За очень короткий отрезок времени я повторно окинул Земелю новым взглядом. В голове роился целый сонм мыслей, идей, которые, подобно молекулам в броуновском движении, беспорядочно сталкивались, меняли курс, мешали друг другу.

— Ты злишься? — спросил меня этот… не подберу слов для определения.

— Нет. Думаю. Какое уютное место — мой Багряный!

— Если это шутка, то несмешная. — Заломленная бровь на осунувшемся лице смотрелась так же выразительно, как и раньше.

— Ни-ни-ни! — замахал я на него руками. — Какие шутки! Уютнейшее!!! Советую начинать думать так же.

— И какие же предпосылки привели тебя к такому парадоксальному выводу? — Пилот неуверенно преодолел метры, разделяющие нас, и тяжело опустился на пол рядом со мной.

Покосился на него:

— Сделаю вид, что понял эту словесную конструкцию, и, так уж и быть, отвечу. Потому что альтернативой нам с тобой будет еще более уютная квартирка метр на два. Возможно, даже с именной табличкой, но более вероятно, что безымянная и одна на двоих.

— Все там будем, но хотелось бы нескоро. А есть другие варианты помимо озвученных?

— Есть, — не стал развивать тему.

— Тогда почему ты все еще не действуешь?

— Действительно, чего это я? — кривовато усмехнулся я в ответ на изучающий взгляд все еще пребывающего в счастливом неведении Олега.

Встал, отряхнулся. Сарказм сарказмом, а вытаскивать нас из потенциальной ямы нужно было срочно.

— Так на ком я женился, что даже тебя это пугает? — догнал меня у стола вопрос сидящего на полу Земели.

— Всего лишь на старшей дочери императора, Ольге Константиновне Романовой.

Но если я и ожидал какой-то реакции, то явно не такой.

— Жену не отдам! — прорычал Олег, сузив глаза.

— Да кто бы сомневался!

Так… с чего начать?

Пока я медитировал над телефоном, он сам зазвонил.

— Васин!

Чудовищная смесь французского с китайским полилась мне в ухо. И эта тарабарщина звучала сейчас лучше райской музыки.

— Они нашли! — зажав микрофон, ошарашенно проговорил я. — Они нашли!!! — заорал уже в полный голос. — Зёма! Нашли!!! — и продолжил уже более спокойно: — Олег, делай что хочешь, но телебашня должна заработать!

Мои знания о вирусах и способах борьбы с ними ограничивались одним общим курсом по самым распространенным, который проходили на втором году обучения в медакадемии, да еще с глубоким креном на меры профилактики. То есть если и отличались от нуля, то ненамного, — все-таки выбранная специализация полевого хирурга с ними была связана минимально. Но простейшей логики хватало понять, что раз «летучая смерть» — усиленная с помощью алексиума разновидность ветряной оспы, то для победы над ней требуется магически усовершенствовать антитела, вырабатываемые организмом при болезни.

Семь дней потребовалось Гольдштейну вместе с присоединившимся позже Хун Хунли, чтобы подобрать цепочку воздействий, приведшую к нужному результату. Технология была пока еще сырая и наверняка неоптимальная — вакцина вырабатывалась напрямую из крови одаренных, обладающих иммунитетом. Как и сам вирус, она была ограниченного срока действия — уже через несколько часов после производства полностью теряла лечебные свойства. И чем сильнее был одаренный, тем меньше манипуляций с его кровью требовалось совершить.

— Сыворотке, что у нас получилась, мы присвоили рабочее название «Гольдхун», — ревниво завершил Соломон Аронович свой рассказ о создании вакцины.

Для недовольства у ученого были причины: поспешив первым доложить императору о создании лекарства, он увяз в бюрократическом аппарате Кремля и был вынужден в конце концов отрапортовать министру здравоохранения. В предвкушении высочайшей благодарности и дождя из наград необходимость проинформировать меня — молодого выскочку-губернатора, который непонятно кто и неизвестно откуда взялся, он переложил на плечи китайского коллеги. К чести иностранного профессора, тот пытался отказаться от заслуженных лавров, но решительно настроенный Гольдштейн сумел его переубедить. И как-то так получилось, что, имея прямой выход на личный телефон императора, первым наверх об успехах отчитался я, опередив даже министра. Ох уж эти аппаратные игры!

При всем уважении к уму и таланту Гольдштейна, даже такая мелочь была мне на руку — в момент обнаружения заветного колечка на руке Земели ставки в игре ракетой взмыли ввысь, ставя на кон уже не карьеру, а жизнь. Был соблазн и лекарство как-нибудь переименовать — моя власть простиралась и на это, но тут уж пришлось себя одернуть, озлобленные ученые — такие… затейники!

— Поправьте меня, если я ошибся: в настоящий момент бесполезно организовывать поставки крови из ближайших не затронутых карантином районов, потому что за время пути кровь потеряет так нужные вам свойства?

