Грохот оглушил. Сергей инстинктивно присел, закрывая голову руками, что-то часто и больно застучало по спине… Нет, не осколки, как в первую секунду показалось взбудораженному неожиданностью сознанию. Всего лишь гроза…

С неба упала водяная пелена из крупных холодных капель, заставшая людей врасплох, и в лагере воцарился обыкновенный при неожиданном ливне бардак. От стола, за которым происходила очиповка, все разбежались, оставив Игоря в гордом одиночестве. Он прикрывал голову папкой для бумаг, крича вслед исчезающим беглецам: «Сволочи неблагодарные!», но никто и не подумал обернуться — игроки других команд спешили по своим лагерям.

— Рюкзаки под тент кидаем! Денис, доставай «пружинку», быстро, сейчас вымокнем до нитки! Оля, мат твой!!! Закрой рюкзак! К черту плащ! Все вещи промочишь! — Внезапно нашедшийся Костя руководил талантливо… То есть бестолково, но все команды выполнялись быстро и без пререканий.

«Пружинкой» оказалась двухместная самораскладывающаяся палатка китайского производства. Ввосьмером в ней было ну ОЧЕНЬ тесно. На правой ноге Сергея возлежала еще чья-то нога, на ней третьим этажом покоился локоть Дениса. Правая рука прижалась к тенту палатки (для тех, кто не знает, — это то же самое, что выставить руку на улицу), в щеку упирался гриф гитары… Короче, сельди в бочке — это еще очень просторно. Но и это еще не предел. Зажужжала молния на входе в палатку.

— Местов нет! Хата не резиновая! — хором закричали Миша, Костя и Денис.

— Команда сморщиться дана для всех! — В палатку просунулось бородатое лицо. — Архивируетесь, господа игроки, мастер пришел!

Видимо, мокрый мастер — это пострашней, чем медведь-шатун, так как все стали «морщиться» с вызывающей уважение поспешностью.

— Так! Для тех, кто не знает, — меня зовут Виктор. Мастер по сюжету. Хотя знать должны все. — Декламировал Виктор хорошо поставленным голосом, не очень успешно пытаясь пристроить пятую точку. С просветлевшим лицом и возгласом «Ага!» он запустил руку под свое седалище и выудил оттуда причину своего неудобства. Бутылка знакомых любому русскому человеку очертаний увидела свет. Виктор, потемнел лицом.

— Спиртное на игре?! Вы правила читали? Да я сейчас КМГ вызвоню! Выдворю прям под дождь, за километр от полигона! — Сергей испуганно переводил взгляд с бушующего Виктора на идиотски улыбающихся товарищей. «Ну вот, побывал на игре…»

— И не оправдывайтесь! — продолжал Виктор — правила есть правила, так что… доставайте стаканы. Водка стынет. — Последние слова ребята еле расслышали в новом ударе грома. Молнии лупили прямой наводкой по верхушкам сосен, их вспышки были прекрасно видны сквозь тонкую ткань палатки.

Стаканы ввиду тесноты нашли не сразу, но студенчески-ролевой менталитет взял свое, и примерно через минуту у всех было налито. Снова зажужжала змейка.

— Хата… Г-г-г! — проглотили ребята то, что хотели сказать. В давящуюся от смеха палатку просунулась голова Игоря в очках, на линзах которых дрожали крупные дождевые капли.

— Пьешь? А я мокну… — грустно констатировал он. С пространственным мышлением у него, очевидно, все было в порядке, и свои шансы втиснуться в палатку он оценивал трезво.

— Жизнь — она вообще суровая штука, Игорек… — Виктор все же не сумел спрятать ухмылку.

— Ну раз суровая, — Игорь зашвырнул в палатку мокрую папку, — дочиповывай эту локацию без меня, а я в машине погреюсь. И до парада меня нет! Отдай сюда, сволочь неблагодарная! — С этими словами Игорь выхватил наполненный стакан из руки Виктора и опрокинул его содержимое в себя, слегка поморщившись. Стакан вернулся к корчащемуся от хохота Вите, а Игорь печально исчез в круговерти грозы. Вход в палатку он аккуратно закрыл, ехидно приговаривая: «Не подмочись, Витюша!» Веселье как-то незаметно сошло на нет — хоть и в шутку, но с важным человеком поссорились.

