, немного. Кадры слишком выразительные. Мы его не только скинем, но и отправим под суд за превышение полномочий. А вот, чтобы найти ему замену, придется побегать.

— Ну что ж, — Леций посмотрел с благодарностью, — будем надеяться, что твой план сработает.

Они раздвинули шторы. Оказалось, что уже стемнело.

— Папа! — постучалась в дверь Ингерда, — вы скоро? Пора ужинать.

От ее голоса сердце сжалось. Она уже была дома и стояла там, за дверью. До нее было два шага.

— Мы идем, — отозвался Ричард.

Стол был накрыт в гостиной. В ней присутствовали все, даже его дочь и Ольгерд, но Леций видел сейчас только Ингерду. Очень хотелось погладить ее рыжие теплые волосы, обнять ее рукой за узкую талию и прижать к себе. Он был виноват перед ней: и в том, что не боролся за нее и потерял на целых двадцать лет, и в том, как холодно они расстались на Тритае, и в том, как ужасно он ей делал предложение! Явился и заявил: «Так и быть, я дозрел, ситуация позволяет, выходи за меня замуж!» Каким надо было быть самодовольным идиотом, чтобы рассчитывать заполучить вот так эту гордую женщину!

Блуждая по лесам, ничего не решая и беспрестанно думая, он многое понял. Не понял только, почему раньше у него не нашлось времени хоть немного разобраться в себе? Почему надо было дождаться Торвала, который вытер об него ноги, почему надо было дожить до беспомощных метаний в Магусте и полного развала на своей планете, чтобы понять свое скромное место в этом мире?

— Папа! — Риция повисла у него на шее, — Эд позвонил нам и сообщил, что ты здесь. Как это здорово!

Перед Рицией он тоже был виноват и даже не понимал, за что она его все-таки любит. К счастью, он еще не успел сделать из нее, подобно себе, автомат по управлению государством.

— Мы хотим знать, что там на Пьелле, — сказал Ольгерд.

— О делах — потом, — перебила его Ла Кси, — садитесь за стол!

Ингерда оказалась напротив. Она смотрела на него скорее с вызовом, чем с радостью. Он терпеливо сносил эти молчаливые и вполне заслуженные уколы ее зеленых глаз.

Если не считать этого, то ужин прошел весело. Риция с восторгом рассказывала, как плавала с дельфинами, Эдгар поведал, как изображал из себя великого воина Плавра Вечного Боя, а Ольгерд все время подозрительно спрашивал, не подсыпали ли ему в тарелку и в чашку с кофе какой-то сипсипронзумемумекрий.

Теперь все казалось смешным, даже то, что было ужасным.

— Представляете, — вспоминал Эдгар, уплетая жареные грибы, — когда мама всех усыпила, Лауна очнулась первой. А температура же у лисвисов выше нашей. Мы им кажемся ледяными как покойники. Она смотрит: все лежат и холодные. И ревет мне в переговорник: все умерли!

Все смеялись. Леций вспомнил свое мерзкое и унизительное чувство, когда он очнулся и понял, что его просто вывели из игры. Вспомнил… и тоже засмеялся.

* * *

Дверь закрылась. Они остались одни. В комнате Ингерды был беспорядок. Не разобранные после полета вещи лежали по всем углам и стульям.

— Некогда, — сказала она, — никак не могу сдать дела.

На ней было синее узкое платье, рукава только до локтя скрывали ее изящные руки. Леций взял ее за запястье.

— Мне много тебе нужно сказать, Герда.

Зеленые глаза ее возмущенно вспыхнули.

— Зачем? Я прекрасно знаю, что ты здесь по делу, а вовсе не из-за меня.

— Из-за тебя тоже.

— И поэтому ты заперся с отцом?

Она вырвала руку, отошла к окну и взяла с подоконника сигареты. Все Оорлы предпочитали «Зеленую звезду». Леций протянул ей свою пачку.

— Возьми. У меня все-таки настоящие.

— Спасибо.

Она нервно курила, глядя в темный сад за окном. Он смотрел на ее тонкий профиль, на ее плечи, посыпанные рыжими кудрями, на ее белые пальцы, сжимающие сигарету. Она была сильной и слабой, резкой и мягкой, преданной и эгоистичной, умной и наивной… в общем, сотканной из всех противоречий, которые делают женщину неотразимой.

— Ты готова меня выслушать? — спросил он.

— Готова, — напряженно ответила она.

— Понимаешь, — вздохнул он, — всё меняется, и я тоже. Я понял, что виноват перед тобой. Во всем. Это правда.

Ингерда вздрогнула, но лица не повернула.

— Я родился и сразу осознал себя исключением, — продолжил он свою исповедь, — так оно и было. Я считал себя великим. И решил, что и задачи у меня должны быть великими. Как решил, так и жил… Это я говорю тебе для того, чтобы ты поняла, как нелегко мне было спуститься на землю и осознать, что я такой же, как все. Что я могу ошибаться, что могу быть слабее кого-то и глупее, что земная женщина может оказаться решительней, чем я в критический момент, что мой брат справляется с управлением не хуже меня, что шовинист Азол Кера готов защищать людей от аппиров яростней, чем я сам… наконец, что моя женщина откажется выйти за меня замуж.