— Да, пока это так. А заморозка вообще противопоказана.

— И сыворотка потеряет лечебный эффект по тем же причинам? То есть развертывать ее производство нам придется прямо здесь?

— К сожалению, вы правы, ваше превосходительство. — Ученый принял мой задумчивый тон за недовольство, и в голосе его появились заискивающие нотки. — Возможно, еще несколько дней исследований помогут решить эту проблему, но пока…

— Что вы, Соломон Аронович! — поспешил я его успокоить. — Ни в коей мере не хочу умалить вашей заслуги! В моем рапорте на награждение ваше имя будет стоять на первом месте! И вряд ли император оценит вашу работу меньше чем на Звезду, уж какую, простите, не ведаю, но я буду ходатайствовать о Бриллиантовой. А можно еще раз поподробнее про циклы облучения?

Воспрянувший духом Гольдштейн залился довольным румянцем и перешел наконец-то на нормальную речь, оставив научные выкладки, что пытался вложить в мою голову последние полчаса.

— Все очень просто: в организме сильного одаренного антитела и так подвергались мутации под воздействием собственного источника. И чем выше количество УЕ, тем меньше требуется обработки. Каждый цикл длится примерно час. Для крови обычного середнячка с показателями двести пятьдесят — триста УЕ потребуется восемь циклов. При наличии трехсот — трехсот тридцати — шесть. До четырехсот — четыре. Свыше — два-три, в зависимости от количества. С вашей… — ученый замялся, — с вашей кровью обработка займет всего один цикл.

Я, кажется, знаю, что станет самой популярной валютой Питера на следующие несколько дней.

— Сколько выйдет доз из ста миллилитров крови?

— Чуть меньше двухсот.

— Тогда не будем терять время! Где у вас процедурная?

Гольдштейн, гад, соврал и выкачал из меня явно больше оговоренных пятисот миллилитров. Как ни странно, но потерю крови одаренные переносили ненамного лучше обычных людей. Даже я, при всех своих талантах, восстановлю взятое только через несколько часов. Хотя, может быть, и раньше — звезда источника принялась пульсировать в запредельном ритме, прогоняя подкатившую слабость и шум в ушах. Честно говоря, моя нынешняя сила пугала меня самого: я как несмышленый ребенок уже дважды устраивал всплески. Только надо при этом учитывать, что источники малыша и взрослого, почти двухметрового парня очень и очень отличаются. Там, где детеныш максимум зажжет искорку, я мог наворотить многое. Да и черт с ним! Буду пока сбрасывать излишки на бусины, батарейки всегда в цене! А потом, глядишь, и устаканится.

— Двое дышат, но уже не жильцы! — доложил старшина, появившись из-за дымящей машины.

— Проклятие, где?! Веди! Кто здесь жилец, а кто нет, решать буду я!

Когда-то давно у меня сложилось ошибочное впечатление, что плоть по приказу целителя срастается сама собой. Действительность оказалась сложнее: что толку сращивать грязную рану, если потом пойдет воспаление? Или какой смысл заживлять перелом, если кость сложена неправильно? Но когда рука набита, все предварительные манипуляции для непосвященного зрителя как бы прячутся за кадром, а на виду остается чудо: на матросе, только что дышавшем с трудом и через раз, на глазах смыкались страшные раны.

Произнесенная тихим голосом матерная тирада, должная передать все восхищение одного из очевидцев, резко оборвалась на не слышанном раньше загибе от глухого тумака старшины. Дав только что умирающему бойцу время прийти в себя, я обернулся:

— Где второй?

— Здесь, ваше превосходительство.

У второго пришлось задержаться — досталось ему больше. Знал бы, начал бы с него, а так едва-едва успел. Зато теперь у нас было уже два свидетеля.

Новую валюту Питера я капитально недооценил. Платили за нее не деньгами — жизнями. Все три машины, развозившие по больницам первые партии вакцины, подверглись нападениям, хотя на их охрану я вроде бы не поскупился. Два конвоя отбились без потерь, третий — нет. Почти две тысячи ампул пропали в неизвестном направлении. Хотя какие две? Под ногами постоянно хрустело стекло, а значит, похитителям досталось гораздо меньше. Дичайшая ситуация, но я предпочел бы, чтобы грабители унесли груз целиком: даже если не найдем, на две тысячи заболевших в городе стало бы меньше.

— Чирковы, ваше благородие, — прохрипел все еще готовящийся к смерти солдат, явно попавший в гарнизон по набору последних дней — на это указывала его плохо подогнанная форма.

— Какое благородие?! — зашипел лежащему на асфальте бойцу косившийся на меня старшина. — Не видишь, с генерал-губернатором разговариваешь! Понаберут кого попало!

— К черту! — оборвал я его бурчание и обратился к солдату: — Ты кого-то узнал?

