Собрание сочинений в трех томах. Том 1

Федоров Василий Дмитриевич

ЛИЦО ВЕКА

(1960 — 1961)

 

 

"Наше время такое…"

Наше время такое: Живем от борьбы До борьбы. Мы не знаем покоя, — То в поту, То в крови наши лбы. Ну а если Нам до ста Не придется дожить, Значит, было непросто В мире Первыми быть.

 

"Вождями, борцами, творцами…"

Вождями, Борцами, Творцами, Творивших основу основ, Россия славна именами Своих благородных сынов. От самых Далеких времен Мы с гордостью их проносили. Хоть много имен у России — Россия Превыше имен.

 

ТРУДНАЯ ГОРДОСТЬ

На плитах Каменных гробов В музейной запыленности Я видел головы рабов, Склоненные в покорности. И, значит, В древности седой Была такая сила, Что неизбывною бедой Те головы склонила. Вчера увидел я плакат. На нем, Порвав с покорностью, Рабочие вперед глядят С повышенною гордостью. В них Битвы дня отражены, В них С дерзкой обнаженностью Все мускулы напряжены Железной Напряженностью. И, значит, Рядом с добротой У мира скорбной ношей Есть сила зла, И силе той Сегодня вызов брошен. В осанке власть, В осанке страсть, Но увлеченным новью Осанка гордая далась, Увы, не малой кровью. Веков Охрипшая труба Звала на подвиг ратный, Чтоб вскинуть голову раба До гордости плакатной. Но гордость — Это не покой, Когда идет сраженье. У нас от гордости такой Побаливает шея. Когда-нибудь — За то борюсь! — Придет конец угрозе, И гордости излишней груз Мы, как ненужный, Сбросим. Тогда Кого нам отражать? Тогда начнем мы саки Спокойно головы держать, Как держим их С друзьями.

 

ЛИЦО ВЕКА

По воле, По страсти, По власти отца, По кротости матери бедной Достались мне Крепкие руки бойца И сердце Сестры милосердной. Мне с веком моим, Поседевшим в бою, Нетрудно в суровости спеться. И все ж когда бью, То как будто бы бью Свое обнаженное сердце. Быть строгим велит Атакующий класс, Но доброе солнце над нами. Оплакал друзей я… Припомнил и вас, Погибших слепыми врагами. Не я ли о братстве Во трубы трубил, Лихую предвидя годину… Мне сердце давали Для полной любви, А любит оно вполовину. Все сердце любви Я отдать не могу, Какой бы она ни явилась. Оставил я место, на горе врагу, Чтоб ненависть Там поместилась Неверная злоба, Как маска, черна На мудром лице человека. Мне с жизнью моею Была вручена Святая трагедия века.

 

"О, Русь моя!.."

О, Русь моя!.. Огонь и дым, Законы вкривь и вкось. О, сколько именем твоим Страдальческим клялось! От Мономаховой зари Тобой — сочти пойди — Клялись цари и лжецари, Вожди и лжевожди. Ручьи кровавые лились, Потоки слов лились. Все, все — и левые клялись, И правые клялись. Быть справедливой Власть клялась, Не своевольничать в приказе. О, скольких возвышала власть, О, скольких разрушала власть И опрокидывала наземь! У ложных клятв Бескрыл полет, Народ — всему судья. Лишь клятва Ленина живет, Лишь клятва Ленина ведет, Все клятвы перейдя. Народ, Извечный, как земля, Кто б ни играл судьбой, Все вековые векселя Оплачены тобой. Не подомнет тебя напасть, Не пошатнешься ты, Пока над властью Будет власть Твоей земной мечты.

 

ТРИ ВОДЫ

Горит душа, Горят сады, Великий зной Томит природу. В извечном поиске воды Копай, копай — И встретишь воду. То будет Первая вода. Она неглубоко под нами, Она питается дождями, Она бывает не всегда. Недавно шумный ливень лил, И вот, Омывшая все поле, Она еще под цвет земли, И в ней еще так много соли. Близка, Она вас напоит, Когда еще стоит прохлада, Когда и жажда не томит Ни тела, Ни души, Ни сада. Ищи вторую, Глубже рой, И ты дороешься в глубинах До чистой до воды второй, Придержанной На плотных глинах. Она давно томится тут, Пути глухие пробивая. Ее уже охотней пьют, Хотя она не питьевая. Струится, будто нити вьет На глине красной и ослизлой. Она еще во всем капризна И в засуху, Глядишь, Уйдет, А ты копай. Не требуй платы. Устало не гляди в зенит. А ты копай, Пока лопата Торжественно не зазвенит. Остановись и жди тогда, Со дна потерянного русла, Мерцая холодно и тускло, Проступит древняя вода. Она светла. Не замути. Она прошла, Чтоб выйти ясной, Все мимолетные соблазны, Все смуты долгого пути. Она бугрится и дрожит, Лепечет что-то, Гальку моя. Пришла. Уже не убежит Ни летним зноем, Ни зимою.