Он горько усмехнулся.

— Но ведь никогда не поздно понять, что ты идиот… Я не знаю, могу ли я на что-то надеяться, я просто прошу тебя: прости меня. Помнишь, я сказал, что не собираюсь оправдываться? Как видишь, именно это я и делаю.

— Зачем? — наконец взглянула на него Ингерда, в зеленых глазах были слезы.

Она нервничала, он тоже. У нее дрожали руки, у него тоже. Казалось бы, все так просто: обними ее, поцелуй, и не нужно никаких слов. Но это только казалось. Он должен был сдаться. Как любой мужчина женщине, каким бы независимым и гордым он себя ни считал. Не преподнести себя, как подарок, а именно сдаться. Только так он мог разрушить эту стену между ними.

— Я больше не могу без тебя жить, — сказал он, — делай со мной, что хочешь, но я без тебя не могу. Вы нужны мне: ты и Эдгар. Я люблю вас…

Даже этого оказалось мало. Она стояла, широко распахнув влажные глаза, и смотрела как заколдованная. А стена все была. Леций опустился на колени, обнял ее бедра, ткнулся в них лицом. Он почувствовал ее жар, дрожь всего ее тела, потом ее пальцы в своих волосах.

Это легкое прикосновение свело его с ума. Он стиснул Ингерду крепче, стиснул эту девочку из мечты, которая явилась когда-то, как маленькая Жар-птица, и приняла его за слугу Конса.

Он был тогда просто в шоке: никто в жизни не интересовался его самочувствием, все только ждали от него помощи. А поскольку он был «великим», то считал, что так и надо. Никто ни разу не спросил, больно ли ему, и уж тем более никто не возился с его уродливой ногой.

Эта чудная яркая птичка приняла его за простого аппира да еще и влюбилась в него с первого взгляда непонятно за какие заслуги. Это было не только забавно. Это было сладко и больно. И это вселило такую сумятицу в его душу, что он впервые в жизни растерялся. И раскрылся. И заболел ею навсегда.

Это было так давно! А он все не мог заглушить тоску по этой девочке, по той неожиданной теплоте и любви, которую она на него так щедро вылила. И сейчас, как никогда, хотелось того же: тепла и любви, любви, любви, любви… а значит, ее.

Леций держал ее крепко. Как любил, так и держал.

— Не бойся, — тихо сказала Ингерда, — никуда я от тебя не денусь.

— Повтори, — попросил он.

— Не денусь, — повторила она.

Голос ее дрожал, колени тоже. Леций отнес ее на кровать. Они долго лежали, не раздеваясь, просто обнимая друг друга. Это было самое главное: что они рядом, что они вместе, что они так и не смогли друг друга разлюбить после того далекого-далекого пригорка в саду Конса.

— Знаешь, — призналась она, — я наврала маме, что ты мой муж. И что у нас прекрасная семья. Мне так этого хотелось!

— Так и будет, — улыбнулся Леций.

— Не знаю, — вздохнула она, — я-то на все согласна. А вот Эдгар! Даже не представляю, как ему сказать. Мы только-только немного подружились с ним. Неужели я опять его потеряю?

— Послушай, он не маленький. Поймет, в конце концов.

— Ты даже не знаешь, какой ужасный у него характер!

Леций усмехнулся, склоняясь над ее губами.

— А какой он у меня! Да и у тебя не лучше. Представляешь такую семейку?

— Пока нет, — вздохнула Ингерда.

Они лежали в темноте, окно тоже было черным. Сначала несмело, а потом бойко по подоконнику застучали капли.

— Помнишь, — шепнула она, прижимаясь к нему, — как тогда в гостинице: ты обнимаешь меня, и дождь, дождь, дождь…

— И ты, — добавил он.

— И ты, — улыбнулась она.

— И я, и ты.

— И дождь.

* * *

Дед встал рано. Эдгар вскочил вслед за ним. Он хотел лететь с Ричардом в институтский городок и поскорее приступить к обязанностям. Ему не хватало его звездных приятелей с Вилиалы.

Под бодрую музыку он помучил тренажеры, облился холодной водой, натянул синий комбинезон и выскочил к завтраку. В это время из комнаты матери вышел Леций. Спокойно так вышел, как будто это его дом, его спальня и его женщина. Эта глупая женщина, у которой нет никакого самолюбия! Эдгар застыл, отвернулся и побежал вниз по лестнице.

— Ты куда собрался в такую рань? — спросил дед, заваривая кофе.

— На работу, — буркнул он.

— Отлично. Значит, полетим все вместе.

— Леций тоже летит?

— Конечно.

— Мог бы прыгнуть, — фыркнул Эдгар.

Дед посмотрел на него внимательно, но ничего больше не спросил. Вынул из печки бутерброды и поставил на стол. Эдгар взял один вместе с чашкой и пошел к себе.

— Извиняюсь, — сказал он кисло, — у меня неколлективносъедательное настроение.

