Письма

Эпистолярный жанр популярен на Руси. Переписка царя Ивана Грозного с князем Андреем Курбским – для тех, кто любит политику и историю. Письма Александра Сергеевича Пушкина к своей невесте Наталье Николаевне Гончаровой – для тех, кому подавай сильные чувства. Центральный нападающий первой пятерки ЦСКА и сборной Советского Союза Игорь Ларионов решил примкнуть к великим русским литературным традициям. Взял и опубликовал в октябре 1988 года открытое письмо в «Огоньке» – самом популярном журнале того времени.

Ларионов в первом же абзаце пишет, что он никак не мог встретиться и поговорить с Тихоновым, хотя жили они на одной базе в Архангельском. Поэтому он решил высказаться публично. Шесть лет он не мог пообщаться с главным тренером – это же смешно! Смешно и нелепо.

Значит, Ларионов просто уклонялся от встречи и от разговора, потому что Виктору было, что ему сказать.

Виктор пробивал ему выезд за границу, когда Ларионов оказался на подозрении у КГБ. Понимаю, что не из любви к Ларионову, а потому, что тот был игроком ведущего звена. Оказалось, и дел-то на две копейки, что-то там с девицами, а вот так всё завертелось-закрутилось. Может, с тех пор комплекс неполноценности у Ларионова и появился. Снаружи Игорь – просто-таки красавец, а вот, поди ж ты, – с гнильцой внутри. По поводу него без конца к Виктору приходили девушки, что-то просили, что-то требовали, жаловались… И так без конца – замучил этот гендерный вопрос. Пока он не женился. И вот с тех пор, как он стал невыездным, у него затаилась обида. Как так – он великий, его на руках носят, а выехать не может.

В советские годы у игроков была конкуренция, кто первый получит звёздочку на погоны со всеми вытекающими отсюда последствиями. Они были младшими лейтенантами, старшими лейтенантами, капитанами.

А потом у них началась другая конкуренция – кто первым уедет за рубеж.

На самом деле, тогда Виктор уже повлиять на ситуацию никак не мог – граница открылась. Он готов был всех отпустить, но постепенно. Чтобы место каждого уехавшего опытного игрока занял молодой, чтобы не развалилась команда. Но им надо было всем уехать. Всем и сразу! И они пошли на всё.

Вот ситуация с Фетисовым. Он, можно сказать, взбунтовался. Его пригласили в Америку, и он заявил, что всё равно уедет. Дескать, хоккеист такого уровня должен сам распоряжаться своей карьерой.

Но ведь не Тихонов принимал окончательное решение, а руководство ЦСКА и высшее руководство армии. Ведь все хоккеисты ЦСКА были военнослужащими, бросить клуб и уехать значило: дезертировать из армии! Надо знать, что первым, кому Тихонов подписал («не возражаю») рапорт на увольнение из армии, был его, можно сказать, любимчик – Вячеслав Фетисов. И что? Виктор должен был ещё бегать и просить: отпустите Фетисова, пожалуйста, заберите его у меня? Конечно, нет.

Скажем прямо: бунтарям просто нужно было срочно уехать за деньгами.

Тогда Фетисов говорил, что борется с коммунистическим режимом. Но это же чистейший популизм! Недавно, осенью 2013 года он прямым текстом сказал, что его на тот момент интересовали только деньги. Он встречался с журналистами в Деловом клубе на Тверской под эгидой РИА «Новости». Вот цитата из газеты «Советский спорт»:

«Приехал выступать в 1989 году в Америку. Кубок Стэнли мне был до лампочки! И тот же «Нью-Джерси Дэвилз» – ещё больше. Я приехал заработать. Прикинул, что один доллар – это 10 рублей. Я – двукратный олимпийский чемпион, семикратный чемпион мира. Ну и на хрен мне нужна эта НХЛ с их приоритетами».

