Сергей успел просветить, что утро у его матери — это семь — семь тридцать. Делать нечего, пришлось в понедельник вставать в пять и тащиться в старый город.

— Я рада, что не ошиблась, — поприветствовала меня полковник Забелина, — Мне было приятно познакомиться с вами, Михаил, как со спасителем ребят, и вдвойне приятно, как с человеком, сумевшим схлопнуть окно.

— Справедливости ради уточню, что Шелеховы свою часть тоже отработали, — ответил я, устраиваясь на предложенном месте после обмена рукопожатием. Никак не могу привыкнуть к этому обычаю пожимать руки и женщинам тоже.

— Раз с самого начала упомянули Шелеховых, то мне кажется, вас заинтересует, что они уже несколько дней кого-то ищут? Пока без широкой огласки, — и привела явную цитату, — Молодой мужчина лет двадцати на вид, спортивного телосложения, рост около метр девяносто, серые глаза, русые волосы, короткая стрижка, славянская внешность без особых примет. Одет в темные брюки с пушистым серым свитером и черного цвета зимнюю куртку, возможно наличие спортивной сумки. Информаторам обещано вознаграждение.

Выглаженные брюки после общественного транспорта выглядели уже не так образцово, как перед выходом, серый свитер сменился на плотную рубашку. Черную куртку забрала неприметная девушка, встретившая у входа, а спортивная сумка осталась в комнате братьев — не тащить же ее на деловую встречу!

— Весьма расплывчатое описание, замаются проверять все сигналы.

— Не настолько, как вы считаете, это только кажется, что Москва большая. Им достаточно рассадить наблюдателей на станциях метро и снабдить их вашей фотографией. Или даже заплатить линейной полиции, для меня не секрет, что стражи порядка изредка оказывают кланам подобные услуги. Личного транспорта у вас нет, а метро по-прежнему остается самым быстрым способом добраться из точки А в точку Б, так что рано или поздно вас найдут.

— В таком случае мне крупно повезло, что последние дни я обходился наземным транспортом. А за предупреждение спасибо.

— У вас есть предположения, зачем вы им? Я в курсе, что у вас есть некоторое количество искр, но отнюдь не впечатляющее. Ваша победа… да, вот она впечатляющая, но за два месяца они должны были уже разобраться, как и что. Еще у меня есть сведения, что прошлым летом вы подавали заявку в их училище, хотя затем резко передумали. Вы смертельно оскорбили старейшину Шелеховых? Обрюхатили полклана и смылись? У меня есть свои догадки, но хотелось бы услышать вашу версию.

— Когда Сергей передал ваше приглашение, он сказал, что будет беседа, а сейчас у меня складывается впечатление, что я явился на допрос, — немного притормозил я ее рвение.

— У меня не так много времени, которое я могу уделить лично вам. Не скрою, я в вас заинтересована по многим причинам, перечислять их сейчас не буду. Но и вы заинтересованы в сотрудничестве, иначе бы не пришли. Сейчас я должна понять, насколько остро вам требуется защита.

Некоторое время решал, надо ли полковнику знать мои родственные связи.

"А! Сгорел сарай, гори и хата! В моем случае докопаться до истины не настолько сложно!"

— Я знаю, зачем я им. Но прежде, чем озвучить эти причины, позвольте поинтересоваться: как поживает профессор Воронин?

— Хорошо поживает, Ванечку полирует. Женился в эту пятницу на некоей Екатерине Мартыновой, очень жалел, что вас на церемонии не было. Как-никак вы крестный отец его брака!

— Э-э-э… мы точно об одном и том же человеке говорим?

— А что вас удивляет?

— Проф и Катя… довольно странная пара.

— Начальник и подчиненная, не вижу ничего странного, самая обыденная история. Хотя, если я правильно поняла, не будь окна, вряд ли Иван Дмитриевич решился бы на этот шаг. Михаил, не тяните! — недовольно поторопила она, — Все хорошо и с профессором, и с остальными! Живут себе припеваючи, занимаются тем же, чем занимались, разве что не в Москве. Только вас и ждут! Я совершенно серьезно, никакого сарказма! Ваш обожаемый профессор уже завалил моих сотрудников требованиями достать ему вас хоть из преисподней.

На сердце потеплело. Ван-Димыч и раньше меня хвалил, как человека, понимающего его с полпинка, но до этих слов сохранялось опасение, что на должности испытателя меня давно уже заменили.

— Я единственный внук старейшины Шелеховых — Ирины Николаевны. И да, своим вторым подряд побегом я ее вполне вероятно оскорбил.

— Ох как! — озадачилась Забелина, а после недолгой паузы задумчиво проговорила, — А ведь была какая-то история с ее младшей дочерью, не помню уже подробностей… Признаться, на сей раз со своими догадками я села в лужу…

— А что вы предполагали? — спросил, не сильно рассчитывая на ответ.

Но полковник не стала делать тайны из своей версии:

— Что в вас пробудилась какая-то новая способность, интересная Шелеховым.

— Увы!

