И вот наступило 10 сентября, воскресенье. Мы решили отдохнуть и не выходить на боевые операции. Собирались пойти в соседние деревни к девушкам или просто к знакомым. Но отдохнуть не удалось, хотя мы очень устали. Мы брились, мылись, чистили и штопали одежду, прихорашивались и смазывали оружие, которое брали с собой и на свидание, но в разобранном виде.
В 9.30 утра французы сообщили, что Гриша передал им трёх пленных немцев. Оружие французы оставили себе, мы не возражали.
Ярко светило солнце, предвещая тёплую осеннюю погоду. Пента накормил нас воскресным завтраком. У него было правило – в воскресенье готовил что-нибудь особенное и, надо сказать, делал это великолепно. А я выделил по 300 граммов спирта, и вскоре все были навеселе.
Вроде ничто не предвещало бурного событиями дня и трагедии, постигшей Анжери. Мы не знали, далеко ли проходит фронт, но предполагали, что близко: ночами можно было различить слабые звуки артиллерийской стрельбы. Мы даже не думали, что немцы о нас помнят. А я выпустил из виду, что четыре дня назад пленные разведчики, взятые в Сан-Бройне, сообщили о предполагаемом продвижении отступающих немецких частей через Анжери.
И вот утром с ясного сентябрьского неба разразился гром. В черновике нашего рапорта сказано: «10 сентября в 10 ч. 30 м. Николай-1, бывший в дер. Анжери на разведке, прибежал в лагерь и сообщил, что туда въехали две легковые автомашины и мотоцикл с немцами. Тут же оба отряда (наш «Парижская Коммуна» и власовский «Родина») выступили в деревню. Когда мы вошли, там была уже целая колонна машин с немцами в количестве 200 человек. Жители нам сообщили, что убит Гриша. Тут же, заняв позиции в домах, мы открыли по немцам огонь. Завязался бой. Продержавшись около часа и не дождавшись подкрепления от французов (недалеко от нас располагался лагерь французского отряда в количестве 300 человек), мы были вынуждены отойти к лесу». В этом бою нами были убиты: немецкий полковник, обер-лейтенант, фельдфебель и 12 солдат. Мы, кроме Гриши, которого немцы убили до боя, имели только одного раненого.
Отойдя к лесу, мы увидели, что французы готовят оборону на опушке (молодые ребята из Анжери, вооруженные нами для охраны лагеря пленных немцев).
Мы заняли позицию с правого фланга французов с целью задержать продвижение немцев по дороге (имелась в виду дорога Анжери – Вельмо). Вероятно, потому, что немцы о нас как о противнике ничего не знали, они на всякий случай вышли из деревни и с дороги открыли по ней артиллерийский и миномётный огонь. Только после этой стрельбы они заняли горевшую деревню. Затем перенесли артиллерийский и миномётный огонь по лесу. Нам он никакого вреда не нанес. Тем не менее немцы в 16 часов 15 минут пошли в наступление на наши позиции. Их атаку мы отбили. После второй атаки, которая также была отбита, немцы снова открыли по нашим позициям артиллерийский и минометный огонь. Мы вынуждены были сменить позиции, отошли метров на 300 вправо. Французы отступили беспорядочно и неорганизованно, и немцы ворвались в их лагерь. В 20 часов мы отошли в организованном порядке в направлении деревни Ини».
В сводке Илича сказано: «10 сентября 1944 г. – В 10 час. в Анжери вошла колонна немцев (более 200 чел.) с карательной целью против русских партизан. Впереди колонны двигались два грузовика и легковая автомашина. Голова колонны остановилась около кузницы, в доме владельца которой находился на излечении советский партизан Щербаков Гриша. Заметив повсюду немцев, Щербаков, которому отходить было некуда, выстрелом в упор убил немецкого подполковника и ранил его адъютанта.
Немцы убили Щербакова и подожгли дом кузнеца, в котором находился труп Щербакова.
