Наступило весеннее потепление. Начал таять снег. И тут, как снег на голову – Елена Матвеевна собственной персоной появилась в посёлке Троицком. Вероятно, она знала мой график работы и то, что следующий день у меня был выходным. Она предложила мне назавтра пойти в сельсовет и зарегистрировать брак. Да, слово не воробей, вылетит – не поймаешь. И мои два слова «может, поженимся», сказанные мной почти два месяца назад, стали для Елены Матвеевны руководством к действию. Она переночевала в Троицком, а утром, почти за руку, повела меня – грубо говоря – женить на себе. Я шёл рядом с нею молча, как загипнотизированный, но где-то внутри чувствовал, что совершаю ошибку, делаю что-то неправильное. Понимал, что моя женитьба ненадолго, и уж ни в коем случае не на всю жизнь.

В Луговском сельсовете говорила Елена Матвеевна. Она заявила о нашем желании вступить в брак, но нам предложили несколько дней на раздумье. Она начала упрашивать, чтобы оформили всё сразу:

– Мы уже всё обдумали, согласовали, и нам не хотелось бы ещё идти сюда по такой слякоти.

– Ладно, так и быть, сделаем вам исключение, – согласилась сотрудница сельсовета и спросила меня, согласен ли я вступить в брак. Я ответил – да. И на этом вся процедура закончилась. Нас зарегистрировали. Тут же заполнили и выдали свидетельство о браке. Моя теперь уже жена забрала его, и больше я его не видел.

В моей истории с женитьбой немаловажную роль сыграла и политика, из-за которой столь ответственный жизненный шаг был сделан мною с такой безалаберностью. А жертвой моей глупости, возможно, стало наше совместное будущее с Аней Корченко, которого у нас не было.

* * *

Лена жила пока у своей хозяйки, и я приходил лишь ночевать. Дома я сообщил о своей женитьбе только через четыре дня, в свой следующий выходной. Я пришёл домой и за столом произнёс сакраментальные слова:

– Я женился.

Мама промолчала, она явно была недовольна – предупреждала же. А отчим с присущей ему деловой хваткой констатировал:

– Значит, нужно готовиться к свадьбе.

Один Женька был рад. Он тоже был за столом, и когда я сообщил новость, он захлопал в ладоши и воскликнул:

– Вот здорово! – Наверное, его радость была оттого, что его учительница будет жить в одном доме с ним.

Свадьбу наметили на выходной, 9 апреля. Лена пригласила своих коллег из школы, а я никого – ни друзей, ни знакомых. Написал лишь в Камышлов сёстрам Вере и Фае. Фая работала и училась, поэтому не смогла приехать, приехала одна Вера. Иван Гаврилович пригласил своих приятелей и гармониста. Из приглашённых Леной гостей мне была знакома лишь чета Третьяковых – он математик, участник войны, она сельский библиотекарь Анастасия Кузьминична. Ещё до службы в армии я брал у неё читать книги.

На свадьбе запомнился гармонист, соседский парень Паша. Он частенько играл и в клубе. Всего было около двадцати человек и мы почти в полном составе сфотографировались на улице.

После «вечеринки» мы с Леной пошли к Василисе Гавриловне, где Лена жила «на полном пансионе», то есть хозяйка ей ежедневно готовила, само собой, за дополнительную плату. Уж не знаю, как она жила до Горбуново на Дальнем Востоке, куда была направлена после окончания института в городе Горьком. (В этот институт принимали выпускников средней школы на два года, а выпускники этого учебного заведения получали диплом учителя с «неполным высшим образованием».) Вот эта «высокообразованная» особа двадцати семи лет от роду ни разу не готовила для себя обеда. Об этом мне как-то сказала Василиса Гавриловна в доверительной беседе в отсутствие Лены:

– Не знаю, будет ли она тебе готовить, и умеет ли вообще?

– Никуда не денется, проголодается – станет готовить, – предположил я.

Я ещё с недельку приходил на ночёвку в её квартиру, иногда после двенадцатичасовой рабочей смены, но никакого разговора об ужине не было. Через неделю я привёл Лену к маме. Все её вещи вместились в один чемоданчик. А дома всё пошло по заведённому порядку. Мама готовила – Леночка кушала. Я приходил с работы и учёбы, мама кормила и меня. Я думал: «Ах, как пригодилось бы нам Первановское жильё, которое они так бездумно продали! Тут бы сама жизнь её заставила заняться домашним хозяйством». Увы, нам приходилось тесниться в небольшом домике впятером. Но за проданный дом я маму не упрекал, всё равно сделанного не исправишь, к тому же мама из-за нас даже работу бросила.