В наших экспедициях не раз бывали случаи, когда гидронавтам приходилось оказывать практическую помощь рыбакам в настройке орудий лова. Нередко в программу рейса включали специальное задание об испытаниях новых моделей тралов, ловушек, ярусов, садков, драг. В этой главе я расскажу о некоторых эпизодах, связанных с подобными работами, подчас довольно курьезных.

Впервые проблема эффективности орудий лова возникла перед гидронавтами в первом рейсе НПС «Ихтиандр». По заданию руководства АзЧерНИРО нам предстояло проверить, насколько эффективно работает обычный донный трал в условиях сравнительно ровного рельефа дна на шельфе Северо-Западной Африки. Перед каждым погружением подводного аппарата «Тинро-2» начальник рейса Марлен Павлович Аронов и его заместитель Борис Владимирович Выскребенцев инструктировали наблюдателей, на что следует обращать внимание. «Подводный аппарат – это как модель трала, – говорил Выскребенцев. – Рыбе все равно от кого убегать: от трала, гремящего цепями и бобинцами, или от подводного аппарата». Наши погружения показали, что разница между тралом и подводным аппаратом все-таки есть: трал производит больше шума и поднимает много мути со дна, в то время как подводный аппарат ослепляет рыбу светом. Однако в первом приближении можно было, по-видимому, принять подводный аппарат за модель трала.

… И вот я на дне Атлантического океана, в районе мыса Кап-Блан, что на западном побережье Африки. Это мое первое погружение в океане. Мы находимся на глубине 100 метров. Дно ровное, песчано-илистое. Течение слабое, видимость около 4 метров. Включаем прожектор и видим: на дне сидят какие-то колючие рыбы. «Скорпены, иначе – морские ерши, – догадался я». Они сидят спокойно, не обращают на подводный аппарат никакого внимания, несмотря на то, что мощный прожектор светит им прямо в глаза. Даем ход. Скорпены остаются неподвижными. «Господи, – да я же тебя задавлю!» – мелькает у меня мысль, когда аппарат приблизился к рыбе почти вплотную. И вдруг – резкий бросок. Скорпена срывается с места и, подняв облачко мути, ныряет под аккумуляторную батарею, закрепленную снизу подводного аппарата. «Вот те раз, – соображаю я. – Так она и под трал нырнет!»

Двигаемся дальше, переваливаем через округлую бровку материкового склона. Течение усиливается. Ила на дне нет, только крупный песок с мелкими ракушками. На дне почти впритирку к грунту плавают маленькие долгохвостые рыбки, макрурусы. Они с трудом удерживаются против течения. Им не до подводного аппарата, лишь бы не снесло течением. Мы проплываем у них прямо над головами: никакой реакции. Я вспоминаю, что в тралах, поднятых на палубу, я таких рыбок не видел. Да и откуда им быть? Трал, должно быть, просто прокатывался над ними.

На глубине 200 метров я замечаю стаю серебристых рыб. Они держатся на границе света и тени, не подпускают ближе 4 метров. «По-видимому, из семейства тресковых, – прикидываю я, – похожа на мерлузу». Точнее под водой определить рыб не удается. Но главное в данном случае не точность определения. Важны особенности поведения этих серебристых придонных рыб: они уходят, как только мы приближаемся к ним на дистанцию меньше 4 метров.

Когда я рассказал об увиденном Аронову и Выскребенцеву, они в один голос воскликнули: «Нужно уменьшать диаметр бобинцев, иначе много рыбы уходит под нижнюю подбору». Мы проанализировали наблюдения и других гидронавтов. Все видели одну и ту же картину: на дне находится много плоскотелых рыб (морских языков), а также скорпен, но в трал их попадает мало. Так появилась первая практическая рекомендация: для увеличения уловов донных рыб на африканском шельфе следует настраивать трал таким образом, чтобы его нижняя подбора шла как можно ближе к грунту. Проще говоря, нужно сменить большие бобинцы на маленькие. Казалось бы, ничего хитрого в этой рекомендации нет, однако нужны были именно точные визуальные наблюдения, чтобы быть уверенным в успехе.