Начался ожесточенный бой. Подоспевший отряд партизан выбил немцев из деревни, где они оставили убитыми 14 гитлеровцев, в том числе одного офицера. Укрепившись на окраине деревни, немцы подвергли длительному артиллерийскому обстрелу деревню Анжери, где засели партизаны. После артподготовки немцы снова перешли в атаку, которую партизаны успешно отбили. Потеряв убитыми еще 11 своих солдат, немцы атаки прекратили и подвергли деревню непрерывному артиллерийскому обстрелу, в результате которого она почти вся сгорела. После того, как все жители ушли из деревни, партизаны с наступлением темноты покинули ее.
Бой длился здесь с 11 до 19 час 30 минут. Немцы потеряли при этом 37 убитыми и 62 ранеными. Наши потери: один убитый (Гриша) и один раненый».
Рапорт заканчивался следующими словами:
«Содержащиеся в настоящем докладе данные о боевой деятельности отряда имени Парижской Коммуны получали отражение в докладах ФТПФ и частично публиковались в подпольной печати.
Подписали: «Илич» (майор Бенетто), майор Бодуэн».
Этот рапорт Илича хранится в министерстве по делам бывших фронтовиков Франции, а копия его есть у Марии Александровны Фортус (передана ей Гастоном Лярошем). Фотокопию с копии М. А. Фортус я передал т. Цырульникову. Хранится она в архиве военно-исторического института АН СССР Минобороны.
Единственный отряд, действовавший во Франции, который на сегодня имеет такое официальное подтверждение своих дел – это наш отряд им. Парижской Коммуны. Поэтому любому читателю легко отличить в воспоминаниях участников событий субъективный налет от объективной реальности далеких дней.
К сожалению, по другим отрядам таких официальных документов нет, и там свобода для фантазий безгранична.
Теперь я поделюсь своими воспоминаниями о сражении в Анжери 10 сентября 1944 года.
…Утром 10 сентября мы намеревались прогуляться в деревню. Но тут в лагерь вместе с мэром Анжери прибежал Николай-1 и сообщил, что в Анжери немцы убили Гришу. Мэр хотел рассказать подробности, но мы были так поражены этой вестью, что плохо его слушали.
В «нашей» деревне немцы! Гриша убит!!! У нас, видевших-перевидевших всё на свете, это не укладывалось в голове. Мы привыкли считать Анжери своей и никогда не думали, что немцы могут её занять.
Это обычное для войны событие вдруг выбило нас из колеи. Не сговариваясь, мы, захватив оружие, в «парадных» костюмах поспешили в Анжери. Когда мы вышли на опушку леса, увидели, как из Анжери в сторону Савиньи отходила моторизованная артиллерия. На центральной площади деревни стояли грузовые машины, а маленькие фигурки солдат шныряли по домам.
– Немцы отходят, – указывая на переезжавшую мост через реку Коломбин артиллерию, сказал я Алисе.
– Скорее всего, они выводят артиллерию на позиции для обстрела, – ответила она.
– Будем атаковать? – спросил Валерий.
– Разобьёмся на три группы. Те, кто под руководством Алёши, пусть атакуют со стороны церкви. Центр атакует моя группа, справа группа Валерия. Нападём скрытно, без крика «ура». Стрельбу открывает моя группа, а группы Валерия и Алёши тут же нас поддерживают. Николай отправляется во французский отряд и вместе с ними атакует со стороны Ини.
Бегом, маскируясь в кустарнике и среди деревьев, мы спустились в деревню и тут же вступили в бой, даже не разведав предварительно количество вражеских солдат.
Немцы, рыскавшие по домам, не ожидали нападения и тем более такого массированного огня. Перепуганные, они бежали к машинам и просто из деревни в сторону Савиньи. Падали убитые и раненые, несколько машин горели, подбитые нашими гранатами.
Перепрыгивая через убитых и раненых, мы бросились за убегавшими солдатами, но были остановлены сильным пулемётным огнём засевших в крайних домах фашистов.
Началась длительная перестрелка, не наносившая, впрочем, нам урона. Примерно в первом часу пополудни немцы начали миномётный, а затем артиллерийский обстрел Анжери.
Алиса дала команду отходить к лесу и сконцентрироваться на опушке между дорогами на Ини и Вельмо.
