Саррасса встретила легендарного мага соответственно его статусу. Несмотря на то, что в империи существовал собственный культ, он признавал существование Арионна и Асса, и среди имперцев особенно почиталось как раз ассианство. Поэтому совершенно неудивительно, что когда Каладиус в роскошном паланкине направлялся во дворец императора, многие жители Шатра, уже прознавшие, что за важный гость посетил их, падали ниц перед тем, кто считался живым воплощением Асса.

Великий маг принимал это спокойно, как должное. Он встречался с подобным даже в Латионе, хотя и гораздо реже. Здесь же, особенно среди простонародья, почитание Каладиуса превратилось едва ли не культ. Позже ему показали пару ассианских храмов в Шатре, где неподалёку от алтаря стояла грубо вырезанная из дерева статуя, изображающая Асшиани, или, в переводе с саррассанского, «Асса-гостя», как называли знаменитого волшебника здесь, в империи.

Несмотря на то, что сам Каладиус напускал на себя величественный и равнодушный вид, словно он действительно был аватаром Чёрного бога, он всё же отчасти был шокирован такой популярностью здесь, где он не бывал уже многие столетия. Но ещё больше он был неприятно поражён контрастом между подобным обожествлением черни и достаточно холодным приёмом со стороны императора и его окружения.

Здесь на Каладиуса смотрели скорее как на первого министра достаточно недружественного королевства, и ожидали в его приезде какого-то подвоха. И то, что он самолично приехал в империю, вызывало скорее беспокойство, нежели восторг. И уж подавно ни сам монарх, ни его советники не спешили видеть в великом маге бога. Именно поэтому император Кисиана был безупречно вежлив, но холоден и насторожен.

– Какой счастливой звезде обязан я визитом столь достопочтенного и великого человека как вы, мессир? – тон этих слов и близко не соответствовал их значению.

В Саррассе, конечно же, имелся собственный язык, но среди знати знание так называемого имперского языка, то есть языка Кидуанской империи, на котором теперь говорила вся Паэтта севернее саррассанских границ, считалось хорошим тоном. Поэтому Кисиана вполне хорошо изъяснялся на нём, и даже акцент его не мешал Каладиусу свободно понимать сказанное.

– Я посчитал трагическим упущением, ваше величество, что за последние пять столетий ни разу не побывал в вашей великой империи, с которой у меня связано столько добрых воспоминаний, – тон великого мага, напротив, был весьма тёплым и дружеским, хотя цена этой теплоте была и невелика. – И я поспешил исправить этот досадный промах.

– Для меня – величайшая честь принимать вас в моих чертогах, мессир, но всё же не могу не признать, что испытываю беспокойство по этому поводу. Надеюсь, вы не привезли дурные вести, мессир?

Саррассанцы славились своим умением плести многочасовые разговоры из вязи ничего не значащих слов, и то, что император Кисиана сразу же перешёл к делу, означало лишь степень его озабоченности и то, что он видит в этом визите какую-то политическую подоплёку. Можно было подумать, что опасается того, что латионские легионы уже стоят на границе.

– Никогда бы не подумал, что у меня здесь репутация буревестника, – придав лицу скорбное выражение, воскликнул Каладиус. – Прошу, ваше величество, поверьте, что я прибыл с исключительно мирными и дружескими намерениями. Более того, моя миссия заключается в том, чтобы ещё больше сблизить наши государства!

– И какова же ваша миссия, мессир? – поинтересовался император.

– Не думал я, ваше величество, что законы гостеприимства при саррассанском дворе настолько изменились за последнее время, – проговорил Каладиус. – И что гостя, утомлённого путешествием, станут подвергать допросам прежде, чем дадут ему отдых и пищу!

Хитрый маг, видя неприветливый приём, надеялся выиграть время. Он хотел, чтобы саррассанцы перестали относиться к нему с подозрительностью. Каладиус верил в свою харизматичность и надеялся очаровать императора. Судя по всему, для этого ему придётся провести при саррассанском дворе чуть больше времени, но это его не смущало.

– Простите, мессир, – спохватился Кисиана. – Я действительно повёл себя недостойно гостеприимного хозяина. Прошу, располагайте мною и моим домом! Сейчас же вас и ваших спутников накормят и проводят в ваши покои, а вечером мы устроим пир в вашу честь! Клянусь, таких яств, которые подают при моём дворе, вы не испробуете больше нигде!

