– Милорд Тишон обмолвился, что он, как первый министр, отлично понимает, как устроено это королевство, – начал Каладиус. – Возможно, он действительно знает ответ на вопрос «как?», хотя и в этом у меня есть сомнения, но почему-то он не ответил на самый простой вопрос – зачем? Скажите, милорд, зачем нам война с Коррэем? Ведь это был ваш прожект, не так ли?

– Ответ на этот вопрос очевиден, мессир, – презрительно выпятив губу, ответил министр. – Полагаю, королевский советник должен быть достаточно умён, чтобы понимать подобные вещи.

– И всё-таки не сочтите за труд, поведайте мне об этом. Представьте на минутку, что я совершенно ничего в этом не смыслю.

– Охотно, мессир, – усмехнулся Тишон, не уточняя, что именно он сделает охотно – разъяснит ли очевидную вещь, или же представит, что великий маг ничего не смыслит буквально во всём. – Коррэй обладает целыми лесами уникальных корабельных сосен. Получив их в наше распоряжение, мы сможем диктовать свои условия таким морским державам как Кидуа, Саррасса или Палатий. Мы сумеем добиться существенных преференций в торговле с этими государствами и получить двойную выгоду.

– Всё это как раз вполне понятно, – отмахнулся Каладиус. – Но лишь до тех пор, пока не попытаешься подумать на один шаг дальше. Вполне возможно, первый министр королевства за всеми тяжкими государственными заботами не нашёл для этого свободной минуты, но у такого бездельника как я времени предостаточно, так что я как-то задумался об этом.

– Что вы имеете в виду, мессир? – поинтересовался король.

– А вы посудите сами, ваше величество. Представим на минутку, что Коррэй пал, и герцог Коррэйский преподносит нам свои мачтовые леса на золотом блюде. Что мы станем делать с ними дальше? Когда я в последний раз глядел на карту Паэтты, то не заметил, чтобы Латион омывали какие-либо моря. Сбывать лес Кидуе мы не сможем по вполне банальной причине – мы находимся с ней в состоянии войны. Да и было бы по меньшей мере непатриотично продавать врагу ресурсы, которые послужат могуществу его флота. Кстати говоря, ровно по тем же самым причинам мы не сможем сбывать лес в Палатий. Остаются Пунт и Саррасса. Но как доставить сотни длинных брёвен в такие дали? Даже если мы сплавим их вверх по Труону, император вряд ли обрадуется, если мы запрудим его главный торговый путь бесчисленными подводами. Сплавить лес вниз по Труону, чтобы потом доставить его в Пунт, тоже не выйдет, ведь палатийцы просто реквизируют его по дороге, и будут правы. Так что же мы будем делать с завоёванным лесом?

– А ведь это и правда очень хороший вопрос… – задумчиво протянул король, повернувшись к первому министру, бледная кожа которого внезапно пошла красными пятнами. – Только не говорите мне, Тишон, что вы не подумали об этом.

– Ваше величество, когда мы начинали войну, Кидуа являлась нейтральным государством…

– И по совместительству – торговым партнёром Коррэя, получающим дерево едва ли не даром, – подхватил Каладиус. – Действительно, как можно было догадаться, что дюк не захочет терять свою выгоду?

– Отношения с Кидуей можно будет наладить, как только мы закончим дела в Коррэе…

– Их пока ещё можно наладить сейчас, когда дела не зашли слишком далеко, но вряд ли позже они смирятся с потерей герцогства. У Кидуи, между прочим, хватает и собственных лесов. Да и что помешает им заниматься грабежом? К каждому дереву не приставишь легионера. Дюк понимает, что это мы, а не он находимся в уязвимом положении. Это мы потратили уйму средств, чтобы захватить ценный ресурс, тогда как по факту нам достанутся лишь непроходимые комариные дебри.

– Нужно смотреть дальше, чем сиюминутная ситуация, – продолжал оправдываться Тишон. – Отношения с Кидуей неизбежно наладятся, и мы получим богатый рынок сбыта в недалёком будущем. В данном случае это – не вопрос тактики, это вопрос стратегии.

– О, вы вновь щеголяете военными терминами, милорд? – едко усмехнулся Каладиус. – Что-то слишком уж часто вы пытаетесь примерять на себя камзол министра войны… Как тогда, когда вы, не поставив в известность принца Келдона, организовали эту авантюру с Коррэем, что поставило под удар всю его операцию на севере.

