Если кто-то думает, что после встречи с родней я гордо удалился в ночь, то сильно ошибается. Мы еще почти час оттанцевали, а после пошли провожать двух достаточно молоденьких женушек офицеров, чьи мужья не смогли присутствовать на приеме из-за службы. Ну как провожать… Предложили их подбросить на катере. Михалыч, понимая момент, шел самым медленным ходом, приставленная к нам кистеневская охрана деликатно удалилась дышать воздухом на палубу, так что две благоустроенные со всеми удобствами каюты были в полном нашем распоряжении, чем мы не преминули воспользоваться к обоюдному удовольствию. Дамочка, положившая глаз на Бориса, была неслабой темной, так что ни за нее, ни за друга я не волновался, правда, по этой же причине в ее опьянение ни капли не поверил, хотя и вмешиваться не стал. В конце концов, ни я, ни Черный не были настолько значимыми персонами, чтобы к нам специально подводили озабоченных красавиц.

Земеля, конечно, попытался потом сделать нам выговор, поскольку битый час не мог связаться по рации ни с одним из нас, но глядя на наши довольные рожи, бросил это бесполезное занятие.

Зато понедельник настроение подпортил: мало того что надо было идти в опостылевшую гимназию, так еще и никаких ожидаемых подвижек с «Фаворитом» не случилось. Те как работали в обычном режиме, так и продолжали, что даже настораживало: Елизавета Михайловна не производила впечатления женщины, способной тихо таить ненависть годами. В связи с отсутствием реакции мы даже усомнились в ранее сделанных выводах, а Руслан с Брониславом умчались рыть землю дальше в поисках заказчика слежки и компромата на агентство. Из уже подслушанных разговоров топтунов личность таинственного клиента «Фаворита» не вырисовывалась, отчитывались шпики непосредственно в головной московский офис, оттуда же получали неизменное указание продолжать. Сложился какой-то замкнутый круг: они следили за мной, мы следили за ними, а ясности не прибавлялось. Еще и Рогов опять звонил, интересовался делами, но в нашей непонятной обстановке я не хотел афишировать связь с ПГБ, так что его командировка в который раз откладывалась, что не прибавляло ни мне, ни ему радости.

Второе, что портило мне настроение, — это глупая, иррациональная обида на Задунайских. Друг семьи, как же! Друзей так не подставляют! Столкнуться с родней я мог сотней способов, тот же князь мог не устраивать представление на потеху публике, а аккуратно вывести их к себе в кабинет и пригласить меня туда же. И то, что он был явно раздражен каким-то разговором с Потемкиными, его не извиняет. Да, я знаю, что между их кланами не все гладко, но я-то тут при чем? Открытым текстом ведь говорил, что не рвусь к ним в родственники.

И третье — это намеченная встреча с дедом и отцом, причем именно в таком порядке — короткого знакомства хватило, чтобы понять, что решение но мне будет принимать исключительно старший, а наследник ему при любом раскладе подчинится. А я до сих пор не определился со своим отношением к этой семейке: по большому счету, мне на них было начхать, но теперь, раз они объявились в моей жизни, требовалось выработать какую-то линию поведения, что мне никак не удавалось сделать. Слишком многое в моей судьбе сходилось на этих людях.

В таком вот раздрае я и тронул кнопку звонка на воротах особняка Потемкиных.

— Благодарю, что откликнулись на мое приглашение. Чай, кофе? — В отличие от Кирилла Александровича, который, принимая меня в кабинете, всегда пересаживался из-за своего монументального стола на диван или кресло гостевого уголка, подчеркивая свое радушие и расположение, Александр Павлович и не подумал покинуть рабочее место, которое к тому же стояло на небольшом возвышении по сравнению с остальной частью кабинета. Мелкий штрих, который много говорил о хозяине дома.

— Кофе; если можно, без сахара.

Пить не собирался, но отказываться было невежливо, все равно что-нибудь да навязали бы, а открыто демонстрировать недоверие — еще и глупо. Князь кивнул слуге, проводившему меня сюда, и пригласил на даже с виду неудобный стул для посетителей.

— Располагайтесь, сейчас все принесут.

Дальше в разговоре повисла пауза, в течение которой Потемкин-старший пристально изучал мою внешность. Ответить ему тем же было неприлично, так что я отвлекся на обстановку. Со слов Григория, от былого могущества Потемкиных остался пшик за мишурой, но надо признать, мишура была качественной. Стол из красного дерева, тронообразное кресло князя, другая мебель в том же торжественно-роскошном стиле. Стеллажи с уральскими самоцветами заставили вспомнить, что Строгановы и Демидовы в истории этого мира так и не поднялись выше невеликих родов, а богатства Урала разрабатывались поколениями Потемкиных, вовремя ухватившихся за эти земли.

Потемкин-наследник появился вместе со слугой, несущим на подносе кофейные принадлежности, когда терпение мое было уже на исходе. В конце концов, я не напрашивался на аудиенцию!

— Добрый день! Я не опоздал?

— Опоздал, — с ворчливыми интонациями произнес пожилой мужчина, — но мы еще не начинали.

— Тогда прошу прощения, что заставил ждать. — Павел Александрович навис надо мной, протягивая ладонь для рукопожатия и лишив возможности подняться со стула. Пришлось проявлять невежливость и отвечать сидя. Импульс жизни, переданный с рукопожатием, растворился в теле без последствий. Продолжая держать меня за кисть, папаня повторил воздействие, но с тем же успехом. Уже интересно.

Прекратив энергично трясти мою руку, Павел сделал вид, что все идет как надо, и перешел за спину деду. Короткий обмен взглядами я засек исключительно благодаря тому, что пристально наблюдал за обоими.

— Признаться честно, Егор, нас удивила смерть Сергея Модестовича. Кирилл Александрович сказал, что вы были свидетелем его гибели и можете поделиться подробностями.

— Да, ваше сиятельство, мне довелось присутствовать при этом скорбном событии. Князь разбился в своем МБК. Я наблюдал эту аварию собственными глазами.

В момент боя я не знал, что стартовавшая сбоку усадьбы тройка МБК вовсе не горела желанием ввязаться в драку, а пыталась эвакуировать бывшего главу. Двое телохранителей вместе с охраняемой персоной пытались смыться под шумок, но не вовремя попались на глаза перевозбужденному Борьке. Поддавшись его требованию, я вынес гасителя прямо на их курс, итог закономерен: упав с набранной высоты, из всей троицы не выжил никто, несмотря на наличие дара.

— Можете обращаться по имени-отчеству, эти велеречивые обороты все равно уже изживают свой век. Его сбили?

— Нет, что вы! Неполадки с машиной. Отказал какой-то предохранитель в энергоблоке. Видимо, аппарат долго стоял на консервации.

Самое смешное, что такая смерть устроила все стороны наилучшим образом. Император смог сделать вид, что это несчастный случай (счастливым его точно не назвать!), Задунайские честно могли сказать, что не убивали бывшего главу, а в мире одаренных аристократов, где почти каждый способен определить ложь, это очень даже немало. А мы с Борькой, округлив глаза, могли чем угодно поклясться, что и пальцем его не трогали, и намерений таких не имели! Что тоже было чистой правдой, поскольку данный исход был для нас полной неожиданностью, ведь с Сергеем Модестовичем должны были разбираться сами Задунайские в штурмуемом здании.

Беседа еще какое-то время шла в том же духе. Потемкины пытались выведать подробности, я вилял, скрываясь за полуправдой, не забывая отслеживать действия папани. А тот еще трижды пытался на меня воздействовать своим даром. На второй раз я наконец понял, что он пытается меня усыпить, но как-то реагировать было уже поздно. Собираясь сюда, да еще обеспокоенный бездействием «Фаворита», я позаботился о том, чтобы никто не мог вырубить меня незаметно. Еще наготове держал защиту от ментальных воздействий, ни капли не доверяя новообретенной родне, но пока с их стороны таких поползновений не наблюдалось. Папаня, кстати, в жизни маменьке уступал, он больше по воздуху был, как и дед. Но зато имел почти полноценную землю и молнию вдобавок к светлому треугольнику. А вот дед, хоть и имел те же стихии, но был послабее наследника, все-таки не зря говорят, что нестандартный источник почти всегда уступает классическим.

Круг вопросов постепенно иссяк, а дед наконец перешел к сути:

— Я думаю, вы понимаете, Егор, что мы пригласили вас не с тем, чтобы вы поделились подробностями событий у Задунайских? Хотя рассказ очевидца и ценен, но это уже дело прошлого.

