Он счастья ждал… Когда ему дались Все звуки мира — От громов гремучих До лепета листвы; Когда дались Таинственные звуки полуночи; Шуршанье звезд На пологе небес И лунный свет, Как песня белой пряжи, Бегущей вниз… Когда ему дались Все краски звуков: Красный цвет набата, Малиновый распев колоколов, Далась ручьев Серебряная радость, Дались безмолвья Черная тоска И бурое кипенье Преисподней… Когда ему дались И подчинились Все звуки мира И когда дались Все краски звуков, — Молодой и гордый, Как юный бог, Стоящий на горе, Решил он силу их На зло обрушить. Закрылся он, Подобно колдуну, Что делает из трав Настой целебный, И образ он призвал Любви своей, Отдав всю страсть Высоким заклинаньям. На зов его, На тайное — «приди» С улыбкою, Застенчивой и милой, С глазами тихими, Как вечера, Вошла Любовь, Напуганная жизнью. Вошла Любовь, Печальна и бледна. Но чем печальнее Она казалась, Чем беззащитнее Была она, Тем больше сил Для битвы В нем рождалось. Уже потом От грома, От огня, От ветра, От воды, От сдвигов горных Он взял себе такое, Перед чем В невольном страхе Люди трепетали. Когда же это все Соединилось И стало тем, Что музыкой зовется, Пришли к нему На гордое служенье Апостолы Добра и Красоты. Они пришли И принесли с собою Валторны, Флейты, Скрипки, Контрабасы, Виолончели, Трубы и литавры, Как верные его ученики. По знаку Бурное его творенье Со злом За счастье Начало боренье, За чистоту, За красоту страстей, С жестокостью, С пороками людей. В громах и бурях Небывалой мощи, Преодолев презрение свое, Он полоскал их души, Как полощут В потоке чистом Старое белье. И вот уже, Испытывая жажду Добра, Любви, Красивой и большой, Томились люди, И тянулся каждый За просветлевшею Своей душой. Недоброе И пагубное руша, В борении Не становясь грубей, Он вскидывал Спасенные им души И в зал бросал, Как белых голубей. Великие Преодолев мученья, Всей силою Своих волшебных чар Он победил. И мир его встречал Слезами И восторгом Очищенья. Он вышел в ночь Сказать свое спасибо Громам, Ветрам, Луне золотобокой, Сказать спасибо Водам серебристым И поклониться Травам и цветам. Он проходил И говорил спасибо Высоким звездам, Что ему светили, Косматым соснам, Рыжим тропкам леса И перелетным иволгам В лесу. А на заре, Когда он возвращался К своей Любви, Раздав благодаренья, У городских ворот С ухмылкой мерзкой Несправедливость Встретила его. — Ты зло хотел убить, — Она сказала. — Убей свою любимую сначала. Любовь тебе, великий, Изменила, Тебя Пустому сердцу предпочла. Он был упрям И сразу не поверил, Все шел и шел. Гонимый той же страстью, Все шел и шел, Пока лицо Измены Не подступило вдруг К его лицу. Бетховен вздрогнул И остановился, Закрыл глаза От горя и обиды И, голову клоня Перед судьбою, Взревел, Как бык, Ударенный бичом. И лоб его, Досель не омраченный, Тогда и рассекла Кривая складка, Что перешла потом На белый мрамор И сохранилась в камне На века. Убитый горем, Он восстал из праха, Тряхнул своей Бетховенскою гривой, Сжал побелевшие От гнева губы И стал опять Похожим на бойца. — Ты сгинешь, зло, — Грозил ему Бетховен, А вместе с ним Грозил и всем порокам. Вы все-таки погибнете, Пороки, Умрете, — Он сказал, — В утробе зла! Постыдные, Сегодня вы живете Лишь только потому, Что я ошибся, Лишь только потому, Что в нетерпенье Не соразмерил Голоса стихий, Людское зло Я изгонял громами, Людской порок Я изгонял огнями, Не догадавшись вовремя, Что ими И без того Уже разбужен страх. На этот раз Начну совсем иначе, Возьму в расчет Совсем иные силы. Я поступал Как гневный небожитель, А поступлю Как скорбный человек. На этот раз Из всех звучаний мира Все нежное Возьму себе в подмогу, И то, Чего не сделал Страхом кары, Свершу любовью я И красотой. Закрылся он, Подобно колдуну, Что делает из трав Настой целебный, Призвал на помощь Горести свои, Чтоб силу дать Страстям исповедальным. Теперь он взял От всех земных красот: От птиц, От зорь, От всех цветов, От речек — Все чистое, Все доброе, чему В любви притворной Люди поклонялись. Все это взял он, Как пчела нектар, Как листья свет, Как темный корень влагу. Все это взял он И соединил Своей неутоленного Печалью. Соединив, Разъял, Как белый свет На переливы радуг Семицветных Разъять способны Капельки дождя, Когда они Встречаются с лучами. Еще разъял — И с нотного листа Глядели знаки Красоты дробимой. Так нужно было, Ибо красота Лишь в чистом сердце Станет неделимой. — Да сгинет зло! — Сказал себе Бетховен, В зал поглядел И пригрозил порокам: — Вы все-таки погибнете, Пороки, Умрете вы В самой утробе зла! Он подал знак, И в сутеми вечерней Запели скрипки И виолончели. И повели, Перемежая речи, По горестным Извилинам души В тревожный мир Исканий человечьих, В тот новый мир, Где не бывает лжи. И юных повели, И поседелых, И павших всех, И не успевших пасть — За самые далекие пределы, Где злое все Утрачивает власть. Они вели К той милой, Чистой, Гордой, К Возлюбленной, Чье имя Красота, Дойти к которой По дороге горной Всю жизнь мешала им Недоброта. И отреклись они От жизни прошлой, Порочной и корыстной, В первый раз Не от беды, Не от обиды ложной Заплакали, Уже не пряча глаз. Как дровосек Со лбом разгоряченным, Усталым жестом Смахивая пот, Он поклонился Новообращенным И вышел в ночь Из городских ворот. Он вышел в ночь Сказать свое спасибо. Лесам, Полям, Создавшим человека И потому Со дня его рожденья Имеющим над ним Большую власть. — Я победил! — Торжествовал Бетховен. — Я победил! — В порыве благодарном Упал на травы он, Раскинул руки И прошептал земле: — Благодарю! Земля молчала, И молчали птицы, Леса молчали, И молчали реки. — Что вы молчите?! — Закричал Бетховен И не услышал Крика своего. До сей поры Он не был одиноким. Друзья ушли — Любимая осталась, Любимая ушла — Была природа… Теперь сама природа Отреклась. Когда он шел Дорогою безмолвья, Его опять На перекрестке жизни Уже беззвучным смехом Повстречало Убитое И проклятое зло. Бетховен побледнел, Остановился, Нахмурил лоб Под гривой богоборца, С глубин души Призвал для битвы звуки — И тайным слухом Он услышал их. И победил Сраженный победитель. В борьбе со злом Постиг он все законы. Зло изощрялось В хитрости, В коварстве — В искусстве добром Изощрялся он. И лоб его, Отмененный скорбями, Еще не раз Пересекали складки, Что перешли потом На белый мрамор И сохранились в камне На века. 1961