Глава 6
Степа наслаждался прекрасным днем. Двигался он не по дорожке, петляющей в лесу, а рядом с ней. Он был не единственным разведчиком на полигоне, поэтому были шансы столкнуться с «коллегой» из команды-соперника. Захватить в плен языка было бы неплохо — это и плюс команде, и показатель личной доблести.
Для начала Степа сделал круг по всем лагерям за исключением «Айзенгарда». У них делать вроде нечего — и так ясно, что сейчас там идет война. Везде одно и то же — варят еду, обустраивают лагерь… А куда спешить? Еще двое суток впереди, боевки и квесты еще надоесть успеют до чертиков. Одним словом, пока ничего особенного. Но примерно через полчаса мастерам пора бы начинать шевелиться.
Ага, вот «Арвесты» куда-то подорвались… Степа похвалил себя за предусмотрительность — шагай он по дороге, пришлось бы идти в мертвятник. А туда ему не хотелось вовсе. Даже не поели, так спешат… Судя по направлению — решили «Форт» штурмовать. Круто взялись. Правильно, конечно, — так рано их никто не ждет. Молодцы.
Степа достал телефон… Ага, «фиг вам» называется. Нет сети. Ничего, не смертельно. С «Арвестом», по сценарию, его команде делить нечего. Слишком мало времени прошло, чтобы игра переросла первоначальный сценарий и начала развиваться по тем же законам, что и реальная жизнь. Смелость и хитрость, интриги и предательство — в игре есть место всему. Только внешне все выглядит понарошку — но оно и к лучшему. В жизни погибшие солдаты враждующих армий не угощают друг друга пивом после боя, а уже казненные жертвы палача не подсказывают ему со смехом, как половчее замучить очередного бедолагу. Да и подвиги совершать куда как легче — не вопит инстинкт самосохранения, и сердце не замирает в самые напряженные моменты. Если хочешь адреналина, никто не мешает всерьез помахать мечом — по обоюдному согласию и с соблюдением техники безопасности, разумеется. А самое главное — есть возможность вырваться из обыденности и без всяких галлюциногенов попасть в другие миры. Да и как оценить их нереальность, если комары тебя в засаде жрут по-настоящему, за шиворот с какой-нибудь ветки капает дождь, а ты не можешь шевельнуться — заметит вражеский часовой, стоящий — вот гад! — под зонтиком, чтобы не пришлось потом возиться с заржавевшими доспехами? Когда ты голоден как волк и «убиваешь» людей, чтобы разжиться хлебом и тушенкой в чужом рюкзаке?
Какая жизнь реальней? Во время игры, когда привычный мир остается за пределами досягаемости, об этом даже спрашивать глупо. Родители Степы поначалу отнеслись к увлечению сына неодобрительно, но потом смирились. На успехах в университете оно не отразилось, а деньги на полигонные сборы и амуницию Степа зарабатывал сам, подрабатывая системным администратором в риэлтерской фирме. К тому же его дед был лесником, и после прогулок с ним в лесу Степа чувствовал себя как дома. Собственно, именно поэтому он и любил ходить в разведку.
Порой он едва сдерживался, чтобы не рассказать родителям очень точный анекдот: «Если ваш сын проводит много времени за компьютером и книгами, приобщите его к более здоровым вещам — девочкам, куреву, выпивке…» Еженедельные тренировки в лесу заставляли Степу поддерживать неплохую физическую форму, а круг общения помогал непрерывно расширять кругозор, не замыкаясь на учебе. И когда непосвященные показывали на ролевиков пальцами и крутили у виска, Степа даже не обижался — ему становилось искренне жалко этих, с его точки зрения, ограниченных людей, не знающих, от чего отказались. Пили ролевики не больше и не меньше, чем основная часть молодежи, наркоманов же в их среде не было. Зачем колоться или глотать «колеса», когда наяву можно пережить не менее яркие впечатления?
…Степа еще не знал, что сеть пропала не только у него на телефоне. На всем полигоне не осталось ни одной рабочей трубки. Интересно, насколько успешной оказалась засада на «Айзенгард»? От мыслей его отвлекло движение на дороге. Степа снова затаился, и вовремя. Команда «Нильфгаард» двигалась колонной в сторону, противоположную «Арвесту». Судя по всему, команды не встретились — чтобы попасть к «Форту», «Арвесты» свернули на боковую тропинку. Но почему их так много? Степа насчитал четырнадцать человек — шли не только воины, но и колдун, и девушка, чьей роли Степа не знал. Возможно, лекарь, судя по сумке на боку. Всего команда насчитывала семнадцать человек, считая мастера, — это Степа выяснил, наблюдая за лагерем. Значит, охраняют их базу трое — самое время штурмовать. Вот только в той стороне, куда они направлялись, могло быть лишь две цели для отряда — мастерка и лагерь «Бирнам». А на мастерке им делать вроде нечего — значит решили напасть на команду Степы. Он взглянул на часы — ребята уже должны вернуться, значит, лагерь под защитой, но предупредить все равно нужно.
Сеть так и не появилась. Жаль… Степа мог бы позвонить своим, а сам напасть на лагерь «Нильфгаар-да». У него была отличная спецуха, словно специально придуманная для разведки, — Степа умел раз в день становиться невидимкой. То есть он мог явиться в крепость врага, продемонстрировать охране свой чип и спокойно «прирезать» одного из врагов, кто больше понравится. Правда, после этого невидимость иссякнет и придется вступить в честный бой, но в своей победе Степа не сомневался — махать мечом он умел прекрасно.
Если бы работал телефон… Ничего не поделаешь, предупредить своих — святая обязанность разведчика. Степа побежал в лагерь напрямую, через лес, стараясь выгадать несколько минут, необходимых для организации обороны. Он не особо и досадовал — сотовая связь на игре также вне закона, так что просто не удалось сжульничать. Не смертельно.
На бегу Степа сорвал с сосны пристреленный к стволу степлерной скобой листок — карту полигона с указанием расположения одного из нескольких кладов. Клад — это место в лесу, где команды могут обнаружить множество полезностей — еду, оружие, магические амулеты… Он обычно представляет собой площадку, огороженную веревкой, натянутой между деревьев, на которой, собственно, ценные предметы и разложены. Естественно, любой уважающий себя клад имеет магические свойства. Магию олицетворяет дежурящий рядом помощник главмастера либо региональный мастер команды.
Список артефактов достаточно обширен, но брать все что угодно на свое усмотрение невозможно — магия, дамы и господа. Открытие клада происходит под неусыпным мастерским оком, по строгим правилам, которые знают лишь сами мастера.
Клад может быть «заминирован», охраняться троллем или злыми магами, может лежать на морском дне… Иногда необходимым условием для открытия является гибель одного или нескольких игроков, команду же никто заранее об этом в известность не ставит, и клад вскрывается на свой страх и риск. Те же артефакты, которые команда сумеет добыть, зависят от реакции, сообразительности игроков, способа их действий и, естественно, красоты отыгрыша процесса — разминирования, ныряния, наконец, иногда — умирания.
Обычный шнур от компьютерного монитора может оказаться мощным оружием, способным поменять весь расклад сил в игре, а брелок из палатки «все по пять» с прикрепленным соответствующим чипом наделит его владельца способностью оживлять павших в бою товарищей.