— Так мне нальют? — Виктор многозначительно покачал пустым стаканом. Ему налили. — Кто не успел вовремя чипануться — прошу! Только вот секретов у вас друг от друга не будет… Ну, за игру!

Но выпили не сразу — девушки забыли достать запивку. Через минуту из-под биомассы игроков все же была извлечена бутылка минералки. Ее несли по жаре, трясли и швыряли вместе с рюкзаком. Словом, в девяноста процентах случаев происходит именно ЭТО…

Ольга превратилась в фонтан. Снова грянул взрыв совершенно идиотского веселья, в котором не участвовал только парнишка с гитарой, невероятными усилиями спасший инструмент от дождя лишь для того, чтобы залить лимонадом.

— …Ну так что? — Виктор утер бороду жестом имама. — Кто есть ху?

— У нас командная заявка на игру. — Костя достал сложенный вчетверо изрядно подмокший лист А4. — Я уже отсылал по «мылу», и глав ответил, что заявка принята, личные квенты там есть. — Он передал Виктору листок. — Читайте, если есть желание… Я — король Бирнама, Паша — епископ, Денис…

— Так, стоп! Стоп! — перебил его Виктор. При этом он сделал рубящий жест рукой, который закончился точно под коленной чашечкой Сергея. Рефлекс сработал на славу: нога Сергея резко выпрямилась без всякого участия хозяина. Дальше пошел «эффект домино» — жалобно тренькнув, гитара ударила по лбу жалобно взвизгнувшую Таню. Та, в свою очередь, всплеснула руками и въехала локтем под дых готовому уже рассмеяться Мише, а он от неожиданности подался назад, прижав Дениса спиной к насквозь мокрой стене палатки. Пока все присутствующие пытались принять исходное положение, Виктор продолжал как ни в чем не бывало. — Стоп, я сказал! Костя, давай каждый сам за себя скажет. Так логичней будет. И я вас запомню, а это вам же на руку. Так что давай о себе начинай.

— Значит, я — король вольного города Бирнам, Вигандур Прозорливый, захвативший власть путем законного и кровавого государственного переворота. Там подробнее предыстория написана и с Игорем согласована зимой еще. Спецухи — детекторы магии и лжи. И то, и другое — раз в день. Оружие — фамильный меч, минус три хита.

— Восемь хитов? Минус три?! А не жирно ли? — Виктор уже достал из папки Игоря какую-то бумажку размером с карманный блокнот и что-то в ней писал.

— Я король не «дворцовый», а «бойцовый», — спокойно парировал Костя. — Своими силами переворот сотворил. Так что мужик я здоровый, мечом махать умею.

Виктор нахмурился, кивнул и, поставив в бумажке свой размашистый автограф, отдал ее Косте.

— Следующий! — Виктор окинул всех взглядом, остановив его на Сергее. — Ну что, играть собрался? Кем будешь?

— Ну, я это… — замялся Сергей. — Я правила не читал, не понимаю даже, о чем вы с Костей говорили… Да и вообще, что такое ролевая игра, представляю смутно. Это если в двух словах…

— Ну, это просто, — сказал Виктор. Возникла некоторая возня — Костя пытался показать что-то Виктору в том самом листе, который недавно ему передал. — Палач? Угу. Ну так вот, ролевая игра — это разновидность импровизированного самодеятельного театра, ориентированного не на зрителей, а на развлечение самих участников представления. Ты конкретно будешь палачом города-героя Бирнам. Правила я вам оставлю, сам почитаешь. Почитаешь, я сказал! У тебя два хита нательных. Топор двуручный, минус два. Спецухи — пытка, казнь. Все понятно? Если нет — вопросы задавай сейчас. И если мне сейчас нальют, то я на них даже отвечу…

— Ну хотя бы… — Сергей, выжимая остатки выпивки в стаканы, на секунду задумался. — Что такое «хит», «минус два», «спецухи» или эта… «чиповка», наконец?

— Ууу… Как все запущено. — Виктор снова нахмурился, глядя на свой стаканчик с «размазанной» по донышку водкой. — Ну, за понимание!