 

"Елки-палки, гнезда белкины…"

Елки-палки, Гнезда белкины, А над ними спевка птиц… Я хожу по Переделкину Сам не свой, Как Датский принц. И душа моя Встревожена И тоскует неспроста: От прохожих отгорожена Вся лесная красота. Как причина И как следствие, Слышится ушам моим: "Мы на грани сумасшествия Не напрасно ли шумим?.." Обжигают Мысли гневные, Что березки, черт бери, Как красавицы гаремные, Прозябают Взаперти. Сосны Загнаны во дворики. Но спасибо высоте, Потому что все заборики По колено красоте.

 

"Долго поклонявшийся железу…"

Долго Поклонявшийся железу, Сделавшийся пасмурней И злей, К людям не тянусь, Тянусь я к лесу. Мне в лесу Отрадней и теплей. Что-то чувствую В себе больное… Может быть, порывисто дыша, Обо все железное, стальное Иступилась чуткая душа. Люди — судьи. Что мне пользы в судьях? А в лесу, повеселев умом, Буду снова думать я о людях, О любимой, О себе самом. Веруя, Что путь еще не пройден, Сяду в затененном уголке, Стану свою душу на природе Править, Как на вечном оселке.

 

"Не бойтесь гневных…"

Не бойтесь гневных, Бойтесь добреньких; Не бойтесь скорбных, Бойтесь скорбненьких. Несчастненькие Им под стать. Всегда с глазами смутно-красными, Чтоб никому не помогать, Они прикинутся несчастными. Заметив Слезный блеск в зрачках, Не доверяйте им Ни чуточку… Я, попадавший к ним на удочку, Порвал все губы На крючках.

 

"Мой знакомый, захмелевши, тужит…"

Мой знакомый, Захмелевши, тужит: Говорит, Что человек Стал хуже. Говорит, Что против жизни прежней, Той, еще не брошенной в разбег, Человек стал Несравненно грешней, Стал порочней Новый человек. Морщась, Заключает он устало: — Страха божьего В душе не стало. Страх ему?! Да пропади он прахом! Средь людей, Не знающих оков, Праведность, Внушаемая страхом, Во сто крат Позорнее грехов. Так легко Дойти до разделенья: Бог — одним, Другим — товарищ Ленин. А ведь помню, До большой удачи В службе, В дружбе И в других делах, До машины, До богатой дачи Был ему не нужен Божий страх. Видно, хочет он, Чтоб божьи страхи Выполняли роль Цепной собаки.

 

"Вот попробуй и душу вырази…"

Вот попробуй И душу вырази, Если ночью И ночь не впрок, У соседа На строгой привязи Плачем плачет Малый щенок. Отучают его От радостей, Приучают В страхе ночей К дикой злости, К волчьей зубастости, А щенок не поймет Зачем. Ты на злость Его не натаскивай, Ржавой цепью Его не бей. Я ведь знаю щенка, Он ласковый, Ищет дружбы У всех людей. Мой Варяг, Это, брат, собачище, Да и то не бывал В цепях. У меня собаки В товарищах, И щенки у меня В друзьях. Ночь холодная Пасть раззявила. Ты не плачь, щенок, Сам реву… Я убью Твоего хозяина, Цепь железную Разорву.

 

"Я понимаю нетерпенье…"

Я понимаю нетерпенье От жизни Ждущих Больших благ. Что было жизнью поколенья, То для эпохи Только шаг. Солдатам на войне, Считавшим Последним фронтом Каждый фронт, Перед рывком К земле припавшим, Казался близким горизонт. Всё вынесли: Борьбу, Лишенья, А мир, от всех утрат седой, Он все еще несовершенен, Он все еще кипит враждой. Себя Кому же неохота Приходом счастья наградить! Еще не кончена работа, Еще душа полна заботы, Но срок — И надо уходить… Живых Живое нетерпенье Так близко И понятно так. Что было жизнью поколенья, То для эпохи Только шаг. И мы живем, Уже забывши, Трудами тех, Кого уж нет. Так от звезды, Давно погибшей, Еще идет к нам Теплый свет.

