Главком имперских ВКС Дарт Вейдер: «Семейные ценности»

Почуявший, что милорд сильно не в духе, (а это в эскадре умели определять все), техник живо отскочил за перегородку, позволив ситху занять место в кабине истребителя без лишних формальностей. Послав диспетчера к хаттской матери, Вейдер рванул с места в карьер.

В душе было так же холодно и пусто, как за колпаком кабины, но близость ледяной, безвоздушной пустоты равновесия не принесла. Бешеные виражи на грани возможного не унимали боль. Он никому не нужен. Даже собственным детям. Что, в общем-то, понятно и правильно. Он не просто плохой, он никакой отец. Дед-император способен дать Люку и Лее гораздо больше, чем ситх-инвалид. Как это ни горько сознавать, но это факт. Что ж, он, сам того не ведая, выполнил волю повелителя о наследниках. Может в этом и есть его Предназначение: произвести на свет джедая и ситха, которые смогут не враждовать, а дополнять друг друга?

К ситху рассуждения! Вейдер бросил ДИ-файтер в атмосферу Татуина по баллистической траектории, чтобы многократные перегрузки выбили горькие мысли из головы и боль из сердца. Вроде бы помогло.

Машина выровняла падение у самой земли и ткнулась в высокую дюну. Пилот нетвердой походкой покинул кабину и упал плашмя в считанных шагах от покинутого истребителя. Уткнуться лицевой частью шлема в песок, чтоб даже звезд не видеть. Только шелест песка, от которого тут никуда не денешься.

Сперва мыслей не было вовсе. Только боль и пустота. Потом медленно вползло понимание, что источником его страдания являются вовсе не так легко принявшие деда дети, а сам император. Девятнадцать лет назад Шив Палпатин бросил только что захваченный Корускант и ринулся на Мустафар вовсе не ради попавшего в беду ученика. Ради дочери. Не успел перехватить ее, вот тут и недорезанный обалдуй подвернулся. Подпаленная синица в руке вместо улетевшего в небо журавля. А он, идиот, столько лет жил осознанием своей нужности повелителю, который когда-то ради него рискнул самым дорогим — властью. От понимания собственной ненужности не осталось сил даже завыть.

Обладающий идеальным чувством времени ситх не взялся бы сейчас сказать, сколько он так пролежал. Минуты? Часы? Вечность? Какая разница…. Из оцепенения, которое сродни смерти, его вывел легкий толчок в бок. Сперва, несильный, потом, все более настойчивый.

— Эй, помер, что ли?

Не дождавшись ответа, пришелец позарился на плащ. Вот только альтруистом Дарт Вейдер никогда не был, а уж в таком отвратительном состоянии духа — и подавно. Силовой толчок унес незваного гостя к подножию дюны.

И снова только тихий шелест песка, и замершее время. Но нет, в безмолвие Дюнного моря вторгся тихий плач.

— Эй, мужик, не пихайся, ладно? Ты не думай, мне показалось, ты крякнул, вот я и решила, что плащ тебе больше не нужен… Можно, я просто рядом посижу? Вроде как не одна.

Поворачивать голову лень, но голос девичий. Зареванный. Носом шмыгает. Хатт с ней, пускай сидит. Ему все равно. Вот только сидеть молча девчонка явно не умела.

— Страшно, блин. Только я все равно правильно сделала, что ушла. Не нужна я этим Ларсам. Они и оставить меня боялись, и выгнать боялись. И парню этому блондинистому я не нужна…. И родители меня на свои дурацкие идеи променяли… Все только вид делают, а на самом деле всем на всех плевать! Я лучше в пустыне сдохну!…

Девица опять заревела белугой. Или не белугой? Белуга — это ж рыба, вроде… Рыбы не ревут. Наверное. Уроженец местной пустыни Дарт Вейдер в рыбах разбирался плохо. Зря повелитель рыбок завести советовал. Сдохли б. Как есть сдохли. А «белуга» эта — дура. В Дюнном море помереть гораздо проще, чем выжить. Пропадет, почем зря. Не его дело? Но коль с рыбками не задалось…