Красть что-либо из клада не только бессмысленно, но попросту вредно. Как только незаконно полученный артефакт будет пущен в ход, возникнет ошибка, или, как принято говорить — «баг». В лучшем случае произойдет откат игры к тому месту, где кроются корни ошибки, за что злоумышленник вполне может получить «на орехи» от своей же команды. Но обычно мастерам проще «убить» провинившегося и держать в «мертвом» состоянии до конца игры, чтобы другим неповадно было. Словом, «если хочешь быть здоров — не нервируй мастеров». Как правило, если игроки и жульничают, то в основном в мелочах, да и то нечасто.
Степе на глаза попался еще один листок, и он сделал крюк, чтобы сравнить его с уже имеющимся. Жаль, тот же самый клад. Еще один лист валялся прямо на земле. Степа, нагнувшись, подобрал его. Так, это новый, хорошо… На листке не было следа от степлера — видимо, мастер его потерял. Едва Степа двинулся дальше, как до его слуха донеслось шипение рации. Справа… Там росли кусты, перед ними шелестели, густо расположившись, листья папоротника. Рация работала за кустарником. Вот и встреча долгожданная! Скорее всего разведчики из команды соперника. Подслушивают мастерскую волну, гады! Ладно, сам тоже не святой. Степа, по-видимому, был еще не замечен, иначе рацию бы сразу выключили. А могли, напротив, оставить включенную рацию в качестве приманки, едва завидев Степу, а сами затаиться поблизости, выжидая удобного момента, чтобы пустить стрелу или выскочить с мечами наголо. Степа присел, настороженно всматриваясь в заросли. Никаких подозрительных движений или звуков. Ладно, поиграем…
Пригибаясь, Степа двинулся вперед, ожидая каждую секунду какой-нибудь подлости, но подкрался к самым кустам, а ничего так и не произошло. Никаких звуков помимо скрипа рации и шелеста листвы. Степа вынул меч и глубоко вздохнул. Один или двое? Сквозь ветки не разглядеть, но кто-то там есть… Сидит, привалившись к стволу сосны. Точно один, больше никого не видно.
Степа резко обернулся — нет, показалось… Он стал перемещаться левее, стараясь не шуметь. Обогнув кустарник, он подкрался к врагу со спины, под прикрытием ствола… Встал и прыжком оказался сбоку от сидящего, чиркнув его концом меча по плечу.
— Ты убит! — И, сам того не подозревая, оказался прав на все сто. Лишь в одном он ошибся — это было самоубийство.
Вся правая сторона шеи Игоря была утыкана скобами из строительного степлера, с помощью которого он крепил к деревьям карты кладов. Видимо, он не сразу попал в сонную артерию, куда целился с самого начала. Крови было видно на удивление мало — весь поток стекал в основном за ворот и дальше — по спине. Глаза главмастера были открыты, лишь безжизненно завалилась набок голова, но тело не упало, продолжая сидеть. Рука все еще сжимала пустой степлер.
Рация работала в нагрудном кармане, антенна выглядывала наружу из наполовину застегнутой «змейки». Стараясь не коснуться тела, Степа двумя пальцами потянул «собачку» молнии и за антенну вытащил рацию наружу. И сразу же отошел от тела.
— Эй, люди, кто-нибудь, здесь нашего мастера убили! — нетвердым голосом проговорил Степа в эфир. Его не услышали — чей-то голос продолжал вызывать «Форт» и «Арвест», делая паузы для ответа. Ответа не было. Во время «приема» Степа повторил попытку, но с тем же эффектом — его не слышали. Степа снова обернулся к Игорю…
На плече мертвеца сидел ворон, черный, как ночь, и деловито расклевывал окровавленную шею.
— Кыш отсюда! — замахнулся на него Степа рацией. Ворон обернулся к человеку и, угрожающе приподняв крылья, издал резкое карканье. — Ах ты урод!
Человек махнул мечом, но ворон увернулся и взлетел на ближайшую ветку. В его маленьких черных глазах читалась укоризна: чего, мол, жадничаешь? Здесь на всех хватит… При этой мысли Степу чуть не стошнило. Он скинул с себя легкую камуфляжную куртку и накрыл голову Игоря. Нужно было бы, конечно, закрыть мертвому глаза, но Степа не мог себя заставить прикоснуться к телу.
— Простите, Игорь Сергеевич… — пробормотал Степа. — Я скоро… — и, подхватив рацию, побежал в ту сторону, где находился лагерь.
Чем дальше ребята отъезжали от мастерки, тем гуще становился туман. Темнело буквально на глазах. Ник включил свет и противотуманные фары, но лучи путались в густом белесом киселе, и видимость была практически нулевая. Дорога различалась от силы на пару метров перед капотом, поэтому Ник вновь перешел на первую передачу — и то, казалось, они двигались слишком быстро.
— Олег, что там со связью? — Ник прикурил очередную сигарету и приоткрыл свое стекло. Олег снова запустил на своей трубке поиск сети. Бесполезно.
— Все то же. Деревня скоро?
Ник бросил взгляд на подсвеченные потусторонним зеленым светом цифры суточного пробега. Раньше подсветка панели приборов у него таких ассоциаций не вызывала, наоборот, казалась приятной для глаз.
— По идее, мы уже давно должны до дороги доехать, даже с такой скоростью. От остановки автобуса до деревни — километра два. Вот только ни остановки, ни дороги нет. Я вообще не знаю, где мы сейчас.
— Мы что, заблудились? — подал сзади голос Толик. Сидящие по бокам Женя и Паша удивленно на него посмотрели. За всех ответил Ник:
— А заблудиться здесь тупо негде. Тут одна дорога, ни единого перекрестка до самого съезда в лес.
В салоне опять установилась тишина, нарушаемая только мерным стрекотом мотора и тихим шелестом задеваемых бортами веток придорожного кустарника, все еще не распрямившихся после грозы. С листьев на землю срывались гроздья крупных холодных капель.
Туманное одеяло перестало быть однородным — мгла то сгущалась перед капотом «жигулей», то отступала, открывая с десяток метров раскисшей глины. Паша вдруг подумал, что на полигоне все уже давно просохло, словно непогода просто приснилась… На это несоответствие он не обратил внимания. И никто не обратил. Вот тут ему стало по-настоящему страшно. Как все следы хорошего ливня могли исчезнуть за час? Пусть земля уже давно не знала другой влаги, кроме утреннего лесного тумана и росы, но пыль на тропинках?..
Додумать ему не удалось. Ник затормозил так резко, что Паша налетел грудью на водительское сиденье.
Машина остановилась на краю почти свободного от тумана обширного пространства. По бокам от дороги стояли почерневшие от сырости и времени перекошенные избы, производящие впечатление давно заброшенных. Лежали на сгнивших столбах щербатые заборы, ветер играл перекошенными ставнями и открытыми дверями. Сквозь влажную дымку на людей щерились битыми стеклами замшелые провалы окон, чуть дальше от избы уцелела лишь закопченная печь, стоявшая среди кучи обгорелых бревен, немо грозящая низким небесам перстом изъеденной непогодой кирпичной трубы.
«Здесь мы точно не ехали…» Ник перевел взгляд направо — и сердце сжалось в тугой комок, словно попыталось стать размером с грецкий орех.