Действительно, тут же слуги провели Каладиуса и его небольшую свиту в небольшой зал, где уже был накрыт стол, причём количество разнообразных блюд было таким, словно обещанный пир уже начался. Вероятно, его всё же накрыли заранее, когда ещё только стало известно о прибытии великого мага, потому что в противном случае Каладиусу пришлось бы поверить в джиннов из саррассанских сказок, что в мгновение ока исполняют любые желания.

Гости действительно были довольно голодны, поэтому тут же приступили к еде. Каладиус всегда любил хорошее вино, и здесь его было в изобилии, хотя саррассанские вина казались ему излишне терпкими. Но вот к гастрономии великий маг до сих пор был довольно равнодушен. Он, конечно, любил вкусно поесть, но никогда не думал, что кушанья способны доставлять столько же наслаждения, как и вино.

Здесь и сейчас для него словно открылся новый мир. На какой-то миг Каладиус позабыл обо всём кроме этих яств, названий которых он даже не знал. Вероятно, здесь всё-таки не обошлось без джиннов, ибо, по убеждению волшебника, не в силах человеческих было приготовить подобное. Впервые за очень и очень долгие годы, великий маг позавидовал кому-то. Счастлив тот монарх, у которого есть такой повар!

По блаженным лицам Ликатиуса и остальных было видно, что они испытывают сходные чувства. Неслыханное дело – Каладиус опасался пить вино, чтобы не смыть с нёба и языка восхитительное послевкусие. Именно в этот день он дал себе молчаливую клятву, что отныне сделает всё возможное, чтобы питаться не хуже императора Саррассы.

После почти божественного ужина, который, судя по всему, позиционировался Кисианой лишь как перекус перед пиром, слуги сопроводили гостей в их покои. И вновь унылые, мрачноватые интерьеры королевского дворца в Латионе были посрамлены этой почти вопящей роскошью, которая была бы омерзительно безвкусной, если бы не оказалась столь приятной при ближайшем рассмотрении. Эти перины, в которых можно было утонуть, словно в нежной нуге, эти ковры, которые, будто южные наложницы, ласкали стопы. Тончайшие полотнища занавесей пропускали дуновения ветерка, бродящего по вершине Койфара, но при этом приятно приглушали яркие солнечные лучи и не допускали внутрь насекомых.

Покои были шикарны во всех отношениях. На столике стояли небольшие серебряные колокольчики, и стоило лишь тронуть их, как на пороге вырастали слуги, готовые исполнить любое пожелание. Самые экзотические фрукты в каких-то неразумных количествах были разложены на многочисленных вазах и блюдах по всем комнатам, но при этом среди них не было ни одного, хотя бы даже слегка тронутого гниением или червём. Не говоря уж о вине – сердце такого знатока как Каладиус таяло при взгляде на шеренги бутылок, стоящие на мраморных полках. Все вина были сплошь саррассанские, но великий маг ни на секунду не сомневался, что стоит ему лишь попросить биррийского или клеанского – они будут доставлены ему незамедлительно.

– Да уж… – не скрывая восхищения, проговорил Каладиус. – Похоже, Арионну придётся здорово постараться, чтобы чем-то поразить душу императора в Белых Чертогах! Клянусь, в своё время я выбрал не то королевство!

– По мне тут чрезмерно жарко, – обмахивая лицо сложенным вдвое листом, пропыхтел Ликатиус.

– А по мне – в самый раз!

Действительно, на лысой голове волшебника не было заметно ни единой капельки пота. Ему нравилась такая температура – не опаляющий и одуряющий зной улиц, но сдержанная, словно обузданная жара этих комнат. Впрочем, в случае чего, стоило ему лишь коснуться колокольчика – и специальные слуги создали бы ему прохладу опахалами.

Даже пир здесь, в императорском дворце понравился Каладиусу больше тех, на которых он привык бывать. В Латионе во время пиров царил гомон, множество людей говорили одновременно, перекрикивали друг друга. Во дворце императора играла приятная музыка, а говорить мог лишь сам Кисиана или тот, кому он это дозволял. Закрыв глаза, можно было бы и вовсе забыть, что находишься в зале, полной людей.