 

"Как в чаще, в юности тревожной…"

Как в чаще, В юности тревожной, Не глядя слишком далеко, О жизни думается сложно, А совершается легко. Зато теперь, Как в старой роще, Просторней стало и видней. О жизни думается проще, А совершается трудней.

 

"Средь тех, кому мечтается…"

Средь тех, Кому мечтается, В толпе При свете резком Все чаще мне встречаются Глаза со звездным блеском. С безуминкой Они глядят, Так, Будто бы На Марс летят. Увидев их, Я сторонюсь, Мешать им неохота. Похоже, что вернуть боюсь Из дальнего полета.

 

"Рожью в клочьях тумана…"

Рожью В клочьях тумана Дремлет чуб мой, редея… Не смущайся, Что рано Невозвратно седею. В зное Буйные всходы Урожая не дарят. Меня старят не годы — Мысли горькие старят. Если соков потребных Стебельку не напиться, Вместо зернышек хлебных Черный куколь родится.

 

"Я не испытывал давно…"

Я не испытывал давно Такой тоски, Такой тревоги, Как будто жизни вижу дно, Остатки вижу Дней немногих. В душе Сплошная гололедь. Тоску весеннюю почуяв, Ни сочинять, Ни пить, Ни петь И даже плакать Не хочу я. Что я?! И звери по весне Впадают в краткую унылость. Былое умерло во мне, А новое Не народилось.

 

НЕДРУГАМ

Все вами сделано, Чтоб я Успел на этот мир обидеться Чтоб, не любя, сгубил себя И не успел С любимой свидеться. Чтоб силой попусту иссяк, Чтоб давний радовался враг, С которым Доброй силой мерился, Чтоб я и в дружбе И в друзьях, Себе на горе, Разуверился. Чтоб я Душою сник и свял В игре словами пустозвонными, Чтоб я В час битвы не стоял Под справедливыми Знаменами. Смешные! Можно ли, Чтоб я Ушел от самого себя?!

 

КОНИ

В холмах башкирских, На буром склоне, С веселым ветром Затеяв спор, Играли кони, Скакали кони, Летели кони Во весь опор. Дымились ноздри, Взметались гривы — Гнедые, Рыжие знамена… Терялись птицы, Взлетев пугливо С дороги Дикого табуна. Земля степная Была избита, А кони Резвы и горячи. Стуча, Отскакивали Копыта, Как Гуттаперчевые Мячи. За нами стелется След "Победы" — Следу горячему Не родня… Недаром наши Отцы и деды Жизнь на кон ставили За коня.

 

"Говорят, что красоты не стало…"

Говорят, Что красоты не стало. И река, и берега в снегу. Полыхают ветки краснотала На крутом На белом берегу. Холодно. Безоблачно. Бесстрастно. Приутихли даже ветерки. Среди белых кружев Так прекрасно Незастывшее лицо реки. Все как в сказке: Сгубленная злыми, Принявшими самый добрый вид, Между берегами снеговыми Мертвою царевною лежит. Никого вокруг себя не вижу. Только я, Наполнив болью грудь, Только я один сегодня вышел Проводить ее в последний путь. Только я один ее утрачу, День запомнив этот и число, Только я один стою и плачу, Будто мне Опять не повезло.

 

ОСЕННИЕ СТРОКИ

В глуши, В тиши лесной, Напомнив неудачу, Ты плачешь надо мной, А я еще не плачу. Пророчишь мне беду, Гнетешь тоской — неси, мол! Ты равная в ряду, Ты для меня не символ. Тобой любуюсь я И торжествую, зная: Ты осень не моя, Ты осень проходная. Ты листьев намела, Зажгла березок свечи. Ты, осень, мне мила, Как путевая встреча. Как ту не позабыть, Которую от скуки Успел я полюбить В последний час разлуки. Любя ее черты, Шепчу ей: "Дорогая, Судьба моя — не ты… Мне суждена другая".

 

"То млею, теплом разогретый…"

То млею, Теплом разогретый, То стыну от холода весь. ; Почти как у нашей планеты, У сердца Два полюса есть. Но время идет. Не согреться. Уже — велики, велики! — С холодного полюса сердца Сползают на юг Ледники. Поверженный, Льдами прижатый, В снегу, Что летит и летит, Поэзии мамонт косматый Последнюю песню Трубит.