— И что же вы от меня хотите, Александр Павлович?

— До нас уже не раз доходили слухи о молодом человеке, обладающем поразительным внешним сходством с членами нашей семьи…

— Ничего не могу поделать, внешность настоящая.

— Я вам верю, но тогда это не может быть случайным совпадением. Вы знали ваших родителей?

О как! А про мать они, выходит, не в курсе? Хотя живем мы отдельно, виделись с ней считаные разы, звонил я ей тоже нечасто и не из дома, могли и упустить. Тем более что свидетельство о рождении я в гимназию не предъявлял, ограничившись паспортом. Визиты в госпиталь? Могу и отовраться практикой. Хотя, блин, врать-то здесь чревато. Но очень не хочется мать во все это впутывать, ей и так в жизни досталось от этой семейки, до сих пор последствия аукаются! Придется снова выкручиваться полуправдой.

— Мать знал, отца… — внимательно посмотрел на Павла, — отца — нет.

— А матушку вашу можно увидеть?

— Почти четыре года назад с ней произошел несчастный случай: тяжелое ранение, истощение… Простите, но я не хочу говорить об этом.

— Извините, не знал. Соболезную, — фальшиво сочувствует папаня, переглядываясь с дедом.

Киваю в знак признательности. Пока мне везет, что вопросы поставлены именно так, и они сами додумали подробности. Спроси они, жива ли матушка, пришлось бы гораздо хуже.

— Тогда вы не будете возражать, если мы проведем анализ на родство?

— Вы же все равно не отступитесь? — впервые за весь разговор «оскалился» я.

— Вы против? — удивляется старший.

— Честно сказать — я ни за, ни против. Моя жизнь уже устоялась и без вашего участия, я достаточно успешен, пусть и только на своем уровне. Так что мне все равно.

— Зато нам не все равно! — горячась, подает голос Павел.

— Хорошо. Куда мне подойти, чтобы сдать кровь?

— Никуда, у нас все готово. — По сигналу хозяина в дверь проникает незаметный человек с аптечкой в руках. Отмечаю, что это не целитель и даже не одаренный, а после того, как он трижды не попал в вену, понимаю, что вообще не медик. Кровушки у меня откачивают — хватит напоить пару вампиров, но поскольку почти ничего не знаю о тестах на родство — терплю. Потом урод лезет ватными палочками в рот и в нос, сделав несколько соскобов. Эта процедура чисто физически не несет никаких отрицательных ощущений, но почему-то выглядит настолько унизительной, да еще на глазах у двух князей, что зверею не по-детски.

Заживив последствия неумелого забора крови, обнаруживаю, что оба Потемкиных с интересом смотрят на меня: блин, скорость заживления немало может сказать знающему человеку!

— Что?

— Вы целитель?

— Еще нет, но азы знаю, — изо всех сил держу себя в рамках вежливости.

— Собираетесь учиться?

— Сначала гимназию закончу, а там видно будет. Если это все на сегодня, могу я идти?

— А результаты теста вам неинтересны?

— Почему-то уверен, что вы мне сообщите.

— Наглеете, молодой человек!

— Есть немного. Но ваш косорукий работничек убил во мне всю вежливость на сегодня. — Меня несет, но ничего не могу с собой поделать — злость просто клокочет. — Так могу я идти, ваши сиятельства?

— Да, конечно.

Выходя за ворота, в одном из окон успеваю заметить отпрянувший в тень женский силуэт. Жму плечами и оглядываюсь по сторонам.

На противоположной стороне улицы неожиданно нахожу глазами Метлу, чуть поодаль — Земелю. Слегка удивляюсь их присутствию, потому что двойка моих охранников спешит ко мне из расположенного неподалеку магазина. Не торопясь бреду в сторону канала, давая возможность охране догнать меня еще до перекрестка. Последнее, что помню, — это черный микроавтобус, дверь которого распахивается точно напротив, и укол в плечо.

Очнулся висящим на связанных руках в незнакомом помещении без окон. Бонусом шла блокирующая силу сбруя, а супербонусом — два избивающих меня амбала. Работали мужики методично, постоянно сменяя друг друга. Отрешиться от ощущений, чтобы сделать ответку, никак не получалось, а отключать боль я не умел. Ничто в моих обеих жизнях не приготовило меня к такой ситуации; стоило только хоть чуть-чуть сконцентрироваться, как новый удар сбивал настрой.

Попытался поговорить с мучителями; итог — разбитые губы и прикушенный язык. Попытка притвориться потерявшим сознание тоже ни к чему не привела: пока один продолжал бить, второй просто окатил ледяной водой из стоящего на полу ведра.

Сколько продолжался этот беспредел — сказать трудно, чувство времени потерял напрочь. Наконец шум за пределами помещения отвлек извергов. Выкачивая последние ресурсы из измученного организма, я стал готовиться подороже продать жизнь. К счастью — не потребовалось. Прикрытая до того дверь влетела внутрь, сбив одного, а появившийся на пороге Олег мгновенно вырубил второго палача.

— Нашел! — крикнул он в коридор, прежде чем бросился снимать меня с импровизированной дыбы.

В проеме нарисовался Иван:

— Ох ты ж господи!

Аккуратно уложив меня на выбитую Земелей дверь, Иван принялся накачивать целительной энергией. Мой источник оказался не так пуст, как мне казалось, так что, получив свободу от блокирующей сбруи, включился в процесс излечения. На удивление, ни одна кость не была сломана или даже треснута. Живого места не было, но все это исправлялось простым прогоном энергии по телу и временем. Пока лежал, слушал доклад и охреневал от обилия новостей.

— Пока ты был в гимназии, на «фаворитовскую» квартиру пришел звонок: сворачивать наблюдение. На сбор и отъезд им дали сутки. Мы, как понимаешь, сильно удивились, если не сказать покрепче. Шаман велел нашим слухачам продолжать прослушку и не прогадал: бригадиру еще раз позвонили и дали команду: «Зеро». Хрен знает, про что это, но очень похоже, что тебя хотят помножить на ноль. После звонка их старший и еще трое снялись и переехали, Рус их чудом перехватил и теперь пасет. Леха тоже съездил осмотреться, где они засели, а потом остался в офисе на связи. Ну а мы решили тебя на всякий случай встретить.

— С Борькой все нормально?

— Борис давно на базе, я проверил. Велел ему сидеть и не высовываться пока.

— Хорошо. Так это они меня взяли?

— Вообще не они, сейчас полюбуешься кто. Те четверо пока на другой квартире устраиваются, ждут, когда остальные домой отчалят. Славка, акробат хренов, в форточку им жучок прилепил, Леха говорит — думал, у него сердце остановится, как тот по балконам перебирался, ладно еще мог его своим ветром подстраховать. Так что эти у нас под колпаком. Остальные «фаворитские» съезжаются на старую квартиру, утром чуть свет собираются дружно в Москву, их наши ребята тоже контролируют.

Минут через десять смог подняться с лежанки и выйти в люди. Несчастный лестничный пролет преодолевал как подъем на Эверест: если б не Ванина поддержка, в паре мест точно бы свалился. К утру почти все пройдет, но пока — кряхтел, сопел и матюгался. Свобода встретила ледяным порывом ветра из незастекленных проемов окон. Оказалось, что привезли меня на какую-то заброшенную стройку. Земеля, как наседка крыльями, всплеснул руками:

— Черт, идиоты! Стойте тут! — и «похоронил» меня в собственной необъятной куртке. Метнувшись куда-то за угол, вернулся с моим пальто, изгвазданным в пыли и строительном мусоре. В четыре руки они с Метлой сначала стащили с меня мокрые вещи, а потом завернули в сухое. Жить сразу стало веселее. А после того как на запястьях защелкнули лечебные браслеты — еще и легче.

За углом меня ждала эпическая картина: два моих горе-охранничка (будем честны — парни нанимались бойцами, а не телохранителями, а я своими необдуманными действиями еще и усложнил им задачу) сидели на замотанном чем попало до состояния мумии Григории Осмолкине, мать его, Орлове.

— Узнаешь?

— Вот от кого не ожидал, так это от него! — До сих пор я считал, что Гришка у меня плотно сидит на крючке, и никаких пакостей с его стороны не предполагал. Не на этом этапе, по крайней мере. Еще и предупредил ведь его днем на свою голову, куда вынужден идти, благо Светлана Ильинична хорошо ко мне относилась и разрешала звонить из приемной директора гимназии.

В потайном кармашке пальто нащупываю пакетик «сыворотки правды», который теперь всегда ношу с собой. Развести и распылить порошок нечем, но это меня мало волнует.