Другой памятный случай произошел, когда «Ихтиандр» работал на подводном хребте Наска в юго-восточной части Тихого океана. Закрепили мы тогда ловушку на подводном аппарате «Север-2» и отправились на вершину подводной горы. Через некоторое время заметили, что к ловушке устремились лангусты да такой лавиной, что в «дверях» образовалась давка. Скопились лангусты и у того края ловушки, где входного отверстия не было, но течение приносило туда запах приманки. Из одного-единственного погружения стало ясно, что отверстий в ловушке лучше сделать два – больше лангустов успеет забраться в нее. И второе немаловажное наблюдение: довольно скоро насытившись, лангусты стали выскакивать из ловушки, причем довольно оригинальным способом: над головами заползающих в нее. Сразу два практических вывода были сделаны: входные отверстия в ловушку должны быть ниже, но шире; ловушку нет необходимости держать на дне целые сутки, как это было принято, – достаточно трех или четырех часов. Первыми применил эти рекомендации рыбаки на самом «Ихтиандре». Ловушки быстро переделали, и лангусты посыпались на палубу как из рога изобилия.

Много внимания уделяли гидронавты наблюдениям за крабовыми ловушками в дальневосточных морях. Одна из проблем, с которой сталкивались краболовы, – неравномерность уловов в ловушках, составляющих один порядок. Оставалось загадкой, почему в одной ловушке сидит десять крабов, а в соседней – ни одного? Загадку разгадали севастопольские гидронавты, когда погрузились на дно Охотского моря в подводном аппарате «Тинро-2». Пройдя вдоль порядка ловушек, они увидели, что некоторые ловушки перевернуты и лежат входным отверстием книзу. Крабы при всем желании залезть в такую ловушку не могли. Вот и разгадка! Поразмыслив, предложили краболовам увеличить скорость при постановке ловушек, чтобы те не валились в кучу, а вытягивались по струнке вдоль хребтины. Так и сделали. Потом провели повторные подводные наблюдения: почти все ловушки лежат правильно, отверстиями кверху. Уловы крабов сразу возросли.

Довелось прикоснуться гидронавтам и к экологическим проблемам, связанным с крабовым промыслом. Дело в том, что при подъеме ловушек некоторые из них обрываются и падают в море. Такая ловушка становится тюрьмой для крабов: попав в нее, крабы уже не могут выбраться и погибают. На запах разложившегося краба подходят другие ракообразные, забираются в ловушку и снова погибают. Так и работает этот конвейер смерти, пока сеть, из которой сделана объячейка ловушки, не сгниет. Но если сеть капроновая, она не сгниет очень долго, и ловушка становится бесконечно работающим «подводным Бухенвальдом». Это ловушка-убийца. Мне доводилось видеть такие ловушки в Японском море. Жуткое зрелище! Громадные камчатские крабы, забравшиеся в упавшую на дно ловушку, безуспешно искали выход и были обречены на бесполезную гибель. Из этих наблюдений вытекают по крайней мере два практических вывода. Первый: объячейку ловушек следует делать только из таких сетематериалов, которые быстро разлагаются в воде. Ни в коем случае не применять капроновых сетей! Второй: следует периодически очищать морское дно в районах промысла крабов от упавших на дно ловушек.