Аппетита не было. Откусанный бутерброд сиротливо лежал на белом блюдечке в цветочек. Кофе стыл. Котенок Яшка царапался. Потом вошла мать.

— Эд, нам надо с тобой поговорить, — сказала она виновато.

Этот тон ей не шел.

— Чего теперь говорить? — усмехнулся Эдгар, — все уже случилось.

Мать осторожно прошла в комнату и села на краешек стула. На ней был голубой утренний халатик, в его сентиментальных кружавчиках ее тонкая шея и узкие запястья казались беспомощными. Даже не верилось, что эта женщина еще неделю назад носила капитанскую форму.

— Понимаешь, я люблю его…

— Да делай ты, что хочешь! — разозлился он, — если у тебя нет никакой гордости, то взаймы я тебе не дам.

— Да при чем тут гордость, Эд?!

— Конечно! Он же все-таки явился через двадцать лет. Правда, по делу, но в спальню к тебе все-таки заглянул. При чем тут какая-то гордость?!

— Я думала, ты лучше к нему относишься, — с отчаянием проговорила Ингерда.

— Я к нему никак не отношусь, — зло сказал Эдгар, — это вполне нормально, что у него любовницы на всех планетах… я только не хочу, чтоб в их число входила моя мать. Понятно?! Как он смеет так использовать тебя?!

Ингерда смотрела изумленно и качала головой.

— Как же ты похож на деда, — вздохнула она, — почти те же слова. И тот же эгоизм… Ты даже ничего не понял, а уже злишься.

— Чего я не понял? — нахмурился Эдгар.

— Я выхожу замуж, — тихо сказала мать.

Прозвучало это, впрочем, как гром среди ясного неба.

— Как замуж?! — подскочил Эдгар, — за Леция?!

— Да-да-да! — вдруг нервно выпалила она, — а что такого? Думаешь, я не смогу быть аппирской королевой? Думаешь, мое дело — водить звездолеты?! Хватит, наводилась!

— Мам, — растерялся он, — но это ж совсем другое дело…

— Вот, — заключила она, — стискивая пальцами голые коленки, — я именно это тебе и хотела сказать.

— Ладно, — сдался Эдгар, — извини.

Он еще не мог поверить, что все так обернулось, слишком фантастическим существом представлялся ему Леций. Все Прыгуны были невероятными, но этот вообще был какой-то особенный.

— Эд, — посмотрела мать жалостно, — мне бы не хотелось с тобой расставаться.

— Мам, я все понимаю, — отмахнулся он, — раз ты его жена, то должна жить на Пьелле. Ничего не поделаешь. Муж важнее сына. Лети.

— Эд, мы хотим, чтоб ты жил с нами, — возразила она.

Эдгар подумал тогда, что это всего лишь вежливый ход.

— Зачем я вам там нужен? — усмехнулся он, — Леций любит тебя, а я-то тут при чем?

— Но ты же мой сын.

— Но не его же!

— Прошу тебя, не отказывайся так сразу, Эд. Подумай.

— Что тут думать? У меня тут дом, бабуля, друзья, работа. Кстати, я уже опаздываю! Извини, дорогая!

Эдгар поцеловал мать в щеку, схватил бутерброд, который появилось желание доесть, и выскочил из комнаты.

* * *

Летели все молча. Эдгар усиленно жевал, потом уставился в окно, делая вид, что его очень интересует золотое кружево осенних лесов. На самом деле, на душе у него была такая сумятица, что он просто не знал, что сказать.

На стоянке, возле веером раскинувшихся белых корпусов Космопроекта, Леций все-таки подозвал его.

— Мне бы хотелось, чтоб ты все правильно понял, Эд.

Эдгар волновался. Поэтому театрально вздохнул.

— Не волнуйся. Уж я-то знаю, что такое любовь!

— Это не только любовь, Эд, — серьезно сказал Леций, — ты мне тоже нужен.

— Я? — Эдгар почувствовал, что у него застучали зубы, — по-моему, у тебя есть Риция.

Он сразу пожалел, что сказал это. Из его слов выпирала обыкновенная мальчишеская ревность. Его глупая зависть к этой девчонке, у которой такой отец.

— А у меня и тут дел полно! — добавил он поспешно, — прилетевших надо адаптировать. Они же такие бестолковые поначалу!

— Давай вечером все обсудим, — предложил Леций, внимательно глядя на него сине-голубыми глазами.

Он был слишком хорош. Такого просто быть не могло, чтобы ему понадобился какой-то зубоскал-переросток. Красавицу-мать он еще мог пожелать, а ее угловатый сын шел к ней в нагрузку. Это раздражало.

— Ладно, — недовольно буркнул Эдгар, — пока!

Он побежал по дорожке к посольскому сектору. На душе было полное смятение, когда и хочется, и колется, и страшно поверить. У него не было отца. Никогда. То, что представлял из себя Ясон, называлось как-то по-другому. Контролер, наверно. Дед частично заменял этот огромный пробел, но он был дедом, у него были свои дети.

