Декабрь 1967 года выдался на Урале суровым. Температура падала ниже –40 градусов. 5 декабря вся страна отмечала День Конституции. В этом году праздновалось и пятидесятилетие Великой Октябрьской социалистической революции, и, наверное, поэтому руководство города вдруг решило День Конституции объявить днём отдыха практически для всех предприятий, даже горнодобывающих (которые обычно работали в любые праздники).

Четвёртого декабря в 24:00 в карьере всё замерло. Наши поезда – сколько вошло – остановились на станции Новая, остальные разместились на более-менее ровных участках пути, а два тепловоза поставили на деповские пути. Электровозов было около трёх десятков. Все поезда были заторможены ручными тормозами и зафиксированы тормозными башмаками.

А теперь про то, как «отпраздновал» День Конституции ваш покорный слуга. В этот день номинально была наша смена, поэтому пять человек из неё назначили на дежурство: меня старшим (Иванов отдыхал), один машинист и помощник на все электровозы, дежурная на станции Новая и один машинист тепловоза (в его обязанности входило слежение за тем, чтобы двигатели тепловозов постоянно работали, иначе могли «замёрзнуть»).

Перед уходом на смену я посмотрел на термометр. Он показывал –46 °С. По радио из Свердловска подтвердили, что зрение меня не подвело.

Мы периодически выходили из тёплого помещения, смотрели с борта в карьер на наши застывшие на местах поезда. Потом заходили по очереди в кабины стоявших на станции электровозов и вручную при помощи диэлектрических перчаток и штанг поднимали токоприёмники, чтобы прогреть двигатели. В обычных условиях токоприёмники поднимаются сжатым воздухом, но сейчас условия были далеки от обычных. Мы прошли все электровозы, стоящие на станции, но в карьер не спускались.

В 16 часов пришла смена, которая тоже состояла из пятерых человек. Они сказали нам, что работать рудник начнёт с восьми утра шестого числа. Как раз выходило, что это наша дневная смена.

Шестого утром мы вышли на работу. Мороз ничуть не ослаб. Снова вручную поднимали токоприёмники. Те, кто находился под боковой контактной сетью, должны были ещё соединять с ней токоприёмник кабелем при помощи штанги.

Компрессоры запускались не сразу, так как смазка на морозе затвердела и электродвигатель не мог провернуть компрессор. Приходилось убирать поднятые токоприёмники, при помощи ломика хотя бы стронуть с места двигатель с компрессором, и снова поднимать токоприёмники.

Чехословацкие электровозы 21Е, хоть и с трудом, всё-таки пошли в работу. А вот почти у половины немецких ЕЛ1 вышли из строя компрессоры. Причём они сначала немного поработали, а потом громко застучали и задымились. Пришлось пять локомотивов останавливать – у них были разрушены боковые стенки компрессоров. На других использовали факел для подогрева картера компрессора, и это принесло плоды – эти электровозы из строя не вышли. Но на ремонт в депо выстроилась целая очередь.

Когда разобрали первый агрегат, выяснилось, что там использовалась европейская смазка, которая нам не подходила – при температуре ниже минус сорока она затвердевала, и об неё ломались стальные лопатки, подающие смазку к подшипникам. На складе имелись два новых компрессора, их поставили, но трём электровозам пришлось ждать запчасти, которые были заказаны в ГДР, ещё около полутора месяцев.

Вообще запускать в такой мороз технику было трудно и даже опасно. Мне приходилось буквально метаться в карьере от одного локомотива к другому. На одном электровозе мы перекидывали кабель от токоприёмника на контактную сеть. Кабель был длинным и коснулся рельса; раздался громкий – как выстрел – хлопок, в разные стороны полетели ошмётки изоляции кабеля, она не выдержала короткого замыкания при напряжении в полторы тысячи вольт. На подстанции «выбило» защиту. К счастью, никто не пострадал.

В нормальном режиме предприятие заработало лишь через сутки. Вот чего стоил всем нам праздник, организованный ура-патриотами.