В одном из дальневосточных рейсов научно-поискового судна «Гидробиолог» гидронавтам довелось принять участие в испытаниях донных ярусов и садков для выращивания рыбы. Испытаниями руководил Геннадий Адуев, научный сотрудник ТИНРО. Он хотел посмотреть, как ведет себя донный ярус под водой. Для этого в программе рейса выделили неделю времени, в помощь отрядили всю научную группу. Выйдя на палубу, мы принялись наживлять крючки донного яруса недавно пойманным минтаем. Ярус был огромным, крючков на 200. С непривычки мы потратили целый час на эту работу. Потом с судна, следовавшего малым ходом, ярус опустили за борт. Через некоторое время Геннадий погрузился под воду в подводном аппарате «Тинро-2» и увидел удивительную картину: приманку активно пожирали самые разные обитатели моря, но только не те, на поимку которых был рассчитан ярус. Ставили его на треску, а попадались скаты. На многих крючках приманка была уже объедена. Рядом сидели довольные угощением креветки, крабы-стригуны, брюхоногие моллюски и морские ежи. Когда Адуев вылез из люка подводного аппарата, он разразился громкой бранью в адрес «халявщиков». Поостыв немного, Геннадий стал размышлять, как выправить дело. Он придумал вот что: снабдить хребтину яруса маленькими поплавочками, чтобы крючки с приманкой приподнялись над грунтом. После нескольких экспериментов ему удалось подобрать размеры и количество поплавков и вывесить ярус таким образом, что крючки поднялись примерно на полметра над грунтом. Результат не замедлил сказаться: ярус принес долгожданную треску.

Второй эксперимент Адуева закончился неудачей. По его указаниям механики построили из металлических уголков и сети большой садок. Команда сразу окрестила это сооружение «домиком для рыбок». Адуев хотел понаблюдать, как будут вести себя рыбы, помещенные в этот садок и предоставленные сами себе («кормить их должно само море!»). С превеликими трудностями опустили садок за борт и установили на глубине 17 метров. Наловили рыбы и, отобрав самых жизнестойких особей, посадили их в садок. Место установки садка обозначили буем. Всего посадили штук пятьдесят рыб разных видов. Спустя неделю Адуев спустился к садку в подводном аппарате. Через динамик звукоподводной связи мы услышали его голос: «Вижу садок… Рыбы в нем нет…». Затем под воду спустились водолазы и выяснили, что в одном месте между боковой стенкой садка и дном была щель с ладошку высотой. То ли дно было неровным, то ли рыбы сделали «подкоп» – осталось неизвестным. Так или иначе, все пленники сбежали из «тюрьмы». По этому поводу на судне было больше смеха, чем грусти. Расстроен был только наш главный экспериментатор Адуев.

В тот же год (1982) мне довелось принять участие в любопытном эксперименте, проведенном на судне «Гидронавт» в Черном море. Вернувшись с Дальнего Востока, я был назначен начальником комплексной экспедиции. Один из пунктов программы предписывал провести испытание геологической драги. Ее сконструировал инженер института «ВНИИОкеангеология» Александр Гадалин. Драга была доставлена из Ленинграда в разобранном виде в Севастополь, погружена на судно. На траловой палубе «Гидронавта» ее собрали. Выглядела драга забавно: шалаш или треугольная пирамида, положенная набок. По замыслу инженера, как бы такая драга ни крутилась, всегда одна из ее граней будет ползти по дну и собирать конкреции. Объячейка драги тоже была выполнена оригинально, из колечек – тех, что используются в связках ключей.

Приступили к испытаниям. Для того, чтобы набрать настоящих конкреций, «Гидронавт» зашел в Каркинитской залив, где, как известно, были распространены мелкие железо-марганцевые конкреции. При первой же попытке драгирования сооружение инженера Гадалина оторвалось, оставшись лежать на дне Черного моря, а на палубу выполз лишь обрывок троса.

Мы решили спустить подводный аппарат «Тинро-2» и поискать драгу, а если удастся – поднять ее. Я сам пошел в погружение, поскольку имел в то время наибольший опыт подводных наблюдений по сравнению с другими членами научной группы. Нам удалось довольно быстро отыскать след драги на дне моря. Грунт в Каркинитском заливе илистый, и драга пропахала глубокую борозду. Идя по следу, мы вскоре обнаружили и саму драгу. Она глубоко врезалась в ил, как тяжелый плуг в пашню. Драга была наполнена илом, вес которого, наверное, достигал пяти или шести тонн, судя по объему грунта. Глубина в этом месте была 50 метров. Подводный аппарат остановился, завис над драгой, выпустил буек. К этому буйку подошел «Гидронавт», с которого подали стальной трос с гаком. Его удалось поймать манипулятором подводного аппарата и зацепить за раму драги. Затем подводный аппарат отошел в сторону, и драгу стали осторожно вытягивать траловой лебедкой, направляя усилие в сторону ее следа, вытряхивая из нее набравшийся грунт. Операция по подъему драги закончилась успешно, через полчаса она была поднята на палубу судна. Вид драги представлял собой жалкое зрелище: рама погнута, металл местами надорван, объячейка свисала клочьями. От драги по палубе разлились потоки грязи, что вызвало громкое неудовольствие старшего помощника.