— Но тогда у меня вопрос, какой вам прок бегать? Своему внуку, тем более единственному, адмирал Шелехова способна обеспечить… — Руслана Евгеньевна некоторое время искала определение, — … высокий уровень жизни. Гораздо выше, чем есть у вас сейчас и даже, наверное, чем когда-либо будет.

— Представьте себе, но далеко не все рвутся в кланы! Раньше я туда хотел под давлением матери. Пока из-за своего хотения не оказался на больничной койке с полной пустотой в голове. И да, если вам еще не доложили, то скажу сам: я ни хрена не помню из того, как жил до восемнадцати! Амнезия без малейшей надежды на восстановление. Согласитесь, уже повод задуматься! И я уверен, открытий вам не сделаю, для чего нужны одаренные мальчики клану. После некоторых раздумий я решил, что карьера второсортного осеменителя меня мало прельщает.

Забелина слушала внимательно, не прерывая мой монолог.

— В январе я тоже не рвался в клан. Хотя когда вместо поздравлений, награды, да хотя бы элементарной благодарности! ваш следователь стала на меня наезжать с необоснованными претензиями, не скрою, несмотря на наличие предубеждения, вмешательству бабули был рад. До определенного предела. Но для вас ведь не секрет, в чем дар Шелеховых? — дождавшись утвердительного кивка, я продолжил, — Недавно выяснилось, что у Ирины Николаевны свои взгляды на мое счастье. И если я его не понимаю, то мое мировоззрение можно и нужно скорректировать.

— Невозможно внушить то, что противно вашей природе, — внесла уточнение глава ИСБ.

— Моей природе не было противно оказаться в безопасности! Моей природе не претила бабуля — национальная героиня! Моей природе, в конце концов, свойственно любопытство и желание получить новые знания! Для семидесятилетней ведьмы этого оказалось достаточно.

— И что же вас переубедило?

— Удар по голове от подруги будущей жены. Очень, знаете ли, мозги прочищает! — вываливать на постороннюю женщину свои дальнейшие мысли и чаяния я не стал. Еще не время.

— Наверное, мне стоит перед вами извиниться, — поняв, что большего я не скажу, Забелина прекратила расспросы, — Никто не умаляет вашей заслуги, в канцелярии вас дожидается медаль и соответствующая денежная премия. Но в тот момент в отношении вас наслоилось много интересов. В первую очередь огласка — даже слухи, что в центре столицы открылось незасеченное окно, плохо сказываются на доверии к власти. Основная вина лежит на ПОО, за два месяца там сменили все руководство, провели ревизию и нарыли много чего. Часть вины лежит на мне и моей службе: не доглядели, не проверили, не пресекли. И если обнародовать все факты, голов полетит еще больше, грести будут под одну гребенку и правых, и виноватых. Я сейчас не буду оправдываться, но поверьте, кланы сумели бы воспользоваться разразившимся скандалом, отчего рядовым подданным легче не стало бы. Второй вопрос — это работа Воронина. Нам давно хотелось вывести его деятельность за пределы широкого доступа, до сих пор все упиралось в ослиное упрямство профессора. Легкий испуг в этом деле пошел только на пользу. За свое молчание Шелеховы потребовали оставить вас им. Небольшая цена, не правда ли?

— То есть помощи от вас мне ждать не стоит?

— Ну, почему же? — хитро блеснула глазами Забелина, — Решение об оставлении вас на растерзание Шелеховым принималось не мной и даже без меня. И та, которая больше всех ратовала за этот размен, за прошедшее время потеряла и свою должность, и немалую часть влияния. Но это наши интриги и игры, вам они не интересны! Зато будет интересно то, что сейчас в своем личном решении я совершенно не обязана учитывать каких-либо посторонних пожеланий. Не буду скрывать: не объявись вы сами, бросаться вызволять вас я бы не стала, но раз все сложилось так, как сложилось, то почему бы и не помочь хорошему человеку? — для усиления эффекта полковник заговорщицки подмигнула.

Про способности Шелеховых руководительница ИСБ явно знала не всё. Иначе бы не пыталась выдавать наигранные эмоции за настоящие. В отличие от посиделок на кухне, когда я ее наблюдал в семейной расслабленной обстановке, за наш новый разговор сквозь железный занавес самообладания истинные чувства прорвались лишь дважды: некое довольство при встрече и удивление пополам со злорадством от новости, чей я внук. Видать, бабуля в свое время и впрямь удачно Варвару с Масюней спрятала. А вообще Забелиной было глубоко на меня плевать: попался — хорошо, можем с твоей помощью немного поднасрать кланам — еще лучше, но даже высказываемого вслух сожаления по поводу моей передачи Шелеховым она не испытывала — если и принимали решение в обход нее, то она его всецело поддерживала. И если бы сейчас выдача меня Шелеховым пошла на пользу каким-то ее замыслам, то избавилась бы, не моргнув глазом.