Каладиус говорил дерзко, но он знал, что делает. Симпатии короля и общественное мнение сейчас явно были на его стороне, и это нужно было использовать. Тишона нужно было поставить на место, а вместе с ним – и Анцидиуса. Нужно было расчистить себе плацдарм для будущих действий.

– То есть просиживание штанов в палатийских кабаках у нас теперь именуют операцией на севере? – попытался укусить в ответ Тишон.

– Иногда, – отрезал маг. – Однако же именно из-за вашего вмешательства в ход этой войны мой легион едва унёс ноги, потеряв множество людей. Возможно, я излишне резок, ваше величество, но я считаю, что во всём произошедшем виноват лишь ваш первый министр, а никак не принц Келдон, который сделал всё возможное, чтобы избежать катастрофы. Лишь бесталанный стратег может обрекать свою страну на войну на два фронта!

– В Палатие война была уже практически прекращена! – уже не сдерживаясь, воскликнул Тишон. – Принцу Келдону нужно было лишь приехать и поставить свою подпись на бумаге! Вместо чего он послал своих головорезов жечь города!

– Палатий плюнул и подтёрся вашим договором, милорд, что показывает, что вы столь же великий дипломат, как и военачальник. Мы с принцем Келдоном едва избежали гибели после покушения. Я знаю, вы повсюду распространяете слухи, что никакого покушения не было, но несколько весьма уважаемых людей могут свидетельствовать об этом. Хотя я и не понимаю, какие ещё требуются свидетельства помимо слова принца крови?

– Так или иначе, но планируя войну против Коррэя, я предполагал, что с Палатием к тому времени уже будет заключён мир, – скрипнув зубами, проговорил Тишон.

– Уж простите, милорд, что ради ваших грандиозных планов не позволили отравить себя, а затем отомстили за покушение на наследника королевского трона! – съязвил Каладиус.

– Должен отметить, что последнее было крайне недальновидным шагом.

– Может быть. Но тогда я был скорее солдатом, а не политиком.

– А теперь вы, стало быть, политик?..

– Едва ли. И, быть может, именно поэтому могу предложить достойный выход из ситуации.

– И каков он? – вмешался Тренгон, сполна насладившись схваткой.

– Позиции королевства заметно пошатнулись в последнее время. Чтобы восстановить их, нужна блистательная победа. Те войны, что мы в последнее время ведём с Палатием, являются жалкой пародией на войну. Они бессмысленны, а жертвы – напрасны. Все эти нелепые стычки – не более чем насмешка над нашими легионерами, которые, несмотря на этот фарс, погибают по-настоящему. Мы твердим о наследии Кидуанской империи, но сами больше похожи на дорийцев, что совершают набеги на Пунт лишь с целью грабежа.

Каладиус оглядел присутствующих, оценивая впечатление, которое он на них произвёл. Пока он видел в их лицах скорее недоумение.

– Будь я на месте вашего величества, я немедленно послал бы в Кинай своих лучших переговорщиков, чтобы они добились мира. Важно, чтобы княжество отказалось от поддержки Коррэя, для чего мы пообещаем оставить несчастных дровосеков в покое. Но куда важнее, чтобы Кидуа отказалась от союза с Палатием. Этого я постарался бы достичь любыми способами, любой ценой.

При этих словах Тишон заметно нахмурился, а при упоминании о способах и цене насупился и король. Но Каладиус продолжал, несмотря ни на что.

– Будущей весною я бы нанёс сокрушительный удар по Палатию. Это не должна быть одна из тех кукольных войн, которые Латион ведёт обычно. Это должна быть настоящая жёсткая война, подобная Войне трёх королей. Палатий станет просить о мире, после – умолять, но во имя всех жителей королевства, во имя всех легионеров я не внял бы этим мольбам и не остановился бы, пока не дошёл до Тавера. Лишь там, омочив свои ботфорты в водах Серого моря, я принял бы капитуляцию Палатия. И я сделал бы Палатий вассальным государством. Труон – весь целиком – принадлежал бы теперь только нам. И вот тогда можно было бы думать о других завоеваниях, имея гарантированный выход к морю.

– К чему подобная жестокость? – брезгливо скривился первый министр. – Вы, разумеется, правы, что Палатий сдастся быстро, потеряв поддержку Кидуи. К чему же пинать уже бесчувственное тело?

