– К вам господин первый министр, ваше величество, – распахивая дверь перед Каладиусом, объявил дворецкий.

Прошло четырнадцать лет с того памятного пира, когда великому магу был вручён мангиловый клинок, и за это время в королевстве случилось много перемен.

Во-первых, сам Каладиус, как мы уже поняли, сделался первым министром. Причём случилось это совершенно буднично, безо всяких схваток и интриг. Спустя несколько месяцев после победы над Палатием Тишон внезапно сильно заболел. Сперва думали, что это обычная зимняя простуда, но вскоре министр стал харкать кровью и окончательно слёг.

Он буквально сгорел, всего за каких-нибудь три-четыре недели. Уже после вскрытия выяснилось, что в его лёгких была громадная опухоль со множеством метастаз. Все тут же припомнили, как часто покашливал этот бледный, вечно потеющий человек, и стало ясно, что болезнь съедала его уже давно. Подозревал ли об этом сам Тишон – так и осталось неизвестным.

Как только стало ясно, что первому министру уже не выкарабкаться, король снял с него эту должность и, конечно же, вручил её Каладиусу. Получилось довольно неожиданно – все были убеждены в том, что советник короля сперва получит должность главного придворного мага, а уж затем – первого министра, но вышло всё наоборот. Более того, Каладиус словно бы отказался пока от притязаний на место Анцидиуса, что несколько сбавило градус напряжённости при дворе.

Но это была не единственная значимая перемена за четырнадцать лет. Король Тренгон пережил своего первого министра всего на два года. Казавшийся таким крепким и здоровым монарх умер во время очередной охоты. Когда его величество внезапно упал с лошади, все решили, что он по каким-то причинам не сумел удержаться в седле, поскольку в тот момент охотники летели вскачь, преследуя семейство косуль. Однако подскочившие мгновенно придворные и егеря увидели, что король лежит недвижим и с посинелым лицом.

У его королевского величества Тренгона Четвёртого случился апоплексический удар. Он умер мгновенно. Лекарь, который подбежал к королю спустя всего пару минут после падения, смог лишь констатировать смерть. Так совершенно внезапно для всех королём Латиона и лордом-протектором Палатия стал Келдон Первый. Далеко не все с воодушевлением восприняли это. Особенно скис, конечно же, Анцидиус, ведь все помнили о его постоянных стычках с наследником.

Предчувствие не подвело верховного мага – не прошло и месяца, как он был освобождён от своей должности и назначен почётным деканом и профессором Латионской Академии. А Каладиус стал, вероятно, первым в истории государства первым министром, совмещающим должность верховного мага, или же первым верховным магом, одновременно являющимся ещё и главным министром королевства.

Теперь, прежде чем вернуться в кабинет его величества, где король Келдон ожидал своего министра, необходимо вкратце рассказать о том, что происходило между Латионом и Палатием в опущенный нами период времени.

По названному выше титулу правителя Латиона читатель, должно быть, уже понял, что королевство установило официальный протекторат над северным соседом. На практике это означало, во-первых, то, что король Латиона утверждал кандидатуру короля Палатия, предложенную Палатой Гильдий. Он же мог в случае чего единолично отлучить короля от власти.

Также Латион весьма нескромно вмешивался во внутреннюю политику патронируемого государства, и, что особенно больно било по интересам Гильдий – в его торговлю. Палатийские купцы, по сути, превратились в обслугу Латиона. Именно Латион устанавливал торговые наценки, пошлины, налоги. Иногда он действовал ещё грубее, например, ограничивая торговлю палатийцев в тех сферах, где они могли теснить латионских купцов.

Палатийцы, едва ли не в убыток себе, перевозили товары из Латиона в Тавер, а оттуда – по всему миру. Не менее широким был и обратный поток – множество товаров стекалось в столицу королевства, при этом сами торговцы за это получали сущие гроши, поскольку наценки жёстко регулировались, особенно в отношении так называемой «внутренней торговли», то есть торговли между Палатием и Латионом.

Немного можно было наверстать упущенное на «внешней торговле», то есть торговле с другими государствами, но и здесь вмешивались вездесущие чиновники лорда-протектора, устанавливающие весьма жёсткие квоты, буквально душащие торговлю.

Палатийцы понимали, что превращаются, по сути, в колонию Латиона – именно колонию, а даже и не провинцию, поскольку, будь они провинцией, то имели бы надежды на хотя бы какое-то подобие равноправия. И всё больше было людей, которым всё это очень не нравилось.

Гильдии Палатия некоторое время пытались приспособиться к новым реалиям, но уже через несколько лет были вынуждены признать, что такой вот мир стоит им гораздо дороже любой из тех войн, которыми они обменивались с Латионом, за исключением, разве что, последней. Именно этот страх повторения подобного жестокого вторжения и удерживал пока ещё Палату Гильдий от радикальных шагов.