— Так я на них, иродов, работаю всю жизнь! Точно они! Ихний главный начальником охраны у нас на заводе год назад работал! И еще двоих я узнал — они это! Клянусь!

Не врал. Или истово верил в то, что говорил. Только для инсценировки слишком сложно: для этого налетчикам требовалось бы знать, что кто-то сможет опознать разыгранные роли и этот кто-то уцелеет… Бред! Значит, Чирковы…

— Фамилию-имя знаешь?

— Плахов-Чирков Вадим Игоревич… Он вообще-то путевый был начальник… зазря лишнего не требовал. — Простреленное легкое уже работало нормально, но мозг солдата еще не мог усвоить, что опасности нет, и продолжал экономить силы, заставляя хозяина делать между словами долгие паузы. — А вот мордовороты его… один вроде бы тезка его — тоже Вадим, фамилия простая какая-то, не вспомню сейчас. А второй то ли башкир, то ли татарин, имечко такое… на напильник похожее… а фамилию точно помню — Ахматуллин. Других я не видел.

Матрос никого из нападавших не узнал, да и немудрено: судя по говору — родом откуда-нибудь с Урала, служил в Кронштадте. Но главного у грабителей хорошо рассмотрел и брался опознать при встрече.

— Рус?

Францев, взятый на место перестрелки в качестве сыщика, моментально подскочил сбоку и выдал готовую справку:

— Вадим Плахов-Чирков из младшей ветви, нацелился на Василису Чиркову…

— Ого!

— Да-да, губа не дура, из-за нее и остался, в Москву, видимо, вместе с ней хотел уехать. Только, по слухам, княжна не особо благоволит своему ухажеру.

— Вспомнил, слышал я об этом Ромео. Но княжна же здорова? Да и дед ее вроде как не заразился? — Что поделать, люблю я кланы — не люблю, а о делах основных семей знать был обязан.

— Князь и его внучка — да, а вот половина их управленцев слегла в первые два дня, и их там более сотни, а лимит вы сами установили. И доноров у них, похоже, нет.

— А заплатить кому-то — это, конечно, им западло!

— После вашего объявления гвардейцы и так озолотятся. К ним уже очередь расписана на сутки вперед, вклиниться просто некуда.

— А к нам с Зёмой даже не подходил никто… — стало слегка обидно.

Ведь вот он я, открытый для предложений! Идеальный донор для вакцины! Да и Олег уже вскоре сможет расстаться с несколькими кубиками. При расчетном времени обработки и пока всего трех действующих установках брать кровь у людей с показателями меньше трехсот пятидесяти единиц было расточительством. А каждому донору вместо обычной денежной компенсации полагалось пропорциональное количество лекарства, которое тот мог пристроить по собственному усмотрению. Из-за чего я сегодня лишился гвардии окончательно, иначе бы отправил пилотов МБК страховать конвои сверху, тогда бы и не вляпались ребята в подготовленную засаду.

— Ну вы сравнили! — усмехнулся Францев. — Кто ж к вам напрямую обращаться будет? А вот Борису Львовичу уже телефон оборвали. Ко мне уже тоже подкатывали.

— Из двух первых партий, сам понимаешь, все уже разошлось. Но вечером пойду к Гольдштейну снова, так что на пяток ампул можешь рассчитывать. Это именно для дела! Если у тебя самого кто-то болен, ты скажи, я так дам. И среди наших узнай — я ведь только на базу послал, а у кого-то, может, в семье есть заболевшие.

— Спасибо, Егор Николаевич. Мне, если можно, для себя три ампулы надо. А у остальных я узнаю, список будет.

— Ладно. Майор! — окликнул я суетящегося на месте боя Гоголина. — Здесь заканчивайте без нас! На земле внимательно посмотрите, если найдете целые ампулы — отправляйте… Да без толку уже, что вы тут наберете! — махнул рукой. — Разрешаю взять себе! Только помните — срок годности у них еще максимум два часа, дальше — бесполезная водичка, и вводить желательно специалисту. Мне взвод в сопровождение! Этих двоих, — указал на все еще неверяще ощупывающую себя пару уцелевших из отделения конвоя, — со мной!

Врываться в дом к уважаемым людям! Обвинять неизвестно в чем! Если бы я не был так зол, наверняка десять раз подумал бы перед этим.

Но я был зол.

Я был очень зол!

Слабый, едва заметный запах пороха подсказал мне, что я пришел по адресу.

Виновник торжества, вышедший вместе со всеми домочадцами на шум, едва услышав:

— Вот он, ваше благородие! — попытался смыться вглубь дома, но был остановлен воздушным ударом, впечатавшим его в стену так, что сверху на него свалился стилизованный под канделябр светильник.

— Вадим, господа, что происходит? — спросила у незадачливого жениха наследница Чирковых — сухопарая «девушка за тридцать».

— По какому праву вы врываетесь в наш дом, граф? — это уже у меня потребовал ответа жилистый старик — хозяин особняка.

