10 сентября мне исполнилось тридцать лет. На мой юбилей пригласили Кощеевых. К празднику купили две бутылки венгерского коньяка. Основным блюдом были пельмени, которые Рая состряпала собственноручно. Замечу, что тогда вообще все готовили пельмени сами, и поэтому они не считались повседневным блюдом. Никто и подумать не мог, чтобы покупать пельмени в магазине – их и в продаже-то не было.

За столом меня поздравляли, и одну бутылочку мы выпили. Нам стало весело, мы пели, немного потанцевали, а потом решили прогуляться. Открыли вторую бутылку коньяка, выпили по рюмочке, а остатки взяли с собой. Настроение у всех было приподнятое, мы ходили шумно, с песнями по пустынным улицам, иногда прикладываясь к горлышку бутылки. Тут вдруг Эмма предложила:

– Давайте целоваться! Чур, я целуюсь с именинником!

Она подскочила ко мне, повисла на шее и, не давая опомниться, поцеловала прямо в губы. Я не оттолкнул её, а обнял и ответил на поцелуй. Эмма увидела, как Рая и Гена смотрят на нас и выкрикнула:

– Что вы стоите? Целуйтесь!

Тут Гена схватил мою Раю и стремительно прильнул к её губам. Как говорится, «долг платежом красен». Вскоре мы вернулись домой, ещё немного посидели за столом. А потом проводили гостей до конца нашей улицы. Дальше они пошли одни.

Утром мы сели завтракать, но мне кусок в горло не лез. Возможно, виновато было похмелье, но я не удержался и заметил:

– Рая, а пельмени-то невкусные.

– А вот Гена вчера ел и хвалил, – возразила она.

Перед глазами у меня почему-то тут же всплыла вчерашняя картина их поцелуя. Я поднял тарелку с пельменями и с силой бросил её о стол. Тарелка разбилась на кусочки, а пельмени разлетелись по всей комнате. Рая, не говоря ни слова, начала искать глазами, что бы разбить в ответ. Ей на глаза попался стакан, она его взяла, размахнулась и бросила об стену. Стакан разбился вдребезги. Мы посмотрели друг на друга, громко выдохнули и засмеялись. В общем, «выпустили пар». Совместно собрали осколки и навели порядок.

Больше мы посуду никогда не били. Может, не было повода, а может, после первого опыта стали мудрее. А на память об этом случае на нашем круглом столе осталась заметная вмятина от разбитой мною тарелки.

* * *

Через полтора месяца мы отмечали двадцатидвухлетие Раи. Снова пригласили Эмму с мужем. День был рабочим. В пять часов я пришёл с работы, немного помог жене по хозяйству. Когда пришли гости, мы сразу уселись за стол. Открыли шампанское. Застолье длилось довольно долго, а потом мы включили музыку. В этот раз мы хорошо «напоздравлялись». Я почувствовал, что хочу спать, и всем сказал об этом. Тут же прилёг на свою кровать – почувствовал, что иначе мне будет плохо.

Сквозь полудрёму я слышал, что гости наши не собирались уходить, а решили переночевать у нас. Рая была не против, я тоже со своего места махнул рукой в знак согласия. У нас теперь была запасная кровать, на которой до отъезда в Полевской спала мама. И тут вдруг Эмма делает Рае необычное предложение:

– Давай я лягу с Виталиком, а ты с Геной?

И, не ожидая ответа, она перемахнула через меня и оказалась на моей кровати у стены. Я лежал с закрытыми глазами, но всё слышал и понимал, что происходит что-то неправильное. Тут выключили свет, и до меня дошло, что Рая легла в одну постель с Геной. Я начал трезветь, протянул руку и дотронулся до соседки по кровати. Она отвела мою руку, и тогда я совсем перестал понимать, что происходит. Я задал себе вопрос: «Зачем же она тогда ко мне ложилась?» – и ответа на него не нашёл. В комнате стояла абсолютная тишина – похоже, всем было неуютно. Тут, наконец, меня осенила мысль: «Если я собрался жить с Раей всю свою жизнь, то зачем заниматься этой ерундой?».

Я встал с кровати, включил свет и, подойдя к столу, ударил по нему кулаком и громко скомандовал:

– Подъём, всем!

Все, конечно, встали. Сам я сел на стул, облокотился на стол и со злым и угрюмым видом стал наблюдать, как одевались Кощеевы. Потом кто-то из них пробубнил: «До свидания», – и они ушли среди ночи. Мы их не провожали. По сути, получалось, что я их прогнал. Но впоследствии они не показывали вида, что на меня обиделись; Рая тоже не стала комментировать мои действия, возможно, берегла посуду.