Однако около года назад Латион заключил с Кидуей соглашение, по которому позволил княжеству на льготных условиях вырубать мачтовые леса на северо-западе Палатия. Кидуа с радостью ухватилась за это предложение – доставлять лес морем было куда проще, чем тащить его из Коррэя. При этом даже те невеликие доходы, которые мог бы получить Палатий, переходили в казну Латиона, оставляя северное королевство ни с чем.

Именно это стало рубежом терпения Палаты Гильдий. Мало того, что кидуанцы взялись за дело с большим рвением, так что прибрежные леса полуострова Лионкай стали стремительно исчезать. Главная проблема была в том, что это был очередной шаг в сторону ограничения суверенитета Палатия. Королевство и так уже находилось по грудь в зыбком болоте, а вот теперь его окунули туда по самый подбородок. Направление, в котором двигалась политика Латиона в отношении Палатия было слишком понятно, чтобы ожидать каких-то позитивных перемен.

Так или иначе, но Гильдии наконец взбунтовались. Палата низвергла марионеточного короля, который, не глядя, подмахивал любые бумаги, что подавал ему специальный представитель латионского двора. Этому предшествовала довольно долгая подготовка, так что в нужный момент в Шинтане оказалось достаточно сил, чтобы противостоять расположенному там Второму легиону. Палатийцы, уставшие от несправедливого гнёта, вспомнили времена юности своего народа, когда им удалось разрушить Кидуанскую империю. Потеряв около сотни человек, легион был вынужден выбираться из города.

Годы кажущегося безграничным терпения палатийцев не пропали даром – Латион слишком привык к этой покорности, поэтому не держал слишком большие силы на территории, которую считал безвозвратно своей. Второй легион, не имея поддержки, с боями отступил к югу. Шинтан оказался во власти мятежников.

Сразу же Палата Гильдий объявила выборы нового короля. Все понимали, что на сей раз им нужен весьма харизматичный лидер, за которым пойдут тысячи жаждущих справедливости людей. Таковой нашёлся. Впервые за всю историю королевства Палатий, минувшую со времён Смутных дней, королевство возглавил не один из членов Палаты Гильдий, ибо там было много талантливых торговцев, но маловато великих полководцев.

Королём Палатия стал племянник одного из мятежных глав Гильдии горнодобытчиков по имени Акров. Это был немолодой уже человек лет сорока пяти. До оккупации он служил в палатийской армии и, благодаря удачному происхождению и личным талантам, дослужился уже до командира полка. После поражения он оставил военную службу, не желая служить завоевателям, и занялся торговлей, однако же в ней не преуспел.

Несмотря на это, личного состояния Акрова было достаточно, чтобы жить вполне безбедно. Более того, он, тоскуя по армии, организовал нечто вроде приюта для ветеранов. Любой солдат, потерявший в боях за королевство здоровье, мог рассчитывать на стол и нары. Это создало ему определённую репутацию в армейской среде, да и в простонародье его любили, почитая благодетелем. Известен он был и своей нелюбовью к Латиону, и если это поначалу скорее делало его персоной нон-грата, то с некоторых пор дружбы с ним стали искать и люди с довольно высоким положением.

И вот теперь под знамёна непризнанного короля Акрова стекались десятки тысяч недовольных политикой Латиона людей. Члены Гильдий вытрясли остатки монет из оскудевших за последние четырнадцать лет сундуков, что позволило мятежному Палатию вновь закупить достаточное количество наёмников. Все прекрасно понимали, что независимости придётся добиваться, её придётся вырывать из железных пальцев оккупантов.

Кажется теперь, после всех необходимых пояснений, мы вновь можем вернуться в небольшой кабинет дворца, в котором король Келдон часто устраивал совещания в узком кругу.

Каладиус вошёл в комнату прямо следом за дворецким, едва ли не наступая ему на пятки. Иной раз он вообще входил к монарху безо всякого доклада, поэтому не видел смысла особенно церемониться и теперь. Погрузневший и слегка обрюзгший Келдон, в плохо уложенных волосах которого уже было порядочно серебряных нитей, сидел за столом, уткнувшись локтями в карту и положив голову на ладони. Множество свечей, горящих в небольшом кабинетике, заметно нагревали воздух, так что не было нужды даже в камине, который едва тлел. Король любил, чтобы было много света.