Не знаю, как бы я повел себя в реальные восемнадцать лет, может, и оскорбился бы: как же так, меня, такого героического, не ценят и не спасают?! Но правда состояла в том, что и мне на полковника с ее балансом интересов и аппаратными играми было глубоко фиолетово. Вертел я этих полковников! — вспомнился первый сексуальный опыт в новом теле. Враг моего врага — мой союзник, а пока что нам было по пути.

Еще минут десять мы согласовывали детали отъезда, точнее, мне их диктовали. Учитывая, что на другом конце дороги меня ждал проф с его золотыми мозгами и начало нового жизненного этапа, выделываться не имело смысла. Сказано: сидеть здесь до прибытия машины с вещами, значит, сидим. Сказано: на время следования подчиняться майору Синицыной, значит, подчиняемся. Моё присоединение к остальной честной компании отвечало каким-то интересам Забелиной, моим оно тоже отвечало, так чего кочевряжиться?

Я-то думал, полковник отдаст приказ, все возьмут под козырек, а я парнокопытным ветром помчусь к профу, ан нет! Обломись! Вызванная майорша Синицына подхватила под белы рученьки и сопроводила на Лубянку — оформляться.

Добро пожаловать в сексоты, пройди побочный квест — потрахайся с бюрократией! Тестирование, опросы, инструктажи, медосмотр, фото 3х4, 5х6 и 9х12 — на каждом сзади собственноручно распишись! На самом крупном так и подмывало дописать "на память". Утешали, что ведут по легкому варианту, но я тогда хуею, какой же сложный? Во второй половине дня подмахивал документы, почти не глядя, и чуть не доподмахивался, иначе поимели бы по-крупному — только чудом не поставил "согласен" на приказе о зачислении в штат, да еще с беспонтовым званием фельдфебель, с которым только немецкие жандармы из прошлой жизни ассоциировались. Фельдфебель Михаил Лосяцкий! Айн-цвай, полицай! Драй-фир, пошли все на хер!

Как я орал! Станиславский отдыхает, как я орал! Доорался до новой встречи с полковником, которую спешно вызвали с ее этажа на мой концерт.

— Я считала, мы договорились? — попыталась наехать Забелина.

— Да!.. — рвущиеся на язык маты сумел придержать — не с приятелем разговариваю, — Согласиться, чтобы каждая тупая пилотка могла отдавать мне приказы?! Вы меня за кого принимаете?!

— Вся ваша команда уже подписала, — снова попыталась надавить СБшница.

— Я — не все!

— Но это же почетно!.. — робко воззвала к моей совести попавшая под раздачу девица в штатском, как раз таки и пытавшаяся всунуть мне этот злоебучий приказ.

— Фельдшнобелем?! Почетно?! Да вы?.. — и снова замолк, потому что никак не мог подобрать правильный глагол.

— Михаил, есть правила, которые не могу нарушить даже я… — начала втирать Забелина.

Зажать медаль и премию она очень даже смогла! А тут, значит, не может?!

Для моей упертости, кроме понятного желания не наступать на старые грабли, имелись причины. Служивый — существо подневольное, а тут даже не офицер, хотя я бы и в офицеры не подался — плавали, знаем. Прикажут завтра идти Шелеховых мочить, и что? Привет, припадки? А я таких раскладов не исключаю. Да, даже не мочить, а внедриться в клан и работать под прикрытием! Короче, у вольнонаемного прав на порядок больше, а обязанностей меньше.

Для толики наглости тоже наличествовали основания — я им нужен. Нечего говорить шепотом в коридоре, когда в кабинете одаренный сидит, да еще с Шелеховской кровью! Очень нужен, потому что у профессора затык: "девятку" он повторил, благо, с новым финансированием при непострадавших чертежах собрать железки несложно, но работать как раньше она отказывается. Уже и Наталью снова привлекли, с ней экз кое-как заскрипел, но расчет-то был на почти простых людей! Полторы-двухсотискровые — это, конечно, не совсем уж простые ребята, хорошо если на сотню один-два наберется, но вот свыше — это уже редкость редкостная, и они других местах востребованы. Мне, чтобы что-то заучить, приходится свои искры особым образом разгонять, а им уже нет. Наталья показывала как-то фишку: не напрягаясь, на спор страницы книг запоминала, а потом наизусть цитировала, так что на одной эйдетической памяти можно многого добиться. А если еще и ум прилагается?! Чуть поднатаскай — и почти готов руководитель или аналитик, способный на порядок быстрее справляться с поставленными задачами. Вроде бы несправедливо по отношению к безыскровым, но я не наблюдаю вокруг засилья крутых магов и магичек — им гораздо проще за сытую житуху в кланы продаться. Так и живем.

Времени на меня Забелина потратила гораздо больше, чем утром. Совсем я не хамел, так можно и мимо профессора пролететь, но примерять нашивки наотрез отказывался, всеми силами показывая, что только этот досадный камушек мешает всеобщему миру и процветанию. Конфликт разрешила новая персона, ворвавшаяся в кабинет, где мы препирались. Мадам, примерно одного возраста с полковником, с порога начала:

— Руслана, где ты бродишь? Почему я ждать должна?

— Неразрешимый узел: без присяги не могу отправить человека на место, а юноша наотрез отказывается ее приносить!

