Конрад и Корнелия фильм, конечно, не смотрели, они сидели в темном углу, сцепив руки, и целовались. По объемному экрану бегали взволнованные люди с лучевым оружием, которое приводило в полный восторг обоих моих внуков, особенно Леонарда, ему всегда было лень махать мечом.

— Мы не помешали? — спросил Веторио.

Конрад зыркнул на него недовольным взглядом, мое появление его тоже не обрадовало.

— Вам что, места мало в таком дворце?

— Я искал именно тебя.

— В чем дело?

— Хочу оказать тебе услугу, барон.

— Спасибо. Я сыт твоими услугами.

— Приятно слышать… и все-таки. Ты хочешь на ней жениться?

Веторио кивнул на Корнелию, которая покраснела даже в темноте.

— Ты собираешься сделать ее вдовой? — усмехнулся Конрад.

— Зачем? Убивать Леонарда совсем не обязательно.

— Вот так?

— Достаточно убить Корнелию.

— Что?!

— Могла же она утонуть на болотах? Или умереть от лихорадки?

— Что ты мелешь, я не пойму?

— Я сделаю ей другое лицо. Чуть-чуть другое, чтоб ты сам ее не разлюбил. Она возьмет другое имя: Саломея или Августа… и женись на ней, сколько хочешь!

— Я согласна! — Корнелия вскочила и бросилась Веторио на шею, — я согласна! Ты гений, Веторио! Ты волшебник!

— А что мы скажем Леонарду? — спросила я.

— Так и скажем, — пожал плечом Веторио, — он никогда никому не сможет доказать, что эта женщина — его жена. И потом… по-моему, он этого и не захочет. Она нужна ему только для тщеславия, а любит он совсем другую женщину.

Конрад встал и подошел к ним.

— А если ты всё испортишь? Если ты изуродуешь ее или погубишь?

— Ты можешь считать меня кем угодно, — ответил ему Веторио, — но даже если я полный кретин, то свою работу всё равно знаю. Для того меня и сделали.

— Конрад, он гений! — сказала Корнелия, обнимая Веторио обеими руками, — как ты можешь такое говорить?

— Он чуть не убил тебя один раз.

— Он?!

— Он дал тебе этот мерзкий крем.

— Ах, нет же, это я сама взяла у него! — Корнелия отпустила Веторио и теперь отчаянно смотрела на Конрада.

— Зачем?! — изумился он.

— Убить Леонарда.

— Убить Леонарда?!

— Да!

— Ты хотела взять такой грех на душу, Корнелия?

— Я не знала, что мне делать!

Всё это время на экране мелькали цвета, бегали люди, слышались то стоны, то пальба, то скрежет тормозов. И лица наши то освещались, то исчезали во тьме.

— Какой же я идиот, — сказал Конрад, он взял Веторио за плечи и посмотрел на него с высоты своего огромного роста, — ну что ж, ты не по зубам не только Леонарду, но и мне. У тебя возможности гения, и смирение святого. И ты не раб, Тори, ты терпеливый пастух в нашем гнусном стаде. Прости меня, если сможешь.

— Не преувеличивай, барон, — сказал Веторио несколько смущенно, — я сам не знаю, кто я. Я просто знаю, что должен служить людям. И по-другому не могу, не заложено.

Конрад, кажется, не очень-то ему поверил, так же как и я, в это вообще трудно было поверить, но спорить не стал.

— Прости меня, — повторил он еще раз.

— Не волнуйся, я верну твою красавицу в лучшем виде.

— Я не об этом, Тори…

— А я… — Веторио высвободился из его рук, — об этом. Если ты мне доверяешь, то позволь мне заняться своим прямым делом. И чем быстрее мы начнем, тем лучше. Неизвестно, сколько еще продержатся солнечные батареи в этой гостинице, да и я тоже. Надеюсь, ты помнишь, что мне периодически нужна подзарядка…

Конрад стоял понуро и смотрел на него.

— Я готова! — сказала Корнелия решительно, но потом добавила со страхом, — а это не больно?

— Нет, — покачал головой Веторио, — ты будешь спать.

— И долго?

— Часов за десять я управлюсь.

— Так много!

— Я же не волшебник.

По-моему, врал. Он был волшебник. Мы дошли вслед за ним до приемной Салона. Он принес каталог с фотографиями и предложил ей выбрать будущее лицо. Конрад заявил, что ему, в общем-то, безразлично, какое лицо будет у его жены, лишь бы это была она, а не какая-нибудь другая женщина. И красноречиво посмотрел на меня. Я с горечью подумала, что мне-то никогда от него не дождаться извинений. Он так и будет всю жизнь презирать меня и ненавидеть. И даже будет по-своему прав.

— Я тебе доверяю, Тори, — сказала Корнелия, вся порозовев от волнения, — ты… ты ведь не сделаешь меня безобразной?

— Это сделать очень трудно, — улыбнулся он, — ты слишком хороша. Прощайтесь пока.

Они с Конрадом остались в приемной, мы с Веторио прошли в кабинет. Я ходила за ним как привязанная. И думала, если честно, только об одном.

— Ты будешь с ней возиться всю ночь?

— Да. К утру Леонард проспится. Я хочу успеть.

— А как же я?

— Веста… — он посмотрел на меня не то виновато, не то удивленно, — ну что ты? У нас еще столько ночей впереди… никак не меньше, чем пустых номеров в этой гостинице!

— Я боюсь, — призналась я.

— Чего?