Отходили не через деревню, а кустарником в направлении деревни Сите. Затем пересекли дорогу Анжери-Сите и уже опушкой леса двинулись к назначенному пункту сбора. Когда подходили к дороге Анжери-Вельмо, заметили, что молодежь из Анжери окопалась на опушке леса, не доходя до дороги. У молодых французов были пулемёты, автоматы, винтовки. Их было человек 40–50. Алиса предложила и нам, по примеру французов, окопаться на опушке по другую сторону дороги и, таким образом, с двух сторон держать её под обстрелом. Я напомнил, что в уставе для пехоты не рекомендуется занимать позиции на опушке. Противник тем самым получает хороший ориентир для артиллерии. Лучше и правильнее засесть в крайних с нашей стороны домах деревни. Моё предложение было принято. Алиса посоветовала французам поступить так же, но те отказались.
Немцы продолжали миномётный и артиллерийский обстрел, концентрируя огонь на центре и южной части деревни, откуда только что ушла моя группа. Теперь мы могли беспрепятственно занять крайние дома. Но в них мы не задержались. Не успели немцы приготовиться к атаке после прекращения артподготовки, как мы по команде Алисы быстро заняли разрушенные дома в центре деревни.
Здесь было жарко, как в аду. Неподалёку от меня горел дом кузнеца, где жил Гриша. Где сейчас его тело? Никто его не видел. Уклоняясь от сплошной огненной стены, мы инстинктивно продвинулись восточнее центра, где встретили поднявшихся в атаку немцев сильнейшим огнем из автоматов и винтовок. Не ожидавшие нашего отпора в этом месте немцы попытались обойти наш правый фланг и ударить с тыла, но мы разгадали их манёвр и интенсивной стрельбой из всех стволов заставили их сначала залечь, а потом и отойти на старые позиции.
Снова заработала затихшая ненадолго немецкая артиллерия, и теперь мы уже отходили на старые позиции по направлению к Сите. Через Анжери пройти было нельзя: её центр был в огне. А по только что оставленным нами там позициям беспрерывно наносился артиллерийский удар. Немецкие батареи переносили огонь всё ближе и ближе к лесу.
Вырвавшись из деревни, мы видели, как шквал артиллерийского огня обрушился на позиции французов, понадеявшихся на свои окопы. К сожалению, они их не спасли, и «макизары», как потом выяснилось, потеряли человек пять убитыми.
Мы опять бросились в деревню и заняли крайние разрушенные дома.
Это был страшный бой. Немцы атаковали – мы оборонялись.
Я помню некоторые детали того сражения. Я, Валентин и Николай-1, вернувшийся ни с чем от французских «маки́», которые тоже были на какой-то операции, стоим в саду за стенкой. Со стороны улицы её высота метра три. Мы стоим как раз напротив горящего центра, заходящее солнце бьёт нам в глаза. В трехстах – четырехстах метрах от нас через дорогу перебегают немцы. Я стреляю короткими очередями – безрезультатно, для автомата слишком далеко, а Валентин бьёт из винтовки почти без промаха. Лежат уже три или четыре трупа.
– Не жалко? – улыбаюсь я.
– Кого там жалеть! – шепчет Валентин, продолжая стрелять.
– Молодец, – говорю я, и даю очередь.
А в это время артиллерия, оставив французов, перенесла огонь на лес.
– Бьют по нашему лагерю, черти! – говорит Николай-1.
– Откуда они знают, что там наш лагерь, просто так бьют, – отвечаю я.
И вдруг на гребне стены, прямо перед моим и Валентина носами, появляется немецкая, с длинной деревянной ручкой, граната. Она долго, очень долго, как нам кажется, вращается, а затем падает на уличную сторону и там взрывается. Только после этого мы с Валентином приходим в себя и бросаем по гранате на улицу вправо – лишь оттуда мог кинуть её подкравшийся немец. Надо же, мы так растерялись от неожиданности, что даже не догадались столкнуть гранату на улицу. А если бы она упала в сад? Нас бы разнесло на куски…
Николай-1 выглядывает через стенку на улицу. Его обнаруживают и открывают по нему огонь. Но и он увидел подкрадывающегося к нам с гранатой немца. Николай тут же швыряет в его сторону одну за другой две гранаты. Два взрыва – крик, стон. Мы спрятались за стенку – слишком часто свистят пули. Пригнувшись, меняем позицию, сдвигаемся вдоль стенки вправо, ближе к немцам – это безопасней. На старом месте рвутся гранаты. Мы не стреляем. Немцы осмелели, и мы слышим за стеной их разговор. Николай-1, маскируясь веткой, спускавшейся с дерева, глядит на улицу.