После довольно комичной попытки чокнуться выпили все, кроме Тани и Ольги. Они, то ли из щедрости, то ли из девичьей гордости, от водки отказались.

— Значит, «хит» — это единица жизни. В компьютерные игры играл? — Виктор задумчиво утер бороду. — Вот. Тогда как «минус два» означает, что за один удар своим топором ты снимаешь два хита с того, кого бьешь, и так пока эти хиты у него не кончатся. Ну или у тебя. Когда у тебя ноль хитов, твой персонаж умирает. Доходчиво?

— В общем, да. — Сергей почувствовал себя как на занятии с репетитором и вошел во вкус. — Ну а подох мой персонаж бесславно — и что мне дальше делать?

Виктор тяжело вздохнул.

— Тогда ты корчишься в конвульсиях. Как положено. Потом сидишь, а лучше лежишь на месте убиения десять минут, после этого идешь в мертвятник — это рядом с мастерским лагерем. Там в зависимости от бесславности твоей смерти и твоего личного обаяния ты сидишь от часа до четырех и выходишь в новой роли.

— В какой?

— Да в какой захочешь! Ну, в разумных пределах, конечно. Воплощением Бога на Земле тебя, естественно, никто не выпустит, ну и костюм у тебя должен быть соответствующий выбранной роли.

— Так а палачу костюм что, не обязателен?

— Будет у тебя костюм, — махнул на него рукой Костя. — У меня есть лишний балахон, колпак палача и топор. Очень большой и очень двуручный топор палача. Так что сильно им не маши — больно сделаешь. Наш палач не приехал, у него пересдача экзамена на сегодня назначена, а костюм его уже привезли.

При слове «пересдача» в сознании Сергея снова всплыла стопка книг на краю стола, и чтобы не испортить настроение, он быстро спросил:

— А у двуручного топора что, две ручки, что ли?

— Да нет! — Все, кроме Сергея, заулыбались. — Двуручный — значит большой. И держать его при использовании по назначению удобнее двумя руками, — пояснил Денис.

— «Спецуха», — продолжил Виктор, — это сокращение от слов «Специальная способность». У тебя их две — ты умеешь казнить и пытать. То есть если жертва не в состоянии сопротивляться, ты убиваешь ее одним ударом топора, вне зависимости от количества ее хитов. Понял? Хорошо. А чтобы пытать, нужен красивый отыгрыш.

— Что — что нужно?

— Отыгрывать — значит изобразить, сыграть. В случае с пыткой — ты делаешь вид, что загоняешь иголки под ногти, дробишь пальцы на руках, ну или что-то еще придумаешь.

— А если перестараюсь?

— Пытка, как, впрочем, и изнасилование, на ролевой игре отыгрываются с любой степенью достоверности по обоюдному согласию участников, — небрежно бросил Виктор. — В общем, здравый смысл у нас никто не отменял. Правила правилами, а УК РФ чтить надо. Значит, отыграл ты пытку — и задаешь жертве вопрос, на который она должна ответить со всей прямотой и честностью. Но есть одно «но» — вопрос нужно ставить предельно конкретно. Попробуй на мне!

Сергей задумался. С пытками он ассоциировал только гестапо, поэтому выдал:

— Штирлиц! Где вы прячете радистку Кэт?

— В Германии, — без запинки ответил Виктор.

— А… По какому адресу?

— А вот это уже второй вопрос. А значит — еще одна пытка. Одну жертву ты можешь пытать без последствий один раз в день. Если хочется еще разок, то после отыгрыша процесса кидаешь монетку. «Орел» — жертва отвечает на твой вопрос, «решка» — значит палач перестарался, и жертва умерла. И так продолжать можно столько раз, сколько повезет. Ну все, хорош. Остальное пусть тебе друзья расскажут. Давайте, остальные, чипуйтесь по-быстрому!

— Так а чиповка — что это? — не услышал Сергей.

— Это то, что я сейчас с тобой сотворил. — Виктор сунул в руки Сергея какую-то бумажку. — Вот держи. Это — твой чип, или D.K. — Dungeon Kart, основной документ игрока. Игровой «паспорт». С этого момента ты «очипован», то есть официально вошел в игру. Все, хватит вопросов, дай я с остальными разберусь.