— Наверно, землетрясения.

— Всё будет хорошо, — сказал он, — не волнуйся. Я свое дело знаю.

— Землетрясение, оно не спрашивает, знаешь ты свое дело, или нет. Оно просто случается.

Веторио обнял меня и поцеловал в макушку, как ребенка.

— Иди, ладно? И ничего не бойся.

Я промаялась до утра в кровати и даже уснуть толком не могла. Я вновь и вновь переживала то, что случилось там, наверху. Я была полна блаженства, и я не могла избавиться от страха. В моей судьбе ведь не могло случиться ничего подобного, а если и случилось, то случайно, по недосмотру. А как мне теперь без этого жить?

Под утро, завернувшись от холода в одеяло, я пришла к Лаисе, которая спала в соседней комнате, и забралась с ногами в кресло. Через некоторое время она меня заметила.

— Тебе не спится, Веста?

— Как видишь.

— Переживаешь из-за Леонарда?

Вот уж из-за кого я и не думала переживать!

— Он схватил не свое и сам будет рад избавиться…

— Разве он свою жену не любит?

— Ни капельки.

— Зачем же он женился?

— Я сама долго не понимала. Но теперь мне кажется, что из подражания. Конрад всегда был его кумиром, Лео с детства ему завидовал, старался походить на него, но у него ничего не получалось.

— А мне жалко Леонарда. Когда я была Филиппом, он так сильно перепугался, что мне до сих под перед ним неудобно! Это было жестоко, да?

— Это было необходимо.

— Он такой беспомощный!

— Это Лео-то?

— Конечно. Вчера хотел настроить силовой гамак, перепутал кнопки и свалился на пол. На кухне тоже всё перепутал, кофеварка его забрызгала, а комбайн от него сбежал! А в тренажерном зале рассыпал все диски и чуть не отдавил себе ногу…

— Ты в него часом не влюбилась? — усмехнулась я.

— Я? — Лаиса удивленно взглянула на меня, — мы любить не можем, Веста. Мы можем просто хорошо относиться. Можем жалеть, можем быть преданны… но любовь, это что-то от Бога, чего у нас нет.

— Это ужасно, — сказала я.

— Это спасение, — возразила она, — ты не представляешь, сколько хозяев у меня было, я же вещь.

— Глупости, вы такие же люди! Вы так же переживаете, вам так же больно и так же страшно!

— Мы не люди, Веста. Не знаю даже, как объяснить… Мы ко всему относимся по-другому. Люди слабые, их терзают зависть, тщеславие, лень, гордыня, сладострастие… им всё время приходится с собой бороться! У нас ничего этого нет.

— Значит, вы лучше людей! — сказала я.

— Бог создал вас такими. Зачем-то это нужно, эта ваша игра страстей. Ведь он не создал сразу нас, таких хороших. Значит, чего-то нам не хватает. И потом… мы тоже все разные, Веста. Веторио действительно особенный. Он гений. Так случается. Один на миллион.

— А ты?

— А я обычная.

— А почему люди так плохо к вам относятся? Этот доктор, например?

— А как еще? — грустно смотрела на меня Лаиса, — они должны держать дистанцию. Да и мы, если начистоту, тоже общаемся с ними не так, как с вами.

— Да?

— Какими они хотят нас видеть, такими и видят. А вы же… вы же приняли нас за людей! Это было так невероятно! Мы даже терялись поначалу. Потом очень боялись, что вы узнаете. Это ведь так заманчиво, когда тебя считают человеком!

— Значит, вы дурачите людей, да? Не показываете им, кто вы?

— А кто мы? Мы просто их слуги. Выполняем то, для чего предназначены.

Получался какой-то порочный круг! Они были слишком хороши, чтобы показать людям свое превосходство!

— А вам не хотелось взбунтоваться как-то? — спросила я.

— Как? — удивилась Лаиса, — и зачем? Люди нас создали, и мы им служим. О чем ты?

— О свободе, наверное.

— Какая свобода, Веста? У них же биогенераторы, без которых мы не можем существовать.

— Тогда, это рабство, — сказала я, — самое настоящее. И вы живете с этим, и даже себя убедили, что так и надо!

— Да, так и надо, — зачем-то настаивала Лаиса, — люди нас создали, мы им обязаны. И мы действительно другие. Рабам-людям было значительно хуже, их снедали человеческие страсти, мучили человеческие слабости, а мы подчиняемся легко, мы же созданы для этого.

— По-моему, это просто вбили вам в башку! — разозлилась я.

Впрочем, изменить ничего не могла. Прекрасное и жестокое было перемешано не только у них, но и моей собственной жизни. И даже в любом лесу и в любом озере, где живность уплетает друг друга, а потом приходит еще и охотник… Да, все в мире было так, и я прекрасно это знала, но почему-то именно здесь, в этом городе моих снов, мне как никогда хотелось совершенства и гармонии.

— По-моему, надо выпить кофе, — сказала Лаиса, — а то тебя колотит от холода.

— А гордость? — спросила я, отправляясь вслед за ней на кухню и волоча свое покрывало, — гордость у вас есть?

— Какая может быть гордость, если тебе в любую минуту могут перекрыть кран? — вздохнула Лаиса, — такой роскоши мы себе позволить не можем, — она засыпала в кофеварку порошок этого странного ароматного напитка, — но ты никогда не увидишь фанторга просящего, или обиженного, или боящегося чего-нибудь, никогда, что правда, то правда. Мы всё терпим молча.