– Прямо под стенкой, слева от нас, человек пять, справа никого, – докладывает он.
Там, где мы сидим, стенка высотой нам по пояс. Встаем и почти в упор расстреливаем немцев.
Артиллерия бьет уже по лесу. Прибежал Яник.
– Алиса приказала собраться на опушке у дороги.
Перебежками двинулись туда. Пулемётный и автоматный огонь противника так силён, что невозможно оторваться от земли.
– Я побегу к Алисе и доложу обстановку, – говорит Валентин.
– Беги и оставайся там, не возвращайся.
Через пятнадцать – двадцать минут к нам подползает Иван-шофёр (из власовцев):
– Алиса приказала вам отходить на Ини. Я с вами.
Огонь ослаб. Короткими перебежками мы добираемся до леса, бежим вдоль опушки.
Солнце уже село, но от огромного пожара светло, как в полдень.
– Ребята, – обращаюсь я к Янику и Ивану. – Вы в чьей группе были?
– Вначале у Валерия, – говорит Иван.
– А я был с тобой, – ответил Яник, – потом всё перемешалось.
– Мы были у Алисы, – говорит Николай-1 за себя и Николая-коми. Молодец наша Алиса, со своим пистолетиком она была в самых опасных местах. Нами командовала и вас с Валерием не теряла из вида. Настоящий боевой командир!
Я подумал: не будь Алисы, едва ли мы с Валерием решились бы вступить в такой бой. Ограничились бы первым налетом, а в атаку и контратаку вряд ли ходили бы. Её присутствие воодушевляло.
– Ребята, жертвы есть?
– Нет. Только легко ранен… (кто, не помню).
Мы поплелись к Ини. Становится темнее и отсветы пламени пожара в Анжери видны нам на опушке леса слева. А я всё думал об Алисе.
Ещё недавно, лежа с Валерием в машине, она говорила мне, что войне скоро конец и не стоит идти на операцию, не надо рисковать. А сегодня командовала самой крупной из наших операций. Была бесстрашна, не гнулась под пулями. Интересно, как чувствовал себя Валерий? Я не слышал его баса. Правильно поступила Алиса, взяв командование на себя. Но почему мы дрались? Не проще ли было отойти? И деревня, возможно, уцелела бы. Ведь это чудо, что ни одного из нас не убило! И почему мы так долго держались? Ведь немцы – профессиональные военные, они запросто могли вытеснить нас за каких-то полчаса. Сколько их было? Человек четыреста, не меньше – вон, сколько пушек и минометов у них, отвечал я себе. Все-таки они не прошли за целый день ни километра, и им нужно спешно ретироваться.
Так я размышлял, а мысли текли всё медленнее: усталость брала своё – меня даже пошатывало.
Молчали и ребята. Переживания были у всех одинаковы.
Но зачем всё-таки Алиса ввязалась в такой бой?
Сгоряча пошли мстить за Гришу, но мы – партизаны, и большой бой нам ни к чему. Сходу мы уложили человек 20, ну и хватит. Зачем больше? Может, ей было известно что-то ещё? Или ей приказали задержать продвижение отступающих немцев – во что бы то ни стало? Или она захотела показать французам, на что способны русские? А может, ожидала, что подойдут большие силы «макизар», к которым она послала Николая-1. Ответа не было, но я радовался, что мы выдержали такой бой, гордился собой – ни разу не испугался, был хладнокровен (только раз перед немецкой гранатой растерялся). Но я не мог понять цели такого боя. Стоп! А что если мы должны войти во французскую армию? И этот бой был для нас вступительным экзаменом? Нет. Ведь Ник говорил нам, что наше правительство против того, чтобы советские люди вступали в чужие армии.
Так, молча размышляя, мы доплелись до Ини и тут увидели, что все деревья там до самых макушек заняты людьми. Они целый день следили за боем. Нам захотелось жить. И тут подошел «фромаже́» (сыровар, торговец сыром) и позвал к себе. По дороге к его дому мы рассказывали окружившим нас жителям Ини о произошедшем в Анжери.