– Это – гуманная жестокость, милорд. Лучше один раз пролить много крови, чем десятилетиями проливать её пусть в меньших количествах, но впустую. В противостоянии с Палатием нужно поставить точку, и эта точка должна быть такой, чтобы никому не хотелось вновь превратить её в многоточие. Убив десятки тысяч, мы предотвратим смерть сотен тысяч людей. Вот почему эта жестокость необходима.

Каладиус перевёл дух и продолжил:

– Имея возможность сравнивать две войны, в которых я участвовал, ваше величество, я со всей уверенностью заявляю, что нынешняя война много хуже Войны трёх королей, хотя, казалось бы, они несопоставимы по уровню жестокости. Знаете, господа, что я наблюдал на протяжении всей предыдущей зимы, когда со Вторым легионом квартировал в Белли? Я видел, как свободные от дежурства офицеры, не говоря уж о простых легионерах, дружески распивали эль в компании местных горожан. Для них размылось само понятие врага. Каждый ли из них поднял бы меч на вчерашнего собутыльника в случае чего? Армия разлагается, потому что знает, что за короткой бесцельной кампанией последует столь же бесцельный мир. Это превращается в игру, и она была бы даже забавна, если бы за неё не нужно было платить кровью. Так быть не должно, потому что это – неправильно.

– Клянусь честью, вы правы, мессир! – хлопнул ладонью по столу король. – Мы превратили древнее благородное ремесло в балаган. Я правлю нашим королевством почти двадцать лет, и за это время прошло уже не меньше полдюжины… как вы там сказали?.. кукольных? Да, именно так – кукольных войн. А ведь я уже думал об этом раньше, клянусь вам! Мне кажется, что Палатий уже давным-давно нас не уважает. Они уверены, что нас можно купить пригоршней серебра. Когда наши легионы переступают границу, эти менялы, посмеиваясь, отсчитывают столбики монет, прикидывая, как бы не прогадать с контрибуцией и не дать слишком много!

– Всё именно так, ваше величество! – подтвердил маг. – Более того, многие торговцы и кабатчики ещё и подсчитывают в уме грядущие барыши, потирая руки от радости, если Латион пришлёт дополнительные легионы.

– Что ж, мессир, должен признать, вы отлично справляетесь с ролью советчика! – от былого раздражения короля Тренгона не осталось и следа. – Мы поступим именно так, как говорит мессир Каладиус, господа!

– Но… – начал было Тишон.

– Вы воспользовались вашей возможностью советовать, и вот что из этого вышло, Тишон! – строго оборвал его король. – Давайте дадим возможность мессиру Каладиусу. Это будет, по крайней мере, справедливо!

– Ещё я бы попросил ваше величество предоставить планирование будущей кампании министру войны, – вновь вклинился Каладиус. – Если вы доверяете мне, то доверьтесь и в этом. Ваш сын – способный полководец, и в войсках его любят. Он справится лучше кого бы то ни было.

– Вы больше не человек Келдона, мессир, – с неожиданной досадой бросил монарх. – Вы – мой человек.

– И именно поэтому я даю вам такой совет, – поклонился маг. – Более того, я приложу все усилия, чтобы примирить вас с сыном, ибо от ваших личных дрязг может пострадать всё государство.

– Что ж, – задумавшись на мгновение, рассмеялся вдруг Тренгон. – Быть может, мой отпрыск не такой уж и остолоп, коль уж за него ручаетесь вы. Кроме того, именно ему я обязан таким советником. Что ж, пусть будет так! Кампанию возглавит принц Келдон.

– Вы не будете разочарованы в своём решении, ваше величество! – заверил Каладиус. – А теперь поскорее высылайте переговорщиков в Кинай. Важно успеть до того, как всё зашло слишком далеко. И отзывайте из Коррэя принца Келдона. Хорошие дипломаты там сейчас будут более уместны, чем министр войны.

Видеть лицо Тишона в этот момент было для великого мага величайшим наслаждением. Всем присутствующим в комнате было очевидно, что власть при дворе меняется, и что этот странный древний старик с обожжённым лицом по крайней мере в ближайшем будущем будет тем, чьими устами станет сам король. Наверное, пока ещё никто всерьёз не верил, что Каладиус вскоре займёт место первого министра, но, с другой стороны, как показала недавняя стычка, это было и не нужно.