 

"Всё слова, слова…"

Всё слова, слова, Всё речи, речи!.. От родимых пашен вдалеке, Я давно не выходил навстречу И лицо не подставлял пурге. Море жизни, За вину ль какую Я прибит к бумажным берегам? Трижды замерзавший, Я тоскую По ветрам, Тоскую по снегам. Я тоскую по крутым морозам, Я тоскую по гремучим грозам, По тревоге: Быть или не быть? Я — такой. Нужны мне испытанья, Мне нужны тревоги и страданья. Я без них Не научился жить. Всё слова И всё речей водица Вместо снега, леса и зари… Городскому, Мне все чаще снится Белый снег, И снятся снегири.

 

"Когда мороз и снег идет…"

Когда мороз И снег идет, Земле тепла недостает, Но странно мне иное: В тот самый час, Как бы назло, Уходит от Земли тепло В пространство мировое… Земля Среди других планет Добра, Как истинный поэт.

 

"Какой-то странный человек…"

Какой-то странный человек Придумал, меру перепутав, Коротенькое слово — век И очень длинное — минута. Разоблачая смысл длиннот, Везде найду я подтверждена, Что "малость" Слов нагроможденьем Себе значенье придает.

 

"Я ночь люблю за то…"

Я ночь люблю за то, Что в тишине, Когда другие спят, В постелях нежась, Все звуки дня, Гудевшие во мне, Приобретают чистоту И свежесть. Я ночь люблю За темноту ее, Когда ни звезд И ни луны при этом. Люблю ее за то, Что в жажде света Сильней горит Сознание мое.

 

"Слова — дрова…"

Слова — дрова. Нас греет речь, Нас мыслей обжигает пламя. Душа пытливая, как печь, Все время топится словами. И сырость слов, И сырость дров Один и тот же грех имеют: Трещат, Дымят, Но мало греют И душу в непогодь, И кров. Слова Бывают Хороши, Но дым от них Такого рода, Как будто у живой души Забиты сажей дымоходы. И потому я, Как родня, Двумя приветствую руками Во имя доброго огня Союз поэтов С печниками.

 

МОЙ ЧИТАТЕЛЬ

Не богом кроен, Не богиней шит, Но и себе и прочим Цену знает. На вечерах В восторге не визжит, Перед начальством Шапку не ломает. Бывает часто, Пышный переплет В себе скрывает скуку Мысли тощей… Поэта книгу, Ставшую потолще, Он, мой читатель, Часто не берет. Нарядами Его не проведешь. Он рано помудрел, Борясь и строя. Веселый, Дерзкий, Как же он похож На моего Любимого героя. Душою нежной, Сердцем золотым, Как в жизни, И в моих стихотвореньях Он не святой, Поскольку стать святым Ему и мне Мешает нетерпенье. Он в стих не лезет, Как мальчишка в сад, Чтоб вишнею неспелой Насладиться, А коль войдет, Не вытолкнешь назад, А коль войдет, Заставит потрудиться. А коль войдет, Войдет не налегке, Утяжелит Лирическую тему. Большой, Он не поместится в строке, Подай ему весь стих, Подай поэму! Пиши, Волнуйся, Мучайся, Страдай, Но молодому, Поступаясь многим, Не фифу, А любимую подай. Он жить в стихе Не хочет одиноким. Он к ней пробьется, В помыслах высок, А без любви Смиришь его едва ли: Перемахнет Через заборы строк, Барьеры рифм — И поминай, как звали! С читателем, А он во всем таков, Свою мечту Отыскивая в буднях, Задолго до поэм И до стихов Встречались мы На трудных перепутьях. В дни горя, В дни бесславья своего Лишь в нем ищу Надежду и опору. Любовью, Дружбою И даже ссорой Я без уступки Выстрадал его.

 

"В лесах, в кустах…"

В лесах, В кустах, Густых и прочих, Весь превращаясь В бег и слух, Под хриплый лай И визги гончих Зверь совершает Жизни круг. Охотник ждет, И он дождется. Охотник знает: Есть закон, Что зверь затравленный Вернется На место, Где был поднят он. Тогда рука взведет курки.. Но я печалюсь Не об этом. Я говорю, что и поэтам Даны подобные круги. Когда поэзия не шалость, Усилий требует полет. В какой-то час Придет усталость: Что ж, и железо устает! Тогда, усталый, Но не хилый, Чтоб стать сильней И боевей, За прежней дерзостью И силой Спешит он к юности своей. Темна, Близка Защита леса… Дай бог ему В тот крайний срок Не встретить своего Дантес Уже взводящего курок.