Наверно, поэтому Эдгару в детстве часто снился один сон, про который он никому никогда не рассказывал. Во сне к нему приходил отец: необыкновенный, сильный, добрый сказочный король неведомой страны. Обычно это случалось, когда Эдгар засыпал обиженный. Король наказывал всех его врагов и учил его быть сильным. Это было здорово!

Потом детство кончилось, и сон пропал. На обиды Эдгар научился отшучиваться, в чудеса верить перестал. И вдруг все так переменилось, как будто он и не взрослел вовсе.

Он бежал по дорожке, и ему было страшно, что кто-то вторгся в его детскую мечту, кто-то нашел его самое больное место и дразнит… Или не дразнит?

Дик, его непосредственный начальник, ждал его в своем кабинете на первом этаже административного корпуса.

— Опаздываешь, Оорл, — заметил он, глядя на часы, — теверги этого не любят.

— Какие теверги? — удивился Эдгар.

— Твои подопечные.

— Но я никогда не общался с тевергами. Вот лисвисов знаю как родных, ньюфанюхейлей выношу спокойно, марагов не боюсь, даже зоттов различаю, если с минуту к ним приглядеться.

— У лисвисов штат укомплектован, — сказал Дик, — марагов и нью тебе еще рановато поручать. А теверги все-таки гуманоиды. Понять их довольно просто. Так что надевай форму и ступай в шестой сектор, дом один. И смотри — без номеров. Не осложняй нам отношения со звездными братьями.

Форма оказалась желтая в черный горошек. На голову пришлось надеть какой-то дурацкий чепчик. Эдгар напомнил сам себе полинявшую божью коровку.

— Дик! Что это за маскарад! — возмутился он, выходя из раздевалки.

— Все нормально, — оглядел его начальник, — иди, им так нравится.

— Им! А мне?

— Мы же должны идти им навстречу.

И Эдгар двинулся навстречу звездным братьям. Братья были представлены в одном лице. В бледном и узком, с бесцветными рыбьими глазами лице теверга неопределенного пола и возраста. Он был слишком тонок, одет во все черное, шею опоясывал белый воротник-жернов. Волосы были то ли сбриты, то ли отсутствовали напрочь.

— Вхэди, — сказал он пискляво, — я дэлгэ ждэть.

— Доброе утро, — бодро отчеканил Эдгар.

Температура в помещении была несколько прохладная, но вполне сносная. Мебель была из обычного гостиничного набора, ее ставили всем гуманоидам, если они не привозили свою. Теверги были новичками на Земле и обжиться еще не успели. Эдгару клиент не слишком понравился, но он дежурно улыбнулся.

— Какие проблемы?

Гость, плавно двигаясь, вышел на середину комнаты.

— Прэблем мэрэ. Езэк. Тыэ знэть нэш езэк?

— Нет, — сказал Эдгар.

— Тэк и знэл, — явно с презрением посмотрел на него гость, — жэр, — добавил он, смирившись с языковыми трудностями, — убэри жэр.

— Жарко, да?

— Скэрэй!

Эдгар подошел к регулятору, повернул его немного влево.

— Хотите, я научу вас пользоваться? — предложил он, — сами будете настраивать себе температуру. Я же не знаю, сколько вам нужно градусов.

— Бэлвэн, — холодно взглянул на него теверг, — нэдэ знэть.

Эдгар, даже не зная языков, понял, что его обозвали болваном.

— Какие еще проблемы? — уже без улыбки спросил он.

— Вэнь, — недовольно сказал гость.

— Что вынь? — растерялся Эдгар.

— Вэнь, — повторил теверг.

— Да что вынь-то?

— Вэнь! Вэнь! Вэнь! — заорал клиент своим писклявым голосом и зажал пальцами нос.

— Запах что ли? — Эдгар пошел к ассенизатору, — разве это вонь? Это новая мебель немного пахнет древесиной. Очень даже здорово, как в лесу.

— Мэлчэть, — зыркнул на него теверг.

Он был щуплый, тощий и, скорее всего, такой же мальчишка, как и Эдгар. Его хотелось просто намотать на руку и завязать узлом, но должностные обязанности не позволяли.

Ассенизатор заработал во всю мощь. Приятный запах стружки стал быстро улетучиваться.

— Послушайте, — сказал Эдгар, — давайте внесем ясность. Я адаптор, а не прислуга. Я пришел помочь вам приспособиться к нашим условиям и…

— Мэлчэть, — перебил его теверг, — пэдэй плэйч, — и указал на шкаф.

«Плащ», — сообразил Эдгар. Ссорится со звездными братьями было запрещено. Он вздохнул и открыл дверцы шкафа, в котором плащей было штук десять разных цветов.

— Кэкэй? — спросил он гнусаво.

— Сэрэй.

— Прэшу, сэр! — он щелкнул каблуками, сладко улыбнулся и ругнулся по-лисвийски.

— Что ты сказал? — удивленно обернулся гость.

С ужасом Эдгар понял, что тот спрашивает по-лисвийски и почти без акцента. Отступать было некуда.

— Я послал вас очень далеко с вашими капризами, вэй, — на языке Вилиалы ответил он, — в грипсипропсмиранус варземотрогросский. А если вы еще раз обзовете меня болваном, то я пошлю вас прямо в нансанзанбрам.