Ни о каком спортивном интересе, чести, патриотизме, идеалах свободы и демократии, новом вызове и новой мотивации речи не идёт – только деньги, очень большие деньги! В меньшей степени всё это касалось Алексея Касатонова и Владимира Крутова. Зато прямо относилось к двоим основным зачинщикам бунта – Игорю Ларионову и Вячеславу Фетисову.

Конечно, им в этом плане здорово помог тогдашний главный редактор «Огонька» Виталий Коротич. Он поместил открытое письмо Ларионова в журнале. Хотя никакое это не письмо Ларионова. Писал не он, а, если не ошибаюсь, журналист Анатолий Головков. Виктор потом с ним встречался. Он ему объяснил: «А мне дали редакционное задание, я и написал». Для любознательного читателя я эту публикацию привожу в приложении. Человек в хоккее ни бельмеса не смыслил, но бучу заварил. Получил задание, что надо Тихонову дать как следует по заднице. Вот и выполнил задание.

Я долгие годы мечтала встретить Коротича и сказать ему в глаза, что о нём думаю. Как мог руководитель такого популярного журнала не проверить, что на самом деле стоит за всеми этими «разоблачениями»? Как он мог опубликовать все эти рыдания и стоны? Дескать, они, бедные, вынуждены сидеть на сборах и терпеть, когда Тихонов ломает их через колено.

Ломает через колено! Да они именно благодаря этой «ломке» ещё столько лет в НХЛ играли. И столького там добились! И стали, между прочим, богатыми людьми благодаря тому, что Тихонов их готовил и тренировал.

А как же их не ломать, если пьянки регулярные – это чуть ли не норма жизни? В октябре 1988 года в Киеве Фетисов попадает в милицию из-за пьяного дебоша. Вызволяет его из отделения «тиран и деспот» Тихонов. Буквально вытаскивает и не дает ход уголовному делу. Каким-то образом Виктор ещё и протокол задержания ухитряется забрать. И ни разу не предъявил его общественности, потому что это было бы неэтично по отношению к игроку своей команды.

Виктору советовали (в том числе и я) ответить на обвинения в прессе. Потом и я поняла, что это было бы серьёзной ошибкой, хорошо, что он не дал. Он, правда, написал ответ, подготовил два варианта. Мы оба этих варианта с ним обсуждали. Но потом какой-то умный человек его остановил. Возможно, Олег Спасский. Логика такая – лучше не встревать в это дело, потому что, если дать ответ, то будут ещё открытые письма и интервью. Начнётся цепная реакция.

А вот ответить «разоблачителю» по всем пунктам обвинения прямо в глаза у мужа не получилось. Ларионов после этого Виктора избегал. Это потом, когда в российском спорте появились огромные деньги, они стали возвращаться. Их носили на руках как триумфаторов, а они говорили, что «приехали поднимать отечественный хоккей». Что же они раньше не приезжали, когда тут денег не было? Почему раньше ничего не вкладывали в детско-юношеский хоккей?

Что же до Фетисова, я скажу так… Ему судьба послала большой подарок. Он всё в руках держал – был прекрасным хоккеистом, хорошим парнем, стал министром спорта. Мог бы до сих пор руководить всем российским спортом. И что получилось? Получилось, что, кроме своего тщеславия, кроме денег он ничего не видел. У него было столько проектов, и ни один из них не увенчался настоящим успехом. А клуб ЦСКА при нём обнищал и очутился на краю пропасти.

Скажу, быть может, по-женски: мерзко всё это и противно. И один пиар! Включаешь телевизор, а там передачи – про песни ли, про танцы, – но в любом случае Фетисов там сидит. Если ток-шоу, Фетисов обязательно говорит.