— Слово и дело! — Судя по реакции, копирование интонаций Елизара Андреевича вышло удачным, князь споткнулся на полуслове и заткнулся. Помнят! Помнят еще деда! — Вадим Игоревич, вы обвиняетесь в терроризме, выразившемся в нападении на государственный конвой, хищении стратегически важного груза и в создании тем самым угрозы государству.

— Государственная измена?.. — растеряла весь воинственный пыл Василиса Андроновна. — Вадим?.. Ты?.. Ты что натворил?!

— Василиса! Это ради тебя! Ради нас! — заорал в попытке оправдаться перед невестой Плахов-Чирков. Княжна в ужасе закрыла лицо руками.

— Каких нас? — патетически воскликнула она. — Нет никаких нас!

— Это я виноват! Они ни при чем! Они не знали!

Спектакль затягивался, и, хотя актеры играли почти по Станиславскому, смотреть быстро надоело, поэтому я распорядился:

— В блокираторы! — Матросы с радостью исполнили приказ. — Где его сопровождающие?

— Вадим прибыл один, — вернув самообладание, ответил князь. — Ваше превосходительство, мы можем поговорить? Наедине?

— Непременно. — Самообладание старика зашкаливало, даже позавидовал способности клановых держать лицо, сам так вряд ли сумел бы. — Рус, займись дальше! Я побеседую с хозяином.

— Они не знали, они не виноваты! — продолжал надрываться пойманный убийца.

Крохотная невольная искра уважения к нему мелькнула — своих не сдавал, вину на сообщников не валил, но при взгляде на порванный, покрытый грязью и засохшей кровью бушлат одного из моих свидетелей как мелькнула, так и пропала.

Вадиму и его подручным при любом разбирательстве светит «вышка»: нападение на конвой с вакциной и убийство двенадцати солдат гарнизона в городе с действующим военным положением иного наказания не предусматривает. Весь вопрос в том, кто ответит, кроме самих грабителей.

Кланы… даже само слово вошло в обиход сравнительно недавно — всего лишь около семидесяти лет назад, раньше они назывались родовыми союзами, и были их сотни, если не тысячи, по всей империи. Типичный пример — я и мое окружение, связанные между собой кроме дружбы еще и договорами о партнерстве и взаимопомощи. Но это не делает нас кланом, потому что сейчас клан — это не просто объединение людей и родов. Клан — это, прежде всего, налоговые льготы, приоритетный доступ к ресурсам, импорту, госзаказам, высшие должности в государстве и многое другое, не менее вкусное. Это реальная узаконенная мафия!

А взамен от тридцати восьми на сегодняшний день мафиозных семейств требуется лишь одно — верность тридцать девятому! Нехиленький расклад? Допускаются и даже поощряются интриги, игра на усиление или ослабление, грызня между собой, но верность — верность не обсуждается! Потому и не стало как таковых Алиевых и Болквадзе, а вовсе не потому, что какой-то школьник пожаловался на завуча!

В разыгранную сцену могли поверить только мои сопровождающие, да и то не все. Император выкатил сравнительно скромный список внеочередников на лечение, отдав все остальное на откуп руководству города, то есть мне и штабу. Мы постановили без затей: первые партии — в госпитали, детские и взрослые больницы в равных частях. При крайне коротком сроке годности лекарства увеличивать чью-то долю не имело смысла — медперсонал просто не справится с количеством инъекций. А по пути к Чирковым Рус просветил о цене вакцины на стихийно образовавшемся черном рынке, так вот, при сотне тысяч рублей за ампулу (да-да!) и притом, что за стандартную норму сдачи крови донору их давали всего десяток, глава клана князь Андрей Семенович Чирков и его внучка и наследница Василиса Чиркова как минимум понимали происхождение драгоценного груза в несколько сотен доз. Как максимум — они же налет и спланировали.

И теперь только от меня зависело, какое обвинение будет им предъявлено, и будет ли предъявлено вообще.

В кабинете я устроился на диване и приготовился к новому акту представления.

— Могу вам поклясться, я не знал, что задумал Вадим!

Отличное начало! Фраза — идеал дипломатии. Я тоже могу чем угодно поклясться, что не знаю всех замыслов своих людей! С иронией посмотрел на хозяина.

— Вакцины у меня нет!

А я, мысленно стоя в партере, отбил ладоши в овациях. Конечно, у тебя ее нет! За полтора часа, что прошло со времени налета, она должна была разлететься по домам нужных людей.

— Я вам верю, князь. Прискорбное событие! — Я ведь тоже нисколько не лгал. — Удивительно, на что становится способен человек в тяжелых обстоятельствах! Одни идут на подвиги, другие опускаются до низостей!

— Согласен. Но мне бы не хотелось, чтобы по поступку одного судили обо всех.

О! Наконец-то лед тронулся! Посмотрим, что он готов мне предложить.