— Зажмите ему нос и рот! — командую Лелику и Болику, с любопытством наблюдающим за моими действиями. Вообще-то у парней другие позывные, но сегодня будут откликаться на эти.

— Кусается, сволочь! — Лелик с воплем отскакивает в сторону, тряся пострадавшей рукой, а потом отвешивает Гришке хорошего пинка.

— Лелик! Полегче! Он мне еще нужен! — останавливаю собравшегося повторить бойца. Более сообразительный Болик зажимает рот Григория рукавом кожаной куртки, а нос — рукой.

— Я не Лелик… — обиженно бормочет укушенный.

— Мне похрен!

Выдержав паузу, сую пакетик под нос Осмолкину и киваю бойцу.

С судорожным хрипом гвардеец вдыхает почти половину порошка, раздувая остаток по сторонам. Берусь за холку куратора, отмеряя необходимое воздействие.

— Кто тебя послал?

— Никто.

— По чьей инициативе ты это затеял? — перефразирует Земеля мой вопрос.

— По собственной.

— На хрена? — помимо воли вырывается у меня.

— Сбить закладки, — тем не менее отвечает Гришка.

— Какие закладки?

— Потемкинские и предыдущие.

— Да еж вашу медь!.. — и выдаю такую тираду, что уши вянут у всех присутствующих.

— Так, Лелик и Болик! Чучело это усадить — и на выход!

— Мы ж вас охранять должны…

— Вот и охраняйте, но снаружи! На выход! Живо! Зема, еще кто-то здесь есть?

— Шаман с минуты на минуту будет с группой поддержки, а так все здесь. Мы ж вообще не готовы к такому повороту были, ладно еще Иван частника поймал, который сел на хвост микроавтобусу, и то потеряли в конце, хорошо еще дорога в тупик упиралась. Носились как угорелые в поисках этого рыдваиа почти час, пока тебя здесь обрабатывали.

— Все слышали? На встречу Шамана — шагом марш!

Земеля кивком подтверждает приказ, и Лелик с Боликом шуруют на улицу. А мы продолжаем допрос.

— По порядку, четко и внятно: чего ты хотел добиться? — снова обращаюсь к гвардейцу.

— Боялся, что они наставят тебе новых закладок. Сам говорил — боль и страх их снимают. Ты бы не сильно пострадал, я этим приказал бить аккуратно.

— Гриша! Да твою ж с перехлестом! Какие закладки на первой встрече?!

— Нельзя недооценивать Потемкиных.

— Мля! Гришка! С такими союзниками, как ты, и врагов не надо!

— Ты что-то понимаешь в этом бреде? — осторожно спрашивает Иван у Олега за моей спиной.

— К сожалению, понимаю, — отвечает он. Бросаю взгляд на пилота — тот согласно прикрывает глаза. Похоже, действительно догадывается, о чем речь.

— У тебя еще есть вопросы? — спрашивает он.

— Один-единственный: что мне с этим дерьмом теперь делать?

— Тогда подумай, а я пока проясню картину. — И пилот начинает выспрашивать у Григория подробности похищения.

— Я все, — минут через десять заканчивает он. Действие препарата постепенно сходит на нет, но еще один вопрос задать я успеваю:

— На чьей ты стороне?

— На своей.

Усыпляю Гришку и с протяжным стоном распрямляюсь. Меня слегка ведет, но Ваня вовремя подхватывает и прислоняет к стене. Со вздохом отдаю куртку подмерзающему Земеле.

— Что делать будем? — ждет распоряжений Иван.

— Те двое из подвала живы?

— Уходил — дышали, — отвечает пилот.

— Тогда вытаскивайте их сюда.

Олег, улучив момент, когда Иван отвернулся, задает беззвучный вопрос характерным жестом, чиркнув ладонью по шее. Отрицательно мотаю головой. На приподнятую бровь отвечаю словами:

— Забудут! Пятнадцать минут — это в щадящем режиме, когда надо незаметно, а если не церемониться, то и сутки из памяти стереть можно.

Понятливо кивнув, Земеля берет в оборот Метелицу, и вместе они скрываются в подвале. Я же остаюсь с Григорием один на один.

И что же мне теперь делать с тобой, гвардеец? Прости, но тут уж без вариантов…

Лежу и млею. Из магнитофона льется что-то лирическое без слов, а тонкие пальчики размазывают по моему измученному телу крем с бодягой, попутно стреляя почти незаметными импульсами жизни. Вам когда-нибудь делали целительный массаж сразу три восточные красавицы? Мрр… Мне, до сегодняшнего дня, тоже нет. Так что завидуйте молча.

Раздетый до исподнего, прикрытый до нояса лишь тонкой простыней, я валялся на обеденном столе в гостиной — единственной более-менее нормально обставленной комнате, ощущая себя неким экзотическим блюдом. Всему виной дефицит мебели в нашем доме, разбогатею — обязательно займусь этим вопросом. Черт! Я ведь уже богат!

Десять миллионов, подаренные Задунайскими, — это очень большие деньги, даже после выплат премиальных и «гробовых». А учитывая, что за второй бой мы получили немногим меньше, то в настоящий момент я мог считаться весьма состоятельным женихом. Но, увы!.. только среди купчих или мелких родовитых вроде той же Людочки Марцевой. Для женитьбы на какой-нибудь клановой желательно было иметь капитал раз в сто больше. Или перспективную должность, что могло бы с успехом заменить недостающие средства. Впрочем, какие мои годы? До необходимости искать спутницу жизни еще как минимум лет десять, мужчинам терять свободу здесь принято в промежутке двадцать семь — тридцать лет; не возбраняется и позже, но в основном народ дисциплинированно окольцовывается к четвертому десятку. Ха, надо будет пилотам покомпостировать мозги на эту тему! По себе помню, как бесят эти нравоучительные разговоры.

Чьи-то шаловливые ручки залезли под простынку, коснувшись отбитых бедер. Один из Гришкиных подручных весьма продуктивно отрабатывал на мне лоу-кик, так что ляжки тоже были покрыты синяками, до сих пор болели и, казалось, не должны были передавать остальному организму таких недвусмысленных сигналов, но лежать на животе стало резко неудобно. К сожалению, судя по лукавому хихиканью, попытки придать телу более удобную позу были истолкованы абсолютно верно. Языковой барьер по-прежнему стоял между нами непреодолимой стеной, но некоторые вещи понятны и без слов.

Лечебно-эротический массаж, наверное, так бы и привел к греху (как я понимаю, девушки были не против), но дуновение сквозняка из распахнувшейся двери и резкая короткая команда Шамана на китайском спугнули прелестниц.

— Леха, тебя стучать не учили?

— Ну, знаешь, извини, мог бы тогда в своей комнате устроиться! Между прочим, шеф, на этом столе принято есть, а не заниматься непотребствами!

— Какие непотребства?! Помощь раненому — это святое богоугодное дело! Шаман! Это был единственный светлый момент во всем этом паршивом дне!

— Сейчас я сделаю его еще паршивее!

— Куда уж больше-то?!

— Тук-тук! Со мной гости! — послышался от входа бас Земели.

— Егор Николаевич! Простите! Но вам требуется это услышать! — взволнованный голос внезапно объявившегося Руслана Францева дал понять, что на совесть родичей давить бесполезно.

— Вставай, жертва благих намерений! Не хочу в следующий раз за обедом думать, где лежали твои причиндалы! — В меня полетели снятые со стула джинсы. — Рус, вон магнитофон, заряжай!

Пока я сползал со стола и одевался, Руслан заменил кассету, и вместо тихой релаксирующей музыки в комнате послышался чужой голос:

«…крепче спишь!..»

— Один момент! Простите, перелет, сейчас отмотаю! — извинился бывший полицейский, включая перемотку. — Вот, где-то тут, слушайте!

«…быстро на этот раз!»

«Не наше дело! Хозяину виднее!»

Стук металла по посуде.

«Виднее-то виднее! Только мне как-то не по себе от этой спешки! Не знаешь, чего вдруг задергались?»

«Ну ты спросил! Думаешь, передо мной кто-то отчитывается?»

«Мало ли, ты ж с хозяином давно работаешь, может, в курсе?»

«В нашем деле меньше знаешь — крепче спишь! Тебе за такие деньги не все ли равно?»

«Честно? Боязно как-то. До этого только в провинции работали, а тут — столица! Да еще приказ этот неожиданный, рассчитывали ведь еще дней десять поводить…»

Шум воды.