— Оригинально!

Выражение глаз вошедшей мне не понравились, как и трактовка событий, поэтому вставил свои пять копеек:

— Руслана Евгеньевна искажает информацию: я отказываюсь служить в звании фельдфебеля, предпочитая карьеру вольнонаемного, о присяге вообще речи не шло!

— Тогда в чем дело? — поинтересовалась мадам у Забелиной.

— В том, что гражданские приносят иной вариант присяги, недостаточный для работы в Муромцево!

— Ах, в Муромцево!.. — на секунду задумалась гостья, — Тогда предлагаю дать присягу и выйти в отставку! Такой вариант вас, юноша, устроит?

Быстро-быстро просчитывал ситуацию. Сомневаюсь, что любая может назвать Забелину просто Русланой, да и давать советы тоном, больше похожим на приказы, вряд ли многие осмелятся. Уж ни матушка ли императрица нас изволила посетить? Но, еще раз украдкой изучив незнакомку, общих черт с висевшими в каждом уважаемом кабинете портретами не нашел. Черт с ними, с этими бабами, пора кончать балаган! Выход не самый лучший, но приемлемый!

Текст присяги, произнесенный в присутствии полковника, все той же незнакомки и тройки свидетелей, не запомнился. Служить, защищать, в принципе вполне внятная клятва, если бы кто-то не попытался во время ее принесения надавить на меня ментально. До бабули человеку-невидимке было далеко, а какой-то такой подлянки я ожидал с самого начала, так что слова остались только словами. Разве что впервые помянул родственницу не злым, а добрым словом.

Такой стремительной службы, пожалуй, еще не было ни у кого. Еще знамя в чехол не убрали, а я уже ставил роспись в приказе об отставке. На довольный эмофон от Забелиной так и подмывало объяснить: "Тетка! Я тебе русским по белому сказал, чей я внук, кого ты дешевыми фокусами наебать пыталась?" Само собой, что промолчал, как промолчала она.

Результатом растянувшейся на целый день волокиты стало то, что в Муромцево мы с майором Синицыной отправились на ночь глядя. Почти всю дорогу я проспал, а с утра цирк повторился на новом месте, хорошо хоть в меньшем масштабе!

Оформление пропуска, инструктаж по проживанию, инструктаж по пожарной безопасности, инструктаж по ПОО. Здесь распишись, тут посмотри фильм, вон там отметься и сфотографируйся! В постели не курить, в раковины не ссать, прокисший чай в цветы не выливать, кота в прачечной не стирать! Конкретно от последнего запрета малость прихерел, но уже вяло. Местный непереводимый юмор, что с него взять?

В казарму, определенную жильем на первое время, ввалился, уже мало что соображая, но проходя мимо стандартных во всех мирах двухярусных коек, нашел силы прихереть еще раз: казарма была женской! Врать не буду, вид пробежавшей мимо колонны в штанах и топах на голое тело порадовал взор, но, спрашивается, это что? Мне здесь жить предлагают? Так ведь в казарме обитали не милые университетские цветочки, которые от одного удара разлетались, а натасканные бойцы. У некоторых дивчин бицепсы точно больше, чем у меня! Меня ж тут залюбят до смерти!

За женским блоком следовал мужской. Меньше объемом, что меня нисколько не расстроило, и всего с четырьмя жильцами. Затраханный двумя днями сражения с бюрократической машиной я на автомате отметил отсутствие запоров, но уже было похуй. Если кто-то попытается меня развести сегодня на секс, то жестоко обломается, а потом, надеюсь, все разрешится само собой. Без энтузиазма со всеми поздоровался и завалился спать на указанную пустую койку. Всё завтра!

В моей жизни если днем случалась драка — это не норма, но и не нонсенс, всего лишь работа. Если день закончился мордобоем, а до него был повод бухнуть, то это закономерность. Но если накануне ничто не предвещало, сволочная работа осталась в параллельной вселенной, а день все равно начинается с драки, то это карма.

Во вторник кроме комендатуры и казармы я ничего не увидел, но собирался наверстать средой, которую дали на обустройство и отдых. Так какого хуя будить меня в семь, да еще так грубо?

— Боец, подъем! — смутно запомненный по вчерашнему вечеру мужик лет тридцати с нашивками фельдфебеля дергал меня за ногу с читаемым желанием свалить со второго яруса, — Оправиться и на зарядку!

Я сразу честно ответил: и где я видел зарядку, и куда ему нужно идти. Потом повторил на бис и даже дважды. Так кто ему доктор?

Заметно, что мужик в обычной армии не служил, иначе бы так не встал. А раз подставился, то все логично: он попытался сдернуть с моей ноги хлипкое одеяло, ну и получил той самой ногой ровно по лобешнику. Без фанатизма, целью его убить я не задавался. В итоге вышло очень аккуратно: любитель зарядки сначала плюхнулся на колени встающему с противоположной нижней койки другому мужику, тот добавил, отчего фельдфебель улегся на нижний ярус подо мной.

— Борзый, смотрю? — прокомментировал неодетый мое выступление.