— Его же теперь расстреляют по решению трибунала? Скажите, граф, а можно сделать это как-то… — от наглости сидящего передо мной мужчины у меня вновь закипела сдерживаемая злость, — …потише? — так и не нашел он удачного слова.

Это он что, на халяву соскочить пытается?!

Не понимает по-хорошему, придется по-плохому. Развернул «шарм» на весь кабинет.

— Я непременно передам вашу просьбу государю, доклад которому у меня состоится как раз, — посмотрел на часы, — через сорок минут. И когда Милославский и его менталисты выпотрошат вашего Вадима, — встал и навис над князем, — вам, я уверен, обязательно пойдут навстречу и прикажут навинтить глушители! Срок жизни вакцины — четыре часа. Из них два уже прошло, тратить время на ее поиски мы уже не будем. Позаботьтесь хотя бы, чтобы она дошла до адресатов в оставшийся промежуток, это, может быть, послужит смягчающим обстоятельством. Честь имею!

— Стойте! — настиг меня в дверях его окрик.

Вадим Плахов-Чирков умер по дороге в тюрьму от инфаркта. Бывает, происходит и с молодыми мужчинами. И все бы ничего, если бы не острый, полный разочарования взгляд все того же деятельного старшины в мой адрес, когда думал, что я его не замечу. Взял принципиального моряка на заметку, пообещав себе, что всеми правдами и неправдами заставлю его переменить мнение.

И вместо доклада императору — найдется кому, кроме меня, доложить! — свернул по проторенной дорожке в госпиталь проведать Метлу и вообще развеяться. Задумка удалась — к моему приезду как раз привезли целый расчет пожарных, попавших в огненную ловушку, на рефлексию времени не осталось. Выложился почти до донышка, но личное кладбище новыми могилами не пополнил. На нем и так крестов сегодня добавилось.

Чужой, неудобно сидящий мундир за неделю непрерывной носки порядком поистрепался, поэтому с удовольствием отдал его в чистку, переодевшись в свое. Те, кто работали в штабе, уже меня запомнили, а посторонним для соблюдения субординации вполне хватало полковничьей формы Олега, шагающего позади под ручку с женой.

Новое звание, с одобрения императора, я присвоил Олегу за участие в операции по уничтожению комплекса еще до известия о скоропалительной женитьбе пилота, так что повышение со статусом жены было не связано. Но, подозреваю, в скором времени в звездочках мы с ним сравняемся.

В тесном холле исследовательских лабораторий Гольдштейна сегодня было многолюдно. Источники присутствующих сияли силой ничуть не слабее, а кое-где даже намного ярче Земелиного. Все ясно, начали прибывать доноры. Это на весь Питер переболевших ветрянкой сильных одаренных едва набиралось два десятка с хвостиком, а по стране их гораздо больше обитало. Пробравшись сквозь небольшое столпотворение, взялся за ручку двери, ведущей в короткий коридорчик к помещениям охраны, временно приспособленным под нужды донорского пункта.

— Э! Малец! Осади!

Я даже не сразу понял, что это мне, успел привыкнуть, что генеральские погоны служат пропуском-«вездеходом».

— Эй! Тебе говорю! — Детина, развернувший меня за плечо, носил знак Юсуповых, хотя к главной семье не принадлежал, иначе мы были бы знакомы. Как назло, только сейчас заметил, что даже собственный герб на рукав не нацепил — так радовался возможности скинуть опостылевшую тряпку. Да где, блин, Олег-то отстал! Наверняка ведь с Ольгой в темном тамбуре опять целуется!

— Я здесь по поручению его величества!

— А мне плевать! Я здесь тоже не сам по себе!

Я не эмпат, но легко понял, что этот здоровенный мужик сейчас отчаянно трусит. Комплекс Грушина мы разгромили только вчера, и широко эту акцию пока еще не рекламировали, дожидаясь, пока не наладят работу телебашни. Все же по радио эффект не тот получается. И поэтому мужчине неоткуда было знать, что заразиться просто от хождения по улицам уже маловероятно. И если бы не его родовой знак, я постарался бы его успокоить, а вместо этого начал провоцировать конфликт:

— У меня нет времени с вами препираться! — Ничего оскорбительного в моих словах не было, но ведь взглядом и интонацией тоже можно многое показать. — Разрешите представиться, граф Васин Егор Николаевич, чрезвы…

— Да хоть императорская дочка! — криком взорвался мужик, наливаясь дурной кровью. — Хоть сам император!

Те, кто поумнее, начали пятиться от нас, освобождая пространство. А этот глупец продолжал держать меня за плечо, не догадываясь, что тем самым подписывает себе приговор.

— Вы имеете что-то против государя?

— Валентин! — попытался вклиниться в нашу ссору один из присутствующих, тоже с юсуповским знаком. — Валентин, прекрати!

— А что он может мне сделать? — не сдавался правдолюбец. — Оглянитесь! Где император и его люди? Где? Стране нужна новая сильная власть! И мы вскоре дадим ее!

