Вот не думал, что на рассвете берег такой просторный! Непривычно как-то, словно никогда тут не бывал.

Над притихшим морем курчавился легкий туман. Прибрежная галька, унизанная капельками росы, поскрипывала под Ниниными босоножками. А над тающими клочьями тумана, над синим морем сочно наливалась вишневая полоса. Уж не из тех ли спелых вишен довоенного детства?

— Смотрите! Смотрите!.. — В Нине проснулось что-то ребячье. — Где на дне водоросли — море синее, а где их нет — голубое. А вон там далеко-далеко — видите? — Ясная дорожка. Ее никто не делал, она из ясного камня. Сама в море убегает… — И так засмеялась, что на переносице лучистые морщинки сбежались. — Хотите — искупаемся?

— А что! — говорю. — Была не была!..

Эх, неприкаянная твоя душа! В эту минуту я готов был прыгнуть с ней в море с самой крутой скалы.

Но тут из туманной пелены перед нами выросла зеленая фигура, будто вырубленная из малахита. Это был рослый солдат в плащ-палатке, из-под которой выглядывало зоркое дуло автомата.

Нина побледнела.

— Товарищи отдыхающие! — раздался оглушительный бас. — Тут пограничная зона. Разве вам не говорили, что ночью и на рассвете…

— Мы новенькие, — соврал я.

Впрочем, я и в самом деле был почти новенький.

А Нина — ни звука. Опустила свою голову с толстенными белокурыми косами, побрела прочь от рассветного моря. Вдруг резко нагнулась, что-то подняла.

Я шел рядом. Гляжу: а у нее в руке ясный камушек с алой сердцевиной.

— В камушки, — говорю, — играете?

Молчит.

— Вы думаете, отчего он такой красный?.. — тихонько спросила Нина и сжала пальцы. — От матросской крови. От крови наших десантников…

Я не мог ее узнать.

— Крутятся тут летом среди честных людей всякие… — шептали с ненавистью ее губы. — А того не знают, сколько тут замечательных ребят полегло… Весь папин батальон…

— Нина! — пытался я, как мог, ее успокоить. — Зачем же вы так? Я, конечно, понимаю…

— Ничего вы не понимаете! — отрезала она. — И вообще, кто вы такой? Что вам от меня надо? Уйдите с моих глаз!..

— Нина! Да что ж это?.. — пробормотал я. — Что с вами?

— Ничего, — сказала она чуть спокойнее. — Просто этот часовой в душе все перевернул. Прощайте, Иван Иваныч! — И протянула мне руку. — Не сердитесь. Дружески не советую вам встречаться с человеком, который… который похоронил на суше отца, а в море жениха… Прощайте!

Молча положила мне в ладонь камушек и побежала прочь.

— Куда же вы? Вернитесь! Нина!..

Даже не оглянулась.

Строй темных тополей, словно шеренга морских десантников, скрыл от меня белую невесту. Только долго рассыпалась в донной, обманчивой тиши дробь ее несговорчивых босоножек: чок-чок-чок!..

Будто они мне в самое сердце норовили попасть