С Денисом и Мишей Виктор разобрался быстро. Теперь рядом с палачом и королем сидели начальник королевской охраны и казначей соответственно. Таня также не отняла много времени, превратившись в травницу и по совместительству — жену казначея. А вот Паша — епископ Бирнама, и Оля — маг огня, «висели на ушах» мастера ощутимо долго. Своими «спецухами» они сделали Виктору «сквозной проклюв мозга». Он сам так выразился.

— Ну наконец-то все! — Виктор сделал безуспешную попытку потянуться. — А тебе, — обратился он к Ольге, которая сидела надувшись, как мышь на крупу, — я бы, конечно, дал второй уровень, если бы ты пошла магом воды. С лимонадом у тебя классное боевое заклинание получилось…

— Нет, не все! Рядом с нами еще палатки должны быть, там тоже наши…

— А вот фиг вам! — Виктор аж передернулся. — Не пойду! После дождя…

Дождь и не думал униматься. Палатка заскучала. От Сергея с его вопросами все отмахивались — видимо, запал просветительства прошел. И тут напомнил о себе Миша, все время тихо сидевший где-то под Таней.

— Паш, а, Паш? А чего это мы без музыки сидим? Гитара и гитарист в наличии. Спой, светик, не стыдись!

Вся компания поддержала это предложение одобрительными, хотя и несколько сдавленными возгласами. Паша попытался протестовать, мол, тесно и неудобно, но он явно был в меньшинстве. Сдался он практически сразу.

— Ладно, ладно. Уломали. Серега, двигайся давай! Откуда я знаю куда? — Паша отчаянно пытался занять положение, в котором игра на гитаре возможна хотя бы теоретически. — Что петь будем?

— Давай свое что-нибудь? — предложил Костя, и присутствующие одобрительно загудели.

— Ну, будем считать, что вы сами напросились… — Паша взял баррэ, поморщился и слегка подстроил первую струну. — Скоро сдохнет, зараза… Итак, песня называется «Печаль пирата». На публике исполняется впервые.

Палатку наполнили звуки неспешного струнного перебора. Музыка действительно навевала грусть, но светлую, приятную. В Паше чувствовался хороший музыкант. Музыка прошла квадрат, и он запел сильным чистым голосом:

Дождю, видимо, тоже стало грустно. Он покапал еще немного, скорее для порядка, и успокоился. Выбравшийся из палаток народ мог наблюдать самое натуральное волшебство — сосны цепляли тучи своими верхушками и, раскачавшись, вышвыривали их за пределы полигона. Выглянуло солнце, и от земли потянулись бесплотные султанчики пара.

Виктор, как только вылез из палатки, громогласно проорал на всю Ивановскую:

— Господа Бирнам! Парад через час. У вас сорок минут, чтобы зачиповать оружие. Время пошло!

— Так! Паша, сгребай все оружие и вперед! Остальные — «прикидываться»! — скомандовал Костя и полез под брезент за рюкзаками. Из дальнейших событий Сергею стало ясно, что «прикидываться» — значит надевать костюм. Ему выдали обещанный балахон, который больше напоминал черную просторную рубаху, правда, глухую и длинную, до середины голени. Колпак произвел на Сергея гораздо большее впечатление, хотя великолепный внешний вид колпака неприятно оттеняло то, что в нем было невыносимо жарко. Довершали образ палача города Бирнама хромовые сапоги. (Портянки, великодушно предоставленные Костей в комплекте с сапогами, несколько сгладили то обстоятельство, что сапоги были велики Сергею на два размера.)