— Вольнонаемный, к вам всего на одни сутки определили, — зевая, ответил, — Сегодня вопрос с жильем решится.

— А! Тогда так Яшке и надо!

Упомянутый Яшка в этот момент выбрался с лежака и, пропустив мимо ушей наш разговор, полез ко мне за добавкой. Этого добра у меня много. Зла, бывает, не хватает, а добра — завались. На сей раз неодетый (Паша, кажется) посторонился, и настырный фанат дисциплины улегся отдыхать на его место.

— Яша, уймись, человек не к нам!

— Да я ему!!!

Кипящий негодованием Яков схватил стоящий у тумбочки сапог Павла и запустил в меня.

Попал.

Не подумал человек. Бывает.

Ждать второго сапога я не стал.

Благородное искусство кабацкой драки известно с глубокой старины и практикуется здесь точно так же. Но за моими плечами пятнадцать лет серьезного увлечения двумя самыми эффективными школами рукопашного боя (всяк кулик свое болото хвалит, но я так считаю и точка!), которых здесь даже в зародыше еще не существовало. Навыки я постепенно восстанавливал и, как ни странно, два последних месяца заставили сильно продвинуться в возвращении формы — иначе в спаррингах с Викой и Эвой я бы сливался вчистую. Мясистому Якову, явно гордящемуся выдающимися габаритами, в схватке ничего не светило, это мне приходилось осторожничать, чтобы не сломать ему что-то.

На свою беду в этот миг в дверь заглянула дежурная. До чего же пронзительный голос у заразы! И так не собирался добивать, но эта конкретная дура решила показать мне, кто здесь главный! Тоже огребла со всей возможной лаской.

Крик "Наших бьют!" универсален, как и реакция на него: из соседней казармы на выручку уже отдыхающей на койке Павла дневальной подтянулся оставшийся наряд. Сообразить, что бить меня в тесном проходе скопом нудобно, местные фемины не сумели, так и укладывал их, отступая, на койки по одной, по две, пока не кончились.

Павел, простоявший эти минуты с зубной щеткой в руках и полотенцем на шее, отмер и произнес:

— Знаешь… извини, запамятовал, как тебя зовут?

— Миха.

— Павел, — на всякий случай повторно представился он, — Знаешь, Миха, я уважаю твое желание выспаться, но очень советую сделать это где-нибудь в другом месте. И поскорее.

— Ага. Доброе утро, кстати.

Паша хмыкнул и ответил:

— Куда уж добрее, вежливый ты наш! Вали давай!

Правильный совет. Штаны-рубашка-куртка-ботинки, сумка на плечо и персональный прощальный салют Павлу, а также отдельный жест стонущему Якову и прелестным барышням.

Муромцево оказалось целым городком с промзоной. Многие кварталы были обнесены высокими заборами, за которыми угадывались приземистые здания шарашек и опытных производств. Невеликой высоте сооружений не удивлялся — небоскребы в этом мире вообще не пользовались популярностью, выше пятиэтажек редко что встречал. А если постройке требовалось вознестись вверх как, например, маяку или телебашне, то и охраняли такие объекты по первой категории надежности, располагая поблизости посты клановых ГБР и войсковые части.

Но это когда действительно имелась необходимость, а так не мудрствовали и высоко не строили, тем более здания промышленного назначения — три-четыре этажа и баста! Что не исключало возможного наличия такого же количества подземных этажей и множества разветвленных туннелей. На этом Масюнин батя в свое время приподнялся, я специально у Светланы Владимировны осенью по архитектуре и архитекторам информацию уточнял. У него был нюх на оптимальное количество ходов и максимальное использование особенностей рельефа. И в своих узких профессиональных кругах имя Лосяцкого гремело не хуже Воронина.

Пока брел по улицам, оценивал новое место проживания и особых минусов не находил: много парков с голыми по весеннему времени деревьями — явное наследие старых времен, когда на месте городка шумели рощи. Магазинчики, столовые, кафешки, два кинотеатра — словом, цивилизация. Слякотно, правда, со вчерашнего дня после сильного снегопада грянула оттепель, но навстречу промчались три снегоуборочные машины, так что к основному потоку спешащих на работу людей снежную кашу с дорог уберут. А то, что нет музеев, памятников старины и театров — так много я по ним в Москве шастал? Отметился на основных, да и успокоился. И театр, кстати, здесь где-то есть, на выданной карте в сноске присутствовал, но я сомневаюсь, что стану там завсегдатаем — и в прошлой жизни ходил лишь на знаменитых артистов и только по настоянию жены.

А вот что заколебало, так это количество патрулей. После третьей проверки документов уже перестал убирать пропуск далеко — надоело чувствовать себя на прицеле: моя неспешно шагающая фигура да еще с сумкой вызывала у нарядов приступ служебного рвения. И слава себе, что предусмотрительно отбрехался от погон — рука бы устала отдавать всем честь.