А недавно Фетисов выступил по телевизору с новым предложением. Разговор о допинге у легкоатлетов, так он предложил: отнять у них квартиры, машины и премиальные, которые они получали за победы. Ну, как можно так рубить сплеча? Ты ещё не знаешь, что произошло на самом деле, – так хотя бы разберись для начала! Нет, ему бы только выступить, попиариться. Ему бы только найти жертву – козла отпущения…

Между прочим, когда мой Виктор общался с некоторыми высокими чиновниками от спорта, они почти все говорили: «Виктор Васильевич, с этим человеком – поаккуратнее».

Виктор общался с ним в последние годы, так как ради дела отбрасывал всё личное. Тринадцать лет до отъезда за океан он был ближе всех к Виктору, был самым близким к нему игроком, поэтому он дважды его от тюрьмы спасал. И хоть понимал, что закон для всех должен был одинаковым, но ради Славы готов был поступиться принципами. А Слава…

Тринадцать лет до отъезда за океан он был ближе всех к Виктору, был самым близким к нему игроком, поэтому он дважды его от тюрьмы спасал. И хоть понимал, что закон для всех должен был одинаковым, но ради Славы готов был поступиться принципами.

Забавно, что уже после всего, уже в последние годы во время застолий в VIP-ложах и на крупных мероприятиях Фетисов первую рюмку поднимал за учителя. Виктор приходил домой и хихикал. А как ещё реагировать, когда ученики предают, а потом пытаются выглядеть красиво?

Если у меня спросить, какие эмоции вызывает во мне Фетисов, я ведь могу и не сдержаться, гадостей наговорю. Он, наверное, это чувствует. На похоронах Виктора одним из последних подошёл ко мне. В правой руке держит цветы, а левую протянул мне, будто для поцелуя. Словно епископ, благословляющий прихожан. Непонятный жест…

Вообще-то, никто не знает, по каким местам расставит время те или иные события. К Ларионову, как мне кажется, у Виктора до последнего осталось чувство брезгливости. Фетисова он мог осуждать, обсуждать, встречаться с ним, то есть испытывать гамму эмоций. А вот с Ларионовым никогда не хотел встретиться.

Тем не менее судьба их столкнула, когда в 2006 году на Красной площади проводилась встреча между сборной СССР и сборной мира. Фетисов попросил, чтоб тренером сборной СССР, как в прежние времена, был Виктор Тихонов. Фетисов уже здесь, в России, работал, и никто бы его не понял, если бы он Тихонова проигнорировал и не пригласил. Писали в газетах, что Ларионов обнял тогда Виктора Васильевича и сказал, что он отлично выглядит. Но можно целоваться, восхищаться, а пятно-то осталось на всю жизнь. И смыть его очень сложно. Если вообще возможно.

Разные люди – замечу ещё, в разное время – по-разному вспоминают бунт на корабле ЦСКА. Фетисов красиво говорил, что в 1989 году не мог себе позволить просто сбежать, надо было пробивать систему. Получается, Тихонов система, а Фетисов человек. И ничего, что первый подписанный Тихоновым рапорт был от Фетисова? Кто и какую систему ломал тогда?

Тихонов точно такой же человек, и они в одной системе функционировали. Когда Тихонов угоден был, они обнимались, а когда стал для них неудобным, то тут же превратился в олицетворение порочной системы.

Виктор с ними был в одной упряжке – он сам мог пробежать с командой кросс, когда здоровье позволяло. Он до последнего поднимал гантели и занимался физическими упражнениями. А когда закрывал игроков на базе, то сам с ними оставался. И если кто-то считает, что стал великим сам по себе, благодаря лишь природному таланту, то это говорит о его слабости. Учитель – всегда учитель, на все времена. Ты можешь не любить его, но уважать должен.

Из-за Фетисова Виктор переживал всё это время. У него к Вячеславу были какие-то чисто отцовские чувства, он сыну Ваське столько не помогал. И в дневниках Виктор ставит себе в упрек как раз это, что слишком сильно приблизил Фетисова.

Учитель – всегда учитель, на все времена. Ты можешь не любить его, но уважать должен.