— Вот в нансанзанбрам — не надо, — холодно улыбнулся рыбоглазый теверг, — а ты неплохо знаешь современный лисвийский, — сказал он с уважением.

— И даже тритайский диалект.

— О! Это неожиданный сюрприз в вашей дикой окраине. Я большой поклонник вилиалийской культуры.

— Я тоже, — жутким голосом сказал Эдгар, — пламенный.

— Значит, ваша обслуга все-таки имеет представление о высокой культуре? — несколько призадумался этот тип, — странно…

Они отправились на прогулку. Теверга звали Эзерстрэм. Так он представился. До вечера Эдгар показывал ему городок, объясняя, где что, и в промежутках читая ему нудные сонеты Тармузливааля. Парень одобрительно кивал, отмечая особо тонкие места.

Потом они сели на скамейку под опадающими кленами. Вечер был прохладный. Эдгар слегка замерз, а язык его отсох. Первый рабочий день явно не вызвал у него восторга. Уж лучше было бы учиться в медицинском, как настаивал Доктор.

— Перед вами главный вход в здание Космопроекта, — деловито сообщил он и вдруг увидел, как оттуда выходят дед и Леций. Ему показалось, что он не видел их вечность. Переговариваясь, они направились к стоянке.

— Эй! — дернул его клиент, — ты что замолчал?

— Думаю, вэй.

— Перестань, — поморщился Эзерстрэм, расстегивая плащ, — жарко! Маши на меня.

— Интересно, чем?

— Все равно чем. Мне жарко. Сними куртку и маши на меня.

— А почему я, собственно, должен на вас махать? — тихо сатанея, спросил Эдгар.

— Не рассуждай, — заявил гость, — ты обязан.

Эдгар смотрел на него уже как на клинически больного.

— У вас, наверно, много слуг? — предположил он.

— Конечно, — уставился на него теверг рыбьими глазами, — слуг и должно быть много. Я удивлен, что мне прислали одного.

— А вы кто? Может быть, посол? Или полпред?

— Нет. Посол — мой дядя. Зато мой отец — первый наместник второго свободного острова четвертой империи. Вот так.

Эдгар взглянул на стоянку. Дед и Леций уже улетели.

— А мой отец — король, — сказал он злорадно, — Верховный Правитель аппиров. Слышал? Вот так. Ты случайно не знаешь, что я тут с тобой торчу? Я, пожалуй, пойду. А ты сиди тут и обмахивайся.

* * *

Модуль летел низко, в сером тумане насупившихся облаков. Мягкое просторное сиденье казалось роскошным после жестких кресел Совета. Леций отдыхал, тупо глядя в серую даль за лобовым стеклом. Ричард же вообще сидел с закрытыми глазами. Им досталось, но не больше, чем они предполагали. В конце концов, решение было принято.

Они везли в папке приказ об отстранении Торвала Моута от занимаемой должности и немедленном возвращении его на Землю. Было решено срочно приступить к подготовке внепланового рейса на Пьеллу, чтобы новый полпред мог прибыть туда как можно быстрее. Он еще не был назначен, но к своим сторонникам во время жарких споров они присмотрелись. В общем, всё складывалось довольно удачно. Леций тихо улыбался, предвкушая свой визит к Моуту. Ричард как будто прочел его мысли.

— Послушай моего совета, — сказал он, открывая глаза, — не спеши его обрадовать. Дождись нового полпреда. Иначе за эти несколько месяцев Торвал со злости может такого наворочать, что не разгребешь.

— Это будет труднее всего, — признался Леций, — ты не представляешь, как чешутся руки!

— Мы поторопимся. Я сам прослежу за отправкой звездолета.

— Спасибо, Ричард.

Они летели дальше. Хмурые облака стали рассеиваться, внизу показались зеленые мантии хвойных лесов с золотыми всполохами берез. К берегам синих речек лепились дома с садами.

— Теперь, когда мы закончили с делами, — сказал Ричард, — можно личный вопрос?

Леций давно ждал этого разговора, поэтому спокойно кивнул.

— Можно.

У него были противоречивые чувства к Ричарду Оорлу. От восхищения и благодарности до какой-то глубинной, подсознательной зависти и обиды. Это был друг и соперник в одном лице. Именно поэтому его не хотелось ни о чем просить. И именно поэтому просить было возможно только его. Он серьезно посмотрел на Леция.

— Что у тебя с моей дочерью?

Папка была у него. И всё опять зависело от него. Как двадцать лет назад. Леций не хотел вспоминать эту историю, но она, как будто, повторялась. И тут же напомнили о себе обида и неприязнь. Это было досадно. Из союзников они снова превращались в соперников.

— Надеюсь, ты не собираешься опять ставить мне условия? — усмехнулся он, — учти, на этот раз я выберу Ингерду.

— Это ваше с ней дело, — пожал плечом Оорл, — просто парень дергается, и я хочу знать, что происходит.

Его спокойствие несколько удивило. Внизу уже показался Радужный. Слева по курсу лежало зеркальное Сонное озеро в зеленой оправе сосен.