Надо сказать, что с юности у Каладиуса остались не самые приятные впечатления от Саррассы. Она представлялась ему диким грязным местом, где царствуют жара и мухи. Конечно, там, у подножия Койфара так оно и было, но здесь, на самой вершине, во дворце императора, он словно находился в другом мире. Это была великолепная иллюстрация полюсов Сферы – чертоги Асса там, внизу, и царствие Арионна здесь.

Император Кисиана больше не повторил своей ошибки – словно извиняясь за свою первоначальную несдержанность, он теперь и вовсе не заводил разговора о мотивах, побудивших Каладиуса отправиться в столь дальнее путешествие. Волшебник, в свою очередь, пустил в ход всё своё обаяние, чтобы развеять тревоги саррассанского правителя относительно своего появления, и ему это, вроде бы, вполне удалось.

В Латионе привыкли считать саррассанцев этакими утончёнными дикарями, склонными к коварству и жестокости, и при этом не слишком-то образованными. Насколько Каладиус мог судить, это не вполне соответствовало действительности. Начать хотя бы с того, что редкий житель Латиона, если не считать торговцев, знал хотя бы десяток саррассанских слов, не говоря уж о возможности худо-бедно изъясняться на этом языке. Среди саррассанской знати, как мы уже говорили, подавляющее большинство достаточно хорошо владели обоими языками.

Да и сам император Кисиана был вполне начитанным человеком, общение с которым было как минимум не противно. При этом государь увлекался ещё и гончарным искусством, а также ткачеством, что казалось ещё удивительнее. Конечно, по меркам Латиона нравы в южной империи были куда более жёсткими, но всё же Каладиуса приятно удивили суждения императора о государственном управлении.

В общем, через несколько дней великий маг вполне уже освоился в Саррассе и получал истинное удовольствие от своего нахождения здесь. Более всего его, конечно, покорила императорская кухня, но и всё прочее тоже весьма радовало. Пожалуй, он вполне смог бы прожить тут целые десятилетия – по крайней мере до тех пор, покуда не помрёт главный дворцовый повар.

Но всё же Каладиус не забывал и о главной цели своего визита. Ему не терпелось получить доступ к архивам чернокнижников, и знаний этих он алкал даже больше, чем великолепных кушаний. Он уже успел познакомиться с магистром Ордена чернокнижников Саувалом. В отличие от выпускников Академии, чернокнижники, даже достигшие высокого ранга, не коверкали свои имена, прибавляя какие-то окончания или иные части. Это всегда был достаточно закрытый орден, члены которого не всегда спешили афишировать свою принадлежность к нему, в отличие от тщеславных северных магов.

Магистр Саувал был заинтригован знакомством с легендарным магом, но, несмотря на это, всегда держался немного настороженно, словно предугадывал, для чего Каладиус появился в Саррассе. Впрочем, возможно, это была просто черта его характера. Так или иначе, он старался максимально выведать у великого мага всю возможную информацию о его умениях работать с возмущением, при этом сам, прикрываясь ложной скромностью, рассказывал мало и неохотно.

Сам Каладиус до поры не показывал свой характер – он разыгрывал из себя этого старичка-добрячка, делая вид, будто совсем не замечает игры Саувала. Он с великим удовольствием рассказывал всё, что от него ждали, понимая, что не слишком-то рискует, ведь эти знания без его умений были практически бесполезны. Сложно сказать – купился ли на это многомудрый магистр, но, во всяком случае, он вполне охотно принимал великого мага в башне Кантакалла.

И вот наконец Каладиус решил, что время пришло. Это было на шестой день его пребывания в Шатре. На этот вечер Саувал пригласил его к себе, чтобы устроить небольшой ужин на двоих, так что лучшего времени придумать было бы сложно. Поболтав какое-то время о ничего не значащих пустяках и обсудив несколько сугубо научных вопросов, великий маг начал наступление.

– Знания вашего Ордена столь обширны, милый друг, что, признаться, меня немного терзает зависть, – с шутливой улыбкой заговорил он после каких-то очередных скупых пояснений Саувала. – Вы – словно мифический дракон, укрывший своим бронированным телом гору золота, чтобы никто не мог взять даже одной монетки.

– Что поделать, мессир, – в тон Каладиусу ответил магистр. – Многие из этих знаний слишком опасны, чтобы делать их всеобщим достоянием. Если они попадут в руки слабым духом магам, то могут принести много зла. Вы же знаете.

