Сборы мы отложили на утро. А вечером устроили прощальный пир. Поводов у нас было много. Корнелия, которая осталась собой весьма довольна, и еще больше довольна тем, что ей не надо прятаться, сияла как невеста. Весьма довольным выглядел наконец и Конрад. Леонард же не отрывался от Лаисы. Красивая и нежная, терпеливая и мудрая, наконец-то нашлась женщина, которая ему подходила! Среди обычных людей такой было и не сыскать!
В общем, всё складывалось просто замечательно, и даже мы с Веторио как будто примирились, хотя пропасть между нами и не убавилась.
Мы танцевали, смеялись, пели песни, ели праздничный пирог и, разумеется, пили разные вина. Вино кружило голову и разгоняло мрачные мысли. Мы мечтали, как весело, счастливо и дружно мы будем жить в замке Карс, когда вернемся. Я взяла со всех клятву, не лезть на утес и ощутила огромное облегчение.
Это был самый счастливый вечер в моей жизни. Когда настала пора расходиться, Веторио взял меня за руку и улыбнулся.
— Пойдем, моя птица?
Сердце у меня сжалось, но я все-таки сказала с обидой:
— Я же жестока?..
— Ты только орудие, — вздохнул он, — сама не ведаешь, что творишь. Пойдем, я не хочу сейчас ни о чем спорить, я не хочу ни о чем думать… я не обнимал тебя целые сутки, бесстрашная моя защитница!
Лифт поднял нас на неизвестный этаж. Мы вышли в темноту коридора и на ощупь попали в какой-то номер. Было темно, было немного холодно и было тихо на всей земле. Странный темный город лежал за синим окном под яркими осенними созвездьями, ни одного огонька не было в громадных сотах его домов. Мы стояли обнявшись у широкого во всю стену окна и качались как на палубе огромного корабля, или как два дерева в чистом поле, которые вот-вот сломает ветром.
— Как всё жутко и прекрасно, — сказала я шепотом, — я знаю, что всё это только мираж, мне часто снился белый город, но сон этот всегда кончался обычным утром. Странно, мы с тобой тоже как миражи, нас не должно быть в эту минуту, тебя — еще, а меня — уже. Мое существование достаточно условно, я существую только потому, что охраняю утес, иначе давно бы умерла… а ты вообще оказался здесь каким-то чудом!
Веторио поцеловал меня в кончик носа, как ребенка.
— Пока это недоразумение не кончилось, — сказал он насмешливо, — мы будем вести себя как живые, ты согласна?
Я даже не заметила, когда он успел меня раздеть, кажется, я и рук не разнимала, и губ не отрывала от его лица.
— Спроси, на что я не согласна…
Всю ночь я боялась выпустить его из объятий, я впитывала его своей кожей, я дышала его дыханием, я впивалась в него ногтями, я кусала его плечи, я ловила его губы своими губами и терлась мокрыми от слез щеками о его грудь.
— Я люблю тебя, Веторио! Это будет стоить мне жизни, но я тебя без памяти люблю!
— Вот видишь, как опасно петь частушки, — усмехнулся он, и пока я не успела возмутиться, наклонился надо мной и поцеловал.
— Ты и сейчас надо мной смеешься! — сказала я потом.
— Я смеюсь над собой, — ответил он, — я люблю тебя, Веста. Я твой.
— И я твоя. Я твоя черная птица.
— Да. Ты моя птица. Моя бесстрашная черная птица.
Кажется, никогда мы не были так близки, но пропасть между нами не исчезла, она лишь затянулась на время, до утра…
Утро прошло за сборами. Леонард был готов унести почти всё, и Веторио с трудом ему объяснил, что там это работать не будет. Конрад взял только оружие, фонари и пару банок пива. Мне больше всего нравились альбомы с фотографиями, и я не поленилась засунуть их в свой мешок.
Мы стояли внизу в холле, мешки были уже завязаны и пояса затянуты, осталось только вспомнить кое-какие мелочи и присесть на дорожку. То, что случилось потом, меня не удивило и не ошеломило. Мне кажется, я давно была готова к чему-то в этом роде.