Так и добрел в итоге до указанного адреса, не рассчитывая с ранья кого-то застать, но на вахте сказали, что проф уже у себя. В вечном противостоянии сов и жаворонков наш начальник играл на стороне вторых, и даже недавняя свадьба его не сломила.

Ван-Димыч встретил меня упреком:

— Миша, золотой мой, ну где ты пропадаешь, когда у меня всё стоит?

Некоторые вещи не меняются, а я на радостях теплого приема полез к профессору обниматься. И "пусть будет стыдно тому, кто подумает об этом плохо!" — так, кажется, звучал девиз ордена подвязки?

— Вырвался, как только смог!

— Не сомневался! — начальник отстранил мою долговязую на его фоне фигуру, оглядел и недовольно зацокал, — Неправильно рост выставил, придется переделывать.

— Метр девяносто, вроде как и был?..

— Миша, механика — наука точная! Сто девяносто один сантиметр, у меня глаз наметан!

— Как скажете, начальник здесь вы! Иван Дмитриевич, со свадьбой вас, кстати! Извините, без подарка, узнал только позавчера.

— Миша, какие подарки, когда ты здесь?! — Ван-Димыч вцепился и потащил меня из своего кабинета вглубь здания, — Ты мне сейчас самый лучший подарок! Ты представляешь, вместо тебя мне подсунули сборище ослов! Они утверждают, что "девятка" тяжелая и неповоротливая! Нет, ты можешь себе это представить! — возмущенно воскликнул он и остановился, — И пакостят Ванечке! Недавно кто-то краской написал у нас сзади слово из трех букв! Уж хотя бы учили анатомию! Писать это слово надо спереди, а не сзади!

Придурь обычного человека — просто придурь, но придурь гениального человека — уже изюминка, поэтому на полном серьезе утешил:

— Наплюйте, шеф! Неучи, что с них взять?! Семь классов и три коридора. Я сотру.

— Спасибо, Миша. Боже! Если бы ты знал, как мне тебя не хватало! — и снова увлек за собой.

Выходной? День на обустройство? Нет, не слышал!

Новенький экз, на который по словам подтянувшегося через полчаса к нашей компании Угорина муха не садилась, потому что проф не пускал, капризничал, а я сам малеха очковал после долгого перерыва разгоняться на максимум. Начальник тоже не торопил и программу задал саму простую. Но, танцуя в "девятке", не мог понять: что тут могло "стоять"?! Великолепная же машинка!

До обеда успел начерно попробовать три запасных. Неправильно выразился — как раз таки рабочих, настроенных на новеньких горе-испытателей. И что у них не пошло? Да, неидеальные, есть шероховатости, в таких бы я на тварей лезть не рискнул, где-то с месяц еще полировать до состояния моей старой "девяточки", погибшей под ударами Чумы, но ведь уже прошли этот путь один раз, значит, снова повторим!

Крайний прогон был уже лишним, лишь желание порадовать профа пересилило. Зато приятно, черт побери, отстегивать крепления под дружные аплодисменты собравшейся в зале команды! Даже не знаю, от чего дрожали пальцы, не попадавшие по замкам: от усталости или от нахлынувших чувств?

Проф, хлопавший вместе со всеми, не скрывая слез, обнял и еще раз признался:

— Миша, ты моя муза!

После чего отдал на растерзание двум "М" и остальным.

Жрать-жрать-жрать! Искры, которые не искры на самом деле, а магсила, при крупном расходе заставляли есть как не в себя.

Если уж заикнулся об искрах, то стоит пояснить: они всего лишь маркер наличия сверхспособностей. При добавлении какого-то реагента кровь одаренного давала интересный эффект в виде крохотных разрядов, а их число принималось за меру измерения силы мага. Но магия была не в крови — от того, что Кровавой Ведьме перелили мою кровь, способности Шелеховых у нее не появятся. Конек Ногайских — ускорение.

А этот показатель на самом деле был не более, чем условностью, потому что, как сравнивать силу бабули — хреновой гипнотизерши и силу равной ей по рангу старейшины Октюбиных — единственного клана, управляющего огнем? По числу искр бабуля проигрывала, соотношение у них бы получилось где-то 450 на 500, но на кого поставить в этой гипотетической дуэли, ответить я бы не взялся. Пожалуй, все же на Шелехову, и родственные чувства здесь ни при чем. Да и твари последнее время стали огнеупорными, и поединки выигрывали только сильнейшие всадницы-огневички, показатель Октюбиных за последние годы просел до пятидесяти побед из ста, грозя вылетом из топовой пятнашки.

Зато у крови одаренных имелось другое свойство — при наличии свыше ста искр она получала маркировку "Х". Читать как Икс — привет, профессор Ксавьер! И переливать не "Х" иксам строго не рекомендовалась, как и наоборот. Такая вот дополнительная подгруппа.

В столовую, примыкающую к зданию нового места работы, парни провели подземным ходом. Можно и по улице было пройти, но нам стало лень одеваться — несмотря на оттепель, опять повалил снег, да еще такой плотный! Почти одновременно с нами перекусить отправились все сотрудники лабы, но мы успели первыми и поэтому теперь сидели за занятым столиком на троих, поглощая суп. Кормили здесь… ну, как-то кормили. С голодухи я накинулся на еду, не чувствуя вкуса, и лишь после щедрой порции солянки стал способен на общение.