 

К СТИХАМ

Не радуясь Высокому родству, Смотрю я с болью На поэмы эти. Так смотрит мать, Когда в семье растут Большой любви Глухонемые дети. Не знаю, Время ли тому виной, Моя ли кровь, Как знать, Мое ли имя? Вы научились Говорить со мной, Но, дети, Надо ж говорить с другими. Не избежать Ни равнодушных глаз, Ни строгих глаз, Что видят все пороки. Хорошие мои, Быть может, вас В чужой душе Задержат на пороге. Не обижайтесь, Добрый мир широк, Не бойтесь Ни дождя, Ни зимней стужи. Возьмите от меня Терпенья впрок, К другим идите И стучитесь в души.

 

"Я атеист и поэт…"

Я атеист и поэт, Я жалею, что бога нет. Был бы мудрый, Жил бы всевышний, Меньше бы бед Случилось со мной. Этот всевышний Был бы не лишний Даже при наличии Власти земной. Я спросил бы: "Великий боже, Как стишки, Скажи от души?" И ответил бы боже, Похлопав в ладоши, И сказал бы боже: "Пиши… Хороши!.." Но, увы! Уже сколько лет Есть Щипачев, А господа нет.

 

"Сочиняем, пишем, строчим…"

Сочиняем, Пишем, Строчим, Заседаем. Все — родня. А в буфете, между прочим, Смеляков, как строгий отчим, Косо смотрит на меня. От поэзии любимой Отлученный за грехи, На базарах со слепыми Стану петь свои стихи. Не в ладах с литературой, Брать начну из добрых рук Не деньгами, а натурой: Сладкий блин И горький лук. Будут женщины к базарам По дорогам грязь месить; Обо мне, еще не старом, Разговоры разносить. Пропою самозабвенно, Зарыдав и загнусив, Про любовь и про измены На моей родной Руси. Пропою про урожаи И про Вегу, как фантаст. Глядь, какой-нибудь Державин Заприметит И воздаст. И тогда, Обретши слово, Неподвластное суду, С бородою Льва Толстого К вам, товарищи, Приду.

 

ГУСИ

В те дни, Когда горят леса Огнем нежарким увяданья, Когда разбудит небеса Гусей отлетных гоготанье, Когда гортанный дикий звук Внизу гусынь встревожит важных, Тогда Стада Гусей домашних, Волнуясь, Сходятся на луг. Здесь, на лугу, Как в смутном веке, Они шумят, Они галдят И машут крыльями в разбеге, Как будто тоже полетят. Но сытым небо не дается… И, пошумев какой-то срок, Идут домой. И раздается Гусынь довольный гоготок.

 

СТРИЖИ

Иду я вдоль межи, Вдоль ржи, Густой и шаткой. Привет, Привет, стрижи, Привет, Привет, касатки! Мне хорошо сейчас, Как никому на свете. Я счастлив, что у вас Уже летают дети. Я рад, Что вдоль межи Уже и рожь усата. Привет, Привет, стрижи, Привет и вам, Стрижата!

 

"Беспокойно. Дома не сидится…"

Беспокойно. Дома не сидится. Ухожу в окрестные леса. Радуюсь деревьям, Травам, Птицам… Чудеса! Ей-богу, чудеса! Песни птичьи Заманили в дебри, К вековому дубу привели. Что ты знаешь О таком шедевре Истинной художницы — Земли? Может быть, Под золотою грудой Этих листьев С мезозойских лет Затаилось И таится чудо, Так и не рожденное на свет.

 

"Люблю я деревья…"

Люблю я деревья. Достоинств не счесть. Но в главном Они мне потрафили — Тем, что у каждого дерева есть Судьба И своя биография. Им так же, Как людям, При встрече со злом Слезами тягучими плачется, И каждая грубость, И каждый излом Под сердцем у них обозначится. И так же. Как мудрые люди, Точь-в-точь, В душе вековой и древесной Они сберегают не темную ночь, А зори, Их отсвет небесный. Люблю я деревья. Тесинку строгать Легко мне, Как умную книгу читать.

