Хандра и пресыщенность жизнью всё больше окутывали душу великого мага. На какое-то время он словно бы смирился с этим, и даже окунулся в них с каким-то мрачным саморазрушительным наслаждением. Он отринул все прошлые стремления и чаяния, словно захлопнул тяжёлую дверь. Все свои усилия теперь он тратил на поиски лучших поваров и лучшего вина, убеждая себя, что давно пора уже уйти на покой и пожить в блаженной отупелости оставшиеся годы. То, что ему осталось совсем недолго, Каладиус уже не сомневался.

Он давно позабыл год своего рождения, тем более что выдуманная им история собственного появления на свет задушила реальность, как сорная трава душит посевы. Однако даже по самым грубым подсчётам ему было никак не меньше пятисот пятидесяти лет. За всю историю человечества лишь единицы человеческих магов доживали до этих лет, да и то это было давно, в эпохи первых Рун, когда влияния Хаоса на мир было куда меньше, нежели сейчас. Так или иначе, но неумолимая сила, именуемая жизнью, всё быстрее тянула его к подножию Белого Моста, по пути сдирая с него остатки жизнелюбия, подобно ураганному ветру.

Каладиус отбросил всяческую суету – он больше не практиковался в магии, не интересовался государственными делами, да и вообще превратился в настоящего затворника. Он годами не видел людей, исключая одного единственного слугу, который невольно превратился в некого посредника между магом и миром.

Иногда великий маг задумывался о жизни и смерти, и всё больше осознавал, что короткая человеческая жизнь была величайшим благом, дарованным людям Первосоздателем. Впрочем, он жил слишком долго даже по лиррийским и гномьим меркам. Изредка его мысли возвращались к Дайтелле – величайшей магине последних тысячелетий. Она прожила на свете почти вчетверо больше него. И Каладиус содрогался, представляя, во что, должно быть, превратился её разум за это время.

Так прошло более пяти лет, но скорая смерть, вопреки предчувствиям, всё не приходила. И в какой-то момент великий маг понял, что просто превращается в замшелый камень, который может столетиями лежать в лесу. Более того, когда-то этот камень был частью великолепного замка, и замок этот мог бы гордиться своей славной историей, блистательными победами и мощью стен. Но вот он рухнул, останки его растёрли в пыль древесные коренья, и остался лишь этот нелепый камень, покрытый мхом. Деревенские детишки, залезая на него, даже не подозревают, что это за валун и откуда он взялся. И история величественного замка похоронена в веках.

Именно этого Каладиус не хотел больше всего – быть забытым. Сейчас всё то, что было сделано им ранее, казалось несущественным, неважным. Ему казалось, что даже сейчас, пока он ещё жив, и когда прошло всего несколько лет с момента его отшельничества, он уже забыт и останется в памяти людей лишь как персонаж глупых сказок на ночь.

Эта мысль ужалила великого мага так больно, что он заплакал бы, если бы за столетия его глаза не отучились плакать. И если ещё недавно казалось, что он смирился со смертью, то вдруг понял, что это не так. Смерть страшила его, но куда больше страшило забвение. Казалось невозможным, невероятным, что этот мир продолжит существовать после него, и даже не заметит, что его больше нет. Не будет ни скорби, ни ликования – будет лишь равнодушие неведения.

В этот день Каладиус впервые за несколько лет покинул свои покои. Слуги, внезапно встретив своего хозяина в коридорах, немели от ужаса. Некоторые даже бросались бежать, будто боялись, что он накажет их за то, что не скрылись вовремя с его глаз. Но великий маг этого даже не замечал. Облачившись в привычные одежды, он велел заложить карету и направился во дворец.