На обочине стояла вросшая в землю насквозь проржавевшая «газель», сквозь кузов которой проросла довольно уже большая береза. Ошметки сгнившего тента раскачивало ветром, номер давно съела коррозия, и он превратился в бурый неровный прямоугольник, но Ник и не читая мог сказать, что эта машина была сегодня на мастерке во время парада.
Грузовичок Вадика.
Водительская дверь со скрежетом стала открываться, но, наполовину распахнувшись, заклинила. Тот, кто сидел за рулем, приналег — и, сломав петли, дверь с дребезгом обрушилась на дорогу. Из кабины выбрался человек и не спеша зашагал к легковушке.
— Оль, ты чего как в воду опущенная? — Кто-то тронул ее за руку, и девушка, вздрогнув, обернулась. Рядом стоял Антон, которого все происходившее до сих пор, казалось, совершенно не задевало — по крайней мере ни тревоги, ни страха на его сияющей физиономии не было. Если он и притворялся спокойным, то делал это весьма натурально, сам Станиславский поверил бы. Ольге даже стало противно.
— Скажи, Антон, я тебя трогаю? Только честно?
Ольга почувствовала, что где-то глубоко внутри проснулось чужое, темное, животное; оно зашевелилось и подобралось, готовое выстрелить сквозь вековую шелуху цивилизованности, подчинить ее тело и переломать словно спички все моральные устои и опоры разума, которые всю жизнь казались ей железобетонными. Она попыталась сопротивляться этому и, к ее удивлению, почти физически почувствовала, как разум с легкостью одержал верх, загнав дикарку на место. Словно перепуганно убралась какая-то сила, секунду назад переполнявшая ее. Ольга с удивлением обнаружила, что ее пальцы хищно согнуты и напряжены, готовые для того, чтобы выцарапать Антону глаза и располосовать лицо. Она отступила на шаг.
— Прости… Не знаю, что со мной.
— Успокойся, Оль. Парни уже на трассу давно выехали, тут скоро будут врачи, ФСБ, ОМОН и черт знает кто еще. Ничего с твоим Пашей не случится, пока ты его ждешь. — Антон улыбнулся, и Ольга вдруг почувствовала искреннюю симпатию к этому нескладехе. «Бросает вас сегодня в крайности, девушка», — подумала она.
— Антон, а тебя кто-нибудь ждет?
— Само собой! — расцвел тот. — Мама, папа, сестра и невеста! — Он извлек из кармана фотографию и протянул Ольге. Взяв ее, она удивилась — карточка была аккуратно ламинирована, из-под прозрачного пластика серьезно смотрела красивая светловолосая девушка.
— А почему в пластике?
— Дело в том, — Антон заговорщически понизил голос, — что я ее очень люблю. И ношу ее фото всегда с собой. А ты видишь, мы по лесам, по болотам шастаем… Промокнет, не дай бог, как я потом в глаза любимой смотреть буду? Извини, родная, твоя карточка вместе со мной в трясине плавала?
От серьезного вида Антона Ольга прыснула.
— А что же ты оригинал с собой не взял?
— Она меня сумасшедшим считает. Только и слышу — «пятый курс, диплом скоро защищать, а ума — как у пятиклассника!». — Антон даже явственно покраснел от смущения. — Чего только не придумывал, чтобы ее на полигон вытащить, — бесполезно. Ни хочет ни в какую, хорошо хоть меня отпускает… Такая невеста строгая — жуть прямо! Так я зачем пришел-то! — спохватился парень, хлопнув себя по лбу. — Помоги палатку поставить. Мы ее в лагере разбить не успели, как знали, ее с собой прихватили.
— Я не умею…
— А там и уметь нечего. Подержишь полог, я каркас внутри поставлю. Минутное дело, поможешь?
«Все-таки молодец он, — думала девушка, шагая рядом с Антоном. — Сам не психует, и другим помочь старается». Никто ведь его не заставлял топать за Ольгой через всю мастерку, Антон вполне мог попросить о помощи любого из парней у костра. Но то, что он пытался отвлечь Ольгу от невеселых мыслей об уехавшем Паше, вызвало в ней чувство глубокой благодарности, к которой примешивалась неловкость от того, что с ней возятся как с ребенком. Однако никто из команды не посмотрел на нее с укоризной или неодобрением — мол, только парень уехал, как сразу к другому начала клеиться… Команда была вместе уже не первый год, ребята подобрались простые и честные, все друг друга прекрасно знали, и таких мыслей возникнуть просто не могло.
Оля прошла было к раскатанной на земле брезентовой восьмиместной палатке, но Антон придержал ее за локоть и кивнул к костру. Им протянули два пластиковых стакана, налитых на треть. «За друзей», — поняла Ольга. Мрачный как туча Миша поднялся на ноги.
— Давайте за парней. Чтобы нашли того, кто здесь чудеса творит, и башку ему свернули. И пожалуйста… Если это еще не конец — давайте держаться вместе. Не чокаясь… — И он первым опрокинул свой стакан. Ольге было жалко на него смотреть: эта девушка, Таня, так и не появилась. Пропала так же, как и множество остальных.
Ольге протянули бутылку лимонада, она взяла ее свободной левой рукой и, выдохнув, поднесла к губам стаканчик.
Человек, шагающий к машине, припадал на правую ногу. Он зарос бородой до самых глаз, вокруг которых легла паутина глубоких морщин. Нечесаные заросли с застрявшими сухими травинками и каким-то мусором спускались до уровня солнечного сплетения. На глаза был надвинут побитый молью заячий треух, такой же засаленный, как и фуфайка, и заправленные в плешивые валенки лоснящиеся на бедрах штаны. Он тянул к ребятам свои заскорузлые ручищи с обломанными ногтями и что-то бурчал себе под нос.
— Ущипни меня… — неизвестно к кому обращаясь, прошептал Олег.
— Если это и сон, то коллективный…
Старик рухнул на колени перед машиной, перекрестился и поцеловал капот.
— Ребята… Родные… Господи, наконец-то!..
— Вадим?.. — Ник совершенно забыл все инструкции Виктора. Не останавливаться, не задерживаться нигде… Он потянул за ручку, открывая дверь. Остальные также вышли из машины, обступив коленопреклоненное тело.
Старик бросился было целовать Нику ботинки, но тот отступил назад, и старик ткнулся в дорогу лицом.
— Как твое имя? Ты помнишь, как тебя зовут?
— Родненькие вы мои… Столько лет… Столько лет ждал…
Старик балансировал на грани помешательства. Хотя порой казалось, что он эту грань давно переступил, глаза его смотрели холодно и трезво, диссонируя с внешностью и поведением. Это несоответствие еще более усиливало тревогу ребят, и без того взвинченных до предела. Олег чувствовал, что у него явственно дрожат руки, и чтобы скрыть это, ему пришлось взяться за пояс, на котором висели ножны. Сюрреализм, мать его…
Запинаясь и всхлипывая, старик рассказывал свою историю. Когда Вадик выехал с поляны, через несколько сотен метров вдруг началась полоса тумана, совершенно неуместная в жаркий июньский день. Машину окутала сырая мгла молочного цвета. Вадику стало не по себе — показалось вдруг, что с дороги в лес метнулось что-то темное, огромное. Он нервно засмеялся — ежик в тумане, блин! «Медвежонок!..» Внезапно двигатель затроил, и машина нервно задергалась.
