Зябь мы с Борисом пахали в светлое время суток на двух тракторах до «белых мух», в общем, пока не замёрзла земля и не выпал снег. Где-то во второй половине октября отогнали трактора и другие сельхозорудия в МТС. Наш бригадир Василий сдал всю технику по акту. Я решил, что теперь до весны освободился от трактора.

Но не тут-то было. Через неделю меня вызвали в МТС снова. Сказали: «Поедешь в деревню Луговую на своём тракторе, там будешь молотить».

Трактор к походу уже был приготовлен. Залит полный бак топлива, масло в двигатель и вода в радиатор, и даже прицеплена молотилка. По размеру молотилка была раза в два больше трактора, да в неё ещё была вмонтирована веялка для очистки зерна.

Я поехал в Луговую с прицепленной молотилкой. Там я должен был у конторы захватить двух мужчин и ехать в поле. Один из моих спутников был бригадиром колхоза, а другой должен был работать на молотилке. Было начало ноября, в это время на Урале устойчивая зима. Несмотря на то, что снега было немного, земля уже порядком промёрзла и была как бетон. У тракторов в то время не было никаких рессор, а колёса и сиденье тракториста были железными. В общем, нас, едущих на тракторе, трясло нещадно. Обычно зимой на тракторах не ездили и не работали.

Так или иначе, добрались мы до леса; сопровождающие дали мне знак остановиться. Они сошли с трактора и показали, куда мне нужно ехать. В лесном массиве я увидел лог, к нему вниз вела наезженная дорога. Спуск был длинный и крутой, по такому я никогда и нигде не ездил. Мои пассажиры решили спуститься вниз пешком. Я остановился в раздумье – было над чем поломать голову. Ни у трактора, ни у молотилки тормозов не было. Идею заклинить колёса молотилки тоже пришлось отбросить, поскольку мог получиться обратный эффект – по мёрзлой земле, покрытой снегом, застопоренные колёса могли покатиться вниз как сани. Тормозить двигателем трактор не приспособлен, и даже если попробовать, то его двадцать лошадиных сил удержат, возможно, только себя. А как быть с прицепленной сзади многотонной молотилкой? Других вариантов не было, а ехать было надо.

Ах, была не была, поеду без тормозов! Начал спускаться, скорость увеличивалась буквально с каждой секундой. Трактор подпрыгивал, метался из стороны в сторону, как дикий необъезженный конь. Я изо всех сил старался удерживать его прямо, несмотря на то, что у рулевого колеса был большой люфт, и это затрудняло управление. Я рассчитывал заехать на противоположный склон лога, чтобы погасить скорость и скатиться обратно с меньшей высоты. Внизу мне ещё потом предстояло свернуть влево. Мужчины прошли уже половину спуска, когда я пронёсся мимо них на бешеной скорости. Они шарахнулись в разные стороны и стали кричать: «Тормози!» А чем тормозить-то… этим самым, что ли?

Однако я справился с управлением, почти благополучно «приземлился» на противоположном склоне и даже умудрился повернуть куда надо. Переводя дух, доехал до места. Вскоре подошли мои спутники, установили молотилку на постоянное место и закрепили. Трактор и молотилку соединили ременной передачей. И тут я увидел, что из топливного бака капает жидкость. Странно, что у неё не было специфического запаха керосина, на котором должен работать трактор. Я открыл пробку бака и понюхал. Точно – не керосин, а лигроин. Обычно лигроином заправляли гусеничные трактора, а по горючести это топливо было между керосином и бензином. А бак был почти полон. Какой-то «умник» в МТС решил, что зимой трактор будет лучше запускаться и работать на лигроине, чем на керосине. Выходит, он и сделал мне «медвежью услугу».

На молотьбу пришла женская бригада – пятеро человек. Сообща решили, что сегодня поработаем так, а назавтра позвоним в МТС и попросим заменить или отремонтировать бак. Запустили молотилку, работа сначала пошла нормально. Но часа через два трактор перегрелся, да так, что глушитель раскалился докрасна. Я не мог предвидеть, как подействует на трактор не рекомендуемое заводом топливо, меня ведь даже не предупредили о замене. В этот момент дунул ветерок, и капли лигроина, текущие из трещины бака, попали на глушитель. Бак моментально охватило пламенем! Я мигом заглушил мотор, сорвал с себя телогрейку и принялся сбивать огонь. Моих помощников как ветром сдуло – они «отошли» за молотилку и что-то там как будто бы важное делали.