Король Бейгон, которому теперь было уже под пятьдесят, был типичным представителем поздней династии Пантатегов. Каладиус не знал в чём причина такого угасания династий – то ли время разжижало кровь, то ли частая необходимость вступать в брак с довольно близкими родственниками множила слабоумие, но сейчас Пантатеги представляли собой примерно то же, что видел великий маг на закате Тионитов. Король сменялся королём, но это был словно один и тот же человек – глупый, безвольный и капризный.

Бейгон был именно таким – тошнотворно недалёким, вечно скучающим вздорным старикашкой. Каладиус уже не помнил лица его отца, но, кажется, они были похожи как две капли воды и внешне, и по характеру. Скорее всего, таким же был и его дед. Да, кровь Пантатегов скисла и испортилась, поэтому либо должно было свершиться какое-то чудо, либо же они должны были повторить судьбу своих предшественников. Тиониты, кстати, продержались заметно дольше.

Впрочем, если план Каладиуса будет исполнен, то всё это будет уже неважно. А у великого мага не было причин полагать, что эти планы могут быть нарушены. Он не был человеком обстоятельств и редко подстраивался под них; скорее наоборот – он сам создавал обстоятельства и это они подстраивались под его нужды.

Есть лишь один способ наверняка закрепиться в памяти человечества – сделать нечто такое, чего не делал никто и никогда. Развоплощение предметов здесь не годилось, поскольку было непонятно для большинства людей. Во всём мире и во все времена люди понимали легко и без перевода лишь один язык – язык силы. Лишь показав, что ты сильнее всех других, можно застолбить себе место в истории. И самый действенный способ показать свою силу – это поставить всех на колени.

Каладиус задумал создание империи. Но на сей раз он не помышлял просто повторить Кидуанскую империю на новый лад, поскольку зритель всё равно на площадном представлении видит марионеток, а не кукловода. Нет, довольно этих безвольных кукол на троне! Довольно уже дёргать за нити, оставаясь в темноте! Пришла пора явить себя во всём величии! Каладиус хотел не просто создать империю – он замыслил стать императором.

Быть может через какое-то время, пусть даже для этого потребуются многие годы, но на Паэтте воздвигнется империя, способная противостоять Тондрону – империя Белых магов, коль уж эллорское государство прозвали империей Чёрных магов. И он, подобно мифическому Драонну, станет родоначальником великой династии. Пусть он уже не может иметь детей – в магии кровь играет второстепенную роль. Он найдёт и обучит преемника, который продолжит его дело.

Конечно, до поры он не собирался никого посвящать в эти планы, и уж тем более – короля Бейгона, к которому сейчас направлялся. Легионы не станут сражаться за колдовскую империю, им нужна старая добрая война за земли и власть. Собственно, сейчас это – именно то, что требовалось Каладиусу, поэтому-то он и направлялся к королю, чтобы принудить его к войне с Палатием. И это должна быть война вроде той, которую он вёл полтысячи лет назад – война кровавая и разрушительная.

За минувшие пять сотен лет мир стал мягче. Латион давно уже не участвовал в крупных конфликтах, да и небольшие приграничные стычки с тем же Палатием случались нечасто. Современных людей ужаснули бы подвиги легионов короля Келдона, ведь подобных жестоких столкновений не было уже на памяти многих поколений. Сейчас всё чаще вместо военных говорили дипломаты или торговцы. Однако Каладиус был родом из тех, лихих времён, и он вознамерился вернуть их во благо будущей империи, которой, как и всем империям во все времена, для рождения требовались обильные жертвы.

***

– Но для чего нам всё это? – недоумённо вопрошал король, к которому великий маг ввалился прямо во время сеанса массажа.

Каладиус, появившись во дворце, произвёл настоящий фурор. Наверное, лишь Чёрный Асс, явившись в своём облике Василиска, мог бы сильнее обескуражить дворцовых обитателей. Память придворного коротка, словно у певчей птички, и за минувшие пять с лишним лет большинство из них прочно позабыли мрачного колдуна, который и до того почти не жаловал двор своими посещениями. И вот теперь он вдруг объявился, словно гром среди ясного неба, и в его мрачном облике искушённые царедворцы читали предзнаменования будущих бед.

