Но оружия у нас теперь было много, и никто не обратил внимания на эту потерю. Все были веселы и под хмельком, стаканы звенели под тосты о победе и военной дружбе. Как вдруг, мелькая между деревьями, на поляну выехал мотоциклист. Он заорал:

– Победа! В Гре французы де Латра!

Сразу наступила тишина. Мотоциклист продолжал что-то кричать, но его прервали крики «ура».

Мы принялись стрелять вверх из автоматов и пистолетов.

Командир французского отряда позвал Алису в машину, и они уехали в Гре.

Мы попрощались с французами и хотели уже идти к себе, когда услышали со стороны Ини гул танковых моторов. После сообщения мотоциклиста у нас не было сомнения: это танкисты генерала де Латра де Тассиньи, и все бросились к опушке. Бежали не щадя сил, и на опушке оказались вовремя: танки из Савиньи шли к шоссе Ини-Божё и были в полукилометре от нас.

Французские танки с лотарингским крестом: войска де Голля!

– Ура! Ура!

Мы мчались к танкам, подбрасывая вверх свои береты.

Танкисты остановили машины, сошли на землю, и мы стали обниматься. Они улыбались, а мы плакали. Вот она – свобода! Та, которую я потерял два с лишним года назад. Появилось вино, его принесли французские партизаны, но и танкисты вытащили из танков бутылки с заманчивыми этикетками – виски, джин, ром. Пили за победу, за генерала де Голля, за маршала Сталина, за генерала де Латра де Тассиньи, за Францию, за Россию, за танкистов, за партизан, за русский народ, за французов. Пили поспешно: танкистам надо было двигаться дальше, но тосты произносили от души. Танкисты меняли трофейные пулемёты и автоматы на пистолеты французских партизан. А мы от обмена воздерживались – понимали, что автоматы скоро придётся куда-то сдавать, а пистолеты надо оставить, мало ли что будет дальше.

Наконец, танки тронулись в путь. Французские макизары вскочили на них и уехали, а мы остались.

Двух мнений, куда идти – в лагерь или в Анжери, – не было: пошли к Грише, в Анжери.

То, что мы увидели, было останками деревни. Вместо домов – груды камней, из которых вился дымок, догорали деревянные перекрытия, среди развалин бродили женщины и дети. Мужчины собрались на площади, изрытой воронками от разорвавшихся снарядов, и что-то обсуждали. Не было кафе, в саду которого мы с Яником ласкали Арлет и Поллет, не было дома кузнеца, в котором жил Гриша. Уцелели только церковь да пара домов возле нее.

Мы направились к дому кузнеца и стали разбирать развалины, чтобы найти останки Гриши. Работали долго, пока не нашли то, что осталось от огня. Когда мы занимались раскопками, к нам подошли мужчины и сказали, что в деревне погибли 9 человек, включая мэра, которого немцы расстреляли. Они предложили устроить на следующий день общие похороны, а пока смастерят десять гробов. Мы завернули в брезент останки Гриши, отнесли их на то место, где лежали тела погибших жителей деревни.

Часов в 5 вечера приехала Алиса, расспросила нас обо всем, осмотрела останки Гриши и предложила пойти в лагерь. Там Пента начал готовить еду – все были голодны как волки. Алиса рассказывала нам о своей поездке в Гре, о встрече с мэром и командованием французских войск, вступивших в наш департамент, о приглашении нас на торжественный митинг, который должен состояться завтра, о высокой оценке наших действий под Анжери командованием французских войск. Оно заявило, что длительный бой русских в Анжери дезорганизовал арьергарды отступающих фашистских войск. Полагая, что они уже в окружении, немецкие воинские части в беспорядке отступали, даже не закрепившись на левом берегу Соны, обходя громыхающее Анжери справа и слева. Немцы отошли прямо к Безансону и Везулю, неожиданно освободив для французского командования большую территорию. Алиса сказала, что власти департамента отдают в наше распоряжение за́мок одного коллаборациониста, удравшего с немцами. Там мы будем жить до приказа своего командования. Начались расспросы, которые прервал Пента, доложивший, что мясо готово. Я подошёл к бутыли и как «царь водки» раздал спирта кто сколько хотел.

Первый тост был за нашу победу, второй – в память Гриши (мы не знали тогда, что именно ему мы обязаны своей победой). Все изрядно выпили и быстро заснули. У меня под боком мурлыкал довольный, что мы вернулись, нажравшийся мяса кот Васька.