— Неужели опять «мозги» вылетели? — Про все странности Вадик забыл сразу, тревога уступила место злости. Только ведь менял «сошедший с ума» блок управления инжектора! Насоветовали, гады, «берите инжектор, надежно, экономично!..». «Зажигалка» долбанная! Словно обидевшись, машина заглохла. Инерции движения как раз хватило, чтобы сдать к едва различимой в тумане обочине. Вадик попытался завести двигатель, но безуспешно. Тогда он решил позвонить — ну понятно, да? Он перекурил и полез под капот. Еще бы что-нибудь соображать…
В общем, плюнув, он закрыл машину и побрел сквозь туман обратно в лагерь — просить, чтобы подбросили в город. Насколько он знал, единственный в этих краях автобус ходил раз в год по заветам.
И через пару километров набрел на свою собственную «газель», весьма удивившись: он прекрасно помнил, что дорога здесь одна, и кончается она в аккурат около мастерки.
Он так и не смог уйти от машины. И завести ее тоже не смог. К вечеру туман стал реже, и Вадик обнаружил, что машина стоит на краю брошенной деревни. В ту ночь ему пришлось заночевать в машине.
С тех пор прошло сорок лет…
Туман в этих местах не рассеивался никогда. Солнца также не было, лишь изредка Вадик мог угадать серебристый круг, плывущий за низкой белесой хмарью. Вокруг деревни-призрака простирались болота и сопки, заросшие ольшаником, хотя на полигоне ольхи не было и в помине. Вадик не знал, куда его занесло, но интуиция подсказывала, что неблизко. Несмотря на это, он неоднократно пытался выбраться из этих гиблых мест, однако в какую бы сторону он ни направился, в конце концов попадал в туман, выходил из которого уже в противоположном конце своих владений.
Он выбрал для себя избу, привел ее, насколько возможно, в порядок. Обшарил все дома в деревне в поисках полезных вещей и разжился топорами, вилами, лопатами и прочим деревенским инструментом. В подтопленных погребах и подполах ему посчастливилось найти не тронутые тлением овощи, которые пошли частью на еду, частью на рассаду. Мясом снабжали единственные обитатели заколдованного леса — зайцы. Поначалу он охотился, используя найденное в одном из домов старинное кремневое ружье, но и без того скудные запасы пороха быстро истощились, и ему пришлось осваивать охоту при помощи самодельных силков. Вадик попытался было заняться разведением зайцев, но практика подтвердила где-то вычитанную теорию — они в неволе размножаться отказались напрочь. В итоге он от души выматерил ушастых импотентов.
Первый урожай пропал — он выбрал для огорода слишком сырое место. Но уже второй дал небольшой запас провизии, и пусть картошка была мелкой, а лишенная солнца морковь вырастала бледной и хилой, все же это была пища.
Влад не мог определить, в какое время его занесло. В избах не было и намека на электричество, но в окнах стояли кое-где уцелевшие прозрачные стекла. Старинное ружье — и вполне современные инструменты, на которых Вадик, как ни искал, не нашел ни одного клейма. Все найденные им ножи были самодельными, на деревянных ручках; оловянные ложки и — мелочь, но досадно, — ни одной вилки. Нигде ни книг, ни газет, ни настенных календарей, ни даже обоев. На всей мебели, сделанной в духе годов так семидесятых, — ни одной этикетки или штампа. Одежда нашлась только простая — фуфайки, штаны, валенки, — но если и попадались где пуговицы — то костяные или деревянные. Труба, в общем. Вся одежда отсырела, но после сушки на печи оказалась вполне пригодной для ношения.
Самыми технологичными вещами в деревне были японские электронные часы Вадика да мертвая «газель» у околицы. В телефоне на второй день кончилась зарядка, и теперь Вадик уже не представлял, куда мог его засунуть. В часах батарейка прожила два года, после чего Вадик вкопал во дворе столб и стал делать на нем зарубки, уподобившись Робинзону Крузо. Да он и был Робинзоном в этой дурной бесконечности.
Свой первый Новый год Вадик отметил попыткой суицида. Он решил повеситься, но дубовая потолочная балка лопнула под его весом как спичка. Расценив это как знак, Вадик такими глупостями больше не занимался.
…Старик говорил монотонно, не делая больших пауз. Эмоции били из него лишь в самом начале, а после — сошли на нет. Ритм его речи успокаивал, тревога ребят уходила, все произошедшее за этот сумасшедший день отступало на задний план, становилось не важным, не стоящим потраченных нервов. В голове Олега сгущался туман, так же, как в окружающем лесу. «Гипнотизирует, сука…» — вяло ворохнулась мысль. Наплевать. Уже никуда не нужно спешить, рваться… Такого умиротворения Олег не испытывал никогда. Устав стоять, он опустился на корточки рядом со стариком, и остальные последовали его примеру.
Старик закончил рассказ и огляделся. Все под контролем, никаких проблесков собственной воли его добыча не испытывала. Остался один момент, весьма важный.
— А что, сынки, вы не голодны? Пойдемте в избу, у меня картошечка поспела…
«Сынки» поднялись, помогли встать старику и покорно двинулись вслед за ним к ближайшей избе с заколоченными накрест окнами. «Шестерка» осталась стоять с распахнутыми дверями и заведенным двигателем.
Как только перекошенная дверь закрылась за спиной Паши, двигатель зачихал, а потом заглох. На панели загорелись красные лампочки, но выключить зажигание было уже некому.
— Пойдем! — Антон увлек за собой переводящую дыхание Ольгу. Они подошли к лежащим рядом с распластанной палаткой металлическим трубкам. — Ты палатку никогда не ставила? — Ольга помотала отрицательно головой, испытывая неловкость, словно признавалась в чем-то зазорном. — И как ставят, не видела?
Ольга видела это неоднократно — как-никак третий год в ролевом движении, но никогда не обращала внимание на процесс эволюции матерчатого домика из скатки, притороченной к рюкзаку. Не вдаваясь в подробности, она снова мотнула головой.
— Не страшно. — Антон улыбнулся. — Сейчас я полезу внутрь, чтобы поставить вот этот каркас, — кивнул он в сторону трубок. — А ты полог подержишь, чтобы я видел, что делаю. Он не тяжелый. Справишься?
— Должна, — улыбнулась в ответ Ольга. Ей было приятно проявление заботы со стороны приятеля.
— Так, значит, вот здесь держи и вот здесь. — Антон положил ее руки на нужные места, а сам взял несколько трубок, состыкованных с переходниками. — Поднимай!
Ольга встала и подняла вверх руки. Прямо перед ней оказался застегнутый на молнию вход в палатку. Антон вжикнул собачкой «змейки» и исчез внутри, втягивая за собой детали каркаса.
— Держи крепче! — раздался из-под непрозрачного камуфлированного брезента его бодрый голос.
— Не переживай, мне не тяжело! — ответила в тон ему Ольга.
— Ну смотри, сейчас буду дальний угол поднимать…
В этот момент Ольга почувствовала, как по тыльной стороне ее ладони кто-то ползет. Она была смелой девушкой — спокойно относилась к виду мышей, змей, тараканов…
А пауков боялась до смерти.