Как уже было сказано, Бейгон Третий, король Латиона, наслаждался массажем. Немолодое дряблое тело было источником множества различных болей, которые дотошный медикус с удовольствием классифицировал бы по степени и местоположению, поэтому подобную процедуру его величество проходил ежедневно, зачастую предпочитая общество массажиста государственным делам.

Однако сегодня он был вынужден изменить своим привычкам. Внезапное появление первого министра, так благополучно забытого ранее, не сулило ничего доброго. Неохотно отослав массажиста, разминавшего вечно нывшую шею, король, обмотавшись шёлковым покрывалом, с опаской приблизился к волшебнику.

Каладиус не стал тратить время на светскую болтовню – он презирал короля, и не особенно скрывал это. Так что он сразу же объявил, что хочет начать войну с Палатием, направленную на оккупацию его территорий.

– Палатий владеет несколькими крупными колониями по добыче мангила, – пояснил великий маг. – Если мы хотим оставаться ведущим королевством на Паэтте, мы должны развивать магию, а это невозможно без значительных запасов мангила. Поскольку магическое искусство у нас будет развиваться, то потребности в металле будут возрастать. Мы же практически не добываем его самостоятельно, закупая втридорога у Кидуи и Палатия. Получив выход к Загадочному океану вместе с крупными портами вроде Шайтры, а также завладев палатийскими колониями на Эллоре, мы многократно увеличим добычу мангила, что даст нам решающее преимущество над другими странами. После этого можно будет начать войну с Кидуей. В конце концов мы создадим империю, которая сможет потягаться с Саррассой. А там однажды подомнём и её!

Король Бейгон оказался в весьма неприятной ситуации – ему крайне не хотелось влезать в эту авантюру, но и отказать Каладиусу он боялся.

– Этот вопрос я не могу решить в одиночку, мессир, – ухватился он за спасительную соломину. – Необходимо собрать Совет и обсудить – насколько Латион готов к подобной войне.

– Обсудить? – насмешливо воскликнул маг. – Выслушать этих дармоедов о плохом состоянии дорог, недоукомплектованности легионов, малых запасах зерна? Все эти люди – чиновники, ваше величество! У них отсутствует стратегическое мышление, у них отсутствует дерзость, присущая лишь тому, кто по праву может считать себя властелином. Они будут считать медяки, они будут трястись из-за срыва торговых отношений, они будут переживать за собственные доходы… Вы – король, ваше величество! Вы – единственный господин этих земель! Кто, как не вы, можете принять такое решение? Припоминаю, что лет этак пятьсот назад, во время великой войны с Палатием, король Келдон не собирал никаких советов. Он умел глядеть далеко вперёд, и у него было достаточно воли, чтобы поднять под копьё двести тысяч легионеров, и отправить их на север! Вы знаете, ваше величество, чем это закончилось? Палатий пал на колени перед нами и признал наш сеньорат! Да, сейчас в это трудно поверить, но когда-то Палатий был всего лишь нашей колонией! Так что не говорите мне, что это невозможно, потому что я сам был свидетелем обратного!

Каладиус подошёл к королю почти вплотную, он напирал на него почти физически, лишая его возможности отступить. Жирный рыхлый монарх с бледной, покрытой красными точками, кожей, стушевался перед этим худощавым стариком в тёмных одеждах. А уж взгляд великого мага не под силу было выдержать и куда более смелым людям.

– Но неужели и впрямь это так необходимо?.. – пролепетал он.

– Ваше величество, как вы думаете, я нарушил бы свой обет затворничества, я примчался бы во дворец, если бы это не было необходимо? Я заглянул в будущее, ваше величество, и оно было прекрасно! Поверьте, нас ждёт успех!