Остальные тоже переодевались. Девушки ушли в палатку — пришлось пожертвовать комфортом из соображений скромности. Мишиному костюму мог бы позавидовать костюмер голливудской исторической эпопеи. «Реконструкция — купец конца XVI века», — непонятно пояснил он Сергею. На фоне своего казначея король смотрелся довольно-таки бледно. Мантия, конечно, была похожа на бархатную, а корона на золотую, но поржавевшая кольчуга и видавшие виды шаровары портили все впечатление. А вот Дениса Сергею было неподдельно жалко. Стеганый кафтан и такие же штаны хорошо подошли бы, чтобы спать на снегу, но никак не для беготни по июньскому лесу. Но самое страшное даже не это! Поверх «костюма полярника» надевались доспехи. Сергей всегда думал, что доспехи ролевиков — это бутафория. Как бы не так! Доспехи Дениса отличались от снаряжения средневекового латника лишь тем, что были изготовлены из пружинной стали, а не из железа.

— Теплового удара не боишься? — спросил Сергей у Дениса, помогая затянуть очередной ремешок.

— Нет, не боюсь, — легкомысленно отмахнулся Денис. — Дело привычки. Реально «перегореть» можно только во время схватки. Хотя до этого редко доходит. Когда перегреваешься — теряешь реакцию, твой противник тебя быстро успокоит.

— А когда у тебя сотрясение мозга, о тепловом ударе уже не задумываешься, — ехидно добавил Костя. — Денис у нас реконструктор. Это те еще отморозки…

— Молчал бы уже, «толчок» неисторичный! — огрызнулся в ответ Денис. А для Сергея пояснил: — «Толчок» — это страшное существо, делает костюм из занавески, меч — из лыжи и зачитывается «Сильмариллионом» Толкина.

— Ты кого «толчком» назвал, «маньяк» меднолобый?!!

И понеслась! Сергей уже заметил, что ролевики даже если спорят в шутку, то делают это со всем усердием. Спорщиков, правда, тут же призвали к порядку, причем в не очень цензурной форме. Как-никак парад на носу. Пришел Паша с охапкой игрового оружия и выдал Сергею его топор. «Лезвие» топора было сделано из пористой резины, а вся конструкция целиком походила на мясницкий топор, увеличенный раза в три, именно с такими «игрушками» изображают палачей в мультиках и сказках.

— Так, ну-ка всем встать в художественные позы! — Одна из девушек уже целилась в них из фотоаппарата. Сергей не успел опомниться, как оказался в центре композиции, хотя фотографироваться вовсе не планировал. Но прежде чем он успел выразить свой протест, его ослепила вспышка.

Наконец все «жители Бирнама» построились стройными рядами и пошли в сторону мастерского лагеря. Парад проводился прямо на поляне, и непримятая, мокрая после дождя трава изрядно подмочила игрокам ноги. Тяжелей всего пришлось тем девушкам, которые отважились пойти на парад в платьях с пышными юбками. Остальные команды подтягивались в течение часа и останавливались на поляне, образуя кольцо. Игорь, который появился на месте сбора раньше всех, рвал и метал, призывая по рации поторопиться и все же начать эту чертову игру, на которой его угораздило быть главным. О том, что Игорь ее и организовал, ему деликатно не напоминали.

Наконец, когда все собрались, Игорь открыл парад. Над рядами игроков понесло его сорванный голос:

— Господа игроки, рад приветствовать вас на нашей игре! Наконец-то все собрались, так что давайте знакомиться…

Знакомство началось с представления мастерской группы — «виновников» сегодняшнего сборища. Затем были представлены ключевые персонажи на игре, среди которых оказался и Костя. После пришло время команд — и когда Игорь называл команду, она делала круг почета по поляне. Этот процесс был самым шумным. Каждый отряд считал своим долгом пройти свой круг почета с наибольшей помпой. Выкрикивание слоганов — это самое безобидное проявление собственной неповторимости и огромной значимости. Выход практически всех команд сопровождался каким-нибудь музыкальным оформлением — вой рогов и горнов, стук барабанов или, на худой конец, стук мечами о щиты. Взрывы петард тоже присутствовали (где их можно найти посреди лета, Сергей не представлял). То обстоятельство, что, когда отряд проходил мимо своих противников, те начинали всячески над ним подтрунивать, делали показушные попытки напасть и пытались переорать вражеские слоганы в обидной форме, наступлению тишины и спокойствия тоже не способствовало. До этого дня Сергей при слове «парад» представлял себе нечто гораздо более официозное…

Представление команд закончилось, и Игорь произнес заключительное слово:

— Итак, все познакомились, правила, я надеюсь, прочитали. Может, я повторяюсь, но сказать еще раз обязан: мастерская группа никакой ответственности за сохранность жизни, здоровья и личного имущества игроков не несет, но постарается сделать все возможное для их безопасности. Игра начнется через десять минут, считая с настоящего момента. Приятной игры и берегите себя.