— Я непременно передам отцу ваши слова, Валентин Станиславович, — раздался от входа холодный голос великой княжны.

— Ваше высочество… — шелестом прошелся по помещению шепоток. Присутствующие почти синхронно опустили головы в приветственном поклоне. Те, кто были в форме, секундой позже еще и отдали честь Олегу.

— Ваше превосходительство! — Ольге совсем необязательно было обращаться ко мне так, но она сделала это намеренно. — Прошу вас, не задерживайтесь, ваше время на вес золота.

Едва уловимо перемигнулся с великой княжной. Она как никто другой сейчас была заинтересована сбить спесь с Юсуповых, поэтому спуску за неосторожные слова Валентину не даст. Жаль, конечно, что до прямых оскорблений или драки я стычку не довел, за нападение на меня последствия бы гораздо серьезнее были, но и так хорошо получилось. И главное — за язык его никто не тянул, я только чуть-чуть снял тормоза, большего все равно не смог бы добиться без химии.

Со спокойным сердцем ушел к кровопийцам, оставив Ольгу размазывать Валентина. При таком количестве свидетелей, да еще и с Олегом за спиной, великой княжне ничего не грозило.

Появление Ольги на заработавшем телевидении произвело фурор! А после известия, что она, не имея иммунитета, прибыла в Петербург с первыми добровольцами! Инкогнито! Все же не зря я полночи провел в разговорах с императором и его советниками, разрабатывая концепцию пиар-акции.

Глупость, поданная как самоотверженность, затмила реальные подвиги многих простых людей. Кто вспоминал, что кронштадтские врачи и два батальона охраны, еще ничего не зная о болезни, пришли на помощь городу? Кто вспоминал, как команда пожарных, потеряв половину состава, до последнего вытаскивала людей из старенькой загоревшейся больницы? Кому был интересен обычный батюшка Евлампий из окраинной церкви, приютивший у себя дома пятьдесят разновозрастных детей, оставшихся без родителей?

Оказавшись под прицелом софитов студии, я снова и снова напоминал людям эти имена, но добился обратного эффекта: как же, скромняжка-симпатяжка губернатор! Как он мило смущается! Тьфу!

Впервые проделанная работа — а ведь это тоже был труд! — не принесла никакого удовольствия. Да, надо! Да, имидж! Но…

Тьфу, в общем!

И даже напиться мне было не с кем!

Олег и Ольга, так долго откладывавшие первую брачную ночь, под угрозой разрыва дружеских отношений смылись из штаба. Майор Гоголин, заступивший на смену Земеле, уже неплохо ориентировался в должности, чтобы не требовать контроля, но на роль собутыльника не тянул.

Борис, в силу своих особенностей, почти не пил, да и занят был все еще по горло. Шаман долечивался с женой и остальными «кистеневцами» на базе. Метла занимался тем же в госпитале. Бушарин… беспокоить профессора, чтобы позвать выпить… как-то не в тех мы отношениях с ним до сих пор.

Рус, пожалуй, не отказался бы мне составить компанию, но он тоже конкретно утомился за эти дни, не двужильный же!

Был бы я дома, позвал бы Вана, помянули бы Ли…

Что-то настроение у меня какое-то не такое…

А ведь радоваться должен!

Хоть что, хоть где, хоть как, а я уже войду в летописи как человек, отвоевавший столицу у эпидемии! Пусть сейчас расхваливают на все лады Ольгу, но и на нашу с Олегом долю славы хватит. Карантин пока установили на две недели, но это уже будут цветочки по сравнению с ягодками, валившимися вначале.

Что ж так в груди-то тянет?.. Не к добру!

Сквозь неплотно прикрытые двери донесся разговор адъютанта с кем-то, появившимся в приемной. Русский сменился французским, что меня заинтриговало. Кого нелегкая принесла?

— О! Господин Хун! Рад вас видеть!

Выпить китаец был не дурак. Шустовский премиум-коньяк из бара Сурадзе — а занятый Тутониным, а потом мной кабинет, как я узнал недавно, принадлежал министру обороны, — пошел на ура. По мере опустошения бутылки мой китайский совершенствовался, и уже через час мы понимали друг друга без малейшего труда.

— А ведь Хун — это древняя фамилия?

— Очень, первые упоминания относятся еще ко временам династии Мин. На протяжении веков наш род был связан с медициной, и могу с гордостью сказать, что семь последних императоров пользовались личными услугами моих предков. А мой старший брат служит придворным врачом нынешнего Сына Неба! Да продлят боги его царствование!

— Да продлят! — отсалютовал я снифтером. — Наш император тоже не останется в стороне. У верен, ваши заслуги будут высоко оценены!

— Ваше превосходительство!

— Можно просто Егор Николаевич.