В данный момент ничего важнее, чем тушить разгорающийся пожар, не было. Но не было и никаких средств пожаротушения. Мне пытались помочь женщины, забрасывая пламя снегом, но толку от этого было мало. И когда я понял, что взрыв бака почти неизбежен, крикнул им: «Отбегайте подальше, сейчас бак взорвётся!» Они кинулись в разные стороны. Бак стал расширяться прямо на глазах и вскоре с негромким хлопком выплюнул белые пары лигроина через горловину. К счастью, эти пары не воспламенились, поскольку огонь был внизу бака, на улице было морозно и, вероятно, пары быстро остыли. Я по-прежнему от трактора не отходил, боролся с огнём. Телогрейка моя дымилась. Я делал один удар по пламени, другой по снегу, сохраняя этим её в «рабочем» состоянии. Огонь, как будто, начал ослабевать, но внизу бака ещё горело, и вскоре произошёл новый выхлоп паров из его горловины. Отскочив на секунду, я вернулся обратно, и вскоре мне удалось победить пламя снизу. Теперь горело лишь с торца, где в баке была трещина – как раз перед сиденьем тракториста. Я поднялся повыше и затушил последний очаг. Бак не взорвался лишь потому, что я оставил его открытым, когда проверял топливо «на нюх». Пробка так и лежала в стороне.

Если бы бак взорвался – не миновать серьёзного пожара, в котором могли бы сгореть и трактор, и молотилка, и зерно, и необмолоченные скирды, и солома… Ну а я, если бы остался жив, загремел бы «за вредительство» лет на десять в места не столь отдалённые. Хотя в тот момент я об этом не думал; все мысли и энергия были направлены на то, чтобы избежать катастрофы.

Когда опасность миновала, все сбежались ко мне. Охали, ахали и предлагали свою одежду, но мне и так пока было жарко. Я сказал, что мы сегодня больше работать не сможем, а бригадиру напомнил, чтобы срочно сегодня же позвонил в МТС и рассказал о случившемся. Я спустил воду из радиатора в ведро и умылся. Только тогда почувствовал холод, крикнул всем: «До завтра!» – и побежал домой. Пятикилометровый путь я одолел, наверное, за полчаса. Дома сильно удивились, увидев меня зимой без телогрейки. Пришлось рассказать о своих приключениях. Из-за таких случаев в 18 лет долго не переживают, но, как правило, запоминают их надолго.

Утром пришлось идти на работу в «выходном» пальто. Я прибыл к восьми часам. Передвижная мастерская была уже там, слесари сливали топливо из бака и снимали его для ремонта. А главный механик, хмуря брови, спросил:

– Ты что, не собираешься сегодня работать?

– Почему это? Собираюсь, конечно, – ответил я.

– А почему так вырядился?

– У меня нет телогрейки…

– Как так? – удивился он.

– А вот, посмотрите. Это она, – и я показал на обгоревшие лохмотья, валявшиеся возле трактора.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – пообещал механик. Он подошёл к водителю, который сидел в кабине и фарами автомобиля светил слесарям, снимавшим бак.

– У тебя нет лишней телогрейки? – спросил он шофёра.

– Была, вроде бы, – ответил тот и достал из кузова грязную, но не рваную робу. А трактористу большего и не нужно.

Слесари делали своё дело споро: сняли бак, пропарили его и пропаяли, а к девяти часам поставили на место и заправили керосином. К этому времени подошли остальные работники. Мы запустили трактор, он завёлся и заработал нормально. Воду для охлаждения двигателя привёз бригадир, и я её залил в радиатор. Подключили молотилку, и работа закипела. Что меня удивило, так это поведение главного механика. Ни одного вопроса о случившемся он мне не задал, словно знал, что всё так и должно было случиться. Единственное, чего механик мог не предвидеть – это крутой спуск к месту молотьбы.

Производственный процесс наладился. Но всё же ходить на работу пешком, зимой, да ещё в тёмное время суток было неприятно.