Темный лорд зашевелился. Сел. Невысокая фигурка метнулась, было, прочь. Пришлось ловить силовым захватом и усаживать рядом. Чучело всклокоченное. Одежка местная, добротная, хоть и старенькая. Кожа на щеке и носу содрана. Это, небось, когда от его толчка вниз по склону катилась. Хорошо, не переломала себе ничего. Только рукой ссадину зря трет: занесет грязь, морда ж загноится.

Тем временем его узнали и запаниковали.

— Отпусти, сука железная! Ну что тебе от меня надо? Что?! У тебя во дворце и так все есть! Неужели нельзя просто никого не трогать?!

Проорав это, девчонка вдруг тяжело закашлялась. Песку ртом хватанула, или все-таки внутри чего повредила при падении. Силовой толчок — штука коварная. Внешне вроде бы все цело, а половина костей переломана. Дарт Вейдер осторожно приоткрылся в Силе, чтобы посмотреть на состояние девицы. И тут же в мозгу прорвалось.

«Папочка!»

«Батя!»

«Ученик, чтоб тебя!»

Снова закрываться бесполезно. Его уже запеленговали. Осталось только проверить целостность ребер прокашлявшейся и притихшей «белуги», да, пусть и с запозданием, огрызнуться.

— Не завидуй, нет у меня никого. А кто есть, тем я не особо нужен.

— Ты поэтому здесь?

Ситх не ответил. И так ляпнул лишнего. А через несколько минут небо разорвал рев моторов сразу двух штурмовиков, лямбда-шатла и десантного модуля. Через миг на шее висела вылетевшая из шатла дочь. За ее спиной замер выпрыгнувший из штурмовика сын.

— Папа, ты же сам говорил, «позови, и я услышу», а сам не откликался….

В голосе Леи нет упрека, только страх и тревога. А лучшим средством защиты растерявшийся ситх всегда считал нападение, потому зарычал на сына:

— Тебя кто за штурвал пустил, сопляк? Это тебе не колхозный спидер!

— Я вторым пилотом… Машину Хан вел.

— Ладно, — не стал обострять лорд, наблюдавший, как из второго штурмовика вылезают Фетт и полковник Гент. Полковник Рекс деловито распределял своих штурмовиков на предмет поиска злокозненных иродов, обидевших милорда. Это кто ж такой кипиш по поводу его исчезновения на борту поднял? Пиетту голову оторвать за паникерство.

— Эй, а это случаем не?….

«Белуга» осторожно дернула ситха за так приглянувшийся ей плащ и тыкнула пальцем в скромно стоящую в сторонке щуплую фигуру в черном балахоне.

— Угу, он, — кивнул ситх.

Повелитель умеет оставаться незамеченным, когда ему этого хочется. Но понявший, что его наконец обнаружили, Сидиус жестом подозвал к себе ученика. Тот привычно опустился на колено. Остальные замерли, сохраняя дистанцию для разговора один на один.

— Ты чего творишь, гад? Твое падение в атмосферу вся вахтенная смена видела. Что дальше было объяснять надо? И это еще слава Великой за то, что твоему отморозку-капитану не померещилось, что главкома сбили.

— С какого перепугу?

— С того самого! Через три минуты после твоего вылета на орбиту вывалились корабли Альянса. Те самые, которые по душу Джаббы.

— Что в итоге?

— Куча мелких обломков в ассортименте от корабля-носителя. Отдельные крестокрылы долавливают.

— Твою ж дивизию! Вот кому приказано спугнуть и начать преследование?

— Не переводи стрелки на подчиненных! Лучше потрудись объяснить это, — кивок в сторону уткнувшегося в дюну ДИ-файтера.

Ответа не последовало. Да его и не ждали. Легкое, но властное прикосновение к его сознанию в Силе, и слов не нужно.