С великим магом время обошлось не в пример лучше. Он по-прежнему был сухопар, и даже тощ, хотя это вполне успешно скрывалось широким кроем его одежд, но главное – ожоги на его лице побледнели и даже понемногу стали изглаживаться. Цвет лица был уже почти естественным и лишь сетка более светлых линий да небольшие шрамы пока ещё придавали ему сходство со смятым листом пергамента. Однако было ясно, что со временем эти шрамы исчезнут. Возможно, такого не случилось бы с простым смертным, но Каладиус был одним из самых выдающихся волшебников, поэтому его организм гораздо проще поддавался восстановлению.

– Киллим? – не спрашивая, а почти утверждая, произнёс маг.

Киллим – это было название деревушки в шести или семи милях южнее Шинтана. Именно там Второй легион пытался укрепиться до подхода основных сил. Уже пару дней название этого селения в латионском дворе произносилось чаще, чем название любого другого населённого пункта на Паэтте.

– Они отступили, – мрачно кивнул Келдон, не поднимая головы. – Плист сообщает, что у них потери до полутора тысяч человек с учётом того, что все раненые остались на поле боя.

Великий маг хорошо знал легата Плиста, преемника Понтса, который, как и было ему обещано, стал министром войны после воцарения Келдона, а теперь уже пару лет как пребывал на пенсии, счастливый и довольный жизнью. Легат Плист был во многом похож на своего предшественника – Второй легион был в фаворе у нового короля, так что во главе него не могло быть случайных людей. И поэтому Каладиус понимал, что легионеры сделали всё, что было в их силах. В конце концов, пять тысяч солдат не смогут противостоять пятидесятитысячной армии, будь они даже прославленными легионерами Второго.

– Когда Шестой и Тринадцатый будут на месте? – спросил Каладиус, имея в виду ещё два легиона, расквартированных на территории Палатия, хотя оба они располагались северо-западнее.

– Они на марше, и с ними сейчас сложно будет связаться. Что проку, если они будут продолжать двигаться к Киллиму? Второму они всё равно не помогут, но могут сами попасть в переделку.

– Мы отправили на север четыре легиона. Сейчас готовятся ещё три. К сожалению, мы испытываем нехватку судов. По реке удастся переправить от силы две-три когорты. Остальным придётся двигаться пешком.

– Три когорты уже могут стать отличной помощью для Второго. Плист сообщает, что его пытаются отсечь. Не менее двадцати тысяч идут ему наперерез. Надеюсь, у него хватит ума позабыть про гордость и драпать как можно скорее!

– Легат Плист однозначно не дурак, ваше величество. Однако же, нам необходимо предпринять решительные меры. На кону стоит слишком многое. Мы должны собрать все силы, что только доступны нам, и нанести ответный удар.

– Я отдал уже все соответствующие указания, мессир. Через десять дней у нас будет ещё шесть легионов. Кроме того, я отозвал три легиона от южных границ и ещё два легиона – от западных. До конца месяца мы сможем собрать до ста тысяч солдат.

– Надеюсь, до этого времени от наших легионов в Палатие ещё что-то останется… – проворчал маг. – Как я мог проглядеть подобное? Похоже, я превращаюсь в старого дурня…

– Полноте, мессир, здесь не только ваша вина! – поморщился Келдон. – Мы все слишком расслабились. Думали, что сможем бесконечно трясти Палатий за шкирку, выбивая из него серебро, а он станет покорно терпеть. И всё же каковы хитрецы! Такое ведь не провернёшь ни за день, ни даже за неделю. А все наши агенты даже ничего не заметили!

– И это я тоже отношу на свой счёт. Но скоро эти торгаши горько пожалеют о случившемся!

– Так вы жаждете мести, мессир? – вяло усмехнулся король.

– Я жажду возмездия, ваше величество. И на сей раз они не отделаются так просто. Мы должны сделать так, чтобы палатийцы навсегда потеряли интерес к мятежу.

– Вы предлагаете полномасштабное вторжение?

– Я предлагаю карательную операцию. На сей раз будет недостаточно только разгромить их армию и арестовать этого самозваного королька. Весь корень проблемы в том, что Гильдии никак не могут смириться со своей второстепенной ролью. Мы должны покарать всех – и тех, кто начал это, и тех, кто поддержал, и даже тех, кто не воспротивился.

– Не слишком ли это жестоко, мессир? – с явным сомнением в голосе спросил Келдон. – Вы же не предлагаете превратить Палатий в пустыню?

– Вовсе нет. Но, во всяком случае, каждый член Палаты должен понести персональную ответственность за случившееся. Мы сравняем с землёй их замки, сожжём деревни, казним представителей знати… Палатий должен понять, что мы не потерпим ни единого семени измены на этой земле. Нужно сделать так, чтобы народ сам выдавал нам бунтовщиков, чтобы учинял над ними самосуд. Чтобы из героев-освободителей они превратились в глазах черни в буревестников и бедоносцев.

