На другой день после отъезда ребят у нас сошёл с ума недавно переданный нам французами русский «бродяжка» (так мы называли всех бежавших из плена). Он схватил пулемёт, направил на нас и, крича, что мы фашистские гады, спустил курок. Пулемёт был без магазина, поэтому обошлось без трагедии. Парня мы связали, и в таком виде он дожидался командира.
Валерий, обеспокоенный отсутствием Алисы, приказал быстро собраться и ночью передислоцироваться на старое место, ближе к Савиньи, где он надеялся разыскать её с помощью местных сопротивленцев. Его надежда оправдалась. Мы узнали, что Алиса находится в Гре.
Ночью мы благополучно перебрались в лес Жи и расположились почти на опушке посредине между Ожире и Сите. Сумасшедшего оставили по дороге в какой-то деревне.
Пятого августа мы уже пускали под откос поезд около Велексона. Я не помню подробностей, поэтому привожу данные рапортов.
Черновик: «5 августа группа в составе Валерия, Гриши, Алекса, Янека, Пенты взорвала поезд с военными грузами между Великсоном и Севё. Локомотив сошёл с рельсов. Разбиты 2 вагона. Остановка движения – 12 часов».
Рапорт Илича: «5 августа 1944 года. – 19 ч. 20 мин. Пущен под откос немецкий эшелон с войсками на железной дороге Великсон-Фрес-Сен-Маме. Разбито 3 вагона, движение поездов на этом участке было прервано на 12 часов».
Не могу объяснить несовпадение в двух документах. Возможно, у Илича были данные от местных жителей-сопротивленцев. Но почему место диверсии перенесено восточнее подлинного, я не понял.
В августе после пятого числа у меня были три неудачных операции, о которых стоит рассказать подробнее, поскольку их проведение сопровождалось большим риском.
6 августа я с группой бывших власовцев и Яником организовал засаду у Риоза на шоссе Везуль – Безансон (власовцев к этому времени было человек 8—10, они дезертировали из РОА, и местные жители направляли их в наш отряд). Место около Риоза мы выбрали, чтобы проверить в двух деревнях результаты разгрома батальона власовских велосипедистов. В Фонтене нам сообщили, что через несколько часов после нашего отхода нагрянула колонна автомашин с немцами и власовцами. Сначала они обшарили деревню Маляшер, а затем приехали в Фонтене. Мэры этих деревень им сказали, что партизаны приехали к ним внезапно, откуда-то с запада, и что в отряде одни русские – человек 100 (а нас вместе с французами было чел. 40) и сразу же устроили засаду на шоссе, телефонную связь перерезали (это правда), из деревень никого не выпускали. Закончив бой, партизаны отбыли в сторону Гре.
То ли немцы поверили, что местные жители ни при чём, то ли потому, что мы поколотили власовцев, которых все немцы в душе презирали (это участь всех предателей), но никаких репрессий против жителей они не применили.
Мы решили выйти на шоссе ночью в то же место, где была организована засада прошлый раз.
Вечером 7 августа зашли в кафе деревни Трезилле перекусить как следует перед операцией, и застали там французских «макизаров». Двое из них были мне знакомы и пригласили к своему столу.
– Куда вы идёте, Алёша?
– На засаду в лесок между Малашер и Южье.
– О, и мы туда идём, пошли вместе. Фрицы сейчас ездят ночами, вот мы им и всыплем!
– С удовольствием, только перекусим слегка.
Руководитель группы не ответил – он стал рассматривать наших ребят.
– Алёша, я что-то никого не знаю из ваших, кроме тебя и Жана (Яника). Это новички?
– Да, новые. Власовцы. Сдались в плен, а нам приказали дать им возможность оправдаться перед Родиной.
– И ты не боишься идти с ними на операцию? Ведь они же предатели. Мы своих петеновских молодчиков расстреливаем. Почему вы не расстреляли?
– Я же сказал, что руководство запретило нам расстреливать и власовцев, и немцев.
– Я знаю, что вы имеете такой приказ, но я бы не стерпел.
– Нас с Валерием обещали отдать под суд, если мы не будем брать в плен.