 

ВЛАДИМИРКА

Листва берез… Черемух кружево… Ветлы свисающая шаль… Как хорошо глядеть из кузова На убегающую даль. Как в раме, Мчимся ль по булыжнику, Плывем ли в хлябях колеи, — Показывают передвижники Пейзажи русские свои. Мотор Мурлычет колыбельную, Мотору вторит ветерок. А вот и роща корабельная, Вот левитановский мосток. Вот поворот… Вот сразу, сразу вам Знакомый видится ручей. Вот колоколенка Саврасова С березкой, Только без грачей. Вот новый вид. И лес, И вырубка, И новый цвет, И новый тон… Вот начинается Владимирка, Уже одетая в бетон. И сразу Скорость прибавляется: Летим, летим! Вперед, вперед! И на пейзажах появляется Энергетический налет. И в нем Среди всего отменного Все тот же мир цветов родных. И ни Ван-Гога, Ни Гогена вам. Ни-ни! И никаких иных. Нет, Мне мила березок грация, Под ветром Ее буйный пляс. Я родину люблю. И Франция Простит меня на этот раз.

 

ЕЩЕ О ЗОЛУШКЕ

Когда неряха моет пол Истории наследия, Уже захлюстав свой подол, Страшно ее усердие. За чистоту его борясь, Казалось бы, неистово, Она лишь переносит грязь На половицы чистые. Сегодня бал — Скорей, скорей! Бездумная головушка, Так захотелось в сказку ей, Что притворилась Золушкой. Сегодня бал, И, что скрывать, На бал успела модница, А пол за него домывать Придется домработнице. Сегодня бал. На ножках лак. Там — юный принц, заметь ее! — Забудет Золушка башмак Размера сорок третьего. По мне, Пусть ходит на балы, И потому тем более Не доверяйте ей полы В следах и крови и золы, Оставленных Историей.

 

НЕЧТО О СОБАКЕ

Мой Джек, Тебя я не учу, И ты не будешь Прирученным. Мой милый Джек, Я не хочу, Чтоб слыл ты Псом псевдоученым. В Москву не рвись, Живи, брат, тут, Главенствуй В деревенской драке. Мой честный Джек, В Москве живут Высокомерные собаки. А у иных Забитый вид. Там даже маленькая моська, Выслуживаясь, норовит Нести хозяину Авоську. Там руки лижут, Не любя, Там, и любя, Тебя замучат. С постельной сучкою тебя Консолидации научат. Научат На тахте лежать И, приобщив к манере тонкой, Тебя научат подражать Неврастенической Болонке. Ах, Джек мой, При твоем уме, При стати Ты уже с изъянцем. Не мною, А в чужой семье Ты назван Джеком Иностранцем. Я рад. Что сложная судьба Тебя не трогает Ни крошки. Уже у пятого столба На это все Ты поднял ножку.

 

"Мой друг, вгоняй в строку…"

Мой друг, Вгоняй в строку Что отошло, Что стало. Мы на своем веку, Повидели немало. Минула Бед гора, Минули муки встреч. Пора, мой друг, пора Других предостеречь.

 

ДРУЖБА

Закон у дружбы Был всегда суров, Ни жалости не зная, Ни боязни, За фальшь и скуку Стихотворных строк Мы предаем друг друга Страшной казни. Солгавшего Легко предостеречь От злой беды, Еще, быть может, дальней. Мы — как мечи, А создается меч Меж молотом, Огнем И наковальней. Все в дружбе есть: Огонь, чтоб согревать, И молот есть, Взлетающий упруго, И наковальня, Чтобы поддержать При дружеском ударе Сердце друга. Так будем же Крепить себя в огне, От дружеских ударов Закаляться, А в смертный час Спиной к спине Мы станем, друг, И будем драться.

 

РУКИ ШОПЕНА

Чуткие руки, Бывало, взлетят, Вскинутся с легкостью птичьей — Мнится, два кречета рядом парят Над присмиревшей добычей. Миг — И на клавиши, Точно на луг, Мчится за кречетом кречет- Миг — И стремительно пойманный звук Плачет в тоске И трепещет… Так ему жить И терзаться в веках. Это в мучениях плена Сетует горько В его же руках Скорбное сердце Шопена.

 

"Где-то ходим, чем-то сердце студим…"

Где-то ходим, Чем-то сердце студим, Ищем сказку не в своей судьбе. Лет с двенадцати пошел по людям И в конце концов Пришел к себе. И всего на свете интересней Стало то, Что было от сохи… Здравствуйте, покинутые песни! Здравствуйте, забытые стихи!

 

"В небесах монотонные песни разлук…"

В небесах Монотонные песни разлук… От пустынных полей, От холодной земли Улетают на юг, Улетают на юг, Улетают на юг журавли. Если сердце устанет Стучать для людей, Если страсти во мне откипят, Призову лебедей, Попрошу лебедей — Пусть мне осень мою Протрубят.