— Значит, так, бойцы! Сейчас мы сделаем ход конем! — Костя сразу же начал командовать, подозвав к себе всех «бирнамовцев». С поляны парада расходились остальные команды. — Сейчас наша задача — бежим напрямую к «Айзенгардам», пока они по тропинке шлепают. Им хода — минут пятнадцать, мы должны успеть устроить засаду. Время кто-нибудь засек? Замечательно. Степа! — Вперед протолкался все еще одетый в камуфляж плечистый парень со «спецназовской» раскраской на лице, сквозь нее проглядывали веснушки. — Твоя задача — разведка. Понял? Действуй! — Степан кивнул и рысцой бросился в лес. — Таня, мы сейчас боевку устроим, тебе там делать вроде нечего. Иди в лагерь, жди нас. Вот тропинка! — Костя уже вжился в роль монарха, чьи приказы, как известно, не обсуждаются. Раздав указания, он довольно огляделся и скомандовал: — Вперед, хлопцы! Победа будет наша!

Вениамин Григорьевич мирно катил на своем велосипеде в сторону дома. Песчаная тропинка, еще слегка влажная после дождя, петляла среди сосен, солнце ласковыми ладонями гладило его затылок, и жизнь казалась прекрасной. В такие дни, кажется, возвращается молодость. Перестают болеть радикулитные суставы, легче утром подняться с кровати… В целлофановом пакете, висевшем на руле, трепетали красавцы-караси, коих в речке пруд пруди, бамбуковая удочка была привязана к раме велосипеда, и пенсионер уже предвкушал, как он приедет домой и сварит уху. Сварит сам, не доверять же женщине такие вещи! Его супруга горазда только рыбу переводить…

Он затормозил так резко, что заднее колесо взрыло песок. Впереди на тропинке что-то грохотало, лязгало, но эти звуки тонули в залихватском реве двух десятков глоток… И не прошло минуты, как источник звуков появился в его поле зрения.

Прямо на него двигался в колонне по два отряд средневековых рыцарей. Вениамин Григорьевич застыл рядом со своим велосипедом, не в силах пошевелиться от изумления. Впереди шел рыцарь в сияющих доспехах с алым плюмажем на шлеме и таком же алом плаще, а над отрядом гордо реяло полотнище флага с изображением какого-то зверя — не зверя, птицы — не птицы, а чего-то вообще непонятного. Рядом с рыцарем во главе колонны шагал рыжебородый мужчина в камуфляже. Увидев занимающего всю дорогу растерянного деда, рыцарь ускорил шаг, схватил велосипед бронированными руками и переставил на обочину, оттолкнув при этом Вениамина Григорьевича чуть ли не в кусты. Тот от неожиданности даже слов не нашел, чтобы приструнить нахала. Камуфляжный, глядя на действия рыцаря, лишь усмехнулся, не сделав и попытки помочь Вениамину Григорьевичу. Колонна промаршировала мимо, сотрясая землю, и рыцарь так же молча вернул железного коня обратно на дорогу, потянув за собой и дедушку, намертво вцепившегося в руль. Затем приложил руку, сжатую в кулак, к груди, склонил голову в шутливом знаке почтения и, дребезжа и лязгая, бросился догонять отряд.