Взвизгнув, она выпустила брезент и стряхнула с руки мерзкую тварь. Паучок улетел в траву, а Ольга отпрыгнула назад с прытью, поразившей даже ее саму. И, чувствуя, как ее трясет от отвращения, девушка несколько раз топнула ногой по траве в том месте, где исчез безобидный крестовик.
Когда она обернулась к палатке, накрывшей Антона, было уже поздно…
Олег шагал первым, следуя за стариком, который вовсе и не казался уже таким неопрятным. Они прошли чисто убранную веранду и, пригибая головы, чтобы не удариться о притолоку, через высокий порог шагнули в прихожую.
Изба состояла всего из одной комнаты, поделенной дощатыми перегородками на прихожую, кухню и собственно комнату. Здесь было сухо и тепло, это особенно хорошо чувствовалось по сравнению с промозглой улицей. На стене висел умывальник — самый обычный, чугунный, а под ним стояла деревянная кадушка, стянутая ржавыми обручами.
— Что поделать, кузни нету, — вздохнул дед, поймав взгляд Олега. — Так и живу, чуть что пропадет — назад не воротишь… Да не разувайтесь вы, сынки!
Ребята дружно замотали головами, стаскивая перемазанную дорожной грязью обувь. По ветхому домотканому половику они прошли в комнату и, повинуясь молчаливому жесту деда, уселись за грубо сколоченный стол на деревянные лавки. Старик коснулся плеча сидевшего к нему ближе всех Олега.
— Пойдем, подсоби мне…
Они вышли на кухню, почти все пространство которой занимала печь — гибрид старинной русской печи и дровяной плиты.
— Давай доставай… — вручил ему старик почерневший от частого использования ухват. Олег принял рассохшуюся за много лет длинную рукоять и, прихватив какую-то тряпку с «плеча» дымохода, отодвинул задвижку с жерла русской печи. В лицо ему дохнуло жаром.
В ало сияющих углях стоял накрытый чугунок. Олегу в жизни не доводилось не то что пользоваться, но даже держать в руках ухват, который он и видел-то лишь на картинках. Тем не менее он довольно ловко подхватил объемистую пузатую посуду и перенес ее к устью печи.
— Погодь, не закрывай… — Вооружившись совком и кочергой, старик набрал углей поярче и засыпал их в трубу тускло блестящего самовара, немного повозился, прилаживая дымоотвод. — Неси чугун на стол, после еще придешь!
Из-под крышки котелка доносился запах восхитительно приготовленной пищи, у Олега даже слюнки потекли. Как и у всех остальных, когда чугунок оказался на столе. Только сейчас Олег сообразил, что ему мешало все это время.
На поясе все еще болтался его меч, хлопая по бедру при каждом шаге. Олег досадливо поморщился, отстегнул оружие и прислонил к лавке, а затем снова пошел на кухню, как его и просил старик.
Антон оказался в непроглядной тьме — в старой палатке не было световых вставок. Изначально ее предназначали для военных, поэтому светомаскировка соблюдалась неукоснительно.
— Спокойно… Ты уже взрослый… Держи себя в руках…
Со всех сторон его окружала горячая прорезиненная тьма, старающаяся спеленать его, опутать, лишить способности двигаться и дышать… Чувствуя, как нагретый солнцем брезент все плотнее прилегает к телу, Антон заорал и рванулся в ту сторону, где, по его ощущениям, должен был находиться выход.
Если бы он двигался не спеша, раздвигая брезентовые стены руками, он бы выбрался. Но его прыжок захлестнул входной клапан, и тот утонул под складками стен, поверх которых упал Антон.
Парень страдал клаустрофобией с детства. Как и любой ребенок, он пытливо исследовал квартиру, в которой рос. Однажды — и этот день до сих пор снился ему в ночных кошмарах, но милосердное сознание стирало ночные воспоминания, — мама пошла в магазин, а маленький Антон решил спрятаться от нее. Он залез под диван, к самой стене, выдыхая, чтобы проскользнуть глубже в неширокое пространство, в котором едва помещался. Он двигался головой вперед, и когда его тазовая кость ударилась об угол спинки разложенного дивана-книжки, он понял, что стал уже слишком большим, чтобы влезть в это «тайное» место. Тогда он попытался вылезти обратно, но застрял. Руки скользили по гладкому полу, по оклеенной обоями стене, пытаясь вытолкнуть тело назад, но тщетно. На дворе стояла горбачевская перестройка, талоны на продукты (которые у старшего поколения ассоциировались с хлебными карточками в блокадном Ленинграде), огромные очереди там, где появлялось хоть что-то продающееся за деньги…
Сестра была в школе, и помочь Антону было некому. Когда мама вернулась, Антон уже не кричал — он сорвал связки и впал в ступор. После этого «приключения» ребенок полтора года провел в больнице, и врачи вынесли приговор — нормальным ему уже не стать. В тридцать лет его мать стала седой как лунь.
Она забрала сына домой, отказавшись от предложенного места в специнтернате, окружила его заботой — и материнская любовь совершила чудо. К тому времени, как Антон пошел в школу, единственным внешним проявлением пережитого шока осталось легкое заикание, а к старшим классам прошло и оно. Но на всю жизнь осталась клаустрофобия.
…Со стороны это выглядело так, словно палатка взбесилась и решила сбежать, но не могла определиться, в какую сторону ей кинуться. Антон визжал, как свинья на бойне, и судорожно барахтался, все больше запутываясь. Ребята бросились на помощь. Денис мгновенно сориентировался в ситуации и выхватил нож, чтобы вспороть брезент, но от сильного удара клинок полетел на землю.
— Не смей резать! Меня отец уроет! — Костя схватил его за грудки и отшвырнул назад. Чтобы не тратить на пререкания драгоценные секунды, Денис молча двинул его в солнечное сплетение и, подобрав нож, кинулся к агонизирующему Антону. Но не успел он сделать первый разрез, как Костя прыгнул ему на спину. Падая, Денис почувствовал, что напоролся на свой собственный нож.
* * *
Старик на кухне нарезал зелень прямо на дощатом столе, смахивая колечки зеленого лука, а также веточки петрушки и укропа в глиняную миску, заботливо вылепленную и обожженную.
— В шкапчике тарелки, на всех доставай!
Олег присел перед «шкапчиком» и открыл дверцы, подвешенные на неуклюжих самодельных петлях. На верхней полке стояла стопка глубоких тарелок, также самолепных. Несмотря на одурманенный разум, его все же кольнуло неприятное удивление — тарелок в стопке оказалось ровно шесть. Словно их специально ждали и приготовились. Взяв тарелки, Олег выпрямился и обернулся к старику, намереваясь задать этот вопрос. Но, к счастью, не успел.
Дед работал ножом с артистизмом завзятого шеф-повара. Лезвие бросало быстрые блики, с хрустом перерезая пучок зелени. Может быть, глаза у старика были уже не те, может быть, подрагивали руки, слишком старые для такой ювелирной игры с ножом, да только лезвие с маху проехалось по пальцам, чисто срезав кончики большого и указательного на угол вместе с пластинками ногтей.
Крови не было. Вместо розового мяса срезы открыли нечто, не отличающееся по цвету от кожи старика. Срезы вспухли, и пальцы приобрели прежний вид, на ходу покрываясь заскорузлыми мозолями. Старик брезгливо поморщился и кончиком ножа смахнул со стола два кусочка собственной плоти, аккуратно отделив их от уже нарезанных листьев зелени.
