Утром 12 июня пришла из Венизи Алиса и от своего имени и от имени мадам Жако поздравила нас с успехом.

– Разбито более десяти вагонов (при проверке оказалось четыре. – Прим. авт.). Все танки и орудия сорвались и лежат опрокинутые на путях. Танки и орудия первых вагонов разбиты. Среди сопровождающих много убитых и раненых. Я только что приехала из Парижа, где докладывала военному руководству о положении в вашем отряде. Со мной приехал ответственный за пятый район товарищ Мариус. Сегодня мы с Валерием должны встретиться с ним. Алёша останется в отряде, поскольку после акции на железной дороге возможны карательные экспедиции немцев.

Алиса подсказала пути отхода в случае внезапного нападения карателей. Я принял все указания за чистую монету и после ухода Алисы и Валерия расставил на ночь посты и регулярно сам проверял их.

Какой же я был наивный! Я и не догадывался, что Алиса знала о решении военного командования о том, что Мариус, заручившись мнением руководителя интернациональных партизан югославского генерала Илича (псевдоним – Луи, позже он станет послом Югославии во Франции. – Прим. авт.), начнет радикальную чистку отряда с физическим устранением людей, разлагающих его. Она знала, что потом этот вопрос будет обсуждаться в высших инстанциях, в том числе в советских учреждениях. И неизвестно, куда в будущем подует ветер. Поэтому она решила вывести из-под возможного будущего удара Валерия и себя. «Козлом отпущения» должен был стать я. А я верил каждому её слову и точно выполнял все указания.

Валерий и Алиса вернулись под утро. Отозвав меня в сторону, Алиса сказала, что Мариус приказал разыскать группу, с которой мы расстались, и всех задержать. Он сам прибудет вместе с командиром отряда «Франс д’абор» и представителями деревень, которые пострадали от грабежей. Это будут судьи. Суд состоится на месте.

– Поскольку Мариус поручил мне и Валерию сегодня связаться с местным руководством французских внутренних войск, – продолжала Алиса, – мы не сможем быть здесь, и руководство по розыску группы Фёдора – Габриэля возлагается на тебя. Думаю, ты с честью выполнишь это задание. На суде, если тебя спросят, рассказывай всё, что вы с Валерием изложили в рапорте.

Валерий молчал. Было ли ему стыдно или нет? Вероятно, нет, его крестьянская психология защищала его от стыда. Своя рубашка ближе к телу. А я, дурак, опять ничего не понял! Не догадался, что будет на суде и почему уходят Валерий и Алиса. Не смекнул и позже, когда Валерий мне сказал: «Если Фёдора расстреляют, возьми его часы для меня». Мне была неприятна жадность Валерия, но я считал казнь Фёдора нормальным исходом и потому не обратил внимания на это поручение. А надо было задать Валерию вопрос: откуда он знает, что Фёдора могут расстрелять? Я не понял, что ему уже известны имена будущих жертв казни; не понял, что он участвовал в обсуждении кандидатов на тот свет, а позже не понял, что это он выгородил своего напарника Ивана Недвигу. Почему я не понял хитрой уловки Алисы? Потому что, как и сегодня, был уверен в правильности решения о казни людей, которые предали и разложили отряд, а также потому, что я во всем верил Алисе, и, наконец, потому что мы с Валерием поклялись быть друзьями и держаться друг друга в боях.

Наивняк и фанатик!

Хотя их хитрость не имела последствий даже на допросах в КГБ, после встречи с Алисой и Валерием в 1963 году у меня открылись глаза на их подлость по отношению ко мне. Окончательно меня убедил в этом Мариус. Но к этому я вернусь позже.

…Я разбудил всех ребят, и Алиса рассказала, какая задача стоит перед нами. Решили проводить Алису и Валерия, шедших на свидание с руководством французских внутренних войск нашего района, а вечером двинуться на поиск.

Группу мы нашли в районе лесного ручья. Они разлеглись на брезенте, кругом валялись пустые бутылки из-под вина и спирта, объедки. Ни часовых, ни охраны. Бери голыми руками. Когда мы подошли, они проснулись. Мы поздоровались, и я тут же послал Гришу в Монтиньи, где у мэра нас дожидался Мариус.

Вся группа сидела нахохлившись, молча. У Габриэля, Григория-калужанина и ворюги лица были опухшие. Вид Фёдора ужасен – похудевшее лицо было синим, как у вурдалака, и его «украшал» чирей на щеке. Фёдор громко кашлял. Место, выбранное для стоянки, было сырое, болотистое, и Фёдор, не пивший спиртного, сильно простудился. Остальные лечились спиртом. Все были на месте: Фёдор, Габриэль, Григорий, Иван, Яков, ворюга – они молчали и мы тоже.

