В первые дни, точнее ночи, я раза три ходил в наряд вторым номером, но каждый раз на разные маршруты. На этой заставе в наряд на лыжах не ходили, поскольку здесь были очень крутые подъёмы и, соответственно, смертельно опасные спуски. А ещё лес и камни.

В свой четвёртый наряд я уже отправился старшим наряда, и оставался им до конца службы на десятой заставе. Видимо, Гуревич поинтересовался моими служебными обязанностями на Кюмбете и стал, даже зимой, посылать меня на вышку – НП.

Однажды мы с напарником возвращались на заставу с наблюдательного пункта. Впереди нас был крутой спуск к лесу по затвердевшему снегу. Мы решили «вспомнить детство», прокатившись вниз, сидя на «пятой точке», хотя вполне можно было обойти этот спуск стороной. Но кто в двадцать один год захочет идти лишние метры, если можно прокатиться с ветерком, да ещё, как говорится, на халяву? Перед тем, как ринуться вниз, мы оглядели свой предполагаемый путь, убедившись, что там нет больших камней. Сели и приготовились к старту. По моей команде начали движение, но скорость оказалась куда выше ожидаемой, поэтому пришлось пытаться тормозить ногами. Меня начало разворачивать, поэтому я лёг на спину, а затем начал тормозить и прикладом. Скорость немного снизилась, но меня всё-таки развернуло на полный оборот. К счастью, «приземление» вышло благополучным. Но когда я поднялся на ноги, то не почувствовал привычную тяжесть на правом боку, где должна была быть ракетница. Взялся за кобуру – пустая, с расстёгнутой застёжкой.

Первой мыслью было пойти обратно по своему следу до вышки. Но тут же решил, что, скорее всего, она выпала при моём экстремальном спуске. Стал искать внизу, на земле, среди мелких камушков, подключил своего напарника. Поиски всё-таки увенчались успехом. Ракетница лежала на земле, метрах в пятнадцати впереди того места, где мы «приземлились». Видимо, выпав из кобуры, она опередила нас и без тормозов «ускакала» дальше. Не найди мы её – мне могли грозить большие неприятности.

* * *

У нас на заставе проживал и здравствовал… осёл. Целый день он слонялся по двору. На ночь его запирали в конюшне, где у него находилось своё маленькое стойло. Иногда днём для потехи на осле по двору катались солдаты – как-никак для русских он был экзотическим животным. Он послушно шёл к каждому, кто называл его по кличке – Яшка. Ему давали какое-нибудь лакомство: хлеб, сахар или остатки из столовой, и он, поев, послушно подставлял спину очередному седоку.

Меня на этот раз с новым напарником назначили на НП с утра. Погода была ненастной, шёл довольно сильный дождь, и нам пришлось надевать плащи, которые были тяжеловаты и не очень хорошо спасали от дождя. Мы вышли из кабинета начальника, получив боевой приказ. А тут прямо у крыльца стоит Яшка. Я быстро вернулся и побежал на кухню, попросил хлеба, которого мне дали более чем достаточно. Покормил осла. Хлеб ещё остался, но нам нужно было уже идти. Мы направились к месту службы, а Яшка побрёл следом за нами. Знал, плут, что еда у меня ещё осталась. Я подумал вслух:

– А почему бы не поехать на нём до НП? Пусть отрабатывает свой хлеб!

Сказано – сделано. Я сел верхом на осла – уздечка на нём всегда была – и поехал по сырой, скользкой дороге вверх, километра два. Со стороны, наверное, картина выглядела комичной – маленький ослик везёт в гору вооружённого до зубов солдата, а за ним бредёт ещё один солдат. Яшка дотащил меня до НП, получил свою порцию хлеба, и я отпустил его на произвол судьбы – если захочет, пусть возвращается на заставу или пасётся тут, поблизости. За границу, конечно, мы его не пустим. Кругом было море нетронутой травы, и он остался пастись. Отошёл немного от вышки в сторону тыла. Что странно – он не шёл к границе, как будто знал, что стоит ему её перейти, как из него сделают салями.

Все семь часов дежурства он не подходил к нам, но и далеко не отходил. Похоже было на то, что ему тут бывать не впервой. Выходит, не я один такой «вумный» оказался. Обратно на заставу мы шли дружно втроём. Кстати, больше я услугами Яшки не пользовался.

* * *

Хоть и не каждые сутки, но довольно часто меня посылали на НП. На этот раз начальник заставы в боевом приказе указал, что на нашей стороне четыре человека (грузины) будут косить траву. Они знают выделенный им участок, расположенный недалеко от вышки. Нам было предписано быть внимательными.

Когда мы подходили к границе, то увидели неожиданную картину. Траву косили трое, явно семья (мужчина, женщина и девушка), но вот только они находились на турецкой стороне, метрах в двадцати от границы, без охраны. Мы прошли почти рядом с ними. Взрослые продолжали косить, будто мы их совсем не интересовали. Девушка же прекратила работу и смотрела на нас во все глаза. В них читалось удивление и неподдельный интерес. Её отец, заметив это, прикрикнул на неё, и она принялась сгребать покошенную траву, но украдкой продолжала поглядывать в нашу сторону. Мы не стали задерживаться около турецких крестьян и пошли к своей вышке.