— А ты думал? — подмигнул дед Олегу. — Поживи здесь с мое, еще не так научишься! Неси миски на стол, чего встал? — И старик довольно ухмыльнулся в бороду.
Олег на деревянных ногах двинулся в горницу. «Он не человек!..» — стучалась мысль. Из пелены наваждения стали по каплям просачиваться воспоминания…
Монотонное жужжание старика, что-то, давно превратившееся в тлен, острые края ржи, которая должна, если к ней прикоснуться, ломаться под пальцами и резать подушечки… В той, другой жизни, еще до старика и его уютной избы…
Сгнившая «газель».
Заколоченные накрест окна.
Олег вспомнил, и волосы на затылке встали дыбом, низ живота свело судорогой. Поставив на стол тарелки, он оглядел друзей, беспечно о чем-то болтающих, коснулся рукой подбородка — так и есть, еще утром гладко выбритое лицо покрывала начинающаяся борода, еще не длинная, но щетина уже не кололась.
Он, стараясь ничем не выдать своего пробуждения, сел на свое место. Рука коснулась чего-то возле бедра — его меч сам, казалось, просился в ладонь. Он осторожно выдвинул из ножен клинок, придерживая пальцами гуманизатор, прикрывающий заточенную сталь.
И чуть не попался — хозяин, неслышно ступающий в своих валенках, нес столовые приборы. В другой руке он держал миску с зеленью.
— Ну что, проголодались? Сейчас поедим!
Крышка, снятая с чугунка, открыла аппетитную заячью тушку, окруженную разваристыми клубнями картофеля. Старик наполнил тарелки, не чинясь, разрывая зайца прямо пальцами. Олег физически ощущал бросаемые на него стариком взгляды — должно быть, тот почувствовал неладное. Тарелка, вставшая перед Олегом, вызывала дикий голод, но Олег отмечал это лишь краем сознания, все его силы были направлены на то, чтобы казаться столь же беспечным, как и остальные, держа руку на рукояти меча.
— Приятного аппетита! — Старик опустился на свое место во главе стола, и Олег решил, что момент настал. Свистнув в воздухе, клинок срубил голову старика. Олег еще успел вспомнить отрезанные пальцы и испугаться — а вдруг не получится?
Получилось. Голова укатилась в угол, а тело рухнуло назад, перевернув по пути миску с едой. На обрубке шеи зашипела черная пена. Волной дохнула по избе сырость, стало холодно. Лавка, с которой вскочил Олег, хрустнула под тяжестью Паши и Толика, и парни повалились на пол, покрытый мусором и мхом. Осыпав всех трухой, просел потолок, со звоном вылетели стекла, изба перекосилась. Ник, все еще сидящий за осклизлым столом, изо всех сил сдерживал рвоту, давясь и отплевываясь опарышами, целую горсть которых успел отправить в рот из тарелки. В котелке лежало что-то гниющее, подробнее Олег рассматривать не рискнул.
Стены зажглись зеленоватыми ведьмиными огнями, изба застонала, и парни горохом посыпались наружу, хватая по пути свою обувь в заброшенных сенях. Они едва успели выскочить через косо висящую на единственной петле уличную дверь, как изба стала заваливаться назад, словно тонущий корабль. Она действительно тонула в земле — показались на секунду замшелые валуны фундамента, но тут же скрылись, когда изба с всхлипом выровнялась, провалившись сразу до середины неровно заколоченных окон. И пошла глубже, исчезая в земле венец за венцом, скаты крытой берестой крыши уперлись в землю — и погружение замедлилось, но лишь на мгновение — кровля словно взорвалась изнутри, исчезнув с оглушительным треском в облаке трухи и щепок. Ребята попадали, закрывая глаза руками. Когда они снова взглянули на то место, где стояла изба, они увидели лишь неровную яму, до краев наполненную зеленоватой болотной водой.
— Вот в аду тебе самое место! — Олег плюнул в воду, на поверхности которой вскипали гроздья пузырей и временами начинали играть небольшие водовороты.
Обувшись, ребята пошли к машине. В «газели» на водительском месте за снова закрытой дверью сидел скелет, ребра облепили остатки сгнившей одежды, череп обвалился на плечи и висел неровно на чудом державшемся позвоночном столбе. Кости оплел вьюнок. Раньше останков не было, или по крайней мере одурманенные ребята не могли их заметить.
Аккумулятор «жигулей» сел, даже не щелкало при попытке завести. Ребята растолкали легковушку, Ник включил скорость, и когда стало уже казаться, что попытка обречена, двигатель чихнул обиженно и завелся.
Костю прижали к земле.
— Режьте палатку, живо!!! — Денис зажимал распоротое предплечье, из-под его пальцев капали на траву тяжелые капли крови. Антон затих. Когда из складок брезента показалось его лицо, Денис выругался. Слишком поздно.
— Доволен, придурок? Ты доволен, я тебя спрашиваю? — Он пнул лежащего Костю под ребра и отвернулся. Антон радостно хихикал и пускал слюни. Почувствовав, что Костя больше не делает попыток освободиться, парни его отпустили.
— Оля! Оля, очнись! — Денис встряхнул девушку здоровой рукой, оставив на рукаве розовый отпечаток. — Принеси мою медицинскую сумку, она в Мишином «козлике». Черная такая, на ремне.
Костя уже осознал все, что только что произошло. Он опустился на корточки рядом с Антоном, дергающим, словно младенец, руками и ногами в воздухе. На душе было тошно. Его поступок теперь и ему казался диким и совершенно бессмысленным. Стоящие вокруг ребята переглядывались — все произошедшее было совсем не в духе того Кости, которого все знали столько лет. Для друзей Костя не пожалел бы и последней рубахи, не то что старой обшарпанной палатки. Он жалобно посмотрел на сумасшедшего и подошел к Денису.
— Динь… Врежь мне еще разок, а?
— А смысл? Думаешь, ему от этого лучше станет? — кивнул он в сторону Антона. — Это вряд ли. Ладно, успокойся, не у тебя одного крыша едет. Мы тут скоро все перегрыземся, как пауки в банке. Ты тоже не обижайся, что я на тебя наорал. Убить был готов, если бы не рука…
— Сильно задело?
Денис пошевелил пальцами.
— Ерунда. Мышцы целы, вены — тоже… Готовься, кстати, ты у меня сейчас белошвейкой работать будешь. — Он даже усмехнулся, увидев отвисшую челюсть Кости. — Не удивляйся! Я слышал, что шрамы мужчину украшают, но точку зрения не разделяю. Твоя работа — тебе и зашивать. Я же не левша… Эй, держи!
Антон кинулся на стоявшего рядом Сергея, пытаясь задушить его. Общими усилиями сумасшедшего оторвали от жертвы и скрутили. Денис помрачнел.
— Так он буйный… Связать что-нибудь поищите — веревки там, ремни, не знаю… Да вон растяжки от палатки. Сейчас мы ему успокоительного кольнем. — Ольга уже бежала к ним, прижимая к груди медицинскую сумку Дениса.