— Мы женимся, — сказал Леций.

— Даже так?

— А Эдгара хотим взять с собой.

После этой фразы Оорл как-то весь подобрался, как тигр перед прыжком. Брови его сдвинулись над сверкнувшими глазами.

— Что значит, с собой?

Ингерду он сдал без боя, но, как оказалось, радоваться было рано. Появилось новое яблоко раздора. Эдгар. И это, конечно, надо было предвидеть.

Леций выдержал его взгляд.

— Почему нет?

— Как это, почему? У него совсем другие планы. Мы скоро вернемся с ним на Вилиалу.

— Возможно, на Пьелле ему тоже понравится?

— Что там может понравиться?!

Они опустились на стоянку, но разговор был не окончен. Оба сидели на местах и напряженно смотрели друг на друга.

— Послушай, Леций, — хмуро сказал Оорл своим невыносимым тоном, — нам не время сейчас ссориться. Я отдаю тебе свою дочь, отправляйся с ней куда хочешь. Но оставь в покое моего внука. Он мой, понятно? Я вырастил его. И я его воспитал. В нем всё мое. Мы понимаем друг друга с полуслова. А тебе-то он зачем?

— Ты же прекрасно знаешь цену своему парню, — ответил Леций, — он мне нравится. Я сделал из него тигра. Я сделаю из него Прыгуна. Я люблю его мать. И если б не ты… он вполне мог бы быть моим сыном.

— Да, я знаю цену моему парню, — раздраженно сказал Ричард, — и вы оба его не стоите: ни ты, ни твоя упрямая жена. Где вы были, когда мы с Зелой растили его? Она не вспоминала о нем, а ты даже не знал о его существовании.

— Знал.

— Не важно. Где вы оба были? Почему не могли разобраться до сих пор в своих отношениях? А теперь объявляют: мы женимся! И хотим готовенького взрослого сына! Мы его, оказывается, любим!

— Ты прав, — хмуро согласился Леций, — я ничего не дал ему в детстве. Но я многое могу дать ему сейчас.

— Ты уверен, что ему это нужно?

— Может быть, спросим его самого?

Ричард не ответил. Он вышел и хлопнул дверью, не дожидаясь, пока она сама закроется. Папка осталась на сиденье. Леций взял ее. Он шел следом по влажной от дождя дорожке. Он уже понял, что Оорл не будет ему мешать, видя его ссутуленные плечи. На пороге они оба остановились.

— Как видно, ты явился обобрать меня до нитки, — горько усмехнулся Ричард, — сына ты давно у меня выкрал, теперь хочешь дочь, да еще и внука. Не многовато ли?

— Я знаю, тебе не за что меня любить.

— Это верно. Ты мне никогда не нравился. Но в одном ты прав: Эдгар должен сам решать, с кем ему остаться. Не маленький.

В этот момент Леций понял, что парень никуда не денется от такого деда, и глупо было даже надеяться на это.

— Спасибо, Ричард, — сказал он.

Они вошли в дом. Эдгара еще не было. Ингерда спустилась вниз по лестнице и вопросительно посмотрела на обоих. В глазах застыла тревога и беспокойство.

— Ты нам что-нибудь приготовила? — спросил Ричард, как ни в чем не бывало.

— Я? — изумилась она.

— А кто же? Для замужней женщины это вполне нормально.

Ингерда смутилась и даже немного покраснела.

— Папа…

— Ладно, — отмахнулся он, — я сам вас накормлю. Учти, Леций, эта женщина терпеть не может кухню.

— Ничего, — Леций обнял ее и поцеловал в рыжие волосы, — у нее будут слуги.

— И еще, — Ричард уже повязывал фартук, — она капризна, избалованна, неблагодарна, упряма, вспыльчива и ленива.

— Знаю, — засмеялся он, — она совершенство.

Вслед за Ричардом их тоже потянуло на кухню. Он умел как-то закручивать вокруг себя пространство, так что все, как по воронке, скатывались к нему. Ингерде он велел чистить овощи, а Лецию вручил резку. Устройство было довольно простое, для домохозяек, только мокрые помидоры все время выскальзывали и брызгали на рубашку.

— Не огорчайся, милый, — смеялась Ингерда, — у нас же будут слуги!

— Ты не понимаешь, — морщился он, — это вопрос принципа. Должны получиться кубики, да?

— Это из кабачка должны получиться кубики. А помидоры нужно резать колечками.

— Не мешай ему, — посоветовал Ричард, — пусть исследует. Он на верном пути.

— Да он уже весь в томатном соке!

— Ничего, постираешь.

— Кто, я?

— Ты жена, ты и стирай.

— О, боже!

Эдгар появился минут через двадцать. Как только скрипнула дверь, Леций невольно вздрогнул. Ричард тоже уронил нож на сковородку.

— Эдвааль, это ты? — крикнул он.

— Я! — бодро отозвался Эдгар, прямо в куртке заглядывая на кухню, — что это вы тут делаете?.. Понятно. Дед, тебе очень идет фартук.