— Чуял, не надо было про Падме говорить…. Все было бы гораздо проще. А может быть, нет. Никто не знает. Когда у тебя с Падме любовь закрутилась, я надеялся, что из-за этого тебе станет легче уйти от джедаев. А оно вон как вышло. И я не знаю, ради кого я бросился на Мустафар. Ради вас обоих, наверное.

— Почему вы не попытались спасти Падме?

— Если бы ты помер, пока я вытаскивал ее, она б меня не простила. А так понадеялся на то, что с ней все не так критично, и она сумеет если и не выпутаться сама, то хотя бы продержаться до прихода помощи. Не угадал. Прости.

— Это вы меня простите. Я не сумел ее защитить.

— Пустое. Прошлого не изменить. Нам теперь о будущем думать надо, а ты истерики закатываешь, словно обиженный мальчишка. Да понимаю я, что тебя слишком часто обманывали те, кому ты хотел верить. Но я не знаю, как нам делить любовь твоих детей и моих внуков. Слишком мало этой любви было в жизни у нас обоих, чтоб делить ее хоть с кем-то…

— Глупо, между прочим; — сообщили замолчавшим ситхам из-под днища ДИ-файтера.

— Это еще что за чучело? — зашипел император.

— Местное. Хотя, наверное, не совсем. Совсем местные самоубиваться в пустыню не ходят. Есть способы попроще и погуманней. Да не три ты щеку — шрам останется!

— А имя у нее есть?

— Не интересовался.

— Джинн Эрсо меня зовут.

— Что же показалось тебе глупым, дитя мое? — несколько озадаченно уставился на ободранную девчонку император.

— Про любовь, которую надо делить. Она ж не делится. Это не конфетка какая: одному дал две, второму не досталось.

— Ты откуда в курсе, сопля? — засопел Вейдер.

— Сам ты…

— И все же? — пресек свару Палпатин.

— Слишком часто видела, как люди пытались любовь разделить. А она от этого дохнет.

Девчонка опять всхлипнула, видимо что-то свое вспомнила, но лезть в память показалось совестно.

— Много ты знаешь… — какого хатта лорд полез спорить с оборванкой, он сам не знал, наверное, просто иногда нечто невысказанное надо проговаривать вслух, — Вообще, есть чего делить-то? Сама только что заверяла: все только красивые слова. А по сути тобой просто пользуются.

— Тогда чего нам с вами беситься? Пользуйся другими, как все. Не выходит? У меня тоже. Значит, она есть.

— Да не про нашу честь…. Не за что, по большому счету.

— А разве любят за что-то?

— Ладно, договорите на борту; — принял некое решение Палпатин: — Ко мне в шатл, оба. Твой истребитель на базу вон Фетт перегонит.

— Да, повелитель; — склонил голову Вейдер, не выпуская из виду шуструю деваху, чтоб опять не сбежала.

* * *

— Расскажи про маму. Я хочу, чтобы словами.

Успокоившаяся и притихшая Лея свернулась калачиком на диване в кабинете отца. Сидящий в кресле напротив все еще взъерошенный и готовый расплескивать свою энергию Люк энергично закивал головой. Что ж, если его дети хотят знать о нем не только то, какие возможности перед ними открывает родство с главкомом ВКС империи, он это только приветствует. Какая-никакая, а надежда на нормальные человеческие отношения. Только вот как рассказать о том, что старательно хоронил столько лет?

— Она была даже не принцессой, а ангелом, живущим на лунах Йего. И как положено ангелам, спустилась ко мне со звезд….

Эта фраза всплыла откуда-то из глубин прошлого. Неужели, он когда-то готовился рассказывать своему ребенку о том, как мама с папой познакомились? Уже и не вспомнить. Хотя…. Ведь дети всегда об этом спрашивают, верно? Только тогда это была бы сказка с обязательно счастливым концом. Теперь такой финал невозможен.