Скоро мы навсегда покинули лагерь и лес, переселившись в очень большой брошенный замок. Спать стали на чистом накрахмаленном белье, есть из дорогого сервиза, пить из серебряных кубков.

Пожили так с неделю. В это время по просьбе местных властей мы ловили в лесу убегавших из своих подразделений немцев.

Вот данные из нашего рапорта:

«11. IX в 11.00 в лесу убиты 3 немца, захвачено два автомата и пистолет. В операции участвовал весь отряд».

Эта операция была проведена по пути в Анжери после расставания с танкистами.

«13. IX в 15.00 во время чистки леса от немцев в районе дер. Ини взяты в плен 2 немца, захвачено две винтовки, в операции участвовал весь отряд».

Эта операция была проведена или в день переселения в шато́, или накануне, потому что свой день рождения, 15 октября, я отмечал уже в замке.

Интересна судьба немецких пленных, которых мы сдавали французам. Когда двое французов с автоматами повели лесом пленных в другое известное партизанам место, по дороге удрал только тот противный рыжий немец, который жаловался Алисе на плохое питание, а остальные дошли до места назначения, хотя в лесу сбежать было легко. Вероятно, мысль о неминуемом поражении вермахта обезволила их, и они не смогли или не захотели бежать. Да и куда? Пробираться в Германию по враждебной территории рискованно и почти безнадёжно, а в случае удачи – опять фронт. Чем драться за фюрера, лучше отсидеться до конца войны в плену. Больше я этих пленных не видел; Алиса сказала, что их передали кадровым французским частям в Гре.

Перед отъездом в замок возник вопрос, что делать с Вальдемаром. Думали-гадали и решили передать французам. Перед этим, по его просьбе, с ним рассчитались. Заплатили не только за время его службы у нас в отряде, но и за месяц вперед. Но расставание с ним было прохладным.

12 сентября состоялись похороны. Когда мы пришли в Анжери, у церкви увидели толпу – ждали нас. Пригласили в храм. Как быть? Ведь с оружием в церковь не войдешь. Решили проститься с Гришей по очереди.

После панихиды хоронили убитых на местном кладбище. Прощальный залп, горстки земли и десять человек – навеки в земле. Потом мы зачищали лес, и в это время мысль о Грише не оставляла меня ни на день. Я вспоминал наш совместный путь. Этот высокий плечистый блондин родом из Сибири, скромный и храбрый, прекрасный товарищ, был мне гораздо ближе Валерия. Мне как-то посчастливилось захватить американский револьвер калибра 12 мм. Патронов к нему было немного – штук пятьдесят, да и тратить их было не на что, однако расстаться с такой «пушкой» я не мог. Но, когда Гриша прибыл из госпиталя в Анжери, я с радостью отозвался на его просьбу и подарил ему этот револьвер. Из него Гриша и убил немецкого полковника.

Честный, храбрый, добрый – он разделил моё мнение о вреде реквизиций у коллаборационистов – мы же не знали масштаба их сотрудничества с немцами, а те, кто нам об этом говорил, могли быть предвзятыми.

После похорон приехали в предоставленный нам местными властями замок с большим парком. Впервые после нескольких лет войны, плена, партизанщины, когда нам приходилось жить в суровейших, а подчас и вовсе скотских условиях, мы вдруг попали в сказочную обстановку.

Множество комнат с высокими потолками, огромный стол в зале, где висели многочисленные картины в золоченых рамах, а на всяких подставках и полочках – статуэтки из мрамора и бронзы… Вышколенная прислуга.

Правда, роскошные условия жизни не соответствовали казарменному положению, в которое определила нас Алиса. Мы почистили оружие, организовали занятия по изучению всех имеющихся у нас его видов и транспорта, слушали информацию Алисы о политической и военной обстановке.

Питались из многочисленных запасов бывшего хозяина, а хлеб и табак получали по карточкам. Готовила местная прислуга под руководством Пенты. В помещениях убирались сами, а «шлифовкой» нашей уборочной деятельности занимались служанки. Отлучка разрешалась Валерием и мной, но только не по одному, а группами. Инцидентов не было. Кот Васька сразу вошёл в кошачью семью дворца и напрочь забыл о нас.