«Мне это тоже не нравится, но такое уже пару раз бывало, так что не дрейфь! Щенка проверили, он сам по себе никто, мелочь, а мы и покрупнее дичь ловили!»

Дальше опять пошли посторонние шумы, скрипы, но Руслан не торопился нажать на «стоп».

«А тебе не интересно, зачем они хозяину?» — послышалось вскоре.

«Мля, Юра, задолбал своими вопросами!»

«Да, ладно, че ты взвился-то? Я ж не дурак, только у тебя спрашиваю».

«Лучше вообще язык в задницу засунь! Любопытные у хозяина долго не задерживаются! Сам сгинешь и меня за собой утянешь! Наше дело маленькое: упаковать, привезти на точку, и все! Дальше — не наша забота!»

«Да ладно! Ты уже пять лет этим занимаешься, неужто ни разу не задумывался, за что такие деньжищи платят?»

«Потому и платят, что не задумываюсь и не спрашиваю!»

Руслан нажал на клавишу, останавливая воспроизведение.

— Это еще не все. Сейчас вторую кассету поставлю.

На другой кассете был записан разговор обладателя первого голоса, но уже с новым персонажем:

«Юрок где?»

«Спит».

«Это его последний рейс с нами; поможешь?»

«Че так? Не жалко брата?»

«Да какой он мне брат! Дальней тетки сын, напросился за длинным рублем, а сам все выспрашивает, вынюхивает, никак успокоиться не может. Думал, с родней проще будет, но с таким напарничком как бы самому не стать на голову короче».

«Хозяин ругаться будет».

«Если этот продолжит в том же духе, хозяин вообще всех нас зачистит, так что лучше уж самим. Он не только ко мне, он вчера уже к Макару подъехать пытался, а Макар стопудово начальству настучит».

«Думаешь, могут всех?»

«А куда, думаешь, команда, что до нас работала, делась? Родня родней, а я из-за него под нож не хочу. Или вообще туда, куда наших „мешков“ переправляют».

«Туда ты рылом не вышел, заказчикам только одаренные требуются».

«Да знаю я, только у меня одиннадцать У Е есть, а кто их знает, сколько им надо?! В общем, как „мешок“ упакуем, так и Юрка — того!»

«Тебе виднее, брат твой. От меня-то чего надо?»

«Для хозяина свидетель нужен будет. Так-то мы его где-нибудь по дороге в овраг или речку сбросим, не везти же домой через все посты, но надо, чтоб еще кто-нибудь подтвердил, что сбросили его уже холодным».

«Хорошо, побуду твоим видоком. Ты прав, Макар — он хозяину точно заложит, так что и вправду лучше самим; но с тебя причитается!»

«Не вопрос, договоримся!»

Дальше разговор пошел о бытовухе, и Руслан снова остановил кассету.

— Когда были сделаны записи?

— Первая вечером, вторая — около полуночи. Я еще после первой пытался вас найти, но вы все были недоступны, а уж как вторую получил, так сразу сюда рванул. Эти пока спать улеглись, но слухачи наши дежурят, так что, если что будет новое, — сразу со мной свяжутся, рацию я взял. Только сами понимаете, в открытом эфире такое не передашь.

— Да уж! Спасибо, Руслан.

— Егор Николаевич, я теперь вспомнил! Это важно! «Фаворит» примерно пять лет назад, когда я еще в управлении работал, в деле с пропажей одаренного засветился, их машину тогда случайно кто-то из знакомых пропавшего засек. Но они тогда отвертеться смогли, якобы по запросу будущего родственника за парнем следили, что-то там было, вроде как тот не с той девушкой любовь закрутил накануне свадьбы. И с документами там все железно было, не подкопаться — они за неделю до исчезновения парня работу прекратили, а потом у всех алиби было. А вот подозрения у моего приятеля из следственной группы все равно остались, очень уж по времени их слежка с пропажей рядом шли. А сейчас с вами все по тому же сценарию происходит. — Руслан так старался довести до меня мысль, что стал размахивать руками в активной жестикуляции, что ему было несвойственно.

— Надо что-то делать, Егор Николаевич! — продолжил он торопливую речь. — Может, взять их, пока они все вместе и спят? Сейчас мы их плотно обложили, а отпустим в город — так они и разделиться могут, и потеряться в толчее.

— Сейчас подумаем, подожди пока в холле, — отсылает Францева Олег.

— Ван! — кричу я вслед. — Напои гостя чаем или лучше вообще пожевать выдай!

— Да, шеф!

Слегка обиженный Руслан исчезает за дверью. Зря, кстати, обижается, дело не в недоверии, просто… сейчас разговор пойдет среди своих, которым Рус еще не стал, но уверенно приближается к этому. Повышение что он, что Бронислав уже давно заработали, использовать их дальше простыми бойцами точно не будем.

— Рус дело говорит! — начал Шаман. — Ждать, пока они тебя возьмут, я не собираюсь, мне сегодняшнего дня хватило. Олег? Ты как?

— Согласен; Осмолкин — дятел редкостный, но он нам четко показал, что все наши усилия по охране в городе ничего не стоят, не под то у нас люди заточены. А нанять кого-то с опытом со стороны уже не успеем. Меня больше волнует, что это будет временная мера. Если уж мы решили, что это Егорова мачеха воду мутит, то она на этом точно не успокоится. Новую команду Гордеевы не сейчас, так потом подберут, и пойдет все сначала. Тут или кардинально надо вопрос решать, или подсунуть это дело тем, кто сможет довести до конца. Я в принципе и к первому варианту готов, но трудностей уже сейчас вижу воз и тележку.

— Может, тогда Потемкиным их сдать? — предлагает Шаман.

— Ага, еще родственничков мне в этом деле не хватало! Не успел объявиться, как уже в долги к ним залазю… залажу?.. Тьфу, в общем, вы поняли! И потом не забывай: Гордеевы им тоже родня, их слово против моего — неизвестно, чье весомее окажется!

— У нас не просто слова, а записи и фотографии есть! Я понимаю, что сразу на слово они тебе не поверят, все будут пробивать по своим каналам, но мы же можем пока четверку эту взять и у себя подержать, — развивает идею Алексей.

— Да все это понятно, только… не лежит у меня к ним душа, понимаете? А тут им козырь такой в руки дать, чтоб всю оставшуюся жизнь на меня давили: «А помнишь, как мы ради тебя Гордеевых на место поставили?!»

— Ну, знаешь, жизнь — дороже! И потом, они же тебя не в дерьмо тянут, а, наоборот, к себе приблизить хотят! Мне вот такая родня не помешала бы… когда-то! — Шаман горячился, пока Земеля задумчиво грыз зубочистку. Олег немного лучше, чем Алексей, понимал мои мотивы, да и при допросе Григория сегодня присутствовал, так что не спешил соглашаться с другом.

— Может, тогда Милославскому их сдать? — предлагает он.

— Тоже не панацея. Тихон Сергеевич меня, конечно, защитит, но и в Приказ свой мигом упечет, благо давно хотел. И уж он-то не упустит возможности подвести меня к Потемкиным на своих условиях. И чем тогда это от первого варианта отличаться будет?

— Погоди, так ты что, лично к Милославскому с этой проблемой собираешься идти? — недоумевает Олег.

— Сам же предложил!

— А я вообще не знал, что ты с ним знаком… — растерянно произносит Алексей. — Нет, реально знаком?

— Интересное дело… Что я внук, хоть и приемный, Васильева-Морозова, тебя не удивляет! А вот в том, что я знаком с Милославским, почему-то сомневаешься. Он, между прочим, брату моему опекуном приходится, я и дома у него был как-то.

— А почему он тогда и не твой опекун тоже?

— Долгая история; если коротко, то я в Приказе не хочу служить, знаете же мои планы! Вот и бегал как мог от него, пока титул не получил. Вас еще вот повстречал, Бушарина, Борьку… Куда мне теперь с таким багажом в ПГБ идти! Тихон Сергеевич, конечно, не в восторге был, но у него Митька есть, который с детства карьерой в этом ведомстве грезил! Но если я за помощью к нему обращусь, не откажет, только цену этой помощи сам назначит.

— Охренеть, какие новости всплывают! Ты еще скажи, что с императорской семьей накоротке, и я вообще пойду в уголок поплачу.

— Не уверен я, что готов к этому зрелищу, но… с Ольгой Константиновной я действительно знаком и даже танцевап несколько раз летом. Императору, правда, представлен не был, это ж целый церемониал, его еще заслужить надо. Так что ограничься парой скупых мужских слез и успокойся.