— Как успехи?

— Отлично. С карьерой космопсихолога покончено навсегда.

— Что так?

— Дед, ты когда-нибудь сталкивался с тевергами?

— Пока нет.

Эдгар подставил себе табуретку и с удовольствием на нее сел.

— Тогда слушайте…

Пока он рассказывал про своего клиента, все давились со смеху, у Ричарда подгорело мясо, а Леций искрошил на кубики лимон. Он смеялся, но ему было грустно. Ему не хотелось разрушать эту семью, разлучать ее, вносить пустоту и одиночество в этот теплый дом. Все получалось само собой. По особым каким-то, неумолимым законам. И, слава богу, Ричард это понимал.

После ужина они позвали Эдгара в кабинет. Он уже давно почуял неладное и настороженно поглядывал на обоих. Ему и правда предстояло сделать нелегкий выбор. Мать — бабуля, дед — Леций, Пьелла — Вилиала, лисвисы — аппиры.

— Эд, дело в том, — сказал Ричард спокойно, — что наша семья увеличилась. И тут же раскололась. Ты знаешь об этом. А поскольку ты у нас один, тебе придется выбирать, с кем ты будешь жить. И где ты будешь жить.

Парень стоял посреди комнаты как на экзамене. Его даже было жалко. Не часто в жизни случаются такие развилки.

— Я никогда не давил на тебя, — продолжил Ричард довольно спокойно, — ты знаешь. Мы с Зелой очень любим тебя и, конечно, хотим, чтобы ты остался с нами. Но Герда — тоже твоя мать… в общем, решай сам, Эд. Драться мы из-за тебя не будем.

Эдгар с минуту тупо смотрел в пол.

— Больно разрывать тебя на части, Эд, — сказал Леций, — ты знаешь, как ты нужен здесь. Но ты не знаешь, как ты нужен мне.

— Это правда? — с вызовом посмотрел на него Эдгар.

У него дрожали руки и трясся подбородок, он был похож на дикого зверька, который с опаской бродит вокруг приманки.

— Конечно, — улыбнулся Леций.

— Правда?! — еще раз повторил Эдгар.

На лице его проступил детский восторг, и это было так неожиданно, что сердце сжалось. Леций понял, что на него смотрит маленький мальчик, совсем еще наивный и доверчивый. Мальчик, который давно его ждал.

Они шагнули друг к другу. Леций растроганно протянул руки. Эдгар бросился к нему и уже совершенно по-детски обхватил его за шею.

— Ты!

Пожалуй, это стоило всех мук и унижений. Он сам чуть не прослезился и крепко стиснул Эдгара.

— Я, малыш.

— Мой!

Ричард отвернулся. Для него это было потрясение, хоть он к нему и готовился. Но он умел проигрывать. И держал свое слово.

— Дед, — метнулся к нему Эдгар, — дед, я очень тебя люблю…

— Знаю, — кивнул Ричард, — а от него ты без ума. Что ж, может, ты и прав.

— Я, я, я не представляю, как я буду без вас, но…

— Успокойся. Раз ты все решил, не надо нервничать.

— Понимаешь, — Эдгар беспорядочно помахал руками, потом угомонился и заговорил спокойно, — мне бы не хотелось, чтобы вы с бабулей оценили это как предательство. Я люблю вас! И мне было хорошо с вами, просто здорово. Но… на Вилиале осталось мое детство. А теперь начинается какой-то новый период в моей жизни. Нечто неизвестное. Я выбираю его.

— Да-да, — ты прав, — ломая себя, согласился Ричард, — тебе пора вылупляться.

Они тоже обнялись и постояли, упираясь лбами, как упрямые быки.

— Сам скажешь бабуле, или мне придется?

— Сам. Я же взрослый.

Эдгар вздохнул и вышел из кабинета. Они остались вдвоем и долго молчали. Какие тут могли быть слова?

— Спасибо тебе, Ричард, — еще раз сказал Леций.

Он был и счастлив, и огорчен одновременно. А выдержка Оорла его просто восхищала. Тот повернулся к нему, на лице была печаль.

— Всё в порядке. Только Зела расстроится. Она живет им.

— Он будет навещать вас. Очень даже скоро. В любом уголке Вселенной.

— Этого мало, — грустно сказал Ричард.

— Тогда… — Леций был стольким обязан ему, что уже не колебался, — тогда ты тоже будешь навещать его. Тебе давно пора стать Прыгуном, Ричард Оорл.

* * *

Торвал Моут сидел в своем кабинете. Это было раннее утро, когда мартовское солнце только подкрадывалось к подоконнику, подсвечивая голубые занавески, и не растопило еще сосульки. Солнечный весенний день только начинался.

Леций появился в кабинете внезапно, не проходя ни постов, ни секретарей. Разговор у него был короткий.

— Что за манеры? — возмутился Торвал, — я не люблю, когда ко мне вламываются без предупреждения, это кабинет полпреда, а не спальня твоей любовницы!

Леций так тихо ненавидел его, что даже отвечать грубостью на грубость не хотел.