– А мы думали, это американцы подошли и дерутся с немцами, – сказал кто-то.
– Нет, это русские дрались с немцами, – ответил Яник.
У сыровара был сервирован стол на 12 персон. Это нас удивило.
– Кого вы ждали? – спросил я, когда утолил жажду сидром.
– Победителей. Вас.
– А если бы победили немцы?
– Не считайте меня глупцом. Мы ждали американцев, но раз дрались вы – я даю обед в честь русских.
Нас было пятеро, семь других мест заняли местные жители.
К концу обеда мы здорово захмелели. И вдруг я вспомнил, что в лагере остался Васька, тот маленький котёнок, которого мы в мае подобрали около Венизи. К этому времени он стал поджарым, мускулистым котом – грозой лесных мышей. Жил в нашем лагере и никуда не уходил. Спал у кого-нибудь под мышкой, но ласк человеческих рук не любил. Извиваясь тонким телом, он, как змея, выскальзывал из рук. И ещё он очень боялся звука автомобильного мотора. Как только заводили машину, кот с непостижимой быстротой взбирался на ближайшее дерево.
И я предложил ребятам пойти за ним. Яник начал отговаривать нас и с нами не пошёл. А мы, взбодрённые алкоголем, двинулись к Анжери. Было часов десять вечера, и если бы не зарево пожара, то было бы абсолютно темно, тоненький серп луны давал очень мало света.
Мы шли опушкой леса около Анжери, когда увидели, что от дороги Анжери – Вельмо прямо на нас движется группа человек в двадцать. Пламени пожара было недостаточно, чтобы разглядеть, кто они такие. Во избежание неприятностей мы перелезли через колючую проволоку и скрылись в кустах. Незнакомцы подошли и остановились метрах в двадцати от нас.
– Кто здесь? – спросил кто-то из них по-французски.
– Кто вы такие? – в свою очередь спросил Николай-1.
– Резистанс франсез (французское Сопротивление).
Я велел Николаю посмотреть, кто пришёл. Николай перелез через проволоку и вскоре крикнул:
– Свои, выходи, ребята!
Мы перелезли через проволоку и увидели, что Николай разговаривает с французом, у которого на груди почему-то был прикреплен белый носовой платок. Метрах в десяти от Николая и француза стояла группа без головных уборов. Повесив автоматы на плечо, мы подошли к Николаю и, узнав француза из отряда, куда бегал Николай-1, поздоровались с ним. А в это время группа, стоявшая в отдалении, бросилась на нас. Немцы! Мгновенно нас окружили, обезоружили и скрутили крепкие молодые «боши».
Хмель моментально выветрился, но испуга не было ни у меня, ни у ребят. Их глаза были обращены ко мне – что делать?
– Кто из вас главный? – на ломаном французском языке обратился к нам офицер.
– Я возглавляю эту группу, – ответил я по-немецки, желая отвлечь немцев от французского языка, чтобы они не поняли, кто мы такие.
– Хорошо. Много ваших людей в лесу?
– Много.
– Зовите всех. Никого не тронем. Всем гарантирую жизнь.
– Иван, – обратился я к бывшему власовцу, – иди к Валерию и расскажи, что с нами случилось.
– А как же вы?
– При первом случае сбежим. Ясно?
Ребята молча кивнули. Офицер сообразил, что я приказал Ивану идти за нашими людьми, и сказал, чтобы его отпустили. Иван медленно перелез через проволоку и пошёл в лес.
Мы прождали несколько минут. Никто не появлялся. Офицер приказал взять нас за руки, чтобы мы не убежали.
– Где немецкий штаб? – спросил он меня.
Я пожал плечами. Вперед выступил француз:
– Я знаю.
– Ведите туда, – сказал офицер, – там мы вас отпустим.
Сволочь, подумал я о французе. Предатель.
– Ребята, он поведёт в Савиньи, там нам смерть. У реки бежим, – быстро проговорил я.
Француз действительно повёл в сторону Савиньи. Нас, каждого русского, за руки держали по одному немцу. Меня вёл, перегнув руку в локте, молодой парень.