Эксперимент с драгой явно провалился. Инженер Гадалин был очень расстроен. Но на этом наши неприятности не закончились. Увлекшись подъемом драги, мы не заметили, как, описав широкую циркуляцию, к борту «Гидронавта» подошло какое-то суденышко. С него спустили шлюпку, и через минуту у нас на борту был краснолицый инспектор рыбоохраны. Он с удивлением осмотрел странное «орудие лова», а потом составил протокол. Оказалось, что, увлекшись спасением драги, «Гидронавт» пересек границу осетрового заказника, где нахождение любого судна, имеющего на палубе орудия лова, запрещено. Как ни пытался капитан нашего судна Борис Михайлович Басс объяснить инспектору, что мы испытываем геологическую драгу, а не рыболовную, тот был неумолим. Факт спуска за борт «металлической драги оригинальной конструкции» отрицать было невозможно, и нам (капитану и мне) пришлось подписать протокол. Когда «Гидронавт» вернулся в Севастополь, капитана ожидал солидный штраф, выписанный инспектором. Я отделался легким испугом, поскольку за определение координат судна начальник рейса ответственности не несет.

Попутно с изучением распределения донных беспозвоночных и рыб мы отмечали следы деятельности человека в море. Особенно сильное впечатление произвели на меня глубокие длинные борозды, оставленные донными тралами на внешнем склоне черноморского шельфа в районе Ялты. Было это в 1983 году. Кого ловили в этом месте рыбаки донным тралом, понять было невозможно. Если пытались ловить шпрота, то эта рыба держится высоко над грунтом в толще воды, и ловить её следовало разноглубинным тралом, а не донным. Камбалы-калкана в этом месте очень мало, остается мерланг. Мерланг по нашим наблюдениям держится в придонном слое на высоте 2–3 метра над грунтом, и его также можно ловить разноглубинным тралом. Оставалось надеяться, что рекомендации гидронавтов будут учтены, и бессмысленное уничтожение донных биоценозов донными тралами в Черном море прекратится.

Еще один район, где донные беспозвоночные и водоросли издавна добывались драгами, расположен в северо-западной части Черного моря. В итоге длительного промысла запасы водорослей и мидий оказались подорванными. Экспедиция на «Гидронавте», работавшая в этом районе в 1983 году, установила, что биомасса мидий уменьшилась по сравнению с прежними годами, а площадь поля водорослей сильно сократилась. Наши ведущие гидробиологи Петя Захаров и Наталья Литвиненко весьма тщательно выполнили бентосную съемку дночерпателем «Океан-50», а гидронавты полностью подтвердили их выводы наблюдениями из подводного аппарата «Тинро-2».

Вывод напрашивается сам собой: следует постепенно сокращать траловый промысел рыбы, беспозвоночных и водорослей в Черном море, а вместо него наращивать культивирование водных биоресурсов, прежде всего мидий. Как показала практика, выращивать мидии не так уж сложно, и в этой работе без водолазов и гидронавтов не обойтись.

Мне довелось участвовать в сооружении подводной установки для выращивания мидий в районе мыса Большой Утриш. Моя задача состояла в том, чтобы, плавая под водой, найти ровную площадку, на которой можно было бы с помощью оттяжек закрепить огромную треногу. На этой треноге должны быть подвешены садки с молодью мидий. Я такую площадку нашел, треногу мы установили, и вся наша установка послужила опытной моделью мидийной плантации.

Когда я вижу в магазинах баночки с мидиями, мне приятно думать, что в этом вкусном деликатесе есть и частица моего труда.