Вошли эти люди. Двое. Они были без оружия и не требовали, а просили.
— Нас осталось семеро, среди нас двое детей, — говорил один из них, молодой, но с седыми висками, — мы хотим вернуться назад в свое время. Мы сделали капсулу, но она на ручном управлении, а ни один человек не выдержит перегрузок в рубке. Люди должны находиться в амортизаторах, только тогда они останутся живы. Нам нужен фанторг, — закончил он.
Повисла долгая пауза.
— Мы не можем отдать наших фанторгов, — сказал Конрад, — если хотите, идемте с нами, я устрою вас в замке. У нас тоже люди живут.
— Среди нас есть больные и даже калеки после катастрофы. Нам нужна наша медицина.
— Как хотите, — вздохнул Конрад.
Тогда Веторио подошел к ним и сказал спокойно:
— Я фанторг. Идемте.
Они посмотрели на него удивленно.
— Ты фанторг?
Как будто что-то изменилось в нем со вчерашнего дня: его перестали узнавать!
— Конечно, — он зачем-то завернул рукав и показал им что-то на локте, это их убедило.
— Всё правильно, — подумала я холодея, — чудо не бывает долговечным, он уйдет, а я останусь, вот и всё.
Конрад взял Веторио за плечо.
— Ты никуда не пойдешь, — властно сказал он, — я не отпускаю тебя! Ты же больше не вернешься!
Веторио обернулся и посмотрел на него с удивлением, как на наивное дитя.
— При чем тут я? Это же люди.
— Они тебе больше не хозяева, — Конрад метнул на пришельцев презрительный взгляд, — их приказы тебя не касаются.
— С чего ты взял, — усмехнулся Веторио, — что я подчиняюсь приказам? Я сам знаю, что мне делать и зачем.
Потом он обернулся к этим людям и сказал, что догонит их. Они дошли до двери, чтобы не мешать нам, но там остановились, тревожно поглядывая в нашу сторону.
— Они уведут тебя в рабство, — сказала я с тоской, я знала, что остановить его нельзя.
— У тебя есть свой долг, — отвечал он спокойно, — а у меня свой, кто-кто, а уж ты должна это понимать.
— Я понимаю… но неужели нет другого выхода?!
— Нет. Потому я и согласился.
— А как же любовь? — спросила я отчаянно.
— Любовь? — на секунду тень омрачила его чело, — что ж, пойдем со мной.
— Куда же я денусь от своего утеса! — взмолилась я, — ты же сам знаешь!
— Вот видишь…
Свет у меня перед глазами померк. Я стояла на ватных ногах и тупо смотрела в пол. Веторио простился с нами быстро и просто, словно уходил на пару дней по делам.
— Может, я пойду? — спросила Лаиса.
— Нет, — он покачал головой, — я все-таки мужского рода.
— Ты вернешься? — спросил этот наивный Леонард, он и сейчас, кажется, не понимал до конца, что происходит.
— Нет, — сказала ему Лаиса, — он не вернется, никто не будет гонять капсулу через пятнадцать веков ради одного фанторга.
— Тогда какого черта он туда прется?!
Конрад взял Веторио за плечи.
— Они не стоят такой жертвы, Тори!
— О чем ты? Они люди, а я только фанторг.
— Неправда. Не только! Это ты человек будущего, а не они. Они ничем не лучше нас. Та же зависть, та же злоба, та же гордыня, тот же бесконечный эгоизм… А если так, то зачем тогда всё?
— Это слова, — усмехнулся Веторио, — говорить можно всё что угодно… а от меня требуется поступок. И я его совершу, кто бы я ни был: бог или идеальный слуга. Прощай.
Те двое ждали его у дверей. Он направился к ним, потом обернулся и помахал нам обеими руками как победитель. Я, было, рванулась следом, но Конрад удержал меня. Он был прав, нам не было нужды прощаться, мы и так прощались всю ночь.