Ничего, время всё расставляет. Вот уехал тогда вместе с Фетисовым замечательный защитник Сергей Стариков. Его жена Ирина критически (мягко говоря) высказалась о Тихонове в прессе как раз, когда против Виктора шла кампания. А потом Стариковы вернулись в Россию, и им нужна была работа в ЦСКА. И Виктор мгновенно забыл всё плохое. А Сергей Стариков относительно недавно в интервью газете «Спорт-экспресс» сказал следующее:

«Когда говорят о тихоновской диктатуре, о методах его воздействия на игроков, причём исключительно в негативном свете, то сильно упрощают. Прекрасно отдаю себе отчёт в том, что, если бы нас тогда палкой по мягкому месту не били, мы бы не бегали. Это сейчас у молодых ребят, играющих в НХЛ, совсем другой менталитет».

С годами приходит мудрость.

 

Триумф в Альбервиле

Виктор предчувствовал, что в нашем хоккее всё начнёт рушиться. Как только у игроков возник интерес к НХЛ. Когда Сергей Пряхин из «Крыльев Советов» первым отправился за океан, стало очевидно – это сигнал. Кажется, Вячеслав Колосков содействовал этому отъезду. Или давал санкцию на него. А другие игроки сразу засуетились-заволновались: как же, кто-то поехал, а мы все здесь сидим… Виктор чувствовал атмосферу нездорового ажиотажа.

Мы с ним обсуждали случившееся. Он говорил, что все будто с ума посходили. Но он сначала не осознавал масштабы бедствия. А потом, когда на него пошла в бой пресса, когда вдруг появились заголовки, вроде «Я не хочу играть в команде Тихонова», спасти ситуацию не представлялось возможным.

Эти слова (не хочу играть у Тихонова) традиционно приписываются Вячеславу Фетисову. Но потом выяснилось, что журналист Петр Спектор ему подсказал такую формулировку. Это не собственное высказывание Фетисова, спустя время Спектор сам раскрыл подробности того скандального интервью и написал об этом. Он опубликовал статью, в которой рассказал, что неправ, что нельзя было так делать. То есть не только оправдал Виктора – для меня это очень важно, – но публично признал свою ошибку. Это дорогого стоит. А если речь идёт о журналисте, то ещё дороже. Я Спектора уже за это уважаю.

Виктор после всех этих нападок тревоги не испытывал – он всегда знал, что у него будет работа. Поступали и предложения из-за рубежа, без какой-либо команды он бы не остался. Но он уже жил интересами ЦСКА – его невозможно было оторвать от армейского клуба. Он ощущал, что начинается развал – причём преуспели в этом деле его ученики, что больнее всего перенести. И он прекрасно понимал, что они едут не учиться, дабы потом вернуться и научить российский хоккей. Они тривиально ехали за деньгами.

Тревоги Виктор не испытывал, но из-за критики переживал, потому что, с его точки зрения, она получалась необоснованной. Но он боец – не позволял себе раскисать, унывать. К тому же после отъезда первой пятерки ЦСКА и сборной СССР, после отъезда всех ведущих хоккеистов у него появилась большая цель. Новый вызов! Олимпиада 1992 года во французском Альбервиле.

Нужно было собрать новую команду. Что ж, он набрал. Называлась команда сборной СНГ, выступала в Альбервиле без гимна, без флага. Критики обозвали команду «киндергартен» – детский сад. И с этим детским садом Виктор победил. При том, что за месяц до начала Игр огромная страна – со всеми её устоями и ценностями – прекратила своё существование.

Тут проявилась его натура. Я, например, могу впасть в уныние – не хочу ничего, мне противно всё. Да ведь случается подобное состояние, наверное, у любого. А вот у Виктора – никогда! Или он умел это состояние тщательно скрывать – так, что даже я не видела. Но не думаю. Всё-таки он должен был дома отдыхать: не мог же он, даже расслабившись, носить маску. Впрочем, у него такая натура… Он многое в себе хранил.