— Парни! Все подробности потом, сейчас вопрос ребром: что здесь по жилью?

— Прожуйся сначала! — возмутился Мишка, глядя, как я уминаю вторую котлету подряд, — Лось, а ты когда-нибудь задумывался, что лоси — травоядные?

— Рыба, если я сейчас начну вспоминать, что жрут рыбы, у тебя аппетит пропадет! Так что насчет моего вопроса?

— А тебе разве еще не?.. Ты же теперь герой! — с изрядной долей язвительности произнес Макс.

— Макс, вот сейчас не понял наезда?..

— Извини, не в тебе дело! — пошел он на попятный, — Достали просто!

— Кто? — перемалывая новую котлету, спросил я.

— Да есть тут!.. — невнятно ответил приятель.

— Макс, хватит уже! — влез Мишка.

Я вопросительно посмотрел на обоих, на что откинувшийся на спинку стула Рыба беззвучно провел большим пальцем поперек горла, а не заметивший его жеста Максим пустился в объяснения:

— У меня в школе одноклассник был, пацан как пацан. В соседнем доме жил, матери наши одно время вместе работали, потом моя в другое место устроились, но все равно они здоровались, могли встретиться на улице и полчаса протрещать ни о чем. Ну и мы, естественно, с самого детства знакомы были, в одной песочнице в девчонок песком кидались. В школе потом дружба не сложилась — у него своя компания была, у меня своя. Так-то никакой вражды, просто разные интересы. И вдруг в восьмом классе у него искры аж до ста тринадцати подскочили! У двух девчонок до ста четырех, у одной до ста восьми, а у него, аж подумать страшно! — с подчеркнутым сарказмом проговорил Макс, — До ста тринадцати! Что тут началось! Звезда звездучая! Из обычного ученика стал первым парнем в классе! Слова цедил, до нас всех снисходил, небожитель хренов!

Миша за плечом рассказчика скорчил кислую мину, закатил глаза, фыркнул и, вернув нормальный вид, заработал вилкой.

— И что дальше? — поинтересовался я, не обращая внимания на пантомиму второго приятеля. Он явно знал, о чем речь, один я отстал от жизни.

— Ничего особенного. Отметелил его, когда к нам полез, его мать потом даже с моей рассорилась. Нормальным парнем обратно не стал, но гонор поубавил. А потом переехал куда-то, куда — не знаю. Встречал потом по жизни еще несколько таких, кого-то удавалось стороной обойти, кого-то примерно так же на место ставил.

В Москве Максим по выходным ходил пинать мяч с такими же любителями, чем страшно гордился. Я с ним пару раз за компанию напрашивался, но ребята играли жестко, мне не понравилось. И не потому, что боялся получить травму, чего там бояться? Но у них только при мне игра несколько раз в срач переходила, лично я за такие слова и действия привык сразу морду бить, а они полаются-полаются и дальше носятся как ни в чем ни бывало, а я так быстро не остываю, вот и не вышло из меня футболиста.

Макс потом надо мной часто подшучивал на эту тему, но не объяснять же ему, что я их там покалечить нафиг боюсь? Так и считал приятель меня неженкой, что меня нисколько не колыхало, а себя соответственно альфа-самцом, что опять же мне было глубоко по барабану. Отступление к тому, что головастый Макс вообще-то не был ботаном и вполне мог кому-то навалять.

— Здесь уже, в смысле в Москве, у Ван-Димыча, с Натальей познакомился…

— Он по ней сох, — злорадно сдал его Мишка, — Года два страдал!

— Страдал как? Томно вздыхал вечерами и продолжал, страдая, поебывать женское население? — попытался я разрядить обстановку, потому что между приятелями накалялось.

— Примерно! — заржал Рыба, и даже Макс улыбнулся.

— Дурак был! — признался герой истории, — Но ее спесь описывать тебе не надо, сам все знаешь. И когда ты к нам устроился, а Мишка предложил тебя в долю взять, долго не хотел, извини! Думал, таким же гавнецом окажешься!

Не стал комментировать, только переглянулся с нахмуренным Мишкой. Макс в это время сердито расправился с взятым пловом и приступил к компоту.

— Так в чем суть-то претензий? — решил все же разобраться до конца.

— А нету сути! — не дал заговорить товарищу Рыбаков, — Всю суть он тебе уже изложил: одаренные — дерьмо, а он весь в сияющих латах!

— Рыба!!! — бешено дернулся Макс, но сдержался, не полез ни в спор, ни в драку. Всего лишь поставил со стуком недопитый компот и демонстративно ушел из столовой.

— Какая муха вас обоих укусила?