– Что будете делать? – прервал молчание Габриэль. Видно было, что он начал волноваться.

– Сейчас прибудет Мариус, он скажет, что делать, – ответил я.

Мариус в сопровождении мэров Монтиньи, Жюсе́ и командира отряда «Франс д’абор» действительно скоро появился.

Поздоровался и начал говорить о том, что командование многого ожидало от отряда имени Парижской Коммуны, но на деле получилось иначе. Одна группа действительно воюет с фашистами, а другая занялась грабежами и пьянством.

– Я привёл с собой, – продолжал он, – мэров деревень, в которых совершались грабежи, и командира французского отряда. Поскольку грабежи совершены на французской земле, то и суд будет французский. Сейчас война, мы солдаты, – сказал он, – официального суда не может быть в условиях оккупации, да он и не нужен в войну. Будет судить военный трибунал в составе меня как председателя, а также мэра Жюсе, мэра Монтиньи и командира французского партизанского отряда. Суд будет по законам военного времени.

Вопрос ко всем русским. Кто ушёл с группой Валерия из этого леса, взяв всё оружие?

Подняли руки все пришедшие.

– Отойдите влево, – скомандовал Мариус.

– Кто принимал участие в грабежах – отойдите вправо.

Отошли все из той группы, за исключением Фёдора и Габриэля. Павел и Николай смотрели на меня.

– Вы грабили? – спросил я.

– Да, участвовали…

– Идите туда.

Мариус спросил, почему Павел и Николай перешли в группу грабителей. Я объяснил, что и почему. Он кивнул головой.

Обвинение было сформулировано примерно так: за отказ сражаться против германских фашистов, за развал отряда имени Парижской Коммуны, за бандитизм и связь с уголовным элементом предаются суду военного трибунала Габриэль, Фёдор, Григорий, Иван, Яков, Павел, Николай и ворюга.

Суд сразу же вынес оправдательный приговор Павлу и Николаю как раскаявшимся и участникам боевой операции на железной дороге. Они перешли в нашу группу.

Следующим был Габриэль.

Мариус хорошо понимал русский язык и немного говорил на нем.

Габриэль сказал, что в грабежах не принимал участия, грабить как командир запрещал и что хочет сражаться против фашистов, но сначала хотел бы переговорить с Алисой и мадам Жако.

Все члены его группы подтвердили, что он в грабежах не участвовал. Но Фёдор возразил на слова Габриэля, что тот хочет воевать с фашистами. Он сказал:

– Врёшь, Габриэль! Как и я, ты не хотел партизанить до указаний от советского правительства.

Тут они стали поливать друг друга грязью. Мариус внимательно слушал, не вступая в спор.

Потом были допрошены остальные. Я не удержался и шепнул Яшке:

– Когда я скажу, что звал тебя, ты ответь, что не расслышал.

– Я всё слышал и скрывать не буду, – ответил Яшка, мрачно исподлобья взглянув на меня.

Мариус услышал наш шёпот и резко одернул меня:

– Молчать!

Все, за исключением Фёдора, признались в участии в грабежах (Фёдор, конечно, не грабил – он жрал награбленное). Говорили, что не отказывались воевать, но только ждали распоряжения советского правительства.

Когда закончился допрос, Мариус вынул из кармана маленькую подпольную газетку «Юманите», и из сводки партизанских боев зачитал о нашей очередной операции на шоссе Комбфонтен-Пор-сюр-Сон, где погиб Григорий.

– Вот из этой газеты, которая направляется и в Москву, Сталин знает, что русские сражаются во Франции. Знает и одобряет. Где бы ни были советские люди, они должны всеми доступными им средствами бороться против гитлеровского фашизма. Отказ от борьбы – это измена Родине, партии, Сталину.

Мариус продолжал говорить, что он вначале сомневался в правдивости рапорта Валерия и Алёши, но, когда узнал, как сражаются под их руководством остальные ребята, понял, кто тут прав, а кто виноват. Слова всех обвиняемых подтвердили это.

– Можно было бы простить грабежи, но измену Родине простить нельзя.

К моему изумлению, после совещания судей был оправдан Габриэль. За Габриэлем шел Фёдор. Сначала по-русски, а затем по-французски Мариус обрисовал его как предателя, труса и инициатора разложения отряда.