По заведённому порядку, старший должен находиться на НП с биноклем, а напарник – внизу, на земле. Сверху я и увидел грузинских косарей. Четверо мужчин сразу принялись косить высоченную траву в низине слева от вышки, в ста-ста пятидесяти метрах от границы. Турецкие крестьяне были от нас справа, но вскоре они ушли вглубь своей территории, и мы их больше не видели. Поработав около часа, грузины сели на перекур, и я спустился вниз, чтобы подойти к ним и познакомиться. Шёл как обычно, в полном боевом.

Подошёл, поздоровался на грузинском языке, перебросился несколькими известными мне ничего не значащими фразами. Они встретили меня приветливо, как своего земляка. Я в это время носил ещё усы, и возможно, они приняли меня за грузина. Предложили мне бутылку чачи и яблок – больше килограмма. Я не отказался, поблагодарил их по-грузински и ушёл к вышке.

Предложил выпить своему напарнику. Тот вежливо отказался. Тогда я дал ему половину яблок, а сам поднялся на вышку, положил яблоки и поставил бутылку на стол. Взял бинокль, осмотрел вверенную мне территорию. Всё было спокойно. Я взял банку мясной тушёнки и решил отблагодарить грузин за гостеприимство. Они остались довольны моим ответным подарком, и что-то стали мне говорить бегло по-грузински. Разобрать, о чём они толкуют, я не мог, поэтому сделал строгое лицо и поднёс указательный палец к губам, намекая на то, что «это военная тайна, а я секреты не выдаю». Тут, похоже, у них зародилось сомнение в моей национальной принадлежности, и они спросили меня уже по-русски:

– Скажи нам честно, пожалуйста, ты грузин или русский?

– Русский.

– А усы?!

– А что усы, причём тут они? Я могу их сбрить хоть завтра.

(Что, впрочем, я и сделал в ближайшее время, хотя чуточку жалел, что ни разу не сфотографировался с усами.)

Вернувшись на вышку, я решил попробовать чачу. Отхлебнул прямо из горлышка бутылки. Вкус оказался вполне ожидаемый. Закусил яблоком. Через полчаса сделал ещё глоток, снова погрыз яблоко. Никаких признаков опьянения я не ощущал. И так по глоточку, не спеша, за всю смену я почти выпил всю чачу. Опустевшую бутылку я бросил подальше в траву, в сторону тыла, куда мы никогда не ходили.

Скоро к нам подошла смена. Мы рассказали обо всех, кого видели. На заставу вернулись в 15 часов. Я доложил о появлении турецких крестьян вблизи границы. Начальник тоже удивился, что они были так близко к границе и без охраны. Своим же косарям он ещё заранее давал разрешение, указав, где можно косить.

После прибытия на заставу я пошёл в столовую, где немного поел, а затем отправился в постель. Тут-то меня и замутило – всё-таки выпито было немало. Я встал, пошёл в конец коридора к открытому окну, «облегчил» свой желудок и вернулся в постель. Тут, как назло, ко мне подошёл командир отделения и сказал:

– Нужно пойти на занятия.

– Я только недавно пришёл из наряда. И что-то мне нездоровится…

– Ладно, лежи, – разрешил Даржания. – Но на боевой расчёт придётся подниматься.

Что поделаешь – таков закон. Я об этом знал, поэтому на боевом расчёте уже стоял в строю. И – вот наказание – оказался назначен на 19 часов старшим наряда на один из ответственных участков, подъём на который ещё круче, чем на НП. Думаю, и Яшка туда бы не поднялся. Состав наряда – три человека, да ещё с собакой. Это для меня было большой неожиданностью. Но служба есть служба, нужно было собираться. А мне, как старшему наряда, ещё предстояло чётко доложить о прибытии наряда для получения боевого приказа начальнику заставы, назвать звания и фамилии каждого, выслушать внимательно приказ и повторить его почти дословно.

В кабинете начальника я собрался, всё сказал чётко и без запинки. Гуревич не заметил моего состояния, возможно, потому что сам был не безгрешен.

Когда мы уже пошли по горной крутой, идущей вверх тропе, я понял, что без отдыха до участка не дойду. Сказал ребятам:

– Приказ слышали, куда идти – знаете, так выполняйте. А я подойду к вам немного позже.

– Понятно, – ответили они и пошли вперёд, а я двигался не спеша, с передышками.

Наверное, моему наряду пришлось ожидать меня около получаса. Служба в эту ночь прошла без происшествий. Я бодрствовал всю смену. У меня было время поразмышлять, почему капитан после прибытия из наряда всего три часа назад, назначил меня снова. Хотя формально он был прав, поскольку пограничные сутки начинались с 18 часов.

Мой постыдный поступок остался без каких-либо последствий. Но мне за него было совестно и перед самим собой, и перед ребятами.