В общем, свингеры из нас не получились. Наши отношения с Кощеевыми превратились из панибратских просто в дружеские: дежурные поцелуи в щёчку при встречах и расставании. А на праздниках мы стали ограничиваться умеренной дозой алкоголя, которая не мутила разум.

* * *

Как-то Николай Ситников дал нам напрокат дубовый двадцатипятилитровый бочонок. Сверху ёмкость туго закрывалась пробкой, а снизу был вделан симпатичный бронзовый краник. Мы купили три трёхлитровые банки виноградного сока, залили в бочонок, добавили пару килограммов сахара, кусочек дрожжей и несколько литров воды. Поставили на табуретку за печку и полтора месяца не трогали – там происходил естественный процесс брожения. Потом я понемножку дегустировал напиток, определяя его готовность. Как раз к Новому 1963 году я решил, что вино созрело.

Перед Новым годом к нам приехал Женька. В канун праздника ему должен был исполниться 21 год. Приехал он с друзьями. Один из них, Паша, уроженец Брянской области, приходился Рае двоюродным братом. Второй, Юра, был на год старше Женьки и уже отслужил в Советской армии. Они вместе закончили ремесленное училище и поступили работать токарями на Асбестовский ремонтно-механический завод (РМЗ). Их поселили в общежитии, но Женька попросился пожить у нас. Мы ему, конечно, не отказали. Новый год и одновременно день рождения моего брата решили отмечать дома. Купили синтетическую ёлочку, нарядили её игрушками. Женя пришёл к нам с другом Юрой. Паша, наверное, гостил у своего старшего брата, тоже машиниста электровоза, но из Южного рудника.

Первый тост мы подняли за день рождения Жени. Налили из бочонка по полстакана, поздравили, позвонились стаканами и сразу выпили до дна. Напиток оказался очень вкусным, и удержаться, чтобы не налить ещё, было невозможно.

Когда радио просигналило полночь по уральскому времени, с криками «Ура, да здравствует 1963 год!» – мы снова опорожнили очередные «половинки». Внезапно Рая почувствовала, что у неё сильно закружилась голова, и она решила прилечь на кровать. С большим трудом преодолев два метра до постели, она просто рухнула на неё и сразу уснула.

Теперь мы остались втроём, в чисто мужской компании, и продолжали не спеша угощаться вином из бочонка и закусывать тем, что было приготовлено молодой хозяйкой. Для наших гостей мы заранее приготовили постель прямо на полу. Наша предусмотрительность оказалась не лишней. Вторым «с дистанции» сошёл Женька и тут же улёгся спать.

Мне больше пить не хотелось, но Юра настаивал:

– Давай ещё по маленькой?

Я решил, что гостю отказывать неудобно, налил ещё почти по полстакана и сказал:

– Могу спорить, что ты это выпьешь, и ляжешь рядом с Женькой.

– Спорим, не лягу.

– На что?

– Давай на бутылку коньяка?

– Хорошо, договорились.

Разнимать спорщиков было некому. Мы выпили. Через некоторое время глаза моего оппонента стали мутнеть, голова падать на грудь, а он сам начал сползать со стула на пол. В конце концов он оказался на полу. Постаравшись принять сидячее положение, вцепился за стул и попытался подняться. Лишь только голова с ошалелыми глазами поравнялась со столешницей, он погрозил мне пальцем:

– Ты проиграл.

– Ты сначала на стул сядь, – возразил я.

Тут, похоже, последние силы покинули его, он окончательно свалился возле стола и больше не шевелился. Я уложил его рядом с Женькой на постель.

Меня самого немного удивило, что я оказался самым стойким из всей компании. Я приписал это тому, что уже в течение месяца пробовал наш убойный напиток, и организм успел к нему адаптироваться. Наконец, я всех уложил, пора было прилечь и самому.

* * *

Однажды к нам зашёл Николай Ситников. Мы угостили его вином из бочонка, и оно ему очень понравилось. Он тут же загорелся сам сделать подобное и решил забрать бочонок. Мы перелили остатки напитка в стеклянные банки из-под виноградного сока. Николай взял у нас рецепт, привязал бочонок на багажник велосипеда и был таков.

Больше мы ничего подобного не делали, да и едва ли смогли бы повторить столь удачный процесс.