Говоря эти слова, Каладиус так близко склонил своё лицо к лицу короля, что между ними осталось каких-нибудь пять дюймов. Он, словно Василиск, которым его считали некоторые ассианцы, гипнотизировал Бейгона своим немигающим взглядом. И король не посмел отвести глаз. Его воля была окончательно подавлена.

– Хорошо, мессир, – выдохнул он. – Я велю начать подготовку…

– Мы должны уложиться в две недели, – строго произнёс Каладиус. – Я хочу, чтобы не позднее, чем через две недели наши легионы ступили бы на палатийскую землю! Если у Совета возникнут вопросы – отправляйте их ко мне! Более того, ваше величество, я сразу хочу заявить, что лично отправлюсь эту на войну!

***

Если у Совета и возникали вопросы, их предпочитали не озвучивать. Во всяком случае, к Каладиусу никто не подошёл. Уже на следующий день была объявлена всеобщая мобилизация, началось спешное доформирование легионов, а также переброска их к северу. Дабы не тратить лишние слова на препирательства, великий маг приказал арестовать палатийского посла и всю его свиту. Он не собирался церемониться с Палатием и следовать каким-то нелепым кодексам чести – главным для него сейчас была эффективность. Время для начала кампании было не слишком удачное, поскольку уже наступило лето и у них оставалось меньше трёх месяцев до того, как дороги на севере станут непролазны, поэтому Каладиус надеялся как можно скорее завершить оккупацию, а для этого внезапность подходила как нельзя лучше.

Признаться, великий маг даже не задумывался о том, какое количество жертв повлечёт за собой его авантюра. Если для ускорения разгрома врага потребуется увеличить собственные потери, он, не задумываясь, сделает это. Человеческая жизнь так коротка, что лишние десять-двадцать лет ничего не значат. По крайней мере, для Каладиуса. Для него двадцать лет были лишь кратким мигом, тогда как для тех несчастных, что полягут ради него, это было доброй половиной жизни.

Вторжение началось в двадцать четвёртый день месяца дистрития 1491 года руны Кветь. Больше ста тысяч латионских легионеров вторглись в Палатий примерно в сорока пяти милях восточнее границы с Коррэем. И почти сразу же Каладиус, который, как и обещал, находился в авангарде и, по сути, определял стратегию войны, оставив полководцам лишь тактику, приказал поворачивать на запад, к побережью.

На этот раз великий маг решил действовать иначе, чем в прошлый раз. Недостаточно просто покорить столицу, чтобы можно было с полным правом назвать королевство своим. Поэтому он решил сделать Палатий латионским фактически, чтобы затем осталось лишь признать этот факт юридически. По замыслу Каладиуса в эту кампанию армия Латиона должна была отсечь весь запад Палатия – от полуострова Дарна до полуострова Лионкай. Затем нужно было закрепиться на побережье и превратить его в один из плацдармов для наступления в следующую летнюю кампанию.

На сей раз Каладиус не думал, что войну можно закончить в течение одного лета, поскольку громадные палатийские пространства не покрыть за столь короткий период. В течение двух лет, если всё пойдёт как нужно, можно будет оккупировать территории западнее Труона, и тогда уж война, фактически будет окончена. Именно на западе была сосредоточена экономическая мощь королевства, и с потерей его восток Палатия не сможет стать уже серьёзным очагом сопротивления.

Сейчас в войну вступила лишь так называемая Первая ударная армия. Её задача – уничтожение обороны противника, а также физическое уничтожение его невеликой армии. Следом за Первой армией вскоре должна будет выступить Вторая, пока ещё только формирующаяся. Это уже будет оккупационный корпус, задачей которого станет установление латионского владычества на завоёванных территориях.