Мы болезненно пережили распад Советского Союза – он тоже плевался, как и многие. Но у него на всё это был один ответ: «Надо работать».

Для нас, детей войны, страна – это всё! Самое главное, основа основ. У нас не было никакого личного антагонизма ни с Грузией, ни с Прибалтикой. Никакого внутреннего неприятия. Тем более, что Виктора во всех советских республиках любили и уважали. Все прекрасно знали, что он бескорыстный человек. Ситуация с дачей показательна – он десять раз мог её попросить! И ему бы или предложили купить, или подарили… Но он даже не обращался.

Он очень ценил свою независимость. Я ему часто повторяла, – мол, независимых людей вообще не существует. Один от рюмки зависит, другой от жены, третий от собаки – обязательно какая-то зависимость есть. Но он берег свою независимость, как он её понимал. Необычайно берег.

Вот вам история про его понимание независимости… Она произошла незадолго до его ухода из жизни. Ему уже нельзя было ходить. Я отправляюсь с нашим псом утром погулять, а он на костылях ковыляет по коридору, открывает дверь – и до лифта меня провожает. А ему вообще нельзя напрягать ноги! На мои возражения отвечает: «Ничего, я тренируюсь». То есть ему и в передвижении хотелось оставаться независимым. Несмотря на болезнь, несмотря на возраст, несмотря на желание окружающих – родных и близких – помогать ему.

В каком-то смысле это – фанатизм. Подтверждающий мои слова о зависимости всех – ведь фанаты зависят от своего фетиша. Так что Виктор был зависим от своей работы. И фанатизм помог ему добиться победы в Альбервиле.

У него не было ощущения, что это – лебединая песня, последний успех отечественного хоккея на Олимпиадах. Он всегда нацеливал свои команды на победу, поэтому не мог, не имел права предаваться сомнениям, пессимизму и рефлексии. Думаю, он из последних сил мотивировал и настраивал. И, конечно, тренерское видение помогало. Он просто в очередной раз показал, что является выдающимся тренером.

А я опять по-женски внушала ему: «Виктор, это судьба тебя отметила и помогает! Ты с командой, у которой ни гимна, ни флага, завоевываешь золото. Ведь уникальное явление, никогда такого больше не повторится. Все корифеи улетели за деньгами, ты поехал с детским садом и смог что-то им сказать, объяснить, что-то внушить, чему-то научить»…

«Виктор, это судьба тебя отметила и помогает! Ты с командой, у которой ни гимна, ни флага, завоевываешь золото».

Нужно, впрочем, отметить, что в сборную пришли фантастически талантливые ребята. Практически все себя проявили чуть позже в НХЛ. Так что, можно сказать, в детском саду у Виктора Васильевича оказались акселераты. Акселераты по хоккейным меркам.

Несмотря на развал страны, всем заплатили премиальные. Наверное, для молодых игроков – существенные деньги. У них же только начиналась карьера, и никаких сбережений ещё не было. А я, как обычно, премиальные деньги положила на книжку, на банковский счет. И они вскоре абсолютно обесценились. Но мы спокойно восприняли – с ума не сошли. Как-то заглянула я на счет после всех дефолтов и девальваций, а у меня там денег – на два набора столового серебра. Купила ложки, ножи и вилки. Один набор подарила сыну, другой принесла домой. Так и ушли, сгорели всякие премиальные и накопления на покупку дачи.

Может, потому, что у нас никогда не было больших запросов, мы всё это перенесли легко. Нам хватало, нам достаточно было, мы счастливыми себя чувствовали. Да, денег за победу уже нет, но ведь саму победу в Альбервиле никто не отнимет, не забудет, не аннулирует.

После неё Виктора опять начали превозносить. Оказалось, что он очень хороший тренер. Оказалось! А за пару лет до этого те же самые люди кричали, что «он ломает всех через колено».