Хвост колонны уже скрылся из вида, а дедушка все смотрел вслед. Все восемь десятков прожитых лет не подготовили его к мысли, что толпа здоровых крепких мужиков может с песнями разгуливать по лесу, облаченная в латы и кольчуги, при этом воинственно потрясая самыми натуральными мечами и копьями, с развевающимся на древке страхолюдным знаменем. В голове Вениамина Григорьевича это просто не укладывалось, выглядело так же дико, как если бы товарищ Сталин, кумир его юности, вдруг исполнил бы на трибуне Мавзолея танец с саблями во время первомайской демонстрации. А этого пожилой человек, свято чтивший всю жизнь идеалы социализма, представить не мог даже в порядке бреда. Постояв некоторое время, он встрепенулся, плюнул вслед сумасшедшим, оседлал своего железного коня и обмер…

На тропе стоял на задних лапах, чуть покачиваясь, гигантский бурый медведь. До него было не больше четырех-пяти метров, до пенсионера долетало его горячее зловонное дыхание. Это было неправильно, монстр не мог дышать, ведь мертв он был уже много десятков лет…

Грудная клетка зверя была разворочена картечью, скальп с левой стороны черепа был содран от удара топором, висела под нелепым углом перебитая передняя лапа, а бока и холка были изодраны деревенскими псами.

В холке гигант достигал трех метров, над местами, где была содрана шкура, роились мухи, в ранах копошились опарыши. Один из них вылез из глазных мышц, и по изуродованной морде пробегал спазм, когда липкое тельце касалось глазного яблока. Два маслянисто блестящих черных глаза — слева, из водоворота гниющего мяса, и справа, из спутанных витков провонявшей разложением шерсти, пристально смотрели на человека.

Сердце пенсионера дало сбой, он почувствовал, как стремительно холодеют руки и ноги, грудь пронзила резкая боль, и он повалился ничком, подмяв своим сухопарым тельцем железную раму велосипеда. Краем сознания он отметил, что, наверное, при падении сломал несколько ребер, но все его внимание было обращено на зверя.

Это был ТОТ САМЫЙ…

* * *

…Зимой 1930-го в окрестностях таежной деревеньки в западной Сибири, где родился Вениамин Григорьевич, завелся шатун-людоед. Зверь не боялся никого и ничего, да к тому же, поговаривали, умел читать мысли. По крайней мере, по свидетельствам выживших очевидцев, зверь точно знал, чем заряжены ружья охотников. От картечи и пуль он скрывался, разрывая в клочья настигающих собак, а на дробь шел грудью, нисколько не боясь ни оружия, ни человека, его держащего. Из любой облавы зверь выходил живым, хотя и неоднократно ловил в шкуру пули.

Его логово так и не смогли обнаружить. Деревенские бабки шептались, что это не зверь, а таежный злой дух. Но кончил злой дух тем, что заявился в деревню среди бела дня.

Дом Вени стоял на краю села, тайга начиналась практически сразу за частоколом. Отец колол на дворе дрова, когда за его спиной зашлась в лае собака.

— Я вот тебе!.. — лениво прикрикнул на нее человек, оборачиваясь… И слова застряли в горле. Через открытые ворота во двор входил бурый гигант. Он спокойно прошел к давящейся в ошейнике, рвущей привязь собаке (Мара, ее звали Мара… — вспомнил Вениамин Григорьевич), а затем нанес не успевшей увернуться лайке страшный удар лапой, расплющив ее по земле. Сгустки крови и мозга из разбитого черепа разлетелись по двору, украсив широким веером бурых и ярко-алых брызг пушистый белый снежок, нападавший за ночь. Зверь лизнул окровавленную лапу и, развернувшись к человеку, поднялся на задние лапы. Постоял, покачался и, глядя отцу в глаза, взревел.

На этот звук в окно выглянул трехлетний Веня.

— Мама, посмотри, мишка! — показал он пальчиком и заливисто, радостно засмеялся. — Мишка хочет поиграть с папой! Ему в лесу скучно, он в гости пришел!

Мать подошла к окну, судорожно, с хрипом втянула в себя теплый воздух избы и кинулась сдирать со стены отцовскую двустволку. Преломив ружье, она увидела пустые стволы и побежала к шкафу, в котором отец хранил оружейные принадлежности…

Отец метнул в людоеда топор. Медведь обвалился на передние лапы, и тесак, который на полсекунды раньше торчал бы у него в груди, скользнул по черепу зверя, оскальпировав его. Шкура с хлюпаньем свернулась и сморщилась, словно не была сращена с мясом, а надета сверху, как костюм. Брызнула бледная сукровица. Монстр гнил заживо…

Без всякой паузы зверь кинулся на отца, и он бросился бежать. От входа в избу он был отрезан, единственный путь к спасению пролегал через частокол из бревен выше человеческого роста. Отец подпрыгнул, ухватился за верх, но прежде чем успел подтянуться, почувствовал, как спину между лопаток вспороли огромные шершавые когти. Пальцы разжались, и человек сполз вниз по нетесаным бревнам, оборачиваясь к своему убийце. И тут он увидел жену, выбегающую из дверей избы с двустволкой.