— Да, это кабинет полпреда, — согласился он, — но ты больше не имеешь к нему никакого отношения. Именно это я и спешу тебе сообщить. Лично. И цени мою любезность.

Торвал, конечно, воспринял это как глупую шутку. Он был уверен, что удаленность Земли делает его неуязвимым.

— Кто смеет претендовать на мой кабинет? — презрительно усмехнулся он.

— Новый полпред, — сказал Леций, — а ты, признаться, давно мне тут надоел. На-ка посмотри, что думает о тебе твое начальство.

Моут еще ничего не понял и сидел с каменным лицом, побелевшим от гнева. Он все еще чувствовал себя хозяином на планете. Но теперь, вместо подноса с головой, перед ним на столе лежал приказ Совета по Контактам.

— Ты думаешь, я поверю этой бумажке, которую вы состряпали? — холодно взглянул он, — этот дешевый трюк у тебя не пройдет.

— Ну, зачем так? — усмехнулся Леций, — у меня ведь есть и видео-документы. Специально для тебя — запись заседания Совета и его решений. Хочешь посмотреть?

— От нетерпения, — зло ответил Моут, — ты поторопился со своей шуточкой. Уверяю тебя, о такой мелочи, как прибытие земных кораблей полпреду сообщают. Корабль будет только через неделю.

— Бедный Торвал Моут, — вздохнул Леций, — ты еще не понял, как опасно иметь дело с Прыгунами. Можно и кресло потерять. Да еще так внезапно! Я только вчера разговаривал с Илларисом. И принес тебе привет от него. Ты снят, Торвал. Снят. И это не шуточки. Никто с тобой шутить не собирается.

Он подключил камеру к компьютеру и использовал самый большой экран. Для доходчивости. Моут с перекошенным лицом выслушал свой приговор. Потом взглянул на документ, схватил его, смял и бросил на пол.

— Мерзавцы, монстры! Это ваши интриги! Хотите помешать мне спасти от вас людей?! Не выйдет! Убили моего сына, отняли жену, теперь хотите отнять мою должность, мою работу, мою цель?! Как бы не так!

— Не кричи, — с ненавистью посмотрел на него Леций, — какая у тебя цель, мы знаем. С ней ты отправишься на Землю и под суд. С такой целью, как уничтожение целого народа, вообще нечего делать на этом свете.

— Вы — не народ, — презрительно заявил Моут, — вы скопище монстров, убийц и уродов. Это от вас надо очистить вселенную. И я еще успею это сделать.

— Сомневаюсь, — сказал Леций.

— Ты еще и дурак, — смерил его взглядом Торвал, — пока не прибудет новый полпред, власть формально переходит к моим заместителям. Это мои люди и всё равно будут подчиняться мне, Леций Лакон. Теперь посчитай: месяц-два на подготовку рейса, месяц полета. За это время я не оставлю от твоего осиного гнезда камня на камне!

Документ на полу распрямился. Как и все важные приказы, он был из регенерирующей бумаги, технологию изготовления которой люди позаимствовали у аппиров. Производство же «разумной» ткани им пока не давалось.

— Ты будешь мечтать об этом в больнице для параноиков, — спокойно сказал Леций, подошел к двери и приоткрыл ее, — подойди-ка сюда.

— Зачем? — нахмурился Моут.

— Посмотри: новый полпред уже здесь. Сидит у тебя в приемной и беседует с твоей секретаршей. По-моему, они уже поладили.

Это сообщение Торвала доконало. Такой подлости от монстров-Прыгунов он не ожидал.

— Как здесь?! — заорал он, вскакивая, — нет! Ты врешь! Этого никак не может быть!

— Ты же его хорошо знаешь, — усмехнулся Леций, — пойди посмотри.

Моут вне себя от ярости бросился к дверям и ворвался в приемную. Ричард Оорл и правда сидел рядом с секретаршей, но говорил он не с ней, а по внутренней связи.

— Откуда ты взялся, черт тебя подери?! — рявкнул Торвал.

Оорл прервал разговор и поднялся.

— Вопросы задавать буду я, — сказал он своим невыносимым тоном, которой сейчас был очень кстати, — а тебя могу обрадовать, что через десять минут здесь будут все начальники твоих служб, пресса и телевидение. Я сообщу им, что эвакуация прекращается. Немедленно. Надеюсь, ты доволен?

— Ты не посмеешь! — уже прошипел Торвал, голоса у него не осталось, — это приказ Земли!

— Да? — насмешливо поднял брови Ричард, — что-то не припомню такого глупого приказа.

Потом они больше не обращали на Торвала внимания. В приемном зале было полно народу. Члены Директории и новый полпред отбивались от журналистов: и земных, и аппирских.

Главный вопрос у всех был один, самый больной: возможно ли наладить отношения между людьми и аппирами, и хотят ли этого сами правители?

— Ну что вам сказать? — улыбнулся Ричард, — просто посмотрите на нас. Моя жена — аппирка. Моя дочь замужем за правителем аппиров. Его дочь замужем за моим сыном. И мы уже не можем друг без друга. Какие тут еще нужны комментарии?

11.95–19.07.96.

Елена Федина.