Судьи посовещались и вынесли приговор:

– Смерть через удавление. На предателя по законам подполья пуля не расходуется, – сказал Мариус и, вынув из кармана припасенную удавку, протянул ее Габриэлю и Павлу. Они накинули ее на шею Фёдору и начали тянуть.

Последними словами Фёдора были:

– Я уверен, что прав. Умираю большевиком!

Что это, ложь до конца или шизофрения? Я так и не понял.

Габриэль и Павел тянули удавку, как вдруг Габриэль побледнел, задрожал и упал.

Мариус выругался и приказал взять конец мне. Я колебался.

– Ты большевик и командир, не имеешь права трусить!

Я взял верёвку и потянул. Фёдор уже потерял сознание. В это время очнулся Габриэль и почти вырвал у меня конец удавки из рук.

Мы все, как загипнотизированные, смотрели на эту средневековую казнь. Не менее шокированы были и судьи.

Потом командир французского отряда спросил меня:

– В России применяется такая казнь?

– Нет, – ответил я.

Смертный приговор был вынесен и Григорию, тот попытался бежать, но был подстрелен, и Гриша добил его.

Ворюга, услышав свой смертный приговор, заорал, как сумасшедший, и я впервые в жизни увидел, как у человека встали дыбом волосы.

По моей команде его расстреляли. Иван Недвига был оправдан. Я думал, что оправдают и Якова, начал уже радоваться. Мне всё-таки было жаль его. Но Мариус огласил смертный приговор и ему. Я сказал, что звал его с нами, он, вероятно, не услышал из-за шума, но я уверен, что если бы он услышал, то пошел бы со мной: мы вместе преодолели такой путь.

Мариус зло посмотрел на меня своими чёрными, похожими на переспелую вишню глазами и спросил дрожавшего Якова. Видно было, что Яшка не понимает смысла всего разговора, и я обратился к нему, положив руку на плечо:

– Яша, вспомни тот день…

Мариус не дал мне продолжать:

– Расстрелять…

Яшка понял и уставился на меня безумными глазами. Мариус подтолкнул его туда, где лежали тела Григория и ворюги.

Я дал команду стрелять.

Нас всех била дрожь. Все были в каком-то трансе, и, когда вдали раздался выстрел, мы бросились бежать.

– Стой, – раздался окрик Мариуса. – Закопать!

Я выделил четырех человек: Павла, Николая-белоруса, Николая-коми и Ивана Недвигу. Этой группе под командой Гриши приказал быстро закопать трупы (лопаты принесли с собой мэры), а с остальными пошёл до опушки проводить судей.

Там мы расстались и сели поджидать Гришу. Группа вернулась минут через 40, но без Ивана. Он сбежал…

Перед судом мы обыскали подсудимых и все личные вещи положили на брезент. Когда по моему приказанию Костя-ленинградец стал собирать вещи казненных в мешок, Мариус взял часы Фёдора, на которые претендовал Валерий. Мне показалось, что он хочет положить их в карман, и я зло посмотрел ему в глаза. Он улыбнулся, положил часы и сказал:

– Я вчера слышал об этих часах, и они действительно интересные. Я старый часовщик и понимаю толк.

Все вещи казнённых я передал Алисе. Она раздала их ребятам. Я и Костя рыжий ничего не взяли. Земляк Валерия был недоволен, что его кумир взял себе часы Фёдора, а Костя протестовал против раздачи вещей.

Мы вернулись в лагерь около одиннадцати вечера. Нас уже поджидали Алиса и Валерий.

Я при всех доложил Алисе о случившемся и передал мешок с вещами казненных. Во время моего доклада Валерий стоял лицом к костру, и я видел его хмурое лицо. Оно оживилось, когда я передал Алисе мешок с вещами.

– А где часы? – шёпотом спросил меня Валерий.

– В мешке.

На этом наш разговор закончился. Я не понял, почему хмурился Валерий и тогда, когда он мне одному сказал, что можно было бы казнить только Фёдора, а то и без этого обойтись. Наивный я был – раз он знал заранее, кого должны были казнить, то его хмурый вид был игрой. А вдруг наверху осудят казнь? Он не присутствовал на суде, а мне выразил своё отрицательное мнение по поводу приговора. При Алисе он молчал. И я делаю вывод, что при обсуждении этого вопроса он предварительно согласился с будущим приговором. Допускаю, что он сначала мог возражать, а потом согласился.