Командир французской группы задумался, потом, глядя мне прямо в глаза, сказал:
– Мы с вами не пойдём. Я не хочу воевать вместе с предателями. Прощай.
Он козырнул, вставая. Потом все французы вышли вместе с ним.
Мы закончили ужин и в сумерках пошли полем прямо на Южье. Вскоре я дал задание двум власовцам произвести разведку шоссе в районе выхода на него просеки.
Было уже темно. Они пошли лесом слева от просеки и вернулись минут через сорок:
– На шоссе никого нет.
– Вы посмотрели с обеих сторон?
– Нет. Мы забрались на насыпь, просмотрели кюветы и всю насыпь. Никого.
– Вперёд!
Мы пошли левой стороной просеки к шоссе. Метров через двести с просеки нельзя уже было пройти в лес. Кустарник и деревья обвивали колючие растения. Две стены – справа и слева. Ширина просеки метров пять, не более. Я шёл впереди. За мной Яник, дальше власовцы. Шёл я медленно, осторожно ступая, держа в руках автомат.
Я не доверял разведке власовцев, предчувствуя неладное. Так и оказалось. Метров тридцать оставалось до шоссе, когда справа со стороны Малашера послышался треск мотоцикла. Мы замерли. Мотоцикл всё ближе и вдруг останавливается как раз на выходе просеки на шоссе. Темень такая густая, что нам не было видно ни мотоциклиста, ни того, с кем он заговорил. Мы легли. Яник подполз ко мне и шёпотом переводил.
– Все спокойно? – спросил приехавший.
– Да, господин обер-лейтенант.
– Колонна может двигаться?
– Может, господин обер-лейтенант.
И вдруг в нашем направлении засветился ручной фонарик. Слабый свет не мог нас осветить, но от неожиданности мы пригнули головы к земле. Я услышал позади шорох, который быстро затих.
Когда застрекотал мотоцикл, мы с Яником встали. Позади никого не было. Власовцы удрали.
Мы медленно пятились назад, потом пошли быстрее.
В груди кипел гнев. «Предатели, трусы. Рвались на операцию, а как услышали немецкую речь, сразу наложили в штаны. Собака боится прежнего хозяина. Не выдержали испытания. Что с ними делать? Может, они удрали от нас совсем?»
В конце просеки нас ждали беглецы. Они принялись оправдываться. Я не стал их ругать и приказал всем идти в лагерь. За ночь мы молча отшагали по азимуту до лагеря, где я доложил Валерию печальные результаты похода. Валерий ругался, на чём свет стоит. Власовцы стояли, понурив голову. Я рассказал, как в кафе французы отказались пойти с нами на операцию из-за недоверия к власовцам.
– Они были правы, – закончил я, – с вами ходить на операцию страшно: предадите.
– Как будем жить дальше? – спросил их Валерий.
Власовцы молчали. Потом заговорил Иван-шофёр.
– Испугались, Валерий. Мы привыкли их слушаться, а теперь бить надо. Но это первый и последний раз!
Мы закончили разговор, но решили больше испытаний власовцам не устраивать, а брать их с собой на операции.
В черновике рапорта записано: «8 августа на дороге Везуль – Безансон сорвалась засада, т. к. немцы устроили в этом месте свою засаду предварительно на машины резистанса. Только благодаря тщательной разведке наша группа не нарвалась на немцев».
«Дипломаты» мы были ещё те! Не хотелось докладывать начальству о своих просчётах. Но всё же честно сообщили, что операция сорвалась. А могли бы написать, что-де обстреляли ночью колонну отступающих немцев, машины, мол, ушли, и результаты операции неизвестны. Но тогда мы были более честные, чем в 1968 году. Я говорю о книге «Против общего врага», где Валерий лишнего добавил, да вероятно и многие добавляли выдумок в этом сочинении. Беляев, например («1-е Объединение красных партизан») отсиживался, бездействуя (у М. А. Фортус есть по этому поводу данные), а в статье – «храбро сражался».
Теперь о второй неудачной операции, и в то же время, самой страшной из всех, в которых мне приходилось участвовать.