— Я не пойму, почему он тебя не подчинил? — Ник на Олега смотрел больше, чем на дорогу, что последнего весьма нервировало. Рефлекс водителя — когда сам помногу сидишь за рулем, становится не по себе на месте переднего пассажира. Чуть что — и нога сама пытается придавить отсутствующую педаль тормоза. Хотя на дорогу смотреть было в общем-то бесполезно — машина снова плыла в белесом киселе, и несмотря на горящие фары, Ник скорее угадывал, чем видел дорогу. Ехали они уже минут двадцать, скупо перебрасываясь ничего не значащими рублеными фразами. Дорога, ведущая ниоткуда и в никуда, и не думала кончаться, ни о какой автобусной остановке уже и не вспоминали. Но постепенно лед тишины начал стаивать, и ребята начали делиться впечатлениями.
— Он меня заболтал точно так же, как и вас. Оглушил качественно. И ведь уверен был, скотина, на все сто в своем гипнозе. Но я почему-то думаю, что здесь дело не только в его пальцах. — Почувствовав всеобщее недоумение, Олег пояснил: — Слушай, Ник, не гони, мало ли что в тумане может быть…
И оказался провидцем, вот только это его совершенно не обрадовало. Неожиданно перед машиной возникло что-то темное, словно сгустилось из плывущего вокруг тумана, и прежде чем Ник успел затормозить или вывернуть, что-то ударило в облицовку радиатора, погасив обе левые фары, а затем колеса по очереди перескочили препятствие. Машина прошла еще пару метров юзом и остановилась, светя уцелевшей оптикой на обочину.
— Мы кого-то сбили… — Ник пытался дрожащей рукой нащупать сигареты, но от толчка они упали с тоннеля коробки на коврик, и пальцы лишь бессмысленно перебирали всякую мелочь на полочке между сиденьями. — Смотреть пойдем или хрен с ним?
Повисло молчание. Вопрос был, конечно, интересный. Все прекрасно помнили, чем обернулась прошлая остановка, и повторять опыт ни у кого желания не возникало. Олег лишь теперь заметил, что резко потемнело, словно вот-вот должна была наступить ночь. Часы на приборной панели уверяли в обратном, но верить времени Олег почему-то перестал.
— Я пойду, — нарушил тишину Паша. — Фонарик есть?
Ник порылся в «бардачке» и подал назад небольшой, но мощный диодный фонарь. Взяв в одну руку его, а в другую — прихваченный Женей туристский топорик, Паша вышел в сумерки. Луч фонаря в тумане был виден прекрасно, вот только толку от него было немного. В ярком холодном свете едва виднелась бесформенная масса, лежащая на дороге. После теплого салона машины сырость ощущалась отчетливо. Пашу начало потряхивать, и он попытался убедить себя, что это от холода. Ребята следили за ним, открыв двери, лишь Толик вышел из машины и встал возле заднего крыла, держа наготове арбалет — пусть несерьезно, но подранить из него можно запросто. Человека по крайней мере…
Куча на дороге становилась все ближе. Паша присел и, вглядевшись, отшатнулся. Это был их старый знакомый. Паша узнал его по одежде — голова старика лопнула под колесами, как арбуз, и вокруг верхней части туловища растеклась отвратительно пахнущая лужа — видимо, то, что заменяло нежити кровь. Неужели убили все-таки? Нет, вряд ли: он сегодня уже умирал — и снова разгуливает. К фуфайке трупа пристала болотная ряска — сложно, поди, было из избы выбраться. Но секунду, это значит…
Паша посветил по сторонам — так и есть. В метре от него высился остов «газели». Они вернулись в деревню-призрак. Подошедшие на его зов ребята переглянулись, и их молчание было красноречивей любых слов.
Туман подкрался к самому лагерю незаметно — у людей хватало и своих проблем. Среди сосен вскипали серые шапки, сливались друг с другом и двигались вперед, сужая давно уже замкнутое кольцо. И все же он не переходил невидимой границы мастерского лагеря — достигнув ее, он разбивался, как волна о каменистый берег, вырастая до верхушек сосен и снова опадая в полнейшем безмолвии. Не слышно было даже обычного шума бора, словно ветер сбежал, перетрусив, оставив людей на произвол темной силы, захватившей его излюбленное место прогулок.
На людей навалилась апатия. Слишком много непонятного — убийства, групповые исчезновения, ранние сумерки, аномалии в радиоэфире… Все это настолько выходило за грань обыденности, что восприятие притупилось, истрепалось, как старая метла. Лишь несколько человек в лагере не поддались общей сонливости.
Ольга сидела у костра своей команды и смотрела в огонь, пытаясь уловить ту магию, которая всегда притягивала ее взгляд, но мысли сами соскальзывали на протоптанную дорожку. Вот уже второй час, как уехали ребята, но ни их, ни помощи так и нет. Она телом ощущала притаившиеся вокруг сумерки, спустившиеся, несмотря на солнцеворот. Кто знает, какие еще неожиданности таит сила, способная так непринужденно командовать солнцем — или самим временем? Все вокруг окрасилось розовым отсветом от плывущих в небе легких багряных облаков — наверное, красивый закат сегодня, жаль, из-за сосен не видно. Ольга любила закаты, но, наверное, потому, что точно знала — утром прогоревшее дотла солнце вновь раскрасит горизонт лазурью, снова наступит день. Впервые в жизни ее насильно лишили этой уверенности, и вместо нее в душе кровоточила наполненная холодом пустота. Все вокруг было пропитано торжественностью, солнце прощалось с этой землей навсегда. Непонятно откуда, но Ольга это просто знала.
Виктор испытывал желание забиться куда-нибудь в темный угол и забыться до тех пор, пока не стает, как забытый на солнцепеке пломбир, весь этот кошмар, в котором никак не получалось проснуться. Он несколько раз украдкой щипал себя, боль была вполне реальной, но испытанный способ, «аварийный выход», не действовал. Занимала его не только сложившаяся ситуация, единственный выход из которой исчезал на глазах, — ни слуху ни духу от уехавших за помощью, неизвестно даже, живы ли они. Виктор прикидывал развязку, до которой, как ему подсказывала интуиция, было еще весьма неблизко. Просто на тот случай, если все же до нее доживет. («Ты никак в эзотерику ударился? — подначивал внутренний голос. — Баба-Яга, Кощей, Змей Горыныч — кто еще может в лесу водиться в десятке километров от почти миллионного города?») Но на душе было муторно.
Перед глазами вставали мрачные коридоры прокуратуры, усталые замотанные следователи, разбирающие по полочкам все действия Виктора — после пропажи Игоря он сам взял на себя руководство, никто его не просил и не заставлял. Просто единственной альтернативой ему как руководителю был Володя, а ему Виктор не доверил бы и взвод салаг-первогодков, не то что полсотни гражданских парней и девушек. Они с охранником уже не в первый раз сталкивались на полигонах, между ними никогда не было никаких конфликтов, но все же Виктор к нему относился не лучшим образом. Причин антипатии он не понимал, да и не пытался в них разобраться.