– Но не все же маги таковы, – возразил Каладиус, понимая, что речь идёт о некромантах. – Вы же понимаете, что меня нельзя назвать слабым духом.

– Это правда, мессир, – видя, какой оборот принимает разговор, магистр заметно занервничал. – Но, к сожалению, существует многовековая традиция, нарушить которую не властен даже я. Вы прекрасно знаете об этом, мессир.

– Забавно, потому что я сам – многовековое нарушение традиции, – усмехнулся маг. – Меня называют аномалией, а что есть аномалия, как не нарушение нормы? Я – не такой как все, мессир, и правила написаны не для меня.

– Вы так полагаете, мессир?

– Посудите сами, друг мой, если даже боги сделали для меня исключение, то почему бы так же не поступить и людям?

– Думаю, для каждого из нас боги в чём-то делают исключение, мессир. А если все – исключительные, то значит, что не исключителен никто.

– Полагаю, достаточно с нас упражнений в софистике, – холодно усмехнулся Каладиус. – Давайте поговорим прямо, мессир. Мне очень нужны сведения, которые, как я думаю, хранятся где-то в анналах вашего Ордена. Эти сведения нужны не только мне – возможно, благодаря им я смогу принести пользу человечеству. Если вы утверждаете, что я не могу воспользоваться вашими источниками, не будучи членом Ордена, тогда примите меня к себе! Согласитесь, что таких адептов у вас ещё не бывало!

– Это также невозможно, мессир, я сожалею, – покачал головой Саувал. – По нашим канонам стать членом Ордена может лишь саррассанский подданный. И за всю историю Ордена исключений не бывало, – поспешно добавил он, видя, что Каладиус вновь собирается напирать на свою исключительность. – А я не хочу быть тем, кто нарушит это незыблемое правило.

– Хорошо, – ни один мускул не дрогнул на лице Каладиуса, хотя лишь боги знают, каких сил ему это стоило. – Я уважаю вашу позицию, друг мой. И поэтому хочу обрадовать вас – вам не придётся ничего нарушать. Возможно, вам известно, что когда-то очень давно я около двух сотен лет прожил в Саррассе отшельником. Сомневаюсь, что среди ныне живущих подданных императора найдётся хотя бы десяток тех, кто могли бы заявить о том же. Неужели это не делает меня подданным империи?

– Подданство может даровать вам лишь его величество. Обратитесь к нему. Наверняка он не откажет вам, мессир.

– Наверняка, так оно и будет, – кивнул Каладиус, хотя у него были довольно серьёзные сомнения на сей счёт.

Естественно, этот разговор испортил остаток вечера, так что вскоре великий маг, распрощавшись, ушёл. На лице Саувала читалось вполне явное облегчение.

***

– Лишь один вопрос, мессир. Если вы примете подданство империи – останетесь ли вы здесь, дабы приносить пользу нашей стране? – император Кисиана строго и внимательно глядел на великого мага, не испытывая перед ним никакого суеверного страха.

– Я – первый министр и верховный маг Латиона, ваше величество. Посудите сами, могу ли я остаться?

– Но тогда для чего нам удовлетворять ваше ходатайство, мессир? Полагаю, вы, как государственный человек, должны понимать, что данный обмен будет неравноценным. Вы получите от нас столь желанные для вас знания нашего Ордена. Что же получим мы?

– Вы получите лояльного к империи человека, находящегося у власти в стране, с которой гораздо выгоднее сотрудничать, нежели ссориться, ваше величество. Орден получит доступ ко всем исследованиям, которые я провожу. Мы расширим квоты для имперских подданных в Академии.

– Всё это хорошо, но всё же нам представляется, что подданство должно подразумевать под собой нечто большее. Нетрудно предположить, чью сторону вы выберите в случае конфликта между нашими государствами, и тогда вы будете обладать рядом преимуществ, начиная от шпионажа, заканчивая применением тех знаний, что вы добудете в Ордене.

– Я не стану скрывать, ваше величество, что саррассанское подданство нужно мне лишь для вступления в Орден чернокнижников. И это всё не потребовалось бы, если бы не упрямство мессира Саувала. Однако же, я принимаю правила игры. Я обещаю вам, что у империи никогда не возникнут проблемы из-за того, что я стану её подданным. Скорее наоборот, я приложу все усилия для того, чтобы между нашими государствами всегда было взаимопонимание и мир. Более того, согласно указу императора Ликама, каждый, кто проживёт на территории империи больше пятнадцати лет, имеет право быть её подданным. Я прожил вдесятеро больше, ваше величество, а это значит, что могу претендовать на это.

