Началась Великая Отечественная война, которая принесла всем много горя. Почтальон вручал повестки. Почти каждый день кого-нибудь провожали на фронт, а иногда сразу несколько человек. Часто был слышен плач матерей, жён и детей. На проводах пели прощальную песню на удмуртском языке, она звучала примерно так:

Тродки бен годки

Вералом гинее

Эх шуыса

Вералом уг…!

Одним из первых призвали Петра – отца моего первого друга Викентия. Он был охотником, а Красной армии нужны были хорошие стрелки́. Вскоре призвали и старшего брата Вити. Остался он с мамой и собакой. Собака в деревне была одна, так как охотнику она полагалась по штату. В июле пришёл черёд идти на фронт моему дяде Ефиму.

В это время призывали не только людей, но и лошадей. Они нужны были не только в кавалерию, но и в обозы. И даже пушки они возили. Районное начальство знало, что у председателя Фёдорова из колхоза «1 Мая» деревни Квака очень хороший конь Рыжик, на котором он несколько лет приезжал в Красногорское. В повестке для дяди Ефима была приписка, чтобы он явился на сборный пункт вместе с конём Рыжиком. На проводы собралась вся деревня, кто не мог пробиться в дом – стояли во дворе. Под песню, по старинному обычаю, на верхнем деревянном брусе двери на кухню прибивали монеткой несколько новых кусочков разноцветной материи. Прибивал сам отъезжающий молотком под песню, а в конце монетку загибал. Таких ритуальных отметин на этом брусе было четыре. Значит, до дяди Ефима из этого дома уходили на войну мой дедушка и его братья (а может быть и прадедушка Иван). Время какое было в начале 20-го века: 1905 год – война с Японией, 1914–1917 – Первая мировая война, 1917–1921 – Октябрьская революция и гражданская война. Прошло всего-то 20 лет мирной жизни, и вот новая война!

После ритуала пришло время прощаться Ефиму с родными. Вначале подошёл к сестре, которая была на него очень похожа, оба были светловолосыми.

– Лена, ты должна остаться в доме за хозяйку, точнее, за хозяина. За меня. Может, и с пчёлами управишься?

– Я постараюсь, брат, – давясь слезами, ответила она.

– С Наташей живите дружно.

Подошёл к жене и детям – трём дочерям. Младшую, Галю, взял на руки, а старшие обняли его с двух сторон. Он им говорил:

– Несмотря ни на что, учитесь, не бросайте.

Подошёл и обнял брата (моего папу) и сказал:

– Я жду тебя там, брат… – и не уточнил, где.

А меня приподнял на руках:

– Ты, малыш, будешь продолжателем нашего рода и фамилии, если мы не вернёмся.

Ефим вышел во двор, где его ожидал верный Рыжик, который ещё не догадывался, что их обоих дальше ожидает. Дядя обнял за шею своего коня, а когда повернулся к людям, по его щекам катились слёзы. Но он сумел сказать прощальные слова:

– Простите, люди, если было что не так. Прощайте.

Он сел на коня. Почти все провожающие плакали, а некоторые рыдали в голос. Поняли все, что потеряли в эти минуты и хорошего председателя, и самого красивого и быстрого коня. Ефим выехал со двора, все ринулись за ним, но он помахал рукой и поскакал в страшную неизвестность.

Мой папа потом спросил меня:

– Знаешь, почему дядя Ефим обнял коня и заплакал?

– Нет, не знаю, скажи.

– Рыжик наш конь, его ещё жеребёнком забрали в колхоз вместе с другими лошадьми и его матерью, во время коллективизации. Забрали и сбрую, и инвентарь – плуги и бороны. Когда Ефима выбрали председателем, а ему полагалась ездовая лошадь, он сразу выбрал Рыжика и всюду ездил на нём. Но дома держать не имел права, и приходилось каждый день вечером его отводить в колхозную конюшню, а утром оттуда забирать.