— Чего мы еще про тебя не знаем? Может, ты вообще не потемкинский, а императорский непризнанный сынок? А? Не щади мои нервы, признавайся сразу!

— Леха! — одернул друга Олег. — Не время для балагана!

— Нет, серьезно! Ты вот знал?

— Знал, не знал — какая разница! Плохо, что ли, такие связи иметь? Только мы от темы уклонились, а там, между прочим, Рус сидит, нервничает. А мы до сих пор ничего не решили!

В комнату зашел заспанный Борис.

— Вы чего это тут полуночничаете? И без меня?

— Рус плохие новости принес, решаем, что делать, — коротко поясняю приятелю.

— А в чем проблема?

— Самим не справиться, Потемкиных привлекать наше высочество не хочет, а Приказ не может! — Шаман слегка зол на меня.

— Почему?

— Говорит, что в ПГБ служить не хочет!

— Погоди, ты же Рогова привлекал, когда надо было? И сейчас он тебе помог с досье. Я понимаю, у вас с ним какие-то свои договоренности, но он ведь не тащил тебя служить в их контору?

— Рогов — москвич, а тут Питер, если не заметил. Да и грузить таким…

— «Фаворит» в Подмосковье зарегистрирован, можно на это сослаться. И ты явно недооцениваешь, как они на том деле поднялись, ткнуть полицию им всегда за радость. А тут есть возможность столичным нос утереть. Вот увидишь, он еще ухватится за это дело, сам же говорил — у них на «Фаворит» тоже что-то есть.

— Я, вообще-то, тоже Рогова имел в виду, когда про ПГБ говорил, — вмешивается Земеля, — не знал только, как его по фамилии. Это ведь тот Василий, которому ты звонил?

— Он самый. Думаете, попытаться его привлечь?

— Решать тебе, по мне — нормальный вариант. Но Русу все равно отмашку дать надо, пусть эту четверку берет.

— Погоди, нам шум ни к чему, давайте я с вами туда съезжу, усыплю их, чтоб все по-тихому провернуть. А то, не дай бог, кого из них ранят или хуже того — убьют… Рогову их желательно целенькими отдать.

— А ты потянешь после сегодняшнего?

— Один раз потяну, в гимназию только завтра не пойду — отсыпаться буду. Ну и хрен с ней! Бориса, надеюсь, проводите.

— Я тоже не пойду, так что провожать не надо.

— С чего бы это?

— Ты что, всерьез думаешь, что я теперь засну? Пока вас не дождусь, точно спать не лягу. Я бы вообще с вами съездил, только не возьмете же!

Понедельник, плавно перетекший во вторник, никак не хотел заканчиваться. Съездили, взяли потенциальных похитителей. Прошло без сучка и задоринки, вытаскивать только из подъезда этих гадов стремно было: обязательно какая-нибудь бдительная старушка бессонницей мается и в окошко глядит. Но вроде бы обошлось: Шаман опять подставился под «хулиганку», загасил дворовые фонари, а машину подогнали к крыльцу вплотную.

Под утро дозвонился Василию, сдался. Мог бы и раньше, но примерно пару часов потратили на допрос под запись, хотелось все-таки убедиться, что взяли не случайных невинных людей. После допроса долго отмывался: обладатель того самого голоса, что походя приговорил брата к смерти, очень даже хорошо представлял, зачем требовались похищенные одаренные и куда их вывозили. На остатках сил усыпил мразей покрепче, чтоб не брыкались и ничего сами с собой не сделали. Кто бы мне еще самому выспаться дал!

Казалось, только прилег — прилетел Рогов с командой коллег. Вытрясли из нас всю душу своими вопросами, конфисковали фотографии, видео- и аудиозаписи, ругаясь на качество, сняли жучок со щита (потемкинский мы убрали на всякий случай раньше), но, судя по тщательно маскируемому довольству, подарку были рады. Капитан, правда, пытался навязать долг, но я на это не повелся. За раскрытие дела на них должен такой дождь из наград и премий политься, что это он мне должен, а не я ему. Так и заявил служивому в лицо.

Когда пэгэбэшники наконец убыли, свалился в кровать и проспал сутки подряд не вставая. Тех, кто пытался меня будить, посылал по известному адресу, а в кого-то даже запустил подушкой, пока не отстали.

А с четверга жизнь потекла обычным порядком, словно и не было этих нервных дней. Где-то за начавшимися метелями пропали Потемкины с результатами теста, разве что Ангелина по-прежнему пыталась при случайных встречах прожечь во мне взглядом дырку. С Машей контакты ограничил, перебравшись за столик к Сергею Гагарину. Серега оказался компанейским парнем, обожал футбол и девушек, флиртовал напропалую со всеми одноклассницами, подшучивал над остальными, умудряясь как-то в этом хаосе учиться на одни «отлично». Типичный мальчик-мажор, но при этом настолько обаятельный, что презирать его по данному признаку никак не получалось. Приятели были ему под стать, так что сойтись удалось легко. Заодно и Боря забыл первый неудачный любовный опыт и с головой окунулся в суматоху школьной жизни.

Затих обработанный Гришка. Молчали Задунайские. Пропал Рогов со товарищи. «Кистень» работал в штатном режиме.

Пережили приезд Ярцева-старшего. Слава богу, свободного времени у него было мало, так что навестить наше обиталище он не смог, но заставил вспомнить, что мебель в дом нормальные люди вообще-то покупают. Да и ремонт делают не силами китайцев-энтузиастов, а нанимают профессионалов. Зато Лев Романович успел запенить «Касатку», пришлось даже сводить его с Горевым на предмет приобретения чего-то похожего. Через день дюжие матросы привезли три тысячи — проценты за посредничество в этом. Мелочь, а приятно. Разделил деньги с Борькой, он хмыкнул, заявив, что на отце еще не наживался.

Пользуясь затишьем, обстоятельно поговорил с Бушариным о его исследованиях; как всегда, узнал много нового и интересного. Александр Леонидович, немного заброшенный мною в последнее время, собирал новый испытательный стенд на пару с Виктором. Но, как бы ни хотелось мне ускорить его работу, нанимать дополнительных помощников не стал — изредка помогал собственными руками, привлекая за компанию то Черного, то кого-то из родичей. Никто, кстати, никогда не отказывался, посиделки выходили веселыми, уютными, как раньше, а профессор еще и просвещал нас по ходу.

Что еще? Купил и выдарил сестричкам по цепочке с кулоном из нефрита.

— Их можно носить как браслеты? — через Чжоу спросили у меня красавицы.

— Да как угодно, так и носите, хоть на руках, хоть на ногах. — На моей памяти было много девушек с цепочками-браслетами на запястьях или щиколотках, так что не видел в этом ничего странного и уж тем более криминального.

Помог девушкам застегнуть украшения именно так, как каждая хотела, за что удостоился трех горячих поцелуев под конфуциански нечитаемыми взглядами остальных китайцев.

Поступок имел неожиданные последствия: с этого дня я перестал спать в одиночестве. Поочередно кто-то из сестричек под покровом темноты прокрадывался ко мне в спальню и скрашивал ночные часы. Сначала даже испугался, что обмен браслетами означал какой-нибудь неизвестный мне брачный ритуал, но ни литература, ни единственный признанный в нашей компании китаевед Шаман ничего не могли сказать по этому поводу. По крайней мере, свадьбы в современном Китае ничего общего с браслетами не имели.

Минусом шло то, что пришлось ограничить и без того редкое общение с мамой. Рисковать ею в свете интереса Потемкиных и Гордеевых мне не хотелось, так что мог видеть матушку, только прикрываясь начавшим работать в «Кистене» Большаковым. Пока еще это не стало проблемой, но на будущее требовалось как-то получше залегендировать наши встречи. Как мою мать ее знало очень ограниченное количество людей, у всех были свои резоны не делиться этой информацией дальше, так что с этой стороны подвоха не опасался. Под предлогом знакомства с местом работы ухажера провел ей экскурсию по офису «Кистеня» и нашей базе, к тому моменту принявшей более-менее обжитой вид, удостоился похвал. Почему-то уверен, что нашу контору она представляла как грязный подвальчик в какой-нибудь темной подворотне, но, увидев реальное положение дел, родительница слегка оттаяла.

Первая ласточка последствий ноябрьских событий прилетела через три недели с Брониславом. Руслан Францев, которого мы давно звали Русом, возглавив нашу собственную только что созданную службу безопасности, долго ныл, что без Костина-младшего ему жизнь не мила, звонил тому в Москву, заманивая калачами и пряниками, а также горами работы, и, похоже, добился, чего хотел. Слава приехал не с пустыми руками: «Московский вестник» и пара других изданий на странице с некрологами напечатали о трагической кончине Гордеева Александра Федоровича, пусть земля ему станет комом.