– Но это же означает, что мы должны оккупировать всю страну! Для этого понадобятся сотни тысяч солдат!

– Все легионы, которые у нас есть, все, что числятся в резерве, мы отправим на север. По необходимости сформируем ещё несколько из добровольцев. Хороших солдат найти сложно, но хороших карателей – совсем нетрудно. В случае чего можно заключить договор с Кидуей – они с удовольствием оккупируют западное побережье.

– Хватит ли у нас средств на такое?.. – слегка ошеломлённый яростью великого мага, проговорил король.

– В конечном итоге всё оплатит Палатий, – отмахнулся Каладиус. – В случае чего – введём какой-нибудь новый налог. Никто и не обещал, что будет легко, но империя стоит любых затрат.

С какого-то момента идея восстановления империи стала для Каладиуса основополагающей. Он понимал, что до этого пока ещё далеко – даже Палатий всё ещё мнил себя независимым, а ведь кроме него был ещё и до сих пор непокорный запад. Однако он понимал также, что любой шаг, каким бы маленьким он не казался поначалу, в конце концов станет началом великого пути. Да, возможно, и даже весьма вероятно, что король Келдон не доживёт до возникновения Латионской империи; возможно, до этого не доживёт и его сын. Но Каладиус собирался жить долго, и мыслил на далёкую перспективу.

– Иногда ваша одержимость пугает, мессир, – покачав головой, произнёс Келдон. – Вы готовы потратить колоссальные средства, вы готовы бросить в бой сотни тысяч людей, вы готовы, наконец, потопить в крови целое королевство – и всё это ради идеи, которую многие вообще сочли бы несбыточной.

– Эта идея не была бы несбыточной, ваше величество, если бы хотя бы десятая часть жителей Латиона желала бы этого пусть даже вдесятеро меньше, чем я! Но покуда даже правитель отмахивается от неё…

– Разве я отмахиваюсь? – тут же возразил Келдон. – Я лишь сказал, что это пугает меня. Но ещё и завораживает. Я много лет назад решил, что во всём буду слушать вашего совета – не отступлю от этого и теперь. Действуйте, мессир, я заранее одобряю любые ваши шаги!

– Я не злоупотреблю вашим доверием, обещаю, – поклонился великий маг. – Завтра же я приготовлю план действий вам на утверждение. Думаю, мы изыщем средства для столь важного дела! Запомните этот день, ваше величество – он войдёт в историю как день, с которого начнётся Латионская империя!

***

На сей раз у Каладиуса не было ни желания, ни нужды мчаться на северный фронт – ему уже давно ничего и никому не нужно было доказывать. Он по-прежнему был самым сильным магом в Латионе – за минувшие четырнадцать лет так и не нашёлся никто, кто мог бы глядеть вглубь возмущения. Более того, обладая теперь неограниченными ресурсами, Каладиус сумел наконец постичь так долго сопротивляющуюся ему «Магию граней». Для этого пришлось подрядить в помощь сразу трёх профессоров Академии, весьма сведущих в геометрии, каждый из которых по-своему пытался втолковать могущественному ученику трудные места этой великой книги.

Но результат того стоил. Теперь Каладиус теоретически мог создать весьма мощные артефакты, которые преумножили бы его мощь многократно. Для этого не хватало пока ещё умения, но у великого мага были впереди годы, и даже, как ему хотелось надеяться, столетия, чтобы постичь это искусство.

В общем, несмотря на то, что его помощь на сей раз действительно была бы весьма уместна, и несмотря на то, что в этот раз вряд ли кто-то сумел бы удержать его в случае чего, Каладиус остался в Латионе. Он больше не был всего лишь советником короля. Теперь он был первым министром, и это накладывало на него определённые обязанности, тем более что замысел вторжения был просто грандиозен.

Каладиус не стал ожидать согласия Кидуи на совместную оккупацию – он был убеждён, что это случится. А пока он сделал всё возможное, чтобы как можно скорее собрать максимальное количество сил и нанести сокрушительный удар. На сей раз вместо одного направления удара их было сразу три.

Главные силы по-прежнему шли вдоль Труона, поскольку именно там предполагалось самое ожесточённое сопротивление. Отдельно были сформированы так называемые Западный и Восточный фронты. Восточный, самый малочисленный из всех, должен был наносить удары восточнее реки, постепенно продвигаясь к Анурским горам и серебряным рудникам, без которых Палатий вмиг лишился бы всех своих сил. Западный фронт должен был выходить к побережью Загадочного океана, где, как надеялся великий маг, он в какой-то момент сомкнётся с кидуанцами.

И на сей раз на всём протяжении фронта латионские легионы должны будут сеять смерть, потому что такова была цена империи – в этом у великого мага Каладиуса не было ни малейших сомнений.