— Егор Николаевич, — Хунли покатал на языке непривычный набор звуков, безбожно их коверкая, — я из-за этого к вам и пришел… Понимаете, я глубоко чту вашего императора. Но не сочтите за невежливость… — Он так старательно искал слова, что я волей-неволей стал вслушиваться более внимательно. — Я ни в коей мере не хочу вас обидеть. Но наши страны слишком давно соперничают, чтобы награда из рук вашего правителя…

— Наш орден вас скомпрометирует? — наконец-то понял я суть.

— Да! — облегченно выдохнул ученый. — Награда вашей империи сильно осложнит жизнь на родине мне и моим братьям. Особенно старшему. Найдутся завистники, начнутся шепотки… Я и сейчас-то смог приехать к вам только потому, что надо было отправить внушительную делегацию на свадьбу ее высочества.

— Да-а-а, проблема, — протянул я. — Его величество будет сильно огорчен.

— Мне очень жаль огорчать такого большого человека, но я надеюсь, он сможет великодушно простить несчастного подданного Поднебесной, смиренно просящего о снисхождении.

Представил, как бы мне усложнил жизнь орден Китая, и проникся. Хун Хунли вовремя озаботился проблемой: пока еще не были подписаны указы о награждении, отказ от благодарности не приведет к потере лица ни одной из сторон. Но отпускать совсем без награды?.. За недолгое общение я успел слегка изучить Гольдштейна, так он не назвал бы лекарство «Гольдхуном», если бы вклад иностранного коллеги не оказался столь высок. Скорее, он его еще и принизил. Мысленно произнес «Хунгольд»… одно другого не лучше! Но я уже решил, что ничего менять не буду: «Гольдхун» так «Гольдхун»! Все равно в аптеки вакцина не пойдет, а в рабочей документации необязательно благозвучное название.

— А если бы все это произошло у вас на родине? Не дай бог, конечно! — поспешил я исправить бестактность. — Чем бы ваш Сын Неба мог бы вас наградить?

— Орденом. Почетную должность мог бы предложить, — понял мои затруднения ученый. — Богатую жену мог бы сосватать, и даже, может быть, одаренную! — При этих словах китаец мечтательно прищурился, отчего его глаза стали совсем незаметны.

— А разве вы не женаты? — склонному к полноте собутыльнику могло быть и тридцать пять, и хорошо за сорок, но брачный возраст он явно давно перешагнул.

— Я вдовец. Увы! Даже при наличии лучшего врача в родне от такого никто не застрахован! Джиао и я… мы были обручены с детства и поженились очень рано. Нас предостерегали от детей, но кто же слушает старших в молодости! Джиао очень хотела маленького, а я так любил ее! Лучше бы любил меньше! Она умерла при родах, — закончил он печальный рассказ.

— Извините, не знал. Соболезную.

— Это было уже давно. Но даже наличие моей драгоценной супруги не помешало бы мне взять еще жену. У нас разрешено многоженство, разве вы не знали? И чем более уважаем человек, тем больше у него обычно жен.

— Да, не сообразил. Я ведь слышал о гаремах ваших императоров.

— О! За этот сад прекрасных цветков обязательно надо выпить!

Не стал сопротивляться.

— Простите, что лезу, может быть, не в свое дело, но ваш род, это ведь те самые Хуны? Крупнейшие производители лекарств?

Сразу два безумных плана выкристаллизовывались в моей почти не тронутой хмелем голове. Я кропотливо собирал сведения о центрах сил Китая, но до сих пор не связывал своего гостя с могущественным и многочисленным родом Хун — мало ли однофамильцев! Но если его брат — аналог покойного Бергена, то этот крепыш — один из трех братьев Хун, подмявших под себя почти половину фармацевтической промышленности Поднебесной. Типа Суриковых у нас. Там один годовой оборот сравнится с бюджетом не самой отсталой страны.

Пока китаец расхваливал семейный бизнес, я разлил остатки второй бутылки.

Сквозь стекло бокала посмотрел на собутыльника. По моим представлениям, полноват, но у них вроде бы за недостаток это не считается. Лицо?.. Типичное китайское, без видимых изъянов, а в мерилах их красоты я все равно ничего не понимаю. Здоровье вполне приличное. Умен. Богат. Как сам по себе, так и его семья. Вполне знатен: не принц, но по-нашему — дворянин из старого рода. Сам почти не одаренный, но от одаренной жены не отказался бы. Ни в чем порочащем не замечен. И самое главное, его семья с родом Лю никакими взаимоотношениями не связана, те на сельском хозяйстве специализируются. А по силе и влиянию у них примерное равенство.

— Господин Хун, а что вы думаете насчет сразу трех жен оптом?

Семь часов непрерывного спа творят чудеса — при пробуждении каждая клеточка организма пела. Хорошему настроению не мешал ни усилившийся за ночь ветер, ни хлещущий почти горизонтально дождь за окном.