Алиса, выслушав меня, громко, чтобы все слышали, заявила:

– Суд вынес правильный приговор.

Она предложила всем сесть и сказала, что, хотя была уже ночь, нам надо провести собрание отряда.

Молодец! Она прекрасно разбиралась в психологии, понимала, что все мы травмированы событиями закончившегося дня, и нужна была разрядка. Ею и стало собрание.

Алиса начала с характеристик казнённых. Она обрисовала Фёдора, Григория и ворюгу как случайных людей в отряде, анархистов и бандитов по натуре. Фёдор, по ее мнению, был просто предатель, может быть, даже засланный специально, чтобы развалить создаваемый отряд. Она поведала обо всех высказываниях и делах Фёдора, о возмущении окрестных жителей грабежами в Монтиньи и Жюсе, об осквернении церкви в Монтиньи (или в Жюсе), где было что-то украдено, поломаны стулья и нагажено на амвоне, с которого пастор выступает с проповедью. Рассказала, что бандюги установили связь с уголовными элементами из Жюсе для сбыта награбленного.

Она неубедительно охарактеризовала преступную деятельность Якова (очевидно, аргументов было мало). Говорила о его окольном участии в грабежах, которые устраивались по указке местных уголовников. И особенно подчеркнула, что Яшка отказался пойти с нашей группой, хотя я и звал его. Сожалела, что не казнили Ивана Недвигу, который удрал, и нет гарантии, что он не перебежит к немцам.

Потом она спросила Габриэля, что он скажет в своё оправдание всем партизанам и как он расценивает приговор суда?

Опытный демагог, Габриэль начал с того, что, как командир отряда, он тоже достоин участи казнённых. Повинился, что позволил Фёдору увлечь себя гнилыми идеями. Он винил себя также в том, что не пресёк грабежи, инициаторами которых были ворюга, Григорий и Яков. Утверждал, что хотел встретиться с Алисой и переговорить обо всем. Намеревался предложить Алисе изгнать из отряда Фёдора, Григория, ворюгу, и тогда отряд стал бы боеспособным. Но такая встреча не состоялась. Сейчас, конечно, он не может быть командиром, им должен стать Валерий. Меня он предлагал сделать его заместителем.

Приговор суда он считал абсолютно правильным. Речь его, вначале связная, логичная (сдаётся мне – продуманная), постепенно стала прерывистой, в голосе появилась дрожь, а на глазах слезы. В заключение он упал на колени и сквозь слезы стал просить у всех прощение. Зрелище было неприятное, и Алиса скомандовала ему встать. Он долго плакал.

Павел и Николай признались, что им сразу не по душе была демагогия Фёдора, а грабежи им претили, поэтому они вернулись в отряд, и будут честно драться с фашистами. Приговор они считают не только правильным, но и запоздалым. Они, кажется, были правы. Алиса не заметила вовремя опасность, хотя наши с Валерием сигналы были поданы своевременно.

Гриша, Костя-рыжий, Костя-ленинградец, оба Николая и Алексей – все считали приговор справедливым и повторили, что он запоздал. Франсуа и Пента сказали, что это дело наше – русских, но бандитов и изменников надо карать всегда, а тем более в военное время. Ни меня, ни Валерия Алиса не спросила, что мы думаем по этому вопросу.

Заканчивая обсуждение, Алиса признала, что она, возможно, упустила момент, когда можно было решить вопрос малой кровью, а может, и без крови, однако лучше поздно, чем никогда.

– Но, – сказала она, – казнью изменников и бандитов вопрос не исчерпывается, на отряде большое пятно. Местные жители не доверяют теперь русским и боятся вас. Необходимо смыть позор кровью врагов. Вы должны активизировать свою боевую активность и доказать всем местным жителям, что вы настоящие советские люди, а не бандиты. А сейчас необходимо избрать штаб из трех человек и командира.

В штаб избрали Валерия, меня и Гришу. Валерий – командир, а я его заместитель.

Алиса сообщила, что вчера она и Валерий встретились с местным командованием французских внутренних войск и договорились получить оружие. Валерий с двумя ребятами должен будет принять несколько автоматов и патроны к ним.

Я посоветовал сегодня же выслать на разведку шоссе Гре-Бурбон двух человек. А я пойду захоронить Григория.

Предложение приняли, и мы легли спать.

Свободное обсуждение тяжелого вопроса сняло у ребят напряженность. Все быстро заснули.

Алиса, Валерий и я обошли по опушке лес. Молча легли спать. Васька своим мурлыканьем быстро усыпил меня…