— Ха! Вот не знал я его лично, а все равно приятно! Еще чем порадуешь?

— Капитан Рогов вчера к Александру Владимировичу заходил, сказал — вам скоро ждать его в гости. Просил передать дословно, что свиньи нынче жирные уродились. Егор Николаевич, это он про наших фигурантов?

— Много будешь знать — скоро состаришься. — Угрозу подарить свиней Славиному отцу я не выполнил, поросят куда-то пристроил Ли, так что роговская милая шутка прошла мимо основного состава «Кистеня», оставшись нашим паролем.

— Извините… — смутился Бронислав. — Вот еще есть несколько некрологов, мне кажется, это по нашему делу.

— Оу! В Коломне нынче эпидемия бушует! Гордеевы мрут как мухи… — Не все упомянутые в газетах фамилии относились к этому семейству, но связи между ними прослеживались. — Ух ты! Тяжелая болезнь отца семейства! — Я обратил внимание на обведенную ручкой короткую статейку о срочной госпитализации шестидесятипятилетнего Михаила Гордеева. Материал был явно проплаченный — уж очень изобиловал описанием прошлых благодеяний и заслуг Михаила Алексеевича, но сам факт! Поглядел на дату выпуска — больше недели назад.

— Не узнавали, так и лежит, болезный? Или подлечили уже?

— Василий Нестерович строго-настрого запретил в Коломну соваться. Но у меня там одноклассник живет, так он говорит, что, по слухам, болезнь тяжело протекает, вроде как не жилец уже.

— Ай-ай-ай! Какое горе, какая утрата! — фальшиво всплескиваю я руками.

— Да-да, таких людей теряем! — поддержал мое злорадство Бронислав.

— Кого хороним? Привет, Слава! — В своем собственном кабинете наконец появился директор «Кистеня», занятый до этого отправкой очередного каравана со склада нашего заказчика. На этот раз начальником конвоя отправился Шаман, так что ждать Леху в ближайшие дни не стоило.

— Да вот, погорюй с нами: такие люди нас покинули! — передаю стопку газет Олегу.

— А! Бок вчера звонил уже, порадовал, просто тебе звонить не стали, поздно было.

— Ради такой новости могли бы и разбудить, чай, не чужой человек помер!

— Это точно! О! Да я смотрю, у Потемкиных сплошные несчастья в родне! — наткнулся он на ту же статейку, что и я. — А про этого Саша не сказал.

— Вот-вот! Живем теперь за МКАДом, новости доходят с гонцами. Хорошо еще не почтовыми голубями шлют!

— Ладно, хорошую новость не грех и подождать, чтоб настоялась немного. Надо было просто выписать газеты и не маяться. На следующий год подписку оформим. Слава, ты к нам насовсем или только посылку передать?

— Насовсем, Олег Петрович! Руслан Игоревич ведь с вами мой перевод согласовал?

— Да он нам все уши прожужжал, какой ты незаменимый! — успокаиваю я парня. — Устраивайся; можешь на первое время, как раньше, на базе обосноваться, комнату тебе в гостевом доме выделят. Только к Русу сначала сходи, он тебя оформит как полагается.

— Конечно, Егор Николаевич! Олег Петрович — я побежал?

— Погоди, больше нам ничего нет? Не забыл что?

— Здесь все. Александр Владимирович еще часть бумаг со мной передал, но их Борис Львович уже забрал.

— Бухгалтерия всякая, — поясняю для Олега.

— Ладно, понял. Ну что, добро пожаловать в столицу, Бронислав Ярославович! Будем теперь работать вместе?

— Олег Петрович, зовите по имени, как раньше! — совсем тушуется этот неглупый, но затюканный отцом парень. — Или вообще Броненосцем, я привык.

— Да я и скунсом не постесняюсь, если заслужишь на орехи. Но подчеркнуть-то момент я могу! Ты здорово нам помог, Рус тебя хвалил, так что мы тебе рады! — Олег жмет окончательно смущенному Брониславу руку и отпускает устраиваться.

— Рад? — спрашивает Олег, наливая себе и мне по глотку коньяка.

— До одури, — честно признаюсь я, — Рогов, конечно, повыступает еще, но сам факт, что никому душу закладывать не пришлось, греет эту самую душу несказанно.

— Не тяни на Василия, нормальный он. Сами бы мы точно дров наломали.

— Да я не спорю, нормальный. Хитрован, конечно, что-нибудь с меня все равно стрясет, но за такое не грех отблагодарить. Что-нибудь придумаю, чтоб не по службе, а лично ему подогнать.

— Все они там такие, ты вот тоже не подарок, хоть и не служишь, а только воспитывался в их среде. Только ты все равно берегись, я сам с родней нахлебался, так что представляю, что в иных семьях может твориться, а уж у Елизаветы Михайловны возможности одним «Фаворитом» могут не ограничиваться.

— Пока Потемкины вообще молчат. Я, конечно, понимаю, что им сейчас не до меня, — киваю на ворох газет, — но пока от них ни слуху ни духу.

— Ну, за смерть врагов?! — произносит короткий тост Земеля.

— Присоединяюсь, — чокаюсь рюмкой с микроскопической дозой напитка.

Вторая ласточка оказалась даже не ласточкой, а жирным страусом — долго шла, но уж как приперлась — мяса хватило всем! Пятого декабря абсолютно все СМИ бросились обсуждать одну-единственную новость: таинственно исчез с радаров вертолет князя Потемкина, совершавшего инспекционную поездку окрестных предприятий. Какого черта забыла на борту невестка главы, желтые писаки обсасывали со всех сторон, выдвигая разнообразные пошлые версии. Также журналисты проводили параллели с гибелью предыдущего главы и наследника, в результате которой власть и перешла в эту ветвь семьи. Телек, и до того не особо почитаемый в нашем жилище, стало невозможно смотреть.

Из гимназии окончательно пропала Ангелина, и раньше пропускавшая занятия по неизвестным причинам: возможно, из-за похорон родни. Мне открыто никто не соболезновал, но пару сочувственных комментариев от одноклассников перепало. Питер — тесный город, хоть и столица: многие семьи аристократов были лично знакомы с Потемкиными, да еще на приеме у Задунайских чьи-то родители присутствовали, так что о факте моего родства с кланом слухи пошли. Они почему-то думали, что смерть деда как-то меня взволновала, а я от этой новости не испытал ни-че-го! Дедом я по-прежнему признавал только Елизара Андреевича, по которому давно уже отгоревал свое.

Часть обломков вертолета нашли только на третий день на обледеневшем берегу одного из многочисленных озер, саму машину обнаружили на дне, началось следствие, водолазные работы, а Павел Александрович в одночасье был признан сиротой, вдовцом и главой клана. А также, по совместительству — самым завидным женихом империи, о чем журналисты не преминули напомнить всем желающим.

В очередной раз порадовался, что про мать Потемкины не знали. По происхождению, нынешнему положению, а главное — по уровню дара и доказанной совместимости его с потемкинским маменька вполне подходила на роль жены вдовца. По правде, она и на роль первой жены вполне подходила: не струсь ее родители в свое время — вполне могли бы заставить Павлушу жениться на обесчещенной девушке, но что-то им помешало. А то был бы я сейчас наследником вместо Михаила. Есть у меня подозрения, что без Гордеевых и в той истории не обошлось, но спросить было уже не у кого.

— От Павла Александровича все так же тишина? — спросил Борис за завтраком, краем уха слушая репортаж о ходе подъема обломков со дна.

— До меня ли ему? — киваю на телевизор.

— Вчера передавали: нашли тела. Похороны будут на днях. Пойдешь?

— Чтобы все пялились и перемывали кости, что мне, что папане?

— Можно и не в первых рядах. Меня-то ты с отцом помирил, а вот своего никак простить не хочешь…

— Давай не будем сравнивать! Твой отец тебя пусть и по-своему, но любит. До сих пор вон заботится, одних подарков навез сколько! А этот?.. Кто он мне?

— Если он о твоем существовании не знал, то как, по-твоему, заботиться и помогать мог? Клан не только богатствами держится, но и людьми, так что ты бы без внимания никак не остался!

— Если бы да кабы… Не люблю сослагательное наклонение.

— Не хочешь из родственных чувств — сходи из меркантильных. Наша шутка про регентство начинает сбываться — меня даже пугает, с какой скоростью. А если тебя заметят на похоронах, пусть и не с остальной семьей, то налаживать связи потом легче будет.