11 августа мы опять пришли на железную дорогу Великсон – Сове. И что же увидели? В том месте, где мы уже дважды пускали под откос поезда, лес вырублен метров на 60 от спуска на полотно, а на той стороне железной дороги – два бетонных дота метрах в трехстах друг от друга; их амбразуры направлены на лес. Что делать? Нас шестеро: Николай-1 (сапёр), Николай-2, Костя (ленинградец), Павел, я и кто-то ещё, не могу вспомнить. Совещаемся на опушке леса. Меня что-то храбрость разобрала, и я предложил взорвать полотно как раз посередине между дотами. Ребята колебались, но я поднажал и все согласились. План операции таков: все ползут до спуска на полотно. Первыми Николай-2 и Костя (как штрафники за бегство с операции на шоссе Комбфонтен-Пор-сюр-Сон, когда погиб Григорий); они проводят разведку. Если охрана внизу или на той стороне есть, то они должны вернуться. Наблюдение ведут в течение получаса. Затем, если Николай-2 и Костя не возвращаются, ползём мы – я с Николаем-1 и за нами Павел с напарником. Как только мы доползаем до Кости и Николая-2, они ползут влево в течение 15 мин., а Павел с напарником вправо.
Через пятнадцать минут я и Николай-1 должны спуститься на полотно – Николай-1 заложит взрывчатку, а я с автоматом буду его охранять. Ребята справа и слева наблюдают за полотном с той стороны оврага. Если появится охрана – стрелять в неё, а мы с Николаем-1 бежим вверх и ползём к лесу. Ползут все. Встречаемся в овражке на шоссе за железной дорогой.
Николай-2 и Костя уползли. Стоя в тени леса на опушке, мы видели их извивающиеся между пеньками тела. На небе половина луны или что-то вроде, и ни тучки, ни облачка. Проходят томительные полчаса, ребята не возвращаются, наша очередь ползти. Ползём, спина быстро взмокает, несмотря на прохладу ночи. А вот и ребята.
– Ну как?
– Охраны не видно.
– По местам.
Поползла наша охрана вправо и влево. Мы с Николаем засекли время и рассматриваем спуск. Полотно довольно низко, если стоять на опушке леса, то трубы локомотива не увидишь.
– Надо быть очень осторожным на щебне, – шепчет Николай-1.
– У тебя всё в порядке? – не в первый раз спрашиваю я.
– В порядке.
У нас есть пластик, толовые шашки, шнур-детонатор, карандаш-взрыватель, капсюль, но нет шайбочки с пружинными зацепками, в которую должен вставляться карандаш. Когда планировалась эта операция, мы всем отрядом решили, что можно обойтись без шайбочки – колесо надавит на карандаш, и он взорвётся, ни у кого сомнений не было. Шайбочка, думали мы, нужна, чтобы карандаш не свалился, когда рельс начнёт шевелиться и деформироваться от давления и динамики колёс локомотива. И вот это незнание техники стоило нам колоссальной затраты нервной энергии. А могло стоить и жизни.
Пришло время нам с Николаем-1 спускаться на полотно. Тихо перевернувшись ногами вниз, начинаем спуск почти на спине. Спуск крутоват, приходится держаться за траву. Николай-1 придерживает правой рукой сумку со взрывчаткой. Вот и кювет. Осмотрелись. Вроде всё спокойно. Теперь нужно очень осторожно выбраться на полотно, самое главное, чтобы щебень не зашумел.
Как ни осторожничали, но шум был, ребята его не слышали, а нам он казался сильнее мотоциклетного треска.
Николай-1 засопел и начал работать над внутренними рельсами. Я стоял рядом на одном колене и, держа палец на курке автомата, поворачивал голову вправо-влево, оглядывая противоположный склон – там таилась смерть. В голове одна мысль – где охрана? От страха появляется дрожь, а лицо заливает пот, он щиплет глаза и его соль ощущается во рту. Спина мокрая-премокрая. Время тянется, секунды становятся резиновыми. Скорее бы Николай-1 закончил своё дело.
Бедный, он тоже обливается потом, торопится, сопит, что-то тихо шепчет – наверно, ругательства. Наконец, слышу:
– Готово, пошли.
Хочется броситься бегом, но нельзя, будет шум. Стараясь держать себя в руках, мы медленно сползаем в канаву, ну а по склону можно и быстрее.