Сам Каладиус сейчас чувствовал великое воодушевление. Он словно стряхнул с себя липкую паутину, которой был окутан долгое время. Кажется, именно этого ему всё время и не хватало – дневных переходов, осад городов, во время которых он, тряхнув стариной, опять брал на себя задачу взлома оборонных сооружений. Накопленных за пять столетий знаний и опыта хватало теперь, чтобы не просто развоплощать небольшую часть ворот, а мощным ударом, в котором сплетались стихийная магия и воздействие на структуру возмущения, буквально сносить их, словно гигантским тараном.

Каладиуса теперь поддерживало целое подразделение магов, которые буквально накачивали его силой, позволяющей сминать любую магическую защиту. Он действительно сейчас как никогда был похож на Асса-разрушителя, и это ему нравилось. Великому магу беспрекословно подчинялись все командующие, начиная от министра войны, иногда посещавшего армию, благоговея перед его могуществом и кажущейся мудростью.

Каладиус же на самом деле был несколько растерян, хотя не признавался в этом даже себе самому. Он никогда прежде не возглавлял армий, и очень быстро столкнулся с тем, что армии не всегда могут следовать за его пальцем по карте. Пресловутое армейское снабжение, рельеф местности, который не могла передать ни одна карта, капризы погоды, да и даже простая человеческая усталость. Поэтому представляемое им триумфальное шествие закончилось, не начавшись.

Под моросящим дождём латионская армия продвигалась к побережью, даже не встречая особенно сильного противодействия, но всё равно достаточно медленно. Возможно, нынешние легионеры были менее выносливыми и расторопными, чем во времена его юности, но всё же великий маг подозревал, что здесь сказываются и его непрофессионализм как командующего, и торопливость при подготовке кампании.

Первой значимой целью, которую поставил Каладиус, был порт Шайтра, расположенный на оконечности Дарны. Изначально он планировал, захватив порт и некоторую часть палатийского флота, отправить экспедиционный корпус в Эллор, дабы взять контроль над палатийскими колониями. К счастью, более опытные в военном деле люди в штабе сумели объяснить ему бесперспективность данной авантюры, однако же планы по взятию Шайтры остались неизменными.

По палатийским меркам Шайтра была вполне крупным городом, имеющим неплохие перспективы к обороне. И именно здесь Каладиус впервые опробовал в полевых условиях свои способности по синергии двух направлений магии – стихийной и «нутряной», как прежде, бывало, называл это направление его покойный приятель Ликатиус.

Благодаря вмешательству в структуру возмущения, возникающий эффект был почти непоглощаем классическими магическими заслонами, а основа из старой доброй стихийной магии приводила к тому, что при всей сокрушительной мощи этого эффекта Каладиус тратил сравнительно немного сил. Крепкие массивные ворота Шайтры разлетелись в щепы от первого же удара. Конечно, защитникам города удавалось ещё какое-то время удерживать пролом, но всё же падение его было неизбежно.

Бои на городских улицах были ещё менее продолжительными, но куда более драматичными и кровопролитными. Легионеры не слишком-то церемонились с населением, особенно с мужчинами. Городской гарнизон оказывал неорганизованное сопротивление, образовав несколько очагов, главный из которых был у дворца бургомистра. Но в уличных боях маги уже не участвовали – слишком велик был риск получить стрелу между лопаток.

В результате город капитулировал на исходе четвёртого дня обороны. Латион потерял при штурме около четырёхсот человек убитыми и порядка пятисот – ранеными. Потери палатийцев были в несколько раз выше. Вся эта кровь пролилась на алтарь создаваемой Каладиусом империи, чтобы вскормить этого вечно голодного бога. Великого мага не остановили бы никакие потери, никакое горе всех этих людишек, годных лишь на то, чтобы умирать на полях сражений или растить хлеб.

Войдя в покорённый город, Каладиус испытал миг триумфа. В этом дыме пожарищ, в этих пятнах крови на мостовой, в этих искажённых ужасом и болью лицах он видел рассвет великого государства магов, в котором он станет единственным властелином. Кто знает, может быть однажды он сможет бросить вызов самому Гурру!