– Указ императора Ликама был написан больше тысячи лет назад, вскоре после Смутных дней!

– Он так и не был отменён, ваше величество, я проверял!

– Но с момента, как вы покинули Саррассу, прошло уже около пятисот лет!

– Там ничего не было сказано о давности, ваше величество, – твёрдо возразил Каладиус. – Указ предельно краток и прост – каждый свободный человек, который прожил на территории Саррассанской империи более пятнадцати лет подряд, может претендовать на её подданство.

Лицо императора Кисианы покраснело – он не привык, чтобы с ним разговаривали подобным образом. Очевидно, что будь на месте Каладиуса кто-то другой, он давно уже испытал бы силу императорского гнева. Но перед этим человеком немного робел даже Кисиана. Он ощущал себя жуком-древоточцем на каменной плите, понимая, что ничего не может сделать с великим магом.

– Что ж, свободный человек вправе претендовать на это, – слегка дрожащим от гнева голосом заговорил он. – Но лишь император может даровать подданство, и последнее слово всегда остаётся за ним.

– Без сомнения, ваше величество, – теперь и Каладиус сбросил маску любезности и в голосе его зазвучал металл. – Но пусть император, прежде чем принять решение, взвесит все его возможные последствия.

– О каких последствиях вы говорите, мессир?

– Полное прекращение торговых отношений между нашими странами, – сухо перечислил маг. – Запрет для имперских подданных перевозить товары по Труону. Влияние на Кидую, Палатий, Пунт с целью присоединения к экономической блокаде. Да, Латион понесёт огромные убытки, но я без колебаний пойду на это! Ну а в крайнем случае – война. Пятьсот шестьдесят тысяч отборных легионеров плюс полсотни тысяч наёмников, которые Латион отправит на юг. Я знаю, что ваша армия не меньше нашей, и что она так же хорошо обучена. Что ж – наконец-то мы получим возможность как следует помериться силами!

– Вы готовы обречь на гибель десятки тысяч людей? – потрясённо воскликнул император.

– Что для меня их жизни, ваше величество? – презрительно ответил Каладиус. – За время, которое я живу на этой земле, умерли миллионы, а быть может – миллионы миллионов. Поверьте, их жизни для меня не значат ровным счётом ничего. У меня есть цель, и чтобы достичь её, сгодятся любые средства. Готов ли я обречь на гибель сотни тысяч людей? Готов! Весь вопрос в том – готовы ли вы, ваше величество?

– Но есть ли у вас вообще полномочия делать подобные заявления? Согласится ли с вашими словами король Латиона?

– Если вы думаете, ваше величество, что король Селедор сможет опротестовать какое-то из моих решений, то вы плохо разбираетесь в устройстве власти в Латионе, – произнёс Каладиус, и было совершенно ясно, что это – не пустая бравада.

Едва ли не впервые в жизни император Кисиана был прижат к стенке. Он ясно видел, что проклятый колдун не блефует – восьмисотлетний старик наверняка давно уже разучился уважать чужую жизнь. Несмотря на то, что многие на севере представляли саррассанцев безрассудными дикарями, с презрением относящимися к смерти и боли, император был не таким. Он понимал, что противостояние с Латионом может обойтись ему слишком дорого, даже если дело и не дойдёт до войны. Прекращение торговли означало бы разорение многих людей в империи, не говоря уж о том, что это больно ударило бы по бюджету.

– Что ж, мессир, вы не оставляете мне выбора, – со внезапной усталостью произнёс Кисиана. – К добру, или к худу, но я признаю за вами право подданства империи. Можете сообщить об этом мессиру Саувалу…

– Мне действительно жаль, государь, что я был вынужден сказать всё это. Клянусь вам, у вас не будет проблем из-за вашего решения. Напротив – я сделаю всё, что обещал, а может даже и больше.

Поклонившись, Каладиус направился к выходу.

– Я благословляю богов, мессир, что вы в своё время избрали Латион, – тихо произнёс ему вслед император. – Быть правителем рядом с вами – всё равно что не быть правителем вовсе…

Каладиус лишь усмехнулся в ответ, поклонился ещё раз и вышел.