В чьих глазах действительно читался страх, смешанный с отчаяньем, так это в глазах Анцидиуса. Каладиус вот-вот должен был стать достаточно силён, чтобы отнять должность верховного мага, на что он имел полное право и по старшинству и, главное, по могуществу. И если Тишон пока ещё мог не переживать всерьёз за своё кресло, то диадема верховного мага, так приятно холодящая лоб, вот-вот могла покинуть голову Анцидиуса.

Каладиус наслаждался моментом, хотя и не мог отогнать от себя мысли о том, на что теперь могут решиться эти двое. Дойдут ли они до той степени отчаяния, когда решат, что единственным вариантом будет физическое устранение соперника? Трувиль предупреждал, что ему нужно быть очень осторожным и осмотрительным. Возможно, он, сам того не ведая, уже стоял, защемив хвост двух ядовитых змей подошвой своего сапога. Так или иначе, теперь ему всегда нужно быть начеку.

***

– Мессир, возможно ли, чтобы осенью было столько комарья? – едва пожав Каладиусу руку, воскликнул принц Келдон. – Клянусь печёнкой, я всерьёз опасался, что из меня высосут всю кровь!

Действительно на лице и тыльной стороне ладоней принца виднелось множество красноватых припухлых отметин и даже несколько струпьев в тех местах, где он расчесал кожу до крови, и это несмотря на то, что он покинул Коррэй несколько дней назад.

– Тем, кто живёт в этих богами проклятых лесах, нечего бояться наших легионов! Их уже ничем не испугать! Клянусь, я предпочёл бы жить на заднем дворе у Гурра, нежели там! Иной раз, особенно вечерами, я мечтал, чтобы милосердная стрела какого-нибудь коррэйца прекратила бы мои мучения!

– Полноте, ваше высочество, – усмехнулся Каладиус. – Вы слишком много времени и внимания уделили комарам, тогда как у нас есть дела поважнее. Я провёл всё детство в краях, в которых хватало и комаров, и мошек, и прочей мелкой дряни. Мы их даже не замечали.

– Легко вам говорить, мессир, – проворчал принц, слегка пристыженный. – А я вот, кажется, содрал с себя уже дюжину кож, словно какой-нибудь змей!

– Кстати, о змеях…

И Каладиус вкратце обрисовал ситуацию, которая сложилась при дворе за время отсутствия принца. Келдон был в полном восторге.

– Стало быть, вы всё-таки прижали их к стенке! – воскликнул он, машинально почёсывая старый комариный укус на щеке. – Воистину, мессир, я встретил вас под счастливой звездой! Эти двое положительно сговорились сжить меня со свету, и кабы не вы, я кончил бы свои дни где-нибудь в подвале под королевским замком, словно герой из дешёвой поэмки, или, того хуже – в том же Коррэе.

– Прижатые к стенке звери особенно агрессивны и опасны, – хмуро напомнил маг. – И господин Трувиль недвусмысленно намекнул мне, чтобы я тщательнее оберегал свою жизнь.

– Они не посмеют! – небрежно отмахнулся Келдон. – Подковёрные интриги – это их предел.

– Поверьте мне, друг мой, никто не знает истинных пределов необходимости…

– Полно, мессир, можно подумать, что вы боитесь!

– Страх – одно из главных благословений богов, ваше высочество. Он – наше главное оружие в борьбе за выживание. Не боятся лишь глупцы.

– Уверен, Трувиль проследит, чтобы всё было в порядке. Хотите, я поговорю с отцом, чтобы он выделил вам охрану из числа паладинов? Впрочем, лучше вам поговорить с ним самому – из нас двоих он прислушается к вам скорее.

– Я подумаю, – кивнул маг. – Что ж, довольно об этом. Я пенял вам, что вы слишком много говорите о комарах, но сам оказался не лучше. Вы уже знаете, для чего вы приехали?

– Да, и дьяволы меня разорви, если я понимаю, как вы этого добились! – воскликнул Келдон. – Я талдычил всё то же самое отцу полгода.

– Каждому – своё, ваше высочество, – улыбнулся Каладиус. – Зато вас больше любят комары.

– Это правда, – почёсываясь, ухмыльнулся принц. – Итак, нас ждёт война?

– Да, старая добрая война, а не те игры в гляделки, к которым вы привыкли. Палатий привык спесиво морщиться при нашем появлении, теперь же он содрогнётся.

– Не думал, что вы столь кровожадны, мессир, – усмехнулся Келдон.