— Задрал уже! — даже не стал оправдываться Михаил, — Как только Толик в его поле зрения появился, так всё! Как с цепи сорвался! Ноет и ноет, ноет и ноет! Как будто этот Толик лично его искры украл! А у самого, между прочим, девяносто девять, ровно одной до икса не хватает! Для таких как он, у кого одной-двух искр до сотни не набирается, в психиатрии даже термин специальный есть, слово сейчас не вспомню, но в переводе с латыни что-то про ложные надежды. И не в первый раз у него рецидив. С нами в группе парень один учился — Жора Огурцов, смешное сочетание. Одаренный, как и ты, но сирота. Мать то ли умерла от болезни, то ли погибла, отец сразу другую нашел, пошли новые дети, на первого сына денег почти перестал выделять, а может и не мог, я не вдавался. А парень — умница! Так Жорка на учебу контракт с Мехтель заключил, они ему учебу оплачивали, а он потом всю жизнь на них пахать должен. Настоящая кабала, если между нами. Но Макс то ли реально тупил, то ли притворялся, но гнобил он этого Жорку со страшной силой, типа пролез в рай без мыла. А тот бесконфликтный совсем, да и помладше нас был. На вид — сущий ребенок! Я уж Макса и так одергивал, и эдак, а ему все неймется! А Ван-Димыч на последнем курсе Огурцова заприметил, тот ему понравился, может как раз из-за искр, мы ж тогда не знали, что ему для "девятки". Но Жорка как узнал, что с нами работать придется, так уперся и в отказ. А шеф ведь мог и контракт его перекупить через политех, были лазейки! Мы тогда с Максом крупно поссорились, месяц не разговаривали.

— А Толик — это у нас кто?

— Так один из испытателей, которых нам СБ подсунуло! Одноклассник его бывший!

— А можно еще вопрос? Как вы угадываете, кто одаренный-икс, а кто нет? Я вот не имею привычки представляться "Миша, сто с лишним искр!" Другие… — вспомнил, как Младший в первый же день между делом заявил, что у него сто четыре искры, как Наталья тоже почти сразу свой показатель упомянула…

— Трудно не догадаться о наличии искр, если ты испытываешь экз, который мы с профессором больше года до тебя разрабатывали! — хихикнул Мишка, — А с другими еще проще — медпаспорт. Вспомни: у нас с Максом серые, у тебя голубой, у Натальи зеленый. От трехсот до четырехсот желтый должен быть, а у тех, кто совсем — красный. А раз его с собой постоянно носить надо и часто предъявлять, в банке, например, то волей-неволей чужие видишь. Красные и оранжевые, признаюсь честно, не видел, только читал, зеленый только у Натальи, а серые и голубые постоянно попадаются.

Вдруг Мишка прервался, тыча вилкой мне за спину:

— Вон они, гляди! Да не на раздачу, а на вход с улицы! — повинуясь указаниям, я нашел взглядом отряхивающуюся в предбаннике компанию из трех мужчин и пяти женщин, — Сегодня что-то припозднились, обычно раньше обеда являются. Толик — это тот, что с короткой стрижкой справа.

Когда новые лица миновали двери в общий зал, узнал мужскую часть: оба-на! Давно не виделись! Фельдфебель Яшка, лейтёха Павел и Толик — еще один из казармы, с которым утром встретиться не довелось, тоже фельдфебель.

— В чем-то Макс прав, конкретно эти даже меня подбешивают! — признался приятель, — Если ты поел, то пойдем, успеешь еще на их рожи налюбоваться, шеф тебя над ними главным ставит.

— А чем конкретно они тебе не нравятся? — бросил вслед Мишке в тоннеле, тоже спеша убраться, пока они меня не узнали. Портить Якову и Ко такой сюрприз? Зачем?

— Девчонки наши — у нас, кстати, две новеньких, надо будет тебя познакомить, — вокруг них вьются, одна Катерина теперь в сторонке фыркает, но она скорее всего последние дни работает, Ван-Димыч говорил, что ей смена скоро прибудет. Вьются прямо как кошки, это надо видеть. А те на их заигрывания свысока посматривают, вроде как снисходят. С нами тоже ни разу не остались, а мы их уже на два дня рождения звали.

И тут я заржал взахлеб, осознав, какой ловушки удалось избежать:

— Так они не могут!

— Что значит, не могут? — остановился Михаил у самой двери в нашу лабу.

— Они люди подневольные, в казарме живут, оправляются по приказу! Им ни бабу привести, ни задержаться!

— А ты откуда знаешь?

— Так ночевал я сегодня там! И снова возвращаюсь к вопросу: где мне жить?

— Да что ты заладил: где жить, где жить?! К нам с Максом заселишься, мы с самого начала трехместный бокс из расчета на тебя заняли, а Ван-Димыч никого туда не разрешал селить, хотя были попытки! — и переспросил, — А это точно про казарму?

— Рыба, отвечаю! Сраный Яков меня сегодня хотел на зарядку поднять, едва отбился! У них там через стенку женская рота расквартирована, а на двери ни запоров, ни щеколды! Мне этих парней, если честно, просто жаль.

— Ты иди к себе, а я пойду Макса утешу! Вот ему радость будет! — повеселев, Мишка хлопнул меня по плечу и, насвистывая, удалился в сторону своего кабинета.