Взамен надоевшего мундира Тутонина доставили пошитый персонально на меня. Открыл чехол и расхохотался: Борис, озаботившийся моим внешним видом, умудрился заказать снова парадный вместо повседневного. Видимо, решил, что так и надо. Но новый хотя бы сидел как влитой.

Вакцина производилась, люди начали выздоравливать. Чего еще желать?

— Олег, что за кислая мина? Ты у нас новобрачный или где? — прикололся я над озабоченным видом друга.

— Сейчас у тебя такая же станет!

— Ну давай, порть командиру день! Что там у нас еще плохое не происходило — высадка марсиан?

— Хуже. В Неве начала подниматься вода. Старожилы говорят — будет наводнение. По прогнозам — самое сильное за последние двадцать лет.

ИНТЕРЛЮДИЯ СЕДЬМАЯ

Договорившемуся с вором о незаметной доставке брата в Москву Егору и в голову не могло прийти, что весь путь тот проделает на тайной подлодке, оттого он и просчитался со временем дороги почти на сутки. На самом деле не все расстояние было пройдено под водой, но светить свои контакты перед начинающим пэгэбэшником Сорецкий не собирался, поэтому Дмитрий так ничего и не увидел, кроме тесного отсека. А после расставания с попутчиком Васильев еще ночь потратил на поиски известной ему конспиративной квартиры и подачу необходимого сигнала.

— Откуда у тебя это? — спросил Тихон Сергеевич, ознакомившись с собранными материалами. Но вопрос остался без ответа — Митька, двое суток не смыкавший глаз, только закончивший восстанавливаться после ранения, уже крепко спал с некрасиво открытым ртом, завалившись на угол дивана.

— Антон! — негромко позвал глава Приказа своего помощника, караулившего за дверью. А когда тот явился на зов, указал глазами на спящего парня. — Устрой его поудобнее. Приставь к нему пару человек на всякий случай, а то проснется, решит, что ему все померещилось…

Какие бы расхожие домыслы ни гуляли в народе, всесильным Милославский вовсе не был. И аресты некоторых фигур мог проводить только с позволения императора. И все, казалось бы, ясно, с такими доказательствами получить высочайшее одобрение не составляло сложности, да только Тихон Сергеевич отлично помнил, как несколько месяцев назад головой поручился за Лопухина. Ну не мог он всерьез подозревать Вовку-Головастика! Не того, с кем нюхал изысканные ароматы Парижской канализации, не того, с кем мок в туманах Альбиона, не того, с кем делил самые яркие двадцать лет жизни! Те самые, когда небо было голубее, а девушки — краше. А теперь из их небольшого выпуска и в живых-то только они с Володей и остались, всех остальных давно перемолола служба.

На краткий миг — очень-очень краткий — кольнула мысль, что Дмитрий Васильев мог не доехать до него, потеряться где-то в охваченном эпидемией городе… Но ее даже не потребовалось залавливать — настолько мимолетной она была. Ведь в чем долг дворянина? Служить Отечеству! А кто его представляет? Император и род!

Даже если это будет стоить кому-то старой плешивой головы…

Согнутая спина расправилась, а глаза сверкнули непреклонностью: он еще задаст очень много вопросов гаду, столько лет притворявшемуся другом и соратником-соперником.

— Это все? — спросил Константин, перевернув последний листок.

— Есть еще аудиозапись, государь. Желаете прослушать?

— Нет, расшифровку я прочел. Это не липа?

— Увы, но нет, ваше величество. Часть еще можно подделать, но все сразу… нет. К тому же кое-что отсюда знали только мы с ним.

— И как твоя голова, Тихон? На шею не давит?

— Прошение об отставке у меня с собой, государь.

— Ты предлагаешь мне лишиться в разгар кризиса сразу двух глав спецслужб?.. Умно!..

— Не я первый, не я последний, государь!

Император дернул щекой, выражая недовольство.

— Когда все закончится… Да, все правильно, не если, а когда… Представишь мне своего преемника. Я посмотрю, сработаюсь ли с ним.

От сердца отпустило. На полную реабилитацию в глазах босса Милославский не рассчитывал, но, зная, как нелегко Константин привыкает к новым лицам в окружении, как тщательно их подбирает, смотрины могли затянуться на месяцы, если не годы. То есть прямо сейчас в тираж его никто не списывал. И это было признаком максимального доверия в сложившейся ситуации.

Возможность вернуть хоть часть утраченных позиций появилась днем: голос Грушина Тихон Сергеевич различил бы и без подсказки в виде адреса звонившего. Почти тот же логический ряд занял у него даже меньше времени, чем у размышлявшего тремя часами позже Егора. И если именно его ведомство сейчас сработает как надо… Шанс затмил советнику разум, и он отдал приказы, не ставя в известность никого. Отчаянно понадеявшись, что самых толковых эпидемия не выбила.

Не срослось.

Каково это, когда тебе дважды за сутки утирают нос мальчишки?

Это… гордо! Значит, достойную смену вырастил.