Многие умеют перестраиваться на удивление быстро. Когда читаю старые статьи, то удивляюсь – вчера писали одно, сегодня другое, а завтра будут и вовсе противоположное? Ну, может, это и правильно. Так удобнее жить.

Удобнее жить, но с такой философией невозможно выигрывать. Побеждает только тот, кто идёт к цели, не отступая от своих принципов и не боясь критики.

Катя (читатель помнит? – это юрист Тихонова, помогавшая ему до самого конца) мне рассказывала, что в Сочи после проигрыша сборной России к Виктору постоянно подходили болельщики и благодарили за ту, последнюю победу отечественного хоккея на Олимпиадах.

Виктор перед поездкой в Сочи заготовил карточки со своими автографами, чтобы не останавливаться для подписи и передавать на ходу, если кто-то попросит. Но останавливаться пришлось не раз, выяснилось, что в наше время ценны не автографы, а совместные фото на телефон. Это удивило Виктора, однако он никому не отказывал – и на арене, и во время прогулок. Сотни людей получили фотографии, хорошее настроение и замечательную память на всю жизнь.

 

Политика

Когда в конце восьмидесятых годов в обществе начали меняться ценности и трактовка исторических событий, то и Виктору досталось. Продукт системы, человек системы! Какое нелепое сочетание слов, за которым, по сути, ничего не стоит. Нет за ними конкретного человека. Да, Виктор был коммунистом. И партбилет не выбросил, хотя многие это весьма демонстративно делали из популистских соображений. Но при этом он никогда не был политизирован. Перемены в обществе его интересовали лишь настолько, насколько они касались сборной и ЦСКА.

Он никогда не восхищался Михаилом Горбачевым или Борисом Ельциным. С Ельциным у нас в семье даже связана шутка: если говорят, с документами пошёл работать, то, значит, надо выпить.

Виктор целиком и полностью был в своей работе, поэтому тратить время и энергию ещё на какие-то споры и дискуссии не считал нужным.

Трудно объяснить, как в политизированном советском обществе ему удавалось держаться в стороне от идеологических вопросов, накачек, пропаганды. Да, его вызывали на ковер, он отчитывался. Но Виктор знал свою работу, что называется, от и до, поэтому мог не волноваться. И ему, чтобы сохранять свою должность, не нужно было демонстрировать верность линии партии, ленинским принципам и тому подобные вещи.

Когда в конце восьмидесятых годов в обществе начали меняться ценности и трактовка исторических событий, то и Виктору досталось. Продукт системы, человек системы! Какое нелепое сочетание слов, за которым, по сути, ничего не стоит.

Его вызывали к Сергею Павлову, председателю Комитета по физической культуре и спорту при Совмине СССР – так тогда назывался министр спорта. Приглашал к себе Михаил Зимянин, секретарь ЦК партии – очень высокий уровень, по нынешним меркам считайте вице-премьер. Он к ним шёл и говорил, что делает, – мог дать ответ на любой вопрос. По сути, без высокопарных слов. Без цитат из классиков марксизма-ленинизма.

При этом он не использовал свои знакомства и связи в высших эшелонах власти для себя. А вот ради команды подобное случалось. Начинал обзвон инстанций с военного руководства – с начальника ЦСКА Станислава Лаговского. Армейская дисциплина специфичная – есть определённый порядок, субординация. Он мог переступить через себя в интересах команды. Мог позвонить и министру обороны – попроситься на прием. И там документально доказывал, что нужно сделать для ЦСКА или для сборной.

Профессия превалировала над чувствами, эмоциями, политикой и идеологией. А в повседневной жизни он был очень добрым человеком. Если надо для дела, то он заставит всех. Но ведь для дела, не для себя же.

Виктор своей успешной работой минимизировал влияние политики и политиков на себя и на команду. Это тоже достижение! По тем-то временам…

Противники часто обвиняли его в том, что он – человек системы. Но Виктору идеология вообще не была интересна. Разве мог человек, порабощенный тогдашней идеологией, общаться с эмигрантом? Да никогда! А у Виктора своя идеология была – это хоккей.