Ну что же, назвался груздем… Он снова и снова прокручивал в уме все свои поступки, ища изъяны. И все назойливее лезла в голову мысль — он, приглашенный Игорем перед самой игрой, отвечать теперь будет за все, включая синяки и царапины, полученные игроками. И его ровесник из МВД будет удивленно смотреть через стол: надо же, отставной майор — и бегает по лесам в компании сопляков, несет вздор про какие-то фантастические события, легшие в основу сценария игры… Да он как минимум на десяток лет старше того же Игоря, не говоря уж про остальных… Пенсионер, мать твою! Вот вам, дяденька, совочек и лопатка, идите пока в песочнице поиграйте, а то прокурор на вас глядя смущается…
Самое плохое, что их не начнут искать еще минимум двое суток — именно на такое время все приехали на игру. Даже если кто-то обещал позвонить домой, люди всегда найдут для себя успокаивающие объяснения — мало ли, села батарейка, кончились деньги, зачем же сразу о плохом думать? Единственной призрачной надеждой был Вадик, уехавший за опоздавшими, но на каком-то недоступном сознанию уровне Виктор уже ощутил, что с Вадиком случилась беда.
Миша также не стремился разделить чье-то общество. Он ушел от костра и улегся на земле за палатками, глядя в быстро темнеющее небо. Мысли его были заняты Таней.
Он примерно представлял себе, где нужно искать. Когда они побежали готовить засаду на «Айзенгард», она пошла в лагерь, здесь же триста метров по азимуту, заблудиться невозможно. Значит, нужно пройти через лес напрямую к лагерю, а затем вернуться, проверяя подлесок по бокам тропинки. Даже с тропинки, наверное, стоит и начать — Тане не с руки было бы продираться через подлесок в красивом вечернем платье, которое она надевала на парад. Пускай они не заметили Таню по пути на мастерку, но если с ней что-то случилось — то скорее всего на этом отрезке.
О том, что он может найти девушку мертвой, Миша старался не думать.
Он прикинул, что ему понадобится. Его текстолитовый меч, не предназначенный для участия в боевках, не годился. Нужен либо нормальный стальной клинок, либо топор. Взять машину?.. Нет, не в таком тумане. Фонарик есть — обычный «циклоп», надеваемый на голову. Было бы неплохо позвать с собой ребят, но, если они откажутся, он пойдет один. Потому что лишь он знает, что значит для него Таня.
Паша встал и оглядел молчащих ребят.
— Ну что, идеи есть какие-нибудь?
— Видимо, отсюда действительно не выбраться… — Толик крутил в руках арбалетную стрелу. — Помните, что Вадик рассказывал?
— Вон он — твой Вадик! — Паша осветил кабину «газели». Действительно, скелет за время их отсутствия никуда не убежал. — А это — что-то местное, типа лешего, наверное…
— Леший? — Ник удивленно поднял на него глаза. — А что, может быть!
— Черт, да все может быть! — У Жени сдали нервы. — Включая и то, что я лежу сейчас себе в реанимации, отравившись или разбившись, а вы все и лес этот долбаный — только бред! Вот ты — настоящий? — ткнул он в отпрянувшего Пашу. — Или ты? — Толик на выпад не отреагировал.
— Женя, всем страшно, не тебе одному! В багажнике сумка, иди выпей, если легче от этого станет! — Ник едва подавил желание сгрести Женю за шкирку и хорошенько встряхнуть, как нашкодившего котенка. Установившуюся было тишину нарушил Олег.
— Ну, я думаю, будем считать, что мы в реальности. Ник, что там с бензином?
— Я перед тем, как сюда ехать, полный бак залил… — Вся его злость уже испарилась. Ник чувствовал себя немного неловко, но не мог понять отчего.
— Хоть одна хорошая новость за день. Ну что же, если мы в одну сторону прокатились впустую, давайте в обратную попробуем. — Олег вовсе не выглядел уверенным.
— Думаешь?
— А что, еще какие-нибудь предложения есть?
Через минуту легковушка, развернувшись, объехала лежащее на дороге тело и направилась в ту сторону, откуда приехала.
Еще через минуту пальцы нежити задрожали и сжались в кулак.
— Вы куда собрались, придурки? Всем же русским языком сказано — лагерь не покидать! — Володя каким-то чудом перехватил Мишу, Костю и Сергея, когда те направились на поиски Тани. Словно шестое чувство заставило его пройти с обходом по лагерю — и не зря. В сгущающихся сумерках его камуфляжный комбинезон терялся, на фоне тусклой туманной стены за его спиной был виден лишь плотный силуэт, над которым отражала свет костров вспотевшая от злости лысина.
— Там моя девушка! — Миша шагнул вперед. — Если я хочу убиться — это мое личное дело, так что лучше не лезь ко мне, козел!
На оскорбление охранник ответил коротким ударом, заставив задохнувшегося Мишу упасть на колени.
— Кто еще его точку зрения разделяет? — Он возвышался над ребятами, бросившимися поднимать друга. — Никто? Так вот, юноши, я здесь оказался не просто так, мне платят за то, чтобы я вас охранял. Поэтому из лагеря никто не уйдет.
— Хорошо охраняешь… — обронил Костя, помогая Мише подняться. Лапища охранника сгребла его за грудки и развернула лицом к лицу.
— Повтори-ка, что-то у меня со слухом сегодня…
— Так, это что здесь творится? — Виктор большими шагами двигался к компании. Пальцы Володи разжались.
— Орлы решили по лесу прогуляться. Пришлось внушение сделать.
— Что, с занесением в «душу»? Ты сдурел уже совсем, Вова? — Виктор обернулся к ребятам. — Какого хрена вы там забыли?
За пытающегося отдышаться Мишу ответил Костя:
— Там его девушка. Пропала. Где, что — неизвестно.
— Ромео, блин… Со товарищи. — Тон Виктора заметно потеплел. — Вов, лупить обязательно было?
— Напросился.
— Я тебе напоминаю, если ты вдруг забыл. Ты здесь для того, чтобы ребят охранять, а не калечить. Как бы они ни напрашивались. Доходчиво излагаю?
— Вить, что-то ты командовать до хрена начал, как я посмотрю… — В тоне Володи прорезались недобрые нотки.
— Начал и продолжать буду. — Виктор не отреагировал на выпад. — Во-первых, я мастер по сюжету, то есть на данный момент — командир лагеря. А во-вторых, ты, если не ошибаюсь, школу прапорщиков окончил? Будь добр, соблюдай субординацию, когда с майором разговариваешь. Вопросы есть?
— Нет… — Володя кипел от гнева, но выучка взяла свое.
— Парни, к моей палатке!
Виктор обогнал их и, откинув полог, скрылся внутри. Когда ребята подошли, он уже выносил из нее налитый стакан и половину луковицы с куском хлеба. Он протянул стакан Мише, тот исподлобья взглянул на мастера, но выпил, не говоря ни слова.
— Пойми меня правильно. Я здесь отвечаю за все. Мы недосчитались пятидесяти трех человек. Там, в лесу, лежат несколько трупов, что с остальными — неизвестно, но догадаться, я думаю, можно. Мы ждем помощь, и до приезда ментов я вас никуда отпустить не могу, даже на поиски твоей любимой, — похлопал он Мишу по плечу. — Вы мне обещаете до прибытия помощи никуда не срываться?.. — И вдруг его глаза расширились. — Слава богу! Едут!
Туман светился изнутри, подсвеченный лучами фар. Но когда свет приблизился, стало видно, что едет всего одна машина.
На мастерку неторопливо въезжала подслеповатая «шестерка» белого цвета. Фары со стороны водителя были разбиты.