– Дело не в жажде крови, ваше высочество. Дело в том, что когда война превращается в фарс, она теряет всякий смысл. Вам не хуже меня известно, каковы настроения в войсках. Часть идёт на войну как на прогулку – сменить обстановку и попробовать палатийских шлюх вместо латионских. Другая часть, уходя, обещает своим подружкам, что они вернутся к зиме. И никто не верит в то, что всё это – всерьёз. Разве только погибшие – вот для них всё по-настоящему. Если мы хотим вернуть людям имперское сознание – нужно приучить их к настоящей войне.

– Вы вознамерились возродить империю?

– Почему нет? Что удалось однажды – может удаться вновь. Но это – не вопрос ближайшего будущего. Создать империю – это лишь полдела. Опыт Древнейшей империи показал, что если нет имперского сознания, то империи рушатся столь же быстро, как и возводятся. Для начала научим жителей Латиона относиться к окружающим государствам как к вассалам, а там уж можно будет подумать об объединении.

– Мне кажется, для пущего успеха неплохо бы ещё научить жителей окружающих государств относиться к Латиону как к сеньору.

– Уж за этим дело не станет, если вы сделаете всё как должно, – глаза мага хищно сверкнули в глубоких глазницах.

– Хотел бы я знать, чем Палатий заслужил такое ваше отношение к нему… – задумчиво произнёс принц.

– О, дело вовсе не в этом! – отмахнулся Каладиус. – У меня нет никакого предубеждения в отношении Палатия! Я раньше не говорил этого, ваше высочество, но я и сам родился на юге Палатия. Впрочем, это было уже так давно, что перестало быть важным. Сейчас я считаю, что для противостояния Саррассе северным королевствам необходимо объединиться, и что сделать это может лишь Латион. Поэтому цена не столь важна, ведь цель оправдывает любую цену.

– То есть мы должны предстать перед палатийцами благодетелями, которые заботятся об их благе? – рассмеялся Келдон. – Этакими хирургами, отсекающими обе ноги ради того, чтобы сохранить жизнь?

– На данном этапе это необязательно. Важно убедить в этом наших граждан. Дети, что будут рождены в будущем году, с молоком матери должны впитать мысль о том, что все земли от Прианона до Серого моря, от Загадочного океана до Анурских гор – это наши земли. Но для начала мы соберём земли вдоль Труона, возьмём реку под полный контроль. Труон – это та нить, на которую мы нанижем наши жемчуга. Я даже придумал лозунг, который вскоре должен повторять даже последний крепостной, прозябающий у Симмерских болот. «Труон начинается в Латионе».

– Что это означает? – поморщился принц.

– Что Труон – это наша река, – твёрдо ответил Каладиус.

– Довольно странный лозунг… – с сомнением произнёс Келдон. – Так с первого раза и не поймёшь… Почему бы тогда не сказать просто: «Труон – наша река»?

– Потому что, уж извините, ваше высочество, но это – глупый лозунг.

– Не глупее тех людей, для которых он предназначен! – возразил принц. – А ваш, мессир, вышел больно мудрёным.

– Лозунг – это как знамя, ваше высочество. Он должен быть прекрасен и поэтичен. Вы же не вывесите вместо знамени кухонную скатерть или собственные портки? Лозунг должен завораживать. И кроме того, он не обязан быть понятным. Как правило, именно неясные лозунги вызывают меньше всего вопросов и больше всего восторгов. Напомните, каков девиз вашего рода?

– «Все вершины окажутся внизу».

– Почему бы не сказать просто: «Мы хотим быть выше всех»?

– Я понял, что вы имеете в виду, мессир, – улыбнулся Келдон. – Всякий раз я наступаю на одни и те же грабли! Давно уж пора понять, что один ваш ноготь на мизинце умнее меня, и перестать спорить с вами!

– О, не прибедняйтесь, ваше высочество! – растянул в ответ обожжённые губы маг. – Вы вполне стоите всех моих ногтей!

Всего каких-нибудь двадцать лет назад мальчик Олни лежал на чердаке своего дома, зарывшись в прелую солому и стараясь не слышать маминых стонов, доносящихся снизу, и вот теперь он говорил наследному принцу такие слова, за какие кого-либо другого угостили бы полусотней плетей. Но это ещё не предел! Пусть королевский род Тионитов выбрал себе самоуверенный девиз «Все вершины окажутся внизу»! Настанет день, когда их вершина для него покажется лишь точкой с той высоты, где окажется он!