— Тьфу на тебя! Пророк нашелся! Далось вам всем это регентство! Алексей вон тоже уже интересовался этим вопросом.

— Просто ты иногда мне кажешься свалившимся с луны. Для всех родовая печатка — верх возможностей, выше этого при всем желании не прыгнуть. А у тебя есть Шанс, именно с большой буквы, встать вровень с первой сотней людей в империи. Всего лишь на одну ступеньку ниже трона. Да, ненадолго, но при правильном подходе это достижение все равно останется за тобой на всю жизнь. — На протяжении всей речи Борис серьезно смотрел мне прямо в глаза.

— Никак не пойму, вы что, всерьез хотите такого исхода?

— Сказать, что желаю этого всем сердцем, — не могу, все-таки это может произойти только через смерть твоего отца. Хотя ты, судя по твоим же словам, сокрушаться по этому поводу не станешь. Но в глубине души я… Да! Это шанс не только для тебя, но и для нас: всех, кто с тобой связан. Пусть сам я не сумею сейчас с ходу этим воспользоваться, но будь уверен, мой отец такой возможности не упустит. Он и так, если ты заметил, активно к тебе присматривается. Чтобы он в деловой поездке выделил полдня на меня? Ты его просто не знаешь! Я и дома-то его видел не чаще раза в неделю, и то не больше пары часов!

— Извини, не знал.

— При чем тут «извини»? Наоборот! Я за эти полгода с отцом лучше сошелся, чем за всю предыдущую жизнь! Ты же слышал — он после Рождества собирается в Питер специально ко мне приехать, и это несмотря на то, что у него молодая жена и ребенок новорожденный! Чтоб ты знал — сколько Артем тут учится, так отец ни разу ради него на каникулы не приезжал, хотя мог! Жаль, конечно, что эта клуша не даст на братика посмотреть, но, может, она и права, нечего младенца сейчас в поездки таскать! Летом с ним познакомлюсь.

— Как хоть назвали брата? Что-то я этот момент упустил…

— А ты и не мог знать, они имя только недавно выбрали — Владимиром будет. Папа смеется, что мы у него в алфавитном порядке идем, чтоб не запутаться, осталось теперь только дочку Галю дождаться, а занять остальные буквы он своим внукам завещает.

— С юмором он у тебя!

— То-то и оно, что я даже не знал раньше, что он и чувство юмора имеет, и заботу проявлять умеет! Меня-то дрессировали — дай боже! Шаг вправо, шаг влево — сразу же наказание! Только я теперь понимаю, что это и была забота, по-иному нельзя было! Алексей тогда об армейском гасителе рассказывал, так я, оказывается, просто счастливчик по сравнению с ним! А ведь запросто мог на его месте оказаться, люби отец меня меньше.

Неопределенно пожимаю плечами. Приятно, конечно, что Борис насчет отца прозрел, но я ему с самого начала это твердил, так что неудивительно.

— Но я отвлекся, — продолжает тем временем Черный, — отец, как я говорил, возможности не упустит, а поскольку речь идет еще и обо мне, то дела провернет к всеобщей выгоде.

— Я, кстати, спросить хотел: у нас тут излишек средств образовался благодаря Задунайским, может, с твоим отцом что-то замутить? Как думаешь, не откажет?

— А я про что?! Только надо будет к январю проект хоть вчерне накидать, с пустыми руками к нему идти бесполезно, но это мы с тобой потом обсудим, не отвлекайся!

— Ладно-ладно! — поднял я руки.

— Потемкины сейчас чем известны: более половины энергоблоков в империи выпускают их заводы. Как думаешь — захочет Бушарин из лодочного сарая в оснащенные лаборатории переехать, заиметь сотни подчиненных и возглавить их научное направление?

— Думаю, что да…

— Вот-вот. Теперь Францев. Как думаешь, захочет он возглавить клановую службу безопасности?

— Немного загибаешь. Во-первых, кто ж мне даст? А во-вторых, он почти неодаренный.

— Не ожидал от тебя: мне казалось, ты ко всем ровно относишься, на наличие-отсутствие дара не оглядываешься!

— Ты меня неправильно понял! Рус — он умница, такие мозги дай бог многим одаренным иметь, но с его мизером УЕ ему будет сложно на таком посту!

— Не недооценивай его. Пару лечебных амулетов сваргань да заряжай регулярно — вот и конец сложностям. Автомат во многих случаях — хорошая альтернатива всем вашим лезвиям и плазме. И вообще: если доходит до боестолкновения, и главе безопасности приходится за оружие браться — грош цена такому начальнику! — припечатал Борис. — А Руслан, будь уверен, до такого не доведет, всех раньше вычислит и вычистит.

— Мысль твою я понял, для пилотов с Метлой сам плюсы найду, остальные тоже, думаю, внакладе не останутся, но ты забываешь, что на меня есть виды у церковников. Мне уже интересно — что ты насчет них скажешь?

— Егор! Тебя воспитывал умнейший человек прошлого столетия! Это и у нас, и за рубежом признают! У тебя по отцовской линии за спиной вереница высокородных предков! По материнской, уверен, тоже не все плохо, хоть ты и молчишь на эту тему! Тебе благоволит Милославский. Не спорь, он мог бы тебя прижать, и никуда бы ты не делся, но почему-то он не стал этого делать! У тебя в должниках совсем не слабый клан Задунайских в лице его главной семьи. У тебя свои мозги, наконец, имеются! Придумаешь что-нибудь! Может, выпилишь их, как ты выражаешься, вряд ли там сотни человек задействованы. Вообще ставлю на то, что всего около десятка организаторов. Найдешь на них другую силу. На принцессе женишься. Куча вариантов! — Оптимизм Бориса зашкаливал: с его точки зрения что проблема, что решение не стоили выеденного яйца. — Просто я вижу, что ты зациклился на своих планах. Планы отличные, не спорю. И в том, что ты добьешься их выполнения — не сомневаюсь. Только почему ты отметаешь все остальные возможности?

То ли Борина прочувствованная речь так подействовала, то ли я сам наконец созрел, но я ощутил себя ослом, которого тащат с засохшей делянки на соседний луг, где трава сочная и зеленая, а он, скотина, всеми ногами упирается.

Я не обязан любить и охранять папаню, я не обязан помогать церковникам в их планах, но к любому результату их действий должен быть готов. Если теоретически к моим услугам могут быть все ресурсы целого клана, то грех будет продолжать пафосно превозмогать и штурмовать трудности, а всем этим не воспользоваться.

ИНТЕРЛЮДИЯ ДЕВЯТАЯ

Поток приносящих соболезнования: сочувствующих, равнодушных и даже откровенно злорадствующих уже к середине дня превратился в хоровод смазанных лиц. Потом, потом он сам и вместе со своими аналитиками посмотрит записи, чтобы сделать выводы, но сейчас больше всего хотелось запереться в спальне, вытянуться на кровати и не видеть, не видеть эти опостылевшие рожи! «Понимаю вашу утрату!» Да что бы вы, сволочи, понимали! Да, у нас были разногласия с отцом, на многие вещи мы смотрели по-иному, но, черт возьми, это был мой отец! Я любил его!

Про жену, похороны которой проходили одновременно с отцовскими, иначе чем матом не думалось. Никчемная сучка, даже смертью своей доставившая море проблем!

Сбоку к нему жался с трудом сдерживающий слезы Миша, девочки поддерживали бабушку. Вот она, самая первая и главная проблема! Сумеет ли он как раньше относиться к детям, зная, что натворила их мать? Тот самый роковой вечер в который раз предстал перед глазами.

Неотвратимым повеяло еще в тот момент, когда он увидел входящего в двери особняка отца — тот был на себя не похож. Вскрывшаяся связь Гордеевых с конгломератом торговцев одаренными людьми жестко ударила по Потемкиным. Нет, на допросы их не таскали, все было чинно и деликатно, глава Приказа и его доверенные люди смиренно с виду просили уделить им время. Но вот показным смирением этим ни отец, ни сын даже на мгновение не обманывались: цепные псы императора только и ждали команды «фас».

Надежду дарило то, что в делах «Фаворита» и еще нескольких подобных контор, разбросанных по стране, Потемкины никак не были замешаны, как бы тщательно ни искали следователи зацепки. Не были, не состояли и даже, к счастью или нет, ни сном ни духом… Отец, ездивший сначала в Зимний, а потом и в Гатчину ежедневно, как какой-нибудь мелкий клерк на работу, все-таки нашел возможность напроситься на высочайшую аудиенцию, когда следствие подошло к концу. Но, судя по виду, новости он принес неутешительные.