Теперь у него получилась история про то, что Сила — очень странная штука. Сначала она показывает прекрасное далеко за гранью горизонта, и рисует путь туда. Но тут же преграждает путь пропастью, подводит к обрыву, чтобы ты оценил опасную красоту бездны. Сбрасывает того, кто не испугался и не отошел от края, и не смягчает удар, чтобы знал вкус собственной крови. А потом снова показывает то, что за горизонтом. И так по кругу. Сила ломает, чтобы сделать сильнее. Забирает все, чтобы затем преподнести что-то подарком, взимая плату авансом. И забывает спросить, нужен ли тебе этот подарок. Бьёт, а потом ещё плату берёт. Не пускает смерть к тому, кто о ней мечтает. И просто покидает того, кто сделал шаг назад. Все оттого, что в Великой Силе нет, и не может быть равновесия, к которому так стремился Орден. Потому что равновесие останавливает не Силу — саму Жизнь. А Жизнь — очень злая штука. Ты можешь отдать всё и остаться ни с чем. Можешь достичь желанного, но потерять главное. Добраться до цели, когда она тебе уже не нужна. Жизнь услужливо прокладывает тебе путь благими намерениями и обязательно приведет тебя к краю. Потому что Жизнь — сиречь и есть Сила. И плата за нее — смерть. Но падение — отнюдь не конец, потому что теперь у упавшего нет иного пути, кроме как подняться. Жизнь заставляет тебя действовать. Иногда, не думая даже о собственном существовании. Потому что, если не смог сделать сейчас, то завтра может и не настать.

В общем, страшная получилась сказка. Лея смотрела на отца широко открытыми, но сухими глазами. Плакать хотелось, но слез отчего-то не было. Наконец она резко, словно боялась, что не решится, спросила:

— Сколько ты можешь находиться без шлема?

— Пару минут.

— Так мало?….

— В медитационной камере могу больше.

— Тогда пойдем туда, пожалуйста.

— Там вместо воздуха специальная газовая смесь. Это небезопасно для вас.

— Я хочу видеть лицо отца, а не маску.

— Хорошо. Но не более трех минут.

Створки камеры Дарт Вейдер оставил открытыми, снижая концентрацию лекарств до безопасного для детей уровня. Сам чтобы не закашляться или не застонать, ушел в потоки Силы, где увечное тело не столь важно. От чего чуть отвлекся от материальной реальности. И вздрогнул от неуклюжего прикосновения к шраму на щеке. Поцелуй получился порывистым и неловким. Чуть смущенно сделавшая шаг назад Лея еле заметно шевелила губами. Чего это она? До ста восьмидесяти считает, что ли? Люк за ее спиной замер как статуя. Словно гипнотизирует: аж пот от напряжения на лбу выступил. Вейдер не без удивления вдруг обнаружил, что его лишенную защиты голову окутывает кокон из подозрительно светлой энергии.

— Спасибо, сын.

Люк покраснел, потерял концентрацию, и кокон рассыпался.

Лорд неторопливо начал водружать шлем на место. Стабильность своего состояния демонстрировал или берег ощущение прямого общения с детьми? Он и сам не знал.

— Ну, все, молодежь. Теперь спать. Завтра утром занятия по общей силовой подготовке.

— Заниматься с нами будешь ты?

— Пока да. Базовые навыки одинаковы, к тому же у меня есть некоторые представления о подготовке джедая. Потом специализацией займется повелитель и кто-нибудь из джедаев.

— Надеюсь, кто-нибудь — это не Кеноби?

— Я тоже надеюсь. У тебя-то к нему какие претензии?

— Того, что я увидел под твоим шлемом, недостаточно?

— Не знаю. Наверное, у меня слишком ситхский взгляд на отношения «учитель-ученик».

— В смысле, всегда можно успокаивать себя мечтой о том, что когда-нибудь грохнешь наставника?

— Типа того.

— А если хочется прямо сейчас?

— А сила воли на что?