Наверное, у него формировалось отношение к тем или иным политическим событиям, но открытой реакции даже в кругу семьи я не помню. В начале девяностых взглянешь на площадь перед нашим домом, а там торговля идёт страшная. Тяжёлое время, как вспомню, так не по себе делается. Но Виктор ничего не говорил – ему неинтересно болтать, критиковать, возмущаться, паниковать.

Конечно, люди в Советском Союзе жили довольно политизированно, но мы не обсуждали, что писали в газетах или что показывали в новостях. Он был в курсе событий, мог реплику бросить, когда что-то прочитывал. Но на этом его интерес ограничивался. Я, например, если натыкалась на какую-то важную информацию, то искала другие источники, другие газеты. А вдруг там по-другому пишут! Виктор не такой.

Вспоминаю историю, которая характеризует его отношение к идеологии и к людям… Он много общался с журналистом Евгением Рубиным. А потом тот уехал в США. Естественно, эмигранты сразу становились чуть ли не врагами советского народа. Вступать с ними в какой-либо контакт было строжайше запрещено, могли быть серьёзные неприятности. Все это прекрасно знали, потому что с командами – со сборной или ЦСКА – в заграничные турне летали сотрудники КГБ, которые любые связи и контакты отслеживали. Так вот, Виктор легко общался с Рубиным и в США, когда тот подходил к нему, не думал ни о каких последствиях. Он мне сам об этом потом рассказывал. Для Виктора существовали человеческие отношения, а запреты партийных чиновников не волновали. Он не боялся опалы, не делил людей на своих и чужих.

Противники часто обвиняли его в том, что он – человек системы. Но Виктору идеология вообще не была интересна. Разве мог человек, порабощенный тогдашней идеологией, общаться с эмигрантом? Да никогда! А у Виктора своя идеология была – это хоккей.

Когда Виктор умер, мы некоторое время ломали голову над тем, как назвать его фонд. Фонд Виктора Тихонова – это понятно. Но нам сказали – нужно ещё и что-то вроде дополнения, уточнения. Звонила друзьям, приятелям за советом, а в итоге придумала сама. По-моему, подходяще получилось: фонд Виктора Тихонова «Преданность хоккею».

Предельно ясно, чем он будет заниматься. Мы будем заниматься хоккеем, творческим наследием Виктора – изучать то, что он оставил. Надо найти людей, которым это будет интересно, которые этим займутся. Надо сделать учебник для хоккейных школ. У Виктора в записях есть всё, что нужно тренеру. Просто открыл и прочитал – по дням расписано четко, по минутам, по количеству нагрузок.

Я ему не раз говорила: «Вить, надо, чтобы кто-то обработал, занимался этим – ну, пропадает же добро». Вон Анатолий Тарасов диссертацию защитил, стал кандидатом педагогических наук, но он и вообще был более оперативным человеком. А Виктор начал обобщать, систематизировать только в последнее время, до этого был постоянно занят…

В общем, если называть Виктора Тихонова человеком системы, то я каждому пожелаю жить в такой системе. И систему создал он сам, а не подстраивался под чужую систему или идеологию.

 

Политики и начальники

С одной стороны, Виктор был аполитичен. Но это вовсе не значит, что на него никакого впечатления не производили политики. Как личности производили. Ведь со многими он общался. Он мне говорил, какое сильное воздействие на него оказал Юрий Владимирович Андропов. Своей манерой поведения, уверенностью, спокойствием – абсолютно всем. Когда они познакомились, Андропов возглавлял КГБ СССР. Они неоднократно общались и встречались.

С главным человеком той эпохи, страстно любившим хоккей, Виктор так и не познакомился. Хотя Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев смотрел чуть ли не все матчи, которые транслировались по телевизору. И на стадион приходил. Даже мог себе позволить покурить прямо во время игры, хотя диктор по стадиону всегда объявлял, что курение на арене строжайше запрещено. Брежнева это ограничение, естественно, не касалось.