Когда старик, а теперь он выглядел именно так, молча, шаркающей походкой прошел мимо выскочивших навстречу домочадцев прямиком к себе в кабинет, оставшиеся на лестнице мать и сын тревожно переглянулись и бросились следом. Все так же молча глава семьи проследовал к своему месту, споткнувшись на ступеньке, положил на стол незнакомую папку и уселся в кресло, упершись локтями в столешницу, а лбом — в сплетенные пальцами руки.

— Все так плохо?..

— Он требует мою голову.

— Как? — ахнула княгиня.

— Не бойся, не в том смысле. Мне приказали отойти от дел, передать власть любому сыну и никогда больше не посещать ни столицу, ни другие крупные города. Алексиум нам опять урежут, а о Камчатской концессии можем вообще забыть, отберут еще кое-что, но это уже по мелочи. Возможно, придется отдать Лину или Катю кому-нибудь из царских любимчиков со значительным приданым, но это пока не точно.

— Господи, это ведь натуральная ссылка с конфискацией! — всплеснула руками Полина Зиновьевна.

— Мы же не имели к их делам касательства? — рискнул спросить Павел.

— Это плата за то, что нам позволят сохранить лицо. Да что там лицо — просто остаться в живых! Вот, полюбуйтесь! — Князь вытряхнул бумаги из принесенной папки на стол.

По мере чтения Павел все больше чувствовал, как от ужаса у него встают волосы дыбом. Лиза, которую он ни капли не любил, но все же терпел как мать своих детей, на пару с тестем представали перед ним ожившими чудовищами из страшных, очень страшных сказок.

Рядом заплакала мать:

— Это что же? Это они так с мальчиками?.. А я-то думала…

— Мы все на кого угодно думали, — ответил князь, сжимая руку жены, — мне намекнули, что скачок способностей у Миши может быть тоже с этим связан.

— Сына не отдам! — ощерился Павел.

— Просто пугали, — отмахнулся старик, — было бы что-то конкретное — разговор по-иному вели бы…

— Может, лучше тогда Петру главенство передать? Или Андрею?

— Видит Бог, я люблю вас одинаково, но у Андрея одни гулянки на уме, с единственным заводом едва-едва справляется, а Петр клан не удержит — слабохарактерный. Им жена вертеть будет, не успеем оглянуться — Потемкиными останемся только по названию, кругом одни Политовы будут.

— Да уж…

— Так что сын, не на кого мне, кроме тебя, все оставить. Прости старика, я виноват — поверил не тем людям, Лизку тебе навязал. Теперь вот расхлебывать еще эту кашу придется.

— Что теперь с Лизой будет?

— Ордер на арест подписан, но до утра будет лежать у императора в кабинете — это мне четко дали понять. Его величество не хочет расшатывать лодку сильнее и предавать дело огласке, это еще по Гордеевым видно было — не зря же их смерти так обставили. Они же не только с нами, они еще и с Волковыми породниться успели. С Юсуповыми дела имели, а эти вообще сейчас у государя в фаворе. Так что нам дали возможность уладить все по-тихому. Слухи, конечно, пойдут, тут уж никуда не деться, но точно знать никто не будет. Потом, когда все немного успокоится, тебе жениться надо будет снова, тут траур нам на руку сыграет, можно будет поискать новых союзников.

— На этот раз я сам себе жену найду! — отрезал наследник.

Отец вскинулся было, но потом опять устало сгорбился и потух.

— Сам так сам.

— Ну что, будем с Лизой разбираться?

— Тянуть нечего. Поля, ты иди к себе, незачем тебе на это смотреть.

— Ну уж нет! Хочу этой змее в глаза взглянуть! Я же ее жалела всегда, думала, она из-за Паши такая, а тут… Еще про Мишу хочу спросить.

— Нет! — резко заявил Павел. — Нам ничего не надо знать про Мишу! Не было ничего — и точка! Пусть весь этот кошмар вместе с Гордеевыми в могилу сойдет.

— Все равно я останусь!

— Ладно. Паша, распорядись, пусть приведут! И еще… я сам это сделаю. Твои руки должны остаться чистыми.

Опухшая от слез, неприбранная и непричесанная, запакованная в блокирующие браслеты Елизавета Михайловна представляла собой жалкое зрелище. Со дня начала следствия ее посадили под домашний арест, запретив наносить и принимать визиты, ограничив общение лишь самыми доверенными слугами, а после первых встреч с Милославским — предпочли заблокировать и без того невеликую силу женщины, опасаясь то ли побега, то ли еще чего. Почти три недели под блокираторами не только истощили княгиню, но и сильно повлияли на внешность — сейчас она выглядела лет на десять старше своего настоящего возраста.

— Что? Решились наконец объявить вердикт? Опять в деревню отправите? Или на сей раз не постесняетесь свои ручки самолично испачкать?

— Лиза! Как ты могла? — потрясая бумагами, обратилась к вошедшей Полина Зиновьевна. — Мальчики-то что тебе сделали?

— Какие еще мальчики?! Что вы мне приписываете? — Попытка визгом отпереться от фактов выглядела жалкой, фальшь чувствовалась в каждом слове, каждом жесте. И привычная истерика на сей раз никак не подействовала.

— Поля, не надо, ты же видишь — все бесполезно, а у нас мало времени. — Потемкин-старший подошел к невестке — выполнить тяжкую обязанность он твердо решил сам. Дальше все произошло молниеносно: внезапный выстрел из невесть откуда взявшегося в руке женщины пистолета проделал дырку в переносице свекра. Промахнуться с трех шагов было сложно даже для новичка, а Лиза еще и числилась неплохой охотницей. Вторая пуля просвистела в миллиметрах от уха Павла, а третий выстрел не дала сделать ворвавшаяся охрана: оружие выхватили, а саму сопротивляющуюся женщину мощным ударом отправили в угол, где она и затихла.

Помочь отцу было уже нельзя, это было очевидно с первого взгляда. Мать еще тормошила, пыталась вливать в остывающее тело жизнь, плача и крича, чтобы ей кто-нибудь помог, а Павел подошел к телу жены. Убийца меньше чем на минуту пережила несостоявшегося палача: удар виском о выступ на стене стал для истощенной женщины фатальным.

Ворвавшийся в кабинет начальник охраны прервал всеобщее оцепенение. В единый миг оценив обстановку, он запер двери, а двух незадачливых охранников, стоявших на коленях у тела князя, оглушил со спины. После чего уставился на Павла Александровича преданным взором:

— Какие будут указания?

Дальнейшее запомнилось Павлу урывками.

Вот он усыпляет мать и относит ее в личные покои, доверенная служанка из тех, что проверены-перепроверены, кивает в знак того, что позаботится о хозяйке.

Вот он усаживает остывающее тело отца в кресло вертолета, зачем-то стараясь, чтобы тому было удобно. Переодетое и избавленное от браслетов с блокираторами тело Елизаветы на площадку принес Упилков, он же зафиксировал его в салоне — касаться мертвой жены Павел физически не мог: начинало трясти.

Один из охранников имел корочки пилота вертолета и даже изредка использовался в этом качестве, что окончательно решило его судьбу. Второго устроили в салоне. Не желая парням дополнительных мучений, Павел лично остановил сердца обоих.

Вот начальник СБ приводит на площадку еще двоих ни о чем не подозревающих подчиненных — они тоже составляют последний эскорт мертвому главе.

Когда и как Упилков переоделся в личный доспех и сел за штурвал, Павел уже не помнил. Зато зачем-то еще некоторое время стоял у ограды, махая рукой вслед улетевшему вертолету. Потом кто-то, вроде бы его же собственный слуга, завел в дом, избавил от одежды, испачканной кровью отца, и отправил в спасительный сон.

Спектакль удался, позор не вышел за пределы дома. Следственная бригада была своя же, и против Упилкова пикнуть не смела. Император, появившийся на прощании, за закрытыми дверями долго уточнял обстоятельства, гоняя Павла по одним и тем же вопросам, но в итоге дал согласие утвердить его главой. Условия были даже более лояльные, чем давались отцу: по крайней мере, квоту на алексиум император обещал оставить в прежних размерах. Он же благосклонно отмежевал детей Павла от Гордеевых, дав понять, что за грехи матери с них не спросят.

А пока приходилось кивать, благодарить и мечтать о моменте, когда можно будет скинуть траурный костюм и остаться в одиночестве.