И вот мы ползём к лесу. Проклятая луна! Она прямо над головой. На опушке легли на спину отдышаться. Тревоги не было, значит, все придут к нам. Скоро появляются ребята. Первыми явились Павел с напарником.
– Ну как? – спрашивает Павел Николая-1.
– Хреново: до сих пор дрожь не могу унять.
– И нас дрожь пробирала, глядя на вас.
Появляются Николай-2 и Костя. Они слышали разговор. Костя говорит, что и им за нас было страшно.
Хочется сказать, чтобы другая пара пошла в следующий раз, но когда и где будет следующий раз? У нас нет календарного плана операций. Да и Николай-1 – единственный сапёр. Ему всё равно придётся идти. Выпить бы крепкого спирта, на худой конец вина, но у нас ничего нет. Закон железный – до операции и во время проведения – ни-ни. А после, в лагере, сколько влезет.
Скорее бы пришел поезд – и в лагерь.
Наконец, кто-то уловил знакомый шумок. Всё ближе и ближе. Начинается иное волнение, уже знакомое и не раз испытанное. Пульс учащается. Вот поезд, вот из оврага поднимаются искры. Сейчас, сейчас, вот, вот… Но что это? Поезд проходит, искры далеко справа. Все поворачиваются к Николаю-1.
– А чёрт его знает, в чём дело, – зло отвечает он на общий немой вопрос.
Надо что-то решать, думать долго нельзя.
– Ползём обратно, посмотрим…
Минутное замешательство я перебиваю командой:
– Костя и Николай (2), вперёд!
Страха как будто нет. Чувство командира, ответственности за дело подавляет ощущение страха.
Слушаются. Поползли.
– Не будем дожидаться, ползём сразу за ними, – командую я, чтобы не дать расслабиться никому, в том числе и себе.
Всё повторяется, только мы с Николаем-2 спускаемся немного быстрее. Но по щебню передвигаемся на четвереньках тихо-тихо. Опять первым Николай-1, за ним я. Смотрим, что произошло. Пластик отвалился от рельса, лежит на шпале. А карандаш где? Его не видно. Неужели охрана сняла? Опять страх, да такой, что волосы на затылке зашевелились. Всё это длится секунды, и мы находим карандаш – он смят колесом заподлицо с поверхностью головки рельса, и цветом под луной почти не отличается от стального блеска рельса.
– Что будем делать? – спрашивает Николай-1.
– Быстро ставь новый карандаш, – командую я, и, поборов страх, встаю на колено, оглядываю противоположные склоны. Время тянется медленно, и так же трясутся руки с автоматом, и так же пот ест глаза и солеными струйками стекает в рот.
На этот раз у Николая меньше работы: обрезать конец шнура, сменить карандаш и прилепить пластик. Он, вероятно, затрачивает и меньше времени, чем в первый раз, но я этого не замечаю. Кажется, что всё тянется слишком долго, словно мы не уходили отсюда. Наконец, долгожданное:
– Готово!
И опять подъём ползком до леса. Собрались все и нервно молчим, каждый снова и снова переживает пережитое. Вероятно, мы с Николаем-1 волновались сильнее всех, ведь на этот раз у нас с ним самый опасный, а главное, самый нервотрёпный участок. Опять ждём поезда. Долго его нет, и мы начинаем мерзнуть. Встаём спинами друг к другу, как тогда с французами.
И вот – поезд. Опять кто-то первым услышал. Опять ближе, ближе… И опять мимо!
Глаза устремлены теперь на меня. В них немой вопрос: что же делать? Я не хочу видеть этих глаз и лихорадочно ищу выход из тупика. Ясно, что виновата не охрана, что у нас что-то не так технически. Но что? Сейчас надо ответить на немой вопрос, решить его для себя. Идти ли опять вниз и дрожать, обливаясь потом, или, не выяснив, что там произошло, уходить в лагерь? Нет, так возвращаться нельзя, и я даю команду:
– Ползём все сразу!
В ответ молчание.
– Пошли, – и я опускаюсь на землю, рядом тяжело вздыхает Николай-1. Мы с ним ползём первыми. Трава уже мокрая от росы, а наши спины от пота. Торопимся, поскорее бы.