Однажды, в 1981 году, в перерыве игры на Приз «Известий», когда Леонид Ильич сидел в правительственной ложе, хоккеисты отнесли ему туда клюшку с автографами, перчатки и шлем. Это было 16 декабря (с финнами играли), а через три дня, 19 декабря, предстоял день рожденья генсека, 75 лет ему исполнялось, юбилей. Вот и понесли ему подарки. И Виктор поднялся к Брежневу вместе с игроками – Владиславом Третьяком, Валерием Васильевым и Сергеем Макаровым. Брежнев обрадовался, хотел налить игрокам шампанского, чтобы вместе с ними выпить и отметить. Но Виктор категорически воспротивился. Для него в вопросах дисциплины не существовало исключений. Даже генсек не мог его заставить пойти на компромисс.

Насколько мне известно, Леонид Ильич к нему относился доброжелательно. Наверняка помощники Брежнева и помощники Андропова навели справки о Викторе. Непьющий, работящий человек, ежегодный прогресс… Не думаю, что кто-то мог дать Виктору отрицательную характеристику. А ответственность при любой власти ценится.

В девяностые годы жизнь свела Виктора с людьми, управляющими огромными корпорациями. И он был в восторге от профессора, члена Российской академии наук Анатолия Фёдоровича Дьякова, возглавлявшего РАО ЕЭС. Тот помогал Российской хоккейной лиге, и армейцам в самый сложный период тоже оказывал содействие.

А о первом президенте России Борисе Ельцине Виктор как-то и не хотел особо говорить – очень уж много негативной информации появлялось о нём. Поскольку он с ним за одним столом не сидел, лично не общался, то по материалам прессы у него сформировалось неприязненное отношение к президенту. Как и в случае с первым (и единственным) президентом СССР Михаилом Горбачевым. Я всегда говорила Виктору: «Ну, смотри, как у нас получается – то тракторист управляет громадной страной, то прораб-строитель. Вот мы в итоге и пришли».

Добиваться побед – это успех, достижение. Но сохранить команду – это подвиг.

Инициатором разговоров о политике и о политиках всегда была я. До сих пор всё читаю, изучаю – мне всё интересно, что в мире происходит и с нашей страной. Осознаю, в моём возрасте это даже смешно. Но я хочу понять и разобраться.

Мне нравится Владимир Путин. У него есть характер, он не делает резких движений, но он идёт в одном, строго определённом направлении. Так же и Виктор был очень высокого мнения о Путине. Несколько раз с ним встречался и сумел пообщаться как раз в тот момент, когда решался вопрос – погибать команде или её можно спасти. Виктору уже надоело ходить с протянутой рукой к олигархам и просить деньги на содержание команды.

Вячеслав Фетисов заявлял, что нужно найти спонсора, а остальное, дескать, сами сделаем. Ну, что спонсор? Спонсор сегодня увлекается хоккеем и дает деньги – может быть, даже хорошие деньги. А завтра ему понравился балет. И он свои деньги отнес в балет. И всё – деньги уже чужие.

Я считаю, Виктор не просто осуществил большое дело. Глобальное, судьбоносное для армейского хоккея дело – вот, что он сделал!

То, что он создал хорошую команду в семидесятых-восьмидесятых годах, что он прекрасный тренер, – все и так знали, и многие с этим согласны. Но найти государственную поддержку в наше время – это нечто особенное. Мы же видели, что случилось со «Спартаком»… Что со многими командами и в футболе, и в хоккее, и в других видах спорта происходит.

Добиваться побед – это успех, достижение. Но сохранить команду – это подвиг. Не за один день всё сделалось – много лет он ходил, просил, умолял. Разных людей просил. И, в конце концов, сумел переговорить с Путиным.