Он хотел крикнуть ей, чтобы она вернулась, что уже поздно, но порванные легкие быстро наполнялись кровью, и она пошла горлом, хлынула вместо крика из его горла и рваных ран на спине.

А зверь все не добивал, казалось, он наслаждался видом агонии человека. Человека, который гнал его, смертельно больного, по лесу, который дарил ему все новую боль выстрелами, который поднял его со смертного ложа в берлоге, где медведь готовился умереть. Зверь пришел прекратить свои мучения, но забрать с собой как можно больше мучителей. Он просто стоял и смотрел.

— А ну отойди от него, тварь! — Растрепанная человеческая самка стояла рядом и держала громовую палку в руках. Людоед обернулся совсем по-человечески, через плечо, и сразу оттолкнулся мощными передними лапами от земли, кидаясь на нового врага, разворачиваясь лицом к лицу опасности. С разницей в сотые доли секунды освободились две пружины в механизме ружья и стали медленно распрямляться, вошли в контакт с бойками, маленькие стальные молоточки смяли капсюли патронов, и навстречу зверю по стволам ружья, окутанные пламенем и пороховым дымом, понеслись рои тяжелых свинцовых шариков медвежьей картечи. Один заряд раздробил массивную кость плеча и превратил в фарш мышцы лапы; второй попал в грудь — и, дырявя шкуру, проламывая ребра, шарики начали свое путешествие к сердцу медведя. Зверь уже знал, что он мертв, но, завершая прыжок, он подмял под себя хрупкое тело самки и уже в агонии сомкнул мощные челюсти с массивными желтыми клыками на ее голове.

Веня вышел из избы как был — в одной рубашке до колен и в валеночках. Он подошел к медведю и подергал его за густую колючую шерсть, но мишка не проснулся и играть с малышом не стал. Тело матери из-под туши великана Веня видеть не мог. Он заметил отца, который полулежал, прислонившись к забору, и побежал к нему. Снег под его спиной окрасился красным, из уголка рта сочилась струйка темной венозной крови. Взгляд отца дрогнул и сфокусировался на малыше.

— Веня, сынок… — беззвучно, одними губами прошептал умирающий. Поднялась рука, провела по щеке, оставляя красный след, и упала. Веня не знал, что такое смерть, но вдруг почувствовал это всем своим крошечным существом. Он сел к отцу на колени, прижался к груди и заплакал.

К дому бежали привлеченные шумом соседи, хрипели на цепях собаки, мужики хватали ружья и выскакивали за порог, а Веня обнимал широкую грудь мертвого отца и оплакивал двух своих единственных родных существ на всем белом свете…

И теперь эта тварь пришла за Вениамином Григорьевичем… Нитроглицерин лежал в нагрудном кармане летней куртки, но рука отказывалась слушаться, она весила целые тонны, и двигать ею было мучительно трудно. Но таблетки здесь, нужно только дотянуться… Жена Вениамина Григорьевича, с которой они прожили душа в душу полвека, всегда следила за тем, чтобы он не выходил из дома без таблеток, с тех пор, как у него начались проблемы с сердцем. Мысль о жене придала старику сил. Детей ведь так и не нажили, пропадет она одна…

Но когда он извлек красный прозрачный шарик из пластинки таблеток, изношенное сердце, ударив в последний раз, встало, и спасение выкатилось из ослабевших пальцев на все еще влажную после грозы землю. Монстр покачался на кривых ногах, посмотрел на причудливо переплетенное с рамой велосипеда, словно застывшее в любовном экстазе тело старика, опустился на целую переднюю лапу и захромал в лес.

Спустя несколько секунд, словно отпуская на покой грешную душу, на всем полигоне погребальным плачем взвыли рации.