Вот и спуск. Не оглядываясь, махнул налево и направо. Наша охрана поняла сигнал. Ждём с Николаем десять минут и спускаемся вниз, стараясь не спешить.
Опять та же картина – карандаш раздавлен, пластик отвалился.
Я жду, что Николай спросит: что же делать?
Жду, уже стоя на колене, и наблюдаю за тем склоном, но он, вытирая пот с лица, говорит хриплым шепотом:
– Давай закончим на этом. Я больше не могу – руки и ноги трясутся. Ребята тоже все трясутся, да ты и сам, наверное, дошёл до точки.
Правду говорит Николай-1. Все перенервничали, а особенно мы с ним – ведь третий раз опустились навстречу смерти.
– Складывай всё в мешок.
Сложить в мешок – секундное дело, и мы уже лезем вверх по склону, ползём к лесу по мокрой траве и, расслабившись, ждём ребят. Вот и они.
– Что, опять раздавило карандаш? – спрашивает кто-то.
– Да, – отвечает Николай-1.
– В чём же дело?
– Не знаю.
– Наверно, дело в шайбе. Пошли, – говорю я, и мы идем в лагерь.
Днями позже, когда приехали Марсель с Ником, они подтвердили, что без шайбы заряд не взрывается.
Наша техническая неграмотность могла стоить нам жизни. Жизни целы, а нервы потрёпаны порядком.
Почему не было немецкой охраны? Может, железобетонные доты с амбразурами для стрельбы – бутафория? Мы этого не знали и не узнаем. Возможно, часовые спали или боялись выходить из дотов.
В лагере мы напились до потери сознания. Николая-2 опять пришлось вязать – он буянил, а я проспал ровно сутки.
В черновике записано: «11/VIII неудача на железной дороге Великсон – Совей. Отказали капсюли. Три раза капсюли менялись и все три раза не взрывались. Три военных эшелона прошли благополучно».
И третья неудачная операция проведена была 17 августа. Её подробности я не помню, даже не могу сказать, кто в ней, кроме меня, участвовал.
В черновике записано: «17/VIII не удалась операция против немцев на дороге Грее – Лангр около дер. Орьер (10,5 км сев. Гре). В день прихода нашей группы в те леса французы застрелили на дороге двух немцев. Чтобы не нарваться на засады и патрули, которые выставили немцы на дорогах Грее – Лангр и Грее – Комбфонтен, группа отошла назад».
Из этого похода вспоминаю эпизод. Днем мы вышли на опушку леса дороги № 67 южнее деревни Уарьер. Лес был ниже уровня дороги и заболоченный. Засада нецелесообразна – отход опасен, лес редкий и хорошо простреливался с дороги. Мы отошли к деревеньке восточнее дороги № 67. На опушке леса, с которой проглядывалась вся деревенька, закусили и только вздремнули, как нас разбудил шум: по дороге в деревню двигались несколько автомашин с немцами. Мы бросились к лесочку у дороги № 70 Грее – Комбфонтен, южнее деревни Монтюрё. На дороге мы увидели француза-велосипедиста, который принял нас за партизан, убивших двух немцев утром, и рассказал, что из Гре по дорогам Грее – Лангр и Грее – Комбфонтен выехали немцы – очевидно, каратели, и посоветовал нам скорее смотаться отсюда. Дело шло к вечеру, и мы решили не рисковать, а отсидеться в лесочке у дороги № 70. Когда стемнело и мы собирались сделать рывок через дорогу № 70, железную дорогу, шоссе Грее – Божо, а затем, переплыв Сону, выйти в лес Бель-Вевр, кто-то из наших заметил несколько человек, шедших по лесной тропинке. Мы спрятались в кустах и, приготовив автоматы, стали ждать.
– Если немцы – стрелять, – дал я команду.
Но говорили проходившие по-французски, и мы, пропустив их, направились по своему маршруту.
Эта операция прошла без нервной перегрузки, потрясшей нас 11 августа на железной дороге. Опасный треугольник дорог № 67, № 70 и города Гре в вершине треугольника, начиненного карателями, не испугал нас. Наши разведчики видели, как немцы направились на север. К тому же мы знали, что чем ближе к немцам, тем безопаснее, лишь бы они не заметили нас.